Похищенная

Глава 11

Прентисс подобрался ближе, когда его мать подтолкнула его сзади.

— Ну же! — заорала женщина. — Покончи с этим!

Но Прентисса не нужно было подталкивать. Хоть его рот открывался и закрывался как у выброшенной на берег рыбы, Изабель осознала, что он менялся. Он был священником, потом хирургом, потом копом. Она попыталась пошевелить руками, чтобы оттолкнуть его, но просто не знала, где ее руки. Периодически изменяющееся лицо Прентисса приближалось, занимая весь ее обзор, абсолютно окружая ее, пока Изабель не начала задыхаться.

— Нет! — закричала она.

Внезапно она села и распахнула глаза.

— Все хорошо, — сказал кто-то. — С тобой все хорошо.

Изабель лихорадочно искала причину, по которой ее руки не двигались. Мягкие наручники.

— Что? — спросила она.

— Ты вытаскивала иглу капельницы, — сказал Мак. — Ну же, приляг, — она посмотрела ему в лицо. Это был Мак. Его сине-зеленые глаза всматривались в нее. — Это всего лишь сон, — тихо сказал он. — С тобой все хорошо.

Изабель ощутила позади себя подушки и обмякла на них, когда комната начала кружиться. Она ощутила, как Мак потянулся куда-то поверх нее.

— Сестра? — сказал он. — Нам нужна помощь.

Затем Изабель почувствовала, как рука Мака коснулась ее лица. Ощущение было таким теплым, таким…

Ее глаза распахнулись.

— Мак, — позвала она с нарастающей паникой. — Мои перчатки.

— Они на тебе, — быстро ответил он.

Да. Теперь она их чувствовала.

По другую сторону кровати появилась медсестра и отрегулировала небольшой переключатель на трубке капельницы.

Странный вкус окутал горло Изабель, и через считанные секунды мир уютно померк.

***

Хоть Изабель и утверждала, что с ней все в порядке, Мак заметил, что она не отказалась от его помощи во время подъема по лестнице к ее квартире. Залечив ее порезы и обезвоживание, ее оставили в госпитале только на одну ночь. Медсестра вызвала доктора, который подписывал бланки выписки, и они прождали полчаса, пока у Мака не лопнуло терпение. Пока Изабель одевалась, он выследил удивленного доктора в кафетерии и подписал бумаги о выписке.

— Эсме все равно придется давать показания? — спросила Изабель, пока Мак отпирал входную дверь.

Всю дорогу домой она забрасывала его всевозможными вопросами. Как дела у Эсме? Что сказал Бен? Будет ли показаний Изабель достаточно, чтобы засадить Прентисса Коултера в тюрьму на всю жизнь?

— Эсме уже сообщила, что сама хочет дать показания, — сказал Мак.

Бен надеялся, что это поможет его дочери двигаться дальше, даст ей чувство завершенности, в котором она так отчаянно нуждалась. Теперь Мак поймал себя на мысли, что желает того же для Изабель. Она не сказала ни слова о времени, проведенном с Хамелеоном.

Хоть агентства жаждали опросить Изабель, Мак решительно воспротивился. Прентисс Коултер никуда не денется. Даже в тюремной больнице он был надежно заперт в постоянном присутствии вооруженной охраны.

Мак забрал у Изабель ее сумочку и положил на маленький столик у двери, затем закрыл и запер дверь. Стрелки часов едва перевалили за полдень, но Мак видел, что Изабель совершенно измотана. Если уж на то пошло, он тоже устал. Бессонные дни, предшествовавшие спасению Изабель, не помогли ему уснуть в госпитале. Изабель четыре раза просыпалась с криком.

Повернувшись к Изабель, он увидел, что она смотрит в сторону спальни в конце коридора. Она заламывала руки перед собой и не шевелилась.

— Хочешь, чтобы я сменил простыни? — тихо спросил Мак, когда она не тронулась с места. Логично, что ей хотелось ощутить комфорт — по-настоящему расслабиться — после всего того, через что она прошла. — Это наши простыни, но мне понадобится всего минутка, чтобы…

— Нет, — сказала Изабель. — Боже, нет. Я не хочу быть одна.

Мак мгновенно обхватил ее руками.

Это был первый раз, когда они обнялись с тех пор, как он ее нашел. Но когда он привлек ее ближе, ее руки не обвили его талию. Изабель быстро уткнулась лицом в его грудь, но ее руки так и оставались между их телами. Мак ждал, что она пошевелит ими, думая, что они просто оказались зажатыми между ними, но спустя несколько секунд он понял, что она не собиралась этого делать. Он поцеловал ее в макушку и погладил ее волосы, чувствуя, как сдавило грудь.

Что-то изменилось.

Что бы ни случилось с Изабель, что бы ни сделал этот псих, она стала другой.

Мак стиснул челюсти.

Слишком рано говорить, сказал он себе. После всего того, через что она прошла, чертовски рано было говорить. Но это тянущее ощущение в животе говорило об ином.

— Ладно, — тихо сказал он. — Давай отведем тебя в постель.

***

Изабель резко проснулась, но сумела не закричать. Даже так, она прижала ладони ко рту, чтобы точно не издать ни звука. Лежа на боку, спиной к Маку, она всматривалась в темноту. В этот раз ей снился не Священник, ей снились его жертвы.

Они стояли в линию, медленно идя слева направо, хромая мимо нее — мрачная группа, ведомая его матерью, одетой в грязный домашний розовый халат. Изабель пыталась заговорить с ними, привлечь их внимание, но ни одна из них не посмотрела на нее. Ослепительно белоснежная комната без стен окружала их всех. Их усталые глаза, потрескавшиеся и шелушащиеся губы, ужасные раны на коленях — все это заставляло их крениться.

Когда приблизился конец этого парада, Изабель увидела себя. В этот момент сон резко обрывался. Теперь она зажмурила глаза.

Жертва, как и остальные. Я могла умереть. Возможно, я должна была умереть.

Будучи не в состоянии бороться с эмоциями, Изабель тихо заплакала.

***

Мак проснулся одновременно с Изабель, но она лежала так неподвижно, что он надеялся, что она снова заснет. Один за другим кошмары будили ее. Но возможно теперь тишина успокаивала. Она не закричала.

Но лежа на спине, Мак бесшумно повернул голову к ней. Хоть Изабель отвернулась от него, он заметил, что ее тело сотрясает мелкая дрожь, а когда она попыталась тихо втянуть воздух, он осознал, что она плачет.

Без лишних слов Мак повернулся к ней, обнимая за талию и прижимаясь к ней всем телом. Обнаженная кожа ее спины ощущалась прохладой на его груди, и все ее тело сотрясалось от беззвучных слез. Нежно сжимая ее, Мак не говорил ни слова. Он уже сказал, что он рядом, что она в безопасности, что с ней все хорошо, но видимо, с ней не все хорошо. Ей нужно было поплакать, и он просто давал ей эту возможность.

Внезапно с ее губ сорвалось мучительное рыдание, и Изабель закрыла руками лицо. Несчастный звук пронзил грудь Мака, скрутил узлом его внутренности, и все же он знал, что ничего не мог поделать — только обнимать ее.

— Я прочла его, — выпалила Изабель. — О боже, я прочла его.

Мак застыл.

— Что? — невольно переспросил он.

А потом все полилось наружу. Как ее забрали, как он ее пытал, как она пыталась тянуть время, все видения — все. Изабель несколько раз срывалась на рыдания, но Мак не осмеливался ее остановить. Но когда бесконечный поток слов наконец прекратился, он осознал, что она отчаянно стискивает его руку.

— Мы справимся с этим, — тихо сказал он ей на ухо. Изабель кивнула, но ничего не сказала, все еще плача. Мак больше не мог этого выносить. Он бережно перекатил ее на спину, а потом полностью привлек в свои объятия. Она зарылась лицом в его грудь, но так и не обняла его.

— Я знаю, что это непросто, — прошептал Мак, поглаживая ее спину. — Но обещаю тебе, мы справимся с этим — вместе.

Руки Изабель уперлись в его грудь, и Мак, к своему беспокойству, осознал, что она его отталкивает. Он неохотно отпустил ее. Но посмотрев на Изабель, он увидел, что она делает. Она расстегивала одну из своих перчаток.

— Изабель, — шокированно произнес Мак. — Что ты делаешь?

Она остановилась и посмотрела на него, глаза ее наполнились слезами.

— Вместе, Мак, — сказала она, ее голос дрожал, как и нижняя губа. — Я едва не упустила свой шанс.

Он уставился на нее, не совсем понимая, но все же имея возможность предположить.

— Ты не обязана этого делать, — сказал Мак, беря ее лицо в ладони. — Не сейчас. Еще слишком рано.

— Нет, — выдохнула Изабель. — Не рано.

Она не отводила от него взгляда, но Мак почувствовал, как она сняла перчатку. Вопреки опасениям, бродившим в нем, и боли, явно отразившейся на ее лице, Мак невольно ощутил обнадеженное предвкушение.

— Изабель, — медленно произнес он. — Подумай об этом.

— Я не могла думать ни о чем другом, — сказала она, когда перчатка окончательно упала, и ее ладонь прижалась к центру его груди.