Похищение славянки

ГЛАВА 1. Город Ладога

— Ах ты, змея подколодная. Только и смотришь, как бы на кухню проскользнуть. А чтобы с усердием делом заняться, так этого от тебя не дождешься. Ну, я тебе покажу, тварь безродная.

И в подтверждение своих слов тетка Наста больно шлепнула большой деревянной ложкой по костяшкам пальцев Забавы. Тут же добавила еще два хлестких удара по голове — там, где волосы прикрывают кожу.

Забава со свистом втянула воздух. Боль в голове быстро прошла, оставив после себя лишь легкий звон в ушах.

Тетка Наста, жена дяди Кимряты, всегда била так — по костяшкам да по волосам, где синяков не видно. Еще по спине скалкой проходилась от души, потому что и там тело одеждой прикрыто. Чтобы не говорили потом люди, что в доме Кимряты обижают сироту.

— Ты зачем, дрянь такая, пуховые перины в светлице у Красавы не выбила как следует? У нее сегодня поутру прыщ на личике вскочил. Все из-за тебя, гадина ленивая.

На поварню, где разъяренная Наста разбиралась с Забавой, белой лебедью вплыла Красава. Белолицая, словно молоко, которым она умывалась каждое утро для мягкости и белизны, перелилось в цвет кожи.

Только теперь на носу, портя эту белизну, цвел маленький ярко-розовый прыщик.

— Матушка, она и волосы мне причесывает со злобой. — Печальным голосом сообщила Красава тетке Насте. — Дерг-дерг гребнем туда-сюда. У меня даже голова разболелась. А уж волос-то сколько выдернула. Коса теперь вдвое тоньше стала. А все зависть ее. У самой-то вон, три волосины.

— Змея, — Зашипела тетка Наста и замахнулась на Забаву уже не ложкой, а большой скалкой. — Счас я тебе ребра-то пересчитаю. Враз забудешь, как кровиночку мою, лебедушку безответную, обижать.

Но привести в исполнение эту угрозу тетка Наста не успела. Заскрипела дверь, что вела из терема на поварню. Тетка Наста тут же насторожилась и на всякий случай отложила скалку в сторону. Вдруг кто из соседей идет?

Чужой человек разве знает, какие подлости эта девка в ее доме творит? А во всем, случись что, обвинят ее, Насту. Скажут, зверствует над беззащитной сиротой.

А она всего-то учит мерзавку уму-разуму. Для ее же блага старается. Да только кривую березу жердиной не выправишь, сколько не бей…

Однако в поварню зашел не чужой, а ее собственный муж, Кимрята Добруевич. Был он высок, сухопар, с окладистой русой бородой. Тетка Наста тут же переломилась в поясе, отвешивая ему земной поклон. При ее пышных телесах это было трудно, но тетка Наста справилась. Затем, выпрямившись, подтолкнула дочь. Красава с ленцой отвесила отцу неглубокий поклон.

Забава дядьке Кимряте поклонилась еще раньше тетки Насты — знала, что за малейшее запоздание поплатится потом синяками да шишками.

Вообще-то в их краях жены мужьям не кланялись. Не принято было. Но тетка Наста услышала как-то раз, что в дальних странах, где ромеи живут, жена именно так приветчает мужа — поясным поклоном. Вроде как муж господин всему, а жена ему лишь прислужница.

С тех пор тетка Наста рассудила, что кашу маслом не испортишь — и начала родному мужу кланяться в ноженьки.

Кимрята Добруевич поначалу смущался, а потом привык. Даже радоваться начал, что супружница с таким уважением встречает. И услужлива, и над мужем хлопочет, как мамка над дитем. Где еще такую заботу встретишь?

А потому Кимрята Добруевич женой своей был доволен сверх меры. И оставлял ее властвовать над домом и сундуками безраздельно, как и желала того тетка Наста.

Впрочем, времени для управления домом у Кимряты все равно не было. Служил он в подручных у ладожского воеводы, рыскал по городским делам от рассвета до заката, и за дружинниками успевал приглядеть, и по кромлю пройтись. Многое надо было сделать — и на ристалище заглянуть, и по стенам прогуляться, проверить, как там стражники, не уснули ли. Стены оглядеть, засеки, ров глянуть…

В общем, хлопот полон рот, и Кимрята только радовался, что жена сама всем в доме заправляет.

Как-то раз, еще по малолетству, Забава пробовала пожаловаться родному дядьке на жену его, тетку Насту. Было ей тогда лет десять, и она только-только попала в дом дяди, брата умершего отца. Случилось это сразу после смерти родителя — мать Забавина умерла еще раньше…

Кимрята Добруевич тогда выслушал племянницу, недовольно сморщился и заявил:

— Супружница моя за дочь тебя считает. И как может, добру тебя учит. А ты от дел отлыниваешь, на нее с доносами бегаешь. И сама, как Наста мне рассказала, неряха, неумеха… Ее долг, как тетки, тебя в работах женских наставлять, уму-разуму учить. А если не слушаешься, то и вразумлять легким наказанием. Твое же дело, Забава, свою тетку слушаться и почитать, как мать родную. Понятно ли я рек?

Рек Кимрята Добруевич очень даже понятно, и Забава поняла, что от дядьки защиты ей не дождаться.

А потом увидела, что и доброго словца тоже не услышать. Видно, много чего наговорила тетка Наста про неугодную племянницу…

Вот и теперь Кимрята Добруевич улыбнулся жене, потом дочери, а на Забаву бросил лишь удивленный взгляд — мол, а эта-то что здесь делает, неумеха такая? И объявил:

— Сегодня вестник от новгородского князя прибыл. Через три дня князь с дружинниками приедет к нам в Ладогу. По княжеским делам, на торг глянуть, кромль посмотреть, хорошо ли за ним смотрят, прочее да разное… — Кимрята Добруевич утер пот со лба и продолжил: — Сам князь остановится в доме воеводы, в кромле. Простых дружинников поселят там же, на конюшнях. А вот самых знатных отправят по городским домам на ночлег. Ясно, что не ко всякому пошлют…

Он назидательно вздел палец.

— А только к тем, в чьем доме гостя достойно принять могут. И к нам двух дружинников хотят определить на ночлег.

Тетка Наста радостно охнула и прижала руки к пышной груди. Красава взволнованно заулыбалась. Дядька поскреб подбородок под кудлатой русой бородой, озабоченно объявил:

— Надо бы горницы приготовить. И постели получше. С перинами пуховыми, с одеялами теплыми. Чтобы не стыдно было спрашивать поутру, сладко ли почивалось… И вот еще что. Воевода в честь князя даст пир по варяжскому обычаю. А по тому обычаю на пир пригласят не только самых знатных людей в Ладоге, но и их жен. С дочками, если те уже заневестились. Так что готовьте наряды…

И, поспешно кивнув жене с дочкой, Кимрята Добруевич торопливым шагом вышел из поварни.

— Ох, — Выдохнула Красава. — Гости — да к нам. Да не какие-нибудь, а самого новгородского князя знатные дружинники. А потом еще и на пир пойдем. Радость-то какая.

Тетка Наста тут же подхватила размягченным тоном:

— А если кто-то из гостей будет неженатый… Вот тебе и муж готовый. И не из наших ладожских торгашей, а из самого Новгорода, дружинник не из последних, из княжьей дружины.

— Маменька… — Печально сказала вдруг Красава. Взмахнула длинными ресницами. — А мне в чем на пир идти? Ни платьев новых, ни сапожков. И венчик девичий у меня уже старый весь, потертый. Жемчуг с него осыпается, Забава косорукая его вкривь-вкось подшивает… и ожерелья не хороши, и бисер на праздничном покрывале выцвел…

Забаве захотелось смеяться. Венцов девичьих, чтобы голову покрыть, у Красавы было не один, а целых четыре. Один шитый золотом с жемчугами мелкими, другой шитый серебром с жемчугами покрупней, третий расшит бусинами из янтаря, а четвертый зеленым да лазоревым бисером. И все венцы были в полном порядке — Забава это знала точно, поскольку сама время от времени перенизывала на венцах жемчуга, бисер и янтарь. Чтобы не потерялось ни одной жемчужины, ни одной янтарной бусины из тех, которым полагалось украшать голову ее сестры.

И сапожки у Красавы имелись — по одному на каждый день седьмицы, тонкого сафьяна для лета, подбитые овчиной для зимы. И сорочиц нижних полные сундуки, и верхних платьев с разрезами по рукавам, чтобы виднелось в них от локтя до запястья нижнее платье, тоже немало.

— В чем я новгородским знатным мужам покажусь? — Со слезой в голосе спросила Красава. — Вот выйду к ним неприбранная и неодетая, с головой простоволосой. Ну прямо как Забавка-чернавка, только народ мною пугать…

Тетка Наста замахала руками, поспешно объявила:

— Вчера в город купцы приплыли, из греков. Слышала я на базаре, что у них и шелка есть, и бархаты какие-то заморские. Правда, дорого просят, задешево не отдают. Ну да ты Кимряте Добруевичу не чужая, а родная дочка. На кого еще мошну отцовскую тратить, как не на тебя?

Тетка Наста с Красавой засобиралась уходить. Про Забаву они и забыли — чему та была только рада.

— А прыщик мы белилами замажем. — Деловито рассуждала тетка Наста, оглядывая красавицу дочку. Потом все же вспомнила про нелюбимую племянницу, оглянулась и погрозила в ее сторону кулаком. — У, подлая. Из-за тебя Красавушке придется идти на пир с прыщом. Ну, чего встала, корова? Не слышала, что у нас гости через три дня на постой встанут? Пошла живо терем мыть, доски скоблить, чтобы полы светом светились, желтком яичным отливали. Да стены, да потолки вымой, не ленись, чай, не переломишься. А потом из сундуков с Красавиным приданым все перины достань. И одеяла пуховые. Их гостям дорогим постелим. Пусть видят наше богачество. А ты, зараза ленивая, те перины да одеяла выбей и проветри. Одну жалобу от гостей услышу — что одеяла не духмяные, перины не взбитые — ты у меня свету белого не взвидишь. Поняла?

И, закончив с приказаниями, тетка Наста ушла из поварни.

Забава вздохнула и присела на лавку, что стояла у одной из стен. В голове стоял легкий звон — как всегда после "вразумлений" тетки Насты. Она посидела немного, пока звон не прошел, и встала.

Надо было наносить воды и натереть весь терем сверху донизу. Песком и ручкой от старого банного веника.