— Где ты спрятал этого гадёныша? — спросил я Влада.
— В гардеробе, — ответил друг и махнул, приглашая идти за ним.
Мы вышли в коридор, прошли до его конца, и Влад толкнул дверь в гардеробную комнату. Размером она оказалась с мою комнату в нашей квартире. И была практически пуста. Лишь в одном из углов были кучей набросаны вещи. Влад раскидал их в разные стороны, и я увидел лежащего на полу нотариуса.
Как же я был зол на него — словами не передать. Но надо было взять себя в руки и попытаться объяснить ему, что с нами лучше договориться. Впрочем, глядя на своё разрушенное жилище и лежащих на полу бандитов, он и так должен был понять, что мы сюда приехали не шутки шутить.
Впрочем, так оно и было. Нам уже просто было некуда отступать. Я, конечно, не до конца раскрыл карты — Стрижов пока ещё не знал, кто я такой и за какими именно документами приехал, но это значения не имело. Если я сейчас не выбью с него то, что мне нужно, то не выбью уже никогда. По той простой причине, что больше я его никогда не смогу поймать.
Влад поднял нотариуса, закинул на плечо и спросил:
— Куда его?
— В гостиную, — ответил я.
Друг кивнул и утащил Стрижова, а я собрался уже идти за ним, но тут мой взгляд упал на стоящие у стены гладильный аппарат, доску и утюг на ней. Ну это просто знак. Поиграем сейчас в девяностые.
В конце концов, а почему бы и нет? Я приехал к нотариусу, как к человеку, а он вызвал братков, чтобы те меня убили. Он первый начал. Пусть теперь оценит все прелести допроса по-братковски.
Недобро ухмыльнувшись, я взял утюг и пошёл в гостиную.
— Клади его на обеденный стол! — крикнул я Владу, заметив, что тот стоит и не знает, куда положить нотариуса.
Собственно, и класть-то его было некуда: гостиная была разрушена почти полностью. Тем удивительнее было то, что огромный обеденный стол, стоявший посреди комнаты, остался практически целым — лишь с одного края был отбит кусок.
Влад бросил Стрижова на стол как мешок картошки, ни сколько не боясь тому что-нибудь сломать. Похоже, друг злился на нотариуса ещё сильнее, чем я. После Влад обернулся ко мне, увидел мой «инструмент» и с удивлением спросил:
— А утюг тебе зачем?
— Он заменяет сыворотку правды, — ответил я. — И во многом её превосходит. Надо его привязать покрепче.
Мы оборвали портьеры, порвали их на полоски и привязали ими нотариуса к столешнице. После чего я снял с Платона Платоновича заклинание Сна.
— Сю-ю-юрпри-и-из! — произнёс я со зловещей улыбкой, едва нотариус пришёл в себя.
Тот попытался вскочить, но у него это ожидаемо не получилось. Он принялся вертеть по сторонам головой.
— Ищешь кого-то? — спросил я. — Наверное, тех ребят, что приехали по твоему вызову? Они не могут подойти, они на полу лежат.
— Вы убили их? — с ужасом спросил нотариус.
— Пока нет. Но это легко исправить.
Я огляделся, обнаружил на одной стене розетку и пододвинул к ней стол со Стрижовым. После чего разорвал у него на груди рубаху и водрузил туда утюг.
— Что вы делаете? — испуганно спросил нотариус.
— Пытаюсь вызвать у тебя чувство доверия, чтобы ты мне всё рассказал и показал, — ответил я, включая утюг в розетку. — И отдал то, что мне нужно.
— У меня ничего нет! — завопил Стрижов, начиная ощущать кожей, как нагревается утюг.
— Гарик, это что за прикол? — в свою очередь с любопытством спросил Влад.
— Это старое народное средство, лечит пробелы в памяти покруче листа подорожника, — ответил я. — Видишь, он ничего не помнит, но сейчас память начнёт к нему возвращаться.
— Но зачем утюг? Ты же одарённый, ты можешь ладонью ему грудь прожечь.
— Ничего ты не понимаешь. Я человек, я могу дать слабину — пожалеть этого говнюка и убрать руку, а утюг заднюю не включит. Утюг будет выполнять свою работу несмотря ни на что. Да и вообще, это классика, это красиво. Это, можно сказать…
— А-а-а! Уберите утюг! — заорал нотариус, перебивая меня и довольно жутко взвыл.
— Память вернулась? — спросил я, но Стрижов меня не слышал, он орал так, что уши закладывало.
Я левой рукой поднял утюг, правой обезболил ожог и спросил:
— Память вернулась?
— У меня ничего нет, — застонал нотариус.
— Рано прервали процедуру, — вздохнул я. — Память к пациенту пока не вернулась. Придётся продолжать.
Но только я поставил утюг на место, как Стрижов заорал:
— Вернулась!
— Не слышу, — пожал я плечами.
— Вернулась! Уберите утюг! Мне больно!
— Не надо так орать, я не глухой. Вся память вернулась?
— Вся, — простонал нотариус. — Что вы хотите?
— Всего лишь два договора и журнал операций, — ответил я, убирая утюг с груди Платона Платоновича.
— Мне больно, — простонал нотариус.
— А если я уберу боль, с ней память не уйдёт? — поинтересовался я.
— Нет, — всхлипнул он.
— Точно? А то если уйдёт, то третья процедура будет исключительно болезненной.
— Я отдам вам всё, что вы хотите, — пообещал Стрижов.
Я быстро обезболил рану, дав ей затянуться новой кожей, после чего сказал:
— Ты помнишь Воронова Василия Петровича?
— Имя знакомое, — ответил нотариус.
— Ты оформлял на него договор приватизации «Уральского оружейного завода», а потом продажу им этого завода другим лицам.
— Оформлял, — подтвердил нотариус. — Помню.
— Вот твои экземпляры этих договоров мне и нужны. И записи в журнал об этих сделках. И если ты сейчас скажешь, что их у тебя нет, то я верну утюг тебе на грудь и не уберу, пока он не прожжёт дыру до позвоночника.
— У меня! — завопил Платон Платонович. — У меня они!
— Тогда давай не будем тратить твоё и наше время, и ты быстро мне это всё отдашь.
— Давайте, — согласился Стрижов. — Развяжите меня.
Я быстро разрезал ножом ленты из портьеры и помог нотариусу слезть со стола. Делал это всё под восхищённым взглядом Влада — другу всё это казалось настоящим крутым приключением. Но это нормально: мне, не вернись ко мне воспоминания о прошлой жизни и будь я обычным восемнадцатилетним пацаном, тоже так бы казалось.
Нотариус привёл нас в подвал, где за двумя железными дверями располагался довольно большой архив. Всё аккуратно разложено, подписано.
Платон Платонович довольно быстро нашёл договоры и один журнал. Обе записи были в нём. Я сразу же рассмотрел документы, обращая внимание на подписи. Уж как расписывается отец, я знал хорошо — у него была очень красивая сложная подпись, как и подобает человеку, который любит всё имперское и монументальное.
Разглядев подписи, я усмехнулся: невооружённым глазом было видно, что подпись на договоре приватизации сильно отличается от подписи на договоре продажи. Экспертиза, если она будет честной, точно докажет подделку второй подписи. Но это если будет честной. Впрочем, это уже детали. Главное — договоры и журналы у меня на руках! А это значит, что шансы вытащить отца увеличились многократно.
— А теперь идём в кабинет! — скомандовал я.
Когда мы вернулись в кабинет, я велел нотариусу писать чистосердечное признание: как участвовал в афере, кто его нанял, на кого работает, какие схемы были применены, в общем, всё, что знает.
— Но это ни один суд не примет, — попытался было поспорить Стрижов. — Это выбитые под давлением показания.
— Ты пиши давай! — пригрозил я. — Или идти за утюгом?
Нотариус вздохнул и написал то, что я требовал. Я быстро прочитал и обнаружил, что в тексте нет никаких имён — разве что упоминался некий Антон Семёнович из Новосибирска. Якобы он курировал весь проект с приватизацией завода.
— Ты будешь мне заливать, что к тебе пришёл некий Антон Семёнович, и ты раз и начал нарушать закон? — недовольно спросил я, после чего повернулся к другу. — Влад, иди за утюгом! Мне это уже надоело.
— Не надо за утюгом! — взмолился Стрижов, на которого этот примитивный, но суровый способ получения информации произвёл огромное впечатление. — Нас познакомили.
— Кто?
— Парфёнов, — вздохнул нотариус.
— Парфёнов и всё? Ты думаешь, я должен знать всех новосибирских бандитов?
— Он не бандит. Он генерал ИСБ. Парфёнов Геннадий Ильич.
А вот это уже хреново. Всё-таки ИСБ при делах. Но будем надеяться, что всё не очень запущено, и этот генерал Парфёнов — исключение из правил и на него в случае чего найдётся управа в том же ИСБ.
— Он тоже из Новосибирска? — уточнил я.
— Нет, он наш — уральский. Из окружного управления ИСБ. Он меня свёл с сибиряками.
— Только с ними?
— А какое это имеет значение?
— Хочу понять уровень его коррумпированности.
— Нормальный там уровень, — со злостью произнёс Стрижов, видимо, обиделся на генерала за то, что вся история с заводом закончилась вот этим.
— Допиши про Парфёнова! — велел я.
Нотариус дописал и сказал:
— Но суд это не примет. Без моих подтверждений эти показания ничего не стоят, а я до суда не доживу, если вы это кому-то покажете.
— Так мне не для суда, — ответил я. — Мне для Парфёнова и для Антона Семёновича. Ну и для журналистов.
— За что вы так со мной? Я же пошёл вам навстречу!
— А куда бы ты делся? — усмехнулся я. — Да и не пошёл ты навстречу. Ты помощь вызвал. Но не бойся, никто не увидит этих показаний, если ты сам не наделаешь глупостей.
— Я их уже наделал, — вздохнул нотариус.
— Ты пока жив, а это главное! — заметил я. — Но это легко можно исправить.
— Не надо это исправлять!
— А вот тут всё будет зависеть от твоего поведения.
— Что вы от меня ещё хотите? — спросил он.
— Чтобы ты никому не рассказывал, про нас и про то, что мы забрали нужные нам документы.
— Но это рано или поздно раскроется, — заметил Стрижов.
— Это раскроется не сегодня и не завтра. А до этого у тебя будет время собрать вещички, денежки и свалить за границу. Чем дальше, тем лучше. Собственно, на момент нашего приезда ты и пытался это сделать.
— За границу? — переспросил Стрижов. — Всё бросить и уехать неизвестно куда?
— У тебя всегда остаётся вариант — уехать в лес в багажнике. И тебе эту поездку обеспечит или Парфёнов, или Антон Семёнович сразу же, как на суде всплывут документы, — пожал я плечами. — Или сильно раньше, если ты решишь натворить ещё глупостей, и мне придётся поделиться с твоими покровителями твоим признанием.
— Я не буду делать глупостей, — пообещал нотариус.
— Очень на это надеюсь.
— Но что я скажу группе защиты?
— Это кто ещё? Те пятеро бедолаг, которых мы раскидали?
Нотариус кивнул.
— Придумай что-нибудь. Ты умный. Но не забывай о главном!
И я потряс перед носом у Стрижова его признанием.
Да, был шанс, что нотариус побежит сдаваться бандитам, но они его сразу и убьют, чтобы избавиться от свидетеля. Вроде не дурак — должен это понимать.
— А теперь возьми другой лист и напиши письмо моему отцу, — велел я.
— Вашему отцу? — удивился нотариус.
— Да. Попроси у него прощения, напиши, что раскаиваешься и очень хочешь ему помочь.
— Но я не понимаю…
— Пиши!
Стрижов быстро написал и отдал листок мне. Я взял его и огляделся. Заметил возле стола небольшой портфель из крокодильей кожи с ремнём, чтобы носить его через плечо. Не спортивная сумка и не рюкзак, но сойдёт.
Я вытряхнул на пол содержимое портфеля и сложил в него договоры, журнал, признания нотариуса и письмо. После чего указал пальцем на стоявшие на столе сумки и сказал:
— Их я тоже заберу с собой!
— Но это все мои деньги! — возмутился Платон Платонович.
— Я уверен, что не все, — возразил я. — И даже не половина. Большую часть ты явно раскидал по банковским ячейкам или уже вывел заграницу. Не прибедняйся.
— Но вы не можете забрать всё! — воскликнул Стрижов.
— Почему? Что нам помешает? И вообще, ты себя как-то уж нагло ведёшь, — заметил я, недобро прищурившись. — Ты стрелял в меня, ранил; моего друга чуть не убили вызванные тобой головорезы. Между прочим, я еле удержал его — он хотел тебе за это шею свернуть. Ты нам одной моральной компенсации три такие сумки должен. И я уже молчу о том, что из-за тебя мой отец сейчас в тюрьме.
— Он там не из-за меня, — возразил Стрижов. — Я лишь делал свою работу.
— Подделка документов нынче считается работой нотариуса? — фыркнул я. — Не зли меня! Радуйся, что живым оставили. У тебя будет часов шесть-восемь, пока не очнутся твои охранники или приехавшие по вызову быки. За это время ты должен успеть свалить из страны. И я бы на твоём месте поторопился. Заклятие Сна работает до восьми часов, но вторая группа может приехать в любой момент, раз первая на связь не выходит.
— Но оставьте мне хоть немного денег! — взмолился нотариус.
— Я не верю, что у тебя больше нет.
— В Екатеринбурге нет, а заграницу надо ещё как-то добраться!
Я достал из сумки две пачки сторублёвых купюр и швырнул на стол.
— Этого за глаза, чтобы срочно уехать.
Можно было, конечно, вообще ничего не давать, но в моих интересах, чтобы Стрижов скрылся, и его покровители не узнали, кто приходил к нему в гости. С его признательным письмом на руках я был уверен, что нотариус не побежит к сибирякам, но если они его как-то поймают, то он расскажет им всё.
Стрижов взял деньги и положил в карман. А я поднял с пола ружьё и спросил:
— Где патроны к нему?
— В сейфе, — ответил нотариус.
— Открывай! — велел я. — И не вздумай опять какую-нибудь ерунду устроить!
— Убью! — добавил Влад, которому, видимо, надоело стоять молча.
Платон Платонович послушно открыл сейф и отошёл от него, искоса поглядывая на моего друга.
Я заглянул в сейф, там лежали три коробки с патронами. Две полные — по десять штук, одна начатая. Это ценное приобретение. Такие патроны очень редкие и безумно дорогие. И весьма эффективные — пуля даже не заметила моего укрепления. Безусловно, против них имелась какая-то защита, но я о ней не знал. А узнать стоило.
Ещё в сейфе лежали какие-то документы, я достал их все и, не глядя, сложил в сумку, где лежали бумаги, собранные нотариусом.
— Что вы делаете? — взволнованно спросил Стрижов.
— Хочу забрать с собой немного компромата, — спокойно ответил я. — Чтобы ты уж точно глупостей не наделал.
— Но вы даже знаете, что там!
— Разберусь, — отмахнулся я. — А если я не разберусь, то разберутся журналисты или прокурорские. Но учитывая, что ты собирался с этой сумкой бежать, там явно что-то интересное.
Стрижов сверкнул глазами, но ничего на это не сказал.
— Где у тебя стоит сервер, куда пишется информация с камер?
— Что? — удивлённо спросил нотариус.
А я невольно усмехнулся. Забавно вышло: слово из моей прошлой жизни, случайно слетевшее с языка, сильно удивило Платона Платоновича. Но какие на фиг сервера? До них тут как минимум ещё лет десять.
— Куда пишутся записи с камер наблюдения? — спросил я.
— На магнитофоны, — ответил нотариус.
— Где они?
— В подвале.
— Веди!
Мы снова пошли в подвал. Всю дорогу Стрижов оглядывался по сторонам, ужасаясь от того, во что превратился его дом. Но наружные стены мы не сломали, с улицы весь этот кошмар был незаметен. А для меня это было главным.
В подвале, в небольшой комнатке, которую я таки про себя назвал серверной, пять видеомагнитофонов писали информацию с камер. Пять. Значит, одну камеру мы где-то не заметили. Это хорошо, что сюда пришли.
Я быстро заморозил все пять магнитофонов, а потом ударом кулака превратил их в ледяную крошку, уничтожив записи.
— Пожалуй, здесь мы и расстанемся, — сказал я, повернувшись к Стрижову. — Ты немного поспишь, пока мы уедем, а потом быстро соберёшь манатки и тоже свалишь. Но не бойся, ты проспишь не более четверти часа и проснёшься раньше всех.
Нотариус хотел что-то сказать, но я не дал ему этого сделать: быстро схватил за шею и наложил Сон. Очень слабо наложил, чтобы тот проснулся минут через пятнадцать-двадцать. И Стрижов рухнул прямо мне под ноги.
— Пойдём заберём сумки, — сказал я Владу. — Да надо валить. А то действительно, не хватало ещё, чтобы вторая бригада на помощь первой приехала.
— Интересно, сколько здесь? — сказал Влад, когда мы вошли в кабинет, и указал на сумку с деньгами.
— Сколько бы ни было, половина — твоё! — ответил я.
— Не, — друг покачал головой. — Мне столько не надо.
— Ты сам говорил утром, что денег нет. Забыл? Ты их честно заработал, рискуя жизнью.
Влад опять покачал головой и сказал:
— Тебе нужнее, тебе батю из тюрьмы вытаскивать, неизвестно, сколько ещё трат будет. А мне этого хватит, — договорив, он вытащил из сумки пять пачек банкнот.
— Возьми ещё, — предложил я.
— Нет, мне хватит, — отрезал Влад. — А если не хватит, я у тебя ещё попрошу. И вообще, ты прав, Гарик, с ресторанами надо на какое-то время завязать. Да и одному туда ходить неинтересно. Мы ж с Ольгой в основном…
Неприятные воспоминания нахлынули на друга, и он скривился. Но быстро справился с эмоциями, завернул свои деньги в найденный в шкафу синий полиэтиленовый пакет и засунул этот свёрток за пояс.
— Потеряешь, — заметил я.
— В гардеробе рюкзак видел, — ответил Влад. — Переложу.
Я закрыл сумку с деньгами, сложив туда ещё и патроны. Достал из второй документы, наспех засунутые в неё нотариусом, сложил их аккуратно, и в сумке сразу появилось место и для бумаг, извлечённых из сейфа, и для разобранного ружья. Оставалось бросить туда нож главаря бандитов и можно уходить. Разве что перед уходом стоило усилить на каждом охраннике и бандите Сон. Не хватало ещё, чтобы кто-то проснулся раньше Стрижова.
— А как мы отсюда будем выбираться? — задал напрашивающийся вопрос Влад.
— Думаю, у хозяина этого дома должна быть машина, — заметил я. — Но меня вполне устроит и стоящий у ворот внедорожник. Скажу больше: его в принципе надо отсюда отогнать, чтобы не привлекал внимания.
— А можно я за руль? — спросил друг. — Ни разу такую не водил.
— Можно, — согласился я. — Но тогда и ключи ты ищи.
Влад, улыбнувшись, кивнул и, прихватив сумку с документами, отправился вниз. Я взял вторую, с деньгами, и пошёл следом. По пути усилил Сон на обоих охранниках и на всех пятерых бандитах. Отыскал зачарованный нож главаря и закинул его в сумку. После чего направился в сарай, где лежали вырубленные Владом охранники, надеясь, что они ещё там, ведь на них усыпляющее заклятие наложено не было.
Пришёл вовремя. Парни и не думали приходить в себя и куда-то убегать. Они лежали без сознания с разбитыми головами. Поэтому, помимо наложения Сна, я их на всякий случай ещё и подлечил. После чего вышел во двор. Там меня уже встречал Влад. Он с довольной физиономией вертел на пальце связку ключей — один из них был от машины.
— Ну что, ничего не забыли? — спросил я.
— Да вроде, нет, — ответил друг.
Мы натянули балаклавы и вышли за территорию.
До Екатеринбурга доехали быстро: коттеджный городок, в котором жил нотариус, находился не так уж и далеко от города, а Влад, как оказалось, довольно неплохо водит машину. Проехав пару кварталов по городу, друг остановил внедорожник.
— Мы же не поедем на нём до самого дома? — уточнил он.
— Нет, конечно, — ответил я. — Надо его где-нибудь бросить, чтобы сразу не нашли, и ловить такси.
— Давай так сделаем, — предложил друг. — Ты бери сумки и лови такси, а я отгоню машину назад за город, сожгу её где-нибудь на пустыре и налегке вернусь.
Я кивнул, давая понять, что план меня устраивает, после чего вышел из машины, взял обе сумки и сказал:
— Ты только как домой доберёшься, позвони мне. Просто скажи что-нибудь, чтобы я понял, что всё прошло нормально.
— Договорились! — сказал Влад и рванул с места.
Такси довезло меня почти до гаражного товарищества. Я на всякий случай вышел в квартале от него и уже пешочком дошёл до нашего гаража. Тащить это всё в квартиру не имело смысла.
В гараже у нас был погреб, который закрывался дополнительно; туда я и сгрузил все документы, кроме тех, что касались отца, ружьё с патронами и нож. После чего, закинув сумку с деньгами на плечо, отправился домой. Было интересно, что же за документы собрал с собой в побег нотариус, но усталость накопилась такая, что этот интерес её не поборол.
Придя домой, я прошёл в комнату и закинул сумку с деньгами под кровать. Завтра, когда мать с сестрой утром уйдут, пересчитаю, сколько там. А потом я аккуратно достал из портфеля договоры и журнал. Разложил их на столе, ещё раз сверил подписи.
Мне не верилось, что я это сделал. Но я это сделал.
Вернее, мы это сделали — без Влада я вряд ли сам бы справился. А с другом смог. Мы сделали очень большой шаг навстречу освобождению моего отца. И помощь Влада в этом деле переоценить было невозможно.
И только я об этом подумал, зазвонил телефон, и почти сразу же на пороге моей комнаты появилась Катька.
— Тебя Влад к телефону! — заявила сестра и убежала.
Я вышел в коридор, подошёл к аппарату и взял трубку.
— Алло!
— Здорово, брат! — послышался из трубки голос Влада.
— Здорово! — ответил я. — Рад тебя слышать.
— Я чё звоню-то, — сказал друг. — Приходи ко мне послезавтра вечером. Днюху мою отметим, Саня придёт, посидим втроём, кино посмотрим.
— Замётано, — ответил я. — Жди!