Пожар Метрополии

9 Обработка сырья

Но однажды, в один очень теплый, погожий денек мир уже привычной безысходности внезапно раздувает пары и как-то очень уж быстро укатывает прочь – даже не верится. Хотя вполне может случиться, что происходит такое во вполне обыденную, приевшуюся другим погоду, ибо проверить по ощущениям невозможно: жизнь в замкнутом помещении обладает своими минусами. Так вот, в этот теплый денек ты вначале замечаешь признаки чего-то нового. Но если по чести, то сильно не настораживаешься; ты так влился в местный специфически пакостный колорит, ты так сильно погряз, выше коленей, по горло, в мерзостности настоящего, что пользуешься моментом рассосать его приторность по делу. Например, вздремнуть. Пусть не полагается лежа – нет охоты бодриться от электрифицированной дубинки, – но ведь можно и сидя. Даже стоя. Списывать, списывать к чертям это прокисшее никуда не ведущее время. И ведь нет никакого желания даже раздумывать о том, почему и что. В плане того, почему не дергают на допрос? Почему не выпускают на прогулку? Почему, в конце концов, еще до сей поры не кормили? И кстати, узнать, до какой, собственно, поры, до какого часа конкретно невозможно. Дополнительный фактор воздействия на человека двадцать первого века – лишение часов.

И таким вот, с неизвестной погодой и смутно определимыми временем суток, деньком привычный поезд замешанной на отчаянии скуки внезапно растворяется в прошлом. Ибо у этого законсервированного мира вокруг неожиданно обнаруживается будущее. И вначале оно, как водится, заявляет о себе каким-то неясным бормотанием за дверями, каким-то топтанием на пороге. Все не решается, мямлит за дверью, боясь потревожить замороженное настоящее. Потом что-то там гремит, тарахтит. И ясно, не ключи – местные на магнитной памяти – полная бесшумность срабатывания – никто не слышит, разве что какой-нибудь электрочувствительный морской скат. А может, это и не грохот – заглушенные стенами выстрелы или даже пальба орудий? В конце концов, почему не первое? Во всех административных единицах Соединенных Штатов мораторий на смертную казнь давным-давно отменен. Вдруг производящие дознание психологи-антропологи пришли к выводу о том, что заморские пленники помогли следствию насколько возможно и теперь в их услугах никто не нуждается? Вот и идет пальба по недвижным, пристегнутым наручниками мишеням.

Однако не очень верится. Пусть тут местами и Средневековье, но дубинки все-таки с электрическим шпунтиком, как в читанной когда-то в детстве, а явившейся из совершенной уже древности книжки «Незнайка на Луне». Так что как-то уж больно примитивно – ружья на изготовку, да еще на заднем дворе. Ходят телевизионные слухи, будто даже в родной, но прошлого века, Москве такое делалось в катакомбах Лубянской площади.

Потом все эти дремотные видения соскучившегося по новизне мозга наконец-то теснятся прочь протиснувшимся в настоящее будущим. Это будущее имеет достаточно странный, но вовсе не экзотический для данного региона вид.

Возле вскрытой камеры Германа Минакова стоят, переминаясь с ноги на ногу, пятнадцать вооруженных негров. Все они улыбаются. Вообще-то это вполне может предвещать что-то не слишком хорошее.

Нужно обладать очень нестандартным воображением, дабы разглядеть в такой картине наступившее будущее.