Подменыш. Дикая магия

Глава первая

Увидав, как старый Мор ковыляет к фургону главного отряда осаждающих, лорд Рондоваля понял, что его владычеству вот-вот придет конец.

За грозовыми тучами стремительно угасал день; неуклонно сеял холодный дождь.

Гром подбирался ближе с каждым раскатом, с каждым слепящим росчерком света в небесах. Но Дет Морсон, стоящий на балконе Рондовальской цитадели, был еще не готов отступить. Он вытер лицо краем черного шарфа и пробежал пятерней через шевелюру – нынче морозно-белую и посверкивающую; лишь одна широкая прядь чернела ото лба до самого загривка.

Он вынул из-за кушака скипетр тонкой ковки, сжал в обоих кулаках и поднял – примерно на уровень глаз, может, чуть выше, на расстоянии вытянутой руки. Воздух наполнил легкие, голос полился тихо и ровно. Родимое пятно в форме дракона на внутренней стороне правого запястья привычно дернуло болью.

Там, внизу, черта света преградила путь нападавшим, а миг спустя из нее колышущейся стеной прянуло пламя. Люди как один повалились назад, но лучники-кентавры устояли и пустили в его сторону стаю стрел – которую тут же подхватило и унесло порывом ветра.

Дет рассмеялся.

Он запел скипетру боевую песнь, и на земле, под землей и в воздухе над нею его грифоны, его василиски, драконы и демоны изготовились к последней атаке.

Но старый Мор уже воздел посох, и пламя начало опадать.

Дет лишь покачал головой: право, что за напрасная трата таланта!

Он заговорил громче, и земля ощутимо содрогнулась. Из своих логовищ показались василиски, и вышли, и уставили смертоносный взор на врага. Сверху пикировали гарпии, визжа, испражняясь на лету; когти так и секли во все стороны! С флангов двинулись волколаки, а на скалах высоко над ним услыхали призыв драконы и широко распахнули крылья…

Но огонь угасал, и гарпии гибли на копьях кентавров, а василиски окунались в чистый белый свет, исторгавшийся ныне из Морова посоха, и опрокидывались, скручивались узлами и умирали, крепко зажмурив глаза. И даже драконы – самые большие умницы из всех – слетели с высот, но в бой вступать не спешили.

Между тем вражеские полчища на равнине снова тронулись вперед, и Дет уже знал, что отлив сменился приливом, и стервятники вернулись на насест. История, так сказать, снова сумела его удивить, застав врасплох в нужнике.

Пока старый Мор внизу держит под наблюдением все магические пути отхода, нет смысла тратить силу на попытки спастись; что до путей физических, то их уже благополучно перекрыли осаждающие.

Дет покачал головой и опустил скипетр.

Наружу теперь не пробиться, и никакого шанса на почетную сдачу… да и на любую другую тоже у него, ясное дело, уже не осталось. Враги однозначно жаждали крови, и Дета вдруг охватило неприятное предчувствие острой анемии.

Метнув в неприятеля последний взгляд – и заодно последнее проклятие, – он ушел с балкона. У него еще было немножко времени, чтобы привести в порядок кое-какие дела и подготовиться к неизбежному.

Идею обдурить врага фальшивым самоубийством Дет отверг сразу же – такое жеманство! Лучше уйти достойно, забрав с собой пару попутчиков.

Стряхнув с плаща дождь, он решительно зашагал по коридору. Гостей надо встречать на первом этаже.

Гром теперь грохотал почти прямо над цитаделью. За каждым окном, которое он миновал, полыхали яркие вспышки.

Лидия, леди Рондоваль, – ее темные волосы, неубранные, падали на спину – завернула за угол и успела заметить, как в дверную нишу метнулась тень. Бормоча изгоняющее заклятие общего характера (годное против большинства духов нечеловеческой природы, какие могли слоняться по этим залам), она двинулась вперед по коридору.

Проходя мимо проема, она заглянула внутрь и, поморщившись, подумала: ясно, почему заклинание, мягко говоря, не сработало. Из сумрака на нее уставился Мышиная Перчатка – вор; низенький смуглый человечек, облаченный в черное сукно и кожу. До сего момента леди Лидия была уверена, что он честно томится в глубоком подземелье.

Быстро взяв себя в руки, преступный элемент улыбнулся и отвесил поклон.

– Очарован, – промурлыкал он. – Такое счастье встретить миледи… в коридоре.

– Ты как оттуда выбрался? – деловито осведомилась миледи.

– Не без труда, – признал он. – Замки у вас тут довольно затейливые.

Леди Лидия вздохнула и на всякий случай покрепче сжала сверток.

– Сдается мне, ты провернул свой трюк как раз вовремя, чтобы угодить из огня да в полымя. Наши враги сейчас ломают главные ворота. Может, уже и сломали.

– Так вот что там за шум, – присвистнул он. – Ну, раз такое дело, не соблаговолите ли указать мне дорогу к ближайшему тайному выходу?

– Боюсь, они уже все перекрыты.

– Вот ведь незадача, – расстроился Перчатка. – Тогда не будет ли с моей стороны невежливо поинтересоваться, куда вы так торопитесь вот с этой… Ай! Ай!

Он сунул в рот обожженные пальцы: на попытку ухватить сверточек леди Лидия ответила неким таинственным жестом.

– В башню, – любезно ответила она. – Надеюсь призвать дракона, который унесет меня отсюда, – если они там еще остались, конечно. Они скверно относятся к незнакомцам, так что тебе, увы, надеяться не на что. Мне… мне жаль.

Перчатка улыбнулся.

– Ступайте, леди. И поторопитесь! Я сам о себе позабочусь. Как всегда.

Она кивнула, он ответил поклоном и, посасывая пальцы, повернул назад, туда, откуда пришел. В голове у него уже созрел план, и ему тоже стоило поторопиться.

Не успела Лидия дойти до конца коридора, как замок тряхнуло. Окно на лестничной площадке – она уже начала подниматься по ступенькам – разлетелось вдребезги; внутрь ворвался дождь. На втором этаже – уже на подходе к винтовой лестнице в башню – Лидию оглушил раскат грома, и она не обратила внимания на зловещий скрип стен. Но даже услышь она его, ее бы это не остановило.

На полдороге к верхушке башня принялась качаться.

Леди остановилась, и у нее на глазах по кладке поползли трещины. Со свода посыпались пыль и куски известки. Лестничный колодец накренился.

Срывая с плеч плащ и оборачивая в него сверток, леди кинулась назад.

Лестница покосилась еще сильнее; рев и треск заполонили все кругом. Впереди фрагмент потолка провалился внутрь, в отверстие хлынул поток воды. Дверной проем подозрительно пополз вверх.

Ни секунды не колеблясь, леди Лидия выхватила из ткани сверток и швырнула его туда, в пустоту.

И мир под ней рухнул.

Когда силы Джареда Клайта ворвались в Большой зал Рондоваля прямо по трупам его темных защитников, лорд Дет тихо возник из бокового прохода: в руках у него был натянутый лук. Стрела прошила броню, грудную кость и сердце Джареда (именно в таком порядке) и свалила его на месте.

Дет отбросил лук, вытащил из-за кушака скипетр. Магическое орудие описало над головой медленный круг, и незримая сила оттолкнула захватчиков.

Одна фигура, впрочем, тут же шагнула вперед. Это был, конечно, Мор. Полыхающий посох плясал у него в руках, превратившись в световое колесо.

– Не тому ты служишь, старик, – бросил Дет. – Это не твоя битва.

– Стала моей, – возразил Мор. – Ты нарушил Равновесие.

– Ба! Равновесие нарушилось тысячу лет назад – причем в правильную сторону.

Мор лишь покачал головой. Посох вращался перед ним все скорее – кажется, он совсем его уже не держал.

– Я страшусь последствий, которые ты наверняка уже вызвал, – сказал он. – Не говоря уже о том, что случится, дай я тебе продолжить в том же духе.

– Тогда давай решим этот вопрос между собой, только ты и я.

С этими словами Дет медленно опустил скипетр – и наставил на него.

– Это всегда было только нашим делом, правда?

Лорд Рондоваля колебался лишь долю секунды.

– Думаю, ты прав. Но сейчас ты сам накликал на себя беду.

Скипетр вспыхнул, и копье слепящего алого света прянуло из него, ударив в самый центр щита из крутящегося посоха. Мор наклонился с натуги вперед, копье срикошетило и ушло в потолок.

С грохотом, перекрывшим даже гром, исполинские куски каменной кладки полетели вниз, на голову лорду Рондовалю. Мгновение – и он был сокрушен и погребен под кучей щебня.

Мор выпрямился. Колесо замедлило ход, остановилось, снова стало посохом, и старик тяжко на него оперся.

Когда эхо перестало скакать по залу, шум битвы снаружи тоже стих. Даже буря, казалось, устала бушевать и отправилась дальше, по своим делам. Молнии померкли, гром замолчал.

Один из Джаредовых лейтенантов, Ардел, осторожно подошел и уставился на россыпь камней.

– Все кончено, – помолчав, сказал он. – Мы победили…

– Вроде того, – согласился Мор.

– Тут еще остались его люди… Надо бы с ними разобраться.

Мор молча кивнул.

– И с драконами? И с прочей… противоестественной нечистью?

– Дезорганизованы и растеряны, – негромко отозвался Мор. – Я сам о них позабочусь.

– Хорошо. А мы тогда… это что еще за звук?

Некоторое время они настороженно прислушивались.

– Может оказаться ловушкой, – с сомнением вставил сержант, некто Маракас.

– Иди и выясни. Выбери расчет. Доложишь немедля.

Мышиная Перчатка притаился за гобеленом справа от лестницы, спускавшейся во тьму подземелий. План его состоял, собственно, в том, чтобы вернуться в камеру и снова в ней запереться. Несчастный узник Дета наверняка окажется единственной в замке личностью, которой захватчики обеспечат теплый прием, – так он рассудил. На обратном пути он успел, как видите, добраться до самой лестницы, но тут врата дали дуба, цитадель наводнили враги, а в зале затеяли магическую дуэль. Всему этому он стал живым свидетелем – подглядывая сквозь изрядно протертое место в ковре.

Теперь, когда все отвлеклись на разные другие вещи, самое время выскользнуть из убежища и сделать ноги вниз. Да вот только… В общем, Перчатку одолело любопытство.

Он ждал.

Расчет тем временем вернулся, таща издающий непонятные звуки сверток. Сержант Маракас держал ребенка как-то скованно; лицо его имело сложное выражение.

– Очевидно, злодей Дет планировал принести невинного ребенка в жертву в каком-нибудь злокозненном ритуале, – отрапортовал он. – Дабы обеспечить себе эту самую… победу!

Ардел наклонился и внимательно изучил находку. Потом взял крошечную ручку и повернул ее ладошкой вверх.

– Увы, нет. Вот фамильная родинка-дракон на правом запястье, – сказал он. – Перед нами его собственное потомство.

– Ох.

Ардел перевел вопросительный взгляд на Мора, но тот пожирал глазами дитя, забыв обо всем остальном.

– И что же мне с ним делать, сэр? – несмело вопросил Маракас.

Ардел задумчиво пожевал губу.

– Эта отметина, – молвил он наконец, – означает, что ребенку предназначено стать колдуном. К тому же она – своего рода опознавательный знак. Что бы ему ни втолковывали в ближайшие годы, рано или поздно он узнает правду. Если дать этому случиться, будете ли вы рады встретить могущественного чародея, который в курсе, что вы приложили руку к смерти его отца и разрушению родового дома?

– А-а-а, я понимаю, к чему вы клоните… – проявил недюжинную сообразительность Маракас.

– Так что лучше тебе будет… избавиться… от него.

Сержант потупился.

– А что, если отослать его в какую-нибудь, ну, далекую-предалекую страну, где никто и слыхом не слыхивал про Дом Рондовалей?

– Куда в один прекрасный день непременно заявится странник, знающий всю эту историю? Нет уж. Неопределенность во многом куда страшнее, чем неотвратимость рока. Не вижу для малыша иной судьбы. Давай по-быстрому. И… поласковей, что ли. Чтоб не страдал.

– Сэр, а, может, мы ему просто руку отрежем? Все лучше, чем умирать.

Ардел тяжело вздохнул.

– Сила-то все равно никуда не денется, – терпеливо объяснил он. – Рука там или не рука. Да и кругом слишком много свидетелей. Раззвонят во все концы, поверь мне – будет еще один повод для недовольства. Нет. Если у тебя кишка тонка, найдем в полку другого, кто…

– Погодите, – перебил его голос старого Мора.

Он потряс головой, словно только что проснулся, и шагнул вперед.

– Может, есть и другой вариант. Так, чтобы и ребенок остался в живых, и страхи ваши никогда не сбылись.

Он протянул руку и тронул малюсенький пальчик.

– Что вы предлагаете? – поинтересовался Ардел.

– Тысячи лет назад, – задумчиво произнес Мор, – у нас вдобавок к высокой магии были великие города и могущественные машины…

– Слыхал я такие истории, – согласно кивнул Ардел. – Нам-то это сейчас чем поможет?

– Это тебе не просто сказки. Катаклизм действительно случился. После него мы решили сохранить магию, а все остальное выбросили прочь. Ну, почти все. Сейчас это выглядит легендой, но мы и по сей день недолюбливаем всякие противоестественные… техно-вещи.

– Ну да. Это и есть…

– Цыц! Дай мне закончить. Когда принимается одно из таких великих решений, симметрия мироздания требует, чтобы оно работало в обе стороны. Есть другой мир, очень похожий на наш, где люди отказались от магии, зато сохранили все остальное. Там и нас, и все наши обычаи считают сказками для маленьких детей.

– И где же он, этот мир?

Мор улыбнулся.

– К музыке нашей сферы он идет контрапунктом. Отличается буквально на одну долю. Можно сказать, он тут, за углом… куда никто никогда не заворачивает. Еще одна развилка сияющей дороги.

– Ох уж эти ваши мажеские загадки! Нам какой со всего этого прок? Может человек попасть в это… другое место?

– Может. Вернее, я могу.

– О! Ну, тогда…

– Да. Растя в таком краю, дитя получит нормальную жизнь, но от силы его будет мало толку. От нее станут отмахиваться, стараться объяснить как-нибудь разумно и в итоге расточат зазря. Младший Рондоваль найдет себе место в жизни – совсем другое, чем здесь, – и уже никогда не поймет, даже не заподозрит, что же на самом деле случилось.

– Отлично! Так и сделайте, раз уж милосердие обойдется нам так дешево.

– О нет, цена все же есть.

– И какая?

– Закон симметрии, помнишь? Если мы хотим устойчивых изменений, его придется исполнить: камень за камень, дерево за дерево…

– Другой ребенок? Вы что, хотите сказать, что, унеся одного туда, надо будет принести второго обратно? Оттуда?

– Именно так.

– И что же мы будем с ним делать?

Сержант Маракас осторожно кашлянул.

– Мы с Мел только что одного потеряли, – сдавленно произнес он. – Помер болезный. Может быть, мы могли бы…

Ардел коротко улыбнулся и кивнул.

– Тогда цена и впрямь невелика. Так и поступим.

Носком сапога он показал на поверженный скипетр Дета.

– А с палочкой что будем делать… волшебной? Она больше не опасна?

Мор медленно нагнулся, поднял ее и принялся крутить в руках так и этак, тянуть за два конца, хмыкая и бормоча что-то себе под нос.

– Нет, – изрек он наконец, когда жезл распался на три фрагмента. – Уничтожить его нельзя, но если мне удастся распределить эти куски по углам великого магического треугольника Инт, он, возможно, никогда уже не вернется к владельцу. Хотя сделать это будет нелегко.

– Но вы все-таки сделаете?

– Разумеется.

В этот самый момент Мышиная Перчатка тихонько выскользнул из-за ковра и нырнул на лестницу. Постоял, прислушался, затаив дыхание и ожидая воплей. Воплей не последовало. Он поспешно запрыгал вниз.

У подножия лестницы царил полумрак.

Перчатка повернул направо, сделал несколько шагов и встал как вкопанный. Перед ним раскинулась паутина коридоров – нет, даже не коридоров: естественных природных тоннелей.

Из какого же он тогда вышел? Из того, что справа? Или из этого, который ответвляется под углом чуть дальше? Черт, ему ведь и в голову не приходило, что их тут может быть два!

Сверху донесся подозрительный шум.

Перчатка выбрал правый тоннель и ринулся вперед. Здесь тоже царил почти полный мрак – к этому он уже привык… А вот чего Перчатка никак не ожидал, так это что через двадцать шагов проход круто уйдет вправо. В прошлый раз такого точно не было!

Увы, повернуть назад он уже не мог себе позволить – вдруг кто-то и правда заметил его и пустился в погоню? Тем более что впереди как будто бы забрезжил слабый огонек.

В стенной нише тлела и дымила угольная жаровня. Рядом на полу валялась связка хвороста. Перчатка насовал в чашу растопки, подул, уговорил заняться пламенем. Не прошло и минуты, как у него в распоряжении уже оказался приличный факел. Прихватив еще несколько палок, вор припустил дальше по тоннелю.

Вскоре ему попалась развилка. Левый проход выглядел шире и в целом более гостеприимно – туда он и пошел, но не успел оглянуться, как путь снова разветвился. На сей раз Перчатка выбрал правый отнорок.

Через некоторое время стало ясно, что коридор идет под уклон; вроде бы лицо даже лизнул легкий сквознячок. Еще три развилки – и перед ним распахнулась комната с ноздреватыми стенами, словно вся из пчелиных сот. Пришлось взять уголек от факела и начать ставить метки на стене справа. Уклон тем временем сделался круче, туннель завилял и расширился, постепенно утратив всякое сходство с рукотворным коридором.

Остановившись запалить второй факел, Перчатка подумал, что зашел уже гораздо дальше, чем когда выбирался из подземелий… Однако возвращаться той же дорогой было боязно – да и от сотни лишних шагов вреда явно не будет.

А через сотню шагов он очутился в устье громадной – и почему-то теплой – пещеры. Пахло тут своеобразно, но чем именно – непонятно. Вор задрал факел повыше, но дальний конец каверны все равно тонул в тенях. Ну, пожалуй, еще сотню, сказал он себе.

Прошло еще какое-то время.

Перчатка устал и в конце концов решил, что лавры первооткрывателя не стоят такого риска: лучше попытать счастья в других профессиях. Он уже совсем было повернул назад по собственным следам, но тут, как назло, издалека донеслись крики и шум. Выхода перед ним было примерно два: отдаться на милость представителей рода человеческого и дать своему поведению некое приличное объяснение, либо погасить свет и спрятаться. Учитывая предыдущий опыт общения с человеческим родом, он без труда сделал выбор и стал оглядываться в поисках какого-нибудь славного незаметного закутка.

Той ночью слуг Рондоваля гоняли по всему замку – вернее, по тому, что от него осталось, – а догнав, нещадно резали. Мор с помощью магического посоха и силы воли зачаровал драконов и прочих тварей, прирезать которых – та еще проблема, и отправил их в исполинские подземелья под замком, после чего наложил вековой сон на все живое (и неживое) и велел каверны запечатать.

Следующая задача, он знал, будет точно не легче.

Глава вторая

Он шел по сияющей дороге.

Крошечные молнии так и змеились по поверхности, но его не жалили. По обе стороны непрерывно что-то мелькало – это вспыхивали и гасли поочередно альтернативные реальности. Прямо над головой раскинулся темный покой, усеянный неподвижными звездами. В правой руке Мор нес посох, а на сгибе левой – младенца.

Время от времени ему попадались развилки, ответвления, перекрестки – большинство из них он не удостаивал и взгляда. Затем дорога разделилась на две, и он выбрал левую. Мельтешить почти перестало.

Мор пошел осторожнее, внимательно разглядывая картинки, вспыхивающие по правую и по левую руку. Вскоре все его внимание сосредоточилось на правой стороне. А через несколько минут он и вовсе остановился и с интересом уставился на открывшуюся панораму.

Он вытянул руку с посохом, держа его вертикально. Картинки стали сменять друг друга еще медленнее. Поизучав их несколько секунд, Мор наклонил набалдашник вперед.

Один из кадров замер, приблизился, набрал объема и цветности.

Вечер… Осень… Маленькая улочка в маленьком городишке… Университетский комплекс…

Мор шагнул вперед.

Майкл Чейн – рыжий, краснолицый субъект, весящий фунтов на тридцать больше полезного, – ослабил галстук и опустил свое шестифутовое с гаком тело на стул подле чертежной доски.

Пальцы левой руки что-то там помудрили с компьютерным терминалом, и на катодном дисплее вверху проявилась фигура. С полминуты он изучал ее, потом повернул, подправил, повернул снова. Взял карандаш и рейсшину, перенес кое-что из увиденного на прикрепленный к кульману лист бумаги. Откинулся на спинку, созерцая плод своего труда, пожевал губу и взялся за ластик.

Дверь в кабинет отворилась.

– Майк, – сказала с порога маленькая брюнетка в немилосердном вечернем платье. – Можешь оставить работу в покое хоть на минутку?

– Няня еще не пришла, – пробурчал он, орудуя ластиком, – а я уже одет. Все лучше, чем баклуши бить.

– Ну, так она уже здесь, а тебе еще галстук завязывать. К тому же мы опаздываем.

Майкл вздохнул, бросил карандаш на стол и выключил терминал.

– Ладно, ладно, – простонал он, возносясь во весь рост и пытаясь на ощупь понять, что там у него творится с галстуком. – Буду через минуту. Пунктуальность на факультетских приемах не поощряется.

– Особенно если они в честь заведующего твоей кафедрой?

– Ну, Глория. – Майкл устало покачал головой. – Единственное, что тебе надо знать о Джиме, – это что в реальном мире он не протянул бы и недели. Если похитить его из университета и забросить на какую-нибудь настоящую стройплощадку, он…

– Так, давай не будем опять начинать всю эту канитель, – перебила она, отводя боевые порядки к дверям. – Я знаю, что тебе здесь не нравится, но ничего другого у нас сейчас нет, так что, будь добр, веди себя прилично.

– У отца была собственная консалтинговая компания, – продекламировал он привычный текст. – И она могла бы быть моей…

– Если бы папенька ее не пропил. Так, вставай и пошли.

– Это уже ближе к концу. У него случилось несколько больших неудач, а так-то он был хорош. И дед тоже, – не унимался Майкл. – Он эту компанию основал и…

– Да, я в курсе, что ты из династии гениев, – возразила Глория, – и что Дэн унаследует корону. Но сейчас…

Майкл потряс головой и примирительно посмотрел на нее.

– Как он там? – спросил он уже не так задиристо.

– Спит. Все с ним в порядке, – ответила мать.

Отец улыбнулся.

– Ну, хорошо. Пошли одеваться. Обещаю вести себя прилично.

Глория победоносно покинула плацдарм; Майкл – за ней. Бледное око кинескопа тревожно проводило его взглядом.

Мор стоял на крыльце дома через улицу от того, за которым наблюдал. Там из дверей как раз показался высоченный мужчина в черном пальто и сейчас озирал улицу, сунув руки в карманы. Маленькая женщина рядом с ним разговаривала с кем-то внутри освещенного проема.

Наконец она тоже вышла и захлопнула за собой дверь. Оба зашагали вверх по улице и завернули за угол. Мор подождал еще немного: вдруг им взбредет в голову вернуться за каким-нибудь забытым пустяком.

Этого не случилось.

Вздохнув, он спустился по ступенькам и пересек улицу. Оглядев еще раз внимательно дом, он поднялся по ступенькам и постучал набалдашником о филенку. Через пару секунд та осторожно приоткрылась – но не сильно; ее удерживала цепочка. Юная девушка уставилась на него через щель – впрочем, не слишком подозрительно.

– Я пришел кое-что забрать, – сказал Мор сквозь паутину заранее наведенных чар, делавших его чуждую речь понятной обитателям этих мест. – И кое-что оставить.

– Никого дома нету, – сообщила дева. – Я только приходящая няня.

– Все в порядке, – возразил Мор, опуская набалдашник до уровня ее глаз. – Этого вполне достаточно.

Темное дерево слабо запульсировало, проявляя текстуру и наливая ее опалесцирующим мерцанием; няня завороженно уставилась на посох. Через несколько ударов сердца старый маг поднес светящийся набалдашник к лицу девушки, поймал ее взгляд и удержал.

– Сними цепочку, дитя, – молвил он на пару тонов ниже обычного.

Внутри зашевелились, что-то звякнуло.

Цепь упала.

– Отойди, – приказал он.

Лицо исчезло.

Мор толкнул дверь и вошел.

– Иди в комнату, сядь там и отдыхай, – сказал он. – Когда я уйду, закроешь за мной дверь, наденешь цепочку и забудешь, что я тут был. Я скажу, когда это сделать.

Девушка послушно выполнила его повеление.

Мор неторопливо прошелся по дому, открывая все комнаты, заглядывая внутрь. На пороге самой маленькой, затененной, он постоял, затем тихо вошел. Посмотрел с минуту на крошечную фигурку в колыбели и плавно придвинул посох к самому лобику.

– Спи, – мягко произнес он, и дерево снова замерцало в узловатых пальцах. – Спи.

Осторожно положив свою ношу на пол, он прислонил посох к кроватке, развернул колдовское дитя и взял его на руки. Положив его рядом с первым, внимательно оглядел обоих так и этак. Света, падавшего из приоткрытой двери, хватало, чтобы увидеть разницу: здешний ребенок оказался легче сложением, и волосы у него были тоньше, светлее. Тем не менее…

Мор взялся за дело.

Он аккуратно переодел малышей в одежку друг друга и завернул обитателя колыбели в рондовальское одеяло, потом уложил на его место последнего владыку Цитадели и еще раз внимательно его осмотрел. Старческий палец уже нацелился было коснуться драконьей отметины…

Мор резко отпрянул, взял посох и поднял с пола юного Даниэля Чейна.

Проходя по коридору, он сказал в дверь гостиной:

– Все, я ухожу. Закрой дверь и забудь обо мне.

Уже на улице он убедился, что цепочка звякнула, и зашагал прочь.

Звезды глядели вниз сквозь рваные прорехи туч. С востока пришел ледяной ветер и толкнул его в спину. Из-за угла вывернула машина, обдала его светом фар, но хода не замедлила и укатила вдаль.

Вдоль тротуара зазмеились отблески, здания по бокам каким-то образом потеряли в объеме, сделались плоскими, начали неуверенно мигать. Твердь под ногами засверкала сильнее, перестала быть мостовой и обратилась широкой блистающей дорогой, протянувшейся в бесконечность впереди и позади; боковые тропинки то и дело выбегали из нее и тянулись дальше, но куда – не видать… Вид по правую и левую руку измельчился мозаикой бессчетных мест и времен, крошечных кадров, вспыхивавших, высветлявшихся, гаснущих тут же, похожих на переливчатую чешую гигантской неведомой рыбы. А вот лента безоблачного черного неба вверху никуда не делась, отражая, как в негативе, сиянье дороги.

Иногда Мор различал на тропах других ходоков, спешивших по своим, столь же таинственным, как у него, делам – и не все эти фигуры имели человеческий облик.

И вот уже посох ярко разгорелся, указывая на близость дома, и молнийная роса закапала с его башмаков.

Глава третья

В двух землях, каждая из которых считала другую мифом, шло время.

Когда мальчику стукнуло шесть, люди уже приметили, что он не только пытается починить все, что по дому валяется сломанного, – но и это ему частенько удается. Вот и сейчас Мел показала мужу кухонные щипцы.

– Не хуже, чем Винс заклепал бы у себя в кузне, – похвасталась она. – Вот помяни мое слово: этот малец станет лудильщиком, это уж как пить дать.

Маракас внимательно изучил работу.

– А ты видела, как он это делал? – с подозрением поинтересовался он.

– Нет. Слыхала, как он молотком стучит, да только занята была – внимания на него особо не обратила. Знаешь же, как он все время с разными железяками возится.

Маракас кивнул и щипцы положил.

– А сейчас-то он где?

– В оросительной канаве, надо думать, – ответила жена. – Плескался где-то там.

– Схожу, похвалю его, что ли. Хороший пацан, здорово щипцы починил.

Он протопал по комнате и, подняв щеколду, вышел из дома. Обогнув строение, Маракас двинул по бежавшей со склона вниз тропке – мимо большущего дерева и дальше, к полям.

В траве жарко жужжали насекомые; где-то над головой заливалась птица. Сухой ветерок взъерошил ему волосы, и Маракас не без гордости подумал про так нежданно выпавшего им на долю ребенка. Здоровый мальчишка, сильный – и умный. Очень умный…

– Марк? – позвал он, добравшись до канала.

– Туточки я, пап, – отозвались издалека, из-за излучины.

Туда он и тронулся.

– Ты где? – пришлось спросить еще через несколько минут.

– Здесь, внизу, – ответили ему.

Маракас подошел к краю и нагнулся посмотреть, с чем там играет Марк.

Мальчишка проложил гладкую прямую жердину прямо над самой водой, свободно умостив концы в желобках на кучах гальки, которые он нагреб на каждом берегу. Посередине палки была такая штука… из квадратных – крыльев? лопастей? – которые толкала текущая вода, и штука крутилась, крутилась, крутилась…

При виде этого устройства по хребту у Маракаса пробежал (хотя с чего бы?) кусачий тревожный холодок – но тут же исчез без следа. Солдат глядел на вращающееся колесико и чуть не лопался от гордости за сына: надо же, чего удумал!

– Что это у тебя тут, а, Марк?

Он сел и спустил ноги с краю.

– Ну… колесико такое. – Мальчик глядел на него снизу, щурясь и улыбаясь. – Его вода крутит – видишь?

– А что оно делает?

– Ничего не делает. Вертится себе.

– Славное какое!

– Ага.

– А щипцы-то ты как славно поправил! – Маракас сорвал травинку и сунул в рот. – Матушка твоя очинно довольная ходит.

– Это было совсем просто.

– Любишь ты, я смотрю, чинить всякое. И мастерить! И чтобы одно с другим работало – правда?

– Ага.

– Как думаешь, этим ты и будешь на жизнь зарабатывать – потом, когда-нибудь?

– Наверно.

– Старый Винс на днях будет смотрины ученикам устраивать у себя в кузне – выбирать, значит, кого взять. Ежели думаешь, что кузнечное дело тебе по душе придется, с железом работать и всякое там, – я с Винсом могу словечком перемолвиться.

– Давай, пап! – заулыбался Марк.

– Ясное дело, работать ты будешь с настоящими, полезными вещами. – Маракас махнул рукой на водяное колесо. – Не с игрушками всякими.

– А это и не игрушка. – Марк задумчиво посмотрел на свое творение.

– Ты же сам сказал, что оно ничего не делает.

– Но могло бы. Мне только нужно понять, что… и как.

Маракас расхохотался, потом, отсмеявшись, встал и потянулся. Травинка полетела в воду, где ее тут же подхватили и зажевали вертлявые лопасти.

– Когда поймешь, не забудь рассказать мне.

И с этими словами он начал взбираться обратно, к тропинке.

– Расскажу, а то как же! – тихо ответил Марк, не сводя глаз с плода своих рук.

Когда мальчику стукнуло шесть, он пришел в отцовский кабинет – поглядеть еще разок на ту смешную машину, на которой папа работал. Может, сегодня ему, наконец…

– Дэн! Вон отсюда! – взревел Майкл Чейн (он был настоящий великан), не отрываясь от чертежной доски.

На экране фигурка из палочек сломалась и вытянулась в линию, а та пошла волнами. Майклова рука нервно заплясала по консоли, пытаясь хоть что-то поправить, спасти.

– Глория! Немедленно забери его отсюда! Он опять это делает!

– Папа! – заныл Дэн. – Я совсем не хотел…

Отец развернулся и попробовал испепелить отпрыска взглядом.

– А я ведь тебе говорил держаться отсюда подальше, когда я работаю!

– Я знаю! Но я тут подумал, вдруг на этот раз…

– Он подумал! Он, черт побери, подумал! Пора уже начинать просто делать, что тебе говорят!

– Папа, ну, прос…

Майкл Чейн начал медленно восставать со стула – ни дать ни взять, приливная волна. Мальчик попятился, потом услышал шаги матери позади и поскорее кинулся под защиту ее объятий.

– Прости! – закончил попытку он.

– Что, опять? – Глория посмотрела на мужа поверх его головы.

– Опять! – подтвердил тот. – Этот ребенок – сущее наказание!

На столике возле чертежной доски вдруг задребезжал стакан с карандашами. Майкл обернулся и завороженно уставился на него. Стакан подпрыгнул, опрокинулся набок и покатился к краю.

Господин инженер предпринял отчаянный бросок вперед, но посуда его опередила: перевалилась через край и брякнулась на пол, рассыпав все свое содержимое. Испустив ругательство, Майкл выпрямился и врезался макушкой в угол стола.

– Убери его отсюда! – загрохотал он. – У мальчишки ручной полтергейст в кармане!

– Пойдем! – Глория повела Дэна вон из комнаты. – Мы все знаем, что ты этого не хотел…

Окно со звоном распахнулось, по комнате полетели бумаги. В стене что-то сердито забарабанило, и с полки выскочила книга.

– …просто такое иногда случается, – невозмутимо продолжила Глория, покидая комнату.

Майкл тяжело вздохнул и пошел закрывать окно и собирать вещи.

Когда он вернулся наконец к своей машине, та работала как ни в чем не бывало. Майкл наградил ее таким взглядом, после которого ей, по идее, оставалось только провалиться сквозь землю со стыда.

То, чего он не мог понять, Майкл не любил.

Эти… волновые явления, которые малец порождал вокруг себя, – надо полагать, от расстройства они только усиливаются? С помощью всяких приборов он уже не раз пытался засечь происходящее, зафиксировать, описать… Все было напрасно. Потому что сами устройства в свою очередь…

– Ну вот, – сказала Глория, входя обратно. – Ты своего добился. Ребенок плачет, кругом разруха. Если бы ты был с ним помягче, когда все только начинается, до такого бы не доходило. Мне вот как-то удается отвращать катастрофы – достаточно вовремя погладить, сказать доброе слово…

– Во-первых, – перебил ее Майкл, – я не уверен, что какие-то паранормальные явления вообще имеют место. А, во-вторых, они всегда имеют его так внезапно!

Глория расхохоталась. Он тоже.

– В общем, – подытожил он, – я, правда что, пойду и поговорю с ним. Да знаю я, знаю – это все не его вина. Не хочу, чтобы малец огорчался.

Он уже двинулся было к дверям, но задумался.

– И все-таки интересно… – сказал Майкл.

– Да. Я знаю.

– Уверен, у нашего сына не было этой забавной родинки на руке.

– Только не начинай заново, умоляю. Тебя опять зациклит.

– Да, ты права.

Шагая по коридору в сторону Дэновой комнаты, он услышал тихое треньканье гитарных струн. Вот аккорд в ре, вот в соль… Просто поразительно, с какой скоростью шестилетний ребенок освоил специальный, уменьшенного размера инструмент. Но и странно! В семье до сих пор никто не выказывал ни малейшего признака музыкальных способностей.

Он негромко постучал.

Гитара смолкла.

– Да?

– Можно, я войду?

– Угу.

Майкл толкнул дверь. Дэн валялся на одеяле. Гитары нигде видно не было – наверное, под кровать спрятал.

– Это было реально здорово. Что ты играл?

– Так, какие-то звуки. Не знаю.

– А почему перестал?

– Тебе же не нравится.

– Никогда такого не говорил!

– Так я тебе говорю. Видно же.

Майкл сел рядышком и положил сыну ладонь на плечо.

– Ну, значит, ты ошибаешься. У всякого человека есть то, чем ему нравится заниматься. У меня это работа, – он помолчал и, наконец, выдал: – Ты меня напугал, Дэн. Понятия не имею, как так получается, что машина с ума сходит, стоит только тебе появиться в комнате… – а то, чего я не понимаю, меня иногда пугает. Но я на тебя в самом деле совсем не сержусь – просто так кажется, если меня выбить из колеи.

Мальчик перевернулся на бок и посмотрел ему в глаза. Потом слабо улыбнулся.

– Может, сыграешь мне что-нибудь? Я был бы рад послушать.

– В другой раз.

Майкл оглядел комнату. Большущая полка книжек с картинками, конструктор лежит, так и не распакованный… Мальчик тем временем принялся чесать запястье.

– Ты что, руку поранил?

– Угу. Ее просто дергает… родинку… иногда.

– И часто?

– Всякий раз, как… такое случается.

Он неопределенно махнул рукой в сторону входной двери – и внешнего мира в целом.

– Уже почти прошло.

Майкл взял сына за руку и в который раз внимательно изучил темный силуэт дракона на внутренней стороне запястья.

– Доктор сказал, беспокоиться тут не о чем – ни во что плохое она никогда не превратится.

– Да все уже нормально!

Майкл еще некоторое время поглазел на пятно, потом пожал легонько руку и мягко положил на одеяло.

– Может, хочешь чего-нибудь, Дэн? – спросил он с улыбкой.

– Не-а. Ну… книг еще на самом деле.

Майкл засмеялся.

– Тебе только этого и надо, да? Хорошо, заедем попозже в книжный и поглядим, что у них есть.

Тут уж и Дэн улыбнулся.

– Спасибо, па.

Майкл стукнул его легонько в плечо кулаком и встал.

– …и да, я буду держаться подальше от твоего кабинета.

Уже в коридоре Майкл услышал, как в комнате сына быстро и тихо забренчали струны.

Когда мальчику исполнилось двенадцать, он сделал лошадку.

Высотой в две ладони и движущуюся: внутри у нее был часовой механизм на пружине. После работы он оставался в кузне сверхурочно и ковал себе детали, а потом подолгу сидел в сарае, который выстроил сам за родительским домом, отмеряя, подпиливая и полируя шестеренки. И вот уже коняшка скакала по полу сарая на радость ему и всей честной компании, состоявшей из одного человека, девятилетней соседской дочки по имени Нора Вейл.

Нора захлопала в ладошки, а лошадь повернула механическую головку и чуть ли не лукаво на них посмотрела.

– Что за прелесть, Марк! Что, ей-богу, за прелесть! Ничего такого никогда и на свете-то не было… разве только в совсем старые времена.

– Ты о чем это? – тут же спросил он.

– Ну, сам знаешь. Давным-давно. Когда у людей были всякие умные механизмы вроде этого.

– Да ну, это просто сказки, – отмахнулся Марк: и добавил, помолчав. – Правда же?

Она помотала головой, встряхнув светлыми волосами.

– А вот и нет. Мой папа раз проходил мимо одного из этих… запретных мест – на юге, у Наковальной горы. Там до сих пор всякие сломанные штуки видно, даже внутрь заходить не надо; люди таких больше не делают. – Она посмотрела на лошадку: та уже начала уставать и двигалась медленнее. – Может, даже вроде нее есть.

– Интересно, – протянул Марк. – Я и не думал… И что, прямо так все валяется?

– Папа так сказал.

Тут она вдруг поглядела ему прямо в глаза.

– Знаешь что? Ты бы лучше никому ее больше не показывал.

– Почему это?

– Не ровен час, подумают, будто ты туда ходил и научился разному… запретному. Люди ведь и взбеситься могут.

– Тупость какая! – Лошадка упала на бок. – Нет, это правда тупость.

Он поставил лошадку на ноги.

– Хотя, может быть, я подожду, пока не смогу показать им что-то получше. Такое, что им понравится.

Следующей весной он продемонстрировал избранной горстке друзей и соседей плавучее устройство для управления шлюзом оросительной системы. Две недели все только об этом и говорили, но потом решили, что ставить такое себе – дураков нет. Когда случился весенний паводок (и потом, когда пришли дожди), округу, конечно, слегка подтопило, но население лишь дружно пожало плечами.

– Надо показать им что-то еще лучше, – горячился Марк. – Такое, что им просто обязано будет понравиться.

– Почему? – спросила Нора.

Он озадаченно уставился на нее.

– Потому что должны же они, в конце концов, понять…

– Что?

– Что я прав, а они – нет, конечно.

– Людям такое редко нравится, знаешь ли.

– А вот посмотрим, – ухмыльнулся он.

Когда мальчику исполнилось двенадцать, он взял с собой гитару (как брал и во многие другие дни) и отправился в крошечный парк, запрятанный глубоко в стальном, стеклянном, пластмассовом и бетонном чреве города, где нынче обитала его семья.

Он дружески похлопал по боку синтетическое дерево и зашагал по неживому газону мимо голограмм покачивающихся цветочков в сторону оранжевой пластиковой скамейки. Скрытые динамики через рандомные интервалы включали записи птичьих песен. Искусственные бабочки скользили вдоль невидимых направляющих лучей. Потайные аэрозоли регулярно выпускали в воздух цветочный аромат.

Дэн извлек инструмент из футляра, настроил. И начал играть.

Одна из фальшивых бабочек неосторожно пролетела слишком близко, застыла в воздухе и упала в траву (тоже фальшивую). Дэн прекратил играть и нагнулся посмотреть на нее. Мимо шла женщина; она бросила наземь у его ног монетку. Дэн взъерошил волосы, глядя ей вслед. Растрепанная серебряно-белая прядь, бежавшая через его черную шевелюру от лба до загривка, снова упала на место.

Он пристроил гитару на колено, взял аккорд-другой и перешел на затейливый праворукий стиль, в котором уже некоторое время практиковался. Что-то черное слетело на землю и запрыгало поблизости. Птица…

Ух ты! Настоящая птица!

Дэн чуть мимо струны не промазал от такого зрелища, но все-таки удержал аппликатуру и только съехал на другой стиль, попроще, чтобы можно было продолжать глазеть на эту диковинку.

По ночам он, бывало, залезал на крышу, где гнездились птицы, и играл там под звездами, слабо подмигивавшими сквозь дымку. Слышно было, как они щебечут и хлопают крыльями где-то над головой. А вот в парках он почти никогда их не видел (наверное, в аэрозоль что-то подмешивали), и на гостью он сейчас смотрел с легкой оторопью. Птица тем временем подкралась к павшей бабочке и ухватила ее клювом, но тут же уронила, недоверчиво наклонила голову, клюнула еще разок и поскакала недовольно прочь. Пара секунд, и она снова взмыла в воздух и была такова.

Дэн вернулся к более сложной схеме, а потом даже начал петь, вплетая свой голос в городские шумы.

Солнце багряно катилось по небу.

Пьяница, возлежавший на газоне ниже уровня голограмм, тихо всхлипнул во сне. Парк то и дело принимался глухо вибрировать – это под землей проходили поезда. Несколько раз сбившись, Дэн вдруг понял, что у него, кажется, начал ломаться голос.

Глава четвертая

Марк Мараксон – шесть футов живого росту (и все еще растет!) и мускулы, как у любого нормального кузнеца, – вытер руки о фартук, зачесал непокорную рыжую гриву пятерней назад и взобрался в седло.

Еще раз проверил топку, последний раз подкрутил бойлер и, наконец, взялся за рулевое колесо. Машина присвистнула и залязгала – это он отпустил сцепление, – а потом выехала из его секретного сарая и покатила по выездной дорожке (ее он специально разровнял) к улице.

Птицы, кролики и белки при виде него кидались врассыпную, но Марк только улыбался, наслаждаясь гудящей под ладонями силой и отменной реакцией регуляторов.

Это было всего лишь шестое испытание самодвижущейся повозки, но все, кажется, работало без сучка без задоринки. Первые пять вылазок он проделал в глубоком секрете, но теперь…

Он громко, в голос рассмеялся. Да, теперь настало время поразить деревенских – показать им, чего можно добиться при известной смекалке и изобретательности. Он проверил индикатор давления сбоку. Отлично…

И утро сегодня какое славное для вылазки – солнце, ветерок дует, цветы весенние со всех сторон повылезли… Сердце у него в груди так и запело – это деревянное сиденье крепко наподдало ему под зад. «Надо будет придумать еще такую систему с подвеской, чтоб не трясло», – пронеслось у него в голове.

Да, сегодня и правда день великих начинаний!

Машина ковыляла себе тишком по дороге. Марк время от времени подкармливал огонь и думал, что за рожи будут у селян при виде такого небывалого чуда. Фермер на дальнем поле бросил плуг и вытаращился на агрегат – к несчастью, Марк был слишком далеко, чтобы насладиться выражением его лица. Надо было свисток, что ли, какой рядом с рулем присобачить, решил молодой кузнец. Или колокольчик хотя бы.

Но вот показалась и деревня.

Он дал по тормозам, сбавил ход – пусть как следует полюбуются. Собственно, он предполагал встать прямо посреди города, встать на сиденье своей машины и сказать небольшую речь. А начать надо будет так: «Настало время избавляться от лошадей. Заря нового дня взошла…».

На ближайшем поле завопили дети. Вскоре они уже неслись по пятам за машиной, возбужденно галдя, засыпая Марка вопросами. Он даже пытался им отвечать, но механизм так грохотал, что из этого ничего не вышло.

Вывернув на главную (и единственную) улицу деревни, Марк поехал еще медленнее. Встречная лошадь вскинулась на дыбы и опрометью рванула в проход между домами, таща за собой небольшую тележку. Куда-то бежали люди, повсюду хлопали двери. Собаки рычали, лаяли и пятились от него – только дети не отставали.

Выбравшись на площадь, Марк остановил механизм и торжествующе огляделся по сторонам.

– А нам покататься можно? – донеслось из толпы.

– Можно, но позже, – милостиво кивнул Марк и оглянулся проверить, все ли в конструкторе как надо.

Двери снова начали отворяться.

Из домов и конюшен выглядывали люди и глазели на него со странным выражением – почему-то совсем не таким, как он ожидал. У некоторых физиономии были пусты, как новый бумажный лист, но многие казались испуганными – а некоторые явно злились.

– Это что еще такое? – крикнули ему через улицу.

– Паровая повозка, – крикнул в ответ Марк. – Она…

– Убери ее отсюдова! – Это был уже другой голос. – Ты на всех нас проклятие навлечешь!

– Это вовсе никакая не злая магия… – начал было Марк.

– Вали прочь отсюда!

– Увези ее сей же час!

– Притащить эту скверну в город – нет, вы подумайте!

Об котел шмякнулся ком грязи.

– Вы не понимаете!

– Вон! Вон! Вон!

Следом за грязью полетели камни.

Некоторое количество селян мужского пола угрожающе надвигалось на молодого изобретателя. Марк попытался воззвать к тому, кого знал лучше прочих.

– Джед! – закричал он. – Ну, Джед! Это не злая магия, я тебе говорю! Это просто как вода в чайнике кипит! Чай, Джед, ты меня понимаешь?

Отвечать ему Джед не стал. Вместо этого он вместе с товарищами решительно вцепился в подрагивающую бочину повозки.

– Ты себя в ней вскипяти, ублюдок! – подал голос кто-то другой, и с этими словами общественность принялась угрожающе раскачивать машину.

– Прекратите! Остановитесь! Вы ее сломаете! – возопил в ужасе Марк.

Перевешивающая в верхней части колымага охотно пошла народу навстречу: когда до Марка дошло, что она сейчас опрокинется, спрыгивать было уже поздно.

– Да черт бы вас подрал! – крикнул он и упал.

Приземлился он вперекат и стукнулся головой, но не отключился. Словно в тумане он увидал, как бойлер лопнул, а печка открылась, рассыпая уголья. Несколько капель кипятка долетело и до него, так что он поскорей покатился дальше, но вода целенаправленно устремилась в сточную канаву и его миновала.

– Черт, черт, черт! – услыхал он свой голос, а потом наконец стало темно.

Когда Марк пришел в себя, он первым делом учуял дым и уловил треск пламени: это повозка занялась от углей. Люди стояли кругом и пялились на представление; погасить пожар никто даже не попытался.

– Ну, вот, теперь еще чародея искать, чтобы изгнать демона, – сказала какая-то женщина. – Нет, только не трогайте ее! А вы, дети, держитесь подальше.

– Дурачье! – пробормотал Марк и попытался подняться.

Маленькая ручка легла на плечо и толкнула вниз.

– Не-не! Лежи тихо и не привлекай к себе внимания, – посоветовали ему.

– Нора…

Он даже не сразу понял, что она рядом – сидит и прижимает мокрую тряпку ему ко лбу.

– Ага. Полежи еще, соберись с силами, потом ступай тихонько домой – вот там, между домами, – она мотнула головой, указывая направление. – Когда будет пора, пойдем быстро. Я тебя провожу.

– Нора, они ничего не поняли…

– Я в курсе. Как та лошадка, когда мы были еще детьми.

– Да!

– Ты просто придумал эту штуку, потому что у тебя мозги так устроены – ты всегда так думаешь. Я-то это понимаю.

– Черт их всех забери!

– Нет. Они просто думают по-другому, не как ты.

– Я покажу им! Я им покажу!

– Сейчас ты им ничего показывать не будешь. Готовься, мы сейчас пойдем. А после этого тебе хорошо бы какое-то время не показываться им на глаза.

Марк перевел взгляд на горящую повозку и на окружающие ее лица.

– Думаю, ты права, – пробормотал он. – Проклятие! Ладно, я готов. Давай отсюда выбираться.

Она взяла его за руку. Он поморщился и отобрал.

– Ой, прости. Ты обжегся. Я не заметила.

– Я сам не заметил. Ничего, пройдет. Пошли.

Она взялась за другую руку, он быстро встал, и, прячась за кустами, за домами, они покинули место событий.

– Сюда.

Переулок, чей-то сарай…

– Спасибо, – выдохнул он, когда они остановились передохнуть. – Ты права. Наверно, мне надо на время свалить.

– Но куда?

– На юг.

– Ой, нет! – испугалась Нора. – Только не туда. Там слишком дикие земли и…

– Я уже заслужил себе здесь репутацию, – пожал плечами он.

Нора посмотрела ему в глаза и тихо попросила:

– Не надо.

Он постоял, потом протянул руки и заключил ее в объятия. Она напряглась было, но потом обмякла и прислонилась к нему.

– Я за тобой вернусь, – пообещал он.

Деревья здесь были ниже, земля – суше.

Кусты встречались реже, зато совсем голые участки – чаще. Страна оказалась скалистая и… куда более тихая, чем он привык. Ни тебе птичьих криков, ни насекомых, ни пения бегущей воды; листья не шелестели, звери мимо не ходили.

Руку перестало дергать несколько дней назад – теперь с нее облезала кожа. Бинт с головы он давно уже снял и выбросил. Несмотря на усталость, шаг его был тверд.

Путь вел его к горе в форме наковальни. Кругом уже удлинялись тени. На спине он нес небольшой рюкзак, а с пояса свисало несколько хорошо укупоренных фляг с водой. Одежда уже вся покрылась коркой грязи – а с ней и лицо, и руки. И все же он скупо улыбнулся, посмотрев вверх, и прибавил шагу.

Чувства подсказывали ему, что в округе нет ни демонов, ни чудовищ на любой вкус и цвет, как верили люди, но короткий меч он все равно с собой взял – он сам его отковал много лет назад, когда был и легче, и ниже ростом. Сейчас оружие казалось почти игрушечным, но управлялся он с ним с большой ловкостью и проворством. Он месяцами тренировался с разными клинками, чтобы лучше понять холодное оружие, – только так можно ковать действительно превосходные вещи, когда до них дойдет дело. Свой он как раз в кузне и выбрал, когда вернулся туда за припасами к побегу.

Сейчас, подбираясь все ближе к запретным землям, он не чувствовал в мече особой нужды – край казался совершенно вымершим, – но само его присутствие наводило на некие мысли. А именно на те, что вот куешь себе куешь, вкладываешь усилия в работу и все равно производишь вещь, качеством куда ниже, чем кое-какие странные обломки металла, которые тут местами просто торчали из земли.

Один такой обломок он выкопал и тащил теперь с собой, придирчиво разглядывая со всех сторон. Когда с него сошла грязь, это оказался какой-то легкий, но прочный сплав, который за все эти годы даже не попытался заржаветь. Что же за силы участвовали в его рождении? Какие температуры? И какое давление? Да, здесь когда-то явно творились чудесные дела.

Этим вечером он прошел сквозь безмолвный и все еще целый остов огромного здания. Для чего оно предназначалось? Кто и чем занимался внутри? Дважды ему послышался по дороге какой-то шорох, тихий стремительный топоток, и он на всякий случай решил заночевать подальше от руин.

Привлечет ли костер то, что могло тут обитать, или, наоборот, отпугнет, он так и не решил, но топлива под рукой все равно не оказалось – по крайней мере, такого, чтобы хватило надолго, – и он предпочел обойтись вообще без огня. Сгрыз сухой паек и устроился, завернувшись как следует в одеяло, на уступе футах в восьми над землей. И меч положил рядом – так, чтобы, случись чего, сразу схватить.

Сколько он в итоге проспал, он так и не понял. Видимо, не один час. Разбудило его, во всяком случае, какое-то настойчивое царапанье. Он проснулся мгновенно и первым делом протянул руку за мечом. Осторожно повернул голову. Внизу по камням ползло нечто непонятное – и прямиком в его сторону.

Темное сегментированное тело передвигалось на множестве крошечных ножек, а его передний конец то поднимался невысоко, то опять опускался. Оно было длиннее человека раза в три, а то и четыре и напоминало сильнее всего исполинскую металлическую гусеницу, которая неторопливо шла по его следу… в точности тем же маршрутом, которым он сюда попал.

Ближе к переднему концу тулова верхом сидело нечто приблизительно человеческих очертаний, но маленькое и какое-то перекрученное, и вроде бы даже держало в левой руке некое подобие поводьев, а в правой – древко длинного копья.

Вот тварь поднялась на дыбы – как раз достала бы до уступа, где притаился молчаливый наблюдатель, – покачалась, потом брякнулась обратно наземь и проследовала дальше, словно вынюхивая себе дорогу.

Волосы у Марка на загривке встали дыбом, в желудок провалилась какая-то холодная глыба; он поспешно зашарил взглядом по скале, ища пути к отступлению. Если поторопиться, у него еще будет достаточно форы…

Он глубоко вдохнул, спрыгнул на землю – и тотчас подвернул лодыжку! Поднявшись кое-как, хромая и беззвучно ругаясь, он устремился к скалам. Позади послышался резкий свистящий звук, а царапанье целеустремленно зачастило. Копье у всадника – это очень, очень плохо…

Марк отчаянно завилял, насколько позволяла нога.

Оглянуться он рискнул только раз и тут же об этом пожалел. Всадник занес копье, а впереди была скальная стена. Он нырнул в сторону, упал; металл лязгнул о камень. Беглец мгновенно вскочил на ноги и, не разбирая дороги, кинулся в сторону вчерашних руин.

Доносившийся сзади шум решил не бросать его одного: очевидно, тварь умела передвигаться гораздо быстрее, чем показалось поначалу.

Марк несся между утесами, стараясь держать источник звука примерно сзади, а строение – примерно спереди. Там хотя бы есть куда спрятаться, куда залезть, – все лучше для защиты, чем этот открытый на все стороны каменный лабиринт.

Обогнув громадный булыжник, он резко остановился и едва успел выдернуть из ножен меч: еще одна тварь, и тоже верховая, не то ждала его, не то просто по случаю искала, и оказалась в самом подходящем месте. Так или иначе, она дыбилась всего в паре футов от него – и копье уже летело вниз!

Он парировал, отбил древко вбок и широким обратным движением рубанул качающееся над головой чудище. Оно издало колокольный звон и обрушилось вперед. Марк увернулся (лодыжка болела немилосердно) и почти наугад нанес колющий удар вверх, в область кособокого наездника. Послышался крик; лезвие на что-то наткнулось и куда-то вошло. Он вытащил его, развернулся и побежал.

Теперь сзади было тихо; он оглянулся, не сбавляя хода: лишившийся всадника скакун скучающе тыркался среди скал. Марк уже собрался облегченно вздохнуть – даже рот раскрыл, – но тут мир под ним куда-то провалился. Некоторое время – впрочем, весьма недолгое – он неотвратимо падал сквозь тьму, после чего приземлился плечом на очень твердую поверхность.

Меч выпал из руки, залязгал, но ему повезло сразу же нашарить его и схватить. Затем вверху что-то грохнуло, как захлопнулось, и на голову посыпались пыль, мелкий щебень и куски земли.

А дальше вспыхнул свет, и он не видел уже ничего.

Когда глаза немного привыкли к яркости, диспозиция, увы, яснее не стала.

Кажется, стол… Да, его трудно не узнать – и стулья. Но свет-то откуда идет? И что это за большая серая штука со стеклянным прямоугольником посередине? И вот эти крохотные огоньки?

Кругом ничего не двигалось – только пыль заканчивала оседать, снова устраиваясь на покой.

– Привет? – зачем-то прошептал он.

– Ага, привет-привет! – ответил громкий голос. – Гм, привет?

– Ты где? – Марк медленно повернулся вокруг своей оси, но так никого и не нашел.

– Здесь, с тобой, – ответили ему.

Изъяснялись вроде как по-старинному, на манер северян.

– Я тебя не вижу. Ты кто?

– Ну и странно же ты говоришь! Иностранец, что ли? Я – обучающая машина. Библиотечный компьютер.

– Возможно, у меня речь необычно звучит и строится, потому что времени много прошло, – ответил Марк во внезапной вспышке озарения насчет возраста и… назначения своего необычного собеседника. – Ты можешь внести поправки и приспособиться к этому? Я даже простейшие твои слова с трудом понимаю.

– Да. Говори еще. Мне нужен образец побольше. Расскажи мне пока о себе и о том, что хочешь узнать.

Марк расплылся в улыбке и опустил меч. Дохромав до ближайшего стула, он рухнул на него и попытался растереть плечо.

– Расскажу, – пообещал он, переведя дух. – Но сначала объясни мне, откуда здесь свет идет.

Прямо перед ним загорелся экран: под толстым слоем пыли виднелась схема проводки.

– Ты вот про это спрашивал? – осведомился голос.

– Возможно. Я не уверен.

– Ты знаешь, что это такое?

– Пока нет, – ответил Марк. – Но узнаю. Если ты меня научишь.

– У меня есть ресурсы обеспечить твое благополучие и жизнеспособность на все время пребывания здесь. Я буду тебя учить.

– Кажется, я провалился ровно туда, куда так хотел попасть, – пробормотал Марк себе под нос и добавил уже громко: – Давай так: я расскажу тебе о себе, а ты начнешь прямо с источников питания.

Глава пятая

Дэниэл Чейн – студент университета, готовящийся к диплому по медиевистике; тонкий, но крепкий после двух лет бокса и фехтования и не слишком счастливый по жизни, потому что отец на него постоянно давит (чтобы он бросил уже наконец свою глупейшую специализацию по лингвистике и истории и пошел, как нормальный человек, в бизнес), сидел на высоком табурете и думал обо всем вышеперечисленном и о многих других вещах сразу, так как находился в состоянии полууправляемой грезы, охватывавшем его всякий раз, как он начинал играть.

В клубе было почти темно и накурено. Перед Дэном выступала Бетти Льюис: она исполняла слезоточивые баллады и блюзы под аккомпанемент механического фортепьяно на перфолентах и экстремально глубокого декольте и на поклоне всегда срывала овации.

Сейчас была его очередь заполнять салон звуками. Дэн приходил в субботние вечера и вдобавок через пятницу, играл инструменталы и пел вокальные номера. Публике, судя по всему, нравилось и то и другое.

Но сейчас у него было определенно невокальное настроение.

Стояла как раз «попеременная пятница», и народу в баре было исчезающе мало. Все же он распознал в полумраке за столиками несколько знакомых лиц – и некоторые даже кивали в ритм.

Клубы дыма поднимались к потолочным лампам, и Дэн ваял из них замки, горные хребты, лесные чащи и разных экзотических тварей. Отметина на запястье слегка пульсировала. Просто поразительно, как мало народу в таких местах вообще смотрит вверх, – чтобы хоть случайно заметить порхающие у них над головами рожденные музыкой фантазмы. А те, кто и правда смотрит, наверняка уже обдолбались и воспринимают их как нормальную часть вечерней программы.

Импровизируя, Дэн двинул армию через горный кряж. Потом атаковал ее драконами и разнес в пух и прах. Войска кинулись врассыпную. Он улыбнулся и прибавил темп.

Примерно в это время некий гулящий локоть сшиб со стола кружку с пивом. Послушный гитаре, сосуд притормозил в воздухе, выровнялся и удержал большую часть напитка в границах приличий. Более того, в паре дюймов над полом он совсем остановился и преодолел остаток дистанции легко и плавно, как пушинка. Когда владелец кружки обнаружил ее там и вскрикнул от такого чуда, Дэн уже успел возвратиться в свой мир бескрайних пространств и высоких деревьев, снежных гор и чистых рек, гарцующих единорогов и пикирующих грифонов.

Джерри, бармен, прислал ему пинту. Дэн прервал мелодию, чтобы угоститься, а затем, совсем уже погрузившись в себя, начал другую, на которую положил стихотворение Эдвина Робинсона «Минивер Чиви».

Вскоре он уже и слова пел.

Где-то на середине он заметил, что физиономия у Джерри стала какая-то перепуганная – он даже сделал шаг назад от стойки. А человек прямо перед ним, наоборот, наклонился вперед, прямо-таки сгорбился над своим напитком и испытующе смотрел на него. Дэн отклонился на своем табурете назад, вывернул шею – и сумел разглядеть в руке у клиента небольшой пистолет, наполовину завернутый в носовой платок.

Предотвращать пальбу ему еще никогда не приходилось – интересно, получится ли? Конечно, можно сделать так, чтобы на курок просто не нажали.

Джерри между тем уже медленно поворачивался к кассе.

Пульс в правом запястье забился тяжелее, глубже. Дэн уставился на большую пинтовую кружку, которая покладисто заскользила по барной стойке. Потом перевел взгляд на пустой стул: тот начал аккуратно красться вперед. Любопытно, что некая часть его (Дэна) при этом ощущала себя важной частью и стула, и кружки.

Джерри прозвонил «БАР НА ПЕРЕРЫВЕ» и теперь пересчитывал купюры из кассы. Стул занял позицию непосредственно за сгорбленным стрелком и остановился в ожидании.

Дэн пел себе и пел: замки рушились, драконы парили, войска маршировали в белой дымке вокруг ламп.

Бармен повернулся обратно к клиенту и протянул ему пачку банкнот, которые стремительно исчезли в кармане куртки. Оружие теперь уже полностью спряталось в платке. Предприимчивый посетитель выпрямился и слез с табуретки, не спуская с жертвы ни глаз, ни прицела. Когда он сделал шаг назад и уже начал разворот, стул переступил чуть поточнее, нога мужчина запнулась об него, и ее обладатель полетел на пол, машинально раскинув руки, чтобы спастись от неминуемой гибели.

Дождавшись, когда он растянется на полу, кружка тоже вступила в игру: взмыв с прилавка, она устремилась в сторону лба и встретилась с ним, после чего гость остался простерт, покоен и недвижим. Пистолет, все так же скромно прячась в белом платочке, пролетел через весь пол и скрылся под сценой с гитаристом в углу.

Дэн закончил песню и выпил еще. Джерри уже был рядом с грабителем и извлекал у него из кармана свои деньги. В том конце зала успела собраться небольшая толпа народу.

– Вот это сейчас было странно, – сказали рядом.

Дэн обернулся.

Это оказалась Бетти Льюис, покинувшая свой обычный столик у стены (где она по обыкновению потягивала что-то, отдыхая после концерта) и подошедшая к нему.

– Что было странно?

– Я видела, как стул двигался сам по себе – ну, тот, об который он споткнулся.

– Наверняка его кто-нибудь толкнул.

– Нет.

Теперь Бетти в упор смотрела на него, а не на жанровую сценку на том конце комнаты.

– Все это было… весьма необычно, – сказала она. – Вот и кружка, опять же… Забавные вещи творятся, когда ты играешь. Обычно по мелочи. А иногда это вообще просто… ощущение.

Он улыбнулся.

– Это называется настроение. Я вообще-то великий артист.

Он пробежал пальцами арпеджио.

– Нет, я думаю, все дело в призраках, – рассмеялась она.

Он серьезно кивнул.

– Ага, это как у Чиви. Меня осаждают видения.

– Уже никто не слушает. – Бетти оглянулась по сторонам. – Пойдем, сядем.

– Ну, пошли.

Дэн прислонил гитару к табурету и, взяв пиво, пошел за ее стол.

– Ты много своего пишешь, да? – полюбопытствовала дама, усаживаясь.

– Ага.

– Мне нравится твоя музыка и твой голос. Мы могли бы сделать пару вещей вместе.

– Может, и могли бы, – он пожал плечами. – Если нет возражений против всяких странностей, которые, как ты говоришь, случаются.

– Странности я люблю. – Она протянула руку и потрогала его шевелюру. – Она же настоящая… вот эта прядь?

– Настоящая.

– Я сначала подумала, ты чудак какой-то.

– А сейчас окончательно убедилась?

Она снова захихикала.

– Вроде того. Мне кто-то говорил, ты еще в школе учишься – это правда?

– Учусь.

– А когда закончишь, будешь музыкой заниматься?

Он еще раз пожал плечами.

– Трудно сказать.

– Думаю, у тебя есть будущее. Записывал уже чего-нибудь?

– Не-а.

– А я записывала. Но как-то оно не пошло.

– Жаль это слышать.

– То ли не ко времени пришлось, то ли еще чего. Не знаю, в общем. Но с тобой я бы хотела попробовать… Может, выйдет хороший саунд. Если получится, я знаю одного парня…

– Ты имеешь в виду мой материал?

– Ну да.

Он согласно кивнул.

– Ладно. Когда тут закончится, можем пойти куда-нибудь и попробовать пару песен.

– Я тут живу недалеко. В пешей доступности.

– Ну и отлично.

Он отхлебнул пива и огляделся – как раз вовремя: гость на полу решил пошевелиться. С улицы донеслось завывание сирен. Кто-то спросил:

– Слушайте, а пистолет-то где??

– У меня такое странное чувство, когда я тебя слушаю… – поделилась Бетти. – Как будто у мира малость настройка поплыла.

– Может, и так.

– Как будто ты в нем дырочку проковырял, и на той стороне видно что-то еще… совсем другое.

– Вот если бы большую проковырять – такую, чтобы можно было пройти насквозь.

– Ты говоришь, совсем как мой бывший муж.

– Тоже музыкант?

– Нет. Физик. Но любил поэзию.

– И что с ним стало?

– Уехал в Калифорнию, в коммуну. Искусства, ремесла… цветочки всякие сажает.

– Просто взял и свалил? Или тебя тоже звал?

– Звал. Но я как-то не сильно люблю, когда туфли в навозе. Особенно в свином.

– Да уж, – задумчиво покивал Дэн. – Если удастся когда-нибудь насквозь пройти, надо будет под ноги смотреть.

Перед баром, слепяще вращая мигалкой, затормозила полицейская машина. Сирена заткнулась. Дэн неторопливо допил стакан – тем временем кто-то как раз нашел пистолет.

– А мы неплохо будем смотреться на обложке диска, – заметила Бетти. – Особенно с этой твоей прядью. Может, мне тоже стоит… Хотя нет.

Пострадавшего от встречи с кружкой грабителя увели. Хлопнули двери машины. Сполохи наконец-то прекратились.

– Мне пора пойти, попеть, – сказал Дэн, вставая. – Или сейчас твоя очередь?

Она посмотрела на часы.

– Нет, ты заканчивай. А я посижу, послушаю.

Дэн взобрался на сцену и взял в руки гитару.

Дымные столбы начали лениво завиваться в двойную спираль.

Глава шестая

Гигантская механическая птица высадила Марка Мараксона на вершине холма.

Он закатал мягкий зеленый рукав куртки и нажал несколько кнопок на широком браслете, который носил на левом запястье. Птица снова снялась с земли и стала плавно набирать высоту. Марк управлял ее движениями и наблюдал за округой ее глазами: в центре украшения располагался маленький экран.

Дорога впереди была чиста. Он накинул на плечи рюкзак и зашагал вниз со склона, потом через лес и, наконец, вышел на тропу, которая бежала уже по более открытой местности. Птица казалась отсюда крошечной точкой, неотступно кружившей в небе.

Марк держался возделанных полей, но домов избегал – пока не завидел отцовский хутор: свой возвратный маршрут он спланировал с особой тщательностью.

Сарай стоял в целости и сохранности. Рюкзак он припрятал там, а сам двинулся к дому.

Внутри царил полный беспорядок – таким он свое жилище еще никогда не видел.

– Есть кто? – Марк захлопнул за собой дверь. – Эй? Здрасьте!

Ему никто не ответил.

Марк обошел весь дом, но никого не встретил. Повсюду толстым слоем лежала пыль. Маракас, понятное дело, мог быть просто в поле… ну, или еще какими делами по усадьбе занимался, но Мелани-то всегда сидела дома. Марк выбежал вон, проверил сараи, овины, поля – даже до канала дошел.

Никого.

Вернувшись в дом, он поискал себе еды на обед. Кладовка стояла пустая, так что он подкрепился из собственных припасов. Но прежде помудрил со своим наручным пультом, и точка в небе, перестав кружить, целенаправленно заскользила на юг.

Марк поел, но на душе у него все равно было неспокойно.

Надо бы хоть в доме прибраться, что ли… Прибравшись, он пошел к себе в сарай и занялся доводкой узла, который принес с собой.

Время было уже под вечер – сборку он уже давно закончил, – когда снаружи загромыхала телега. Марк покинул прибранный дом и вышел ждать на крыльцо.

Вскоре к конюшне подъехал Маракас, спешился и стал распрягаться.

– Здорово, пап! – Марк незаметно подошел и включился в работу.

Маракас подскочил как ошпаренный и воззрился на него. Физиономия его оставалась пустой… слишком долго. На целую секунду дольше нужного. За эту секунду Марк успел сообразить, что так напрягает его в отцовской манере двигаться – да и в общей тормознутости, раз уж на то пошло.

Родитель был пьян, и не сказать, чтобы слегка.

– Марк! – воскликнул наконец он, просияв узнаванием и даже пытаясь сделать маленький шаг вперед, к сыну. – Тебя же тут не было… больше года не было. Да все полтора не было… Даже два! Чо… чо случилось, а? Ты где пропадал?!

– Долгая история, па. Давай-ка я тебе помогу.

Он сам распряг пару, отвел лошадей в стойла, выскреб как следует и задал корму. Все это время он рассказывал.

– …в общем, когда они уничтожили мою повозку, мне пришлось уйти. Потому что я испугался. Ну, и ушел. На юг.

Он задвинул засов на двери конюшни.

Солнце как раз спрятало последний краешек за горизонт.

– Но тебя не было так долго, Марк… Ты нам ни словечка за все время не послал. Никакой весточки…

– Не мог я, па. А… как мама?

Маракас не ответил и даже глаза отвел. Потом ткнул пальцем в сторону их маленького сада.

– Там она, – пробормотал он после долгого молчания.

Марк тоже не посмел заговорить сразу.

– Как это случилось? – вымолвил он наконец.

– Во сне. Совсем не плохо для нее. Идем, я тебе покажу.

Они вышли и зашагали к яблоням. Под одной из самых старых виднелась маленькая, обложенная камнями могила, почти спрятанная в тенях и сплетеньях корней.

Марк остановился, не доходя до нее, и повесил голову.

– Мой… уход, – сказал он. – Это же никак не связано с… правда?

– Что ты, сынок. Конечно же, нет. – Маракас положил ему руку на плечо.

– Никогда ведь по-настоящему не ценишь… – пробормотал Марк. – Пока не потеряешь навсегда.

– Я знаю.

– Значит, вот почему тут все не так, как раньше?

– Да. Ни от кого не секрет, что я заливаю за воротник. Не до дома стало как-то… Не до хозяйства…

Марк кивнул и, проглотив ком в горле, опустился на колено, потрогал камень.

– Теперь, когда ты вернулся, – несмело сказал Маракас, – мы могли бы заправлять тут всем вместе.

– Не могу, отец.

– В деревне у них теперь другой кузнец. Совсем новый парень.

– Туда я тоже возвращаться не собираюсь.

– Так что же ты станешь делать?

– Кое-что новое, совсем другое. Это тоже долгая история. Мама…

Тут у него перехватило горло, и Марк надолго замолчал.

Тишину прервал Маракас:

– Сын, я когда пью, у меня в голове туман… так что не знаю, надо ли мне сказать это тебе сейчас… или потом – или вообще никогда. Ты любил ее, она любила тебя, и я не знаю… Короче, мужчине надо такое знать рано или поздно, а ты нонеча уже мужчина… И тут все без тебя стало сильно по-другому. Мы, в общем, хотели ребенка, понимаешь?

Марк медленно встал.

– Ты о чем сейчас? – осторожно спросил он.

– Я тебе не отец. А она – не мать. Не по природе, во всякошном случае.

– Я не понимаю…

– Из наших собственных детей никто не выжил. Печальное дело, да. Так что, когда нам представился случай дать дом малышу, мы его и взяли. То есть тебя.

– А… кто тогда мои настоящие родители?

– Этого я не знаю. Все сразу после войны случилось.

– Так я что, сирота?

– Это вряд ли. Не понимаю я этих волшебников – больно мудрено говорят. Словом, они не смогли собраться с силами и просто прибить мальца старого Дьявола Дета и замест того отослали его куда-то в дальнюю даль, а взамен взяли тебя. Сказали, мол, ты подменыш. Вот и все, что мне известно. Мы с женой были рады-радешеньки тебя взять. Мел с тобой гораздо счастливее стала, чем до тебя… И я тоже. Надеюсь, это меж нами ничего не изменит, сын. Но, подумал, пора бы тебе уже и знать. Вот оно, стало быть, как.

Марк лишь обнял его.

– Я был вам нужен, – сказал он, помолчав. – Это куда больше, чем много кто мог бы сказать.

– Хорошо-то как снова видеть тебя! Идем-ка скорей в дом. У меня в повозке еда припасена и еще всякое.

После ужина они прикончили на двоих бутылку вина.

Маракаса развезло, и он задремал, а потом и вовсе отправился на боковую. Марк подождал немного и пошел к себе в сарай. Они уже все наверняка здесь, наверху, подумал он; кружат там со всем дополнительным оборудованием и ждут только сигнала спускаться. Он вытащил собранный узел на воздух и отдал все необходимые распоряжения.

С неба к нему, затмевая звезды, заскользили темные птицы. Их силуэты росли и росли – они были поистине огромны. Марк встретил их довольной улыбкой.

На разгрузку оборудования и переноску большей его части в сарай у него ушло несколько часов. Под конец он устал как собака, но все же не забыл отослать все продукты своих сборочных линий назад, в город на юге – все, кроме одного. Последнего летуна он снова отправил кружить над деревней, на самой большой высоте.

А потом вернулся в сарай, спать.

Но все же зашел еще на минутку в сад, к яблоням.

На следующий день Марк собрал небольшую повозку, которая, как он объяснил Маракасу, черпала энергию прямо от солнца. Убедить отца, что это никакая не магия, ему, правда, не удалось, а его отказ говорить, откуда взялись все составные части, лишь укрепил бывшего солдата в этом мнении. Увидав, что для него это все равно мало значит, Марк бросил попытки и занялся настройкой… разных специфических характеристик.

Во второй половине дня он нагрузил свой новый транспорт оборудованием и уехал куда-то по тропинке, шедшей вдоль канала. Потом несколько раз вернулся за дополнительными инструментами и приборами.

Следующие пять дней он на ферме не появлялся.

Закончив на шестой свою таинственную работу, он сел на повозку и двинул в деревню. Проехав по главной улице, он встал ровно на том же месте, что и в прошлый раз – там, где селяне раскурочили его первую паровую машину. Тут он включил несколько цепей и взял в руку микрофон.

– Говорит Марк Мараксон. – Голос загремел по всему поселку. – Я вернулся сказать вам то, о чем вы не желали слушать раньше, – и еще много всякого другого, нового.

В окнах, как тогда, замелькали лица. Двери начали отворяться.

– Эту повозку, как и ту, другую, приводит в движение вовсе не демон. Всю работу делают естественные, природные энергии. Я могу построить похожие механизмы, которые будут пахать, сеять и собирать урожай – они быстрее и гораздо эффективнее, чем те, что таскают для вас лошади. На самом деле я уже все это построил. И теперь предлагаю оснастить ими все фермы в округе совершенно бесплатно – я научу вас ими пользоваться. Я хочу сделать из наших земель образцовый край научных фермерских технологий, а затем и центр производства технических устройств. Все мы тогда разбогатеем и станем обеспечивать ими остальную страну.

Люди начали выходить на улицу. Он увидел знакомые лица и вдобавок к ним несколько новых. Если кто-то и пытался что-то кричать, голос в динамиках гудел так громко, что он ничего не слышал.

– Кроме того, я смогу научить вас чередованию посевных культур, использованию удобрений и продвинутым технологиям полива. Уровень воды здесь всегда был проблемой, и я подготовил демонстрацию того, как его можно контролировать с помощью установки на каналах серии автоматических шлюзов – она ждет вас на заброшенной ферме Брэнсона, что у западной излучины реки. Хочу, чтобы вы сходили туда и посмотрели сами: они работают совершенно самостоятельно, без вашего участия – после того, как хорошенько подумаете над моими словами. Там никаких демонов тоже нет.

Камни и комья навоза и грязи начали стукаться о короб машины еще в процессе речи – все они безвредно отскочили, и Марк продолжил говорить:

– Еще я удобрил, распахал и засеял одно из старых полей в той стороне. Обратите внимание, как ровно и гладко там все сделано. Увидите, какой урожай будет с этого участка. Уверен, он произведет на вас впечатление.

Четверо мужиков ринулись вперед и схватились за борт машины. В следующий момент они все с воплем отскочили – некоторые, впрочем, даже упали.

– Это был электрический шок, – объяснил им Марк. – Я не настолько глуп, чтобы дважды давать вам одинаковый шанс причинить мне ущерб. Черт вас возьми! Мы же соседи! И я пришел вам помочь! Я хочу, чтобы мой город стал центром, откуда на всю страну польются блага, которыми я намерен ее одарить. Я обещаю научить вас совершенно удивительным вещам! И это все только начало! Жизнь станет лучше – гораздо лучше, для каждого из вас. Я построю машины, которые умеют летать! И плавать под водой! Я изготовлю оружие, с которым мы выиграем любую войну! У меня есть армия механических слуг! Я…

Теперь на машину обрушился настоящий град – причем летящие предметы стали заметно больше и тяжелее.

– Ладно! Ладно! Я уезжаю! – закричал Марк. – Я хочу только, чтобы вы как следует подумали над тем, что я вам сказал. Позже, когда вы остынете, оно покажется вам куда разумнее, вот увидите! Сходите, гляньте на ферму Брэнсона! Я приеду еще, и тогда мы с вами нормально поговорим!

Повозка медленно тронулась вперед. Горстка людей еще некоторое время пыталась бежать следом, швыряясь последними камнями и последними словами, но потом отстала.

Деревня осталась позади.

Марк повернул налево, объезжая небольшой холм, и за поворотом увидел стройную фигурку в синей блузе и серой юбке – она махала ему с обочины дороги. Узнав Нору, он немедленно дал по тормозам.

Машина остановилась, и он, перегнувшись через сиденье, открыл ей дверь.

– Запрыгивай.

Сузившимися глазами девушка изучила механизм – и решительно помотала головой.

– Нет. Я подумала, что ты в деревню здесь поедешь, и пришла заранее – предупредить. Чтобы ты туда на этой штуке не совался.

– Предупредить меня?

– Они очень злы…

– Я вообще-то в курсе.

Она нетерпеливо саданула кулаком по ладони.

– Не перебивай меня! Слушай! Ты вообще слышал, что они кричат?

– Нет. Я…

– Ну, еще бы, поверх такого-то шума! Зато я слышала, и, можешь мне поверить, они не успокоятся и не станут смотреть на вещи по-твоему. Думаю, ты до сих пор жив только потому, что они не смогли взять эту вещь штурмом.

Она опасливо протянула руку и потрогала дверцу.

– Не возвращайся в деревню. Лучше тебе будет снова уехать. – Горло у Норы перехватило, и ей пришлось отвернуться.

– Ты так и не прислал весточку, – выдавила она после долгого молчания. – Сказал, что пришлешь, сразу, как только… и не прислал.

– Я не мог, Нора.

– Где ты был?

– Очень далеко.

– Далеко? Небось, в Наковальных горах или еще в каком из запретных мест? Это оттуда ты приволок эту гадость?

Отвечать он не стал.

– Оттуда, да? – наседала она.

– Все было совсем не так, – сказал он наконец. – Да, я был там, но…

– Уезжай, Марк! Убирайся отсюда! Не хочу тебя больше знать! Я ведь тебя предупреждала… Если тебе дорога жизнь, уезжай отсюда – и на этот раз больше не возвращайся!

– Слушай, ты ошибаешься! Я могу тебе все объяснить, клянусь, – только послушай меня. Если дашь показать тебе несколько…

– Не буду я слушать и смотреть ни на что тоже не буду!

Она развернулась и кинулась прочь через рощу. Марк и бросился бы следом за ней, да только боялся за машину – вдруг кто из деревенских за ним увязался!

– Нора! – крикнул он. – Вернись!

Но никто к нему не вернулся – и даже не ответил.

Нехотя он закрыл дверцу и поехал дальше.

С вершины холма его проводил глазами донельзя удивленный кентавр.