Подлинная история. Прыжок в столкновение.

7

Больше Энгус Термопайл не бил Мори Хайленд. Она принадлежала ему, а к своей собственности он относился по-хозяйски.

Побуждаемый злобой и раздражением, проистекавшими из смутного ощущения того, что он уже не распоряжается своей жизнью, Энгус использовал Мори как женщину так рьяно, что прошло несколько дней, прежде чем он начал учить ее управлению «Красоткой». Прежде он редко связывался с женщинами и, по правде сказать, всегда полагал, что в жизни можно прекрасно обойтись и без них. Но теперь его переполняло вожделение. И чем чаще он удовлетворял свою похоть, наслаждаясь ее красотой и бессилием, тем больше его тянуло к ней, и тем большую подспудную власть обретала она над его желаниями…

Между тем, торчать так долго на одном месте было чистейшим безумием. Энгусу давно следовало вылететь к известной ему нелегальной верфи, находившейся в пределах запретного пространства, куда копы никогда не совались. Он должен был лететь, но вместо того измышлял все новые способы насладиться покорностью своей пленницы. Очертания ее бедер и упругой груди постоянно будоражили его воображение, не давая уснуть. Несколько дней он и думать не мог ни о чем другом.

Как-то, когда он в очередной раз освободил Мори от контроля, чтобы насладиться ее беспомощностью и страхом, она спросила:

– Зачем ты все это делаешь? За что так меня ненавидишь?

Они находились в медицинском отсеке, потому как тамошняя койка лучше всего годилась для утоления его страсти. Мори сидела на полу, подтянув ноги к груди и уронив лицо на колени. Ему доводилось видеть опустившихся наркоманов, нищих, обитавших в канализационной системе Станции, даже передатчиков нулевой волны, но и те выказывали больше жизненной энергии. Как он и предсказывал, она начинала ломаться. Казалось, ей уже никогда не набраться смелости, чтобы угрожать ему.

И все же она к чему-то тянулась, что-то искала…

Она походила на «Красотку»: обе они могли преподносить сюрпризы.

– А какая тебе разница? – буркнул Энгус, просто чтобы что-то сказать. – Как вышло, что гравитационную болезнь подцепила ты, а не я? Кто это знает? И кому есть до этого дело? Я тебя заполучил: так вышло, вот и весь сказ.

Она слегка подняла голову: над коленными чашечками поднялись черные от муки глаза.

– Неужели ты не можешь придумать ничего лучше? – спросила она прерывающимся, дрожащим как у безумной голосом.

Энгус небрежно пожевал губу, ощущая чуть ли не приступ великодушия. Спятила она или нет, но чувство собственника тешило его душу.

– Ладно, – неожиданно сказал он. – Пожалуй, я расскажу кое-что о себе. Одну маленькую историю, чтобы тебе легче было меня понять… – Энгус усмехнулся. – Когда-то у меня был сосед по комнате… – Мори подняла ничего не выражающий взгляд, и он пояснил: – На Земле, в исправительной школе для малолетних преступников. Я тогда был сопливым мальчишкой и еще не на учился воровать не попадаясь. Паскудные копы сцапали меня за кражу из продуктовой лавки: захотелось мальчонке угоститься. Я залез туда, потому что был голоден, но им, ясное дело, было на это плевать. Им хотелось одного – «исправить» меня. Сделать «полноценным членом общества». Сломить. Вот они и упекли меня в эту школу. Я ее ненавидел. И еще тогда, мальчишкой, дал себе обещание: никто и никогда не посадит меня под замок снова…

Тут Энгус осекся, потому что не хотел допускать даже мысли о возможности своего ареста. Одна эта мысль могла свести на нет благодушное настроение и ввергнуть его в ярость. Ему не раз случалось совершать отчаянные поступки, которые со стороны могли показаться свидетельством безрассудной смелости. Но в действительности смелость не имела к этому ни малейшего отношения. Он просто делал все возможное, чтобы не попасть в тюрьму.

– Так вот, там у меня был сосед по комнате, – вернулся к своему рассказу Энгус. – Только один: мне говорили, будто это большое везение. Куда чаще в одну каморку запихивали троих-четверых. Меня поместили с этим придурком, потому что решили, будто он сможет хорошо на меня влиять. Там всем распоряжались одни копы… – Воспоминание об их власти над ним вызвало у него желание сплюнуть. – Копы, вроде тебя. Несли всякую чушь насчет перевоспитания, хотя все их перевоспитание сводилось к грубой силе. Ничего другого у них и на уме не было, вроде как у тебя. Они хотели убить меня – или сломать, что одно и то же. Я был для них уличной крысой, пойманной на краже. Я был беззащитен. Они думали, будто могут делать со мной что угодно. Мой сосед должен был служить для меня хорошим примером, потому как являлся живым свидетельством успеха их воспитательной методы. Этот малый попался на краже купюр из бумажника собственного напаши и, отмотав в исправительной школе пять лет, твердо встал на путь добродетели. Они хотели, чтобы он помог мне исправиться. Звали его Скарл. Он был первостатейной мразью: из тех козлов, что будут тебе жрать дерьмо и улыбаться. Белозубой улыбочкой. Ему хотелось помочь мне исправиться, это точно. Хотелось прогнуться перед ними, показать себя с такой стороны, чтобы они лучше к нему относились. И уж как он старался, как сопли с сахаром мешал, чтобы я поверил в его дружеское расположение. Всячески выказывал свою дерьмовую заботу. Познакомил меня с внутренней жизнью школы. Не позволял старшим ребятам меня дубасить. Учил тому, как получать поблажки, как разжиться на кухне добавкой, как попасть в список на поощрение. После проведенного рядом с ним дня меня тянуло блевать. Но я проучил этого придурка. Каждому воспитаннику разрешалось иметь личный шкафчик, который запирался на ключ. У него тоже такой был, да только ключик свой он прятал дерьмово. Ну, я его и спер. Потом я наведался в комнатенки некоторых копов и прибрал там, что плохо лежало, – многоцветные ручки, наркоту и все такое… Кстати, у одного вашего нашлась чудненькая подборка порнографических картинок… – Энгус осклабился. – И некоторые мои нынешние идеи почерпнуты как раз оттуда.

Мори промолчала.

– … так вот, кое-что из своей добычи я взял да и засунул в шкафчик Скарла. А шкафчик запер. А ключ положил на место: он, болван, так и не заметил пропажи. А на следующее утро копы как с цепи сорвались. Устроили общий шмон. Врывались во все комнаты подряд. Заставляли нас раздеваться и стоять голыми, пока они обшаривали шкафчики. А когда старина Скарл увидел, что обнаружилось в его шкафчике, он хлопнулся в обморок. – Энгус расхохотался, однако смех получился натужным и фальшивым. Непонятно почему, но воспоминание о той ловкой проделке утратило аромат удовольствия. Откуда-то появился привкус горечи, словно кто-то его надул.

Силясь снова сделать воспоминание приятным, он продолжил:

– Но добили его те порнографические картинки. Их сочли слишком забавными для исправительной школы, и бедолагу куда-то спровадили. Наверное, перевели и колонию для старших. – Увы, почувствовать удовольствие Энгусу так и не удалось. – Ну, а меня поселили в комнате с целой компанией подонков, очень любивших от нечего делать меня трахать. Так я и жил, пока не выпал случай оттуда смыться.

Некоторое время Мори молчала, а потом угрюмо спросила:

– И какое отношение это имеет ко мне?

– Э?.. – Энгус уже успел забыть про ее вопрос.

– Ты подставил своего товарища, – проговорила она осипшим, измученным голосом. – Того самого, который тебя защищал. Скорее всего, ты навредил этим себе больше, чем ему. И какое отношение это имеет ко мне?

– Мне было приятно, – буркнул Энгус, досадуя на потерю хорошего настроения. – Вот какое отношение это имеет к тебе. Мне было приятно.

С этими словами он повернулся и уже двинулся к выходу из отсека, когда она мягко произнесла:

– Постой.

Он остановился.

– Считай, что это было сделано законно. Я имею в виду зонный имплантат. Я готова подтвердить это, сказать, что у тебя не было другого выхода. Что ты вынужден был поступить так, чтобы спасти нас обоих. Только прекрати это.

Энгус обернулся и посмотрел на нее, но теперь она отвела глаза.

– Как же так, – хмыкнул он. – Ты ведь коп. Как же все твои угрозы? Я-то думал, ты ищешь способ разделаться со мной.

– Мне страшно, – умоляюще пролепетала Мори. – Я хочу жить.

То, как она сомкнула колени и уткнулась в них лицом, наводило на мысль о действительно запредельном страхе.

– Я буду служить тебе как член экипажа. Засвидетельствую, что ты поступил законно. Они поверят мне, ведь я из полиции. Я ни словом не помяну о тех старателях… Я… – Голос ее дрогнул. – Я буду ублажать тебя в постели. Буду делать все, что захочешь. Только пощади меня. Перестань меня мучить.

На какой-то миг Энгусу показалось, что он готов прислушаться к ее словам, готов поддаться жалости. Неужто она уже сломалась? Но уже в следующий миг на него нахлынула злоба.

– Черта с два! – рявкнул он. – Пощады ты не дождешься. Никогда. Ты боишься, и это просто замечательно.

Прежде, чем она успела сказать еще что-то, он повернулся и ушел, предоставив ее себе. Пусть отдыхает. Пусть готовит себя для своего хозяина.