Подледный лов[СИ]

Сергей Шведов ПОДЛЕДНЫЙ ЛОВ Рассказ

Это был куб — просто белый куб идеальной формы. Ни одного архитектурного украшения на фасаде. Даже в окнах здания были вставлены стекла молочного цвета. Стена смотрелась с улицы сплошной белой панелью.

Я с недоумением еще раз взглянул на визитною карточку. Нет, все правильно — адрес совпадает. Просто мне трудно представить, что столь респектабельный господин, вчера настойчиво упросивший меня заглянуть к нему в офис в рабочее время, согласится обитать в каком–то пакгаузе или транспортном терминале, чем представлялось мне это здание.

— Вас уже ждут, — вернул мне охранник эту странную визитную карточку, где были указаны только адреса и ФИО ее владельца безо всякого указания рода занятий или почетных званий. Ну, хотя бы как у меня на визитке: «доктор наук, профессор» и т. д. и т. п. Наверное, меня пригласил к себе кто–то из тех, кто не любит засвечиваться на людях, — это обычно разведчики, «писатели» речей по заказу политических деятелей, подручные боссов криминальной экономики и операторы по исполнению смертных приговоров, то есть палачи по–старому.

— Дорогой друг! — распахнул мне навстречу свои объятья пригласивший меня некий Макс Лесин. — Просто глазам своим не верю! Невероятно, что вы удостоили меня своим визитом.

Начало многообещающее. Чего еще удумал этот Макс, господин без рода деятельности и социального статуса на визитке?

Офис у него был под стать президентскому. Разумеется, я имею в виду президента какой–нибудь товарно–сырьевой биржи, а не государственного небожителя.

Оформление интерьеров буквально кричало о сумасшедшей страсти хозяина к зимней рыбалке, точнее, к подледному лову. Ведь зимняя рыбалка бывает и на Кубе, только там не бывает льда.

— Ну–ну, показывайте, показывайте, коллега!

Я вытащил плоский футляр из прозрачного пластика. Внутри к кусочку поролона были приколоты блесны и мормышки моего собственноручного изготовления, моя страсть и гордость.

У хозяина роскошного кабинета загорелись глаза:

— Мне много говорили о вас, но такое чудо я вижу впервые. Крючочки с двумя бородками.

Нужно уточнить для непосвященных, что бородка крючка — загнутое в обратную сторону острие, не позволяющее рыбе сорваться.

— Но у них вид, простите, какого–то самопального изделия.

Мои мормышки заметно покоробили своим внешним несовершенством эстетическое восприятие хозяина роскошного кабинета.

Лично он, судя по роскоши интерьеров его кабинета, предпочитал отделку класса люкс. Пришлось его разочаровать:

— Наши представления о красоте не совпадают с таковыми у обитателей подводного мира, разнящимися с нами по способу бытования.

— Не по–о–онял? — уже гораздо проще выразился мой новый знакомец.

— У меня есть блесна, которую я сварганил на скорую руку из консервной банки. Рыба предпочитает клевать только на нее. По «уловкости» с ней не сравнится ни одна блесна с эпитаксионным покрытием из драгоценных металлов.

— А–а–а! Даже так? — призадумался мой собеседник. Он был одним из редких тугодумов, которые любое сообщение проверяли примерами из личного опыта.

Есть особая порода фанатичных рыболовов, которые с ума сходят от подледного лова. Таким выставлял себя и мой собеседник. Меня к зимней рыбаке еще с раннего детства приохотил мой отец, когда мы жили в Заполярье, поэтому это занятие стало привычным. Но есть среди нас такие, что половину жизни проведут в уютном кабинете или дома на мягком диване у телевизора. А потом чисто случайно попадут за компанию на лед с удочкой перед лункой, — и, случается, пропал человек! навсегда свихиваются на зимней рыбалке.

Пусть даже он перебрался на ПМЖ на солнечный берег Средиземного моря, все равно каждый год зимой будет летать в Россию или Канаду, лишь бы померзнуть на льду с коротенькой удочкой с кивком–индикатором клева на конце, чтобы выудить парочку корюшек с мизинец величиной. Для такого фаната улов не имеет особого значения. Ему важен сам процесс, воспоминания о перипетиях рыбалки и разговоры в задушевной компании, среди единоверцев в неумолимого гиперборейского Нептуна — Северского, бога подледного лова.

Он будет всякий раз рассказывать, как в таком–то году они вытаскивали снегоход из–подо льда. Для этого нужно было сначала нырнуть голяком в трещину между льдинами, чтобы привязать вытяжные веревки к утонувшей машине. И первым нырнул в ледяную воду, разумеется, именно он, за что и был награжден стаканом чистого спирта.

Этими воспоминаниями они только и живут. Готовятся к воскресному походу на лед аж с понедельника, мечтают, фантазируют, созваниваются, ходят в гости друг к другу, что–то обсуждают, мастерят какие–то рыбацкие приспособления и обмениваются маленькими открытиями в мистическом мире подледного лова.

Пусть даже вы обитаете не в австралийской Аделаиде, а в калужской Тарусе, все равно в начале зимы, устав от затяжной осенней распутицы и морозов по чернотропу, ждете не дождётесь первого снежка, а его все нет и нет. Наконец однажды, выглянув поутру в окно, с каким–то восторгом воспринимаете внутренним чутьем, что мир преобразился — из мрачно–грязного за одну ночь сделался снежно–непорочным. Будто бы снег укрыл под белой свадебной фатой всю грязь человеческого бытия, точнее под снегом скрылся мрак будничной нашей «жисти–жистянки». И на душе сразу посветлело, как будто сто грехов с нее за добрые дела списали. Праздник зимушки–зимы, белоснежной покровительницы любителей подледного лова!

Кто ведает, что заставляет и слесаря, и маршала хмурым зимним утром покидать теплые постели, и отправляться на холод ради какой–то мелкой рыбешки? В выходной день хотелось бы поспать подольше, а, может, ну ее, эту рыбалку? Но какой–то внутренний командир заставляет тебя выпрыгнуть из постели.

Лучшее транспортное средство — теплый «кунг». Это армейский или ремонтный дом на колёсах. Не сравнить его ни с каким внедорожником. Забираешься по вертикальной железной лесенке внутрь — там тепло, греет печка–буржуйка, накрыт столик с домашними припасами от сотрапезников. Стоят стакашки. Езда в теплом кунге за сто пятьдесят километров для любителя зимней рыбалки — не расстояние.

По прибытию на место теплая одежда сковывает движения. А если, не дай бог, провалишься в таком облачении под лёд, тогда воспаление лёгких обеспечено, или вообще рыбалка может стать последней. Но кто из сумасшедших любителей подледного лова этого боится? Раз за разом перестаешь замечать тяготы зимнего облачения, как космонавт в открытом космосе не ощущает тяжести скафандра.

Дружной толпой, как в массовом забеге, поспешаем на место лова. За спиной у каждого болтается ящик со снастями, на котором предстоит восседать на льду. За плечом у каждого торчит предмет гордости настоящего подледного рыболова — ледобур, а у кого и дедовская пешня. А воздух ледянисто–пресный с рыбным привкусом, так и манит на лед.

Лунка готова, надо еще очистить ее шумовкой от ледяной кашицы. Святое дело — испить ледяной водицы после тяжкого труда. Перед этим никто из рыбаков не устоит.

Нехитрое снаряжение подледника — удочка с мормышкой, наживка, «ссобойка» и кое–что для сугреву. И тягай себе лениво клюющую так называемую «бель», рыбу частиковых пород, то есть самую бросовую. Стоит ли ради никчемной добычи переться на мороз? Э, не скажи. Подледный лов — дело хитрое, потустороннее, почти метафизическое. Никакая иная сила не выманила бы здоровенных мужиков в выходной из теплых постелей. Выпить за компанию? Выпить можно и в городской рюмочной.

Случается одному из нас поймать крупную рыбу, как тут же вокруг него сразу же собирается несколько других рыбаков, которые быстро бурят лунки вокруг «уловкого» места в надежде на удачу. Постепенно между нами завязывается разговор и образуется теплая компания, извлекаются фляжки с крепкими напитками и, обычно, жирная закуска, чтобы на морозе не застывала. А на свежем воздухе аппетит совсем не тот, что в теплом доме у телевизора.

А потом, дома, избавившись от валенок или унтов, толстенного свитера и ватных штанов, на всю рабочую неделю занимаешь свое почетное место у того же телевизора и не смотришь на экран, а помышляешь о невиданных уловах, которыми ты обскачешь своих коллег–конкурентов.

Но это я размечтался вслух, что называется. Хозяин роскошного кабинета в неизвестном мне учреждении, прослушав мои размышления о зимней рыбалке, даже мечтательно потянулся, полуприкрыв глаза:

— Эх, хорошо!.. Так бы слушал и слушал… Я беру ваши снасточки–мормышки. Сколько я вам должен?

— Я не торгую своим страстным увлечением, а раздариваю хорошим людям.

Он недоверчиво посмотрел на меня поверх очков, но что–то в моем облике его успокоило, что ли.

— Тогда услугой за услугу. Я вам покажу такие заветные места на Волге, что ахнете от удивления.

— Спасибо. Люблю порыбачить в незнакомой местности. Вот вам моя визитка. Звоните в любое время. Я легок на подъем.

Мой новый коллега по подледному лову буквально вылупился на мою визитку, как завзятый коллекционер–филателист на редкую марку.

— Так вы и есть тот самый профессор Кривич?

— По крайней мере меня довольно часто цитируют в научных журналах, — пожал я плечами.

— Тогда и я хочу непременно похвастаться своими достижениями, — взвился он с места, подхватывая ручной пульт управления. Одним нажатием кнопки на пульте мой хозяин открывал и закрывал любые двери.

— Вы, как мне вас рекомендовали, что–то вроде директора школы?

— Не просто школы, а уникального лечебно–учебного заведения для детей с дефектами психического развития. О моих методах лечения тоже пишут в научных журналах. Пройдемте, я сейчас покажу вам мое хозяйство, если вам время позволяет. Не хвастовства ради, а с чувством должной гордости за свои труды и творческие находки.

Он нажал на кнопку пульта, и дверь перед нами отворилась сама собой.

— Удобно, — согласился я.

— И надежно. Мы ведь находимся в стенах психиатрической клиники закрытого типа.

2

Это была с виду обычная лечебница, только закрытые палаты тут чередовались с учебными классами. И школьные звонки весело трезвонили, как в обычной школе. Только стекла в окнах были матовыми, чтобы пациентов не отвлекали от лечения соблазны внешнего мира.

На переменке пестрая толпа школьников напоминала веселый карнавал.

— Я думал, что в подобных учреждениях дети ходят в школьной форме или больничных пижамах.

— Ошибочное представление! Школьная униформа годится только для закрытых элитарных школ, где обучаются нормальные дети, рожденные от нормальных родителей. Она дисциплинирует и воспитывает чувство ответственности и собственного достоинства. Для наших дефективных деток школьная форма только затруднила бы процесс психической реабилитации для их будущей жизни в социуме.

— Согласен, сознание дебилов нужно раскрепостить, чтобы вырвать их из закостеневшего диагноза. Но почему все одеты в костюмы клоунов?

— Клоунов? Они всего–навсего одеты по рекомендациям самых ярких светил современной психиатрии. Это вам, простите, непосвященному, их наряды кажутся чересчур экстравагантными. На самом деле все костюмы строго функциональны по всем правилам науки о лечении человеческих душ. Функциональная одежда помогает сломить упорство наших учеников–пациентов в их желании представить свои болезненные реакции на окружающий мир как норму. Главное, заставить дефективных не верить собственным представлениям, а полагаться на авторитетное мнение большинства. Вот полюбуйтесь!

Девочка в коротеньком полупрозрачном пеньюаре, без лифчика и трусиков тихой тенью прошла мимо нас. Лицо ее было серым и заплаканным. Руки ее были жестко прикованы к компьютерному планшету, который она вынуждена была держать перед собой. Ортопедические кронштейны так фиксировали ее голову, чтобы взгляд был всегда направлен на экран.

— Синдром угнетающей стыдливости, — пояснил мне директор спецшколы. — Девочку сдала на излечение ее мать. Стыд и стеснение теперь представляется ученым как глубокое расстройство психики. Ее функциональная одежда должна избавить больную от комплекса излишней стыдливости. В качестве эффективной терапии рекомендован интенсивный просмотр порносайтов. А вот еще похожий случай.

Мальчишка в наряде гопника больше напоминал печального Пьеро из сказки, чем крутого уркача.

— Книжный мальчик. Ботаник–аспергик. Синдром избыточно интенсивного интереса к учебе, мешающего развиваться деловым качествам в бизнесе, где излишние знания только во вред для бизнесмена. Помешан на высшей математике, но презирает бухгалтерию, которой его семья обязана своим процветанием. Нам его сдал на лечение родной отец. Лечение очень дорогое, стоит упомянуть без лишней гордости… А вот еще один колоритный экземпляр. Ну–ка, иди сюда, красотка!

Девочка в наряде проститутки спряталась от нас за колонну и упорно отказывалась выйти на всеобщее обозрение.

— Никак не привыкнет ходить полуголой. Ярко выраженный синдром избыточной нравственности. Повсюду выпячивает свою девственность, слывет недотрогой, не ходит на молодежные тусовки, чурается безобидных сексуаульных игр со сверстниками. Пишет тонкие лирические стишки и мечтает о какой–то заоблачной любви. Типичный случай тихого помешательства. Поведение совершенно асоциальное — нанесла членовредительство мальчикам, когда те пытались ее развлечь на молодежной оргии с групповым сексом. Но она не безнадежна. Рано или поздно ребята–одноклассники обгуляют ее, тогда можно и выписывать. К нам ее привела родная бабушка. Лечение тоже обходится дорого, но семья весьма состоятельная, не скупится на пожертвования. Пройдемте, я покажу вам еще одни интересный случай.

Мальчишка в наряде рок–звезды да еще с красным ирокезом–гребешком на голове налетел сослепу на нас, потому что не только наушники с музыкой торчали у него в ушах, но и на глазах были очки с телепроекторами, проецирующими изображение прямо на сетчатку глаза.

— Талантливый скрипач. Помешан на классической музыке и не признает современной. Отказывается писать песенки для рок–музыкантов. Мы лечим его сеансами музыкальной телетерапии — бесконечный просмотр музыкальных видеоклипов. Тоже из очень состоятельной семьи. А вот пример активно выздоравливающего пациентика.

В маленькой комнатке–часовенке перед распятием что–то гнусаво распевал, сидя на корточках, юноша в кричаще–пестром разноцветном балахоне и с убором из павлиньих перьев на голове… Что–то тут было не так. Я не сразу понял, что распятие Христово поставлено вверх ногами, а на алтаре в свете расставленных плошек–свечей вместо икон скалились ощеренные чучела хорьков, кошек, летучих мышей, и растопыривали ноги–ходули засушенные пауки.

— Родители, отдавая ребенка в православную гимназию, даже не догадывались, сколь пагубно вера может сказаться не неокрепшей психике подростка. Ребенок весь ушел в молитву и чтение святоотеческого писания. В результате его восприятие окружающего мира вступило в конфликт с жизненными реалиями. Он совершенно утратил способность воспринимать подтекст происходящих явлений.

— Простите?

— То есть отучился врать и обманывать, если сказать проще. И от других требует того же, что, согласитесь, никак не вяжется с реальной жизнью в цивилизованном обществе, где безобидная ложь как своеобразный буфер призвана смягчать все шероховатости человеческих взаимоотношений.

— Ну и как вам удалось вывести ребенка из болезненного состояния?

— Пришлось за немалые деньги пригласить жреца культа вуду. Специалист обладает потрясающими способностями к гипнотическому внушению. Мальчика теперь не узнать. Вместо нательного креста он носит на шее перевернутую пятиконечную звезду, охотно участвует в черных мессах сатанистов. Скоро будем готовить его к выписке. Выздоровел совершенно! Пойдемте, я покажу весь мой зверинец.

Мы действительно шли вдоль ряда раскрытых и закрытых классов, как посетители экзотического зоопарка. И повсюду нас ожидали новые диковинки.

Одна классная комната была забрана решеткой во всю стену, за которой мальчишка тоскливо метался на цепи от одного игрового автомата к другому. Таскал при себе мешочек с мелочью и время от времени с унылым видом нажимал кнопки и крутил рычаги.

— Весьма схожий случай с предыдущим, но без религиозной подоплеки. Синдром бессребреника плюс синдром болезненной правдивости. Такому не нужны деньги — нет устремления к богатству. Совершенно отсутствует азарт. Ребенок патологически безразличен к выигрышам. А ведь ему придется стать наследником финансовой империи его отца.

Вид эдакого цепного песика вызывал просто жалость.

— А ему еще можно помочь?

— Можно, призывая на помощь все те же деньги. Приходится сеанс за сеансом вселять в его душу непомерную алчность и бесовское устремление к богатству. Для этого мы платим этому ученику–пациенту настоящие деньги за оценки на уроках. На эти деньги он играет на автоматах и опять же выигрывает новые деньги. Выигрыш он, по нашему внушению, ссужает в рост одноклассникам и тем самым еще более богатеет. Богатство открывает ему путь к роскоши — за деньги ему доступны шикарные развлечения неусыпного ночного города. Под присмотром санитаров, разумеется. Это лечение мы проводим в порядке эксперимента, так сказать. На свой страх и риск. Но родители мальчика одобряют наш метод. С ним к тому же индивидуально занимается профессиональный карточный шулер, которому его отец платит отдельно. Профессионал говорит, что мальчик делает потрясающие успехи в нечистой игре. Как скоро мальчишка научится мастерски плутовать, мы его сразу выпишем, как вон и того задохлика.

Я обернулся и увидел паренька с опухшим лицом и мутными глазами. Мальчишка шагал нетвердо, держась за стены.

— Он пьяный? — невольно вырвалось у меня.

— Редчайший случай — синдром праведника, непреодолимое отвращение ко всем формам девиантного поведения, ребенок неподвержен грехам. Даже ни разу не пробовал закурить. Мы ему прописали слабый алкоголь и легкие наркотики, а также безобидные извращения с одноклассницами. Когда выработается физическая зависимость от алкоголя и наркотиков, мы его закодируем и вернем родителям. Время от времени у него будут мини–запои и наркотические срывы, но в совершенно безопасной форме. Зато ребенок перестанет быть «белой вороной» среди своих сверстников и благополучно социализируется в цивилизованном обществе.

— А вы не боитесь, что он может стать жертвой педофилов.

— Николько. Согласно современной классификации психических заболеваний, педофилия не является психической болезнью. Ученые давно доказали, что гомосексуализм и педофилия не отклонения от нормы, а пикантное разнообразие проявления разносторонности личности. Нас больше беспокоят аномальные реакции детей, например, на утрату близкого человека, на задушевное сочувствие к обездоленным, униженным и оскорбленным. Все эти проявления современная психиатрия склонна рассматривать как душевную болезнь.

— Коллега, но это ведь довольно революционный взгляд на общество, вы не находите? — спросил я, чтобы отогнать сомнения.

— Ничуть. Это как раз–то нашими научными оппонентами осуществляется опасная попытка навязать обществу какие–то нравственные стандарты исходя из давно отвергнутой христианской этики. Всем бедам в истории человечество обязано именно нравственным императивам православия в византийской традиции. У современных психиатров страстность души, а не равнодушие, спокойствие и холодность признаются патологией, а не нормой. Несвоевременное лечение подобных расстройств может привести к буйному помешательству.

— А буйных у вас много?

— Всего–навсего один на всю школу, но просто уникум — совершенно не поддается лечению. Пройдемте, я вам покажу несчастного.

В палате за стеной из стекла был подвешен за руки и ноги к потолку совершенно изможденный мальчик. Во рту держал деревянную ложку, прикрученную шнурком к затылку. С потолка из невидимых отверстий капала вода, орошая больного холодным душем.

— Увы, этим пациентом я похвастаться не могу, коллега. Безнадежный случай. Вызывающее оппозиционное расстройство — модель негативистского, враждебного и демонстративного поведения, хотя без серьезного посягательства на основные права других людей. Плюс к тому синдром бредового переустройства мира на разумных началах.

— Детско–юношеский нигилизм разве не нормальное явление?

— Тут пострашнее будет. У мальчишки развилось маниакальное устремление возродить коммунистическое учение о справедливой и свободной жизни в обществе без эксплуатации человека человеком. То есть помешательство на идее «освобожденного труда».

— Возможно, это не самое страшное. Просто юношеский максимализм, — заметил я.

— Категорически возражаю как специалист! Мы в общем и целом полагаем, что любая оппозиционность власти — это психическая болезнь. Самые безобидные протесты против власти внесены наукой в перечень девиантных проявлений психики. Тем более, что этот пациент неизлечим. Ему невозможно внушить, что Ленин был сифилитиком, Сталин — параноиком, Наполеон — малообразованным развратником, Линкольн — гомиком.

— Что же ожидает несчастного в будущем?

— Пожизненное принудительное лечение в психиатрической клинике закрытого типа. В наше время несовершеннолетних «оппозиционеров» фиксируют ещё в детстве и начинают лечить в дурдоме, то есть, простите, лечебном учреждении закрытого типа… Извините, коллега, я отвлекусь… А ты, мой малюпусенький, чего расплакался? — наклонился директор школы–больницы над крохотным первоклашкой, которого дородная учительница–санитарка проводила мимо нас. В руке у мальчишки была клетка с хомячками.

— У ребенка синдром запредельной впечатлительности. Его у нас лечат тем, что постепенно учат убивать, сначала мышей, хомячков, потом котят и щенков. В старших классах он будет стажироваться на городской бойне в качестве забойщика скота. Ребенок заболел, когда его собачка попала под машину. Родители очень переживают за него, но мы вернем им совершенно здорового ребенка. Что поделаешь, в наше время миллионы чересчур совестливых и тонко чувствующих людей отныне считаются психически больными. Мы должны с этим согласиться.

— Вы хотите выработать у него синдром скорбного бесчувствия?

— Это было бы слишком идеально, коллега. Я хотел бы, чтобы он хотя бы стал нормальным человеком и не пугался вида чужой смерти.

— А вот, собственно, перед вами то, ради чего я провел вас по всей этой моей кунсткамере с диковинными экземплярами аномалий в психическом развитии. Именно этот случай попал на страницы иностранных научных журналов и вызвал благожелательные отзывы в мой адрес. Полюбуйтесь–ка.

Он указал на сплошную белую стену.

— Простите, я ничего пока не вижу.

— Ах–да! — директор школы щелкнул своим знаменитым пультом, открывающим все двери в этой психолечебнице.

Стена медленно сделалась прозрачной. Внизу под нами было видно довольно просторное помещение, стены, пол и потолок которого были отделаны стерильно–белым кафелем, как в хирургической операционной.

— Вот это и есть моя гордость!

На цепи, подвешенной к потолку, висела убитая и наполовину разделанная девушка. Мальчишки в окровавленной одежде острыми ножами полосами срезали с ее тела мясо.

Три юных людоеда пожирали его сырым, четвертый пытался поджарить себе шашлык из человечины на газовой горелке.

— Когда–то у всех четверых было вызывающее оппозиционное расстройство, а теперь — полное излечение! Курс психотерапии закончен. Именно это я и хотел вам продемонстрировать. Это новаторское достижение в клинической психиатрии и предмет моей особой гордости как профессионала.

Я видел многое в жизни, но при виде пиршества каннибалов почувствовал легкое подташнивание, но ничем не выдал моей временной слабости.

Директор школы–лечебницы нажал на кнопку своего пульта, который ответил ему жалобным электронным попискиванием.

Стражи в шлемах с закрытым забралом, с щитами и дубинками наперевес ворвались в бокс с окровавленным кафелем. Повалили людоедов, старательно отделали их дубинками, надели на них смирительные рубашки и сунули всех четверых под холодный душ.

— Теперь мы бросим их на три дня в холодный карцер. Потом передадим правоохранительным органам.

— Их же могут предать смертной казни.

— Нет, не могут. Преступление они совершили в стенах психиатрической лечебницы в статусе душевнобольных. После отсидки в карцере мы поменяем им статус на социально адаптированных граждан страны.

— Но они же остались ненормальными!

— А вот и нет — у них произошла полная социальная реабилитация. Они способны жить в цивилизованном современном обществе и почти ничем уже не отличаются от обычных людей.

— А разве у них уже выработалась психология уголовников и правонарушителей?

— Да, верно, выработалась. Но разве уголовники не полноправные члены человеческого сообщества? Никто ведь не посчитает наркоторговца, киллера или содержателя подпольного казино умственно неполноценным или душевнобольным. Наша лечебная функция выполнена. Можете меня поздравить!

— Поздравляю, коллега. А они навсегда избавились от синдрома переустройства мира на разумных началах?

— Теперь это нормальные люди, могу вас заверить. Они воспринимают мир всецело таким, как он есть, и ничего не собираются в нем изменять.

— И вместе с тем это все же уголовные преступники, разве не так?

— Правильно, но заниматься ими будут правоохранительные органы, а не лечебные учреждения. Это уже здоровые, социализированные личности.

— Похоже, придется с вами согласится, коллега… Но вернемся к нашему основному вопросу. Что вас больше всего привлекает в подледном лове?

— Особая пикантность, какой не найти нигде больше. Теперь–то я знаю, в чем прелесть зимней рыбалки, а ведь прежде я и представления о ней не имел. Побыть на воздухе, насладиться природой, пощекотать нервы реальной опасностью — все это куда важнее улова. Зимняя рыбалка — это морозный ветер, слепящее солнце, отражающееся в зеркале льда и отличное настроение.

— То есть на льду вы становитесь поэтом?

— И даже тонким лириком, а может, и чуть–чуть юмористом. Зимняя рыбалка — это весело. Рыба–то подо льдом — она нас не услышит, ничем её не напугать. Не надо сидеть в молчании над поплавком. Можно и посмеяться в веселой компании и поболтать с приятелями вдоволь, да хоть сплясать на льду присядку.

— Особенно, когда рыбаки довольно оригинально решают проблему «сугреву» — прикладываются к бутылочке, чтобы согреться?

— Не без этого, а то какая же это зимняя рыбалка!

На прощанье он после недолгого молчания подал мне руку:

— Я давно обдумывал, что же так манит нас на зимнюю рыбалку, невзирая на суровые морозы и риск провалиться под лед? Очевидно, это древние отголоски инстинкта охотника и добытчика, убийцы ради еды для поддержания жизни своего рода за счет других. Ведь все мы только тем и занимаемся, что убиваем ради жизни: рыб, птиц, животных, вредных насекомых и даже зародыши зерен пшеницы, чтобы смолоть муку. На нас всех красная кровь жизни ради жизни.

— И лица у нас после рыбаки красные, неизвестно от чего — от морозного ветра, азарта добытчика или горячительного, — отшутился я.

Конец