Поденки [СИ]

Поход по снегу

Она проснулась от голода, лютого голода, выворачивающего нутро. Никогда раньше за двадцать шесть лет жизни Тане так сильно не хотелось есть. Оглядевшись вокруг, она поняла, что почти ничего не видит — мутное свечение, какие-то шевелящиеся пятна, неподвижные кучи на уровне пола. Шуршание, скрежет, хруст. Затхлый, тяжёлый запах. И холодный воздух откуда-то спереди. С трудом присев, она потянулась, разминая одеревеневшие мышцы, и застонала от боли. Потом поползла вперёд по липкой, стылой поверхности. Её толкали и двигали гибкие, горячие, покрытые слизью живые тела. Когда показался выход из пещеры, стало светлее.

Снаружи был снег.

Первым делом девушка умыла лицо, вздрагивая от холода. Потом осмотрела себя — пальцы рук оказались неприятно худыми, ногти безобразно отросли, волосы слиплись, тело казалось смрадным даже через «кожу». В животе заурчало, дикий голод вернулся. Таня жадно глотнула снега. Глаза, наконец, привыкли к тусклому свету, и ей удалось разглядеть происходящее. Повсюду сновали гусеницы. Фиолетовые, бурые, красные, темно-зелёные, маленькие и большие, пахнущие как целый восточный рынок. Маленькие продолжали вылезать из того же отверстия, что и девушка — это оказались ворота «сарая», она помнила контуры таких построек по фотографии — похоже, попасть в посёлок всё-таки удалось. Большие… большие делали что-то странное. Перед «сараем» лежали циновки, на которых исходила аппетитным паром несомненная пища, что-то вроде печёных или варёных фруктов. Таня жадно сглотнула, присматриваясь. Маленькие гусеницы рвались к еде. Большие придерживали их и показывали особым образом сложенные педипальпы — знак, похожий на приветствие футболиста. Большинство малышей повторяли жест — кто-то с первой попытки, кто-то с пятой — и получали еду. Некоторые продолжали рваться к кормушке, игнорируя старших — им доставался молниеносный укус в затылок. Обмякшие тела откатывали в сторону — Таня насчитала около двадцати мёртвых гусениц.

Кружилась голова, подкашивались ноги, противно дрожали пальцы. Нашарив в кармане коммуникатор, Таня вытащила шарик и убедилась — молчит. Ни дня, ни времени, ни расстояния до корабля. В остальных карманах пусто… пусто ли? В нагрудном девушка обнаружила огрызок протеинового батончика и тотчас проглотила находку. Без еды и тепла долго не проживешь, и ослу ясно. «Кожа» поможет не умереть сразу, но если занесёт снегом, и она не спасет. Таня глубоко вздохнула и, приблизившись к циновкам, как могла воспроизвела жест сложенными руками. Гусеницы удивлённо воззрились на неё, потом переглянулись между собой. Педипальпы так и замелькали в воздухе, запах стал оглушающим. «Да они ж говорят!» — удивилась Таня. Дискуссия затянулась. Таню подташнивало от страха, голода и жадного чавканья молодняка. Наконец две крупные, фиолетовые с проблеском гусеницы раздвинулись, пропуская девушку к еде. Несколько минут Таня не думала ни о чём, кроме сладкой густой массы с привкусом чернослива. «Ощутите себя дикарями!» — как советовала фру Хольгерсон, профессор сравнительной этнографии, перед выброской группы на пляжи Фри-Катманду.

От кормушки девушка оторвалась полуголодной. Оставался шанс, что пища, полезная для маленьких гусениц, окажется ядовитой настолько, что ни биоблокада ни «кожа» не справятся, но Таня надеялась на лучшее. Она ещё раз умылась снегом, обгрызла ногти, попробовала заплести в косы грязные волосы. Потом села скрестив ноги, прямо на камни и задумалась. Если зрение её не обманывало, она действительно находилась в посёлке сильфов. Два ряда невысоких хибарок, ещё один громоздкий «сарай» из которого выползали наружу десятки маленьких гусениц. Ни одного сильфа. Зимняя спячка у них что ли? Впрочем, этот вопрос можно разрешить позже. А вот как выйти на связь с кораблём, где конкретно она находится и что делать дальше? Мацумото наверняка проследил, куда её завезли, но в сам посёлок очевидно не залетал. Как и никто другой из экспедиции. Очень хотелось надеяться, что корабль всё ещё на месте, не случилось никакой катастрофы, не пришло приказа из Центра сворачиваться и лететь назад. Теоретически рядом с посёлком могли поставить временный пост. Практически, с учётом что коммуникатор молчит, имели право счесть ксенопсихолога Татьяну Китаеву выбывшей из экипажа посмертно. Таня схватилась за голову.

Как только похоронка долетит до Земли, мама, согласно завещанию, разморозит одну из трёх яйцеклеток, подсадит себе и родит. Или Софке доверит… не, не доверит. Я вернусь в Питер, а моей дочери или сыну будет четыре года. С ума сойти…Так, думаем быстро! Комм глушат гусеницы, значит, выбравшись из поселка, я выйду на связь. Если корабль не улетел, то «голубь» над этим местом висит, и фотографии уже в буке у Сан-Хосе. Остаётся дождаться сигнала. Судя по длине ногтей и состоянию «кожи» я провела в «сарае» недели три, без еды и питья. И осталась жива. Интересно, как? Ладно, проехали, живём дальше.

Болезненно морщась, Таня быстро проделала экстренный комплекс йоги, и почувствовала себя почти нормально. Тем временем начало темнеть. Сытые гусеницы столпились мохнатым стадом подле пустых циновок, старшие окружали их, активно жестикулируя. От удушливого запаха корицы у девушки разболелась голова. Из ворот «сараев» выползали последние малыши. За одним из них, мешая двигаться, волочился какой-то объёмистый ком. Приблизившись, чтобы освободить детёныша, Таня ахнула. К хвостовому сегменту гусеницы прицепился сильф. Точнее пустая оболочка от златокудрого сильфа, когда-то одетого в тёплый плащ. На грязном снегу останки смотрелись сиротливо и жалко.

Выходит, гусеницы — обычные паразиты и едят бедных сильфов, как земляне ели лошадей и собак? Или они симбионты? Или их биоцивилизация как безотходное производство выращивает рабочий скот на диете из собственных стариков, рабочих или инакомыслящих? Белокожие хальсы с их копрофагией и ритуальными отцеубийствами и в подмётки не годятся нашим новым друзьям. Остался сущий пустяк — разобраться, каким местом они думают, — как сказал бы наш Сан-Хосе. Если, конечно, я выживу.

В сгустившихся сумерках стало заметно, что педипальпы и жвала у гусениц светятся голубоватым неоновым светом. Милосердная темнота скрыла грязь, мусор и трупики непонятливых малышей, снег отблескивал, отражая беседы странных созданий, сквозь облака пробивались лучи Гвиневры — белой, как алебастровый шарик маленькой спутницы Авалона. Интересно, о чём они говорят, какие сказки рассказывают новорожденным? В животе у Тани громко заурчало, она негромко рассмеялась — никакого уважения к пафосности момента. Но второго завтрака не предусмотрено. Гусеницы уходят.

Где-то жестикулируя, где-то подпихивая жвалами, старшие согнали молодняк в колонны и двинулись прочь из посёлка. Таню они игнорировали. Она попробовала снова воспроизвести жест, но ей никто не ответил. Запах пряностей таял в воздухе, отряд за отрядом уходил в темноту, девушка машинально пересчитывала их — примерно около пятисот, две трети малыши. Последние гусеницы уже тронулись с места, когда до Тани дошло, что сейчас она останется одна в пустом посёлке, в темноте, без еды и тепла. Она побежала следом.

По счастью, снег был неглубоким и плотным, ноги в нём не увязали. И морозец казался мягким. Окажись Таня бодрой, сытой и нормально одетой, она прошла бы не меньше суток — мохнатики ползли не быстрей идущего человека. Но сейчас ей с трудом удалось выровнять дыхание. За посёлком расстилалась огромная безветренная холмистая равнина. Где-то у самого горизонта мерцала ещё одна цепочка голубых огоньков. Свет Гвиневры стал ярче, на снегу прочертились длинные тени. И никого вокруг, кроме гусениц. Таня почувствовала — все спят — и жуки и стрекозы и свинки, даже соки в корнях деревьев сейчас не движутся. Время зимы, летаргия, и звёзды смотрят с густо-синей, пронзительной высоты… есть!!! Таня подпрыгнула и чуть не завизжала от радости — среди холодных огней упрямо ползла красноватая искра зонда. Значит корабль на месте. Шарик комма словно сам собой прыгнул в ладонь, Таня перешла на шаг, внимательно вглядываясь в аппарат. Минуты три он оставался тусклым, потом по поверхности побежали отсветы и открылся глазок.

Одним движением пальца Таня крутнула активатор. Непрочитанных сообщений тьма. Никогда б не подумала, что старик может так браниться! От Ли. От Риверты. От Хавы. От командора. Таня глянула вперёд, оценивая расстояние до хвоста колонны, и набрала код вызова. Пауза затянулась шагов на сто. Ожидая сигнала, девушка не отследила момента, когда сверху наползла круглая тень. Катер. Жизнь. Больше всего на свете Тане захотелось сесть в снег и разреветься.

Трап оказался страшно холодным, металл обжигал руки. Зато в кабине наконец-то стало тепло. Невозмутимый Мацумото коротко улыбнулся:

— Ты живая?

— Как видишь, — огрызнулась Таня. — Пожрать что-нибудь дай!

Белково-углеводный концентрат из спаснабора показался невероятно вкусным. Пока Таня, соловея на глазах, высасывала второй пакетик, Мацумото подключил полевую аптечку, взял анализы и ввёл вакцину — всё по инструкции.

— Что ты там делала целый месяц? Сдавала экзамен на старшего помощника младшего ассенизатора?

— Изучала кулинарию, — фыркнула Таня и бросила пустую обёртку на пол. — Тридцать рецептов поваренной книги для каннибалов. Гусеницы-то наши оказывается, сильфов едят. Точнее детёнышей в них выводят… стоп!!

— Что? — озабоченно повернулся к ней Мацумото.

— Так вот зачем они меня увезли?! «Контакт, контакт!», — у Тани затряслись руки. — Что в анализах?! Живо!!!

Мацумото быстро отшагнул к аптечке, не поворачиваясь к Тане спиной. Девушка заметила, что правая рука японца легла на шокер. Пальцы левой пробежались по кнопкам.

— А если б я сперва выстрелил?

Все огоньки, кроме показателей крови были зелёными. Кровь чуть желтела: лёгкая анемия. Немудрено — столько времени голодать.

— Был бы у тебя чужеродный белок в крови, анализатор бы тут же сирену включил. Правильно Сан-Хосе говорил, что у тебя бабочки в голове вместо соображения.

— Старик сильно переживал? — понуро спросила Таня.

Японец кивнул:

— Прыгал по кораблю как воробушек, с Брыльской кокетничал, с командором поцапался, группу по псевдологике гонять затеял, тесты сдавать. Потом утром из каюты не вышел — сердце…

— Умер?!! — охнула Таня.

— Нет. В капсуле, в анабиозе. Он по счастью спал в «коже», а там и врачи успели. Командор говорил с доком — на Земле его подлатают, станет как новенький — если мы долетим, конечно. Ну вот, развела сырость…

Таня всё же расплакалась — нервы не выдержали. У Мацумото тоже дрогнул уголок рта. Он присел рядом с девушкой, обнял её за плечи, утёр лицо салфеткой, дал воды, неловко погладил по голове. Немного успокоившись, Таня подняла на него взгляд:

— Что с тобой?

— Мы беспокоились о тебе, Таня-тян. Хорошо, что ты вернулась. Полетели домой!

Японец встал и в два шага оказался у пульта.

— Сколько у тебя в катере рационов? — в последний раз хлюпнув носом, спросила Таня и быстро оглядела салон.

— Как положено, десять. Два концентрата ты съела, значит восемь, плюс протеиновые батончики.

— Давай сюда. Что с водой?

— Не наелась? — Мацумото оглянулся на девушку и увиденное ему не понравилось. — Эй, что ты задумала?

— Продолжать эксперимент. Раз гусеницы взяли меня с собой, значит, пропустят и дальше. Я хочу попытаться понять, как они думают и разговаривают. У них язык жестов, ты знаешь?

— Представь себе, не знаю.

— Смотри! — Таня воспроизвела жест. — Это первое слово, которому учат молодняк. Кто не понял — того убивают.

— И ты тоже хочешь в могилу, да? — Мацумото похоже всерьёз рассердился. Таня впервые видела его таким. — Ты знаешь, что у нас ещё двое выбыли за этот месяц?

— Кто?

— У Хавы в лагере пять дней назад сёстры Благоевы сбились с курса. Катер попал в смерч и разбился о скалы. Аппаратура в щепки, Елена ослепла, Анита шею сломала, отдыхает в анабиозке. Командор с северного материка всех эвакуировал. Так давай мы и тебя похороним?! Сумасшедшие русские…

— Во-первых Благоевы болгарки. А во-вторых — не надейся! Ничего со мной не случится, лишь бы никто гусениц не спугнул. Вот увидишь, результаты будут невероятные!

— А может, зря я в тебя не выстрелил? — нехорошо ухмыльнулся Мацумото. — Полежала бы с часик тихо, я б как раз до корабля успел, сдал бы тебя командору Грину, ты б ему и рассказывала. Про гусениц, про эксперименты…

— Что он понимает, чёртов янки?! — вырвалось у Тани.

— Фууу… Таня, где твоя толерантность? Расизм. Штраф сто кредитов, — покачал головой Мацумото. — Если б он ничего не понимал, он стал бы не командором, а чиновником астрогации на Земле. В поле дураков не берут.

— А «сумасшедшие русские» не расизм?

— Правда. И ты чистейшее тому доказательство. Всё, полетели.

— Нет, — Таня упрямо мотнула головой и встала. — Это мой долг, понимаешь? Перед Сан-Хосе, перед экспедицией, перед наукой в конце концов. У меня есть контакт с этими тварями, я могу собрать бесценные данные и соберу их, понял?!

— А ты понимаешь, что если эти твари решат принести тебя в жертву, если какая-нибудь дрянь пройдёт через биоблокаду, если ты тупо сломаешь ногу, поскользнувшись на льду — никто из нас не имеет права тебя вытащить?! И ты не сможешь позвать на помощь, глупая женщина. Твоя смерть останется на моей совести.

Таня ничего не сказала.

Чуть прищурившись, японец посмотрел ей в глаза — долгим тяжёлым взглядом. Потом поклонился, сложив ладони:

— Это твой долг, Таня-сан. Рационы. Вода. Что ещё?

— Фотокамера. Что-нибудь тёплое. Аптечка.

— К «Лейке» только пять плёнок. Аптечку не унесёшь. Возьми новую «кожу» — твоя разряжена.

— Откуда?

— Возьми мою — мы почти одного роста. Будут, — японец замялся — некоторые анатомические сложности, но я думаю, ты с ними справишься.

Осознав проблему, Таня расхохоталась. Мацумото тоже прыснул в кулак. Повернувшись тощими спинами друг к другу, они быстро разделись и обменялись «кожами». Таня остро почувствовала, какая она грязная. «Можно полететь на корабль, отмывать перепачканные ручки одеколоном „Счастливая звезда“».

— Я открою обзор?

— Конечно, — Мацумото застегнул кнопку у горла и сам двинул стрелку. — Вон твои гусеницы. Мы шли за ними.

По гребню холма перетекала голубая цепочка.

— Они идут в горы, в скальный город. Пока мы ждали тебя, я летал над равниной — здесь красиво ночами. Северное сияние в полнеба, тени играют, деревья стоят все в инее… Гусеницы начали миграцию три дня назад. Полетим за твоими, и я подброшу тебя на площадку — сама ты туда не поднимешься.

Раздался требовательный писк — оранжевым светом запульсировал шарик комма японца. Мацумото, пожав плечами, двинул сенсор на «занят».

— Минут двадцать у нас ещё есть. Максимум полчаса. Потом сюда придёт большой босс во главе спаскоманды и вместо гусениц кому-то достанется гауптвахта. Ты подумала, как мы сможем поддерживать связь? «Голуби» над посёлками падают, если спустятся ниже пятидесяти метров. Двух «Акел» гусеницы просто размазали по снегу.

— Может фонарик? Или записки? — Таня пожала плечами.

— Над городом есть площадка в камнях, станем посылать туда катер. Оставлять тебе еду, плёнки и всё что нужно. Остальное — как повезёт. Собирайся.

Присмиревшая Таня оглядела салон. «Лейка» в кофре. Вода в бутылке. Зажигалка. Тёплый плед. Лазерный фонарик и «вечная» батарейка. Перочинный нож. Механические наручные часы. Сумасшедшие русские, как же! Именно мы предложили брать в полёты простую механику на случай, если сложная электроника засбоит.

Катер ускорил ход. Мацумото не стал убирать обзор, и редкие хлопья снега облепили прозрачные стены. Таня села прямо на пол, обняв колени. Её трясло, как перед стартом с Земли. Второго такого шанса ей не дадут. Сделать невероятное, то, чего до неё, Тани никто никогда не делал. Добыть результат, который хотел видеть учитель. Первой дотронуться до запутанных мыслей абсолютно чужих существ. Ещё раз прокрутив в памяти жесты гусениц, Таня окончательно уверилась — они разумны и говорили друг с другом. Кто же тогда сильфы? Домашние любимцы? Или бессмысленный скот у гусениц, а не наоборот, как думала группа? «О сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух». И очевидно, если она, трусиха и лентяйка, осилит вытащить дело, то до скончания дней ей будет за что себя уважать.

Катер завис над скальной площадкой. Таня разглядела узенький, крутой сход вниз, к большому как туннель поезда отверстию в камне. Оттуда шёл зеленоватый свет.

— Сумеешь спуститься? — спросил Мацумото.

Таня кивнула. Она быстро свернула плед в удобный тючок. Японец молча подал ей моток верёвки. Мелкие предметы легли в поясную сумку. Таня шагнула навстречу напарнику, они крепко обнялись. Всё.

Трап мотало ветром, но Тане удалось не сорваться. По склону, не мудрствуя лукаво, она сползла — где на четвереньках, а где и юзом. У входа в пещеру остановилась помахать катеру — и стремглав прыгнула вглубь, испортив всю торжественность момента — к скальному городу спешил спасательный бот.