Подбор персонала в мире оборотней, или Hr нигде не пропадет

Глава 1

— Александра, ты — совершенно незаменимый сотрудник, на протяжении последних пяти лет ты была центром нашей компании… — голос шефа приобретает уместные ласковые и даже чуть-чуть трагичные нотки, и я с ужасом узнаю их. Потому что это я его этому научила! Я! И мы даже перед зеркалом вместе репетировали правильное выражение лица, грамотное сочетание пауз, чтоб не пафосно и в то же время душевно, внушительно и трогательно… Чтоб человек вышел из кабинета руководства с ощущением, что его наградили, отправили в светлое будущее.

А не вышвырнули пинком под зад из компании.

И , похоже, именно сейчас это происходит со мной!

Научила на свою голову!

Я смотрю на шефа пристально, чуть сощурив глаза, давая понять уже самой мимикой, что со мной эта игра не пройдет.

Потому что я преподавала там, где он учился! Блин!

— Уж не хотите ли вы меня уволить, Аркадий Викторович? — нежным, проникновенным голосом, тоже, кстати, уместным для сложившейся ситуации, спрашиваю я.

И шеф натурально начинает стыдиться!

На это забавно смотреть, и в другой раз я бы прекратила его мучения, жалко все же, так покраснеет от натуги и лопнет…

Но сейчас не та ситуация, чтоб жалеть моего босса — миллионера, тут я — уязвимая сторона.

Так что пусть страдает, я хоть моральную компенсацию словлю.

Кстати, насчет компенсации… Что это я растерялась?

— А причины, Аркадий Викторович? — требую я деталей, чтоб понять, что мне шьют и как с этим можно дальше работать.

— Сокращение штатов…

Я с сожалением смотрю на босса. Эх, Аркадий Викторович, чего ж ты так закапываешься-то… Я же тебя учила…

— Очень жаль, — смиренно киваю я, — столько сил отдано компании, построен с нуля эйчар-отдел, заложены основы корпоративного университета, разработаны разнообразные обучающие программы, система грейдирования, процент закрытия вакансий самый высокий в отрасли…

— Да-да, Александра, — с готовностью кивает босс, видно, радуясь, что так легко проскочил, — я очень ценю твои заслуги… И, конечно, премия тебе обеспечена…

Ну, тебя за язык никто не тянул, босс. А я умею пользоваться диктофоном…

— Я все понимаю, времена тяжелые, — скорбно продолжаю я свой плач Ярославны по потерянным пяти годам жизни… Черт, я даже замуж сходила покороче!

— Да-да… — поддакивает мне босс, а в глазах такое облегчение невыразимое, что мне становится его даже жаль… Чуть-чуть. Где-то в глубине души. Очень, просто очень глубоко.

— Тогда я пойду? — робко спрашиваю я.

— Да, Александра…

— До свидания…

Я выхожу из кабинета, выдыхаю, едва сдерживаюсь, чтоб не плюнуть боссу на дверь.

Тварь такая, надо же!

Сокращение штатов!

А то я не знаю, какое у него сокращение! В штанах у него сокращение!

В кабинете меня встречают пять пар внимательных глаз. Делаю невозмутимое лицо, иду к своему столу, запускаю программу ликвидации данных. А потому что нечего мои личные наработки использовать без дополнительной оплаты! Пусть теперь повертятся с недописанными и недовнедренными грейдами!

— Александра Анатольевна, что-то случилось? — голосок у Анечки в меру участливый и не в меру радостный. А потому что тупая как пробка. Учи ее не учи… Все думает, что если к боссу в штаны залезть, то оно вернее будет…

Я мстительно улыбаюсь, поворачиваюсь к твари, подсидевшей меня, пою мягонько:

— Все хорошо, Анечка… Просто работы много…

Затем отворачиваюсь, ловлю внимательный взгляд Варвары, моей постоянной напарницы по курилке, легко веду бровями на выход.

Она отворачивается, затем встает, берет свою кружку, громко охает, какая она грязная. И выходит.

А я следом.

Варвару нахожу на нашем привычном месте, сидящей у теплой батареи на лестничном пролете.

Мы не курим, но не пользоваться законной возможностью поболтать глупо. Я сама выбивала у босса эти десять минут каждые два часа для персонала, перелопачивая здоровенные исследования о расконцентрации внимания у людей, постоянно работающих за компьютером, повышении работоспособности после смены деятельности и так далее. Больше десяти плюсовых пунктов удалось накидать.

В итоге, кроме обязательного обеденного перерыва, у нас в компании еще четыре официальных перекура по десять минут, когда сотрудники могут отвлечься, попить чай и сцепиться языками на посторонние, не связанные с работой темы.

А еще для сотрудников есть программа бонусов от компании, и оплата проезда, и дмс…

Внезапно такая дикая злоба берет!

Гад какой!

Я так старалась для его компании! Я столько сделала! Да при мне производительность труда повысилась на пятьдесят процентов, а текучка персонала уменьшилась в несколько раз! И это не в офисе, а на точках! Там , где люди чисто физически больше нескольких месяцев не работают, потому что стресс постоянный, и условия труда рабские!

Как можно это все променять на… Анечкины навыки?

— Что? — спрашивает Варвара, — все?

— Да, — киваю я, — Анечка лучше владеет… ртом.

— Тварь, — Варвара стучит кулаком по подоконнику, отворачивается, — теперь работу искать…

— Ты-то тут причем? Ты на первичной документалке сидишь, тебя не тронут…

— Не факт… Да и вообще… Если ты уйдешь, эта ласковая дрянь будет у нас начальством. А я не хочу.

Пожимаю плечами.

Каждый решает за себя…

А если не решает сам человек, то решают за него. Как в моем случае, например, когда босс слишком поверил умелому языку Анечки и быстрому развитию технологий.

Новый робот, идеально подбирающий персонал… Ага, плавали, знаем…

Не спорю, у эйчара много бумажной, чисто рутинной работы. Например, размещение вакансий, отбор резюме по критериям, изучение рынка труда, составление инструкций и прочее, прочее, прочее…

И это занимает очень много времени, да.

Но кроме этого, еще море всего, что никакой искусственный интеллект не осилит!

Например, умение еще по телефонному интервью определить степень адекватности человека. Не по внешним показателям, а именно, подходит ли человек конкретно твоей компании? У всех же свои особенности…

Глава 2

— Дохлая?

— Не, живая… Вроде…

— Но не наша.

— Не, не наша…

— А чья? Откуда тут?

— Не знаю… Валх смотрел, нет следов вообще. Непонятно, откуда пришла, словно с неба упала.

— Он просто без нюха, Валх твой, вот и все! Не может такого быть, чтоб с неба! Она же не из летучих!

— Не… Явно не из них.

— А может, из них?

— Пахнет по-другому…

— Тебе-то откуда знать? Ты их не видал никогда!

— Видал! Видал!

— Врешь!

— Сам! Сам ты врешь! Врун ты, вот кто!

— Ах ты…

— Да хватит вам! Вон, уже моргает!

Детский голос с легкими командными нотками мгновенно прекращает непонятную возню, которую я слышу, но пока еще не вижу.

Моргаю.

— Давай ее по щекам вдарим! У меня мама так батьку в себя приводила!

— Не надо… — поспешно хриплю я, мучительно пытясь проморгаться и ощущая, как в голове гудит, словно ветер в пустой кастрюле. Противно и протяжно.

— О! — радуется все тот же детский голос, который, судя по всему, тут, в стайке мелких ребятишек, за вожака, — говорит! Эй, ты кто? Откуда тут?

Глаза слезятся, но я усиленно пытаюсь хоть что-то увидеть, кроме яркого не по-зимнему совершенно солнца, бьющего прямо в лицо.

Очень странные ощущения, учитывая, что последнее, что помнится — холодная питерская хмарь и серое мерзкое небо… Ах, да! Еще адский грохот по крыше моей малолитражечки! Осознание прошибает холодом по коже: это же меня, наверно, покалечило! Зимы в Питере непредсказуемые и мерзкие, а снег с крыш падает регулярно, и так же регулярно, каждую проклятую зиму, кого-то этим снегом убивает… Похоже, мне на крышу серьезный такой кусок льда свалился! Пробил машину и по голове долбанул! Да так, что сознание выбило! И теперь я в палате… В больнице.

Но откуда тут дети?

И почему мне так тепло? Слишком тепло как-то… Так не бывает от мягкого одеяла или в нагретой отоплением до жары комнате. Нет, это сродни южным ощущениям, когда лежишь на пляже, а тебя лижет мягкое, нежное солнышко, целует щеки, бледный живот и цыплячьи от постоянного питерского холода бедра…

— Эй! Давай не умирай! — мне прилетает по щеке, причем, ощутимо так, по-взрослому!

Похоже, один из ребятишек решил-таки применить на практике наблюдаемые у матери методы реанимирования.

И, надо сказать, они работают!

Потому что прихожу я в себя мгновенно. Из глаз летят искры, а тело само собой принимает вертикальное положение.

Правда, голова на это отвечает резкой жесткой болью, и я, охнув и выругавшись сквозь зубы, сжимаю виски ладонями.

— А чего это она сказала сейчас? — тут же интересуется любопытный детский голос, и я, придя в себя и осознав, что тут все же дети, поспешно замолкаю.

Конечно, современных школьников мало чем удивишь в плане мата, это, скорее, они меня поучат новым выражениям, но все равно неправильно…

— У нее голова болит, — авторитетно заявляет еще кто-то из детей, — Ты сильно ее приложил, Варуш. Сейчас…

— И ничего не сильно… — смущенно бормочет тот, кто, судя по всему, проводил только что реанимацию моего несчастного организма, — чуток совсем…

А дальше я не слышу ничего, потому что на голову мою ложатся прохладные ладошки, принося с собой невероятный, сладостный покой и облегчение.

Это настолько нереально, что я сначала даже не понимаю, что происходит, просто тупо моргаю, пытаясь вдохнуть и выдохнуть ставший тяжелым воздух.

В глазах проясняется, причем, как-то сразу, резко.

И настолько, что очень четко вижу место, где нахожусь, и людей рядом с собой.

И первое , и второе вызывает оторопь.

Потому что я сижу сейчас на земле, на зеленой травке, а прямо впереди — блещет под ласковым солнцем гладь реки. И ветерок, легкий такой, летний…

Рядом сидят и смотрят на меня, раскрыв рты, детишки, пятеро, все примерно одного возраста, от семи до десяти-одиннадцати лет. И еще крутятся тут же двое серых толстолапых щенят, взволнованно тычущихся влажными носами то в мои ноги, то в спину. Дети одеты очень просто, я бы сказала, бедно. Как-то слишком бедно даже для деревенских. Никаких ярких принтов на футболках, шорт… Да и футболок-то у них нет… Странного, допотопного вида дерюжки, добела выцветшие на солнце… А сами дети — обычные, симпатичные и веселые, замурзанные до невозможности, загорелые и улыбчивые.

Они смотрят на меня с любопытством, не пугаясь, скорее, удивленно.

— Легче? — серьезно спрашивает меня сидящая ближе всех девочка, светленькая, с длинными, небрежно заплетенными в косу волосами. Она мягко касается моего лба, затем убирает ладошку, и я непроизвольно тянусь следом, словно не желая терять блаженную прохладу.

Это она, похоже, помогла мне… Просто прикоснувшись? Погладив по лбу?

Черт… Подумаю об этом после.

Непонятные способности девочки — явно не первостепенный вопрос, на который мне необходимо получить ответ.

— Да, — киваю я, слышу свой хриплый больной голос, кашляю, мучительно и долго.

— Варуш, дай воды ей, — командует та же девочка, шорох, удаляющийся и приближающийся топоток, и через пару минут мне в губы тычется что-то мягкое.

Машинально открываю рот и пью, пью, пью с наслаждением чистую, свежую воду, даже не задумываясь, из чего я ее пью, и откуда тут, у детей в сельской местности, эта вода.

Только спустя какое-то время, когда вода уже заканчивается, понимаю, что принесли мне ее в листе лопуха, большущем, сложенном кульком.

— Спасибо… — голос мой звучит уже куда лучше, да и мозги понемногу начинают работать, подкидывая вопросы, на которые пока что нет ответов.

— Где я? Больница рядом?

— Чего? — дети, как по команде, открывают рты, становясь похожими на забавных галчат. Их серые питомцы тоже садятся на пушистые задики и смотрят на меня, словно копируя своих хозяев.

У одного из песиков оба ушка, мохнатые сверх меры, смешно насторожены, а носик взволнованно подрагивает. Почему-то это невероятно умиляет.

Глава 3

— Ну, удачи тебе, Сандрина, — старый Марх вздыхает, похлопывает по плечу, вполне по-отечески, — пусть на тебя Горра посмотрит благосклонно.

Я уже в курсе, что это — одно из самых лучших пожеланий удачи, принятых здесь, в этом мире, а потому только киваю благодарно, обнимаю старого волка, так бескорыстно и по-доброму приютившего меня пару месяцев назад, вздыхаю…

И сажусь в повозку к его сыну, Верруху, отцу той самой девчонки, с волшебными руками и светлой пушистой косичкой, что когда-то избавила меня от головной боли.

Девчонку зовут Маррина, а ее неугомонного братишку, из-за которого я в первые же минуты своего пребывания в этом мире позорно вырубилась в обморок, Маюн.

И да, они оба — волки. Волчата, вернее. Оборотни, как бы это дико не звучало.

И их отец, и мать тоже. И дед, старый Марх.

И вообще, все население деревни с таким земным, таким понятным названием Семейкино, тоже волки. Это невероятно, но, черт возьми, факт. Тот самый факт, который приходится принимать, как данность.

Ну, или я не в себе, что тоже вполне возможно. Вариант, где я валяюсь в коме, пришибленная здоровенным, по-питерски коварным куском льда, свалившимся на мою машину, тоже имеет все шансы на существование. Лежу на больничной койке и ловлю цветные реалистичные глюки про другой мир и волков-оборотней в нем.

А еще я могу тупо быть мертвой. И место, в котором сейчас нахожусь — своеобразный загробный мир. А почему бы и нет?

В конце концов, оттуда никто не возвращался и точно не рассказывал, что именно находится на том конце туннеля…

За эти два месяца, пока жила в деревне, автоматически принимая бескорыстную помощь от жителей, глупо хлопая ресницами в ответ на любопытные вопросы о своем происхождении, одежде и прочем, какие только мысли в голову не приходили. Все перебрала, вот клянусь.

Неоднократно ходила на берег той самой реки, возле которой меня нашли местные ребятишки, пытаясь хоть что-то отыскать в своей совершенно пустой голове. Осколки воспоминаний, например… И ничего не находя. Вообще ничего. Пустота, провал, прямо с того мгновения, когда услышала страшный скрежет льда по крыше, и до своего пробуждения на берегу под возбужденный гомон ребятишек…

Я знаю, что такой выверт сознания вполне возможен. Одна подруга, когда-то давно попавшая в жуткую аварию, основательно переломавшую ее, признавалась, что самого момента аварии не запомнила. Только то, как вильнула машина, испуганный мат водителя… И все. Дальше уже больничная палата. Мозг милостиво выкинул из памяти то, как она летела в железной банке с обрыва, переворачиваясь вместе с ней несколько раз…

Может, и со мной такое же? Кто его знает… В любом случае, до истины я, наверно, так никогда и не докопаюсь. Да и смысла нет. Я здесь, этого пока не изменить.

Остается что? Только принять реальность такой, какая она есть. Даже если это загробный мир. Я же не смогу с этим ничего поделать? Не смогу… Значит, надо продолжать жить. Ведь, несмотря на непонятки с попаданием сюда, жить-то хочется. И хочется жить хорошо…

И не в деревне, кстати, которая мне, несмотря на доброту и простоту местных, спокойно принявших меня и даже придумавших какую-то свою, вполне стройную теорию моего появления на берегу их речки, теорию, которую я не разрушала, потому как смысла не было… Так вот, эта деревня за два месяца опостылеть успела до невозможности. Ну вот не деревенский я житель, вообще ни разу!

Ритм жизни, с ранними побудками, бесконечной работой по дому, простыми развлечениями, отсутствием элементарных удобств, вообще не радовал. Нет, если бы выбора не было у меня, то, естественно, пришлось бы приспособиться.

Но в том-то и дело, что выбор имелся…

Мир, в котором я оказалась, был огромным и разнообразным. Даже имея ту скромную информацию, которой меня снабдили местные, я смогла сделать выводы по крайней мере об общем его строении. И существах, его населяющих.

И понять, насколько мне повезло. Прямо по нескольким основным пунктам повезло.

Во-первых, тут говорят на понятном мне языке. Причем, отлично осознавая, что язык этот — не русский, я его понимаю, могу на нем читать и писать, и как-то его в своей голове трансформирую в привычные образы.

Во-вторых, несмотря на то, что оборотни — это сказки и дичь полнейшая, но я про них, благодаря популярным фильмам и книгам, хотя бы что-то знаю, и не все из того, что я видела и о чем читала в своем мире, оказалось полнейшей ерундой. Конечно, это лишний раз свидетельствует в пользу того, что я все-таки не в другом мире, а в коме сейчас, на больничной койке, а в голове моей — дикая мешанина из привычных образов и фантазий… Но об этом я предпочитаю не думать, а реагировать на ситуацию здраво.

Мой бывший, кстати, именно эту черту моего характера терпеть не мог, говорил, что я — слишком приземленная и нелюбопытная. И не умею мечтать, фантазировать и по-всякому радоваться жизни. А вот он, да, он умеет… Особенно радоваться, да. С размахом и во всю ширину души… Интересно, как он там? Хоть немного переживал обо мне?

Так, стоп, Александра, или, как тебя переиначили на местный лад, Сандрина. Твои переживания относятся к категории нереальных и ненужных. Неважно, как он там. Точно так же неважно, как там мой бывший босс, проклятая умелица работать через рот Анечка и прочие мои коллеги, большинство из которых я когда-то принимала на работу. Общения с Варварой только чуть жаль, но уверена, что у нее все будет хорошо на новом месте.

А у меня все должно быть хорошо здесь. На моем новом месте.

В деревне, где я очутилась, примерно триста жителей, вполне себе такой поселочек, не городского типа, но около того. И живут тут волки. И в соседней деревне волки. И во всех деревнях в округе — тоже волки.

Потому что волки в этом мире живут именно так, общинами. Наверно, это исторически так получается, потому что в моем мире волки живут стаями, большими или не особенно большими, традиционно объединяясь в голодные годы, чтоб найти себе пропитание.

Глава 4

Поворачиваюсь, смотрю в темные глаза младшего сына Марха, Герруна, которого я за эти два месяца успела перекрестить в четкого парнишку Геру. Он младше меня лет на пять точно, хотя чисто внешне и не скажешь — парни-оборотни все выглядят серьезно и взросло. И ведут себя так же.

Гере я нравлюсь, он этого с самой первой встречи не скрывал… И послужил, кстати, еще одной причиной моего спешного отъезда из Семейкино.

Потому что, если в самом начале все еще было более-менее легко, да и я, занятая попытками правильно осознать себя в новой реальности, не особенно обращала внимание на постоянное Герино присутствие рядом, его взгляды, тяжелеющие с каждым днем все больше и больше, якобы случайные, абсолютно не случайные касания и прочее, то последнюю неделю как-то стало чересчур…

Гера, до этого спокойно себе живший в большом мужском доме, где селились все неженатые деревенские парни после достижения совершеннолетия и до появления у них пары, вернулся обратно в родительский дом, постоянно маячил за моей спиной, стоило показать нос наружу, за пределы двора Марха, и пару раз устроил показательные выступления на тему: “Это моя девочка, и я ее танцую”.

Мое мнение по этому вопросу как-то не принималось во внимание, хотя я, уяснив, наконец, причины такого Гериного поведения, очень четко, в своей манере, разложила ему по полочкам, почему “нет”. Верней, мне казалось, что разложила. А вот Гера хмыкнул и пробурчал что-то о следующем полнолунии, и чтоб со двора не вздумала выходить. Он сам придет.

Вот тут-то меня и посетило озарение, что, если не потороплюсь, то в следующее полнолуние, когда молодняк выходит на охоту за приглянувшейся парой, я могу и не успеть спрятаться…

Волки — парни серьезные, конечно, больше в спутницы своих выбирают, но и людей тоже любят. В Семейкино таких смешанных пар нет, а вот в соседнем селе есть. Там девушка влюбилась в волка, они поженились, и сейчас она живет с ним, рожает каждый год волчат, потому что от брака волка и человеческой женщины рождаются в основном именно волки-оборотни, наверно, ген слишком доминантный… И, вероятно, она даже счастлива, эта женщина.

А вот я не горю желанием оставаться в деревне и рожать каждый год волчат своему суровому мужу-оборотню.

Нет, Гера, объективно, хорош. Они вообще все тут хороши, мускулистые, высокие, хищные. Заглядение, а не парни. Но в моей жизни уже был вот такой, мускулистый, высокий и даже чуть-чуть хищный… Как-то не пошло у нас.

И тут тоже не пойдет.

Не нравится мне так, по-животному, не хочу больше.

Вот только все мои попытки объяснить свою позицию Гере разбились о его тяжелый жаркий взгляд и хищную усмешку уверенного в себе и своем превосходстве над самкой самца.

Я посмотрела на это дело, поняла, что будут проблемы… А зачем мне проблемы?

— Уезжаю, — коротко и довольно холодно отвечаю я, — прощай, Гера.

Волк ничего не отвечает, смотрит на меня, стискивает зубы, а зрачки начинают отливать звериным потусторонним светом.

И это среди бела дня!

Так и оборота дождусь незапланированного!

Вон, уже уши начали вытягиваться! Черт!

Смотрю на Марха с немой просьбой о поддержке, и тот, осознав, что сейчас может быть, увесисто шлепает Геру по лохматому затылку:

— А ну, не дури! Позорится еще тут! Соседи смотрят!

— Плевать… — сквозь зубы цедит Гера, не отрывая от меня волчьего взгляда, и я думаю обреченно, что уехать будет сложнее, чем планировалось…

— Тебе плевать, — неожиданно низким рокочущим голосом рычит Марх, и оба его сына тут же, словно по команде, оступают назад и, клянусь, уши прижимают к голове! Словно щенята перед серьезным, жестким вожаком! Я, замерев от восторга, смотрю на это все, понимая, что за два месяца жизни здесь впервые нечто подобное наблюдаю. И ловлю себя на том, что, несмотря на все увиденное и осознанное, все же до конца не могла поверить в то, что окружающие меня люди — не люди в полном смысле этого слова. Что внутри каждого сидит зверь. И что отношения у них в семьях и в обществе складываются отчасти не как у людей, а именно, как у животных, в стае. И вот сейчас, когда Марх на чисто физическом уровне показал свою власть над сыновьями, заставив их отступить без каких-либо возражений и сомнений, я отчетливо понимаю, насколько мы все же разные.

И еще: насколько я правильное решение приняла, наладившись вовремя отсюда уехать.

Не знаю, что было бы после полнолуния, но вот почему-то кажется, что если б Гере удалось добиться своего, то он по каким-то их законам был бы вправе забрать меня себе. И я бы не смогла ничего сделать. Разве что огородами отсюда убежать, без планов на будущее, возможности хорошо устроиться в этом мире. Преступницей бы убегала, нелегалкой. И не важно, что я думаю по-другому, и что в моем мире разовые отношения с мужчиной — это не повод на всю жизнь долго и счастливо…

Я не в своем мире. И, на самом деле, законов его не знаю…

Особенно местных, деревенских…

Да даже в моем мире между нравами города и деревни иногда пропасть огромная! А уж тут…

Нет-нет, очень вовремя я все, прямо как чувствовала…

— Не смог девку завлечь, сам виноват, — между тем, Марх прекращает давить на сыновей, распространяя вокруг себя волны удушающей властности доминантного самца, — и нечего тут меня позорить своей несдержанностью! Среди бела дня перекидываться, срам! Ты бы еще залез на нее прямо тут, на глазах соседей!

С каждым словом Гера становится все мрачней, челюсти сжимает все крепче, и я решаю не досматривать сцену.

— Марх, спасибо за все! — торопливо лезу обниматься, и старый волк тут же сменяет гнев на милость, обнимает меня, поглаживает по спине отечески, бормочет:

— Егоза ты… А то оставайся… Герка — хороший парень…

— Нет, спасибо, не могу я… — отказываюсь я, — и ему будет со мной плохо…

— Не знаете вы, бабы, сами, чего хотите… — вздыхает Марх, — ладно, письмецо мое не потеряй…

— Ни за что, — отвечаю я, — спасибо за помощь!

Глава 5

— К кому? — остановленная буквально силой девушка презрительно оглядывает меня с головы до ног, фыркает. А я вздыхаю про себя, немного злясь.

Но, опять же, только потому, что сама себе злобный Буратино.

Все может поменяться: положение твое, воззрения на жизнь, окружение, да сам мир может стать другим! Но вот то, что в любом из этих миров тебя будут непременно встречать по одежке — никогда не изменится.

И мне бы это учесть следовало, когда шла сюда, в один из самых богатых домов Абазара. Могла бы додуматься, что с деревенской простушкой, насквозь пропахшей дорогой и дилижансом, тут не будут особо разговаривать.

Пожалуй, стоило потратить чуть-чуть денег, остановиться в какой-нибудь гостинице, привести себя в порядок. Может, выделить еще несколько монет, чтоб прикупить себе что-то из одежды стоящее… Но я не могла так рисковать.

Денег мне Марх выдал немного, в политике местных цен я откровенно плавала и ужасно боялась остаться без средств к существованию и на улице. Мне может и не повезти второй раз, как до этого, с семьей Марха… Вот не понравлюсь я его молочному брату, и отправят меня подальше, что делать тогда? Без денег совершенно? Нет уж, лучше приберечь финансы на черный день.

Это я так здраво рассуждала до того момента, пока не подошла к воротам огромного, шикарного даже по меркам моего родного мира особняка.

Ворота эти радовали изысканной кованой решеткой, а еще высотой и прочностью.

Постояв перед ними пару минут и безуспешно попытавшись обратить на себя внимание сурового охранника, прячущегося в будке с внутренней стороны, я практически потеряла надежду сегодня попасть под крышу и отдохнуть. Это было дико печально, учитывая, что два дня я спала только в дилижансе, в скрюченном состоянии, в постоянном движении.

И кто сказал, что дилижансы — это удобно и даже романтично? Надо этих высказывателей посадить на жесткое сиденье без намека на подушки, да и заставить проехаться… Не сутки даже, нет! Часов трех будет достаточно! И отбитая напрочь задница сама проголосует за блага цивилизации! Я вот — всеми руками и ногами за!

Почему у них до сих пор никто этого не придумал, не понимаю…

Понятное дело, что, окрыленная мыслью о ночевке на чем-то, не двигающемся бесконечно у тебя под спиной и тем, что ниже спины, я летела сюда, к этому особняку, на крыльях ветра, забыв обо всем.

И зря, оказывается…

Пока я грустила и прикидывала, не взять ли мне штурмом этот Зимний дворец, ворота распахнулись, и из них вылетел всадник на здоровенном черном жеребце. Сам всадник тоже был в черном, и это единственное, что я успела заметить.

Зато и ситуацией воспользоваться удалось, за воротами оказалась мгновенно. И затем, прячась от будки охранника, рванула по кустам в сторону входа в дом. Не парадного, естественно, он был закрыт и вряд ли распахнулся бы перед моей персоной. Нет, я обошла дом и потянула дверь служебного входа, понадеявшись, что уж он-то точно должен быть открыт.

Так и оказалось.

Через длинный коридор с дверями, за которые у меня хватило ума не заглядывать, я прошла в господское крыло, а именно, в большую приемную залу, поразившую своими размерами и богатой обстановкой. Не Зимний, но Каменноостровский, однозначно. В дореволюционную эпоху, естественно, а не как сейчас.

Народу в большом зале было полно, и я даже растерялась немного, не зная, к кому обратиться, и подозревая, что приняла неверное решение, проникнув сюда, как вор. Может, они такого не любят? Даже наверняка не любят…

Но деваться было некуда и я, после нескольких неудачных попыток, когда на мое несмелое: “Эй, а могу я…” никто их пробегавших мимо с жутко занятым видом людей не обратил внимания, поймала за руку и силой тормознула высокую, очень красивую девушку, с хищной волчьей аурой, которую я уже научилась чуть-чуть различать.

И вот теперь стою, немного растерявшись от презрения, окатившего меня с ног до головы, и даже чуть сбиваюсь с мысли. Как-то отвыкла я в своем мире от подобного. Там на меня всегда с интересом смотрели! Правда, там я и выглядела конфеткой…

Да и здесь, в деревне, тоже никто презрением не обливал. А местные парни-волки так и наоборот…

Осознав, что мысли уходят в другую строну, не иначе, с перепуга, все-таки обстановка нервная, да и я сама нервная, я прихожу в себя настолько, чтоб выпрямиться в ответ на явное пренебрежение во взгляде волчицы и холодно сказать:

— Мне нужен Оррих-ан.

— Оррих-ан? — переспрашивает меня волчица, затем оглядывается, словно не веря услышанному, опять возвращается к моей персоне, осматривает, — ты кто вообще? Прачка? Кухарка? Почему без должного почтения обращаешься?

— Я обращаюсь так, как считаю нужным, — выхожу я из себя, почему-то страшно разозленная тем, что меня за прачку приняли, — я от брата Оррих-ана, Марх-ана. У меня письмо для уважаемого старейшины.

И демонстрирую письмо, издалека, естественно. Не совсем же больная, чтоб в руки отдать.

Волчица смотрит на письмо, затем на меня, опять на письмо… И столько работы мысли в ее взгляде, что мне смешно становится. Как бы не лопнула от перенапряга!

— Не думаю, что Оррих-ану понравится, если ты меня задержишь…

Волчица, подумав еще немного, неуверенно кивает и, слава местной богине Горре, указывает мне на кушетку у стены.

— Сиди здесь, я сейчас сообщу…

После этого поворачивается и уходит.

Я послушно сажусь на кушетку, но не расслабляюсь. Выдыхаю просто, готовясь к бою.

В принципе, я и не думала, что будет легко, но как-то все равно не ожидала подобного… И масштабов таких тоже не ожидала. Судя по всему, этот Оррих-ан — невероятно богатый волк. Понятно, что старейшина одной из самых многчисленных диаспор в стране не может быть бедным, но все же…

— Это она?

Вскакиваю.

Волки появляются настолько неожиданно передо мной, что опять чуть-чуть теряюсь. Совсем я позабыла о том, как тихо и быстро они умеют передвигаться. Причем, все, даже почтенные старейшины.

Глава 6

— Мой брат… — начинает говорить Оррих-ан, скользя по мне скучающим взглядом, — просит помочь тебе в городе… Это необычная просьба… Учитывая, что ты — не волчица.

Молчу, понимая, что любые попытки в разговор сейчас лишние. Властному старейшине не перечат, они этого не любят, властные… В любом мире. Конечно, можно попытаться, если тебе не важно, что дальше будет. Мне важно. Я молчу.

— И твоя наглость беспримерна, женщина, — продолжает старейшина, — прийти ко мне, без вызова, без разрешения, через черный ход проникнуть… Да еще и смотреть в глаза…

А что, нельзя, что ли, в глаза смотреть? Черт, промашка…

И что делать теперь?

Надо бы опустить взгляд, показать свою покорность, похоже, они этого все ждут от меня, вон, у волчицы аж челюсть слегка отвисает от моей, так называемой, “наглости”.

Но внезапно во мне срабатывает, кроме инстинкта самосохранения, диктующего нормы поведения, приемлемые для этого мира, что-то другое. Может, гордость моя неожиданно отзывается, может, просто усталость сказывается… Но я не опускаю взгляд.

Смотрю прямо в волчьи жесткие глаза, и даже чуть-чуть прищуриваюсь, с вызовом приподнимая подбородок. Ему уже не нравится мое поведение, хотя я ничего плохого, по моему мнению, и не сделала. Так что терять нечего. Сгладить ситуацию можно, только упав на спину и подставив беззащитное пузо под острые клыки. И, похоже, именно этого от меня ждут.

Зря.

Не сделаю я этого. К сожалению, наверно… Стольких проблем в жизни удалось бы избежать, приобрети я навык вовремя и грамотно пресмыкаться…

Волк, так и не увидев нужное ему смирение, злится, явно непривычный к такому. И злость его транслируется на окружающих, волнами проходится по огромной зале, заставляя слуг отшатываться и инстинктивно уходить с линии обстрела. На стоящую рядом с нами волчицу, чисто физически не имеющую возможности уйти, смотреть больно. Бледная, вытянулась в струнку, того и гляди, в обморок свалится.

А я ничего, стою себе, смотрю. И окружающую обстановку тоже наблюдаю, не без удивления, кстати.

Нет, конечно, Марх-ан тоже такой фокус проделывал, но только с членами своей семьи, да и воздействие было куда как слабее. А тут просто монстр какой-то… Надо же… Не просто так старейшина, не только лишь за возраст и опыт. Вот, значит, на каком у них тут все уровне…

Эти мысли бродят в голове отстраненно, пока выдерживаю напряженный повелевающий взгляд Оррих-ана и уныло прикидываю разветвления своей дальнейшей жизни. Их немного, и все печальные, да…

Вот как бывает, когда не сообразишь вовремя упасть на спину… А потом поздно уже. Но, может, и пусть… Никогда на спину не падала… Вообще не умею, нет такого в навыках. Иногда прямо жаль, что не научилась, могла бы сейчас вместо Анечки на теплых мягких коленках босса сидеть… Фу-у-у…

От одной только идиотской картинки, промелькнувшей в голове, становится тошно, и я морщусь непроизвольно.

А Оррих-ан, молчаливо наблюдающий за моим лицом, выгибает бровь в удивлении.

— Интересная ты… Наглая женщина. — Спокойно и даже дружелюбно говорит он, а затем повелительно кивает, приглашая пройти вперед. — Пошли.

Я моргаю, понимая, что, похоже, только что ненароком прошла какой-то неведомый тест, затем перевожу взгляд на бледную волчицу, все еще похожую на мумию самой себя, вяло улыбаюсь ей и примирительно говорю:

— Ты попей водички, будет легче.

И иду следом за уже вышагивающим впереди Оррих-аном. Он, кстати, даже не притормаживает, чтоб посмотреть, поняла ли я его приказ, выполняю ли. Похоже, у него на этот счет вообще сомнений нет. Наверно, не находились еще люди, способные игнорировать распоряжение старейшины.

Давлю в себе хулиганское желание показать надменному волку, что бывают в мире удивления и исключения, изображаю покорность, топая следом.

Тест прошла, не стоит его заваливать на последнем этапе. Глупо это, недальновидно, даже для меня.

И, похоже, мне все-таки везет…

В кабинете у Оррих-ана, а это именно кабинет, судя по обстановке, так же все пышно и богато, как и в основной части господского крыла. Огромный стол, судя по виду, жутко дорогой, из ценных пород дерева, письменный набор на нем, больше похожий на музейный экспонат. Так и представляю, как какой-нибудь полководец за таким столом мог подписывать приказ о нападении… Или пакт о мире, например. Много книг в настенных шкафах, что радует несказанно, потому что в доме Марха я как-то особо ничего не нашла, за исключением нескольких крайне потрепанных учебников, основ азбуки и математики. Больше ничего сельским детям, судя по всему, не полагалось изучать в деревенской школе.

Вообще, этот мир находится по уровню своего развития примерно, как наш конца девятнадцатого-начала двадцатого веков. И это так, навскидку, потому что как-то серьезно выяснять этот вопрос, сидя в деревне на одном месте, было невозможно. А в дороге тоже не особо что-то удалось узнать. Дорога — она и есть дорога. Дилижанс, воняющие чем-то странным соседи, судя по всему, оборотни тоже, но не волки, а какие-то зверьки помельче. Мелькающие за окном бесконечные поля и рощи. И пахнущий всем одновременно пригород, из которого я выбралась в чистый квартал для богатых жителей с невероятной скоростью, как только удалось сориентироваться в адресе на письме.

И вот теперь, изучая корешки книг в кабинете Оррих-ана, я радуюсь тому, что с этим миром все нормально, и я смогу в будущем хотя бы почитать про его устройство, чтоб не вызывать лишних вопросов. Что-то подсказывает, что рассказ о том, что я из другого мира, будет тут неправильно воспринят… Деревенские вопросов обо мне не задавали, раз и навсегда уяснив, что я ничего не помню и не могу сказать, и просто жалели скорбную головой девушку. А вот тут, в городе, уже другое отношение. И жители другие.

Оррих-ан, уже к этому времени занявший свое место за рабочим столом, не торопит меня, и, кажется, тоже внимательно изучает. Словно диковинку. Интересно, почему? Спросить? Или попробовать с ним провести интервью в стресс-условиях? На наводящих и предполагающих нужные мне реакции вопросах…

Глава 7

— Брат пишет, что ты ничего не помнишь о себе, — начинает разговор Оррих-ан, и я киваю. Вскрывать письмо я предусмотрительно не стала, подумав, что волки, с их острым обонянием, запросто вычислят, если я полезу смотреть, что именно написал Марх-ан брату. Да и что он мог там написать особенного? Уж явно не пожелание бросить меня под ракитовый кусток или куда там бросают неугодных людей в этом мире. Для этого не требовалось отсылать меня в такую даль, да еще и деньги давать на дорогу.

— Это странно, но бывает, — продолжает рассуждать старейшина, откидываясь вальяжно в кресле и рассматривая меня. Неуютненько от такого пристального внимания. Да и сесть не предложил, надменный властелин, чтоб его.

Можно было бы самой проявить инициативу, но тут у них махровый патриархат, да и мне, наверняка, не положено сидеть в присутствии высоких особ. Вон, у Марха в доме нравы-то куда как проще, и то невестка его за стол садилась последней… И я тоже, кстати. Для того, чтоб женщине, самке, заслужить положение в этом кастовом обществе, неимоверные усилия требовались. Так что самки-волчицы тут, бывало, управляли семьями и даже целыми поселениями, но, скорее всего, только потому, что яйца у них были побольше, чем у многих самцов.

Так что я не рискую настолько сильно испытывать терпение и собственную удачу, стою, моргаю и улыбаюсь приветливо и даже преданно. От меня не убудет, в конце концов.

— Но вот что с тобой теперь делать, Сандрина… — Оррих-ан задумчиво принимается постукивать твердым ногтем по столешнице, — замуж выдать? В конце концов, ты в моем клане… Хоть и не волчица…

— Не… — я от неожиданности слегка заикаться начинаю. Не было печали! Да что же они все замуж-то? Не хочу я замуж! — Не надо…

— Почему? — заинтересованно спрашивает Оррих-ан, — первый раз вижу женщину, не желающую замуж.

— Я… Кхм… Кое-что помню из своего прошлого… — черт, надо было продумывать эти нюансы, — Марх-ан не совсем верно написал… Я помню свое имя… И то, что я была замужем… И сейчас вдова. Мой муж… Наверно, я его сильно любила, настолько что обезумела от горя потери… И забыла многое… Помню, что скиталась по земле, жила то там, то тут… Я не могу замуж… Я поклялась, что больше не приму никого…

Выдыхаю, пытаясь выдавить слезинку, очень она тут уместна будет…

Оррих-ан явно не впечатляется моим спектаклем, смотрит на меня все так же вопросительно, мерно постукивает по столешнице. А ноготь-то крепкий… Острый такой. Коготь прямо, а не ноготь…

— Вдова, значит… — усмехается он, — безутешная… А муж человеком был?

— Д-да…

— Странно… Если бы волк, то это многое бы объяснило… Но да, запаха нашего на тебе нет. Точнее, такого запаха нет… И что с тобой делать, Сандрина? Марх-ан попросил… Устроить тебя. Но я предполагал, что он имеет в виду замужество… Конечно, пришлось бы нелегко, в конце концов, ты — человек, кто тебя захочет?

Обидно сейчас было… Вот в деревне меня хотели, кстати. И даже, наверно, много кто хотел, просто Гера всех разогнал… А тут этот старый волк смотрит на меня, как на неполноценную какую-то особь. Инвалида. Самое главное, что это как раз и хорошо для меня, раз так думает, значит, и замуж не сильно будет стараться пристраивать… Но все равно как-то иррационально обидненько…

— Я могу работать… — решаю я взять дело в свои руки. В конце концов, хватит уже стоять тут, в покорном ожидании своей участи. А то он так и до чего-нибудь неправильного додуматься может…

— Работать? Ты? — Оррих-ан удивляется еще больше, даже перестает постукивать по столу, — где? Здесь, прислугой?

— Эм… Нет. — Еще мне не хватало тут прислугой работать! Поковыряться в чужом грязном белье я всегда успею. — Я бы хотела попробовать что-то другое… Я могу… Продавать… Вести дела… Пишу, читаю… Разбираюсь в цифрах…

Я торможу, пытаясь судорожно придумать, чем еще могу быть полезна в этом мире. По идее, если соотносить с моим миром, то тут техническая революция должна быть в разгаре. И в том числе борьба женщин за свои права… Как их там называли, этих дам, выходящих с плакатами о равноправии и прочем? Суфражистки? Хотя, вряд ли тут такое есть, к моему сожалению, конечно же. Просто потому, что тут больше упор на животное начало, чем у нас, в нашем мире. Попробуй тут поборись за свои права, если мужики изначально доминантные… Так они и пустили женщину на ключевые позиции.

— Откуда у тебя такие познания? — спрашивает Оррих-ан, и я пожимаю плечами:

— Не знаю… Забыла… Но в доме Марх-ана я занималась с его внуками азбукой и математикой… И меня даже просили остаться в деревне, поработать учительницей в школе…

— Почему не осталась?

— Я хочу жить в городе…

Оррих-ан кивает, принимая мою версию.

И переводит взгляд на дверь, явно что-то слыша за ней. Я лично вообще ничего не замечаю, но у меня и слух не настолько тонкий. И обоняние тоже. А вот Оррих-ан, похоже, прекрасно знает, что происходит снаружи.

Я успеваю только чуть отступить в сторону, как дверь распахивается, и на пороге возникает мужчина. Высокий, красивый, как и все они, эти оборотни, и, естественно, жутко хищный.

А еще очень похожий на Оррих-ана. Прямо-таки более молодая его версия.

Он бегло осматривает кабинет, скользит по мне равнодушным взглядом, словно по предмету мебели, не задерживаясь даже на мгновение, и коротко кивает Оррих-ану:

— Отец! Прости, но это срочно. Тайгер…

— Максан, очень вовремя, — отвечает ему Оррих-ан, — про твое дело чуть позже, а сейчас посмотри на эту девочку. Это воспитанница дяди Марх-ана.

Максан снова поворачивается ко мне, смотрит, равнодушно и досадливо дергает ноздрями.

— Человек? Что еще за причуда у дяди Марха?

— Да вот и я гадаю… — задумчиво говорит Оррих-ан, — с чего бы… Но это точно он, на письме его печать, а на ней — его запах. Она — теперь наша, получается.

И, пока я перевариваю новость о том, что я уже, оказывается, чья-то, Максан удивленно кривится:

— С ума сошел дядя Марх в своей деревне, вот что я тебе скажу, отец. И нам некогда сейчас. Тайгер предъявил права на те цеха, что мы хотели!

Глава 8

— Откуда узнал? — спрашивает Оррих-ан сына, и я понимаю, что про меня напрочь забыли. Торопливо прикидываю, как себя вести: делать вид, что невидимка, не привлекая внимания хищников, или, наоборот, обозначить свое присутствие, потому что есть вариант, что властные оборотни будут недовольны тем, что я тут инсайдерскую информацию невзначай услышала.

Конечно, они сами виноваты, нечего про простых людей забывать, у простых людей тоже языки есть. И мозги. И свои желания.

Это, кстати, одна из самых распространенных ошибок биг-боссов — недооценивать персонал, считая их кем-то вроде безмозглых комнатных собачек. А потом столько удивления, когда эти комнатные собачки им потроха начинают выедать…

Но от проблем меня осознание оборотнями своей ошибки не убережет… Им-то что: поговорили, осознали, что просчитались, и все. А я потом страдай где-нибудь под замком. В ожидании ненавистного замужества. И это в лучшем случае!

— Из департамента… Сегодня заявились на аукцион.

Оррих-ан отчетливо клацает зубами. Очень хищно у него это получается, прямо до дрожи.

— Нашли крысу?

— Нет… — признается Максан, и ощущается его напряжение и легкий стыд перед отцом. Словно молодой волк уши прижимает перед седогривым патриархом.

Какая занимательная у них все же атмосфера! И как легко считывается! Я ловлю себя на жадном рассматривании обоих волков, это похоже на популярно-образовательный фильм из мира животных. Так и ждешь, что сейчас голос за кадром с отчетливыми интонациями Николая Дроздова примется комментировать происходящее: “ А вот сейчас вожак показывает свое недовольство легким оскалом и тихим рычанием. Его сын, еще не достигший уровня зрелости и не претендующий на власть, принимает более приниженную позицию, давая понять, что признает главенствующую позицию волчьего патриарха…”

Ну, может, не совсем так, но что-то близкое.

По работе мне всегда было занимательно рассматривать именно невербалику. Потому что сказать человек может все, что угодно, и даже не поймешь, где именно он врет, настолько все складно бывает порой. А вот лицо, мельчайшая мимика, реперные точки в речи… Короче, я уже давно на собеседованиях с кандидатами не слушала, что они говорят. А только смотрела, как они реагируют на мои вопросы… И очень даже неплохие результаты получались. По крайней мере, команды, которые я собирала, работали подолгу. Да вообще, мало было текучки, люди подбирались под каждого руководителя индивидуально, по разработанным мною программам… Эх, босс… Ну вот как можно променять профессионализм в работе на… Анечку? Она же не принесет тебе денег. А я приносила. Вот лишнее доказательство того, что в любом, даже самом рачительном бизнесмене, в какие-то моменты побеждает примитивный самец.

И надо же, угораздило меня попасть в мир, где эта самцовость, судя по всему, на первый план выходит! Так избегала этого, так надеялась на человеческие качества! И что теперь?

А ничего!

Будем подстраиваться.

В конце концов, эйчары — самые лабильные сотрудники в мире. Мы умеем подстраиваться под любые ситуации. Профессия обязывает. Другие в нашей сфере не выживают.

— Думаешь, перехватят? — спрашивает опять Оррих-ан.

И Максан кивает.

— У Тайгера как раз на прошлой неделе была продажа активов. Свободных средств больше. Мы не потянем.

Оррих-ан коротко, низко и страшно рычит, Максан опять отчетливо прижимает уши к макушке, я пытаюсь слиться со стеной.

Они меня точно, после того, что тут услышала, в комнате запрут. И выпустят только в лапы к мужу. Какому-нибудь горному козлу… Чтоб увез подальше и посадил на высокую-высокую скалу… И говоря про горного козла, я совсем не имею в виду суть будущего мужа. Скорее, м-м-м… масть. Вид? Интересно, у них тут есть оборотни-козлы?

— Кредит?

— Так быстро не дадут, — говорит Максан, — даже если ты лично у Шшарса попросишь.

Оррих-ан кивает, соглашаясь.

— Если бы время нам выиграть… — с досадой стучит кулаком по раскрытой ладони Максан, а я отстраненно думаю, что какой-то очень большой кулак у него. И немного волосатый… Диковато, конечно…

Кстати, что они там про время?.. А может…

— Кхм… — оба волка оборачиваются на меня, и глаза у них одинаково удивленные. Похоже, они реально забыли о моем присутствии! Я вижу, как осознание того, что я все услышала, постепенно проступает на их физиономиях, и как предсказуемо сдвигаются брови, что у одного, что у второго, и думаю о том, что оказалась права в своих догадках насчет своего незавидного будущего. Может, они даже возиться не будут со мной. Просто прибьют и прикопают на заднем дворе. А Марху скажут, что не видели никого… Кто проверит? Кто за меня вступится? Мысль эта, крайне свежая в своей логичности, заставляет быстрее крутиться шарики в голове. Нет уж, я так просто не сдамся!

Побарахтаюсь еще!

— Я прошу прощения, что я… Услышала… — начинаю говорить, прежде чем Оррих-ан успевает отмереть и приказать выкинуть меня из кабинета, а, судя по его жесткой физиономии, этот момент вот-вот уже, прямо рядом! Это мгновение важно поймать и успеть сказать что-то, что заставит тормознуть. — Но может, зайти с другой стороны?

— О чем ты, женщина? — отмирает раньше отца Максан, — как ты вообще? Отец, она точно от дяди Марха?

— Я точно от Марх-ана, — вклиниваюсь я, не забывая умильно посмотреть на того, кто в этом кабинете принимает решения. Я не доминирую, почтенный старейшина, ни в коем случае! Я просто кое-что знаю, могу помочь… Не выгоняйте… — но сейчас не об этом… Понимаете, в моем… Эм-м-м… Прошлом была ситуация, немного похожая…

— Ты же не помнишь ничего, — щурится Оррих-ан напряженно, и я мысленно ругаю себя за глупость. Угораздило ляпнуть первое, что попало в голову! Но да ладно, вывернемся.

— Я же говорила, что местами помню… Я только то, что совсем недавно было, не помню… Как оказалась в Семейкино, например… Наверно, от горя… — тут уместно всхлипнуть, и я уныло шморгаю носом, изображая скорбь, — но сейчас дело не в этом. Я же правильно понимаю, что вам необходимо выиграть время, да? И что нужный вам объект будет выставлен… На аукцион?

Глава 9

— Вот здесь твое рабочее место.

Высокая, красивая, как и все они здесь, волчица Инрина смотрит на меня с неудовольствием, к которому я уже, кажется, привыкать начинаю! А это неправильно, так и реально привыкнуть недолго. Но воевать пока что глупо, потому просто не обращаю внимания на презрительное выражение лица Инрины, с любопытством осматриваю кабинет. Неплохой, кстати, такой… основательный. С тяжелой хорошей мебелью, тремя здоровенными шкафами по стенам, забитыми папками с бумагами.

Мне даже не по себе немного становится. Все же, отвыкла от такой тяжеловесной массивности в современных реалиях опенспейса.

Мой стол, один из трех, стоящих здесь, располагается у самой двери. На самом неуютном месте.

Конечно же, новенькая, какие мне удобства? Не заслужила… Ну ничего, заслужим.

Подхожу, осматриваюсь, присаживаюсь на стул, своими резными ножками и мягкой, обитой зеленым шелком спинкой напоминающий один из тех двенадцати, про которых еще Ильф и Петров писали. Никогда не думала, что буду на музейном экспонате сидеть.

Изучаю старинный письменный прибор, отстраненно думая, что шариковую ручку здесь , видимо, пока еще не изобрели…

И в этот момент на столешницу передо мной падает стопка бумаг. Пы-ы-ыльных!

Поднимаю взгляд и смотрю через пыльный столб в надменное лицо Инрины.

— Это старые счета по трем магазинам, — кривится она в ехидной улыбке, — их надо сверить.

— С чем сверить? — уточняю я, никак не комментируя бессмысленность задачи.

— Друг с другом.

— А поконкретнее?

— Это — конкретно, — рявкает Инрина, — и то, что тебе, с твоим куцым мозгом, доступно.

— А откуда ты знаешь, какой у меня мозг? — все так же миролюбиво интересуюсь я. Не то, чтоб мне нужна была эта информация, но интересно же, с чего ее так кроет. Да и вообще… Мимика у Инрины замечательная, похоже, тут понятия не имеют о том, что можно скрывать эмоции…

— Ты — человек, — пожимает она плечами, — вы вообще недалекие. Все. И медленные. Тоже все. Не знаю, что ты такое умеешь… — тут она выразительно осматривает меня с ног до головы, — но уверена, что эти счета — верх твоего опыта. По крайней мере, здесь.

После этих слов она разворачивается и выходит из кабинета, оставляя меня наедине с документами.

Я сижу, в легком недоумении, бессмысленно скольжу пальцем по пыльной дорожке на столе.

Да уж, не такой встречи я ждала, когда шла сюда.

Оррих-ан совсем недолго поговорил со мной в своем кабинете, но сам разговор оставил приятное впечатление и дал надежду, чего уж скрывать.

Мне показалось, что я смогла вызвать его доверие, чуть-чуть снять напряжение, царившее до этого в кабинете.

— Ты — удивила меня, Сандрина, — сказал он, — это мало кому удается…

— Я не специально, — торопливо заверила его я, — просто… Понимаете, это же логично было…

— Да, логично, — кивает Оррих-ан, — и странно, что до этого додумалась ты. А не Максан. Или я.

— Лицом к лицу лица не увидать… — пробормотала я, пожимая плечами.

— Что ты сказала?

— Кхм… Большое видится на расстоянии… — и, увидев, что Оррих-ан по-прежнему вопросительно смотрел на меня, пояснила свою мысль, — со стороны бывает виднее…

— Это точно… — он задумчиво поизучал мое лицо, вздохнул. И продолжил, — я хочу посмотреть на тебя со стороны, Сандрина.

Я, не понимая, что он имеет в виду, лишь нерешительно кивнула.

И оказалась здесь.

Вот только почему-то я думала, что прием будет другой. Что меня, как ставленницу босса, будут холить и лелеять.

А, оказывается, ничего подобного!

И стоп, на что это намекала эта волчица?

Что я через кровать собственника на это шикарное местечко проникла?

Мысль эта, поразившая меня своей нелогичностью, внезапно невероятно смешит. До такой степени, что не сдерживаюсь, откидываюсь на резную спинку стула и хохочу, долго, словно сумасшедшая.

Надо же, ирония судьбы!

Меня тут приняли за Анечку!

Глава 10

После кратковременной истерики, а это — точно истерика, раньше со мной такого не происходило, чтоб до слез и икоты смеяться, я, наконец, прихожу в себя.

Классифицировав краткий выплеск эмоций, как совершенно не нужный и случившийся только лишь по вине этого странного мира, куда меня занесло, я выдыхаю, снимаю шляпку, аккуратно убираю ее в шкаф.

Да, теперь у меня есть шляпка. Сама в шоке. А еще имеются: строгая, застегнутая на все пуговицы голубая блуза с бантом у шеи, серая узкая юбка ниже щиколоток, чуть расширяющася по подолу, крепкие ботинки с острыми носиками. Легкий, серый тоже, плащ, больше похожий на военный френч и средних размеров дамский ридикюль. А, и еще в дополнение к ансамблю: неудобное грубое белье и совершенно дикая конструкция из чулков и подвязок. Все, чтоб как можно острее прочувствовать на себе все тяготы женской доли в этом мире.

Одежду мне предоставила та самая волчица, что так неласково встретила в доме Оррих-ана. Она оказалась кем-то вроде домоправительницы, так что я крайне удачно прихватила за локоть именно ее день назад, когда не знала, к кому обратиться в его шикарном особняке.

После нашего краткого разговора, где Оррих-ан не столько слушал, сколько смотрел на меня, с ожиданием смотрел почему-то, и не дождался ничего в итоге, меня отправили с крыло для слуг, и та самая волчица, имени которой я пока что не узнала, брезгливо скривив свои красивые губы, принесла мне одежду, обувь и все, что необходимо “приличной девушке”. Судя по тому, с какой интонацией были произнесены эти слова, меня никто за “приличную девушку” не считал.

Ну и ладно. Не больно-то хотелось.

Оррих-ан обмолвился, что я могу жить в его доме, под его покровительством, пока не найду себе мужа, и я не стала спорить снова и доказывать, что не хочу никакого мужа. На первые дни крыша над головой была, а дальше — посмотрим. В конце концов, живут же у них тут как-то женщины? Не все же под покровительством кланов?

В любом случае, посмотрю на рабочее место, оценю, с чем придется работать, и потом уже буду думать о самостоятельности. Вообще, есть надежда, что про меня забудут.

Дом у Оррих-ана огромный, народу обретается много, и уверена, что половину из них он в глаза никогда не видел. Вообще, насколько я понимаю ситуацию, его дом — это что-то вроде здоровенного общего помещения, в котором постоянно проживает какое-то количество волков. Они приходят, уходят, кто-то тут работает, кто-то работает не тут, но на клан, уходя и приходя. У меня была комната на две кровати, но вторая стояла незанятой, что радовало. После всего случившегося хотелось чуть-чуть приватности. Но, похоже, это слово было волкам не особенно знакомо. По крайней мере, мне казалось, что дом не засыпает даже на ночь. В крыле для слуг постоянно что-то происходило, кто-то ходил, кто-то разговаривал, смеялся, хлопали двери комнат. Складывалось ощущение, что волкам привычно жить вот так, в одной толпе. Черт, почему я плохо учила биологию в школе? Хоть имела бы понятие о волчьих привычках… А так только и могу вспомнить, что они стаей охотятся. А вот живут ли они стаей? Как там у Киплинга про Маугли? Свободные волки свободной стаи? Черт… Вот так и пожалеешь, что память настолько избирательная, и остается в голове по прошествии времени лишь нужная информация. Хотя, вот сейчас, в этом мире, зачем мне знать кадровое делопроизводство? Или гражданский кодекс? Трудовой? Здесь это, судя по всему, не актуально. Не развито еще.

И что прикажете делать?

Я выдыхаю, поправляю немного нервно простой низкий пучок волос, который сегодня с утра кое-как сделала и упрятала под шляпку, встаю, подхожу к окну. Высокому, чуть запыленному.

Оно с двойным стеклом, выходит на шумную улицу, и я какое-то время наблюдаю за хаотичным перемешанным движением гужевого и автомобильного транспорта. Очень сильно напоминает хроники киномарафонов начала двадцатого века. Только в моем случае все цветное и объемное. Оно пахнет, оно звучит.

В этом мире уже знают электричество, телефон, наверно, открыли еще какие-то вещи, которые у нас кажутся вполне естественными и привычными.

Пытаюсь вспомнить, что именно из технических достижений было в моем мире в начале двадцатого века, но ничего, кроме телеграфа и лампочки Ильича в голову не лезет.

Ну ладно, биология… Но историю-то почему я не учила нормально? Вот что мне мешало? Сейчас бы явно чувствовала себя куда уверенней… Знать бы, где упадешь, да…

С другой стороны, Сандрина, ты хотела попасть в мир, где слыхом не слыхивали про искусственный интеллект и прочие достижения прогресса? Хотела, и очень сильно.

Мечты сбываются, да?

Вот нечего жаловаться.

Работать надо.

Вдохновленная внутренним жестким мотивирующим монологом, я поворачиваюсь к столу и начинаю пересматривать документы.

Изучаю сводки, счета, отчеты из трех магазинов, торгующих всеми видами тканей. Судя по шапкам, магазины принадлежат Акционерному обществу “Ортан”, главным акционером которой является как раз Оррих-ан. А директором — его сын, Максан Оррих.

Оррих — это родовое имя, что-то вроде фамилии у нас. Старейший в клане, тот, кто принимает на себя роль вожака, берет себе это имя полностью, а остальные ставят перед родовым свое личное. Например, волчица, которая привела меня сюда, назвала свое короткое имя, Инрина. А полностью она — Инрина Оррих. Несложно, сразу можно понять, к какому клану волков принадлежит та или иная особь. Я теперь, кстати, по этой логике не просто Сандрина, а Сандрина Марх. А вот если войду в клан Оррих-ана, то стану Сандрина Оррих.

Работа с бумагами мне всегда казалась интересной, я вообще свою работу люблю, во всех ее проявлениях. И с людьми люблю работать, и с документами. Да вообще, обожаю упорядочивать и находить структуру в хаосе, приводить к единому знаменателю.

Так что Инрина, если рассчитывала, что я выдохнусь или взбунтуюсь, явно просчиталась.

Через час работы начинают приходить мои, очень надеюсь, будущие коллеги.

Глава 11

Я ни разу не бухгалтер, но за годы работы в торгово-производственном холдинге приходилось подбирать персонал самый разнообразный, от грузчиков и охранников (интересный был опыт) до топ-менеджмента и редких айти-спецов. А уж бухгалтеров всех видов — вообще без меры. И плох тот эйчар, который не владеет хотя бы первоначальными навыками в подбираемых профессиях! Пусть по верхам, но понимать, несет ли кандидат ересь на собеседовании или просто углубился в дебри рабочего процесса, эйчар должен. Это, как говорится, основы основ. Так что процедуру обработки первичных бухгалтерских документов и ревизионного отдела я знаю. Не досконально, но вполне сносно. И потому нестыковки в цифрах прихода и расхода в глаза бросаются сразу.

Сверяю еще несколько раз, понимаю, что не ошиблась, и минут пять сижу, думая, как поступить.

Понятное дело, что работу эту мне поручили, чтоб отмахнуться, может, и магазинов-то этих нет уже или они переоборудованы, проданы и так далее, но все равно делать-то что-то надо. Писать отчет по выявленным недочетам? И кому его? Инрина вообще толком не сказала, кто у меня теперь руководитель, Оррих-ан вчера тоже не сильно откровенничал, а я проявила дикий непрофессионализм, не разобрав ситуацию на берегу и тупо поплыв по течению.

Тут, конечно, можно оправдаться тем, что устала, день тяжкий, да и не только день. Вообще, все тяжко!

И кто другой на моем месте давно бы сопли на кулак мотал. Но я — не кто другой, и не могу себе прощать ошибки. Тем более, такие.

Где моя должностная инструкция, в конце концов?

Что я тут делать буду?

Молодец, Сандрина, очень вовремя вопросы! В тему!

Мои коллеги сидят молча, каждая увлечена своей работой. Заррина — машинистка, она перепечатывает какие-то документы и головы от печатной машинки не поднимает, с пулеметной скоростью барабаня пальчиками по клавишам.

Манрина — бухгалтер, и, скорее всего, то, чем я занимаюсь сейчас, как раз в ее ведении.

Значит, консультироваться надо с ней.

Но, с другой стороны, задачу мне ставила Инрина. Получается, что и отчет по сделанной работе необходимо ей сдавать.

Приняв решение, быстро набрасываю от руки отчет с указанными несоответствиями и своими выводами по ним, встаю, поправляю блузку:

— Я к Инрине, — коротко говорю в пространство, не отпрашиваясь, а уведомляя. В конце концов, никто мне не говорил, что тут еще есть начальство, кроме той самой Инрины.

Да и она так не представлялась.

Вопросов мне никто не задает, Манрина лишь поднимает взгляд от документов, кивает.

Значит, точно никаких особых указаний на мой счет не поступало. И это хорошо. Я уже собралась с силами, пришла в себя и теперь готова задавать вопросы.

Людям… То есть, тем, кто здесь принимает решения.

По коридору, оформленному в том же стиле сдержанной, достойной роскоши, дохожу до кабинета Инрины.

Сегодня я тут уже была, с утра. Охрана на входе направила сразу сюда, стоило назвать имя Оррих-ана.

Но, честно говоря, в начале рабочего дня я была настолько взбудоражена ситуацией, волновалась и почти не обратила внимания на обстановку кабинета. И вот только теперь, зайдя в полуоткрытую дверь и оглядевшись по сторонам, понимаю, что на самом деле, это не кабинет.

Это приемная. Пустующая сейчас, кстати.

А Инрина, похоже, секретарь… Кого?

— Какого Облезлого происходит? — слышится гневное рычание из-за еще одной двери, существование которой в глубине приемной я не заметила с утра, и сразу становится понятно, кто тут является начальником высокомерной Инрины. — Ты видел цифры? Я тебя спрашиваю? Это твоя работа, выяснять!

Встаю на пороге, прижимая к себе бумаги и вслушиваясь в то, как грозный Максан Оррих распекает кого-то, судя по всему, по телефону. И тон его очень неприятный. Довлеющий. Настолько, что буквально вибрация по телу проходит от волнения. И прямо-таки тянет почтительно сгорбиться и, может, даже поскулить униженно… Ловлю себя на этом диком желании, удивляюсь безмерно и прихожу в чувство.

Что это еще такое? Я не волчица, у меня нет генетически заложенного желания подчиниться сильнейшему в стае. Так что нечего тут рычать!

— Не надо мне кронн! — продолжает рычать Максан Оррих, — унеси! И не заходи без разрешения больше! А теперь с тобой, Валан…

Дверь в кабинет открывается, и на пороге появляется бледная и испуганная Инрина с подносом, на котором дымятся чашки с кронном и сладким набором к нему.

Она замечает меня, сужает веки злобно. О, похоже, на мне сейчас выместят обиду, которую нанес босс своим дурным настроением.

— Я выполнила работу, — громко говорю я, по опыту зная, что в такой ситуации лучше опередить события, шокировать и немного сместить вектор, — и у меня есть вопросы.

— Какие еще вопросы? — шипит сквозь зубы Инрина, раздраженно ставя поднос на специальный столик в самом углу приемной, — мне некогда сейчас. Потом.

— Хорошо, — покладисто отвечаю я, — но я бы хотела уточнить по своей работе… Обязанности, график, должностную инструкцию где посмотреть можно…

— Что? Какую еще инструкцию? — злобно рявкает Инрина, садясь за свой стол.

— Должностную, — поясняю я любезно и, видя полное непонимание в красивых злых глазах, начинаю говорить, — знаешь, такой список обязанностей, которые я должна делать… И чего не должна делать. И сколько мне будут платить за работу. А еще права руководителя, и мои права… И многое другое…

— Что это еще за глупость? — раздраженно прерывает меня Инрина, — у нас этого нет и не надо!

— Да как же не надо? — удивляюсь я, поймав и оседлав своего любимого конька, — а как же работники понимают, что им делать?

— Для этого у них есть начальники, — отвечает Инрина, — объясняют!

— Каждый раз? А если у начальника сто человек работает? А если кто-то не запомнит? Неправильно поймет? А новички?

— Послушай, как там тебя… Сандрина, — повышает голос Инрина, — мне это все не интересно!

Глава 12

В кабинете Максана легкий полумрак, темные тяжелые шторы отсекают солнечные лучи, а массивная мебель придает еще большей мрачности. Оглядываюсь в поисках стула для посетителей, не нахожу.

Ну да, здесь явно не в правилах усаживать подчиненных. Постоят, не развалятся.

Максан смотрит на меня тяжело и пронизывающе, и очень этот взгляд сейчас похож на тот, которым его отец меня награждал. Чуть меньшая интенсивность, ну так и Максан еще не старейшина. Не сомневаюсь, что, если доживет до возраста Оррих-ана, то давить взглядом и потяжелее будет.

Выпрямляюсь, чуть вздергивая подбородок. Это рефлекс, ничего с собой поделать не могу. В моем мире нельзя было показывать слабость, мужики — те еще хищники, прогибающихся баб просто на колени ставят. И фигурально, в том числе.

Здесь я тоже рискую, но почему-то кажется, что мою попытку отстоять собственное достоинство оценят. И зла не затаят. Как-то тут все более… прямо, что ли? Или это у волков так? А у других зверюшек все иначе?

Максан медлит, взгляд его скользит по моей фигуре, задерживается почему-то на груди, хотя там вообще ничего выдающегося, и пуговки застегнуты… Должны быть. Ловлю себя буквально за пальцы в самый последний момент, чтоб не провести по пуговкам, проверяя комплектность. Нет уж. Может, того и добивается.

Максан, между тем, чуть дрогнув ноздрями, хмыкает и садится в кресло.

Я остаюсь стоять перед ним, все такая же выпрямленная, словно на витрине перед покупателем.

Хмурюсь, очень это сравнение не нравится.

— Как тебе работа? — спрашивает Максан, и я отвечаю нейтрально:

— Спасибо, пока разбираюсь.

— И, похоже, делаешь успехи, да? Что ты там говорила про инструкцию?

Так, соберись, Сандрина. Это — тот, кто принимает решения! Ты до него добралась, минуя секретаря. Это уже успех, да? Не ты ли когда-то учила успешно преодолевать секретарскую преграду своих менеджеров-активников? Вот теперь пользуйся полученным преимуществом.

Делаю маленькую паузу на вдох и разгон и в паре предложений объясняю Максану суть должностной инструкции.

Невольно про себя удивляюсь, что у них такого нет… Странно же. Производства есть, торговля есть, отчетность есть. Почему нет самых элементарных кадровых документов? Интересно, а в моем мире когда появилось именно кадровое делопроизводство в том виде, в каком оно сейчас есть?

И почему я этого никогда не изучала? А профсоюзы у них тут есть?

Кто-нибудь защищает права сотрудников?

— Откуда ты это все знаешь? Где видела?

— В… в своей прошлой жизни, — наконец, нахожу я приемлемое определение.

— Вот как? Интересно… — хмыкает Максан, — расскажи.

Я переминаюсь с ноги на ногу, вроде бы незаметно, но выразительно. И Максан правильно читает мою бессловесную коммуникацию.

Кивает на диванчик, до того совершенно незаметный на фоне темных стен кабинета:

— Садись. — И коротко приказывает, даже не повышая голос, — Инрина, кронн на двоих.

Ого…

Сажусь, стараясь сделать это как можно элегантнее. И спину выпрямить, да. Не знаю, зачем мне это, ведь явно никакого желания привлечь этого хищного самца у меня нет. Упаси господь от таких радостей! Просто, они тут все такие… породистые. Ходят, садятся, эти изящные движения, вышколенные выражения лиц у женщин, осанка, длинные аристократичные пальцы... Неприятно себя дворняжкой рядом с породистыми гончими ощущать. Чисто по-женски неприятно.

Хотя сейчас, глядя на надменно поджатые губы Инрины, расставляющей чашки с кронном на специальном столике рядом с диваном, я испытываю легкую степень самодовольства. А вот нечего было так меня встречать! И так разговаривать. В конце концов, я ничего плохого никому не сделала и не заслужила к себе предвзятого отношения.

Конечно, я мало пока ориентируюсь в этом мире, может, каких-то глубинных его механизмов не понимаю, но все равно считаю, что я — равная им. А про происхождение и родословную пусть со своих волчиц спрашивают. Это не ко мне. И ставить себя на ступень ниже только потому, что не умею в волка превращаться, не позволю.

Максан садится напротив, в удобное низкое кресло, отпивает кронн, щурит на меня золотисто мерцающие в полумраке волчьи глаза.

— Расскажи подробней о своей прошлой жизни, Сандрина, — предлагает он спокойно и даже дружелюбно.

И я говорю. Скрывать мне особо нечего, любое несоответствие можно прикрыть провалами в памяти, так что…

Естественно, все равно стараюсь не рассыпаться в подробностях, а больше останавливаться именно на рабочем опыте. Для человека, проведшего сотни собеседований, умение грамотно выделять свои достоинства и скрывать недостатки — одно из основополагающих.

Конечно, волк может почуять ложь, но в том-то и дело, что я не лгу. Нельзя лгать на собеседовании, это вам любой грамотный эйчар скажет. Надо говорить правду. Только правду. И искренне верить в тот бред, что несешь. А, учитывая, что у них тут явно с активным слушанием и умением распознавать внутренние мотивы человека не особенно хорошо, то у меня буквально карт-бланш.

За время нахождения в этом мире, я успела понять, что здесь привыкли больше полагаться на животное. То есть, запахи, мимику, усиление во время разговора и общения каких-либо физиологических критериев: мышечное напряжение, микроповороты тела, сменившийся аромат кожи, частота дыхания, сузившиеся или расширившиеся зрачки, короче говоря, все те признаки, по которым звери узнают о состоянии и настроении своих соплеменников. Это те вещи, которые невозможно скрыть… Им невозможно.

А мне — запросто.

Я даже детектор лжи умею проходить. Ничего сложного, на самом деле, главное, понять принцип его работы. И знать реакции своего тела.

Некстати вспоминаю, как отговаривала своего прежнего босса от этой дурной затеи: проверять каждого нового сотрудника на детекторе. Ему тогда из столицы какие-то ушлые черти в уши насвистели, что это новейшая методика и так далее. Он и повелся. Мне стольких нервов стоило это его краткое очарование московскими мошенниками, ужас просто…

Глава 13

Вот что меня поражает в этом мире, так это скорость принятия решений здешних жителей. Я еще, можно сказать, начать не успела, а он уже кончил! Очень сильно хочется верить, что не во всех жизненных сферах волки такие быстрые… Хотя, какая мне разница? Я-то уж точно не планирую ничего узнавать о некоторых, слишком уж интимных сторонах их личностей.

Несмотря на то, что властный босс-оборотень встает и уже идет к двери, явно считая,что мы все прояснили и пришло время действовать, и, похоже, даже не сомневается, что я послушной овечкой поскачу следом, я остаюсь сидеть на месте.

Более того, отпиваю еще кронна, медленно ставлю чашечку на блюдечко. И аккуратненько расправляю бумаги, с которыми и пришла к его секретарю, на коленях.

Я еще не все прояснила. Во-первых, по выполненной работе, тут я жажду получить обратную связь, да и вообще, хоть какое-то поощрение, зря, что ли, полдня глаза ломала. И, кроме того, я провела внутреннюю работу над ошибками, сделала необходимые выводы… И если этот волчара рассчитывает, что сейчас куда-то тронусь без документов о стажировке или хотя бы произвольно составленного договора с перечислением моих обязанностей и , самое главное, вознаграждения за них, то он явно что-то неправильно обо мне понимает.

Пора уже приучать этих… существ к порядку. А то имеются неприятные подозрения, что сегодня полдня бесплатно отработала. А это никуда не годится. Весь мой трудовой опыт кричит, что больше всего ездят на тех, кто везет. А еще очень сильно любят кататься бесплатно. Тут только позволь разочек проявить слабость, войти в положение руководства… И так и будешь потом входить и входить… Нет уж. Плавали, знаем. Больше не хотим. Теперь только через договор.

Разогнавшийся, словно поезд в метро, Максан тормозит у дверей, не слыша за спиной послушного топотка, поворачивается ко мне, смотрит в недоумением:

— В чем дело? Ты почему сидишь?

— Потому что мы еще не договорились, — спокойно отвечаю я, — и, к тому же, у меня есть незавершенное дело…

Показываю бумаги на коленях, начинаю объяснять, доброжелательно и мирно, чтоб, не дай боги, властный волк не заподозрил, что я тут играть пытаюсь. Или как-либо его унижать! Этого ни в коем случае нельзя допускать! Даже чуть-чуть показывать свое пренебрежение или сомнения в том, что босс — самое главное существо в офисе, непоколебимый авторитет! Это, знаете ли, тонкая грань между сохранением чувства собственного достоинства и сохранением… работы. Профессионалы умеют проходить по этой грани.

Я — профессионал. Не зря же столько лет под началом откровенного придурка проработала. Ну ладно, это не так. То, что мой бывший босс — придурок, только в последнее время стало очевидным. До этого ему прощались мелкие слабости, вроде желания залезть под каждую более-менее симпатичную юбку, леность и склонность к выпивке. В конце концов, он позволял мне работать так, как мне хотелось, и много платил. Идеальное комбо. Было. Эх…

Но чего теперь вспоминать. У меня новая работа, новый босс. Со своими недостатками и достоинствами. И то, и другое еще предстоит изучить. А значит, надо как-то выстраивать с ним отношения.

И уж явно не прикидываясь послушной комнатной собачкой.

— Я получила задание от вашей помощницы… — кладу документы, где мой отчет по сверке цифр прямо сверху, на рабочий стол Максана, — и полдня занималась сверкой цифр по трем магазинам тканей. Мне кому отдать этот отчет? Ваша помощница пока не имеет возможности проверить, а выводы, между тем, интересные…

Максан смотрит на меня пару мгновений, гневно раздувая ноздри, очень уж ему не по нраву то, что его распоряжения не выполняются немедленно, с угодливым рвением в глазах и с поджатым от страха хвостиком, но я с достинством выдерживаю его бешеный взгляд и договариваю все так же спокойно и доброжелательно:

— Я бы не настаивала, но, судя по цифрам, вам стоит присмотреться к управляющим магазинов… И их связям с поставщиками.

— Вот как? — Максан возвращается обратно, садится за стол и принимается бегло просматривать отчет. Сначала бегло, а затем, нахмурившись, более внимательно. И, наконец, поднимает на меня взгляд. Я чуть-чуть вздрагиваю от отчетливых зеленых отблесков в нем, но беру себя в руки. Ну отблески, ну и что? Понятно же, оборотень, почему бы и не быть отблескам? У каждого свои недостатки, да?

— Пояснить, может? — ласково интересуюсь у босса, — просто меня насторожило то, что поставщики в какой-то момент стали предлагать свою продукцию по несколько… завышенной стоимости… Причем, обратите внимание, не на все позиции… Конечно, это могут быть внешние обстоятельства, например, повышение каких-либо таможенных услуг или общей стоимости продукции, так бывает, когда меняется транспортная доступность или еще какой-то фактор, из которых складывается цена продукта… Но я просмотрела остальные данные… И мне бы хотелось ошибаться, но здесь, похоже, имеет место… э-э-э… как это правильно назвать… откат? Вознаграждение ответственному лицу за то, чтоб обратил внимание именно на…

— Я понял, Сандрина, — прерывает меня Максан, затем говорит чуть громче, — Инрина!

Волчица заходит, бросает на меня раздраженный взгляд, поджимает губы.

— Кто проверял отчеты по этим магазинам? — Максан кидает документы на столешницу, кивая секретарше, чтоб подошла и посмотрела.

Она берет в руки верхнюю бумагу, изучает, поднимает взгляд на Максана:

— Октайян…

Максан молчит какое-то время, изучает жестким взглядом помощницу. И она — о чудо! — под этим взглядом становится чуть бледнее.

— То есть, ты мне хочешь сказать, что мой управляющий проверяет отчеты, которые… сам же делает?

О-о…

Как у них тут все запущено…

И как интересно.

Ох, Сандрина, сколько тебя ждет работы, м-м-м…

Глава 14

По дороге на набережную, запланирована следующая встреча Максана, я пытаюсь систематизировать полученную информацию. Раскладываю по полочкам услышанное, добавляю своими замечаниями и вопросами по ходу и расставляю приоритеты в задачах.

Максан периодически косится в мой схематический план, который я буквально на коленке набрасываю на пустующем листе, но ничего не спрашивает. Похоже, он все еще под впечатлением новости о том, что его, словно ребенка, обманывают его подчиненные. Если я что-то и поняла за время нахождения в этом мире, так это то, что здешние самцы крайне болезненно относятся к своему авторитету и грызутся насмерть, если кто-либо на него покушается.

А тут не просто покусились, тут прямо-таки потоптались… На самом драгоценном, можно сказать.

От немедленной расправы управляющего магазинами тканей спасло только его отсутствие на рабочем месте. Но, более чем уверена, все еще впереди. Вряд ли Максан спокойно эту ситуацию разрешит.

И вот теперь в машине, невероятно аутентичном автомобиле, остро напоминающем “форд” еще времен Генри (кстати, интересно, тут у них есть свой Генри Форд? Если есть, то, определенно, это повод для грамотного вложения капитала…), царит напряженная атмосфера. Настолько она густая, что даже я, толстокожая и понимающая, что это не по моему поводу тут главный босс надувается от гнева, непроизвольно ежусь и отвлекаюсь от своих набросков.

Чтоб чуть-чуть расслабиться, посматриваю в окно, на проплывающий мимо город. Пока что мы находимся в деловом центре, тут имеются многоэтажные здания, которые пока еще не высотки, но все явно к тому идет. Порт, где и расположены склады — конечный пункт нашего путешествия, чуть дальше. Реки еще не видно и даже присутствия ее не наблюдается.

Город темноватый, грязноватый, как, наверно, и все крупные города начала двадцатого века, где уже живет полно народа, а вот культуры пока еще маловато. Интересно, как тут построена система сбора мусора? Она же должна быть, да? Иначе бы тут все погрязло в антисанитарии…

— Ты раньше не бывала в Абазаре? — прерывает мое очередное отвлечение от работы Максан.

— Нет, не приходилось…

— Тот город, в котором ты жила… Ты помнишь его название?

Мотаю головой, внутренне готовясь к очередной серии допросов. Ну да, это было бы совсем легко, если б биг босс вот так отпустил меня с миром и забыл о том, насколько я темная лошадка.

— Но он был меньше? — продолжает допытываться Максан.

Киваю.

— Насколько меньше?

А, черт! Приставучий какой!

— Максан, я бы хотела уточнить насчет структуры компании, — перевожу я разговор в деловое русло, и протягиваю волку свой лист со схематично набросанной структурой предприятия, — я правильно понимаю, что у вас производства в пригороде? Можно уточнить, сколько там персонала? Ну, то есть, рабочих? И как-то съездить туда хотелось бы…

Максан дергает углом губ, словно хочет клыки обнажить, но пересиливает себя, берет лист у меня из рук, смотрит. А затем вскидывает удивленный взгляд:

— Кто тебе про все это рассказал?

— Э-э-э… — теряюсь я, — ты сам… Ну, когда разговаривал с Инриной в кабинете… Я просто услышала, накидала быстренько структуру… Но, конечно же, много чего не знаю еще, а мне бы полную картину видеть… Потому что, прежде чем описывать обязанности каждого рабочего или сотрудника склада, или офиса, или… Ну, короче говоря, мне необходимо в целом понять бизнес-процессы… То есть, понять, какие связи между отделами, частями предприятия, понимаешь?

— Понимаю… — он откладывает лист в сторону и неожиданно дергает меня к себе!

Да так резко, так внезапно, что я не удерживаюсь и со сдавленным писком падаю сначала вперед, на колени Максану, а затем сразу же назад, спиной на широкое сиденье машины.

Максан в то же самое мгновение оказывается сверху, придавливает своей массой, жестко перехватывает запястья и буквально распинает меня по мягкой темной коже сиденья.

Шокированно смотрю в стремительно наливающиеся зеленью волчьи глаза, дышу через рот, ощущая, как тяжело внезапно в груди, как жарко и больно.

— Максан… Что ты… Что? — бормочу, не рискуя ерзать лишний раз, чтоб не раззадоривать зверя. А ощущение, что я в лапах зверя, хищного, жестокого, готового в любое мгновение перервать мне горло, нахлынув, становится все более острым, поглощает буквально, не давая мыслить разумно.

Сглатываю, чувствуя сухость в горле. Сердце лупит в грудь так, что его и Максан слышит, сто процентов.

Я никогда не была в такой опасной близости от дикого животного. Даже в зоопарках старалась клетки с хищниками обходить стороной, чувствуя себя рядом с ними крайне неуютно. И вот надо же, попала в мир, где через одного — хищники…

А я, привыкшая к нормам поведения в своем мире, как-то забыла об этой стороне личностей здешних жителей. Огромное упущение! Непростительное! Вот сожрет он меня сейчас… И что? И все… Все, Сандрина…

Максан словно считывает мои панические мысли, держит за запястья, по-прежнему прижимая их к прохладной коже сидений рядом с моей головой, смотрит тяжело и пронизывающе. А затем наклоняется, медленно-медленно… Все внутри замирает от ужаса, дыхание перехватывает.

А он ведет носом по моей шее, ниже, к груди, затем поднимается выше, словно дышит мной! И, клянусь, оскаливается… Не вижу, но ощущаю острые зубы на коже. На вкус пробует?

Сглатываю еще раз, не пытаясь больше ничего спрашивать, призывать к разуму, который, похоже, внезапно оставил этого хищника, и закрываю глаза.

Он меня убьет сейчас… Просто так. Просто потому, что что-то ему не понравилось, показалось странным… Доигралась, Саша, да? Какая ты, ко всем чертям, Сандрина? Саша, глупая, поверившая в себя… Профессионал… Кому ты тут нужна… Ты тут — мясо. Тебя слушают, но не факт, что в любой момент не зарежут и не сожрут, как бессмысленную овцу, годную лишь для мяса…

Осознание ужаса происходящего накрывает с головой, сама не замечаю, как из-под стиснутых век текут слезы, по вискам, исчезают в волосах.