Под стеклянным колпаком

I Чертов кузнец

Каждый вечер мы встречались на берегу моря, садились рядом на огромном валуне, одиноко брошенном на песок, и закуривали сигары.

Я познакомился с ним случайно на прогулке. Не могу сказать, чтобы мы сошлись близко. Он узнал от меня, что я художник, пишу эскизы. Сказал даже ему название картины: «Сирены». Жаловался, что никак не могу найти дикого берега со скалами и бурным прибоем. Он любезно указал мне на маленький островок.

— Когда-нибудь в свободный день и в тихую погоду поедемте туда на моей лодке. Я хорошо гребу. На всякий случай есть парус.

Но я так и не мог узнать, чем он, собственно, занимается, зачем живет здесь, на пустынном берегу. Рыбаки говорили, что он живет уже почти два года вдали от поселка. Среди нагроможденных обломков скал на западном краю бухты он построил себе дом. Туда никто не ходит. Суеверные рыбаки уверяют, что, когда Сатана ополчился на Бога, архангел Михаил ударил духа зла копьем и он упал именно на это место. В бессильной ярости стал Сатана ломать прибрежные скалы и бросать в него гигантские обломки. Но они возвращались назад и, наконец, задавили Сатану, который провалился в преисподнюю.

— Там есть пещера и ход в глубь земли до самого ада. Стоит только подойти к страшному отверстию и сказать заклинание, дьявол выйдет, и если ты отречешься от Иисуса Христа, все для тебя сделает.

Рыбаки не знали, где находится такое жерло, не знали и слов заклинания, но верили в легенду и боялись ходить в «Замок Сатаны». К моему новому знакомому они относились недружелюбно. Продавали ему рыбу, морских раков. Но сторонились этого странного человека, поселившегося одиноко во владениях нечистой силы.

И все, казалось, подтверждало легенду. Иногда над скалами поднимался густой дым необычного зеленого и фиолетового цвета. Один из владельцев большого рыбацкого судна во время сильного берегового ветра проходил недалеко от «Замка Сатаны». Ветер нанес клубы этого дыма, и все бывшие на палубе почувствовали отвратительный запах, едкий, от которого спирало дыхание и слезы выступали из глаз.

Ночью иногда над скалами стоял свет. Иные видели там отблески, будто зарницы. Раза два из «Замка Сатаны» слышен был грохот, словно от взрывов.

И рыбаки в один голос прозвали моего нового знакомого:

— Чертов кузнец!

Мужчины все же охотно имели с ним дело, потому что он покупал, не торгуясь, и платил блестящими монетами, очевидно, не адского происхождения, так как на них красовалось изображение Георга, короля английского.

Но женщины и дети боялись «Чертова кузнеца». Матери закрывали пеленой грудных детей от глаза, девушки считали встречу с «ним» дурной приметой, предвещающей измену суженого.

А «он», казалось, не обращал никакого внимания на глас народа и жил по-прежнему уединенно, выходя каждый вечер на прогулку по морскому берегу.

Он рекомендовался мне:

— Оскар Дайбн.

Какой он национальности? Швед, норвежец, датчанин? Но у него глаза не водянисто-голубые, как у жителей севера, а карие, огневые, с желтыми белками. И волосы почти черные, и брови насупленные, и кожа смуглая. Весь сухой, жилистый, мускулистый, с резкими движениями и торопливым жестом, он походил скорее на южанина.

Говорили мы с ним с полчаса по-английски, потом перешли на французский язык, более мне знакомый.

Когда я сказал, что моя родина Россия, он усмехнулся, и заговорил на чистом русском языке. Но ухо улавливало едва заметный малороссийский акцент.

Как же это так? Можно изучить в совершенстве любой язык, но провинциальный говор дается только родившемуся в той местности.

И я понял, что «Оскар Дайбн» только псевдоним, под которым почему-то скрывается этот странный человек.

II Гений или сумасшедший

Я, строго говоря, никогда не разговаривал с Оскаром Дайбном, как беседуют хотя бы случайные знакомые.

Все мои мысли и мечты сосредоточились на будущей картине, но я не хотел мучить собеседника «художественными» разговорами. К искусству он относится не то что бы отрицательно, но уж слишком снисходительно, словно к детской забаве.

Случалось, что мы просиживали вечер молча и молча расходились, пожав друг другу руки.

Иногда на Оскара Дайбна находило что-то вроде столбняка. Неморгающие глаза принимали странное выражение, будто видели что-то невидимое для других. Так продолжалось полчаса и больше. Потом он встряхивался. Смотрел на меня конфузливо и подозрительно и задавал в сотый раз вопрос:

— Так вы скоро кончите свою картину?

И я, в душе обижаясь, отвечал:

— Я пишу здесь только эскизы. Над картиной буду работать в Париже, в своей мастерской.

— Ах, да! Извините, я все забываю…

Однажды утром Оскар неожиданно явился в рыбацкий домик, где я снимал комнату.

— Поедемте на остров. Берите с собою все, что нужно. День чудный. Море, как зеркало.

Я охотно согласился, и мы спустились к морю.

Оскар Дайбн сел за весла, я взялся править.

Он оказался опытным гребцом. От сильных, красивых движений лодка летела, как стрела.

Вот и островок. Мы вступили в тень, бросаемую огромной остроконечной скалой, и причалили к отмели. Оскар бросил якорь. Я вскрикнул от восторга. Скалы здесь внизу сузились и в полумраке хранили тайну влажных недр пещеры, из которой вот-вот выползет морское чудовище. А вершины скал сверкали золотом от косых лучей солнца. Как раз для моей картины!

Я устроился на отмели и жадно начал писать.

Оскар лежал в лодке и курил, следя за кольцами табачного дыма, уносимого едва заметным движением воздуха.

Я увлекся работой и забыл все на свете. Сколько прошло времени, не помню.

— Кончайте, — раздался голос Оскара, — начинается прилив и скоро зальет всю отмель.

Он долго и внимательно рассматривал мой эскиз.

— Да, вы настоящий художник!

Но, когда я влез в лодку, Оскар не спешил отчаливать. С мечтательным выражением лица, которое я видел у него в первый раз, он заговорил:

— Люди страшно гордятся своими научными завоеваниями. А, в конце концов, они делают то же, что и вы, художник, невежественный в науке: подражают природе, вымаливают у нее, чтобы она открыла хоть одну из своих тайн. И бьются, как и вы, отыскивающий тайну красочных сочетаний. Люди горды и самонадеянны. Век пара, бензина и электричества! Завоевания воздуха! А на деле создали неуклюжие дирижабли и эти опасные игрушки — аэропланы. Все это не имеет никакой будущности и скоро наступит время, когда полеты на аэропланах будут в законодательствах всех стран приравнены к покушению на самоубийство и строго воспрещены. Не спорю: человек достиг многого в области техники. Но вы знаете, какая разница между способами передвижения по земле и по воде и воздухоплаванием?

Я не знал, что ответить:

— Вообще… воздушная стихия…

— Ну, слушайте! Человек может изобрести какие угодно усовершенствованные паровозы и автомобили, но он может ходить по земле собственными ногами. Человек может построить изумительные корабли и подвижные лодки, но он, совершенно голый, без всяких приспособлений, может плавать и нырять. Но никогда человек, сам по себе, как животное, не мог уподобиться птице и влететь хоть бы на аршин от земли. Древние маги, как гласит предание, поднимались в воздухе на большую высоту. Ту же способность приписывают индийским йогам. В Средние века верили, что ведьмы летают, и для судебных процессов существовали особые весы на площадях городов. Обвиняемую взвешивали, и, если оказывалось, что, например, взрослая женщина весит пуд или еще меньше, признавали ее за ведьму и сжигали на костре. Некоторые психопатологи допускают, что при известном нервном состоянии, доходящем до конвульсий, тело человека теряет в весе… Это называется левитацией. Может быть, и действительно существует такая нервная сила, но какое значение имеет она для практических целей?

Я смотрел на Оскара с изумлением. Никогда он не был так разговорчив.

— Для машины, двигающейся по земле или по воде, необходим вес. Если паровоз потерял бы каким-нибудь чудом весь свой вес, он не был бы в состоянии двигаться. Колеса вертелись бы вхолостую. Если бы то же сделалось с пароходом, он выскочил бы из воды, упал набок и сделался игрушкой волн, как пушинка.

Но для воздушного корабля именно необходима потеря веса. Воздухоплавание — это борьба с силою тяжести, с силою притяжения к центру земли. Человечество за последнее полстолетие хорошо изучило электричество. Созданы весьма правдоподобные теории о сущности этой силы. И мы умеем не только вызывать электрическую энергию и пользоваться ею, но и бороться с этой силой. Пассивно — посредством среды, не пропускающей электрического тока, и активно — воздействием тока на ток. Если наши теории о сущности электричества и несовершенны, все же мы чувствуем, что стоим на верном пути и довольно ясно себе представляем, с чем мы имеем дело. Но вот сила тяжести. Еще на заре человечества, при первом проблеске сознания, люди знали, что тела имеют вес и что они падают на землю. Но и через многие тысячи лет существования человека на земле он не имеет ни малейшего понятия о сущности силы тяжести.

Оскар Дайбн вынул из кошелька темную серебряную монету и протянул руку над морем.

— Вот я сейчас выпущу монету, и она упадет на дно моря. Какая связь между этой крошкой-монетой и огромным шаром земли? Никто ее не видит, не понимает, но всякий уверен, что тело упадет. То, что мы видим каждый день, никто не считает тайной, а между тем, сила тяжести самая глубокая тайна, и тщетны были попытки ее разгадать.

Оскар Дайбн бросил монету, и она, сверкнув на солнце, исчезла в морской глуби.

— Думаете ли вы, — спросил он, разделяя слово от слова, — думаете ли вы, что человек когда-нибудь овладеет силой тяжести, познает ее сущность? Сумеет ли стать господином этой силы и по своей воле уменьшать, увеличивать вес, заставлять тяжелейшие предметы парить в воздухе, нестись в высоту? Или легкий предмет сделать тяжелым, как свинец или ртуть?

Я посмотрел в его горящие глаза и прочел в них безумие мечты.

— Конечно, это невозможно! — сказал я робко.

Оскар Дайбн рассмеялся добродушным, снисходительным смехом.

— Возможно, милый мой невежда, вполне возможно! Человек когда-нибудь откроет великую тайну. Человек уже открыл ее. Один человек во всем свете.

Оскар поднялся в лодке во весь рост. Смуглое лицо его горело, глаза метали искры, широким размахом руки он, казалось, хотел охватить весь мир.

— И человек этот — я!

«Сумасшедший, — мелькнула мысль, — не надо его раздражать возражениями».

— Едемте! В «Замок Сатаны»! Я вам покажу все!

И, колеблясь между страхом и любопытством, я согласился ехать в мастерскую «Чертова кузнеца».

III Замок Сатаны

Я не суеверен, но, пробираясь между скалами к жилищу Оскара Дайбна, испытывал жуткое ощущение. Природа не поскупилась здесь на эффекты. Обломки скал с причудливыми изломами громоздились друг над другом, и некоторые из них держались, казалось, чудом, вечно угрожая падением.

Мы проходили по извилистым коридорам, над арками, построенными человеческими руками. Иной раз я с трудом шел по месту, усыпанному мелкими камнями. И удивлялся на Оскара, который прыгал, как горная коза.

Наконец, мы выбрались на ровную площадку. Скалы окружили ее амфитеатром.

Я увидел длинное здание, похожее на сарай, с несколькими трубами. Отдельно стояли маленький домик, служивший, по-видимому, для жилья, и закопченная кузница.

Оскар Дайбн подошел к единственной двери сарая. Вынул из кармана какое-то приспособление вроде длинного ключа и, вставив его в едва заметное отверстие в стене, повернул с усилием.

— Непрошеный гость, — усмехнулся он, — которому вздумалось бы войти силой, был бы убит на месте током большого напряжения… А мы теперь войдем безопасно.

Я не сумею описать подробно то, что я увидел в мастерской «Чертова кузнеца». Я ничего не понимаю в механике. Не люблю машин, ненавижу их. Они всегда безобразны, чудовищны. И когда машины в движении, вертятся колеса, движутся рычаги, зубчатки задевают друг друга, как челюсти голода, жаждущие пищи, мне кажется, что человек вызвал из недр ада темную силу и подчинил ее себе на собственную гибель…

Однако, машины, наполнявшие сарай Оскара Дайбна, отличались особым изяществом и формы их были совсем иные.

И главное: они были бесшумны, несмотря на то, что маховые колеса двигались с изумительной быстротой.

Было что-то таинственное в этих молчаливых неподвижных сооружениях, как бы скрывающих источник своей силы, и в быстром движении маховика.

— Угадайте силу этих двигателей, — гордо посмотрел на меня Оскар Дайбн. — Это вечные двигатели, вечные, пока вращается земля вокруг своей оси и вокруг солнца, пока существует наша планета. Это — коллекторы земного электричества. Мне не нужны ни паровые машины, ни динамо. Производитель энергии — сама земля.

Оскар Дайбн ударил ногой по земле.

— Я покорил ее. Она откроет мне свою тайну. Не сжигая угля, бензина, газа, паровых котлов и электрических генераторов, я прямо из нашей планеты получаю энергию в таком количестве, в каком хочу. Я заставил планету работать на себя. Довольно ей вращаться и бегать вокруг солнца, накопляя излишек энергии, которая расходуется на циклоны, смерчи, грозы, на ужасы стихийных взрывов. Покорная, она работает у меня, в моем сарае.

«Сумасшедший»! — мелькнула мысль. Но ведь колеса-то на самом деле двигались беспрерывно.

— Вот это — коллектор солнечной энергии. Вот — лунный двигатель. Думаете ли вы, что приливы и отливы кому-нибудь нужны? Нет, пусть эта мертвая белая Диана работает на человека!

Я чувствовал, что у меня начинает кружиться голова…

— Но вам трудно все это понять, оценить. Одним словом: с ничтожными денежными затратами я могу располагать колоссальной силой. Какой захочу!

Оскар взял меня за руку и отвел в конец сарая, имевший вид ученой лаборатории.

— Я покажу вам опыт, неслыханный, сказочный.

Он достал плоский небольшой ящик черного цвета, блестящий от лака. На крышке был медный круг с делениями и ручка, прикрепленная к центру, а другим концом вращающаяся по окружности.

Ящик Оскар положил на чашку весов и уравновесил гирями.

— Смотрите сами: весит 35 фунтов. Поверните ручку от нуля до 10.

Я это сделал. Весы закачались.

— Уравновесьте теперь гирями. Ага! Смотрите: всего 25 ф. Поверните еще на 10 делений… 15 ф.! Еще! Только 5 ф. Еще, всего на пять делений! Сколько весит теперь ящик?

Да, он не весил ничего. Я снял все гири. Он лежал, такой же по виду, и не производил никакого действия на весы.

— Возьмите его в руки. Поднимите повыше. Так! Отнимите руки!

Ящик, ничем не поддерживаемый, висел неподвижно в воздухе.

— Этого мало! Мы перевели ручку только на 35 делений. Каждое соответствует фунту. А всех делений 360. Этот ящик способен поднять еще 8 п. 5 ф.

Оскар прикрепил к особому кольцу ящика чашку от весов, а к другому привязал крепкую длинную бечевку. Нагрузил пудовой гирей.

— Переведите ручку на 40 делений, еще на пять. Пускайте.

Ящик с гирей плавно стал подниматься к потолку сарая. Торжествующий Дайбн притянул свой аппарат назад бичевой, как возвращают земле воздушных змей.

— В вас, вероятно, пудов пять? Хотите подняться сами?

Вместо чашки от весов Оскар привесил к ящику трапецию. Я схватился за нее руками. Оскар перевел ручку. Я почувствовал, как меня тянет вверх, ноги отделились от пола… Ящик стукнулся о потолок сарая, а я висел на руках, обезумевший от наплыва новых, невероятных ощущений.

На следующий день после посещения «Чертовой кузницы», ко мне робко вошел мальчик-рыбак, молча положил письмо и быстро удалился.

Вот что писал мне Оскар Дайбн:

«Вы убедились сами, что я не сумасшедший, и поняли, что с моими открытиями человек становится действительно царем природы, а воздухоплавание — детской забавой. Я не скажу вам, кто я. Вы знаете мой псевдоним. У меня нет родины, нет государства. Кому я отдам свое изобретение? Какой народ, какую страну возвеличу над всеми народами и странами? Вы скажете: обнародуйте во всеобщее сведение. Но я не верю, что люди стремятся к добру и справедливости. Мое изобретение они употребят во зло, и сильные еще больше будут угнетать слабых. И рабы останутся рабами, господа — господами. Прощайте. Тайну свою уношу в могилу».

В ночь над «Замком Сатаны» запылали разноцветные огни. Послышался оглушительный грохот. Ясно почувствовалось колебание почвы. Взлетали огненные шары и разрывались, как бомбы.

Потом затихло все. Но в ту же ночь разразилась страшная буря с грозой, и долго в газетах появлялись известия о кораблекрушениях у этих берегов…

Все, чему я был свидетелем, рисуется мне теперь невероятным, страшным сном…