Я проверила дом, обыскала накрытые столы, забежала на место с установленными ракетам, которые только начали запускать. Но я нигде его не нашла.

Едва ли я различала, что происходит вокруг, темнело быстро, не спасала даже огромная луна. Я побежала к реке. Клянусь, я думала, что сердце вот-вот вырвется у меня из груди. Когда я приблизилась к воде, полетели первые ракеты, окрасившие водную рябь в оранжевый, золотой и красный цвета — это было прекрасно.

Бабуля Ту помедлила, поднеся палец к губам.

— Ты решишь, что я выжила из ума, но я не преувеличиваю, воздух вокруг меня загустел, словно ожил. Из-за деревьев я слышала звук похожий на колокольный звон, а потом краем глаза заметила вспышку света. Я повернулась туда и увидела Тина, свернувшись калачиком, он спал возле моей лодки. Он в одиночку приволок к реке лодку, и только прибрежные камешки помешали спустить ее на воду.

Нижняя губа бабули Ту задрожала.

— Он всего лишь хотел во всем следовать за старшей сестрой. Всего лишь хотел, чтобы я его признала. Он бы ни за что не справился с управлением в такой тьме… как пить дать он бы тогда утонул.

Она отрывисто вдохнула, пристально посмотрев на Луну.

— А что случилось потом, бабуля Ту?

— Я разревелась как тряпка, вот что. Я подняла малыша Тина на руки и крепко прижала к себе. Колокольчики зазвенели снова, и над нами рванула новая партия огней. Я вернулась к камышам, именно там вспышка света указала мне на Тина, и я нашла тот оберег. Он висел на тонюсенькой цепочке, словно на паутинке. Не знаю зачем, но я его подняла. К утру река разлилась до дверей. Луг затопило, и очень скоро вместо земли появилось уже знакомое тебе болото. Сначала вода все еще была чистая и прозрачная, сверху виднелись зеленые верхушки трав и кустарников, которых ранее течение всегда обходило стороной. Теперь же они таили тьму у своих корней. Годы шли, трясина густела и темнела. Мы разучились плавать. Никому и в голову не приходило нырнуть в болото. Вода протухла. Несколько семей сорвались с места и отправились в поисках нового жилья вверх по течению, но все они вернулись. Будто что-то… или кто-то нас всех здесь удерживает.

Бабуля Ту отвернулась от перил и через окно посмотрела на Уиллоу.

— Зови это заразой. Или проклятием. Скажи, что в глубине затаился злой дух. Говори, что хочешь. Но все изменилось с того дня.

Она прикрыла глаза усталой рукой, а ее разум отправился в переулки памяти.

— Когда все наши попытки прорваться через плотину потерпели неудачу, мы подняли наши дома на сваи и научились управлять плоскодонками, пригодными для болота. Я прикрепила на нос моей лодки тот оберег, чтобы каждый день помнить о хрупкости и ценности человеческой жизни.

Луна покосилась на оберег, который висел, поблескивая, на своем привычном месте.

— Я знаю, ты лишь хотела помочь сестре, — ласково произнесла бабуля Ту. — Это очень похвально, но впредь я не желаю, чтобы ты даже обдумывала что-нибудь столь опасное. Даже если мы никак не поможем Уиллоу, жизнь слишком важна, чтобы так глупо ей рисковать.


21

Утопия

Тук-тук.


Тук-тук.


Тишина.

Скорбь.

Мрак.

Ута скользила по перевернутому черепашьему панцирю, мягкая окатанная оболочка напоминала прикосновение животика улитки. В глубоководной пещере было достаточно темно, чтобы забыть о солнце, и достаточно пусто, чтобы спрятаться от веселья резвых водяных змей и праздных водоплавающих птиц. С мокрого камня на потолке сочились на нижние камни влажные капли.

Она осталась одна. Ей было мучительно ужасающе одиноко.


Тук-тук.


Тук-тук.


22

Луна

Не мигая, Луна пялилась в потолок. Завтра наступит перигей — день, когда луна подходит ближе всего к земле. Через два дня истекут отпущенные Уиллоу три недели. Через два — болезнь окончательно поглотит сестренку. От бессонных часов веки Луны потяжелели, а пульс стучал как барабан.


Зови это заразой. Или проклятием.


А вдруг это одно и то же, только разные люди используют разные слова, чтобы описать то, что они никак не могут понять. Бабуля Ту, с ее историями о феях и лунными картами, считала это проклятием. Мама, с ее молитвами и раскаянием, воспринимала случившееся наказанием. А дядя Тин?


Нет в мире абсолютного добра и абсолютного зла.


Он рассказывал о болоте, но, возможно, дело не только в нем. Если поначалу там росла трава и водилась живность, значит оно не всегда внушало страх. Что изменилось? Отчего появилась гниль?

Внезапная, рискованная мысль пронеслась в голове: а что, если за водой нужно ухаживать, так же как и за садом? Дядя Тин говорил про волшебство в его травах. Что если это проявление целительной магии?


Неужели так сложно во что-то поверить?


Луну не заботили названия, которые давали необычному явлению люди — она поверит во что угодно, как это ни назови, лишь бы Уиллоу выздоровела. Спрыгнув с кровати, она на цыпочках вышла из дома, тихонько закрыв за собой дверь. Двигаясь тише воды по мостикам, она пробралась вверх по холму в огород. Ночь жила своей жизнью: из джунглей доносились рев и топот животных. Серебряный яркий круг луны только что появился над холмом, словно ожидал девочку и следил за каждым шагом.

Луна проскользнула через дверь садового сарая. Споткнувшись о грабли, она задела черенки и лопаты, лязганье огласило всю округу. Луна застыла на месте, ожидая, что из деревни вот-вот послышатся крики и замаячат огни фонарей.

Но снаружи раздавались лишь неугомонные звуки джунглей, а единственным источником света висела луна. Девочка подхватила травник и облокотилась о подоконник, подставляя тяжелую книгу под лунный свет. Луна бегло просмотрела наброски переплетенного на решетке винограда, руководство по посевам и список трав с их целебными свойствами. Она пролистала до последних листов, где надписи были самыми древними, а почерк отличался витиеватостью.

На каждой странице были заголовок, пара зарисовок, список ингредиентов, как в рецептах, и несколько слов, которые надо произнести пока используешь сухие травы, эликсиры или дым. Луна взглянула на текст первой страницы.


Эликсир для орошения границ

обработанного земельного участка, чтобы препятствовать

размножению и укоренению сорной лозы.


Не то. Хрупкие странички захрустели при перелистывании.


Заклинание для улучшения состояния

корней, стволов и ветвей больного дерева.


Не то.


Капелька цветочной эссенции для

очистки протухшей воды.


По коже Луны пробежали мурашки.

Она положила травник на рабочий стол дяди Тина и в косых лучах лунного света водила пальцем по строчкам. В списке значился только один ингредиент: сок перетертых лепестков такки — черной лилии.

Луна покинула сарай до того, как тревожные звоночки успели достучаться до ее разума. Единственные черные лилии, о которых она знала, росли в чаще джунглей, куда она ни разу не ходила одна. И никто еще не ходил туда ночью.


Иди домой спать. Черную лилию поищешь завтра при свете дня.


Нет. Если она осуществит свой замысел, то сейчас, пока болезнь не забрала у них с Уиллоу еще один день. Заперев за собой калитку, девочка отправилась дорогой прямо в чащу. Через пять шагов небесный свод поглотил луну.

Деревья качались на ночном ветру, тропинку впереди освещал лишь слабый прерывистый свет. Луна пробиралась в джунгли, глядя во все глаза, как сова, в поисках малейшего источника освещения. Над ней нависали тени то ли древесных загадочных существ, то ли обычных наростов на коре. Шуршание позади могло быть и змеей, ползущей в траве, и клыкастым хищником, идущим за ней по следу. Сердце Луны билось о ребра, она не выдержала и побежала.

Ветки били по щекам, колючки и шипы царапали ноги и руки, пока она неслась по подлеску. На полянке, куда пробивался слабый лунный свет, Луна остановилась. Руки тряслись, зубы стучали, хотя ночь стояла жаркая и влажная.

Вокруг полянки рядами росли черные лилии, их длинные усики свисали на подпирающий снизу папоротник и слабо мерцали. Луна подвернула юбку, соорудив подобие передника, и потянулась к лепесткам, которые тянулись к небу, словно в предвкушении полета. Она оборвала их один за другим, пока не остались лишь голые стебли.

Девочка прижала ворох цветов к животу и помчалась по мягкой тропе сквозь джунгли. Древовидная лиана словно намеренно шлепнула по голеням, Луна упала, содрала кожу с коленок и локтей и приземлилась подбородком в грязь. Лепестки разлетелись и, дрожа, спускались на землю, похожие на крылышки, которыми они всегда хотели быть.

То ли боязнь клыкастых и когтистых тварей, то ли страх за Уиллоу вырвали рыдания из легких девочки и пролили горькие слезы на лепестки, пока она их собирала и заново укладывала в юбку.

Подавляя панику, остаток пути она вела себя осмотрительно, переступая через корни и обходя свисающие с деревьев лианы. На обратной дороге джунгли будто затихли и позволили девочке пройти под пристальным надзором сотен глаз.

Вернувшись в сарай, Луна еще долго стояла, прислонившись к закрытой двери. Она достала с полки закупоренный пузырек и вытерла ступку и пестик от въевшейся сажи. Один за другим она растирала лепестки черной лилии и переливала эссенцию в пузырек, пока не набралось несколько капель. Как следует закупорив бутылочку, девочка провела пальцем по нужным словам в травнике и бормотала их, пока они прочно не засели у нее в памяти.

Ночное светило проложило тропинку на выход из огорода, вниз по холму и на мост, оттуда к паутине мостиков над болотом. Сжимая в кулаке пузырек, Луна сначала направилась к молельне. Склонившись над перильцами, она выдернула пробку и капнула содержимое на трясину под ней.

— Люминус салвео люцис, — прошептала девочка.

Она не знала, считалось ли это заклинанием. Но это было мольбой. Надеждой. Оглашением самого сокровенного желания с просьбой, чтобы его услышали. В рецепте не говорилось про смешивание с песком из джунглей. Не упоминались и слезы, подсолившие цветочную эссенцию. Возможно, эти случайные добавки помешают волшебству, которое могло случиться.

А может и нет. Не исключено, что слезы сестринского страдания как раз и есть необходимый элемент для магии.

Луна затрусила к зданию сельской школы, потом к хижине дяди Тина, потом к Бенни и наконец подошла к парадной двери собственного дома. Она нашептывала непонятные слова каждый раз, когда капельки капали в воду, при этом волосы на шее девочки вставали дыбом и по спине перекатывалась дрожь.

На цыпочках Луна вошла внутрь, перевернула пузырек и вылила на лоб Уиллоу последнюю капельку, которая затем растеклась по волосам.

— Люминус салвео люцис.


23

Луна

Луна проснулась из-за криков. Тревога минувшей ночи склеила отяжелевшие веки. Если она их не разлепит, так и останется в полудреме, где магия струится в слезах отчаяния и желаниях под лунным светом. Лучики утра скользнули в приоткрытые глаза, и тут же нахлынули воспоминания о ночных приключениях — травник, черная лилия, порезы и царапины на коже.

Луна задрожала, мысли понеслись как взмывающие спиралью вверх птицы. Девочка медленно осмотрелась. На скомканных простынях, с липким от пота лбом и запавшими бледными щеками, лежала Уиллоу. Она дергала ногой, словно пыталась повернуться на бок, но сил уже не хватало. Луна протянула руку под исхудавшие плечики сестры и как можно аккуратнее ее повернула.

— Уиллоу, — прошептала Луна.

Веки Уиллоу слегка приоткрылись.

Луна поднесла к губам сестры чашку с остывшим чаем и встретилась с ней взглядом. Сглотнув, она отвернулась.

— Попробуй, — голос Луны дрогнул. — Ты должна бороться. Я все перепробовала и больше уже ничем не могу помочь. Теперь твоя очередь, Уиллоу.

Глаза больной снова закрылись. Луна со стуком поставила чашку но стол.

— Пожалуйста, — прошептала Луна. Приложив руки к худому тельцу, она почувствовала слабое сердцебиение. Уиллоу хрипло дышала. Луна нетвердой походкой подошла к окну.

Словно нанизанные на нитку бусы, люди выстроились на мостиках и, свесившись над перилами, показывали пальцем и восторженно кричали.

Болото позеленело.

Оно было не черное, заиленное и мутное, а покрытое яркой сочной зеленью. Бенни с отцом шестовались по воде. В кильватере их лодки кружились зеленые растения. Вода внизу была чистой как горный ручей, даже просматривались снующие туда-сюда водные создания.

Ну и что же в этом хорошего? Какой толк в магии, если она не спасет Уиллоу?

Это должно было произойти со мной.

Назойливая мысль усиливалась с каждым вдохом, обволакивая живот, пока эхом не отразилось в стуке сердца.

Это должно было произойти со мной.


***

С поникшими плечами Луна миновала школу, откуда сквозь натянутые гирлянды из орхидей и жар от томящихся на углях орехов доносилась возбужденная болтовня — подготовка к празднованию Перигея шла полным ходом.

Доски под ней затрещали, когда она свесилась над прозрачным болотом, переполненным новой жизнью. Дорожка тянулась вверх и, прислонившись к склону, девочка схватилась за перильца и потащилась к молельне.

В прикрытой сводом из веток шореи молельне, стоящей в стороне от деревни, царила тишина и, как обычно, пустота. Крыша накренилась, как уши провинившейся собаки. Луна со скрипом открыла дверь.

Девочка заморгала, привыкая к полумраку. Без сомнения мама была там, стоя на коленях на голом полу перед алтарем, она перебирала четки между пальцами.

— Мама, — прошептала Луна.

Плечо матери дрогнуло, но она не повернулась. Она продолжила читать молитву. Луне она не ответила.

— Мама, прости меня за случай с плотиной. Я не хотела напугать тебя.

Четки щелкали между маминых пальцев.

— Я знаю, что не хотела. Я просто не могу… — женщина почесала лоб. Она не подняла глаз. Она не протянула руку, чтобы пожать ладонь дочери. — Иди домой, Луна.

Луна сглотнула и заговорила снова, понимая, что голос ее подводит.

— Ты видела болото, мама? Ты видела воду — чистую и прозрачную?

Мать Луны издала звук очень похожий на рыдание.

— Да какая разница? Скоро мы потеряем Уиллоу. Как мы будем жить?

Чётки ударились о пол, и мама со стоном приникла челом к деревянному полу.

Порой горе ослепляет человека. Порой человек из-за собственных страданий не замечает, как сильно он мучает других. Несомненно, мать не осознавала, что ее слова впивались в тело и душу дочери как зазубренные шипы. Как они ранили и внушали мысли, которых не должно быть у ребенка.

Луна сделала резкий вдох и побежала вниз по проходу, распахнув настежь двери церкви. В этот раз все получится, твердила она себе, набирая скорость, чтобы не передумать. Их семья пропадет без Уиллоу.

Может она и не сумела найти лекарство. Может она не сумела смыть проклятие. Может она не сумела отыскать эту тварь и заставить ее ответить за все зло.

Но вдруг, возможно, оно согласится поменяться. Взять ее вместо Уиллоу.

Луна спустилась вниз по лестничке, оперлась на колено в центре своей лодки и отшестовалась от свай, прочь от дома. Она орудовала шестом на мелководье, спускаясь ниже и ниже, подталкивая лодку к илу.

У мамы были три правила:


Не выходить на извилистую реку.

Не спускаться за насыпь.

Не приближаться к заиленной воронке на болоте.


Дрожащими руками Луна вцепилась в шест и направилась прямиком к той самой заиленной пленке-воронке. Вблизи, на расстоянии всего нескольких дюймов от зловещего места, Луна, оттягивая шест, замедлила ход. Пленка тянула днище плоскодонки, будто хотела затащить ее в себя. Луна воткнула шест в дно и прерывисто набрала воздух в легкие.

Воцарилось безмолвие, то сосредоточенное затишье, у которого есть уши.

— Возьми меня, — прошептала Луна тишине. — Отпусти мою сестру и забери меня.

Слова упали на воду, коснулись ряби, что расширялась по бокам лодки, и нырнули ко дну. Нырнули в пещеру, где между заплесневелыми камнями висел воздушный пузырь, в мрачную пещеру, где таилось несчастное существо, даже не способное переносить солнечный свет, слушать смех, пение птиц и гул стрекоз.

Существо вытянуло головку и прислушалось. Даже это незначительное движение причинило боль. Однако, звуки все прибывающих с поверхности слов толчками врезались в нее. И вот она направилась к поверхности, терпя острую боль в груди от малейших движений. Она медленно гребла вверх к источнику звуков.


***

Длительное ожидание в лодчонке повергло Луну в уныние, она наконец лишилась последних сил, которые помогали бороться последние недели. Девочка уронила лоб на руки, сжимающие шест, и бессмысленно глядела на свисающие кончики волос.

Она просила, но ничего не произошло.

Она предлагала обмен, но его отвергли.

Она верила.

Она сделала все, что могла для Уиллоу, но ей так и не стало лучше. Может, вовсе не существует никакой твари. Может, сестра заболела без особой причины. Может, это просто одна из тех жизненных ситуаций, в которой никто и ничто не виновато, и надо пережить случившееся и двигаться дальше.

Луна вытащила шест из ила. Если она поторопится, то дома даже не заметят ее отсутствия. Она проскользнет под одеяло к Уиллоу и крепко ее обнимет. А потом они проведут вместе последний Перигей.

Едва она начала разворачивать плоскодонку, как из болота показалась тоненькая ручонка и потянула за нос лодки. Луна с ужасом взирала на бурлящие потоки, заливающие дно и на оберег, сверкнувший последний раз.

Луна пятилась, пока не уперлась в корму; лодка погружалась под воду. Сначала лодыжки, потом колени, бедра, потом ребра, плечи… девочка сделала последний глубокий вдох, и болото сомкнулось над головой.


24

Утопия

А Ута все тащила и тащила ко дну, через болото, через спутанные сети скользкой тины. Она тащила за собой лодку, в двадцать раз превышающую ее саму, с человеком на борту, тащила в свою берлогу. Она притянула лодку в воздушный карман на каменистый островок.

Девочка держалась за бортики лодки, часто кашляла и сплевывала, застрявшие в волосах водоросли с брызгами падали к ногам.

Ута нырнула к трону подводного царства, сооруженному из пустых черепашьих раковин, и поправила корону на голове.

Ута устала. Очень устала. Боль сотрясала ее крохотное тельце до самых костей. Что-то, связанное с этим человеком, волновало, что-то давно забытое и горькое мучило ее.

— Зачем ты меня вызвала? — спросила она. Слова звучали как царапающие друг друга камни. — Неужели так сложно оставить меня в покое?

Девочка облизала губы и сплюнула комок грязи.

— Дело в моей сестре, — прохрипел человек, — Она больна. Умирает из-за твоего проклятия. Пожалуйста, сними его… прошу тебя.

Человека затрясло, тонкие локти забились о выступающие ребра.

— Забери меня, — девочка пригляделась к влажной темноте вокруг. — Ты можешь держать меня тут вечно, пусть только Уиллоу станет лучше.

— Зачем мне нужен огромный человек, который шатается по моему убежищу и всасывает весь мой воздух? Мое проклятье? — пролепетала Ута. — Пффф.

Подбородок человека задрожал и из глаз потекла вода, струйками скользя по щекам и падая на камни. Ута с трудом подняла руку к лицу. Это было уже слишком.

— Уходи, — произнесла она. — Уходи вместе со своими слезами. Уходи и оставь меня наедине с моим горем.

Человек рухнул на острые камни и зарыдал в полный голос, на ногах зияли свежие царапины. Но даже на коленях человек возвышался над маленьким духом.

— Прошу тебя, умоляю, сними проклятие, пожалуйста.

— Мое проклятие, — повторила Ута, причмокивая языком, будто это слово можно было раздавить как жука. Она соскользнула с трона и приблизилась к человеку. — Для проклятья требуется сильное чувство, неважно любовь это или ненависть. А что есть у меня? Ничего. У меня ничего не осталось. Я пуста.

Девочка вгляделась в подступающую к островку кромку воды и на крабиков, мечущихся в тенях. Она посмотрела на протекающий потолок пещеры и на жалкое создание перед ней. Она встала и подошла к лодке, лишь наполовину поместившаяся в воздушный карман. Но вместо того, чтобы уплыть, сделать глубокий вдох и устремиться на поверхность, она заговорила вновь.

— Что я могу предложить, если тебе не нужна я? — Ее голос дрожал от пролитых слез. — Хочешь нашу хижину? Забирай. Хочешь сад? Бери его. Вот, бери мою лодку. Забирай. Бери, что хочешь, только отдай мне сестру!

Ута перепрыгнула через каменистое дно и пнула деревянное корыто:

— Да зачем мне твоя дурацкая..

Лодка слегка накренилась, достаточно для того, чтобы оберег блеснул под темным сводом пещеры.

Глаза Уты широко распахнулись, и она подкралась к лодке, забралась внутрь и скользнула к узкому носу. Протянула руку. Дрожащей рукой отцепила оберег. Подушечками пальцев пробежала по мерцающему сплаву будто она делала это тысячу раз. С губ сорвался вздох, наполненный многолетней тоской и болью.

И пусть внутри все переворачивалось от непривычного ощущения надежды, но глаза подозрительно сощурились.

— Как ты… Где ты это нашла?

— Это просто симпатичная безделушка, оберег. Бабушка нашла его в детстве. Он нужен тебе? Забирай. Давай.

Девочка склонилась к Уте, умоляюще сложив руки.

— Пожалуйста, забирай, только отпусти мою сестру.

С каждым вдохом Ута чувствовала, как с ее тела спадает тяжесть проведенных в унынии лет. Она посмотрела на человеческую девочку, в удивленных глазах которой читался немой вопрос.

Ута щелчком открыла замок. По щекам потекли черные слезы, черные как одинокое истощенное сердце, черные как агония, как проклятие. Они текли черным ручьем, пока не стали серыми, а затем не очистились до прозрачных соленых капель. Она восторженно наблюдала, как в медальоне загорался огонек и появилась едва уловимая дымка белого облачка.

— Кея, — только и промолвила Ута робким голосом.

В облаке появилась чья-то мордашка, белый дым окутал и Уту, словно втягивая ее в себя. Она оглянулась, чтобы последний раз взглянуть на человеческую девочку, которая не отрывала взгляда от медальона, на лице ее читалось выражение какого-то чувства, и это чувство, впервые за долгое время, разделяла и Ута.

Под сводом пещеры раздался звук двух бьющихся в унисон сердец.

Тук тук.

(Тук тук).

Тук тук.

(Тук тук).


25

Луна

С грохотом, сотрясающим все кости в теле Луны, медальон затянул в себя существо. Звуковая волна отбросила Луну прочь из сухого лона пещеры в воду. Грохот такой силы мог бы перевернуть дно и снести речные укрепления.

Через густые заросли тины и ила Луна выбралась на поверхность. Отплевываясь и кашляя, она жадно хватала воздух. Течение подхватывало ее ноги, стремясь унести в сторону уже накренившейся плотины. Бревна, сучья и целые деревья неслись мимо, и, наконец, с сотрясающим землю треском насыпь прорвалась.

Луна отчаянно гребла руками в надежде ухватиться за что-нибудь. Но течение было слишком сильным. Сдерживаемый десятилетиями гнев реки обрушился на все, куда только можно было добраться. В последней отчаянной попытке Луна устремилась к дереву альстонии. С огромным трудом удалось ей вцепиться в мощные корни. Потоки воды болтали ее ноги, затягивая в водоворот. Но девочка боролась, на этот раз не ради Уиллоу, не ради мамы или бабули Ту, или Бенни, или кого-либо еще. Она боролась ради себя.

Она нарушила все мамины правила. Даже если она не спасла этим Уиллоу, она сделала все, что могла. У нее осталась бабуля Ту, которая любила ее несмотря ни на что. У нее есть Бенни, о лучшем друге, чем он, даже нельзя и мечтать. Однажды мама справится с горем. И они научатся снова быть семьей.

Я сделала все, что могла.

От этой мысли появились силы. Она прижалась к корням, обвив дерево руками и ногами, сжимая тем крепче, чем свирепей проносились волны, смывая сожаления и остатки вины.

Сантиметр за сантиметром опускалась вода, обнажая участки, где когда-то росли дикие цветы, а сейчас бурлила грязная жижа, наслаждаясь свежим воздухом. Сваи под домами ходили ходуном, и люди вцепились в перила, наблюдая за стремниной. Река стряхивала с себя болотистую муть и заполняла высохшее русло, вода, наконец, стала свободной.


26

Луна

Луна отпустила альстонию, только когда река спокойно потекла меж деревьев. Она не знала из-за чего дрожит сильнее, из-за холодного мокрого платья или из-за того, что произошло. Существо исчезло. Болото тоже. Не слишком ли наивно надеяться, что с ними исчезла и болезнь?

За время, которое требуется солнцу достичь своего пика, река избавилась от ила и грязи и бежала такой же чистой и прозрачной как вода с верховьев. Лодка пропала. Может бабуля Ту покажет ей как сделать новую, узкую с высокими бортами вместо плоской и широкой, и с веслами вместо шеста.

Луна взглянула на простирающуюся до горизонта булькающую муть. Девочка скользнула вниз и попыталась на ней устоять. Нога тут же увязла в грязи. Попытка освободиться ни к чему не привела. Она застряла.

Из-под воды выпрыгнула здоровенная рыба, схватила муху и радостно плюхнулась обратно. Огромная полная луна уже сияла молочным бассейном на бледно-голубом небе.

— Луна?

Голос прозвучал далеким и очень, очень высоким.

— Бенни! Бенни, сюда!

Бенни плелся меж деревьев альстонии, его конечности были неестественно вывернуты наружу. Сначала он сдвигал руку, потом ногу, потом другую руку и другую ногу. Его ступни были привязаны к сеткам из прутиков, чтобы распределить вес и удержаться на поверхности. В руках он держал две палки с маленькими сеточками на концах. При каждом движении, сетка хлюпала по грязи со звуком прыгающего у берега крабика.

— Бенни! — закричала Луна. — Как же я рада тебя видеть!

Бенни прихлюпал поближе.

— Что я тебе говорил? Героиня Перигея. Это должно было случиться!

Луна засмеялась и продвинулась поближе к Бенни.

— Ты уверен, что эта штука выдержит нас обоих? Я не хочу утопить нас.

— Думаешь, ты первая кого я спасаю сегодня? Запрыгивай.

Луна залезла на спину друга и, действительно, решетки вошли лишь немного глубже в грязь. Ворча себе что-то под нос, Бенни сделал несколько осторожных шагов, развернулся и двинул в сторону деревни.

— Бенни, ты видел Уиллоу? Ей лучше?

— Не знаю. Я еще не ходил к твоим, слишком многим нужна помощь. — он легонько потряс головой, чтобы не потерять равновесие. — Неплохой Перигей в этот раз, да?

Она похлопала его по плечу.

— Уверена, что фейерверк сегодня в силе, не волнуйся.

— Луна, — осторожно проговорил Бенни, — что ты там делала?

Луна вздохнула. Вряд ли можно описать словами то, что с ней произошло. Всю жизнь она слышала истории об ужасной твари, что прячется на дне, но сейчас она видела перед собой выражение личика маленького создания, которое перед исчезновением светилось надеждой и любовью.

— Я встретила существо, но оно не… она не такая как ты думаешь. Я видела болезнь… проклятие… называй как хочешь, как оно вытекло из нее черными слезами. Она… я даже не знаю. Это долгая история, Бенни. Очень, очень долгая.

— Жду от тебя мельчайших подробностей.

— Да, Бенни. Конечно.

Луна уткнулась подбородком в плечо Бенни, прижалась к нему покрепче до самой деревни. Хижины выглядели чужеродно, словно водоплавающие птицы решили проветрить свои ноги. Все изменилось. Ей придется заново привыкать к месту, в котором она прожила всю жизнь.

— Бенни, маленький отважный капитан! — позвала бабуля Ту, махнув рукой над головой. — Неси сюда эту девчонку, я задушу ее в своих объятьях.

Луна засмеялась, но звук застрял у нее в горле. Мама выбежала из дома и схватившись за перила, следила как приближалась ее дочь.

Бабуля Ту подтолкнула маму локтем.

— Ты это сделала? — спросила мама, глаза ее светились энергией. — Ты осушила болото и избавилась от твари?

— Вроде того, — смягчилась Луна и даже слегка ухмыльнулась. — Я пошла на это ради Уиллоу. Как… она…

Мама упала на колени и потянулась к Луне. Из-за сошедшей воды Луне пришлось встать Бенни на плечи, чтобы дотянуться до лестницы. Мама помогла ей забраться и крепко прижала к себе. Бабуля Ту обняла их обоих. Луна не видела их лиц, но она чувствовала, что с их плеч упала огромная тяжесть.

Через некоторое время мама отпрянула и сжала лицо дочери в ладонях.

— Луна, — промолвила она, — я не могу поверить тому, какой храброй ты стала. Я не могу поверить, что позволила себе ослепнуть от горя и не видеть этого, не видеть тебя…

Пара пеликанов спрыгнули с насеста и монотонно хлопая крыльями направились к новорожденной реке.

Легонько подтолкнув Луну между лопаток, мама произнесла:

— Давай, заходи.

Луна вошла в хижину, направилась сразу к ширме, ее сердце росло с каждой секундой, пока в груди не осталось места для воздуха, слов, страха и беспокойств. Уиллоу сидела на кровати c вытянутыми руками, на щеках розовел слабый румянец, а на губах играла широкая улыбка. Простыни возле нее были покрыты черными пятнами, проклятие покинуло ее тело вместе с лихорадкой.

Как запертая река внезапно вырвалась на свободу, так и Луна бросилась к сестре, чтобы заключить ее в свои объятия.

— Счастливого Перигея, Луна! — просияла Уиллоу. — Разве сегодня не самый лучший день на свете?


ЭПИЛОГ

Течет река.

Маленькой струйкой берет она начало в сердце джунглей, в непроходимом, таинственном сердце джунглей. Она вздымается и извивается, вбирая в себя дыхание тысячи ручейков.

Река звенит, кружит и течет, и худенькая девочка в маленькой лодке медленно описывает круги по воде. Ее сестра, взгромоздившись на нос, руководит суденышком. Обе девочки держат плоские, как хвост дельфина, весла, и лодка плавно скользит возле водоворота, где когда-то процветало болото. Веселый смех звенит меж корней деревьев, вновь открытых свежему воздуху. Они скинули с себя хлопья грязи, просохли под полуденным солнцем и горделиво зависли над пробегающим свежим течением.

В соседнем мире, отделенным от нашего дымкой парящих облаков, другие две сестры оседлали волны другой реки, но такой же гладкой и журчащей. Рука в руке, пальцы переплетены, будто они не готовы расстаться даже на один вздох. Они прыгают на водной ряби, а рыбки подталкивают их на поверхность воздушной подушкой из пузырьков. И тысячи капель разбрызгиваются вокруг и целуют крошечные личики.

Встает солнце, тают вечера, а река все течет и течет.

Загрузка...