Под перекрёстным огнём (том 2)

Глава 11. Тайный советник

— Это мне? Спасибо!.. Наверное, дорогущие?..

— Они очень идут под цвет твоих волос. — Я склонил голову. Кто б говорил о стоимости материальных ценностей после всего пережитого! Марина всегда останется Мариной.

— Куда пойдём? — Её глаза сияли такой радостью, что и моя душа запела.

На ней было лёгкое тёмно-синее платье, в котором можно романтично погулять по городу, но и не стыдно заглянуть на огонёк в солидный ресторан. Красивая вещь, и недешёвая. Где взяла, если учесть, что согласно разведданных, деньги за моральную компенсацию Беатрис они не трогали, а золото Иудушки на хранении у меня? Оно походило на то, в каком я её впервые увидел в памятном ночном клубе, где мы познакомились, только без блёсток. Сама же была накрашена и отштукатурена от и до — видно, готовилась не менее полудня. Волосы не уложены, развеваются свободно, как я люблю (с ангельскими типовыми ёжиками я начал ценить и обожать длинные женские волосы), но слегка завитые — и над ними она колдовала порядочно.

Да, девочка готовилась. И я даже понимаю, почему. Она знает, что Проект вышел на стадию, когда мне предстоит сделать Выбор. Самый главный в своей жизни. И её в этом выборе не будет. Да, я, конечно, тот ещё тип, если захочу — могу выбрать и её, назло всем. Не едиными принцессами. Сеньора Гарсия, например, по этому поводу нервничает. С нею возможно и королева, но монаршьи настроения не знаю, и врать не буду. Мишель считает меня умнее, но она судит людей по себе, а сама она — прагматичная сука; с её точки зрения этот выбор невозможен, потому, что невозможен никогда. И я пока не разубеждаю её, хотя разочаровать действительно могу. Этот сценарий вероятен…

…Но вероятность его всё же гораздо ниже любого другого варианта.

Скорее всего, мне придётся выбрать кого-то из сестёр Веласкес. Сеньор Серхио тот вообще готов сосватать обеих, если у меня получится их унять и примирить. Наверное, хорошие мне гены в этой «Руке надежды» намешали — чтоб у дочерей хорошее потомство было. Но я не смогу, вот в чём дело. Кого угодно, но не их друг с другом. Выбрать придётся одну…

…А с этой одной закончится и Маринино хоть и подвешенное, но привилегированное положение. Конечно, её не оставят без защиты, но меня она потеряет. А с нашего последнего путешествия в Центральный Парк я уверен, что она бы этого крайне, очень-очень сильно не хотела — феномен белой обезьяны взаимен.

Сегодняшний день я выцыганил у Мишель… Кстати, что-то она добрая последнее время, к чему бы это? Сверху указка не мешать пришла?…Чтобы посвятить его архиважному вопросу — поставить точку в наших взаимоотношениях с юридической супругой. Не в смысле закончить их, а в смысле придать какой-нибудь статус; чтобы мы совершенно точно знали, между нами это и это, а не то и то. И это важно. Потому, что я бы не хотел оставлять её. Она моя белая обезьяна, и этот крест буду нести по жизни, кого бы из принцесс ни выбрал.

Марина прижала к себе букет действительно роскошных бордовых роз с тёмно-синей окантовкой лепестков. Запах их был одуряющ, и она его несколько раз жадно вдохнула. Доверчиво взяла меня под руку. Вот, всегда бы так! А то вечно как виделись, так злоба и претензии.

— А куда хочешь пойти? — окинул я рукой вокруг, намекая, что сегодня границ не существует. Я был одет не настолько солидно. Прогулка — куда ни шло, но в хорошем ресторане смотрелся бы… Неважно. Мы же не по кабакам сидеть встретились!

— А мне всё равно куда. — Она пожала плечами.

— Тогда пошли на карусели? — указал я на вход в Центральный парк. Для площади де Сен-Мартина, где мы находились, это было самое мудрое направление.

— Карусели? — задумчиво «зависла» благоверная.

— Боишься? — Я легонько ткнул её локтем. — Что головка закружится?

— Если ты думаешь, что только ваши ангелочки могут выдержать на тренажерах все эти космические нагрузки, то ошибаешься — у других вестибулярка не хуже! — вызывающе вздёрнула она носик.

— Хуже, — покачал я головой. — Но весь вопрос в том, насколько.

— Ну, уж уровень «Петли дьявола» всяко потянет.

Я усмехнулся.

— То есть тебе не страшно испортить такое платье рвотными массами. — «Петля дьявола» хоть и для обычных, «непрокаченных» людей, но тренированных.

— Рвотные массы? — Наигранное презрение. — С чего вдруг?

— Ну, сама напросилась. Спорим не выдержишь? — протянул я руку.

— Спорим! — пожала её она, засияв глазами.

Затем мы гуляли. Просто гуляли по аллеям парка. Я покупал мороженное и сладкую вату, мы смеялись, о чём-то разговаривая. Перебрасывались шутками. Недавнее прошлое не вспоминали — рана ещё не затянулась, но оказалось, что у нас и без этого множество тем для разговора. Просто до того, как всё случилось с Беатрис, отсутствовало само желание идти на контакт.

…А она совсем даже неглупая. Не глупее Сильвии или Фрейи. Своеобразная, да, но что требовать от девочки из трущоб? Да ещё медика со специфическим, присущим только этой братии здоровым чёрным юмором?

Марина рассказывала какие-то курьёзы из своей практики — их гоняют нещадно, и в стационарах практические занятия проводятся каждую неделю. Она даже ассистировала при операции, удалении аппендицита! Резать ей пока не дали — рано, но держать и зашивать уже доверили. На третьем курсе. М-да-а. Или она уже на четвёртом? Я же в ответ вспоминал курьёзы в жизни корпуса, чаще всего, как те или иные девчонки выставляли меня дураком. Не со зла, «по приколу». Как я по первости жутко бесился, злился на это. Но теперь привык, вжился. Объяснил ей про мотиваторы (чем вызвал в её глазах ужас), описал некоторые методики воспитания и обучения, крайне жестокие, но невероятно эффективные. Сошлись на том, что их в академии тоже «дрючат», и тоже сильно, но немного не дотягивают до уровня корпуса. В общем, всё было замечательно.

Потом были карусели. Мы катались, кричали и ревели во время подъёмов и переворотов. Она — серьёзно; на самом деле ей было страшно, и не будь меня и желания самой себе в моём лице что-то доказать, никогда бы на эту страсть не пошла. Я — за компанию. Конечно, подъём тут был на значительную высоту, но прокаченный мозжечок пугался не сильно. Я ЗНАЛ, что тут безопасно, что все нагрузки рассчитаны, а это совсем другой адреналин.

Марину в конце концов вырвало, но уже внизу, на газон, когда вышли с той самой «Петли дьявола» — самым «страшным» аттракционом парка.

— Вот так с вами спорь! — деланно вздохнул я. — Салажьё, а туда же.

— Но спор-то я выиграла? — парировала она, поднимаясь.

— Выиграла, — согласился я. — Пойдём, посидим — в себя придёшь.

Этот вечер мне смутно напоминал другой вечер. Который я много раз прокручивал в голове, вспоминая чуть ли не посекундно. Да, тогда на каруселях, тем более экстремальных, мы не катались, но в остальном атмосфера была примерно такой же. Да и девушка, хоть волосы у неё были и угольно-смоляные, очень сильно напоминала ту. Манерой держать себя? Желанием не пускать пыль, а быть собою? Не знаю, чем, но Марина неуловимо походила на Бэль, и один раз я даже чуть не назвал её этим именем.

И словно в насмешку, мы так же, как тогда, вышли к переполненной «Копакабане».

— Как здесь людно в выходные! — Марина не скривилась — не та порода. Но желания купаться в этом пруду я не увидел. Купаться ЗДЕСЬ, не в принципе. В принципе её глаза как раз таки загорелись.

— Знаю я одно место неподалёку… — сказал я сакраментальную фразу, и аж самому стало тошно. — Там вода чистая, и народу почти никого.

— Это где мы… Того? Где то центральное озерцо системы подачи воды? — Марина скривилась ещё больше. Как же, берега нет, здоровенные косые валуны от старого заграждения, и непонятно, что на дне.

Я ухмыльнулся.

— Нет. — Deja vu. — Тут есть платная зона. Там потише, но туда далеко топать. Однако можно попасть напрямик, быстро, махнув через забор. Мы уже так делали.

— Я даже не спрашиваю, с кем вы это делали. — О, обожаю эти сияющие ревностью глаза и отрывистое недовольное дыхание!

— Марин, это было до тебя, претензии не принимаются, — отрезал я. На всякий случай. — С кем бы ни был — теперь я с тобой. Пробуем?

— Куда ж я от тебя денусь!

Она так и лучилась жаждой приключений на одно место. Это точно та самая рациональная Марина, которую я знал до случая с Беатрис? Её точно не подменили?

— Это может быть опасно, — остановил я порыв. — Я — рисковый. И мне ничего за это не будет.

— А я девушка. А штраф, если что, ты за меня выплатишь. Как за супругу.

Железная логика!

— Красота!.. Благодать!.. — Марина, завидя уютное озерцо, повторила жест известной сеньориты один в один. Положила розы аккуратно на землю, после чего совсем не аккуратно стянула через голову платье, отшвырнув подальше, и скинула лиф. Постояла, подумала, снимать ли трусики, но увидев мой ожидающий развязки взгляд, бесстыдно улыбнулась и стянула и их. И бросилась в воду. Людей на сей раз вокруг озерца было много — десятка три человек — шоу есть для кого устраивать.

Mierda! Почему я не привыкну, что латинос относятся к виду голого тела иначе, спокойнее? Хотя вырос среди них! Сказанно, воспитан консервативной матерью-каталичкой. Раскаявшейся за свои грехи и потому воспитавшая сына в духе ультраконсерватизма. Как меня этот культурологический диссонанс бесит! Бэль, Фрейя, Сильвия… Все демонстрировали своё тело на виду у посторонних! Теперь и эта вертихвостка. И только зрителей им подавай!

Как и в прошлый раз, я остался сидеть на берегу. Нет, сегодня я ничего не боялся, ни о чём не переживал. Сегодня на меня навалилось чувство опасности. Что-то шло неправильно, не так, как в тот раз, и мне надо было быть начеку. Марина, как и та сеньорита, несколько раз манила, поочерёдно вытаскивая из воды аппетитные части тела, но я так же отказывался. Поймал себя на мысли, что и она хорошо умеет плавать, не боится открытой воды. Что редкость для рабочей окраины Венеры — бассейн там мало кому по карману. Какая-то акция от благотворительных фондов, типа печеньки детям инвалидов? Или родители всё же наскребли? Или училась в общественных местах вроде «Копакабаны»?

Развязка наступила через четверть часа. В виде четверых парней в форме частной охраны, с «шмелями» и дубинками-шокерами на боках. Судя по виду — ничего серьёзного, стандартные армейские контракты, но меня озадачило, что их четверо. По двое на каждого? Чтоб вести удобнее было? Или тут иная логика?

Я поднялся при их приближении на ноги и выдавил из себя самую радушную улыбку.

— Привет, ребят. Не возражаете, если мы тут у вас похулиганим? — Боковым зрением отметил, что Марина, узрев опасность, усердно гребёт к берегу.

— А если возражаем? — усмехнулся один из охранников.

— А если я вас об этом настоятельно попрошу? — Как бы невзначай сверкнул я заранее припасённой золотой пластинкой в руке.

Блеск золота стражи увидели. И судя по голодным глазам, были бы не прочь договориться. Но, видимо, с передачей этого ценного металла были какие-то проблемы, потому, как к изменению решения это не привело.

— Сеньор, это закрытая зона. Вход только для членов клуба. А членский билет — платный.

— А у вас есть разовые членские билеты? — продолжал улыбаться я. Марина вылезла на берег и спешно одевалась. Ей не мешали.

— Конечно, — кивнул тот, кого я мысленно окрестил старшим. — Пройдёмте в администрацию, там и решите этот вопрос.

— А если я хочу рассчитаться на месте? — не сдавался я.

— Сеньор, это невозможно. Членский билет — не проблема. Но протокол о нарушении мы можем составить только в администрации.

— Нарушении? — Это Марина. Как только она оделась, один из охранников отступил на несколько шагов, закрывая ей дорогу к забору.

— Да. Это частная собственность. Надо составить протокол, заплатить штраф… И тогда — возможно — решится проблема с членским билетом.

Он издевался. С каменно спокойным лицом. Я понял по интонации.

Ну что, моя хорошая. Просила приключений? Получай.

— Сеньор, это невозможно, — повторил я его интонацию. — Предлагаю вам следующий выход из положения. Я оставляю на этом самом месте эквивалент разового билета в золоте на двоих, — я медленно продемонстрировал две золотые пластинки в сто империалов (не думаю, что простое купание стоит больше), и вытянутой рукой, чтоб зафиксировали камеры, положил на землю. — После чего вы расступаетесь, и мы уходим. Так же, как и пришли.

— Хуа-ан? — В голосе Марины звенела тревога. — Может не надо, а?

Поняла, что будет дальше? Нет уж, девочка! Приключения — так приключения!

— Нет, юные сеньоры, — скептически скривился старший. — Не пойдёт. Поднимайте своё золото и следуйте за нами.

Ну, сам виноват. Я ведь просил по-хорошему.

Надо ли описывать ход драки?

Нет, наверное. Результат был предсказуем. Неожиданностей не всплыло — я уверенно сделал парней на сверхскорости. Они пытались использовать дубинки, а последний даже успел достать свой мини-игольник… Но лишь за несколько секунд до того, как я вырубил и его. После чего бросил: «Бежим!», — и, зацепив за руку стоявшую на низком старте Марину, помчался к забору.

Ну, про результат я, конечно, сказал чистую правду, однако ход драки пошёл всё же не по моему сценарию, драться парни умели. Просто без ежедневных спаррингов, отработок и шлифовки техники навыки постепенно теряются, и они оказались такими вот «потеряшками». Помотали меня изрядно, и это чудо, что я их одолел. Даже Марина в один скользкий момент вмешалась… Но об этом позже. В итоге на драку мы потратили непозволительно много времени, которого нам не хватило, чтобы ускользнуть.

…Впрочем, я не питал иллюзий, ускользнуть бы нам в любом случае не дали. Взяли бы тёпленькими на выходе из парка — как максимум. Но нас взяли почти сразу, метрах в двухстах с той стороны забора, когда мы толком ещё не отдышались.

— Стоять! На колени, руки за голову! — услышал я до боли знакомую фразу из уже другого моего запоминающегося дня, худшего, наверное, за всю недолгую жизнь.

— Делай как я! — прошептал я, выполняя команду гвардейцев. Простой патруль из двух человек, и даже без брони… Но с активированными игольниками. Боевыми, не чета пукалкам частной охраны.

— И что, ты не будешь драться? Позволишь себя связать? — глаза Маины расширились от удивления, изумления и ужаса одновременно. Я, эдакий бог, гроза силовых ведомств планеты, пасую перед двумя засранцами в форме? ДВУМЯ? После массовой казни трёх или четырёх десятков их собратьев перед всей Альфой? Этот диссонанс будет с нею долго.

— Если попытаюсь — они меня пристрелят. Тебя, если дёрнешься, кстати, тоже.

Вопросов больше не было.

И вот я в камере. В участке гвардии. В нанадцатый раз в своей жизни. Нет ничего более постоянного в ней, чем периодические попадания в застенки. Местные не в курсе, кто три месяца назад разгромил их коллег, и что я с ним одно и то же лицо, и слава богу. Камера общая, не одиночная. Но ничего эдакого — здесь, в Центре, всё красиво, законно… И вообще зашибись. Тоже створки, без доисторических решёток. «Пассажиров» не много — два туриста из Канады, обрадовавшиеся моему английскому, как дети, какой-то шарлатан — мелкий шулер, «обувавший» лохов на аллеях парка в какую-то игру с мелкой моторикой, двое пьяных в нестоячем состоянии и трое ребят, попавших сюда за драку. Час ранний, вечер только начался — у камеры сегодня всё ещё впереди. Кроме канадцев, я ни с кем не общался, да и от тех отбился быстро — было не до них. Всё смотрел на хронометр (браслет мне оставили, о чудо) — через сколько времени сработает «автовызов» подкрепления?

Насчёт охраны и сопровождения у меня недавно состоялся очень долгий и интересный спор с Мишель. Не спор, битва. Было это связано с Сильвией, со свиданием с нею. В итоге я уломал эту белобрысую прелесть, что с момента «линяния» из кабака на мотоцикле, меня никто не сопровождает. Она согласилась с неохотой, но практика показала, что моя персона не так уж сильно кого-то интересует.

Сегодня решили расширить границы дозволенного и отправить за мной лишь микродроны. Групп сопровождения рядом не будет. Будет ГНР, в нескольких кварталах, но визуально «пасти» меня им приказа нет. ГНР на самом деле корпусом используются часто, как запасные варианты охвата большой территории при охране нулевого объекта, или для мобильного перетасовывания кого-то куда-то. Опыт их использования есть, и девочки как бы официально пасут не персонально меня, а страхуют всех нулевых в этой части города. Угу, конечно. Тут хоть и Центр, но вряд ли её высочество инфанта решит посетить Центральный парк. Или её шебутной братец.

С одной стороны мне такая схема охраны нравилась — интиму с Мариной девочки мешать не будут. Но с другой, в случае неожиданного нападения, если не успею среагировать сам… Они прибудут только к шапочному разбору, когда моё тело будет остывать. Но я пошел на это, ибо был совершенно уверен — никто на меня охотиться не станет. До простых бандитов ясно довели, что они зацепили КОРПУС, от корпуса и отхватили, а родственникам некоторых особо важных погибших пояснили, что в деле была замешана боковая кровь Веласкесов, и лучше им вообще забыть, что они чьи-то родственники. А самый идеальный выход — задуматься, как тяжёл воняющий пластмассой воздух колониальной Венеры, как вреден для их здоровья. В Веракрусе или Сальвадоре дышится наверняка легче. А если бы меня хотел убрать сеньор Феррейра — уже давно убрал, и никакие хвалёные меры безопасности корпуса его бы не остановили.

Сработала система вызволения из неприятностей быстро. Уже через два часа за мной пришли два необъятных, но вежливых охранника и повели в кабинет следователя. В котором в «гражданском» строгом деловом костюме сидела и пила терпкий (судя по запаху) кофе Катарина. Мой куратор и персональный инструктор скользких дисциплин, которые не преподают ни в одной академии, кроме разве разведки и контрразведки. Сука из сук, но МОЯ сука из сук, которую я обожаю, как бы иногда ни хотелось её задушить.

— Присаживайтесь-присаживайтесь, молодой человек! — ехидно ухмыльнулся комиссар. Описывать его внешность и внутренности не хочется — таковых комиссаров у меня в жизни было много, а будет ещё больше. — Что же это вы так, хороших знакомых подставляете? — Кивок на Катюшу. — Не было других способов найти себе приключения? Обязательно сделать что-то противозаконное?

— Мы хотели договориться, и даже оставили им золото, — парировал я. — За пользование услугами этой части парка.

— Вы избили четверых охранников при исполнении! — повысил он голос. Видно, думал, я проникнусь. Катарина незаметно для этого типа презрительно скривилась. — У одного ЧМТ, травма серьёзная, есть протокол обследования. При чём здесь золото и пользование услугами?

Я молчал. А что ему можно было сказать? Он не на том уровне пытается общаться с нами, на какой мы ему намекнули.

— В общем, Хуан, за вас походатайствовали, — решил он не позориться, ибо что-то понял. — УплАтите штраф. Оплатите компенсации избитым, за которые они согласились считать, что «поскользнулись и упали, нанеся себе ушибы и повреждения»… — Комиссара перекосило, но ничего, милый, терпи. Тебе же тоже на лапу сунули. — …И… Пока — свободен.

— В смысле, свободен?

— В смысле, можешь идти, — указал он на створки.

— А Марина? — не понял я и грозно нахмурился.

Комиссар нахмурился тоже, но иронично.

— К сожалению, её я отпустить не могу.

— Что за новости? — напряглась Катарина. Видно, этот момент оговорён не был. Впрочем, она же явилась вызволять меня, вот про Марину эти гады решили промолчать, и струсИть отдельно, по факту моего фактического освобождения.

И тут комиссар сделал ошибку — открыто продемонстрировал торжество.

— Ваша супруга, сеньор… Ши-ма-нов-ский… — сверился он с вихрем на столе, — избила сокамерницу. Нанесла ей тяжкие повреждения. Она изолирована, и над нею висит отдельное дело, куда интереснее вашего хулиганства… — Глазки подонка «поплыли» от эйфории золотого блеска. Видно, что-то действительно серьёзное. Марина-Марина! Да что ж у тебя сегодня за тяга к приключениям-то?!

— Сильно избила? — стараясь держаться ровно, ухмыльнулся я.

— Выбила глаз. Выдавила. Рукой. — Комиссара перекосило — видимо, мяса-крови там было много, и подобных ужастиков он не видел давно. — Это ОЧ-ЧЕНЬ серьёзное обвинение, сеньоры! — совершенно искренне сверкнул он глазами, глядя на Катарину. Намекая, что отдельная такса настолько большая, что мы должны не дёргаться, а бежать в банк, если он ещё не закрылся.

Угу-угу. Не на ту напал. Не знает уважаемый мою Катюшу. Та вздохнула, равнодушно зевнула, и, игнорируя какие бы то ни было требования, осмотрела ногти на правой руке.

— Сеньор, мы так не договаривались.

— Сожалею, но это на самом деле так. Она находится в отдельной камере, и ей грозит дело об изуве…

— Сеньор, это ваши сложности! — отрезала моя валькирия. — Или вы сейчас приводите девчонку и мы все вместе уходим, или…

— Или…? — нахмурился комиссар, понявший, что сел в лужу, что-то не так, но панически не понимающий, что именно.

— Или я встаю и ухожу, одна, — закончила она. — И последствия этого шага разгребайте сами.

Катарина вдруг встала… И сделала невозможное. Ничего не стесняясь, картинно забрала у опешившего сотрудника правопорядка со стола лежащие там золотые пластины. Конечно, это были те самые, которыми она меня откупила… Но сам сюжетный поворот вверг меня в ступор, хотя я эту милашку вроде как знаю, как облупленную. Фиг я чего-то понимаю в извращённой логике корпусных стерв!

Комиссар не знал логики корпусных стерв даже на моём уровне. И единственной его реакцией на раздражитель стало удивлённое мычание с отвиснутой челюстью.

— Итак, вы ведёте девчонку? — выжидающе сверкнула глазами Катарина.

Пауза. Очень длинная и очень задумчивая. Наконец, комиссар принял решение, посчитав, что его всё же «берут на пушку».

— Нет, сеньора. — Он попытался изобразить торжество, но ничего не вышло.

— Что ж, тогда всего хорошего. Искренне желаю вам успехов в дальнейшей карьере, сеньор комиссар. Они вам понадобятся. — Она встала, аккуратно поправила юбку, подошла к створке… Открыла её… И вышла. Через секунду створка встала на место.

— Это что было? — перевёл комиссар взгляд на меня.

— Не знаю, сеньор, — покачал я головой. — Но очень рекомендую вазелин. Простое и недорогое средство. Есть в любой аптеке. Помогает от…

— Заткнись! — заревел он, покраснев, как двести тридцать восьмой плутоний, шандарахая кулаками по столу.

Я пожал плечами.

— Тогда вызовете сопровождение меня в камеру. — Теперь встал и я.

Нас освободили через час. Причём охранники, ведшие меня в секцию хранения личных вещей, были явно напуганы.

— И что, сразу нельзя было использовать силовой вариант? — усмехнулся я, садясь в «Эспаньолу». — Столько золота сэкономили!

Катарина на водительском сидении скупо пожала плечами.

— Зато тебя «засветили». И, скорее всего, навсегда.

Теперь пожал плечами я.

— Как будто я не был засвечен.

— Был. Но уровнем выше. А теперь о тебе знает и гвардия. И вообще всякое отребье.

— Ну, чуть раньше — чуть позже это произошло бы, — хмыкнул я. — Так что…

Мне было всё равно. «Засвет» ничего не менял. Хотя теперь отмазываться от навязываемой охраны будет куда сложнее. Как и было всё равно, что стало с комиссаром, получившим вместо палёной орлятины кучу головной боли.

— Ну, а ты что натворила, горе моё? — откинул я со лба съёжившейся на самой задней сидушке Марины выбившийся локон. Локон был не выбившимся… Скажем так, вся причёска у неё была… Выбившаяся. Хотя волосы она последние полчаса отчаянно и пыталась привести в порядок. Кроме этого у неё была размазана вся косметика, но последнее меня смущало мало.

— Хуа-ан, они мне платье порвали! — Марина разрыдалась резко, с места в карьер, наклонившись и уткнувшись мне в плечо.

— …Две шалавы это были. Прицепились, пытались «поставить на место». Посчитали, какая-то лохушка. Лохушка в хорошем платье! — заметила она, указывая на рваньё в котором сидела. Всё, что осталось от её сегодняшнего наряда.

— И что хотели? Чтоб ты им деньги все свои перевела? Браслеты-то нам оставили…

— Деньги — само собой. И платье хотели. И чтобы я… Кое что сделала им, сексуального характера. — Мордашка благоверной напряглась. — А я такое не делаю, я не из ЭТИХ. — Её перекосило. В данном случае важен был факт, что её покоробило больше всего. Ни платья, ни денег она отдавать не собиралась, но это понятные требования. А тут — беспредел. — И розы жа-алко! — Она смахнула очередную слезинку, но, подумав, но рыдать больше не стала. — Красивые розы. Бы-ыли!.. Бо-ордовые!..

— Я тебе другие куплю. — Я погладил её головку.

— Вот именно, это будут другие! А те!..

И не поспоришь. Но убегая от озера, о розах мы думали в последнюю очередь. Повезло сегодня кому-то…

— Так что ты с ними сделала? С шалавами? — вернул я русло.

Довольная улыбка.

— Глаз выбила. Одной из них. Не фингал поставила, а выдавила, выбила. Вырвала.

— Повредила глазное яблоко, — прокомментировала медленно вращающая «баранку» штурвала, но внимательно нас слушающая Катарина. Видно, успела ознакомиться с обстоятельствами дела. — Необратимые повреждения и всё такое. Восстановить зрение невозможно.

Тошнота к горлу подступила и у меня.

— А ты так можешь? Ударить, и… И рука поднялась?..

— Хуан, я из Северного Боливареса! — грозно вскинула носик Марина. — И не смотри, что я там больше не живу. Навыки и понимание жизни останутся со мной навсегда. Я знаю, как можно и нужно ставить всякую мразь на место.

Я видел, заговаривается. Драться — она бы дралась с ними, в любом случае. Но после знакомства со мной… Изменилась. Стала жёстче. Это я её такой сделал, и должен нести за это ответственность. Для начала организовать курс воспитательных работ по этому поводу. Но отложим сей вопрос не на сегодняшний день — сегодня и так достаточно.

Но в любом случае, получается, девочки были не правы по ИХ, околобандитским/трущобным понятиям. И Марина предварительно попыталась дать им это понять. Но те понимать не захотели. Оттого и получили по максимуму — а в максимуме Марина разошлась — так разошлась.

— Я медик, — продолжила благоверная, помолчав, отвечая на первую часть вопроса. — Врач. Военно-полевой хирург. И мы уже проходим операции — режем, шьём, ассистируем. У нас идёт усиленная подготовка к войне, из нас стараются выжать максимум. Я не боюсь вида крови или вскрытых органов; мы всё это проходим в «полевой» обстановке.

— И трупы режете?

— В том числе. На трупах как раз и тренируемся — не на живых же. Или ты думаешь, их сразу сжигают?

М-да, такое про родную власть я не знал.

— Да не думай плохого, — махнула она. — Это либо бомжи разные, либо гастарбайтеры. Граждан Венеры обычно к нам не доставляют. Только те, у кого родных нет, кого забирать некому, или кому личность установить не удалось.

— И такие бывают?

— Угу. Вот я… Натренировалась — сформулировала она. — А тут надо просто правильно попасть, правильно надавить — ничего сложного.

— Ваших преподавателей нужно срочно в инструкторы корпуса! — вырвалось у меня. — Такого у нас я ещё не видел.

— Увидишь, — заметила Катарина. — У тебя ещё всё впереди. У нас не хуже учат. Но в основном только как калечить. С тем, как калеченное лечить — только самые азы.

Теперь передёрнуло Марину. Один-один.

— Ладно, куда вас теперь, братцы-кролики? — снова усмехнулась наша спасительница. — Или вы думаете, я нанялась вас до бесконечности катать? Перебьётесь!

— Давай в магазин одежды… Хорошей, — поправился я, глядя на остатки платья спутницы. — И поближе к её дому — чтоб потом недалеко было ехать.

— Принято, — невозмутимо сказала Катарина, но даже не прибавила скорость.

— Ладно, дальше что было? — решил я вернуться на скользкую тему. — Вот ты ударила… Выдавила… — Ух, опять коробит! При одной мысли!

— Дальше? — Наивно-покровительственный взгляд прирождённого хирурга. — Дальше эта дура завизжала, а её подружка грохнулась в обморок. Вбежала охрана, меня «выключили» током. Очнулась в одиночке. Помыла руки, тщательно вымылась, и… Всё! Платье жалко. — Новый вздох.

— На допрос тебя не водили?

Она нахмурилась.

— Не успели, наверное. Там же освидетельствование жертвы, всё такое. Время надо.

— И что теперь будет? Это же… Я её искалечила, как такое спустить на тормозах?! — В глазах благоверной не было ни единого намёка на сожаление. Неужели это я так влияю? Или не только я?

— Та дура наверняка «поскользнулась и упала», — усмехнулась из кабины пилота Катарина, поясняя. Для неё секретов в подобных проделках не существовало. — И сама себя поранила. Наширнулась на что-то. Делов-то. А вот с частной охраной им теперь самим разруливать — ведь с ними связались, уточнили, какой откат, чтоб струсить с меня. И те согласились… — Последняя реплика предназначалась мне. — Эх, Хуан! Возмутитель ты наш спокойствия! Всё в игры играешь. Не думала, что скажу эту сакраментальную фразу, но когда же уже за ум возьмёшься? Пацан-пацаном! Один выпендрёж на уме!

— Катюш, я и есть пацан. И это ваши сложности, что некоторые про сей факт постоянно забывают.

Помолчали.

— А вообще, сегодня это были не мои приключения. — Я перевёл взгляд на опешившую благоверную. — Сегодня «шкодил» не я. И почему она это сделала — узнаем, как только её переоденем.

Марина закашлялась, затем опустила голову и сникла, и до самого магазина почти ничего не произнесла.

— Ну, начинай, — завязал я беседу, когда мы вышли из магазина одежды. Катюша не стала нас ждать, сразу, как высадила, помахала ручкой и уехала — до дома Санчес тут было два квартала. Мы не насиловали оставшуюся у меня золотую наличность и одели Марину по минимуму — уличные повседневные брючки, носкую блузку… Да общими усилиями с продавщицами расчесали её перед зеркалом и окончательно смыли косметику — пусть без неё походит, она мне такой нравится.

— Что начинать? — Марина сделала вид, что не поняла, о чём я.

— Зачем ты пыталась казаться той, кем не являешься? Глупой крышелёткой, жадной до безрассудных приключений на свою задницу. При том, что очень даже являешься, но тем, на кого пыталась походить, до тебя далеко. Меня вполне устраивала честно-спокойная рассудительная умная Марина, всё понимающая и много просчитывающая, которую если и заносит, то только уж очень сильными эмоциональными порывами. Зачем пыталась казаться… Агрессивной? Импульсивной? — не мог подобрать определение я. Слово вертелось, но срывалось.

Марина опустила голову, какое-то время шла молча. Несмотря на мой скромный словарный запас, она меня поняла.

— Карусели. Ты пыталась доказать… что сильная, — продолжил я. — Сильнее, чем я думаю. Не хуже некоторых. И в платный парк помчались, чтоб выглядеть не хуже некоторых. По той же причине ты накинулась на тех двух охранников. Отвлекла их на мгновение, облегчила мне работу, хоть и получила слегка.

— Ерунда, заживёт, — махнула она рукой. Действительно, перепало ей совсем немного для дочери Северного Боливареса, привыкшей к схваткам за право жить.

— Ну и? Мне продолжать? — нахмурил я брови. Безрезультатно, её не проняло. — А что было в камере?

— А вот в камере было совсем другое! — возразила она, и глазки её испуганно (или зло) засверкали. — Камера — это чисто наши разборки! — Под «нашими», видимо, имелись в виду взаимоотношения преступных или близких к ним элементов друг с другом. — Это — случайность.

Я отрицательно покачал головой.

— Ещё вчера, до знакомства со мной, ты бы не покалечила ту сучку. Несмотря на то, что могла бы это сделать. Но сегодня сделала. Потому, что ОНИ жестокие. Правильно?

Марина испустила тяжёлый-тяжёлый, но вместе с тем облегчённый вздох.

— Хуан, как ты предлагаешь мне быть? Как себя вести?

— В смысле?

— В смысле, тебе нравятся ОНИ. И не только ангелы — такие женщины вообще. Такой психотип. Сильные. Жестокие. Уверенные в себе. Смелые. Способные за себя постоять. А я…

Теперь вздох вырвался у меня. Как всё запущено!

— Марин, ты говоришь сейчас об ангелах. Да, они мне нравятся, как психотип… — Я замялся. Ибо никогда не утруждал себя вопросом, а каков же он, этот таинственный психотип, который мне нравится. — Ангелы мне подруги, понимаешь? Сёстры. Члены семьи и стаи. Но не объекты сердечных дел! Пойми разницу.

Она не понимала.

— Я с ними сплю. Мне прикольно. Тащусь от них! — использовал я сленговое слово. — Но не влюбляюсь. Это физиологический и одновременно психологический ритуал, но он не имеет ничего общего с настоящей любовью. — Из груди вырвался очередной вздох, но уже совсем другого плана. — Кроме одной единственной девушки-ангела, кто нравится по-настоящему. Одной на три сотни. Но она и ангел-то!..

— Паула, — понимающе склонила голову благоверная.

— Да. — Я повторил это движение.

— Ты её любишь? — загорелись огнём давнего интереса её глаза.

— Давай оставим этот вопрос на потом? — мучительно скривился я.

— Давай. Но «потом» настанет сегодня вечером, Хуан, — отрезала она вроде мягким голосом… Но именно «отрезала». И глазками сверкнула. — Это не обсуждается: я больше не намерена жить, не зная, что будет дальше и что мне ждать. Я хочу хотя бы понимать, что у тебя в душе. Чтоб ориентироваться, когда…

— Когда я тебя брошу, — закончил я за неё.

Кивок в ответ. Ну, не такой сегодня и сложный ребус.

— Я бы использовала слово «оставлю», — поправила она. — Даже если ты не захочешь, ты будешь вынужден это сделать. ОНИ тебя заставят.

— ОНИ? — усмехнулся я.

— Да. Одна из них. Ты ведь с Изабеллой до меня был на том озерце?

Я кивнул.

— Как догадалась?

— Они обе со мной встречались. Жаждали посмотреть, что я за птица. — Марина пренебрежительно скривилась — было видно, ни одна из сестрёнок Веласкес не вызвала в ней уважения и пиетета. — И Фрейя по виду не из тех, кто способен на глупые безумства. Она прагматична и рациональна, и хотя безумия не лишена, играет только по-крупному. То есть нечасто. И тщательно спланировав то, что спланировать можно. В отличие от этой мелкой дряни.

— Мелкая дрянь — твоя ровесница, — заметил я, намекая на слово «мелкая». Но оказался неправ. Сеньорита Санчес выдавила презрительную усмешку.

— Она слишком дрянь, чтобы не быть дрянью, и слишком мелкая в плане охвата и идеи поступков, чтобы не быть мелкой.

Пауза.

— Они обе безумные, Хуан. Хотя каждая по-своему. Фрейя не разменивается на мелочи, но если уж что решит… То решит. Как, например, её решение купить нам квартиру. НАМ!!! Это за гранью моего понимания. Мелкая же — само непостоянство. Огонь. Пламя. Она неумная, но агрессивная, импульсивная. Мужчины обожают таких.

— И таких обожаешь ты, Хуан, — закончила она. — Безумных. Активных. Сумасбродных. И ничего не боящихся. Твоя Паула ведь тоже из таких, неправда ли? Та вообще в ангелы пошла при своём статусе — сумасбродка из сумасбродок!

— Потому ты и была сегодня максимально… Безбашенна, — подобрал я оптимальнейший из эпитетов, передающий суть. — Чтобы тоже понравиться мне.

Она виновато опустила голову, но вину чувствовала лишь перед собой, за то, что неправильно что-то поняла. Что её раскусили.

Я остановился, провёл рукой по её волосам, до самых кончиков, откинув затем их за плечи.

— Марин, ты мне нужна такой, какая ты есть. Такой, на которой я женился. На другой бы я не женился, каков бы дамоклов меч над тобой ни висел. Понимаешь? Вот и будь такой, не меняйся!

— Но… — Она хотела что-то сказать, но я не дал.

— Хорошо, мы познакомились на танцполе, и вот тебе аналогии для сравнения.

Бэль — это народная карнавальная самба. Пожар из страстей и эмоций. Эдакий клубок нервов, не знающий, что сотворит в следующую минуту. Паула — фламенко. Постоянное движение, постоянное действие, бешенная кипучая энергия. Фрейя — танго. Аристократичное, но обжигающее, полное эмоций и страстей. Ты же…

Задумался.

— Ты — фокстрот. — Я выставил руки, как бы приглашая её. Она легонько присела, соглашаясь, опустила свои ладони на мои. Я взял её за талию, слегка выгнул и медленно повёл, спокойно считая про себя. Туда. Сюда. Поворот. Влево. Поворот. Мягкий, невесомый. Теперь вправо. Снова разворот. А теперь резкий, быстрый. И снова вперёд. И так далее. Дистанция разгона — пара шагов, но всем было понятно, что мы именно танцуем, посреди тротуара, в людной жилой части города. Но главное, понятно нам.

Марина танцевала на уровне любителя, но движения поймала быстро, и почти не сбивалась. Учиться ей и учиться, но сейчас мне нужно было совсем другое.

— В фокстроте есть своя прелесть, не находишь?

Находила. Млела. Глазки её сияли. Ей действительно нравилось. И сам танец, и то, где и как мы танцуем.

Шаг влево. Шаг вправо… А спинка ровная, тренированная! Может свести её с Гортензией? Вдруг поладят?

— В нём нет энергии, но он всё равно завораживает. Почувствуй его! — продолжал совращать я. — Для этого не нужна музыка, почувствуй его самим телом! Вот. Вот так. А теперь так. — Я её отпустил покрутил, медленно и величественно. Ну, вроде не совсем фокстрот, но какая разница? — А теперь снова на меня. И вот так. И так.

— …И — поклон. — Я выпустил её талию, склонил голову. Она присела в реверансе. После чего поцеловать ей кончики пальцев, как завершающий штрих.

Вокруг к тому моменту собралась толпа человек из десяти людей, нам захлопали. И хлопали искренне — люди даже не заметили, что музыки нет. Значит, мы справились.

— Видишь, им понравилось! — констатировал я. — А тебе? Неужели нет?

— Ну, почему же… — Марина ударилась в краску. — Понравилось, ещё как… Но…

— У холодности фокстрота своя прелесть, моя дорогая. — Я чувствовал себя аристократом, и это непередаваемое ощущение. — Её не заменить огнём фламенко и пожаром самбы. И даже танго, несмотря на аристократичность, это совершенно другой танец.

— Ты нужна мне именно такой, какая есть. — Я снова развернул её к себе и обнял. Притянул. — Будь собой, Марин.

Наши губы встретились. И вместе с поцелуем от неё мне передалась такая эйфория, такое облегчение… Что пришлось срочно взять себя в руки, чтобы не запрыгать, как юнцу, впервые дотронувшемуся до девушки.

— Я люблю тебя, Хуан!.. — словно в неге, сбив дыхание, прошептала она.

«И я…» — хотелось сказать в ответ

Хапнул воздуха… Нет, удержался. Справился.

— Марин, ты небезразлична мне, — прошептал я вместо этого. Нет, люблю. Но моя любовь немного отличается от того понятия, которое в него вкладывает она. И именно этот вопрос я собирался сегодня с нею обсудить.

— Пошли к тебе? Есть разговор. — Нега постепенно сошла, как и волшебство момента. Но оно и к лучшему. Хочется иметь сегодня холодную голову. Это слишком важно. — Долгий-долгий, на всю ночь.

— Уверен? — Она таковой точно не была. Теперь, судя по бегающим глазкам, она была согласна и на подвешенное состояние. В любом качестве. Лишь бы я был рядом с нею.

— Да. Я попросил Мишель, чтобы сегодня они заглушили у вас все «лишние» «жучки». Нам действительно о многом надо поговорить.

— Хорошо. Только давай зайдём в магазин — надо купить кое-что из продуктов. Беатрис с Эдуардо и остальными на ночь в рейд пошли, или как это у них называется. Война там всепланетная — несколько десятков тысяч участвующих… И у нас ничего из еды нет. — Она развела руками и вывернулась из объятий.

Я улыбнулся.

— Конечно. Вон, на той стороне, вроде красивый магазинчик…

«Извини, Марина! Но если я выберу кого-то из них, они съедят меня за связь с тобой!»

Хорошая фраза? Да-да, я тоже так думаю.

Но проблема в том, что, действительно, съедят. И я не смогу её защитить, как ни пыжусь себя в обратном убедить.

С Фрейей всё просто. Она сама на Марину надавит и сама процесс проконтролирует. Бэль… Этой чертовке я не смогу врать. Хоть убейте, не знаю откуда, но уверен в этом. А сказать правду, что за её спиной имею отношения какой бы то ни было стадии с её прямой соперницей и бывшей женой… Это всё, чемодан, дверь, район космонавтов, прощай Проект и удар сеньорин инвесторов в спину, в качестве зачистки. А Сильвия… Если нарушить договор с нею… То есть если заключить насчёт Марины соглашение, а после послать его в облако Оорта… Она даже слова не скажет. И будет мило улыбаться в глаза. Но с Мариной произойдёт несчастный случай. И я ничего потом не докажу, да и смысла доказывать что-либо не будет.

Я связан, по рукам и ногам. Да, Марину можно использовать, чтобы дразнить их. Любую из них, даже Сильвию. Но только до определённого предела, эдакого критическогомомента, точки невозврата, когда дальше только развод и отсылка её в действующую армию, как можно дальше от своей персоны. Что бы я ни придумал, всё будет работать только до этой самой точки. И у меня нет возможностей как-то что-то изменить. Альтернатива одна, плюнув на всех, выбрать саму Марину. Но проживу я после этого также недолго.

Как ей это сказать? Как объяснить своё бессилие теперь, когда ради её сестры я ухайдокал кучу народа, заимев славу очень-очень крутого, почти всемогущего перца? Она верит в меня, верит в мою силу… А лучше бы и дальше сомневалась, как первый месяц после знакомства.

Фокстрот… Да, она мой фокстрот, и этого не отнять. Но честнее будет не играться с нею до точки невозврата, оставляя вариться в соке из надежды, а закончить отношения сейчас, если она на это, конечно, согласится. Либо, а я чувствую, что не согласится, обрисовать ситуацию и предложить искать выход вместе. Может быть что-то и придумаем? Жизнь длинная штука, чего только в ней не бывает…

Такие мысли переполняли мою голову, пока мы катались по магазину с тележкой, нагружая её продуктами. Тарились, будто на неделю. Хотя, почему будто? У неё сегодня в распоряжении бесплатная тягловая сила в моём лице, почему бы не использовать её на полную катушку? Не всё ж таскать на своих хрупких девичьих плечиках.

Марина что-то щебетала, рассказывала о людях, которых я не знаю, что-то демонстрировала руками… Но мы оба понимали, это наигранное. Нервное. Фокстрот осложнял нашу жизнь, а не облегчал, ибо без него расстаться было бы куда проще. «Она будет цепляться за любую возможность остаться в твоей жизни, — подлил масло в огонь внутренний голос. — Будет ждать, сколько понадобится. Хранить верность. Даже не зная точно, что это поможет. Господи, да она будет делать это, даже зная, что не поможет!..»

А я? Буду я цепляться за неё, или всё-таки приму решение и рубану с плеча?

А если рубану, не вернусь ли потом в эту же точку, в этот магазин у её дома, плевав на все опасности и угрозы, но потеряв самое ценное, что у нас есть — время?

Я не знал. Ни что делать, ни какие это будет иметь последствия. Бессилие незнания… Ненавижу!

— О, какие люди! — раздалось сбоку, из-за стеллажа с крупами, мимо которых мы шли. — Марина!

— Тори! — Перед нами появилась статная полногрудая брюнетка-латинос лет двадцати семи-восьми, с тележкой, на которой сидел мальчик лет четырёх, играя какой-то простенькой акционной игрушкой.

Девчонки обнялись.

— Хуан, это Виктория, моя соседка, — представила Марина мне девушку. — А это — её сын.

Виктория мгновенно состроила мне глазки, видно, мать-одиночка, но Марина тут же ей кайф обломала:

— А это Хуан, мой супруг.

— Су-пру-у-у-г?… — потянула брюнетка наморщив носик и… Затаилась. То есть внешне опала, но внутренне лишь перешла в режим ожидания. И если я прямо сейчас, когда благоверная отвернётся, дам ей какой-либо знак… Ночевать будет не обязательно в квартире Марины. Впрочем, сама Санчес этого не заметила, сильно нервничала по другому поводу — и слава богу.

— Ты же вроде была одна. И ты, и сестра. И сразу супруг…? — забросила первую удочку брюнетка.

— Он… Работает, — произнесла Марина, мучительно напрягая фантазию. — Не может быть постоянно в одном месте. Работа такая.

— Три месяца — вы же столько уже у нас живёте? И что, все три месяца в разъездах? — Взгляд на меня.

— Ну, прикинь! — оскалился я в тридцать два зуба. Чтобы выбить из под этой Тори иронию. Та сразу сникла — судя по строенным глазкам, ждала другого.

— И где же ты так работаешь? Кем? Наверное, что-то с космосом связано? Какой-нибудь военный космодром на лапуте?

— С чего ты взяла? — напрягся я. Не люблю точные характеристики: детали, по которым они сделаны, они могут сказать слишком многое сведущему человеку. Тори пояснила:

— Загар. Ультрафиолет. Там много ультрафиолета на этих лапутах.

Ультрафиолет на базе используется для чистки помещений от всякой живности. И ультрафиолет тоже. Так же его используют в качестве естественного источника витамина «D». У нас для личного состава полный цикл по витаминам, всё по науке, вот и гоняют периодически загорать. Последние три месяца, пока меня никуда не выпускали, а интенсивность занятий упала, я предпочитал «фиолетиться» в нашем бассейновом комплексе. Это где одновременно и сауна, и зона релаксации, и парная, и всё на свете — ну, не люблю по соляриям валяться. А под тем же УФ, но под водой, на пятидесятиметровке… На время… С последующей сауной… Класс! Особенно с кем-нибудь на спор, кто быстрее.

— Почти угадала. — Я сделал большие заговорщицкие глаза. — Я — убийца. Нет-нет, не думай, — замахал руками. — На службе государства, ничего противозаконного. Но тут уж куда и насколько Родина пошлёт…

Виктория засмеялась, но жиденько. Она понимала, что я шучу, но мои чересчур серьёзные глаза от заливистого смеха останавливали.

— Вы же, сеньорита, кем будете? И сколько лет вашему кавалеру?.. — указал я на мальчика

— Четыре с половиной. А почему…

Дальше мы покатили по магазину вместе. Марина, почуяв соперницу, да ещё весьма и весьма наглую, скукожилась, чуть отошла в сторону и тоже затаилась, следя за развитием событий. Что-то отвечала, что-то Виктории в разговоре поддакивала, но вяло. Я не провоцировал на ревность и вёл себя достойно — она ж не Фрейя, чего её просто так злить? Но это и не было нужно — она и без меня справлялась с собственным накручиванием. Ну что ж, пусть будет так. После фокстрота нам нужна пауза, и даже хорошо, что мы встретили её такую сексапильную соседку.

Так потихоньку мы затарились всем, что хотели, и поехали к кассам. Разговор сам собой «потеплел», Марина, убедившись, что я не мачо, не пропускающий ни одной юбки, а просто уж очень вежливый кабальеро, немного оттаяла. Да ещё мальчик Тори начал что-то канючить, ныть, отвлекая часть маминого внимания. В общем, решили закругляться.

…Не люблю déjà vu. Очень и очень сильно. Отдаёт дешёвым кино. Или дешёвым сериалом, в котором сценаристы исписались и гоняют события по одному и тому же кругу, лишь меняя декорации. Но жизнь — такой сценарист, что как к нему ни относись, а жить надо. Причём именно так, как она напишет, без разницы, талантливо это, или не очень.

В начале дня было déjà vu с днём прогулки с Бэль. Потом — очередной залёт в гвардию, тут вариантов для сравнения масса. Теперь же мне вспомнилась Гюльзар, алмазный священный круг у неё на груди и метательный нож в глазу бугая, мысленно прозванного мной тогда «вторым», хотя технически ничего общего с той сегодняшняя ситуация не имела.

Их было пятеро. Молодые ребята, взвинченные, но не злые — эдакие гиперактивные переподростки. На вид не под наркотой, просто занимаются ремеслом, от которого адреналин сам прёт, без помощи химии. Только один из них, самый старший, лет тридцати, был более спокоен — сознание его тут же окрестило — «Бывалый». Остальные, видно, его воспитанники, которых он наставляет в своём сложном преступном ремесле.

Почему преступном? Потому, что как-то не сильно парни пытались скрыть своё оружие. У одного под курткой, у другого на поясе виднелись слишком многозначительные для опытного глаза бугорки. Остальные наверняка тоже вооружены, просто более осторожные. Вообще-то это спокойный район, относительно безопасный. Но не элитный, охраняемый тысячами бойцами частной охраны, и теоретически в простой магазин на территории мог зайти кто угодно. Парни ведь не грабить пришли — этот момент я почувствовал бы куда лучше. Парни спешили, просто спешили. При их потенциальном ремесле это вполне укладывается в любые гипотезы. Просто были слишком нервными, и со слишком сильным самомнением, чтобы пытаться решить свои проблемы, проявляя уважение к другим людям. Такие встречаются где угодно, на каждом шагу, и в любой иной раз я сам бы не обратил на них внимания…

Но сегодня был слишком необычный день, чтобы Мироздание под его завершение не выпендрилось.

— Расступись, народ! Мы опаздываем! Расступись! — Парни накидали две тележки продуктами и быстро мчались к кассам. Кричал не самый молодой из них, но по виду самый… себялюбивый. Вот так бывает, смотришь на человека, и видишь, как он сильно себя любит, хотя вы ещё словом не перекинулись. Лет ему было чуть за двадцать пять, но после «Бывалого» я его оценил, как самого серьёзного противника. Этот однозначно убивал — глаза выдавали в нём волка; он был слишком опытен в деле лишения жизни для своего возраста, отсюда и диссонанс с пренебрежением к другим людям. Впрочем, они убивали все, кроме, возможно, самого молодого, что держался в стороне, которого я мысленно прозвал «Пятый». Но этот был именно нагл, и напорист. «Наглый» — само по себе прилипло прозвище.

Все, кто был за нами в очереди, действительно, подались в стороны. Народу там было немного, человек пять, и никто не торопился настолько, чтобы спорить с подобным контингентом. И я бы пропустил — тоже никуда не спешил, ничего эдакого. Но мы уже въехали в закуток между кассами, и расступиться не могли технически. А сдавать назад… Это было бы подчинением, демонстрацией слабости. Не при двух прекрасных сеньоритах. И кстати, подошла наша очередь выкладываться на транспортёр, так что тем более парни в пролёте.

— Эй, пропусти! — «Наглый» встал в метре от меня, грозно сверкая глазами. Я-прежний бы обкакался от страха, ибо повторюсь, это были глаза убийцы. Марина юркнула за цепочку, на линию соседней, неработающей кассы, и смотрела на всё распахнутыми, как пять империалов, глазами. Не могла поверить, что это происходит в её новом благополучном районе? Как я ей сочувствовал. Виктория же сообразила быстрее, и ещё при подходе тележного поезда схватила сына и отошла назад, оставив свою тележку мне.

Я не сдвинулся. Показывать слабость не хотелось больше, чем драться. Хотя понимал, что пахнет очень сильно жареным. Тело моё внешне оставалось расслабленным, но приготовилось к экстремальному режиму, срыву в крутое пике. Мозг же лишь повторял про себя: «Только этого не хватало! Только не сейчас! Что за глупая ирония!..»

— Эй, я к тебе обращаюсь! Проваливай! Мы спешим! — повторился «Наглый».

— А волшебное слово? — усмехнулся я. Спокойно, будто за мной рота спецназа с винтовками наизготовку.

— Какое слово? — Тип нахмурился. — Чел, ты хочешь проблемы?

Парни определённо не с этого района. А с подобного тому, с которого свалила Санчес. Вести себя в обществе не умеют ну совершенно!

— Такое волшебное слово: «Сеньор, извините, но мы спешим. Не могли бы вы пропустить нас, ПОЖАЛУЙСТА!» Так говорить тебя не учили?

В мозгу «Наглого» что-то переклинило. Неплохим он был человеком. Просто очень глупым. И не в том районе вырос. Если бы он был один… Мы бы разминулись. Он бы признал, что неправ. Но стереотип бараньего стада, когда отыграть не позволят те, кто на тебя смотрит сзади… И «Бывалый» не вмешался, падла! Хотя мог. Стоял и смотрел, чем кончится дело. Видимо, в группе свои иерархические тёрки, и ему надо поставить юнца на место, объяснив, что наглости тоже должен быть предел, причём лучше это сделать чужими руками. В общим, выхода из ситуации просто не было.

— Слушай, последний раз тебя прошу. По-испански. Отойди с дороги, — всё-таки что-то чувствуя, попытался решить проблему тип, не потеряв лицо. Эх, парниша-парниша! Знал бы ты, как ультрафиолетово мне твоё иерархическое положение! Плевал я в него прямо с лапуты!..

— А что будет после последнего раза? — нагло усмехнулся я, демонстрируя полное отсутствие страха. Для уличной гопоты это разрыв шаблона, выбивает из колеи. Но к сожалению, парни выросли из штанов простой гопоты, и серьёзно остановить их это не могло.

— А то тебя попросит отойти мой дружок. — «Наглый» решился идти ва-банк и… Вытащил из-за пояса огнестрел. Небольшой, малокалиберный, но не менее смертоносный, чем «большие» собратья. Видать, что-то совсем не так у них в банде… Пардон, организации. Нервы на пределе.

— Ребят, вам точно это надо? — оглядел я пятёрку. — Вроде респектабельные, цивильные, а ведёте себя как конченые отморозки с Флёр-дель-Параисо.

— Ты, уважаемый сеньор, лучше отошел бы в сторонку. А то мы действительно спешим, — произнёс «Бывалый», подливая масла в огонь. Угу, хрен моржовый. Точно, подставил своего. Мразь!

— Уберите оружие! Я вызываю гвардию! — пискнула продавщица за кассой в двух метрах позади меня, шизея от собственной смелости. Не каждый день, даже не каждый год в их магазине происходит подобное. Да, кстати. Круг вокруг нас стал совсем широким — все, кто стоял в нашу очередь, исчезли совсем, а люди из других очередей как раз начали теряться. Кроме Виктории, отошедшей ещё дальше и наблюдающей за развязкой с неким фатализмом в глазах, что всё будет хорошо.

— Конечно-конечно, сеньора. Сейчас, только этот юный сеньор отойдёт в сторону, — покровительственно улыбнулся «Наглый».

Я картинно вздохнул. Что ж, и так бывает.

— Парень, ты сам понял, что только что сделал? — кивок на ствол. Тишина. Недоумение у него на лице. Я пояснил. — Понимаешь, когда человек хорошо дерётся и использует в качестве аргументов кулаки, это даёт право оппоненту использовать свои в ответ, без ограничения. Когда он достаёт нож, это значит, что он согласен, что готов к тому, что в драке могут пырнуть и его. Если же достаёт огнестрел — то должен понимать и допускать, что теперь и в него может прилететь пуля. В качестве ответки.

— Слышишь, философ! Пошел вон отсюда! Нам надо пройти! — потерял терпение один из баранов. В смысле, его друг, то ли условно «Третий», то ли «Четвёртый».

— Я не с тобой разговариваю! — рыкнул я, даже не глядя в ту сторону. Пронзил «Наглого» горящим взглядом. — Я тебя спрашиваю, парнишка, ты достал пистолет, но готов при этом умереть? Ведь если нет, и ты только пугаешь, то это глупо. Смерть — суровая сеньора, игр с собой не прощает.

— А если да? — презрительно засияли глаза противника. Презрение было наигранное, мысленно он крепился, встретив человека, ведшего себя нестандартно. В его оправдание скажу, что стрелять тип всё же не собирался. Он был на нервах, на взводе, но даже так всего лишь пугал. И при отсутствии испуга с моей стороны усердно пытался найти способ выйти из ситуации с наименьшими потерями…

…Но я уже говорил про ультрафиолет, лапуту и его сложности.

— А если да — ты умрёшь.

Я был быстрее, хотя уже стоял на мушке. Рука под пиджак, в скрытую там кобуру памятного пистолета сеньора Серхио. Вытащить. Пока рука движется, отпустить предохранитель. Спуск. Бах!

В яблочко! В смысле, в лоб. Пуля маломощная, застряла в черепушке, но второй не понадобится. Тем временем вторая рука завершила своё движение, блеск «флешки». Вспышка.

— А-а-а-а-а! — заорал тип, что был следом за «Наглым», хватаясь за глаза. Я же уже развернулся, (там было градусов сорок), и выстрелил в третьего. Тот тоже был опытный, проворный — уже достал свой пистолет но не успел вскинуть. Тоже яблочко. Ай да я!

— Назад! Руки! Поднять! Медленно! — переводил я прицел с «Бывалого», на «Пятого». Эти черти протормозили, оружие достать не успели, и медленно отступали. Так, теперь тележки, толкнуть, в стороны. Шаг вперёд, ещё шаг… А теперь рывок к телу «Наглого»…

Не успел. Впрочем, я и не думал, что успею. Но думал, что они побегут. Я потеряюсь из вида за тележками, и они смогут запрыгнуть за линию касс, где будет возможность спрятаться от пуль, и откуда гораздо ближе к выходу из магазина. Но «Бывалый» не побежал…. А схватил так и стоящую невдалеке в ступоре Викторию, отцепил мальчонку и спрятался за неё. И после этого, спокойно достав оружие, сделал по мне два выстрела.

Гулкие хлопки малокалиберных пистолетов в закрытом помещении не оглушили, но ошеломили. Я не собирался устраивать бойню с заложниками. Я собирался дать им сбежать — это «клиенты» гвардии. Звуки пуль, высекающих искры об алюминий тележек и декоративный кафель пола. Истошный визг Виктории, громкий плач ребёнка и крики других посетителей, где-то на периферии. Каким-то энным чувством отметил, что закалённая жизнью на своём районе Марина давным-давно юркнула под кассовый транспортёр, и это самое умное, что можно было придумать.

Нет, так мы не договаривались. Я вновь сделал рывок и прыгнул, в прыжке повалив ослеплённого камаррадо. Кувырок. Выстрел в «Пятого», в пол. «Пятый, сука, тем временем тоже сориентировался, даром что молодой — подбежал и схватил на руки орущего ребёнка — больше никого вокруг не осталось.

— Не стрелять! Не стрелять, говорю! — заревел я, как носорог в период гона. Медленно поднялся, держа за шею «слепого». — Дёрнешься, мразь, урою! — Это я своему «клиенту». До того дошло, выть перестал. Так, подвывал, на грани восприятия — зрение вернётся к нему не скоро. — Не стрелять! У меня ваш друг.

— А у нас твоя подруга. И мальчик. И что теперь? — усмехнулся «Бывалый», и я услышал в его голосе панику. ТАКОГО похода в магазин они не планировали.

— Отпускайте заложников, и я отпущу вашего, — предложил я.

— И нашпигуешь нас свинцом?

— А вдруг вы меня?

— Логично. — «Бывалый» скривился. — Нет, что-то не хочется. Давай лучше так, считаю до трёх, и если ты не отпускаешь нашего, мы дырявим твою девчонку. Или её отпрыска. Согласен?

— Как только вы кого-то из них продырявите, лишитесь живого щита, и я вас грохаю. Не думаю, что вы на это пойдёте.

— Но нас двое. А ты один, — бодрился Бывалый, понимая, что с моей подготовкой и готовностью спокойно, без эмоций жать на спуск, так себе аргумент.

— Эй-эй! Я ещё жить хочу! Я согласен! — «слился» «Пятый». И это хорошо, хоть в нём я не разочаровался. — Давай, ты идёшь своей дорогой, мы своей!

— Ага, чтобы он нас продырявил в спину? — прокаркал «Бывалый». — А ты не трясись, сука! — несильно ударил Маринину соседку по шее рукояткой. Та, действительно, начала с испугу подвывать.

— Эй-эй! Полегче! — вспотел от напряжения я. Я искал возможность кончить их — мне даром не нужны были эти переговоры… Но даже если пристрелю одного, а я смогу, вот прямо так, невзирая на щит, второй успеет выстрелить. А вот в меня, или в заложника…

— Так стоп! Не стрелять! Не стрелять, говорю, я без оружия!

Мы невольно повернули головы. Марина, собственной персоной. Вылезла из-под кассы, руки в стороны вверх, демонстрируя пустые ладони. Медленно приближалась к линии, нас разделяющей.

— Я без оружия! Не стреляйте! Я не участвую в ваших разборках! И я знаю, что надо сделать, чтобы все остались живы.

— Я из Северного Боливареса! — заорала она, когда «Бывалый» перевёл ствол на неё. — Я уже была в такой ситуации, и знаю, что говорю! Не стреляйте!

— Не стреляй! — «приказал» «Бывалый» «Пятому». Тот в ответ кивнул. — И что? — А это Марине.

— Он убьёт вас. Убьёт в любом случае. У него такая подготовка, что вам и не снилась. Поверьте, я знаю, что говорю, я его жена.

— И кто же он такой, что у него такая подготовка? — усмехнулся этот тип.

— Не важно, — ушла благоверная от ответа, мучительно задумавшись. — Но у него «троечка» «погружения», если тебе это что-то говорит. Он прошёл «мозговёрт». — Пауза. В глазах «Бывалого» появилось осмысление — он знал, что это, не понаслышке. — Мальчики, мы просто пришли за продуктами, — продолжала она. — Нам не нужна кровь и смерть. Опустите пистолеты и бегите. Скоро здесь будет гвардия. Он не будет стрелять, если вы опустите оружие.

— Марина, уйди с линии огня, мать твою! — взревел я и сдвинулся влево, но благоверная сдвинулась тоже, намеренно держалась между нами, путая мне все планы.

— Хуан, хватит смертей! Я врач, должна лечить, а не хоронить! А вы можете убежать. — А это им. — Вы же хотите ЖИТЬ?

Не знаю, что творилось с её лицом и глазами, но говорила она настолько убедительно, что я и сам вжал голову в плечи. Её слова отдавали в черепушке каким-то эхом, и я ей ВЕРИЛ. Что всё, что она говорит, так. Мой заложник завыл, его тоже коснулась магия её убеждения, и пришлось уже мне его приласкать рукояткой по шее.

— Эй, полегче! — крикнул теперь уже «Бывалый», даже на беглый взгляд разомлевший, проникнувшийся магией голоса девочки из Северного Боливареса.

— Вы убираете оружие! — продолжала та — её больше ничего не касалось. — Не бросаете, а убираете. К себе, где оно у вас хранится. И отпускаете заложников. Хуан же отдаёт вам вашего. И вы уходите. Вместе. И никто ни в кого больше не стреляет. Всё понятно?

— Где гарантия, что он так сделает? — готов был сорваться, но из последних сил держался «Бывалый».

— Его честь. — Я аж отсюда почувствовал, как сверкнули гордостью её глаза. — Он же только что объяснил, что стреляет в того, кто сам готов получить пулю. Если вы не хотите убивать, то и он стрелять не станет. А ещё — моё слово. Слово Марины Санчес! А оно многого стоит, спросите любого в Северном Боливаресе.

— Ладно, лапанька, уговорила. — Не знаю, что чувствовал «Бывалый, но у меня от её голоса по рукам шли мурашки. — Эй, парень! — Это мне. — Как тебе то, что сказала девка?

— Я согласен, — ответил я. Поднял пистолет вверх. Не бросил, просто поднял. Тут же максимально пряча тело за своим заложником.

— Я первый! Я первый! Я убираю пистолет! Смотри, я его убрал! — завизжал «Пятый». Как он не обкакался от такого?

— Мальчишку на пол, быстро!

Через три секунды сын Виктории стоял на полу.

— А теперь беги! Пошёл вон!

— Не стреляй! Ты обещал! Я убрал пистолет!

— Не стреляю! Беги, говорю, твою налево!

«Пятый» сделал шаг, другой. Отступал спиной, руку держал около кармана с пушкой, но слишком далеко, чтобы успеть что-то сделать, если я захочу его пристрелить.

— Теперь ты?

— Надо же, и правда держишь слово. — «Бывалый был изумлён — сказать мало. Очень, очень-очень изумлён. С таким, видимо, встречался впервые.

— У нас принято его держать, — сверкала меж тем глазами, словно языческая богиня, Марина. — Отпускай Викторию!

— Конечно. Конечно-конечно! Вот, я тоже убрал пистолет… — Тип засунул ствол под куртку, правда, как и я максимально задвинувшись за корпус брюнетки. — Теперь пусть уберёт он.

— Хуан?

— Что. — В моём голосе было слишком много неохоты.

— Хуан, убирай! — скомандовала она.

— Не могу.

— Я сказала, убирай, мать твою! — взревела Марина.

Ладно, по-другому не получится. Хорошо, пусть будет так. Я тоже медленно, но аккуратно засунул пистолет под пиджак.

— Всё, убрал. Отпускай девчонку!

— Отпускаю. — Виктория была отшвырнута пендалем в сторону. «Бывалый» медленно, боком, начал двигаться по направлению к кассам, держа руки перед собой. — Теперь ты.

Я повторил пендаль в отношении своего заложника, пнув его в сторону «Бывалого».

— Ты не успеешь его вытащить. Он слеп. А гвардия на подходе.

— Я его потом вытащу. Гвардии нечего ему предъявить. А до тебя я доберусь, говнюк! Ты попал, сукин сын, и даже не знаешь, как! — лучилось злобой лицо этого выродка. — Ты убил двоих моих людей, и этого тебе не простят!

— Не слишком ли много патетики, камаррадо? — ухмыльнулся я.

«Бывалый» прыгнул. Я ждал, что он это сделает, приготовился стрелять, но он оказался проворнее. Секунда, и теперь в его руках Марина, а я вновь за тележками, и несколько новых пуль застревают в консервах, колбасе, мясе и других упаковках с едой, коей набрано достаточно много, чтобы поглотить малокалиберные кусочки свинца. Будь калибр ствола чуть поболее, тут бы мне и трындец настал. Мой прыжок, прямо на четвереньках — под ближайший кассовый транспортёр. Тележки — лишь временная защита. Теперь же пули могут лишь поцарапать пол рядом со мной.

— Ну, где ты, урод? У меня твоя девчонка, видишь? — Вскрик — он ударил Марину. Та, видно, лягнула его, так как он ударил её вновь — Выходи, что же ты спрятался? А, герой?

— Хорошо! Не стреляй!

— Хуан, не надо! — А это Марина. — Он ничего мне не сделает!

— Сделаю, малышка. Сделаю… — коварно усмехнулся тот.

— Не сделаешь, — покровительственно хмыкнул я. — Я ведь слаще. Меня убить одно удовольствие — не то, что какую-то кошёлку из гетто. — Я начал медленно подниматься.

«Бывалый» мог меня пристрелить, его ствол изначально смотрел в мою сторону. Но то ли информация о «погружении», то ли Марина слишком боевито себя вела, то ли всё вместе, но когда я смог открыть огонь, его ствол смотрел Марине в висок. Перестраховка, значит. При любом «погружении» он успеет выстрелить, это гарантия получше, чем пытаться достать меня с моим ускорением.

— А ну спокойнее! Пристрелю стерву!

Но я знал, что стрелять он не будет. В смысле, сам. Первый. Прочёл в его глазах. Он слишком для этого боялся. Но его ствол находился слишком близко к голове дорогой мне девушки.

Сознание ускорить. На максимум. САМЫЙ максимум. Теперь эмоции. Очистить голову от всего. Это не Марина. Это андроид. И я — на учениях. И надо сделать всё, как на полигоне, без сучка и задоринки. Без боязни совершить ошибку. Потому, что когда боишься — совершишь. Просто потому, что эмоционален. Я — холод! Сам холод! Передо мной Цель, в голове техника, как её поразить, и я должен это сделать, по учебнику. И ничего лишнего!..

Спуск… И ещё раз. И ещё, контрольный.

Всё, сознание отпустить. Вернуться в нормальный режим восприятия.

Яблочко. Но кривое, косое. Грязное. Вторая пуля вошла над правым глазом подонка, пробила черепушку и вышла почти тут же через бочину черепа. Я как бы стесал пулей часть черепной кости — большего, не задев Марину, сделать не мог. Третьей его, конечно, прикончил как надо, в центр лба, но вторая…Премерзкое зрелище!

Марина тут же вырвалась, упала на колени, открывая мне простор для манёвра, но поздно. Я уже закончил. Просто действовал на ускорении, а несведущему человеку, понять такое сложно. Но всё равно молодец — мысленно её похвалил. И только теперь тело «Бывалого» кулем свалилось на пол.

Живая. Живая и невредимая! Кажется, последним выстрелом зацепил ей волосы, но это ерунда. Не представляете, какое ощущение безудержного счастья навалилось на меня. Я смог! СМОГ! Выстрелить в НЕЁ! Отрешившись от эмоций. Я её спас, и…

…А остальное додумаю позже, когда успокоюсь.

Чуть дальше, метрах в двадцати, почти возле стеллажей, выла Виктория, приживая к груди совершенно спокойного мальчика — нервная система того нажала на тормоза, он был в ступоре. Пройдёт. У нас опытные психологи, выведут. А за витринным окном гудели сирены гвардии.

— Знаешь, родной, меня не устраивает, что тебя там кто-то когда-то заберёт, — произнёс я, догоняя ползущего без ориентиров и всё ещё подвывающего «слепого». — Передай им всем там привет, и скажи, что сами виноваты. — Спуск. И очередная пуля моего пистолета поцеловала его в темечко.

Хрясь! Голова моя отлетела в сторону.

— Хуан, ты вообще!.. С-соображаешь? — Жанка кричала на русском, еле сдерживая истерику. С её отменным самоконтролем. — Да ты… Ты вообще что творишь, а? — Хлобысь! — по другой щеке.

Я стоял и смотрел в землю. А что тут сказать? Сам бы себе вмазал куда сильнее. Но déjà vu, эта проклятая память моего беспомощного прошлого.

Глупо. Очень глупо. Но не мог я поступить иначе. Я всё же пацан, мальчик. Далеко мне до мужа. Надо признать это и не ерепениться.

А сейчас ещё и Катарина подъедет. А уж эта всыплет — так всыплет, от души. А что сотворит после неё Мишель… Лучше не думать. Эдак по-свойски сотворит, по родному.

— Ну, нам это, руки уже можно опускать? — произнёс старший группы реагирования гвардии. Девочки как получили приказ держать всех на мушке, так прилежно и держали, невзирая ни на какие наши эмоциональные с Жанкой разборки. Гвардейцы не сопротивлялись, и тоже были захлёстнуты видом избиваемого хрупкой девушкой меня. Мужики, что с них взять.

— Да. Вольно, отставить держать под прицелом! — обернулась к своим Жанка, немного придя в себя. Снова поворот ко мне. Вздох, но уже тише:

— Эх ты, добрый молодец! Ладно, с тобой не я разговаривать буду. Приводи себя и своих в порядок, я пошла по поводу договариваться.

Имелось в виду, по поводу того, что меня у гвардии забирают. Второй раз за сегодня, но в этот раз спокойно, на законных основаниях.

Взвод Жанки, назначенный сегодня в качестве ГНР, приехал через несколько минут после гвардии. Говорит, мчались, как угорелые, с сиреной, просто вечерняя пробка — раньше не успели. Меня под белы рученьки в тот момент уже вывели и допрашивали, но в «Аранье» ещё не заперли, и вообще сегодня гвардейцы проявляли ко мне уважение. Вид валькирий с винтовками застал стражей порядка врасплох — никто не успел даже подумать о сопротивлении. Впрочем, когда подумали, решили не сопротивляться тем более — после событий месячной давности, корпус приобрёл в городе такую славу, что хоть вешайся. Причём о расстреле в управлении почему-то никто не вспоминает, словно это был иной эпизод. А вот о том, как Бергер пристрелила капитана, а девочки Терезы расхайдокали «Араньи» из деструкторов… Это помнят все. Как и результат следственной комиссии по тому инциденту. Сегодня Жанка и компания были не по форме, в гражданском, но все надели шлемы и держали в руках типовые винтовки — спутать девчонок с кем-то иным, кроме ангелов, невозможно.

— Всем стоять!

— Никому не двигаться!

— Департамент безопасности!.. — Так прибыла кавалерия. И завертелось.

Виктории вызвали срочную психологическую помощь. Не ей, малышу. И куда-то повезли на другой машине, не нашей, приехавшей после Жанки. Марину допросили, как и меня, но мы всего лишь подтвердили данные камер, которыми гвардейцы уже владели. Претензий к нам не было, а что было — решалось в рабочем порядке, мы могли ехать. Но у меня свербело.

— Сеньоры, могу я поговорить с этим типом? — указал я на «Пятого». Того уже чуть-чуть побили, он сбивчиво давал показания, но было видно, самое страшное его ждёт впереди. Когда до него доберутся свои, в смысле, бандиты. Ну, и меня тоже побаивался — куда ж без этого.

Комиссар, которому мы испортили сегодняшний вечер, а вероятно и ночь, тяжело вздохнул и махнул рукой, мол, «куда я от вас денусь».

— Не калечить! — только и предупредил он. — Он нам ещё нужен.

— Есть не калечить! — козырнул я. И махнул двум девчонкам — помогайте. Конечно нужен — на кого-то же всех собак повесить придётся?

— Ах ты ж сука! Думал, далеко уйдёшь?

Удар. Ещё удар. И ещё. Я бил не сильно, но с такой зверской рожей, что впору было описаться от одного её вида.

— Не надо! Не трогайте меня! Я же всё сделал, отпустил ребёнка! — подвывал, из последних сил сдерживаясь, «Пятый»…

…Комиссар, приехав на место преступления, потоптавшись несколько минут у касс, отозвал меня в сторонку и провёл ликбез.

— Это люди Пабло Эскудо. Слышал про такого?

Так и хотелось озвучить русское «паскуда».

— Местный эскадрон?

— Эскадрон? — Комиссар презрительно скривился. — Ни в коем случае. Здесь нет эскадрона, — обвёл он рукой вокруг. Сим фактом он гордился. — Это же не далёкая окраина. Это были… Скажем так…

— Их ещё называют флагами. Бандеры, — подсказал я. Он кивнул. — Наркота?

— А вот здесь нет, молодой человек. — Комиссар довольно улыбнулся. — Мне известна ваша нелюбовь к наркобаронам, но сегодня мимо. Деятельность Эскудо, конечно, незаконная, но не дурь. Иначе бы мы его людей на своей территории прикрыли. В этом городе живёт пятьдесят миллионов человек — при желании в Альфе всегда можно найти, чем заниматься.

Угу, «чистые» бандеры. Оружие? Антиквариат? Иные ценности, рынок распределения которых находится «под землёй»?

Да, что-то из этого. Но мне было не важно, что именно. Мне было важно имя, и я его получил.

— Эскудо… Это имя или прозвище?

— Прозвище. Если хотите полное досье… — Он картинно нахмурился. — Думаю, ваши друзья смогут собрать на него куда больше данных в очень короткий срок, чем я могу передать вам через время вопреки инструкциям.

— Спасибо, сеньор, — уважительно кивнул я, — этого не нужно. Остальное я раскопаю сам. А эти недоноски… Это ведь именно недоноски. На серьёзных людей не тянут.

Лицо комиссара вытянулось.

— Выясним. Но мне кажется, просто жили в этом районе. И за чем-то наблюдали.

— Кого-то пасли?

— Может кого-то. А может что-то. Ход какого-то бизнеса. Таких «быков» обычно ставят местную мелкоту отпугивать, чтоб не лезла. Природа она ведь пустоты не переносит. Вдруг на серьёзное важное дело какое-то местное насекомое прилетит? Не из деструктора же по нему садить. — Усмешка. — Вот на этот случай таких горилл и держат — они более ни на что не способны. — Из его груди вырвался вздох: «Как вы мне все надоели!». — Сеньора Тьерри, ваша начальница, при желании сможет раздобыть в архиве отчёт по этому делу, сеньор. Когда что-то прояснится. Пока же это всё, что я могу сообщить.

— Спасибо, сеньор! — пожал я ему руку. — То, что вы сказали, вполне достаточно. А парнишку оставим совершенно здоровым. Правда, немного напуганным, но это же не считается? — коварно улыбнулся я.

— …Сука, говори! Есть номер Эскудо? — Бах, в челюсть. Если б девчонки его не держали, грохнулся бы.

— Не-ет!.. Кто Эскудо, а кто я!

Новый удар, под дых.

— А что есть? Есть что? Чей номер?

— Есть шефа!

— А шеф знает Эскудо?

Пауза.

— Не знаю! Но шеф знает больше меня! Намного больше!

Я усилием воли сдержал следующий удар.

— Диктуй. — И активировал свой козырёк.

— Кто это? — раздалось на том конце.

— Привет, меня зовут Хуан, — представился я. — Я друг Шамана.

Пауза.

— Не знаю такого, — совершенно честно ответили мне.

— Жить захочешь — узнаешь. Найдёшь, — усмехнулся я.

— Молодой человек, это не смешно. Откуда у вас этот номер? — На том конце не считали меня серьёзным оппонентом.

— Сеньор… Не знаю, как тебя зовут… Слушай внимательно, — перешёл я к делу. — Я — Хуан, друг Шамана из Северного Боливареса. Если что, он расскажет обо мне подробнее. Твои люди сегодня напали на меня и угрожали оружием моим женщинам и ребёнку. Я такое не прощаю. Тебя лично, как и твоего патрона, не виню, но за прегрешение младших всегда платят старшие. За то, что не научили, не проконтролировали. Сейчас восемь вечера, к полуночи сеньор Эскудо должен доставить двадцать килограмм золота в качестве компенсации за моральный ущерб к…

— Очень смешная шутка, сеньор! — Связь оборвалась

Я не гордый, набрал снова.

— Я не шучу, сеньор. Итак, к двенадцати часам вы должны будете подвезти к Восточным воротам дворца тридцать килограмм золота, в любом виде.

— Уже тридцать? — новая усмешка, гораздо более задумчивая.

— А если сбросите меня ещё раз, будет сорок.

Пауза. Я сеньора заинтересовал.

— Допустим. Это были мои люди?

— Да. Один из них находится в руках гвардии возле магазина… — Я назвал адрес. — Его напарники внутри этого магазина, но они вам уже ничего не скажут. И если вы считаете, что названные мною условия неприемлемы, и что произошедшее не ваша проблема, завтра я вас очень сильно удивлю. И вас, и вашего шефа.

— Куда-куда, говорите, подвезти золото? — Сеньор тянул резину. Он не мог поверить, что кто-то выдвигает условия ЕМУ. Причём ТАКИЕ условия. Его голос насмехался надо мной, но я знал, рассоединившись, он начнёт рыть землю копытом. И вот тогда испугается на самом деле.

— К Восточным воротам дворца, — повторился я. — И передать его лично Катарине де ла Фуэнте. Ну, или оперативной дежурной корпуса телохранителей королевы, если её не будет на месте. Если у вас появятся встречные предложения, или надо будет прояснить какие-то детали, можете звонить мне сюда. Всего хорошего, сеньор. — Я рассоединился.

— Что? Что не так?

Жанка улыбалась.

— Хуан, а я тогда на Вендетту так и не попала.

Я похлопал её по плечу.

— Вендетты не будет. Будет только моя злость, что ничего в этом городе не меняется. Что ты ни делай.

— Не всё сразу, добрый молодец. Не всё сразу. Отведите его к мальчикам, — кивнула она своим на «Пятого» и гвардейцев. — Кстати, давай вас подброшу. Теперь я тебя не отпущу.

— Да мы почти пришли. Пять метров осталось. — Я нахмурился. — Не нужно. Извини.

Я подошел к головному «Мустангу», в котором девчонки отпаивали Марину терпким кофе из термоса. — Пойдём?

Она кивнула и полезла к выходу.

— И это, корзинку твоей соседке завести надо.

— А она ещё целая? — Марина удивлённо нахмурилась.

— Угу. Обе. Что с ними сделается на месте преступления-то? Там всё оцеплено. Сейчас, пойду пригоню…

Виктория пришла через несколько часов. Мы с Мариной «гоняли чаи» на кухне, вдоволь наговорившись о произошедшем, спустив эмоции. Говорить было нужно, так как на Марину было страшно смотреть. Это я весь такой опытный, а она…

Месяц назад ей тоже пришлось несладко. Тоже огромная нервная встряска. Но там она была ведомой, ничего не решала. Здесь же действовала САМА; залезла под пули, чтобы спасти жизни знакомых и близких людей. Такого в её жизни ещё не было, это для неё самой открытие, которое надо пережить. Понимание и осознание придут со временем, когда страсти улягутся, и я делал всё возможное, чтоб улеглись поскорее.

Так мы и болтали обо всякой фигне, когда искин сообщил о её появлении.

— Привет. Вот, это я вам напекла. Печеньки… — произнесла брюнетка, когда я открыл дверь. Открывал я, на всякий случай посоветовав Марине в ближайшие пару дней не высовываться, и даже на улицу не выходить. Мало ли, кто этих сеньоров бандитов разберёт, что у них на уме. Команданте Эскудо на связь не выходил, там сейчас всё только начинается, так что…

— Сама пекла? — посторонился я, открывая дверь шире — подъезд был пуст. Когда она вошла, тут же закрыл и дверь, и створки.

— Угу. Для вас.

— Твой кабальеро спит?

Кивок.

— Как он там?

Мы прошли на кухню, где девушки обнялись.

— Вот, это вам. — Тори поставила блюдо с ещё горячими печеньями на стол. — Уже лучше. Почти ничего не понял — маленький ещё. И слава богу. С ним поработает психолог — три раза в неделю будем ездить. Сколько — не сказали, сколько потребуется. Сказали, что это бесплатно.

Я кивнул — некоторые социальные программы в нашем государстве всё-таки работают.

— Ты присаживайся, — указал я на соседнее кресло. Фрейя закупила мебель вместе с квартирой «под ключ», и в кухне Санчес было уютно и… Как-то по-сибаритски я себя здесь чувствовал. Непривычно. — Со сливками, без? С сахаром?

Марина меж тем уже наливала гостье ароматный напиток из кофемашины.

— И со сливками, и с сахаром, — кивнула гостья. Она чувствовала неуверенность, ёрзала.

— Что не так? — деловито нахмурился я.

— Всё. Никак не привыкну. Они… И ты… Кто ты? — задала она главный вопрос, ради которого пришла. Ну, пришла не только ради него, но он всё равно главный.

— Военный, — почти честно ответил я. — Подписал контракт, прохожу обучение. Где, как, кем стану — не спрашивай.

— Конечно-конечно! Не буду!.. — На лице сеньориты проступило облегчение. Думала, я какой-то криминальный шишка? Сынок кого-нибудь ОЧЕНЬ влиятельного? Учитывая «подписку» и то, как быстро меня отпустили, почему нет?

— Сама как? — Я поддерживающе улыбнулся. — Отошла?

— Уже лучше. Хотя сниться мне это будет ещё не один день.

— Переживёшь, — утвердил я, как отрезал. Чтоб она знала — да, действительно, всё пройдёт. Самонастрой великая вещь, не стоит его недооценивать.

— А вы как? — Её глазки засверкали знакомым блеском. — Уже… Сбросили напряжение?

— Успеем ещё, — ухмыльнулась Марина. Её глазки понимающе забегали в ответ. — Куда нам спешить, вся ночь впереди.

— Да, вы точно супруги, — сделала неожиданный вывод брюнетка. — Другие бы сразу друг на друга накинулись.

— А супруги значит?..

— А супруги могут отказаться друг от друга, — пояснила она. — Подождать. В этом ценность и пикантность таких отношений.

И не возразишь.

— Я это… Чего пришла… — Глаза гостьи продолжали сиять, я уже давно понял, что сейчас услышу. Точно. — Вам составить сегодня компанию?

Марина как раз поднесла чашку к губам. Поперхнулась, закашлялась. Я, как более тренированный в вопросах разврата, лишь покровительственно улыбнулся:

— А твой кабальеро не будет против?

— Мама за ним до утра присмотрит. Мы с родителями живём, — пояснила гостья.

Я внимательно оглядел её тело, бюст, ножки — она специально одела халатик покороче. Крякнул про себя от досады, но уверенно выдал вердикт:

— Давай остановимся на печеньках? Этого вполне достаточно.

— Нет, что вы… — Брюнетка сбилась. — …Вы мне жизнь спасли! Я… Меня это нисколько не напрягает. Наоборот, мне в радость. Я…

Под грозным взглядом Марины Тори стушевалась и замолчала. Но лишь чтобы привести мысли в порядок, зайдя с другой стороны:

— Я не претендую на него. Я просто… — Вновь блеск глаз. — Ребят, я умею доставлять удовольствие. Нам будет весело.

— И всё-таки, давай не будем форсировать события? — улыбнулась благоверная улыбкой эдакой показно ленивой кошки, глядящей на мышку перед финальным броском.

— Марин, я ВСЕМ вам могу доставить удовольствие, — пояснила гостья. — Я знаешь какая… Интересная собеседница? Глаза Тори скользнули по халатику Марины, а под ним было на что смотреть. — И мне не в тягость. Мне самой интересно. Ты ведь… — Она захлебнулась от обуявших вдруг эмоций. — …Я видела, как ты кинулась! Под пули, под выстрелы! Как кричала на них!.. И они опустили оружие. Это было… Непередаваемо!

— Я не из ЭТИХ, — покачала головой Марина, но голос её потеплел. — Уж извини. Надеюсь, это не скажется на наших отношениях?

— Конечно, нет! — Тори была сама любезность.

— Тогда лучше иди к своему кавалеру, — поставил я точку в дискуссии, пока эта милашка не наломала дров, за что потом ей будет стыдно. — Завтра поговорите. И наговоритесь ещё. Мы хоть и супруги, но знаешь, как хочется баиньки?

…И мы не жадные, — добавил я. — Очень ценим твой порыв, но извини, друг друга нам не хватает больше, чем желания поэкспериментировать.

— Да, конечно. Но если передумаете… Не сейчас, в будущем… Всегда пожалуйста. — Девушка допила свой кофе, оставила чашку и пошла к выходу. Возле которого поюлила попкой, подсознательно надеясь, что я передумаю, но я не передумал. Ушла без явной демонстрации обиды, хотя, конечно же, обиделась.

— Ну у тебя и соседи! — воздел я глаза к потолку, когда вернулся. — Кстати, а действительно, пора уже… — И приглашающее протянул юридической супруге руку.

— Так значит, весь сегодняшний день…

Я кивнул.

— Угу. Пытаюсь разобраться в чувствах. Как отношусь к тебе. Чтоб понять, что делать дальше. Ты небезразлична мне, но в какой степени — тёмный лес.

— Не выбирай меня, — покачала Марина головой, глядя куда-то… Внутрь себя. Говорила она серьёзно, без тени обиды и капли эмоций. Эдакая мудрая стерва, прекрасная в своей наготе, раскинувшаяся по кровати после бурного секса, строящая план захвата мира. Мне стало смешно от её вида, но сдержался. — Я не твой вариант. Только себя погубишь.

— Так спокойно это говоришь?

— Это жизнь, Хуан. — Она подняла на меня глаза. — Если ты выберешь меня, «забив» на карьеру… То потом не простишь мне этого.

— Тебе? — Я криво ухмыльнулся. — Ты то тут при чём будешь?

— Я буду тебе постоянным напоминанием этого выбора, — серьёзно ответила она. — Ты должен расти и двигаться дальше. Я же — тормоз.

— А если ты… Если тебя я всё-таки люблю больше, чем кого-то из них?

Пожатие плеч.

— Я всегда буду рядом, кого бы как ты ни любил.

Из моей груди вырвался вздох. Тяжёлый, но вместе с тем облегчённый…

…И я рассказал ей. Всё-всё. О чём думал, что тревожило и беспокоило это время. Ради чего устроил сегодняшнее свидание. Говорил долго, час, если не больше. Рассказал и про Сильвию, и про все минувшие приключения и треволнения.

Марина была ошеломлена. Не то, что совсем поражена от удивления — нет. Но некоторые из моих умозаключений стали для неё сюрпризом.

Надолго задумавшись, она поправила подушку, села. Ещё немного помолчала, думая, с чего начать. Наконец, произнесла:

— Хуан, ты совершенно не разбираешься в женщинах.

Я так и застыл с отвисшей челюстью.

— Да-да, и не смотри на меня такими глазами, — продолжила она. — Ты разбираешься в них гораздо лучше большинства мужчин на этой планете, у тебя колоссальный и местами уникальный опыт общения с ними… Но вот разбираешься в них ты при этом, несмотря на практикум, плохо.

— Хорошее начало! — Чихвостящая меня Марина? Чихвостящая за то, что неправильно «разбираюсь в женщинах»? Это что-то интересное!

— Вот давай возьмём к примеру твою Сильвию, — продолжила она, не замечая мою иронию и моё обалдение. — С ней единственной я незнакома, но если твоя оценка верна, и она на самом деле такая умная, как говоришь… — Вздох. — Хуан, по-настоящему умная баба на её месте прекрасно понимает, что твоя ширинка не будет принадлежать одной ей. Даже если она сильно-сильно этого захочет. И лучше это дело держать в своих цепких ручках, дабы ты совсем не отбился. А что это значит?

— Что? — развёл я руками.

— Ей нужна контролируемая соперница. Которая и не соперница вовсе. Так, отверстие, в которое её любимый муженёк или кто ты там ей будешь может изредка сунуть, чтоб отдохнуть от семейных дрязг.

Помолчала.

— Я не имею политического веса. У меня нет амбиций его получить. Ценность моего участия в заговоре против неё, равно как и против Фрейи, и любой другой принцессы, равна нулю — если со мной кто и свяжется, то это будут только его проблемы. Да я сказка, а не соперница! — воодушевлённо воскликнула Марина. И радость в её глазах была искренняя. — Да, с нею мы не знакомы, но это временно. Она тоже примчится ко мне, как только у вас что-то выйдет на финишную прямую, или даже раньше. И с нею мы также подружимся.

— Также?

— Ну, с твоей Бэль дружбы не получилось, — выгнула она бровь, — но в этом нет ничего невозможного. А Фрейя вообще душка, и уже это продемонстрировала.

— Паула, — продолжил я перечислять варианты, всё более и более хмурясь. Марина чуть не засмеялась в голос.

— Паула сама предложила мне «ночные приключения», Хуан. Хороший перепих, «чтоб прочистить мозги». Дескать, мне это всё равно понадобится, а она неплохая наставница. Как думаешь, после такого она сможет вышвырнуть меня из твоей жизни? Да она и из своей не сможет!

— Когда это Паула… — Я осёкся, понимая, что чего-то не знаю. Марина махнула рукой.

— Через пару дней после нашей прошлой встречи, когда ты двинул на гулядки со своей новой подружкой-блондинос, они завалились к нам всем взводом. Знакомиться. Устроили посиделки с караоке, и…

— Ясно. — Мои губы расплылись в улыбке. — Они-то и рассказали тебе про Сильвию, да? Ты не выглядела удивлённой, когда я заговорил о ней.

Марина пожала плечами.

— Что на тот момент могли — рассказали. Но я и без них поняла, что раз ты поехал к ней… То запал серьёзно.

Пауза.

— Хуан, я не боюсь их. Никого из них. Ничего они мне не сделают. Даже Феррейра.

— Допустим. Физически, — согласился я. — Но мне придётся… — Я сбился, подыскивая возможно более мягкую формулировку. — Мне придётся исключить ночёвки с тобою, как только я сделаю выбор. Придётся перевести наши отношения в платоническую плоскость.

Она вздохнула и покачала головой. «Мальчик, какой же ты глупый».

— Я тебе только что сказала, НЕ ПОЛУЧИТСЯ у них тебя удержать, Хуан. Ни у одной из них. Даже у этой паршивки Бэль. Причём ей придётся особенно трудно. Рано или поздно им самим придётся подбирать для тебя кандидатуры любовниц, отсекая тех, кто может им угрожать. Не сейчас — пока мы молоды, горячи и наивны. Но через несколько лет это пройдёт. Я согласна на платонические отношения. Потому, что рано или поздно этот момент настанет, и…

— И тогда-то ты и появишься на сцене… — закончил я. Ну, шельма! Всё-таки сколько ни бери уроков у Катарины, как ни пытайся мыслить их категориями, а женская психология, женское мышление — загадки. Которые невозможно решить аналитически.

— Да, тогда появлюсь я, — совершенно серьёзно согласилась она. — И больше скажу, укреплю своим присутствием ваш брак. Твоя избранница мне ещё «спасибо» будет говорить. А штамп в паспорте… — Она скривилась. — Это мелочь. Могу дать развод хоть сейчас, если тебе будет это нужно.

— Пока не нужно, — закачал я головой, боясь, что ситуация сорвётся с цепи. Штамп в паспорте пока что мой козырь в грядущих торгах с принцессами. Не стоит лишать его себя на ровном месте. — Ох, Марина-Марина! — Я наклонился, обнял её ноги, положив голову на живот. — Что ты со мной делаешь!..

Сеньорита Санчес улыбнулась и принялась перебирать мне волосы.

— Учу. Уму разуму.

— Я думал об этом. О чём ты сказала. Но пришёл к выводу, что это опасно. В первую очередь для тебя.

— Это мужской взгляд на вещи. С точки зрения мужчины — да, так и есть. Но женщины устроены иначе, Хуан. Их оружие — не кулаки и пистолеты. Их оружие — острый язычок и интриги. Зачем уничтожать меня, если можно использовать? Зачем обрубать ВСЕ твои связи со мной, если можно наоборот, через часть из них показывать мне, как вы счастливы, чтоб я мучилась? Нет, ты никогда не поймёшь нас. А значит, наделаешь ошибок.

Как всё меняется! За какие-то несколько часов с ног на голову встаёт ВСЁ. Абсолютно всё, весь настрой.

— Марин, — перевернулся я на спину, глядя ей в глаза. — Хочешь должность?

— У-у-у? — мурлыкнула она, глазки её предвкушающее заблестели.

— Что ты скажешь насчёт поста моего тайного советника?

— Я не разбираюсь в политике. — Она искренне недоумевающее пожала плечами.

— А мне и не нужна политика. — Я усмехнулся, подумав о другой девушке, которая в политике как раз разбирается. Жаль, что только в ней. — Мне нужен советник, для которого женская психология — раскрытая книга. Кто может мне помочь в навигации, разобраться в себе и принять важное решение. Решение вообще, скользкие вопросы будут появляться с завидной регулярностью. Это должен быть аполитичный человек, не участвующий в планетарных раскладах, независимый ни от кого, а потому объективный. А главное, кому я смогу безоговорочно доверять.

— А ты мне сможешь безоговорочно доверять? — картинно нахмурился её носик.

— А у тебя нет выбора. Ты не можешь меня предать — тебе никто не предложит больше, — ущипнул её я.

Пауза.

— Марин, правда. Если ты не боишься лезть в это дерьмо, если готова бодаться с Феррейра и принцессами (а ты готова, не надо возражать, я же вижу), то почему бы тебе не сделать это в качестве…

— В качестве? — выгнула она бровь.

Я закусил губу. Действительно, в каком качестве?

— Я же говорю, моего ЛИЧНОГО тайного советника. А это посерьёзнее должности штатной любовницы.

Какое-то время она молчала.

— Хуан, это обязательства. Понимаю, тайного советника… Хм… Ты не бросишь. И всегда найдёшь, как оправдать приближение к себе в глазах благоверной. Но…

— А кто ещё, Марин? — воскликнул я, вскакивая. — Ты убедила негодяев опустить оружие. Прожжённых циников, угробивших не одного человека. Знающих, что есть что в преступном мире и как легко получить пулю, неправильно что-то рассчитав. Они включили реверс, Марина. Согласились с тобой. Согласился и я, так же опустив пистолет. Это не просто так.

— Ты не просто любовница! — подался вперёд я, установив максимально плотный зрительный контакт. — Ты — именно советник. Человек, разбирающийся в душах. Читающий их. И могущий на них воздействовать. Человек, не боящийся ни бога, ни чёрта, прыгающий под пули, когда угрожают тем, кто тебе дорог. Ты будешь очень ценным приобретением для Венеры, и бесценным — лично для меня.

— Для Венеры? — нахмурилась она, зацепившись за это слово. Я кивнул.

— Да. Меня для этого создали. Меня-теперешнего. Подняв из грязи, со статуса бастарда с королевской кровью от простой шлюхи до почти официального племянника королевы с перспективой стать консортом и отцом будущих наследников. Я стану им, сделаю для этого всё возможное. А там, где буду ошибаться, подскажешь ты. Будешь маячить за моей спиной, невидимая окружающим, и направлять в делах, в которых не соображаю, или соображаю недостаточно для уверенного правителя.

— Это смело, Хуан, — покачала она головой, не выпадая из раздумий. — Но повторюсь, я не политик. Может я могу броситься под пули… Но советник…

— Теория управления гласит, что на каждом направлении нужно держать квалифицированных людей, разбирающихся в своём вопросе лучше тебя. Ты — узкий специалист, и именно такой мне нужен на ЭТОМ направлении, — сделал я ударение на слове «этом», чтоб поняла, каком. — Когда я услышал голос Бэль, увидел её в метре от себя, я… Упал со стула. — Я скривился — было неприятно это вспоминать. — Чувствовал себя идиотом, а я не люблю чувствовать себя идиотом.

Потом была Сильвия. И уходя от неё, я понял, что не оставлю эту девочку. Я хочу её; хочу гладить её волосы, мять её груди, хочу кувыркаться с нею… И при этом говорить в постели о политике, о захвате власти и других интересных вещах.

А потом, вернувшись на базу, я застал в душевой Паулу. И ты не представляешь, как захотелось прижать её к себе, ласкать её грудь и…

— И?

Я сбился. Марина понимающе улыбнулась.

— И мочить с нею каких-нибудь врагов, на пару. Чтобы она прикрывала мне спину, а я — ей. Чтобы она давала стратегические советы, чтобы мы против кого-то боролись…

Из груди вырвался вздох.

— …Я понял, что хочу её. И никогда не отпущу. И пусть все «доброжелатели» летят за афелий Седны.

— Даже Бэль? — вызывающе усмехнулась паршивка.

— Даже Бэль. — Есть, вырвалось. И я не жалел о сказанном.

— Фрейю ты оставил на закуску, да? — продолжила пытать сокровенное благоверная.

— Да. Наши посиделки на лавочке… — Из груди вырвался вздох. — Она не такая, понимаешь? Не такая, как остальные. Другая. И то, что высокомерная… Это её защитная реакция. Она рождена стать королевой, её так воспитали, и ей сложно принять, что кто-то будет с нею на равных. И тем более злится, когда представляет, что я буду «сверху» — теоретически я ведь могу.

Но в душе она — мышонок. Да, с зубками, но маленький и нежный. Ранимый. Я хочу защищать её, хочу…

— Хочешь её. Просто хочешь её, — сформулировала это чертовка в юбке. В данный момент, конечно, без юбки, но это нисколько её способности не умаляет.

— Да, хочу, — согласился я. — И плевать, что она инфанта.

А ещё есть ты, мой фокстрот… — Из груди вырвался очередной вздох, отдающий обречённостью.

— Я согласна, — кивнула Марина, сверкнув глазами. Ей в голову пришла какая-то мысль, и сложно сказать, какая. — Я стану твоим советником. И ни во что не буду вмешиваться. Но и ты пообещай…

Я подался к ней, обнял.

— Обещаю. Никогда! Только если ты сама этого захочешь. Например, если найдёшь кого-то. Но не раньше.

Погладил ей волосы. Она сидела, уткнувшись мне в грудь. Ещё чуть-чуть, и заплакала бы, но это только так казалось. Не заплакала бы. Она уже давно всё для себя решила.

— Хорошо. Тебе как советовать, с точки зрения разума или чувств?

Я понял, что процесс пошёл. Улыбнулся.

— А разница?

— Если выбирать разумом, то выбирай Фрею. Она самая перспективная, достаточно мягкая и… — Марина закусила губу.

— И? — снова улыбнулся я.

— Нас точно не слушают?

— Фрейя — нет, — покачал я головой. — А королеве наши с тобой разговоры… Ей дела нужны, а не болтология.

— С Фрейей ты получишь всех, — закончила мысль Санчес. — Сильвия будет вертеться рядом. Паула — твоя напарница, сестра и имперский проект. Бэль… — Нахмурилась. — Бэль окоротишь и охомутаешь. Только нужно будет несколько лет, чтобы она согнала с себя лишние эмоции. Она горячая, но это не навсегда. И я… Советник. — При слове «я» Марина снова нахмурилась.

— Мне нравится, что ты рассуждаешь категориями лет, — усмехнулся я. — Но при этом я ведь получу колоссальные проблемы с Фрейей, не так ли?

— Конечно. За каждую из нас тебе придётся заплатить. Чем — не знаю, у вас, в политике, что угодно может быть товаром. И вообще семейная жизнь станет для тебя тем ещё адом. Но может оно того стоит?

— А почему не Сильвия? Она ведь тоже перспективная, — понял я мысль и перешёл к следующей. — С точки зрения голой целесообразности ничем не хуже, даже больше степеней свободы. Или тебя отвращает, что она — Феррейра?

— А ещё я её не знаю, — то ли согласилась, то ли сыронизировала благоверная. — Фрейя мягкая. С нею можно договориться, хоть это и непросто. Но ей ты докажешь лишь раз, что достоин, и перед тобой все двери открыты. Сильвии же тебе придётся это доказывать каждый день.

Конечно, если тебя это устраивает, если тебе в кайф такие баталии и наоборот, лишь возбуждают интерес… Тогда да. Но прежде, чем принимать решение, крепко подумай, кто из них более интересен. Сильвия не простит многого, на что махнёт Фрейя, но и договориться с ней, прожжённым барыгой, во многих вещах будет проще, чем с принципиальной Фрейей. Фрейя — аристократка. Тогда, как Сильвия — биснес-леди. А это разные психотипы.

— Да уж! Разные!.. — Я почувствовал, что голова пошла кругом, а сумятица в душе стала ещё больше, чем была до этого вечера. — Ты говорила что-то про эмоции, эмоциональный выбор…

Кивок.

— Да. Если закрыть глаза на логику карьериста и послушать сердце… — Марина замерла, положив руку на грудь, словно демонстрируя, как это. — …Сердце ведь плохого не посоветует, Хуан!

— Зачем, ну, скажи, зачем тебе отношения с нелюбимой женщиной у власти, когда сердце отдано другой? — гневно воскликнула она. — Это колоссальное напряжение. Ты можешь сорваться, отвлечься на любовь, и твой Выбор в этом случае срыва не простит. Уничтожит.

Если ты любишь Бэль — выбери её, — закончила Марина. — Да, она не такая умная, как Сильвия, не такая крутая, как Паула, не такая… Целеустремлённая, как сестра. И вообще ей престол не светит. Но рядом с любимой ты добьёшься большего, прыгнешь выше, пусть даже позиция для прыжка будет изначально и ниже, чем в любом другом случае. Я за Бэль.

М-да! Вот это поворот! Не ждал такого от своей Марины, горячей южной девушки. Впрочем, на то он и фокстрот, чтоб думать холодно. Из моей груди вырвался стон, я откинулся на подушку, закрыв лицо руками.

— По больному режу, да? — В голосе Марины прозвучали нотки вины.

— Не то, чтобы… А если она не такая? Если я её совсем не знаю? Мы виделись всего ДВА раза, год назад!

— Так познакомься и выясни! — фыркнула благоверная. «Господи, делов-то! Чего хандрить?»

И я понял, что дурак. В прямом смысле слова. Что третирую себя неизвестно сколько времени… Тогда, как ситуация до боли проста. И почему иногда чтобы понять очевидные вещи нам нужен… Такой вот простой тайный советник, говорящий элементарщину?

— Ты не торопись, Чико. — Марина приникла ко мне, нырнув под руку, словно котёнок, требующий, чтоб его погладили. — Встреться с каждой из них. Пообщайся. Разведи на сокровенное. И прислушайся к себе. Что для тебя важнее? Что говорит твоё сердце? А разум? Прислушайся к себе, а потом уже решай.

— Марин, ты золотце. — Я чмокнул её в макушку и действительно начал ласкать, как котёнка. Шейку, за ушками… В других местах… Как же давно назад надо было съездить сюда. И всё выяснить, поговорив по душам. Какой же я лопух!

Я выберу. Обязательно. В самое ближайшее время. Чувство, что так будет, уверенно поселилось в душе, и относите его к какому хотите разряду. Но пока ещё ночь, до развода — прорва времени… И надо потратить его с пользой, отблагодарив за помощь новоиспеченного, но уже достойно проявившего себя на своём посту тайного советника.

Глава 12. О неожиданных капитуляциях и проблемах осаждающих

Меня усердно трясли за плечо. Причём кто-то свой, иначе чуйка бы дала сигнал опасности.

Открыл глаза. М-да, приплыли.

— Привет, добрый молодец! — усмехнулась Жанка. — Ну ты и дрыхнешь! А как же режим? Разогрев, пробежки, всё такое?

— Красна девица, тебе не надоело в такую рань человека напрягать? — Я устало поднялся. В голове звенело, но терпимо. Спать надо ночами, чтоб не звенело.

— Давай-давай! Одевайся и марш в столовую! — издевалась девица. — Труба зовёт. — Пауза. И с нескрываемой радостью на лице:

— Хуан, она одобрила! «Отмазала» нас на сегодня, разрешила с вами участвовать! Я потому и зашла — спросить, что делать. А ты… — Она скривилась.

Я осмотрел место, где должна была лежать Паула. Самой её может и не было, но с кем я провёл время, можно было не гадать. После неё в ауре места остаётся некий непередаваемый энергетический отпечаток — ни с кем не спутаешь.

— Жанн, дуйте в ангар, раз разрешила. Прямо сейчас — на всякий случай. Окапывайтесь. Мы подъедем через часик после вас — позавтракаем только. Можешь взять нашу Маркизу — у неё там пристрелянная позиция, пусть осмотрится, и вам пояснит, что к чему. А я в душ.

Я встал, и, как был, почапал прочь из оранжереи в сторону каюты. Действительно, со своими… Гулядками совсем «забил» на режим. Пока королева надавила, дескать, пусть мальчик определяется, офицеры не тронут. Но когда-нибудь это время закончится, и они припомнят мне всё-всё. Особенно «лапочка» Мишель.

Паула не ломалась. Ну как, слово «ломалась» тут неприменимо в принципе. Ломаются, когда набивают себе цену, а она на самом деле пыталась удержать расстояние между нами. Из-за банального страха и непонимания, что происходит и какие могут быть последствия. Она боялась себя, а не меня. Правда, понял это я только ночью.

Итак, вернувшись на базу, тем же вечером решил начать исполнять свой «коварный» план. И первым номером в нём была, естественно, она, Паула-Мерседес. К которой мне срочно требовалось определиться, как отношусь. Дождавшись вечера, я поймал её в душевой, где и «зажал».

Конечно, отбивалась — а как же без этого. И врезала так, что отправила меня в нокдаун. Но когда я согнулся в три погибели от боли, моментально раскисла и сдалась. И продолжение вечера вначале в ванной, а потом и оранжерее, прошло без сучка и задоринки, хотя местами и со слезами на глазах.

— Сволочь ты, Шимановский, — брюзжала она, когда мы лежали, отдышавшись после первого раза. — Я же сказала, на базе и не мечтай, ночевать с тобой не буду! Раз уж так приспичило, мог пригласить меня куда-то в увал. Я ж не железная, пошла бы…

— Меня теперь не скоро выпустят, — буркнул я.

— Это тебя когда-то останавливало? — Она презрительно скривилась. — Зачем тебе этот цирк, Хуан? Тебе что, эта черноволосая бестия не дала? Так у тебя вариантов… Выше марсианского Олимпа!

— Да не нужны мне варианты! — вскипел я. Достало. — Хватит, наелся. Мне нужен ОДИН вариант, понимаешь? Один, Паулита. Но самый главный.

— Я то тут при чём? — Она вновь скривила мордашку, но я видел, ей приятно. И одновременно больно.

— Не прибедняйся. — Я ткнул её локтем.

Помолчали.

— Мне надо понять, как к тебе отношусь, — признался я в том, что она и так знала.

— Трахая в душевой, поставив в позу пьющего оленя? — Едкая усмешка. — Чико, это называется секс. Порево. Трах. Сброс напряжения. Называй как хочешь, но только не проверка чувства.

— Да иди ты!.. — Я мысленно вздохнул и притянул её к себе. — Ты мне небезразлична, дурочка.

— Но женишься ты на Фрейе, — ядовито парировала она.

— Возможно. И это бесит. Я не хочу от тебя отказываться. И вряд ли смогу, даже если захочу.

— Это называется «блядство», Малыш. А ещё эгоизм. Нельзя хотеть всего и вся, особенно то, что не получишь. Надо выбирать, ту ты хочешь конфетку, или эту.

— Знаю. Но всё равно тебя не отпущу.

Она усмехнулась.

— Ты это им всем говоришь? И Марине, и Сильвии?

— Всем. Но ты — особенная. — Помолчал. — Так что рыпнуться и не мечтай — не дам.

Она вспылила. Вскочила, села, откинув одеяло.

— Хуан, борзеть только не надо. Я свободная женщина, никому ничем не обязанная, особенно тебе. И не собираюсь хранить гипотетическую верность. Гипотетическую, поскольку официально трахаться ты будешь с её высочеством инфантой, и за неприкосновенность своей ширинки отчитываться перед ней, а не мной. А я что хочу — то и делаю, и не смей мне указывать!

Я примирительно улыбнулся. Подался вперёд, повалил её. Нежно обнял. Прошептал на ушко:

— Чика, валькирия моя ненаглядная… Я не смогу тебе ничего запретить. Да, свободная женщина. Но оно тебе нужно, быть свободной? Ты покувыркаешься с ними, снимешь напряжение… А потом всё равно вернёшься. И тебе будет стыдно смотреть мне в глаза. Стыдно перед собой — насчёт своей персоны я не обольщаюсь. Ты только больше себя запутаешь, получив иллюзию. А ничто так не разрушает психику, как иллюзии.

— Сволочь! Какая же ты сволочь!.. — Она отвернулась и… Заплакала. Моя валькирия. Моя амазонка. Я же понял…

…Что пока нам быть с нею не время. Боевой товарищ-любовница? Вне всякого сомнения. Но Мишель я сказал правильно, она за бортом. Это было не сознательное решение, как бы я его таковым ни пытался представить. Это был сигнал подсознания, как индикатор того, что на самом деле творится в моей душе. Понять ту чертовщину сложно. Но прочувствовать… Вполне.

Я — собственник. И, чёрт побери, действительно сволочь ещё та! Эдакий сволочной собственник. И её не отпущу.

…Но и с нею не буду. Во всяком случае, в обозримом будущем.

Дальше мы… Спали. Всю ночь. Так, что чуть диван не сломали. Оба думали, что это, возможно, последний раз, хотя точно знали, не последний. Это был последний, но лишь, когда мы совершенно свободны и можем позволить себе абсолютно всё. «Последняя Свободная Ночь»… Что-то есть в этой фразе магическое.

— О, а вот и наш спящий красавец! — воскликнула Роза, когда я вошел в каюту. Стояла у зеркала у своей тумбы и красилась. Кассандра на своей кровати одевала чулки, из душевой слышалось пение Гюльзар.

— По какому случаю праздник? — кивнул я Сестрёнке на зеркало.

— Ну, так мы же сегодня людей убивать едем! — совершенно искренне ответила та. — Не могу же я убивать людей не накрашенная.

Хммм… Спорить сложно.

— А эта рыжая вертихвостка где? Уже убежала?

— Нет. Задержалась на полосе. — В голосе Кассандры было полно порицания. Это их общая, взводная позиция, и её долг до меня её донести, хотя вмешиваться, конечно, не станут. — Решила размяться с дроидами, как когда-то один знакомый мне юноша. Хуан, ты уверен, что поступаешь правильно?

Я издал громкий вздох и прислонился к двери в раздевалку, сложив на груди руки.

— Девчонки, вы и сами понимаете, что дальше так нельзя. Надо поставить точку. И я пытаюсь её поставить.

— Она тебя любит. — Это снова Роза. — Хоть никогда и не признается.

— Я знаю. — Помолчал, опустив глаза в пол. — Побудьте с нею рядом, ага? Очень прошу. Чтоб она не наделала глупостей.

— Конечно. Как же без этого… — грустно усмехнулась итальянка. Я развернулся и с тяжелым сердцем вошёл внутрь раздевалки. Это надо пережить. Просто пережить. Потому, что других вариантов нет.

Команданте Эскудо позвонил на следующий день. Лично. Я уже был на базе, и меня вызвали в переговорную. Так сказать, сделали исключение (попробовали бы за двадцать пять кило жёлтого металла не сделать). Извинился за задержку, посетовав, что я поставил слишком сжатые сроки — она была неизбежна. И что готов передать деньги утром следующего дня. То есть, он принял мои условия и формулировку, это даже не обсуждалось. Прогресс, однако! Я назвал ему ангар в Северном Боливаресе, тот самый, где мы казнили полудурков Сколари — эпическое место, в качестве дополнительного намёка. На десять утра. И срочно связался с Шаманом, попросив выпроводить оттуда всяких бомжей и взять территорию под охрану — мало ли. Шаман моему звонку был неимоверно «рад», век бы меня не слышал, но деваться ниггеру некуда — пусть работает. И вот теперь мы въезжали в памятное место, занимая боевые позиции. Судя по голосу, Эскудо не дурак, мужик опытный и понимает ситуацию, но мало ли…

Жанка встретила, отчиталась, что здесь и как. В ангаре вновь пахло бомжатиной и совсем чуть-чуть, на грани восприятия, горелым мясом. А может это моя фантазия злую шутку играет? Не важно. Важно, что обойдя помещение, я остался доволен, и приказал Белоснежке и своим занимать места согласно штатному расписанию — мы уже делали здесь «коробочку», опыт у девчонок есть.

Команданте подъехал в точно оговорённое время. Машина сопровождения осталась на улице, внутрь въехала только его роскошная «Эсперанса». Не розовая, слава богу, и модель не гоночная, попроще. Её взяли на мушку, но обошлось без эксцессов. Остановились, из салона вылез он — я раскопал вчера его досье, узнал. Огляделся. Игнорируя направленные на него стволы винтовок, медленно подошёл ко мне. Одет сеньор был не кричаще, в дорогой, но «рабочий» костюм, и производил впечатление хорошего средних лет бизнесмена. «Белая» бандера»— всплыло в памяти.

— Хуан, да? — уважительно склонил голову он. — Пабло. — Протянул руку, которую я пожал. — Это тот самый ангар?

— Да. — Я кивнул.

— Я осмотрюсь? Не возражаешь?

— Нет, конечно. Пойдёмте. — Я махнул своим — опускайте оружие — и лично повёл сеньора на экскурсию.

— …А вот тут был прикован Сколари-старший. Эта гнида более всех была виновна, и мне кажется, смерть ему выбрал не самую тяжёлую.

— Слишком много жестокости — нехорошо, — покачал головой собеседник, подробно осмотрев место побоища. Действительно, тут стоял запах горелого. Еле уловимый, но воображение тут не при чём. Видно, плохая вытяжка — никто её тут не ремонтировал, и уже вряд ли будет.

— Скажите это своим людям, сеньор. Тем, что хватаются за пушку, когда в этом нет совершенно никакой надобности.

— И всё-таки я не понимаю, зачем вам это золото? — перешёл к самому важному, ради чего приехал, команданте. — Унизить меня? Допустим. Да, я прогнулся, не стал даже обсуждать правомочность этого требования, хотя мог. Как и сумму. Но я прогнулся под сильного. Устроившего до этого избиение пары сотен человек. Это не воспримется моими… Коллегами по цеху, как унижение.

Что же касается собственно золота, то у вас его бесконечное количество, сеньор Шимановский. Все ресурсы государства. Всё, что может дать королева, если ей что-то потребуется. Вы ничего не добьётесь этой акцией, так какой тогда в ней смысл?

Не понимает. Что ж, логично. Работа только начата, всё самое интересное впереди. Как и самое сложное.

— Сеньор, претензия не к вам, как к личности, — начал пояснять я. — И не к вашей бандере, как организации. И не к вашим подчинённым, бригадирам, распустившим личный состав. Моя претензия ко всему преступному сообществу Венеры.

Помолчал, подбирая слова.

— Понимаете, «подземка» слишком долго оставалась без присмотра, слишком долго до неё никому не было никакого дела. Королевы боролись с кланами, сеньоры олигархи — друг с другом и с государством за право отхватить какой-нибудь новый жирный кусок. На людей, как и на флаги и звёзды, плевать абсолютно всем. Простой человек в нашей стране оказался беззащитен перед лицом криминала, перед лицом такого вот быдла, как позавчерашние ребята. И это пора прекращать.

Люди, народ — это ресурс, сеньор. И его надо использовать. Вы, наверное, слышали, что скоро будет война?

Сеньор Эскудо кивнул.

— И под шумок сеньоры олигархи немножко переделят власть. Я считал, ваша акция как раз и направлена на это. Показать сеньорам, что у клана Веласкес тоже есть зубки, не стоит на него давить, как раньше.

— Отчасти. — Я согласился. — Но это только половина плана. Внешняя. Внутренняя же — посыл простому работяге, шахтёру или отставному военному, что тотальный беспредел на нижнем уровне существования государства кончился. НИКТО, сеньор, больше не будет вести себя так нагло, как прежде.

Продажная гвардия? В топку гвардию. В распыл. Не получается легально, через суды и следствие — её одиозные представители будут казнены неофициально. Со всей возможной жестокостью. И пусть молятся, чтобы сесть за взяточничество — альтернатива этому будет не свобода, а жуткая смерть. Не работает безопасность? Заработает. Главное, правильно мотивировать его главу. Сами сеньоры силовики позволяют себе лишнего? Сеньоров в распыл в первую очередь. И конкуренция среди самих силовиков — пусть воюют друг с другом за право повышенных милостей от королевы, а не договариваются и не жируют за её спиной за счёт государства. То есть Человека.

Это план, проект. Перспектива. Но Венера к этому придёт. И вы будете зачищены первые. Те из вас, кто не поймёт, что времена изменились. Психология камаррадос низшего звена, насилующих девочек на улице, вытаскивающих пушки в очереди в кассу, должна быть реформирована. Бандиты пусть будут бандитами, не возражаю, но с человеческим лицом, уважающие внешние атрибуты закона и права людей. Те же, кто не захочет меняться — будут уничтожены. Физически. Пусть даже местами не совсем законными средствами.

— Игры с законом могут плохо кончиться, сеньор Шимановский, — заметил он.

— Закон — это королева, — отрезал я. — Глава государства. За которой стоит народ, наделяющий её легитимной властью. Я признаю только это понятие закона, а не то, что пишется под диктовку олигархов в Сенате. И за своих людей, за тех, кто наделяет монарха правом карать и миловать, королева будет рвать, метать и уничтожать. Невзирая на репутационные потери.

— Как понимаю, речь идёт… Не о королеве Лее, — усмехнулся собеседник, глаза его понимающе забегали.

— Естественно, сеньор. Но именно королева Лея создаёт базу, основу того, что будет потом. Это её проект. Просто она не успеет к его апофеозу, к сожалению.

— Я понимаю вас. Понимаю идеи и цели. Но далеко не все на этой планете с вами согласятся. Все слишком привыкли к текущему положению вещей. Это уровень менталитета, его почти невозможно просто так взять и поменять.

Я беззаботно пожал плечами.

— Человеческое тело без скафандра в нашей атмосфере разлагается за пару месяцев. Причём практически полностью, включая кости. Год — и от следов пребывания в каком-нибудь отдалённом каньоне в Дельте десяти тысяч не самых умных «несогласных» представителей «подземки» не останется и следа. Ни археологи, ни тем более журналисты ничего не смогут никому предъявить. А знаете, сколько диких ущелий в одной только Дельте? А есть куча других провинций!

Мы поменяем менталитет, сеньор. Если понадобится, вместе с его носителями. Люди — не просто электорат. Это база, основа нашей власти. Вопрос стоит так, что или мы выстоим, или нас сметут. Сами понимаете, жизни ваших… Собратьев из преступного мира ничто по сравнению с реальной опасностью потерять всё. Выживание клана, выживание Венеры — ерунда по сравнению с калибровкой менталитета. Справимся. Тем более, повторюсь, нас поддержат люди. Главный источник власти в моём разумении, на который я и буду ориентироваться в будущем.

Сеньор качал головой, но молчал. А что он мог сказать? Это слишком глобальный вопрос, чтобы его мнение что-то значило.

— Сейчас вы заплатите золотом, — продолжил я, переходя к сути. — Но для вас это золото большая сумма, вы не королева. А значит, сделаете организационные выводы и начнёте кадровую реформу. Выдвинете способных бригадиров, кто нутром чует суть грядущих изменений, уберёте упоротых беспредельщиков, считающих, что они — повелители вселенной. Кого-то, возможно, зачистите. Бригадиры же в свою очередь перетрусят кадры низшего звена, так же избавляясь от упоротых. И через год вашу организацию будет не узнать.

Да, мне не нужно ваше золото. Как и королеве. Оно — стимул для вас самих. Стимул понять и сработать на упреждение, чтобы в дальнейшем не оказаться в жерновах перемола агрессивного криминалитета. Вы платите за своё будущее, за возможность уцелеть и процветать в дальнейшем, сеньор. Согласитесь, неплохая инвестиция?

Сеньор продолжал молчать, но неприязни, как я ожидал, на его лице не было.

— А глядя на вас, умные люди начнут делать то же самое, — закончил я. — Пусть не на сто процентов, но я запущу этим реформу. И вы — только начало.

Ваше золото важно, оно — реклама, залог, что наша позиция в вашем мире будет услышана и обсуждаема. Во всяком случае, среди хефе и команданте. А дальше… — Из груди вырвался вздох. — А дальше будет видно.

— Вас понял, сеньор Шимановский. Что ж, королева умеет находить интересных людей для интересной работы. — Команданте так же тяжело, и вместе с тем облегчённо вздохнул. — Ну что, считать будете?

Я кивнул Пауле — давай. Он — своим людям, которые уже открыли передний багажник «Эсперансы», в котором находился невидимый с нашего угла зрения кейс со слитками. Через минуту огненный демон кивнула в ответ — всё в порядке, две девчонки Жанки вытащили груз и понесли к нашему «мустангу».

— Всего хорошего, сеньор Шимановский. Возможно, это не последняя наша беседа. — Сеньор Эскудо вновь протянул руку, которую я пожал.

— Возможно. Главное, не забывайте, беспредела на этой планете больше не будет. Если захотите соответствовать этому простому правилу — у нас впереди возможно ещё много-много встреч. Теоретически.

Эскудо выдавил смешок и медленно, походкой уважающего себя человека, пошёл к машине.

Пять килограмм. Из тридцати. Столько мне позволили оставить себе. Остальные заберут «на организационные расходы». Надо сказать «лапочке» спасибо хотя бы за это — могла всё забрать. С них станется. Но я, похоже, выхожу на самофинансирование. Блин, где б ещё бандитов найти, чтоб они решили в меня пострелять?! Глядишь, и я при деньгах буду, и «бандитская» реформа в Альфе пройдёт лет на пять раньше. А то и на все десять…

Рыжие локоны её императорского высочества маячили на периферии зрения, но настроение начало плавно повышаться. Всё у меня получится. Обязательно. Во всём.

Обратно ехали молча. Деньги не радовали. Факт «нагибания» очередного криминального босса — также. Маячившая на горизонте «реформа», которую придётся тянуть, раз взялся, воспринималась рутинно, эмоций не вызывала. А на душе скребли кошки. Хотелось закрыть глаза и отрубиться, но не получалось. Поскольку каждый раз, когда я их прикрывал, перед ними начинался настоящий хоровод из взглядов тех, кого я видеть не хотел. Ибо они сбивали внутренний настрой, не давали разобраться в себе, а именно это я ставил себе главной целью на ближайшее будущее.

Вначале хоровода я видел глаза Бэль, девочки-мечты из парка. Они сменялись глазами этой же девочки, но более взрослой, мудрой. В «Короне», где я упал со стула.

Затем шли глазки Паулы — довольные, ехидные и… Полные чувством тотального превосходства. Но вместе с тем в них плескались интерес, уважение и готовность идти следом, если позову.

Потом шли чёрные колодцы смуглянки-Марины. Они смотрели с нежностью, лаской и пониманием самых глубинных процессов в моей душе, которые я сам понять пытаюсь безуспешно, а некоторые даже не могу сформулировать. Но при том её взгляд просил защиты, умолял о ней. Шептал: «Я отплачу тебе! Я никогда не предам тебя и не ударю в спину! Защити меня, и я буду твоей до конца!..»

Картинка её глаз сменялась взглядом Фрейи. Смешливым, надменным и одновременно понимающим. Всё-всё понимающим. И при этом говорящим: «Если ты справишься, выдержишь, то докажешь, что достоин меня. И мир упадёт к твоим ногам вместе со мной».

Завершала круг Сильвия, её милая улыбка на фоне взгляда стервы-барыги. Симбиоз холодного расчёта и горячих эмоций — адский коктейль! Её чувства ко мне пока ещё не проявились, наверняка она сама не до конца понимает, что вскоре будет испытывать. Но она БУДЕТ это испытывать. Интуиция редко обманывает меня в таких вопросах — с Мариной, вот, не обманула. Сильвия особенная, не такая, как все. Но при этом одна из них. Я был без ума от неё так же, как и от остальных. А пакости… От Фрейи ждал куда больше пакостей, чем от этой милашки.

После этого круг завершался, и перед глазами вновь вставала девочка-мечта с покрашенными волосами, крутящаяся в горячем танце на нашем с нею на двоих танцполе.

Девчонки сидели рядом и разговаривали о чём-то своём, женском, меня не трогали, и за это им огромное спасибо. Но решить за меня они не могут. Как бы себя ни вели, они не помогут — мне никто не поможет. А выбора не избежать. И от этого, от ощущения тупика, отсутствия выхода, становилось не по себе.

— Приехали! — произнесла Гюльзар, крутящая «баранку», по внутренней связи на весь салон. Все, включая меня, перехватили оружие, Мия даже его активировала. Машина плавно замедлилась и остановилась.

— На выход, — не стала ждать разъяснений Кассандра, и мы десантировались.

Оружие тут же пришлось опустить и выключить. Да, это была «коробочка», но не классическая. Перед нами, точно так же замедлив ход, остановился кортеж из двух «мустангов», возглавляемый синим «инспирасьоном»… Принадлежащем её высочеству инфанте.

— Это к тебе, — хлопнула по плечу Кассандра и дала знак остальным грузиться обратно.

Я про себя хмыкнул, закинул в салон «Жало» и побрёл к атмосферной красавице. Из которой уже вылезли Фрейя, Бергер и ещё две девочки её первого кольца. Девочки, оказавшись на улице, не стали задерживаться и отошли ко второй машине; Оливия тоже отошла, но перед этим бросила мне многозначительный взгляд, которым что-то хотела сказать. Что — не понял. Ладно, определимся.

— Я тебя слушаю, Мышонок, — обратился я к принцессе, прислонившейся к переднему капоту, опустив руки. Одета та была просто, в «домашние» серые брюки и кремовую блузку, в каких ходят в соседний магазин, а не гуляют по городу. С поправкой на стоимость этих вещей, но и второй поправкой, что для принцессы это не стоимость, а, действительно, «магазинные» вещи. Вид у неё был задумчивый и усталый, и совсем-совсем не грозный. Она не собиралась закатывать истерики, что-то требовать, ругать; она просто… Хотела пообщаться. Возможно, излить душу. Что-то случилось.

— Хуан, отвезёшь меня домой? — вымученно улыбнулась она.

— Ради этого ты ехала мне навстречу из Центра почти к краю города? Чтоб я отвёз тебя обратно в Центр?

— А тебя что-то смущает? Машины ваши — дворцовые, система навигации у нас единая — не разминулись бы.

Я деловито прокашлялся. То есть, что цель я, говорится открытым текстом. Впрочем, в любом случае это понятно и коню. Иначе в этой встрече просто нет смысла.

— Мышонок, я, конечно, не против… Но не поверишь, совершенно не знаю, где ты живёшь.

Она непонимающе хлопнула ресницами. Я пояснил:

— Я знаю, что у тебя в городе есть уютное гнёздышко, где ты проводишь основную часть свободного времени. Но понятия не имею, где оно расположено.

Взмах рукой: «Какой ты нудный!».

— Хуан, поехали во дворец. Уж где он-то ты знаешь?

Это я знал. Но оставалась ещё одна «отмазка», чтоб позлить и поторговаться.

— Хорошо, я не против. Но у меня… Я как бы не в увале. И не могу просто так покидать территорию базы. На которую возвращаюсь с выполненной операции, то есть нахожусь на службе.

— Территорию дворца, — поправила Фрейя. — Корпус охраняет территорию дворца, а не базы, его ты и не имеешь права покидать. База — лишь казармы, где спят, и учебные полигоны, а не место несения службы.

Пауза.

— Ты будешь со мной, охранять меня, как мой личный охранник. И Мишель не пикнет. Я знаю, что тебя прессуют за позавчерашнее — не бойся, не подставлю.

Вот оно как. Получается, «лапочка» не отпустила меня даже с Фрейей. Вот её высочество мою персону и перехватила на дороге, устроив этот концерт, чтоб законно увести к себе для разговора, не отчитываясь перед матерями-командирами. При всей безбашенности, выдирать меня из цепких ручонок наследницы престола Мишель не посмеет.

…Хотя, судя по виду, Фрейе действительно никуда, кроме дворца, ехать и не хочется.

— Если как личный охранник… — Я картинно нахмурился. — …То и уйти, покинуть тебя, без твоего разрешения не смогу. Так?

Из её груди вырвался новый тяжёлый вздох. «И сколько мне это терпеть?»

— Хуан, когда ты хочешь уйти, тебя никогда ничего не останавливает. Поехали уже, не ломайся.

Она развернулась и пошла назад, к люку кабины водителя, со стороны пассажирского места. Я, постояв и помолчав пару мгновений, пошёл к водительскому. Малышка учится, и достаточно быстро. Повыпендриваться с нею больше не получится. Во всяком случае, так, как раньше. Жалко.

Залез в кабину. Сел. Система управления была активирована — вроде ничего экстраординарного. Но расположение панелей и индикаторов непривычно; отличается как от стандартных дворцовых «мустангов» и «либертадоров», так и от близкой к ней по статусу розовой гоночной малышки «Эсперансы». Вести смогу, но лихачить и сильно разгоняться не стоит.

— Пристегнись. — Фрейя последовала указанию. Следом за ней я и сам пристегнулся — во избежание. — Поехали?

Повёл рычжки вперёд, тронулись. Ну, не так всё и плохо. Передача первая, на минимуме, но идёт ходко, легко, как будто машина купольного класса, а не броневик. Вот так и поедем.

— Дорогу мне выбирать?

— Угу. — Она кивнула. — Лучше случайным образом. Как можно непредсказуемее и извилистее. Это одна из стратегий пассивной защиты — непредсказуемость.

— Да знаю я, знаю…

Такое уже начал изучать. И мне, как неучтенному фактору, предстоит прокладывать маршрут методом тыка. Потому, что конкретно мой тык предсказать невозможно никаким аналитикам. Ибо я первый раз за рулём этого тарантаса, и, скорее всего, последний. Но газку прибавить, как разберусь в управлении, всё же придётся — так безопаснее.

Когда мы выехали на магистраль, она перешла, наконец, к теме, ради которой всё и устроила:

— Мы с Себастьяном расстались.

Что-то подобное я и подозревал. Она меня не удивила.

— «Мы» — это значит он в курсе, что ты с ним рассталась, — поёрничал я.

— Да. Сегодня утром перессорились окончательно. Достало всё. — Её высочество запыхтела, скривилась. Эмоциональная волна захлестнула её, но справилась. — Не хочу, чтобы ты думал обо мне как-то неправильно, Хуан, мы сошлись не из-за тебя. Мы встречались и до этого. Сходились, расходились, несколько раз. — у нас были очень непростые отношения. Но это именно отношения. И они были.

— В отличие от меня, с кем у тебя отношений не было.

Кивок.

— Спрашивать, зачем ты это сделала, не стану. Хотя очень хочу, — усмехнулся я.

— Да что тут скрывать, последний раз сошлись из-за тебя. Но тут есть деталь, небольшая, но всё меняющая, которая не должна вскружить тебе голову. Я сбежала к нему не от тебя, не от страха близости с тобой. И не для того, чтоб додавить тебя, получив карманного… Тебя, — не смогла она сформулировать сходу мой грядущий статус. — Я сбежала потому, что верила, у нас с ним получится.

Пауза. Она собиралась с мыслями. Её монолог — не домашняя заготовка, а это говорит о многом.

— Себастьян умён. В меру, конечно, но это приличная мера. Невероятно красив. В постели — бог. Знает меня как облупленную, а я — его. У нас много общих секретов, много пережитого, Хуан. Я считала, что у нас получится. Ты же — лишь катализатор, эдакий змей-искуситель. То есть твоё появление как бы… Демонстрация альтернативы. И альтернатива мне не понравилась.

— Только благодаря змею-искусителю мы понимаем истинную ценность наших взаимоотношений с любимыми, — процитировал я какую-то умную мысль. — И благодаря мне ты решила разобраться в бардаке с прежними отношениями.

— Они были зависшими, а не прежними, — поправила Фрейя. — Мы не расставались, просто держали паузу. Это важно.

Теперь паузу выдержал я. Правда, в разговоре, а не отношениях.

— Зачем ты это мне говоришь? Бросила одного, не получилось, и сразу искать утешение в объятиях другого? Как-то это… — Я скривился. — …Неправильно. Нехорошо.

— Я пока ещё не решила насчёт тебя, — покачала она головой. — Признаюсь, я была предвзята. Меня испугало, что ты… — Она замялась.

— Засланный казачок. Подсадная утка. Человек Сирены и твоей мамы.

— Да. — Кивок. — Это была одна причина. Вторая — твоя безграничная наглость. Я поняла, что мне трудно будет совладать с тобой, тебе плевать на мой статус наследницы престола. Это стало настоящим откровением — ты первый в мире человек, кому на самом деле плевать. Ну и третья, что я при этом ничего не могла тебе сделать. Ты — мой кузен. Протеже матери. Тебя готовят для серьёзных проектов. Я не могла и не могу поставить тебя на место. А когда стану королевой, не смогу тем более — ты к тому моменту станешь сильно полезен.

То есть, я не могу осадить тебя, и при этом в тебе нет никакого ко мне уважения… — Она сбилась.

— Как к принцессе, — уточнил я. Чтобы фраза не получилось двусмысленной. — Уважения как к принцессе. Не личности.

— Да, не личности, — согласилась она. — Но именно неуважение, как к принцессе, отсутствие пиетета меня так и испугали. Я только кажусь стервой из стерв, Хуан. На самом деле я страшная трусиха, и панически боюсь безвыходных ситуаций. Особенно таких, в которых не от кого ждать помощи.

Всё с тобой девочка ясно. Новой галактики ты мне не открыла.

— А так же боишься зависеть от ухажёров, — поддел я.

Она подумала, но отрицательно покачала головой.

— Нет, этого не боюсь. Они все, ВСЕ, Хуан, меня боятся. То, что я сплю с ними, это не повод мною командовать. Даже у Себастьяна не получилось набросить на меня поводок, как ни пыжился. А ты… — Вздох. — Отсутствие точек давления — страшное оружие, мой рыцарь.

Мне польстило. Я, и тиран, угроза самой инфанте?.. Да уж. Скажи мне кто это в момент, когда она шла навстречу с канистрой — засмеял бы.

— Был и ещё один аспект проблемы, — задумчиво продолжила она. — Себастьян — ровня мне. Ты — нет. И никогда не будешь, какую вендетту ни сотвори. Ты прав в том, что Мерседес и Изабелла подойдут тебе больше — они менее притязательны и сами по себе, и статус их ниже. Под их статус можно подогнать даже тебя-кузена. Я же — инфанта, это совсем другой уровень.

Помолчала.

— Я не хочу, чтобы у меня было так же, как у родителей, Хуан. И Себастьян в этом отношении на сто очков впереди тебя. Я подумала, что должна попробовать с ним ради нашей общей пользы. Ты найдёшь себе жертву и будешь счастлив; счастлива буду и я, и при этом мы сможем продуктивно работать. Но… Не получилось. — Она развела руками.

— Он такая скотина, да? — усмехнулся я. Не зло — не люблю танцевать на костях врагов, если лично не победил их в бою.

— Не то, что скотина. — Скривилась. — Просто он… Невыносим. Постоянные придирки к пустоте, мелочные выяснения чего бы то ни было. Он хороший, Хуан. Но я от него устала. Слишком сильно, чтобы его плюсы пересилили минусы. Это неудачная глава в моей жизни, и мне хочется поскорее перевернуть страницу.

Из моей груди вырвался вздох. Облегчения. Не думал, что счастье свалится вот так вот, вдруг. Разом.

…А всё-таки малышка не безнадёжна. Поняла, наконец, то, что все вокруг поняли уже давно. Сама, без подсказок.

— И что теперь? Я про тебя и меня.

— Давай не будем спешить. — Фрейя устало откинулась в кресле. — Поехали ко мне, там поговорим, всё обсудим. Меня тянет к тебе, и это не просто так. А когда не просто так, надо как минимум выяснить, что это такое. Чтобы не совершить ошибки.

С такой постановкой я был согласен.

…Что ж, карта с Сильвией всё-таки выстрелила. Как и с Мариной. Живём, девочки!

Я прибавил газу. Кажется, сейчас мы оторвёмся от Оливии… Ну и ладно. Сами покатаемся — опыт есть. Главное постоянно менять направления, быть непредсказуемым, тогда и претензий не будет.

— Говорят, ты сегодня расстался с Мерседес, — заявила эта бестия, когда мы прошли все шлюзы, посты охраны и добрались до собственно покоев королевской семьи. Оливия и девочки, опередившие нас и ждавшие у дворца, двинулись следом, но лишь до этой чётко обозначенной границы. Глаза Бергер сияли гневом, но сказать ничего не сказала.

Поняв вопрос, я споткнулся.

— Повтори?

— Глазки Фрейи ехидно забегали.

— Я говорю, ты сегодня расстался с Мерседес, да?

— С чего ты взяла?

— Весь корпус только об этом и говорит. Все девочки в курсе. Устроил ей незабываемую прощальную ночь и…

Я махнул рукой. «Телеграф», тудыть его растудыть. И дружный женский коллектив.

— Я ни в коем случае тебя ни в чём не виню за то, что было, — продолжила её высочество. — В смысле, никогда не вспомню о твоих бывших, сколько бы у тебя их ни было. Чтобы ты знал, всё, что было до меня, было до меня. Но то, что ты с нею расстался, это хорошо. Радует.

Мы прошли несколько богато украшенных, устланных мягкими коврами коридоров, сделали несколько поворотов, после чего она раскрыла створки и вошла. Первая комната в её личной секции, эдакая гостиная. Почему так подумал — не знаю, но дух, неуловимая атмосфера внутри говорили, что это может принадлежать только Фрейе. Беспорядок здесь был, но наносной, искусственный, показушный. Если присмотреться, все вещи педантично сложены и расставлены в строгом соответствии, понятном одной хозяйке. Даже принадлежности на косметическом столике стояли и лежали ровно, словно по линеечке.

Фрейя прошла и плюхнулась на мягчайший диван, утопая в нём, кивая мне на такой же напротив. Я последовал приглашению, но сел аккуратно, хотя тоже провалился.

— Я не подгадывала, — пояснила она, хотя это и так было очевидно. — Не специально. Но раз уж так вышло… То будет проще. Тебе давно пора было это сделать.

— Почему? — смурнел я. Не люблю таких разговоров. Паула моя напарница, и при всех, она НЕ БЫВШАЯ, чтоб можно обсуждать её в таком ключе с будущей. Да ещё потенциальной.

— Она тебе не пара. Да, она классная… И в постели богиня… Но она тебе не пара, — повторилась Фрейя. — У неё нет перспектив. Нет влияния на планете. А империя дяди Себастьяна — не то же самое, что объятый гражданской войной континент эпохи королевы Катарины. Тебе не придётся вторгаться на эту территорию, никогда. Ни при каких раскладах. Принять её для мамы было вопросом престижа, ну и козырем на «а вдруг, мало ли что». Но никто никогда в нашей семье не считал, что её придётся использовать по прямому назначению, как Анну Марию Давила. Племянница, кузина, член семьи, но…

Фрейя помолчала и перешла к главному аргументу.

— У меня на тебя свои планы, Хуан. А она — помеха. ГЛАВНАЯ помеха.

— Я не подхожу тебе по статусу, — напомнил я. — Твои слова?

— Плевать на статус! — сверкнула Фрейя глазками.

— То есть, уже плевать? Я чего-то не понимаю, или от природы… Ограниченный?

Она пожала плечами.

— То, что ты не подходишь, ещё не значит, что я тебя отпущу. Ты — мой. Я люблю тебя, никому не отдам, а остальное со временем решим.

— Любишь? — вычленил я главное слово. — А как же твои заверения в машине только что? Что это не любовь?

— Во-первых, я не уверена, что машина не прослушивается, — совершенно серьёзно заявила Фрейя. — Несмотря на все меры предосторожности дворцовой стражи. Это машина Себастьяна — он мне подарил её на день рождения, так что всё может быть. Мы перед твоим штурмом с Сильвией разговаривали в «Инспирасьоне», и сеньор Октавио при этом откуда-то точно узнал, что дочь принесёт в дом бомбу. Я не верю в совпадения. Он подготовился, Хуан, скинул за день до этого всю ценную информацию с домашнего терминала на отдельные накопители. Импульс сжёг всю технику в доме, но технику можно купить новую, это не такая большая ценность. Самое важное осталось, и было быстро восстановлено. Сожалею, но этой акцией ты не достиг цели, не нанёс ему ущерба. И я даже не знаю, к лучшему это, или к худшему.

Моя челюсть непроизвольно отвисла, а кулаки сжались. Нутро же вновь начало обуреваться поднимающимся потоком ярости, сдерживать которую еле получилось.

— Откуда информация? О накопителях?

— От Себастьяна, естественно. — Фрейя презрительно фыркнула, и не поймёшь, на что было направлено презрение. — Когда надо, я могу разговорить нужных людей. То есть, старый лис знал о бомбе. Он дал её взорвать, чтобы мы ничего не заподозрили, но перестраховался, минимизировав потери. Так что «Инспирасьону» я не доверяю, — повторилась она. — И вообще не советую говорить о серьёзных вещах за пределами особо защищённых мест.

— Да уж! — вырвалось у меня. Волну ярости сдержать удалось. Действительно, может оно и к лучшему? Меня-щенка этот человек не боится. А нанеси я ему непоправимый ущерб… Пировал бы с предками в чертогах Валгаллы. Запросто.

— А во-вторых? — напомнил я, возвращаясь к прерванной самой главной сегодняшней теме. — Кроме «Инспирасьона»? Что там про «любовь»?

— А во-вторых, один мой хороший знакомый как-то сказал, что любовь это не чувство, — напряжённо сузились её глаза. — Любовь — это межличностное взаимодействие. Взаимоотношения. И мне очень нравятся наши взаимоотношения, Хуан. Они далеки от идеала, но это и к лучшему — настоящая любовь никогда не бывает гладкой. В ней должна быть борьба, и наша борьба мне по душе своей… Непредсказуемостью, что ли?

— Короче, я тебя не отпущу Хуан. — Её глаза снова сверкнули, но мягко, по-доброму. Словно передо мной пушистый котёнок, соскучившийся по ласке и спрятавший острые коготки. Ну, может ведь она, когда захочет!

— Фрей, ты только что рассталась. Ты на эмоциях. Давай не будем торопиться? — Интуиция забила тревогу… Чёрт возьми, я и сам забил тревогу, без всякой интуиции!

— Да, понимаю. Нам надо лучше узнать друг друга, — кивнула она. — Наши личные закрома души. Пойдём. Мне давно надо было пригласить тебя в гости, а не терять время на консерватории. — Она поднялась и приглашающее протянула руку.

— Что это?

Смежная комната была заставлена музыкальными инструментами. Богато убрана, на стенах картины, на полу — пушистые натуральные ковры. Ручки кресел резные, в позолоте. На стене виртуальная имитация окон с выходом на лес, на другой — картина. Огромная, исполненная на очень хорошем уровне. Наверняка маститого автора, дорогущая. Даже воздух в этой комнате был какой-то свежий, чище, чем в соседней. Два дивана, три кресла, возле одного из которых, в углу, стояла огромная арфа. Небольшой столик, на котором два футляра — со скрипкой и флейтой. В другом углу — синтезатор и ударная установка. На боковой стене — гитара. Крутая, концертная. Без чехла. И несколько попроще в чехлах на полу, к оной стене прислонённые. Виолончель, ещё что-то струнное и мне незнакомое, а чуть далее… Бронешкаф или как это называется — стеклянный, как в музеях, внутри которого поддерживается микроклимат. С одной единственной, но очень красивой скрипкой внутри. В школе я слышал, что семье Веласкес принадлежит одна из шестнадцати оставшихся скрипок Страдивари, но это была малышка попроще и подешевле. Хотя тоже баснословно дорогая. Я присвистнул:

— Это всё твоё?

Она кивнула.

— И на всём ты умеешь играть?

Пожатие плеч.

— Да. На чём-то лучше, на чём-то хуже. Пою, распеваюсь я тоже тут — это моя личная репетиционная.

— Судя по твоим глазкам, это главная для тебя комната во дворце, — усмехнулся я.

Она приняла мои слова, как должное.

— Я никогда не отрицала этого. Тебе сыграть что-нибудь?

— Спрашиваешь! — Я обошёл комнату и уселся на один из двух диванов по центру, положив руку на подлокотник. Чувствовал себя аристократом, сибаритом. Клёво!

— На чём?

— Ну, я никогда не слышал арфу, — предложил я. — Да и флейта… — Взгляд упал на музыкальный столик.

— Давай я начну со скрипки, — выдавила Фрейя извиняющуюся улыбку. — Скрипка мой главный инструмент. Остальные — второй, третий и так далее. Сыграю и на них, но потом, а пока произведу на тебя хорошее впечатление.

— А есть куда производить лучше?

Она мою добрую иронию не заметила, направилась к скрипкам. Достала ту, что под бронестеклом. Нет, точно не Страдивари. Запирался шкаф на простой слепок сетчатки.

— Гитарой, получается, тоже владеешь, — продолжал я внимательно изучать комнату.

— Да, но похуже. Гитара — это попса, а я больше люблю эксклюзив. Быть не такой, как большинство.

— А ударные? — указал я на установку. Акустическую, спешу отметить! Реликт! Которую не так просто настроить — уметь надо! У ребят в группе, да и в репетиционной в школе, да и вообще везде, где видел, стояли электронные.

Фрейя скривилась.

— С ударными у меня хуже всего. Сама не знаю, зачем решила их изучить. Не нравится, и нет желания продолжать. Каждому своё.

С этим трудно не согласиться.

Она картинно махнула смычком… И заиграла. Вивальди, «Гроза».

Как она играла… Это сложно описать словами. Музыка вообще такая вещь, что её надо только слышать., любое её описание — всего лишь глупое сотрясание воздуха. Но если попытаться в первом приближении передать эмоции… То она выкладывалась на все сто; вкладывала в движения смычка всю себя, свою душу. Музыка не просто звучала в этой комнате: она лилась мне по венам, будоража, заставляя трепетать. То давила к земле, то наоборот, рвала душу вверх, в воздух — той становилось тесно в моём организме. Это было божественно, непередаваемо. Да и звучание самой скрипки… В школе я видел скрипачей, слышал их занятия — этот мягкий бархатный звук не шёл с тем ни в какое сравнение. Малышка знала, чем удивить, и у неё получилось.

Потом она заиграла что-то ещё. Потом своего любимого Шопена. Затем какие-то более поздние вещи, последних трёх-четырёх веков. Может это было и не совершенство, может на уровень богини её поставить и нельзя… Но она вплотную подошла к этому порогу.

Очнулся я от того, что её губы находились рядом с моими. Мы не целовались, но отделяло нас от этого одно мгновение. Бесконечно долгое. Которое никто не решался преодолеть.

— Это было… Незабываемо, Мышонок! — восторженно вырвалось у меня, после чего я притянул к себе её головку и вдохнул аромат волос. — Просто супер! Не думал, что ты так умеешь.

— Во мне много скрытых талантов, — похвасталась она. — И ты не представляешь, как сожалею, что я — принцесса. Я хочу играть, Хуан! Хочу петь! Собирать стотысячные залы! Хочу дарить себя, свою музыку и свой талант другим! Мне не надо славы и денег, мне надо…

— Признания?

— Возможно. Это именно то, о чём я мечтаю, а не о том, как буду сидеть на троне и решать судьбы миллионов и миллиардов жителей этой неблагодарной Системы. Но мечта не сбудется — как бы я ни играла и ни пела, я всегда буду в первую очередь принцессой. И хлопать или свистеть мне будут только поэтому — в зависимость от отношения.

— Понимаю. — Я прижал её к себе, отходя от наваждения. От этой магии, которая вытрясла из меня душу. — Я тоже хочу так уметь.

Она пожала плечами.

— У тебя тоже есть талант. Немного иной, но огромный. Тебе надо только заниматься им, развить его. Для тебя нет ничего невозможного. Даже если мама признает тебя, ты…

Да, я всё равно смогу стать музыкантом. Если этого захочу. Особенно, если она мне поможет.

— Я сдаюсь, Хуан, — прошептала Фрейя главные слова этого дня. И вообще последних нескольких месяцев. — Капитулирую. Твоя осада закончилась, моя крепость пала. Ты доволен?

Я не был доволен. Но почему — понять не мог. Или мог, но не хотел. Или хотел, но боялся понимать. В общем, я не хотел спешить, и она прочла это по моим глазам.

— Пойдём. — Фрейя снова встала и протянула руку.

— Куда?

— В одно место. Пойдём, там не кусаются.

— Ну, и что это? — окинул я взглядом комнату, в которой мы оказались. Гостиная, но совершенно другая, и не потому, что в другой секции. С другой мебелью, иной расцветкой, иной энергетической аурой и… Иным порядком. Точнее, беспорядком. Не то, чтобы прямо уж всё было раскидано, но по линеечке ничего не стояло и не лежало, кое-где были разбросаны вещи, кофточки там всякие, ночные. На туалетном столике царил хаос. Неубранный фен валялся на столике компьютерного терминала. На журнальном столике высилась ваза с фруктами, пара из которых было надкусана и забыта. Мелочи, сущие мелочи, но по ним можно было сделать вывод, что тут живёт точно не Фрейя. И судя по тому, что в семье Веласкес не так много девочек, я уже знал, кто. И лихорадочно пытался сообразить, к чему такой заскок, для чего меня сюда привели?

— Это комната Изабеллы, — ожидаемо прокомментировала Фрейя и пошла дальше, не останавливаясь. Я двинулся следом. Спальня. Кровать не заправлена. Не то, что на ней скакали и прыгали, что дым столбом, но кое-кому это делать было определённо лень. Кроме кровати беспорядка хватало и здесь. Разбросанные вещи, в гораздо больших количествах, чем в гостиной, предметы быта и ухода за собой. В целом всё так же не настолько фатально, чтобы стрелка в мнении о хозяйке пересекла отрицательный рубеж, но разница в характерах девочек ощущалась на духовном уровне.

Однако мы прошли дальше, в третью по счёту комнату. В которой бал правили… Игрушки. Куклы. Огромная империя кукол, на всё помещение. От немаленьких, в рост ребёнка, до небольших и даже крошечных пупсов. Причём настолько все гармонировали друг с другом, что было даже не заметно, что они разные. Центром композиции был посёлок из нескольких кукольных домиков со снятыми передними панелями, с лужайками и бассейнами. Центральную часть занимало озеро с настоящей водой (в отличие от пустых кукольных бассейнов). Неглубоко, но видно, что вода. Над ним жужжала панель климат-контроля, чтобы всё вокруг не сгнило от сырости. Перед ближайшим ко мне домом стоялакукла мужчины в униформе, поливающая газон из искусственной травы со шланга. Шланг был настоящий, но без «живой» воды. Мангал с барбекю чуть вдали, возле которого расселось ещё несколько кукол — мальчиков и девочек. Типа, гости на пикнике у хозяев. Все игрушки очень хорошего исполнения и казались живыми. Будто они на самом деле здесь живут, ходят на работу, пьют чай, читают газеты, загорают, поливают газоны, ездят на машинах эпохи начала космической эры — кажется, они называются кабриолетами. Это такие с открытым верхом. Одежда с иголочки, полностью соответствует демонстрируемым моментам и эпохе. Меня настигло ощущение, что прилетела волшебница, махнула палочкой и жизнь вот этих живых существ замерла, заморозилась. На время. И что махни она снова, куклы «оттают», оживут и продолжат жить своей полноценной интересной жизнью. Надо ли говорить, что в отличие от общего полубардака, в комнате игрушек царил идеальный, непередаваемый словами порядок. Кажется, даже пыль с синтетического газона там вытирается еженедельно и вручную, не говоря об остальном.

— Обалдел, да? — усмехнулась за моей спиной Фрейя. — Это её хобби.

— Игрушки?

— Куклы. Она не то, что играет ими… — Её высочество скривилась, не в силах описать мысль словами. — Она играет, но не как ребёнок. Это у неё… Я даже не знаю, как сказать. Здесь она другая, не такая, как там, — взмах рукой в сторону спальни. — Она словно возвращается в детство, становится самой собой. Милой обаяшкой Бэль, которую мы все любим. Здесь она счастлива. И мы вместе с ней.

— Пыль тоже вытирает сама? — указал я на искусственный газон.

— А как же. Мама запретила слугам убираться в наших комнатах с двенадцати лет. Ещё до корпуса, где мы стали по-настоящему самостоятельными. Слуги заходят, только если случается что-то из ряда вон.

— У вас хорошая мама, — усмехнулся я, подошел ближе к одному из домиков и начал рассматривать этажи, внутреннее убранство. Обивку лестниц, покрытие на кукольных стенах. Всё как настоящее! Словно взяли домик, и уменьшили! Конкретно здесь две куклы-взрослые, условно муж и жена, мило пили чай за столом, сидя на противоположных диванах; на другом этаже кукла-девочка играла в своей комнате, а кукла-мальчик скатывался по лестнице на… Игрушечной же гладильной доске. Или это доска для серфинга?

— Вещи сама им шьёт?

— Заказывает. Но иногда бывало, что и сама. И шила, и подшивала что-то.

— М-да! — вырвалось у меня.

— Пойдём. — Фрейя снова потащила меня обратно. Действительно, это царство её сестры, и без приглашения лучше не входить. Некрасиво как-то. — А это её любимая игрушка. Её друг. Его зовут Карлос. — Её старшее высочество подошла к кровати Изабеллы и прыгнула на неё спиной. Потянула на себя лежащего на подушке огромного, почти полутораметрового голубого медведя с добрыми-добрыми глазами. Пару раз его подбросила. Судя по внешнему виду, игрушка немолодая, вынесла на своём веку многое. Но всё равно красивая. Что-то в ней было, что интуитивно притягивало.

— Отец подарил мне Карлоса на день рождения, то ли на пять, то ли на шесть лет, — продолжила Фрейя, положив медведя себе под голову. МНЕ, Хуан! — выделила она это слово. — Но эта мелкая паршивка как вцепилась в него, так и…

— Забрала себе, — улыбнулся я.

— Не то, что забрала. Она была маленькой, ей как бы тогда было всё можно.

Вздох.

— Потом, когда подросли, сколько я себя помню, мы всегда дрались с нею за него, за то, кто с ним спит. Как видишь, поле боя, несмотря на мои локальные временные успехи, осталось за ней. Она спит с МОИМ медвежонком. Всю свою жизнь.

Пауза.

— Карлос — первый, наш совместный мужчина, Хуан. С него всё началось. — У меня похолодела спина — понял, что за разговор сейчас пойдёт. И что совершенно к нему не готов. — Когда я была маленькая, я злилась на Изабеллу, что она его забирает. Потом, повзрослев, немного успокоилась — привыкла. Детские разборки, игрушки… Это стало казаться мелким, незначительным. Пока в один прекрасный день мы не вышли на следующий уровень, и она не утащила у меня в свою постель другого моего мужчину, уже настоящего.

— То есть не голубого и не медведя, — грустно усмехнулся я.

— Оливия сказала, ты всё про её второе хобби знаешь. Ну, которое не куклы. — Глазки Фрейи налились свинцом. Я кивнул. — Значит, не буду долго перечислять и вводить в курс, сразу к сути.

Её высочество приподнялась повыше и неровно задышала. Глазки засияли злым обиженным блеском.

— Она забирала у меня всех мальчиков, Хуан. Всех-всех. Некоторые мне нравились, некоторые нет, но это не имело значения. В кого-то я, бывало, влюблялась, а с кем-то спала из голого физиологического интереса, это тоже не имело значения. Кого-то охмуряла почти сразу, как я знакомилась, кого-то она уводила месяцами, если не годами. Но результат всегда был один.

Поначалу я дралась с нею. Мы рвали друг другу волосы, разбивали носы. Но это так же ни на что не влияло. Мой следующий мальчик держался чуть дольше, осада его была не настолько навязчивая… Но потом она срывалась и всё повторялась.

С какого-то момента я махнула рукой и скармливала ей всё, что мне не нравилось, в ком разочаровывалась. А так же пыталась сблизиться с нею и устраивать совместную охоту, делить мальчиков, как мы это делаем с Сильвией. Ничего не помогло, мне это надоело, бросила. И теперь просто равнодушно смотрю за свистопляской, понимая, что просто так это не кончится.

Я молчал, давал ей выговориться. А её определённо это было нужно.

— Себастьяна я ей простила, — продолжила она. — Знала, что не устоит. Он держался достойно, больше, чем полгода. Но когда у тебя совершенное модифицированное тело и белоснежные волосы на смуглой головке… Устоять невозможно, Хуан. Я видела, как она действует вблизи. Это бомба!

Я вальяжно прошелся по спальне, усевшись в одно из пустых кресел, переложив из него другую плюшевую игрушку, маленького леопарда. Мысли успокоились, голова обрела ясность.

— Ты хочешь предупредить меня, что не простишь, КОГДА она поймает в свои сети. Я тебя правильно понимаю, Мышонок?

Фрейя задумчиво покачала головой.

— Нет. Я хочу знать, Хуан, как ты устоял перед ней.

Пауза.

— Насколько я знаю, а я информированная сеньорита, ты ЕДИНСТВЕННЫЙ, кто смог от неё отказаться. Причём в ситуации, когда у тебя не было ни единого шанса.

— Мышонок!.. — Чтоб отдышаться и прийти в себя мне понадобилось несколько долгих секунд. Отпустило, хотя в глазах ещё стояла темнота. — Мышонок, объяснись?

— Хуан, не ломай комедию. В том пруду с нею был ты. И туда же по горячим следам позавчера попёрся с этой дурой Санчес. Нашёл кого на кого менять! — Её высочество презрительно скривилась. — А ещё тебя сдал мистер Смит, антиквар. Он признался, что подарил тебе тот диск, и что ты был с девушкой. И что моя сестра любит французский классический шансон — а она действительно его любит. Это Бэль притащила тебя в галерею, где вы встретили нас с Сильвией.

Нет, не всё так страшно. Она брала меня на пушку. Я должен был признаться, «спалиться» сам. Но проблема в том, что отрицание очевидного ничего не изменит, только принесёт репутационные потери. Да, у неё нет доказательств — выражение мордашки соответствующее; имей она их, разговор вышел бы совсем на других тонах. Но слишком близко подошла к обладанию оными — это вопрос времени. И если скажу неправду, она слишком быстро выведет меня на чистую воду. После чего буду выглядеть идиотом, а идиотом выглядеть ой как не хочется!

Значит, время настало. Хватит хранить секреты. Они всё равно когда-то подерутся — чем «сейчас» хуже других календарных дат?

…Однако рубить с плеча я не решился. Интуиция завопила о протесте и в последний момент я прислушался. Потому, что разборки сестрёнок Веласкес… Надо контролировать. А почву к ним подготовить. Ибо аукнется. Они — сёстры. Я — чужак. Мною пожертвуют, если что, тогда, как они друг другом — никогда.

— Мышонок, давай не будем об Изабелле? — Я картинно покраснел и стыдливо отвёл глаза в сторону. План защиты начерно в голове обрисовался, и… А чего хандрить, собственно? Чего оправдываться? Я ничего ей не обязан!

— Почему? — Глаза Фрейи напротив, победно сверкнули. «Есть, получилось! Я угадала!». И одновременно она напряглась, ибо верила, что это я, не на сто процентов.

— Потому, что стыдно.

Я помолчал. И ведь действительно было стыдно.

Она не стала форсировать наезд и помолчала тоже, давая собраться с мыслями. Видно, это сделать нужно было не только мне.

— Стыдно? — потянула она время, пробуя слово на вкус.

— Да. — Кивок. — Она меня искала. А я… — Из груди вырвался вздох. Причём снова совершенно искренний.

— Ты её любишь? В смысле она тебе нравится? — Глазёнки её высочества опасно сузились. Очень опасно. В них приготовились к взрыву две сверхновые, но пока она их контролировала.

Подумав, я отрицательно покачал головой.

— Мышонок, я видел её год назад. ДВА раза. Как считаешь, я люблю её?

— Но она… — Фрейя осеклась. Однако понимала, что права, что роет копытом в верном направлении, плевать на мои слова-отговорки. — Но она тебе нравится! — скорее заключила, констатировала она.

Ох уж эта женская интуиция на соперниц! И главное, возразить-то нечего. Но попытаться надо.

— Скажем так, если мы встретимся… Или не так, КОГДА мы встретимся… — поправился я, — …мы начнём отношения с чистого листа. Такое объяснение устроит?

Есть, получилось! Её высочество успокоилась. Ну, насколько можно было успокоиться в её ситуации. И даже удовлетворённо хмыкнула. Однако допрос только начался, и любопытству её, наверное, трудно найти предел.

— Почему ты не искал её? — вновь сузились её глаза, правда, не так опасно.

— Это допрос? — наигранно фыркнул я.

Она пожала плечами. Я счёл за лучшее ответить.

— Не знаю, Фрей. Не хотел. А теперь… Теперь боюсь пересечься. Даже случайно.

— Но она не страшная. И не убьёт тебя. — Настроение Фрейи поднималось выше и выше. Как и уровень озадаченности. — Какой смысл прятаться, если вы всё равно рано или поздно встретитесь?

Интересно, сколько времени она себя накручивала? Ведь видно, что давно подозревала. И крутила в себе, крутила, придумывая то, чего нет. А теперь придуманная реальность сталкивается с настоящей… И в это тоже нужно разобраться.

— Лучше поздно, чем рано, — ответил я. — Возможно, она остынет и… Простит. Что не искал её.

Подумал, и добавил:

— Девчонки говорили, у неё кто-то есть. Парень. И он ей нравится. Настолько, что она даже пошла против матери, встречаясь с ним. Возможно, когда мы встретимся, ей будет не до того, чтобы травить эмоции на какого-то… Меня.

Фрейя довольно ухмыльнулась.

— Зря надеешься. Даже если она выйдет замуж, она всё равно не забудет ту школу, которую разнесла ради тебя. И гвардию. И галерею. И что ты не ударил палец о палец, чтобы её найти. Особенно, если узнает, что находился здесь, под боком. Женщины мстительные существа, Хуан, а моя сестрёнка к тому же очень изобретательна. Лучше не стоит тянуть.

— Всё равно, — покачал я головой. — Пока я ей в глаза смотреть не готов. Не сдавай меня, ладно?

Из груди Фрейи вырвался вымученный и одновременно облегчённый вздох.

— Что ж мне со всеми вами делать, а?

Она встала и заходила по комнате. Остановилась около электронного окна.

— И всё-таки, почему ты её не того? Прямо в том парке? Она же… Она же была обнажённая! Готовая на все боевые подвиги! И сама предлагала. И тебе она понравилась, если верить её словам. Ну, понравилась же, не отрицай! — губы паршивки расплылись в пакостной улыбке. Настроение её высочества заметно улучшилось.

Я нахмурился.

— Мышонок, ты действительно считаешь, что я знаю ответ на этот вопрос?

Пауза.

— Нет, не отрицаю — понравилась. Как понравилась бы любая красивая сеньорита на её месте. А отказался потому, что увидел шлюху, наверное. Богатую развращённую дрянь. Мне было плевать кто она там — аристократка, принцесса… Да хоть гуманоид с Альфа Центавра! Я не захотел именно шлюху. Наверное, так.

— Запущено! — констатировала Фрейя. Вновь в напряжении прошлась по комнате. — А почему передумал? И всё же пошёл с ней на контакт? И даже назначил второе свидание?

— Потому, что она показалась мне не безнадёжной. — Сердце обливалось кровью, но я вынужден был говорить это. Иногда лучше резать по живому — быстрее заживёт. А теперь, в данный момент, истина была необходима. Нам обоим.

— Фрей, я не видел её год, — продолжил я, — и не знаю, какая она сейчас. Говорю только за момент, о котором речь. А тогда я понял, что она не безнадёжна. Потому и пошёл на контакт, и не жалею об этом.

От последних слов её высочество снова напряглась — будто внутри резко распрямилась какая-то пружина. Глаза вновь полыхнули. Однако в целом сдержалась.

— Нет, не могу обещать, что не пересплю с нею в дальнейшем, — ответил я на так и не сорвавшийся с её губ вопрос. — Это ты хочешь услышать? Я не знаю, как на неё отреагирую. Вот просто не знаю, и всё. Но если мы с тобой будем вместе, это будет случайная интрижка, а не целенаправленная измена. Просто я — мужчина, и никакой не суперчеловек. А ты сама только что расписала, что исключений в её случае пока ещё не было.

— Да уж!.. — Фрейя ещё какое-то время побродила, затем села ко мне. Придвинулась поближе.

— Хуан, я боюсь. Что ты выберешь её.

Я обнял её, прижал к себе.

— Давай не будем заглядывать так далеко? Паулу же не выбрал. А она ничем не хуже, и даже лучше, только волосы крашенные.

— Хуан, я люблю тебя. Оставайся со мной? Сегодня. Насовсем.

Если бы я ел, закашлялся бы. Ну да, закономерное предложение. С Себастьяном покончено, и это осознанное, выстраданное решение. Её теперь ничего не сдерживает.

— И Бэль я беру на себя, — продолжила она. — Организую вам встречу, морально её подготовлю. Да, будет дуться. Возможно на какое-то время меня возненавидит, как и тебя… Но я улажу.

Из моей груди вырвался вздох, но я молчал.

— Сегодня вечером на ужин останутся отец и Сирена. Я пригласила. Будут и Эдуардо с Бэль. Там я как бы официально познакомлю вас, представлю, хоть вы все и видели друг друга. Введу так сказать в семью. И завтра…

Теперь вздохнула она, подбирая слова. Нашлась:

— И с завтрашнего дня мы с тобой начнём РАБОТАТЬ по-настоящему. Не теряя время на глупости. Ты прав, нам столько нужно сделать, что начинать надо вчера. Тебе стоило родиться на пару лет раньше.

Ответ на своё предложение она прочла по моему лицу.

— Что не так? — Напряглась. — Разве не этого ты хотел? Не к этому апеллировал, пеняя мне отношениями с Себастьяном?

— Мышонок!.. — Теперь вскочил и зашагал по комнате я. Тело било дрожь. Крупная дрожь. Я должен был сказать «да», согласно всем законам логики и методички карьериста…

Но не хотел. И дело не только и столько в проблеме Выбора. Я был НЕ ГОТОВ быть с нею.

— Хуан! — Глаза Фрейи вновь полыхнули, и теперь главной эмоцией в них был дичайший гнев. — То есть, тебе мало было ставить мне условий, чтоб я бросила Феррейра. Теперь ты хочешь, чтобы я ещё и побегала за тобой? За тобой?

— Ну, ты же знаешь, что это не так! — теперь взорвался я.

— А как? Как, Хуан? Дело в Изабелле? Тебе всё равно придётся с нею встречаться.

— Да при чём тут Изабелла!

Я издал мучительный стон и опал. Тоже прошелся из угла в угол.

— Мышонок, посмотри на меня. Кого ты видишь?

— Хуан, я!.. — Она сбилась.

— Это иллюзия, Фрей. Этот крутой мачо, стоящий на страже своих интересов и интересов вашей семьи, не боящийся бросить вызов богу и чёрту — иллюзия. Тот перец, который ради своей вендетты смог собрать в кучу «печеньки» со всех глобальных игроков Венеры — тоже иллюзия. Он не суперчеловек, и не супердипломат. И не суперумный. Господи, да он вообще не умный!

— Я не просто бастард, пойми, — наконец, снова взял себя в руки. Я раскис, и раскис капитально, и оправдания этому, как и объяснения, дать не мог. Я знал, что мне НАДО уйти сегодня от неё. Что нельзя оставаться. И разум шёл даже на такие крайние меры, как срыв и потеря контроля. — Мышонок, я…

— Сын проститутки, — помогла с ответом она.

— Да, сын проститутки. — Я снова сел напротив, уставившись взглядом в её глаза. Пусть прочтёт, что у меня на душе, что не вру. Врать ей — смертный грех. Простит всё, даже измену, даже с сестрой. Но не ложь. — Но не это главное. Гортензия, например, дочь служанки. Но она принцесса. Принцесса, Фрей! Аристократка!

Я же — парень с района космонавтов. Не трущоб, нет. Но это небогатый район, живущий по своим непонятным вам, аристократам, законам.

— Господи, да меня год назад из школы исключили! Вышвырнули, нагло удалив из базы данных записи моей драки в фонтане! И я ничего, ну совершенно не мог поделать! — снова вырвалось у меня. — И не поделал бы, не свяжись мама… С родственничками по вашей линии. — Я скривился — стало противно. От самого себя, что говорю это. — Я был никто, понимаешь? Никаких перспектив. Никаких просветов. Никакой справедливости в мире вокруг. Я как волк грыз себе дорогу, зубами, но раз за разом отхватывал. Отлёживался в своей волчьей норке, зализывал раны, и снова шёл в бой, где снова отхватывал. И не было никакой надежды когда-либо что-либо изменить — только бесконечная драка чтобы выжить.

— Я не готов, Мышонок. Не готов к такой ответственности. Да, я наглый — это так. И мне на самом деле плевать на статус человека. Я вижу и люблю в тебе Фрейю Веласкес, а не её высочество инфанту. Вот только одной наглостью далеко не уедешь. Кроме неё должно быть что-то ещё, а с этим загвоздка. А ты… — Из груди вырвался вздох. — Мышонок, я лягу сегодня спать с тобой, как с Фрейей Веласкес. Вот только проснусь с её высочеством инфантой, понимаешь? Со всеми вытекающими последствиями. А это совершенно иной уровень.

Я не готов к ТАКОЙ ответственности, — сформулировал, наконец, я. — Да, давил на тебя. Да, ломал комедию. Но я и сейчас говорю, Себастьян тебе не пара! И это хорошо, что ты его бросила. А я…

— Трусишка. Наглый до умопомрачения, но безответственный трусишка. — Ирония из неё так и сочилась.

— Да. Безответственный трусишка, компенсирующий недостатки наглостью. — Согласно кивнул. — До какого-то момента этого хватало… Но сегодня…

— Ну, Хуан!.. Ну, сукин сын!.. — Теперь вскочила она, с намерением прыгнуть мне в лицо… Но сдержалась и отошла к виртуальному окну. Произнесла, не поворачиваясь:

— Ты себя недооцениваешь. Я бы никогда не полюбила такого, как ты описал — наглого, но пустого. Это страх. Он в тебе есть… Но ты справишься. Поверь, я знаю. Вижу. Чувствую. Тебе надо просто пересилить себя и прыгнуть в этот омут, а дальше всё наладится. Я не зверь, и моя семья тебе поможет. И офицеры. И вообще все близкие нам люди. Трудное детство… Да, тормоз. Но ты справишься.

— Не сейчас, Мышонок, — покачал я головой. — Дай время.

— Зачем тогда отбивал меня у Феррейра? Если не был готов занять его место? — Судя по голосу, она чуть не плакала. Но нужно быть осторожным, от слёз до желания убить — один шаг.

— Я не знал, что… В последний момент… Был уверен… — Сбился.

— Был уверен, что я его не брошу?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Наверное, просто переоценил себя. Для меня дворец, перспективы и прочее — сказка, пойми. Я как та Золушка, попал на бал и воспринимаю это… — Скривился. От презрения к себе. — В моём подсознании это не реально, Фрей. Даже сейчас, через год. Подсознание уверено, что ровно в двенадцать карета превратится в тыкву и сказка закончится. Потому я и бросаюсь на амбразуры ничего не боясь — смысл бояться, если всё вокруг иллюзия? Компьютерная игра с полным погружением? Если всё, включая мои успехи, не настоящее?

— Ты живёшь во дворце ГОД! — обернулась Фрейя. Действительно, в слезах.

— Не совсем во дворце, — покачал я головой. — В корпусе. Среди бывших бродяжек. Воровок. Малолетних проституток. Да там много кто есть — от достаточно «цивильных» в плане прошлого девочек, до откровенного криминала. Но я там СВОЙ, Фрей! Такой, как все! Лишь Паула-Мерседес, одна, как свет в оконце, осветила мне проём в ваш мир. Но и она в корпусе пыталась мимикрировать, пытаясь сойти за свою.

Нет, это не дворец, Мышонок, — покачал я головой. — Не место, где можно осознать, что что-то изменилось. Да, там я перешёл на новый уровень… Но по прежнему дрался зубами за право жить, в таком же примерно окружении.

Я замолчал. Молчала и она, медленно прохаживаясь рядом. Наконец, решилась:

— То есть, ты меня отшиваешь? После всего?

Я замотал головой.

— Ни в коем случае, Фрей. Ты мне нравишься. Я не хочу терять тебя… Просто давай не сейчас? Дай мне время?

— Я не буду бегать за тобой, — отрезала она. Повернулась, сверкнула глазами. — Если это твоя новая стратегия, то она ошибочна. Я, конечно, во многом проявила с тобой слабость, но всему есть предел.

Я замотал головой.

— Мышонок, неужели ты и правда думаешь, что я способен был так поступить и так подумать? Себастьян… Да, его надо было вытравить из тебя — снова повторюсь. Но ради тебя же самой, а не моего чувства мужского самоутверждения. Но ты… Нет, я не играюсь такими вещами. Не с тобой.

— Почему же? — Она улыбнулась. — Ты прошел тот же курс, что и я. Те же методики. Те же знания о манипулировании… Не спорь, я ЗНАЮ. И даже видела твои успехи на практике.

— Теми, кого любят… К кому испытывают НАСТОЛЬКО положительные эмоции… Не манипулируют, — вырвалось у меня. — Не получится.

Мышонок, дай мне время? — вернулся я к главному. — Просто время. Большего не прошу.

И снова попал. Почувствовала, что не вру, говоря о чувствах к ней. Немного оттаяла. Но лишь чуть-чуть, чтобы не сорваться. Однако, мне хватит.

— Убирайся! — Рука её лаконично указала в сторону двери. И когда я вздохнул и поднялся, добавила:

— И ещё, Хуан. Пока ты хандришь, помни, твой космолёт тоже может улететь. Ты не единственный такой на белом свете на белом коне.

Я остановился, но лишь на пару секунд. Что ей ответить? Да ничего!

— А в прошлый раз ты в омут прыгнул, — с обидой в голосе попробовала она зацепить меня. — Не думал, что не справишься. Я хуже её, да? Я хуже Изабеллы?

Я как раз подошел к створке, нажал рычажок открытия. Замер. Обернулся.

— Мышонок, не говори глупостей.

Глава 13. Интеграл бесконечности

— Дурак ты Хуан. Как есть, дурак. — Гортензия озадаченно, и, что говорить, разочарованно покачала головой. — Ты этого хотел. Ты к этому стремился. ЭТО цель твоей жизни и карьеры! — Она повысила голос и выделила слово «это». — Причём термины «жизнь» и «карьера» уже должны были стать для тебя синонимами. Ты не должен был уходить!

Я тяжело вздохнул. Что ей сказать, как доходчиво объяснить, что чувствовал?..

— Понимаешь, ты на следующий день проснулся бы… — продолжала она —…не мальчиком Хуаном из корпуса. А потенциальным принцем-консортом. А зная крёстную, уверена, она бы обязательно довела тебя до венца дочери. Поотсекав любых других кандидатов на её руку «благородного» происхождения, да и плевав на её собственное мнение. Не отвертелась бы та. Да, в дальнейшем общении ты, разумеется, делал бы ошибки. Ваши отношения ни в коем случае не были бы безоблачными. Наоборот, вы бы постоянно ссорились, на время разбегались… Но после вновь бы собирались и мирились. Это аксиома взаимоотношений, Хуан! По иному просто не может быть!

— И её сестра, — продолжала она давить, не давая вставит слово. — Фрейя почти открытым текстом признала, что ПОНИМАЕТ, как сложно противостоять её чарам. То есть фактически подарила Изабеллу тебе. С условием, что будешь посещать её постель не слишком часто, без злоупотреблений. Раз в несколько месяцев, думаю, но больше «для души» и не нужно. Однако эти разы были у тебя в кармане, неумный ты юноша! И раз уж заговорили о юбках… — Вздох. — Девочки корпуса при таких раскладах вообще бы считались ею предметами мебели. А к мебели не ревнуют, Хуан.

…И ТАКУЮ сеньориту ты упустил!.. — вновь сокрушённо покачала она головой. — По глупости и юношеской максималистской несдержанности!..

Я молчал. Хотел возразить… Да только что мог сказать? Что хотел «попробовать» вначале Изабеллу? Вдруг бы искра к ней оказалась сильнее? Да, это так, я этого хотел, и сейчас хочу. Надо «перепробовать» все варианты, и только после решать. Но правдой было и то, что я действительно испугался. Действительно чувствовал всё это время нереальность, как та Золушка с тыквой. Выстрел наёмного убийцы, которого покрошили у моего подъезда во время вендетты, чуть было не отрезвил меня… Но не отрезвил. И при характере её высочества инфанты, при тыкве я могу так и остаться.

— Ты был бы ВНУТРИ системы, Хуан, — продолжала выплёскивать эмоции моя духовница, работающая штатным психологом, причём совершенно за бесплатно, с совершенно искренним желанием помочь. Особенно помочь пролезть во власть. — И любые проблемы, любые напряжения в ваших взаимоотношениях были бы ВНУТРИ семьи! Понимаешь? Тебе не надо было бы больше что-то доказывать, чтобы стать ближе; ты уже находился бы на позиции, когда это не нужно! — Скривилась. — Семейные дрязги — это семейные дрязги, Хуан. Дело внутреннее. — Она сбавила обороты. — И не имеют ничего общего с отношениями возлюбленных, когда только добивается. И даже с отношениями жениха и невесты. Как ты мог, Чико!

Я использовал Гортензию не только как учителя танцев. Но и для того, чтобы смотреть её глазами на себя со стороны. А то знаете как замылен глаз от постоянного смотрения под одним углом? Пусть я живу в корпусе, познал многое в женской психологии и отношении женщин к жизни и мужчинам… Но взгляд этот всё равно однобокий, хоть и широкополосный.

Её императорское высочество же… Более объективна. Она имеет специфический жизненный опыт и способна заметить то, что я в упор не вижу, даже если это будет как то бревно из притчи. И ей на самом деле можно доверять; её помощь — плата имперской разведки за нахождение её, их агента, здесь, рядом со мной. За возможность нахождения в далёком будущем. Себастьян Второй и инфант Фердинанд играют в долгую; это ставка не сегодняшнего дня и не завтрашнего. А значит, с Гортензией лучше подружиться — более искреннего друга в ближайшие несколько лет мне не найти. Пусть лучше будет она, чем кто-то иной, кого обязательно пришлют вместо неё, если мы не поладим.

…И ещё, волейбольная сетка всегда обоюдна. Воздействовать на неё, использовать в своих целях, могут обе стороны игры. А значит мне надо подружиться с сеньоритой тем более — это вопрос моей жизни и смерти в далёком будущем, когда я перестану быть «мальчиком Хуаном» и добьюсь чего-то.

…И ещё «ещё». Ничто так не стабильно и не вечно, как взаимовыгодные отношения без эмоциональных взрывов, всяких «любовей-морковей». Наши основанные на голом расчёте встречи и «перепихи» это то, чего мне так не хватает в общении с некоторыми другими представительницами слабого пола, от которых «сносит башню» и не знаешь, куда вешаться. С нею просто и…

В общем, она единственная, кто сможет дать толковый совет в абсолютно любой ситуации. Ведь даже у моего новоиспечённого тайного советника глаз замылен, а на первое место при разговоре о Фрейе или Изабелле могут выскочить собственнические чувства. Даже если я не соглашусь, выслушать её оценку всё равно стоит.

Мы шли по аллее, рекреации района, в котором она жила. В смысле, снимала собственную квартирку. Район богатый, хотя не супер-пупер элитный — к аристократическим помойкам сеньорита де Росарио относилась с пренебрежением.

Она, в общем, и не жила в подобных; вся её жизнь — сплошная ссылка. Обеспеченная, но подальше от двора и от аристократии. Мать её изменить условия ссылки не стремилась — понимала ценность жизни и спокойствия, ибо знала клоаку под названием «высший свет» и его нравы изнутри. Сама же девушка, хоть и являясь дочерью монарха, но каждый раз по приезду в Каракас получала от братьев таких «люлей», публичных унижений, что так же не горела желанием куда-то ехать и что-то кому-то доказывать. Кровь ещё не всё в этой жизни.

…Кстати, с её братцами, я чувствовал, ещё пересекусь. Вживую. И им наше общение не понравится. Считайте это «особой способностью», чем хотите — но я действительно был уверен в этом. Они мне ещё за Мерседес ответят.

Впрочем, отставить видения про Паулу и прочее неизведанное! Надо жить сегодняшним днём, и совсем чуть-чуть вчерашним.

— Я думал, ты будешь чихвостить, что выдворил из своей жизни твою сестрёнку, — перешёл я на следующую острую тему. — Морально к этому приготовился. А ты ругаешь, что от Фрейи сбежал!

Моя маленькая спутница нахмурилась, дескать, что за глупости несёшь? Ядовито заметила:

— Хуан, ты выдворил её из жизни или из постели? Мне показалось, что только из последней. А такое, как показывает практика, обычно временное явление. Жизнь слишком долгая штука, чтоб по подобному убиваться.

Я раскрыл рот возразить, но тут же захлопнул.

— Метко бьёшь! В точку!

— Угу. — Кивок. — Мерседес и сама это понимает. Потому держится. Она ведь не дура, и всегда знала, куда её отправит королева, если начнёт мешать её Проекту. Потому и от тебя шарахалась. Так что это мудрое решение, тут я наоборот, начинания поддержу.

— Она на пределе, на взводе, — покачал я головой. — Может сорваться и натворить глупостей.

По лбу девчушки пробежала морщинка.

— Перегорит. Попыхтит-попыхтит и опадёт. Это поправимо. А вот что это ты вытворяешь с Сильвией? Ну-ка, рассказывай!..

Её голос резко зазвенел, в нём послышалась нешуточная угроза.

— Цветочек, не возражаешь, если мы присядем? — указал я на лавочку возле фонтана посреди «площади» — закольцованного пятачка аллеи с памятником в центре, являвшимся центром фонтанной композиции. Какой-то латинский писатель последнего столетия — со спины его не узнал.

Сели. Девушка выжидающе молчала. Я воспользовался выделенным мне временем для сбора мысли в единое целое, решив выдать на гора итог своей многодневной интеллектуальной работы.

— Цветочек, понимаешь, жизнь такая штука…

— Тебе нравятся они все. Угу. — «Цветочек» с наглой улыбкой предвосхитила мой текст. — Это называется блядство, Хуан, хотеть всех. Так нельзя, и так не получится. Выбери одну, кто больше по душе, а остальных не мучай. Ты не в том положении, чтоб строить гарем из принцесс, понимаешь? Тебе нужно стремиться вверх, а не устраивать их битвы за своей спиной. Ты никому не будешь нужен со славой мачо с длинным агрегатом и отсутствующими мозгами, а пока о тебе у меня складывается именно такое впечатление. Уймись, а?

Да, логичные рассуждения. Я сам себе кивнул — ведь действительно, многие обо мне думают именно так. И плевать, что у меня с сеньоритами на самом деле. После приключений с Сильвией среди информированных особ в Альфе наверняка началось по поводу меня некое брожение, сомнение в правильности необходимости инвестиций. И уход от Фрейи, спуск с вершины пьедестала в этом ключе действительно дичайшее глупый поступок.

— Кроме блядства, Цветочек, есть ещё понятие полигамии, — ухмыльнулся я.

— Это одно и то же, — парировала она. — Просто звучит красивее. Да и то на то — повторюсь, ГАРЕМ ты не потянешь. Девочки убьют не друг друга, а тебя. Их слишком много, чтоб ты их подчинил.

И тут картина в голове у меня окончательно сложилась. То, над чем я мучился последние пару недель, если не месяцев.

— Вот скажи, Гортензия, что такое любовь? — начал я монолог. — Опиши кратко, пусть и своими словами?

Её императорское высочество раскрыла рот, но вскоре захлопнула. Да, озадачил.

— Любовь — это межличностное взаимоотношение, — повторил я фразу Фрейи. — Наша инфанта утверждает, что это я ей такое сказал, хотя я уже и не помню. Но в любом случае это и так, и одновременно не так. Любовь это взаимоотношения… Но при этом дорога в бесконечность! — подобрал я нужное слово. — Ты выбираешь себе любовь, то есть спутника жизни. То есть это навсегда. Ну, в идеале, конечно же, но в моём случае это как минимум надолго.

— Надолго? — усмехнулась собеседница под нос.

— До конца жизни. Причём заметь, я не говорю о длине этой жизни. Она может быть крайне короткой. Но другие отношения в ней при этом вряд ли появятся.

— Это точно! — Гортензия издала покровительственный вздох.

— Представь, что любовь, как взаимоотношения, это математическая функция. Ты проходила углублённую математику?

Кивок.

— Конечно. Матан важен для работы аналитика. Информация это потоки, которые можно разбивать на цифры и анализировать. Любая информация.

— Вот-вот. Значит, представь, что у каждого человека… Каждого, Гортензия, абсолютно! Есть запрограммированная функция его любви. Требования к кандидаткам в дамы сердца — какие ему понравятся, чем и так далее — результат этой функции.

Это функция самого Мироздания мы не можем видеть её, не можем анализировать и прогнозировать. Но у нас есть её частные решения. То есть на неком воображаемом графике существует такая-то точка, которая «выстрелила», и такая-то. А ещё такая-то. С такими-то и такими-то параметрами. Каждая в отдельности нам ничего не говорит, но когда речь заходит о достаточно большом массиве, у нас есть возможность сделать частные выводы о характере этой функции. И чем больше данных в массиве, тем вернее будут наши выводы.

— Если хочешь, другая аналогия. Наша жизнь — река. И любовь, которую мы выбираем, это русло, по которой она потечёт после точки выбора. Ведь после обретения любви, с началом отношений жизнь не будет прежней — она обязана измениться.

— Допустим. Примерно поняла, — кивнула спутница. И что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что моя «любовь», моя функция, имеет очень много частных решений. В моём массиве слишком много данных, непривычно много для среднестатистического человека. Так бывает, надо просто принять это. Есть минимум пять сценариев решения функции, каждый из которых делится на подсценарии. Это огромная вероятностная функция, многомерная, и я не вижу для неё чётких однозначных решений.

— Моя задача не найти решение, — продолжил я после паузы, тщательно сформулировав последующую мысль. — Решение есть всегда, в любом случае. Моя задача найти ФАРВАТЕР. То есть оптимальную форму этой функции. Я вижу точки, куда моё русло может пойти, но нужно найти оптимальный вариант прохода этого русла. Пусть это будет нестандартная непривычная кривая, но ОПТИМАЛЬНАЯ для моей внутренней гармонии. Понимаешь?

Судя по виду, не совсем. Я про себя хмыкнул и продолжил:

— Остаться у Фрейи — простое решение. Оно, конечно, входит в мою функцию. Но это не значит, что оно — оптимальное. Возможно, я встречусь с Изабеллой, пойму, что она для меня значит куда больше и… — Сбился. — Вашим девичьим языком говоря, я отдам ей своё сердце. А она — мне. Но буду при этом с Фрейей, заметь! И буду работать с нею на благо клана государства, на самом верху.

— М-да! — лаконично выдавила собеседница, пока ещё не придя ни к какому выводу.

— Вот именно. Ничего хорошего из такого решения функции не получится, Цветочек. Тут уж лучше сразу стартовать от Изабеллы. Да, возни больше, добавится куча дополнительных стен и задач… Но не будет конфликта функции! Дисгармонии! Рано или поздно я с этими задачами справлюсь, и моя функция от Изабеллы обгонит ту, где я неправильно выбрал Фрейю.

Я больше скажу, и Марина, и Сильвия, и твоя сестра — тоже решения функции. Но — частные. А мне нужны не частные производные; мне нужно проинтегрировать ВСЮ функцию, до самой бесконечности, и найти общее решение. В которое уложатся ВСЕ частные производные.

Если говорить о русле, то я могу проложить его в любом месте. Но мне нужно постараться сделать это так, чтобы задействовать при создании как можно больше валяющихся там и тут кирпичиков, которые УЖЕ есть, которые сильно помогут при строительстве моей реки. Прокладывать по крипичикам значительно легче, это сильно облегчит и ускорит строительство ВСЕЙ реки. А если я выберу один или пару конкретных крипичей… Мне придётся создавать вместо остальных новые, деформировать русло. Выкидывать из своей реки моменты, без которых… — Сбился.

— Без которых почувствуешь, что твоя жизнь неполноценна, кастрированная, — улыбнулась эта паршивка.

Я чуть не поперхнулся от аналогии. Но сказано было верно.

— Да, Цветочек. И хочешь бей, хочешь убей, но я чувствую, что решение не может быть простым. Выбрать кого-то… — Скривился. — Это неправильно. Мне как минимум нужно выбрать кого-то так, чтобы не потерять остальных. В смысле, не поссориться, сделав врагами.

Вчера, если бы я остался, я потерял бы Изабеллу. Хотя понятия не имел, как выглядит её кирпич, и какую роль в моей жизни сыграл бы. Я мог потерять Сильвию и Марину, и почти наверняка потерял бы Паулу. Я бы сдался Фрейе на её условиях, и она обязательно в дальнейшем бы от девочек избавилась. А они нужны мне все.

— Зачем? — Гортензия спросила с усмешкой, но горькой.

— Затем. Потому-что.

Пауза.

— Марина… Она «протрезвляет» меня. Когда прочищает мне мозги, я, действительно, начинаю соображать и видеть вещи, которых до того момента не замечал. Да, она не принцесса, и вообще та ещё штучка… И на взгляд карьериста совершенно бесполезна, только обуза… Но откуда мы знаем, что говорила Жозефина Наполеону наедине? А что говорили их женщины другим великим людям? Может это благодаря им те стали великими?

Марина нужна. У неё есть на меня влияние, и пока оно положительно. Я не хочу её просто взять и отбросить только потому, что Фрейя будет ревновать.

— А Паула?

— А Паула… — Из груди вырвался вздох. — …Ты не ходила с ней на штурм, бок о бок. Туда, где стоишь перед лицом смерти и смотришь ей в глаза. В этот момент многое понимаешь о находящихся рядом людях. Паула — мой боевой товарищ, и лучше я пойду на новые риски с нею, чем без неё.

— А Сильвия? — скривилась её высочество. Зацепил.

— Пока сложно сказать. — Я пожал плечами. Мы слишком мало знакомы. Однако достаточно, чтобы последний раз, обнимая её, я понял, что без неё моя жизнь будет хуже, чем с нею. Ей лишь надо найти место. Которое ей нужно занять, чтобы не мешала другим «кирпичикам», чтобы моя… Да что там, чтобы наша общая коллективная функция стала оптимальна.

Нет, я не жалею, что уехал. Я не был готов к решению этого интеграла бесконечности. Да, надо сделать Выбор, но надо выбрать не грань пятигранника, а проложить наилучший из вероятностных фарватеров. Дифференциальное счисление куда сложнее простой геометрии офицеров и твоей методички карьериста. Мне надо подумать, взвесить, оценить. Прислушаться к себе. Ну, и встретиться, наконец, с Изабеллой — сколько можно прятаться, в конце концов?!

— Да, задаёшь ты себе задачи! Математик хренов!

Гортензия помолчала.

— И всё-таки, всех ты не потянешь, Хуан. Чтоб они не перессорились, и чтоб победительница не изжила из твоей жизни остальных.

— Значит, надо найти им такое место, чтоб победительнице не было необходимости остальных изживать. Я не говорю, что осчастливлю всех и буду со всеми одновременно, как древний султан. Гарем, согласен, не потяну. И не стремлюсь. Потому те, кто проиграет… Им не будет сладко. — В этот момент перед глазами предстали глазки Паулы. Заплаканные, в нашу последнюю ночь. Б-р-р-р! — поёжился. — Но ТЕРЯТЬ их — не хочу.

— Что ж, удачи! — Девушка рядом со мной задумчиво сощурилась, затем помахала головой, словно отгоняя наваждение. — Она тебе пригодится, Хуан. Да, наверное, и им, объектам твоего интегрирования.

Она усмехнулась. Я — тоже. На душе полегчало — не зря съездил.

…И в этот момент началось ЭТО.

— Хуа-ан? — раздался в ухе голос Патрисии. Взволнованный, на грани истерики. Я знал, что такой означает — сколько полигонов вместе прошли! Мгновенно подобрался и напрягся, вогнал себя в мобилизационный режим. И только после этого увидел его. Черноволосого сеньора с усами в пятидесяти метрах от себя. Он шёл по аллее в нашу сторону, но выдавало его пристальное внимание к нашим персонам. И непрозрачный пакет в руке, в котором угадывалось… Mierda, я не видел, но ЗНАЛ, что там сто девятый AEG-шник. Который он перехватил поудобнее за рукоятку, придержав ручки пакета второй рукой. После чего начал медленно, как в замедленной съёмке, поднимать ствол на меня. Или мою спутницу — тут наверняка определить невозможно.

Но это было ещё не всё. По соседней аллее, под прямым углом к нашей, по которой и шёл усатый, двигался ещё кто-то. Кто — я разобрать боковым зрением не мог, внимание было приколото к усатому. Но оттуда тоже веяло угрозой. Смертельной.

«Перекрёстный прицел. Двое!!!..» — промелькнуло в голове. Кошмарный сон телохрана. Я вспомнил все уроки тактики, понял, в глубине какой задницы нахожусь и начал действовать.

Прыжок. В прыжке, напрягая все имеющиеся силы, рвя жилы, отшвырнуть Гортензию как можно дальше от себя, в фонтан — благо она лёгкая, а бетон водяного барьера иглы не прошьют. Есть вероятность, что в полёте та ударится головой о бетон или базальт барьера… Ну, будем надеяться, справится — она сеньорита тренированная, танцы, нейронное ускорение…Самому же в сторону, на ходу доставая из наплечника свой старый добрый огнестрел.

Я не успевал. Гортензия…Можно было прыгнуть с нею. Но бассейн на линии огня, усатому не надо водить стволом, чтоб игла догнала прыгающих нас. А так я кувыркнулся в сторону, во-первых, сбивая прицел, во-вторых, прячась за бетонную же ножку лавочки — та ещё защита, но хоть что-то, и в-третьих, разделяя нас с сеньоритой, делил и внимание киллера. КиллерА, потому, что как защититься от второго, тоже вышедшего на линию огня, причём сбоку, не имел ни малейшего понятия. Здесь просто нет закрытых с этого ракурса мест. Второй дальше, метрах в ста, а вокруг люди — это единственная надежда на спасение. Что девочки успеют выстрелить в него до того, как он приблизится на безопасную дистанцию стрельбы.

Есть, фонтан игл, вспарывающих и вспенивающих мягкое «прогулочное» покрытие дорожки аллеи рядом с моим носом. Руку обожгло. Бицепс. Просто обожгло, поцарапало — жить буду. Я же не останавливался. Перекат, под саму лавочку. Отползти ещё немного дальше… Замереть. Отступать дальше больше некуда. Отступать от ПЕРВОГО киллера.

Я зажмурился и начал читать молитву. Только бы девчонки успели! Только бы успели!..

Сзади послышались крики, визги и трели. Пора. Я вновь выскочил, перекатываясь в сторону, направляя всё-таки извлечённый из наплечной кобуры пистолет в сторону усатого. Есть, успели, уже всё кончено — тип с пакетом на руке медленно заваливался. В двадцати метрах сзади стояла Кассандра, разряжая очередью игольник ему в спину. Остальные девчонки бежали к нам, но были пока далеко. Новый прыжок, вперёд, на дорожку — из под возможной траектории огня второго. Беглый взгляд в его сторону…

Вторым убийцей оказался парень лет тридцати, латинос. Тоже с непрозрачным пакетом, но иным. Он успел надеть пакет на руку, но, очевидно, не успел вскинуть. Прямо на моих глазах он прошёл три шага, после чего завалился вперёд, как шёл. Глаза его были стеклянными, а из уголка рта начинала течь струйка крови.

Я рванул туда, к нему. Почему? Потому, что интуитивно чувствовал, что-то не так. Ибо наших девчонок рядом с ним НЕ БЫЛО!

Опасность? Её тоже не было. Я не чувствовал. Чувствовал лишь что-то непонятное, словно туча, некое тёмное облако вокруг. Но не враждебное лично мне. Секунды растянулись. Крики Кассандры в ухе, приказывающей не высовываться и упасть на землю. Маты Сестрёнок, испуганных тем, что не справились, что проморгали такое простое безыскусное покушение, и что я мог погибнуть. Крик Терезы, орущей что-то по общей связи своим, чтоб перекрывали зону и всё такое. Глаза охранника Гортензии — тот прохаживался сзади нас, на небольшом расстоянии, и пока ещё не понял, что произошло. Я проскочил мимо него, слегка оттолкнув — он от недопонимания попытался меня схватить. Как же, я его нанимателя швырнул в фонтан и убегаю! Преступник, ага!..

Есть, опустился возле второго убийцы. Тот был ещё жив, но это не надолго. В его спине зияла большая оплавленная дыра. Плазма. Прожгла мясо, перебила позвоночник, дошла до лёгкого. Кровь натечёт, само собой, но это будет другая кровь — в момент поражения кровеносные сосуды вокруг раны прижигаются, и труп выглядит достаточно благовидно. Для многолюдной аллеи где играют дети хороший вариант.

Заозирался. Судя по углу поражения, стреляли сзади слева. Конечно, просто сзади не могли — при всём уважении к фантазии людей жизнеотнимательной профессии, в людном месте рельсовую винтовку не спрячешь. И не просто рельсовку — нашей S-5, например, такого не сделаешь. Это старый добрый русский «Алтай», самый мощный в классе. Один из главных героев минувшей марсианской войны, причём воевавший с обеих сторон — идеальное оружие для одной третьей «жэ». Только он генерит плазму таких параметров.

Есть, нашёл. Нет, не особые способности — банальный дедуктивный метод. Эта машина была там единственная, одна одинёшенька. В данный момент она как раз проехала по траверзу мимо меня, по ту сторону деревьев, и удалялась по ходу движения. И задний её смотровой люк как раз только-только встал на место.

Я спустил козырёк и активировал связь.

— Тереза, молния! Срочно определи машину!.. — Назвал марку и увиденную часть номера. — Наши?

Время. Секунды потекли. Машина уезжала. А я терял всякую надежду найти решение на последнюю загадку.

Подбежали Сестрёнки. Повалили меня, накрыв телами сверху. Почти сразу подбежали ещё девочки. Меня дружно подняли, потащили к обочине, прямо по газону, через линию деревьев, через дорожку и ограждение. Засунули в наш оперативно подъехавший «мустанг». И только после этого раздался спокойный голос старшей младшенькой:

— Нет, Хуан, в гараже УДС такой нет.

— Свяжись с Сиреной. Дай её параметры. Пусть объявит перехват.

— А кто это? — Голосок недоумённой младшенькой.

— Те, кого вы ТОЖЕ проморгали, — ехидно ответил я. Мысли, наконец, встали на место и я смог осознать и одновременно сформулировать то, что произошло:

— Это те, кто спас мне сегодня жизнь. Уничтожив второго киллера. На которого вы даже не обратили внимания.

Всю обратную дорогу молчали. Девчонки были слишком подавлены осознанием того, что опростоволосились. И что если бы не таинственная помощь ещё более таинственных доброжелателей, меня, их друга, напарника и охраняемого объекта, не было бы в живых. Я тоже был подавлен осознанием, что всё же не бессмертен. Я играл со смертью последние месяцы как хотел, и заигрался. Предыдущее покушение должно было научить, раскрыть глаза…

Но тогда всё закончилось слишком легко. Обыденно. И вот теперь дубль, экзамен на усвоенное… Во время которого девчонки не справились.

Ну, что теперь их не подпустят к моей тушке — само собой. И вообще в этой жизни им хранителями больше не бывать. Главное, чтобы не отправили в народное хозяйство — с офицеров станется.

…Хотя, вряд ли отправят — разве что королева чересчур вспылит и они под горячую руку попадутся.

Ладно, бес со всем этим. Я ни на что не могу повлиять, а значит не стоит и дёргаться.

К кабинету Мишель, куда нас направили ещё по дороге, пока ехали, приказом по внутренней, так же шли молча. Встречные девчонки, как и охрана шлюза, смотрели расширенными глазами, особенно на меня, шушукались, но с воплями никто на шею не бросался. Наконец, остановились перед входом. Я нажал кнопку вызова, створки тут же разъехались.

— Входите! — гулко донёсся изнутри голос. Усталый, но не злой, не похожий на глас разъярённой гарпии, как я боялся.

Вошли. Мишель была занята делом — просматривала на боковой стене кабинета сцены боя, который все мы моментально узнали. Штурм дома Пепе Толстого Бочонка. Разом скривились, по команде. И как по команде же опустили головы. Мишель разложила на экране окна нескольких записей, с разных устройств разных людей, по очереди их приближала и внимательно изучала. Как раз в данный момент шла картинка со шлема Кассандры.

— Проходите, садитесь, — не глядя на нас произнесла хозяйка кабинета. — Чего встали, как вкопанные?

Девчонки переглянулись и несмело двинулись к столу. «Садитесь». То есть выволочка будет не совсем стандартная. При стандартной никто присесть бы не предложил — стояли бы, как нашкодившие котята, по стойке «смирно».

— Хуан, побудь за хозяина, угости девочек чаем с принадлежностями. — Я как раз двигал кресло чуть не споткнулся. Чего-чего?

— Да-да, ты тут всё знаешь, не стесняйся, — подтвердила она. — Мне некогда. — Она оторвала глаза от визора и скупо кивнула в сторону кухонной панели.

Бросил взгляд на девчонок — лица у всех были обалдевшие. Они тем более ничего не понимали.

Что ж, приказ дан, и я начал его выполнять. Включил и выставил чайник, фарфоровый заварник и целый поднос с вазочками со сластями — конфетами, печеньем и вареньем. Поставил на стол, принёс пустые чашки и коробку с заварками. Расставил всё это перед носом у девчонок.

Паула пришла в себя первой и с чисто аристократическим невозмутимым видом принялась чего-то насыпать, наливать и помешивать. Следом потянулась и Маркиза. Наконец, осмелели и остальные.

Мишель «вернулась» к нам, когда из всех чашек уже шёл ароматный пар, а все мы как минимум пригубили божественные напитки — кто какой себе навёл. Причём Сестрёнки действовали в выборе методом научного тыка — понятия не имели, что перед ними. Тяжело вздохнула, подошла к подносу и навела нечто ароматное ромашковое и себе. Для успокоения. Залила кипятком, вернулась, села. Медленно помешивая содержимое дымящейся чашки, обвела нас всех внимательным взглядом. Всех, кроме меня. Затем указала на визор, где шла картинка теперь уже со шлема Паулы.

— Кассандра, как ты оценишь этот штурм по десятибалльной шкале?

Патрисия пожала плечами.

— Не знаю, сеньора. Наверное, на шесть.

— А почему? — Глаза любовницы-начальницы вопросительно сузились.

Та вновь пожала плечами — разговор ей не нравился.

— Дом взят. Потерь нет.

Мишель улыбнулась.

— Ты скромничаешь. Я бы оценила его выше — на все восемь. Девять и десять — нет, но только потому, что уровень сопротивления, ожесточённость боя были так себе. — Она показно скривилась. — Бандиты думали о том, как бы выжить, а не исполнить долг по защите этой крепости. Иначе проблем бы у вас было куда больше.

— Однако, вы справились! — воскликнула она, и я понял, на самом деле тем штурмом довольна. — А победителей не судят. Потерь, действительно, нет. Что это значит? Гюльзар, ты что скажешь, что это значит?

Теперь плечами пожала восточная красавица. С истинным восточным фатализмом.

— Наверное, что раз у нас хорошо получается штурмовать дома — то этим мы и должны заниматься. А не лезть не в своё дело и охранять кого бы то ни было.

— Браво! — Мишель хлопнула в ладоши. — Рада, что вы всё понимаете. Конечно, сеньорины хотели наказать вас. И Елена, и Сирена. Вынести ваше дело на Совет. Но, думаю, мне удастся отговорить их. Вы не хранители. Не проходили подготовку хранителей. И требовать, чтобы успешно выполняли их работу, глупо. Кроме Хуана все свободны. Чашки заберите, потом допьёте, а пустые Хуан занесёт.

Угу, и тут она добрая хозяйка. Вся такая лапочка с подчинёнными. Я напрягся. Обалдевшие девчонки же встали, что-то вразнобой пролепетали и ретировались, придерживая в руках дымящиеся напитки.

Когда створки встали на место, я задумчиво усмехнулся:

— Актриса!

— Ты о чём? — не зло нахмурилась она.

— О чае.

Мишель махнула рукой.

— А, пускай. Не буду же я недопитую тару за ними мыть? Ещё чего! Вымоешь — принесёшь.

Я кивнул. Учту её «добрость».

— Знаешь, — продолжила она, разваливаясь в своём кресле, сжирая меня глазами, — почему просматриваю именно эту запись? Именно этот бой? — Я покачал головой. — Потому, что постепенно прихожу к мысли, что ты, сукин сын, в очередной раз был прав. Нам надо было брать Пепе за жабры, а не «валить». Конечно, его слова — это слова бандюгана, и Октавио всё равно бы отмазался… Но мы бы струсили с него какие-нибудь плюшки с конфетками, усилили бы позиции. Лея боялась ссориться, это наш единственный пока союзник, но практика показала, и она, и мы были неправы. Надо было его брать, пытать и предъявлять Феррейра претензии. Не рассорились бы. Зато такого, как сегодня, он никогда бы не посмел отчебучить.

— Как сегодня? — Я снова нахмурился.

— А, ты ещё не знаешь. — Из её груди вырвался напряжённый вздох. — Ладно, не буду ломать кайф, после нашего разговора пойдёшь в кубрик, узнаешь. Вся планета уже гудит, все новости только об этом. Включая наших девчонок.

— Об этом? — повторился я, боясь даже подумать, что произошло. Из головы не шёл этот «Алтай», и то, что Сирена, когда мы уже двинулись к дому, отменила перехват «засвеченного» мной транспорта.

«Феррейра» — вертелось в мозгу. Кулаки сами собой сжимались.

Взяв себя в руки, я помахал головой, отгоняя лишние мысли и вычленил из её монолога то, что ещё вчера посчитал бы самым главным.

— Значит, всё-таки Паула действовала не сама. Всё-таки выстрел в Пепе…

— Хуан. — Мишель взяла тон взрослой воспитательницы. — Она — крестница королевы. Ну, по крайней мере, обе стороны воспринимают эти отношения именно так. Член семьи. Дала присягу. Она не могла не исполнить приказ, какая бы жёсткая вендетта у тебя ни была.

Новый вздох, и:

— Она вышла от Елены следом за тобой. Через час после того, как ты спустился с наблюдательной площадки на шпиле. Я не знаю больше ничего, мне никто не докладывал, о чём они говорили, но выводы, как понимаешь, особой вариативностью не отличаются.

— М-да! — вырвалось у меня.

— И не говори, что не знал этого. Что не подозревал. И ради бога, не третируй этим девочку! Ей и так несладко.

— …Особенно учитывая, что мы, всемогущие сеньорины, признали, что ты был прав, а мы сели в лужу, — добавила она тише, отвернув голову в сторону.

— Это всё, что ты хотела сказать? — нахмурился я. Она пожала плечами.

— Вообще-то нет. Я хотела с тобой посоветоваться по поводу главы твоей опергруппы. Да-да, не смотри на меня так. Девочек не наказали потому, что они НЕ являлись твоей опергруппой, какие бы свистопляски с приказами там ни были. Для охраны нулевых объектов нужны хранители, штат которых укомплектован. Либо усиление из резерва — но что усилять, если твоей группы просто нет?

— А нет потому, что я — не Веласкес. Не признан, — продолжил я. — А признавать меня рано, ради моей же безопасности. Как-то так, да?

— Угу. — Кивок. — Лея бредит идеей не привлекать к тебе внимания. И уже в который раз из-за этого мы садимся в лужу. Теперь всё, ты хоть и не признан, но отныне — охраняемый объект. Со вшитой тревогой-ноль, но по базе будешь проходить, как группа тревоги-один, поскольку не член королевской семьи. Так что теперь у нас будут развязаны руки, и мне нужно узнать твоё мнение, с кем бы ты хотел… Или не так, с кем бы МОГ продуктивно работать.

— То есть, решаю не я, а вы.

— Но мнение твоё нам важно! — сверкнула она глазами. — Нам не нужны лишние конфликты в коллективе. Даниелы за глаза хватает.

Ясно. Закономерно и логично, и надо сказать «спасибо», что что-то учитывают.

— Давай Белоснежку. Тереза слишком маленькая, да?

— Да. — Мишель нахмурилась. — Белоснежка, Хуан… Она непроходная.

— Вы готовили «гномиков», как хранителей. — Я ехидно улыбнулся. Нет, эту битву я «лапочке» не отдам. — Они не закончили обучение, но из всего резерва наиболее опытные и подготовленные.

— Ты не понимаешь, она!.. — Мишель сбилась.

— Как раз понимаю. Ссора с принцем Эдуардо. Вы списали их, не завершив курс обучения. Вот только я не Эдуардо, Мишель. Мы поладили. И сама Марта изменилась. Или скажешь, не заметила этого?

Из груди любовницы-начальницы вырвался стон.

— Хуан, я доведу твоё мнение до Совета. Хорошо, можешь идти.

Я уходить не торопился.

— И ещё, моих оставьте. Как усиление, группу-два.

— Это буду решать не я, — покачала она головой. — Хранители в ведении Сирены.

— У Кассандры дар, чувство опасности. — Я не сдавался. — Если бы у меня сегодня было ДВЕ Кассандры… Они бы справились, несмотря на уровень. Под руководством кого-то третьего мои девчонки не безнадёжны — сама только что восемь им поставила.

Хозяйка этого кабинета снова нахмурилась, но кивнула.

— Хорошо, Хуан. Это пожелание так же передам.

Картинка — Себастьяна, схватившегося за простреленную ногу, что-то орущего, медики уносят на носилках. В оцеплении — золото-синие бойцы гвардии в броне, мелькают фоном лица в штатском. За цепью место побоища — три дымящихся «либертадора», один перевёрнутый. И трупы. Много. Даже с такого расстояния картина мерзкая.

— Видео с места боя ушло в сети раньше СМИ, — продолжали консультировать меня, стоящего в ошарашенном ступоре, девчонки в кубрике. Вывели на экран вначале одну запись, затем другую, и третью.

— Есть и четвёртая, — пояснили они. — Но она единственная, что успели перехватить сеньоры из третьего управления.

— Такое чувство, Хуан, что кто-то знал заранее о месте операции, влез в системы безопасности и сразу после «слил» данные с камер в сеть. Когда тела ещё не остыли, а виновники не успели бросить оружие, чтоб бежать.

Действительно, журналисты располагали ТРЕМЯ видами избиения, находящимися параллельно друг другу в открытом доступе. И даже последний школяр к текущему моменту скачал их с хостов общественного пользования и передал по «сарафанной» эстафете новым и новым пользователям. Бороться с ними, блокировать, у третьего управления не хватит ресурсов. Потому они, скорее всего, не будут и пытаться.

Все виды — камеры внешнего наблюдения находящихся на этой улице кафешек и магазинов, причём с разных сторон, делая охват картинки максимально полным.

Вот кортеж едет. Спокойно, ничто не предвещает беду. Улица почти пуста — утренний пик давно закончился, а вечерний ещё не начался. Но вдруг по встречке подлетают два других, условно «гражданских» «либертадора» — без гербов и символики. Перегораживают дорогу. Классическое полигонное десантирование с противоположного борта… И в свернувший, попытавшийся прикрыть основную машину, только начавшую разворот от угрозы, транспорт, летят ядерные импульсы деструкторов. Двух.

«Либертадор» — живучая машина. Два импульса — не предел. Но этот отъездился, встал. Тем временем панораму боя прочёркивает стрела — след ПТУРа. Ракету выпустили с крыши или верхнего этажа здания — ни одна из камер так высоко не достаёт, их задача землю снимать. Второй титан повержен, но не уничтожен. Росчерк второго ПТУРа, от «коробочки», и обездвиженная вторая машина взлетает и… Переворачивается.

Третий броневик, понимая, что задача по охране нулевого объекта не выполнена, но ещё не всё потеряно, останавливается, из него начинают выпрыгивать люди в форме — бойцы клана Феррейра. С игломётами, но без брони и шлемов — не готовились. Вид им частично закрывает первый собрат из колонны, который смог открыть только один люк, из которого вывалился дымящийсячеловек. Бойцы попытались «окопаться» за ним и оказать сопротивление напавшим, шквал огня из Гауссовок не стоит недооценивать… Но шквал огня достаёт их самих, перекрёстный, как со стороны машин «коробочки», так и с крыш. Разных, со всей округи — трудно сказать, каков радиус разбежки засевших наверху снайперов, но их точно больше четырех с обеих сторон дороги. Причём стреляют явно из рельсовок — судя по вспеничанию и вспучиванию поверхности бетонопластика и следам в броне.

Закономерно не выживает никто.

Затем атака с земли, зачистка. Люди в чёрном, в масках-балаклавах, и тоже без брони. Даже издалека видно — ещё те лоси; здоровенные, как… Марсиане. С винтовками, но «местными», венерианского производства. Вспарывают автовзрывателями первый поверженный «либертадор», после чего, бегло осмотрев, бросают в него связку термических гранат — видимо, там ещё остались живые. Параллельно вспарывают второй транспорт, заливают его салоны огнём, но прицельно — видят в кого стреляют. После выволакивают на свет собственно «сына Аполлона» — тот в огне не пострадал. Швыряют в сторону, на землю, после чего взрывают изнутри и его машину. Затем методично добивают выстрелами в голову охранников олигарха, а пытающемуся что-то пролепетать Себастьяну дают очередь в ногу, чуть выше колена. Жить будет, но стреляют из Гауссовки, так что месиво в месте ранения знатное. Как и боль. Ну, и завершающий штрих — связка гранат в заключительный броневик. Строго по инструкции.

Всё, операция закончена, эвакуация. Рассос по машинам, и через десять секунд улица вновь пустынна. Всё про всё — минута с небольшим, включая вскрытие машин и добивание всех сотрудников сеньора. По записи видно, что несколько человек, идущих по улице там и сям, пугаться начали только после этого, после эвакуации — от вида горящих «либертадоров» и открытых на обозрение тел. Взрывы ПТУРа, конечно, неслабые… Но ракеты явно «под Венеру», для купольного боя. Сниженной мощности и шумности, с упором в термическую составляющую взрыва, а не осколочно-фугасную.

— …Все шестеро задержанных — граждане Марса, — продолжала меж тем ведущая, которую я слушал фоном. — Все — временно не работающие, не являющиеся сотрудниками вооружённых сил и специальных служб республики, однако, как выяснила наша съёмочная группа, у каждого за плечами участие в гражданской войне, окончившейся десять лет назад…

Картинкой шли лица оперативно перехваченных гвардией исполнителей. Нет, машины ушли — видно, хорошее прикрытие операции. Все шестеро из тех, кто стрелял с крыш. Рожи… М-да, те ещё. Здоровенные кабаны, глаза наглые, кровожадные. Мне вспомнились наёмники Этьена — парни один в один, со своей, специфической для марсиан конституцией тела.

Что поразило — уверенность в глазах. Полная и абсолютная. Они не боялись ну совершенно, будто точно знали — завтра их выпустят. И презрение к окружающим журналистам и силовикам.

— М-да! — вырвалось у меня, когда я просмотрел все записи по нескольку раз и минимум два раза прослушал ведущую. — В последних выпусках ничего нового? Подробности? Может, ещё кого взяли?

Все девчонки в помещении друг за другом покачали головами.

— Одно и то же крутят. В вариациях. По всем каналам, — срезюмировал кто-то.

— Да ладно, два часа всего прошло. Может что-то и изменится? — раздался чей-то робкий голосок. Теперь покачал головой я.

— Не изменится.

Всё, информация ясна, можно идти в каюту. А по пути обдумать, что же, мать его, произошло. В дверях обернулся:

— А по мне что-нибудь есть? Про моё покушение? Или нападение на её императорское высочество, крестницу королевы и дочь союзного монарха?

Девчонки вновь друг за другом покачали головами.

Итак, в четырнадцать пятьдесят восемь — у нас всё для отчёта зафиксировано — двое неизвестных попытались грохнуть меня возле дома Гортензии. Куда я приехал потрепаться, сбежав от Фрейи, одновременно сбежав от офицеров. Выскочил из дворцовой мышеловки до того, как Мишель её сообразила захлопнуть вручную. Я крутился у её дома долго, мы гуляли по аллее неподалёку около часа. То есть, если сигналки на меня поставлены у неё в квартире, или на её теле (а такое технически элементарно), убийцы успевали спланировать операцию, подъехать и попытаться реализовать. Ибо меня сложно поймать, я нигде не тусуюсь постоянно, кроме базы. Меня надо ловить, и дом Гортензии — место хорошее. Ибо к Санчес СЕЙЧАС лучше не соваться, а мой собственный дом охраняет группа матери.

Я предложил сеньорите прогуляться по аллее во время разговора по коммутатору, и не обязательно прослушивать линию, чтоб об этом услышать. Грядущий разговор не считал секретным, как и сообщаемые ей данные, вот и не шифровался. Так что тут могло и «выстрелить», если у сеньоров имелись закладки. Скорее всего, имелись, и технари сейчас ими будут заниматься.

Итак, сеньоры подъехали и… Напали. Попытались. Мои девчонки сплоховали, но поблизости находились люди, которые ЗНАЛИ, как выглядят киллеры, и что они будут нападать именно сегодня и сейчас. Прослушивали парней? Возможно, чем чёрт не шутит. Но тогда это очень, очень серьёзная контора! Абы у кого такой технической возможности нет. Заметьте, я ПОКА не говорю, какая контора, лишь делаю общие выводы.

Далее, операция прикрытия меня. Точно рассчитанная, посекундно.

Кассандра почувствовала подонка и выстрелила. Но ручаюсь, не сделай она этого, его бы грохнул кто-то, кто находился у усатого за спиной, кто так и ушёл не обнаруженный. А может его держал на мушке снайпер из ещё какой-нибудь машины — мало ли их там было! Из моей же держали на мушке моего, то есть второго, и… Держали с запасом по мощности, «Алтай» вам не шутки. Ибо времени у парней прикрытия для организации было не больше, чем у киллеров — на всякий случай.

Почему именно «Алтай»? Две версии. Первая — потому, что тот был у ЭТОЙ структуры под рукой. То есть владение подобной русской пушкой для конторы более обыденно, чем держание под рукой венерианской «S-5» (или любой другой винтовки местного серийного массового производства). Чувствуете, куда клоню? Вторая — потому, что машина, а в машине можно спрятать любую винтовку, там поровну на её массу и габариты. То есть, «Алтай» был у них под рукой, и они могли себе позволить его использование. Вот и использовали.

Вторая версия… Они ХОТЕЛИ, чтобы след вёл к ним. Кричали: «Мы — УВР Марса, сеньоры!» Чтобы все знали. И боялись.

Далее, не прошло и получаса… ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ, мать его! Всего-навсего! И кортеж Себастьяна Феррейра попадает в передрягу. Передрягу хорошо спланированную, ибо:

— улица пустынна, даже прохожих почти нет.

— камеры «взломаны», и информация с них сразу сливается в сети. То есть этим целенаправленно занимались, это тоже часть атаки на машины Феррейра.

— на крышах сидит минимум шесть человек с ПТУРом и рельсовками. Попроще, менее мощными, чем «Алтай», но это говорит, что у конторы таковые в наличии всё же есть, и недостатка их они не ощущают.

— профессионализм исполнителей. Да, парни, кто воевал, могли такое провернуть. Но чёткость и слаженность движений, ПОСЕКУНДНАЯ их проработка… Ни одного лишнего действия, могущего замедлить ход атаки! Нет, без постоянных тренировок такое невозможно. Пресса может изойти на говно с версией о ветеранах, но это однозначно сотрудники спецслужбы.

— и, наконец, ухмылка на лицах задержанных. Они ЗНАЮТ, что их отпустят. Потому, что изначально знали, что задержат — это запланированные потери. То есть, УВР не могло проработать эвакуацию всех — не было времени, и тупо «сбросило хвост», как та ящерица из учебного фильма по биологии. С намерением потом, позже, обменять парней на кого-то по-тихому на государственном уровне.

Выводы. Меня заказал лис Октавио. Кому-то третьему, чтоб не подставляться, да ещё не самому профессиональному. Почему? Возможно, выхода на более способных камрадов банально опасался — утечка наше всё. А с этими двумя думал, что не сольют. В его положении выбирать не приходится, главное — безопасность. Войну с Леей он не переживёт; если открыто подставится — она будет его валить, как вырезала на Земле две семьи местных, виновных в участии покушения на дочь. Как угодно, пусть без гарантии, но лишь бы следы не вывели на его зловредную тушку.

Скорее всего, на киллеров выходил не он сам, и не его прямые подчинённые, а некие доверенные лица, сами по себе имеющие невысокий статус. Отсюда и невысокий профессионализм исполнителей — профи, как показала вендетта, абы с кем не работают.

Далее, покушение. Практика показа, что оно осуществимо и такими силами. Ибо девочки… Сели в лужу. Расслабились. Просчитывалось ли это?

Не знаю. Я не понимаю, не могу увидеть ситуацию, что было бы, не почувствуй Патрисия опасность сверхчувствами. Поднял чел пакет, опустил, и пошёл. Заметили бы его? Лана с её кобылицами — да, заметили. Или Оливия. Но Феррейра знал, что меня охраняют не Лана и Оливия, а Кассандра и Тереза. Самый крайний случай из возможных — Марта, а у неё реального опыта тоже практики ноль.

То есть, решение Мишель не отдавать девчонок на растерзание Совету оправдано — им самим не нужна шумиха, что поставили тех, кто не умеет, туда, где уметь кровно надо. Кровно для охраняемого объекта. Чтоб не терять очки репутации, лучше не поднимать тему, а тихонько заменить действующих лиц. Что мне на руку — я боялся за девчонок и способов их защитить не видел.

Однако я отвлёкся. Прикрывающая меня Контора знала, что меня заказали, и кому. Утечка на одной из стадий? Запросто. Феррейра крут, но дыры в обороне можно найти и у него, не говоря про окружение самих киллеров. А я уже как-то говорил, что у Ноговицына, в отличие от других планетарных игроков, есть СОБСТВЕННАЯ спецслужба, полноценная внешняя разведка. И служба серьёзная. Даже у Леи такого нет! Зная киллеров, зная, куда они поехали (где я нахожусь), эти ребята быстро распределили силы и одновременно направили:

а) прикрыть меня, и

б) готовить акцию-ответку для Феррейра.

Почему Себастьян? Потому что самого дона охраняют не в пример лучше. В разы серьёзнее, чем сына.

Почему тогда не Сильвия? Её, наоборот, почти не охраняют!

Потому, что женщина. Девушка. Медийный образ раненой пострадавшей девчушки вызовет симпатии в народе, желание возмездия на головы «совершивших это преступление». Мужской образ — образ Силы; страдающий мужчина — это норма. Ибо боец, а жизнь сложная штука, и надо с честью держать удар. Женщина же — всего лишь слабое безобидное существо, которое надо защищать. Плюс, если они на самом деле хотят в будущем сотрудничать, ещё и фактор моей симпатии к сеньорите Феррейра. Я не прощу им, если она пострадает фатально, то есть умрёт или останется инвалидом — а после таких выстрелов даже в ногу, оным стать можно.

Почему не убили? Как охранников?

Потому, что жив я. Не с руки делать ответку мощнее воздействия. А ещё потому, что Октавио королеве нужен. И нужен покладистым, «осознавшим неправоту». С которого можно поиметь политические «печеньки». Это не война — это предупреждение о войне. Намёк, что ещё раз рыпнется… Тогда выстрел будет не в ногу. И не сыну.

…А может прямых доказательств нет, только косвенные. За такое олигарха его уровня не убивают. А намёк дать надо.

Охрана. Вопрос больной, но практичный. Охрану дона марсианам было безусловно жалко. Где-то в подкорке сознания. Но не более. Это пешки, инструменты, и они должны были быть уничтожены. Для наглядности. Ничего личного, политика, мать её так и разэдак.

…Пазл сложился. Я поймал себя на том, что бесцельно брожу по кубрику, переходя из помещения в помещение, тереблю пальцы и всё такое. И что меня безбожно трусит.

— Хуан, воды? — А это Марта. Остальные боялись ко мне подойти — видели нервную дрожь. Позвали её.

Я глубоко вздохнул и взял себя в руки. Узрел диван и двинулся к нему.

— Снежка, спасибо, не надо. Есть новости? Новые?

Она пожала плечами.

— С тех пор, как дело взял под контроль ДБ, новых задержанных нет. — Подмигнула. — И вряд ли будут. Журнашлюхи муссируют тему, но там одна вода. Кто-то из сеньоров наверху оперативно собирает у парламента пикет с лозунгом запретить ветеранам марсианской войны въезд на территорию королевства. Пока там пара придурков, но завтра, думаю, народ подвезут. Ещё слишком рано для такого, хотя увидеть, откуда чей ветер дует, можно. По всем радиостанциям обсуждают Себастьяна, его папочку, промышленную империю Феррейра и Марс. Ломают копья, где Феррейра и Марс перешли друг другу дорогу. Вот в общем и всё. Что это УВР нигде наверняка не утверждается, доказательств ни у кого нет, но никто в этом не сомневается. Сеньор Ноговицын добился, чего хотел.

— Бедного мальчика жалеют? — Кажется, мои губы расплылись в едкой ухмылке. Она снова пожала плечами.

— Не совсем. Про него говорят, что хорошо, что остался жив, и всё. Все понимают, что он тоже пешка в играх отца. Думаю, это нормально.

Ну да, нормально. А из Сильвии бы сделали икону мученичества. Меня покоробило — нет, прочь из головы лишние мысли! И имеющихся хватает с запасом.

— Аристократия как? Кто-то давал комментарии?

И вновь пожатие плеч.

— Хуан, вся база следит за новостями. Но в основном общие каналы — мы же не спецслужба. На общих всё тихо, муссируют одно и то же. Вопрос не по адресу.

Логично.

— Сама что думаешь?

Марта присела рядом. Взяла меня за руку, прижалась всем телом.

— Хуан, мы убьём его. Этого подонка. Марсианам нельзя, они тут чужие, а мы убьём. Только чуть позже.

Я потрепал её смоляные волосы. Улыбнулся.

— Обязательно, Снежок! Мы их всех убьём! Только Сильвию себе оставим. Съедим — она вкусная.

При имени сеньориты Феррейра Марта скривилась, но смолчала.

— Вся база в шоке, что тебя кто-то ещё охранял и никто из нас этого не заметил.

Я про себя усмехнулся. Да, новостей девочкам тоже хватает с избытком — не знают, какую больше обсуждать, какую меньше.

— А что это оказались марсиане, шока нет?

Она покачала головой.

— После того, как ты вооружил всех нас марсианскими винтовками — нет. Хотя, не будь вендетты, не будь тогда вашей перестрелки с Васильвевой… — Вздох. — Тогда был бы и от этого шок, да.

— Ну, перестрелки-то там как раз и не было, — грустно произнёс я и откинул голову.

— За малым. — Марта помолчала. — Хуан, ты это… Не попадайся ей ближайшие дни на глаза, а?

Я рассмеялся. Громко, в голос.

— И не надо только вот этого! — отстранилась и вскочила девушка. — Она убьёт тебя! Она!.. Она!..

Пауза.

— Знаешь, как она их всех ненавидит? Особенно Ноговицына?

Я вновь взял себя в руки. Новая переменная? Я что-то не знал и не учёл? Марта продолжила:

— Твои записи она пересматривала всё это время, несколько недель. «Зависала» на базе. И ходила как зомби, ничего не видела, не слышала. А ещё плакала. И в каюте, и в кубрике. Тебе не говорили, чтоб не усугубил, но она после вендетты на грани была. Тебе за своими кошёлками некогда было, и мы подумали, что слава богу. Она грохнет тебя, Хуан, и плевать ей на всё. На присягу, на долг, на… — Марта сбилась.

— Сядь! — Я протянул руку и сгробастал девушку за место пониже поясницы, притянул и насильно усадил рядом. — Зря не говорили. Я считал её сильнее.

Помолчали. Марта вновь подалась ко мне. По старой памяти.

— Там что, такая уж важная информация?

Я скривился.

— Не особо. Но очень эмоциональная. И после того, что Лана прошла…

Теперь отстранился и встал я, снова заходил, но только по этой комнате.

— Снежок, сделай доброе дело. Поинтересуйся её местонахождением. И если что, сообщи по внутренней, что я на базе.

Марта нахмурилась.

— Что, вот так и сообщить? «Лана, а Хуан на базе!»

— Да. Именно так. Она поймёт, откуда ветер и такой текст. А я пока подумаю, как вправить ей мозги.

— СЕЙЧАС? — сделала мулатка огромные глаза. — Хуан, в тебя только что стреляли! Ты на эмоциях, на нервах! Это не лучшее время воевать с Васильевой! Да ещё когда она… Неуравновешенная.

Я подошел, за руку поднял сеньориту с дивана, развернул и ладонью под пятую точку направил в сторону выхода.

— Белоснежка, ты получила приказ? Выполняй.

Та остановилась в дверях, сложив на груди руки. Я решил пояснить:

— Снежок, я на эмоциях. Именно что. А значит, буду ОЧЕНЬ убедительным! Ты же знаешь, ЭТО проявляется только в особом состоянии, когда я на грани срыва. Так что давай лучше сейчас. Может, завтра будет поздно, у меня не получится.

— Мы не успеем с девочками. — Она уверенно покачала головой. — Даже если встанем за дверью.

— Зай, я знаю, что делаю. — Я выдавил скупую улыбку. — Иди. Буду ждать здесь, в кубрике.

— Псих! — Марта покрутила пальцем у виска.

Глава 14. Кабальеро в алой рубахе

Васильеву я не дождался. Не успел. Первой меня нашла Фрейя.

— Хуа-а-ан! — Её высочество залетела в кубрик как ураган и бросилась мне на шею. Я в этот момент ходил растерянный, пытался выстроить в голове стратегию разговора с Ланой и не успел адекватно отреагировать.

— Мы… Мышонок!.. — Оставалось только прижать её к себе, слегка покрутив на месте.

Она приняла мою растерянность за последствия посттравматического эффекта (в принципе, это было недалеко от истины) и ни слова не говоря потащила подальше от усмехающихся мордашек окружающих девчонок.

— Хуан, как я испугалась! — Когда добрались до укромного местечка, нечто вроде библиотеки с диваном и всего одним выходом, она снова повисла у меня на шее, нашла мои губы и принялась остервенело их целовать. — Никогда, никогда больше не делай так!

— Не делать как? — я попытался свести в кучу мысли.

— Не попадай в такие ситуации. Уже второй раз! Господи, второй! Хуан, ты меня до смерти довести хочешь?!

Она дала мне пощёчину и снова приникла к губам. М-да, женская логика непознаваема.

— Это был Себастьян, — прошептала она мне на ушко. Мы приняли горизонтальное положение, но находились в слишком общественном месте, чтобы это закончилось каким-то продолжением. — Заказал тебя точно он. Вопрос, который обсуждали мама и тётя Елена, это сам или ему кто-то настойчиво подсказал. Там не только они обсуждали, когда я сбежала к тебе, во дворец приехала тётя Алисия. И папа. И Сирена. И Мишель тоже у входа засветилась. А на второй площадке, позади главного здания, стоят три машины марсиан без опознавательных знаков. Ноговицын уже там, и его пока прячут.

— А он разве на планете? — удивился я. Фрейя пожала плечами.

— Если честно, не знаю. Мне такие вещи не говорят. Он часто прилетает инкогнито, особенно во время противостояний[1]. Но даже если это не он, то его заместитель. Шишка из УВР Марса, кто курирует наше направление.

Я подумал о слегка полноватом, но очень опасном человеке, с которым разговаривал на лавочке у памятника Хэмингуэю и которому дерзил ставить условия. Интересное было время!

— Так что это точно Себастьян, — подвела итог она. — И теперь наши решают, что делать и как ответить.

— Ответить надо, дело престижа, но так, чтоб все остались при своих, да? — усмехнулся я. — Феррейра ваш на сегодняшний день единственный реальный союзник среди олигархической клоаки.

Кивок.

— Да. Ему единственному выгодна грядущая война. Он купается в золоте от военных заказов. А значит, будет держать курс на поддержку мамы. И тут этот… Этот… — Фрейя не нашла подходящего эпитета для охарактеризации Себастьяна. — Он рушит всё на ровном месте! Из-за глупой ревности! Придурок…

Я понял, что Себастьян попал. Она никогда не простит его, никогда к нему не вернётся. Мосты между ними разрушены сейчас, а не утром. Но главная причина этого ни в коем случае не я, не покушение на меня и не остывшие чувства. Главное, что Себастьян поступил НЕРАЗУМНО, глупо поступил. А таких людей в политике рядом с будущей королевой быть не должно — там нет места неудачникам. Кажется, шансы Сильвии возглавить семейный бизнес не просто возросли; она на несколько корпусов обошла брата. При том, что теоретически шансов изначально у неё вообще не было. Не всё так плохо в этой жизни — настроение начало уходить в плюс.

— Я испугалась. — Фрейя снова прильнула ко мне. Положила на плечо подбородок. — Господи, Хуан, как я испугалась!

Пауза.

— Скажи, о чём ты думал в мгновение перед смертью? Когда понял, что сейчас будет выстрел?

Я уже раза три рассказал про покушение во всех красках и подробностях, но она не унималась. Стоило, наверное, сказать, что думал о ней и всё такое, это был бы самый правильный вариант… Но врать не хотелось. Вот не хотелось, и всё тут!

— Не успел я ни о чём подумать. — Я повернулся и провёл тыльной стороной ладони по её щеке. — Просто не успел. Думал, куда прыгнуть, чтоб не зацепило, и всё. Это произошло очень быстро, буквально, два-три удара сердца.

— Да-а-а!.. — многозначительно потянула Фрейя и потрепала мне волосы на макушке. — Хуан, ты везунчик, сукин сын! Второй раз за год тебя заказывают, и второй раз…

— Вообще меня заказали уже в третий раз, — пошёл я на откровенность и картинно заглянул в её декольте. Хватит сопли разводить, пора переходить в наступление. — И в первый раз меня тоже спасли ангелы. Слушай, сеньорита, а тебе не кажется, что эта библиотека не библиотека, а проходной двор? Пойдём-ка отсюда?

Действительно, пока мы тут обжимались, несколько девчонок под тем или иным предлогом заходили внутрь. Любопытные вы наши!

— Торопишься? — усмехнулась её высочество одними глазами, и я почувствовал за их блеском какую-то пакость. Ладно, прорвёмся. Мачо я в конце концов или нет?

— Вот, давай, сюда, — затащил я её в знакомое помещение. Очередной пустующий класс. Система обучения здесь создавалась с расчетом на куда большее количество учащихся, чем имеется сейчас на базе. Думаю, база потянет и триста малышей, если поступит такой приказ. А пока большая часть аудиторий пустует и пылится. Но не консервируется — чтоб у провинившихся было что убирать и драить в ручном режиме.

— Ты точно знаешь, что здесь нет камер, или просто не слышал о них? — задумчиво оглядела помещение Фрейя.

— Я о них не слышал, — признался я. — Но это то же самое, что нет. Посторонние тут не ходят, а оперативной делать больше нечего, как распространять наш интим среди местных вуайеристок.

Я потащил Фрейю внутрь и усадил на учительский стол. Приступил к активным действиям, используя весь арсенал — руки, губы и, конечно, своё обаяние.

Поначалу она поддавалась — поцелуи не вызвали у неё отторжения, руки не встретили сопротивления, а расстёгивание блузки воспринялось само собой разумеющимся. Но когда я начал серьёзно заводиться (а после лобызаний в кубрике был достаточно разогрет), когда за её блузкой на пол полетел лиф и на ней осталась одна только юбка, начала пассивно сопротивляться, переходя ко всё большему противодействию.

— В чём дело, Мышонок? — прошептал я, не выдержав и вынырнув на мгновение из тумана.

Она молчала. Я продолжил. Но при попытке избавить её от остатков нижнего белья, наткнулся на глухую оборону.

— Фрей! — повысил я голос и отпрянул. — В чём дело?

Глаза паршивки засверкали победным блеском.

— Ни в чём, Хуан. Знаешь, мне кажется, мы торопимся. Да, в тебя стреляли… И ты взвинчен из-за этого… Но это не повод слетать с катушек. Давай ты успокоишься, придёшь в себя, после чего превратишься из золушки в принцессу, и тогда повторим?

Су-у-у-ка! Захотелось завыть. Её раунд. Но почему сегодня? Сегодня-то зачем?! Не могла дождаться завтра? Ну, стервочка, я тебе устрою!

Кровь ударила в голову. Я пошел в атаку и мгновенно подавил всякое сопротивление. Прижал к её тело к столу всем своим весом. Она не сопротивлялась, нет. Почти. Но как только моя хватка ослабла, это произошло.

БУМ!!!

Нет, мимо. Подсознательно я был готов и на миллиметр сдвинул лицо — нос цел. Но неприятно. Очень неприятно!

Правильно, когда тебя насилует маньяк, ни в коем случае не сопротивляйся. Азы, которые я изучал одними из первых на женской психологии. Надо выждать время и нанести один единственный, но решающий удар. Как всё знакомо!

Кажется, я зарычал. Приблизил своё лицо к её… Но отступил.

Медленно сполз на пол, сел на корточки, тяжело дыша и пытаясь выровнять дыхание. В голове набатом стучала кровь, мне хотелось… Боже, как же сильно мне хотелось! И не просто, а именно её, именно эту девушку! Но сейчас её партия, её очередь мне мстить. Свою я благополучно слил сегодня утром.

— Фрей, зачем ты так? — произнёс я, чуть-чуть оклемавшись. Эта выдра спокойно стояла рядом и одевалась. — Дескать, я за тобой бегала, а теперь побегай за мной ты?

— Рада, что тебе ничего не надо объяснять. — Ослепительная улыбка. И не возразишь — в прошлое моё покушение всё произошло с точностью наоборот. — Но как придёшь в себя, Хуан, как только закончишь маяться дурью, я тебя жду.

Медленно, эротичным шагом (стерва) поплыла к выходу. На пороге обернулась.

— И Хуан, при всём уважении к тебе и поправкой на твоё состояние сегодня, всё же не могу не заметить, что ты, действительно, не единственный. Не уникум. Особенный — да. Клёвый — да. С тобой интересно — да. Но ждать до бесконечности я не буду. Adios!

— Adios! — буркнул я закрывающейся двери. М-да. Счёт по партиям 1:1. И что теперь?

А ничего. Теперь надо срочно найти хоть кого-то, на ком снять напряжение. Не нервное — тут я спокоен. Какие нервы, если она бьёт меня моим же оружием, которое я сам дал ей в руки? А вполне физическое — в моей крови творился гормональный ад. Если я сейчас не найду, кому сунуть, будет взрыв. И срыв. Для местной «монашеской» обители ничего эдакого… Но срываться после посещения этой мерзавки и поднимать ей таким образом самооценку… Ни за что!

Так, быстро в кубрик, ноги в руки, хватать первую, кого увижу из «допущенных к телу», и назад. А там будет видно.

…Нет, это не день, а какая-то сплошная череда обломов. Я так не играю! Не хочу так! На входе в кубрик меня поджидала Васильева, и вид у неё был не просто грозный… Убить была готова, фурия! А я тут не в форме, гормоны по башке бьют. «Свет, извини, я тебя, конечно, позвал, но ты сделай вид, что не видела меня, постой тут, а я потрахаюсь быстренько, пар спущу, и вернусь». Смешно? Вот-вот, и я о том же. И назад за угол не юркнешь — она меня уже увидела.

Так, вдох. Глубокий-глубокий. Выдох. Вдох-выдох. Вроде держусь.

…А классная у Васильевой грудь! Побольше, чем у Фрейи, хотя поменьше, чем у Оливии…

«…Отставить, кадет Шимановский! Ты о чём думаешь, предмет штопанный? Эта прелесть тебя сейчас убивать будет, а ты о сиськах!» — заорала интуиция.

Помогло, взял себя в руки ещё чуть-чуточку сильнее. Но к переговорам всё равно не был готов, а говорить надо. Это я позвал её, и если пошлю… Тогда мы точно станем врагами.

— Свет? Пошли! — махнул я и направился назад, к помещению, где вроде нет камер. Ого, сразу четверо? Пятеро? Шестеро? Белоснежка с двумя своими, и ещё три девочки разных взводов, которых я неплохо знаю. Семеро — и Мамочка с ними. Ну, эта понятно — сдержать свою, если вдруг начнёт убивать меня, легче всего ей, а не Марте и компании. Одним словом удержит, а не фиксацией конечностей. Нет, девочки, мы так не договаривались!

Вошли. Створок тут нет, но это и к лучшему — оперативная наверняка даст этой группе поддержки код экстренного доступа. Так что остаётся только по старинке, заперев дверь. Которую я бесхитростно зафиксировал стулом, продев его ножку в дверную ручку. Ну-ну, подёргайте девочки. Стул крепкий, хороший пластик. Несколько долгих томительных секунд взлома вам обеспечено, а за это время Васильева меня трижды успеет убить — так какой смысл торопиться? Я знаю что делаю, вот и дайте мне карт-бланш!

Кстати, действительно, знаю. Понял, что нужно, когда вошли. Обернулся, посмотрел на Лану. Которая, к слову, села на ту же парту, на тот же учительский стол, на котором я только что пытался разложить принцессу.

— Это обязательно? — кивнула она на стул. Я кивнул.

— Пусть не мешают.

— Чему? Как я буду тебя убивать? — ехидная ухмылка.

— Да. Я, видишь ли, мазохист. Обожаю, когда меня убивают прекрасные сеньориты. А это процесс интимный — пусть покурят в сторонке.

Васильева выдавила скупой смешок.

— Хуан, я, конечно, очень зла на то, что у тебя в друзьях мои враги, и что особая любовь у тебя с моим главным врагом, сеньором Ноговицыным… Но не настолько, чтоб тебя убивать. И то, что они сегодня защитили тебя, фактически спасли… — Покачала головой. — Хуан, я даже рада. Хоть какая-то от этих уродов польза!

Ни хрена она была не рада. И дело не во мне.

— Зай, вытяни руку, — попросил я. Она послушалась. Положил её ладонь себе на плечо. — А теперь активируй бабочки.

— Зачем? — Недоумённая мордашка.

— Так надо. Давай.

Она вновь сделала требуемое, даже не поморщившись. Мне тоже скоро предстоит нейрохирургическая операция по вживлению таких артефактов, и я заранее знаю, что их активация — это больно. Всегда больно.

— Всё, доволен? — съязвила она.

Нет, я не был доволен. Приблизил кромку одного из лезвий к подбородку.

— Убей меня.

Она попыталась мягко одёрнуть руку, но я держал крепко.

— Хуан, не смешно! — фыркнула Васильева, заводясь.

— А я не смеюсь. Давай решим наши проблемы раз и навсегда. Убей меня!

— Хуан! — Ошарашенные непонимающие глаза. Но я продолжал давить.

— Свет, давай определимся, что ты больше делаешь, ненавидишь Ноговицына и компанию, или дружишь со мной?

— Хуан, отвали! Придурок ненормальный! — Она всё-таки вырвала руку и деактевировала смертоносные артефакты — от греха подальше. Взгляд бегающий, непонимающий. Лицо залито краской. Клиент дозрел и надо бить.

— Свет, ты повёрнута на своей мести. Повёрнута на ненависти. А так нельзя.

— А как? Как можно? — зло прокричала она в ответ мне в лицо — есть, «резьбу» сорвал. Ну что ж, приступаем к шокотерапии.

— Вот так.

Уйти в боевой режим. Три, нет, четыре «жэ» погружения. Я теперь и так могу, стандартная «троечка» давно осталась позади. Шаг вперёд. Перехват её рук, завод их за спину. Есть, захват. Простой, ненадёжный, но иного сделать не получится. Не для той цели, что я поставил. Затем губами найти её губы, впиться в них с упоением дорвавшегося до халявной крови вампира. И, наконец, прижаться к её телу своим, жёстко придвинув его к себе.

Есть, выйти из боевого режима. А теперь поцелуй, простой и незамысловатый, древний, как само человечество. И нежность, искренняя нежность — неискренность она почувствует за астрономическую единицу.

Три секунды — полёт нормальный. Пять секунд. Семь. Обалдение. Охренение. Выпад в осадок. Наконец, шестерёнки в её голове начали вращаться и вставать на место. А «место» для неё это сигнал «опасность».

Движение, сопротивление. Вначале вялое, но затем резче. Толчок мне в грудь. Второй толчок. Третий уже не толчок, а попытка вырваться, свалив меня.

— Шимановский, ты совсем охренел? — шепотом закричала она. Шепотом потому, что главной её эмоцией был испуг.

— Да. — Снова вперёд. Снова её губы. Руки пока не трогать — вырвется и убьёт ко всем чертям.

Вновь рывок, но слабый. Второй, сильнее — она снова убрала губы.

— Хуан, заканчивай! Это не ты!

— А кто? — Я выдавил едкую усмешку. — Свет, я тебя отпущу, а ты не убивай меня сразу. Не сразу, ага?!.

Есть, отпустил. А теперь вновь притянуть.

Сопротивление — губы найти не удалось. Прижать её тело к себе. М-да, грудь на самом деле замечательная! Обнять. Правой рукой откинуть волосы.

Толчок в грудь. Она попыталась вскочить и атаковать, но я был готов. Сверхскорость, перехват, вывернуть её руку. Рывок — она попыталась атаковать, достать меня ногой. Я вновь был готов. Уход, отпустить руку, перехватить корпус, как делают борцы.

Мы завалились на пол и началась самая настоящая драма под названием «вольная борьба». Или греко-римская, я по борьбе не спец. Конечно, если бы она сопротивлялась всерьёз, она бы меня убила — это она умеет. Но делать этого не хотела, окончательно контроль не теряла, а я и не давил по максимуму — жить-то хочется! А без моего убийства шансов у неё не было никаких. Я — астероид, несущийся на маленький кораблик. Меня можно взорвать, но нельзя остановить. Я сильнее, я тяжелее её. И упрямее. В любом случае, я готов был идти до конца, а она нет, потому итогом наших всех взаимных синяков и пары порезов, нанесённых для острастки, и её порванной блузки стало то, что я подмял её под себя, зафиксировав руки.

— Дурочка! Не сопротивляйся! — прошептал ей в лицо.

— Хуан, не надо!

Опала, из глаз её полились слёзы. Я же окончательно отпустил руки и принялся целовать ей лицо и шею.

В этот момент дверь, наконец, поддалась, и в аудиторию влетели все семь моих добровольных защитниц. Влетели и остановились, остолбенев от увиденной картины — она в разорванной блузке лежит на полу, я рядом с ней, покрывая её поцелуями. Картина Репина «Не ждали».

— Вон! — отвлёкся я и указал им на дверь. — Пошли вон!

— Вот!.. — ёмко выразилась Марта, после чего все лишние зрители (а тут все зрители — лишние) быстро ретировались, осторожно прикрыв дверь.

Я поднялся, взяв сеньориту на руки. Тяжёлая, лошадка! Еле поднял! Усадил назад на стол. Аккуратно скинул с её плеч китель.

— Свет, в психологии есть такой приём. Когда кто-то «виснет» на некой идее, когда его на ней «клинит», ты понимаешь, о чём я, его приводят в чувство с помощью шоковой терапии. Слышала про такое?

Кивок — слышала.

— Ты нужна мне, Свет, — продолжал я раздевать её, скинув и многострадальную блузку. — Ты на грани срыва. И если грань перешагнёшь, они тебя утилизируют, невзирая на все предыдущие заслуги. Понимаешь?

Снова кивок.

— Я не хочу, чтоб они тебя утилизировали! — грозно зарычал я. Она обречённо вжала голову в плечи. — Ты — моя! Я тебя защищаю, я за тебя отвечаю! Хочешь ты этого или нет!

А теперь, для закрепления, взять её голову в ладони и приблизить глаза к её глазам. А волосы у неё тоже ничего — мягкие, приятные…

— Ты нужна мне, Свет, — прошептал я. — Ты нужна всем нам.

— Хуа-ан, я…

Палец на её губы. Помолчи, детка. Не сейчас.

Продолжаем. Руки мои спустились ниже, тренированные пальцы расстегнули и стащили лиф. В сторону! Полежи пока на полу. Кстати, лиф непрозрачный, а такие заводят не по детски. Почему — не знаю, чистая психология. Теперь ремень брюк. И молнию… Так, не спешить! К чёрту, успею. Притянуть её к себе, нежно обнять. И снова поцелуи.

…Она не сопротивлялась — полностью капитулировала. Только плакала. Много плакала, слёзы лились из неё ручьём.

— Не надо так ненавидеть, девочка! — продолжал нашёптывать я на ушко. — Ненависть — это дорога в ад, дорога в один конец. Отпусти их, кто погиб тогда с тобой. Их не вернёшь, а ты должна жить. Они погибли, чтобы ты жила! Не подводи их, прекрати свою войну!..

А теперь в атаку, не давая ей успокоиться. Шок — он на то и шок. И шокировать сексом ничуть не хуже любого другого способа водействия. Главное, быть нежным — она должна вспомнить, что она — женщина, а не терминатор… И я был нежным.

Я был ОЧЕНЬ нежным. Таким до сего момента не был никогда и ни с кем. Мы уже давным-давно были без одежды, а я заводил и заводил её, не останавливаясь и не переходя к завершающей стадии. Света так стонала… Господи, у неё после Марса вообще мужики были? Или для такого киборга-убийцы это не обязательно? В любом случае, я пробудил в ней женщину, у меня получилось. И судя по реакции, был её первым. Не в физическом смысле, а психологически — первым, кто разбудил в ней её, а не просто сунул и ушёл, как это обычно происходит в ночных клубах и других подобных злачных местах.

Она не сопротивлялась. Но я чувствовал — не надо спешить. Нельзя. Не сейчас. Чувствовал, как внутри неё что-то противится близости со мной. Нет, мысленно она давно отдалась… Но какая-то червоточинка держала, из последних сил не давала прыгнуть в омут и самой разложить меня на этом столе. Наверное, у меня были хорошие учителя, а я — прилежный ученик, потому, как Хуан, которого я знал какой-то год назад, никогда бы не заметил подобное в сеньорите и давно бы закончил эту спецоперацию. А я всё не мог и не мог решиться. Она не будет меня ненавидеть… Но всё равно не мог

— В чём дело, Свет? — наконец, спросил я её. Она не стала ломаться.

— Хуан, я не смогу смотреть ей в глаза. Пожалуйста, отпусти!..

Вот тебе и приплыли.

«Отпусти». Я не насиловал, в смысле, не принуждал. И если бы завершил процесс, никто и никогда бы не обвинил меня…

…Но ей было бы стыдно смотреть в глаза Бэль. Той, кого считает своей воспитанницей, ученицей. И пусть меня бы никогда не обвинила…

…Но я не хочу, чтобы эта чёрная кошка осталась между нами на всю жизнь. Нет, закругляемся!

Я издал такой мощный вздох, плавно переходящий в стон отчаяния, что, наверное, было слышно на той стороне планеты. Вновь, во второй раз за последний час, осел на пол, сев на корточки, прислонившись к парте спиной. Вздох. Вдох-выдох, вдох-выдох… А на столе навзрыд ревела оставленная мною девушка. Совершенно свободная и спокойная. Та, за которую я больше не боялся. Ну, хоть что-то у меня получилось!

Пришла в себя марсианка быстро, и по военному быстро оделась — это у неё в крови, или даже на генетическом уровне. Я напялил свою чёрно-синюю форму, тщательно пытаясь не сойти с ума и придумать хоть что-нибудь в плане, что делать дальше. Думалось плохо.

Света поправила волосы, привела в себя в порядок, насколько позволяли полевые условия, и застегнула китель, скрывая порванную блузку.

— Спасибо, Хуан. Знаешь, не думала, что шоковая терапия может быть настолько эффективной.

Я выдавил кислую улыбку. Что ей сказать? Да и говорить не особо хотелось. Она же посчитала разговор незаконченным.

— Я не жадная, Хуан. И не как некоторые местные шалавы, выясняющие кто первей. Пускай сначала будет она, а я… А мы…

Да, а мы — потом. Ещё успеем. Я притянул её к себе и поцеловал в носик.

— Свет, посмотрим. Пошли? — Шлепок по попке. Она наигранно фыркнула.

— Угу. Сейчас же нас там будут бить!..

Не будут. Ждало нас человек пятнадцать — откуда столько взялось? В том числе два «морпеха» при оружии в повязках, старательно делающих вид, что прохаживались здесь совершенно случайно. Остальные, кроме Мамочки, Марты и её двух напарниц, делали примерно то же самое — тусовка у них тут сегодня, но с лицедейскими способности у девочек похуже. И только эти четверо подались к нам.

— Всё в порядке? — Глаза Амаранты, испуганные, полные непонимания, что происходит и что будет дальше, перебегали с меня на Свету и обратно. Лана усмехнулась и показала большой палец.

— В полном.

Вздох облегчения у всей «тусовки», а «морпехи» даже направились к выходу.

— А как же…

Я не стал слушать их разговор и чего-то ждать, подался в сторону, порвав неявное кольцо оцепления. Мне хотелось. Не так, ХОТЕЛОСЬ. Была мысль зацепить Марту, да и девочек её заодно — сейчас я всех осилю, но те стояли с такими кислыми рожами, что не стал. Меня никто не пытался остановить, не пытался преследовать, требовать дать объяснения, как боялся. Действительно, чего бояться — «горизонтальные связи» вещь для корпуса обыденная — зачем что-то спрашивать и уточнять? А что я и Васильева… Так от ненависти до любви один шаг! А что она глава группы Бэль? Так происходящее в корпусе не касается даже нулевых объектов.

Зашёл за угол, потерявшись из виду. Теперь можно немного отпустить тиски воли. Кровь сразу ударила в «башню» и чуть её не снесла. Куда? В кубрик? Я представил лицо Марты. Представил лица любых других знакомых девчонок, кого могу там встретить — а учитывая «морпехов» и «подписку», там все всё уже знают. Нет, не хочу. Хочу, но только тех, кто недоступен — Паулу и Фрейю. Но одну я бортанул сам, и будет некрасиво тащить её после всего в оранжерею… А вторая…

М-д-а-а!

Голову тут же посетила другая мысль — могу я соображать, если припрёт! Блин, почему я такой осёл, почему торможу? Зачем искать тех, кто был со мной и «допущен к телу», искать тех, кто «в позитиве», когда негатив тоже вполне подойдёт, а экзамен, как уговаривать силой, я сегодня сдал на «отлично»? Есть тут в корпусе одна сеньорита, которую я давно хочу поставить в позу пьющего оленя и отодрать так, как только можно — чтоб не зарывалась! Та, которая достала до самых последних печенок! Да и эту… Принцесса которая, тоже стоит проучить. «Ты не уникум, Хуан! Не единственный!» Да ты, прелесть, тоже не единственная! И я точно знаю, что вы обе сейчас на территории базы — одна без другой сюда вряд ли бы пришла.

Створки раскрылись, и я быстро вошел. Повезло, Фрейи в гостиной нет, только её девчонки в количестве пяти штук. Та, кто нужно, здесь — отлично, не надо бегать по всей базе. На столе что-то накрыто, девочки готовятся праздновать.

— Хуан? — недоумённые взгляды.

Подойти. Рвануть её к себе. Поцелуй. Жаркий и страстный, как только они и любят.

Пауза, обалдение. ХРЯСЬ! Есть контакт!

Ах ты ж лапочка, ногтями кожу на щеке расцарапала? Умеешь пощёчины бить! Фиг, не отвертишься.

Снова шаг вперёд. Заключить в объятия, рывок к себе, руки зафиксировать за спиной. Снова поцелуй. Убрала губки, вырвала руки… Бумц! На сей раз кулаком и в корпус, в живот. Вполсилы — тоже контроль не потеряла — но чувствительно. Толчок от себя. Пауза.

— Шмановский, что это было?

А теперь я играю серьёзно. Боевой режим. Атака… А фиг тебе, это была обманка. Зайти сзади, захват. Зафиксировать её руки. Повалить на пол, самому упасть вместе с нею — у них тут в гостиной какой-то синтетический, но очень красивый и мягкий ковёр. Почти вырвалась, снова фиксация. На колени, лицом и грудью на диван — так удобнее и эротичнее. Снова попытка фиксации, и замереть. Замерла и она. На всё про всё ушло секунды три. А теперь… Куснуть её ушко.

— Прекрати, дурёха!..

— Так, всё, мы пошли!

— Нам пора!

— Лив, извини, дела!..

Присутствующие «зрители» моментально всё поняли и как по команде выскочили из каюты. Умненькие девочки! Их мордашки так же отражали обалдение, но они ни за кого не боялись и не переживали, а жутко тяготились такой прекрасной новостью о моём в их каюте появлении. Всё, «телеграф» активирован.

— Хуан, пусти! — прорычала Оливия. Я послушался.

Встали. Она отряхнула несуществующую пыль. Грозно зыркнула.

— Ты что себе позволяешь?

— Вот это.

Рукой сдвинуть со стола какие-то предметы. Кажется, пара тарелок с чем-то вкусным свалилась на пол. Побоку. Схватить Оливию, усадить на освободившийся край стола и снова поцеловать.

Поначалу она отвернула мордашку, но потом уступила и наоборот, прижала меня к себе ногами.

— Сукин ты сын! Ты же только что барахтался с Васильевой! — прошептала она, оторвавшись, наконец, от меня.

— Ты и это знаешь? — усмехнулся я.

— Уже все знают. Тут ставки были, через сколько секунд она тебя убьёт.

— И кто выиграл?

— Я. Я сказала, что ни хрена не убьёт, что ты и её отымеешь. Сукин ты сын! — повторилась она и стукнула кулаком мне по хребтине.

— Обожаю играть с огнём. Ну что, какая из этих спален твоя? — кивнул себе за спину.

Картинный вздох.

— Пошли! — Сеньорита соскочила со стола и потащила за руку в одну из пяти спален, полагающихся каюте хранителей.

— Господи, Хуан, а я уже отчаялась, когда же ты решишься! — довольно промурлыкала девушка, лежащая со мной на кровати. Я обнимал её и отдыхал, ни о чём не думая. Вообще ни о чём — не было сил думать. Класс! Есть же такие девчонки на Венере! Васильева права, иногда шоковая сексотерапиятворит чудеса. — Раньше чего не приходил? Стеснялся?

Я пожал плечами.

— Не мог собраться. Всегда находились какие-то другие дела.

— А давно хотел? — повернула она ко мне весёлое личико, стрельнула любопытными глазами. Я усмехнулся, вспоминая нашу с нею первую встречу. Или вторую? Или третью? Ну, по крайней мере, самую запоминающуюся.

— С того момента, как вы на тестах впятером меня избивали. — Снова задумался, пытаясь сам для себя определить отношение к этой особе. Его нельзя назвать однозначным, и никогда нельзя было. — Но серьёзно нагнуть захотел только после того тоннеля с ню-пляжа. Тогда ты реально зазвездилась.

— Угу-угу! — скорчила Оливия насмешливую гримасу. — Да, тогда я себя превзошла. А чего ж не дошёл после такого-то? Не знал, где моя каюта? Или не мог поинтересоваться у оперативных, когда появляюсь?

Я снова пожал плечами.

— Говорю же, дела были. И вообще, Лив, не лезь в это дерьмо. Тут принцессы, Сильвия…

— А я рылом не вышла. — Она заливисто рассмеялась.

— Что-то типа того, — согласился я. — Тебя не только Фрейя убьёт… В принципе, тебя Фрейя убьёт — уже достаточный аргумент.

— Не вижу проблемы. — Паршивка с наигранно беспечным видом потянулась. — Смотри, меня спишь ты, меня спит она. А ты спишь её. Что получается?

— Треугольник с парой нетрадиционно ориентированных особей. Кажется, русские это называют скандинавской семьёй, правда, не знаю, почему.

— Дурак! — весело парировала она. — Какая семья! Я, и семья?

Пауза.

— Хуан, я буду вашей коллективной собственностью. Семейной — у вас же будет семья, как понимаю? Так какие проблемы?

Я про себя выругался. А ведь эта выдра своё выкрутит, интриганка! Ещё как выкрутит! И Фрейя её просто так не уберёт. Действительно, зачем, если можно продолжать её «спать», просто сменив статус с личной потаскухи, на семейную. Для такой умненькой девочки, как её высочество, это запросто. И ещё с меня преференции поимеет, за доступ к телу «семейной собственности». М-да, все женщины змеи. Хитрые и незаметные, пока не укусят.

Оливия меж тем продолжила:

— А вот Васильева из этой обоймы выпадает. Будь осторожен.

— Думаю, тебя это не касается, — заметил я.

— Ещё как касается, мой господин! — ухмыльнулась она. — Она сама по себе, не коллективный игрок. И не станет «семейной собственностью» никогда, даже если ты выберешь Изабеллу. Она не спит с нею, ты в курсе?

Да все в курсе. Было бы удивительно, если бы этот марсианский киборг портил себе жизнь горизонтальными связями с тем, кого считает подопечной и воспитанницей. Но это, действительно, не дело Оливии.

— Слушай, Бергер, кажется, пока мы последний раз кувыркались, в гостиной голосок Фрей звучал? — перевёл я тему.

Кивок.

— Да, но ты не бойся. Она не войдёт. Знает, что мы тут, что ты тут, потому и не войдёт. Чтоб не терять достоинства.

Пауза.

— Так что можешь ставить надо мной новый эксперимент, о мой повелитель!.. — воскликнула она, сбросила одеяло и села сверху. — На чём мы остановились?

Вот дрянь! А грудь, действительно, шикарная! И правда, чего столько тормозил?

Как же я обожаю дряней!..

Проснулся я в одиночестве. Оливии и девчонок не было, подозреваю, её высочества на базе тоже. Искин, когда я поднялся, передал послание, что «извини, надо бежать», что меня «целуют», со мной «было весело» и что «Хуан, теперь ты знаешь, где наша каюта». «Наша», ага, как же. Тра… Хмм… Спать весь старый двадцать седьмой взвод я не подписывался, и тем более не подписывался на всю опергруппу инфанты. Перебьются. А Оливия…

Я поймал себя на мысли, что глупо улыбаюсь. Нет, пора с этим заканчивать! Выругавшись про себя, направился в местный душ, что-то весело насвистывая.

Так меня давно не тра… Так я давно не отрывался! Гром-женщина! Но это не значит, что надо заморачиваться этим вопросом. У нас был обоюдный сброс напряжения, только и всего… Хоть и преотличный сброс!

Развод я проспал, но не думаю, что побьют. Я последнее время в неком подвешенном положении с непонятным статусом — офицеры давно не назначали занятий (кроме «мозговёрта», но это не обсуждается), а физподготовку пустили на самотёк, то есть ограничились уровнем повторения пройденного, причём самостоятельно с моей стороны. Вторая фаза, однако!

Оливия… Опять лезет в голову со своими частями тела! Кошмар! Надо придумать, как отлипнуть от этой стервочки, пока не стал постельным наркоманом. Строить с нею какие-либо отношения не собираюсь, и вообще, за пределами постели её… Ну, не слишком хорошо к ней отношусь. Не заслужила она пока прощения, что бы ни вытворяла ночью. И если последуют намёки на регулярность продолжения банкетов, надо будет грубо отшить. Ибо нефиг.

Столовая встретила шумом. Народ вернулся с развода и завтракал, причём мелюзга уже закончила и свалила, то есть завтрак перевалил за половину. Моих в зале не оказалось, к Белоснежке подсаживаться после вчерашних кислых мин не хотелось, потому сел в одиночестве, благо свободных столиков хватало. Ну вот, теперь, в спокойной обстановке, да ещё с приятным времяпровождением (а процесс набивания желудка не может быть неприятным), можно подумать и о глобальных проблемах. О Бэль, Васильевой, Бергер и Фрейе; о Себастьяне, заказавшем меня, его папочке и Сильвии. И о многих-многих других людях и вещах.

…Подумать о глобальном не получилось. Как только я начал мысленно выписывать сложившиеся расклады, моё уединение мягко, но настойчиво нарушили.

— Поздравляю, Шимановский! — произнесла Васильева, ставя свой поднос напротив. Обычный агрессивный лоск с неё сдуло ветром — передо мной стояла простая девчонка, каких здесь несколько сотен, просто крепкая и накаченная, с «марсианским» строением тела. Никакого показного превосходства, презрения и ненависти в глазах и движениях. М-да, вчерашний вечер стоил всех мук!

— С чем? — сделал я недоумённое лицо.

— С оседланием Бергер. Не думаю, что у тебя получится её укротить, но одним «доброжелателем» точно стало меньше. Я её с утра видела — аж лоснилась от счастья! Сколько ты её раз?

Я пожал плечами и философски заметил:

— А это важно?

Помолчали, предаваясь какое-то время греху чревоугодия.

— Хуан, я с тебя поражаюсь, — продолжила она. — Очень сильно поражаюсь!

— Весь во внимании! — сделал я удивлённые глаза.

— Как у тебя так получается?

— ???

— Знаешь, кого ты мне напоминаешь? Не только относительно вчера, но вообще? Помнишь, ты во время какой-то сказки рассказывал об одном итальянце, солдаты которого в бой шли в красных рубахах, чтоб кровь при ранении не было видно?

— Гарибальди?

— Наверное. — Кивок. — Ты мне напоминаешь одного из них. Кабальеро в красной рубахе. Но только бой твой касается не смертоубийства, а слабого пола.

— В испанском есть слово «мачо» — подсказал я, но она отрицательно замотала головой.

— Мачо — это другое. Мачо — это полудурок с большим агрегатом. Ты же…

Пауза.

— Ты бросаешься на врага без страха за последствия, без страха за жизнь и побеждаешь. Любого врага. Месяц назад устроил кровавую вендетту, привлёк для этого все возможные и невозможные силы. А началось всё тоже с сеньориты. Вчера растормошил меня, хотя я думала, это в принципе невозможно. А я ведь могла тебя убить, Хуан! — назидательно покачала она головой. — На самом деле убить! И это чудо, что сдержалась. Стоило так рисковать?

Я улыбнулся.

— Наверное, стоило.

— Про Бергер ничего не скажу, — продолжила она, оставив комментарий про «стоило» без ответа. — Но если бы ты её просто трахнул, она бы не ходила такой счастливой. Мы с ней… Скажем так, мы много путешествовали с ней, — сформулировала она. — Было такое время. После простого секса она себя так не ведёт, остаётся такой же вечно недовольной стервой, как и всегда. Ты её не просто трахнул, Хуан, ты поставил на место, заставил себя уважать, а уважает она только силу и только сильных!

Опять же Фрейя. Ты можешь из неё верёвки вить если захочешь, отбил её у самого Себастьяна Феррейры!.. И не делаешь этого только потому, что сам не хочешь. Я знаю Фрейю много лет, она та ещё сучка, властная и надменная. Но ты прыгнул на неё, наскоком, как тот краснорубашечник, не обращая внимания на разницу в опыте и статусе, и добился своего.

А уж за свою подчинённую вообще молчу! Влюбить её в себя за один день, чтобы она полностью изменилась?.. Это многого стоит.

— Не приписывай мне лишнего, — задумчиво покачал я головой. — Всё не так плохо, как кажется.

— Плохо? — Васильева рассмеялась. — Всё гораздо хуже. Это ж надо, влюбить в себя Сильвию Феррейра! Самую богатую невесту Солнечной системы! Да так, что она сама этого ещё не поняла. Бросившись в бой в похожей ситуации, плевав на все барьеры, зная, что кровь на рубашке видно не будет, а будет или победа, или смерть. Я образно говорю, не кривись. Хотя, учитывая, как ты наступил на мозоль её папочке, не так уж и образно.

— Да, Хуан, ты не мачо, — констатировала она. — Ты именно кабальеро. В красной рубашке.

— И что? К чему этот спитч? — усмехнулся я.

Она пожала плечами.

— Не знаю. Просто вчера долго думала прежде чем уснуть. О тебе. Обо всём.

— И что надумала? — иронично усмехнулся я.

Новое пожатие плеч.

— Не знаю.

Замолчала, передала ход мне. Я же мужчина, я сам должен такое озвучить. Если не озвучу туда мне и дорога… Но я не из тех, кто бежит от проблем. Ладно, мне не трудно.

— Свет, если я помирюсь, то есть найду общий язык с Бэль, скорее всего у нас с тобой ничего не будет, — начал я издалека.

Есть, попал! С первого выстрела!

— Я не буду тяготиться этим, — совершенно честно ответила она, засияв.

— Вот и хорошо. — Я мысленно перекрестился. Дело сделано. — У меня в отношении тебя нет и не было никаких чувств и сердечных планов, Лан. Наоборот, нам будет сложнее работать, если между нами что-то будет. Потому давай оставим всё, как есть и на этом остановимся? Ты нужна мне как друг и компаньон, как профессионал, а никак не любовница.

Марсианка уважительно кивнула.

— Я хотела предложить то же самое, Чико. — Слово «Чико» она впервые на моей памяти произнесла без иронии, как констатация позывного.

— Значит, договорились.

Снова пауза. А теперь снова атаковать, ибо поговорить у нас есть о чём, и не сказать, что разговор будет лёгким.

— Ты просмотрела все записи? — сощурился я.

— Да. — Кивок. — Но там в основном личное. Эмоции, переживания. Очень красиво, но на компромат не тянет. Жетоны я передала по своим старым каналам на Марс, их доставят в Дом Памяти, но это всё, что я могу. Никакого вреда своим врагам с помощью записей этого Максима Ноговицыну и компании я не причиню.

Я покачал головой, дескать, девчонка ты девчонка!

— Свет, тебе сколько лет?

Она пожала плечами.

— А есть разница?

— Да. По моим подсчётам, тебе в районе двадцати пяти. И ты прошла сложнейшую школу жизни. И не одну. А рассуждаешь, как нецелованная шестнадцатилетняя девственница!

Она хотела возмутиться, но не стала, превратилась в слух.

— Свет, это всё-таки оружие, — пояснил я в ответ на её грозный нахмуренный вид. — Да, там нет секретных данных, там нет ничего реально кого-то компрометирующего кроме факта взрыва ЭМИ-бомбы и битвы за её активацию. Но ты правильно сказала, там ЭМОЦИИ. То есть это всё-таки бомба, но бомба специфическая. Её нельзя подшить к делу в прокуратуре, суде или иных инстанциях, и даже если опубликовать её в СМИ, это поднимет лишь слабую волну, которая вскоре заглохнет. Но зачем тебе бить по площадям, когда можно уколоть иголкой?

— ???

— Ну, вот представь средневекового рыцаря, — продолжил пояснять я, глядя в её непонимающие глаза. — Закованного в толстые латы, бронированного с головы до ног. Чем его убить?

— Мечом, — неуверенно потянула она. — Или топором. Не знаю, я не историк.

— А тут не нужно быть историком, — покачал я головой. — Ты правильно говоришь, тяжёлым мечом или топором, сильно-сильно размахнувшись. Но при этом, если подобраться к нему на близкое расстояние, можно всего лишь просунуть в сочленение частей доспеха маленький стилет. Маленькую заточку, которой двинуть эту бронемашину с минимальным усилием, от которой он умрёт практически так же, как от тяжёлого рубящего удара топором.

Собеседница хмурилась, тщетно пытаясь меня понять, но ей не удавалось.

— Свет, эти записи — бомба, снова продолжил я. — Но они должны прогреметь не абы когда, а только в нужный момент. Когда эффект от них будет максимальным, а эмоции, которые они вызовут, как снежный ком толкнут другую, более сильную волну. Ведь проблем у вас на Марсе хватает, и нужно сделать грамотную сцепку событий, чтобы одно потащило за собой другое, а другое — третье. Знаешь такое выражение, снежный ком?

Кивок.

— Я не потяну такое, Хуан. Это не мой уровень.

— А я и не говорю, что тебе нужно это делать в одиночку. Тебе нужны союзники.

Собеседница отрицательно покачала головой.

— У меня нет союзников. Все, кто воевал вместе со мной, тщательно зачищены, не имеют доступ в инфополе, либо предатели. Либо пострадают, если начнут делать активные телодвижения. Я не хочу подставлять их.

— А зачем подставлять ИХ, Света? — победно улыбнулся я.

Она отложила вилку в сторону и гневно сложила руки перед собой.

— Поясни?

Я тяжело вздохнул. Ладно, не будем спешить и вываливать сразу, она пока не готова к таким откровениям.

— Свет, Октавио Феррейра организовал убийство моего сына. Ещё даже не успевшего родиться. Я убил две сотни человек если не больше, исполнителей и связанных с ними до какого-то колена, а он, организатор, жив, здоров и даже пакостит Веласкесам, в том числе организуя назло им мою смерть. Но я всё равно сижу на попе и ничего не делаю, хотя после вчерашнего мог хотя бы начерно набросать план мести. Почему я так делаю?

— Боишься королевы? — предположила она.

Я громко рассмеялся.

— Не смеши мои тапочки, Свет! Когда я боялся королевы?

В этот момент по столовой прозвучала тревога-два, загорелись красные лампочки. Все присутствующие, включая нас, посмотрели на браслет. Нет, меня не трогали. Васильеву, видимо, тоже, так как она тоже осталась на месте. А вот большинство девочек, оставив на столах недоеденный завтрак, помчались на выход, к каютам, чтоб переодеться в броню и взять оружие.

— Веласкесы придумали, как отомстить Феррейра, — произнёс я, глядя вслед убегающим. Кто-то, возможно, не вернётся сюда сегодня. Но такова доля ангельская — умирать за интересы сеньора. Я не хотел думать на эту тему, и как только тревога смолкла, усмехнулся:

— Хранителей в бой не берут.

У нас свои задачи, Хуан, — парировала Васильева. — Мне сейчас во дворец, а там свой геморрой. Хорошо, что всех принцев с вечера заперли во дворце, и мы с Оливией и Анариэль подменяем друг друга, а то я мчалась бы со всех ног быстрее всех. Ну, так на чём мы остановились?

— На гневе королевы. — Я нахмурился. — Так вот, я его не боюсь, Свет. И не боюсь говорить это перед камерами — королева и офицеры и без моих признаний прекрасно это понимают. Но я всё равно не мщу. Почему?

— Не знаю. — Собеседница пожала плечами. Почему же?

— Потому, что я не хочу мстить одному человеку! — воскликнул я. — С его смертью ничего не изменится. Я хочу мстить всему этому грёбанному сословию, позволяющему так относиться к людям, упивающемуся беззаконием и возможностью диктовать власти свои условия. Я уничтожу их всех — и Феррейра, и Ортега, и Сантана, и всяких Манзони и иже с ними. Всех, кто посмеет поднять голову над серой массой. Я буду работать над этим, возможно, всю жизнь, но в один прекрасный день это произойдёт.

— Нужно пролить много крови, чтоб достичь этого. Они будут защищаться, — задумчиво произнесла собеседница, мысленно кривясь.

— А я не боюсь крови, — весело парировал я. — Сколько надо — столько и пролью. И тогда, на костях всех этих уродов, на костях старого миропорядка, я признаю, что да, Беатрис отомщена. Как и мой ангелочек-сын.

— Круто! — уважительно закивала собеседница, разваливаясь на стуле. — А если не получится?

— Тогда не получится. — Я пожал плечами. — Но я не сдамся и буду работать, вот что главное. А проиграю… То проиграю. В жизни всяко бывает.

— Ты молодец, — вновь уважительно кивнула она. — Но я не такая. Я давно бы уже пристрелила этого Феррейра, плевав на последствия.

— Потому ты — Светлячок. Снайпер-одиночка. А я — менеджер для особо опасной работы, организатор. Тебя взяли для одного, меня — для другого, всё честно.

Помолчал.

— Свет, тебе надо забыть своё прошлое. Надо забыть, что ты снайпер Светлячок. Тебе надо превратиться в Светлану Васильеву, героя гражданской войны и политического тяжеловеса, выйти на новый уровень. Тогда ты сможешь чего-то достичь. А для этого тебе надо забыть обиды и начать сотрудничать с властью.

— Что? Да ты!.. Хуан, я без тебя зна…

— Молчать! — рявкнул я. Две наказующие за дальними от нас столиками и ещё пара бойцов помладше, видно, выходники, оставшиеся в столовой кроме нас, обернулись.

— Молчать, боец! — продолжил я тише. — Я знаю, что говорю, и дослушай меня до конца.

Ты когда-нибудь слышала такое понятие, «несистемная оппозиция»?

Нахмуренные брови, взгляд, как на идиота. Наконец, ответ:

— Да, слышала. Только я в политике, Хуан… Не очень.

— А тут и не надо быть очень. Несистемная оппозиция это по своей сути клоуны. Которые что-то кричат и требуют, устраивают какие-то акции, создают шумовой фон, но которые совершенно ни на что не влияют. Молчи, Света! Молчи и слушай!

— А есть оппозиция системная, — продолжил я. — Объясняю разницу. Несистемная — это люди, оторванные от власти. Оторванные от рычагов влияния. Системная же — ЧАСТЬ власти. Неотделимая от неё. Но настроенная в каких-то определённых аспектах… Определённых, не всех! — подчеркнул я, — против текущего курса, против генеральной линии.

Приведу пример. Оппозиционеры могут находиться в составе правительства. Они будут делать всё, согласно генеральной линии правящего конгломерата элиты, будут работать на благо ВЛАСТИ. Но в некоторых исключительных вопросах имеют своё, отличное мнение, уступать в котором не собираются. Они не против власти в целом, не против общего курса, не против людей, стоящих «у трона», но в том, что касается отстаиваемых ими вопросов… Будут тверды и подкрепят своё мнение всеми доступными рычагами.

— В элите любой страны есть оппозиция, Свет, — продолжил я подбирать аналогии. — Это нормально, это правильно. И эта оппозиция влияет на решения, принимаемые элитой в целом. А вот несистемники могут махать плакатами, могут устраивать акции, могут собирать демонстрации и митинги, но без властных рычагов ничего не добьются. Понимаешь?

— Смутно. — Света покачала головой.

— Я сейчас говорю про тебя, — выдавил я улыбку. — Ты — конкретная несистемница. Как и твои бывшие однополчане и все, с кем воевала на одной стороне. Вас вычеркнули из системы, вы, действительно, не принимаете решений, а те, кто весит много и имеет авторитет, ещё и сидят на крючке. И отхватят, если начнут мутить воду. Именно поэтому любые твои телодвижения бесполезны. Да, ты стреляла в Ноговицына и ранила его, но твои слова в СМИ — это всего лишь лёгкий ничего не меняющий шум.

— И с кем же из власти я должна сотрудничать? — язвительно фыркнула она. — Где я найду тех, кто меня поддержит? Они все воевали против нас! Против, Хуан! И поделили страну, придя к власти. Никто не захочет добровольно от чего-то отказываться, ставя под угрозу своё существование у кормушки.

— Свет, они не монолит, — парировал я. — У них у всех друг с другом свои тёрки. И этим нужно пользоваться. — Помолчал. Как же доходчиво объяснить?

— Свет, я «простил» Феррейра, а тебе нужно «простить» кого-то из них, понимаешь? — нашел новую аналогию — После чего сесть на «хвост» и проникнуть во власть. Стать системницей. А уже после этого бить эту власть изнутри.

— Сформулируй мне свои требования к власти? — подался я вперёд, повышая голос. — Сформулируй не с точки зрения малолетки Светлячка, а с точки зрения политика и государственницы? Придумай политический план, в котором нет ничего утопического, в котором все твои предложения будут реальны? Ну? Вот я поставил целью истребить высший олигархат. Это сложно, но с моими стартовыми позициями реально. А ты? Давай, раз уж нас не трогают по тревоге. Думай. Я не тороплю.

Она молчала долго. Не столько думала над планами, сколько насиловала своё мировоззрение. Наконец, выдала:

— Я хочу реабилитации всех, кто воевал на нашей стороне, Хуан. Хочу уравнивания прав. Хочу, чтобы нас не преследовали. Достаточно?

— Вот! Правильно! — вскинул я палец вверх. — Потому, что требовать, чтобы они отодвинулись от кормушки — глупо. Но умеренное требование — это пожалуйста. Ты найдёшь союзников с такими требованиями и станешь системницей потому, что в целом будешь не против генеральной линии тех, кто правит. Поняла?

Задумчивый кивок. Кажется, я её перегрузил. Может не стоило вываливать всё сразу?

— Начерно — да, — кивнула она. — Но Хуан, кого ты видишь в качестве союзника? Да меня там все ненавидят!

— Ненависть — непрактичное качество, — усмехнулся я и покачал головой. — Тупые ретрограды, настроенные на определённую волну — да, возможно. Но в политике такие не задерживаются. И твоя задача как раз помочь от таких и избавиться.

— Ноговицын! — родил я идею. — Нет, серьёзно, — продолжил, глядя, как она чуть не подавилась кофе, — он не диктатор. Она на Марсе первый среди равных, и очень этим тяготится. И как раз среди этих «равных» и сконцентрированы твои главные враги. Они не могут быть не главными врагами, вся линия их политики основана на конфронтации тех, кто победил, то есть их, с теми, кто проиграл. Тебе нужно выступить в союзе с Ноговицыным, подыграть ему, и он, придя к власти и скинув часть «равных» с марсианского олимпа выполнит все твои умеренные условия.

Помолчали. Она пыталась осознать то, что я говорю, я же пытался фантазировать, чтоб быть как можно более красноречивым. Чтоб дошло, а не просто так, сотрясти воздух.

— И как я должна сблизиться с Ноговицыным? Хуан, я стреляла в него, не забывай! Он такой же мой враг, как и остальные!

Я покачал головой.

— Он политик, и ухватится за тебя, если ты себя правильно подашь. Понимаешь, ты можешь стать олицетворением идеи общественного примирения. Ты — ключ к миру на своей планете. Александр Миротворец… Ведь звучит же! — воскликнул я. — Если он начнёт национальный диалог между вами и ими… Это гигантские перспективы! Гигантский пиар и авторитет! А его враги моментально превратятся в тех самых пердунов-ретроградов. Ведь оседлать волну национального примирения они уже не смогут — их космолёт улетит, кто первый встал — того и тапки. Они будут вынуждены противодействовать. А противодействовать национальному примирению… — Я поцокал языком. — Это слава воинственных гадов, выступающих против единого и сильного Марса. Ноговицын их утопит, Свет. И будет вынужден исполнить вашу программу, даже если не будет её хотеть, хотя в в этом сомневаюсь. Ты достигнешь своих целей без винтовки, без оптики и маскировки в красно-серых песках, боец. А всё, что для этого требуется, это поступиться принципами и простить одного единственного человека. Одного!

Молчала она долго. Но я не зря называл её умненькой девочкой — интеллект дал о себе знать. Просто застарелая ненависть мешала слому стереотипов.

— Хорошо. Я обдумаю твою идею, — прошептала она. — Но тут второй вопрос, а как мне выйти на самого господина потенциального Миротворца? Чтобы просто обсудить эти идеи, с ним нужно как минимум встретиться. А затем вести диалог. И чтобы при этом он не послал куда подальше.

— Намекаешь на меня? — я улыбнулся.

— А как ты думаешь? — весело сузились её глаза. — Если я обращусь к королеве… Она вряд ли поможет. Не тот у меня авторитет. А вот если идея будет исходить от тебя — она прислушается.

— Хорошо, я попытаюсь донести эту мысль до королевы, — задумчиво кивнул я. — Думаю, это реально. Технически она может организовать встречу. Но Свет, извини, дальнейший ваш диалог будет зависеть от тебя и только от тебя.

Я вздохнул и подался вперёд. Перегнулся через стол, взял её за руку. Крепко сжал.

— Свет, я сейчас буду говорить вещи, которые тебе не понравятся, но прошу, не убивай меня раньше времени.

Ты — женщина. Женщина авторитетная. В смысле, тебя знают, на Марсе о тебе ещё помнят, а это хороший стартовый капитал. Он — мужчина. Мужик серьёзный и умный, политик. Вы — идеальная пара.

— Хуан, я тебя точно убью, если сейчас же не пояснишь! — зашипела она.

— Свет, таких людей, как он, нужно держать близко, — усмехнулся я. — Очень близко. Если перефразировать, то то, что ты женщина — твоё спасение. Будь ты мужчиной, я бы на месте Александра Юрьевича не стал заморачиваться — мне и без тебя неплохо. Теперь понимаешь?

— Я должна спать с ним, — грустно констатировала она.

Я отрицательно покачал головой.

— Я этого не говорил, боец. Я говорил НЕ ЭТО. Давай ещё версии.

Тишина.

— Ты должна увлечь его, Свет. Увлечь как женщина. И у вас есть площадка для совместного старта — ты стреляла в него и не убила, и я, видев, как ты стреляешь, не уверен, что не попала. А это хорошая тема для ПЕРВОГО разговора.

— Свет, очаруй его, намекни своим шармом, что ты серьёзная, и что с тобой можно связываться и иметь дело! — повысил я интонацию. — Мужчины плюют на рядовых подстилок, но тех, кого уважают, готовы носить на руках даже без постели. Стань тем, кого он будет готов нести на руках, и у тебя всё получится…

…Господи, в конце концов, кто из нас женщина?! — воскликнул я, воздевая глаза к потолку. — Почему я должен объяснять тебе элементарные вещи?

Она улыбнулась. Впервые за наш разговор. И в душе её я почувствовал… Нет, не луч надежды. Но зерно, которое при должной обработке может им стать.

— Хуан, я подумаю. Над всем, что ты мне тут наговорил. — Теперь она потрепала меня по руке. — Спасибо. Я пойду?

— Иди. — Улыбнулся и я. — Будут вопросы — обращайся напрямую.

И когда она встала и взяла поднос, бегло бросил вслед:

— Свет, как только всё закончится с Феррейра, организуй мне встречу с Изабеллой?

Светлячок обернулась. Задумалась, словно догоняя, что я только что сказал. Расплылась в довольной и чуть ироничной улыбке.

— Созрел?

— Да. Давно пора, — вырвался из груди обречённый вздох.

— Ну, наконец-то! — довольно воскликнула она.

Глава 15. Танец снежной королевы

— Наконец. Ты долго! — констатировала ожидавшая меня на ступенях дворца женщина.

— Виноват, сеньора! — вытянулся я. — Но мне передали приказ переодеться в гражданское! Я переодевался!

— Переодеться в ненужное, — поправила она. Внимательно оглядела мой не самый шикарный, но хороший деловой костюм из тех, что перекочевали сюда из дома. — Ох уж эти передатчики, всё исказят! Ладно, пошли.

Махнула рукой и мы начали подниматься. Этот вход во дворец не главный, для персонала. Расположен недалеко от шлюза базы, но не ближайший к ней. Впрочем, мне надо отвыкать даже думать о главном входе; ангелы — часть дворцовой охраны, персонал, и здесь находится один из шлюзов, ведущих на их рабочее место.

Внешняя створка закрылась. Секунда, сканирование системы безопасности. Наконец, зелёная лампа под потолком загорелась, и начала подниматься внутренняя створка. Охрана ни снаружи, ни внутри не задала ни единого вопроса — сеньору здесь знали и боялись до дрожи в коленях.

Затем мы пустились в путь по лабиринту коридоров. Влево. Прямо. Вправо. Запутано тут! Мимо шныряли слуги, ходили вооружённые одними игольниками охранники из дворцовой стражи. Дворец в Альфе это не просто жилище монархов, это военная база, охраняющая самое мощное в солнечной системе устройство связи. Отсюда и обилие второстепенных помещений, и такая численность персонала.

Наконец, вышли к лифту. Не лифтАМ, а лифтУ, одному, причём охраняемому двумя «морпехами» с винтовками и «кайманом».

— Это то, о чём я думаю? — поёжился я. Сеньора Гарсия покровительственно улыбнулась.

— Да.

Всё, больше ни слова. Мы дождались, пока лифт приехал — а это заняло минуты две, вошли в открывшиеся створки в кабину, после чего те закрылись и огромный массивный агрегат медленно пополз вниз.

— Это другой лифт, — заметил я. Сеньора кивнула.

— Тот принадлежит Лее, для её персонального использования. Но на глубокие этажи можно попасть не только им. Этот лифт — для тех, кто работает внизу. Там своя система безопасности и свой штат сотрудников — им тоже нужно до работы как-то добираться.

Понятно. Рабочая лошадка для всех. А тот — только для королевы. Ну, она же здесь хозяйка, невместно ей ездить пытать людей вместе со всяким быдлом!..

«Шимановский, засохни! — зашипел на меня внутренний голос. — Тебе больше не о чем подумать, больше не к чему прицепиться?»

Да есть о чём. И есть к чему. Просто… Слишком уж нехорошие у меня связаны с этим подземельем воспоминания. Да, тогда я был неопытным салагой, юнцом, не то, что сейчас, но эмоциональный отпечаток всё равно не хочет уходить, всё равно портит нервную систему.

Я глубоко вздохнул и попытался успокоиться. Ибо если бы они хотели меня отправить в казематы в качестве того, на ком будут испытывать новаторские методики допроса, я бы не ехал в лифте, сам, на своих ногах, да ещё в сопровождении Железной Сеньоры. Надо учиться выбивать дурь из головы — сие полезно.

Есть, приехали. Минут пять спускались! Ну, лифт не скоростной, очень тяжёлый — это нормально.

— Дрейфишь? — усмехнулась сопровождающая. Всё время, что мы спускались, она оценивающе смотрела на меня, пряча в глазах весёлые искорки.

— А вы бы на моём месте как себя чувствовали? — попробовал защититься я.

— На твоём я бы впитывала происходящее, запоминала, — парировала она. — Училась. А не тряслась бы от страха, как последняя дура. Ты если и окажешься здесь, то не в обозримом будущем, возьми себя в руки.

Добрая женщина! Тактичная! И успокаивать умеет. Я выругался, однако в руки себя окончательно взял.

Снова коридоры. На сей раз мы шли гораздо меньше, чем в прошлое посещение. Видимо, казематы строились поближе к этому выходу, этому лифту, а лифт королевы — вспомогательное строение. Ездит она сюда редко, а раз приехала — то и ножками до места дотопает, не облысеет.

Каземат не тот же самый, планировка другая, и поменьше. Но похож. Темнее, нет заумных машин, ширм и яйцеголовых сторудников. Никого нет. Лишь медицинский стол с инструментами, рядм с которыми движущаяся стол-плита, на которой как и в прошлый раз распят обнажённый мужчина. Естественно, другой. Коренастый, лет пятидесяти, с короткими седыми волосами. Рожа зверская — чувствуется опыт силовика, но спокойная — а тут опыт гэбэшника. Человек знал, куда попал, знал, что его ждёт, но не нервничал. По крайней мере, внешне это проявлялось слабо. При нашем появлении повернул голову и внимательно нас оглядел. Сеньору Гарсия — презрительно, как сильный волк смотрит на слабого зайца, который каким-то чудом, благодаря стечению обстоятельств смог устроить на него ловушку, в которую он нечаянно попался. Меня — с интересом, почти без ненависти. «Почти» потому, что связь между моей персоной и его здесь появлением улавливал. И ещё, человек знал меня очень хорошо, едва ли не лучше меня самого — это отчётливо читалась и в глазах, и на его лице; ему было интересно любопытством ценителя, как я себя поведу.

— О, Елена! — бравурно, храбрясь, воскликнул он. — Главный королевский палач. — А эта фраза прозвучала специально для меня. — Решила зайти на огонёк, проведать старого друга?

— Хуан, знакомься, — не обратила сеньора Гарсия на лежачего никакого внимания. — Это сеньор Родриго. Будущий бывший глава службы безопасности «Промышленности Феррейра».

То есть, утренняя тревога связана с его здесь появлением. Ибо человек лежит тут недавно, свеженький и совершенно не избитый.

— Будущий бывший? — деланно недоумённо скривился пленник. — Елена, неужели ты собралась убить старого друга?

Сеньора фыркнула, но вновь не опустилась до контакта.

— Хуан, немного поясню, для чего позвала тебя, — продолжила она экскурсию. — Я смотрела запись, как ты издевался над Иудушкой в ангаре. Для дилетанта неплохо, но только с поправкой на твои цели и ресурсы. Ты — любитель. — Она меня типа ругала, но в голосе сквозило уважение. — Но мне понравилось, что ты проявляешь фантазию, пытаешься расти и учиться.

Пауза.

— Хуан, возможно, ты когда-нибудь окажешься в ситуации, когда вокруг кипит бой, когда мало времени и под рукой нет никаких спецсредств для допроса, а в плен к тебе попадает важный, но достаточно крепкий орешек. Вот для этого, чтобы ты не топтался на месте, тебе нужно изучить несколько экспресс-методов добычи информации. И не кривись. Да, я знаю, это очень грязно. Но в нашей работе никак без грязи, и ты знал, куда шёл.

Да, знал. Я виновато опустил голову.

— Вон, на столике, инструменты. Я буду говорить, какие, и что тебе нужно с ними делать, — перешла она к сути экскурсии. — Твоя задача исполнять всё, что скажу, в точности и без промедлений. Вижу, что-то хочешь спросить?

Я кивнул, борясь с приступом тошноты, который возник при виде реально палаческих инструментов.

— Сеньора, почему сейчас? — выдохнул я.

Она усмехнулась — ждала этого вопроса.

— Хуан, нельзя пытать людей просто так. Не думай, что в подобных местах работают психи с деформированным мировоззрением — таким тут как раз не место. Это обычные люди, просто не боящиеся запачкаться. И эти люди знают, что перед ними на столах лежат не невинные жертвы, а преступники, так или иначе бросившие вызов королеве или государственной власти.

— Тебя мы не готовим для такой работы, продолжила она, нахмурив брови. — А значит, не можем использовать методики их обучения. Мы должны доказать тебе, что те, кого ты пытаешь, преступники, а как это сделать, не вводя тебя в курс расследования, не взяв соответствующих подписок и всего прочего? Что получается?

Я пожал плечами.

— Что меня нельзя водить в казематы. Либо — если здесь будет находиться человек, про которого я точно знаю, что он преступник. Тогда можно.

— В точку! — подняла сеньора палец в потолок. — И сегодня как раз такой случай. Перед тобой человек, который отдал приказ Себастьяну Феррейра на твою ликвидацию.

— Сука! Что ж ты делаешь? — зарычал пленник. — Я не отдавал такой приказ!

— Он может говорить что угодно, Хуан, — махнула она рукой. — Главное не слова. Главное, и мы с тобой это оба знаем, что никто в компании Феррейра, и особенно в её службе безопасности, не может вздохнуть без одобрения дона. Самого сеньора Октавио мы, к сожалению, сюда притащить не можем, но его подельник, организатор и проводник в жизнь всех его преступных решений, перед тобой. Приступай!

Мне поплохело, но я выдержал. Сдержал и этот удар. Да, грязь. И кровь. Но сеньора права, когда-нибудь мне пригодятся такие специфические знания. И я должен как минимум иметь представление, что и как нужно делать в подобной ситуации. И тут без практики никуда.

— Возьми вот этот симпатичный штырь слева, — начала командовать она. — Нет, следующий. Да-да, вот этот. Хорошо. А теперь смотри, видишь, вот тут на ноге у сеньора есть такое симпатичненькое место. Это болевая точка, здесь нервный узел. Нет, сюда не нужно бить, наоборот, повредив нервные клетки, ты избавишь его от мучений. Нет, вот сюда, чуть правее и ниже. Нащупал? Вот-вот, именно сюда! А теперь вгоняй, с размаху и силой. Да не промахнись!

До этого момента человек, видимо, не верил, что происходящее на самом деле. Думал, что его обрабатывают психологически. И когда я вогнал небольшую заточку в указанное место, взвыл и заорал на всю пыточную:

— Су-у-ука! Я не отдавал такого приказа! Я не знал, что он рискнул пойти на это, мать твою налево!..

Выражался сеньор, конечно, менее литературно. Но моя задача передать контекст, а не дословные цитаты. А цитаты были завораживающие.

— Так, теперь следующая заточка, — продолжала руководить творческим процессом сеньора. — И ещё, обрати внимания, я не общаюсь с уважаемым сеньором Родриго, своим дорогим и глубоко ценимым другом. Я его вообще игнорирую. С ним этот приём не сработает, но с менее крепкими орешками — запросто. Ибо человек ждёт, что его начнут спрашивать, а его пытают, не задавая вопросов. Получается, он должен заслужить вопросы, должен заслужить, чтоб его спросили! Это дополнительная мотивация, Хуан, а мотивация в нашем деле — главное.

— Ты, тварь эдакая! Проверь меня на полиграфе! Проверь сывороткой! Проверь белой пылью! Это так и есть, я не знал ничего про Себастьяна! Этот выродок сумел провернуть дело, что я ни о чём не догадался! Я не думал, что он на это способен! Выпустил сосунка из виду! Не обратил должного внимания, понимаешь?! Он усыпил меня, усыпил мою паранойю!

— Не слушай его, Хуан, — мило улыбнулась сеньора Гарсия. — И не думай, что перед тобой агнец божий. Он заслужил то, что получит, что бы ни было на самом деле. А теперь вот сюда. Бей. Вот так, и немного проверни.

— А-а-а-а-а!

— Кровь, да. Будет сильно хлестать, потому я и говорила об одежде, которую не жалко. Потому не вытаскивай ничего из раны. Инструмент стерилизованный, сеньор Родриго не получит заражения, а от потери крови умереть мы сами ему не дадим. Во всяком случае, пока он нам не расскажет то, что нам интересно.

— Ты, шмара законченная! Сколько раз тебе говорить, что я не делал этого! Не подставлял Октавио, не шёл на конфликт с вами! Сколько говорить, что… — продолжал вопить пленник. Сеньора продолжала его показно не слушать. Я же…

Я вспомнил ощущение безысходности, когда не знал, в какую сторону прыгать. Ощущение, что до конца моей короткой жизни остались считанные секунды, за которые не смогу допрыгнуть до ближайшей преграды от игл убийцы. И, действительно, в невиновность главного палача семьи Феррейра верилось слабо. Даже если заказ Себастьяна не его рук дело… То Беатрис организовал он. С отмашки хозяина, да… Но нападение было осуществлено его руками. Во мне не было жалости, во мне была лишь брезгливость, и я сделал всё возможное, чтобы её подавить.

— Теперь попробуем не заточки, Хуан, а ножи. Нож универсальное оружие, он всегда под рукой. Скорее всего, в полевых условиях придётся пользоваться именно им. Теперь смотри, куда наносить удар…

Грязь. Кровь. Я не знаю, как это выдержал. Мне было плохо, очень плохо! Но терпел. И делал всё, что говорила сеньора, а знала она палаческих штучек ой как много. Спокойно стояла над перешедшим на фальцет телом бывшего будущего начальника СБ Феррейра и поясняла, почему нужно делать так, а не эдак, и именно с такой силой. Что ударив сюда, например, человеку откажут ноги. А здесь…

Нет, не буду повторять это. Не буду даже вспоминать, чтобы написать в подробностях. Мне пригодились эти знания, да. Но лишь однажды, на Земле, когда я был в составе двести сорок второго отдельного стрелкового полка. После же, когда вновь настала необходимость их вспомнить, я подобрал для такой работы умельцев из местных аборигенов. Теоретические познания у них были на порядок хуже, но то, что парни вытворяли практически… Инквизиция древности отдыхает. Всегда говорил и буду говорить, когда тебе что-то на самом деле нужно, используй профессионалов. Не надо халтуры в серьёзных делах.

Впрочем, не буду забегать вперёд. В данный момент я впервые в своей жизни пытал человека, живого, договорившись со своей совестью, следуя указаниям старшего товарища. Я знал, совесть договор будет чтить и ни разу мне о сегодняшнем не вспомнит, потому и наяривал, засунув в задницу тошноту и дрожь.

Этот сеньор Родриго оказался крепким орешком, Нимфа его зауважала — я видел это в её глазах. Но ходить после сегодняшнего сеньор долго не будет. Феррейра богатые, нейрохирургическую операцию ему сделают и движение конечностей восстановят… Но это всё равно будет не то и не сразу. И когда клиент, наконец, дошёл, сеньора позволила себе наконец-таки обратить на него своё высокое внимание.

— Родриго, неужели ты думаешь, я поверю в твой непрофессионализм? Что ты действительно не при делах? Особенно теперь?

— А что теперь? Что случилось теперь? — попытался усмехнуться он.

— Теперь… — Сеньора Гарсия зло театрально рассмеялась — злой гений в юбке, блин! — Теперь, Родриго, наш мальчик переспал с Сильвией, и та в него втрескалась по уши. И не надо мне рассказывать про пренебрежительное отношение Октавио к дочери — он души в ней не чает. А Себастьян — неудачник. Но неудачник старший, наследник. От которого попробуй избавься!

— Смотри какая красивая комбинация получается, — продолжила она. — Сильвия сходится с Хуаном, её ум и деньги объединяются с его силой и харизмой. Гремучая смесь! Будущее дочки и будущее компании определено, сияет в радужных красках. Неудачник же, которого рука не поднимается убрать самостоятельно, срывается с катушек и заказывает Хуана у «левых». Мы, то есть Веласкесы, уничтожаем его, оставляя руки старого лиса чистыми… И всё, фенита! Хуан от Сильвии никуда не уйдёт. Вы знаете о нём больше, чем он сам, поняли, что он не сможет быть ведомым, не сможет быть с её высочеством на её условиях. А дон Октавио умеет убеждать людей, когда это нужно. Милый же мальчик Себастьян… — Она деланно-сочувствующе вздохнула. — А для него это был решающий экзамен. Тест. Самый главный в жизни. Хватит мозгов так не делать — пусть живёт и борется дальше. Нет — то туда ему, неудачнику, и дорога. Хороший план, полностью в духе старого лиса.

На лицо сеньора Родриго было страшно смотреть. Он был согласен со всем перечисленным… Кроме одного. Это было неправдой. Нет, подобный план наверняка существовал — у гэбэшников всегда есть запасные планы на все случаи жизни. Но подавляющее большинство их остаются пылиться в папочках, пока не истечёт срок и они морально не устареют. Судя по его лицу, этот план так же был положен в папочку в запасной ящик. И именно это довлело — он не может доказать, что не при чём.

…А на самом деле, интересный план. В своих аналитических построениях я городил всякого, но до такой простой конструкции не дошёл. Может потому, что не хватило времени — ведь вчера я был на нервах. А может, я просто мыслю иначе, по старинке. Надо же, я и Сильвия! И сильные мира сего всерьёз рассматривают нашу пару, делают на нас ставки и подготавливают инфраструктуру для реализации такого союза. Не знал! Надо повысить самооценку, а то напрягает слышать такое со стороны.

— Слушай, ты! Помесь обезьяны, удава и тигрицы, я не знаю, не знаю, как объяснить тебе, что это так, и мы не планировали устранение Хуана! — продолжал яриться допрашиваемый. — Не хочешь сыворотку — используй белую пыль! Я ведь весь перед тобой, открыт!

— Родриго, я не просто не хочу сыворотку, — покачала головой сеньора. — Я уже сталкивалась, пытая твоих агентов, с иммунитетом к ней. С тем, что подопытный умирает от аллергической реакции при инъекции. А тебя раньше времени терять не хочу.

А Белая пыль… Есть такая штука, психологические тренинги. Можно дать себе установку и даже под пылью говорить то, что нужно, а не как было на самом деле. Ну что, начнёшь колоться или дать команду продолжить?

Человек взвыл, но затем решился на аргумент, озвучивание которого оттягивал до последнего. Расстался с возможностью ходить, но держал его при себе. Видно, осознал, что Веласкесы его списали, что иначе договориться не получится.

— Слушай, ты! Прелесть! Зачем, ну скажи, зачем нам его убивать СЕЙЧАС?! Мы не стали этого делать даже когда узнали о проекте ноль-двадцать-один! Зачем это делать тогда, когда и без покушения сотни вариантов развития событий?

При словах «проект «ноль-двадцать-один» лицо сеньоры Нимфы перекосило. Она моментально взяла себя в руки, но в глазах успел проскочить испуг.

— Хуан, выйди.

— С-сеньора?.. — не понял я.

— Я сказала выйди! — зарычала она, не глядя на меня — глаза её пронзали довольного до безобразия окровалвенного, но не сломленного главы службы безопасности Феррейра. — И вызови медбригаду — они снаружи стоят, ждут. Бегом!

— Есть, сеньора! — вытянулся я и постарался как можно быстрее покинуть эту скорбную обитель.

«Ноль-двадцать-один» — гремело в мозгу. Что это значит? Наверняка нечто серьёзное и жутко секретное, о чём не стоит знать простому быдлу. И это «нечто» связано со мной, с тайной моего рождения.

«Это то о чём я думаю?» — спросил внутренний голос.

«Да, дружище», — ответил я ему.

Всё, выбросить лишнее из головы! Мне обещали раскрыть все тайны, и обещали люди, которых трудно упрекнуть в пустой болтологии. Я всё узнаю, просто не сейчас. А пока, наверное, стоит свалить из этих подземелий, благо теперь я знаю, как это сделать без сопровождения. Посмотрев в спину вбежавшей в пыточную (допросную?) двух медиков и работника местной канцелярии, я, весело насвистывая от облегчения, что всё закончилось, пошёл к лифту. Сейчас им там всем не до меня.

Маскарад, как много в этом слове. Некоторые считают его чудачеством, пережитком далёкого детства, некоторые — способом отдохнуть «без лиц», ведь что это за маскарад, когда знакомые могут признать тебя? Ну, если действо происходит в маленьком коллективе, где все друг с другом съели не один пуд соли, там действительно прятаться бесполезно — узнают по голосу и моторике. Но если это мероприятие, на котором присутствует весь бомонд планеты… Тут уже другие расклады. Особенно если учесть, что в этом клубе собрался бомонд не политический, а культурный — люди, связанные с шоу-бизнесом планеты, и особенно почитатели Терпсихоры. Приурочен вечер был празднованию официального возвращения на Венеру крестницы королевы, которая является ещё и дочерью императора Южной Америки. Подтекст — что она из двух возможных гражданств выбрала Венеру, а не родную Империю. Потому несмотря на то, что вся Альфа знала, что прилетела сеньорита несколько месяцев назад, все веселились и искренне поздравляли виновницу торжества с таким замечательным событием. Даже последний сантехник «с улицы» понимал, насколько важно такое решение в свете политического противостояния, сложившегося за последние несколько лет между двумя латиноамериканскими государствами. Но простых посетителей, «с улицы», сегодня не было.

В обоих залах, и верхнем, и нижнем, веселились сегодня только люди, имеющие приглашения. Которые распространялись свободно и бесплатно, но в узком кругу «своих», кто «в теме» и сочувствующих. Таких тоже набралось прилично, клуб еле-еле вместил всех, и как бы хозяйка ни сожалела (она всегда декларировала открытость «Рио-де-ла-Платы всем слоям населения), сегодня имиджем поступиться было необходимо.

Присутствовали здесь и детки именитой аристократии, и несколько аристократиков из второй сотни, с любовницами и жёнами, дюжина достаточно влиятельных политиков, включая имперского посла с женой и двумя почти совершеннолетними дочерьми… Но даже часть бомонда из «простых смертных» посетителей клуба не была простыми смертными — продюсеры, шоумены, актрисы… И, конечно, танцоры и танцовщицы всех возрастов и направлений.

Если быть объективными, общий уровень вечеринки по сравнению с другими всё же был низковат. Бросалось в глаза обилие неаристократов, а это главный индикатор уровня мероприятия. Было очевидно, что хозяйка после возвращения на Венеру не собирается претендовать на популярность в среде высшего местного общества, как многие от неё подсознательно ожидали. Она прилетела несколько месяцев назад и всё это время жила по местным меркам затворницей. Все ждали, когда же её императорское высочество раскроется и начнёт участвовать в светской и политической жизни по-настоящему влиятельной тусовки? Видимо, пока сеньорита де Росарио не созрела, будет и дальше держать паузу, акклиматизируясь к местным довольно жёстким реалиям. Ну что ж, она — крестница королевы и в своём праве; её здесь примут любой и в любое время. А может она ведёт здесь какую-то политическую игру, представляя интересы Империи? Кто его знает этого старого лиса Себастьяна Второго. Да и наследничек у него под стать, весь в отца — а он родной брат её высочества. Так что не стоит лезть в её жизнь и куда-то насильно приглашать.

Благодаря вышесказанному, воздух в «Рио-де-ла-Плате» в этот день вдыхался большей частью публики с лёгкостью. Сюда пришли не для важных ответственных переговоров, не на смотрины и показ платьев, не для демонстрации раскладов и намерений, а веселиться. И это веселье витало в атмосфере, чувствовалось даже кончиками пальцев. Сам имперский посол на вечер забыл, что он политик, и весело танцевал с женой и интересными сеньоринами своего круга, почти забыв поглядывать на расшалившихся от вседозволенности дочурок, вытащенных в свет не ради матримониальных смотрин и взвинчивания собственных акций, почти не замечая их раздобревшие от небольшой порции украдкой выпитого в туалете алкоголя. А раз уж лицо Империи расслабилось… Остальным велело само Мироздание.

Вошедшая в клуб по именному пригласительному сеньорита моментально почувствовала эту легкость в воздухе, поразилась, как много пропустила, что почти не бывает на подобных вечеринках. Здесь было весело, здесь было интересно, это место не кишело до боли знакомыми лицами. Кроме имперского посла и ещё пары-тройки людей, которых нужно знать в любом обличии, она не опознала более никого, и это радовало. Ибо её тоже почти никто не узнал, что на вечеринках её уровня было немыслимо. Побродив по нижнему залу и потянувшись к верхнему, она лишь обалдело покачала головой, словно отгоняя наваждение:

— Ну, Гортензия! Ну, Цветочек!..

Ей было завидно. И винить в чувстве собственной ущемлённости было некого.

…Конечно, если клуб и дальше будет устраивать подобные вечеринки, сюда потянутся представители высшего общества, всё более и более именитые, завлекая этим всё больше и больше аристократии. И из весёлого места «Рио-де-ла-Плата» превратится в стандартное, в смысле привычное место тусовки знати. Заживёт по знакомым ей законам лжи, фальши, пускания пустой пыли в глаза. Но пока Гортензия — затворница, здесь ещё можно оторваться, забыв о том, кто ты и плевав на то, кто перед тобой. И именно ради этого она сюда сегодня приехала.

— Привет! — подсела она к хозяйке этого заведения, невысокой стройной шатенке с атлетическим, но не накаченным телом. Одета шатенка была в роскошное стереоплатье из наноткани, разукрашенное во все оттенки переливающегося жёлтого. На нём была изображена композиция золотой североамериканской осени в лучших красках, каковая бывает лишь в чудом оставшихся девственных уголках этой некогда прекрасной страны. Вообще, кроме суровой холодной малолюдной России, девственной природы почти нигде не осталось, в том числе и в некогда богатой Амазонии, но здесь сыграл стереотип — золотая осень для пяти миллиардов подданных Империи — дивная экзотика. Ни в Африке, ни на континенте, кроме самого юга Аргентины, подобного нет и в ближайшую геологическую эпоху не будет. Осенний лес с опавшими листьями, воспеваемый имперскими поэтами — это что-то далёкое и безумно красивое, посмотреть на что могут позволить себе единицы. Венерианам это трудно понять — здесь другие реалии, но Изабелла много раз бывавшая на континенте, тонкость намёка уловила. Гортензия, как истинная дочь Латинской Америки, оделась в платье Хозяйки, или Королевы Осени — кому как угодно. Даже небольшая позолоченная корона на голове идеально дополняла этот поистине роскошный образ.

Сама Бэль была одета не хуже, но красоту и тонкость намёка её одеяния было трудно оценить даже Земным амигос. На ней было наношёлковое платье всех оттенков… Белого. Постоянно меняющихся и переливающихся друг в друга, особенно в ультрафиолете клубных огней. Расшито платье было натуральным жемчугом и представляло шедевр искусства. А её белоснежная серебряная корона на белоснежных же волосах являлась изюминкой, вишенкой на торте образа. Королева Зимы, Снежная Королева. Она хотела не надевать маску — думала, в таком обличье её узнают где угодно… Потому и стало сюрпризом то, что ей уважительно кивнуло то ли три, то ли четыре человека из всего большого нижнего зала.

— Привет, бельчонок! — Королева Осени улыбнулась и отставила бокал с коктейлем, который до этого неспешно посасывала. — Давно не виделись! Какими судьбами?

— Не прикидывайся. — Изабелла, несмотря на полученный внизу заряд позитива, не была настроена шутить. Они с Гортензией считались подругами, но таких уж близких отношений между ними не было. Так, пару раз ходили вместе на… Приключения искали, в общем. На Земле, куда она каждый год сбегала от диктата мамы. Гортензия тоже сбегала, правда, от папы и братьев, и по статусу им не зазорно было общаться друг с другом. Ну, а с кем им ещё общаться, не с этими же уродцами кузенами, задирающими нос на ровном месте, кичась своей «имперскостью» и «полноценностью»? Неофашисты нашлись! Понимали девочки друг друга хорошо, как понимают охотницы из одной стаи, но с другой стороны, полноценными закадычными подругами во всех смыслах этого слова всё же не были.

— Если ты ищешь мою сестру, то её сегодня не будет, — покачала головой Гортензия. — У неё дела.

Изабеллу перекосило. Она проговорила медленно и внятно, стараясь не сорваться на крик:

— Нет, я ищу не её.

В воздухе повисло напряжение. Его надо было срочно разрядить, но Изабелла не знала, как. Она злилась. Жутко злилась! На всех, в том числе и на сидящую рядом подругу.

Подругу? Или просто родственницу, знакомую чуть лучше, чем никак?

Этого она сказать не могла. Та пока ещё не продемонстрировала своё отношение, «сидела в тени», как делает с момента прилёта на Венеру. И от её ответов зависло сейчас многое.

…Бэль ревновала. Чёрт возьми, она не ревновала так никого и никогда! Никогда она не считала себя настолько обманутой и обведённой вокруг пальца! Оттого и было не по себе — от непривычности ощущений.

У неё были девочки, много девочек. И не со всеми расставались мирно. У неё была ещё большая куча мальчиков — а тут вообще почти без вариантов. Как только она их не бросала, какие только красивые расставания не придумывала, как только не унижала!.. Но чтобы с НЕЮ, и ТАКОЕ?!..

— Ладно тебе, клёво же получилось! — попыталась разрядить обстановку Королева Осени и потрепала её по руке. — Не злись. Она это сделала потому, что весело, чтоб пошутить, а не унизить тебя. Мы — Веласкесы, мы одна стая, ты должна понять.

— Она выставила меня идиоткой перед всей Венерой! — насупилась девушка в белоснежной короне.

— А сколько раз идиоткой ты выставляла себя сама? — парировала шатенка. — Один раз больше, один меньше — кому-то есть до этого дело?

Уела. Её высочество опустила голову. Но не сдулась, просто пока не находила аргументов.

— Пить будешь? — предложила гостье Хозяйка Осени. Снежная Королева отрицательно покачала головой.

— Не сейчас.

— Странно. Я тебя не узнаю. — Шатенка ехидненько усмехнулась. Блондинка сделала вид, что не заметила.

— Она моя сестра! Сестра, понимаешь? — с жаром произнесла, наконец, та, дозрев. — Я не паинька, соглашусь — совсем не паинька. Но спать с сестрой?..

Шатенка задумчиво потянула из трубочки коктейль. И как бы ни к кому не обращаясь, изрекла:

— То, что Хуан — твой брат, не вызывает в тебе отторжения и мысли об инцесте. А что он Веласкес ты теперь знаешь. — Повернулась к опешившей Хозяйке Зимы, уронившей от таких слов от удивления челюсть. Победная улыбка. — Бэль, определись, или они все — братья и сёстры, родственники, или с ними всё-таки можно. А то некрасиво как-то получается. И расслабься, а то аж ушки покраснели. Лучше тебе это скажу я, чем кто-то другой.

Минуты через полторы блондинка пришла в себя.

— Гор, ты и ЭТО знаешь?

— Что, ЭТО? — стрельнула выразительными глазами шатенка.

— Что он — Веласкес.

— Он — моё первое задание, — скривилась в ответ Хозяйка Осени. — На самом деле тут ничего эдакого, я нужна Фернандо как ламе пятая лапа. Меня обучали, но не думаю, что когда-либо серьёзно планировали использовать. А тут такое задание… Прямо синекура! Находка! В смысле находка, как меня сплавить, чтоб считалась при деле.

— …Да, он Веласкес. Иначе бы он нафиг не был нужен твоей матери, — констатировала она. — Это ты хотела спросить?

Бэль ошарашено покачала головой.

— Гор, я… Я даже не знаю. — Пауза. — Так значит слухи о тебе и Сан-Анджело — правда? — потянула она время.

Давняя подруга по приключениям качнула головой.

— И что теперь?

Пожатие плеч.

— Ничего. Я оттуда сбежала. Поживу пока на Венере — твоя мать не против. Про Хуана и интерес Фернандо она знает, её это оставило равнодушным — а больше предъявить мне нечего.

— И что у вас с Хуаном? — вновь нахмурилась Изабелла.

Гортензия издала вздох, более похожий на стон: «Голубки, как вы меня достали!» Но уверенно произнесла:

— Ничего. Он на меня работает.

— ???

— Управляющим по имиджу, — пояснила Гортензия, давя улыбку. — Не то, что ты подумала. Я же говорю, я не нужна имперской разведке, и никаких действий в его отношении мне не приказывали.

Если хочешь подробности… Вон, посмотри на сцену. Видишь, моя новая группа? — указала она в сторону.

Бэль посмотрела в указанном направлении. Ну да, группа. Классическая латиноамериканская мелодия, современное исполнение. Ребята зажигали не по-детски, но для такого клуба это норма — тут только так и нужно отжигать.

— Они не латиносы, — усмехнулась Гортензия её напряжённому пытающемуся что-то понять виду. — С Обратной Стороны. Поют без акцента, играют как боги, привносят в ритм что-то своё, собственную изюминку, чем выгодно отличаются от тех бездельников, кто играл тут раньше. И при этом обходятся мне в два раза дешевле. И сами этому рады — на Обратной Стороне работы почти нет, а здесь их, «русских», нигде не берут.

— М-да-а-а! — вырвался у Изабеллы вздох удивления. Такого поворота она не ждала. И всё это здесь, в Альфе, у неё под носом.

— Хуан их где-то откопал, притащил сюда, — продолжила шатенка, — и заставил силой их послушать. Силой, Бэль!

И когда я послушала, сразу выгнала тех, кто играл до них — зазвездились ребята.

И ещё по мелочи он много чего присоветовал. Интерьер, новые конкурсы, некоторые музыкальные инструменты обновил…

— Ты не скучаешь, — ухмыльнулась Изабелла, — подводя итог такому неожиданному повороту. Гортензия покачала головой.

— Некогда.

— Ты с ним спала?

Решилась — вот он, главный вопрос. Главный в разговоре с нею. Сегодня, если повезёт, он будет задан ещё не раз, но касаться будет уже других людей.

Бэль не боялась услышать ответ — отбоялась своё. Любая правда лучше даже чудовищной лжи, и она, наконец, до неё доросла.

— Естественно! — Гортензия презрительно скривилась. — Бэль, я обучалась в Сан-Анджело. Как думаешь, меня научили совращать мальчиков?

Она не врала. Но Изабелла чувствовала, и не договаривала. А потому помогла договорить подруге то, что та сказать забыла.

— Он не особо-то сопротивлялся, да? Ещё неизвестно, кто из вас кого совратил.

Настроение стремительно неслось к нулю, грозя перейти отрицательную отметку. Но это надо пережить, без этого никуда. А Хуана она всё равно убьёт. Просто убивать будет за куда большее количество прегрешений, чем думала до этого.

— Слушай, подруга, — Гор снова положила руку ей на ладонь. — Ты можешь хоть заистериться, хоть заревноваться. Но от этого не станешь более умной. Многие считают, что произведение ума и красоты в женщине есть величина постоянная, а ты — первая красавица на Венере… Но не до такой же степени! Ты задаёшь неправильные вопросы, подруженька, и от этого твои проблемы. Попробуй ещё раз.

Изабелле хотелось уйти, убежать… Но какая-то энергетика в маленькой шатенке заставляла сидеть и слушать, не переводя её в разряд врагов. Какая-то сила заставляла ей верить. Сама Гортензия относилась к ней по-доброму, как в те далёкие времена на Земле. К соперницам так не относятся. Потому Бэль не уходила.

— Какие же вопросы я должна задавать? — ухмыльнулась она, крепясь.

— Спроси, чем я с ним расплачиваюсь. — Глаза паршивки в осеннем платье хитро загорелись.

— А разве не ясно? — пожала плечами Бэль. — Он — нищий. В смысле, бедный. А может позволить себе текилу в «Ля-Курони»…

Глядя на залившуюся смехом Гортензию, она сбилась.

— Ой, подруга, уморила! — Королева Осени хлопнула её по спине. — Деньги? Хуану? — Ухмыльнулась, покачала головой, но смеяться прекратила. — Бэль, ты его совсем не знаешь. Хуану не нужны деньги. Да, он нищий, бедный — это ты правильно сказала. Но деньги ему НЕ НУЖНЫ. Они его не интересуют.

— Что же тогда его интересует? — Бэль поймала себя на мысли, что держится, чтоб не взорваться, из последних сил.

— Конкретно я учу его танцам, — произнесла Гортензия, полуприкрыв глаза.

Если бы на Альфу в этот момент упал астероид, Изабелла не была бы так поражена и растеряна. Нет, растерянной она стала не сразу, а по мере осознавания услышанных слов.

— Да-да, танцам, — продолжила её императорское высочество, добившись паузой нужного эффекта. — Жёстко учу, на грани фола. Другой бы уже сломался и убежал, а этот терпит. Наоборот, ещё и добавки требует — мало ему основного допинга. Его отсюда чуть ли не уносят — так гоняю.

— Зачем? — совершенно ничего не понимала Бэль.

— Затем, что он попросил, — с энергией ответила подруга. — Сам. Ему необходимо было СРОЧНО научиться танцевать, причём на хорошем уровне. За ценой не стоял. А нужно это ему было для того, чтобы произвести впечатление на одну особу с белоснежными волосами. Ты, кстати, её знаешь — хорошая девочка, просто иногда не самая умная.

— Так что, подруженька, — вновь похлопала она ей по плечу, — когда у тебя возникнут вопросы насчёт баб, что были у него за это время, подумай, а зачем ему тогда было учиться танцевать? Трахать всех подряд, кто шевелится… Но работать на танцполе на износ не жалея себя ради Той Единственной? Диссонанс, да?

Изабелла молчала.

— Вот и думай, подруженька. Сама думай. И только потом делай.

— …А насчёт секса… — продолжила Королева Осени, — не ты ли ещё совсем недавно встречалась с одним симпатичным мальчиком из хорошей семьи? Мерседес рассказывала, смазливенький, очаровашка. Очковатый немного, яйца не стальные — но так не всем же быть харизматичными сукиными сынами?!

— А-а-а-а… — Изабелла пыталась ответить, парировать, но была слишком огорошена для этого.

— А ещё, дорогая моя, — нагнулась Хозяйка Осени ей над ухом, — вон там сзади, с той стороны танцпола, на тебя смотрит оч-чень интересный Зорро!.. Да-да, вон там. Да не дёргайся ты как корова — успеешь! Видишь, как сжирает тебя глазами? Так и съел бы! На завтрак, потом на обед, и заодно на ужин. Если тебе харизматичные сукины дети больше по душе, внимательно присмотрись к нему прежде, чем отшивать. Может не всё так плохо в этой жизни, как ты сама себе понавыдумывала?

Изабелла пыталась не сойти с ума. Перед нею на той стороне стоял ОН. Тот, кого она так хотела убить… Но в то же время не хотела. Наконец, почувствовала, что ошеломление прошло и настало её время. Пора поставить точку в этой застарелой скверной истории.

— Гор, спасибо! — Снежная Королева бросилась на шею Королеве Осени, быстро-быстро обняла её и вскочила. И побежала бы к нему, к этому Зорро в широкополой шляпе… Но вновь была остановлена властной рукой подруги.

— Стой!

Бэль замерла.

Жест. Ещё один. Гортензия поднялась и что-то в три приёма продемонстрировала группе на сцене. Изабелла лишь поняла, что какие-то элементы, числительные, взяты из сигнальной системы имперского спецназа, но только это. Группа же будто только того и ждала, заиграла классическое аргентинское танго. Но самое странное произошло здесь, в зале — люди при виде её жестов начали быстро освобождать танцпол, словно зная, что сейчас начнётся. Словно у присутствующих гурманов сработал условный рефлекс на освобождение площадки, как у собаки Павлова. Не постоянных же гостей заведения с танцпола выпроваживали те, кто в теме, что-то объясняя на ухо, кивая в сторону их стойки.

Наконец, вступление окончилось, и Зорро, сделав несколько красивых разворотов на месте, неспешным шагом двинулся ей навстречу.

— Твой выход! И смотри не опозорь мои седины! — услышала Бэль шепот подруги… И это последнее, что она осознанно в тот день запомнила. Её тело отдалось ритму, а душа — эмоциям. Она хотела убить, удавить этого гада! Но хотела и броситься на шею и расцеловать. И не знала, что сделать первее — расцеловать, а потом убить, или наоборот? И простое, но ОЧЕНЬ энергичное танго давало паузу разобраться, что же именно ей на самом деле хочется.

Первоначально я хотел устроить встречу в том самом кабаке, где мы танцевали в первый раз. Это было бы символично, и вообще круто. Но передумал. И дело не в том, что её там узнали (иначе бы в жизни не дали нам золотые карточки посетителей) и узнают ещё раз — а это проблемы с безопасностью. Нет, мне надо было всё очень тщательно продумать и подготовить — как можно сделать только на своей, а не пусть даже арендованной, но чужой территории.

Своя… Почему-то этот клуб воспринимается своим без кавычек. Наверное потому, что приложил руку к его интерьеру. Не так много, но это на настроении посетителей и доходах почувствовалось. Пабло, управляющий Гортензии, своё дело знает — нанял в своё время отличных дизайнеров и первоклассно всё организовал — тут при всём желании поле деятельности небольшое. Но тем не менее, он не бог.

Для начала я поработал по просьбе Гортензии со звуком. И это закономерно, когда у тебя в подвале стоит несколько машин с концертным музыкальным оборудованием, возвращать которое ты отчего-то передумала, почему бы не попросить друга посмотреть «дыры» в звучании сторонним незамыленным глазом?

…Инструменты. Для них эпопея с моей вендеттой не закончилась. Гортензия подумала-подумала, и не стала возвращать их Пако, как мы изначально договорились. Ведь если вернёт, тот перечислит в ответ деньги (за вычетом комиссии), которые так же по инстанции придётся возвращать Фернандо, её куратору от имперской разведки. Она, её императорское высочество, ничего с этой афёры не получит, кроме морального удовлетворения, что участвовала в некой акции и была полезной. Но одним моральным удовлетворением в наши дни сыт не будешь — она фактически беженка, эмигрантка (не надо подробностей, они мало кому интересны), и у неё каждый центаво на счету! А если нет денег… То можетвернуть инструменты. Нет, а что — прилетайте, ребята, забирайте…

Вот-вот, инструменты, пусть и качественные (что им в плюс), пусть и бывшие в употреблении (тоже можно записать в плюс — точно знаешь как они ведут себя в работе), Фернандо не нужны и даром. Как и всей курируемой им организации. И требовать что-либо с сестры его императорское высочество не будет — для него десяток миллионов империалов — не деньги. Ручаюсь, он уже забыл, что такие существовали, их уже списали на оперативные расходы.

И в таком раскладе я тоже никому ничего не должен. «Да, ребят, вы дали деньги в трудную минуту, помогли моей заднице совершить некое деяние… Но у вас остался результат моей операции, сдача! Ах не у вас, у её высочества?.. Так это же ВАША принцесса, ВАШЕГО дома — какие ко мне претензии?»

В общем, у всех профит, включая саму имперскую разведку. Угу, наладили со мной небольшой, но мост — на будущее. Жизнь интересная штука. А значит, пользоваться всем этим добром можно с совершенно спокойной совестью.

…Я отнёсся к довольно беглой просьбе со всей серьёзностью, несколько дней ходил сам не свой, прокручивая анализ в голове. И выдал результат: в клубе играют хорошо, но не максимально хорошо, с огрехами. Которых за те деньги, что платят музыкантам и дизайнерам, быть не должно. Я не говорю, что уникум, ни в коем случае — Цветочек и сама пришла бы к такому выводу, как хозяйка. Но через время, как только втянулась бы в венерианские реалии. Я просто сэкономил ей несколько месяцев (и тысяч империалов).

Пабло хороший управляющий. При нём клуб не работал в убыток, деньги Земных Веласкесов не улетали в трубу — а для них было важно только это. Но во многих мелочах, где можно сэкономить, он экономить и не думал — ведь финансирование клуба не ограничено, тот в любом случае остался бы на плаву. Так зачем экономить в принципе? Теперь же сеньора де Росарио будет вынуждена жить «на свои», финансирование её урежут до минимума… И лучше из этих «своих» выжать максимум.

Это я так, коротко обрисовываю ситуацию. Я задолжал Гортензии — она учит меня танцам, и несмотря на все прежние тайные договорённости, мне не хотелось сидеть обузой у неё на шее. Я вложил в решение проблем сеньориты душу, делал для клуба усовершенствования так, как будто тот и мой в том числе. И она оценила. Во всяком случае, моё слово здесь непререкаемо, ко мне относятся как к богу, как к самой хозяйке, и, возможно, Пабло, с которым мы так же быстро нашли общий язык. Пабло именно что управляющий — тянет рутину. Я же занимаюсь… Апгрейдами — хорошее слово придумали гринго!

Поняв проблему, я устроил в школе дона Бернардо неформальный кастинг, на который пригласил через ребят из Сектора, всех, кто захотел прийти. Старик узнал о наших проделках, и даже лично пришёл посмотреть, понаблюдать — ни я, ни ребята не имели права так делать на ЕГО территории. Но не сказал ни слова. Из чего я сделал вывод о правильности своего прежнего мнения — он делает всё возможное для смягчения национального вопроса. «Ребята, вот вам база — занимайтесь музыкой! Музыкой, а не политическим противостоянием!» — как-то так. Наверное, он единственный представитель клана Веласкес, кто делает на этой стезе хоть что-то. Ничего в итоге не посоветовал; дослушал до конца, и, довольно подмигнув, степенно удалился, но это было и не нужно — то была моя и только моя акция. Парни же, трясшиеся от страха, что это был последний их день в школе, выдохнули с облегчением.

В общем, я притащил к Гортензии три коллектива, готовых работать с бОльшей отдачей за меньшие деньги. Коллектива с изюминками — поскольку это были не латиносы, музыка их отдавала… Нечто неосязаемым, но не привычным патриархальному уху. Новое веяние, ветерок внутри стандартного латиноамериканского звучания. Была б она венерианкой, скорее всего, не стала бы слушать — у нас ведь тоже со стереотипами беда. А и послушав, всё равно бы ничего не сделала. Но она была из Империи, где намешалась куча народов разных языковых групп и рас, потому восприняла выступления, на которые притащил её через силу, серьёзно. И все три коллектива были тут же трудоустроены.

Таким образом, я стал официально назначенным ею помощником управляющего по имиджу, и она даже выписала мне небольшую символическую премию. И к нашим урокам танцев теперь могу подходить не как бедный родственник, дружить с которым её заставляют неродные родные… А как истинно свой, как напарник, член её когорты и друг, которого она подтягивает для более продуктивной работы в своём же клубе.

…Бэль. Да, я боялся. Но время настало, и надо было делать, наконец, этот шаг. Как там про камни у Экклезиаста? И делать надо по своему сценарию, а не сеньорин — я не смогу врать ей в глаза, даже если… Смогу физически. Не хочу. Я должен быть искренним, только тогда смогу чувствовать искренность с её стороны, и главное, смогу таковую от неё требовать. Никаких легенд о моей высылке и пребывании на Земле — только правда! Эдакая черчелевская, то есть не вся, но ни слова обмана! А сеньорины за свою ложь найдут как отмазаться — с их-то опытом жизни в серпентарии! Потому хоть я и выучил назубок план дворца в Форталезе… Послал его за орбиту Эриды. И попросил Лану слить подопечной информацию о Мерседес так, чтобы она исходила как бы от доброжелателей со стороны. То есть не от меня и не от неё. Вроде получилось — Бэль не сильно копала под источник.

Паула тут же легла на дно, а пропуска на территорию базы у младшего высочества, в отличие от старшего, нет. И слава богу, а то не знаю что бы случилось — убила бы её, не посмотрев, что родственницы! Естественно, тут же сработала логическая цепочка «Паула» — «ангел» — «корпус» — «напарник по корпусу» — «единственный принятый туда мальчик»… — «Хуан, которого она встретила в «Ля-Курони»!. Она подумала, что ждал я в тот вечер её, свою напарницу. С которой у нас что-то было, или хотя бы началось, но с которой перед этим поцапались. И та пришла мириться… Но не решилась, устроив вместо этого шоу для одной интересной случайно подвернувшейся под руку принцессы. Что Мерседес та ещё штучка и способна на подобную злую шутку Бэль слышала — слава об этой девушке в семье Веласкес пошла далеко, не зря же королева на самом деле держала её в стенах базы даже после присяги! Так что версия вопросов не сгенерировала — вброс прошёл на все сто, достигнув всех целей.

То есть, нужная информация до клиента дошла. Клиент взбесилась, рвала, метала и всё прочее, спустила пар… И только после этого стала безопасной для попытки нормального диалога. Коий был так же спланирован, за неделю до этого, в виде устраиваемого в «Рио-де-ла-Плате» Гортензией маскарада. Приглашения уже были разосланы, в том числе персональное для неё… На которое она отреагировала, то есть пришла. Ведь в отличие от старшей сестры, дружила, а не враждавала с Гортензией… Которая так же была сестрой Мерседес, по поводу которой белобрысое высочество наверняка захочет задать пару ласковых вопросов.

Есть, контакт. Гортензия «засветила» меня, после чего начала подавать своим условные сигналы старта представления. Бэль… Пылала. Глаза её лучились от ненависти и желания убить. Но ещё больше они светились от удовлетворения, что ЭТО наконец произошло, всё самое сложное позади.

Действительно, самое сложное позади. Я тоже чувствовал ЭТО — необузданную эмоцию удовлетворения. Да, я как и прежде боялся, страшился разговора с нею, страшился нашей встречи и её последствий. Но больше не собирался падать со стульев. Я был счастлив, что, наконец, мы расставим все точки над «ё», и что бы ни было дальше, эта страница останется в прошлом. Страница моего позора и самоунижения.

Есть, музыка пошла. Я покрутился на месте, покрасовался перед публикой — большинство людей в толпе были завсегдатаями и не раз уже видели наши показательные репетиции с Гортензией. Двинулся вперёд. Дорожка, перебор ногами, ещё крутануться. И ещё дорожка. Вытянуть руку, словно приглашая на бой. Я приближался к Изабелле не напрямую, а словно парусник прошлого навстречу ветру, то есть галсами, под углом. Много движений, большой периметр охвата танцпола… И главное, время для неё привыкнуть и втянуться, понять правила сегодняшней игры. Ведь в любой игре есть правила.

Кажется, с последним получилось — вникла. Не с лёту, ей потребовалось около полуминуты, но зато потратила она их с пользой — полностью поняла, что будет происходить и что от неё требуется. И на очередной максимум, пик льющейся со всех сторон мелодии, тоже резко крутанулась вокруг оси, заставляя невесомое платье прикинуться сильно выгнутой параболой, и пошла в атаку.

Да, это была именно атака — слишком свирепое было у неё выражение лица. Но атака артистическая — она выражала танцембурлящие эмоции, как и требуется истинной дочери Терпсихоры. Пик накала в зале этим выпадом достиг максимума; люди поняли, что сегодня будет не обычная репетиция на грани, а битва, как когда-то давно… Сколько времени назад? Многие тот танец до сих пор помнят. И как изюминка, эту битву будет вести тоже Веласкес, младшая сестра девушки, сражавшейся тогда.

Бэль ничего не знала про сестру, но настрой зала чувствовала великолепно. Настолько, что я вдруг посмотрел на неё другими глазами. Как тогда сказала Гортензия, кому-то в контрас кулаками махать, кому-то государством управлять, а кому-то на танцполе выступать? Но вот выступать, чтоб добиться чего-то в жизни, чтоб тебя не съели — это одно, а выступать по призванию… Совершенно иное!

Бэль — актриса. Талант сама в себе. Она не побеждала в имперском конкурсе, как некоторые, и скорее всего не считается профессионалом, но любитель такого уровня, что многие профи будут рыдать в уголке от зависти. Она чувствует музыку, чувствует каждый бит; чувствует тело — и своё, и партнёра. И главное, великолепно ориентируется в настроениях зала! Она не просто танцовщица, как большинство местных. Она именно актриса — семейке Веласкес повезло с творческими генами. А значит, мы будем работать на зал, делать шоу… Попутно занимаясь такой мелочью, как личные проблемы.

Итак, разъярённая Бэль двинулась мне навстречу. Но двинулась так же, как и я, галсом по касательной, и наши курсы оказались параллельными и противонаправленными. Мы как бы проскочили друг друга! Поворот, оценка положения… И два новых галса. И тоже по касательной.

Расстояние между нами сократилось, но на дистанцию «полного контакта» не вышли. Что ж, снова поворот, и её, и мой, её платье снова взлетело колоколом… И снова два галса по касательной.

Наконец, мы оказались в полутора метрах друг от друга. И тут вновь вмешалась кавалерия. Видимо, Гортензия, которая в душе не столько актриса, сколько режиссёр, подала ребятам какой-то знак, ибо музыка на пару секунд смолкла, а затем… Заиграло танго. Но не классика, а нечто жгучее и до невозможности быстрое, боевое. То, под что работать только на сверхскорости — только тогда есть шанс успеть. Вот паршивка, не зря с ними шушукалась! Да и ребята хороши — всё обсудили, обговорили, утвердили… Шкуры продажные!

Во время паузы Бэль хотела задать мне какой-то вопрос, даже успела открыть рот… Но заигравший драйв перебил её. Я же, надрессированный экстремальными тренировками, рефлекторно пошел в атаку, притянул её к себе, и закрутил.

— Сеньорита, вы божественны! — успел шепнуть вскользь в ухо, когда ставил на место. — Вы — моя снежная королева, и сегодня я заставлю вас растаять от жара своего тепла!

— Вы не забываетесь, Зорро? — сверкнули её глаза. Да, убить хочет, но игра принята. Новая волна музыки и драйва, и я вновь пошел в атаку, вначале закружив её, потом отпустив. Бэль снова крутанулась вокруг оси, сделала несколько энергичных движений… И начала свою игру, свой хоровод вокруг меня.

Что это было? Как описать словами? Не знаю. Это были эмоции, возведённые в степень наших умений. Она пылала от захлестнувших смешанных чувств и жаждала выплеснуть то, что творилось в душе, на меня. Я же не хотел уступать.

Танго завершилось, и оказалось, что это — разведка боем. Ни я, ни она толком не показали себя. Мы как бы присматривались друг к другу. Оба лучились эмоциями, но так и остались при своих. И это надо было срочно менять.

Обернулся, бегло осмотрев зал. Хотите зрелища, сеньоры и сеньорины? Их есть у меня! Будут. Краем глаза заметил довольно улыбающегося имперского посла с коктейлем в руке. Тот стоял в одиночестве… И что-то мне подсказывало, именно этот танец на самом деле и был целью его посещения клуба дочери своего сеньора. Имперская разведка не дремлет, и сама Цветочек никакого отношения к серьёзной её части не имеет.

Жест Серёге — начинай. В смысле, как договорились. Тот кивнул. Ну, и отлично. Парни хорошие — мы сдружились с ними после памятного кастинга в музыкальной школе. Сегодня же договорились играть нечто… Как бы объяснить… С одной стороны латиноамериканское, озорное, заводное, подвижное, но в то же время и совершенно иное, иную музыку. Она лишь похожа на музыку амигос. Звучание у неё бурное, жёсткое, бескомпромиссное. Классику хозяев этой части Венеры можно описать аналогией лёгкого карибского ветерка, шелестящего в листьях пальмы. Они же играют пение стали мачете в тропическом лесу. Тоже озорно, заводно… Но как-то по-северному. Да-да, хорошее сравнение — в их музыке будто столкнулись Север и Юг. И именно этим звучанием парни подкупали. Что ж, начали…

…Парни заиграли. Серёга запел. Музыка не спешила, не торопила нас, но вместе с этим прошлась по нашим нервам, оголяя наносную шелуху и оставляя голыми эмоции. Да-да, это специально так — я помнил заветы маленькой имперки. Сверхскорость — это яма, куда убегают те, кто не может раскрыться в обычном режиме. Вот и начнём мы с сеньоритой с обычной неспешной, но выворачивающей душу мелодии.

Битва продолжилась. Но это больше не были галсы кораблей; это был классический бой двух людей в экзотическом стиле. Настолько экзотическом, что бразильская капоэйра нервно курит в сторонке от зависти к зрелищности и технике. Я не знал, что в танце можно показать столько ненависти, переходящей в отчаяние, сменяющимся новой волной ненависти, и так по кругу. Мы постоянно двигались, движения не были отрепетированы, но как и в тот раз это выглядело хорошей отточенной постановкой. Она демонстрировала разъярённую сеньориту, жаждущую моей крови и предлагающей объясниться, но одновременно объясниться и не дающей (что для женщин нормально). Я же демонстрировал желание сказать хоть что-то, вставить в её гневный монолог, произносимый телом, пару слов, но раз за разом бывал отброшен её напором.

Господи, это точно танец?

Парни Серёги заиграли быстрее. Эмоции повалили сильнее, а ритм застучал в висках сталью — совсем не латинское звучание латинских вещей! И я понял, что пора перехватывать инициативу. Пара движений, сальто вперёд… Упор, перекат через голову. Неклассическое движение, должно немного сбить её с толку, выкроив мне пару мгновений. А теперь немного брэйка — зря что ли заставлял Марифе дрессировать себя? Вот так, ногами, кажется, это называется «ножницы». А теперь перекат, в воздухе, вокруг продольной оси тела. Стойка на руки, и снова перекат. Подкат к ней, встать, и быстро взять её на руки. Упасть на колено, крепко сжимая сеньориту в объятиях. Обалдение у той в глазах, а значит всё правильно… И завершающий штрих — поцелуй. Наглый, самоуверенный — такой, который больше всего злит прекрасную сеньориту, заходящуюся в истерике.

Музыка стихла. Я отстранился. Бэль, до того момента скованная перманентным ступором, пришла в себя.

…Ай, как больно! Сильно, девочка! Очень сильно! Хлёстко и картинно, работая на зал. Сделаю отметку — пощёчины ты бить умеешь.

Снежная королева снова раскрыла рот, пытаясь одновременно что-то сказать, и придумать, что делать, но не зная, что именно говорить и делать… И парни вновь заиграли. Выбились из графика, мы договаривались о другом, но профессионалы на то и зовутся этим высоким званием, что сами чувствуют и понимают, что надо клиенту.

Снова нечто латинское, зажигательное и взрывное. С Северными напевами, лишь ещё больше нагнетающими атмосферу боя, борьбы.

Под музыку она быстро сообразила, довольно сверкнула глазами и пошла в атаку. Закружилась вокруг меня, подалась ко мне… И взяла меня сзади в захват. Естественно, танцевальный, не принимайте мои слова буквально, но для всех вокруг, да и меня самого, это выглядело натуральным захватом. И огромный нож с широким лезвием, какой используют для разделки мяса… Человеческого мяса… Ну, то есть это был клинок из снаряжения венерианского спецназа. Приставленный к моему горлу, он сказал всё даже тем, кто в танцах совершенно не разбирается.

Толпа ахнула — смело! Нож всё же оружие, а этот нож — вообще… Оружие из оружий! Но я стоял ровно, не поддался поднявшейся было липкой волне паники. Подался назад, влево… А теперь рукой её за талию. В этом месте музыка делает пик — потянуть и крутануть сеньориту, поймав её ладонь и не выпуская оную. Порезаться? Мог. Но она не девочка, ускорение сознания прошла, и не должна была меня порезать. Ну, во всяком случае, я на это надеялся.

Моя смелость ей понравилась. Довольно сверкнув глазами, она пошла в новую атаку. Крутанулась, вырвала руку и…

…И вот я снова с лезвием у горла, стою на колене перед ней.

Ах так, стервочка? Ну что ж, поиграем! Начнём со школы артистов-бродяжек Малой Гаваны — её ты со своим классическим воспитанием не знаешь, а значит, беззащитна. Но окончим чем-то поистине классическим, для закрепления разгрома.

…Дальше началась борьба. Тоже борьба, как и до этого, но если первый этап нашего танца можно было назвать «драка на татами», то теперь «бой без правил на выживание». С холодным оружием в прямом смысле этого слова.

Бэль давила. Сантиметр за сантиметром, метр за метром выигрывала у меня клочки танцпола. Я уходил в сторону, убегал — танцпол-то немаленький, обнуляя её победы… Но всё начиналось снова и снова. Серёга снова прочувствовал ситуацию и начал ускорять темп. С ребятами мне повезло. А вот повезёт ли выжить?

Если можно как-то показать в танце обманутую разъярённую женщину, то сегодня Бэль продемонстрировала, что может устраивать в этом вопросе мастер-классы. Она давила, нож в её руках порхал, пару раз сделав надрезы на моих груди и животе. Порезала рубашку и чуть-чуть кожу — я оказался прав, умеет играться с такими игрушками и на сверхскорости. Конечно, пытался её урезонить, «вставить слово», но не получалось. Она не хотела идти на контакт. И всё это — в танце!

Второй акт закончился приёмом, который театралы называют «богом из машины». Вокруг нас, порхающих друг вокруг друга, устроивших недетские разборки с поножовщиной, появился третий вихрь, ярко-жёлтого цвета, переливающийся и светящийся фосфором в подсветке зала. Вихрь сделал вокруг нас оборот спирали и отсёк сеньориту от меня. Гортензия встала перед Бэль, загородив меня спиной, сложила руки на груди. Затем требовательно протянула ладонь: «Дай сюда!» Видимо, грозно нахмурилась — лицо её мне не было видно.

Бэль не стала ломаться и протянула оружие. Хозяйка Осени взяла его… И в этот момент зал захлопал.

Только тут до моей Снежной Королевы дошло, что мы — танцуем. И находимся в центре внимания всего клуба. Угу, всего — вон, народу вокруг нас раза в три больше, чем изначально находилось в малом зале. Это её немного отрезвило — вот и отлично, а то я уже отчаялся и собирался идти на крайние меры. Меж тем Серёга снова всё понял правильно, и музыка заиграла вновь.

Теперь центром стали они, две Хозяйки времен года. Бэль крутилась вокруг Гортензии, словно оправдываясь, та крутилась вокруг Изабеллы, словно делая некий выговор, нагоняй, что-то объясняя, причём элементарное, что знают все, кроме неё. Я двигался кругами противотоком вокруг них, по внешнему контуру, и пока моего присутствия не требовалось…

Но вот и этот акт сегодняшней борьбы закончился. Музыка стихла, и Гортензия, поклонившись вновь зааплодировавшему залу, степенно удалилась, унося с собой грозное травмо- и смертеопасное орудие.

Я стоял и смотрел на Бэль извиняющимися глазами. Она смотрела на меня… Но я видел — сдулась. Ненависть и ярость, наконец, утихомирились в ней, уступили место ей-обычной. Которая пришла сюда не только чтобы согнать зло, но и многое выяснить. Не будете же вы что-то выяснять у трупа, в самом деле! Нам нужно многое сказать, нужны переговоры… И мы оба пока ещё помнили, как это делается.

Следующим был фламенко. Естественно, не обычный, а «боевой», «Северный». Под такой можно делать что угодно, не обязательно следовать классике. И мы не следовали.

Я извинялся. Каждым жестом. Каждым движением. Она порхала вокруг и каждым движением словно укоряла. Захваты и поддержки теперь подчёркивали глубину наших взаимоотношений, глубину её обиды и моего раскаяния. Наверное, это смотрелось круто.

Мы снова забыли про сверхскорость. Но выяснилось, что истинным профи она не так уж нужна. Это хотелка для демоса, не знающего, что делать, если то или иное движение не отрепетировано, а привычная музыка вдруг изменится. Нам было плевать на музыку — и я, и она чётко следовали правилам и заветам, которые я в первый вечер узнал от нашей золотой хозяйки. Не придумывали движения; те сами собой рождались из ниоткуда, и тела сами собой им моментально подчинялись. Мы чувствовали друг друга, и я было подумал, а зачем, блин, люди вообще что-то репетируют? Ведь вот так, в свободном плавании, танцуется гораздо эффектнее! И… Красивее?!

Но музыка сменилась вновь. Вместо боевых «северных» мотивов под жёсткое латинское пламя заиграла медленная лиричная композиция. Поросята, снова импровизируют — насчёт этой темы мы тоже не договаривались. Я перехватил сеньориту и повёл.

…Не сказать, что музыка была такой уж медленной — при желании и её можно было использовать для выяснения взаимоотношений. И Изабелла снова попыталась устроить шоу, то отстраняясь, то прижимаясь ко мне, демонстрируя букет из различных эмоций. Я поймал себя на мысли, что до сего момента в голову не приходило сравнить её и Гортензию, а сравнить их стоило. Ведь обе они танцуют примерно одинаково, на одном уровне. Да-да, любительница Бэль двигалась и чувствовала ритм не хуже профессионала Империи, входящую если не в десятку, то точно в сотню их лучших исполнителей! Но при этом там, где у дочери императора чувствовался голый холодный профессионализм, Бэль была самим огнём, пламенем. Жарким и необузданным, первозданной стихией. Там, где Гортензия брала безукоризненно отточенными годами движениями, действовала по наитию, но двигалась не хуже, хотя какие-нибудь высокие жюри известных конкурсов и посчитали бы это дерзновением на святое. Яркое пламя на фоне ледяного профессионализма. Безумная артистичность и чувство зала против холодного расчёта, помноженного на опыт. Нет, я бы не стал выяснять, кто из них лучше. Но с уверенностью скажу, кто хуже, несмотря на изнуряющие тренировки и усиленную мозговую раскачку.

Так что я снова не угадал. С Фрейей — угадывал, а вот Бэль для меня раз за разом остаётся загадкой, которую я никак не доразгадаю. Я хотел заниматься, чтобы смотреться на фоне белокурой девушки как минимум достойно, чтоб не ударить лицом в грязь (как максимум танцевать лучше, но это только в самых сладких фантазиях, отдавая отчёт, что они нереальны). Но с ТАКИМ уровнем мне не сравниться никогда — после всех занятий я — опытный середнячок, не более. Да, танцую лучше большинства здесь присутствующих, и оставлю за собой подавляющее большинство аристократии… Но на фоне Изабеллы снова смотрелся нахватавшимся медведем, коий только и может, что попадать в ритм и не лажать, «сажая» партнёршу. В нашей битве сегодня — а никто иначе этот танец не назовёт — я нужен был лишь как безликий партнёр сеньориты, объект выплёскивания её эмоций. Сам танец полностью вела Снежная Королева — это был её бенефис, где именно она задавала… Всё! В том маленьком клубе в центре она играла, демонстрируя далеко не всё, на что способна, видимо, щадя моё и так хромавшее в тот день самолюбие.

Но я не гордый. Суметь не «залажать» человеку с ТАКИМ уровнем?.. Многого стоит. Это понимала и она, и в глазах её я чувствовал удивление моими способностями, искреннее недоумение — как можно было так вырасти за короткое время? И уважение, что справился. Это, что я «второй номер, но иначе со Снежной королевой» не получится», понимало и большинство здесь присутствующих — немаленьких людей в танцевальном мире Венеры, знающих всё, что можно знать о древнем искусстве танца. А больше меня никто и не интересовал. Репетиции и тренировки у дочери императора себя оправдали, я справился — вот какая должна быть главная мысль!

Наконец, это произошло. Мы устали, вымотались — посмотрел бы я на вас на таких эмоциональных оборотах! Да и физически вышло неслабо — будто кросс в полной броне на пятьдесят километров пробежал, с подкрученными в «не мою» сторону сервами. У нас обоих просто не осталось сил выяснять отношения дальше. Я схватил её, свою Снежную Королеву, притянул и бесцеремонно, нарушая такт музыки, взял на руки.

— Бельчонок, прости! — прошептали губы. Сами, я как бы не давал им команду говорить. — Прости меня, я виноват! Я предал тебя! Но я раскаиваюсь, осознаю, как был неправ!

Она молчала. Слушала, сжирая меня своими голубыми безднами. Я вздохнул и продолжил:

— Бэль ты нужна мне! Ты, одна на всей планете, а не кто бы то ни было! Прости!..

— Хуан!.. Я!.. — попыталась сказать она, выравнивая сбитое дыхание…

…Но что «я» сказать я ей не дал. Поцеловал. Просто и бесхитростно. Ибо любая битва между мужчиной и женщиной такого рода должна заканчиваться либо разрывом, либо поцелуем. А разрыва мы оба не хотели — это тоже читалось в её теле.

Зал аплодировал? Не знаю, наверное. Мне это не было интересно. Помню только, что я так и стоял, держа мою найденную, наконец, потеряшку, на руках, целовал её солёные губы… И под завязку прошептал:

— Бэль, я люблю тебя!

— Хуан… Я тоже! Ты тоже прости за многое, я многое могла, но не сделала!

— Давай не будем это выяснять, — улыбнулся я. — Я обещал растопить тебя. Давай заканчивать это цирк, поехали со мной?

— Куда? — улыбнулась она. То есть совершенно не против.

— А это важно? — ухмыльнулся я.

И мы побежали. Я поставил её на пол и потащил прочь, вон с танцпола, а затем из клуба. Всё сеньоры и сеньорины, халявное зрелище на сегодня закончено.

Нас ждала машина внизу. В кабине её сидели Сестрёнки. Машина «левая», не принадлежащая королевскому гаражу, которую они должны были позаимствовать час назад. Нет, не угнать, машина «белая», но о ней вряд ли знают в УДС. Сестрёнки отвезут нас в точку пересадки, подкинутую по доброте Майком — где не работают камеры, где мы пересядем во вторую, машину которую пилотируют Кассандра и Маркиза. Вторая машина — близнец первой: «белая», взятая совсем недавно. Далее мы направимся в третью точку, о которой я не знаю пока и сам — место нашего ночлега с Бэль. Которое в данный момент ищет Паула, согласившаяся-таки помочь мне с личной жизнью. Это будет ПЕРВАЯ наша ночь, отсроченная более, чем на год бездарно потерянного времени. Да, паранойя, но сегодня я собирался быть слишком откровенным, чтобы позволить себя подслушивать даже королеве. Обойдутся, кому надо и так всё скажу.

То есть, я похищал Снежную Королеву, в прямом смысле. Ибо даже девочки Ланы сегодня нас в пути «потеряют». Она — моя! И только моя. Я слишком долго ждал этого момента, чтобы позволить делить её даже с охраной. В конце концов, я и сам королевский телохранитель, как-нибудь её защищу. А уж СВОИХ девочек защищать умею!

Алилуйя!..

Глава 16. Про горизонты и мечты идиотов или утро с опозданием на год

Мне было хорошо. Не так, мне было ХОРОШО! Сказать, что с души упал камень? СлАбо! Что был объят эйфорией? Достиг нечто огромного, что ставил целью всего текущего этапа жизни? Да, есть такое, но и это не всё. Я был АБСОЛЮТНО счастлив, купался в квинтэссенции этой эфемерной субстанции! Бэль — МОЯ! Наконец! Спустя столько потерянного на ерунду времени!..

…Фрейя. Мерседес. Сильвия с Мариной. Все они воспринимались фоном, отдалённо. Да, они есть, и даже нравятся мне…

…Но рядом — БЭЛЬ. И на её фоне меркнет всё.

Я был идиотом. Круглым. Или наоборот, квадратным? Но больше не буду им. Я выбрал свой Путь, выбрал направление Проекта… И ни за что не отступлюсь и ни от чего не откажусь. Королева и офицеры должны понять мой выбор — иначе бы не мутили эту встречу, но если вдруг взыграет и решать вернуть всё назад — пожалеют. Это моё последнее слово, пусть даже я даю его самому себе.

Девушка заворочалась. Повернулась, привстав на локте. Глянула на меня заспанными голубыми глазёнками… Боже, как она прекрасна! И какой я идиот(не устану это повторять)!

— Не спишь?

Я отрицательно покачал головой, пытаясь не разлететься в стороны на куски объёмным взрывом от эйфории.

— Нет. Думаю. А ты чего проснулась?

Она пожала плечами.

— Не знаю. — Подалась и прижалась ко мне. — Как ты?

— А что со мной будет? — усмехнулся я.

— Ну, после такой ночи… — нахмурила она лобик.

— Нормальная ночь. — Я погладил её по голове, по её белоснежным нереальным волосам. Откинул непослушную пядь за плечи. — Ничего ты в ночах не понимаешь!

— Да, но на пару дней раньше, или позже… — парировала она. — Это была бы совсем другая ночь! — В её голосе сквозила обида. На обстоятельства. И на меня, что поступил так, идя у «обстоятельств» на поводу, назначив свидание на вчера, а не на любое другое время. Мы же мужчины, всегда виноваты!

…И Лана та ещё дрянь. Не могла намекнуть? Или специально, из вредности не сказала?

…Хотя, возможно, я наговариваю, и она не знала — что это я? Зачем ей ворошить грязное бельё подопечной в прямом смысле, ей и в переносном хватает.

— Бэль, ночи ещё будут, — продолжил успокаивать я. — Главное, чтобы их было с кем проводить. И мы с тобой эту проблему решили. — Притянул её покрепче. Её высочество заулыбалась.

— А может всё-таки я… — Её глаза озорно сверкнули. — Хуан, я ВСЁ могу, я такая! И тебе понравится, обещаю! Соглашайся!

Я усмехнулся, покачал головой. Вчера она уже намекала, но не сейчас — не стоит портить о ней впечатление, которое пока только складывается. Потом — да, всё возможно. Но пока лучше вот так, платонически. Или вообще никак. Сделал вид, что хочу придушить её, защекотал. Снова притянул.

— Бельчонок, у нас с тобой и так история знакомства вышла через задницу. Давай не усугублять её в прямом смысле этого слова?

Она картинно вспыхнула, двинула меня локтем. Затем отстранилась и заехала по голове подушкой:

— Ах ты ж!.. Вон значит как? Через задницу?..

Я повалил её, прижал всем телом. Обездвижил.

— Бельчонок, главное, что ты рядом. Это для меня важнее всего. Ночи у нас ещё будут. А что касается этой… Поверь, я в восторге! Ты — супер!

Зарделась. Ну, или сделала вид. Успокоилась. Снова подалась и прижалась ко мне.

— Действительно, через задницу, правильно сказал. Я до сих пор в шоке от той встречи, а прошло больше года. А потом меня… На Ямайку!..

Нет, уже перегорела, это был остаточный эффект. Так, побухтеть, когда к слову. Сильно она уже не переживала — свежие эмоции вытеснили из её души весь негатив. И это здОрово!

— Ты больше не будешь пытаться меня убить? — Провёл рукой по её шелковистым волосам — меня сегодня так и тянет к ним. С Сильвией такого не было. Она покачала головой.

— Нет, если ты больше не будешь пытаться уйти.

— А считаешь, что должен? — нахмурился я.

Пожатие плеч.

— Не знаю. Рядом с тобой я ничего не знаю, Хуан!.. — Пауза. — Я бы не хотела, чтоб ты уходил.

Помолчала. И как итог размышлений, гордо заявила:

— Я тебя больше не отпущу! Даже не думай!

Я рассмеялся:

— Не имею ни малейшего намерения!..

Она нахмурилась, и выдала, на закуску.

— Хотя, конечно, это сделать стоило… Ну, убить тебя… А потом выкопать и ещё раз убить…

Взрыв хохота. Обоюдного. Ибо как же много правды было в этих словах!

— То есть, ты побоялась, что я убегу, — продолжил я допрос. — Потому и проснулась пораньше?

— Да. — Кивок. — Ты у нас такой. Убежишь, и ищи тебя, словно ветер в поле! А я уже устала тебя разыскивать. И сведения о тебе собирать в посторонних источниках. — Пауза, и первый, пробный выстрел в мой адрес. — Одни цветы той шмаре чего стоят! Я, между прочим, тоже люблю голубые розы! Кстати, что у вас с нею?

Я расхохотался. А мне всё больше и больше нравится эта девушка!

— Я сотрудничаю с её отцом, — отсмеявшись, признался я. — Ничего эдакого, чисто деловые отношения. Цветы — приглашение ему для диалога, на деловую встречу. Дескать, не захочешь по хорошему — могу и по-плохому пригласить, у тебя есть множество слабых мест.

Кстати, голубые потому, что подсознательно хотел подарить такие тебе, вот и выплеснулось. И обязательно подарю! — сделал я на этом акцент, проведя ей пальцем по щеке.

— У вас точно ничего нет? — продолжала она морщить носик, но я видел, лёд тает.

— Бэль, ты хоть поинтересовалась, кто она? — Из груди вырвался ироничный смешок. — И кто её папочка? Прежде, чем городить далеко идущие фантазии относительно нас с нею?

Её высочество поняла по моим глазам, что я поставил в объяснениях точку. И действительно, больше ни слова об Эсперансе, иначе я буду выглядеть оправдывающимся, а это проигрышная тактика. Пусть копает, если интересно — кое-какие навыки раскопок в сетях у неё благодаря мне появились

— Эмма рассказала, как ты чуть не взорвала мою школу, — продолжил я, чуть переведя тему со скользкой на более нейтральную. Сработало, отвлеклась. Носик моего бельчонка снова недовольно скривился.

— Если б не Лана, я бы того подонка убила, — честно призналась Изабелла. — Заслужил.

— Возможно. — Из моей груди вырвался тяжёлый вздох. И я перешёл к тому, что, действительно, оттягивал до утра. Разговор. Который больше оттягивать нельзя.

Начал осторожно:

— Бэль, я, как ты правильно оценила, сейчас на самом деле могу встать и уйти. И вряд ли мне ещё раз позволят штурмовать этот бастион.

— Бастион? — не поняла она. Не до конца проснулась. Ну, мы ведь почти всю ночь не спали — уснули под утро, несмотря на то… Что «по-взрослому» ей нельзя. Профессионалы знают, как компенсировать этот временный недостаток, а нас обоих я смело могу записать в эту категорию.

— Вряд ли позволят ещё раз попытаться наладить с тобой отношения, — пояснил я. — Будет тяжело, но у меня нет выхода. Потому прежде, чем дать ответ на вопрос, что я сейчас задам, подумай. Хорошо подумай!

— Уже начала думать. Давай сразу к делу! — нетерпеливо фыркнула Бэль — не прониклась моим вкрадчивым голосом и интонационным выделением темы.

— Я останусь. И расскажу тебе всё-всё-всё, — продолжил я более уверенно. — Но только с одним условием. Ты никогда не вспоминаешь того, что было у меня до этой ночи. Никогда не вспоминаешь, что было до вчерашнего танцпола. Не ревнуешь, не обижаешься, не устраиваешь истерик и не закатываешь концерты в присутствии сеньорит, которые остались во вчерашнем дне.

— Что, так сильно набедокурил? — поднялась она, села рядом, напротив, сводя с ума видом ослепительной груди. А она у неё побольше, чем у Фрейи! Хотя, конечно, поменьше, чем у Паулы… Господи, О ЧЁМ Я ДУМАЮ!!!

Выругался. Вспомнил уроки самоконтроля, собрался, успокоился и степенно покачал головой.

— Может не слишком и сильно, но обидно. Обидно для тебя, когда ты это услышишь.

Она пожала плечами.

— Я готова. Морально уже ко всему приготовилась, Хуан. Ты спал с Фрейей, да? Из-за этого трясёшься?

Я отрицательно покачал головой.

— Нет. С Сильвией.

На слово «нет» она отреагировала, недоверчиво и недоумённо нахмурившись. После второй же части фразы последовало замешательство, осознание, понимание… И она вспыхнула. И взорвалась бы. Лишь каким-то чудом удержалась. Насупилась, отвернулась, тяжело задышала. Угу, а вот теперь убьёт безо всяких поблажек и скидок — лучше заткнуться и помолчать, пока не перекипит.

Перекипела быстро. Принцесса есть принцесса — сдерживаться её учили. Взяла себя в руки в течение полуминуты — я б так не смог.

— Сволочь! — спокойно выдала она вердикт. — А я было тебе Марину собиралась простить… А ты!..

Что «а ты» не договорила. Хотя с точки зрения мужской логики чем, блин, отличаются все эти три особы? У них что, пардон, «отверстия» какие-то разные? Разных сортов и диаметров? Фрейя на мой взгляд даже более страшный грех — ибо сестра. Но это мой взгляд, а мы говорим о логике женской, которая непознаваема.

Я потянулся, сложив руки на затылке. Говорить было больно, но резать по живому с медицинской точки зрения лучше всего — быстрее заживает.

— Бэль, ты не поняла меня, — спокойно продолжил я, с уверенностью в голосе. — Не поняла, что я сказал. Ты можешь узнать обо мне всю сокровенную информацию, всю подноготную, благо, теперь знаешь, где искать. Но лично я сейчас встану и уйду. Потому, что без полного и всестороннего прощения друг друга нас обоих у нас не будет ничего. Никогда.

— Нас обоих? Друг друга? — с издевкой прицепилась она к фразе. Я кивнул.

— Обоих. Или считаешь, ты — святая?

— Ну, уж получше тебя! — Презрительно скривилась.

— Правда? — Я лучился иронией.

И начал перечислять некоторые места и позы, в которых имел неудовольствие лицезреть её среднее высочество на разных щекотливых записях. Часть из них мне подкинули взломщики — у них есть выход на существующий в Альфе полулегальный рынок информации «для ценителей». То есть как бы открытый, но не для всех. А часть брал даже в общем доступе в сетях. Ну, и от хранителей кое-что набрался, где выпытав, где косвенными методами разведя на откровения.

— И ещё, когда ты нюхаешь или куришь органику, хотя бы глаза капай, — закончил я, мысленно вспоминая самый первый мой кадр с нелицеприятной ею, в обоссаных трусах над унитазом. — И так ясно, что под кайфом, но с глазами — вообще «палево». Нехорошо. Что подданные подумают?

Есть, перехватил! Повалил, прижал к кровати телом. Причём не в шутку — вот сейчас она бы меня точно убила.

М-да, я-прежний бы с нею не справился. Тут не твёрдая «троечка» погружения, тут посерьёзнее раскачка. Я победил только за счёт массы — то есть мы на одном уровне, или почти рядом. Получается, ради своего косплея, или как их джедайские игрища называются, она продолжила прокачиваться, хоть ей в жизни это и не пригодится?

— Подонок! Сволочь! Мразь! Да ты!.. Да я!.. — кричала она. Хрипела. Ревела. По щекам её текли и текли слёзы…

Да, девочка, это больно. И я — жестокий. И — не один из этих дворцовых лизоблюдов, к которым ты привыкла. Я буду говорить, и скажу всё, что думаю, нравится это тебе или нет.

Есть, опала. Поняла, что я сильнее — не справится. Ручьи из слёз превратились в полноводные реки, и она заревела.

Я поднялся на локте, отпуская её, сел. Начала успокаиваться — но оно и понятно, сейчас в ней превалирует злость и ненависть на меня, нехорошего, посмевшего переступить табу, запретную для «массовки» тему. Ей пока ещё безразличен моральный аспект собственного поведения, но всему своё время. Пока остановимся на том, что есть.

— Бэль, я не шучу, продолжил я. — Мне совершенно наплевать, что ты — принцесса. Мне на вас обеих наплевать! А Эдуардо при первой нашей встрече вообще в физиономию получил, через передний капот «мустанга» перелетел, словно птица над Каракасом. Спроси у него сегодня при встрече — он не скрывает, подтвердит.

— Так что моё требование взаимно. Мне плевать, что у тебя с кем и как было до вчерашнего танцпола, на камеру или без оной, ты же забываешь всех моих «сильвий», сколько б их ни было и кто б ими ни оказался. Начинаем с чистого листа, и никаких послаблений и исключений. Да — да. Нет — нет, возвращайся к своему Рубио Морене, он ни разу в жизни тебе ни о чём скользком не напомнит — не посмеет. Ну, так какое решение примешь?

Есть такая фраза в русской классике, «сбылась мечта идиота». Это когда твоё заветное желание исполнилось, и ты сидишь, как обапел, и не знаешь, что с ним теперь делать. «И зачем оно мне было нужно?» — думаешь ты. «Что дальше?»

Она меня хотела, и получила. И сразу первая встряска — я не мальчик из её фантазий. Не послушная управляемая кукла, какими она играет в своих домиках, а тип с характером, наглый и беспринципный, которому плевать на её статус. Никто никогда не смел ей тыкать чем-либо, кроме родителей (которые, признаемся честно, в определённый момент перестают быть авторитетами). Она выросла в святой уверенности в собственную непогрешимость потому, что так положено по статусу. «Принцессы не какают»…

…А тут я её в дерьмо, и с разбега: «Бэль, ты — такая же, как все. Обычная девчонка. Ничем не отличаешься от подданных. Ты — шлюха и наркоманка, ибо ведёшь себя как шлюха и наркоманка». Это удар, разрыв шаблона!

Есть и ещё одна аналогия. Горизонт. На Венере с её подземными городами и куполами не особо актуальный термин, но я юноша начитанный. Его отличительной особенностью является то, что он недостижим. Ты движешься к нему, проходишь километр за километром… А он всё так же далеко от тебя, и всё так же виден «вон за той горой» и «вон за той равниной».

Я — её горизонт, к которому она идёт. Прошла уже очень много… А я всё так же далёк от её мечты и идеалов.

И это надо «съесть», проглотить. И смириться. Ибо если не смирится, если я не поставлю себя так, что она это проглотит, никаких отношений у нас не будет. Я не аристократишка-неудачник вроде её последнего бывшего, и не потерплю того, что терпят, пресмыкаясь, такие, как он.

— С первого дня, с того парка, знала, что с тобой будет сложно. — Посидев и успокоившись. Бэль окончательно пришла в себя. Подползла ко мне под мышку, прильнула к плечу.

— Из-за того озера?

— Да. Так, как ты тогда, меня ещё никто не унижал. Ни до, ни после. Я…

— Всегда получала любого мальчика, какого хотела. — Из моей груди вырвался картинный вздох. — А тут я!..

Помолчали.

— Да согласна я! Просто так согласна, без всяких условий! — вырвалось, наконец, у неё. — Дурачок, как ты не понимаешь! Но ты же… Вы же, сеньор королевский телохранитель, будете изменять мне направо и налево! Не получится у вас, сеньор ангел, вести себя иначе, в этом… Цветнике и рассаднике похоти! Где угодно, только не там!

Есть, прозвучало! Так вот что вас, ваше высочество, больше всего гнетёт?!

Я расхохотался. За что получил кулаком в солнечное сплетение, но было плевать — мой смех это не остановило. А бьёт девочка сильно — действительно, занимается «выше среднего». Кто же у неё тренер? Или кто-то не из наших?

— И эта, которая Мерседес, — зло продолжила Бэль. — Она твоя любовница, и не отрицай! Я это ещё в «Короне» поняла, когда она ломала комедию. Слишком она… По-собственнически на тебя смотрела. Как я должна это всё воспринимать? Как принимать?

А вот тут я посерьёзнел.

— Бэль, дай определение слову «любовница»?

— Чего? — не поняла она, витая на своей гневной волне.

— Говорю, определение дай. Любовница — это кто такая? — пояснил я.

— Ну, та, с кем спит мужчина, изменяя жене, — нахмурила она лобик.

— Ты моя жена?

Пауза, новый приступ гнева. Который я оперативно пресёк:

— Стоп-стоп, неправильно выразился! Давай так. До вчерашнего вечера ты была моей женой?

Снова пауза. Обалдение, попытка понять, что я хочу сказать.

— Нет, но… — Смятение. Не понимала. Но сдаваться не собиралась. — Ну, тогда девушка! Та, с которой изменяешь девушке!

— А мы с тобой до вчера встречались? — ослепительно улыбнулся я.

Снова смятение. Нет, солнышко, ты не интеллектуальный гигант. А я даже Сильвию, которая даст тебе сто очков вперёд, сделал. Не в лёгкую, но сделал же! И ты не уйдёшь. Осознаешь и примешь.

— Хуан, что ты хочешь сказать? — сбросила Бэль карты, грозно насупившись. «Я не права, но ты всё равно сволочь, потому извиняться не буду». Я снова рассмеялся.

— Хочу сказать, что она была ВЧЕРА. До нашего танцпола. А ты — после. Или забыла, о чём мы только что договорились?

— Никаких «вчера»… — задумчиво потянула она. — Всё с чистого листа… Но Хуан! — попробовала возразить, но я знал, что скажет.

— Я спал с Паулой… С Мерседес, — поправился, ибо «Паула» она теперь только для меня. — И с Сильвией. И с Санчес. Обеими. И со многими ангелочками. Но Бэль, если ты скажешь, что я нужен тебе, я не буду этого больше делать. Никогда и ни с кем. Конечно, потребую этого и от тебя, но ты же понимаешь, что всё, что будет у нас теперь — взаимно?

Понимала. Снова пауза. Молчание, переваривание. Недоверие в глазах. Ну, я бы на её месте на такие слова вообще бы рассмеялся — верить МАЛЬЧИКУ, мужчине, живущему в женском монастыре с сосем не монастырским уставом? Но она — не я. У пресловутой женской логики есть и плюсы. Ей важнее эмоции говорящего, а не аргументы, а я был чертовски убедительным. Как минимум сам верил в свои слова, и как максимум — действительно собирался зачехлить ширинку. Ибо не дело это, изменять той, кого на самом деле любишь.

— И с этой паршивкой? — заблестели огнём умеренного торжества её глазёнки. Почувствовала искренность.

— И с этой паршивкой, — согласился я.

— И со своим взводом? — продолжала осторожно прощупывать меня Бэль.

— И с ними. — Кивок. — Тем более, с ними мы уже наладили формат отношений — они мне сёстры. Ну, кроме «этой паршивки».

От концовки последней фразы Изабелла скривилась.

— И с остальными… Пигалицами корпуса? — продолжала давить она, подобрав политкорректное слово для обозначения ангелов. Не дело это, принцессе крови использовать окололитературные обороты в адрес тех, кто охраняет её семью.

— И с остальными. — Я улыбался. Торжествовал. Ибо это МОЯ партия, как бы ни поставила она себе её в заслугу.

— А Фрейя? — выдала она последний аргумент и грозноо склонила голову набок. Нахмурилась. Но я не поддался на провокацию.

— Бэль, со ВСЕМИ! — воскликнул я, окончательно очертив круг. — Я не буду спать ни с кем, кроме тебя. Кроме разве мне прикажет королева в целях национальной безопасности. Но тут и я сомневаюсь, что она это сделает, и нас с тобой это касаться не может. Приказ — это приказ. Я — человек военный.

Я специально сделал это; намёк на вассальный статус — не оговорка. Да, Изабеллу моментально напряг, сжёг некую часть прогресса в её доверии… Но лучше сейчас, чем потом. Ведь сеньорины офицеры на самом деле могут подложить подобную свинью — приказать спать с кем-то. И поди потом докажи, что «не специально» и «сам не хотел, работа такая». Она должна с первого дня понимать, что у меня есть работа, и у этой работы своя специфика. И её, гражданскую, это не касается. А нет… Я уже сказал, встану и уйду.

Поняла. С умишком у неё, как и предполагал, похуже, чем у конкуренток из «моей» пятёрки. Но интуиция работает феноменально — даже лучше, чем у других. Бэль поняла, что не стоит сейчас истерить, что этот аргумент надо проглотить. А потом… Будет потом. Аллилуйя!

— Я согласна. — Снова прильнула ко мне. На всё согласна. Глупый, я ещё вчера, когда шла в клуб, на всё была согласна! — Кажется, ещё чуть-чуть, и расплачется. Эмоциональный пик, я довёл её до него. Теперь любой перегиб… И будет плохо, теперь не стоит на неё давить. Она должна успокоиться, разложить по полочкам эти горы внезапно свалившейся информации, принять их… И только потом можно будет работать с нею дальше.

…А она ничего, крепкая!

— Была согласна даже не зная, что не убьёшь? — поддел я.

— Хотела бы — убила б! — фыркнула она, делаявид, что обижается. Но я «обижаться» не дал. Перешёл в атаку. Руки, губы, путешествия по телу… Мы «зависли» минут на десять-пятнадцать. И хотя дальше простых «обнимашек» не пошло, частично её напряжение сбросить удалось.

— Просто я не верю в любовь с первого взгляда, Бэль, — признался я, лёжа рядом и глядя в потолок.

— …Да-да, получается, что у самого было именно это, но не верю, и всё тут! Ты ведь согласна, это ненормально? Мы почти не знаем дуг друга. А… Крышу рвёт.

— Рвёт, — лаконично согласилась она. Помолчала, подумала, но выдала то же, что и я.

— Я и сама не верила, Хуан. И сейчас не верю. Это как сумасшествие, болезнь. Думала, что прошло, что забыла тебя… Вон, с другим мальчиком начала встречаться! — Осеклась. С намёком на вину, но лишь намёком. — А тут эта встреча в «Короне»… И всё встало на места. Я — снова не я.

Я повернулся и потрепал её шевелюру.

— Моя напарница верит в Судьбу и Мироздание, Бэль. Она учит, что Мироздание всё равно сделает, как ему нужно. Но если будем противиться, погонит нас палками. Своё оно получит, но нам, сопротивляющимся его воле, это не понравится.

— Я дурак, Бэль! — начал я свою исповедь — ведь именно её она собралась послушать. — Глупый индюк, возомнивший, что может бросить вызов высшим силам. Сейчас я понимаю, что должен был не сдаваться, искать тебя. А найдя, узнав, кто ты, сделать всё, чтоб быть вместе. Но это — сейчас. А тогда…

Из груди вырвался тяжёлый вздох. Давно пора сказать это вслух — сколько же я ждал?

— Я был обуян гордыней, бельчонок. Мне застлала глаза мысль стать у руля этой планеты.

— Фрейя, — не зло, но многозначительно потянула девушка.

— Да. Меня взяли ради неё, а не тебя. И всячески от тебя место моего нахождения скрывали. Как и мне не сказали кто ты, хотя могли.

Я посчитал, что ворваться во власть на плечах твоей сестры — это круто. Не только для меня — это хорошо и для Венеры! Она — слабая девушка. Скрипачка, певица, которой выступать на сцене, а не сидеть на троне. А я…

Пауза.

— А я сильный, Бэль. Меня не готовили править, не учили многим вещам, но во мне есть главное качество, которого нет в ней — решимость.

— Не так давно я убил две-три сотни человек и чуть не взорвал дом Феррейра, — продолжил откровенничать я, затронув очередную важную тему. Подробности позже, сейчас просто упоминание факта. Бэль скривилась — её покоробила цифра… Но лишь цифра — к самому факту откровения об убийствах отнеслась спокойно. — Я МОГУ убивать, включая аристократов. Могу бить превентивно. Я СПОСОБЕН защитить королеву и королевскую власть!

А она… — Помолчал, подбирая слова. — А она пусть правит, решает глобальные вопросы, в которых я — ноль.

— И что? — спросила Бэль после долгого молчания. Оказывается, я «завис», ушёл на свою волну.

Потрусил головой.

— Может на первый взгляд это и реальный план, реальное лекарство для планеты… Вот только мамин священник назовёт это гордыней. И будет прав. Несмотря на то, что думал я не только о себе.

— Потому, что я думал О СЕБЕ! — воскликнул я. — И о себе тоже. Мне ХОТЕЛОСЬ власти. Ради того, чтоб вырваться из того ада, в котором находился до встречи с тобой. Подняться над бесправием и постоянным унижением, стать кем-то, кто сам может безнаказанно унижать и командовать. Тем, кого боятся.

Я думал не о Венере, бельчонок. Венера была лишь средством моих планов. Понимаешь?

Девушка сидела загруженная. Сказать ничего не могла, но я и не требовал никаких слов. И сам всё понимал лучше кого бы то ни было.

— А ведь действительно — кто я такой, чтобы знать, что будет лучше для Венеры? Откуда знаю, что будет лучше для Мироздания? Я могу работать в этом направлении… Но ЭТО должно стать целью, а не мой подсознательный страх перед сильными мира сего и ненависть к ним. Не желание отмстить и «нагнуть», поставив ниже себя, а конструктив построения нового общества, новой системы. И в этом была моя ошибка.

Когда я понял это, осознал, насколько неправ начёт тебя. Ты — моя сеньорита. Мироздание само свело нас, подсказало Путь. Но я поддался гордыне и… Огрёб. — Из груди вырвался вздох облегчения. — Да, Бэль, все наши с тобой приключения — из-за меня. Из-за моего желания получить больше того, что мне и так на халяву дают в руки. Лучшее — враг хорошего, и только сейчас я понял, насколько это верное утверждение.

Бэль продолжала молчать. Слушала. Но в глазах её я видел одобрение. Она проникалась моей историей, начинала понимать многие вещи… И с души её спадал очередной огромный-огромный камень. Я видел в её глазах прощение. Такого меня, слабого и раскаявшегося, она могла простить. С таким могла начать с чистого листа. А значит, я правильно выбрал сегодняшнюю стратегию. Продолжил:

— Потом я узнал, кто ты. Не скажу, что случайно. Но и что мне специально завесу приоткрыли — тоже не скажу. Наверное, скрывать что-либо дальше стало бессмысленно, вот информация сама собой и вырвалась. Но к тому моменту они меня уже купили; я был готов встретить судьбу «серого кардинала» при твоей сестре и…

— … И отказался. Отказался от тебя, бельчонок… — снова потрепал её по голове. — И сколько… Полгода? Год? Сейчас уже трудно сказать навскидку, но не менее чем полгода я был обуян этой гордыней. Понимаешь степень моего падения? А ты: «Сильвия! Марина!»… Гордыня страшнее всех этих мелких грешков, Бэль! Они — следствие, а не причина.

Она посчитала себя недостаточно подкованной, чтоб с этим спорить. Лишь бросила с укоризной:

— Но мне сказать ничего не захотел. Хотя находился в двух шагах.

Нет, обиды в её голосе больше не было. Ну, не сильная. Она лишь уточняла факты.

— Хочешь знать почему? — улыбнулся я. — Я БОЯЛСЯ.

— Чего? — Она недоумённо нахмурилась. — Я такая страшная? Давала тебе повод так считать? Не припомню. Просветишь?

— Тебя. — Кисло улыбнулся. — Я словно чувствовал, что делаю ошибку и раскаюсь, и поэтому считал, что нужно посильнее «забуриться» в проект наших офицерин. Чтоб обратного пути, когда раскаюсь, больше не было. И всё это подкреплялось тем, что Фрейя-то мне на самом деле нравится!

— Хуан! — На грозную мордашку Бэль было приятно смотреть. Очень приятно! Но опасно. И я снова сгладил, заодно решив расставить на будущее очередную точку.

— Бэль, скажи, ты любишь круассаны? Или, скажем, клубничный торт со взбитыми сливками?

— Ну… Да? — не поняла она такой резкий переход.

— А мясное рагу по-мексикански? С острым перцем и специями?

— Конечно… — продолжала не понимать она.

— А что вкуснее, торт или рагу?

Есть, прозвучало. Её высочество несколько секунд пыталась что-то сообразить, но тщетно. Наконец, хлопнула ресницами и обрела дар речи:

— Хуан, это — сладкое. А то — мясное. Их глупо сравнивать. Для первого блюда подойдет одно, а другое для…

Пауза. Тишина. Наконец, дошло!

— То есть я у тебя для одного, «на первое»… А она — «на второе»? Так что ли? Да ты! Да ты!..

Господи, да за что мне такое наказание? Ведь больно дерётся, зараза! Завтра весь в синяках буду! И не омажешься — сам виноват. Ох уж мне эта моя собственная «мечта идиота»!

— Нет, глупышка! Что ты! — наконец, удалось зафиксировать её, снова бесхитростно навалившись сверху. Попытался поцеловать, но заработал ещё один удар — лбом по челюсти. Валькирия моя ненаглядная.

— Будешь драться — убегу! — пригрозил я, «грозно» нахмурив брови. — Не люблю, когда меня бьют женщины!

Поддержать шутку у неё желания не было, но она и сама успокоилась. И слава богу.

— Это я к тому, что вас нельзя сравнивать, дурёха! — продолжил я, отпуская. — Нельзя поставить вас в один ряд и сказать: «Так, вот эта, вторая слева, лучше всех, затем вон та, крайняя справа, а потом та, что в центре». — Грубо прижал её к себе, зарылся в её волосы, глубоко вздохнул. — Я симпатизирую им. Они мне нравятся. Все они. Это необъяснимая симпатия, но нельзя сказать, что я их люблю. Понимаешь?

— И Санчес? — ядовито фыркнула Бэль. — Её тоже не любишь?

— Не люблю, — согласился я.

— Тогда зачем женился?

— Чтоб защитить от её женишка. Который всё равно дорвался до мести, организовав убийство ребёнка её сестры. А заодно моего, но эту историю я расскажу позже.

Видно, кое-что она уже раскопала, так как слово «моего» её не шокировало. Работа Ланы, просвещает потихоньку девочку.

— Был пьяный. Подумал, что это неплохая идея — жениться. Главное ведь результат, а он будет. Плюс, гордыня. Моим отношениям с Фрейей, моей РАБОТЕ, — выделил я это слово, она бы не помешала. Может, трезвым я бы не решился, но так уж вышло. Санчес — симпатична, мне рвёт от неё голову… Как и от Мерседес и Сильвии, и даже Фрейи.

— Но, mierda, Бэль, я выбрал тебя! — воскликнул я, ставя точку сегодняшнему долгому откровению. Я ведь тоже на пике, хватит на сегодня. — Тебя, дурёха моя милая!.. — зарылся в её волосы, вдыхая их обалденнй аромат.

Она обняла меня, приникла. И так мы и лежали. Сколько — не знаю, но это и не важно. Мы расставили все точки, пришли к соглашению… И теперь перед нами открыты все двери. Остальное — вторично.

— Хуан, — почему они нам разрешили? Почему переиграли? — задала она вдруг вопрос. Мы снова лежали и молчали, но нас это не угнетало. — Ты ведь действительно мог зайти в такую даль, из которой я бы уже не простила.

— Точно не простила бы? — Я её обнял, куснул ушко. — Такие дали существуют?

Она фыркнула, но смолчала.

— Но всё-таки? Получается, они могли не делать этого. Я бы всё равно…

Сбилась.

— Хуан, надо тебе ещё кое-что сказать. Они заколдовали меня! Поставили какую-то блокировку, что я перестала думать о тебе, искать тебя. Я была зла на тебя, узнав про Санчес… И видимо в этот момент они это сделали. Потому, что я тебя ненавидела, и вдруг р-раз! И перестала. Забыла тебя. Вообще. А так не бывает. И по странному совпадению в это же время у меня были внеплановые проверки у женского врача. — Она скривилась. — Мама преподнесла их как месть за то, что встречаюсь с внуком её давнего противника и даже врага — она могла так сделать, это в её стиле. И я…

— Бэль! — поддерживающе улыбнулся я. — Если ты догадалась о «колдовстве», значит, на данный момент на тебе нет воздействия. — Покачал головой. — Под ним ты бы не то, что не поняла ничего, но и всё бы отрицала. Поверь, я знаю — работаю в том числе и с этими людьми.

Они РАЗРЕШИЛИ. Санкционировали нашу встречу. И думаю, благодарить ты должна отца — он слишком тебя любит, чтоб сделать несчастной.

…Хотя маму тоже. — Нахмурился. — Но она у тебя пожёстче. Она могла раскаяться и приказать «расколдовать». И за это ты тоже должна быть ей благодарна.

— Почему? Почему это я должна быть ей благодарна за такую подставу? — занервничала и вскинулась девчушка. Снова вскочила, пылая.

Я не собирался сегодня быть мягким и тактичным, говорил уже. Сегодня мы должны увидеть горизонты друг друга. Да, мы их не достигнем… Но понимание, куда надо двигаться, что делать на этом этапе — быть должно. И я продолжил бить и резать.

— Потому, глупая девчонка! — закричал я, чуть-чуть ослабляя контроль, — что теперь я буду С ТОБОЙ! А кто будет с Фрейей?

Этот урод Феррейра, которого так никто за покушение на родственника королевы и не наказал? Который, как оклемается, снова ринется в бой?

А может его сестрица, которую я теперь вряд ли смогу держать под контролем, даже самым мизерным? У них ведь «тёплые» отношения — почему нет?

Кто будет править Венерой, Изабелла Веласкес? — выкрикнул я. — Я, которого твоя сестра под шёпот доброжелателей всегда сможет отправить в ссылку, куда-нибудь на берег океана до конца дней при полном пансионе, но без возможности хоть что-то сделать? Да вместе с тобой и отправит — ты во власти нафиг ей не нужна! Или какой-нибудь недоносок из аристократии, которому плевать на народ и государство, который будет заботиться лишь о своих мелкоклановых интересах?

А, понял, теперь, без Себастьяна, появилсь шансы у клана Ортега. У них много деток на выданье, среди которых полно офицеров армии и флота. Стройные, подтянутые офицеры — заглядение и гордость Венеры! Прелесть, а не семейка!

А может Сантана начнут что-то мутить? Почему нет? Внучатых и правнучатых племянников и племянниц у герцога много, очень много! А тут место вакантное, и очень «тёплое» — временщик при слабой королеве. Сам бог велел попытать счастья!

Изабелла вжала голову в плечи, но я не останавливался.

— А ещё у тебя есть дядя Себастьян, не забыла? ТЕБЯ он не тронет, как и её. Но вот Венеру к рукам с удовольствием приберёт. Или возразишь, он не собирается этого делать?

Кто, кто, ваше высочество, будет стоять на страже Венеры ради Венеры? Ради её безопасности и процветания, а не мелкошкурных интересов? Кто вытащит её из той клоаки, в которой она сейчас? Или нападение на нас с тобой тогда тебя ничему не научило и ты считаешь, что у нас всё в порядке?

Ответь мне, твоё высочество, что будет теперь? Что будет с планетой, когда я перешёл во вторую лигу к тебе, пусть пока ещё наследнице сестры, но и это ненадолго? К тебе, никогда не вникавшей ни в политику, ни в экономику, а занимавшейся всю жизнь мальчиками, девочками, тусовками, нарядами и наркотиками? Как мы будем теперь жить?

Я затих. Бэль же… Чуть не плакала. Это был не просто наезд. И даже не горизонт. Это был разрыв шаблона. Не такого меня она мечтала увидеть, ой не такого!..

…Но она была принцессой. И как бы себя ни вела в прошлом, кое-какую подготовку всё же прошла, и на минимально государственном уровне мыслить умела.

— Хуан, я… Не знаю!.. — На её растерянное лицо было приятно смотреть. Приятно потому, что истинной стерве всегда всё, кроме своей персоны, по барабану. Ей — нет, и это успех. — Но почему? Зачем тогда они сделали это? Я бы…

— Ты бы поняла? — Я усмехнулся. — Сомневаюсь. Простила бы, но не поняла. Потому и меня прятали, и тебя закодировали. А откатили назад, чтоб ты, именно ты, твоё высочество, не испортила им игру, когда придёт время.

И глядя на непонимающую мордашку, расшифровал:

— Быль, если бы нам снесло башню, когда я вот-вот стал бы консортом Венеры… Это было бы хуже. И тебе, и мне. Но я бы выдержал — я сильный. А ты?

Она вновь опустила голову.

— Иди сюда, бельчонок, — снова притянул я её к себе. — Давай думать, как выпутываться из этого дерьма?

— А ты всё же хочешь в него влезть? — фыркнула она. — Тебе мало той гордыни? Хочешь снова попытать счастья?

— Тогда была гордыня, ибо была самоцель — стать круче. Сейчас же я просто люблю тебя, и просто хочу счастья своей планете. Да, я хочу во власть, но я не хочу власти, понимаешь разницу? Я хочу быть с тобой, в горе и радости; власть же — средство в том числе для этого. Но повторюсь, я люблю свою планету, хочу ей мира и процветания. Так что не подлавливай — я сам не знаю, что важнее. Всё важно.

— Для тебя важнее я или планета? — пошла она ва-банк. Но я бы не понял, не задай она этого стандартного провокационного вопроса.

— Бэль, если бы я безусловно выбрал планету, я бы остался с Фрейей.

Это был мёд. Теперь пауза, пусть догонит. И вдогонку дёготь:

— …Но если ты попытаешься встать между мной и планетой… — Я уйду и от тебя.

— Я… Ах ты… Да…

Растерянность. Ну, не работаю я по шаблонам, девочка! Нет тут привычной тебе логики! Я закончил:

— Бэль, я предлагаю тебе строить новую систему ВМЕСТЕ. Вдвоём. Ты и я, рука об руку. ПОМОГАЙ мне, и я обещаю, буду с тобой до конца.

— Систему? — напряглась она. — Хуан, ты правильно сказал, я занималась только благотворительностью. У меня никакого опыта государственного управления.

— Просто будь рядом, — погладил я её по голове. Волосы!.. Господи, как я люблю её волосы!.. — Я всё сделаю сам, только не мешай, ладно? И продавливай своим авторитетом, своим статусом мои решения.

— И что за решения ты собираешься… Реализовывать? — с иронией усмехнулась она. Но сама своей иронии верить не хотела.

— Твоя сестра Мерседес… — начал я. При звуке этого имени Бэль скривилась, но съела, проглотила. — Твоя сестра Мерседес — силовик. Опытный, с фантазией. А главное, она — член семьи. Она — идеальная кандидатура на пост главы департамента безопасности, не находишь?

Сказать, что я её огорошил — ничего не сказать. Снова это пресловутый горизонт. Она вновь убедилась, что я совершенно не тот образ, что занимал её всё это время. Но ничего, привыкнет. Ибо расстраиваться она по этому поводу не сильно спешила. Политика въедается в тебя, если ты живёшь в ней. Даже если ты ею не занимаешься. Она понимала меня, как никто другой на этом свете. И лезть, мешаться, контролировать каждое решение, как делала бы её сестра, не будет — нет опыта их понять и оценить. Кажется, я сделал правильный выбор.

— Чего? — сделала вид, что не поняла она, чтоб потянуть время. Я разъяснил:

— Я говорю, что Паула — идеальный кандидат на эту ключевую, одну из самых важных должностей в государстве. И мы должны держаться за этот вариант. Нам надо не просто дружить; мы должны стать с нею партнёрами, союзниками! ВЫ должны стать партнёрами и союзниками! — расшифровал я «для тупых».

— Но она… А как же… А вы? Вы с нею? — вновь перевела она на больное. Женщина всегда женщина. Я пожал плечами.

— Не знаю. Но слово я дал.

— Но это ещё не всё, — перешёл я к следующей мысли. — Ещё есть Сильвия. Она должна стать наследницей клана Феррейра, и должна стать НАШЕЙ наследницей клана Феррейра. Понимаешь?

Так, а это сложнее информация. Мерседес враг, но понятный. Сильвия же совсем в другой весовой категории. Пауза вышла длинной-длинной, под ещё более ошарашенное молчание.

— С нею я тоже должна подружиться? — выдавила, наконец, Бэль. Я кивнул. — Так сразу… Не могу обещать так сразу такое! — сформулировала она.

— …Ладно, давай вернёмся к это теме позже — сейчас слишком много всего свалилось, — устранилась она от решения. — Но и это ещё не всё, да? Судя по твоей ехидной ухмылке, и это не конец.

— Не конец, — согласился я. — Ещё сама Фрейя. Она не должна стать нашим врагом. Мы должны сохранить с нею дружеские отношения, понимаешь? Иначе всё, абсолютно всё, что затевала королева, будет напрасно.

Снова в глазах непонимание.

— А почему мы должны стать врагами?

— Ну, наверное потому, что её взбалмошная сестрёнка перешла все возможные границы и потеряла все допустимые берега, — кисло, с иронией потянул я. — Когда она забирала у неё простых мальчиков на «попробовать» — это было ещё ничего. Но когда её высочество инфанта нашла ТОГО САМОГО, с которым решилась прыгать в омут совместной жизни, кому сдалась после осады… Ради кого бросила сына самого могущественного человека на планете, кто так же прекрасно мог защитить её в будущем!.. С которым уже мысленно построила планы на годы вперёд!.. Как думаешь она отнесётся к своей взбалмошной сестрёнке, уведшей ТАКОГО мальчика, ТЕПЕРЬ? — жёстко отрезал я, сверкнув глазами. — Когда та не просто увела его, а присвоила? Чтобы самой строить с ним планы на годы вперёд?

Пауза. Ошарашенное молчание.

— А как она отнесётся ко мне? — додавил я. — Нужен я ей в её будущем государственном строительстве?

— Ой, да!.. Об этом я тоже не подумала!.. — совершенно искренне растерялась Бэль, прикрыв рот ладошкой.