Глава 7. Майя

Пусть я перенесла все сегодняшние встречи на другие дни, но так и не легла спать. Приготовила поесть, сделала себе крепкий-крепкий кофе и устроилась работать за ноутбуком в гостиной, которая являлась моей комнатой. Последние полгода я спала на раскладном диване, одежду хранила в шкафу в прихожей или в фотостудии. В нашу бывшую комнату — теперь спальню Глеба — заходила только в случае крайней необходимости, пусть он больше и не додумывался приводить кого-то домой.

За сегодняшний вечер мне предстояло как можно скорее обработать два десятка фотографий из недавней фотосессии. Кожа у модели была почти безупречной, нуждалась лишь в легкой ретуши, но все равно у каждого снимка требовалось провести цветокоррекцию, исправить некоторые мелочи, а на троих, по заказу клиентки, сменить фон.

В конце концов я с трудом заставила себя перестать поглядывать на экран смартфона и с головой погрузилась в «Фотошоп». Хотя время от времени мой взгляд вновь ускользал к молчаливому мобильнику, когда компьютер подтормаживал на сложных фильтрах. И долго я буду ждать его звонка? К чему надеяться, если моя визитка, скорее всего, давно валяется на дне какой-то урны, присыпанная мусором.

Хлопнула входная дверь. Тело вмиг напряглось, а внутри выпустила коготки ярая ненависть. Я прикрыла глаза, пытаясь успокоиться и молясь, лишь бы Глеб, как многие вечера прежде, просто разулся, переоделся, подогрел себе на кухне ужин и отправился в спальню сражаться с виртуальными монстрами за компом.

Странный шелест полиэтилена удивил. Обычно я сама покупала продукты, просто прося определенную сумму на траты. Неужели Глеб зашел в магазин? Скорее всего, он затарился чипсами и всякой прочей гадостью и теперь проигнорирует кухню вовсе. Ну и хорошо.

Вот только звук был действительно странным. Не очень похожим на шелест пакетов. Я перевела взгляд от монитора к проему приоткрытой двери. Прошло несколько мгновений, которые отмерял громкий стук моего сердца, и Глеб потянул на себя дверь. Предстал на пороге с огромным букетом нежно-алых роз.

Даже когда мне изменил, принес букет поменьше.

Тогда у меня был дурацкий день с самого начала. Я переборщила с заказами, слишком много на себя взяла, ночью уснула на диване с ноутбуком на коленях, а утром обнаружила, что опаздываю, да еще и мобильник разряжался. Зато перед выходом успела поругаться с Глебом на кухне из-за того, что он наверняка вечером заметил, что я уснула на диване, и не разбудил (в крайнем случае не укрыл одеялом и не отнес в постель). Он возмущался, что я слишком много работаю, и объяснял, будто таким образом преподал мне урок. Ибо слова до меня не доходили. Я вспомнила ему о том, что мы давно не проводим вместе время, и поэтому имею полное право распоряжаться своим свободным временем, как хочу. Хоть пашу двадцать четыре часа в сутки, хоть валяюсь в кровати.

Слово за слово, завертелось, и я вышла из дому в ужасном настроении. Бывают такие дни, когда все валится из рук, а в тот день ко всему прочему снимки получались не такими, как я того хотела, хоть и держала фотоаппарат крепко. Мысли постоянно убегали к утренней ссоре, в голове заново проигрывались диалоги, всплывали новые доводы и аргументы. Первый сильный снег тогда окутал город пушистым покрывалом, снимки должны были выйти отличными, несмотря на то что модель дрожала в тоненькой распахнутой шубке до покрасневшего носа и посиневших губ. «Фотошоп» со всем справился бы.

Но она не вытерпела. За каких-то десять минут окончательно замерзла и прервала фотосессию, пообещав заплатить за уже сделанные снимки. До следующей клиентки, которой надо было подобрать восемь образов, оставалось еще полтора часа. Я могла бы зайти отогреться в каком-то кафе, но решила заскочить на полчасика домой. Чувствовала себя виноватой, ведь поняла, что сама стала причиной ссоры. Надо было просто с Глебом спокойно поговорить о том, что мы мало вместе проводим время и давно уже никуда не выбираемся, а не тупо обижаться и закапываться в работу.

Как оказалось, каждый из нас воспринял ссору по-своему. Я испытала желание стать ближе, а он — наоборот, отдалиться. Это сейчас я могла обличить тот день в философские слова, но тогда в голове не рождалось ничего. Между нами будто в один миг кто-то рубанул огромной секирой, разорвав те тонкие нити, которые еще иногда тянули нас друг другу. Я уже не любила Глеба, как раньше. Измена не убила наши отношения, лишь добила, стала последней каплей. Все, что я почувствовала, когда увидела за порогом чужую обувь, а на вешалке чужое пальто, — была горечь. Я поняла: это конец. Все мои мысли наладить отношения рассыпались на осколки.

Как в трансе я прошла мимо нашей комнаты, откуда доносились женские стоны и хлесткие шлепки. Поставила телефон на зарядку на кухне, совершенно не зная, что делать. Войти и закатить истерику? Войти и щелкнуть их на фотоаппарат? Шантажировать потом снимками перед родителями? Но я не хотела видеть ее — ту, кто получает кайф от того секса, который раздражал меня. Я хотела выйти из этой квартиры, пройти пешком так много километров, как смогу, и больше не возвращаться. Отрезать от себя всю жизнь, связанную с Глебом.

Я на автомате заварила себе растворимый кофе, бахнув в чашку четыре ложки черного порошка. Подкатывала тошнота, к набирающим громкость стонам добавились грязные маты.

Чашка кофе осталась на столе — ее я оставила, как немого свидетеля. Оделась и ушла. Меня ждала клиентка.

Если бы не работа, я бы погибла в тот день. Натянутая улыбка и искусственно приподнятое настроение не лечили сердце, грубо расквашенное острой подошвой ботинка, но давали понять, что жизнь не остановилась, она продолжается. Мне есть для чего жить — для того, чтобы делать жизнь других легче и радостнее, для своих клиентов, моделей, заказчиков. Подступающие к глазам слезы я прятала за такой широкой улыбкой, и глаза превращались в маленькие щелочки. Слезы собирались в уголках глаз, и я их незаметно вытирала кончиком пальца, испытывая облегчение от того, что в утренней спешке мне не хватило времени на макияж.

Мобильник во второй половине дня окончательно разрядился, и я не знала, звонил мне Глеб или нет. Домой вернулась далеко за полночь, но не из-за работы. Мне нужно было выплакаться и решить, как быть дальше. Я довольно долго бродила по заснеженным улицам, пока не промерзла настолько, что желание больше никогда не возвращаться в квартиру сникло под желанием забраться под горячий душ.

— Почему так поздно? — тогда встретил меня Глеб в коридоре с угрюмым видом и сложенными руками на груди. Он не заметил чашки кофе. Он вел себя так, как прежде. Сколько вечеров он встречал меня именно так — не счесть. Так сколько раз он приводил в нашу постель девушек, а вечером появлялся передо мной и еще и налетал на меня с упреками?

И тогда меня прорвало. Не раздеваясь, я набросилась на него со слезами, с кулаками, с громкими криками — он отшатнулся, поймав меня за запястья. Скрутил, раздел, дождался, пока закончится истерика, и принялся говорить слова, каждое из которых все больнее обрушивалось на израненное сердце.

— Ты же знала, что я непостоянный. Уж прости, но тебя одной мне не хватает. Ты слишком редко в последнее время соглашаешься на секс — сама виновата. Но все равно нехорошо сегодня вышло — я лохонулся, больше не буду никого приводить домой. Чтоб тебе не было так обидно, можешь тоже завести себе любовника. Только будь осторожна. Будет плохо, если о наших связях на стороне узнают или твоя мать, или мои родители.

Мне надо бы прямо на следующее утро, в понедельник, бежать и подавать на развод. Но я угодила в собственную ловушку. В брачном договоре не было ни слова про измену. Если бы я первая пошла разводиться, то должна была бы отдать миллион. В безвыходном положении я не придумала ничего лучше, как просто отплатить Глебу той же монетой.

Но прежде чем мне это удалось, Глеб вечером в понедельник притащил домой огромный букет роз моего любимого оттенка — нежно-алого. Просил прощения и клятвенно заверял, что больше никогда не сделает мне больно. Наверно, внутри меня все же что-то дрогнуло и вспыхнул маленький огонек надежды. Я сказала, что попробую его простить, но в нашу постель так и не вернулась. Не могла. Просила дать мне время. Мучившись от ожидания, Глеб чем дальше, тем все больше злился.

А потом однажды ночью не вернулся домой. Как назло, утром нелегкая принесла его родителей, а от Глеба пришла смс: «Прикрой меня, потом сочтемся. Если что, я в командировке».

Только родители уехали, я в тот же день (точнее вечер) изменила Глебу со своим клиентом. Лучше бы я этого не делала. Жалею до сих пор. Но прошлого не вернешь и не изменишь — оно клеймом отпечаталось на щеке. И горит стыдом до сих пор.

— Майка, слышишь, прости меня, ладно?

Я обнаружила, что уже около минуты (а, может, и дольше) просто пялюсь на нежно-алые лепестки роз. Сколько их в букете — невозможно сосчитать. Что Глеба вынудило внезапно потратить столько денег на меня?..

И чем цветы помогут мне простить Глеба, если я не хочу этого делать? Правильно, ничем. Больше не куплюсь на его извинения — одного раза достаточно, чтобы окончательно подорвать доверие.

Букет я забрала и, не говоря ни слова, прошла мимо мужа на кухню. Розы ни в чем не виноваты. Если их не возьму, он выбросит их. Например, из окна.

— Майя!

Меня быстро догнали. Звали по имени, но я не поднимала головы, занятая распаковыванием букета над столом и подрезанием слишком длинных стеблей.

— Я сегодняшней ночью не изменял тебе. Просто мне надо было выпить и обмозговать нашу ситуацию. В конце концов я пришел к выводу, что попробую измениться. Удалю контакты всех своих любовниц, порву с ними. Буду проводить больше времени с тобой. — Его рука осторожно приобняла меня за талию. Я застыла, готова опустить лезвие ножа на следующий стебель. Глеб продолжил говорить интимным шепотом недалеко от моего уха: — Попробую быть с тобой нежнее. Ты же мне ни разу не говорила, что тебе что-то не нравится. Я готов выслушать все твои желания.

— Убери руку и отойди, — прошипела я, крепче сжимая нож. — Это первое желание. Второе: подай вместе со мной на развод. Нашему браку конец, и со временем мы будем только сильнее портить жизнь друг другу.

Вместо того чтобы отойти, Глеб мягко вынул нож из моей застывшей руки, отложил его подальше в сторону и повернул меня к себе лицом.

— Цветы подождут.

Я опустила взгляд, лишь бы не видеть этого наигранного раскаянья в глазах Глеба, и принялась делить дыхание на медленные выдохи и вдохи.

— Да, я вел себя как последняя скотина. Но когда вдруг понял, что действительно могу тебя потерять, осознал, что не хочу этого. Что ты мне дороже всех.

Тело била крупная дрожь, хотя внутри я ощущала себя абсолютно спокойной. Какое счастье, что в этот раз слова Глеба не цепляют меня. Но несмотря на это хотелось, чтобы он поскорее заткнулся и оставил меня в покое.

— Надо было раньше понимать. Уже поздно. Слишком поздно. — Что-то все-таки заставило мой голос дрогнуть на последних словах. Возможно, именно это побудило Глеба внезапно сгрести мне в объятия и крепко прижать к себе. Запах когда-то любимого тела и до боли знакомые нотки одеколона нагло ворвались в легкие, стальные объятия не давали им воспротивиться. Я невольно разрыдалась, видя, как перед внутренним взором проносится вся наша совместная жизнь.

— Майя, дай мне шанс. Последний шанс. Если ты вдруг посчитаешь, что я неудачно его использовал, то скажешь мне об этом, и я, обещаю, вместе с тобой подам на развод. Но, пожалуйста, дай мне сначала шанс. Давай попробуем все наладить.

Глеб много чего говорил за последние годы. Но такого я еще не слышала. Его точно перемкнуло. Вчера ушел один человек — сегодня вернулся другой.

— Что с тобой случилось? Что такого произошло этой ночью?

— Говорю же, думал долго. Наконец понял, кто виноват в том, что мы на грани. И ты, и я. Мы оба виноваты. У нас ведь начался разлад именно на почве секса. Ты все реже мне давала, не говорила, в чем проблема. А я, вместо того чтобы разобраться, уходил на сторону искать тех, кто никогда не отказывает. Думаю, если сейчас мы с этим разберемся, поговорим честно и открыто, то сможем все наладить.

— Хватит. — Я приложила усилия, пытаясь выпутаться из объятий, но мне так и не удалось. — Я не смогу спать с тобой после всего. Уж прости.

— Расслабься и просто отключи голову. Хочешь, мы даже свет выключим. Ты меня не узнаешь, я буду очень нежным. А со временем разберемся. — Ясное дело, слова следовало подкрепить правильными движениями — например, заползти наглой ручищей мне под футболку. От его прикосновения становилось противно, гадко.

— Глеб, прекрати! — Я с силой толкнула его в грудь, что его, видимо, порядком разозлило. Он высунул руку из-под футболки, но только для того, чтобы в следующий миг обжечь ягодицы сильным шлепком. Я по привычке застыла и всхлипнула, прикусив губу.

— Если хочешь, чтобы я был нежным, не брыкайся, — прошипел на ухо. — Сама же нарываешься на грубость.

Внутри все застыло от страха. Мысли в беспорядке судорожно метались в голове, я не могла найти выход из стальных оков, не провоцируя Глеба применять силу. Он никогда не бил меня, кроме шлепков по заднице, но вполне мог изнасиловать.

Это была его любимая игра. Я должна была сопротивляться до последнего, кусаться, царапаться, бить его — но не сильно! — пока он пытался меня связать, а потом терпеть то, как он меня наказывает за неподчинение: бьет по ягодицам до жгучей боли, засовывает в рот член так глубоко, что я чуть не задыхаюсь, трахает жестко в той позе, которая удобна только ему…

Уже полгода я была свободна от всего этого. И совершенно не верила, что Глеб сможет стать нежным. Это какая-то новая уловка. Полгода назад я ему ясно дала понять, что не смогу вернуться в нашу постель, пока не прощу его. Сейчас я понимала, что не прощу его уже никогда.

Наглые руки вновь забрались под футболку. Я слышала по тяжелому прерывистому дыханию Глеба, как он возбуждается, гладя мою спину, прижимая меня крепче к себе. Чувствовала в его прикосновениях дрожь, за которой явно скрывалось желание двигаться как прежде — грубо и жестко, оставляя на коже красные отметины.

«Интересно, какой Лео? Каковы его прикосновения? Как бы хотелось, чтобы он излечил мое тело, испещренное невидимыми, но болезненными шрамами жестокости», — шальная мысль вырвала из оков страха. Мне даже показалось, что я ощутила его теплые, исцеляющие объятья, стоило их только представить.

Хочу к нему. Рядом с ним не страшно. Рядом с ним волнительно до бешено стучащего сердца, но одновременно спокойно. Я будто чувствовала, что у него в мыслях нет намерения меня обижать.

Хочу прямо сейчас. Каким-то чудным образом телепортироваться, оставить Глеба в крайнем недоумении, испарившись из его объятий, которые ранили хуже колючей проволоки. И в следующий миг оказаться рядом с Лео, неважно где он. Знаю, даже просто от его присутствия мне станет легче, проблемы покажутся призрачными миражами, которые, чтобы разогнать, достаточно махнуть рукой. А если он улыбнется и посмотрит на меня своим пленяющим взглядом, на сердце затянется еще один рубец.

— Завтра, — прошептала я. Но слишком тихо. Мой шепот утонул в шуме дыхания.

— Что? — Руки Глеба застыли перед тем, как забраться под резинку моих штанов. Я решительно сглотнула, постаралась придать своему голосу силу и уверенность.

— Давай попробуем завтра. Я очень устала, ночью плохо спала, и еще и работа осталась неоконченная. Давай я завтра вернусь днем после фотосессии, и мы… — запнулась оттого, что было противно слышать свои же слова. Еле заставила из себя выдавить продолжение: — И мы попробуем заняться этим так, как ты предложил.

Не знаю, что буду делать завтра. Но сейчас была готова сказать все что угодно, лишь бы Глеб разомкнул свои стальные объятья и дал вдохнуть. Лишь бы он убрал свои руки. Лишь бы я смогла вновь спрятаться в своем коконе, где нет места сексу.

Так я для себя решила еще после своей измены. Больше никогда, ни за какие деньги — да ни за что! — не лягу в одну постель с мужчиной, пока не буду убеждена в двух вещах: он не извращенец и он по-настоящему любит меня.

Глеб тяжело вздохнул, но, к счастью, вытащил руки из-под футболки и отступил на шаг.

— Ладно. Но не засиживайся долго. И завтра не задерживайся.

Только он скрылся за дверью ванной комнаты, я облегченно выдохнула. Вернулась к цветам, чувствуя, как напряжение постепенно покидает тело. Но нож продолжал дрожать в руке.

Что я наделала? Что делать завтра? Куда деться? Вернуться к матери я не могла. Только не в тот дом, где громыхают вечные вечеринки, где я постоянно лишняя, где я все делаю не так, где мать вновь будет ревновать своего нового ухажера ко мне. Нет, только не туда. Тогда куда? Глеб знает адреса моих немногочисленных подруг. Да и им негде будет меня приткнуть. Маша недавно родила, а Ксюша и вовсе переехала к родителям мужа. Там нет мне места.

Единственный выход снять где-то квартиру или лучше комнатушку, потратить деньги, которые я откладывала на адвоката или на штраф. А что потом? Как долго смогу скрываться? Прятаться тоже не самый лучший выбор.

Я поставила розы в вазу и оставила их на кухне. Не хотелось на них смотреть и чувствовать их запах в своей комнате. Хотелось прямо сейчас собрать свои вещи и исчезнуть. Но мне некуда идти.

Смартфон молчал. Когда позвонит Лео, если он вдруг не выбросил визитку? К чему ждать так напряженно его звонка, будто он сможет мне помочь? Конечно, если услышу его голос, мне станет легче. Вот только этот голос не решит моих проблем. Не буду же у едва знакомого человека просить приют, тем более этот человек друг Глеба. С какой стати ему мне помогать? А вот сдать меня — вероятнее всего.

Всплыли его слова, сказанные утром: «Майя, ты знаешь, что на самом деле женщины могут быть сильнее мужчин? У вас с избытком есть то, чего нет у нас. Подумай об этом на досуге. Если поймешь, о чем я говорю, никакой Глеб тебе не будет страшен». Все, что я поняла из этой фразы: Лео в курсе, что я боюсь Глеба. Но к чему остальные слова? Что во мне может быть такого, чем я могу оказаться сильнее?

Разглядывая готовую обработанную фотографию модели — первую из многих — я все раздумывала над его словами, будто внезапно снизошедшее на меня озарение кардинально изменит мою жизнь.

Моя мама умела вертеть мужчинами, выкачивать из них деньги, заставлять их потакать своим капризам. Не слышала я ни разу, чтобы она кого-то боялась. Может, секрет кроется в ее поведении или характере, но последнее, что я хотела, это стать похожей на нее.

Завтра мне необходимо будет что-то придумать. Куда-то деться, провалиться под землю, раствориться на миллионы мелких частиц, но только не вернуться домой к Глебу. А сейчас закончить работу — она должна быть прежде всего. И не глазеть каждые две секунды на молчаливый экран смартфона. И не желать до мучительной истомы услышать голос Лео.

Загрузка...