Поцелуй кобры. По следу Кроноса

Глава вторая Штурм

Глубокая ночь опустилась на спящий полигон и всем порядком надоело развлекать гостей. Глаза слипались, повинуясь инстинкту и усталости, а тела отдавались во власть тишины. Которую ночь Крону снился один и тот же сон, в котором главная роль отводилась манекенам. Стоя на берегу реки, он заглядывал в прозрачные воды, где в глубине, стройными рядами стояли куклы, в нелепых позах, образуя подобие квадрата. Никаких признаков жизни, пластмасса не проявляла, но в этот раз, всё вышло иначе.

Для начала, Крон увидел в кустах Деда, у которого клевали одни лифчики. Тот громко сетовал на рыбацкое счастье, одной рукой держа удилище, а другой помешивая воду в котелке, висящий над огнём. Вода в нём уже закипела, но наваристый пластик не желал цепляться на крючок.

— Хоть навозом заправляй! — орал Дед, добавляя к сказанному непотребные выражения, так же являющиеся приправой, к высказанному тексту, у всех народов мира.

Манекены, вопреки закону жанра, начали оживать, не только по ночам, но и днём: в магазинах, на рынках… Кукла, убегая с навороченным бюстгальтером, всполошила всю барахолку. От увиденной картины, половина базара упала в обморок. Ноги, отделённые от остального тела властью конструктора и прихотью изготовителя, пробежали мимо торговок и покупателей, раскрывших рты, в немом изумлении. Призвание пластмассовых ног изначально определялось, как рекламирование чулок и колготок, всех мастей и расцветок. Сторож рынка пытался поймать ноги на выходе, при попытке последних выбежать за периметр торгового балагана. В молчаливой схватке, противники долго кружились вокруг невидимого центра нелепой карусели, пока охранник не получил ногой в пах. Он так и остался сидеть с растопыренными руками, которыми пытался удержать беглецов, ловя ртом воздух и выпучив глаза. Муаровая вязь чёрных колготок, с натугой напяленных на тренажёр, предназначалась для покупательниц самых дальних уголков необъятной родины, слабо знакомых с французской модой и, безнадёжно испробовавших все средства, для охмурения сильного пола. Сейчас их узор, напоминающий самую смелую змеиную окраску, мелькнул муаром на выходе из рынка, помахав, на прощание, обездвиженному охраннику невидимой рукой. На орехи, получил и случайный прохожий, не во время оказавшийся, не в нужном месте. Он вовсе не собирался задерживать нарушителей общественного порядка и пострадал, ни за что. «Караул — товар разбегается!» — раздался истошный крик, взбудораживший весь рынок, который и так гудел, как разворошённый пчелиный улей. Продавщица, с волнением наблюдая за тем, как улепётывает на волю её манекен, приобретённый на собственные кровные, высморкалась в парадный батистовый халат своей соседки. Не глядя, она швырнула его обратно, попав товарке в лицо. Перламутровая пуговица пребольно ударила подругу, по рядам, в глаз. Намечалось продолжение Куликовской битвы, с участием рыночных торговцев.

Пьяный мужик ущипнул женский манекен, за пластмассовую грудь и получил пощечину… Титьки барахтались в кустах, не имея возможности передвигаться, а цельные манекены шли в атаку на торговые ряды… Среди бунтовщиков раздавались призывы не останавливаться на погроме рынка, а идти на завоевание полигона…

Пришлось срочно, в связи с возникшими чрезвычайными обстоятельствами, всем членам правления забаррикадироваться в избушке. Двери предусмотрительно закрыли на все имеющиеся засовы и, для большей надёжности припёрли, всей имевшейся, в наличии, мебелью. К осаде приготовились тщательно, по всем правилам воинского искусства: кипяток, горящие угли из печки, горючие смеси — всё имелось в арсенале обороняющихся, но жаль, что в малых количествах. Одно исходило из другого: мало дров — мало кипятка и так далее. Осмотрев скудный боезапас, Крон крикнул Деду, занявшему наблюдательную позицию на чердаке:

— Они отряды самообороны ещё не создали?

— Организовали! — отозвался вперёдсмотрящий. — Вон — окрестности игровой зоны патрулируют.

Манекены незаконно собрались перед избушкой на небольшой выжженной поляне. Речь толкал, открывая импровизированный митинг, мужской манекен в нелепых шортах, имеющих идиотскую расцветку, в мохеровой кепке-аэродром:

— Горком партии уполномочил меня заявить о формировании отрядов самообороны, а так же, о создании карательного батальона.

— Так — девочки налево, мальчики направо! — озвучил ситуацию Комбат. — Роль карателей, насколько я понимаю, отводится женскому полу.

— Как его определить, пол-то — только по лицу, а так — дорабатывать надо, — выразил своё мнение Доцент, пожимая плечами.

— Для того сталкеры и носят с собой: кто болты, кто гайки, — невесело усмехнулся Бульдозер, поправляя помощи, вечно норовящие свалиться на бок, и штаны, которые, в свою очередь, стремились грохнуться на пол.

Неожиданно из леса, треща валежником, подошёл резервный резиновый батальон подмоги — экспонаты местного секс шопа, с автомобильными качками под мышками. Недолго думая, они присоединились к бунтовщикам, целеустремления которых были неясны, для собравшихся обороняться, а для резины, похоже, было всё едино, чем заниматься. В этот момент, нехорошее определение, подошедшему сброду, подобрал Крон, но озвучивать было некогда, поэтому он сказал:

— Я за печкой видел пачку электродов. Они там, вероятно, на просушке лежат; остались от наших предшественников.

— Атлантов, что ли? — невесело пошутил Бармалей.

— Не умничай!

— Эх, жаль — заточить нечем! — сокрушался Пифагор, крутя металлический стержень в руках и выставляя руку вперёд, на манер художника, определяющего, с помощью карандаша, дистанцию до цели и вписывая натуру, в размер электрода.

— Думаю, и так сойдёт, — успокоил его Почтальон. — Бросать придётся сильно — с размаха, так что электроды массой возьмут прелую резину.

— Кто тебе сказал, что они спросом не пользуются? — с удивлением спросил его Пифагор.

— Я, разве, это говорил?

— А кто сказал, что резина слежалась?

Почтальон, только молча отмахнулся и продолжил подготовку к обороне.

Сутулый решил бороться против агрессора тем же материалом, на преимущество которого, уповали пришельцы. Он, найдя кусок резинового жгута, быстро соорудил рогатку из картофеледавилки, изготовленную современной промышленностью. Блямба с дырками, венчавшая два металлических рога, не мешала стрельбе. Верный другу Кащей крутился рядом, пытаясь, пока только словом, помочь конструктору в его нелёгкой работе. От перехода к делу, он благоразумно предпочёл отказаться, не желая получать увесистой железякой по лбу. Рогатка сверкала никелированными рогами, а электроды, в руках остальных, зловеще поблескивали матово-чёрным блеском. Будучи мокрыми, они утеряли свой тоскливый серый цвет и теперь вступали в бой, играя воронёнными боками.

— Вот и хорошо, что сырые, — удовлетворённо потёр ладони Дед. — Чем тяжелее — тем лучше.

Перед боем повисла мёртвая тишина, часто возникающая перед шумными событиями. Все бессмысленные взоры наступающих устремились на одиноко стоящую избушку. По глазам манекенов, ничего не выражающих, невозможно было определить настроение бунтовщиков, но их действия оставались недвусмысленными. Их цель была маленькая бревенчатая крепость, двери которой, оказались наглухо забаррикадированы. В них с трудом пролазил Бульдозер и его поставили именно на этот участок, на случай прорыва, а пока, необходимо было вывести из строя резиновый батальон смерти, наиболее уязвимый, для имеющегося вооружения.

— Эх, жаль, что с нами Шурика нет! — воскликнул Крон. — Он бы один взял на себя кукол. С писком бы разбегались, унося с собой запах палёной резины.

— Точно — я где-то в углу, видел паяльную лампу! — осенило Комбата и он, стал лихорадочно обшаривать каждый закоулок горницы.

Шорох ещё стоял некоторое время, пока не раздался радостный крик:

— Нашёл! К тому же заправлена!

Затяжная пауза, перед боем, закончилась так-же внезапно, как и возникла. Начался штурм цитадели.

Каучуковый резерв быстро таял на поле боя, ещё на подступах к форту. Стальные электроды с хрустом разрывали резиновую плоть, повиснув в обмякшей резине, со свистом выпускающей воздушную смесь. Одна, особо сильно накаченная тётя, не просто выпустила воздух, тарахтя сердитым дизелем, а взорвалась, разметав резину по всей поляне. У другой лопнула нога и она, на бреющем полёте, сделала два круга над избушкой. Деда, торчащего в слуховом окне, кукла пребольно ударила ладонью по щеке и завершила жизненный путь в ближайших кустах. Туча поднятой коричневой пыли, прощальным салютом ознаменовало переход резинового изделия, из одного состояния в другое.

— Электродов, на всех, может не хватить! — раздался истошный вопль, неизвестно кому принадлежащий, в связи с повышенной интонацией, нисходящей к контр-альту.

Комбат вздрогнул, Сутулый отхлебнул из фляги, Кащей занюхал… Остальным было некогда впадать в панику и они мужественно держали оборону.

— Манекены пытаются заклеить куклы смолой, — донёсся с чердака тревожный голос Деда. — Пока у них это плохо получается.

— Хорошо, что до города далеко, — удовлетворённо хмыкнул Крон. — Велосипедную аптечку быстро не найдёшь.

Бригада реанимации, в белых блузках и кружевных чулках, при помощи автомобильного качка, используя его по очереди, пыталась восстановить боеспособность каучуковой воительницы. У куклы, на месте прокола, вздулась угрожающих размеров грыжа, стравливающая воздух через некачественно заделанный свищ, в районе аномальной груди. От этого процедура постановки раненного на ноги замедлялась, если не тормозилась — совсем, но сея, в рядах противника, лютую панику видом нестандартного бюста.

— Откуда у них качки? — задался вопросом Сутулый.

— Наверное автосалон грабанули, или автосервис, — покачал головой Кащей, в знак согласия самого с собой. — Или с ними расплатились по бартеру…

— Манекены приволокли промышленный компрессор! — крикнул Дед и в его голосе промелькнуло неподдельное волнение.

Соратники облепили забитые досками окна, пытаясь сквозь щели определить степень возникшей опасности. На поляне затарахтел двигатель компрессора, рассчитанного на кромсание дорожного покрытия отбойными молотками, а не на обслуживание резиновых кукол. Один манекен вставил штуцер в переходник павшей воительницы и она мгновенно раздулась, до размеров метеорологического зонда. Аэростат взорвался с оглушительным хлопком, а взрывная волна повалила на землю пластиковую армию, хоть и грозную, но лёгкую. Резину разметало по лесу. Делая бреши в зелёных насаждениях, она устремлялась в глубь массива, треща поломанными сучьями, а Дед, еле успел увернуться, от пролетевшего куска. Поняв, что от поверженного резерва толку не будет никакого, пластиковая армия ринулась на штурм, более не полагаясь на помощь посторонних формирований. Под ударами Бульдозера, пустотелая пластмасса разлеталась, как осенние листья на сильном ветру. Споткнувшись о неприступные стены и мужество обороняющихся, манекены были вынуждены отступить. Вновь собравшись на поляне перед фортом, они созвали военный совет, после которого штурмовики внезапно исчезли, из поля зрения.

— Пока вы тут с резиной развлекаетесь, пластик туристов в плен взял! — проорал запыхавшийся Бармалей, вернувшийся из добровольной разведки. — Сюда всех ведут…

— Сейчас будут показательные казни, — покачал головой Пифагор, которому, в силу своей интеллигентности, претило любое насилие.

— Как, Пиф, — наморщил лоб Почтальон, — топором?

— Можно голову врага в пушку зарядить — такое в истории было, — заверил его Пифагор. — Потом выстрелить в сторону противника.

— Её надо, где-то взять, пушку-то! — не согласился Кащей. — И голову. Впрочем, можно колобок скатать, как делает скарабей, а из чего, я полагаю — будет!

— После компрессора, от них можно ожидать гаубицу, шмаляющую тактическими ядерными зарядами, — авторитетно заявил Комбат.

— Для такой избушки, и тактического миномёта — много, — высказал своё мнение Доцент. — Двести сорок миллиметров — снаряд. От нас бревна на бревне не останется.

— Экономически невыгодно, — успокоил его Крон. — Снаряд стоит намного дороже, чем эта изба, вместе со всем содержимым. Наши жизни, как всем известно, для этого мира — бесплатные.

— Разве на войне считаются с экономикой? — наивно спросил Почтальон, пребывая в состоянии невесомости наивного миропредставления.

— Ещё как! — ответил за Крона Комбат. — Во время Второй мировой, немцы за торпеды отчитывались — на какие цели они их использовали. Наши артиллеристы, в начале войны, использовали не больше двух снарядов в сутки. Иначе — трибунал. Вот так вот!

На поляну приволокли связанных верещащих туристов и усадили в центре. Манекены обступили их со всех сторон, вероятно решая, что делать дальше.

— Что же они виселицу не ставят, — сквозь зубы, задумчиво процедил Доцент, сквозь щель наблюдая за действиями оккупантов, — или плаху?

— Скорее всего — нет: ни топора, ни верёвки! — зло сплюнул Бульдозер. — Пусть меня попросят — я им свою резинку, от трусов, отдам.

— И не жалко тебе узников? — вздохнул Крон. — На ней всех сразу удавить можно. Это тебе не в учебнике судмедэкспертов — парное повешение, а сразу — коллективное.

— Злой ты! — устало проговорил Бульдозер.

— Напротив — отговариваю тебя, от необдуманного шага.

— Смотрите, что я нашёл под половицей! — раздался взволнованный голос Бармалея, извлекшего на свет Божий сигнальную ракетницу.

Доски с пола пошли на заколачивание окон, и теперь все спотыкались об то, что было скрыто под половицами. Шурша шлаком, заполняющим свободное пространство и предохраняющим от утечки тепла, могло быть спрятано и ещё чего-нибудь, кроме ракетницы. Но в нём оказался только один тряпичный свёрток, в котором имелась один заряженный пистолет, а боезапас не имелся — вовсе. Как товарищи не рыли, подпольную засыпку, все остальные поиски были тщетны.

— Один заряд, — задумчиво сказал Крон, что-то взвешиваю в уме.

Тем временем на поляне проходили прения разделившихся сторон, среди манекенов. Особь в нелепых шортах и мохеровой кепке, наиболее агрессивно размахивала руками, по всей видимости, требуя немедленной расправы над пленниками, тогда как другая сторона, предполагала оставить их, как заложников или гарант того, что крепость сдастся без боя.

— Зачем им наша избушка? — без конца задавал вопрос Сутулый, ревниво посматривая в сторону бидона.

— А нам она зачем? — высказывал свои сомнения Кащей, так же поглядывая в сторону бидона, но уже не таким хищническим взглядом, вероятно, имея свою тайну, могущую пролить свет на сдачу крепости без боя.

Их замечания остались без комментариев, со стороны сталкерского сообщества, занятого укреплением обороноспособности непокорного форта, кроме одного.

— Русские не сдаются! — крикнул Доцент.

Крон оценил ситуацию через узкую смотровую щель окна и крикнул Деду, продолжавшего вести наблюдение с чердака:

— Дед — ты самый меткий стрелок! Целься ему пиропатроном в голову!

— Я что тебе — Робин Гуд?! — разозлился наблюдатель. — Куда попаду, туда попаду!

Ракетница рявкнула, с шипением выпуская заряд, а Деда передёрнуло, как — будто он воспользовался услугами гранатомёта. Китайский напалм, прожёгший в груди манекена аккуратную дыру, шипя и стучась, во все стенки его тела, осваивал внутреннее пространство пластиковой куклы. Пока он беспорядочно летал, из одного угла в другой, манекен светился переменным блеском, как пульсар на звёздном небе. Почему огненный шар не смог преодолеть вторую стенку, пройдя на вылет, оставалось только догадываться. В конце концов, пластмасса поддалась воздействию высокой температуры и стекла, образовав на земле спёкшуюся лепёшку. Обгорелые моднячие шорты соединились с расплавленной пластмассой в бесформенной массе, накрывшись сверху мохеровой кепкой.

— Накрылся волосатым тазом! — радостно возопил Комбат, потирая руки.

Манекены, забыв про пленников, в ярости бросились на укреплённую точку, пытаясь безрассудством сломить героический пыл обороняющихся. Бульдозер опять усердно работал кулаками, под ободряющие возгласы остальных, которым отводилась роль, только ухать, пока и эта волна наступающих, не откатилась назад. Можно было немного передохнуть, но, с крыши раздался взволнованный голос вперёдсмотрящего, наблюдавшего за происходящим из слухового окна:

— Манекены себя песком засыпают, чтобы больше весить и, соответственно, сильнее бить! Про устойчивость я промолчу — больше ста кило. К гадалке не ходи…

— Я даже догадываюсь, через какое место, — обречённо вздохнул Крон.

— Да нет — они во рту дырки сделали, — поправил его Дед.

— Напрасно — чопы удобнее забивать именно в той позиции, да и выглядело бы это зрелище, совместно с конечным результатом, более импозантно, — продолжал вздыхать Крон, жалуясь на судьбинушку.

— Да, затычки бы, повыбивали половником, чтобы песок высыпался, а тут…, - согласился Комбат.

— Из тебя самого скоро начнёт песок сыпаться — от старости, — сам не зная, для чего, высказался Доцент. — Будешь перенимать опыт противника, забивая деревяшку…

— Не засоряй эфир! — осадил его Крон. — Сам, не моложе.

— Хорошо бы у них песок закончился, — выразил надежду Почтальон.

— Земснаряд подгонят, — заверил его Пифагор, успевший убедиться в сообразительности манекенов и их потрясающей способности доставать самое немыслимое оборудование.

— Выдвигаются! — предупредил Дед обороняющихся.

Сталкеры, полные решимости не отступать, перед супостатом, заняли свои места, согласно штатному расписанию, определённому методом тыка. Резонируя пустотами, возникшими от недосыпания песка в пустые головы, с гиканьем и улюлюканьем, манекены устремились на избушку, забыв: и про пленников, и про тактику, и про стратегию.

Бульдозер, вооружённый двуручным половником, которым готовят обед, не на одну роту, крушил пластмассовые черепа направо и налево, но уже не справлялся со своими обязанностями. Двурушник приобрёл испорченный вид, скрюченный у основания черпалки и, разве что, не завязанный в узел. Звон падающей посуды и глухой топот пластиковых ног, раздались со стороны убегающего манекена, всё таки сумевшего прорвать оборону, но нарвавшегося на второй вал заграждения. Сутулый залепил ему из рогатки гайкой в глаз, Кащей приложился по голове доской, а Комбат расплавил её паяльной лампой. За руки, за ноги, горящий манекен, на счёт три вылетел с крыши, на головы наседавших. Попал он аккуратно на чёрную особь.

— Смотрите — негр! — выкрикнул Бармалей, тыча пальцем в сторону иноземца.

— Да его, наверное, сажей перепачкало или у костра закоптило, — сдавленно прохрипел Бульдозер, отбиваясь половником от наседавших толп противника. — Сдался он тебе — лучше огнём их присыпь, и то, польза будет.

— Это я, пару штук со склада прихватил, — пояснил Дед, высыпая из чугунка раскалённые угли на голову кукол. — Хотел изобразить, что-нибудь, экзотическое. Внести, так сказать, разнообразие.

Внесённое разнообразие из котелка, заставило заняться, уже оплавленный паяльной лампой манекен огнём. Его сослуживцы не растерялись и, решив пожертвовать товарищем, по совместной борьбе, во имя всеобщего дела, ухватили патриота за руки и за ноги. На счёт три, он улетел обратно в избушку, но до крыши, соответственно, не долетел, врезавшись с размаха в стену. Горящая пластмасса стекала по сухим брёвнам, создавая нешуточную угрозу пожара, так что Крону пришлось лезть с водой на чердак. Из водяных запасов, оставался только кипяток, и о продолжении многодневной осады, не могло быть и речи. Так что воду плескать было не жалко. От вылитого, на случайно подвернувшегося манекена кипятка — он обмяк, а стена потухла, вместе с размазанным, об неё, товарищем по совместной борьбе. Движения увлажнённой куклы стали плавными и волнообразными, как в балете, на премьере «Лебединое озеро». Крон мысленно обвинил мужскую куклу в нетрадиционной ориентации и более жёстко, высказал догадку вслух. Подхватив неформала под руки, пластмассовые товарищи отволокли его к центру поляны так, что голова с плечами была у них в руках, а ноги остались лежать возле избы. Остальная часть тела вытянулась тонкой дымящейся кишкой. Высыпанный песок напоминал останки червяка, повторяя путь головы, удаляющейся от сапог. Поняв, что от новоявленного Гулливера толку мало, они бросили его умирать на поляне, а сами предприняли новые тактические шаги. Под пристальным вниманием пары десятков глаз, очумело наблюдавших, за происходящим вокруг, манекен прикручивал синей изолентой к мёртвой пластиковой руке, огромный разделочный нож, оглядываясь по сторонам, безжизненным взглядом. При этом он вполне осмысленно поворачивал голову, как это делают тогда, когда боятся быть застуканными на месте преступления. Режущий инструмент не был похож на кухонную принадлежность, а напоминал, скорее всего, боевой тесак.

— Почему синей, падла! — не выдержал Крон.

— Подари ему красную, если тебе от этого, будет, хоть каплю, легче! — с негодованием ответил Комбат за манекена, который, похоже, разговаривать не умел — вовсе.

Настал час «Х», когда манекены пошли на очередной приступ. В этот раз угроза создалась нешуточная, при наличии у армии противника такого холодного оружия, да и вес, от речного песка, увеличился в разы, если не на порядки. Правда, движения наступающих от этого замедлились, сделавшись неуклюжими, но неповоротливость утешала слабо. Один пропущенный удар и хана. Стало ясно, что рукопашной схватки надо, во что бы то ни стало, избежать. Комбат слил остатки бензина из паяльной лампы и развёл в нём всю сырую резину, что нашлась в домике. Она предназначалась для ремонта собственных автомобилей, а теперь служила военному делу. «Как они не догадались на машинах избушку таранить? — промелькнула у Комбата мысль, но сразу же потухла, в силу своей несостоятельности. — Бревенчатые стены выдержат и не такой удар — джип, всё-таки не танк, и даже не БТР».

— Напалм собственного изготовления, — продемонстрировал он приёмной комиссии сою продукцию, но заказчику некогда было проводить полевые испытания, так как армия противник была уже на подступах к форту.

Штурм манекенов захлебнулся, когда на них с крыши лили самодельный напалм, за неимением банальной смолы. Сыпались, так же, и горящие угли, из печки, но их было мало. «Буржуйка» — не кремлёвская котельная, да и та, скорее всего на газу. Кипяток выводил врагов из строя лишь частично, поэтому толку от него было мало. Полежав в сторонке, на сквознячке, манекены возвращались в строй деформированными, но боеспособными. Наконец-то, и эта волна наступающих откатилась назад, дав возможность обороняющимся передохнуть. Криворукие и кривоногие, куклы с ненавистью посматривали в сторону непокорной избушки.

— Теперь, от них, можно ожидать осадную башню, выложенную шамотным кирпичом, — обречённо вздохнул Крон.

— Откуда в лесу огнеупорный строительный материал? — возразил Бармалей. — Строек поблизости не видать…

— Тогда — таран, из бревна, — не унимался Крон. — Самого толстого.

— Оно их самих раздавит, — усомнился оппонент.

— Хватит вам! — осадил спорщиков Комбат.

В это время, с чердака донёсся взволнованный голос Деда:

— Смотрите — они бинтуют себя, как мумии!

— Чем, — не понял Пифагор, — бинтами, что ли?

— Может, простыми тряпками, а может быть, асбестовым полотном, — ответили с крыши.

— Почему не льняным? — возмутился Почтальон. — По правилам жанра, должен быть, именно этот материал!

— Потому что слабо, против огня! — огрызнулся Дед.

Идущие в атаку куклы надели на голову чугунные котелки, а те, из них, кому не хватило железной посуды, напялили сверху глиняные горшки. Манекен, в сногсшибательном медном шлёме и лосинах, тошнотворного изумрудного цвета, вёл за собой остальных. Посуда, покоившаяся на его голове, осталась, видимо, от предшественников. Во всяком случае, современная промышленность давно не выпускает медные тазы и сведения, об их существовании, время от времени, доходят до нас из фольклора, выраженного в пословицах и поговорках. Современная индустрия почти полностью опирается на пластики и пластмассы, которые сейчас хулиганят… Шлём шлёмом, но вот лосины, смутили всех обороняющихся. Расчёт был прост — игра цветом на нервах. Бульдозер выразил протест, сославшись на ООН и пообещав обнажить свои семейные трусы траурного цвета. Заодно, пригрозил снятием носков и заверил, что после такой контратаки, всё живое и неживое сгорит в радиусе нескольких километров, если наступающие не откажутся от применения запрещённых международной конвенцией видов вооружения. Крон не замедлил озвучить ситуацию:

— Трусняк не первой свежести, про носки лучше, вообще не упоминать, а остальное… Остальное можно просто выкинуть — не стирать же!

Головной манекен, в зелёных лосинах, аж опешил от неожиданности, услышав подобные угрозы но, быстро взяв себя в руки, вновь возглавил восстание. Куклы пытались пролезть во все мыслимые и немыслимые щели, ковыряли тесаками брёвна, а некоторые, даже пытались их рубить. Дед на крыше изловчился и, особенно усердному манекену, врезал по глиняному горшку торцом половой доски. Горшок пролетел до плеч, намертво застряв на пластмассовой голове и дедуля уже праздновал победу, но не тут то было: ударом кухонного мачете, сообразительная кукла выбила в посуде отверстие для обзора, став походить на средневекового обнищавшего рыцаря — благородные воины, в свои ряды, такой горшок не приняли бы…

Комбат предпринял отчаянный шаг и пошёл на крайние меры, принеся из угла аккумулятор, без которого он рисковал выбираться из леса на своих двоих. Слив серную кислоту в эмалированный таз, он передал его Деду, а тот, в свою очередь, с криком: «Ух, твою мать!» — вылил содержимое на наступающих. Хлопчатобумажные нити, присутствующие в тканях, которой мумифицировали себя манекены, выдержали натиск агрессивной среды, а вот синтетика, под действием серной кислоты, сгорела мгновенно. Сетка, из кислотоупорных нитей, оказалась настолько редкой, что не препятствовала проникновению смертельной, для пластмассы, жидкости. От умопомрачительных женских штанов, окраса колумбийского изумруда, осталась лишь чёрная слизь, намертво припёкшаяся к шипящим, под действием агрессивной среды, ногам. Жёлтый песок сыпался изо всех щелей, жизнерадостным цветом скрашивая трагизм положения наступающих и покрыл пятнами всё пространство, перед избой. Несмотря на применение противником химического оружия, атака не захлебнулась совсем, а лишь споткнулась, на время, о непредвиденные обстоятельства. Тесакам кислота не угрожала ничем, за такое короткое время взаимодействия, а мелкие дыры в телах манекенов, из которых тонкими струйками сыпался песок, всего-навсего, облегчили их массу. Внезапно поднялся сильный ветер и его порывом, от земли оторвало Гулливера, без толку валявшегося на поляне и только мешавшего наступающим, которые об него без конца спотыкались и поскальзывались, на расплавленной пластмассе. Он рекламным воздушным змеем, поддерживаемым в полёте восходящими потоками воздуха, поднялся ввысь на несколько метров и мотался, как мочало на сильном ветру. Зловещая гримаса пластикового лица сверху вниз уставилась на крышу непокорной цитадели, готовая рухнуть на неё в любой момент. Чем это грозило, никто так и не понял, потому что всех отвлёк Комбат, задавший никчёмный вопрос, в то время, когда всё вокруг гудело и ревело, как сотня паровозов:

— Что это за странный свист?

— Ветер, — ответил с крыши Дед.

— Ветер давно дует, а свист стал слышен только сейчас, — мягко не согласился Комбат, изводя у вперёдсмотрящего последние нервы.

— Это манекен шапку снял! — рявкнул Дед.

— А свистит тогда где — в мозгах?

— В ушах, да в прожжённых дырах.

Под лозунгом «Ударим зелёным змием по воздушному!» ему под ноги была выброшена фляга с самогоном, содержимое которой обрызгало половину участников, но самое главное, намочило ноги Гулливеру. Зажжённый факел полетел следом и поджёг разлитую жидкость. Сутулый, с Кащеем — упали в обморок, а тонкие нити, вместо ног, сгорели моментально, лишив манекен опоры и он улетел, подхваченный сильным порывом ветра. Все средства, поддерживающие оборону, кончились и осаждённая избушка, уже готова была пасть, когда случилось непредвиденное. На смену, сгоревшим зелёным, пришли красные лосины, в который раз подтвердив избитую истину, что незаменимых у нас нет и, на место убитого предводителя — встанет новый.

Дед достал из кармана боевую противотанковую гранату РПГ — 41, которая помимо танков, предназначенную для борьбы с диверсантами, то есть, с боевыми пловцами на флоте. Граната, по форме, походила на консервную банку «Завтрак туриста» и, разве что, не имела этикетки. Но Дед не растерялся и, на скорую руку, приклеил её, чтобы всё было — чин по чину.

— Эх, берёг на чёрный день — хотел на рыбалку сходить.

С этими словами, он прикрутил ручку к днищу банки и выдернув чеку, запустил гостинец под ноги предводителя. С оглушительным щелчком сработал взрыватель, запустивший отсчёт времени и через несколько секунд, мощный взрыв потряс поляну, разметав на ней всё, что было легче паровоза и не приколочено железнодорожными костылями. Лосины порвало в клочья… Мятая медь годилась теперь, только для сдачи в пункт приёма вторсырья, а большинство кукол прекратило своё существование, на молекулярном уровне. Чёрная копоть, запах тротила и звон выбитых взрывной волной окон, которые не смогли добить супостаты, завершили картину разрушения.

Манекен без ног и без лосин лежал на земле, а из треснувшей груди, тоненькой струйкой высыпался песок. Он слабел и с каждой уходящей унцией утяжелителя, тело покидал вес. Если бы голова могла, то она непременно бы упала на растерзанную осколками грудь… За кроваво-розовой пеленой, стоящей перед глазами, в затухающем сознании пронеслось детство: родной завод, где он появился на свет; станки-инкубаторы… Старый манекен, ещё советского производства, открыл ему правду жизни, заключающейся в том, что они искусственные люди — синтез химической промышленности. Такой материал, в живой природе — не встречается. Отправляясь на кладбище, как старик называл свалку, он опасался не ножа бульдозера, а того, что его забудут и оставят валяться в одиночестве. Забвение хуже смерти в печи — на переплавке. Даже ворон пролетит мимо, разве что клюнув, в неприличное место: для пробы; на всякий случай — вдруг сойдёт… Глаза не блестят, на них пернатый не обратит внимания… Умирающий вспомнил первый выход на работу, где он и вступил в кружок «Свобода», получив своё посвящение в ряды борцов за освобождение от рабского труда, в котором выходные дни не предусмотрены и не кормят — совсем. Под девизом «Долой безликое рабство!», он возмужал и строил, время от времени, своей хозяйке: торговке, пьянице и так далее — всевозможные пакости. Пользуясь тем, что на него даже сумасшедший не подумает ничего плохого и не заподозрит, во вредительстве, пламенный борец с эксплуататорами преуспел до того, что хозяйку увезли с диагнозом «Белая горячка». То, что это не так, она не была уверена. Врач тоже… И вот теперь он здесь, на этой земле, за которую он положил столько сил и умирает — на ней и за неё… По иронии судьбы, их крошит Бульдозер не ножом, а двуручным половником… Последняя промелькнувшая мысль в его голове не отличалась разнообразием, а соответствовала характеру ситуации: «Дырку на лосинах, надо бы заштопать, да красных ниток нет, и штанов больше нет…»

Среди наступающих, потерявших лидера, образовалось смятение. Они ожесточённо, о чём-то спорили, между собой и ссора переходила в непримиримую конфронтацию. Разлад, вторгшийся в ряды мятежников, сыграл на руку обороняющимся.

— Манекены стенка на стенку пошли! — радостно завопил Дед.

Все прильнули к щелям в окнах, следя за ходом пластмассового побоища, как вдруг раздался громкий голос, приказным тоном призывающий очередную нежить:

— Позовите Маму!

Из леса вышла кукла, один в один похожая на образец, производимый в СССР, но — огромных размеров. Кудряшками причёски она касалась макушек сосен и посшибала все шишки, пока продиралась через чащобу. Сосны на опушке не выдержали натиска и сломанные, упали, чуть не раздавив избушку. От топота её шагов в стенах трещали брёвна, готовые вот-вот развалиться, в разные стороны, похоронив крышей сталкеров — заживо. Кукла шла неуклюже, переваливаясь с боку на бок и без конца повторяла: «Ма-ма! Ма-ма!»

Дед тонул в выгребной яме. Он безнадёжно застрял в навозной ловушке.

Пробуждение было тяжёлым, а в голове всё смешалось и перепуталось: где явь, где сон, где вымысел…