Сапер. Побег на войну

Глава 4

С вышки почти скатился Быков, весь в крови, как вурдалак из сказок. А что вы хотели? Горло когда режешь, оттуда она, родимая, летит фонтаном. Думали, в бою все происходит так же, как у бравых молодцев из кино, у которых даже причесочка не портится, пока они десяток врагов уложат? Как бы не так. Грязное это дело – убийство. Но таких тварей уконтрапупить – это за счастье. Потому у Андрюхи улыбка во все зубы, сколько их там у него.

А наверху продолжалась битва. Получается, один на один остались наш Никитин с немчурой на той вышке, что от него слева по диагонали. Лупили они друг в друга – страшно стоять внизу было. Поэтому мы все легли. Прямо дуэль. Уж не знаю, что у них от стволов осталось, но пулемет, который над твоей головой куда-то лупит, – не самый приятный звук.

И вдруг замолчали оба. Как по команде. Тишина, что называется, гробовая. Я не выдержал, крикнул:

– Игорь! Никитин! Что у тебя?

А в ответ только стон невнятный. Да, надо бы поберечься: а ну, вылезешь туда, а тебя притихший фашист прибьет на месте? Но это я потом уже подумал, а сейчас рванул наверх. Наш пулеметчик отходил. Уж не знаю, как он мог стрелять; очередью ему почти полностью оторвало ногу по середину бедра. Но свою задачу он выполнил, и без всякого бинокля было видно, что стрелять на остальных вышках больше некому.

На все ушло минуты две-три. Это с того момента, как мы в калитку постучали. А будто вечность прошла.

– Помогите кто-нибудь! – крикнул я вниз, и ко мне тут же забрался лейтенант из нашего барака. Молодой совсем, наверное, только после училища. Он глянул на Игоря, потом – на меня, молча взял Никитина за плечи и поднял. Я схватил за пояс, но проклятая нога сразу начала мешаться. Пока я думал, что с ней делать, она оторвалась совсем, скатилась к краю платформы и чуть было не рухнула вниз.

Мы спустили Игоря, уложили его чуть поодаль, чтобы не рядом с немцами, а потом уже этот молоденький парень снова поднялся на вышку и принес ногу, попытавшись положить ее ровно к тому месту, где еще несколько минут назад она была.

И тут толпа пленных из всех бараков рванула к воротам. Как по команде. Кто-то умный открыл створки, народ, протискиваясь и переругиваясь, повалил наружу.

– Стоять! – Майор кинулся наперерез, но куда там… Хорошо, что не стоптали, а только откинули в сторону. Притормозила лишь пара человек и то… просто по вбитой привычке подчиняться приказам вышестоящего.

А остатки караула не струсили, начали обстреливать пленных. Выстрелы хорошо выделялись в сгущающейся темноте, тут все успели наслушаться, грамотные, трудно с чем-нибудь спутать. Это добавило паники и неразберихи у ворот. Там и до этого порядка не было, а тут ломанулись со всей дури, сразу кто-то упал, и толпа прошлась по своим же, не в силах притормозить или сменить направление.

Мы тем временем обшмонали трупы немцев в караулке. Вернее, не все мы, а Енот со своей командой. Я ведь даже впопыхах не сосчитал, сколько их туда побежало. Оказалось, трое, включая подпольщика. Теперь двое осталось, так как третьего немец успел подстрелить. Они вынесли пять карабинов с подсумками.

Я побежал в кабинет коменданта. Черт, как его хоть зовут, этого парня, что со мной увязался? Из нашего барака ведь, а не помню вообще ничего.

– Заберем с собой, – решил я, обрывая в кабинете Штраузе телефонные провода и копаясь в ящиках стола. Бутылки, какие-то документы… Я сгреб бумаги в черный портфель, выглянул в окно. Вдалеке раздались частые выстрелы. Черт, черт… Надо спешить. А то сейчас караульные могут начать обстрел с вышек, видя, что им никто не мешает. И подмога может подоспеть в любую минуту. Вот тогда совсем кисло будет. Понятное дело, разбегающаяся толпа сильно затормозит немцев, но все равно – чем быстрее мы отсюда смоемся, тем лучше.

– Давай підпалимо! – К нам подошел Енот с каким-то крупным мужиком в штатском. – Це Махно, родич мій…

Ага, знаем такую родню – я заметил синие татуировки на огромных кулаках спутника подпольщика. Осмотрел свое воинство. Четверо с майором, Быков, Енот с Махно. Итого со мной девять человек. Негусто. Остальные разбежались.

– Поджигай, чего уж там, – махнул я Еноту, и его родственник побежал внутрь.

Быков, наспех вытерший кровь с лица, полез на вышку снимать пулемет.

– Андрей, ты его как тащить собрался? – крикнул я ему.

– Так сейчас вот, без станка…

– Двенадцать кило, да ленты тоже не летают. Далеко не унесешь. Слезай, уходим.

Разведчик тяжело вздохнул, видать, и сам понимал, что носильщики из нас сейчас никакие.

– Да вдвоем с кем-нибудь понесем, – не согласился Быков. – Хоть и впеременку. Нельзя бросать такое добро!

Наша добыча кроме пулемета с шестью лентами составила пять карабинов с подсумками, браунинг и парабеллум от начкара и коменданта, да три «толкушки», найденные в караулке. Ну и сухпаи вместе с какой-то жратвой сгребли, не разбираясь, в ранец, подаренный немчиками. Было бы время, нашлось бы еще что-то, но ждать нельзя: совсем рядом, метрах в трехстах, наверное, снова началась стрельба. Одна надежда, что это патруль какой-нибудь, а не летящая по тревоге парочка грузовиков, набитых солдатней. Хотя времени прошло совсем немного.

Оружие распределилось как-то само собой. Вот оно лежало кучкой, не успел оглянуться – а и нет ничего. Майор Иван схватил парабеллум, а карабины рассосались между остальными участниками. И только мне остались «толкушки» и сиротливо лежащий на земле ранец. Ничего, еду тащить даже приятно: мне с каждым приемом пищи легче будет, а карабин как весил четыре кило с довеском, так и оттягивает плечо, становясь все тяжелее.

Я посмотрел на черный портфель, который до сих пор держал в руках. Хорошая вещь, богатая. Да только ну его, такую радость. Бумаги комендантские – тоже в рюкзак, место там еще найдется.

– Ну, куда идем? – спросил я Енота. – Веди, не стесняйся.

– Пішли, – кивнул он. – Тут не дуже далеко.

– Погоди, – говорю я. – Еще одно дело осталось. Совсем небольшое. Командир отряда… – И я посмотрел на майора.

– Как старший по званию, принимаю командование на себя, – сказал Иван. – Приказываю следовать за… – он замолчал, глядя на подпольщика, с которым еще не познакомился, – проводником. Замыкающий – лейтенант Быков. Старшина, – кивнул он еще одному молодому, лет двадцати пяти, – бегом в караулку, забери шинели, сколько есть.

Вот это командир, про все думает. В отличие от остальных, тут собравшихся. Холодно ночью каждому, а про укрыться один майор подумал.

Вот шинелек немецких на всех не хватило, шесть штук только нашлось. Наделили ими тех, кто полегче одет. Енот посмотрел на нас, кивнул и махнул рукой в сторону города: мол, туда идти. Я, тяжело вздохнув, вытащил из кармана комендантов браунинг и отдал ему. Так правильнее будет.

И мы пошли.

Пока пробирались на запад какими-то дворами и закоулками, пошептался с Иваном Федоровичем.

– Ничего, что я командовать начал?

– Тебя, Соловьев, Игорь Никитин узнал, царствие ему… – майор вздохнул, вспоминая елабужца. – В штабе видел. Да и момент такой был… как раз твое командование и вывезло все.

– Из Киева придется уходить, – тяжело вздохнул я. – Предлагаю в брянские леса. Согласен, далеко. Можно в Припять, поближе. Но на восток отсюда не пройти, там немецких войск – хоть задницей ешь. А на юге – и того больше.

– Ну так себе план, – пожал плечами майор. – Карта нужна, запас провизии на неделю минимум. А лучше – на две…

– Это организуем, я думаю. Есть у кого спросить, – успокоил я его. – Только вот какая закавыка. Тут в Дарницком лагере Яков сидит. На казнь привезли. Так что предлагаю задержаться.

– Кто это хоть? – не понял Иван. – Знакомый?

– Яков Иосифович Джугашвили, – уточнил я.

– Самого… сын?!

Майор обалдел, даже остановился.

– Пойдемте, а то отстанем! – Я подтолкнул вперед Ивана Федоровича, и мы догнали основную группу.

Виляли мы только так: то один плетень перескочим, то бегом от дома к дому. Хаты стояли темные, ставни закрыты. Только изредка собаки вдали лаяли. Хорошо, что выпавший снег стаял, иначе нас бы выдали следы. Интересно, откуда Енот так здешние места знает? Но ведет отлично: ни одна живая душа не встретилась по дороге. А отмахали уже больше километра, стрельба в районе лагеря, возникающая время от времени, стала намного глуше.

– Откуда узнал? – продолжил допытываться командир.

– Подслушал телефонный разговор коменданта.

– А ты немецкий знаешь? Вот так, на слух определить смог?

Иван Федорович выпытывал у меня все, что можно и нельзя. Я даже притомился отвечать на его вопросы. Отвлекался он только время от времени на то, чтобы посмотреть, как движется отряд, да скомандовать смену несущих пулемет.

Зато за разговорами я чуть не пропустил момент, когда мы пришли в Киев. Вроде только что были сельские хаты, а уже мостовая с городскими домами. Вот тут скорость наша сильно упала, а упражнение «лечь-встать» выполнялось намного чаще, чем того хотелось. Потому что поймал бы нас кто-нибудь просто так, может, и не было бы ничего: сунули в колонну к пленным – и шагай. А с немецким оружием и в трофейных шинельках – покрошили бы на месте в мелкую капусту.

Наконец мы зашли во двор какого-то наполовину разбомбленного дома. Один из двух подъездов четырехэтажки был полностью разрушен, а во второй я бы не полез, настолько ненадежными с виду казались остатки здания. Но Енот уверенно привел нас к углу развалин и показал на узенький и почти незаметный лаз в подвал.

– Ось і прийшли, – сообщил он и, подсвечивая намародеренной у немцев зажигалкой, полез внутрь. – Все в порядку, – сообщил он уже изнутри. – Обережно тільки йдіть.

В подвале было довольно сухо. Прохладно, конечно, но всякого горючего добра вокруг хватало, так что костерок для сугреву зажечь можно спокойно: ночью дым не виден, а гарью из развалин и без нас несет порядочно.

Майор подтянул к себе ранец с провизией. Кроме сухпаев там обнаружились чьи-то бутерброды с маргарином, целых три штуки. Он долго колдовал, пытаясь поделить их на девять человек с помощью штык-ножа от немецкого карабина. Прошлый хозяин хорошо его наточил, видать, колбасу резать любил.

В итоге всем досталось по четвертушке бутерброда размером чуть больше спичечного коробка, ну и по совсем крошечной добавке. Впрочем, слой маргарина был… одно название, короче. Лично у меня эта порцайка даже до желудка не дошла, где-то по пути рассосалась. Иван Федорович подумал, вытащил банку рыбных консервов, вскрыл и размял содержимое. По пол-ложки всем досталось.

Меня, как бездельника, который пулемет не таскал, назначили дежурным, а остальные просто повалились там, где сидели. Ну вот, вроде и прошли совсем немного, километров пять-шесть, а устали, будто трое суток на марше.

Чтобы не уснуть, я при скудном костровом освещении начал разбирать бумаги коменданта. Неинтересное сразу летело в огонь: и носить меньше, и польза хоть какая. Накладные, графики, требования, ведомости… Обычная канцелярская ерунда, может, кому и полезная, но не нам. Вот списки прибывших, наскоро составленные. Ладно, это на всякий случай сохраню. Не знаю пока зачем, но потом придумаю.

Вот и личные бумаги. Письма с родины бравому гауптману аккуратным круглым женским почерком с дописками детской рукой. Здравствуй, папа, мы тебя любим, будь строг к врагам рейха, ждем. Ну, все такое. Недописанное письмо от херра Штраузе: дорогие Марта и Пауль, я тут сражаюсь с большевиками, чтобы они даже не посмели подумать о сопротивлении, собираю посылочку с гостинцами. Вот и фотография с круглощекой фрау в строгом платье и киндером лет пяти, одетым в матросский костюмчик. Это, значит, тоску по ним комендант глушил сивухой во вражеской земле. И ведь на людей похожи.

Я не стал больше читать отчеты о тратах на еду и мыло из города Ронненберга, бросил все кучей в костер. Все равно уже никому не пригодится. А фрау Марта с Павликом получат другое письмо. Не от папки. Ну и хрен вместо посылки. Это в качестве подарка.

На смену пришли Махно с Енотом. Сами встали, никто не будил. Пока последний ходил наружу облегчиться, я поразглядывал наколки человека с такой знаменитой фамилией.

– Мохнатый медведь?

– Ага.

– Значит, шнифер ты, – сообразил я. – Специалист по сейфам.

– Сидел? – Махно напрягся. – Или из этих, из синих?

– Дружок срок мотал, вот и нахватался, – ушел от ответа я. – А звать тебя как?

– Вовой кличут. Смотри, – покачал головой взломщик, – Енот поручился за тебя.

– Не родня Нестору?

– Да ну, какое там? Седьмая вода на киселе. Уж поспрашивали в свое время, батя даже фамилию менять хотел, так надоело. С этой стороны я чистый.

В подвал вернулся Енот, молча сел рядом, бросил в костер ножку от стула.

– Махно – мой зять, – вдруг сказал он. – Дочка вийшла заміж за цього варнака. Обіщав, що більше не буде воровать. А будет – так ему яйца откручу, – добавил он почти без акцента. – Да, зятек? – И отвесил тому подзатыльник.

Ладно, тут у нас область семейных тайн и преданий, в такое болото лезть не хочется.

– Обещал – значит, так и будет, – обиженно сказал Вова. Видать, этот разговор ему надоел уже давно. А тесть наверняка отмазал где-то непутевого зятя, вот и не забывает напоминать тому, кто он такой на этом свете.

– Короче, не знаю, как вы, а я пост сдал – пост принял. – Я снял пиджак, постелил на пол поближе к костру, чтобы не замерзнуть. – Следите в оба, немцы после побега облаву могут пустить.

– Треба від собачок суміш зробити, – оживился подпольщик. – Посипемо кругом. Давай, Махно, доставай кисет.

– Что сразу я? – набычился Вова.

– У тебе запасец есть, я точно знаю!

Махно, кряхтя, достал кисет, но что они там уже делали с ним, я не увидел. Мгновенно заснул.

Утром, чуть рассвело, Енот отправился по друзьям-товарищам. Я в компанию к нему проситься не стал: два мужика сейчас в этом городе выглядят подозрительнее, чем один. Да и беседовать за подпольные дела без посторонних намного легче.

Ну а мы остались куковать. Майор с утра распотрошил один сухпай. И хоть делить пришлось на семерых против вчерашней восьмерки, пайка почему-то больше не стала. Точно так же рассосалась на пути к желудку. Со свистом и бульканьем. Или это кишки с голодухи марш играют? Я не разобрал. Хорошо хоть вода была: фляги с немцев все догадались снять, а в подвернувшемся по дороге колодце еще и освежили.

На разведку послали кого бы вы думали? Правильно, мастера этого дела, лейтенанта Быкова. То, что у него говор неместный, это не очень страшным оказалось. Населения в ближней перспективе не наблюдалось.

После такого радостного известия наш командир прислушался к советам опытного товарища и выпустил вместе с Андреем еще одного человека, артиллерийского старшину Гаврилова, на предмет пошарить в развалинах и найти там склад с теплой сухой одеждой подходящих размеров, добротной обувью по сезону, ну и пожрать чего-нибудь на сдачу. Почему именно старшину? Так его от ветра меньше других качало по причине молодости и краткости пребывания в санаторных условиях.

Добытчики вернулись часа через два, как пишут в школьных сочинениях, усталые, но довольные. Наш отряд в один миг стал богаче на почти целое ватное стеганое одеяло (зеленого цвета), красное женское пальто демисезонное драповое с воротником из кошки и подушку перьевую, немного распотрошенную. Добро было отсыревшим, слегка пованивало скисшей в углу тряпкой, а одна пола пальто и вовсе покрылась плесневым налетом, но кто же обращает внимание на такие мелочи? Сейчас подсохнет это дело, и ночью будет не так холодно. Ибо до лета, как некоторые заметили, пройдет немало времени.

Оказалось, что необследованной осталась еще одна почти целая кладовка. И наши герои отправились туда за новыми сокровищами. А мы снова замерли в ожидании. Что еще делать, когда есть хочется, а пойти некуда? Правильно, спать. Вот и кемарили почти все, некоторые так даже похрапывали. Потом я вместе с Махно пошел за припасами для костра, в то в подвале не осталось ничего, что годилось бы на топливо. Набрали обломков мебели, порванных книг. Раза за четыре перетащили к лазу. Предусмотрительный напарник даже сделал маленькую метелку и уничтожил следы нашего хождения. Ну и правильно, а то натопчем, как стадо слонов, а потом удивляться станем, почему это нас так грубо будят воплями «Рус, ставайсс!». Тут не перебдишь.

Завалились мы в подвал, гуртом перетаскали припасы в нужное место. Ну вот, на эту ночь мы обеспечены, а там что-то решится. Не будем же мы здесь сидеть до прихода наших. Двигаться надо, воевать, а не по углам шариться.

Пока ждали Быкова с Гавриловым, решили познакомиться, а то сидим тут как на вокзале. Вот и получилось, что из присутствовавших я не знал всего двоих: блондинистого пехотного лейтенанта Сырцова Сашу, который попал в плен под Конотопом, почти в том же месте, где я так удачно мост рванул, и бледного от недоедания старлея-связиста Семена Архипенко, для которого наш лагерь был уже вторым сборным пунктом за три недели. Это он за мной на вышку лазил и к коменданту ходил. Посидели, пообщались. А так как меня знали только в лицо, то я сказал, что просто старлей из штаба, принеси-подай. Не надо мне дешевой популярности. Петя, и все тут. Мне смешно было смотреть на Махно. Он, спрятав руки с наколками подальше, представился слесарем из Запорожья, которого захватили сдуру вместе с тестем. Главное, ничего не соврал. Просто не всю правду сказал. Впрочем, как и я.

А потом кто-то от большого ума завел базар о жратве. Ну, знаете, чем мама в детстве кормила, да что жена наварганила. Самое последнее дело в голод, это я еще по лагерю помню. Тому, в другом времени. От такого разговора толку вообще нет, раздраконишь человека, а он потом психовать начинает. Хорошо, майор вовремя пресек смуту и разогнал любителей мамкиных пирожков по углам приводить себя в порядок. Даже в наших бедственных условиях можно придумать, чем занять подчиненных, чтобы им вообще никакие мысли в голову не лезли.

Зато разведчик с пушкарем порадовали выше крыши! Трехлитровка соленых помидоров, литр маринованных грибов и почти полная поллитровая банка какого-то не то варенья, не то джема. Разве в полумраке подвала такие подробности разберешь?

Первым высказал предположение Архипенко:

– Малина!

– Нет, клубника, – возразил Махно. – Или вишня?

И тут вожделенная банка у всех на глазах каким-то образом выскользнула из руки державшего ее Гаврилова и, как мне показалось, медленно устремилась к полу. Старшина не мог ее поймать, так как в другой руке держал помидоры. Зато Быков показал чудеса ловкости, успев поставить на пол огурцы и поймав варенье в последнее мгновение. Ладно, после последнего мгновения. Стекло довольно громко треснуло, но посуда уцелела, не развалилась. Вскоре все активно заработали найденными ложками. Варенье мигом кончилось.

– Даже и не понял, что это было, – вздохнул Махно.

– Значится так. – Я встал, прошелся по подвалу. Эти похоронные настроения надо было менять, иначе еда станет нашей главной темой. – Воевать будем, дорогие соратники?

Народ вразнобой ответил:

– Будем!

Главное, все сказали, не промолчал никто.

– Но как? – Махно хрустнул пальцами. – Патронов мало, еды вообще нет.

– Связь нужна, – буркнул майор. – Без связи с подпольем нас мигом повяжут.

– Енот этим занимается. – Я ходил, размышлял над ситуацией. – Нам нужно организоваться. И дать первый бой.

– Петр, ты нас вытащил из лагеря. – Иван Федорович посмотрел банку на просвет. В ней уже ничего не было, даже следов сладости, и тут она прямо у него в руке дотрескалась до края и развалилась. – Тебе и карты в руки, – добавил он, отряхивая осколки с гимнастерки.

– Тогда действуем так. Отряд наш назовем… Ну, допустим, «Победа». Возражения есть?

Против никто не высказался.

– Назначаю себя начальником отряда. Иван Федорович будем моим заместителем по военной части.

– Майор в подчинении у старлея? – хмыкнул Махно.

– Помолчи, а? Слесарь… – Майор нахмурился. – Или мы не видели твоих наколок?

В подвале воцарилось тяжелое молчание.

– Я продолжаю. Андрей, ты будешь у нас отвечать за разведку. Согласен? – Я повернулся к Быкову. – Кроме тебя некому.

– Пока одноглазая разведка… – вздохнул лейтенант, трогая повязку. Как бы у него там не загноилось… А сменить пока нечем, индпакетов у немцев с собой не оказалось.

– Енот отвечает за связь с подпольем, а вас, – я посмотрел на остальных присутствующих, – тоже определим. Официальный приказ писать не буду, да и не на чем. Лучше расскажу вам анекдот…

Народ оживился. Но тут у лаза зашуршало, и мы увидели Енота.