По вине Аполлона

Глава 16

Я бросилась к дверному проему и вцепилась в ручку двери, со страхом думая, что, возможно, уже опоздала. Ощущение у меня было такое, будто какая-то невидимая сила разрывала меня пополам.

Пол подо мной сильно содрогнулся, и я упала вперед на колени.

– Натаниэль, – выдохнула я, подползая к нему.

Когда я коснулась пальцами его виска, он застонал, потом сбросил с головы полку и попытался привстать на одно колено.

– Ты все еще здесь, – хрипло проговорил он, уставившись на меня так, словно не был уверен, не галлюцинация ли я.

– Ты жив, – чувство облегчения буквально затопило меня, хотя я и увидела на кончиках пальцев кровь Натаниэля.

Он достал из кармана куртки платок и прижал к виску.

– Это всего лишь царапина. Но ты… – он заговорил громче, стараясь, чтобы его было слышно за грохотом землетрясения, – ты не вернулась в свое время.

– Может, я еще успею.

Раздираемая противоречивыми чувствами, я стояла не в силах двинуться с места, как кролик, ослепленный фарами приближающегося автомобиля. Подземные толчки продолжались, и сердце у меня все так же разрывалось на части. Но я должна уйти. Повернувшись, я решительно направилась к чердаку. Натаниэль бросился ко мне и, повалив на пол, сам упал сверху, прикрыв меня своим телом, как раз в тот момент, когда тяжелая дубовая балка над дверью на чердак рухнула вниз, а вместе с ней и часть потолка. Куча обломков и мусора загородила вход, лишив меня шанса вернуться в свое время. Я молча уставилась на завал. Слезы потекли у меня по лицу, когда я осознала, что нет никакой возможности разобрать его вовремя. Тем не менее я принялась разгребать обломки, отчаянно пытаясь добраться до двери, пока голос Натаниэля не привел меня в чувство.

– Слишком поздно, – сказал он, затем, взяв меня на руки, отнес на широкую кровать и сам лег рядом, прикрывая своим телом как щитом. Я дрожала в его руках, кровать раскачивалась, со стен и потолка сыпалась штукатурка. Осознание действительного положения вещей придавило меня, как бетонная плита. Я была заперта здесь, одна без семьи. Навсегда.

Тремя этажами ниже земля гудела и стонала как живое существо, вторя моим смятенным чувствам. Вдали я услышала зловещий грохот рушащегося здания. Окно треснуло, усыпая пол осколками стекла, холодный ветер со свистом ворвался в комнату.

Землетрясение кончилось так же внезапно, как и началось. Натаниэль и я, лежавшие на кровати, тесно прижавшись друг к другу, недоверчиво уставились друг на друга. Наступившая тишина оглушила нас.

– Все произошло так, как ты и предсказывала. – Он покачал головой, изумляясь тому, что казалось ему чудом. – Слава Богу, все кончилось.

– Не кончилось, – ответила я, вспомнив, что рассказывала мне Виктория. – Будет второй толчок, сильнее первого. Поэтому-то Виктория и пострадала. Она вышла из комнаты со свечой в руках после первого толчка, а потом…

Кровать тряхнуло, и мы ударились головами о доску в изголовье.

– Пойдем, – Натаниэль, схватив меня за руку, вытащил из кровати и потащил по качающемуся полу к двери в холл.

Я спрятала голову у него на груди. Мне казалось, что кольцо его рук защищает, успокаивает меня и даже заглушает громоподобный гул, производимый содроганием земли внизу. Раздался звон бьющегося стекла, гораздо более громкий, чем в первый раз.

– Люстра, – охнула я, взглянув вверх и увидев, как миллионы стеклянных осколков падая усыпают лестничную площадку и бальный зал внизу. Пронзительный женский крик прорезал ночь, прозвучал отдаленный звон пожарного колокола.

– Да Бог с ней, с люстрой, – сказал Натаниэль, прикрывая меня руками. Земля, вздрогнув последний раз, наконец успокоилась. – Единственное, что имеет значение, это твоя безопасность.

Как это по-рыцарски, подумала я. Хорошо бы его заботила не только моя безопасность.

– Со мной все в порядке, – откликнулась я, желая, чтобы это было правдой. – Но я не уверена относительно наших соседей.

– Пойдем. – По-прежнему держа меня за руку, он повел меня назад в спальню. Там мы пробрались через завалы осыпавшейся штукатурки к разбитому окну и застыли, глядя на картину разрушений.

– О милостивый Боже! – Натаниэль резко втянул воздух, уставившись на ужасное зрелище. – Данте не мог бы придумать более страшной картины.

Я смогла лишь молча кивнуть. Я видела много фотографий разрушенного землетрясением города, но даже они не подготовили меня к тому, что предстало сейчас моему взору.

Огромная трещина прорезала Ван-Несс-авеню, участки тротуара вздыбились под угрожающим углом. Изнутри трещины доносилось шипение пара. Поврежденная газовая труба выступала из земли и в воздухе распространялся запах газа. Стоявший на другой стороне улицы дом сварливого доктора Грили, которого мы пытались предупредить о землетрясении, рухнул. Мейбл в одной фланелевой ночной рубашке стояла перед своим домом в каком-то оцепенении. Одна стена дома обвалилась, превратившись в обломки, тщательно ухоженный цветник был погребен под грудой камней, из которой торчали остатки того, что некогда было трубой.

В тусклом предутреннем свете на многие кварталы вдаль не просматривалось ни одного целого здания. Жилые дома и учреждения лежали в руинах. Лаяли собаки. Выли сирены. Видневшаяся вдалеке центральная часть города была похожа на Бейрут после бомбардировок. Накренившиеся остовы зданий напоминали скелеты, открывая взгляду зияющую пустоту внутри. Ошеломленные жители бродили по улицам, кое-кто стоял на коленях в куче обломков. Со всех сторон прохладный апрельский ветер доносил стоны оставшихся в живых, оплакивающих свои потери. Все вместе производило необычайно зловещее впечатление.

Натаниэль сжал мне руки, согревая их.

– Слава Богу, что ты уговорила меня отослать Викторию.

– Море – самое безопасное место. – Его прикосновение было самой настоящей пыткой, мучительным напоминанием о любви, которой у меня может больше не быть.

– Пожалуй, мне надо проверить, сильно ли пострадал нижний этаж.

– Я иду с тобой.

Натаниэль попытался зажечь настенную газовую лампу, но она не загорелась. Пошарив в темноте, он нашел свечи, зажег их и поспешно натянул брюки, рубашку и рабочие ботинки.

– Тебе тоже лучше одеться, – заметил он. – Надень что-нибудь практичное.

– Миссис О'Хара выстирала вчера мой жилет и брюки, и они еще не высохли, а длинную юбку я надевать не собираюсь. В ней запросто можно споткнуться, лазая по всем этим развалинам, и сломать себе шею. – Я указала на кучу камней. – Нет, ни за что.

– Едва ли ты можешь выйти на улицу в таком наряде, – нетерпеливо возразил он, показывая на мой леотард и трико. – Это неприлично. – Он схватил меня за руку, когда я полезла в его шкаф и стала рыться в его вещах. – Что это ты делаешь?

Я оттолкнула его руку. Меня словно обожгло воспоминание об этих же самых руках, обнимавших меня минувшей ночью… ласкавших, гладивших мое тело. Загнав эти картины в самый дальний угол сознания, я продолжала свои поиски.

– Хочу позаимствовать кое-что из твоих вещей, – я проговорила это довольно резко. – Если тебе стыдно появляться со мной на людях, одетой в мужской костюм, можешь выдать меня за одного из своих палубных матросов.

Он холодно смотрел, как я достала рабочую рубашку из плотной ткани и пару брюк.

– Я беспокоился о твоей репутации, а не о своей. В любом случае сейчас у меня есть более важные дела, чем спорить с тобой.

Я застегнула рубашку, спускавшуюся мне ниже колен, и закатала по локоть рукава. Затем надела брюки, которые висели на мне мешком, более нелепо даже, чем у клоуна в цирке. Подвернув их внизу, я потуже затянула ремень на талии, убрав под него все лишнее. Вид далеко не сексуальный, подумала я, что, может, и к лучшему, зато удобно. Я хотела было позаимствовать пару обуви, но решила, что в моих кроссовках мне будет легче идти. Быстро собрала волосы в узел на макушке и заколола их шпильками, что были у меня в сумке, затем сдернула с вешалки на стене берет Натаниэля и натянула его на голову. Он был мне велик и съезжал на лоб, закрывая лицо, зато прекрасно защищал от пыли и грязи.

– Никто не примет тебя за мужчину даже в этом костюме, – заключил Натаниэль, внимательно меня оглядев, потом взял за руку, отчего сердце у меня встрепенулось, на что я постаралась не обращать внимания, и повел вниз, неся в другой руке зажженную свечку.

Внутри дом пострадал не слишком сильно. Разбитые оконные стекла и посуда, отвалившаяся штукатурка да пара тонких трещин, змеившихся по стене кухни, были, пожалуй, самыми серьезными повреждениями. В открытые окна проникало уже гораздо больше света. Натаниэль задул свечу, и мы вышли в сад. Или, вернее, туда, где когда-то был сад.

Гигантская трещина образовалась футах в двадцати от дома, на том месте, где был розарий. На другой стороне трещины почва опустилась на несколько футов. Все постройки были засыпаны землей, запах свежей земли пропитывал воздух. Кукольный домик, в котором Виктория играла со своими куклами, помещения для слуг, беседка, мастерская Натаниэля – все это лежало в руинах. Лишь каретны сарай уцелел.

– Мой аэроплан! Он наверняка не выдержал землетрясения такой силы. Но модель, чертежи. – Натаниэль бросился к груде обломков, бывших когда-то его мастерской, и принялся растаскивать расколотые и погнутые доски.

Я положила руку ему на плечо.

– Ты их там не найдешь.

– Что-то же должно было остаться, – упрямо проговорил он, отталкивая меня и продолжая рыться в обломках.

Я встала перед ним.

– Ты не найдешь их там, потому что вчера ечером, пока ты помогал Виктории собираться, я унесла их. Они в твоем кабинете.

Он застыл, выронив доску, которую держал в руке. При взгляде на него у меня сжалось сердце. Рубашка и лицо были забрызганы грязью, волосы спутаны, но выглядел он при этом еще более привлекательным, чем всегда.

– Ты обо всем подумала, да?

– Надеюсь, что так. – Я нервно посмотрела на горизонт, где в небо поднимались пока еще не слишком густые клубы дыма, освещенные первыми лучами солнца.

Натаниэль проследил направление моего взгляда,

– Пожар. – Он резко, с присвистом втянул воздух. – Он принесет большие разрушения?

Я приготовилась сообщить ему самое худшее.

– Должно быть, это «ветчинный» пожар. Он возник, как считают, оттого, что кто-то готовил себе завтрак, когда началось землетрясение. Отсюда и название. Будут и другие пожары, десятки пожаров.

– Да, пожарным придется потрудиться.

– Все обстоит гораздо хуже. Дело в том, что во время землетрясения нарушилась система водоснабжения города.

– Боже мой! Это означает, что…

– Весь город сгорит, – увидев потрясение в его глазах, я шагнула вперед, борясь с искушением погладить его по небритой щеке кончиками пальцев. – Центр, китайский квартал, Ноб-Хилл, практически вся та часть, что существует со времен золотой лихорадки, а также большая часть портового района превратится в пепел, – продолжала я. – Но город отстроят заново. Ты увидишь, через несколько лет он станет даже больше, чем раньше.

Натаниэль покачал головой.

– Он никогда не будет прежним.

– Нет, – согласилась я, – не будет. Но иногда перемены бывают к лучшему. – Только не для меня, подумала я, вонзая ногти в ладонь. Мой мир превратился в кошмар, от которого нельзя было избавиться.

– Да, – по его лицу промелькнуло выражение, которому я не сумела дать определение, – я заметил. – Спустя минуту он вытер пот со лба. – Ты уверена, что с моим домом ничего не случится? Что он не пострадает ни от пожара, ни от утечки газа?

– Уверена. Согласно известным мне историческим данным, Пруденс – она была твоей женой, – я чуть не подавилась этим словом, – оставалась в доме все то время, пока в городе бушевали пожары, и с ней ничего не случилось.

В этот момент наше внимание привлек женский крик. Натаниэль схватил меня за руку, мы повернулись и побежали через улицу, обогнув дымящуюся трещину в середине.

– Это Миллисент! – Мейбл, рыдая, бросилась к Натаниэлю. – Она там внизу, но я не могу до нее добраться.

Она указала на нагромождение камней, в самом низу которого был узкий лаз. Выглядела эта каменная «конструкция» довольно неустойчивой.

Натаниэль встал на колени и протиснулся в лаз. Сердце у меня бешено забилось при мысли о том, что все эти камни могут обрушиться на него. Но спустя секунду он вылез назад. Лицо у него было угрюмым.

– Я вижу ее, но не могу до нее дотянуться, – объявил он. – Нам придется разобрать этот завал сверху. Пойду поищу еще мужчин.

Я откашлялась.

– Дай я попробую.

– Это не женское дело. Слишком опасно.

– Я меньше тебя. Думаю, я смогу пролезть.

Прежде чем он успел возразить, я влезла в тоннель и проползла под упавшей балкой, которая, судя по всему, преградила путь Натаниэлю. Надо мной скрипели и скрежетали тонны камней, отчего волосы у меня становились дыбом. Миллисент хныкала, а я медленно продвигалась вперед. Еще чуть-чуть и еще…

Наконец я доползла до нее. Ее рука была согнута под неестественным углом, она невнятно постанывала.

– Успокойтесь, – сказала я. – Мы вытащим вас отсюда.

На лице ее появилось потрясенное выражение, когда она перевела взгляд с моего мужского костюма на мое лицо, но, по крайней мере, она перестала плакать. Я попыталась сдвинуть камни, державшие ее в плену, закрыв глаза и приготовившись к худшему при звуке смещения камней у меня над головой.

– Тейлор, с тобой все в порядке? – донесся снаружи голос Натаниэля.

– Пока да. И с Миллисент тоже.

Скрипя зубами, я тащила и толкала и каким-то образом мне наконец удалось добиться того, что Миллисент смогла распрямиться из своего скрюченного положения и лечь на живот лицом к выходу. Когда я прикоснулась к ее руке, она застонала. Поддерживая ей руку, насколько это было в моих силах, я направляла ее по тоннелю дюйм за дюймом. В какой-то момент земля снова задрожала и на нас посыпалась пыль. Во рту у меня мгновенно пересохло. Это был последний отголосок землетрясения. При моем везении меня вполне могло засыпать, похоронив заживо в этой каменной могиле.

Я не помню запаха лучше, чем запах сырого утреннего воздуха, который я вдохнула, вылезши наружу, хотя к нему и примешивался резкий запах дыма. Натаниэль прижал меня к себе. Мне было слышно, что сердце у него стучит как молот.

– Слава Богу, ты жива, – прерывисто проговорил он. – Никогда больше не пытайся сделать что-нибудь подобное.

– Я не потерплю, чтобы мной командовали, ни ты, ни кто другой, – выпалила я, прежде чем до моего затуманенного сознания дошло, что им движет беспокойство за меня.

Мейбл хлопотала вокруг Миллисент, потом она заметила ковыляющего к нам от своего дома доктора Грили в ночной рубашке с лицом, серым как пепел.

– Миллисент повредила руку, – простонала она. – Вы должны что-то сделать, доктор.

– Мой дом, труд моей жизни, – слезливо пробормотал доктор, оглядываясь на развалины, оставшиеся от его дома.

– Сейчас не время предаваться жалости к себе, – сурово сказал Натаниэль. – У вас больной, которому нужна помощь, и я уверен, что скоро таких людей будет множество.

Остекленевший взгляд доктора прояснился.

– Да, да, конечно, – закивал он, подходя к Миллисент, чтобы осмотреть ее. – Рука сломана, – объявил он некоторое время спустя. – Ее необходимо зафиксировать. Но мои лекарства, инструменты, моя медицинская сумка…

– Благодаря предусмотрительности Тейлор у меня в доме есть перевязочный материал и кое-какие лекарства. Пожалуйста, вы можете ими воспользоваться.

– Этого молодого человека? – Док Грили прищурился, приглядываясь ко мне внимательнее. – Это было замечательно – пролезть под всеми этими камнями и спасти ее, паренек. И мужество для этого нужно немалое, если хотите знать мое мнение.

– Это кузина мистера Стюарта, – Миллисент неодобрительно фыркнула, – особа женского пола.

Очевидно, то, что ей спасли жизнь, нисколько не улучшило ее характера, решила я, а доктор Грили, приглядевшись еще внимательнее, нахмурился, узнав меня.

– Вы, вы знали, что это должно произойти, – запинаясь, проговорила Мейбл, глядя на меня так, словно подозревала, что я каким-то образом вызвала землетрясение.

– Ловлю вас на слове, – обратился доктор к Натаниэлю. – Но мне нужно, чтобы вы держали ее, пока я буду вправлять кость. В данный момент нам ни к чему дамские обмороки.

Я сжала зубы, сдерживая раздражение, вызванное этим покровительственным замечанием. Вчетвером мы перешли улицу и направились к дому Натаниэля. Раздражение мое перешло в досаду, когда Натаниэль поручил мне приготовить для всех завтрак, пока они с доктором Грили будут заниматься Миллисент. Откуда он взял, что я сумею что-то приготовить без газа, электричества, не говоря уже о микроволновой печи? Или он считал, что раз я женщина, то это само собой разумеется?

Спустя некоторое время, вытерев пот с лица, выступивший оттого, что я буквально надорвалась, орудуя у горячей плиты, я вышла из кухни и обнаружила, что Миллисент удобно устроилась на кушетке в гостиной. Натаниэль держал ее за руку, а она хлопала глазами на доктора Грили, который заматывал кусок ткани вокруг самодельной шины, сделанной из доски. Док осушил стакан виски Натаниэля, пробормотав что-то о боли в ноге, которая, видимо, была не настолько сильной, чтобы помешать ему отвечать на явное заигрывание Миллисент. Мейбл сметала осколки люстры, усыпавшие холл и лестницу.

– Не могу в себя прийти от того, что вы заранее знали о землетрясении, – заговорила она, увидев, как я вошла с кухни. Немного помолчала, опершись на метлу и глядя на Миллисент, обменивавшуюся улыбками с доктором. – Скажите мне, зазвонят ли свадебные колокола для моей сестры?

Я застонала. Как я смогу ужиться здесь, если все будут просить меня предсказать их будущее? Я не смогу, поняла я, и мучительный спазм сжал мне внутренности. Раньше или позже мне придется думать о том, как зарабатывать себе на жизнь, найти собственное жилье… Я не успела придумать какой-нибудь вежливый ответ на вопрос Мейбл, так как почувствовала запах горелого.

– О Боже, завтрак! – Я бросилась на кухню и сдвинула с плиты чугунную сковороду, обжегши при этом руку. Я потратила полчаса на то, чтобы додуматься, как без спичек разжечь плиту. И то мне помогла Мейбл. Но все мои труды пошли прахом.

Сердце у меня упало, когда, потыкав вилкой бекон на сковороде, я обнаружила, что он с обеих сторон больше похож на угольки. Я сняла крышку с другой сковороды, не забыв на сей раз воспользоваться полотенцем, и уставилась на подгоревшие ломтики хлеба, который остался после вчерашнего обеда и который я попыталась разогреть. Стиснув зубы я выбросила завтрак в мусорное ведро. Я никогда не была искусной кулинаркой, но мне все же удавалось приготовить гренки в тостере и бекон в микроволновой печи. Да, привыкать к здешней жизни будет, судя по всему, гораздо более тяжелым делом, чем я это себе представляла.

Я положила грязные сковороды в раковину и повернула кран, собираясь замочить их, но вода не потекла. С запозданием я вспомнила, что водопровод в городе поврежден. Мне пришлось опустить сковороды в одно из ведер, которые миссис О'Хара накануне наполнила водой. Вообще-то, угрюмо подумала я по дальнейшем размышлении, мне не следовало расходовать воду, которая может понадобиться для питья или готовки, на то, чтобы очистить грязные вонючие сковороды, ставшие такими по моей вине.

– Послушайте, давайте я всем этим займусь, – предложила Мейбл. – А вы идите подождите с остальными.

Поблагодарив ее, я ушла из кухни, думая, как было бы хорошо, если бы я сейчас проснулась и обнаружила, что все происходящее было лишь ночным кошмаром. Я не создана для ведения домашнего хозяйства, и у меня не было ни малейшего желания становиться добропорядочной хозяйкой дома – единственная приемлемая для женщин того времени роль. Я ошибалась, полагая, что смогу приспособиться ко всем особенностям времени Натаниэля с той же легкостью, с какой привыкла к новой одежде. Внутри у меня все похолодело. Я была чужой здесь и навсегда такой и останусь.

Необходимость заняться каким-то физическим трудом, чтобы избавиться от чувства тяжкого разочарования, заставила меня взять в руки метлу и приняться за нелегкое дело расчистки дома от мусорных завалов. И почему только никто не придумал дастбастеры несколькими десятилетиями ранее, спрашивала я себя, сгребая в совок кучу мусора.

Спустя двадцать минут Мейбл накормила нас вкусными блинами из дрожжевого теста.

– Я научилась готовить их давным-давно, когда только что вышла замуж и муж работал на горных разработках, – сказала она, и глаза ее затуманились при воспоминании о тех днях.

Блины. Для нее это было так просто. Смогу ли я когда-нибудь справиться с такой несложной задачей, как приготовление завтрака, не думая о том, как было бы хорошо оказаться в собственном времени.

После завтрака Натаниэль отвел меня в сторону.

– Я должен пойти проверить, что делается на пристани и на складах. Обещай мне, что ты не выйдешь за порог до моего возвращения.

– Я пойду с тобой.

Он положил руки мне на плечи и посмотрел в глаза.

– Тейлор, ты хотя бы раз в жизни можешь сделать так, как тебе говорят? Ты убедила меня, что этот дом – самое безопасное место в городе. На улицах опасно – там пожары, падающие камни, оборванные трамвайные провода, поврежденные газовые трубы.

– Мне все равно.

Не успел он возразить, как я открыла дверь и вышла наружу, прихватив по пути с полукруглого столика у двери его камеру. Поравнявшись со мной он откашлялся.

– Несмотря на то, что ты упрямее любой другой женщины из тех, что попадались мне на пути, я горжусь тобой. Док Грили был прав – спасение Миллисент было мужественным поступком. Не многие женщины полезли бы под эту гору камней спасать человека, которого они едва знают.

Я удивленно подняла брови.

– Ты хочешь сказать, что одобряешь такой неженский поступок?

– Это был смелый поступок, хотя я предпочел бы, чтобы больше ты так не рисковала. Тебя могло завалить.

– В моем времени есть женщины-пожарные. Они постоянно занимаются спасением людей.

Его лицо приняло скептическое выражение, и у меня внутри возникло неприятное тянущее ощущение. Что если Натаниэль больше не верит мне? Не верит, что я из будущего? В конце концов я не вернулась в будущее во время землетрясения. Кроме пузырька с напечатанной на этикетке датой у него не было никаких доказательств того, что я не какой-нибудь псих из его собственного времени.

– Должно быть, тебе очень тяжело, – сказал Натаниэль, будто прочитав мои мысли. – Знать, что не можешь вернуться в свое время, к семье. Перед тем, как на меня свалилась полка, я видел тебя – или, вернее сказать, игру света и тени там, где ты стояла. Ты превращалась в какой-то неясный силуэт, будто таяла. Ничего более жуткого я не видел.

– Ты видел? Значит, ты знаешь…

– Я верю тебе. Тейлор, я хочу, чтобы ты знала. Я здесь к твоим услугам. Я всегда охотно помогу тебе, если тебе понадобится моя помощь.

Конечно, ты мне нужен, мысленно воскликнула я. Нужен, чтобы обнять меня и сказать, что ты никогда меня не отпустишь, что я нужна тебе… так же как ты нужен мне, и я хочу тебя, люблю тебя. Но я не могла сказать ему этого.

– Сейчас мне нужно выбраться отсюда, – ответила я.

Я не собиралась проводить утро с соседями Натаниэля, беспокоясь, как бы с ним чего не случилось. Если я буду с ним, то, имея представление о последствиях землетрясения, смогу уберечь его.

– С тобой или без тебя, – добавила я.

Он сжал челюсти при этих моих словах, но, по крайней мере, больше не пытался убедить меня остаться дома. Мы подошли к дверям каретного сарая. Там он взял меня за руки и посмотрел на меня так пристально, что я вздрогнула.

– Мне очень жаль, что ты не смогла вернуться в свое время, – сказал он натянуто. – Я знаю, ты осталась из-за меня, но тебе не стоило этого делать.

Что-то оборвалось у меня внутри. Он сожалел, что я не ушла от него. Я стала обузой, нежеланной гостьей, которая никак не хочет уходить домой.

– Как только все успокоится, я не стану тебе мешать, – заверила я его. – Я не могу здесь больше оставаться. Я найду работу, уеду в другой город, если понадобится.

Привыкать к жизни в другом времени и так будет нелегко, но если я буду находиться рядом с Натаниэлем, зная, что не могу быть его любовью, я просто сойду с ума.

Морщинки вокруг его глаз углубились.

– Если тебе так хочется.

Наклонившись, он поднял большую ветку, упавшую перед дверью в сарай, и отбросил ее с силой большей, чем это было необходимо.

Открыв дверь, он усадил меня в машину и завел мотор. Я смотрела через открытые двери на улицу: все вокруг напоминало картину из кошмарного сна. Внезапно мне в голову пришла тревожная мысль. Да, я располагала кое-какими отрывочными сведениями о пожарах, возникших в городе после землетрясения. Но ведь ни Натаниэль, ни я не должны были здесь находиться.

Страх холодной рукой сжал мне сердце, когда я увидела клубы черного дыма, которые поднимались над центральной частью города, загораживая солнце.

Впервые с того момента, как я попала в это время, я не имела ни малейшего понятия о том, что ждет Натаниэля – или меня – в будущем.

Отныне впереди была только неопределенность.