По ту сторону неба

ЗОВ ЗВЁЗД

Внизу, на Земле, подходит к концу двадцатый век. Глядя на тёмный шар, заслонивший звёзды, я вижу огни сотен бессонных городов, и минутами хочется даже влиться в возбуждённые, поющие толпы на улицах Лондона, Кейптауна, Рима, Парижа, Берлина, Мадрида… Да, да, я все их могу охватить одним взглядом — горят, будто светлячки, на фоне ночной планеты. Линия полночи рассекает сейчас Европу. В восточной части Средиземного моря мерцает яркая звёздочка: какой-нибудь ликующий увеселительный корабль расписывает небо лучами своих прожекторов. Уж не нам ли предназначены сигналы? Почему-то вспышки стали особенно яркими и приобрели регулярный характер. Вызову узел связи, выясню, что это за корабль, чтобы послать ответный радиопривет от нас…

Уходит в историю, навсегда исчезает в токе времени самое поразительное столетие, какое когда-либо знал мир. Открылось оно покорением воздуха, в середине века отомкнули атом, а конец столетия мы отмечаем переброской мостов в космосе.

(Последние пять минут я пытался понять, что происходит с Найроби, теперь сообразил: там устроили могучий фейерверк. У нас здесь ракеты с химическим горючим — анахронизм, на Земле они сегодня ночью горят повсюду.)

Конец века — и конец тысячелетия. Что принесут столетия, счёт которым начинается с двойки и нуля? Планеты, разумеется; в космосе, всего в миле от меня, сейчас парят корабли первой Марсианской экспедиции. Два года я наблюдал, как они постепенно возникают из множества разрозненных частей, подобно этой космической станции, созданной несколько десятилетий назад людьми, вместе с которыми работал я.

Десять космических кораблей готовы, команды на борту, ждут только последней проверки аппаратуры и стартового сигнала. Прежде чем настанет полдень первого дня нового века, они порвут путы Земли и улетят к неизведанному миру, который может стать вторым приютом человечества.

И глядя теперь на небольшой отважный флот, готовый бросить вызов бесконечности, я вспоминаю события сорокалетней давности, дни, когда были запущены первые спутники и Луна ещё казалась очень далёкой. Вспоминаю также, — впрочем, я этого никогда не забывал, — как отец силился удержать меня на Земле.

К каким только средствам он ни прибегал! Начал с насмешки:

— Разумеется, — говорил он, — они это сделают. Но смысл какой? Кому это нужно — выходить в космос, когда ещё столько несделанного на Земле? Во всей солнечной системе нет больше ни одной планеты, на которой мог бы жить человек. Луна — куча перегоревшего шлака, остальные ещё хуже. Мы созданы для жизни на Земле.

Уже тогда (мне было лет восемнадцать) я мог потягаться с ним в вопросах логики. Помню свой ответ:

— Откуда ты можешь знать, где нам предназначено жить, папа? Ведь мы почти миллиард лет пребывали в море, прежде чем решили освоить сушу. Теперь делаем следующий огромный скачок. Я не знаю, куда он нас приведёт, как не знала первая рыба, когда выползла на берег и стала нюхать, чем пахнет воздух.

Ему не удалось меня переспорить, и он прибег к более изощрённым приёмам. Без конца рассказывал об опасностях космических путешествий, о том, что всякий, кто по собственному недомыслию связывается с ракетами, сам сокращает себе жизнь. В те времена человек ещё побаивался метеоров и космического излучения, они играли роль мифических чудовищ на никем не заполненных небесных картах — так древние картографы писали: «Здесь есмь драконы». Но меня они не пугали, скорее, придавали острый привкус опасности моим мечтаниям.

Пока я учился в колледже, отец ещё был относительно спокоен. Учёба только на пользу, какую бы профессию я ни избран впоследствии, так что у него не было оснований жаловаться. Правда, иногда он ворчал, видя, сколько денег я трачу на приобретение книг и журналов по астронавтике. Учился я хорошо, что, естественно, радовало отца; возможно, он не задумывался над тем, что успехи в учении помогут мне добиться своего.

На протяжении последнего года учёбы я избегал говорить о своих планах. Постарался даже создать впечатление (теперь-то я сожалею об этом), будто оставил мечты о космосе. Ничего не говоря отцу, я подал заявление в Астротех и был принят, как только закончил колледж.

Буря разразилась, когда в нашем почтовом ящике очутился длинный голубой конверт со штампом «Институт технологии астронавтики». Я выслушал обвинение в предательстве и неблагодарности; похоже, я так никогда и не простил отцу то, как он испортил мне удовольствие от сознания, что меня отобрали в самое изысканное и почётной учебное заведение, какое когда-либо знал мир.

Каждые каникулы были испытанием. Если бы не мама, я, наверно, наведывался бы домой не чаще одного раза в год. И всякий раз я старался как можно скорее уехать. Мечтал я: отец, смирившись с неизбежным, мало-помалу смягчится, но этого не произошло.

И вот настала минута натянутого, ужасного прощания на космодроме. Дождь, падая со свинцового неба, барабанил по гладкой обшивке корабля, который нетерпеливо ждал возможности взмыть к немеркнущему солнечному свету, подальше от всех бурь. Я знаю, чего стоило отцу смотреть, как ненавистная машина поглощает его единственного сына; сегодня я понимаю многое, что было скрыто от меня тогда.

Когда мы прощались у корабля, он знал, что нам уже не свидеться. И, однако же, упрямая гордость не дала ему произнести единственные слова, которые могли меня удержать. Мне было известно, что отец болен, но он никому не говорил насколько. Это единственное оружие, которого он не пустил в ход против меня, и я уважаю его за это.

Остался бы я, если бы знал? Строить предположения о необратимом прошлом ещё более пустое занятие, чем гадать о не поддающемся предвидению будущем. Могу только сказать: я рад, что мне не пришлось выбирать. В конце концов он отпустил меня, сдался в борьбе с моими устремлениями, а немного позже — и в борьбе со своей смертью.

Итак, я сказал «до свидания» Земле и отцу, который любил меня, но не умел этого выразить. Он лежит там внизу, на планете, которую я могу заслонить ладонью. Странно подумать, что из множества миллиардов человеческих созданий, чья кровь струится в моих жилах, мне первому выпало оставить родной мир…

Новый день занимается над Азией, чуть заметная полоска огня обрамляет восточный край Земли. Скоро, как только Солнце вынырнет из Тихого океана, полоска обратится в пламенный полукруг, а между тем Европа ещё готовится ко сну, не считая гуляк, которые встретят рассвет на ногах.

А вот — вон там, со стороны флагманского корабля, — и транспортная ракета идёт за последними посетителями со станции. Вот и послание, которого я ждал:

Да, отец, теперь я знаю, что ты чувствовал; время завершило полный круг. Надеюсь, однако, что я извлёк урок из ошибок, которые мы с тобой совершили тогда, много лет назад. Я буду помнить о тебе, направляясь на флагманский корабль «Старфайр» и прощаясь с твоим внуком, которого ты так и не увидел.