– Что ты хочешь этим сказать? – Я нервно вытираю вспотевшие ладони о штаны пижамы.
– Мне пора, увидимся через пару дней, – прощается Тимми, не обращая внимания на мой вопрос. Он убегает, снова помахав на прощание, и я смотрю вслед, пока его тень не скрывается во чреве леса.
Я остаюсь стоять, запутавшись в собственных мыслях. Человек из Веток проснулся? Может, Тимми просто так глупо пошутил? Меня бы не удивило, реши кто-нибудь из школы устроить мне такой розыгрыш. Не первый раз. Правда, Тимми не ходит в нашу школу… если он, конечно, не врал.
– Ари? Это ты? – зовёт мама, и я спешу вернуться в дом.
– Да, мам, решил вот перекусить, – отвечаю я, тайком протолкнув ключи в ящик и притворяясь, будто меня очень интересует содержимое холодильника.
Мама появляется в дверном проёме, вытирая уголок глаза и широко зевая. Её густые блестящие волосы ниспадают до самой талии.
– Может, посмотрим вместе какой-нибудь фильм, что скажешь? Можешь сам выбрать.
Это лучше, чем сидеть одному в своей комнате.
– А можно «Мстителей»?
– Конечно, почему бы и нет, мы же смотрели его всего-то три раза, – улыбается мама.
Человек из Веток… он проснулся.
В последнее время я слышу это прозвище чаще, чем мне того хотелось бы. Внезапно мне в голову приходит идея.
– Слушай, мам, а мы можем навестить нэн?
Мама перестаёт возиться с пультом и смотрит на меня.
– Я ни разу не виделся с ней после той операции на бедре, – добавляю я.
– Ты прав, нам стоило бы бывать у неё почаще, – на мамином лице отражается чувство вины.
– Так можно будет сходить к ней на этой неделе?
– Да, если я не буду работать допоздна.
Я действительно соскучился по нэн, честное слово, но у меня есть и более эгоистичная причина, чтобы хотеть с ней встретиться. Если кто и знает всё о Хэнгин Хилл, так это она. Я могу спросить у нее и про Человека из Веток, и про белоглазую кошку. Может, Лана тоже говорила ей о чём-нибудь, что прояснило бы странные события, которые творятся со мной в последнее время.
– Тогда иди сюда скорее, фильм вот-вот начнётся, – зовёт мама, похлопывая по сиденью рядом с собой.
Я задумчиво киваю, размышляя о словах Тимми. Они раздаются в голове снова и снова, пока я не охаю, заметив одну деталь: я не говорил ему своего имени. Так откуда Тимми узнал, кто я?
– Сейчас каникулы, – констатирует очевидное папа на следующее утро. Такой уж он чудак. – Давай я запишу тебя в футбольный клуб в спортивном центре? Так ты сможешь завести новых друзей, а я с радостью приду за тебя поболеть.
На самом деле он имеет в виду, что будет за мной присматривать и начнёт с ума сходить от тревоги, если потеряет меня из виду даже на секунду.
– Итак… – потирает руки папа. – Чем хочешь заняться сегодня? Выбирай что угодно!
Я пытаюсь придумать что-нибудь, когда замечаю записную книжку Ланы на верхней полке с книгами. На какой-то сумасшедший момент мне кажется, будто она здесь, с нами. Она могла часами сидеть в красном кресле, записывая истории, которые сама придумывала. Как-то раз она сказала мне, будто станет второй Агатой Кристи. Я понятия не имею, кто это, но в книжном мире она, видимо, известна: Лана всегда говорила о ней с таким мечтательным взглядом. Со мной происходит то же самое, стоит кому-то упомянуть Криштиану Рональду.
Папа прибавляет громкость на своём старомодном проигрывателе. Он обожает всякое культовое старьё: в гараже хранится целая коллекция вещей, которыми только он и пользуется. На проигрывателе начинает играть песня на курдском.
– Настоящая классика, – качает головой папа.
– Звучит как старьё.
– Мой друг, упокой бог его душу, написал эту песню, ещё когда мы учились в университете.
Папа встаёт и притворяется, будто играет на гитаре.
Очи мои, ты останешься в моём сердце,
Даже если будешь ко мне жестока,
Даже если станешь смотреть на меня с презрением
И при встрече не скажешь «здравствуй»…[8]
– Ух… Никогда не делай так на людях, – морщусь я, глядя, как он скользит по комнате с печальной улыбкой на лице.
Папа такой романтик – он постоянно слушает слащавые песни на курдском и арабском. Становится ещё хуже, когда к нему присоединяется мама: они ведут себя как влюблённые подростки. Нас с Ланой аж передёргивало, когда мы их такими видели. Могу поспорить, только у нас такие родители. У других они наверняка нормальные и не поют друг другу песни о любви посреди бела дня.
Отец затягивает припев во всю мощь своего голоса, для большего эффекта схватив со стола салфетку и размахивая ею в воздухе.
– В своё время твой папа был лихим парнем! Серчопи[9] я танцевал просто невероятно! – хвастается он, перекрикивая музыку.
– Никто больше не говорит «лихой», а эти движения просто ДРЕВНИЕ!
– А как тогда говорят? Что-то вроде «клёвый», да?
– Пожалуйста, больше никогда такого не говори. Вообще, – прошу я, мечтая провалиться сквозь землю.
Папа продолжает кружить по комнате, и я не могу удержаться от смеха: очень уж забавно он выглядит.
– Присоединяйся! – кричит он громче музыки.
– Ни за что!
– Давай…
– Я лучше алгебру в двойном объёме сделаю, – отшучиваюсь я. Глядя на типичные папины выходки, я задумываюсь, стоит ли рассказать ему о Тимми. Настроение у него вроде хорошее, так что я решаю попытаться.
– Эй, пап…
Он убавляет громкость и поворачивается ко мне, всем видом показывая: «Я тебя слушаю».
– На днях у меня появился новый друг. Он живет рядом с лесом и его зовут Тимми.
– Здорово! – Папино лицо расцветает улыбкой, и он немного расслабляется. – Вы учитесь в одной школе?
– Нет, он на домашнем обучении. Завтра я собираюсь показать ему, как играть в футбол.
– Отлично! Я сам отведу тебя в парк. Где ты его встретил?
– Рядом с нашим домом: он, наверно, заблудился, – бормочу я. Правду я сказать не могу: папа будет волноваться, а он и так достаточно часто это делает.
– Тогда сначала мне нужно встретиться с его родителями и обменяться с ними контактами.
Я вскакиваю на ноги и яростно впиваюсь в него взглядом.
– И будь осторожен… друзья… дурное влияние… – продолжает папа, не обращая внимания на мой крайне раздражённый вид.
Я перестаю слушать, потому что эту часть мы уже проходили.
– Ари! Я с тобой разговариваю.
– Вечно ты делаешь из мухи слона, – стону я.
– Это неправда, сынок.
– Но это всего лишь игра в футбол!
– Во сколько он придёт? – спрашивает папа, пропуская мимо ушей мой возглас и заставляя меня распалиться ещё больше.
– Я не знаю, – пожимаю я плечами, злясь на себя, что вообще заговорил о Тимми. Насколько же проще, когда они ничего не знают! Когда исчезла Лана, моя жизнь тоже изменилась: раньше мне разрешали делать много всего, а теперь это оказалось под запретом.
– Не веди себя так, Ари.
– Как «так»?
Папа вздыхает и чешет бороду. В замке входной двери лязгает ключ, и в дом заходит мама, держа в каждой руке по сумке с продуктами. В своей мешковатой одежде она выглядит совсем маленькой.
– У нас огромная проблема! – говорит она, не глядя на нас. – Я только что заметила осиное гнездо под крышей, рядом с водостоком. Когда оно успело там появиться? Я готова поклясться, что его не было ещё утром.
Тут мама наконец смотрит на папу, а затем оборачивается ко мне с очень пристальным взглядом:
– Что происходит?
– Ничего, – быстро отвечаю я.
– Не верю. Давай, выкладывай, – настаивает она, скрестив руки на груди и поджав губы.
– У Ари появился новый друг, чему я очень рад, но я как раз объяснял, почему нам так важно сначала с ним познакомиться, – говорит папа. Я впиваюсь в него взглядом: он ничего не умеет скрывать от мамы, и это ужасно раздражает.
– Да остальные всё время заводят друзей, разве вы не этого от меня хотели? – замечаю я.
– И кто этот друг? – спрашивает мама.
– Просто мальчик.
– Тебе не стоит держать от нас секреты, – отвечает мама.
– Разве это секрет? Я думал, они должны быть интересными.
– Мы с твоим папой всего лишь хотим сказать, что нам нужно узнать побольше об этом мальчике, – строго говорит мама.
– Вы ничего мне не разрешаете, если кого-то из вас нет рядом! Это так стыдно!
– Ты не совсем прав, – вмешивается папа.
– А вот и прав! Как думаете, почему меня никто больше не зовёт с собой? Вы говорите, будто хотите, чтобы у меня были друзья, а потом берёте и делаете всё вот это!
– Мы просто заботимся о тебе, ведь плохие друзья могут… – Папа умолкает, а потом продолжает, запинаясь: – После произошедшего с Л-Ланой…
– С Ланой было другое! Она сбежала не из-за друзей! Она бы ни за что так не поступила! – Дрожа от гнева, я отворачиваюсь к окну и замечаю вдали, в стороне леса, чей-то тёмный силуэт. Я открываю рот, чтобы сказать о нём родителям, но тот уже исчезает из поля зрения.
– Ты очень странно себя ведёшь, – замечает мама, проследив направление моего взгляда.
– А давайте все вместе поедим в закусочной? Что скажешь, Ари? – предлагает папа, слегка перебарщивая с жизнерадостным тоном.
– Никуда я не хочу идти, особенно с вами!
Вылетев из комнаты, я ухожу к себе, но всё равно успеваю услышать, как они шепчутся обо мне.
– Я беспокоюсь за него. Мне казалось, он уже смирился с истиной, – говорит мама.
– Просто он так с этим справляется: иногда верить в выдумку проще, чем принять суровую правду.
Вскоре я слышу, как папина машина выезжает из гаража, а на лестнице раздаются мамины шаги. Юркнув в кровать, я сворачиваюсь калачиком в надежде, что она решит, будто я сплю.
– Ари, – тихо произносит мама.
Я держу глаза закрытыми и стараюсь дышать ровно. Мама присаживается на краешек кровати и гладит меня по волосам. В мысли протискивается чувство вины, но я не успеваю сказать ни слова: мама встаёт и уходит из комнаты. Как только за ней закрывается дверь, я выбираюсь из кровати, но замираю возле нашей с Ланой фотографии. Я всегда завидовал её идеально ровным зубам: у меня они немного кривоваты.
Расправив плечи, я даю себе обещание доказать, что родители ошибаются. Они должны понять: Лана не убегала из дома, и, возможно, на лесе правда лежит проклятье… Проклятье Человека из Веток…
В памяти всплывает чёрная кошка, и до самого вечера я не могу избавиться от мрачного предчувствия. Услышав, как мама включает в ванной воду, я выскальзываю из дома, надеясь найти в гараже другие Ланины фотоальбомы. Может, она делала ещё какие-нибудь снимки, которые помогут мне разобраться в происходящем. Почти у самого гаража я вдруг чую запах – тонкий аромат белых лилий и персика.
Духи Ланы.