Казалось, я никогда не достигну поверхности. До нее было дальше, чем до Луны. Воздуха не хватало, мне страшно хотелось поскорее раскрыть рот и вдохнуть, вдохнуть полной грудью!
Но я устоял и разжал рот как раз в тот момент, когда голова моя вынырнула из воды.
Я дышал жадно и глубоко, отфыркиваясь, как тюлень. Наверху все оставалось таким же безмятежно-спокойным, как и перед моим погружением. Сияли звезды, тихо шумело море. Природе не было ровно никакого дела до моих подводных приключений. Я мог бы остаться навсегда в пещере, а здесь, наверху, ничего бы не изменилось.
Я поплыл к нашему тралботу, черневшему на фоне звездного неба. Пока добрался до него, вода стала прямо-таки ледяной. С трудом я вскарабкался на трап, руки у меня сводило от холода.
На борту все спали. Только когда я, лязгая зубами, пригнувшись, прокрадывался к своему матрацу, кто-то, кажется Сергей, поднял голову и сонно спросил:
— Ты чего возишься?
— Замерз что-то, ходил за одеялом, — ответил я шепотом.
— Замерз? Ты что? Заболел?.. — и, уронив голову на подушку, он моментально захрапел.
А я накрылся одеялом да еще двумя кусками брезента и все никак не мог согреться. Меня била дрожь. Но мало-помалу волнение и усталость взяли свое, и я крепко уснул.
Во сне я снова лез в какую-то пещеру, задыхался, вскрикивал под водой и захлебывался. Потом кто-то крепко схватил меня за ногу и дернул. Я вскочил.
Это было уже не во сне. Сияло солнце. Облака плыли по небу. Павлик тревожно смотрел на меня.
— Ты что, заболел?
— Нет, с чего ты взял.
— А чего же кричишь во сне?
Мы услышали плеск весел и приближающиеся голоса. Это подплывали наши товарищи, ночевавшие на берегу. Надо было принимать какое-то решение и объяснять Кратову исчезновение одного акваланга. Я решил ничего не скрывать и все выложить начистоту.
Когда он поднялся по трапу на борт, я поздоровался и сказал:
— Василий Павлович, мне нужно поговорить с вами наедине.
Он подозрительно посмотрел на меня и торопливо ответил:
— Если ты насчет погружений, то прежде надо поговорить с врачами.
— Нет, у меня к вам важное дело.
Все с любопытством окружили нас, прислушиваясь к разговору.
— Хорошо, — кивнул Кратов. — Пойдем в каюту.
Мы спустились в кубрик и сели за узенький откидной столик. Василий Павлович выжидающе смотрел на меня. А я не знал, как же начать свое покаяние.
— Понимаете какое дело, — промямлил я, наконец, — я утопил акваланг…
— Акваланг? Где? Какой?
— Свой акваланг. В пещере. Вы не беспокойтесь, его ребята легко достанут.
— Ничего не понимаю, — помотал он головой. — Какая пещера? Что за акваланг?
Собравшись с духом, я начал ему рассказывать все: как меня осенила во сне догадка насчет пещеры, почему я решил ночью нырнуть один и как едва не застрял в подводной ловушке.
Его загорелое худощавое лицо все время менялось во время моего рассказа. На нем попеременно отражались то изумление, то гнев, то радость.
— И ты действительно нашел эту пещеру? — крепко схватив меня за руку, спросил он, когда я кончил.
— Кажется, — ответил я неуверенно. — Ведь я же не смог в нее проникнуть.
Несколько минут он молчал. Потом задумчиво произнес, пытливо глядя на меня:
— Не знаю, что мне делать с тобой. Когда кончится твой глупый детский анархизм? Совершить открытие в одиночку! Какая глупая мечта! Откуда такая самонадеянность? Да что ты можешь один? Затонувший корабль нам помогли найти рыбаки, и они же спасли тебе жизнь. Тропинку к затерянной крепости нащупал твой дядя — метеоролог. Сотни ученых в течение многих лет по крупицам добывали и накапливали сведения о далеком прошлом нашей Родины. Так что же ты надеешься сделать в науке один?
Я молчал, опустив голову. Разве я сам не понимал, что поступил по-мальчишески. А он, вздохнув, продолжал:
— По-настоящему следовало бы после этих фокусов просто выгнать тебя из экспедиции. И только одно меня удерживает. Знаешь что? Не то, что ты нашел эту пещеру, совсем нет, не надейся. Победителей тоже судят, ты ошибаешься! Но ты сумел не растеряться в опасном положении и самостоятельно выпутаться из него. Вот это внушает мне надежду, что ты, наконец, становишься взрослым…
Он неожиданно ткнул меня кулаком в грудь и добавил уже совсем другим тоном:
— Ну, а теперь все наверх! Посмотрим твою находку.
Выйдя на палубу, мы увидели, что Аристов и Светлана надевают гидрокостюмы.
— Зачем? — удивился Кратов.
— Вода очень холодная, Василий Павлович, — пожаловалась Наташа. — Вы подумайте: вчера была двадцать градусов, а сегодня только шесть.
Я совсем забыл рассказать Кратову о странном похолодании воды, которое так меня удивило ночью. Значит, это мне не показалось.
— Ничего не понимаю, — пробормотал Кратов, беря в руки термометр, недавно вытащенный из воды. — Действительно, всего шесть градусов тепла.
— Это сгонный ветер поработал, — пояснил свесившийся со своего мостика Сергей. — Вчера ветер дул с берега. Он и согнал в море всю верхнюю теплую воду. А снизу, с глубины, поднялась более холодная. Так здесь нередко бывает.
— И надолго это? — спросил Кратов.
— Нет, ветер переменился. Я думаю, завтра все снова в норму придет…
— Любопытное явление, — сказал профессор. — Ну что же, придется сегодня отдохнуть.
— Почему? — удивилась Светлана. — Мы же можем нырять в гидрокостюмах.
— Закончим уж сегодня здесь и перейдем в другую бухту. Зачем время терять? — поддержал ее Михаил.
— Отсюда уходить рано, друзья мои, — ответил профессор, незаметно для других заговорщицки подмигнув мне. — За ночь произошли некоторые события, которые заставляют нас продолжать поиски именно в этой бухте.
Тут, конечно, поднялся шум и гам. Все требовали рассказать, что произошло… Пришлось мне снова излагать свои ночные похождения.
Услышав о пещере, все, конечно, стали просить Кратова начать ее исследование непременно сегодня. Но профессор возразил:
— Вы же слышали, что в пещеру трудно проникнуть даже голому человеку, в одном акваланге. А вы хотите лезть туда в гидрокостюмах. Придется потерпеть до завтра, хотя, поверьте, мне это так же трудно, как и вам.
Возражение было, конечно, резонное, и мы, поворчав, смирились.
Но ждать было действительно нелегко. Мы все измаялись за этот бесконечный день. Купаться нельзя — вода ледяная. Целый день валяться на пляже — жарко. Мы через каждые полчаса мерили температуру воды, но к полудню она поднялась всего на два градуса.
За этот день мы облазили со всех сторон скалу, в недрах которой таилась пещера. Карабкались по ее склонам, стучали, приложив ухо к горячим камням. Но скала была как скала, никаких признаков пустоты внутри. Я уже начинал сомневаться: а вдруг мои предположения ошибочны и никакой пещеры там нет? Неужели я нашел не вход в пещеру, а просто расщелину в скале, которая никуда не ведет?
На следующий день я проснулся рано, когда солнце еще только вылезало из-за лысой горы. И первым делом сунул термометр в воду. Все десять минут, пока он торчал в море, я простоял, свесившись через борт, словно мог согреть его взглядом.
Сергей оказался прав! Вода снова нагрелась до восемнадцати градусов. На радостях я сложил ладони рупором и заорал на всю бухту:
— Эге-гей!
Ох, какой крик подняли перепуганные чайки, тучами вылетая из-под каменных сводов Золотых ворот! Ко мне подбежал заспанный капитан. Началось какое-то движение и на берегу.
Через полчаса все уже были на борту кораблика, Сергей подвел тралбот почти к самой скале и дал команду бросать якорь. А мы поспешили на корму, за аквалангами.
Я очень боялся, что Кратов не позволит мне нырять вместе с ребятами. Но он ничего не сказал, когда я взял запасной акваланг и стал проверять его. Только, поднимая голову, я несколько раз перехватывал его испытующий взгляд.
Проверив снаряжение, мы выстроились вдоль борта.
— В первой паре пойдут Аристов и Козырев, — сказал профессор и посмотрел на меня. — Сам утопил акваланг, сам его и добывай. Вторая пара — Павлик и Борис. Девушки сегодня работают страхующими, пока не прояснится обстановка.
Светлана сердито фыркнула, но Наташа, по-моему, была даже довольна, что ее не пускают в пещеру.
— Первым пусть лезет Николай, — продолжал наш чудесный старик. — Он знает дорогу. Ты, Миша, при малейшей опасности окажешь ему помощь. Кроме ручных фонариков возьмите прожектор. Сигналы остаются прежними. Время работы — полчаса.
Конечно, срок он, как всегда, отвел нам небольшой. Но на радостях спорить не хотелось. Я торопливо, боясь, как бы Кратов не раздумал, надел маску и полез на трап. Мне подали прожектор в непроницаемом кожухе. Толстый провод, тянувшийся от него, стеснял движения, но зато теперь я не буду блуждать в темноте с жалким фонариком, как прошлой ночью.
Под водой Михаил попытался меня обогнать. Я погрозил ему кулаком и поплыл быстрее.
Теперь, пронизанное солнечными лучами, море было приветливым и вовсе не казалось загадочным. Я еще издалека увидел свои баллоны, лежащие на песке.
Вот и вход в пещеру. Как его не заметили раньше? Да ведь никто его и не искал. Мало ли гротов встречали мы под водой и проплывали мимо.
Я зажег прожектор и смело полез в туннель. Стайка мелких рыбешек заметалась в каменной трубе и умчалась куда-то в темноту. Прожектор светил так сильно, что был отчетливо виден каждый выступ в стене.
Еще несколько метров, и я увидел свою маску — она зацепилась за большую раковину мидии, прилепившейся к своду туннеля! Не стоило никакого труда освободить ее. А ночью?
Высвободив маску, я обернулся и бросил ее Михаилу, который двигался за мной на некотором расстоянии, следя, чтобы не зацепились за камни провод и сигнальный трос, обвязанный вокруг моего пояса.
Дальше туннель начинал расширяться, поднимаясь полого вверх. Стены его раздвигались. Похоже, что я уже попал в пещеру. Тогда я остановился и начал водить лучом прожектора из стороны в сторону.
Внизу, подо мной, что-то тускло блеснуло. Я направил свет в эту точку и подплыл поближе.
Прямо перед собой я увидел в воде уродливую, страшную рожу. Она показывала мне язык!
«Да это же Медуза Горгона», — догадался я. Ее маска была изображена на круглом большом щите. Оскаленные зубы, выпученные глаза — все должно было, видимо, вызывать страх у врагов.
Поворачивая прожектор, я старался рассмотреть, что же еще есть в пещере. Вот что-то вроде столба или плиты, уходящей вверх. На стене нарисованы странные фигуры. Зная, что меня в любой момент могут вызвать на поверхность, я торопился увидеть как можно больше. Рассматривать детали не было времени.
Я направил луч света прямо вверх. В том месте, которое он освещал, переливалось радужное пятно. Что это могло быть? Может быть, рисунок на потолке пещеры?
Я начал подниматься медленно и осторожно, чтобы не удариться о потолок головой. Но вдруг с удивлением почувствовал, что голова моя словно прорывает легкую невидимую пленку. В тот же момент давление воды на маску перестало ощущаться. Я поднял руку с прожектором — и сразу ощутил его солидный вес, почти пропадавший в воде.
Тут только я сообразил, что поднялся на поверхность. Вода заполняла пещеру не до самого потолка. Над нею оставался слой воздуха!
С некоторой опаской я вынул изо рта загубник и сделал осторожный вдох. Воздух был самым обыкновенным, чуть влажным, довольно свежим, во всяком случае даже не затхлым. Видимо, он просачивался по каким-то щелям с поверхности земли. Иначе люди не могли бы прятаться в пещере.
Я хотел позвать Михаила, чтобы он тоже глотнул подземного воздуха. Но тот уже сигналил, что сверху приказывают выходить. Сунув загубник обратно в рот, я нырнул и, стараясь как-нибудь невзначай не наткнуться на столб, поплыл к выходу из пещеры.
Выбравшись из туннеля, мы подхватили валявшиеся на песке баллоны и маску и стали всплывать. Наши лица были совсем рядом, а поговорить нельзя, Никак не поделишься впечатлениями! Я видел сквозь стекло маски, как Миша гримасничает и таращит глаза… Ему тоже хотелось поговорить.
Мы вынырнули одновременно и, ухватившись за трап, даже не вылезая, начали стаскивать маски.
— Ты видел? — задыхаясь, выпалил я. — Медузу?
— Еще бы! — ответил Михаил, тоже с трудом переводя дыхание. — По-моему, золотая.
— Ну да! А вода не доверху. Я вынырнул, а там воздух…
Тут мы увидели, что все участники экспедиции, свесившись через борт, напряженно прислушиваются к нашей сумбурной беседе, и расхохотались.
— Вылезайте немедленно и докладывайте! — закричал Кратов. — Что за секреты!..