По непроверенным данным (СИ)

Часть первая

Нина Георгиевна Баширова, в молодости Мочалова, проснулась от резкого толчка. По ее ногам ходил супруг Виктор. Он стоял на кровати и растерянно топтался на стареньком не первой молодости матрасе, от чего последний издавал слабые стоны. Супруг был крайне возбужден: он озирался по сторонам, фокусируя близорукие глаза, изо рта раздавались полупережеванные возгласы. Обеспокоенная Нина Георгиевна, сгруппировавшись во избежание возможных бытовых травм, задала естественный вопрос:

— Виктор, что с тобой? Что случилось? — на что получила в ответ целый букет:

— Вы кто? А где я? А это я?

Супруга озадачилась и весьма, поскольку муж не был замечен в алкогольном и иных бреде, не привлекался, не выезжал, не владел. Напротив, характером был мягок, пунктуален до занудливости, интеллигентен и местами застенчив.

Сейчас же он бормотал что-то вроде:

— Бля, ну и попал. Полная жопа. Все расплывается. Замуровали, демоны.

— Витя, ты хоть очки надень, — посоветовала сокроватница.

— Какие очки, тетка, никогда их не носил.

— Это кто тетка? Я тетка? Я тебя моложе на семь лет, ты что, забыл? — с этими словами супруга отбросила одеяло, встала во весь гвардейский рост и разгневанно уперла руки в бока. Реакция мужа оказалась парадоксальной.

— Ну ни хрена себе. И это теперь все мое? Мой любимый размер. А я-то как сюда попал?

— Витя, очнись! Нá твои окуляры, протри глаза!

Однако после того как очки были закреплены на месте, муж совершенно потерялся.

— Это какой город? А год хоть какой?

Рассерженная и расстроенная Нина Георгиевна вышла на кухню, куда тут же заглянула дочь, разбуженная стенаниями.

— Мама, что случилось?

— Твой папа сошел с ума, меня не узнает. Сходи к нему, может он и тебя забыл, негодяй!

Дочь тихой мышкой прошмыгнула в родительскую спальню. Родитель в одних семейных трусах сидел на кровати и рычал самым натуральным образом.

— Папочка, что случилось?

— А ты похоже, моя дщерь? — спросил папочка угрюмо.

— Что такое дщерь?

— Давай я лучше сам тебя поспрашиваю, — ответил папа.

— Давай, — покладисто согласилась девчушка.

— Что я Виктор, я уже понял. Что очкарик – тоже. Ты скажи, где я работаю и кем, ты хоть помнишь?

— Конечно, — опять согласилась девочка. Ты инженер-конструктор на заводе. И все время работаешь, а сегодня воскресенье.

— А в каком городе мы живем? — вкрадчиво спросил папочка.

— В Карабаново.

— Мама моя, хорошо, что не Магадан. А год-то какой?

— Папочка, наверно, ты заболел. Дай я лоб тебе пощупаю. Лоб как лоб. А год одна тысяча девятьсот восемьдесят девятый.

— Опять!?

— Дочь, я все забыл, придется тебе все мне разъяснять, ты ведь мне поможешь?

— Хорошо, папочка. Я только в туалет сбегаю.

— Ну что там наш папа, пришел в себя? — спросила пробегавшую девочку Нина Георгиевна.

— Мама, представляешь, он все забыл. Он помнит только свое имя. Ой! — дочь исчезла за дверью.

— Этого нам только не хватало, — женщина опустилась на жалобно скрипнувший стул.

В это время Виктор Егорович, обхватив голову руками, сидел, раскачиваясь на кровати и тихо матерился.

Еще десять минут назад он катался на коньках в ледовом дворце с внучкой. Катался он плохо и если бы не внучка, никогда бы не решился на это скользкое дело. И десять минут назад от легкого толчка сзади он, поскользнувшись, рухнул на лед со всей дури. Похоже, лед оказался крепче его собственного лба. А сейчас он тут в Карабаново на кровати, а там Галечка в Сыктывкаре.

— Ладно, пойдем на новые семейные разборки. А мамашка хороша, да и этот Виктор тоже помоложе меня прежнего лет на двадцать. Девчонка просто прелесть, видимо Витюша папик еще тот. А в стране Миша открывает железный занавес на распродажу. До переворота полтора года. А я член или не член? Что за мысли? Пойти рожу сполоснуть.

Бочком проскочив мимо двери на кухню, Виктор заглянул в зеркало. На него смотрел парень лет тридцати пяти шпионской, то есть незапоминающейся внешности, рослый и в идиотских очках. Две вялые макаронины изображали руки, из-под майки выпирал подозрительный животик. Классический ботан. Выбрав из трех щеток самую большую, Виктор, подивившись на это креативное творение недоразвитого социализма, выдавил зубную пасту из тюбика с надписью «Поморин» и, кривясь от едкого вкуса, стал чистить зубы. Зубы были настоящие и крепкие. Кажется это новообретенное тело не курило. Увидев на полочке станок с незабвенным лезвием «Спутник», Виктор стал озираться в поисках электробритвы – душа протестовала против обдирания физиономии. Ну вот он – ветеран «Харкив». И вообще что капризничать. Помнится брат-арматурщик после смены смывал копоть с лица фосфатом и ничего.

Значит сегодня воскресенье. Отсидется в ванной не удасться, придется идти выяснять отношения с новоприобретенной супругой и выстраивать диспозицию. Надев спортивные штаны, (да-да те самые с пузырями на коленях), Виктор двинулся на кухню, где щебетала девчонка.

— Ну как, пришел в себя? — осведомилась половина.

— Поговорить надо, — промямлил Виктор, — тет-а-тет.

— Машенька, ты наелась? Поторапливайся, у тебя через сорок минут мероприятие в Доме пионеров.

Оставшись наедине, жена тихо спросила: – Что, все так плохо?

— Более чем, – ответствовал муж, — твой муж исчез.

Нина Георгиевна была далеко не глупа, тем более что работала врачом в железнодорожной больнице, лидировала в семье в силу мягкохарактерности мужа и теперь была встревожена до крайности.

— Объясни.

— Я – Петровских Михаил Ильич, пятидесяти восьми лет, проживаю в Республике Коми, то есть сейчас в Коми АССР в Сыктывкаре. Вдовец, имею сына и одну внучку. Занимаюсь оптовой торговлей. После падения на льду проник в сознание твоего мужа. Кстати, никаких следов его присутствия в мозгу не ощущаю. Никаких старых воспоминаний, даже мышечные реакции приходиться преодолевать. Извини у нас с ним разная реакция, я побыстрей и, похоже, пособранней. Насколько продлится это состояние, могу только предполагать. Очень возможно, что оно обратимо и так же возможно, что мы поменялись сознаниями. Не исключаю, что в ледовом дворце лежит дедушкин, то есть мой трупик.

Нина Георгиевна была в состоянии, близком к истерике. Речь мужа была совершенно несвойственна для Виктора, мало того, у него изменились артикуляция, моторика и взгляд. Если раньше перед ней был в сущности большой ребенок, то сейчас он превратился просто в волка с жестким и беспощадным взором. С трудом собравшись, она сказала: «Во время учебы нам приводили подобные примеры, но это почти из области фантастики. Возможно мы имеем дело с амнезией, а она чаще всего бывает обратимой».

— Все красиво, — усмехнулся муж или не муж, — это больше относится к раздвоению личности, только есть одна закавыка – от твоего супруга здесь одна оболочка и более ничего.

— Давай так, сегодня дежурит Щербовская, ну это наш психиатр, очень опытный. Не возражаешь, если мы к ней заглянем – это совсем недалеко.

— Попробуем, — усмехнулся Виктор и опять Нину Георгиевну передернуло. Интуиция кричала, что пришел альфа-самец и будет наводить свои порядки.

— А теперь, с самого начала, жена. Как меня зовут, как зовут тебя? Где мы живем, кто наши родственники и прочее. А потом уж и посетим твоих коллег, как я понимаю.

После двух часов разговора Нина Георгиевна была окончательно вымотана. Какой-то допрос с пристрастием да и только. Но Виктор был доволен: – Что значит молодые мозги. Все упало на нужные полки и там зафиксировалось.

— Надеюсь, срочных визитов к родственникам не предвидится? Иначе попалимся.

— Попалимся?

— Погорим значит. Не пора ли нам навестить твою коллегу? Лично мне она без надобности, а тебе для успокоения организма в самый раз. Звонят.

— Это Машенька вернулась. Сейчас открою! Проходи, по телевизору идет твой «Ералаш».

— Нина, ты бы мне о Маше рассказала.

— В каком смысле?

— Ну, читаю ли я на ночь сказки, гуляю ли с ней, а если гуляю, то где? За что ругаю и ругаю ли вообще? Как она ко мне относилась или относится?

День для семейства выдался ужасным, правда ни Виктор, ни Маша так не считали. Тем более, что Щербовская не нашла в Викторе никаких психических отклонений, сказав на прощание Нине на ушко: «И что ты к нему придираешься? Видный здоровый мужик, а на тебя как поглядывает, я даже молодость вспомнила», отчего Нина Георгиевна густо побагровела.

На улице супруг шел, с любопытством разглядывая окружающее, было понятно и ежику, что все это он видит в первый раз. Виктор шел, прислушиваясь к новым ощущениям нового тела пока вяловатого и медлительного и с удивлением посматривая на редкий поток «Жигулей» и «Москвичей» с незначительными вкраплениями гордых «Волг». Нередко проскакивали служебные «Уазики» с начальниками, отправляющими крайне необходимые стране обязанности. А как одеты люди? Он поглядел на благоверную. Да-с. Придется корректировать ситуацию.

— Как же ты будешь работать, если ничего не помнишь? — вырвалось у Нины Георгиевны.

— Уволюсь, — ответил легкомысленно Виктор, с интересом разглядывая витрины стекляшки, сплошь заставленные «Бычками в томате».

— А..?

— Бюджет не пострадает. Кстати, сколько я зарабатываю?

— 280 рублей.

— М-да. А это что за очередь?

— Это винно-водочный.

— Напоминает штурм Зимнего. А как у нас в семье с алкоголизмом? Злоупотребляем или идем заветами товарища Лигачева?

— Ты не пьющий.

— А ты? Все-таки почти творческая интеллигенция.

— Разве по праздникам.

— А что в кино крутят?

— Сейчас модны «Игла», «Покаяние», «Проверку на дорогах» разморозили.

— Каемся значит за чьи-то грехи. Лучше скажи, что у тебя на работе?

— Как, как. Да нет ни фига. Работаю на полторы ставки, дома не бываю.

— Э, дэвушка, красивый как персик, савсем адын однако. Ты по специальности кто?

— Хирург однако.

— Вот те раз. Это я правильно зашел. Неужто операции делаешь?

— Да, уже два года. На сердце не пробовала, а аппендикс оттяпаю враз.

— Тоже неплохо. А тебе 30-й годик пошел. И как же ты на меня запала?

— Просто, как все молоденькие девчонки. Рослый, симпатичный, вежливый.

— И очки не смутили?

— Очки у тебя после травмы на работе, кислотой плеснуло, хорошо разбавленной.

— А контактные линзы не пробовали?

— Они пока редкость и качество не очень. Импортные получше, но и цена у них втрое. Скажи, а Машку ты не будешь обижать, ведь она тебе сейчас чужая.

— Внучку свою Галочку любил без ума, вот теперь надеюсь все Маше достанется.

— Как считаешь, это явление обратимо?

— Тут только гадать можно, но готовься к худшему. Это наша национальная русская традиция – всегда ждать худшего, а не лучшего. Нас врасплох не застанешь.

Вечером легли в разных комнатах. Нина Георгиевна мочила слезами подушку. Вроде и не очень она любила мужа. Нет, не так. Любила, но не уважала. Не было в нем твердости, того самого крепкого мужского плеча, о котором мечтает всякая нормальная женщина. Сейчас она уже знала, что очень нравится этому вроде по облику мужу, а по всему остальному чужаку. Кому об этом расскажешь, с кем поделишься?

Виктор тоже не спал. По прошлому опыту и прошлым женщинам он знал, как формируются эти самые отношения и потому не торопил события. Улыбаясь, он внимательно разглядывал руку, длинные ухватистые пальцы, разжимая и вновь сжимая кисть в нехилый кулак. Что ждало там в прежней жизни? Сердце, надорванное работой, нелегкой смертью жены, неудачным браком и разводом. А если рухнет здоровье, то прозябанье на нищенскую пенсию в городе, лидирующем в регионе по раку.

Встали рано. Нина Георгиевна с опаской поглядывала на мужа. Дорогу на завод Виктор знал. Не поленились, сходили вчера до проходной.

Не заходя в бюро, хрен его знает, где оно, Виктор двинул в отдел кадров, где написал заявление об увольнении и вышел оттуда с «бегунком» в руках.

— Виктор, а я тебя ищу, — накинулся на него низкорослый и плотный мужичина, на груди которого топырился темно-красный потрепанный галстук. — По-моему ты забрал материалы по Череповцу.

— Пойдем, сам посмотришь. Кстати, Петр Алексеевич, надо бы мне как-то вот это подписать.

— Что это?

— Увольняюсь.

— Витя, да ты без пяти минут начальник отдела, это ж перспектива.

— Петя, — проникновенно сказал Виктор, в душе благодаря жену за наблюдательность и знание местных реалий. — Через год-полтора перспектив не будет не только у меня, но и у всего завода, помяни мое слово.

— Да, какая-то странная возня началась. Как партию от экономики отстранили, так и началось. Одни митинги. Но заказы-то есть, не паникуй.

— Петя, — приобнял коллегу Виктор, — как будет тяжело, звони. Плохого не посоветую и Ленского с собой прихвати. Там парочка отгулов осталась, не возражаешь, если использую.

— Странный ты сегодня какой-то.

— Папа, что ты сегодня так рано? До ноябрьских еще целый месяц, — встретила его Маша.

— Решил немножко отдохнуть, вот с тобой погулять, ты мне про город расскажешь. Только давай сначала уроки сделаем.

— Ура!

Нина Георгиевна тоже освободилась пораньше. На столе лежала записка: «Мы с Машей гуляем». Почерк был абсолютно незнаком, ничего общего с каллиграфией Виктора. Снова всплакнулось. Есть муж и вроде нет.

Еле дождалась их с гулянья. Пришли веселые и голодные. От сердца отлегло – ребенок счастлив.

— Слушай, Ниночка (вот, уже Ниночка) у нас в родне есть адекватные люди?

— Что значит адекватные?

— Это те, кто умеет самостоятельно думать не как положено, а как им нравится и полагаются, в основном, на себя. Пролетариат не приветствуется, хотя возможны исключения. Алкоголизм не приветствуется категорически.

— Далеко ходить не надо, у тебя старший брат – прораб на стройке в какой-то субподрядной организации как раз такое сокровище – палец в рот не клади, по плечо откусит.

— Это который Валерьян?

— Он самый.

— Дал же бог имечко. Ну-ка еще с ходу попробуй.

— Вот хотя бы мой папа. Он, правда, в годах, я – ребенок поздний, он очень умный и порядочный, в техникуме преподает.

— На безрыбье и сам раком встанешь, — пробормотал Виктор.

— Как ты сказал?

— Говорю, давай дальше по списку. Может, правоохранитель какой в родне ходит.

— Витя, ты правда совсем ничего не помнишь?

— Надеешься на ретроградную амнезию? Случай не тот. Да не расстраивайся так. Ушел с завода потому, что скоро и самого завода не будет.

— Откуда ты знаешь?

— Откуда пришел. Есть небольшой нюанс – день и год рождения у нас с Виктором совпадают, как и место рождения. Кто-то сверху над нами крепко пошутил. Очень возможно, что Виктор лежит на льду в моем городишке в облике Михаила. Так что нам придется с этим жить. Чтобы у тебя совсем пропала охота поделиться о случившемся, добавлю маленькую деталь – мы разминулись с Виктором в 2011 году. По этой же причине сейчас я просто готовлюсь к событиям, которые произойдут. А сейчас, пожалуйста, соберись и продолжим экскурсию в увлекательный мир родственников. Так кто из наших в правоохранителях?

— Твой дядя Иван Михайлович – зам. начальника местного РОВД.

— Может в судебной системе кто отметился? Ну, там друзья, подруги и хорошие знакомые, которым ты отчекрыжила что-нибудь?

— Я подумаю. Для чего они тебе? Извини, теряюсь в догадках.

— Видишь ли, нас ждут очень непростые времена и я хочу чтобы наша семья и все, кто нам дороги, не оказались в глубокой… ну, в общем, очень нехорошем месте.

— Но у тебя, по-твоему, должна быть другая семья. Почему ты не думаешь о них?

— В прежнем варианте все было настолько плохо, что не хочется еще раз лезть в то болото. Как в анекдоте – мать проститутка, отец алкоголик, у самого энурез. Дал Бог новый шанс – зачем мне на старые грабли наступать? А потом, крутить не буду, нравишься ты мне более чем и Маша тоже. У нас телефон есть?

— Да.

— Пропадешь тут без мобильной связи.

Всю следующую неделю Виктор приходил поздно, но всегда бодрый и веселый. Вообще Нина Георгиевна теперь ни разу не видела мужа в состоянии прежней глубокой задумчивости. Балагур и шутник – он был чужим. Он был чужим в этом мире. С легким ужасом она чувствовала, как ее непреодолимо тянет к этому мужчине. Наступило время школьных каникул и Машу выпросили к себе дедушка и бабушка с ее стороны. Оставшись одни, супруги испытывали немалый дискомфорт. Нина Георгиевна, кляня себя за беспринципность, старалась задерживаться на работе и страшилась сама себя. В первый же выходной Виктор предложил организовать маленький семейный праздник, натащив кучу деликатесов.

— Откуда такие богатства, нигде ничего нет?

— Наши отдельные родственники оказались особами, приближенными к дефициту и бартеру. Вот они и поделились с родней бескорыстно.

— Так уж бескорыстно?

— Ну не совсем. Ну что, за нас!

— За нас.

В этот вечер Нина Георгиевна открыла мужа с совершенно непривычной стороны. И на следующий день на работе она, как девчонка не к месту хихикала и краснела, вспоминая происщедшее. Господи, оказывается бывает же такое.

Половина ноября прошла у Виктора в непрерывных встречах и сборе информации. Такая знакомая и почти родная прошлая действительность оказалась совсем неизвестной. Изменилось не прошлое – изменился он сам, а точнее его взгляды на прошлое. Перемены в оценках были так глубоки, что он с недоумением и подозрением поглядывал на собеседников, разглагольствующих о политике и экономике. Выходит вот таким бараном и он был тогда. Только теперь Виктор понял, что «открыть глаза» на будущее здесь просто некому. Верхи не могут по-новому, низы не хотят по-старому, а как мочь – никто не знает. И если к власти придет Боря сотоварищи, становится страшно, а если не придет – еще страшней. Куда ни кинь, везде клин. Расползалась экономика и одновременно рушилось мировоззрение людей.

— У нас есть загранпаспорта? — спросил он вечером жену, уютно уткнувшуюся ему в подмышку.

— У меня есть, я ездила в Чехословакию, — с гордостью ответила Нина. — А ты от поездки отказался, да и по правде денег на это не было совсем.

— А как у тебя с языками?

— Как у всех – со словарем.

— Понятно, «Гитлер капут, шиссен, шиссен».

— Подумаешь, ты тоже со словарем в своих справочниках копаешься.

— Вот как раз по-английски я говорю бегло и по-французски – тоже. Скоро за рубеж будем собираться. К весне прям и двинем, так что займусь документами. Надо там покататься, осмотреться. Машина нужна. У нас права есть?

— Какая машина? Деньги откуда? Да народ за них в очередях душится, переплачивает неимоверно. Как ты на права сдашь при твоем зрении?

— Все решим. И с правами и с деньгами и со зрением. Интересно, когда Норбеков свою книгу напишет?

— Кто это?

— Пока неизвестный человек, а потом очень известный. Спи.

— Ты ничего мне про будущее не рассказываешь. Рак хоть победят?

— Увы. Спи.

Через неделю Виктор принес домой водительские права с двумя категориями.

— Зачем тебе категория «С»?

— А шоб було. Пригодится, поверь. Машины я умею водить. Загранпаспорт будет через месяц, все-таки здесь порядочная глухомань.

— Скажешь тоже. До Москвы – всего ничего.

— Кстати о птичках. Не пора ли нам, мать, подумать о переезде в славную столицу? Здесь долго будет глухо, как в танке.

— Ты серьезно?

— Дальше некуда. Срок – конец 91 года. А пока надо заработать маненько детишкам на молочишко, мужику на машинку, жене на колготки.

— Ты же не работаешь. Откуда все это?

— Точнее я не работаю на дядю, и надеюсь, никогда не буду работать. Нам нужно взять что-нибудь в кредит через два месяца, причем на полную катушку.

— Зачем?

— Верьте мне, люди. Так надо.

Еще через неделю Виктор пришел с новостью.

— Поздравь меня. Я теперь – начальник РСУ при местном управлении бытового обслуживания.

— Виктор, зачем тебе это? Ведь там три алкоголика и три безрукие тетки. И вообще, как ты туда попал, ты же конструктор?

— А на что родня? Пусть сполняет хункции. Дядя-мент помог, да и ребятишки из конторы глубокого бурения настойчиво порекомендовали.

— Господи, а как ты с ними связался? Ведь съедят.

— Им скоро тоже где-то работать надо будет. Пуссяй охраняют мою контору. Кусать хотца всем, а хорошо кусать – тем более.

Еще через неделю Виктора вызвал шеф, начальник управления, бывший участковый, выпертый из органов в свое время за махровый алкоголизм.

— Виктор Егорович, здравствуй, присаживайся, извини за беспорядок.

Беспорядком состояние кабинета начальника можно было с натяжкой. Дверь полированного шифоньера висела на одной петле, на шторах лежал толстый слой пыли, в углу ржавел солидный и заброшенный телефонный коммутатор. Было видно, что начальник бывает здесь нечасто, пожелтевшие бумаги на столе это только подтверждали. Но честь бывшего офицера неукоснительно соблюдалась – шеф был чисто выбрит и слегка пьян.

— Рассказывай, что за революцию ты у себя проводишь. Говорят даже базу восстанавливаешь?

— Так точно, Александр Александрович. Набираю новых людей, штат был укомлектован на четверть, стройматериалы ищу. Вот заявки на цемент, гипс, ДСП, пиломатериалы и прочее. Нам бы бензинчику, электроарматуры. Вот список новых мастеров на согласование.

— Материалы сам на складах посмотри, там черт ногу сломит. Горючки подкину, хоть залейся, ты только план дай по ремонту. Председатель райисполкома всю плешь проел, показатели, говорит, портишь. Как ему объяснить, что на таком фонде зарплаты людей не удержать.

— Александр Александрович, давай я людей с повременки на сдельно-премиальную переведу, а фонд увеличивать не надо. Только своего зама по капстроительству отправь куда-нибудь с повышением, желательно в другую отрасль.

— А кто будет заниматься строительством жилья хозспособом? И так полный швах.

— Отдайте мне и эти функции. И ремонт домов быта тоже заберу.

— Хм. Удивил. Согласен. Чего еще хотел?

— Там у нас стиральный порошок гэдээровский в прачечных списывается. На глаз тонны две. Отдавай его нам и старые слежавшиеся химикаты для фотоателье тоже, ну можно полированной доски на щедрость подкинуть.

— На хрена они тебе?

— Добавки будем делать морозоустойчивые. За счет этого можно будет отделку делать почти при минусовой температуре. А порошком будем с субподрядчиками рассчитываться, в магазинах он на глазах исчезает.

— Голова. Подумывал я об этом, да без проверяющих месяца не обходиться, мы же контора местного подчинения. Больше времени на совместные застолья уходит. Бабы, а пьют как лошади.

— Ну, на халяву и шифер вафля.

— Эт точно. Говорят, совсем не пьешь?

— Почему совсем? По служебной необходимости.

— Ладно. На том и порешим. Ты заходи, если что. Видишь, у нас одни бабы, а мужиков на наши зарплаты не загонишь.

Через два месяца Виктор наполовину укомлектовал штат и вышел на план ремонта квартир для населения. Вторая половина штата как бы тоже числилась в РСУ, однако работала только на Виктора. Шабашникам было все равно, где работать, лишь бы хорошо платили. На первых порах пришлось крепко поцапаться с ними. Не было у удальцов понятия "контроль качества". Теперь же появился специальный человек, знающий и хорошо оплачиваемый. Для особо непонятливых как бы в штате появились пара молодцов, быстро и доходчиво проясняющих заблудшим овцам, кто есть ху.

Злобно матерясь, Виктор осматривал промбазу, на которой базировался. Числившаяся введенной в эксплуатацию, база оскорбляла глаз пустыми глазницами окон, осыпающимися отмостками, электропроводкой, соплями свисающей по серым от потеков стенам. Понятно, что половина материалов была пропита и просто разворована. Шеф не появлялся здесь месяцами. Автотехника находилась в ужасающем состоянии. Техосмотры давно были просрочены. Автокран-восьмитонник, числившийся в штате техники, не просматривался совершенно. По слухам был пропит лично шефом, за копейки. Виктор отделил для себя только два цеха и четыре кабинета, где проводил качественный ремонт. Внешне база оставалась прежней развалюхой.

В стране бушевали страсти, она распадалась на части. Ситуация вышла из-под контроля правящей верхушки. Братья-славяне послали Союз дальше некуда. Компартия теряла штурвал управления, перехватить который было некому. Но СМИ страны безмолвствовали, ввязавшись в мелкие и вонючие разборки и разоблачения. В стране появился президент.

Из магазинов исчезало последнее. Слово «бартер» стало волшебным словом. На улицах появились крутые «девятки» с коротким крылом. Свежевылупленные кооперативы доили государство за просто так почище доильных аппаратов.

— Виктор, а тот, который Михаил был женат?

— Михаил? Был. И не раз. Только счастья не было. С первой прожили 12 лет, детей не было. Опасался он их заводить.

— Почему? Я вижу, как ты с Машкой возишься.

— Пила она. И чем дальше, тем больше.

— А почему столько терпел?

— Понимаешь, женщина держит мужчину не только прелестями, вниманием и отсутствием стервозности. Она должна быть другом в первую очередь, всегда с тобой и когда ты на коне и когда ты в… в общем плохо пахнущей субстанции. И даже когда готова порвать тебя на кусочки, все равно она с тобой. Потому и был с ней до конца. Цирроз печени. А от второй родился сын. Из-за него и терпел ненаглядную. Из всего пыталась дивиденды выжать – из родни, из знакомых, из меня. Развелись. Сын остался у меня. Большенький он был уже, все понимал. Подруге он только мешал в деле накопления барахла. Могла три дня обсуждать, какие цветочки должны быть на новом стуле. А другом она мне не была никогда.

— Извини, может тебе неприятно об этом. Папа твой звонил, уже второй раз. Беспокоится, куда пропал. Ты бы заехал к нему. Одиноко ему сейчас одному. На пенсию его выпихнули из отделения дороги.

— Кем работал?

— Витя, какой ты невнимательный. Все-таки отец.

— Ты права. Вот только у меня на памяти другой отец, которому я и особенно не был нужен.

— Он у тебя в ревизорах ходил, а так – он из бывших военных, до подполковника дослужился. А сейчас какие-то неприятности начались и вот – на заслуженный отдых..

— Приятное приобретение, что ж ты раньше молчала?

— Я все время забываю, что ты ничего не помнишь. А он живет в Александрове. Звони, договаривайся о встрече.

Виктор рассекал пространство на пикапе-«Москвиче» по кличке «сапожок». После своего «Мондео» ощущения были экстремальными. Объезжая колдобины, он постоянно подруливал и ловил дорогу. Агрегат гремел всеми суставами, поскрипывал и повизгивал. Чтобы как-то нивелировать эти проявления, пришлось забросить назад два мешка с песком и пригрузить задний мост. Подъехав к двухэтажной «сталинке», Виктор поднялся на второй этаж и позвонил у обшарпанных дверей. Время дверей из ДВП кончалось, наступала эра бронированных сооружений, сторожевых овчарок и, как минимум, перцовых пшикалок в кармане.

— Заходи, заходи, совсем пропащий. Забыл старика. Нина говорит, строителем стал. Что так резко профессию поменял? У тебя же и так были перспективы.

— Здорово, батя! Не возражаешь, если посидим по-пацански.

— Это что у тебя? Никак «Белая лошадь»? Откуда прискакала? Да ты вроде не пьешь.

— Надо, батя, надо!

— Только с закусью негусто.

— Не боись, я все ж бугор таперича.

— Чудной ты стал.

— Дальше еще чудесатее будет.

Встали. Молча выпили первую. Мама Виктора умерла год назад.

— Да, не «андроповка». А ведь обычный самогон. Рассказывай, вижу – неможется.

— Давай накатим еще. Разговор будет долгим. Короче, в конце октября снесло мою ученую крышу и ролики зашли за шарики. Иными словами, утратив почти всю прежнюю память, теперь я знаю, что произойдет на десять лет вперед и заметь, в деталях.

— Ты это серьезно? Хотя на тебя это не похоже – ахинею нести, всегда был педантом. Заинтересовал. Чую, грядут не лучшие времена, тянет каким-то дерьмом.

— Ждет нас, батя, полная жопа. Союз развалится так, что даже татары независимость объявят. Экономика до конца 91-го еще подергается по инерции и понеслась.

— А КПСС? Так и отдаст власть?

— Тихо скончается. Все сгнило.

— Тебе, Витя, к врачу надо.

— Был даже у психиатра. Здоров, как бык, только прежняя память исчезла, как ежик в тумане. Чур, мне пока не наливать, организм еще не сенсибилизировался.

— Я уже хотел сказать, что царь-то у нас ненастоящий. Хотя далеко не всю ты мне правду выкладываешь – от Виктора в тебе немного осталось, только внешность.

— Расскажу всю – еще больше не поверишь. Припрет – спрашивай.

— Что-то от меня тебе надо. Раньше тебя допуски и посадки больше интересовали.

— Очень надо. Ты нужен. Поговаривают тут отдельные родственники, что служил ты до ревизорства в хитрых войсках. Колись. Спросить ни у кого нельзя. Дядюшка-мент наш, больно уж хитрожопое впечатление производит, хотя в деле и он пригодится – скоро ему вилла понадобится, без нее всем буграм будет впадлу.

— Ну, партбилет он уже бросил, процесс пошел. Теперь ратует за демократию. Извини, но общаюсь с ним редко.

— Что ж, я не ошибся, подозревая, что Иван Михайлович – то еще дерьмо. Созрел для вопросов?

— Вопрос первый. Сегодня – 18 марта, что случится в самом ближайшем будущем, только без тумана в виде – "вероятно", "возможно", "не исключается".

— Да ради бога. Через два дня умрет Лев Яшин, через неделю – наши танки войдут в Вильнюс, через месяц – умрет Сергей Филиппов. На память никогда не жаловался.

— М-да. Ну, а так сказать в мировом масштабе, как говаривал Василий Иванович?

— Слушай дальше…

Все-таки виски добили совместно. Отец извлек из холодильника мерзавчик «Столичной».

— Дела-а. Значит, выбора нет.

— Нет. С одной стороны – дедушки, давно забывшие, как выглядит народ хотя бы в общих чертах, с другой – прекраснодушные перестройщики. А к пирогу уже протянули ручонки ребятишки, именуемые агентурой влияния, в которых янкесы влили немало зелени.

— Ни хрена себе.

— Это они посчитали копейками. Революцию они посчитали самой дешевой из всех ими организованных.

— Опять 17 год?

— Он самый. Только большевиков не будет, нет силы, которой народ бы доверял. И наяву картинка, что было бы в России без большевиков.

— Сочувствуешь пламенным борцам?

— Никоим образом. Кровопийцы были еще те. Крови теперь будет немного, но страну сдадут всю с потрохами.

— Понятно. Я примерно так и раскладывал, только на порядок ниже. Так значит и ты решил оторвать кусочек простого человеческого счастья?

— Иначе съедят-с. Как тебе Нина?

— Не пара она тебе, балбесу бесхребетному. Хотя сейчас смотрю идея-фикс у тебя появилась. И как идет процесс?

— Думаю, что через полтора года я буду самым богатым человеком в городе.

— Даже так.

— И никак иначе. Только заработать просто, сохранить практически невозможно. Через два года скоробогатов будут отстреливать новые волки, а их – очередные упыри. "Крыша" нужна.

— Вот теперь понял. Нужна банда.

— Ага. Легальная, вооруженная, технически оснащенная, высокооплачиваемая и при зубастом пахане. И все это будет именоваться частное охранное предприятие, по умолчанию – под конторой.

— Пахан – это я?

— Угу.

— Ответ когда?

— Сейчас.

— Озадачил. С кондачка не смогу. Такой тухлятиной от всего этого несет. Давай встретимся, скажем, через неделю. Я пару вопросиков накидаю, да и раскладки кой-какие сделаю. Опять же с коллегами бывшими пообщаюсь, кто не у дел остался.

— Согласен.

— Ты уж Нину с Машкой не обижай, правильные они девочки.

К следующей встрече Нину подтолкнул Виктор.

— Ниночка, с папаней мы пообщались..

— Да уж, пообщались крепко, то есть на базе крепких напитков.

— Оно того стоило. Пора испытать на прочность твоего предка.

— Он же редко пьет, — ужаснулась Нина. — Не порть человека на старости лет. Он и так переживает, что выпрут его, хотя до пенсии почти десять лет.

— Вот по этому поводу, как говорил товарищ Саахов, наш первый тост. Нужен он мне. Нечего ему штаны за копейки просиживать. Взятки при его характере он брать не будет, а на гордость не выжить. Звони, Машка рада будет встрече с бабанькой.

— Ну и жаргон у тебя, ты что, там сидел?

— Нет, просто страна станет настолько бандитской, что феня почти станет государственным языком параллельно матерному.

— А русский?

— Деградирует. Так что соответствуй. «Базар» – разговор, «ботать» – говорить, «мандражировать» – бояться. Так что звони.

— Завтра не могу. У меня ночное дежурство.

— А с тобой можно будет подежурить?

— Что ты вдруг заинтересовался?

— Роковая ты женщина. А вдруг уведет какое-нибудь светило?

— Какое светило в нашей дыре? Ты серьезно хочешь со мной?

— Абсолютно. Побдю, может смогу чем помочь?

— Чем ты можешь помочь нашему здравоохранению? Кирпичами?

— И этим тоже. Кстати, вот тебе небольшой презент.

— Что это? «Tampax». Настоящие? Правда? Столько много? А это что?

— «Леви Страус». Настояшие. А это Маше. Пошив тверской, но джинса – настоящая.

— Витя!! Иди, я тебя чмокну!

— Есть у доставал свои маленькие радости. В понедельник у тебя выходной, съездим в одно интересное место в Москву.

— Зачем? Опять за колбасой?

— Черт. Про нее я как раз и забыл. Не ем я ее. У нас она делалась из всяких отходов, а стоила как мясо мамонта. Будет тебе колбаса. А поедем с целью одеться. Уж больно у нашей семьи гардеробчик суровый.

— Витя, а деньги?

— Деньги – будут. Вот, что за жизнь наступила – тратишь их, тратишь, а они все есть и есть.

— Витя!

— Вот тебе еще презент. Не обижайся. 8 марта пришлось срочно заканчивать квартиру одному жуку, навалились двумя бригадами, самому пришлось проводкой заниматься. Зато рассчитался он по-честному.

— Все. Больше не дуюсь. Что за баллончик?

— Осторожно! В ем газ. Пшикнешь в собачку или маньяка и все.

— Что, умрет?

— Что ты? Но с глазами и слизистой проблемы будут – перцовка это. Честно говоря, больше для самоуспокоения. Договаривайся с отцом на послезавтра.

Послезавтра не получилось. Шеф вытащил его на совещание в горисполком. Совещание было посвящено капремонту жилья. Присутствовали все руководители строительных организаций, в том числе и местного подчинения. Собрания действовали на Виктора своеобразно еще со времен пребывания в прежней ипостаси – он сразу засыпал, как только начинали бубнить про космические корабли, которые бороздят. Но впасть в сонную кому не удалось. Председатель исполкома, в прошлом бывший начальником СМУ, начал вступление такой виртуозной руганью, что Виктор заслушался. Уныло отчитывались начальники: «Текучка», «Дисциплина», «Кадры», «Материалы» и, конечно «Вы даете нереальные планы».

— И что мне с вами делать? Раньше в райкоме отдел строительства был, дрючил вас и правильно делал, а у меня за все отвечает и работает с вами один первый зам. Распустились, Растрелли хреновы. Вот почему у Жукова крохотное РСУ дает 300 процентов плана, на материалы и людей он не жалуется и идет с ростом. Вот скажи, Александр Александрович, как у тебя это получается?

Виктор чувствовал себя очень неуютно. С шефом у него была договоренность – ни словом не упоминать о Викторе, новой системе оплаты труда и прочих ноу-хау.

— Кадры, энтузиазм, перестройка, хозрасчет, бригадный подряд, — бодро шпарил Жуков, стараясь, чтобы ядовитые выдохи уходили в сторону. Теперь понятно, почему он задержался на этом посту при полном упадке предприятия. А по-большому, шеф не имел ни малейшего понятия, что происходило в РСУ Виктора. В лучшем случае он доходил до сейфа в кабинете Виктора, где всегда стоял флакон с медицинским спиртом.

— Угу, угу, — кивал председатель. Все понимали, что он не верил ни одному слову уважаемого Александра Александровича. — А что скажет новый начальник РСУ? Виктор Егорович, я не ошибся?

Виктор уныло поднялся.

— Товарищ Жуков тут все изложил по полочкам. Наше РСУ целиком зависит от местного бюджета, поэтому в финансировании присутствует своя специфика. Я думаю, это будет не очень интересно нашим застройщикам, которые и формируют лицо города.

Председатель был далеко не дураком и подыграл адекватно.

— Действительно, есть различия, особенно в снабжении. Вот что, задержитесь и зайдите к Борису Петровичу, есть вопросы.

Совещание продолжалось и Виктор среагировал согласно рефлексу – моментально заснул.

С с первым замом они собачились полтора часа.

— Борис Петрович, сейчас меня спрашивали о причинах наших успехов. Если бы вы не расписывали каждый чих подведомственных предприятий, мы бы вдвое больше сделали. Из проверок не вылезаем, хорошо, Жуков взвалил на себя это бремя и честно его несет с ущербом для здоровья. Вы прекрасно знаете, что львиную долю материалов мы получаем через бартер. Мы им – капремонт за счет изыскания унутренних резервов, они нам – пиломатериалы. Заявки составляются за год заранее, а под повышенные объемы материалов нет. Просто нет. Даже я вынужден писать такие фантастические отчеты, дух захватывает. Работать когда?

— Да знаю я, знаю. Честно говоря даже не думал, что машиностроитель сумеет за такой срок так вникнуть в тонкости этого бардака, именуемого строительством. Мы пригласили вас не только про дела поведать. Есть мнение рекомендовать вас начальником управления. Еще год и оно окончательно развалится. Как вы на этот счет? Только не кокетничайте.

— А как же Жуков?

— А, — Борис Петрович досадливо махнул рукой, — кинем на коммуналку, пусть займется очисткой города. То есть вы не возражаете?

— Я думаю, справлюсь при одном условии, что вы не будете меня пасти на короткой привязи.

— Вот и славно. Пошли к председателю, потом смотаешься в область на утверждение. Но это так – формальность.

Вечером позвонил отец.

— Новости смотрел?

— Не до этого было, выкрутили руки на начальника управления. Не согласится было нельзя – Жуков про разговор бы пронюхал и под монастырь подвел. И приустал чего-то, ходил к Нине на ночное дежурство.

— И как впечатления?

— От дежурства?

— От Нины, балбес.

— Ты прав, бледно я смотрюсь на ее фоне. Железная леди. Просто Маргарет Тэтчер. Чувствую, недолго она в рядовых врачах проходит. Там что там произошло в зомбоящике?

— Яшин умер. Но я подожду еще пять дней.

— Жду-с.

Нина Георгиевна тоже не испытала энтузиазма от нового назначения.

— Теперь ты совсем дома не будешь появляться.

— Потерпи, лучше сейчас упереться рогом, чем потом остаться у разбитого корыта. Батя мой от тебя в тихих восторгах. Чем ты его так заворожила?

— Не знаю. Мы с ним редко разговариваем. Что ты так на меня смотришь?

— Как смотрю?

— Загадочно, многозначительно и многообещающе.

— Значит есть на что смотреть.

— Ты опять!

— Да я не про это. Не знаю, какими глазами смотрел прежде на тебя Витя, но мне кажется, что я просто счастлив с тобой.

— И это все?

— Ну что ты, рахат-лукум моего сердца, шербет моей души, ты, как полная луна освещаешь все уголки моего большого любвеобильного сердца, думы о тебе отнимают все время вместе с обеденным перерывом, о луноликая!

— Про перерыв было лишнее, а все остальное честное слово приятно. Что ты так раньше не чирикал?

— Какие мои годы? Исправлюсь. Как твой папенька, готов к встрече?

— Витя, ты только с ним не ерничай, ему это со студентами поднадоело.

— Хорошо, буду выдержан, как статуй Командора.

— Виктор, здравствуй. Проходи, совсем ты от рук отбился. А где наша егоза?

— Да вот она, пытается котенка облагодетельствовать.

— Дедушка, бабушка, а вам котенок не нужен, видите потерялся, бедненький.

— Виктор, здравствуй. Проходи.

— Здравствуйте, Алла Юрьевна!

— Машенька, котенка надо вернуть соседям этажом ниже и не корми его этой гадостью!

Родственники встретили Виктора радушно и сразу пригласили пить чай.

— Иваныч, может оскоромимся, — Виктор извлек плоский флакон.

— Что это?

— Текила.

— Любопытно. Мать, давай рюмки. Надо приобщится к произведению догнивающего Запада. Рассказывай, что у тебя на работе? Нина говорит, что резко ушел в руководители. Что-то раньше не замечал в тебе административных наклонностей. И каковы побудительные мотивы?

— Мотивы? Спасибо, Алла Юрьевна. Нет, закусывать это пока не надо. Попробуйте на кончик языка. Лимон есть, соли бы еще. Так, насыпаем соль на тыльную сторону ладони. Вот так. Потом пьем, слизываем соль и заедаем лимоном.

— Необычный вкус и язык немеет. Это навроде самогона?

— Хуже. Это делают из кактуса.

— Лихо, а с другой стороны Остап имел рецепт табуретовки. Вижу, ты не просто так пришел?

— Про мотивы. Централизованная экономика доживает последние годы. А во времена реформ расплачиваются за них простые люди. Так что я только не хочу попасть под паровоз и вам того же желаю.

— То есть ты пришел с готовым предложением? Для этого надо иметь достаточно четкое видение перспектив.

— Считайте, что они есть. Насколько мне известно, вы преподаете информатику, языки программирования, «бейсики» всякие, «фортраны».

— А также «АДА», «Паскаль» на английском, — подключился тесть.

— Так вот, у меня предложение по подготовке к резкому компьютерному буму в любимой стране.

— Кажется, он уже начался.

— Пока он просто бум, а через полтора-два года это будет уже с большой буквы. За рубежом уже разработан протокол HTTP, язык HTML и индентификатор URL.

— Виктор, откуда тебе это известно?

— На завод поступила документация по импортным станкам с ЧПУ, напутали что-то. Естественно, все на аглицком – пришлось вникать. Заодно и прочесать все, что в поле зрения, связанное с компьютерами за рубежом.

— Ты что, читаешь по-английски?

— Обижаете, Георгий Иванович. Пришлось подтянуть знания, уже прочили в начальники отдела.

— Что ж тебе там не сиделось? Впрочем, не важно. Мы отвлеклись от темы.

— То есть, как это не важно, — встряла в разговор теща, — действительно, с таким опытом и знаниями ты вдруг уходишь в сомнительную организацию фактически на уровень строительного мастера.

— Алла Юрьевна, вы не волнуйтесь так. По серьезным слухам, наш завод через год начнет хиреть, финансирование урезается. Заказы, судя по всему, последние. Так что мои действия – просто превентивная мера.

— Извини, Аллочка! Виктор, не отвлекайся. Ни о чем подобном я ничего не читал, хотя держу руку на пульсе.

— Так вот – мир на пороге запуска всемирной информационной системы, а это – ее элементы. Однако речь несколько об ином. Уже сейчас компания «Интел» работает с 16-разрядным микропроцессором, в течение года уже у нас появятся ее первые ПК. Их нужно будет устанавливать, обслуживать и апгрейдить, совершенствуя и программное обеспечение. А комплектующие к ним, а оргтехника – дух захватывает. Очень хотелось бы, чтобы вы этим занялись профессионально. Идеи ваши – деньги мои, организация – тоже.

— Ты намекаешь, что мне пора расстаться с работой?

— Пока нет, но быть готовым, как юный пионер. А пока нам нужно прокатиться к пока еще братьям-демократам, а именно – в ГДР. Ведь вы говорите по-немецки?

— Говорю. И на английском – тоже.

— Тогда выдвигаемся с папой, вами и мной, нам нужны материалы и техдокументация. Там они уже есть в открытой продаже. Мне нужно ваше принципиальное согласие.

— Так это же волокита, беготня, страшно представить.

— Георгий Иванович, это я беру на себя.

— Витя, Витя, а почему ты не хочешь взять с собой нас? Нам тоже будет интересно, — опять подключилась теща.

— Алла Юрьевна, я бы с огромным удовольствием, но сейчас там нас очень не любят. Вы даже не представляете, до какой степени. Мы там закосим под англичан или каких-нибудь шведов. Но обещаю твердо, что в следующий раз поедем вместе и на машине года этак через два.

— Витенька, ловлю тебя на слове. Ой, чайник закипел!

— Виктор, меня не оставляет ощущение, что вместо тебя двойник – это раз, во-вторых, ты что-то темнишь – это два.

— Секунду. Проясним ситуацию. От Ниночки на меня жалобы были? Нет. А наши женщины – это лакмусовая бумага. Их не проведешь – первая версия отметается, а по-второму – поговорим об этом во время поездки.

Закрывая за зятем дверь, Георгий Иванович проворчал про себя:

«И все равно, Витя – это не он. Такие метаморфозы – Овидию и не снилось».

— Юра, ты где? — окликнула его жена. — Ты лучше посмотри, что нам зять презентовал. И где он это берет?

Весна и начало лета прошли в трудах и беготне. Виктор появлялся дома поздно, вымотанный до предела. Все свободное время он отдавал семье. Маша хорошо закончила четвертый класс и ее отправили в пионерский лагерь в Крым.

— Последний раз так едет, — загадочно сказал Виктор.

— Почему – в последний? Лагеря закроются, что ли?

— Вот именно.

Управление бытового обслуживания впервые в его истории вышло в прибыль. Однако дальнейшие успехи Виктор развивать не торопился. Не было смысла. Он помнил, что в дальнейшем управление будет приватизировано, то есть растащено, раскрадено, остатки его достанутся случайным людям. Поэтому все свои личные ресурсы он сосредоточил на оказании услуг, не требующих вложений в основные фонды, туда, где достигался самый быстрый оборот средств. Вполне вероятно, что государство рано или поздно заинтересовалось бы чересчур предприимчивым руководителем, если бы не один разговор на обычной маленькой кухне.

— Да, брат, давненько я у тебя не бывал. Значит, что-то случилось, раз пригласил. Я слышал, ты уже по Европам раскатываешь? Как там Запад? Догнивает? Я так и думал. Все один? Напрасно. Мужик ты еще крепкий. Смотрю, охранную контору организовал. К месту, к месту. Правда, закона о ЧОПах еще нет, как же регулируешь отношения с партнерами? Ты уже наливаешь?

— Давай, Ваня, за все хорошее. Времена наступают мутные. КПСС развалилась, хохлы нам сказали «до свиданья». Нет уже не так, а «до побачення». Вчера Верховный Совет России объявил о контроле над банковской системой. Чуешь? Я тебе больше скажу. Готовится программа перехода страны к капитализму.

— Значит прощайте, заветы Ильича. И здравствуй, передел собственности. Теперь понял. Это значит, что твой Витя загодя готовится к действу. Ай, ухарь! Ай, очкарик. А ты, стало быть прикрываешь тылы. Получается, что и я понадобился. Значит, получаешь откуда-то вкусную информашку. Сам догадаюсь, не подсказывайте, Марья Ивановна – от своих бывших. Значит вот кто решил пирог подгрести. Не ожидал от тебя, Егор, такого. Больно ты всегда принципиальным был, а нынче решил и сам приобщится. Я прав?

— Ну, дураком никто тебя никогда не считал. Добавлю, что после прогулки по Европам глазенки окончательно прорезались. Страну Миша уже давненько слил. Прибирают забугорные ребятишки нас за просто так. Наши с НАТО уже взасос лобызаются. А мы, народ то есть, как всегда разменная монета. Кстати, цензуру на днях отменят. На вас писаки начнут вешать всех собак. Что не добавляешь?

— Проникаюсь моментом. И что делать будем?

— Во-первых, закрыть глаза на все шалости Виктора. Думаю, пока он просто балуется. А вот через год-два он возьмет на работу всех нынешних руководителей, если захочет, конечно.

— Даже так. То-то я слышал жестким племянник стал, многие уже об него зубы поломали. Как он столкнул лбами ребят из области, любо-дорого посмотреть. А я сначала подумал, что это случайность. Вот оно как. Неужто наверх метит?

— Нет. Его экономика больше интересует. Планирует перебираться в столицу. Нет, говорит, здесь никакого размаха. Потому контора моя зарегистрирована в Москве.

— Недурственно. И зачем тогда со мной откровенничать?

— Тебе до пенсии год. Потом выпрут, как и меня. Да и зарплаты у вас станут с гулькин нос. Потому приглашаем в ряды семейного клана, только в столице.

— И в качестве кого?

— Того же. Нужна будет служба экономической безопасности.

— Это с конкурентами разбираться?

— Ваня, мысли шире. Появится масса банков, наличность придет вместо безнала.

— Батюшки. А кто займется гопниками?

— Мы. В моем ведении и таможенные проблемы.

— Ого! Вот это у вас размах.

— У нас, Ваня. У нас. Или ты имеешь другое мнение?

— Умеешь ты бывать чертовски убедительным. А это что у тебя? Никак компьютер.

— Он самый. Будущий наш кормилец и поилец. Основа нашего процветания. Слушай дальше. Нужны твои связи в столице – нужны помещения под размещение предприятия, возможно, под крышей с аналогичной государственной конторой вроде НИИ. Очень скоро от них останутся рожки и ножки, а нам понадобятся специалисты. Нужно ребятишек заинтересовать, пока они к дяде Сэму на заработки не подадутся. В твоей конторе тоже буза начнется. Отбери людей, готовых приобщится к красотам столицы. Срок – три месяца. И Виктора береги, его светлая голова – основа наших будущих побед, надеюсь. Группой бойцов я сам озабочусь.

— Егор, неужто все так серьезно?

— Более чем.