Ориенталь 2 давно не видел такой грозы.
Лилаш протянул руку к окну – и тут же отдёрнул. Яркая вспышка ослепила его, небеса пришли в движение и загрохотали там, в бесконечной вышине, похожей на кипящее черничное варенье. Лилаш пробормотал про себя пару слов утешения стихии воздуха. Он привык обращаться к воде, а не к воздуху, но сегодня ливень пугал его куда меньше, чем смерч.
Снова залаяли собаки: Лилаш держал на дворе двух полудиких сук для охоты. Этот лай, переходящий в вой, раздражал его весь вечер. Он понимал, что собакам неуютно на улице в такую погоду; может быть, им даже страшно. Но пустить их в дом? Да в таком состоянии они разнесут всю мельницу ещё до следующей вспышки молнии!
Лилаш пересёк комнату и осторожно приоткрыл дверь. Ветер так и норовил ворваться внутрь, но Лилаш крепко сжимал ручку. Отсюда ему не было видно колеса мельницы на нижнем этаже, однако он слышал, как мощные потоки воды бьют по лопастям и приводят в движение сложный механизм. Лишь бы не поломало, лишь бы не заклинило… Нет, вода не подведёт его, ведь они понимают друг друга.
Он уже хотел снова запереть дверь, как вдруг заметил, что собаки, не прекращая лаять, сбились в дальнем углу двора. Они рвались вовсе не в тёплую комнату, где в печке на чёрных поленьях танцевали языки пламени, где было сухо и безопасно и где хозяин даже мог бы, наверное, приласкать их – сегодня, в виде исключения.
– Арри! – окликнул он. – Р-р-рика!
Рика – с белым пятном на спине – обернулась на голос, взглянула на силуэт в проёме двери и тут же снова ткнулась мордой в прутья ограды. Лилаш видел, как натянулись цепи, удерживающие собак у мельницы. Если бы не эти цепи, искать ему Арри с Рикой по всему лесу… Словно угадав его мысли, Рика завертелась на месте, рыча и пытаясь захватить пастью собственный поводок. Арри завыла, долго и протяжно, не отрывая внимательных глаз от чащи леса.
Лилаш в недоумении застыл на пороге. Ноги уже подмокли от хлёстких струй дождя, на бороде серебрились капли воды. И всё же он сделал несколько шагов вперёд, прикрывая рукой редеющую шевелюру. Собаки беспокоили Лилаша. Что они учуяли? Мельница стояла за городом, выше по течению, но Ориенталь был ближе, чем могло показаться сейчас, когда вокруг бушевали стихии и сквозь чащу не проглядывали ни поля, ни дороги. Что угодно могло случиться. А вдруг всё‐таки смерч?..
Рика бросилась к Лилашу и, жалобно повизгивая, подтолкнула его к калитке. Идти в лес, сейчас? Лилаш покачал головой, развернулся и направился к мельнице; разочарованная Рика опустила нос и побрела к Арри, шлёпая широкими лапами по жидкой грязи. Однако уже через минуту Лилаш вернулся, прихватив из дома ружьё и лампу. Может, собаки отлично видят в темноте – кто их знает, – а вот Лилаш точно нет.
Он отворил калитку и спустил собак с цепи. Бешено виляя хвостами, они тут же скрылись среди листвы. Лилаш вытер лицо, пригладил волосы и вгляделся в чащу. Следуя за собаками, он двинулся на запад, прочь от реки. Арри унеслась далеко вперёд, но Рика, чуть более чуткая к человеку, то и дело замирала в нескольких метрах от него и поджидала, пока медлительный хозяин догонит. Её белое пятно на спине хорошо было видно при слабом свете коптящей лампы.
Но вдруг и она понеслась – словно вихрь, собака вспорола тёмно-зелёный, глянцевый от дождя подлесок, проскакала зигзагом между деревьями и с оглушительным лаем скрылась в овраге. Лилаш не мог так же легко, как Рика, пробраться сквозь колючие кустарники репины и торопливо пошёл в обход. Лампа горела тускло, но ровно; пламя вздрагивало от особо сильных порывов ветра и всё же не гасло. Лилаш взобрался на бревно на краю оврага и посветил вниз.
По земле катался чёрный визжащий клубок, в котором Лилаш не без труда распознал Арри. Рика стояла тут же: заливалась лаем, рычала и плевалась, пытаясь выдворить из узкого оврага двух хищных животных – не таких крупных, как собака, но с длинными щетинистыми мордами. Дикие лисы! Лилаш поставил фонарь и вскинул ружьё.
– Арри, стоять!
Собака не слышала. Лилашу пришлось повторить заветную команду несколько раз, прежде чем Арри откликнулась, нехотя оторвалась от лисицы и прижалась к кустарнику.
Не медля, он щёлкнул затвором и выстрелил наугад, в темноте, сквозь дождь… Лилаш не попал, однако лисы всё равно испугались, почуяв присутствие человека, и тут же скрылись во мраке.
– Ко мне! – рявкнул Лилаш. Он промок насквозь, до исподнего, и был недоволен собаками – на кой чёрт они вытащили его из дома в этот шторм? Неужели лисы настолько не давали им покоя?
Но собаки скулили и отказывались вылезать из оврага. Они сгрудились у корней толстого дерева, о которое опирался Лилаш, стоя над обрывом.
– Что там? – спросил он и не получил, конечно же, никакого ответа.
Лилаш покачал головой и принялся спускаться по крутому склону. Наверно, Арри повредила в драке лапу – только этого ему сейчас не хватало!
Однако собака была в порядке. Завидев хозяина, и Арри, и Рика сдвинулись, уступив ему место. В очередной раз сверкнула молния – гром за ней не последовал, гроза уже удалялась, – и на мгновение Лилаш разглядел в хитросплетении корней ребёнка.
Судя по длинным волосам, это была девочка. Лет пяти от роду, она забилась под корни, насколько это было возможно, и поджала руки и ноги. Лилаш тронул её за плечо.
– Эй? Слышишь меня?
Она не ответила. Лилаш посмотрел на собак. Арри, вымазанная в грязи, скалилась, глядя в ту сторону, куда убежали лисы. Рика встряхнулась, рассеивая вокруг себя капли воды, заскулила и ткнулась холодным носом в спину ребёнка.
Девочка слабо шевельнулась и что‐то пробормотала. Лилаш поспешно перекинул ружьё за спину и стал вытягивать ребёнка из ямы – сначала за плечи, за пояс, затем высвободил её голову, острые локти, коленки и наконец прижал к себе трясущееся тельце. Лампа осталась наверху, и было сложно рассмотреть что‐либо, но Лилаш ощутил тёплую липкую кровь на своих руках. Лисы всё‐таки добрались до неё! И если бы не собаки…
Он коротко потрепал Рику по мокрой холке. Не время и не место для нежностей, но она заслужила благодарность. Вместе они начали осторожно выбираться из оврага. Арри уже ждала у бревна, возле дрожащего огонька лампы.
Стоя у окна, Лилаш ожидал рассвета. Ливень утих, гроза уползла за горизонт; колесо мельницы размеренно вращалось и привычно поскрипывало, но в этом скрипе не было успокоения. Лилаш гадал, доживёт ли девочка до утра, и считал минуты. Ещё чуть-чуть, и можно будет отвезти её в город или же самому съездить за лекарем – вот только как оставить её одну?
Он посмотрел на бедного ребёнка на своей постели. Девочка истекала кровью, пока он нёс её через лес, и только дома Лилаш сумел как следует рассмотреть рваную рану на боку. Он был мельник, а не лекарь: мог обработать рану и прикрыть её чистым платком, не более того. Этого явно было недостаточно.
С тех пор девочка пришла в себя всего один раз; её стошнило, после чего она снова потеряла сознание. Лилаш отмыл её руки и лицо от грязи и положил на лоб мокрую повязку. Она оказалась чуть старше, чем показалось ему в овраге, и теперь он ломал голову, как ребёнок оказался в его лесу в такую погоду. Может, это потеряшка из Флоры? Тогда, если девочка выживет, он мог бы оставить её у себя – у Лилаша не было детей, и иногда он об этом жалел. Конечно, лучше было бы взять мальчика, чтобы тот помогал на мельнице, но раз такое дело…
Водяная кукушка пронзительно заверещала за окном, и Лилаш вздрогнул. Не стоило терять времени. Если малышке станет хуже, он ничем ей не поможет. Тащить её на телеге через лес тоже не лучшая затея. Пусть Рика остаётся – собака лежала на коврике перед кроватью и, как и Лилаш, за всю ночь не сомкнула глаз, – а он приведёт помощь.
Вымазанный в грязи и крови, с мешками под глазами и спутанными волосами, Лилаш, должно быть, производил страшное впечатление. Соскочив с лошади у дома лекаря, мельник забарабанил в дверь. Он знал, что ещё рано, но уж врачевателю, наверное, не привыкать. Большого опыта в таких делах у Лилаша, правда, не было: последние лет десять он ни в чём не нуждался, сушёные ягоды от кашля заготавливал сам или покупал на ярмарках, ожоги терпел, на царапины не обращал внимания. Поэтому только сейчас обнаружил, что ближайший к мельнице старый лекарь куда‐то исчез: судя по деревянной табличке на двери, теперь здесь принимал некто Седериж.
Заспанная хозяйка, упёрши руки в боки, наотрез отказалась пускать его в дом, и Лилаш ждал на крыльце, пока Седериж соберётся. Сквозь неплотно прикрытую дверь Лилаш расслышал, как герра настаивает на завтраке или хотя бы кружке чая для Седерижа, и поспешил заверить её, что и сам в состоянии приготовить для лекаря чай, если будет нужно. Хозяйка выглянула из комнаты и с сомнением посмотрела на Лилаша. Его кулинарным способностям она явно не доверяла.
Наконец Седериж вышел – и оказался на удивление молод и немногословен. Он молча вывел из конюшни невысокую, крепко сложенную лошадь, перекинул через плечо лекарскую сумку и натянул поводья. Лилаш даже засомневался, правильно ли поступил, пригласив такого зеленца – неопытного мастера; всё‐таки рана ребёнка выглядела прескверно. Однако Лилаш был не из тех, кто кусает локти после принятого решения. Он торопливо пробормотал слова благодарности воде и поскакал вперёд, указывая дорогу.
Девочка всё так же лежала на постели и слабо дышала, цепляясь за край одеяла тонкими пальцами. К облегчению Лилаша, за тот час, что его не было, ей не стало хуже. Рика вскочила и завертела хвостом при виде хозяина – она странно вела себя в присутствии ребёнка, будто стала совсем домашней. Седериж поспешно разобрал сумку с лекарствами и принялся прочищать рану.
– Лиса могла быть больной, – пробормотал он. – Посмотрим…
Лилаш отвернулся. Он не хотел смотреть: снова видеть разодранный бок и лиловые подтёки на этом хрупком тельце, с тревогой следить за каждым движением Седерижа. Ему необходимо было сбежать отсюда, совсем как Арри, не пожелавшей сегодня ночью даже войти в дом, когда он принёс ребёнка.
И Лилаш ушёл, благо на мельнице хватало дел после длительного простоя. Внутри него всё как‐то сжалось и замерло. Он был уверен, что девочка не выживет.
За очередным поворотом показалось усыпанное дикими ромашками поле. Деметрий придержал коня. Вдруг Ивжени наблюдает из окон усадьбы и заметит их… Не хотелось, чтобы она подумала, будто он торопится домой с новостями.
Нет, новостей не было, а значит, не было и утешения. Третья по счёту ночь миновала и растворилась в рассветном зареве, но они так и не смогли отыскать следы пропавшей дочери.
Отряд старейшины возвращался с пустыми руками, хоть они и прочесали пол-округа. Обнаружить удалось только мальчишку – ещё одну жертву страшной грозы. На него упало дерево, и мальчик оказался в плену жёстких ветвей, но в остальном почти не пострадал. Повезло. Деметрий надеялся, что они знакомы с Вендой, что дочь где‐то рядом… Однако всё было тщетно. Мальчик ошалело помотал головой и возвратился в свою деревню, а Венду так и не нашли. Что с ней случилось?
– Ну, добралися, – вздохнул Лашет и первым въехал в ворота усадьбы. Деметрий озабоченно скользнул взглядом по окнам большого дома, но Ивжени не увидел.
Они спешились, и люди увели лошадей в конюшни. Деметрий направился ко входу в дом дальним путём, через огороды. Он заглянул в парники, кивнул работникам, втянул упоительный аромат помидоров. Совсем как в той, другой жизни, когда мама выращивала помидоры на балконе, потому что у них была только квартира и никакой дачи…
Деметрий помотал головой, отгоняя неуместные воспоминания, и двинулся дальше. Серебристые ориентальские облепихи волновались на ветру и цеплялись колючками за одежду и шляпу; Деметрий стянул головной убор и сунул в сумку. За облепиховой рощицей потянулись пышные кустарники – плодовые, уже в июне налившиеся яркими ягодами, и вечнозелёные лечебные. Когда‐то здесь был всего лишь пустырь, и Деметрий гордился своим садом почти так же сильно, как он гордился всем Ориендейлом. «Начинаем с малого, – из года в год внушал он дочери. – Посади семечко, взойдёт росток. Тогда уже делай следующий шаг, посложнее. Не надо хвататься за всё сразу и бросать на полпути». Вот дурак, ну! На что он рассчитывал? Венда пропускала мимо ушей эти проповеди. Довольствоваться малым было не в её духе.
Три ступени крыльца взвизгнули под сапогами Деметрия – давно стоило проверить и, может, заменить их. Но не сегодня… На сегодня забот было достаточно. Деметрий прошёл сквозь сени в коридор и тут же столкнулся с приказчицей. Герра Жанета ойкнула и вцепилась в соскочившие с носа очки.
– Не вышло?.. – вернув очки на место, Жанета вопросительно посмотрела на Деметрия.
Он опустил глаза, и Жанета не стала больше ничего говорить, только сухо кивнула. Как обычно, она держалась прямо, не позволяя ни печалям, ни катастрофам сбить её с курса. Говорили, что герра стареет, что глаза её слабеют, и всё равно она оставалась лучшей управляющей усадьбы во все времена.
Поначалу, когда его только избрали старейшиной Ориенталя, а значит, и главой всего Ориендейла, Деметрий пытался всё делать сам. Ивжени помогала по мере возможностей, но даже их совместных сил не хватало. Деметрий отвечал за семью, за усадьбу, за Ориенталь – а теперь и за совет старейшин со всех концов севера. Это было нелегко. Полвека назад Ориендейла не существовало вовсе и каждая община устанавливала свои правила без оглядки на других. Старейшины торговали друг с другом, охотно женились, а потом шли на войну и грабёж, как настоящие варвары или те же кочевники. Лишь возвышение их южного соседа, королевства Флоры, натолкнуло отдельные общины на мысль, что им тоже не мешало бы объединиться. Так на знаменитом сходе двадцати шести старейшин было торжественно положено начало Ориендейлу. Однако и по сей день каждый старейшина стремился урвать себе как можно больше власти. Деметрию приходилось мягко, но настойчиво бороться с этим самоуправлением, а точнее – самодурством. Без герры Жанеты, однажды появившейся на пороге усадьбы, словно благословение стихий, Деметрий бы не справился. Зато вместе у них выходило на славу.
Деметрий надеялся, что однажды Венда займёт его место – передача власти по наследству, хоть и через выборы, была в Ориендейле привычным делом. Пока что, впрочем, говорить об этом было рано. Малышка Венда воротила нос: «старейшие» дела, как она их называла, её вовсе не интересовали. И для начала следовало её найти!
– Как там Ивжени? – осведомился Деметрий у Жанеты.
Они направились к спальным комнатам. Когда Деметрий выезжал из усадьбы больше суток назад, жену уложили в постель. Ивжени была в мучительном трансе, на границе между сном и явью. Взгляд казался стеклянным: заставь его сфокусироваться, и он разобьётся. Только успокоительные настойки и порошок искры от травников из Флоры заставили её наконец заснуть.
– Всё то же. Вы осторожней с ней, ольда 3. Не разбудите, – шепнула Жанета, отворяя дверь. – Ой, постойте! Вот ещё телеграмма из Флоры, с час назад принесли.
Деметрий наскоро проглядел несколько строк, в которых его кузина Ариана, принцесса Флоры и младшая сестра короля Аргелена Амейна, сообщала, что немедленно выезжает к ним в Ориенталь.
– Это очень кстати. Вы читали, да? Подготовьте комнату для её высочества, пожалуйста.
– Уже сделали, – кивнула Жанета и, усмехнувшись, добавила: – Но герра Ариана была бы недовольна, что вы величаете её здесь, на севере, высочеством.
Деметрий улыбнулся – впервые за три дня.
– Вы совершенно правы. Спасибо, Жанета, – сказал он и вошёл в спальную.
Окна были занавешены, и в полутьме горел огонёк синей стихийной свечи. Ивжени молилась воде, несмотря на грозу. Ведь это не гроза и не дождь отняли у неё ребёнка: Венда убежала сама, чтобы позлить няню, – только пятки сверкнули. Теперь няня с горя бросила службу в усадьбе и вернулась в родную деревню. Ивжени не стала её удерживать.
Деметрий опустился на край постели, стараясь не потревожить зыбкий сон жены. Светлые волосы выбились из толстой косы. У Венды были такие же золотистые волосы и такая же ямочка на подбородке. От Деметрия она унаследовала серебристо-серые глаза, прямые брови и баранье упрямство.
– Где же, где же ты? – одними губами прошептал Деметрий.
В отсутствие новостей ему оставалось лишь довериться своему чутью. Он прикрыл глаза. Не решился взять Ивжени за руку, хотя так было бы легче. И в очередной раз за последние дни принялся перебирать тонкие струны души, стараясь уловить присутствие энергии, из которой был соткан мир.
Это не было стихийной силой, не было магией. Деметрий лишь пытался нащупать след Венды, в которой текла та же кровь, что в нём самом. Та же кровь – королевская, ангельская, что текла в короле Аргелене Ройнаре Амейне далеко во Флоре и умела откликаться на зов стихий.
Расшифровать послание было непросто. Деметрий хмурился и погружался глубже и глубже, стараясь не отвлекаться на прерывистое дыхание Ивжени рядом с собой. Не сразу, но ему удалось снова дотянуться до Венды. Он был уверен, что дочь по-прежнему находится в тихом месте вдали от больших дорог. Состояние Венды не менялось. Ей не становилось хуже, а это главное.
Но где она и что случилось?
– Гер Деметрий? – Дверь в углу приглушённо скрипнула, и темноволосая служанка просунула в спальную острый нос. – К вам лекарь пожаловал. Ждёт в северной гостиной.
– Почему только сейчас? – Деметрий поднялся и прошёл к двери, чтобы не шептаться через всю комнату. – Два дня назад нужно было его вызывать!
Служанка как‐то странно на него посмотрела, но ничего не сказала.
Когда Деметрий вошёл в маленькую угловую гостиную окнами на северо-запад, лекарь его не заметил. Засунув руки в карманы кожаной жилетки, он с любопытством разглядывал книги – большинство на флорийском или ориендельском, но были среди них и книги на языках Поверхностного мира, – а также коллекцию фигурок Деметрия. Фигурок было два десятка. Крошечные, размером меньше мизинца, человечки с ножками, ручками и приплюснутыми головами с волосами или шляпками обычно вызывали оторопь у прислуги и гостей. Каждая ручка оканчивалась полукруглой ладонью, и некоторым фигуркам полагался реквизит: воин держал меч, маг – волшебную палочку, а повар – огромный стейк и половник. На глазах Деметрия лекарь вплотную приблизился к ярко-жёлтым фигуркам, чуть не уткнувшись в них носом. Как и всех, его интересовал блестящий, удивительно гладкий на ощупь материал – пластик. В этом мире никто не видел ничего подобного.
– Спасибо, что заехали, – сказал Деметрий, в три широких шага пересекая гостиную.
Честно говоря, он не ожидал застать в гостиной незнакомца. Обычно Ивжени осматривал другой лекарь, бородатый старец с двумя сумками: одна для трав, другая для инструментов. А этого парня в белом лекарском жилете Деметрий видел впервые. Он казался наивным зеленцом, слишком юным для столь трудной профессии. Однако, когда парень обернулся, его голубые глаза сверкнули безусловной самоуверенностью.
– Когда вас вызвали, гер?..
– Седериж. – Голос у него был негромкий, но твёрдый – и совершенно безразличный, словно шелест осенней листвы. – Но меня не вызывали.
Деметрий нахмурился.
– Тогда как вы узнали?
– О чём?
– Что моей жене требуется медик… то есть лекарь?
Седериж пожал плечами и вынул руки из карманов.
– Я и не знал. Вот. – Он протянул Деметрию фотокарточку.
Это была переводная копия – и надо сказать, первоклассная копия – фотографии Венды с последней семейной съёмки. Венде в тот день исполнилось шесть, и она с задорным прищуром смотрела прямо в камеру, совершенно не испытывая страха перед громоздким устройством. Деметрий коллекционировал эти фотокарточки, собирал их в альбомы, трогательно подписывал каждый снимок и прокладывал страницы полупрозрачной калькой. Ивжени боялась камеры и всякий раз пыталась избежать фотосессий, Венда же была от них в совершенном восторге.
Разглядев в руках Седерижа портрет Венды, Деметрий едва не захлебнулся вышедшей из берегов надеждой. Грудь сдавило так, что последующие слова дались ему с трудом:
– Вы знаете где?..
Лекарь кивнул, но остался серьёзен, и сердце Деметрия забилось чаще. Казалось, оно сейчас вырвется из тела, наплевав на хрупкие рёбра, и само бросится на поиски дочери.
– Во время грозы она заблудилась в лесу, и на неё напали дикие лисы. Нет-нет, девочка жива! – поспешно добавил Седериж, потому что Деметрий схватился за спинку ближайшего кресла. – Её вовремя нашли, и я два дня был при ней. Всё в порядке, всё хорошо!
– Но… поче… – Испытав столь сильное потрясение, Деметрий никак не мог вновь взять под контроль мышцы. Тело качало, лицо свело судорогой, губы кривились и выдавали нечленораздельные звуки.
– Почему мы не сообщили раньше? Так это вверх по реке, за Орешниковым лесом, где мельница. Мельник её и нашёл, а потом уже меня кликнул. Девочка долго была без сознания – мы и не догадывались, кто она, откуда взялась. Я только сегодня выбрался в город, увидел карточки. И сразу к вам.
Деметрий впился в руки лекаря и сжал их вместе с фотографией.
– Спасибо!
– Да что вы… – Лекарь, кажется, смутился. – Её рана и без моего вмешательства выглядела неплохо. Вернее, плохо, но обнадёживающе. Я никогда ещё не видел, чтобы глубокие укусы так быстро затягивались. Ей повезло.
Деметрий помотал головой.
– Не преуменьшайте своей заслуги, гер Седериж. Что я могу для вас сделать? У вас будут все привилегии, все необходимые материалы. Что вы хотите? Деньги? Знакомства?
Молодой лекарь залился краской до самой макушки, отвернулся и очевидно не знал, куда деться от смущения. Деметрий ждал. Наконец Седериж собрался с мыслями – щёки из пурпурных стали просто розовыми – и твёрдо сказал:
– Спасибо, но это ни к чему. Помогать людям – моё призвание, ольда Деметрий. И справедливости ради не будем забывать, что я всего лишь выходил вашу дочь. Но нашёл её и спас от диких зверей гер Лилаш, мельник.
– О, нет-нет, мне ничего не надобно! – замахал руками Лилаш, когда старейшина заявился в его дом с обещаниями всех благ и богатств.
Девочка приподнялась на кровати и с тревогой смотрела на родителей. Она очнулась вчера утром, но до сих пор не проронила ни слова. Поначалу ей, кажется, было не по себе – она ведь наверняка не понимала, где оказалась. Лишь когда обезумевшая от радости собака запрыгнула на кровать и облизала девочке лицо, та, скорчив рожицу, засмеялась. В обнимку с Рикой она свернулась калачиком на огромной для неё кровати Лилаша и на все его вопросы только мотала головой. В конце концов Лилаш сдался и решил, что она немая. Пока Седериж не появился на пороге мельницы в сопровождении старейшины Ориенталя с геррой матерью, Лилаш и не догадывался, кто его маленькая гостья.
Жена старейшины присела на край постели и крепко обняла дочь. Венда не ответила на искреннее приветствие и только скривилась из-за того, что мать согнала с кровати собаку.
– Тебе больно? – спросила герра, явно задетая реакцией девочки.
Венда передёрнула плечиками и отвернулась.
Лилаш чуть не крякнул от изумления. Перевёл взгляд на гера Деметрия и успел заметить, как тот поджал губы.
– Мы очень волновались, – продолжала герра. – Венда… как ты могла?! Зачем ты…
Но она оборвала себя на полуслове: Венда прикрыла глаза и откинулась на подушку, не обращая на мать никакого внимания.
– Что с ней не так? – не сдержался Лилаш. – Седериж, это из-за укуса?
– Нет, – старейшина ответил вместо лекаря, – это характер такой.
Он помолчал несколько секунд и снова заговорил, ни к кому не обращаясь, но Венда, конечно, не могла не слышать его слов.
– Дети, наверное, по природе своей эгоисты. Но есть особенно бессовестные. Неважно, что мама с ума сходит от страха за неё, неважно, что няню подставила, неважно, что весь округ её ищет! Эта девочка будет молчать как партизан, и – нет, Ивжени, чего ты ждёшь? – она тебя не поцелует.
Лилашу было неловко присутствовать при этой сцене. Что такое «партизан», он не знал и с огромной охотой ушёл бы сейчас вниз, на мельницу, но старейшина стоял между ним и дверью.
– Может, нам оставить её здесь, раз ей тут так нравится? – предложил гер Деметрий.
Его жена вскинула голову.
– Полагаю, это доставит неудобства уважаемому геру Лилашу, – мягко сказал Седериж. – Давайте всё‐таки отвезём девочку в усадьбу и я продолжу лечение?
Венда облизнула губы, не открывая глаз, и тяжело вздохнула. Мать зашептала ей что‐то на ухо.
– Не надо её успокаивать, Ивжени, – строго сказал гер Деметрий. – Доктор прав: мы отвезём Венду в усадьбу. Ей нужно время, чтобы выздороветь. Много-много времени… несколько лет.
– Лет? – переспросила герра Ивжени.
– Лет или даже десятков лет, – кивнул старейшина. – Никогда больше девочка Венда не выйдет за пределы усадьбы одна. Никаких путешествий, никаких друзей. Будет с нами ездить в гости во Флору, в школу ходить под присмотром – и это всё.
Венда распахнула глаза и повернулась к отцу.
– Так нечестно! – выпалила она, и это были первые слова, которые Лилаш от неё услышал. Высокий детский голос, с явными нотками обиды и еле сдерживаемых слёз.
– Почему нечестно? – удивился гер Деметрий. – Не вижу ничего нечестного.
– Я хочу гулять в городе!
– Ты уже погуляла. И маму довела. Так что нагулялась, хватит. Наша задача – чтобы ты дожила до того возраста, когда у тебя наконец появится инстинкт самосохранения. А раз ты не слушаешь взрослых, сломя голову лезешь на каждую башню и спешишь купаться в озере зимой, то будешь сидеть дома.
Венда снова вздохнула и положила руку Рике на холку.
– Я хочу эту собаку.
– Это не твоя собака, – отрезал старейшина. Ни один мускул на его лице не дрогнул. – Гер Лилаш, будьте добры, уведите пса, пожалуйста.
Лилаш свистнул и хлопнул по бедру. Рика встрепенулась, посмотрела на него, на Венду, открыла пасть и вывалила язык.
– Ко мне, – нахмурился Лилаш.
Собака нехотя повиновалась и затрусила к выходу, цокая длинными когтями по половицам. Гер Деметрий отступил, пропуская Лилаша и Рику. Мельник вышел на свежий воздух и чуть не споткнулся об Арри, поджидавшую у самой двери. Собака вопросительно наклонила голову, заглядывая в глаза Лилашу.
– Да уж, она ни в чём вам не уступает, – усмехнулся он и протянул руку, чтобы погладить Арри, но собака извернулась и отскочила в сторону. – Хар-р-рактер!
Семья старейшины и молодой лекарь уехали только через час. Венда противилась: капризничала и каталась по кровати, пока не разошлись швы у неё на боку. Лишь снова ощутив боль, девочка несколько утихомирилась, и отец смог отнести её в повозку.
Лилаш был озадачен произошедшим. С одной стороны, он жалел Венду, с другой – её родителей. Похоже, это действительно был маленький чертёнок. Но запереть девочку в усадьбе – как можно? Впрочем, наверняка это просто слова, неосторожно обронённые старейшиной в минуту сильного волнения. Венда повзрослеет, отрастит голову на плечах, и всё у них наладится. Рассудив так, Лилаш притворил калитку, с облегчением поблагодарил воду и направился к жерновам.
Бывают такие дни, когда всё идёт к чёрту. Ещё вчера Аргелен Ройнар Амейн был королём Флоры, правителем могущественного государства, потомком Ангела и главой королевской семьи. Он строил планы: новые, более современные мануфактуры, в первую очередь в Индувилоне; железные дороги, по которым Аргелен мечтал пустить яркие паровозы; фонды помощи бедным и больным; телеграф… Признаться, некоторые неординарные решения Аргелен подсмотрел у кузена. Невольно они с Дмитрием соревновались между собой, хотя это было смешно – сравнивать Флору и диковатый Ориендейл. Так или иначе, вдохновения и идей хватало, а главное, у короля имелись необходимые ресурсы. Да и время было на его стороне: правление Аргелена только начиналось. Казалось, жизнь прекрасна и удивительна. Но больше удивительна, чем прекрасна… В этом он убеждался снова и снова.
Вчера у него было всё – сегодня же планы обратились пеплом. Аргелен лишился главного: силы и воли что‐либо делать. Зачем? Ничто больше не имело смысла. Всякий раз, стоило только поверить в лучшее, как Аргелен убеждался, что родился под несчастливой звездой. И пусть эта мысль была кощунственной, ведь Ангел завещал, что будущее не предопределено: Аргелен Амейн давно потерял веру.
Он выхватил из кармана батистовый платок и промокнул лоб. На террасе было невыносимо жарко – июньское солнце нещадно облизывало лучами белые камни замка, глянцевую листву в саду и металлические оградки и карнизы, к которым сейчас нельзя было прикоснуться. Аргелен продолжал вариться в собственном соку в плетёном кресле на террасе кабинета, впустую надеясь, что телесные страдания смогут заглушить душевные.
Надвинув пониже широкополую шляпу, он в очередной раз развернул письмо от сестры и перечитал послание – внимательно, до рези в глазах вглядываясь в каждую округлую букву.
Дорогой Арги!
Пишу, потому что многое хочется рассказать. Венду вернули домой в усадьбу ровно перед моим приездом. Главное: она в порядке. Её искали в Ориентале, а она, оказывается, потерялась за городом, в лесу. Я вчера там была. Просто невероятно, как далеко ребёнка могут унести эти маленькие ножки! Предупреждаю вас с Лиэстой на будущее: когда родится наследник, за ним глаз да глаз.
Так вот, налетела гроза (а ты ведь знаешь эти ориентальские грозы… кажется, весь мир выворачивается наизнанку), и Венда совсем отчаялась. Вдруг откуда ни возьмись – лисы! Ты видел когда‐нибудь настоящую дикую лису, Арги, а не тех, что у нас на фермах? Венда, конечно, испугалась. Она пыталась спрятаться, но куда там. Лисицы окружили её в овраге… Мне даже писать это страшно.
По счастью, её вовремя обнаружили. Мельник, добрый человек, прогнал лис, принёс малышку к себе и три дня за ней ухаживал. Три дня тишины! Ивжени и не верила, что всё обойдётся. К сожалению, у неё снова приступ.
Сейчас уже ясно, что Венда полностью поправится. Её лечит местный медик, он совсем молодой и весьма милый. Я пригласила его во Флору, чтобы показать нашу библиотеку, – надеюсь, ты не против? Деметрий его очень ценит. Прошу прощения, я хотела написать «Дмитрий», но уже привыкла, что ориендельцы зовут его иначе.
Обычно я много гуляю, когда приезжаю в Ориенталь, но в этот раз, конечно, всё время провожу с Ивжени и Вендой. Да и сезон ветров, так что не хочется никуда выходить. Венда в своём особо строптивом настроении – тебе и не снилось. Иногда она плачет. Вероятно, от боли, но никому в этом не признаётся. Медику приходится давать ей обезболивающее, полагаясь на одно только чутьё. Когда надо есть – она не ест, отталкивает поднос. Когда надо спать, она ищет, что бы съесть. В первую ночь, когда я только приехала, она упала с кровати и молча пролежала на полу до самого утра. Дмитрий, уж на что он сдержанный, раздражён и грозится запереть Венду в усадьбе на всю жизнь, «пока она не выйдет замуж» – это я тебе дословно привожу. Думаешь, он серьёзно? Я же вовсе не собираюсь замуж, может, и Венда никогда не захочет. Видит Ангел, ещё несколько лет, и она каждый день будет убегать из усадьбы, если он не перестанет на неё давить…
Расскажи, как у вас дела? Как себя чувствует Лиэста, можно ли ей снова вставать? Очень волнуюсь за вас и ребёнка. Я вернусь через три недели.
Обнимаю вас и шлю ветреный ориентальский привет. Поцелуй от меня маму.
Ex aequo et bono 4,
Ариана
Свернув письмо в трубочку, Аргелен Амейн посмотрел через него, как сквозь подзорную трубу, в сторону города. Самого города, конечно, не было видно с этой террасы, зато Аргелен разглядел неподвижные верхушки деревьев, гнездо среди ветвей и шпили замковых башен. Король вздохнул, сунул письмо в карман, тяжело поднялся из кресла и вернулся в кабинет. Двери он оставил распахнутыми – в надежде, что ориентальский ветер доберётся до Флоры и хоть немного разбавит летний зной.
На краю изогнутого буквой «С» письменного стола лежало прошение графа Сэптена из Ангоры занять освободившийся пост магистра науки и искусств. Аргелену давно уже следовало составить ответ, но он устал раз за разом отказывать Сэптену, который совершенно не понимал вежливых намёков. И о чём граф только думал, когда подавал такие прошения! Науки и искусства явно были не по его части. Единственным, что Аргелен, положа руку на сердце, мог бы доверить Сэптену, был магистрат доходов и расходов, и он даже собирался это сделать в прошлом месяце, но вмешалась Лиэста. Жена отговорила его от назначения Сэптена, сославшись на плохое предчувствие. И Аргелен её послушал. Он шутил, что предсказания Лиэсты надёжнее, чем подсказки Атласа всех времён, и безоговорочно доверял её чутью – кроме тех редких мгновений, когда она сквозь сжатые зубы с непроницаемым лицом твердила, что у них никогда не будет детей. «Пусть она будет права во всём, кроме этого!» – взывал он к звёздам.
Однако с каждым годом всё ближе подкрадывалось осознание: Лиэста не ошибается. Ни один медик Флоры не мог объяснить Аргелену, отчего королеве не удаётся выносить долгожданного наследника. И прошлой ночью, как и год назад, как и три года назад, всё повторилось вновь… На исходе второго месяца Лиэста потеряла ребёнка. Ну почему? Почему именно они?! И как пережить это – опять?
Аргелен мрачно уставился на прошение Сэптена и отпихнул его подальше. Сейчас он точно не станет ему отвечать. И завтра, скорее всего, тоже.
Карман сюртука жгло письмо Арианы. Аргелен не знал, писать ли сестре об их потере сейчас или стоит дождаться её возвращения во Флору. С одной стороны, лучше рассказать всё лично. С другой, если он напишет сейчас, она передаст новости Дмитрию с Ивжени и Аргелен избежит ещё одной мучительной сцены. Кроме того, надо было подготовить Ариану к тому, на что уже давно – и довольно откровенно – намекала Лиэста. Если у них не будет детей, корона Флоры после Аргелена перейдёт к младшей сестре и её будущим наследникам. А значит, Ариане всё‐таки придётся подыскать себе подходящего партнёра, даже если сейчас ей совсем этого не хочется.
– Да помогут нам небеса, – пробормотал Аргелен, склонился над столом и взял чистый лист бумаги и перо.