Плененный светом

Глава 22

Аид

Я отправил ее домой, на Землю. Только Вселенная знает, насколько мне это тяжело далось, но я верил, что так будет лучше. Ведь, как говорила Персефона, любовь – это когда делаешь так, как нужно другому. Когда все так, как он хочет, а не, так как хочешь ты. Именно она меня этому научила. И если бы я держал ее возле себя, это означало бы только одно – я не люблю ее. Мы с ней разные. Как лев и морской котик. Лев не может притащить его в саванну и заставить жить без воды – морской котик погибнет. И это не любовь. Так же и я не мог позволить Персефоне находиться здесь только потому, что хочу видеть ее подле себя. Рано или поздно она умерла бы от моих же рук. Хотя все, чего я хотел, – это никогда не отпускать ее.

Я исцелил свой мир тьмой, все поврежденные участки снова стали подвластны мне. Они лишились жизни точно так же, как и я лишился ее с уходом Персефоны. После этого я долго искал способ, который позволит нам существовать рядом. Чтобы наша близость не убивала ее. Я практически не выходил из комнаты, общаясь только с Гекатой. Перечитал все книги, которые пылились в моей библиотеке, перелистал все свитки. Я исчез на несколько месяцев и только сегодня захотел выйти.

Не знаю, что со мной происходит, но неуемное желание и тревога приводят меня в зал суда. Я долго сижу на троне и чувствую боль. Не физическую, душевную. Мне будто резко становится нечем дышать. Мое стремление найти возможность быть вместе с Персефоной утрачивает весь смысл. И как только я догадываюсь, в чем может быть дело, слышу ее шепот.

– Аид.

Меня словно пронзает электрическим разрядом. Перси. Моя девочка среди мертвых.

Кожа головы буквально покрывается ледяными иголками страха, и я замираю. Нет, этого не может быть. Но ее невинные глаза и кипящая в них любовь не дают шанса усомниться, что передо мной действительно Персефона.

Я безумно боялся этого момента. Я видел его в страшных снах и запивал алкоголем. Моя любовь, моя девочка предстала передо мной в облике тени. Ее жизненный свет практически угас, и я борюсь с желанием вскочить и броситься к ней.

Что же ты натворила, Перси…

Следом приходит злость. Неужели она хочет попасть в Тартар? Неужели не помнит, как там ужасно? Если лишить себя жизни, обязательно окажешься там, в реке Коцит, и хуже участи просто не придумаешь.

– Зачем ты здесь? – шиплю я, буквально сходя с ума от злости. Я днями напролет стараюсь отыскать тот призрачный шанс, позволивший нам быть вместе, а она просто так лишает себя жизни.

Она молчит. В ее глазах ни капли сожаления или вины, лишь нежность и любовь, от которых мое сердце разрывается на части.

Кто-кто толкает Персефону вперед, и она оказывается под аркой. Тут же останавливаю суд и перемещаюсь к девушке, помогая подняться на ноги.

– Я пришла на суд, Аид. Ты знаешь, что это значит… – шепчет она.

– Знаю! Ты умерла… Зачем ты это сделала, Перси? – тьма беснуется во мне, застилая глаза яростью.

– Сделала что, Аид? – от звука моего имени из ее уст меня пронзает нежностью. – Зачем я умерла? – переспрашивает она, будто не поняла моего вопроса. Она и правда слишком невинна для этого мира. Тем хуже, что Перси решилась на такой шаг. Но я постараюсь сделать все, чтобы она смогла избежать суда.

– Зачем ты убила себя? – я беру ее за подбородок и вглядываюсь в глаза.

– Я… – обескураженно шепчет она, но тут же в ее глазах разгорается ответная злость. Такой огонь, что я готов тут же ее придушить или смять в объятиях и целовать до тех пор, пока она не станет умолять меня остановиться.

– Я не убивала себя! – девушка отталкивает мою руку. – Ты думал, что я буду страдать? Так вот, ничего подобного! Ты бросил меня, но моя жизнь на тебе не замкнулась. У меня есть мама и Молли! И вообще…

Ее слова больно ранят меня. Так сильно, что хочется крушить все вокруг. Но чего я хотел? Чтобы она ждала меня? Помнила? Любила?

Правда, злость сменяется облегчением. Она не убивала себя, я смогу вернуть ее на Землю и спасти… Тут же до меня доходит: Персефона была здорова, и если она ничего с собой не делала, то это сделал кто-то другой. Уже знаю ответ, но все же спрашиваю:

– Что же с тобой произошло?

Она вскидывает подбородок и спокойно заявляет:

– Меня убили!

И меня переполняет ненависть. Убили. Ее. Мою Перси.

– Кто? – выдавливаю из себя вопрос, сжав кулаки и закрыв глаза. Сначала я должен помочь Перси, а уж потом порву на куски всех, кто причастен к ее смерти.

Чудо, что я оказался сегодня в суде. Ведь я не был здесь уже столько времени. Она могла пройти арку и исчезнуть навсегда, и даже я уже не смог бы вытащить ее из состояния тени. Какой-то внутренний голос привел меня сюда, и я нашел ее. Но раз так случилось, значит, я просто обязан довести дело до конца.

– Просто делай свою работу, Аид! – почти кричит она. – Пропусти меня сквозь эту чертову арку и забудь.

– Забыть? – ошарашенно переспрашиваю. Я не забывал о ней ни на мгновение, а она просит отпустить ее?

– Что случилось с твоей силой? Я был уверен, что ты можешь себя защитить, пока я ищу выход…

– Я отказалась от нее. Мне не нужна твоя сила! Я и получила ее не по собственному желанию, а уж когда я осталась одна на Земле – и подавно. Я никогда не хотела быть богиней, и ты сам лишил меня такой возможности.

Каждое ее слово режет мое сознание и лишает слов, будто осколок тонкого стекла. Да, она вправе на меня обижаться. И ненавидеть – тоже. Но я обязан спасти ее. И даже если она после этого не захочет меня видеть, я приму ее решение.

– Кто? – коротко спрашиваю, точно понимая, что девушка поймет, о чем речь.

– Отец, точнее, те, кому он задолжал. Они хотели снова выманить тебя, чтобы ты заплатил им… – шепчет Перси.

Я не знаю, как у меня хватает выдержки не перенестись тут же на Землю и не порвать ее отца в клочья. Останавливает только она.

– Ты вернешься на Землю, моя Перси. Столько раз я тебя возвращал с того момента, когда ты еще была в чреве матери, и сейчас я тоже не отступлю от этого… – отвечаю ей, наблюдая замешательство на красивом личике. Да, она же не знает о том, как я вернул ее впервые.

Я переношу ее душу к Харону, и тот, увидев нас снова, кивает, забирая девушку в лодку. Она даже не сопротивляется. Просто делает все, что я ей говорю. На ее лице нет никаких эмоций. Персефона как будто полностью выгорела после нашего разговора. Мне хочется обнять ее, прижать к себе и успокоить, но я боюсь сделать только хуже. Даже не представлял, что можно быть такой сильной. Когда я не хотел никого видеть и закрылся в себе, она нашла силы встать и жить дальше. Невероятно восхищаюсь этой девушкой. И жалею. Жалею, что оттолкнул ее. Но какой у меня был выход? Если я не найду решение, как нам быть вместе, то все равно придется существовать на расстоянии.

Они уплывают все дальше, а я смотрю вслед, пока лодка не скрывается в густом тумане. Взгляд Перси ни на миг не задерживается на мне. Она до последнего смотрит в сторону, безучастно сложив руки на коленях. И только в последний момент, перед тем как исчезнуть, я замечаю ее полный боли взгляд, направленный на меня.

Сжимаю кулаки до боли в пальцах. Я должен разобраться с теми, кто сделал это с Персефоной, пока она не вернулась на Землю.

Переношусь в Дублин и иду по следу ее нити жизни, с каждым шагом зверея все больше. Я оказываюсь на неизвестной мне улице, лишь слегка освещенной редкими фонарями. Мостовая здесь завалена мусором настолько, что кажется, будто коммунальные службы напрочь забыли об этом месте. Зловоние подсказывает мне, что я нахожусь в каком-то заброшенном районе, где даже крысам нечем питаться. По крайней мере пока я иду к двери, за которой явно чувствую энергию Персефоны, я ни одной не встретил. Я вообще здесь не чувствую ничего живого. Это даже странно.

А вот за дверью явно ощущаются несколько отголосков жизни. Два из них мне знакомы. Это Перси и ее отец. Но другие два… почувствовав гниль их нитей, я едва справляюсь с позывом сплюнуть на мостовую. Это именно те, кого даже Гидра откажется есть. Самые порочные из человеческой расы – убийцы.

Недолго думая, достаю часы, замедляю время и вхожу в помещение. В нос ударяет запах старого тряпья и отходов. Входная дверь была открыта, но вот, спустившись вниз, я натыкаюсь на закрытую дверь подвала. Зову тьму, и она ловко справляется с замком.

Врываюсь в комнату, будто вихрь, и вижу ее. Мою Персефону. Она сидит, привязана к стулу. Ее безжизненное тело удерживается толстыми веревками, а голова свесилась вниз. Девушка не дышит и, кажется, я тоже. В три шага оказываюсь перед ней и отталкиваю одного из похитителей. Он склонился над ней и замер с занесенной в воздухе рукой. Я понимаю, что он хочет ударить девушку, чтобы привести в чувство, даже не подозревая, что она уже мертва.

Они не хотели ее убивать? Слабо верится. Скорее всего, просто желали разговорить.

Под моими пальцами веревки превращаются в пыль, и я подхватываю Персефону на руки, сразу же вливая в нее часть своей тьмы. Пока девушка мертва, это не имеет никакого смысла, но, когда ее сердце вновь начнет биться, тьма поможет организму быстрее справиться с ядом в крови. До этого я должен что-то сделать и побыстрее, иначе Харону просто будет некуда вернуть ее душу.

Переношусь в больницу, оставляя часы в том самом подвале. Я не хочу, чтобы эти изверги увидели пропажу Перси и ушли. У меня просто нет времени бегать за ними по всему городу. В мыслях горит только одна мысль: уничтожать, испепелять, да так мучительно, чтобы все они молили меня о смерти.

Но пока нужно позаботиться о Перси. Мы переносимся в приемный покой, и я зову медсестру.

– Остановка сердца! – кричу я ей, и эти два слова запускают целый водоворот событий. Медсестра вызывает реаниматологов, попутно расспрашивая меня о случившемся. Я молчу, надеясь, что мое поведение спишут на шок. Когда прибегают врачи и увозят ее на каталке, я остаюсь один в пустом коридоре, точно зная, что теперь Перси ничего не угрожает. Харон справится. Она вернется в свое тело. И, кажется, я теперь понял, почему Персефона потеряла свою силу. Луч надежды разгорается в моей душе. Я нашел способ, который поможет нам быть вместе.

Постояв еще несколько минут, я переношусь в подвал, где оставался отец Персефоны и двое похитителей. Я точно знаю, как поступлю с ними, и наслаждаюсь предвкушением. Двое убийц познают все муки Тартара, а вот отец Перси… С ним я еще не решил, что сделаю. Но едва ли его участь будет легче.