Планета в подарок (сборник)

9

Смысл этого последнего маленького «снова» дошел до меня только тогда, когда несколькими минутами позднее и несколькими сотнями футов дальше от места, где оно было произнесено, я взглянул на циферблат часов с датой.

Я с иронией подумал о старом глупом анекдоте о велоуэрах, барахтавшихся в грязи на Голдстар, жирных, почти полностью покрытых жидкой грязью, смываемой только раз в год в сезон спаривания.

- Какой сегодня день? - спросил один велоуэр другого.

Прошло несколько часов.

- Вторник.

Прошло немного меньше.

- Смешно! Я придерживаюсь мысли, что сегодня среда…

И Гэс сказал: «Остался у нее снова».

Где угодно, исключая Дарис, я мог позволить себе двухдневный кутеж, но не на Марсе. Вне дома, в местах повышенной гравитации я тратил половину времени на сон. Я был предусмотрительным: никогда не носил с собой денег больше, чем мог позволить украсть, если придется быть мертвецки пьяным. Да и в большинстве кварталов удовольствий в мирах медведианского сектора время дня едва ли имело значение вообще.

Но на Марсе такого себе не позволишь. Здесь нет средств содержать подобные заведения - источники недомоганий посещавших их космонавтов.

На Марсе я как марсианин никогда не делал этого. Я чувствовал, что это было неприлично, хотя, будучи местным, я мог, вероятно, организовать дело получше, чем иностранец. Я любил быть дома, где мог не думать о деньгах. Марсианин никогда не ограбит бесчувственного человека; по крайней мере, я не хотел иметь доказательства, что это прекрасное утверждение не правильно, или убедиться в том, что такое могло случиться благодаря какому-нибудь грязному иммигранту или туристу, не знакомому с правилами Марсианской Чести.

Тогда… где же я был, что делал после того, как ушел в город предпоследней ночью?

Не прошлой, а предпоследней ночью.

Я остановился, повернул к ближайшему бару, который заметил, и сел за столик. Я вспотел и, конечно, по более серьезной причине, чем слишком высокие температура и влажность в моей квартире. Кто-то усыпил меня, но это было неполным объяснением, особенно учитывая то, что все вещи, которые мог взять грабитель, сохранились. Я коснулся кончиками пальцев бумаг во внутреннем кармане, чтобы убедиться, что ничего не потерял.

Я нашел стилограф и составил список фактов, сохранившихся в моей памяти. В результате я совсем перестал что-либо понимать. Что общего имеют Старый Храм, девушка с миндалевидными глазами и золотистой кожей и кровать с нулевой гравитацией? Какая связь между медведианами, центаврианами и мной? Где я видел песчаные струйки, что текли из прохудившейся крыши?

Я колебался, записывая последний вопрос. Наверняка, троих игравших детей я увидел во сне, и они появились из воспоминаний детства.

Я имел возможность положить конец этой путанице. Гэс сказал, что центаврианин майор Хоуск искал меня, и он оставил адрес, по которому я мог найти его. Я глупец! Надо пойти назад и забрать адрес!

Это казалось стоящей идеей. Было странно слышать, что один из центавриан, отличающихся неимоверным самодовольством, захотел встретиться со мной; я мог объяснить этот факт только тем, что старший офицер, который хвастался своими родственными связями с Тираном и с которым я был груб, отправил кого-нибудь для полного урегулирования конфликта.

Все остальное было скрыто в тумане. Я не верил собственным умозаключениям, но при этом я не имел ничего лучшего.

Несколькими минутами позднее Гэс в замешательстве глядел на меня. Он сказал:

- Рэй, ты говорил, что не хочешь иметь никакого дела с этим парнем! Поэтому я отправил карточку в утилизатор!

- Ах так! - Я удержался от ругательства; он был совершенно прав, я действительно утверждал, что не хочу встречаться с каким-то центаврианским майором. - Можешь вспомнить, что там было написано?

- Что стряслось с тобой? - спросил Гэс. - Только что ты жаждал послать всех центавриан в ад, а теперь ты…

- Гэс! - взорвался я.

Он вздрогнул и хмуро произнес:

- Там был номер сети связи, попытаюсь вспомнить его. О! Он имел двойную пятерку.

- Это все?

- Рэй, я едва взглянул на него! Только взял бумажку и сунул в карман. Я не думал, что ты заинтересуешься.

- Все хорошо, забудь, - ответил я и повернулся, чтобы уйти.

- Рэй! Если тебе это так важно, попробуй обратиться в центаврианское посольство. Они, вероятно, знают, где останавливаются их офицеры. Ты знаешь, на какой оно улице?

- Да, - согласился я мрачно. - Спасибо за совет. Я, возможно, именно так и сделаю.

И когда после часа размышлений не появилось лучшего решения, я так и сделал.

Я был окончательно подавлен, когда садился в такси, чтобы ехать в центаврианское посольство. Раньше я думал, что моя память такая же хорошая и спокойно действующая, как и у большинства людей, а зрение еще и лучше. К тому же я имел некоторые преимущества: я был знаком с учением Тодера, даже если и не считался его первым учеником… то есть воспитанником. Мне казалось, что я достаточно взял у учителя, чтобы иметь преимущество перед менее счастливыми людьми.

Здесь, сейчас ситуация подвергла проверке мои знания и умение. И я запутался и растерялся, как какой-нибудь центаврианин, заблудившийся в незнакомом городе. Я решил, что не буду вести себя по-центавриански, если хочу распутать этот клубок мыслей. Центаврианин может выйти из затруднительного положения, только если «унизится» и попросит помощи у местного населения. Я сделаю личное обещание и буду придерживаться его: я разыщу Тодера и попытаюсь вспомнить психологические приемы, которыми я пренебрегал слишком долго, и потому был в серьезной опасности.

Ждать.

В моей памяти продолжали появляться отдельные кадры, никак не связанные ни с прошлым, ни с будущим временем. Я вспомнил четырех растерявшихся центавриан, которые не могли найти нужную им дорогу. Наверное, эта картина выплыла из глубин моей памяти, когда я сравнивал себя, запутавшегося в собственных мыслях, с заблудившимися в незнакомом городе центаврианином. Однако я помнил все подробности этой сцены. Неужели она опять из того сна, которому я легко приписывал все другие невероятности?

А может быть, это настоящее воспоминание, прорвавшееся через забвение?

Я посмотрел в переднее стекло, определяя, далеко ли еще до центаврианского посольства. Прямо передо мной изгибался канал. Почему нет светящихся знаков?

А почему они должны быть в середине дня? С чего мне пришло в голову, что они должны быть?

Подобно ветру, несущему поднятую пыль, скрывая ландшафт марсианской пустыни и иногда открывая его для обозрения, мое забвение время от времени рассеивалось, показывая образы, которые, может быть, лежали в основе разгадки. По некоторым, пока неопределенным причинам, я понимал, что было бы ошибочно, даже опасно идти в посольство. Я остановил такси, расплатился и направился к ближайшему шлюзу пешеходного туннеля.

Прежде чем войти в него, я остановился и некоторое время смотрел на посольство. В последний раз я видел его украшенным большими безвкусными светящимися знаками и, что интересно, кажется, с этого же угла. Когда я приходил сюда?

Что-то опять ускользнуло от меня. Я открыл шлюз, но снова задержался. Я не воспользовался тогда пешеходным туннелем, а шел по улице, поскольку была ночь. Уличный транспорт на Марсе ходил редко по сравнению с другими мирами, но днем все же его было достаточно, чтобы пешеходная прогулка по улицам города показалась опасным развлечением.

Отсюда, вероятно, я шел к Старому Храму. Мой ночной поход к символу Марса был для меня очевидным.

В Старом Храме отсутствовали любого рода окна и двери.

Археологи проникли в него сверху, применив приставную лестницу. Песчаные бури, конечно быстро засыпали расчищенную поверхность пола. Когда строили город Зонд, под улицей прорыли туннель с выходом в центре таинственного здания. Я пользовался раньше туннелем, большим, светлым, украшенным красивыми картинами и фресками марсианских художников, написанными яркой минеральной глазурью по необожженной глине.

Сейчас я обнаружил под ногами песок в дюйм толщиной, половина флюоресцентных светильников не работали, кое-где отвалились изразцы - не видно было даже следов попыток восстановить их, только серели пустые квадраты из шершавого цемента, на котором раньше держались плитки. Волнение охватило меня. Что стало с моим родным миром, пока я слонялся среди звезд? В конце туннеля я поднялся по ступенькам наверх. Там я увидел гида, пожилую женщину, равнодушно читавшую лекцию об открытии Храма группе молодых землян от семи до восьми лет - тринадцать - четырнадцать по земному стилю. Судя по замечаниям, услышанным мной, дети были больше обеспокоены тем фактом, что их экскурсию проводит человек, а не запрограммированный автоматический гид, транслирующий объяснения через наушники, как в земных музеях. Похоже, их совсем не интересовал рассказ о главной достопримечательности Марса.

Правда, среди экскурсантов не оказалось марсиан, даже гидом была землянка. В числе посетителей я разглядел пару медведиан, как будто учителей, прилетевших в воскресный отпуск. Приходил ли теперь кто-нибудь из марсиан в эту громадную гробницу?

Широкими шагами я прошел в дальний конец зала и занялся изучением пятнадцати экспонатов, помещенных в наполненных аргоном витринах. Время до неузнаваемости изменило эти предметы. Трудно было предположить, что в прошлом их назначение было понятным для разумных существ. Когда-то я с благоговением смотрел на их фотографии, продававшиеся в автоматах. Тогда я был ребенком и не мог себе позволить купить дорогую стереокопию.

Сейчас экспонаты походили на бесформенные спекшиеся комки из алюминия, стали, сложных пластмасс, стекла, потемневшего или от радиации, или от времени. Я взглянул на пояснительный текст: «Обнаружен первым. Размеры 34x107 мм, синевато-серый, неправильной формы, главным образом сталь. Имеет пять стержней из стекла, диаметры на правом конце 2; 4,1; 1,6; 1,9; 2,8 мм. Масса…»

Вот и все, что мы знали о них. Эти находки не могли быть естественными образованиями, поскольку были слишком правильными и имели определенный химический состав.

- Извините! - промычала экскурсовод где-то около моего левого локтя, давая понять, чтобы я отошел от витрины - ей нужно скорее закончить рассказ о выставке и избавиться от скучных детей.

Я ушел. По пути к туннелю я почувствовал себя разбитым.

Бесцельно бредя по туннелю, я рассматривал керамические панно и удивлялся, почему эти отвалившиеся плитки были убраны или выброшены, а не установлены на место. Кончиками пальцев я ощупал каждую кромку выемки, оставшейся от выпавшей плитки.

Кто-то должен был заниматься этим, как и прохудившимся куполом, который я видел… или который приснился мне… Опять!.. Прикосновение к плитке вызвало новые ассоциации!

Плитка под пальцами шевельнулась, я остановился, ожидая, что она упадет. Но нет, изразец не упал. И все же я был уверен, что почувствовал движение, - было ли оно от этой плитки или от предыдущей?

Предыдущей! Но она оставалась на месте. И вдруг целая секция плиток начала медленно выдвигаться ко мне. Она оказалась дверью, за которой скрывалась маленькая комната, голая, освещенная одной флюоресцентной лампочкой. В ней стояли несколько простых стульев из пластика и один специальный со спинкой, доходящей мне до плеча, вырезанный из глыбы марсианского камня.

Мгновенно, как стартовавшая ракета, память вернулась назад, и я, пораженный, остановился на пороге, пытаясь собрать воедино все возникшие внезапно факты. Не помню, как долго я оставался прикованным к месту.

В комнате был человек. Центаврианин со знаками отличия майора. При моем неожиданном вторжении он повернул свое лицо, и пока я был в оцепенении, он схватил оружие, лежавшее на каменном стуле. Нервно-парализующий хлыст.

- Войдите, инженер Мэлин, - проскрежетал он. - Закройте дверь за собой!

Я продолжал стоять неподвижно. Майор крикнул:

- Шевелитесь, вы, дурак! Вы лучше всех знаете, как я могу использовать эту штуку!

И, когда я по-прежнему не шелохнулся, он включил хлыст.