Музыка почти оглушала.
Кэр старался пропускать мимо ушей всё, что играло на празднике. Его собственные вкусы разительно отличались от предпочтений основной массы. Он же, со своими пристрастиями к тяжёлой музыке, оставался в меньшинстве. Гром барабанов, рёв электрогитар — вот что действительно пришлось ему по сердцу в новом мире, вот что он хотел бы забрать с собой, если когда-нибудь представится возможность вернуться домой. В настоящий дом, откуда пришли его предки.
Старые, непонятно откуда откопанные СD-диски безжалостно зависали в стареньком музыкальном центре, а о качестве звука из не менее старых колонок говорить вовсе не приходилось.
«И на кой я припёрся на этот праздник?» — в который раз за последние два часа подумал Кэр.
После возвращения из института прошло уже три дня, которые были посвящены разбору полётов, а также приготовлениям к празднику. Радость по случаю удачного возвращения экспедиции, а пуще того — её результатов, была столь велика, что Закэри решил дать жителям общины возможность расслабиться. В самом деле, событие стоило того, чтобы один вечер сделать ярким и запоминающимся. Небольшой отдых перед очередным рыком в бесконечном марафоне.
Кэр всеобщей радости не разделял. Что толку веселиться, если это лишь короткая передышка в длинной череде серых будней, сводившихся в конечном итоге к одному — выживанию. Бесило то, что Закэри отказался переселяться в институт. Даже теперь, вспоминая их последний разговор, эрсати хотелось разнести кому-нибудь голову. Зачем нужна такая перестраховка?
«Институт недостаточно исследован. Нет времени на его переоборудование. Возможно, весной, а пока будет достаточно навещать его по мере необходимости…»
Кэр искренне считал, что здание НИИ можно перестроить в неприступный форт, обеспеченный всем необходимым. Великолепно защищённая база — сейф. Странно, что только ему одному этот факт казался очевидным. Ну и что из того, что несколько следующих месяцев будут относительно комфортными: горячая вода, тепло, даже некоторое разнообразие в пище. Что дальше? Во всём этом не просматривалось будущего. Кэр видел вереницу однообразных дней и никакой надежды на лучшую долю. Институт оказался кладезью, не воспользоваться которой было преступлением. Тем более, всегда оставался риск: тем, что не взяли они, воспользуются другие. А вот тогда будет поздно кусать локти.
Эрсати не мог смириться с ощущением, что находится в жёстких рамках примитивного отсталого общества. Что не живёт, а существует, подобно пирующим на помойке крысам. Зачем планировать, строить долгосрочные планы? Есть что пожрать, где поспать — уже радость. Это убивало. Он понимал, что не может жить в общине и быть вне её. Но чем дальше, чем сильнее в нём крепло неприятие решений Закэри. Хотелось чего-то большего и лучшего…
Рассматривая зал заводской столовой, где проходило празднество, эрсати в очередной раз убеждался в том, что у людей весьма скудные представления о настоящем празднике. Собирать в одном месте представителей разных рас в его понимании было, по меньшей мере, недальновидно. На тех же заркканов даже смотреть противно — грязные, в извечных балахонах или комбинезонах, с неотъемлемыми инструментами в карманах. Спрашивается — зачем им все эти отвёртки и клещи на празднике? Хорошо ещё, что мало их — всего четверо вместе с Гракхом. Но и этого казалось чрезмерно много.
Кэр поморщился. Для полной картины не хватало парочки вурстов. Эти-то громилы всегда привлекали внимание — не умом, так габаритами. Имея два с лишним метра роста и отлично развитую мускулатуру, они могли голыми руками в буквальном смысле слова разорвать человека на куски. Но при этом раса не была откровенно агрессивной, хотя в техническом плане продвинулась довольно далеко. Для Кэра до сих пор оставалось загадкой — как природа могла наградить эти туши ещё и мозгами? Бронекостюмы вурстов давно потеряли всякую схожесть с одеждой. Оснащённые встроенным, плотно подогнанным экзоскелетом и гидроусилителями — они делали своих обладателей лучшими не владеющими магией бойцами. Самые дорогие наёмники как-никак.
Зал, рассчитанный на одновременный приём порядка четырёхсот человек, для небольшой общины был просторным настолько, что его разделили на две половины. В одной поставили столы с угощением, а в другой организовали место для танцев. Открылся праздник словами старосты, который искренне благодарил участников небольшой экспедиции и уверял, что при рациональном использовании электроэнергии кристаллов должно хватить до самой весны, если зимой не будет аномально сильных морозов.
Эрсати пропустил эти слова мимо ушей. Даже его тщеславие не отозвалось на похвалы, приняв их как должное, но не больше. На душе скребли кошки. Всё происходящее казалось неправильным, несвоевременным.
— Налей мне ещё этой отравы! — неприветливо бросил Кэр исполняющему обязанности бармена мужчине. Тот стоял за сооружённой из пластиковых панелей и металлических уголков стойкой.
— Что-то мне невесело…
Бармен развёл руками: мол, не хочешь — не сиди. После чего подхватил из ящика бутылку, выдернул пробку и плеснул в стакан эрсати мутную тёмно-зелёную жидкость. Из чего гналось это пойло, Кэр знал, но предпочитал об этом не думать. Судя по тому, что теперь оно не вызывало сильного рвотного рефлекса, можно было предположить, что технология всё-таки претерпела некоторые изменения. Раньше это могли пить разве что заркканы. А теперь ничего. Хоть в чём-то прогресс не стоял на месте.
Кэр сделал глоток и скривился от резкого, обжигающего вкуса. Казалось, что по пищеводу растекается жидкий огонь. Но это нисколько не помешало допить свой стакан.
«Что же так паршиво?» — мысленно спрашивал он себя.
Может всё дело было в том, что страстная Аманда совершенно не обращала на него внимания? Проведя ночь с эрсати, пройдя своеобразное посвящение, теперь напропалую флиртовала с каким-то тюфяком, раза в два больше самого Кэра. Тюфяк то и дело похлопывал девушку пониже спины волосатой лапищей, отчего в голове эрсати всплывали неприятные ассоциации с человекообразными обезьянами. А может быть, дело было в том, что Дезире, мать её так, вырядилась в короткие облегающие шорты. И где только достала? Кто бы мог подумать, что в недрах необъятного мешковатого комбинезона может прятаться такая попка?
— Тьфу! Бедная, несчастная, а задницей вертеть первая… — Кэр с брезгливым выражением лица обвёл взглядом столовую и поплёлся к деревянному столу, где шла оживлённая игра в карты. Плюхнувшись на стул, подхватил со стоящей на столе тарелки большой кусок жареного мяса. Сегодня оно было приготовлено хорошо, а не так, как обычно. Обычность заключалась в том, что мясо обжаривали ровно настолько, чтобы убить возможных паразитов. Для качественной прожарки требовалось слишком много энергии, а такая роскошь каждый день была непозволительна.
— Вкусно, чёрт его дери! — сказал Кэр и посмотрел на нахмурившего косматые брови Гракха. — Я мешаю? Ну и чёрт с ним, сдавайте и мне!
Заркканы, сыгравшие сегодня уже не одну партию, не проявили особого радушия по отношению к новичку. Однако самого Кэра такая неприкрытая враждебность совершенно не смущала. Ему было даже интересно. Алкоголь ударил в голову, пришла приятная расслабленность, а тягостные мысли, напротив, отодвинулись на задний план. Возможно, идея праздника была не столь уж и плоха…
— Я опасный соперник, ребятки, не испугаетесь? — самодовольным тоном произнёс он и принялся аккуратно доедать выбранный кусок, держа его над столом и периодически промокая губы специально захваченным с собой платком.
— Чистоплюй! Болванку тебе в лоб! — проворчал один из хозяев стола.
Кэр ухмыльнулся и положил надкушенный кусок мяса обратно в тарелку. Несмотря на то что приготовлено оно было хорошо, хотелось разнообразия, которого община не могла себе позволить.
Самыми неприхотливыми в плане ухода оказались маленькие дикие козы. Они быстро адаптировались к новым условиям и давали потомство дважды в год. Беспроигрышный вариант, если учесть, что цены на домашний скот — зашкаливали. А пуще того — поголовье, не прошедшее необходимую вакцинацию, с пятидесятипроцентной вероятностью погибало уже в первый год жизни. Крупные, хорошо защищённые хозяйства в обязательном порядке прививали своих подопечных. Как могли, занимались селекцией, пытались вывести породы, стойкие к новым болезням. Но всё это находилось в зачаточном состоянии. Даже им не всегда удавалось избежать массового падежа скота.
Другое дело — дикие козы. Отчего-то их иммунитет оказался весьма стойким, а смертность от болезней низкой. И хоть молока от них было немного, а мясо оказалось жёсткое — эти создания регулярно размножались, легко переносили долгие переходы и смену мест обитания.
Изредка встречались представители фауны иных миров. В своё время, ещё до войны, некоторые разновидности травоядных получили широкое распространение. Открывались фермы, которые пробовали разводить новых, потенциально многообещающих животных. Были даже попытки скрестить их с земными, но неудачно. Неудобство содержания пришлого скота сводилось к тому, что требовало специфического ухода, зачастую сложного. Война же и вовсе поставила крест на всех попытках. В итоге, и без того небольшое поголовье уменьшилось до катастрофически малых размеров.
— Продукты переводишь, — просипел самый толстый из заркканов. — Я бы на твоём месте доел его. Понимаешь, это проявление неуважения к столу и его хозяевам… Или ты хочешь нас расстроить?
— Вас со столом? — не понял Кэр.
— Востёр на язык… Слушай, ты бы хоть о здоровье своём подумал. А то думаешь мало, говоришь много… Опасно это…
Кэр поморщился, но к мясу не притронулся. Отдал предпочтение сдобной кукурузной булочке, и после того как со вкусом прожевал её, с вызовом обвёл взглядом заркканов.
Свежая выпечка была в общине ещё большим деликатесом, нежели хорошо приготовленное мясо. Самим разбивать поля и выращивать злаковые культуры до сих пор не удавалось. Каждый раз что-то толкало сняться с очередного, казалось бы, идеального места. Иногда это были частые нападения мародёров, иногда соседство с грайверами — так люди называли магически созданных существ — любителей мертвечины. А бывало, что земля уже принадлежала какой-нибудь крупной организации или самопровозглашённому княжеству.
Итогом всего этого было то, что питаться в основном приходилось концентратами, консервами да тем, что удавалось выменять у редких торговцев.
— Засранец! — провозгласил Гракх. — Ладно, не пора ли нам открываться? Чтоб я облез — игра-то встала! — он с гордостью продемонстрировал пятёрку карт.
— Проклятье! Флеш! — с досадой произнёс толстый зарккан и сбросил свои карты на стол. Остальные последовали его примеру. Послышался дружный лязг стаканов. Именно лязг, так как пили игроки из тяжёлых металлических кружек собственноручного изготовления.
Судя по тому, что на столе уже стояла одна пустая пятилитровая канистра, а содержимое второй уменьшилось вполовину, можно было предположить, что праздновать заркканы начали давно. Но что странно — все они показывали удивительную устойчивость к выпитому. Кэр уже после второго стакана ощутил, как язык начал заплетаться, а в голове зашумело. Гракх же с сотоварищами словно и не пили. Казалось, что они способны без последствий для себя поглощать хоть выпивку, хоть кислоту или камни с металлической арматурой.
Сам Гракх сиял, как начищенная до блеска пряжка, усы топорщились. Опорожнив очередную кружку, он запел дурным голосом.
Эрсати даже подпрыгнул от неожиданности. Такого он не ожидал. Напрочь лишённый слуха и голоса Гракх пел так самозабвенно и громко, что перекрывал звуки музыки. Но это было только начало. Стоило кончиться первому куплету, как остальные заркканы, воодушевлённые настолько проникновенным пением, подхватили.
Кэру показалось, что его голова вот-вот треснет. Нет, это нельзя назвать пением. Даже какофония десятка расстроенных электрогитар с выкрученными на максимум усилителями не могла так давить. Слова он разбирал лишь отчасти. Вообще, язык заркканов был ему знаком, но текст именно этой песни изобиловал выражениями, далёкими от обычной разговорной речи.
Несколько куплетов длились, казалось, вечность. А когда концерт, наконец, закончился — довольные собой заркканы дружно рассмеялись.
«Праздник набирает обороты», — подумал Кэр, а вслух спросил:
— У кого вы её украли? Словно отрыжка обожравшихся вурстов.
— Да что ты понимаешь, чистоплюй, в застольных песнях настоящих работяг?! — гоготнул Гракх, вновь наполняя кружку. — Обвешался цацками, как девка, разве что морду ещё не красишь.
— Зато вы в голодный год не помрёте от недоедания, — парировал Кэр. — Всегда же можно из шерсти блох наловить да сожрать.
— Играй, остряк! — Гракх, довольный собой и вообще жизнью, сдал эрсати карты и благосклонно кинул ему несколько фишек из своей кучи. Фишками служили металлические кругляши с выбитыми на них точками. В общине строго-настрого были запрещены реальные ставки. Как показывал опыт — это часто приводило к нежелательным конфликтам, результатом которых становились: ругань, потасовки, иногда с тяжёлыми последствиями. Кругляши тоже имели свою цену. И ценой этой было желание, которое проигравший должен был непременно выполнить. Разумеется, всё в пределах разумного, но не всегда приличного…
Остальные заркканы, как ни странно, не возражали против расточительности Гракха. Даже не обиделись на колкости Кэра. Лишь беззлобно бросили в него парой обглоданных костей, но не попали.
— Он глаз не сводит с твоего зада, — ухмыляясь и косясь в сторону Кэра, произнесла Марна.
Дезире сделала вид, что ничего не услышала, тем более что в царящем вокруг шуме это не мудрено. Её интересовало только одно, а потому отвлекаться на ничего не значащие разговоры желания не было.
— Что там с моим лекарством?
Марна подняла на собеседницу озадаченный взгляд. От внимания Дезире не ускользнуло плохо скрываемое сочувствие. Этого ещё не хватало. Неужели всё так плохо? Прошло три дня. Каждую минуту она верила и ждала, что Марна сделает невозможное. Верила до сих пор.
— Я делаю всё, что в моих силах, — Марна попыталась сгладить фразу ободряющими нотками в голосе.
Дезире напряглась.
— Послушай, не накручивай себя, — Марна погладила девушку по плечу и пододвинула стакан с самогоном. — Тебе нужно расслабиться, поверь мне, девочка. Хотя бы на сегодняшний вечер выбрось из головы всё плохое. Выпей, а потом пойди потанцуй, отвлекись, хорошенько выспись. Завтра будем думать.
— Во-первых, я чувствую себя замечательно, — она невольно коснулась ноющего плеча. — А во-вторых… Марна, я не хочу быть… не хочу стать… — не хватало сил даже закончить фразу. Слишком болезненными были слова.
— Я делаю всё, что могу, исходя из наших возможностей. Мне приходится импровизировать на ходу, а это непросто, учитывая то, что права на ошибку у нас нет.
— Я понимаю, — кое-как проговорила Дезире, стараясь унять дрожь в голосе. — Но, если предположить… что ещё может мне помочь, если я всё-таки ослепну? Есть для меня варианты?
«Ну вот, Дезире, ты спросила это. И ничего страшного не произошло, небо не упало на землю. И музыка играет так же громко, и не стихли разговоры…»
— Есть магия, — сказала Марна. — Вот только я тут не сильна — не знаю, где ещё остались центры её сосредоточения. Теоретически надо искать крупные города эрсати.
— А есть смысл?
— Смысл есть всегда. Особенно когда на кону твоё собственное здоровье.
— Они и раньше не очень-то делились знаниями, а тем более помогали. Вон хоть посмотреть на Кэра. Яркий представитель.
— Что есть, то есть, — согласилась Марна. — Тем не менее — это шанс. Ты спросила про варианты, я тебе их предлагаю. Воспользоваться или нет — дело твоё.
Дезире потупилась.
— Не забывай о шиверах. У них специфические способности, но кто знает…
— Это же боевая магия, какая-то модификация тела… Я не очень хорошо знаю. Да и закрыты они от чужаков.
— Дезире, с тобой можно с ума сойти! — повысила голос Марна.
— Молчу, молчу…
— Думаю, должны сохраниться медицинские центры. Опять же — в больших городах. Кто знает — может быть, не всё так плохо, как кажется.
— Мне папа как-то рассказывал о городах, где люди сумели сохранить все наработки. И не только люди. Это были большие центры, где и магия изучалась. Они уцелели в войне, как-то укрылись, — затараторила Дезире, пытаясь ухватиться за эту соломинку.
— Так называемые «Силиконовые долины»? Да, я тоже слышала о них, — кивнула Марна. — Не города — области, и весьма обширные. На них были понатыканы институты, лаборатории, целые комплексы. И все занимались высокими технологиями и магическими явлениями. Изучением, разумеется.
— Да-да, именно они… — глаза Дезире заблестели.
— Я бы на твоём месте не очень на них рассчитывала. Сама подумай: какие объекты уничтожались в первую очередь? После военных, разумеется.
— Да, конечно… — Дезире снова понурилась и в который раз за вечер отодвинула от себя настойчиво предлагаемый Марной стакан. — Но как же информация, знания? Неужели никому не нужны?
— Послушай, подожди ещё пару дней. Возможно, мы справимся своими силами. А Кэр всё-таки пялится на твоё мягкое место, — Марнав встала и разгладила на юбке невидимые складки. — Пойду, потанцую с Заком. Не хочется сегодня одной спать.
Марна подмигнула Дезире и направилась в танцующую, веселящуюся толпу. Девушка отвернулась, поискала глазами Хилки. Так как он никак иначе, кроме как этим именем себя не называл, в общине решили окрестить смешного сумасшедшего именно так. Его не приняли окончательно, оставив вопрос открытым. Всё должно решиться после праздника. Странное дело, но при появлении странного деда дети переставали плакать, а взрослые чувствовали спокойствие. Именно это заставило старосту и совет повременить с последним словом. Была в старике какая-то скрытая сила. Оставалось выяснить, какая…
Дезире же просто к нему привязалась. Расстраивало лишь то, что он сразу показал странную способность исчезать в самый неожиданный момент. Вроде бы только что ходил рядом, сидел, улыбался — и уже нет, словно провалился сквозь землю.
Сейчас его не было видно. Но Дезире не удивлялась. Вряд ли старику был приятен весь этот шум и суматоха.
Девушка вздохнула и посмотрела в сторону Кэра. Тот вовсю напивался в компании Гракха. Остальные заркканы предпочли отсесть. Крики, которые парочка считала песнями, всё больше и больше походили на стоны, с каждой новой кружкой становясь неразборчивее. Интересное дело: эти двое ещё вчера были готовы убить друг друга, а теперь обнимались и вообще выглядели довольными жизнью.
Дезире с сомнением посмотрела на свой стакан и отодвинула его ещё дальше.
«Надо бы посмотреть на них завтра, когда обоих будет мучить похмелье».
— Может, потанцуем? — перед глазами появился хлипкий паренёк в очках с толстыми линзами, в котором Дезире узнала сына главного электрика. Впервые за всё время девушка поблагодарила свою вынужденную потерю зрения — к концу дня глаза уставали, и картинка начинала расплываться. Но теперь это было к лучшему — обилие прыщей и язв на лице парня вызывало приступ тошноты одним своим воспоминанием.
— Извини, нет, — она улыбнулась и встала из-за стола. — Я, вообще-то, уже уходить собралась. Сам понимаешь — мне не до веселья сейчас.
Парень что-то промямлил в ответ, но Дезире уже протискивалась между танцующими, направляясь к дверям.
«Дожила. Единственный, кто пригласил потанцевать, — сопливый подросток. Нет, определённо нужно пойти спать, пока меня не убил приступ себяжаления…»
Пробный пуск очистительных систем и канализации в целом прошёл вполне удачно. Всё отработало в штатных режимах. Кое-где наблюдалась течь, но её быстро устранили, благо запасные трубы имелись на складе самого завода.
После того как община обзавелась достаточным количеством гидрата метана — жить стало веселее, а маячившая на горизонте зима уже не казалась слишком суровой. Помимо отопления жилой части завода стали доступны и другие блага цивилизации: приемлемое освещение и функционирующие морозильные установки, периодическая работа общего душа, канализация.
Ларс Шляпа матерился от души. И его можно понять. Всего час назад любитель старомодных фетровых шляп преспокойно спал в собственной постели, отдыхая после праздника. Ничего не предвещало беды, но несчастного растолкали, почти насильно заставили выпить стакан жутко противной на вкус жидкости, приготовленной Марной. Зато уже спустя несколько минут Ларс был трезв, как стёклышко, и с недовольством слушал доклад дежурного оператора, следившего за режимом работы всех систем завода.
Оказалось, что, начиная с вечера, в канализационной системе начал подниматься уровень сточных вод. Сам по себе факт вполне обычный. Во время сильных дождей такое уже случалось, но никогда ранее воды не достигали критической отметки. А это грозило прорывом, после которого жить на заводе будет невозможно.
Как ни крути, а лучшим специалистом в общине по очистным, канализационным и водопроводным системам являлся именно Ларс. И теперь, облачённый в костюм химической защиты, маску, закрывающую голову целиком, с баллонами сжатого воздуха на спине и чемоданчиком инструментов в руке, он направлялся за пределы завода. Немного грело сердце то, что вместе с ним разбудили пару помощников. Зевая и проклиная вчерашний самогон, они нехотя тащились следом. Однако основную часть работы всё равно следовало делать самому. Община располагала лишь одним костюмом, а без соответствующей защиты спуститься в коллектор было нереально.
Метрах в пятидесяти от завода начинались очистные сооружения. Несмотря на приличный возраст, они не вызывали у Ларса нареканий. Датчики в комнате дежурного показывали, что забился фильтр, расположенный на выходе главной трубы. Теоретически существовала дублирующая труба, но её не успели прочистить и подготовить к работе. Тем более что регламентные работы показали полную исправность основной. Оставалась надежда на то, что поможет штатная продувка системы. Если нет, тогда предстояло лезть в колодец, а учитывая, что уровень нечистот почти критический, то приятного в этом виделось мало.
Но Ларс не терял надежды. Он твёрдо вознамерился продувать чёртову трубу, хоть бы весь фильтрующий комплекс разлетелся к чертям. Давно это следовало сделать, но всё руки не доходили. О сохранности природы заботиться поздно. Перспектива близости зловонной реки не радовала, но уж лучше в пятидесяти метрах за стенами, чем непосредственно под ногами или в скважине с питьевой водой.
После пятой неудачной попытки Ларс, чертыхаясь на чём свет стоит, вышел из будки, где размещался пульт управления, и направился к уже открытому люку. Странно, но датчики показывали полную исправность фильтров, а это значило, что причину следовало искать на ранних участках коллектора.
— Так, не спать здесь! Быть на связи и чётко выполнять мои команды! — проговорил Ларс приготовившимся страховать помощникам. — Похоже на то, что какая-то дрянь забила решётку. Если так, то справимся быстро.
Вбитые в стену горловины проржавевшие скобы не внушали доверия, однако на практике показали себя с наилучшей стороны, на «отлично» выдержав испытание временем. Сама горловина имела трёхметровую глубину и почти полутораметровый диаметр, что позволяло спускаться даже с баллоном на спине. Ларс двигался неспешно, проверяя каждую опору. Он полагал, что лучше перестраховаться и потерять немного времени, чем соскользнуть с очередной скобы и повиснуть на руках.
Наконец, ноги погрузились в холодную жижу.
— Есть контакт, — проговорил Ларс во встроенный в маску микрофон.
— Принято, — послышалось в наушнике.
Ларс включил закреплённый на голове фонарик. Темнота дрогнула, отступила. Однако куда как неприятнее темноты была чёрная, студенистая жижа, которая с хлюпаньем принимала в себя громоздкое тело. Она с удовольствием заглатывала, но с неохотой отпускала, засасывая, обволакивая.
Уровень нечистот оказался Ларсу почти по грудь.
— Я в нижней точке, — осматриваясь, сообщил он. — Давайте инструмент.
Вскоре в круге горловины появился ящичек, опускаемый на тонком тросе. Ларс снял инструменты, а трос прицепил к ремню на поясе.
— Принял, начинаю осмотр. Не спите там.
— Удачи, — послышалось из наушника, и Ларс аккуратно, стараясь не поскользнуться, направился к решётке, закрывающей фильтрующий комплекс.
Требовалось преодолеть всего пять метров, но какими же долгими они показались. Каждый шаг давался с трудом, под ноги то и дело попадалось что-то склизкое. Кроме того, Ларс остерегался активных движений, опасаясь брызг и волнения жижи. Поднятые кверху руки затекли, тем более что в таком положении чемоданчик казался ощутимо тяжелее. Приходилось перекладывать его из руки в руку.
Минут через двадцать, показавшиеся Ларсу вечностью, решётка приблизилась настолько, что он смог её рассмотреть.
Толстые прутья практически не подверглись коррозии. Именно они препятствовали несанкционированному проникновению к фильтрам. По всей видимости, это было сделано для того, чтобы оказавшийся здесь рабочий случайно не залез, куда ему не следует. Защита от дурака.
Когда-то, ещё до войны, при проектировании подобных систем экология ставилась во главу угла. Строили с запасом надёжности. Но Ларс предпочитал, чтобы всё это давно рассыпалось ржавчиной. Было бы меньше проблем.
«Настроили, а мне теперь расхлёбывай», — подумал он и чуть не сплюнул. Уж очень двусмысленно в сложившейся ситуации звучала фраза.
Решётка над поверхностью жижи не вызвала нареканий — никакого мусора. Ларс вытащил из чемоданчика телескопический щуп и проверил нижнюю часть решётки. Щуп не встретил сопротивления. Тогда он попытался просунуть его сквозь прутья. На этот раз ничего не вышло. Щуп гнулся, упираясь во что-то упругое.
— Что за чёрт?! — выругался Ларс. — Есть за решёткой какая-нибудь мембрана или что-то на неё похожее?
— На расстоянии метра нет вообще ничего, дальше начинается система фильтров и отводов, — через несколько секунд пришёл ответ.
Ларс нажал на рукояти щупа кнопку, и тот удлинился на четверть, причём заканчивался теперь острой иглой.
— Посмотрим, что же там мешается, может, у нас схемы неполные? — с этими словами Ларс на уровне груди с силой вогнал щуп в упругое нечто, расположившееся за решёткой.
«С какого перепугу тут мембрану ставить? Она же при минимальной нагрузке создаст затор».
Щуп сначала вновь согнулся, но почти сразу выпрямился и легко проник дальше, по всей видимости, проткнув неподатливый материал. В следующее мгновение Ларс забыл и о щупе, и о решётке, и вообще обо всём.
Левая нога чуть пониже колена разорвалась острой болью, будто кто-то полоснул по ней топором. В глазах помутилось, и только чудо спасло Ларса от падения. Он инстинктивно схватился за решётку, хотя первым желанием было отпрыгнуть подальше.
Чемоданчик с чавкающим звуком упал в жижу и тут же скрылся из виду. Но Ларсу не было до него дело. Нужен был глоток свежего воздуха. Не того, безвкусного, из заплечных баллонов, а пронизанного запахами просыпающейся природы — живого воздуха.
Невероятным усилием воли Ларс удерживал ускользающее сознание. Боль заставляла дрожать. Перед глазами то и дело появлялись чёрные точки, тошнило. С губ срывались невразумительные стоны, а в ответ в наушник летели вопросы с просьбой повторить сказанное. Вопросы бесили, но отключить связь он не мог.
Ларс качнулся в сторону, с трудом добрёл до стены. Опираясь о неё, он сделал первый шаг назад. Голова закружилась сильнее.
«Этого ещё не хватало…»
Боль в раненой ноге стала стихать, однако вместе с этим пришло онемение. Ларс чувствовал, как снизу вверх поднимается холодная волна. Теперь ему стало по-настоящему страшно. Потерять возможность передвигаться здесь — в узком, пропитанном ядовитыми миазмами коллекторе… от этого впору запаниковать.
Тело пронзили новые уколы боли, на этот раз сразу в двух местах: в правом боку и снова в левой ноге, теперь в области бедра.
Ларс Шляпа понял: ещё немного — и провалится в маслянистое ничто, а потому заорал. Тут же трос на его поясе натянулся и рванул с такой силой, что несчастный согнулся пополам. Пол ушёл из-под ног, и Ларс с головой погрузился в лоснящуюся жижу. Боль всё усиливалась, проникая глубже, ввинчиваясь до самых костей.
Удар. Спина и плечи онемели. Видимо, помощники, перепугавшись не меньше Ларса, не приняли во внимание, что человека из колодца можно вытащить только в вертикальном положении.
Ларс висел над зловонной поверхностью сточных вод и мерно раскачивался, как маятник. Сверху и в наушнике раздавались крики, но он не обращал на них внимания. Нога стала чужой и не желала повиноваться. Боль в боку то затихала, то вновь оживала с новой силой.
«Не избежать заражения крови», — мрачно подумал Ларс, стараясь сосредоточиться и ухватиться за ускользающую скобу. Попытки усугублялись тем, что маска, да и весь костюм, были выпачканы в чёрной жиже. Ларс неловко протёр маску руками, но большой пользы это не принесло. Широкие разводы по-прежнему мешали обзору.
— Не мой день, — прохрипел он вслух и наконец-то смог ухватиться за треклятую скобу.
Дело оставалось за малым — преодолеть два метра до поверхности, а там помогут. Но удача сегодня действительно была не на стороне Ларса. Бедняга почувствовал в груди тяжесть, по всему телу разливался холод. Стало трудно дышать. Сердце билось отрывисто, словно вот-вот готовый заглохнуть мотор. Чёрные точки перед глазами сменились алыми кругами, а тело начала бить судорога.
Находясь в полубессознательном состоянии, Ларс всё же смог уцепиться за скобу и принять вертикальное положение. Дальнейшее от него не зависело. Безвольное тело успешно скользило по горловине.
Единственное, что сделали помощники, подняв Ларса на поверхность, — оттащили его в сторону и сняли маску. Из уголка рта бежала тонкая ниточка крови, на губах лопались алые пузыри. К месту трагедии уже должна была спешить Марна и ещё пара человек с носилками. Пока же помощники прижимали Ларса к земле, чтобы тот, мучаясь в конвульсиях, не поранился ещё сильнее. Вскоре тело их начальника выгнулось дугой, из груди послышался хлюпающий звук — и всё кончилось. Ларс Шляпа затих.
Помощники смотрели на него полными непонимания глазами, не в силах поверить в случившееся. Всего несколько минут назад он бодрым голосом отдавал приказы, а теперь лежал без признаков жизни.
— Что же случилось? — проронил один из парней, обводя взглядом грязный, окровавленный костюм Ларса.
— Бес его знает. Может, на арматуру напоролся.
— Мы же всё проверяли перед запуском. Откуда арматура?
— Я откуда знаю? Вызывай помощь!
— Да вызвал уже! Зараза… снова связь сдохла! Заркканы вконец обнаглели. Ничего толком починить не могут. Подожди, а это что за такое?
Разорванная штанина на левой ноге Ларса дёрнулась, и из неё появилось странное создание, размером с ладонь, сильно походившее на мокрицу-переростка.
— Вот дрянь…
Больше ничего членораздельного никто из парней произнести не смог. Занимаясь начальником, они отвернулись от люка и пропустили момент появления полутора десятков существ, как две капли похожих на то, что выбралось из штанины Ларса.
Атака была бесшумная со стороны нападающих и полная криков боли со стороны атакуемых. Существа резво передвигаясь на мелких лапках, с лёгкостью прокусывали одежду и плоть, глубоко впивались в тела жертв. Вскоре после укуса вокруг раны начинало распространяться онемение.
Помогая себе лапками, твари глубоко погружались в живую плоть. Оторвать их оказалось почти невозможно, разве что вместе с куском собственного мяса. Лапки цеплялись подобно рыболовным крючкам. Прочный хитиновый панцирь эффективно защищал хищников от ударов.
Спустя несколько минут крики стихли.
Существа продолжали деловито сновать по недвижимым телам, а в нескольких метрах от люка — прямо над тем местом, где внизу располагалась решётка, — земля вспучилась, извергая из недр нечто большое, тёмное и бесформенное. На показавшейся морде выделялись удивительно разумные глаза — почти человеческие, но более крупные, подёрнутые мутной поволокой.
Оно больше не боялось света…
— Чёрт знает что! — вполголоса ругалась Марна, пытаясь одеться. Она, конечно, ожидала, что для некоторых праздник плавно перерастёт в попойку, но чтобы разыгрался такой переполох? Создавалось впечатление, будто медицинская помощь понадобилась сразу всей общине — так спешно её растолкали. А что самое противное — ничего толком не рассказали. Что, куда и зачем: должны были объяснить на месте. Но на каком?
— Зак, поднимайся, тебя это тоже касается! — она сорвала с постели одеяло.
— Хотели как лучше… — пробурчал староста.
— Думаешь драка?
— Вряд ли, скорее — авария какая-то? Никаких серьёзных работ на сегодня не было запланировано. Будем надеяться на лучшее… Как всегда… — Закэри улыбнулся.
— А что ещё нам остаётся? Ладно, я побежала. Ты где будешь?
— Ты же сама слышала — меня ждут у главного пульта.
Подхватив аптечку с самыми необходимыми антибиотиками и перевязочными материалами, Марна в ответ улыбнулась своему любовнику и выскочила в коридор, где в нетерпении ожидал провожатый.
Они шли быстро и вскоре покинули стены завода, окунувшись в прохладу раннего утра. На улице было тихо. Это особенно чувствовалось в сравнении с шумом разносящихся по спящему заводу шагов. Лишь несколько самых ранних птах щебетали в кронах тополей.
— Куда мы идём, и что всё-таки случилось? — требовательно спросила женщина.
— Несчастный случай у очистных сооружений. Кажется, сильная травма у Ларса Шляпы. Подробностей, к сожалению, нет. С ними оборвалась связь, но Шляпа на что-то наскочил в коллекторе. Тут недалеко, сами всё увидите. Носилки, должно быть, уже там.
Они ещё издали заметили двух мужчин. Те стояли спина к спине, настороженно обозревая окрестности. Причём в основном смотрели себе под ноги. В руках каждый держал по обрезу. В нескольких шагах от них валялись носилки.
— Эй, в чём дело?! — окликнула Марна.
Она хорошо их знала. Кларк и Винсент были обычными бойцами — мышечной силой общины. Противоположностью друг другу.
Кларк — высокий и болезненно худой, с оттопыренными ушами и изуродованной левой кистью. Ещё в детстве он упал с большой высоты. Рука, на которую пришёлся основной удар, сломалась в двух местах, а кисть выглядела так, словно попала в мясорубку. Крупные переломы срослись вполне сносно, а вот кисть так и осталась исковерканным придатком.
Винсент — низкорослый и широкоплечий — походил на сказочного гнома. С той лишь разницей, что был абсолютно лыс. Каждое утро с завидным постоянством он полностью выбривал голову.
По всей видимости, сегодня именно эта парочка стояла в карауле. Но почему здесь? Где ремонтная бригада?
— Идите и посмотрите, — сказал Кларк, косясь на люк. — А самым правильным было бы прямо сейчас убираться отсюда…
— Вообще с завода… — поддержал его Винсент.
Смысл услышанных слов Марна поняла очень скоро. Она увидела ремонтную бригаду. Ларс и двое его помощников лежали в лужах уже свернувшейся крови. Если повреждения самого Ларса оценить было сложно, то тела помощников были обезображены почти до неузнаваемости. Глубокие рваные раны местами обнажали кость, словно срезанная скальпелем, кожа свисала клочьями, а лица превратились в ужасающие маски, лишённые человеческих черт.
Провожатому хватило одно взгляда на тела, чтобы метнуться в сторону и замереть на коленях. Его рвало. Сама Марна глубоко и часто дышала. Работа медика закалила её. И пусть увиденное повергло в глубокий шок, но не смогло окончательно выбить из колеи. Медик должен быть лишён эмоций, и Марна успела это усвоить.
— Что здесь произошло? — спросила она хриплым голосом, склоняясь над одним из помощников.
— Похоже, что их съели, — ответил Винсент.
Марна подняла на него тяжёлый взгляд.
— Что? Мы не знаем, кто это сделал, — принялся разъяснять мужчина. В его голосе слышалась нервозность. — Никаких следов — всё в дерьме и крови. Там, — он указал в сторону фильтров, — куча разрытой земли, словно вылез здоровенный крот.
— А раньше этой кучи не было? — продолжала расспрашивать Марна.
Мужчины переглянулись.
— Не знаю, — пожал плечами Винсент.
— Хорошо. Что мы имеем? Не хочу делать поспешных выводов, но ничего, кроме укусов, мне эти раны не напоминают, — сказала Марна. — Значит, либо это зверь, либо они сами напали друг на друга и загрызли. Какой вариант больше нравится?
— Никакой, — подал слабый голос провожатый. Он сидел на земле и смотрел в сторону завода.
— Других я не вижу… В любом случае, необходимо вскрытие. Здесь я его не могу провести. Надо отнести их в мой кабинет.
— И доложить старосте, — добавил Кларк. — Что-то мне не по себе… И вообще, не вижу на них следов от укусов. Они словно источены… муравьями, что ли…
— Вот, смотри же…
— Нет уж, не хочу. Я не настаиваю на своей правоте, — отвернулся Кларк.
— Правильно, — кивнула Марна. — Не забудьте доложить Закэри. Эй! — она обратилась к провожатому. — Мы займёмся телами, а ты дуй к Заку. Знаешь, где он?
Утвердительный кивок.
— Вот и чудесно.
Внезапно со стороны завода раздался выстрел. Марна вздрогнула и похолодела.
Кларк выругался, взглянул на Винсента. Тот пожал плечами, мотнул головой
— А как же тела? — спросила Марна, уже понимая, что не о том надо думать.
— Не убегут! — буркнул Винсент и толкнул товарища в плечо. Оба бросились к заводу.
Не раздумывая, Марна последовала за ними. На всё ещё сидящего провожатого она лишь цыкнула, но поднимать не стала.
«Сам справится!»
В заводские ворота она влетела, сильно запыхавшись. Всё же полнота давала о себе знать. Одышка, будь она проклята. Ни Винсент, ни Кларк её не ждали, да ей до них и дела не было. Зародившееся у останков ремонтной бригады гадкое предчувствие крепло с каждой минутой. Следовало как можно скорее добраться до операторной — Закэри должен быть там! Возможно, ему уже что-то известно. Вот только выстрелы… Они звучали всё чаще. Людей, как назло, видно не было, хотя в глубине завода слышались крики и ругань.
«Кто-то точно сошёл с ума…» — думала Марна, чувствуя, как нарастает тревога. Ничего иного в голову не шло. Нападение извне возможно только через окна или главные ворота. Все остальные входы, по приказу Закэри, заварили почти сразу. Это отнимало пути к отступлению, зато позволяло не распылять силы на многие направления. Достаточно было оборонять всего одну сторону. В будущем планировались решётки на окна, прожекторы, сигнальная система по всему периметру, многое другое.
«Неужели не успели? Но где же тогда следы нападения? Где жертвы?»
Вскоре она добралась до жилых комнат. Из некоторых выглядывали заспанные люди. Наполовину одевшись и схватив оружие, они выбегали и устремлялись на шум. Постепенно коридоры заполнились, пройти стало почти невозможно. Марна сначала пыталась протиснуться, но вскоре поняла, что лавирование в людском потоке займёт слишком много времени.
— С дороги! — крикнула она. — Там жертвы. Требуется врач! Пропустите!
Ложь, но участвовать в толчее, как все, Марна не могла. К тому же во время перестрелки жертвы есть всегда.
Люди расступались охотно. Однако возле самой операторной образовалась зона отчуждения — широкий полукруг, в которые никто не заходил. Из-за настежь открытой двери неслась такая ругань, что Марна невольно покраснела, хотя во время операций, которые не всегда удавалось проводить под наркозом, слышала многое и разное.
Она не потрудилась осмотреться и даже не сбавила шаг. Поддавшись порыву, ринулась в открытую дверь, но вынужденно замерла на самом пороге, чуть не налетев на Винсента. Мужчина был перепачкан в крови. Своей или чужой — непонятно. Марну он не замечал. Всё его внимание было приковано к одному из пультов. Держа обрез за стволы, он размахнулся им словно дубиной. Замах вышел быстрый и резкий. Марна успела заметить что-то небольшое, скользящее между кнопок, а потом в голову ударил таран.
Кто-то за спиной успел среагировать и подхватить падающую женщину под руки. В ушах звенело, перед глазами маячил снова и снова приближающийся приклад. Не отдавая себе отчёта, Марна пыталась защититься от него — вяло выставляла руки, отворачивала голову. Страшно мутило, казалось, что желудок готов вывернуться наизнанку. Вырвало её или нет, она так и не узнала: сознание раскололось на части и померкло.
— Чёрт побери, Марна, очнись! — Закэри яростно тряс её за плечи, пытаясь привести в чувства.
— Эй, староста, — послышался голос Кларка, — у неё же сотрясение наверняка. Ей покой нужен, а ты её, как котёнка, трясёшь. Её бы на свежий воздух, и чтобы никто не трогал.
Закэри прикрыл глаза.
«Спокойно, дыши…»
В первые мгновения после того, как Винсент попал Марне по голове, Закэри был готов пристрелить гада на месте. Помешала лишь необходимость защищаться от непонятно откуда появившихся тварей — мелких, проворных, живучих. Стрелять в них было почти бесполезно — всё равно не попасть, зато возникала большая вероятность разнести пульты, а это могло обернуться трагедией для всего завода.
Теперь же злость немного улеглась. Хотелось просто врезать Винсенту по морде. Так, чтобы ублюдок запомнил: всегда следует смотреть по сторонам!
— Кларк, бери своего дружка, — староста намеренно не называл Винсента по имени, — и выносите Марну за ворота. Смотрите в оба! Отвечаете за неё головами.
— Может быть, лучше к ней в кабинет? — не стал молчать Винсент. Сам себя он не чувствовал виноватым. Кто же знал, что она появится за его спиной? В конце концов, он пытался прихлопнуть тварь — вёрткую, как угорь.
— Завод не безопасен, — процедил староста.
— Идём, — Кларк тронул друга за руку.
Носилки принесли быстро. Закэри прислонился к стене и смотрел, как удаляется Марна, бледная и беспомощная. Внутренне он рвался быть рядом с ней, но не мог. Долг — прежде всего.
Староста неловко опирался на правую ногу, штанина на которой пропиталась кровью. Нога начинала неметь. В руках он держал верный восьмизарядный револьвер — раритет и пережиток прошлого, но до сих пор надёжный.
Металлическую дверь в операторную захлопнули и заперли вместе с оставшимися там многоножками. С ними не удалось справиться. Комната была тесная и не позволяла свободно двигаться. Тогда как мелкие твари чувствовали себя хозяевами положения. Две из них успели выскочить в коридор, где были уничтожены. Но где гарантии, что не найдутся другие лазы и норы? Невзрачные с виду, они оказались опасными противниками. Закэри видел, как одна такая тварь легко расправилась с оператором. По всей видимости, при укусе они впрыскивали в тело жертвы какой-то яд. И весьма сильный.
В операторной вместе с напавшими тварями осталось два неподвижных тела. Они мертвы, в том числе и по его вине. Что за напасть? Ведь завод и окрестности проверяли и перепроверяли несколько раз, прежде чем окончательно в нём обосноваться. Всё казалось чисто: ни биологического заражения, ни радиации, ни скрытых магических ловушек. Хотя насчёт последнего полной уверенности не было, так как не имелось в общине хорошего мага-практика. Кэр, конечно умён, но он только теоретик.
Собравшиеся у двери люди обеспокоенно переглядывались. Слышались вопросы тех, кто подошёл только недавно, и сбивчивые разъяснения тех, кто уже был в курсе происходящего.
— Староста, что делать-то будем? — раздалось из толпы.
— Огонь, нам нужен огонь! — Закэри видел единственный выход. — Пулями их не взять.
— Аха, да мы сами же и угорим или взлетим на воздух.
Староста обвёл собравшихся взглядом. На него смотрели с надеждой, ожидали верных решений. Но как можно внушать уверенность другим, когда мечешься сам? Всегда расчётливый, сейчас Закэри не знал, как поступить. Приходилось полагаться на интуицию и внутренний голос.
Очевидно было одно: непрошеных гостей следовало уничтожить всех до единого, иначе община обречена. Он не стал говорить людям о своих подозрениях. Очень уж странно вели себя многоножки: не тупо бросались на людей, а разбившись на две группы, чётко выполняли какие-то задачи. Это казалось безумием. Но совершенно определённо одна группа занялась людьми, в то время как вторая направилась к пультам, где и разместилась, более не двигаясь. Мозг отказывался принимать наличие интеллекта у подобных тварей, но в глубине души староста уже знал, что операторная не случайно стала отправной точкой нападения. Вполне могло оказаться, что вскоре завод будет обесточен, и это в лучшем случае…
— Готовить факелы! — наконец, проговорил Закэри. Он принял решение и более не медлил.
Внезапно за дверью родился тонкий свист. Он быстро окреп, обрёл силу.
«Как гвоздём по стеклу», — подумал Закэри.
Люди затыкали уши, морщились, как от зубной боли. Свист, поднявшийся до ультразвука, стегал по коже. Казалось, что он способен перемалывать кости. Одни падали на пол, другие пытались бежать.
Тишина навалилась так же неожиданно. Сводящий с ума звук исчез, словно его и не было. После себя он оставил головную боль и ощущение полной глухоты.
Люди приходили в себя, двигались, словно в тумане — заторможенные, пошатывающиеся из стороны в сторону. Резкие движения приносили новую боль. Больше всего хотелось заползти в какой-нибудь дальний тёмный угол и спрятаться в нём ото всех звуков. Однако сюрпризы продолжались. Благостная тишина длилась недолго. Из операторной послышался скрежет. Он перемежался отрывистыми щелчками.
У Закэри перед глазами встала комната и металлические листы на её стенах. Листы держались на заклёпках с широкими округлыми шляпками — очень надёжный способ крепления. Неужели листы отходили от стен, а заклёпки вылетали из своих гнёзд, не выдерживая чудовищного напряжения? Но какая же силища для этого требовалась? Старосте было очевидно, что многоножки со всей их стремительностью такой мощью не обладали.
Закэри почувствовал, как пересохло во рту.
— Кто-нибудь за факелами пошёл? — спросил он негромко.
— Ушли, — последовал ответ.
Староста даже не понял, кто говорил, столь сильно исказилось слуховое восприятие.
— Ушли-то, ушли, да только сколько их ждать? — сказал ещё кто-то. — Лично я как с бодуна себя чувствую. Башка раскалывается.
— Смотрите…
В стороне от запертой двери — чуть выше пола — толстый пластик, которым снаружи была обшита операторная, вспучился глянцевым пузырём, треснул. Трещина была узкая, однако уже само её появление не сулило ничего хорошего, поэтому все взоры обратились к ней.
Кто-то выругался. Послышался щелчок передергиваемого затвора.
Закэри откинул барабан револьвера: всего три патрона.
В который раз он пожалел, что община так и не смогла обзавестись боевым магом. Пусть не самым сильным, пусть владеющим всего одной школой. Как бы пригодилась его помощь. Несколько заклинаний могли решить все проблемы.
Края трещины дрогнули, расширились. Из тонкого зева появилась уже многими узнаваемая голова многоножки. Тварь уставилась на людей поблёскивающими бусинами-глазами.
— Я же говорил, что не успеем с факелами, — неузнанный голос дрожал.
Кто-то не выдержал, выстрелил. Как ни странно, но даже со столь малого расстояния человек промахнулся. Картечь чёрными оспинами засела в пластике. Многоножка пискнула и спряталась обратно. Почти сразу пузырь вспучился ещё сильнее, трещина начала расползаться и, наконец, прорвалась сплошным потоком шевелящихся созданий.
Уже готовые к подобному развитию событий, люди ощетинились стволами. В более выигрышном положении были те, кто пользовался обрезами. Патроны с картечью, а ещё лучше — крупной дробью оказались наиболее эффективны. Однако их наличие не смогло повлиять на исход стычки.
Грохот выстрелов перекрыл крики. Сосредоточенная перед операторной огневая мощь могла бы остановить не один десяток людей и даже поспорить с полностью экипированными вурстами, но против мелких тварей оказалась бесполезной. Основная часть зарядов прошла мимо целей, изрешетив пол и стены, в то время как жестокий агрессор действовал на удивление слаженно и эффективно.
Спустя всего минуту стало ясно — люди проигрывают по всем статьям. Замкнутость помещения создавала дополнительную опасность подстрелить друг друга. Более того — если многоножка впивалась в человека, то далеко не всегда удавалось сбить или прикончить паразита без вреда для его жертвы. Выстрелы, крики боли и предсмертные хрипы наполнили завод, превратили его в сущий ад. Люди дрогнули, начали отступать. Но не организованно, прикрывая соседа, а повернувшись к противнику спинами.
Навстречу отступающим спешили с факелами и канистрами со спиртом. Но было уже поздно. Постоянно маневрируя, многоножки рассыпались мелкими группами. Хватало всего нескольких укусов, чтобы человек прекращал сопротивляться. Его тело немело, хотя разум продолжал работать.
Пугало ещё и то, что мелкие твари не пытались поедать свои жертвы. Они словно проводили планомерную зачистку, пытались обездвижить общину. И это лишь усиливало панику.
Мало кто из жителей общины участвовал в реальных боевых действиях, стычках с бандитами или хищниками. Большинство, в конечном итоге, являлось обывателями, выполняющими нудную повседневную работу. Да, закалённые невзгодами и тяготами жизни, но не до такой степени, чтобы невозмутимо наблюдать, как один за другим падают соседи и друзья.
Подобно лесному пожару, паника охватывала всё новые головы, подгоняла, заставляла забыть обо всём. Остался только бег — без остановок и отдыха, без попыток помочь нуждающимся.
Бежать и не оглядываться!
Дезире спала чутко и беспокойно, постоянно вздрагивала во сне, ворочалась с боку на бок. Никак не удавалось найти позу, в которой бы плечо хоть немного успокоилось. В итоге проснулась рано утром: ничуть не отдохнувшая, с тяжёлой головой и красными воспалёнными глазами, которые жутко болели. Впрочем, как и каждое утро последние несколько дней.
Просыпаться с ощущением, что тебе загоняют в глаза иглы, было невыносимо. Хотелось выть от обиды. Вот только обижаться, кроме как на себя, оказалось не на кого.
Девушка села на лежанке, босыми ногами почувствовала холод пола. Одёрнула пижаму, которая представляла собой огромных размеров тёплую рубашку. Встала, добрела до зеркала. Ей предстояла ставшая ненавистной процедура очистки глаз. Ватный тампон и баночка с приготовленной Марной жидкостью стояли тут же.
— Надо было вчера и вправду напиться, — глядя на зеленоватую бледность собственного лица, проговорила Дезире. — Хоть бы теперь мучилась по делу.
Где-то за стенами послышался топот ног и какой-то шум.
«Ну и акустика у нас», — прислушиваясь, подумала девушка.
— Неужели ещё гуляют? — скривилась она в презрительной улыбке.
Видеть никого не хотелось, поэтому Дезире, закончив с глазами, не торопилась одеваться и покидать комнату. Разве что с Марной поговорить, вдруг уже есть какие результаты. Хотя рано же ещё. Надо совесть иметь, должна быть и у врача личная жизнь. Дезире вернулась к постели и снова опустилась на подушку, попытавшись выбросить из головы все мысли и, если получится, ещё поспать. Поспать не получилось.
Шум за стенами комнаты становился всё громче.
«На танцы не похоже, — подумала она. — Скорее, стадо диких слонов в брачный период».
Внезапно раздались выстрелы. Многократно усиленные эхом, они обрели громоподобный эффект в ушах расслабленной Дезире. Девушка вскочила на ноги, выглянула в коридор. Там никого не было. Повертев головой, она решила за лучшее сначала одеться, а потом уже выходить на поиски причин внезапной пальбы.
«Неужели нападение?! Но кто? Работорговцы? Мародёры? Возможно. Но они не нападают на общины. Силы не те. Или теперь нападают?»
Дезире бросилась к вешалке с одеждой, но, видимо, этим утром боги отвернулись от всех обитателей фармацевтического завода. Пробегая мимо стола, девушка запнулась и налетела на него, больно стукнувшись коленкой о четырёхгранную ножку. Стукнулась неудачно: от удара ногу, словно прожгло электрическим разрядом. Вскрикнув, Дезире опустилась на пол.
— Ну что мне так не везёт-то?! — в сердцах простонала она, ухватившись за онемевшую ногу. Ещё не перестали болеть полученные в институте ссадины и ушибы, ещё ныло плечо, а теперь и это. На пол упали непрошеные слезинки.
Девушка всхлипнула, постаралась встать. С первого раза не получилось — нога подломилась. Пришлось набраться терпения и ждать, чувствуя, как пульсирует несчастная коленка. На гладкой белой коже уже красовалась алая полоса. Наблюдая за ней, Дезире вдруг поняла, что больше не слышит ни выстрелов, ни криков. От сердца отлегло. Теперь можно было не торопиться.
Спустя несколько минут она сумела подняться. Коленка болела, но стоять можно было вполне сносно. Прихрамывая, девушка дошла до вешалки, сняла одежду.
Между тем, до её слуха донёсся странный и ужасно противный высокий звук. Казалось, что за несколько мгновений он заполнил собой весь мир. Глубоко проник в голову, вытеснил все мысли. Время остановилось, из полноводной реки превратившись в застоялое болото. Но звук оборвался, и это было почти чудо. Дезире очнулась, осознав, что свернулась клубочком у вешалки, всё ещё сжимая в руках одежду.
Отголоски писка ещё бродили в голове, создавая ощущение нереальности происходящего. Словно во сне, девушка вернулась к постели.
— Рано обрадовалась… — прошептала она.
И вновь зазвучали выстрелы. На этот раз Дезире не удивлялась. Как ни хотелось верить в лучшее, но ничего не закончилось.
Натянув выстиранный после похода в институт комбинезон прямо поверх рубашки, девушка присела на край матраца, начала обуваться. Полог, закрывающий дверной проём, качнулся и отлетел в сторону. В комнате появился Мартин, раскрасневшийся, с дрожащими руками.
— Быстро! Вставай! — задыхаясь, прокричал он. — На нас напали! Какие-то чудовища, надо бежать! Все уже на ногах, что ты здесь делаешь?!
От Мартина сильно разило перегаром. Дезире поморщилась, не сдвинувшись с места. Она решила, что после вчерашнего парню просто плохо, но стоило ей встретиться с ним взглядом, как первое впечатление испарилось без следа. В его глазах плавал ужас. Мартин вёл себя крайне нервно, постоянно выглядывал в коридор, что-то бубнил себе под нос — до настоящего срыва было рукой подать.
— Они съели Джона, — глухо простонал он и резко осел на пол, съехав по дверному косяку.
— Чего? — выдохнула Дезире. Услышанное не укладывалось в голове.
— Они съели Джона, — повторил Мартин, монотонно ударяясь головой о стену. — Жуки — здоровые, быстрые, они прыгают и… их много. Нет, не прыгают — парят. Раскрывают что-то наподобие крыльев и могут парить в воздухе. Откуда они только взялись?
— Так, успокойся, — как можно более мягко сказала Дезире. Стоило больших усилий, чтобы не сорваться и не запаниковать. Она провела ладонью по небритой щеке Мартина. Тот нервно отдёрнулся, уставившись на неё, словно впервые увидел.
— Это не просто жуки, они умные, нападают организованно и слаженно, как будто ими кто-то управляет, — затараторил Мартин. — Они не убивают… не всех убивают. Обездвиживают. Кусают и всё — лежишь, хлопаешь глазами, а сделать ничего не можешь. Ими точно кто-то управляет, гонит вперёд.
— Ты торопился, когда пришёл, — девушка попыталась вывести его из ступора. — Так идём, не сиди истуканом.
Мартин напрягся, к чему-то прислушиваясь. И это явно были не слова Дезире.
Из-за полога послышались приближающиеся торопливые шаги, затем невнятный крик и звук падающего тела, какое-то шуршание, затем снова крик, на этот раз пронзительный, переходящий в хрип, а потом бульканье.
— Они здесь… — охнул Мартин и, выпятив нижнюю губу, часто задышал. — Сейчас я им покажу! Сейчас узнают, что такое человек! Твари думают, что вправе вторгаться и чувствовать себя, как дома. Ну уж нет, хватит!
Дезире упала навзничь, так стремительно вскочил мужчина. Его вконец обезумевший взгляд, что-то выискивая, скользнул по комнате. Наконец, Мартин приметил стоящую на столе металлическую подставку для колб, схватил её. Вся ещё сидящая на полу девушка смотрела на происходящее широко распахнутыми глазами.
— Следуй за мной! Постараемся выбраться. Может быть, удастся прорваться, — бросил Мартин. Вся растерянность с него слетела. Перед Дезире стоял готовый к действиям мужчина-защитник.
Она подхватила рюкзак, к счастью до сих пор не разобранный. Разве что лекарства, добытые в лабораториях, перекочевали к Марне.
— Я готова, — сказала Дезире и краем глаза заметила, как под пологом проскользнула какая-то тень, метнулась к Мартину. Тот неловко отмахнулся и тут же сложился пополам, а потом и вовсе упал на колени, дёргаясь, держась руками за живот. Подставка отлетела в сторону. Из-под пальцев брызнула кровь.
Дезире взвизгнула, бросилась на помощь.
— Назад, дура! — рявкнул Мартин. — Кажется, жук уже внутри меня… — из уголка его рта потянулась струйка крови. — Я уже мёртв, беги. Помни, они прыгают…
По щекам Дезире покатились слёзы. Девушка их не замечала, стояла столбом и смотрела, как стекленеют глаза Мартина.
— Беги, — прошептал он и завалился на бок. Сухой кашель выплеснулся кровавым веером.
Рыдая и размазывая по лицу слёзы, Дезире стрелой метнулась прочь из комнаты. О больном колене было забыто. В коридоре, всего в нескольких шагах от дверного проёма, лицом вниз лежал зарккан. Рассмотреть, кто это был, девушка не успела. От неподвижного тела отделилось два создания. Каждое размером с ладонь, в глянцевом иссиня-чёрном панцире, с парой зазубренных жвал.
Девушка бросилась на пол, кувырнулась через плечо. Боли почему-то не почувствовала. Многоножки атаковали с мгновенной задержкой и потому, промахнувшись, ударились о стену. Дезире не стала дожидаться повторной атаки, и подобно испуганной кобылице, опрометью припустилась бежать.
Кэр нежился в объятиях обворожительных полуобнажённых дев. Не каких-то там человеческих женщин, а чистокровных эрсати. Они угощали его изысканными фруктами, мурлыкали на ухо интимные нежности. Откуда-то доносились звуки музыки, спокойной, настраивающей на игривый лад. Запах благовоний смешивался с запахом желания, которым была пронизана комната. Ковры с высоким мягким ворсом, множество подушек, несколько заставленных всевозможной снедью столиков. Всё это великолепие заливали проникающие сквозь разноцветные витражи солнечные лучи.
Одна из дев поднялась на ноги и, покачивая бёдрами, неторопливо покинула комнату, скрывшись за полупрозрачным пологом. Некоторое время её фигуру можно было рассмотреть, но потом она растворилась в голубом мареве. Кэр проводил её взглядом, но не стал окликать, ведь рядом оставалось ещё так много желанных и доступных красавиц. Вскоре комнату покинула ещё одна девушка, за ней ещё одна и ещё… Они не говорили ни слова — просто вставали и уходили.
Кэр забеспокоился — а что, если все уйдут? Он же ещё не успел насладиться ими. Всё это были лишь игры, почти невинные прелюдии. Тело настойчиво требовало большего, требовало продолжения. И незамедлительно.
Он попытался позвать уходящих девушек, но изо рта не вырывалось ни единого звука. Попытался встать, остановить, но тело не слушалось. Красавицы одаривали его грустными улыбками и исчезали. Вскоре Кэр остался один.
«Зачем теперь все эти подушки, ковры и еда?» — с досадой подумал он.
Что-то было не так. И уход девушек казался только следствием. В воздухе витала напряжённость, и именно она угнетала, заставляла беспокоиться.
За стенами комнаты послышались крики. Сначала еле различимые, но потом отчётливые, громкие. Кричали мужчины, женщины, дети. Радужный свет превратился в серую пелену. По комнате заскользили тени. Воздух стал промозглым и холодным. Тени что-то шептали, приближались ближе. Эрсати напрягал все силы, но мог лишь наблюдать, как призрачные руки тянутся к его горлу, призрачные пальцы смыкаются — и воздух покидает лёгкие. Сознание помутилось…
Он открыл глаза и с недоумением уставился на храпящего рядом Гракха.
— Сон, — прошептал эрсати, чувствуя, что весь взмок.
Голова раскалывалась, а привкус во рту намекал, что вчера закусывали из мусорного бака. Кэр, держась обеими руками за грозившую треснуть голову, пнул Гракха и, довольный этим, двинулся в сторону бара. Очень хотелось пить.
Сон не желал развеиваться окончательно. Об этом свидетельствовали остаточные слуховые галлюцинации: за стенами зала слышались крики, выстрелы, кто-то бегал и шумел.
— Эй ты, задница с бородой, хватит дрыхнуть! — Кэр бросил в зарккана пустую бутылку. — Солнце уже… а хрен его знает где… но всё равно вставай!
Гракх, не моргнув глазом, продолжал выводить витиеватые рулады, уютно свернувшись прямо на полу. В руках он бережно держал «Плевок». Как ни напрягался эрсати, а вспомнить, откуда появилось оружие зарккана, — не смог. Изрешечённой мебели и окровавленных тел не наблюдалось. Видимо, до драки всё же не дошло — слабо погуляли.
К огромному сожалению Кэра, спиртного в баре не нашлось. Была только вода в большой пластиковой банке, на которую он тут же набросился. Расплёскивая драгоценную влагу, он пил большими жадными глотками, отфыркиваясь как кашалот.
Потом вернулся к Гракху. Продолжающий храпеть, зарккан раздражал. Недолго думая, Кэр опрокинул на него банку, в которой оставалось порядка двух литров воды. Последовавший за этим рёв заглушил все иные звуки. Зарккан, мокрый, взъерошенный и злой, — размахнулся «Плевком» прежде чем полностью разлепил глаза.
— Кто смеет будить великого мастера?! — гремел Гракх, размахивая перед собой оружием.
Кэр еле успел отскочить.
— Потише с железякой своей, — обиженно крикнул он и отбросил пустую банку. — Он у тебя хоть не заряжен?
Зарккан, теперь уже проснувшийся окончательно, стоял с «Плевком» наизготовку и сверлил эрсати неприязненным взглядом.
— Хочешь проверить?
Кэр отступил на шаг. Не сказать, что он испугался, но на что может пойти разбуженный зарккан — не знал никто. В том числе и сам зарккан.
— Ты аккуратней со своей бандурой, а то поранишься невзначай.
«Плевок» слегка загудел.
Эрсати знал, что даже незаряженное оружие заркканов способно стрелять. Не всё, конечно. Но некоторые умельцы умудрялись устанавливать на свои детища плазменные генераторы. Маломощные, всего на десяток выстрелов, но с расстояния в несколько шагов способные насквозь пробить человека. Устанавливал ли себе подобную штуку Гракх — он, как назло, не помнил.
— Я аккуратен, — процедил зарккан. — Так что, будешь проверять или в штаны наложил? Кстати, кто там орёт?
— Где? — искренне удивился эрсати, решив первый вопрос оставить без внимания.
— Не знаю, где ты в штаны накладывал. Я про шум за дверьми спрашивал.
— Это мой сон, — отмахнулся Кэр. — Там куча девок, они меня не поделили. Вот, наверное, ссорятся и решают, кто первая ляжет со мной. Это они ещё стрелять перестали, а то пальба была ещё та. Как бы не перебили друг дружку…
— Чего? — Гракх даже опустил «Плевок». Пытаясь заставить голову думать, он смотрел на Кэра, как на последнего идиота. Думать не получалось, тем более что пол то и дело норовил выскользнуть из-под ног. Самое странное, что у Гракха возникло такое ощущение, будто красавчик верит в то, что говорит. Доверия ему, конечно же, никакого не было. С другой стороны было бы обидно, если все девки достанутся этому самовлюблённому невеже.
— А ну, пойдём смотреть на твоих девок, я им быстро объясню, кто тут настоящий мужчина, а кто так — хрен с ушами.
— Не вопрос, идём, — весело отозвался Кэр и облегчением выдохнул. Кажется, уловка с переводом темы удалась.
Он уже направился было к дверям, когда завод наполнился пронзительным писком.
Эрсати широко распахнул глаза и, вновь схватившись за голову, рухнул на колени, а потом мешком завалился на бок. Он поджал ноги под себя, в беззвучном крике раскрыл рот. Гракх же стоял и смотрел на корчившегося придурка, ковыряя толстым коротким пальцем в ухе. Затем вытащил палец, взглянул на комок жёлтой серы.
— Ну да — громкий писк, ну да — неприятно его слышать, а чего падать-то? Или ты просто сдохнуть решил? — наклонившись над эрсати, осведомился он.
Кэр не мог произнести ни слова. Лишь когда писк оборвался — кое-как поднялся на ноги и, покачиваясь, словно при шторме, повернулся в сторону бара.
— Не умеешь пить — не садись за стол! — наставительно произнёс Гракх. — Если собрался отбросить копыта, так не тяни. Чтоб я облез, если стану этого долго ждать!
— Пошёл ты! — Кэр нашёл ещё одну банку с водой и теперь выливал её содержимое себе на голову.
— Ну и дохляк же ты, — сказал зарккан и попытался отвесить эрсати пинок, но при этом чуть не растянулся на полу и повторять попытку не стал. — Идём разбираться с твоими бабами.
Кэр замотал головой и шумно выдохнул:
— Идём, идём…
Гракх расплылся в улыбке. Он наслаждался мучениями эрсати. Не каждый день увидишь, как красавчик мучается головой.
— Поторопись, — зарккан подтолкнул Кэра к дверям, за которыми вновь послышались выстрелы.
Дезире быстрым шагом двигалась по коридорам. Она старалась успокоиться, выбросить из головы сцену гибели Мартина. Но та возвращалась снова и снова, вставая перед глазами кровавыми брызгами.
Иногда девушка натыкалась на редких жителей общины, однако толком разузнать, что же всё-таки произошло — не могла. Люди либо отмалчивались, либо на ходу бросали малозначащие фразы. Никакой определённости. То, что вокруг творилось нечто из ряда вон выходящее, — сомнений не вызывало и так. Любопытной Дезире нужны были подробности. Она не могла просто так убежать, ничего не разузнав и не попытавшись помочь, пока ещё была на это способна.
«Хилки, а где он? — от пронзившей мысли девушка встала как вкопанная. — Старик не сможет себя защитить».
Если у остальных ещё были какие-то шансы, то тщедушный дед не мог рассчитывать ни на кого… ни на кого, кроме неё.
«Надо его найти!» — твёрдо решила Дезире и уверенно двинулась вглубь завода. Она намеривалась проверить все коридоры и жилые комнаты, а заодно разузнать — не осталось ли ещё кого-нибудь нуждающегося в помощи. После ночного гуляния кто-то вполне мог не проснуться и от выстрелов, особенно если накануне был особенно жадным до самогонного угощения.
Размышляя подобным образом, Дезире круто развернулась и припустилась обратно.
Растерзанных тел было много. Некоторые их них ещё подавали признаки жизни: кто-то пытался ползти, другие лишь хлопали глазами. Но помочь им Дезире не могла. Ей просто не хватало сил для того чтобы сдвинуть с места взрослого человека. Несколько бесплодных попыток чуть не закончились плачевно для неё самой. Многоножки моментально реагировали на шум. Приходилось снова бежать. По всей видимости, эта часть завода была уже зачищена, и потому мелких тварей встречалось мало. Но рассчитывать на постоянную удачу Дезире не осмеливалась.
Что она могла сделать одна, без оружия? Чем помочь? Ощущение собственного бессилия разрывало разум на части.
«Живые, должен же кто-то остаться в живых. Не могут погибнуть все! Или могут?»
Насколько больно было осознать, но теперь любой, кто не мог передвигаться самостоятельно, терял шансы на спасение. Тем более — отсюда, из дальних к главным воротам областей. Даже те, кто ещё дышал, уже были мертвы.
Девушка с головой бросилась в омут заводских коридоров, кишащих жестокими хищниками, но чувство страха не улетучилось. Именно оно заставляло держаться настороже, предельно внимательно следить за тенями, малейшими движениями и звуками. Во время блужданий в лабиринтах института в Дезире не было и половины той собранности, нежели теперь. Тогда она отвечала лишь за себя, думала и жалела лишь себя, а теперь всё изменилось. Девушка не могла спокойно смотреть на пирующую смерть, не могла покинуть завод, не удостоверившись, что он пуст, что в нём больше нет выживших. Наивная детская самоуверенность, граничащая с глупостью, но упрямая Дезире ни на мгновение не сомневалась в правильности своего выбора.
У занавешенного входа в одну из комнат она увидела мужчину и женщину. Они лежали рядом, касаясь ладонями — одними лишь пальцами, как будто мужчина из последних сил тянулся к своей избраннице, чтобы и в последние мгновения жизни быть вместе. Ему это удалось. Во второй руке он держал топор, а рядом валялись три разрубленные многоножки. И кровь — повсюду: на стене, на покрывале, на полу. Людей буквально изодрали, не оставив живого места, точно в порыве неуёмной мести за неожиданное сопротивление.
На увиденное желудок Дезире отозвался болезненными спазмами, отчего во рту появился неприятный привкус. Глубоко вздохнув, девушка коснулась занавеси и тут же услышала плач, негромкий, старательно скрываемый. Она метнулась на звук и в углу комнаты из-под шерстяного одеяла вытащила девочку лет пяти. Девчушка всхлипывала и смотрела на Дезире огромными голубыми глазами. Непослушные рыжие локоны до плеч спутались и топорщились наподобие соломенной вязанки. Синее джинсовое платье смялось и испачкалось в пыли.
— Ани? — как можно ободряюще проговорила Дезире. — Тебя же зовут Ани, я права?
Девочка кивнула в знак согласия.
— Вот и чудесно, маленькая. Ты одна?
Губы девчушки дрогнули, и из глаз снова скатилось несколько слезинок.
— Всё будет хорошо, не бойся, пойдём со мной, нечего здесь сидеть.
Дезире не настаивала с расспросами. Всё и без того было ясно. Видимо те двое, что лежали за дверью, спрятали дочь, а сами попытались отстоять жилище, не представляя, с каким опасным противником столкнулись. А может быть представляли? Был ли у них выбор? Дезире почувствовала жжение в глазах — первый признак подступающих слёз. Сколько ещё таких же растерзанных семей, которые не успели покинуть стены завода, ещё вчера казавшиеся надёжной защитой? Сколько детей потеряло родителей, а родителей — своих чад? Сколько горя и несчастья всего за один утренний час…
Девочка отпрянула и вжалась в стену, принялась тереть кулачками заплаканные глаза.
— Ну что ты, маленькая? — улыбнулась Дезире. — Все уже собираются на улице, и твои родители наверняка там. На заводе случилась неприятность, поэтому вставай и побежали.
«Неприятность… — подумала она, — хороша неприятность. Настоящая катастрофа».
Но сейчас не стоило заботиться об искренности. Надо было убедить, отвлечь девочку. Ведь та вполне могла слышать шум схватки, предсмертные крики родителей. Страшно подумать, что пережил маленький человечек. Давить ещё больше, настаивать казалось Дезире неправильным. Но даже перед лицом того, что завод становился огромной братской могилой, вытаскивать малышку насильно она не решилась.
Дезире села на пол рядом с Ани и притянула её к себе. Было страшно, но девушка душила в себе это чувство, стараясь выглядеть уверенной, стараясь поделиться спокойствием. И ей это удалось. Девочка понемногу оттаяла. Она больше не плакала. Прижимаясь к Дезире, обняла её ручонками, почувствовала себя защищённой.
— Ну что, пойдём? — негромко спросила Дезире и улыбнулась.
Простая искренняя улыбка окончательно успокоила девочку, и та протянула ладошку в ответ.
— А я знаю тебя, тётя Дезире. Идём.
Девушка ещё раз крепко обняла малышку, потом поднялась на ноги.
— Мы побежим изо всех сил, хорошо? — спросила Дезире и взяла Ани за руку. Девочка с готовностью кивнула.
Теперь, когда уговоры кончились, внимание Дезире вновь переключилось на комнату. Следовало придумать, как провести Ани мимо её родителей и при этом не вызвать лишних вопросов. В голову приходило лишь одно: вынести девочку на руках, при этом прижав к себе таким образом, чтобы та ничего не видела. Да и потом придётся следить, чтобы на глаза не попадались растерзанные тела.
— Иди ко мне, — Дезире опустилась на одно колено и протянула девочке руки. — Так будет быстрее.
Малышка улыбнулась и шагнула навстречу объятиям. В этот момент Дезире напряглась, её глаза расширились.
— Что-то случилось? — губы девочки дрогнули.
Из коридора послышался шум. Дезире почувствовала, что мир уходит из-под ног. В голове словно граната разорвалась.
— Всё хорошо… — прошептала она, ещё надеясь, что услышанное всего лишь игра чрезмерного воображения. И то верно, откуда здесь было взяться тому шелесту? Но нет, шум не прекращался. Напротив, становился громче, приближался.
— Нет… — одними губами прошептала Дезире и прижала к себе Ани. Та почувствовала, что случилось нечто плохое, взглянула тёте в лицо. Лицо было абсолютно белое, в покрасневших глазах застыл ужас. Но спросить, в чём дело, девочка не успела. Полог из покрывала дрогнул, приподнялся. В комнату медленно вползло нечто бесформенное…
У Дезире перехватило дыхание. Там, в медицинских лабораториях института, она навсегда запомнила выхваченные из темноты глаза. Они не могли, не должны были принадлежать человеку. Но в тоже время девушка ловила себя на мысли, что никакого иного варианта не допускает.
Чудовище наполовину вползло в комнату и замерло напротив Дезире. Следом появилось несколько многоножек. Они тут же бросились к людям, однако не напали, остановившись менее чем в метре. Дезире спрятала девочку за спину и, затравленно перевела взгляд на мелких паразитов. Потом начала отступать вглубь комнаты, попутно высматривая что-нибудь, что могло сгодиться в качестве оружия. Но ничего подходящего, а главное — действенного, не было. В рюкзаке покоился «Всполох», но достать его девушка даже не помышляла.
Многоножки засуетились, принялись хаотично ползать по полу. По всей видимости, им не терпелось напасть на лакомую добычу, однако что-то мешало.
«Играют… — неприязненно подумала Дезире. — Ну конечно, загнали добычу в угол, почему не поиграть?»
Она чувствовала, как внутри растекается предательский холод, как под необычайно разумным взглядом чудовища исчезают последние крохи воли и самообладания. Из горла рвалось рыдание, но его опередил тихий всхлип. Он раздался из-за спины и удивительным образом вернул к реальности.
Дезире с отчётливой ясностью поняла, что не может позволить себе быть слабой. Её никто не заставлял шататься по заводу, никто не заставлял входить в эту комнату и уговаривать девочку. Но раз уж взяла на себя ответственность за жизнь маленькой Ани, отступать нельзя. Надо сделать всё возможное и даже невозможное, чтобы доверившийся ей ребёнок благополучно покинул стены завода.
Дезире глубоко вздохнула и аккуратно, шаг за шагом, начала по дуге продвигаться к двери, продолжая держать девочку за спиной. Обходя редкую мебель, она старалась оставаться от копошащихся на полу тварей на максимально возможном расстоянии. Ждать, пока они наиграются, совсем не хотелось, а любое выигранное время могло стать ключом к спасению. О том, что это время всего лишь оттягивало момент расправы — девушка запретила себе думать. Ани, видимо поняв всю опасность ситуации, не плакала, а сосредоточенно повторяла всё, что делала Дезире.
Между тем, многоножки вели себя крайне агрессивно: крутились вокруг, пищали, подбирались почти вплотную, но, несмотря на всё это, атаковать не решались. У Дезире каждый раз останавливалось сердце, но она лишь крепче прижимала к себе Ани, готовясь закрыть её своим телом, тем самым дать шанс на спасение. Призрачный, но шанс.
«Пусть лучше бросаются на меня, тогда Ани успеет убежать», — наивно размышляла Дезире, обливаясь потом.
Каждый шаг давался с огромным трудом. Дверной проём был уже близок. Он манил сорваться с места и перепрыгнуть чудовище, которое ни разу не пошевелилось. Будь Дезире одна — она бы так и сделала, но не с маленькой девочкой за спиной. Оставалось одно — попытаться перебросить Ани, а там уж пусть боги даруют ей удачу и смелость. Девушка скривилась — план отвратительный.
Дезире с Ани остановились в нескольких шагах от заветной двери, однако и до чудовища было столько же. Странное дело — пришелец из института не проявлял враждебности. Девушка могла бы поклясться, что это именно он каким-то образом не давал многоножкам нападать. Они слушались его, как хозяина или как родителя… Догадка обернулась ледяным душем. Только теперь Дезире обратила внимание на то, что при первой встрече существо было значительно массивнее. А теперь вроде как усохло, отчего, и без того складчатая, кожа обвисла лохмотьями.
Девушка уже примеривалась, как бы понадёжнее выдворить Ани в коридор, когда чудовище выдохнуло всем телом, отчего комната наполнилась удушливым не то паром, не то дымом. Дезире закашлялась. Чувство опасности зашкаливало. Казалось, что именно теперь и должна последовать запоздалая атака. Если не теперь, то когда? Чего ещё ждать?
Кашель прошёл, но никто так и не напал.
— Ну чего вам надо?! — не выдержала она. — Чего вы хотите?!
— Уходите…
Дезире опешила — голос звучал в голове. Протяжный, лишённый эмоций, он казался самообманом. Девушка посмотрела на чудовище. В его глазах угадывалась затаённая боль.
Потом она почувствовал настойчивое давление. Ему не получалось противиться. Какая-то сила словно раскроила череп, выуживая потаённые страхи и сомнения, копаясь в мыслях и желаниях. Дезире ощутила себя маленькой и беспомощной, собственное «Я» растворялось в чужих воспоминаниях.
Она вновь оказалась в темноте институтских лабораторий. Отрезанные от внешнего мира многие годы назад, они сохранили в своих недрах детище учёных прошлого. Детище, которое сумело выжить вопреки всем законам и расчётам, сумело адаптироваться к скудной среде обитания, используя для этого тела полутора десятков учёных. Внезапно сработавшая аварийная система отрезала пути к отступлению. Они растерялись, приняли неверное решение. Попытались выбраться, разблокировать двери, а надо было уничтожить плод своих трудов. Уничтожить до того, как встанет генератор и подача электричества прекратится.
Смелые эксперименты во имя великой цели. Тела позволили протянуть первое время, а потом началась спячка — своего рода перерождение на пороге нового мира. И она — Дезире, своим необдуманным вторжением оборвала многолетний сон, позволила эксперименту продолжиться.
Теперь она знала всё. Видела, как рождалось существо. Как изначально будучи обычным человеком, обретало жалкое подобие второй жизни. Девушка чувствовала тот страх, который когда-то испытал недавно призванный солдат. Перед лицом плавящегося под убийственными заклинаниями эрсати гарнизона, он бросил оружие, бежал. Но таких не прощают. Для своих он умер. А потому был использован как генетический материал для одного из многочисленных экспериментов. Армии требовались свежие вливания, способные переломить ход войны.
Дезире вынырнула из зыбкой прострации. Она вновь стояла в душной комнатке.
— Уходите…
Снова послышалось в голове.
Девушку колотил озноб, руки дрожали. Полученное знание почти раздавило. Скрывающийся в теле чудовища разум наполовину был человеческим. За годы человек отошёл на второй план и на его место пришёл зверь — жестокий и расчётливый. Такой, каким его хотели видеть создатели. Дезире ощущала безысходную тоску человека, тысячу раз проклявшего собственную трусость, тысячу раз обещавшего отомстить всем и вся, тысячу раз желавшего собственной смерти.
— У вас несколько минут… Уходите, иначе умрёте…
Возможно, Дезире так бы и осталась стоять, переваривая новые знания, но Ани, слёзно глядя на остолбеневшую спасительницу, изо всех сил тянула её, стараясь увлечь к дверному проёму, теперь свободному.
Дезире очнулась. В голове ещё блуждали страшные образы, но тело уже пришло в движение. Беглянки сорвались с места. На ходу девушка подхватила Ани на руки и как бы невзначай закрыла ей глаза. Только после того как они миновали коридор, в котором остались лежать изуродованные тела, Дезире вновь опустила малышку на пол. По пути им не встретилось ни одной многоножки, но и живых людей тоже не было.
Вскоре завод наполнился воем пожарной сирены.
Кэр и Гракх вышли из широких двухстворчатых дверей столовой и медленно направились по коридору. Откуда-то со стороны операторной доносилась стрельба. Переглянувшись, вчерашние собутыльники двинулись на шум.
У Кэра всё ещё болела голова, и он не особенно торопился разузнать, что за дела творятся в общине ни свет ни заря. Все его мысли сводились лишь к одному — надо похмелиться, а без этого весь мир виделся серым и неприветливым. Тем более, в отличие от зарккана, он был безоружен, а потому полагал себя персоной охраняемой.
Гракх же не обращал на эрсати никакого внимания. Крепко сжимая в руках любимый «Плевок», он осторожно двигался к цели. Борода угрожающе топорщилась, а шаги гулко разносились по коридору.
— Тебя слышно даже на улице, — сказал эрсати, плетясь следом.
— Ну и правильно! — отозвался зарккан. — Пусть враги знаю, что их смерть уже близка и вот-вот отстрелит им лишние части тела.
— Может, ты тогда сам? У меня башка болит, что треснет того и гляди. Я пойду того… поправиться поищу.
— Слабак! — со смаком выплюнул Гракх. — Как ты ещё невинность-то потерять умудрился? Голова не болела?
— Уж лучше пусть голова болит, чем будет пустым бочонком, как у тебя! — не выдержал Кэр и уже собрался уйти, как впереди, на самой границе света и тени от неяркого светильника, появилось движение. Зарккан его тоже заметил и нахмурился.
— Вроде бы извели всех крыс ещё с месяц назад, — задумчиво проговорил он. — Надо будет сказать Дезире, пусть ещё яда выделит.
— Это не крыса, — пристально всматриваясь в затенённую область, сказал Кэр. — Больше на червяка походит, только с кучей лап. И он там не один.
— Сейчас посмотрим, у кого там лапы лишние… — Гракх вскинул «Плевок».
Вновь раздалось негромкое гудение. Зарккан мягко нажал на спусковой крючок, послышался щелчок, и в сторону приближающихся существ полетел каплевидный, докрасна раскалённый сгусток. Со стороны могло показаться, что оружие действительно плюнуло.
Первая многоножка обратилась в пепел, осыпалась на пол.
— Ну и крысы! — воодушевившись первой победой, выкрикнул Гракх. — Больше никакой отравы! Только охота!
Его радость длилась недолго.
В отличие от крыс, многоножки могли не только ползать, но и подниматься в воздух. Гракх не придал этому значения только в первое время. Но когда твари, расправив нечто вроде стрекозиных крыльев, преодолели десятиметровый коридор меньше, чем за пять секунд — оторопел. Он успел срезать ещё одну бестию, когда остальные напали разом. Было их четыре штуки.
Ударом приклада Гракх отбил одну многоножку, ещё две одновременно вцепились ему в руку. Зарккан разразился таким матом, что стоящий за ним Кэр опешил, не ожидая столь бурной реакции на странных червяков. Однако уже в следующее мгновение эрсати почувствовал в ноге острую боль. Он попытался смахнуть неожиданного паразита, но тот лишь основательнее вцепился в плоть.
Гракх с чувством глубокого омерзения рванул одну тварь, бросил на пол, тут же обрушил сверху обитую металлом подошву. Раздался треск. Той же участи удостоилась и вторая многоножка. С той лишь разницей, что она успела добраться до кости и засела там намертво.
— Что за… — зарычал Гракх и уронил «Плевок». Вцепился в затаившуюся тварь. Резкое движение, воздух наполнился пронзительным писком. Из открывшейся глубокой раны фонтаном брызнула кровь.
— Что б я сдох!
Он пошарил по карманам, выудил кусок металлизированной бечевы, перетянул руку выше раны.
Эрсати забыл о головной боли и пытался отцепить засевшую в бедре многоножку. Ладони покрылись кровью. Тварь оказалась поразительно вёрткой и ранила руки немногим меньше, чем ногу, в которую силилась проникнуть ещё глубже. Писк многоножки и рычание эрсати слились воедино. Кэр, обезумев от боли, метался по коридору, бился о стены, однако не выпускал паразита из рук, медленно, но верно вытягивая. Это походило на то, словно он рвал из себя жилы.
Руки нещадно болели, нога начала неметь. Понимая, что долго не продержится, Кэр с пронзительным криком выдрал многоножку и с размаху грохнул её об пол. Тварь не подумала умереть или отступить. Она вскочила, пискнула и вновь метнулась к сорвавшейся жертве, однако Кэр перенёс тяжесть тела на раненую ногу и со всей силы обрушил здоровую на подбегающего гада. Многоножка судорожно засучила лапками. Эрсати ещё несколько раз наступил на паразита, пока тот не превратился в склизкое пятно, и только потом, шатаясь, отошёл к стене.
Безумие схватки отступало. Кэр взглянул на дрожащие руки. Стекая на пол бордовыми змейками, по ладоням струилась кровь.
«Теперь будут шрамы», — не к месту подумал эрсати.
На ногу даже смотреть не хотелось.
— Бежим, дохляк! — послышался надсадный голос Гракха. — Нам не справиться с ними!
— А? — Кэр поднял голову. Перед глазами всё плыло. — Нет, я не могу.
— Вставай!
Гракх не просил — требовал. Он схватил эрсати за грудки и с силой поставил на ноги.
— Шевели копытами!
У Кэра не было ни сил, ни желания спорить. Схватка с многоножкой выбило из его головы всю спесь. Пусть и временно.
Зарккану повезло больше. Он отделался всего одной серьёзной раной, да и та уже почти не кровоточила, хотя болезненных ощущений это не отменяло. Но что расстраивало больше всего, так это то, что в коридоре уже маячили новые тени, а во второй раз испытывать судьбу Гракх не рискнул бы.
— Пистолеты… — проговорил Кэр.
— Чего?
— Мои пистолеты. Надо их забрать. Без них я беззащитен.
Услышать от высокомерного эрсати подобное признание было чем-то сродни чуду. Однако Гракх и бровью не повёл. Он перетянул ногу Кэра, затем поднял «Плевок» и, подхватив раненого под руку, потащил за собой. Сколь ни был противен характер эрсати, но бросать его зарккан не собирался.
— Слушай меня, красавчик, повторять не буду. Ты молчишь и стараешься изо всех сил. Нам надо пройти как можно дальше и как можно быстрее, пока до тебя не докатился болевой шок.
— А мне не больно, — отозвался Кэр. — Я просто не чувствую ногу…
— Тем лучше, — буркнул Гракх, поглядывая по сторонам. Хищные тени показались в опасной близости, не желая отставать. Он вскинул «Плевок», выстрелил дважды.
Гракх стоял в дверном проёме, пока Кэр шарил в комнате, что-то выискивая.
— Эй, ты! Хватит стружку снимать! — крикнул зарккан. Он чувствовал себя словно на раскалённой сковороде. В то время, когда надо было бежать, они впустую теряли время.
— Уже всё! — тяжело дыша, откликнулся эрсати. В одной руки он держал пистолеты, в другой подаренную Амандой бутылочку, которую тут же и осушил.
— Дорвался-таки до пойла! — скривился Гракх. — Всё, бегом!
Бега не получилось. Вскоре зарккан почувствовал, что Кэр всё больше заваливается на него. Объяснений этому не требовалось. Лицо эрсати сделалось пепельным, глаза ввалились, раненая нога вовсе не двигалась. Гракх с остервенением сжал зубы и выругался. До главных ворот оставалось чуть меньше половины пути.
— Зашли за пистолетами, чтоб ты сдох! Держись, или я сам сожру тебя! — проревел зарккан, поддерживая Кэра. Разница в росте играла злую шутку: эрсати почти обвисал на его плече, то и дело закатывая глаза.
Впервые за всё время завод показался Гракху чудовищно огромным. Никогда ранее его коридоры не превращались в смертельно опасный лабиринт. Никогда не чувствовалось в них такого гнёта. Коридор, который должен был напрямую вывести к спасительным воротам, оказался перекрыт. Гракх вовремя заметил нагромождение тел и копошащихся среди них многоножек. Твари насторожились, но не атаковали. Вгрызаясь в мёртвую плоть, они поедали добычу.
Зарккан издал звук, больше похожий на стон, и бросился в боковое ответвление, увлекая за собой Кэра. Можно было попробовать прорваться мимо пирующих бестий, но подобный риск он решил оставить на потом. От «Плевка» мало толку, от пистолетов эрсати и того меньше. Тем более что выглядел Кэр прескверно и вряд ли смог бы стрелять прицельно. Не к месту пришедшую мысль о том, что другой дороги может уже не быть, Гракх отогнал. Ещё оставались окна. Большая их часть находилась высоко, но несколько вполне доступны. А значит — в первую очередь следовало проверить именно их.
Они уже не бежали, а еле-еле тащились вдоль ряда дверных проёмов. Эрсати окончательно выбился из сил, и потому зарккан, матерясь вполголоса, волок его на себе.
Позади вновь послышался писк многоножек.
— Мощь единых цехов мне в подмогу! — выдохнул Гракх и обернулся. Тварей было около десятка, и приближались они крайне резво.
Зарккан зарычал и с силой толкнул Кэра. Тот безвольно влетел в ближайшую комнату, растянулся на полу. Гракх шмыгнул за ним и тут же развернулся лицом к выходу, вскидывая «Плевок». Заряда в аккумуляторе осталось всего на два-три выстрела, не больше. Но успеть сделать их в тесной комнатушке казалось почти невозможным, да и бесполезным занятием. Гракх глубоко вздохнул. Он был готов умирать.
— Пушистика испугали?! — за спиной послышался недовольный старческий голос.
Зарккан даже подпрыгнул от неожиданности.
— Ты… ты… старая развалина… — полуобернулся он. — Ты что здесь делаешь?
Хилки стоял и бережно прикрывал ладонью чучело хорька, будто оберегая его от опасности.
— Старик, сейчас здесь будет до чёрта мелких кровожадных тварей! Так что сядь и насладись последними мгновениями своей никчёмной жизни! — раздражённо выпалил Гракх.
Хилки не отреагировал на тираду.
— Браксус не должен бояться шумных людей, — наставительно проговорил он. — Браксус смелый. Да, самый смелый!
В комнату забежала первая многоножка. Замерла у самого порога, осмотрелась. Гракх выстрелил, не раздумывая. Однако проворная тварь успела отпрянуть в сторону. Угрожающе запищав, она бросилась в атаку. В дверном проёме уже маячили новые тени.
Гракх уже приготовился к боли, когда почувствовал лёгкий удар, прошедший сквозь тело. Больше всего это походило на порыв ветра, только откуда ему было взяться в комнате?
Удивительно, но боль так и не пришла. Многоножки верещащим веером вылетели в коридор, разметались по полу. Гракх с недоумением смотрел им вслед.
— Не бойся, Браксус, — вновь послышался голос старика. — Видишь, Хилки снова не дал тебя в обиду. Хилки любит Пушистика. Что говоришь? Конечно же, мой маленький, я знаю, что и ты любишь Хилки.
Гракх отказывался верить в происходящее. В самом деле, не мог же тщедушный старикашка, которого соплёй перешибёшь, одним усилием воли или мысли или чем там ещё раскидать всех паразитов и даже не поморщиться?
Между тем, многоножки в коридоре успели прийти в себя и, судя по всему, не намеревались отступать. Вот только на этот раз им даже не удалось попасть в комнату. Зарккан видел, как у Хилки заискрились глаза. Из невыразительных и мутных, они стали глубокими, наполнились силой и мощью снежной лавиной. Перед Гракхом стоял не немощный старик, разбитый болезнями и маразмом, а гордый могучий старец, способный вершить судьбы других.
На этот раз порыв ветра почти сбил с ног. Зарккан вцепился в дверной косяк. Многоножки корчились и пронзительно пищали, а потом начали лопаться, словно что-то изнутри разрывало их на части. Стены и пол окрасились красно-коричневыми пятнами.
Зарккан от неожиданности выронил «Плевок». Однако грохот пластикового приклада вывел его из ступора. Решив оставить тварей на расправу Хилки, он содрал с расстеленного на полу матраца простыню и начал рвать её на длинные узкие полосы. Брошенный на эрсати взгляд показал, что кровотечение у того хоть и стало меньше, но окончательно не прекратилось. Проверив на всякий случай пульс и удостоверившись, что надменный увалень ещё жив, Гракх принялся перевязывать его раны, не заботясь об аккуратности собственных прикосновений.
— Что же с тобой проблемы-то одни? — ворчал зарккан. — Козявка укусила, ты и ласты склеил.
Закончив перевязку, он встал и осторожно выглянул в коридор. Пол был усеян ошмётками тел многоножек. Укол зависти был внезапным и острым. А за ним пришла злость. Смешанная с горечью, она жгла подобно калёному железу. Ведь Хилки — этот доходяга, единолично смог бы остановить нашествие многоножек. У Гракха не было в этом сомнений. Скольких жертв удалось бы избежать? Но почему он молчал? Почему ничего не сделал?
Кулаки сжимались сами собой.
Однако теперь, когда атака была отбита, Хилки утратил устрашающий вид. Это снова был старик, который плохо питался, не мылся, а в довершение ко всему не дружил с головой. Нескладный спаситель поглаживал своего пушистого любимца и что-то говорил ему. Интерес к происходящему был утерян. Никаких следов усталости, разве что на лице отчётливее проступили глубокие морщины.
— Почему ты ничего не сказал о своих способностях? — прорычал Гракх. — Ты знаешь, сколько нас погибло? Видел тела в коридоре?
Взгляд Хилки оставался отстранённым, пустым.
— Послушай… — уже мягче начал зарккан. — Тут всё, похоже, кишит этими тварями. Обычным оружием их не взять, а ты легко справился сразу с кучей. Может быть, пройдёшь по заводу? Покончишь с ними окончательно, пока ещё не поздно. Надеюсь, что не поздно…
Старик взглянул на настырного собеседника. В глазах появилось осознанное выражение.
— Они хотели обидеть Пушистика. Хилки защищал друга. Но раз Пушистику всё ещё грозит опасность, Хилки поможет. А что будет с твоим другом? — старик указал на Кэра.
Гракх неприязненно сплюнул.
— Другом? Ты, верно, смеёшься, дед. Я лучше сдохну, чем этот недоносок сможет называться моим другом!
Тем не менее, Гракх был в нерешительности. Несмотря на собственные слова, он не собирался оставлять Кэра, но и сидеть рядом с ним не желал. Лучшим решением казалось привести помощь извне. Должен же был кто-то спастись. С эрсати на плечах ему не выбраться, а от старика ждать помощи не приходилось.
Все сомнения разрешил звук пожарной сирены.
Ещё в самом начале, когда община только начинала обживаться на заводе, специалисты-электрики с немалым удивлением говорили, что вся проводка и большинство микросхем находятся в полном порядке. Системы жизнеобеспечения могли начать работать в любое время, для этого требовался лишь достаточный запас топлива. В то же время был проведён подробный инструктаж о порядке функционирования различного оборудования, регламенте работ с системами, а также разработаны пути эвакуации на случай аварийной ситуации. Об аварии или просто внештатной ситуации сообщала пожарная сирена, звук которой мог разбудить мёртвого.
Именно эту сирену и слышал Гракх. Она действовала подобно удару хлыста: подгоняла, заставляя забыть об осторожности.
— Очень вовремя… — сплюнул он сквозь зубы. — Все уже сдохли, кому спасаться? Или не все? А, старик, как думаешь?
Хилки только зевнул в ответ.
— С тобой приятно беседовать, — буркнул Гракх. — Ладно, пора уходить. Клянусь серыми домнами — не нравится мне эта сирена, как бы чего похуже не вышло…
Он поднял «Плевок», забросил его за спину. Затем схватил эрсати за шиворот куртки и потащил по полу. Бессознательное тело оставляло за собой отчётливо различимый кровавый след. Но постепенно он начал истаивать, пока не исчез вовсе. Гракх удовлетворённо кивнул.
Опасаясь нового нападения, он беспрестанно озирался по сторонам, пытался уловить хоть какие-нибудь звуки, кроме сирены. Тщетно, она заглушала всё.
Зарккан не очень надеялся на вменяемость старика и потому не переставал его окликать. В самом деле, может, он там вздремнуть соберётся или начнёт блох вычёсывать из своего облезлого друга, кто знает? А без столь эффективной поддержки вновь соваться в коридор не по себе.
Однако Хилки не уснул и не занялся блохами. Он снова накрыл хорька ладонью, что-то бубня о том, что бедному Пушистику не нравится противный звук, а значит, надо скорее покинуть это нехорошее место.
Гракх не вмешивался в это безумное воркование. Главное, что старик шёл следом. Удивляясь самому себе, он мысленно вознёс хвальбу всему племени хорьков и его дохлому представителю в частности. Ведь если бы не это побитое молью чучело, ещё неизвестно, как бы повёл себя старик. А теперь он шёл следом, и это было самое главное.
Многоножки встречались несколько раз — и в одиночку, и группами, но не нападали. Гракх каждый раз замедлял шаг, искоса посматривал на Хилки. Старик же не проявлял ни малейшего беспокойства. Он словно знал, что опасаться больше нечего. Но зарккана поведение мелких тварей напрягало. Многоножки вели себя крайне возбуждённо: то замирали без движения, то начинали метаться из стороны в сторону, а несколько раз даже нападали друг на друга. Последний факт поразил Гракха больше всего. Поведение многоножек напоминало массовое помешательство. Это не могло не радовать, хотя и вызывало неосознанное беспокойство.
Зато жители общины попадались все как один без движения. Некоторые лежали, словно только что уснули. Казалось, они ещё дышат. Другие же представляли собой окровавленные куски мёртвой плоти, в беспорядке лежащие тут и там. Иногда, словно нарочно, тела были свалены в кучи. Создавалось впечатление, что зачастую люди даже не успевали понять происходящего, так быстро настигала их страшная смерть.
Лишь увидев просвет главных ворот, Гракх вздохнул с облечением. Однако радости он не ощущал. Было ясно, что привычная обыденность относительно спокойной жизни кончилась. Община брошена в мясорубку, из которой выберутся далеко не все.
Звук неумолимой сирены не прекращался: то чуть стихал, то вновь набирал силу. Он придавал заводу сходство с огромным живым организмом, разбуженным и потому недовольным.
Из полутора сотен жителей общины стены завода смогли покинуть не больше трети. Люди сгрудились прямо за воротами. Лишь немногие сумели отойти дальше. Некоторые падали без сил, успев пересечь незримую черту, подсознательно ассоциируя её с границей между смертью и надеждой на спасение.
Здесь, вне стен, сирена потеряла изрядную долю своей мощи, стала назойливым фоном. А потому ей на смену пришли стоны, причитания и проклятия. Выжившие, если позволяло физическое состояние, бросались искать друзей, родственников, знакомых. Старались помогать тем, кто ещё только показывался в створках распахнутых ворот. За неимением бинтов приходилось рвать собственную одежду, чтобы хоть как-то перевязать многочисленные раны. Рваные и глубокие, они вызывали ужас и понятную апатию как у самых раненых, так и у тех, кто им помогал. Все прекрасно понимали: многие, очень многие из тех, кто вышел сам или кого вынесли, — не смогут дожить даже до вечера, не говоря уж о том, чтобы полностью оправиться.
Солнце только начало свой каждодневный путь по небосклону и потому не успело прогреть влажный воздух. Утренняя прохлада быстро остужала разгорячённых беглецов. Многих бил озноб, усиливаемый стрессом и горем от потерь.
Среди прочих лежали Закэри и Марна. Их специально положили рядом. Оба были живы. Свернувшаяся в клубок Марна мучилась сильнейшим головокружением и постоянным чувством тошноты. Желудок уже ничего не мог извергнуть, однако всё ещё напоминал о себе болезненными судорогами. Закэри же, находясь на грани беспамятства, представлял собой жалкое зрелище: изодранный в клочья, исполосованный вдоль и поперёк, он лежал в луже собственной крови и смотрел в высокое голубое небо. Видел ли он что-то, ощущал ли? Никто не знал. Люди попросту боялись прикасаться к нему. Не имея возможности по-настоящему помочь, они не желали брать на себя ответственность, причинять ещё большие мучения.
Поначалу люди опасались, что многоножки станут преследовать их и вне завода, но этого не произошло. Мелкие твари будто защищали свой ареал обитания, за пределы которого не переступали. Это вселяло в выживших робкую надежду на то, что всё ещё можно поправить. Надо только собраться и организованно, обдумав каждый шаг, предпринять контратаку. Неужели безмозглые паразиты смогут устоять перед мощью интеллекта и технологии?
Внезапно что-то изменилось. До занятых своими делами и проблемами людей не сразу дошёл смысл произошедшего. Лишь спустя некоторое время кто-то крикнул, что изменилась сирена. Действительно: полноводная река из мерно текущих звуковых волн дополнилась нарастающим рокотом стремительного горного потока. Рокот завораживал, заставлял затравленно озираться, отступать.
Чувство опасности назревало, подобно мыльному пузырю. Заводу, который многие годы стоял незыблемой цитаделью, пережил жесточайшую войну — оставалось существовать считанные минуты. Это ощущение одновременно пришло в несколько голов. Стоило его осознать и принять, как паника в мгновение ока разнеслась по рядам обессиленных людей, считавших, что заслужили право хотя бы на короткий отдых.
Те, кто мог самостоятельно передвигаться, старались отойти подальше, оттаскивали за собой товарищей. Несколько человек убежали в полном одиночестве, не оглядываясь и не разбирая дороги. Казалось, они позабыли обо всём на свете, завывая и рыдая, как умалишённые. Кто-то пытался ползти сам, впиваясь руками в неподдающуюся землю. Здесь, у ворот, она была утоптана настолько, что успела превратиться в камень.
Остальные же беспомощно лежали в ожидании неизбежного. Многие из них откровенно желали скорейшего избавления от боли или оцепенения. Они приглашали смерть, открывались перед её приходом. Утро в полной мере показало омерзительный оскал послевоенных клыков. Ничто не кончилось, ничто не потонуло в забытье…
Но не все легко сдавались. К убегающим тянулись руки, обращались со словами о помощи. А за тех, кто не мог произнести ни слова, красноречивее всего говорили глаза, всё ещё хранившие робкую надежду на спасение.
Будь здесь тот, кто ещё застал довоенное время, он бы сравнил нарастающий рокот с тем шумом, с которым в давние времена по подземным тоннелям двигались специальные поезда, развозящие жителей мегаполисов. Из едва слышимого гула — рокот превратился в подобие грома. Казалось, что небеса самолично решили покарать неугодных смертных.
И когда рокот набрал силу, когда стал подобен многотонному обвалу, когда по земле под ногами спасающихся пробежала дрожь, — раздался взрыв…
Стоило Дезире с Ани покинуть комнату, как странное существо с человеческими глазами развернулось и неуклюже направилось прочь. Оно не торопилось. Больше некуда было торопиться. Приказ отдан, и скоро всё закончится…
Его дети — его инструменты, возвращались. В их чувствах ощущался разброд и сомнения, однако они подчинились. Охотничий азарт оказался силён. Практически лишённые разума, многоножки должны были стать беспрекословно повинующейся силой, действовать подобно бездушным автоматам. Они так и действовали, бросаясь на слабых двуногих созданий, совершенно не способных защитить себя. Но оставить вожделенную добычу оказалось непросто.
Недовольно пища, многоножки возвращались. Почти все были забрызганы кровью, почти все участвовали в жестокой резне.
В тот самый момент, когда чудовище вновь встретилось с Дезире, когда узнало в ней свою спасительницу, в нём проснулось нечто задавленное много лет назад. Наверное, это можно было назвать человеческим началом — уничтоженным, замещённым примитивными животными инстинктами и элементарными командами повиновения. Именно эти команды стали основой мышления для новой сущности — заменой воли и личности. Но более некому было давать инструкции, некому ставить чёткие цели, некому контролировать процесс их выполнения. В итоге, результат давнего эксперимента, до этого работающий в штатном режиме, дал сбой.
Вырванный из кошмарных лабиринтов чуждого разума, человек сумел вновь осознать себя тем, кем был рождён. Сумел не сойти с ума и сделать единственное, на что ещё был способен. Он не желал для себя подобного существования, не желал большей крови. Некогда лелеемая месть давно истлела.
Всё дальнейшее произошло само собой. Человек отдал всего один приказ. Перед тем как покинуть операторную, многоножки создали все условия, для того чтобы электрогенератор завода начал работать на пике своих возможностей. Этот режим вёл к саморазрушению. Включение сирены свидетельствовало о том, что генератор пошёл вразнос. Обратной дороги не было.
Каким образом мелким тварям удалось обойти все системы блокировок и дублирующие контура безопасности — знал лишь тот, кто находился в теле безобразного чудовища. Он держался до последнего, не давая зверю вновь взять верх. Плотная завеса искусственно вложенного разума колыхалась на грани сознания. Она давила, корчилась, пыталась вернуть утраченное. Человек победил. Уже спустя несколько минут завод превратился в заполненную раскалённой смертью жаровню.
Чудовище и человек умерли одновременно, даже не успев осознать: была ли в том победа или поражение.
Минуты промедления и отдыха, проведённые у ворот завода, обернулись большой бедой. Начнись эвакуация раненых сразу, не дай люди себе расслабиться, уйди дальше от злополучных стен — было бы возможно сохранить больше жизней. Многие из выживших не отдавали себе отчёта в происходящем. Мысль, что злоключения могут лишь начинаться, настойчиво прогонялась. Нужна контратака, надо вновь почувствовать себя на коне — доказать собственное превосходство над жестокими тварями.
Кого-то взрыв застал лежащим в относительно безопасном удалении, кого-то ещё в пути — пригнувшегося, с заплетающимися ногами, а кто-то принял ударную волну и слепящее пламя, находясь у самых стен.
Из последних не выжил никто. Они даже ничего не почувствовали. Яркая вспышка — ничего более. Сдетонировавшие от взрыва генератора кристаллы породили огненный смерч, ненадолго вырвавшийся из завода. Этот смерч выжег всё в радиусе нескольких десятков метров, превратил живую плоть в обугленные куски дымящегося мяса.
На большем расстоянии он опалял, поджаривал заживо.
Но огонь — не единственное, что вырвалось из завода. Ударная волна прокатилась по окрестностям, корёжа металлические конструкции, вырывая с корнем деревья и расшвыривая человеческие фигурки. Обратившись смертоносными снарядами, в воздух поднялись сотни оплавленных обломков и на огромной скорости разлетелись во все стороны. Людей пробивало насквозь, отсекало конечности, тела обращались окровавленными фрагментами плоти. Ни криков, ни стонов — всё потонуло в сумасшедшем буйстве пламени.
Смерть продолжала собирать жатву.
Взрывная волна прокатилась и иссякла. Огонь бушевал дольше, но и он опал, укрылся на заводе, где ещё было чем поживиться.