Натяжение нитей ослабло, и две марионетки бесшумно упали на пол.
— Мрачновато получается, — сказал кукловод, задумчиво глядя куда-то сквозь режиссера.
В пустом зале они были вдвоем. Кукловод и режиссер.
— Но я специально хотел выделить эти нити. Как символ взаимосвязи событий и персонажей.
— Вот как раз эти нити и производят столь тягостное впечатление, — не сдавался кукловод.
— Нет, вы должны понять, — заволновался режиссер. Был он молод. Скорей всего, это был его первый самостоятельный спектакль, — эти нити как символ чего-то светлого тянутся куда-то вверх к тому, что их там объединяет.
— Возможно, возможно, — задумчиво отозвался кукловод, — но в то же время эти нити сковывают, связывают персонажей и, одновременно перепутываясь, сами порождают путаницу и взаимонепонимание, ведут к саморазрушению и гибели, обрываясь и лишая ваших персонажей этой последней поддержки — этих персонифицированных иллюзий.
— Вот видите, — обрадовался режиссер, — значит, вы поняли, что я хотел этим сказать: люди сами разрушают те светлые нити, что их связывают.
— Но в вашей трактовке действуют не люди, а… марионетки какие-то. Эти нити сами запутываются и рвутся, а куклы — словно их жертвы.
— Ну я не понимаю, как вы не понимаете… — в конец запутался режиссер.
— По-моему, в жизни человек решает все сам, никто его не тянет за веревочку, — обиделся кукловод.
— А долг, морально-этические нормы, память в конце концов, встрепенулся режиссер.
— Ну разве что память, — обмяк кукловод.
Натяжение нитей ослабло, и две марионетки бесшумно упали на пол.