Письма на воде (СИ)

Зачем мне иначе нужна была власть?

Я просто хотел, чтобы ты была счастлива, Су!

И тогда, быть может, ты перестала бояться, избегать и… приняла бы меня?

Сейчас, сидя на троне, который без тебя стал моим негасимым погребальным костром, я осознаю, как заблуждался… Но пойми меня, Су, я отчаянно хватался за любую возможность помочь тебе, вернуть в твоё сердце покой и свет, а в твои глаза – улыбку. Да, я мечтал назвать тебя своей со всем правом, мечтал стать твоим мужем, твоим мужчиной, просто – твоим. Если бы ты только захотела… Но гораздо важнее для меня было видеть тебя счастливой, и ради этого я был готов на всё, даже стать королём.

Именно тогда я впервые задумался о троне и власти.

Тот разговор стал поворотным моментом во всех моих стремлениях.

Но смысл и цель у всего этого была лишь одна – ты…

***

Чжи Мон выплакал ночью все слёзы по уходящему в другой мир человеку, который – один из немногих! – был ему другом.

Глядя сквозь завесу жгучей влаги на далёкие равнодушные звёзды, он вспоминал весь путь, что ему пришлось пройти плечом к плечу с правителем Корё: каждый день, каждую победу и поражение. И чувствовал он при этом не тоску и сожаление, а неизмеримую гордость, осознавая, что жизнь его не напрасна, даже если в её бесконечности и не встретится больше таких великих людей и подобных свершений.

А он точно знал, что встретятся. Уже повстречался – королевская звезда этого человека разгоралась всё ярче. Значит, всё, что он, Чжи Мон, делал во имя Небес, было не зря…

Он простился с Ван Гоном, в одиночестве стоя у его холодеющего ложа, когда последний рассвет нынешнего короля занимался над Сонгаком. Большего Чжи Мон себе позволить просто не мог. Отныне его скорбь была надёжно спрятана в самой глубине души, куда никто и никогда не сможет добраться.

Именно поэтому сейчас звездочёт был спокоен и собран, поражая всех, кто видел его, своей невозмутимостью, граничившей, по мнению многих, в том числе и генерала Пака, с вопиющим неприличием. Однако мнение окружающих о нём было последним, что когда-либо беспокоило Чжи Мона.

По его распоряжению королеву Ю и королеву Хванбо так и не выпустили за пределы дворца. И сделано это было не из бездушия астронома, а лишь для того, чтобы избежать распространения информации и вспышки мятежа.

Сторонники Ван Му продолжали тянуть время.

Но поскольку обе королевы смиренно приняли свою участь и не порывались покинуть дворец, Чжи Мон перестал скрывать от них правду. Он вошёл в спальню правителя вслед за ними и скромно встал в изножье кровати.

Королева Ю, присев на край постели, с приветливой улыбкой принялась расспрашивать супруга о самочувствии, но тот её уже не видел.

Он никого не видел, кроме…

Заглянув ему в глаза, Чжи Мон вздрогнул.

– Су Ён… – на последнем вздохе прошептал король, прощаясь с этим миром.

Осознав, что случилось, королева Ю просто обезумела. Она рыдала, трясла Тхэджо за плечи, просила его не оставлять её, вернуться к ней.

А Чжи Мон старательно отводил от неё взгляд. И дело было не в скромности или вежливости. Он просто не мог видеть её страданий – страданий несчастной нелюбимой женщины, потерявшей любимого мужчину. Ведь именно равнодушие Ван Гона сделало королеву Ю той, что наводила ужас на весь дворец, начиная от самых ничтожных слуг и заканчивая её собственными детьми.

Отчаявшаяся согреться взаимностью женщина стала чудовищем не по своей вине: её страсть превратилась в ненависть из-за нелюбви. Зная, что в сердце Тхэджо живет одна-единственная другая, она ненавидела мужа настолько же сильно, насколько продолжала его любить.

И Чжи Мон даже не хотел представлять себе, что чувствовала сейчас королева Ю, когда на её руках Ван Гон умер с именем другой женщины на устах.

Он поднял взгляд на королеву Хванбо, которая, как всегда, скромно держалась поодаль и молча кусала губы, не смея иначе выразить свою скорбь и прикоснуться к королю, возле которого безутешно рыдала его первая жена, всё так же умоляя его вернуться.

Астроном закрыл глаза и увидел, что Тхэджо вернулся. Вернулся к своей Су Ён.

Единственная любимая женщина короля шла ему навстречу, молодая и счастливая, с букетом полевых цветов. Она улыбалась, наконец-то дождавшись его в ином мире, как верно и преданно ждала в этом.

И Чжи Мон, благодаря которому два любящих сердца соединились, прежде потеряв друг друга, вновь почувствовал, что его жизнь струится по лабиринтам времени и миров не напрасно.

Пройдя через все жертвы и потери, Ван Гон и Су Ён выстрадали свое право быть вместе, теперь уже навсегда.

Это было меньшее, что Чжи Мон мог сделать для своего друга.

***

Вернувшись в Сонгак ни с чем, Ван Со тотчас же бросился на поиски Чжи Мона, чтобы посоветоваться с ним и узнать новости. Но дворец был оцеплен, внутрь, к королю, никого не пускали, и принц стоял, размышляя, что ему теперь делать. Как вдруг, не заметив его, мимо пробежала Хэ Су, запыхавшись и хромая сильнее обычного.

Он схватил её за руку и увлёк в безопасный угол, где никто не мог их обнаружить.

– Король скончался, – жалобно выпалила Хэ Су без приветствий и других лишних слов.

– Что? – Ван Со даже не сразу понял, что она сказала, а когда понял, почувствовал, как ему в лицо пахнул порыв ледяного ветра.

– Когда я видела его в последний раз, он был близок к смерти, а сейчас… – Хэ Су печально покачала головой.

Отец… умер?

Его отец, король Корё, умер?

Несмотря на болезнь Тхэджо, на все события последних дней и внутреннюю готовность к неизбежному, Ван Со стоял, поражённый этим свалившимся на него известием, и не слышал, что говорила ему Хэ Су. И только когда она, привлекая внимание, схватила его за руку, вновь взглянул на неё, с трудом осознавая её слова:

– Он велел тайно привести к нему наследного принца! Завтра принц Ван Ё нападёт на дворец!

– Как ты об этом узнала? – Ван Со, с усилием выбираясь из пут скорби, лихорадочно соображал, как действовать дальше. А действовать нужно было быстро. Если бы Ён Хва не перехватила его по пути, сейчас бы он уже приближался к Хупэкче!

– А разве это важно?

Он заглянул в глаза Хэ Су и понял, что она не обманывает его, а ещё – что она доверяет ему. Она доверяет ему! Это неожиданное открытие ободрило Ван Со и придало сил здраво мыслить и действовать:

– Наследный принц в Хупэкче. Все дороги из Сонгака перекрыты. Но мы должны найти способ попасть туда, и как можно скорее!

– В Хупэкче? – переспросила Хэ Су, и по её лицу, которое внезапно озарила надежда, принц понял: ещё не всё потеряно, что подтвердили её слова: – Я знаю того, кто сможет нам помочь!

Она потянула его за собой в глубину фруктового сада, где в старом ханоке, недалеко от дворцовых ворот, на время праздника разместили кисэн, приезжих артистов и музыкантов.

Там, на веранде, Ван Со увидел Бэк А, который о чём-то просил одну из кисэн в скромной дорожной одежде. Глядя на неё, четвёртый принц смутно припомнил, что где-то видел её, но где и когда?

– У Хи! – бросилась Хэ Су к этой девушке, очевидно, зная её. – Ты ведь говорила, что родом из Хупэкче!

– А почему ты её об этом спрашиваешь? – вмиг насторожился Бэк А, пряча кисэн за спину.

– Мы должны привести оттуда наследного принца, – пояснила Хэ Су.

Вопросительный взгляд Бэк А переместился на Ван Со, который остановился поодаль.

– Как я могу доверять ей? – обронил четвёртый принц, подозрительно разглядывая У Хи, чьи знакомые черты не давали ему покоя.

– Она мой друг! – принялась убеждать его Хэ Су. – Ей можно доверять.

– Не знаю, о чём вы, но да, ей можно доверять, – поддержал её Бэк А.

Ну что ж… Если и Хэ Су, и тринадцатый принц могли положиться на эту девушку, значит, и он тоже может.

– Судя по всему, король скончался, – сообщил Ван Со, с изумлением глядя на то, как внезапно подкосились ноги у этой знакомой незнакомки и как его брат бережно подхватил её и прижал к себе.

– Ты в этом уверен? – растерянно пробормотал тринадцатый принц, меняясь в лице.

– Да. Нам нужно защитить трон. Совсем скоро Ё и Ук попытаются захватить его.

Ван Со сделал вид, что не заметил, как при имени восьмого принца на него испуганно взглянула Хэ Су. Правильно, ведь она ничего не говорила ему о Ван Уке. Но в этом не было нужды: и без того всё было ясно. Все события последних дней: недуг короля, боевые доспехи под праздничным одеянием восьмого принца, Ён Хва с кордоном солдат – сложились в целостную картину, которая весьма недвусмысленно указывала на зачинщиков мятежа и заставляла готовиться к худшему.

– Я их остановлю, – продолжил Ван Со, обращаясь к брату, – а ты поезжай за Му. Тебе потребуется два дня, но Ук перекрыл все дороги.

Ему не удалось сдержать вздох сожаления. Если бы король был ещё жив!

– Есть одна дорога, о которой известно только мне, – вдруг подала голос У Хи, до этого молчавшая за спиной Бэк А, и все с надеждой посмотрели на неё.

Теперь исход зависел от того, как быстро тринадцатый принц сумеет добраться до Ван Му, и сколько удастся продержаться Ван Со в завтрашней битве за законного наследника престола.

***

Ты помнишь, Су, как мы встретились с тобой тем вечером в пустом тронном зале?

Я не ожидал увидеть тебя там, да и сам не собирался любоваться троном, где ещё недавно восседал король Корё – мой почивший отец, с которым мне не суждено было больше говорить и спорить, подчиняясь и сопротивляясь его воле, доказывать свою преданность престолу и наследному принцу и надеяться на то, что когда-нибудь король назовёт меня сыном. Ещё хотя бы раз…

Бродя по ночному саду в плену скорбных мыслей, я не понял, как очутился во дворце, но я был там не первым и не единственным.

Что заставило тебя прийти в королевский зал для приёмов? Ты так и не сказала мне, а я не спросил, просто радуясь тому, что именно ты оказалась рядом со мной в тот мрачный и тревожный час.

Глядя на пустой трон, ты говорила о том, что ради него все рискуют жизнью, король предал наложницу О, мне предстояло сражаться с родными братьями… А я думал о своём решении завладеть им однажды, чтобы вместе с ним получить и твоё сердце. Потому что это стоило всего остального на свете, любых усилий и жертв. Для меня – стоило, Су! И моя уверенность в правильности принятого решения только крепла.

Я не знал, что произойдёт на следующий день, успеет ли вернуться наследный принц, сумею ли я выстоять в битве за него. Да и кто мог это знать наверняка?

Ты тревожилась о том, подниму ли я руку на родных братьев, смогу ли убить их, если этого потребует защита престола, а я слышал в твоих словах беспокойство об Уке. Вновь и вновь – только о нём! Как же я мог тогда не разглядеть тогда, что за этим крылось не просто участие в судьбе бывшего родственника, а чувства к нему, какими бы угасающими они ни были в то время? Как я мог не понять, Су?

Видимо, не хотел, не был готов принять и поверить.

А следовало бы!

Знаешь, что в тот вечер накануне сражения успокоило меня? Что придало мне сил и мужества, несмотря на потерю отца? Твои слова о том, что со мной всё будет в порядке. Вот чему я поверил тогда – простым словам, сказанным с тихой улыбкой и открытым взглядом: «Ваше Высочество, с вами всё будет в порядке. Я это знаю точно».

Это обещание и твоя улыбка согревали меня, когда наутро я облачался в доспехи и выходил на битву.

Откуда бы ты ни знала это – я верил тебе…

***

Чжи Мон поджидал четвёртого принца у входа в тронный зал и, когда тот вышел вслед за Хэ Су, поймал его за рукав и приложил палец к губам, давая знак молчать и следовать за ним.

Ван Со растерянно оглянулся на уходящую девушку, но та, казалось, не заметила его исчезновения, понуро направляясь в комнатку, выделенную ей во дворце. События и волнения минувших дней измотали её, и сейчас она еле двигалась, глядя себе под ноги и едва слышно вздыхая.

Принц хотел проводить её, побыть с ней ещё немного, но звездочёт настойчиво тянул его в противоположную сторону, одними губами беззвучно проговорив: «Не сейчас».

Подчинившись ему, Ван Со не сразу сообразил, куда ведёт его Чжи Мон, а когда понял, застыл посреди коридора в шаге от дверей в королевские покои.

Астроном печально кивнул ему и проговорил:

– Это должны сделать вы, Ваше Высочество.

Что это, принц осознал, когда, распахнув двери, с колотящимся сердцем ступил в королевскую спальню.

Там, у постели почившего Тхэджо, ссорились две королевы.

Мать Ука хотела накрыть тело супруга белым ритуальным ханбоком{?}[Ханбок – национальный традиционный костюм жителей Кореи.] с вышитыми золотыми драконами, тем самым приняв его смерть и попрощавшись с ним уже навсегда. Но королева Ю отталкивала её, отчаянно цепляясь за руку Тхэджо, и никак не желала признать, что его больше нет. Королева Хванбо призывала ту к здравомыслию, но всё было бесполезно: первая жена короля обезумела в своём горе.

– Уходите отсюда! Он мой! Не трогайте его! – повторяла она вновь и вновь, неотрывно глядя в лицо своего мужа, который никогда не был по-настоящему её.

– Его Величество не хотел бы, чтобы вы вели себя так, – пыталась успокоить её королева Хванбо.

– Да что вы понимаете? Вы когда-нибудь любили его? – отвечала королева Ю с высокомерием, которое казалось здесь и сейчас настолько же неуместным и оскорбительным, как и сама ссора. – Не трогайте его! Отойдите!

Она оттолкнула королеву Хванбо в порыве гнева, отчего сама упала на пол.

– Ваше Величество, – холодно проговорил наблюдавший за этим безобразным зрелищем Ван Со. – Позвольте мне увидеть его.

Он на негнущихся ногах приблизился к ложу короля и откинул траурную вуаль полога.

– Как ты сюда попал? – удивилась королева Ю, поднимаясь с пола. Но, заметив за спиной принца астронома, тут же забеспокоилась о другом: – Что с Ван Ё? А Чжон здесь?

Ей никто не ответил.

Ван Со опустился на колени возле постели, борясь с подступившими слезами. Значит, Хэ Су не ошиблась: король Тхэджо умер. До этого момента принц касался этой чудовищной мысли какой-то частью сознания, не понимая до конца, не принимая страшную правду. И вот теперь он смотрел в безмятежно спокойное лицо отца, который больше никогда не назовёт его сыном, не скажет, как надеется на него, как гордится им…

Никогда!

– Его последние слова, – мягко обратился Чжи Мон к Ван Со, стоя за его спиной, – «Жизнь так коротка!» Он сказал, что жизнь коротка, быстротечна и мимолётна.

Проглотив горький комок, мешавший ему дышать, принц почувствовал, что слёзы всё-таки прорвались наружу с первым полноценным вдохом, и перестал им сопротивляться.

Он поднялся на ноги и аккуратно, с почтением накрыл тело отца белым ханбоком, навсегда прощаясь с тем, кого любил несмотря ни на что и от кого до последнего момента ждал хотя бы слова любви…

Астроном был прав: это должен был сделать именно он.

– Чжи Мон, – Ван Со не отрывал затуманенного слезами взгляда от сияющего в свете свечей золотого дракона на белой ткани, непреодолимой преградой отгородившей Тхэджо от этого мира, и говорил жёстко и твёрдо, как говорил когда-то его царственный отец, отдавая приказы: – cколько войск сейчас находятся во дворце? Проверь с генералом Паком. На восходе солнца третий принц Ван Ё и восьмой принц Ван Ук поднимут мятеж. Король хотел передать трон наследному принцу, и мы выполним его волю.

– Да, Ваше Высочество, я сейчас же поговорю с генералом Паком, – откликнулся астроном и спешно покинул комнату.

Как только за ним закрылась дверь, королева Хванбо, до этого растерянно смотревшая на Ван Со, коснулась его рукава:

– Почему ты упомянул Ван Ука? Надеюсь, я неправильно расслышала тебя.

– Прошу прощения, – не глядя на неё, прошептал Ван Со, подтверждая свои прежние слова о брате.

– Мятеж? – набросилась на него с расспросами королева Ю. – А что с Ван Ё? Ну конечно же, он придёт за мной. Они придёт и увидит, что вы держите меня взаперти! – Вцепившись в уходящего четвёртого принца, она зашипела ему в лицо: – Не смей вредить Ё! Если хоть волос упадёт с его головы, я сама тебя убью!

И это говорила ему женщина, которая его родила!

– Думаете, он останется в живых, совершив измену? – презрительно сощурился Ван Со. – Вы слишком жадная до власти!

Он оттолкнул мать и направился к выходу.

Больше ему здесь нечего было делать.

***

Над Сонгаком разливалось серое безрадостное утро.

Тяжёлый туман властно спускался с гор в долину, заполняя её непроглядной тусклой мутью, несмотря на восходящее солнце, чьи робкие лучи слепо прощупывали окрестности в надежде на торжество силы света.

Так же сумрачно было на душе у Ван Со, и точно так же он пытался найти в себе стойкость и силы противостоять неизведанному и, если придётся, смириться с неизбежным.

Он и генерал Пак в полном боевом облачении стояли перед дворцом во главе небольшого отряда воинов. Защитников воли короля было не так уж и много, поскольку основные войска находились с Ван Му в Хупэкче для подавления очередного восстания.

Ван Со окинул взглядом неподвижные ряды солдат. Мало, очень мало! Но, как бы там ни было, он выполнит наказ отца и будет биться за наследного принца до последнего своего вздоха.

В его сознании растревоженной птицей промелькнула мысль о Хэ Су, оставив тень сожаления: неужели так ничего и не случится?.. Но принц упрямо тряхнул головой и крепче сжал рукоять меча: о собственной судьбе он подумает после.

Если останется жив.

Его ладонь не успела согреть холодный, спящий в ножнах металл, когда во двор ступили третий и восьмой принцы, а за ними красной рекой потекла бесчисленная армия, против которой не было шанса устоять нескольким десяткам защитников дворца.

– Ты посмел привести армию во дворец короля! – грозно закричал генерал Пак, обращаясь к Ван Ё. – Это измена!

– Моя матушка находится там уже вторые сутки, – отвечал ему третий принц. – Мне необходимо знать, почему дворец закрыт.

– Я уже сказал вам вчера, что королю нужен отдых, – отрубил генерал, оценивая силы противника, которые всё прибывали и прибывали, так что вскоре весь двор был заполнен воинами.

Третий принц криво усмехнулся:

– И ты думаешь, я поверил твоей наглой лжи? – его лицо не выражало ни капли почтения великому военачальнику, возглавлявшему армию Корё – армию почившего короля, его отца. – Позвольте моей матушке уйти. Или я сочту, что вы решились на измену и собираетесь захватить трон.

Последние слова Ван Ё адресовал стоявшему рядом с генералом Ван Со, который всё то время, что шёл разговор, неотрывно смотрел в ледяные немигающие глаза Ука и видел там приговор. Себе.

Ван Ук пришёл сюда не за властью. Ему нужен был он, Ван Со.

Четвёртый принц не боялся его. Он думал лишь о своём вчерашнем обещании Хэ Су не убивать Ука, случись им сойтись в открытой схватке. Он не хотел множить её страдания ещё одной потерей, но не мог поручиться, что сдержит слово.

В его голове прошелестел печальный голос Хэ Су: «Если восьмой принц пострадает, это будет мучить меня всю оставшуюся жизнь…»

Он должен! Должен оставить Ука в живых!

Ради Хэ Су.

Ван Ук не выдержал первым. Он бросился на Ван Со, обнажив меч, и завязался бой.

Каждый, кто наблюдал за схваткой принцев, мог сказать, что это противостояние равных по силе воинов.

Четвёртый принц был силён и искусен, но восьмой почти не уступал ему в силе, и в лучах рассветного солнца, наконец-то взобравшегося на крышу дворца, то и дело драконьими искрами вспыхивали в ударах мечи.

Ван Ук был быстр и хитёр, его обманные манёвры и выпады могли положить на землю любого воина. Однако Ван Со не был любым. Боевой опыт, мастерство и звериная ловкость раз за разом уводили его из-под удара, изматывая Ван Ука и вытягивая из него силы вместе с самоуверенностью.

Наконец они намертво сцепились мечами и взглядами, замерев посреди площади пылающим сгустком ненависти. Скрещённые мечи, раскалившись в бою, звенели от напряжения. А Ван Со, глядя в застывшее злобной маской лицо Ван Ука, думал лишь о том, что вот-вот нарушит своё обещание Хэ Су…

Внезапно над их головами пролился дождь из стрел – и воины за спиной третьего принца один за другим красными каплями начали падать на каменные плиты двора.

Ван Со поднял глаза – и не поверил им: ко дворцу в сопровождении Бэк А шёл наследный принц. Это его лучники усеяли двор трупами мятежных солдат. Это его армия прибыла в Сонгак, чтобы утвердить его право на престол.

Опустив меч, Ван Со склонился в поклоне. Его сердце неистово билось о рёбра, разгорячённое недавней схваткой и воспылавшее радостной надеждой на торжество справедливости.

Но он никак не мог ожидать, что при появлении наследного принца Ван Ук вдруг приставит свой ещё не остывший меч к горлу Ван Ё.

– Ты… – прошептал третий принц, с изумлением глядя на брата. – Ты предаёшь меня?

– Мы никогда не были на одной стороне, – холодно ответил Ван Ук. Его голос сочился уничижительным превосходством. – Это не предательство.

– Я узнал о твоём мятежном плане от Ука, – подойдя к ним вплотную, заявил Ван Му третьему принцу. – Я выехал в Сонгак после получения письма, – он перевёл взгляд на застывшего с мечом в руке восьмого принца. – Ук, ты доказал свою верность трону.

– Это честь для меня, – откликнулся Ван Ук, не сводя глаз со своего пленника.

Ван Со гадливо поморщился. Его трясло от презрения и бессильного гнева. Вот, значит, как! А восьмой братец в дополнение к своему лицемерию и скрытности оказался весьма изворотлив и хитёр!

Что ж, выходит, между ними ничего не закончено. И придётся защищать наследного принца ещё и от козней Ван Ука, который только что весьма выгодно выставил себя героем в глазах будущего короля. Подлец…

Ван Со тяжело вздохнул, переводя дыхание, как вдруг над площадью, окутанной гулкой тишиной, словно раскат грома, разнёсся голос Чжи Мона:

– Его Величество только что скончался! Последней волей правителя наследный принц Ван Му становится королём! Королевы, получив приказ, признали волю Тхэджо Ван Гона. Я передаю её вам, Ваше Высочество!

– Отец! – побелел Ван Му, бросившись к ведущим во дворец ступеням, но ему преградил путь опустившийся на колени Ван Ук:

– Да здравствует новый король! Долгих лет жизни королю!

Его слова повторил Ван Со, склонив голову перед законным властителем Корё. А вслед за ним и все присутствующие во дворе пали на колени, подтверждая право Ван Му на трон и клянясь ему в верности.

Над Сонгаком взошло осмелевшее солнце, возвещая о наступлении нового дня.

***

Озёрная гладь мерно дышала под плотным покровом из лотосов и водяных лилий. Редкий всплеск от разыгравшихся карпов или случайного дуновения ветра тут же угасал меж листьев кувшинок.

Ван Со сидел на берегу и в оцепенении смотрел на воду. Хотелось бы ему, чтобы его горести так же легко и просто исчезали, утешенные чьей-то тёплой и ласковой ладонью…

Но он был совсем один. Как всегда. И в тягостных раздумьях, скованный давящей болью, пытался осознать, что же он сделал.

Этим утром третий принц сбежал из-под стражи.

Как и с чьей помощью Ван Ё сумел выбраться за пределы дворца, Ван Со не знал. Он и Ван Ук присоединились к погоне позже, бросившись на конюшню по тревоге из тюремного двора.

Третьему принцу не удалось далеко уйти: он был пеш и изранен, отряд солдат гнал его сквозь редколесье к высокому скалистому обрыву. Оказавшись в ловушке на самом его краю, Ван Ё развернулся и, хищно осклабившись, принял бой, не тратя время на бесполезные попытки уйти от преследователей иным путём, которого попросту не было.

Солдатам пришлось нелегко: сила и мастерство третьего принца, помноженные на злое отчаяние и безысходность, творили невероятное. Когда четвёртый и восьмой принцы, спешившись, подбежали к краю поляны, обрывавшейся вниз зазубренной скалистой стеной, на земле вокруг уже лежали с десяток раненых и убитых.

Несмотря на прибывший конный отряд, Ван Ё сдаваться явно не собирался.

Ван Со зарычал от возмущения: он не мог спокойно смотреть, как человека, даже не будь он его мятежным братом, травят, загнав в ловушку, словно дикого зверя. Это было бесчестно и омерзительно.

Как и то, что восьмой принц вдруг взял в руки лук и уверенно положил стрелу на тетиву. Перехватив рукоять лука и направляя его вместе со стрелой в землю, Ван Со брезгливо процедил:

– Ты не на охоте.

Из-за его плеча вдруг вынырнул невесть откуда взявшийся Ван Чжон:

– Я остановлю его!

Бездумная горячность юного четырнадцатого принца грозила обернуться против него: в пылу схватки, будучи зажатым в угол и не имея надежды на помилование, Ван Ё не пощадит и младшего брата.

– Нет, – отрезал Ван Со. – Ты уверен, что справишься? Он же твой родной брат!

Сказав это, он решительно шагнул вперёд, туда, где среди груды тел неистово бился за право погибнуть свободным обречённый третий принц.

Ван Со шёл не карать брата, ведь он не был ему ни судьёй, ни палачом. Он хотел лишь остановить и образумить Ван Ё, сохранив жизни людей. А спиной он явственно ощущал оценивающий взгляд Ван Ука и взволнованный – Ван Чжона.

После короткой схватки один на один, в которой он, даже не обнажив свой меч, мощным натиском отбросил третьего принца к обрыву, Ван Ё долго пытался отдышаться, схватившись за грудь, а Ван Со потребовал, не надеясь на то, что будет услышан:

– Сдавайся!

– А ты бы сдался? – огрызнулся его старший брат и выпрямился в боевой стойке, всем своим видом демонстрируя непокорность.

Иного Ван Со и не ожидал. На месте третьего принца он, не раздумывая, поступил бы точно так же. Другое дело, что он никогда бы не оказался на его месте. Измена и предательство – эти вещи были за гранью его понимания.

Он медленно вынул меч из ножен, давая Ван Ё возможность опомниться, которой тот, разумеется, не воспользовался, и одним стремительным ударом выбил оружие из рук брата, пригвоздив того к месту остриём меча, вошедшим третьему принцу на палец в грудь, чуть ниже ключицы. Рана была неопасной, и Ван Со это знал.

Он давал брату ещё один шанс! Ещё одну попытку признать поражение и сдаться с достоинством, потерпев неудачу в открытом бою из-за ранения. Но Ван Ё дёрнулся, сбрасывая меч, и Ван Со рефлекторно перевёл сбитый замах в подсечку, которая оказалась роковой: по изодранной на груди третьего принца одежде растеклось багровое пятно, а сам Ван Ё, качнувшись назад, не удержался и рухнул с обрыва.

Отшвырнув меч, Ван Со бросился к нему, протягивая руку, но было уже поздно: там, далеко внизу, лишь угрюмо шевелились кроны деревьев, приняв на своё зелёное ложе тело третьего принца.

Что происходило потом, Ван Со едва осознавал. Всё вокруг для него превратилось в вязкий туман, откуда один за другим выплывали и тут же ныряли обратно смутные образы: люди, кони, скалы, обрывки голубого савана неба…

Он видел перекошенное в ужасе лицо младшего брата, который на коленях подполз к краю обрыва, отчаянно взывая к Ван Ё, а потом оглянулся на Ван Со с такой ненавистью, какой четвёртый принц и предположить в нём не мог…

Он видел бесстрастное лицо Ван Ука, где насмешливо блестели чёрные иглы глаз, как будто восьмой принц радовался такому трагическому исходу погони и издевался над пламенем вины, сжиравшим Ван Со изнутри.

Он видел испуг напополам с облегчением на лицах солдат, сливающихся для него в одно неузнаваемое лицо, пену на морде своего коня, шарахнувшегося в сторону от запаха крови на одежде хозяина, бурую кашу деревьев, сменившуюся серой мутью дворцовых камней…

…а после он увидел зелёное покрывало водяных лилий и понял, что сидит на берегу озера Донджи во дворце, на том самом месте, где когда-то ночью в отчаянии бросился за утешением к Хэ Су, но лишь отпугнул её своей звериной страстью и поцелуем, вырванным насильно, против её воли.

Хэ Су…

Он не представлял себе, как сможет посмотреть ей в глаза после того, что сделал. И пусть это был не Ук, но суть от этого не менялась: он своими руками убил родного брата. Как он сумеет сказать об этом ей?

Когда-то на берегу моря он говорил Хэ Су, что никогда не убивал просто так. А что, в таком случае, он сделал сегодня? И пусть он этого не хотел и предпринял всё, чтобы избежать гибели Ван Ё, разве это что-то меняло и имело значение? Третий принц погиб, поверженный его мечом. И изменить уже ничего было нельзя.

Невыплаканные слёзы жгли ему глаза, но он никак не мог выплеснуть из себя боль, горечь и страх, и они тугим клубком змей шевелились у него в груди, жаля и наполняя всё его существо смертельным ядом, противоядия от которого у Ван Со не было, и избавиться от которого не представлялось никакой возможности…

Лёгкий шорох травы и едва заметное прикосновение заставили его повернуть голову – и он захлебнулся волной мягкого сострадания в ореховых глазах, которые были так близко от него, что казалось, одним незаметным движением можно погрузиться в их тёплую бездну, смыв с себя всё, что терзало душу.

– Что-то случилось? – спросила Хэ Су, глядя на него с таким ласковым участием, на которое была способна лишь она одна.

– Я не думаю, что ты простишь меня, – еле выговорил Ван Со, чувствуя себя так, словно ступал по тонкому льду, – но надеюсь, что хотя бы поймёшь.

Он отвернулся, не в силах говорить дальше, глядя в эти чистые, невинные глаза.

«Пожалуйста, пойми и прости меня, Су! Прошу тебя…»

– Я… убил старшего брата, – слова царапали ему горло волчьими когтями, не желая выползать наружу, но он не мог ей лгать. И молчать тоже не мог.

Вот и всё.

Он сказал ей.

И, опустив взгляд на робко притихшую, неподвижную воду, принц и сам замер, ожидая, что Хэ Су отшатнётся от него в отвращении и уйдёт, больше никогда не приблизившись к нему. Вот сейчас поднимется неловко, припадая на изувеченное колено, – и исчезнет…

И вдруг Ван Со почувствовал на своём плече прикосновение маленькой тёплой ладони. Хэ Су качнулась ему навстречу, протягивая руки, и он потянулся к ней, обессиленно припав к её груди. А когда Хэ Су в ответ обняла его, истончившаяся оболочка его самообладания лопнула. Ван Со затрясло в рыдании, и слёзы наконец-то прорвались наружу вместе с тихими горестными стонами.

Сломленный невыносимым чувством вины, ослабевший от напряжения последних дней и чёрной вереницы потерь, Ван Со безутешно рыдал в кольце тёплых рук Хэ Су, завернувшись в них, будто в мягкое одеяло. Она молчала и лишь тихонько покачивалась, давая ему возможность выплакаться и отпустить боль, а её маленькая ладошка ласково поглаживала его по спине, успокаивая и прощая его.

В этих нескончаемых слезах было всё, что так мучило Ван Со и никак не могло найти выход: и безмерная скорбь по почившему отцу, и чудовищная вина за смерть старшего брата, и тоскливые мысли о матери, которая, поседев за одну ночь, сходила с ума во дворце, лишившись мужа и сына, и страх, что Су не простит его, и облегчение от того, что простила…

Ты спасла меня, Су!

Просто спасла тогда… Снова. Знаешь ли ты, догадываешься ли об этом?

Если бы ты не пришла, если бы не обняла меня и не исцелила своим прощением, я не знаю, что бы со мной было, в кого бы я превратился.

Только благодаря тебе из дикого волка я стал человеком, только благодаря тебе остался им. Всю мою жизнь, на каждом шагу, при каждом вздохе, что бы ни происходило, ты защищала меня, понимала меня и успокаивала одним своим присутствием, ласковым молчанием, таким знакомым и родным прикосновением руки…

Где же ты теперь? В каком из тысяч миров улыбаешься новому дню? Почему не возвращаешься, чтобы утешить меня? И как мне заставить тебя вернуться?

Только Небеса знают это, знают, как мне не хватает тебя, моя Су! И как трудно мне без тебя оставаться человеком…

Чжи Мон как-то сказал: «Если бы вы могли забыть, Ваше Величество! Если бы только вы могли позабыть всё, вам стало бы легче».

А я не хочу забывать, Су! Я просто не могу без тебя даже в своих воспоминаниях. Как можно добровольно отказаться от того единственного, что заставляет тебя дышать? Даже если это мучительно больно…

========== Часть I. Алые сердца Корё – 14. На лезвии судьбы ==========

Настроение: Yan Yidan – Three Inches of Heaven

Сердце любовно к прошедшим зовёт временам.

Вспомню об этом – и всё оборвётся внутри!{?}[Отрывок из стихотворения «Краски цветенья…» (пер. Л. Эйдлина).]

Тао Юань-мин

Эта зимняя ночь выдалась особенно длинной и лютой, какой не доводилось припомнить никому из старожилов на северо-западе Корё. Снег валил с небес густым лебяжьим пухом, только он не грел и не ласкал, а леденил и жалил, заставляя прятаться в укрытии в поиске хоть толики тепла.

Отразив дневные атаки киданей, пограничная крепость чутко спала в тревожном ожидании нового нападения.

Сегодня Ван Со не должен был заступать в ночной дозор, но ему не спалось. А вернее, как только он проваливался в неглубокий сон, его тут же начинали душить кошмары, от которых он смертельно устал. Дурные, изматывающие сновидения вернулись в первую же ночь, стоило ему покинуть дворец. И в каждом из них он видел одно и то же – страдания Хэ Су.

Вот она заходится тонким жалобным криком, когда, переусердствовав в пытках, ей ломают ногу, выворачивая колено. Она падает и корчится от боли, признаваясь, наконец, в том, что намеревалась отравить наследного принца…

Вот она сжимается кроваво-белым комочком на прелой соломе тюремной камеры. Её бьёт в лихорадке, а треснувшая глиняная плошка для воды давно пуста, и Хэ Су хрипло дышит, облизывая пересохшие губы, не в силах даже позвать кого-то на помощь…

Вот она, хромая, в окружении стражников выходит во двор, где на ветру покачиваются алчные красные петли виселиц, разевающие пасти в предвкушении жертвы, и каменеет от ужаса, понимая, что сейчас закачается в одной из них, расплачиваясь за преступление, которого не совершала…

Вот она прополаскивает бельё в зимнем ручье, хватая одеревеневшими от холода пальцами одеяло, которое у неё отбирает стремительный поток, но не удерживается на обледенелом камне и падает в стремнину, захлёбываясь стылой водой…

Однако самым жутким кошмаром, повторявшимся чаще других, для Ван Со оставался тот, где всё было по-прежнему: здравствовал и правил страной отец, дружили и благоденствовали братья, сам он жил в родном доме и… не было Хэ Су. Её просто не было! Рядом с ним. Во дворце. В Сонгаке. В Корё. В этом мире.

Он метался в поисках, спрашивал о ней, но её никто не знал, не встречал, не помнил. И тогда Ван Со становилось страшно, так страшно, что хотелось выть. По-волчьи, надрывно, как зверю, который навсегда потерял свою единственную волчицу. Он продирался сквозь сон, цепляясь за явь всем своим существом, не сразу понимая, что вернулся в реальность, и лишь потом, продышавшись, вспоминал, что Хэ Су – есть. В этом мире. В Корё. В Сонгаке. Во дворце. Рядом с ним.

Рядом ли? Неважно. Главное – она есть!

Таких невыносимых снов было много, все они были разными, но в каждом из них Хэ Су мучилась и погибала, а его не оказывалось рядом. И Ван Со просыпался в слезах, терзаясь от бессилия и невозможности помочь. Эти сны изводили его, отбирали по ночам остатки здравомыслия и сил, заставляя рваться во дворец, назад, к ней, чтобы защитить и спасти. Если он успеет…

Вот и в этот раз он проснулся, задыхаясь от ужаса, с именем Хэ Су на губах, весь в липком ледяном поту, хотя в комнате было настолько холодно, что даже промёрзли стены. Разогнув скрюченные в судороге пальцы, Ван Со с силой потёр лицо, размазывая по щекам тяжёлые слёзы, и нервно огляделся, пытаясь понять, где он. А когда осознал, что всё это было лишь сном, долго сидел на постели, слепо глядя в темноту и повторяя имя любимой.

Полночь едва миновала, и Ван Со, упав обратно на футон{?}[Футон – традиционная постельная принадлежность в странах Азии (Японии, Корее и др.) в виде толстого матраса, который расстилают на полу для сна.], силился заснуть, но ему не спалось, вернее, он попросту боялся спать. Поэтому, не придумав ничего иного, он вышел на крепостную стену, где во главе небольшого отряда дежурил генерал Пак Су Кён.

Заметив его неподвижную приземистую фигуру на северном бастионе, четвёртый принц непроизвольно поёжился от порыва колючего ветра с гор, сморгнул налипшие на ресницы снежинки и, поплотнее запахнувшись в шерстяной плащ, направился туда.

– Не спится, Ваше Высочество? – не оборачиваясь, осведомился старый военачальник, когда Ван Со до него оставался ещё добрый десяток шагов. – Опять?

– Прогоните? – в тон ему отозвался принц, не вдаваясь в объяснения и уже давно не удивляясь тонкому слуху и звериному чутью своего наставника.

Не у него ли учился и сам?

– Да нет, принц Со. Наоборот, я вам рад, – генерал чуть повернул голову, коротко кивнул в приветствии и вновь уставился в снежную темноту – туда, где за перевалом укрылись отброшенные в недавнем бою отряды киданей.

Но и их гарнизон понёс весомые потери. Об этом свидетельствовали и отдалённые стоны из пристройки лазарета – самой тёплой во всей крепости, и поредевшие отряды на посту и в основном войске, и необходимость в подкреплении из Сонгака, куда на закате генерал отправил гонца.

Ван Со встал рядом с наставником у маленького костерка, разведённого в осколке глиняного горшка так, чтобы огонь не было видно снаружи, и смотрел во мрак, на белёсые верхушки сосен, качающиеся в унылом танце на фоне набухшего снегом ночного неба. Но ему постоянно хотелось обернуться назад, где далеко на юге спал Сонгак и та, что не покидала его ни на миг, даже во сне.

– Почему вы так плохо спите, Ваше Высочество? Что вас гложет? – по-отечески тепло осведомился генерал спустя некоторое время доверительной тишины, и у принца в груди что-то всколыхнулось от давно забытого чувства заботы и тревоги о нём постороннего человека, которое он всю жизнь собирал по крупицам и хранил в душе, как самое ценное сокровище.

– Мысли… о доме, – откликнулся он, ничуть не стесняясь быть откровенным с генералом Паком – одним из немногих людей на свете, с кем он вообще когда-либо был искренним.

– О доме? – добродушно хмыкнул Пак Су Кён и, выпростав руки из-под плаща, протянул их к огню, который и согреть-то толком не мог, но дарил слабую иллюзию домашнего очага. – Или о том, кто там остался?

Ван Со покосился на него и ничего не сказал. Генерал, несмотря на свою внешнюю неотёсанность и невежество, всегда чутко читал его, как раскрытую книгу.

А Пак Су Кён, не дождавшись ответа, продолжил с лёгким вздохом:

– Мой дом раньше был в Шинчжу, а теперь он в Сонгаке, ведь там моя Сун Док… Другого дома у меня нет, потому что больше никого у меня и нет вовсе. И пусть она замужем за вашим братом, всё равно она останется моим единственным пристанищем, хоть родной отец ей теперь нужен не так сильно, как раньше.

Глубокий уродливый шрам на левой щеке генерала, идущий от уголка рта, дёрнулся, как бывало всегда, когда генерал волновался.

Ван Со знал, что у него действительно не осталось родных, кроме дочери, пару лет назад выданной замуж за десятого принца Ван Ына. Единственная горячо любимая супруга генерала умерла вскоре после родов, заставших её в одном из военных походов, где она сопровождала мужа. Генерал говорил о своей Ён Мин очень мало, вообще почти никогда не говорил, но принц чувствовал, видел, как одиночество угнетает его наставника, как тот до сих пор любит свою жену, после кончины которой так и не оправился и не захотел вступать в брак повторно, хотя сам король Тхэджо уговаривал его и предлагал невест из знатных кланов Корё.

Принцу было известно, что Ён Мин, дав жизнь Сун Док и ослабев, тут же подхватила лихорадку, выкосившую в ту гнилую осень половину войска Пака, и через некоторое время тихо угасла на руках безутешного мужа, умоляя его заботиться о малышке. Но эти мольбы были лишними: и без того всю свою нерастраченную любовь генерал обратил на дочь, которая, по его словам, была копией ушедшей матери, и на Ван Со, ставшего его воспитанником волею судьбы.

Пак растил их с одинаковым вниманием, любовью и строгостью, отчего Сун Док выросла не изнеженной благородной девицей, а крепким воином, закалённым телом и духом. Они редко виделись с Ван Со, потому что он жил в доме Канов, а Сун Док – с отцом там, куда посылал его воинский долг. И, встречаясь на какое-то время, они предпочитали каждый свои развлечения: Сун Док – рукопашный бой с подчинёнными отца под его же присмотром и выслеживание медведей, а Ван Со – схватки на мечах и охоту на волков. Но, несмотря на это, четвёртый принц всегда с теплотой думал о Сун Док и не понимал поведение Ван Ына, который все годы брака дерзил жене, прилюдно помыкая ею и незаслуженно обижая её. Впрочем, в семейные дела младшего брата Ван Со никогда не лез и делать это впредь не собирался.

«Другого дома у меня нет, потому что там… моя Хэ Су», – подумалось ему почти словами генерала, и он улыбнулся, согреваясь одной мыслью о той, что ждала его во дворце.

Говоря по правде, Ван Со не знал, ждала ли его она его, но сейчас, вдали от Сонгака, ему хотелось так думать, и он не мог отказать себе в этой крошечной радости, которая на деле могла оказаться призрачной мечтой. Ну и пусть!

Прошло почти два года с того смутного времени, как умер Ван Гон и на трон взошёл Ван Му. Похороны прежнего правителя, коронация нового, положенный траур по Тхэджо и Ван Ё, пусть он и был объявлен изменником, – всё это растянулось на долгий период, в течение которого Ван Со почти не видел Хэ Су. Он постоянно находился во дворце, занимался делами Ван Му, решая вопросы с кланами, не все из которых приняли волю почившего короля, и продолжал руководить военными силами дворца.

По его просьбе и с милостивого позволения Ван Му, который всегда хорошо относился к Хэ Су за её доброту и помощь при обострении его болезни, она стала главной придворной дамой Дамивона, сменив свою любимую О Су Ён.

Несколько месяцев после возвращения во дворец Хэ Су восстанавливала здоровье, пошатнувшееся из-за пыток и непосильного труда в прачечных. А Ван Со превратился в навязчивый кошмар придворного лекаря, с пристрастием расспрашивая его, усердно ли тот заботится о придворной даме Хэ, быстро ли идёт её выздоровление, хорошо ли она ест, изголодавшись на пустом рисе в кёбане, спокоен ли её сон и велики ли заботы в новой должности.

Принц постоянно посылал ей сладости, привозил травы, которые требовались для целебных настоев, способных вернуть ей силы, и вынимал душу из несчастного лекаря при каждом визите того во дворец, беспощадно, как на допросе, дознаваясь о любом нюансе в здоровье и настроении придворной дамы Хэ.

Он старался не докучать ей и встречал её чаще совершенно случайно, когда она приходила к королю, принося тому чай или снадобья. И Ван Со всякий раз, отрываясь от бумаг, пристально следил за ней, подмечая любую мелочь в её внешности и поведении, которая свидетельствовала о том, что его Су возвращается к жизни и вновь учится радоваться ей, пусть и крайне медленно.

После той памятной встречи на берегу озера Донджи, где Ван Со признался Хэ Су в том, что убил старшего брата и она долго утешала его, пока он рыдал в её объятиях, их отношения неуловимо изменились. И Хэ Су больше не шарахалась от него, не стремилась избежать разговора, не отводила взгляд.

Она с тихой покорностью следовала за ним по дорожкам вдоль озера, когда он приглашал её на прогулку, большей частью отмалчивалась и ступала чуть позади него, но всегда откликалась на вопросы, улыбалась туманной лунной улыбкой и благодарила за новые целебные травы или цветы, что он ей дарил. Чем особенно дорожил Ван Со, так это тем, что Хэ Су не возражала, когда он поддерживал её, стоило ей оступиться из-за больного колена, которое мучило её в дурную погоду или из-за переутомления.

Больше принц ни разу не порывался обнять Хэ Су, поцеловать или напомнить о своих чувствах. Он боялся нарушить то хрупкое доверие, что связало их после кончины Тхэджо, и заставлял себя сдерживаться, что подчас давалось ему очень нелегко, особенно когда Хэ Су смотрела ему прямо в глаза и улыбалась, озаряя его душу своим медовым светом. В такие минуты его невыносимо тянуло к ней и он сжимал кулаки, вынуждая себя бездействовать, хотя ему до боли хотелось прижать её к себе, как прежде, и целовать, вдыхая запах её волос и нежной, свежей кожи, пахнущей лотосом и чем-то таким родным, без чего он себя уже не осознавал.

Хэ Су была ему нужна как воздух, и он не собирался от неё отказываться или давить на неё и терпеливо ждал. Ждал, когда она привыкнет к нему, перестанет бояться, поймёт, что он не угроза её покою, а наоборот – её надёжная защита перед королём, принцами и всем миром, пусть для неё этот мир и ограничивался крепостной стеной дворца.

Ван Со не оставлял надежды подарить Хэ Су свободу, когда она будет готова к этому, но она молчала. И он молчал, веря в то, что однажды всё изменится. Нужно только дать ей время, а самому набраться терпения.

Жаль, что два месяца назад, незадолго до нового года, кидани возобновили свои набеги на границы, и Ван Му отослал их обоих – генерала и четвёртого принца – навести там порядок. Вот только их миссия затянулась и неожиданно превратилась в бесконечное боевое дежурство в этой крепости, где приходилось постоянно отбивать атаки противника.

Перед отъездом Ван Со из Сонгака Хэ Су вышла проводить его. Она скромно стояла в стороне, пока принц с другими военачальниками получал последние распоряжения короля, сам отдавал приказы и следил, как войско покидало дворец через узкие ворота. И всё время, что Ван Со ходил по двору, он чувствовал всей кожей её тёплый внимательный взгляд. А когда сам сел на коня и, обернувшись к Хэ Су, помахал ей рукой, её ответная улыбка наполнила его такой радостью и надеждой, что это тепло до сих пор согревало его, даже в эту снежную зимнюю ночь на дальнем рубеже, открытом неприятелю.

Если Хэ Су пришла проводить его и так на него смотрела, неужели она не ждала его, и это было лишь мечтой? Нет, Ван Со отказывался в это верить! И вновь улыбался, смахивая с лица назойливые колкие снежинки, которые даже теперь казались ему теми самыми, что укрывали их с Хэ Су в поместье восьмого принца, когда они с ней вдвоём любовались первым снегом.

Как же давно это было! И он был другим, и Хэ Су тоже. Она – особенно. Но лишь бы она была.

Ван Со настолько погрузился в свои приятные мысли, что не сразу сообразил, что генерал выжидательно смотрит на него, очевидно, задав какой-то вопрос.

– Что вы сказали? – спросил принц, виновато кривя замёрзшие губы.

Генерал прищурился и с доброй усмешкой покачал головой:

– Ну, раз вы пропустили мои слова мимо ушей, то и повторять не стоит, Ваше Высочество. Я просто задам свой последний вопрос ещё раз. Почему вы, не желая отказываться от госпожи Хэ Су, никак не решитесь сделать её своей? Почему не обратились к королю, нынешнему или прежнему, за разрешением на брак? Чего вы ждёте?

В первую минуту, услышав имя той, о ком он думал прямо сейчас, Ван Со растерялся. Хотя чему тут удивляться? Во дворце все знали, причём очень давно, о его особом отношении к этой девушке. Немудрено, что и генерал Пак, при всём его кажущемся равнодушии к подобным вещам, тоже это замечал. Но в отличие от остальных, даже от короля, генерал никогда не насмехался над ним и не пытался манипулировать его привязанностью к Хэ Су в своих целях.

Этого Ван Со опасался от любого человека, просто боясь, что не выдержит и превратится в заложника своих чувств, давя на которые, из него станут вить верёвки, а противиться он попросту не сможет, чтобы защитить Хэ Су.

Заметив, что генерал по-прежнему внимательно смотрит на него, Ван Со спешно отвёл взгляд.

– Я не стану её принуждать, – его слова прозвучали сухо, однако генерал этого не заметил.

Или предпочёл сделать вид.

– Иногда принуждение – во благо, – вскинул брови Пак Су Кён, и угол его искалеченного рта вновь задёргался. – Взять хотя бы вашего брата, десятого принца. Вы думаете, я не знаю, как отчаянно он сопротивлялся браку с моей Сун Док? Как готов был умереть, лишь бы не жениться на ней? Да и теперь тоже… Глупый мальчишка! – он хмыкнул, покачал головой и продолжил: – Но моя дочь любит его, любит с самого детства, с тех пор, как впервые увидела во дворце. И я не смог отказать ей в просьбе соединить их судьбы с Ван Ыном. И пусть у него ветер гуляет в голове, словно это не голова, а решето, я знаю, да и он, шельмец, тоже, что Сун Док будет любить его и заботиться о нём до самой смерти, сама утешаясь этой заботой. Но, боюсь, он может понять это слишком поздно. А ведь жизнь, как справедливо заметил ваш отец перед кончиной, быстротечна. И можно просто не успеть…

Генерал умолк и отвернулся, зябко потирая руки, а потом вдруг заговорил севшим голосом, глядя куда-то сквозь снежную пургу:

– Моя Ён Мин рассказывала мне, что не стала ждать. Это она попросила своего отца, моего командира, соединить нас, хотя я не помышлял о женитьбе, да и не знал толком эту девушку. Можно сказать, меня принудили к браку с ней. Но я быстро прозрел и взамен получил то, о чём все молят Небеса. Жаль, не понял этого раньше. Столько времени потерял, дурак…

Когда у него перестал дёргаться рот, генерал Пак повернулся к Ван Со и впился в него пронзительным, сверлящим взглядом:

– Не ждите, Ваше Высочество! Вы не знаете, что принесёт завтрашний день, и принесёт ли вообще. Так можно вовсе не дождаться, напрасно растратив жизнь. А принуждать… Кто вам сказал, что это будет принуждение? Мне почему-то так не кажется.

Уже у себя в комнате, глядя, как рассветное марево превращает стену снега в молочную пену, Ван Со продолжал думать над этими словами генерала Пака.

Когда-то Чжи Мон убеждал его, что нужно уметь останавливаться. «Шаг назад, Ваше Высочество! – прозвучал в его голове голос астронома, прозвучал, как однажды, очень давно, когда на глазах у Ван Со Хэ Су перерезала себе вены на запястье, чтобы не выходить замуж за короля Тхэджо, и ей на помощь бросился Ван Ук, а не он. – Иногда, чтобы уйти далеко вперёд, нужно вовремя остановиться. И даже сделать шаг назад».

И что? Сколько раз Ван Со останавливался и делал шаг назад в отношениях с Хэ Су? И зачем? Что из этого вышло? Далеко ли он ушёл в попытках завоевать её сердце? Может, прав как раз генерал, и нужно быть жёстче и настойчивее?

«Не ждите, Ваше Высочество! Вы не знаете, что принесёт завтрашний день, и принесёт ли вообще. Так можно вовсе не дождаться, напрасно растратив жизнь».

Ван Со тихо застонал и спрятал лицо в ладонях.

Кто из его наставников ошибался? А если оба были правы, и только от него самого зависело, как поступить в том или ином случае?

Что ему делать по возвращении во дворец? Идти к королю и просить разрешения на брак с Хэ Су, не принимая в расчёт её желание и отношение к нему? Ван Му, ныне правитель Хеджон, разумеется, не откажет, и Хэ Су не сможет воспротивиться королевской воле. Она выйдет замуж за него, за четвёртого принца Корё. Только что это изменит?

Ван Со хотел, чтобы Хэ Су принимала его. Не терпела, а любила его, по-настоящему любила, без страха и принуждения. Чтобы доверяла и раскрывалась ему навстречу, как цветок лотоса под лучами солнца, а не сжималась в тугой холодный бутон в его руках, как тогда, во время первого поцелуя. При мысли об этом Ван Со болезненно поморщился и сжал кулаки: он слишком хорошо помнил судорожно вздёрнутые плечи Хэ Су и слёзы на белых щеках… А ещё он прекрасно помнил её ужас и отторжение в распахнутых глазах, когда он предложил ей пожениться.

Эти воспоминания до сих пор прожигали его стыдом и непониманием.

Нет, не это было ему нужно…

Он мечтал, чтобы, когда он по праву мужа зайдёт в полночном сумраке в её покои, Хэ Су с радостью шагнула в его объятия, и улыбалась ласково, и тянулась к нему, как он сам тянулся к ней. Чтобы стала его по собственной воле, тая в его руках от нежности и страсти… Чтобы она была свободна в своих чувствах, действиях и решениях и была счастлива с ним.

Ван Со представил, как Хэ Су, кутаясь в свадебные одеяния, затравленно смотрит на него, как когда-то смотрела на короля Тхэджо, и едва не теряет сознание от страха и отвращения, не смея отказать ему в его праве супруга… Представил – и его передёрнуло. Нет! Он никогда не сможет так поступить из уважения к ней, из любви и собственной жгучей потребности в ответном чувстве.

Он никогда не понимал, как можно овладеть женщиной силой или, ещё хуже, с её согласия, но не испытывая к ней абсолютно ничего. Для него всё то сокровенное, что свершалось за закрытыми дверями спальни между мужчиной и женщиной, было полно глубокого смысла и трепетного желания. Взаимного желания. Глупо, наивно, но тем не менее… Иного он себе не представлял, как не представлял на месте Хэ Су какую-то другую девушку.

И поэтому он не хотел даже думать о том, чтобы к чему-то принуждать Хэ Су. Она и без того столько жила под гнётом страха, долга и чуждых её живой, свободной натуре правил, что добивать её ещё и насильственным браком он просто не мог.

Остаётся только ждать.

Или… он всё-таки ошибается?

«Ведь жизнь, как справедливо заметил ваш отец перед кончиной, быстротечна… И можно просто не успеть…» – напомнил ему грубоватый голос генерала Пака, а вслед за этим и сам генерал возник в дверях комнаты, стукнув раз для приличия по деревянному косяку.

– Всё ещё не спите, принц Со? – осведомился он чисто риторически, окинув взглядом свёрнутую постель и фигуру в доспехах, замершую у окна.

– Не могу, – мотнул головой Ван Со.

Генерал оглянулся в коридор, затем шагнул в комнату и плотно прикрыл за собой дверь.

– Вот что, Ваше Высочество, – решительно и твёрдо заговорил он, подходя к окну. – Как только из Сонгака прибудет подкрепление и лошади отдохнут, отправляйтесь-ка вы домой с вестовым. Вы сейчас нужнее во дворце. Киданей оставьте мне, а сами приглядывайте за королём. Неспокойна у меня за него душа. Я обещал вашему отцу, что буду заботиться о Ван Му, а сам мало того, что покинул Сонгак, так ещё и вас за собой потащил. Но кто лучше вас знает приграничье… А с другой стороны, нельзя и короля оставлять без надёжной защиты. Поэтому собирайтесь – вы отправляетесь домой. Вам лучше заняться охраной дворца, но прежде – прийти в себя. Вы превратились в собственную тень, вон как почернели, столько времени не спавши как следует. Как только в бою меч в руках держите и замертво не падаете? Ещё и киданей рубите, будто дрова, – загляденье просто…

– Но генерал… – попытался было возразить Ван Со, которому показалось, что его наставник делает это из жалости к нему. А жалость принц ненавидел всем своим нутром, в любом её проявлении.

– Да, «генерал»! – отрезал Пак Су Кён, и в его голосе зазвучал металл. – И поскольку пока я ещё командую этим гарнизоном, вы, принц Со, будете слушаться меня и выполнять мои приказы, несмотря на ваш статус. Вам понятно?

– Да, генерал, – эхом повторил Ван Со.

Пак Су Кён тревожился о короле, а принц – о Хэ Су. Он и самому себе не мог объяснить причину своих опасений, но его неотступно преследовало ощущение, что Хэ Су грозит беда. Не зря же его мучили все эти кошмарные сны!

И, может быть, генерал прав: ему нужно вернуться домой. Там он сможет защитить короля и будет рядом с Хэ Су.

Порой принуждение действительно во благо.

***

Что Ван Со просто терпеть не мог, так это дни рождения и другие праздники, где требовалось непременно дарить подарки и соблюдать придуманные ритуалы, нравится тебе виновник события или нет, и к тому же делать это прилюдно. А если его на дух не переносишь, что тогда – притворяться, лицемерить и натужно улыбаться ради соблюдения приличий? Лучше уж вообще на праздник не явиться, как, например, он поступил в день рождения Ван Ука, прикрывшись необходимостью срочной проверки вооружения восточного форпоста Корё. И совесть его дружелюбно молчала.

Он не привык к праздничным церемониям и не умел себя там вести, особенно когда все смотрели на него в ожидании каких-то напыщенных речей и прочей клоунады, которая из-за своей неестественности больше пристала уличным артистам. А ещё Ван Со пугали сюрпризы. Вспомнить хотя бы день рождения Ван Ына, когда из-за своей доверчивости и верности данному слову он сам стал главным «сюрпризом» при вручении подарков. Он до сих пор не мог думать о том дне без содрогания, хотя давно уже не носил маску и спокойно воспринимал шрам на своём лице. И всё благодаря Хэ Су.

Самого Ван Со никто никогда не поздравлял с днём его появления на свет, очевидно, считая это не даром, а нелепой ошибкой Небес. Иначе с чего бы им посылать в королевскую семью такое паршивое создание, да к тому же ещё и порченое? Ни в Шинчжу, ни в Сонгаке его день рождения ни разу не отмечали, поэтому Ван Со даже начал забывать, в какой день Луны ему так не посчастливилось появиться в этом мире. Ему ни разу не дарили подарки, не говорили добрые слова и не поднимали чаши вина за его здоровье. И его это в каком-то смысле устраивало: оказываться лишний раз в центре внимания и делать вид, что веришь фальшивой искренности окружающих, – не самая приятная штука на свете.

Ван Со даже запретил Чжи Мону сообщать кому-либо дату своего рождения, когда звездочёт заикнулся об этом, возясь с новогодними гороскопами для королевской семьи. Они тогда ещё серьёзно повздорили на этот счёт. Астроном пытался настаивать и успел-таки привести пару аргументов против странного требования, но угрожающее выражение лица четвёртого принца, а также собственный инстинкт самосохранения убедили его гораздо лучше каких-либо слов или действий.

Четвёртый принц династии Ван родился в год Петуха – этого, по мнению Ван Со, было более чем достаточно для истории и для кого бы то ни было вообще.

Однако день рождения Хэ Су – совсем другое дело! Ведь когда-то на рассвете такого же необыкновенного дня Небеса привели в этот мир ту, которая стала целым миром для него. Именно поэтому Ван Со хотелось побыть вдвоём с Хэ Су, без лишних глаз и церемоний. Ведь она принадлежала ему, и провести этот особенный день он мечтал только с ней.

Но не тут-то было! С самого утра в Дамивоне, как, разумеется, и всегда, без конца сновали служанки, лекари, посыльные и прочий люд, мешавший Ван Со поздравить Хэ Су наедине и спокойно поговорить с ней, что его дико раздражало.

И ладно бы только слуги – родной брат Бэк А просто выводил его из себя, потащив на рынок сразу после завтрака и гоняя там из лавки в лавку, как барана на выпасе, в поисках подарка. Спасибо, что хворостиной не подстёгивал!

И почему подарок на день рождения обязательно должен быть какой-то вещью? Этого Ван Со искренне не понимал, ведь гораздо дороже, на его взгляд, был какой-нибудь значимый поступок, долгожданные слова или исполнение желания. Именно поэтому он сердился, упирался, не желая рассматривать товары, и рычал на торговцев, чем несказанно забавлял вероломного Бэк А, просто лучившегося прекрасным настроением. Наверняка этот прохвост припас для Хэ Су нечто необычное и вовсю предвкушал, как подарит ей это вечером, когда она освободится от работы.

Так, собственно, и произошло. И по возвращении с рынка Бэк А не оставил Ван Со в покое: стоило солнцу упасть за горы под звуки вечернего колокола, тринадцатый принц явился в башню звездочёта и чуть ли не за шкирку поволок брата в Дамивон.

Слава Небесам, на чаепитии у Хэ Су не оказалось никого, кроме них с Бэк А, но легче Ван Со от этого не стало. Он сидел насупившись и, прячась за чашкой чая, слушал трескотню брата, который развлекал именинницу рассказами о своём недавнем путешествии по западному побережью. Язык тринадцатого принца и правда был без костей и привешен так искусно, что истории у него получались – заслушаться можно! Он цитировал поэтов, всякий раз весьма к месту, напевал отрывки из песен и забавно менял голос, подражая то старому монаху, то юной крестьянке. Не истории, а целое представление!

Хэ Су с неподдельным интересом слушала Бэк А, задавала вопросы, угощала чаем и при этом ни разу за весь вечер не подняла глаза на Ван Со, сидевшего прямо напротив неё с каменным лицом и продолжавшего злиться на всех и вся. Злился он в том числе и на самого себя, а главное – на вредного брата, который то и дело насмешливо посматривал в его сторону и не упускал возможности уколоть его, пусть и добродушно.

Ван Со молча сносил его подначки, утешая себя картинами страшной мести, которые рисовал в голове, одну изощрённее другой. Жить тринадцатому принцу оставалось… ровно до того момента, когда они выйдут отсюда. Ради этого можно было и потерпеть.

Но всё стало ещё хуже, когда Бэк А вытащил откуда-то из-под стола тяжёлый деревянный сундучок и веско грохнул его перед изумлённой Хэ Су, скользнув при этом снисходительным взглядом по напрягшемуся лицу Ван Со.

– С днём рождения! – придвигая сундучок поближе к имениннице, Бэк А весь сиял в предвкушении её реакции. – Я увидел его и сразу подумал о тебе.

Ван Со едва не скривился: слова брата неприятно резанули его, и где-то внутри на тлеющих углях ревности сверкнули язычки ожившего пламени.

И было отчего: стоило только откинуть крышку – в комнате сразу разлилось цветочное благоухание, а лицо Хэ Су озарилось такой весенней радостью, будто внутри она нашла нечто особенное. Да так оно и оказалось на самом деле. Не зря Бэк А весь день с загадочным видом задирал нос: в сундучке обнаружился целый набор разноцветных склянок и кувшинчиков. Один из них Хэ Су взяла в руки и, вынув тугую пробку, вдохнула густой аромат:

– Это же розовое масло!

Она зажмурилась от удовольствия, и её губы мягко раскрылись на вдохе, будто смакуя бесценный подарок. Увидев это, Ван Со ощутил, как его захлестнула горячая волна желания и ревности, и, сжав зубы, отвернулся, пытаясь совладать с собой.

– Персидские торговцы привезли его из Болгарии, – Бэк А явно гордился своим сюрпризом и даже не старался это скрыть.

– Я использую это изысканное масло для мешочков с благовониями, – счастливо улыбнулась ему Хэ Су. – Благодарю вас за подарок!

Чувствуя себя как минимум лишним, Ван Со глотнул остывший чай, едва при этом не подавившись. Может, на этом издевательства над ним закончатся?

Однако расшалившийся Бэк А никак не унимался:

– А брат всё не мог что-нибудь выбрать. Слонялся по округе, но в результате так и вернулся с пустыми руками.

– Она простая придворная дама, – огрызнулся Ван Со, не выдержав насмешек. – Наш визит сюда – уже подарок. Разве нет?

Он сказал это – и тут же отругал себя за беспричинную грубость.

Однако Хэ Су, так и не взглянув на него, тихо откликнулась, перебирая склянки в сундучке и как будто ничуть не обидевшись:

– Да, вы правы. Я придворная дама. И должна быть рада уже тому, что родилась.

В её словах и в том, как она их произнесла, звучали и скромность, и достоинство, и спокойный отпор на неожиданную резкость.

«Ну что, съел?» – лукаво взглянул Бэк А на Ван Со, готового провалиться сквозь землю: кто тянул его за язык?

Он с громким стуком поставил пустую чашку на стол и надулся, как будто обидел не он, а его. Ну когда он научится себя вести, особенно с теми, кто ему дороже всех на свете?

На самом деле у Ван Со тоже был припасён подарок для Хэ Су. И пусть она уже видела эту вещь, принц бережно хранил её и мечтал, что однажды Су её все-таки примет. Но что он делать уж точно не собирался, так это вручать её в чьём-либо присутствии, пусть даже и тринадцатого принца. А после его сегодняшних выходок – тем более!

Когда наконец закончилась пытка красноречием и остротами Бэк А, Ван Со чувствовал себя так, словно выдержал бой с киданями. Он вышел в объятия ясных сумерек, взвинченный и разочарованный тем, что день прошёл совершенно не так, как он рисовал себе в воображении. И Бэк А, везучий обормот, ускользнул от него, удачно встретив на пороге Дамивона придворного лекаря, которому привёз редкие травы. Не устраивать же ему выволочку при свидетелях!

Проследив мстительным взглядом за удаляющимся братом и почтенным старцем, которые по очереди оглядывались на него и кивали друг другу, явно обсуждая не время сбора лекарственного сырья, Ван Со едва не рухнул без сил на ступеньки дворца: бесцельные хождения по рынку и это проклятое чаепитие вконец измотали его.

Но ведь день ещё не закончился, по крайней мере, формально. Значит, у него ещё оставалась возможность исполнить свой замысел!

Побродив по саду, чтобы успокоиться, Ван Со совершенно закономерно обнаружил себя у ханока Хэ Су, в окнах которого гостеприимно мерцал тёплый свет: его обитательница ещё не ложилась. Принц представил, как было бы сейчас уютно сидеть с ней вдвоём у светильника, но стучать в дверь он не собирался. Вместо этого он подошёл поближе к окну, в котором совсем недавно плавно скользнула изящная тень, и… завыл.

Он выл так, как воет по весне волк, призывая свою волчицу: протяжно, мягко, то и дело срываясь на ласковый игривый лай. И вот что любопытно – чувствовал он себя при этом абсолютно нормально. А почему, собственно, Бэк А можно хулиганить, а ему нельзя?

Умолкнув, Ван Со внимательно прислушался: идёт или нет? Поймёт ли она его знак? Выйдет ли к нему? А если не выйдет?

Но когда Хэ Су появилась на верхней ступеньке лестницы, все его сомнения вмиг развеялись вместе с сумрачным настроением сегодняшнего неудачного дня.

Она пришла!

– Это вы только что издавали звуки… животных? – скучающим тоном осведомилась Хэ Су, однако в её глазах искрился задорный огонёк, и Ван Со понял, что она не сердится.

– Да, – кивнул он и самодовольно добавил: – Звучало, кстати, весьма правдоподобно. Я боялся, что ты не догадаешься, что это я.

– Звучало не так, будто это был вой собаки или волка, а словно кто-то поперхнулся рисом, – осадила его Хэ Су, но губы её подрагивали от сдерживаемого смеха: она приняла его игру.

Как же он соскучился по ней такой: озорной, бойкой, его прежней Су, которая то и дело подначивала и поучала его! Как ему отчаянно её не хватало!

– Что, не похоже? А разве это имеет значение? – фыркнул Ван Со. – Ты ведь всё равно пришла!

Он приложил ладонь ко рту и вновь завыл, краем глаза замечая, что Хэ Су не выдержала и заулыбалась, сдавшись в своих попытках сохранить невозмутимый вид.

– Идём, – сказал он, подходя к ней и протягивая руку. – В качестве подарка я тебе кое-что покажу.

Хэ Су колебалась, и Ван Со нетерпеливо добавил:

– Говорю же, идём!

Когда Хэ Су вложила свою ладонь в его, принц сжал её тёплые пальцы и подумал, что это точно один из самых драгоценных моментов в его жизни, который сам по себе мог бы служить для него подарком, будь сейчас день рождения у него.

В этот раз Хэ Су не сопротивлялась, когда он посадил её на лошадь и неспешно выехал за пределы дворца. Король был добр к ним обоим, а ночь стояла такая чудесная, что возможность полюбоваться ею, сидя на берегу небольшого лесного озера, поросшего кувшинками, стоила того, чтобы рискнуть ради кусочка свободы.

Вокруг, как и в его давних мечтах, разливался необъятный свежий простор, трещали цикады, невесомо парили цветочные пушинки и терпко пахло разнотравьем и водой. Ван Со ощущал прикосновение плеча Хэ Су к своему и чувствовал себя при этом таким счастливым, что ему хотелось сидеть вот так бесконечно, и любоваться ею, и говорить о чём угодно или вовсе молчать, главное – рядом с ней…

Ночное небо укрывало их одним на двоих одеялом, густо затканным мерцающими, как огоньки свечей, звёздами, и принц показывал на них, называя каждую именем, известным ему от Чжи Мона или выдуманным прямо на ходу. Хэ Су с мягкой снисходительной улыбкой поправляла его и рассказывала истории о тех божествах и героях древности, чьи имена на самом деле носили эти маленькие далёкие искорки и целые их созвездия.

Она говорила, а Ван Со никак не мог на неё наглядеться, такую близкую, такую любимую! Её густые ресницы подрагивали, взлетая и опадая, словно крылья бабочки, а когда она щурилась, в уголках глаз собирались лёгкие морщинки, в которых пряталась улыбка. Приятный ветерок играл волосами на её виске, целуя нежную кожу и беззастенчиво воплощая сокровенное желание Ван Со…

Заметив, что принц неотрывно смотрит на неё, Хэ Су умолкла, в недоумении вскинув изящные брови, и у него перехватило дыхание: какая же она красивая! За те несколько лет, что они знали друг друга, её красота изменилась: к свежести и чистоте юности добавилась неуловимая печаль и тонкая женская мудрость, превратив робкий прозрачный бутон в роскошный благоухающий цветок. Ван Со хотелось вглядываться в эту чарующую, манящую красоту и касаться её, наслаждаясь ею с полным на то правом.

– Ты хочешь, чтобы я отказался от тебя или, наоборот, смотрел лишь на тебя? – внезапно спросил он, озвучивая затаённые мысли, которые не давали ему покоя. – Когда я рядом с тобой, все мои тревоги теряют свою значимость. И как же мне жить, не видя тебя? – он ненадолго умолк, а потом заговорил снова: – Если ты не хочешь быть со мной, то и надежды не давай. Ведь для меня это пытка.

Его сердце неистово колотилось, когда он потянулся к Хэ Су, влекомый небесным светом в её огромных невинных глазах, и вдруг ощутил на своих губах прохладные пальцы, преградившие ему путь.

– Разве вы не обещали мне, что спросите позволения? – с упрёком проговорила Хэ Су, но Ван Со видел это позволение в её прямом взгляде, поэтому убрал её руку от своего лица и с улыбкой уточнил:

– Я могу..?

– Не можете! – неожиданно заявила Хэ Су и отвернулась. А когда принц вновь потянулся к ней вопреки запрету, с притворным негодованием воскликнула: – Говорите одно, а делаете другое?

– Да не стану я тебя целовать! – буркнул Ван Со и ворчливо продолжил: – Так ты дождёшься – тебя выдадут замуж за какого-нибудь знатного старика в качестве его второй жены.

– Такому никогда не бывать! – беспечно засмеялась Хэ Су. – Король меня слишком сильно ценит.

– Надо же, какое хвастовство! – не остался в долгу Ван Со, а потом, счастливо вздохнув, растянулся на траве, закинув руки за голову.

Святые Небеса! Как же ему сейчас было легко и хорошо! Как вкусно пах ночной воздух, и как ярко светили звёзды на небосклоне! Ну и пусть Хэ Су не разрешила ему поцеловать её: Ван Со знал, чувствовал, что она в шаге от того, чтобы позволить ему и поцелуй, и нечто большее, о чём он так давно мечтал и надеялся, что она вот-вот примет его предложение.

И этот последний шаг она должна была сделать сама, по собственной воле, без принуждения. На иное он был не согласен.

– Скоро же у тебя выходной? – повернулся он к ней, встречая её ласковую улыбку, кутаясь в неё, как в небесную вуаль, искусно расшитую созвездиями, и сам, в свою очередь, загадочно улыбнулся: – Давай встретимся у озера!

– Встретимся у озера? – озадаченно переспросила Хэ Су. – Для чего?

– Я должен тебе кое-что сказать. И думаю, мне стоит сделать это там, – не дождавшись ни слова, Ван Со взглянул в её растерянное лицо. – Ты же придёшь?

Ответом ему был её выразительный взгляд и оглушающее биение сердца, которое принц ясно слышал сквозь музыку ночи: этот взгляд и неровный стук обещали ему так много, что он просто боялся в это поверить.

Прощаясь с ним на ступеньках Дамивона, Хэ Су всё так же смущённо молчала, как и по дороге назад во дворец, а когда Ван Со взял её за руку, не воспротивилась, а лишь тихонько вздохнула, не поднимая глаз.

Принц долго не отпускал её, ласково поглаживая тонкие пальцы, и очнулся только тогда, когда услышал робкое:

– Ваше Высочество…

Он на миг крепче сжал маленькую ладошку, а мгновением позже вложил в неё серебряную шпильку с белым лотосом и ягодами барбариса. Вложил – и замер: неужели не примет?

Но Хэ Су, увидев украшение, застенчиво улыбнулась и, спрятав его между сомкнутых ладоней, посмотрела на Ван Со своими лучистыми глазами так, что он всё понял.

– Спасибо вам за подарок, Ваше Высочество. Я буду беречь его.

Она поклонилась ему и, прижав руки со шпилькой к груди, исчезла за дверью.

В ту ночь я ещё долго стоял, прислонившись к каменным перилам, и смотрел, как гаснет свет в твоих окнах, Су, и как вслед за этим незаметно засыпают на небе звёзды, растворяясь в рассветных лучах. Смотрел и не верил тому, что произошло – наконец-то произошло! – ты приняла мой подарок, тем самым подарив мне надежду.

И я не сомневался, я знал, что ты придёшь к озеру Донджи, которое я уже давно считал нашим с тобой. Придёшь, чтобы следом за украшением принять и моё предложение, и меня самого.

Эта надежда и волнующее ожидание счастья от соединения с тобой стоили всех лет испытаний и сомнений. И если бы кто-то спросил, какие моменты в жизни стали для меня самыми благословенными, в числе прочих я бы назвал и эту незабываемую ночь. Ведь предвкушение порой едва ли не дороже самих минут блаженства, когда всё самое лучшее ещё не пришло, но вот-вот наступит, стоит только протянуть руку – и коснёшься его, и почувствуешь наконец…

…а сейчас я каждый день прихожу сюда, на наше озеро, закрываю глаза – и вижу тебя, в небесно-облачных одеждах, с украшением в волосах, где садится на цветок лотоса маленькая бабочка. Только мне уже тебя не коснуться, не услышать и не вернуть. Остаётся лишь вспоминать и ждать.

Я буду ждать, Су! Буду ждать тебя всю оставшуюся жизнь. Приходи ко мне, прошу тебя! Хотя бы во сне приходи, не оставляй одного в бескрайней пустыне отчаяния! А когда мой путь в этом мире подойдёт к последнему порогу, я перешагну его и сам отправлюсь на поиски тебя в новый мир. И я верю, что мои воспоминания и моя любовь приведут меня к тебе, моя Су! Однажды – обязательно приведут!

И это тоже предвкушение и надежда. И единственная причина жить дальше. Жить лишь для того, чтобы ждать…

***

Ван Ук появился перед министрами с той стороны тронного зала, откуда обычно к ним выходил король, и это не укрылось от четвёртого принца. Сегодня ни правителя Хеджона, ни его советника Чжи Мона на утреннем совещании не было, и главы влиятельных семей переговаривались вполголоса в ожидании, строя предположения, одно другого невероятнее, и сетуя на неизбежный закат Корё.

С таким-то королём…

Выйдя вперёд, Ван Ук высокомерно оглядел собравшихся и, не удосуживаясь снизойти до традиционных приветствий, безапелляционно заявил:

– Король желает внести изменения в силовую защиту дворца. Солдаты из знатных семей присоединятся к воинам дворцовой стражи и будут дежурить посменно, охраняя дворец.

Ван Со слушал, исподлобья глядя на брата и замечая, как среди глав и послов могущественных кланов поднимается ропот негодования. Их возмущение было понятно: ещё совсем недавно король призвал молодых сильных мужчин из всех провинций, чтобы усилить армию для защиты границ от набегов киданей. А теперь – новая повинность! Так в кланах не останется ни одного воина, способного постоять за свой собственный род.

Выждав, когда волнения и шум улягутся, Ван Ук продолжил тем же повелительным тоном:

– Недуг его величества усиливается. Для него мучительно присутствовать на встречах. Но мы не должны затягивать с исполнением королевского указа.

Когда совещание закончилось и толпа министров с главами семей потекла к выходу из дворца, Ван Со догнал Ука, улучив удобный момент, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз.

– Ук, – начал он, – а ты часто своевольничаешь! Прикрываясь болезнью Его Величества, ты правишь в качестве регента.

За то время, что Ван Со отсутствовал в Сонгаке, отражая нападения киданей с армией генерала Пака, Ван Ук и правда непозволительно приблизился к королю, но ему благоволили министры, и его репутация начитанного и умного человека весьма ему в этом способствовала.

– Твоё предположение вызвано неприязнью ко мне, – снисходительно улыбнулся восьмой принц, и в улыбке этой не было ни капли сожаления или раскаяния. – Но я не допущу подобных мыслей у других.

Однако Ван Со ещё не закончил.

– Ты ведёшь себя, как первый министр, и это вызывает волнения среди глав кланов, – обвиняющим тоном продолжил он. – Если не прекратишь оказывать на них давление, прикрываясь королём, их недовольство будет только нарастать, – откровенно насмешливая улыбка Ван Ука оборвала его мысль, и Ван Со нахмурился: – Тебе смешно?

– Я полагал, что ты хорош только в сражениях, но ты силён и в вопросах политики, – скривился Ук без капли уважения.

– Обучился, чтобы противостоять тебе, – спокойно ответил Ван Со, – потому что до сих пор не доверяю.

По лицу Ван Ука скользнула тень нетерпения. Он не скрывал, что этот разговор его утомляет, и с прежней неприятной улыбкой пояснил так, словно обращался к несмышлёному ребёнку, что не осталось незамеченным Ван Со и очень его задело.

– Я стремился сгладить отсутствие короля, но перестарался. Приму к сведению твои слова. Однако тебя не станет слушать ни один министр.

И, продолжая мерзко улыбаться, восьмой принц пошёл прочь.

Ван Со смотрел ему вслед, чувствуя, как его захлёстывает волна неприязни. Если бы король был здоров и бодр, если бы хоть немного интересовался государственными делами, кроме собственной защиты и угнетающей его болезни, сейчас бы у Ван Ука не было повода для спеси и безнаказанного манипулирования кланами!

Но Хеджон почти не появлялся в тронном зале. Недуг полностью поглотил его, разъедая не только тело, но и сознание. Ван Со видел, как его старший брат, король, постепенно сходит с ума: его мучили видения, он не слушал, когда Со заговаривал с ним о делах в приграничье или о растущем недовольстве могущественных семей. Большую часть времени Хеджон проводил в купальнях, принимая ванны с целебными травами, которые, вместо того чтобы исцелять его, делали его вялым и безвольным. Он жаловался, что чувствует себя измождённым и почти не спит, а когда просыпается, не может определить, какой это день. Его стала подводить память, аппетит угасал, а ведь ему было всего тридцать три года!

Ван Со ясно понимал, что с королём творится что-то неладное, но что именно – не знал, как не знал и способа ему помочь.

Помимо вооружённой охраны дворца, тронного зала и своих покоев, Хеджон вдруг приказал, чтобы его сон каждую ночь охранял один из братьев возле ложа. Что это ему давало и как успокаивало, было неизвестно, но перечить ему в этой прихоти никто не посмел.

В своё последнее ночное дежурство в спальне короля Ван Со был просто шокирован тем, что увидел. Хеджон скрючился на постели, кутаясь в шёлковые одеяния: его бил озноб, хотя стояло душное лето. По его лицу, шее и рукам – всем открытым взору постороннего частям тела – расползались уродливые багровые пятна.

Король уже давно велел Чжи Мону распространить слухи о том, что он сын Дракона, потому как из-за болезни рубцы на его теле стали походить на чешую. Сейчас Ван Со явно видел, что эта ложь была оправданна: шёлковая ткань соскользнула с тела Хеджона, обнажая отвратительные струпья, на которые нельзя было смотреть без содрогания.

– Со, – стуча зубами, бормотал король, глядя безумным взглядом куда-то в пространство, – со мной что-то не так. Почему я ощущаю холод под горячим летним солнцем? Я совсем не могу спать, а когда удаётся заснуть, меня душат кошмары… Хэ Су сделала мне подушку с целебными травами от придворного лекаря, но это не помогает, мне ничего не помогает. Что происходит, брат?

Хеджон поднял на Ван Со воспалённые слезящиеся глаза, в которых не теплилось ни единой здравой мысли, кроме ужаса и покорности перед неизбежным, и четвёртый принц едва не отшатнулся. Он хотел успокоить брата, утешить его и уже открыл было рот, но все слова застряли у него в горле, когда он понял, что король смотрит куда-то сквозь него, и зрачки его при этом расширились от испуга. Хеджон дёргал головой, переводя взгляд с места на место, словно панически следил за чьим-то движением. Больше всего это походило на то, как если бы он пристально наблюдал за полётом мотылька, хотя комната была пуста.

Ван Со стало жутко. Но его страх неизмеримо усилился, когда король, перестав разглядывать нечто несуществующее, сжался на постели и сипло забормотал, то и дело срываясь в пугающие паузы:

– Он приходил ко мне… Он постоянно ко мне приходит, хотя я его не зову. Он сказал, что время пришло. Что мне пора остановиться и отречься от престола в пользу… в пользу… – Хеджона затрясло, и он громко клацнул зубами, заставив Ван Со вздрогнуть.

– Кто это сказал, Ваше Величество? – склонился он к королю, но тот не видел его, хотя смотрел прямо в лицо, едва не касаясь носом.

– Он! Он пообещал мне, что если я отрекусь в его пользу, то он обеспечит мне достойную жизнь до конца моих дней…

– Кто – он? – Ван Со схватил невменяемого брата за плечи и тряс без всякого почтения: ему нужно было выяснить имя этого человека, который – принц чувствовал это – виноват, косвенно или прямо, в недомогании и безумии короля. – Кто? Как его имя?

– Он сказал, что трон – это бремя, и мне нужно от него избавиться ради всеобщего блага, – Ван Му покачивался, словно китайский болванчик, и ничего не слышал. – А я… почему я…

Ван Со понял, что ничего сейчас от него не добьётся, и, как только освободился, бросился в башню звездочёта, но никого там не обнаружил. Более того – складывалось ощущение, что Чхве Чжи Мон уже давно не появлялся во дворце: на его столе царил идеальный порядок, все книги были расставлены по полкам, и даже в вечно переполненной корзине для мусора было пусто.

Принц в сердцах смахнул со стола стопку рисовой бумаги и опрокинул чернильницу, которая, глухо стукнувшись об пол, испачкала плетёные циновки и, оставляя за собой яркий след, закатилась в угол, под стеллаж с картами.

– Да что же это такое! – со стоном отчаяния воскликнул Ван Со.

Где носило неуловимого астронома, он не знал, и никто не мог ему этого сказать, хотя он обошёл едва ли не весь дворцовый комплекс и спрашивал всех, от первого министра до служанок в прачечной.

Как так получается? Почему, когда он нужнее всего, Чжи Мон всякий раз таинственно исчезает? И куда, спрашивается, если его место – во дворце, подле короля?

Ван Со сел прямо на ступеньки, ведущие на крышу башни, и уронил гудящую голову на руки. Его разум разрывали бесчисленные вопросы, главным из которых было имя неизвестного, заставляющего Ван Му отречься от престола.

«Он пообещал мне, что если я отрекусь в его пользу, то он обеспечит мне достойную жизнь до конца моих дней…»

Кто посмел давить на Хеджона? Кто мог обеспечить ему достойную жизнь? Только один из братьев, в чью пользу мог отречься правящий король. Но который из них?

Ван Ё, рвавшийся к трону с подачи королевы Ю, погиб.

Ван Чжон после смерти мятежного старшего брата покинул дворец и все эти годы в чине генерала командовал одним из гарнизонов на восточном побережье, лишь изредка появляясь в Сонгаке. Власть никогда не интересовала его, равно как и тринадцатого принца, который после воцарения Ван Му стал каким-то странным: в нём будто задули горевший некогда фитиль, и Бэк А погас, оживая время от времени, как в день рождения Хэ Су. Он стремился забыться в путешествиях, но и оттуда возвращался всё в том же угнетённом состоянии, будто тосковал по какой-то безвозвратной потере. Что с ним происходило, он не говорил, а Ван Со лезть к нему в душу не намеревался.

Ван Ын заперся с Сун Док в своём поместье и во дворце появлялся только по большим праздникам, и то по приказу короля: трон в его глазах был игрушкой для взрослых, а десятый принц, как и прежде, предпочитал нечто попроще, типа рогаток и хитроумных силков для птиц…

Оставались Ван Ук и Ван Вон.

Оба они жили рядом с королевским дворцом, и оба проводили там времени больше, чем в собственных поместьях. Ван Ук – тот вообще едва ли не превратился в первого советника короля. А девятый принц постоянно крутился в Дамивоне, зачем-то проверяя купальни…

Всё это было более чем подозрительно, но чтобы обвинить их в чём-то, а тем более в посягательстве на трон, нужны были доказательства, а их у Ван Со как раз и не было. Голословные же обвинения равносильны измене, да он и не привык обвинять кого бы то ни было без веских на то оснований.

Вот если бы сейчас здесь был Чжи Мон, с которым можно было хотя бы посоветоваться и всё взвесить, как тогда, после церемонии изгнания злых духов из наследного принца… По-видимому, ритуал не удался или его благотворное действие закончилось, поскольку Ван Му явно находился во власти тёмных сил, которые всецело владели его телом и разумом.

Ван Со обвёл ищущим взглядом верхний этаж башни, словно астроном мог внезапно обнаружиться за каким-нибудь стеллажом с книгами, и, удручённо вздохнув, поднялся со ступенек.

Ему было тревожно. Более того – ему было страшно. Он чувствовал, что надвигается то самое нечто, что беспокоило его ещё в приграничной крепости, на службе у генерала Пака.

Только что это и что ему предпринять, чтобы отвести угрозу от короля, от дворца, от Хэ Су, Ван Со не имел ни малейшего понятия, и это приводило его в смятение.

***

Я стоял на берегу нашего озера, в тени старого платана, где когда-то прощался с тобой перед своей посольской миссией, и не знал, что мне делать, Су.

Ещё утром я был охвачен волнующим предвкушением нашей встречи. Я верил, что ты придёшь и примешь моё предложение. Я собирался в этот же день просить у короля позволения на брак с тобой, не сомневаясь в его благоволении. Этот день обещал стать одним из самых счастливых в моей жизни!

И что же?

Я ждал тебя и… боялся, что ты придёшь. Потому что мне больше нечего было тебе предложить: то, что случилось утром, перечеркнуло все мои надежды.

Явившись во дворец, я окончательно убедился в том, что король повредился рассудком. Как иначе можно было объяснить то, что он решил отправить свою старшую дочь, маленькую принцессу Кен Хва Гён, к враждебно настроенным киданям ради политического брака, обещавшего мнимую военную поддержку и защиту государства? Разве что эту идею ему подал тот, кто жаждал его отречения в свою пользу. Теперь, по прошествии стольких лет, я знаю его имя, но что это может изменить, Су?

Короля трясло в очередном припадке, и он не замечал рыдания и мольбы собственной дочери, не слышал увещевания Чжи Мона. Его одолевали видения, он кричал, что слышит топот лошадей и звуки колокола, возвещавшего о нападении на дворец, хотя вокруг стояла мирная тишина.

А принцесса в алом свадебном одеянии заливалась слезами. Она была так мала и так несчастна, Су! И горестно взывала к отцу, который был глух к её страданиям, погрузившись в пучину безумия…

Я смотрел на неё, и меня душили ожившие воспоминания. Это было так давно, что я уже не помнил, то ли это случилось наяву, то ли привиделось мне в кошмарном сне. Меня точно так же изгоняли из дома во враждебный клан. Рана на моём лице ещё кровоточила, а во дворец уже прибыл за мной наместник Кан. И, чтобы навсегда перечеркнуть мою память о доме и вытравить из моего сердца желание вернуться сюда, королева Ю устроила мне на прощание изощрённую пытку. Меня привязали к столбу на крепостной стене, и мать приказала стрелять в своего маленького сына огненными стрелами.

Ни одна стрела не попала в цель: опытные лучники пустили их мимо. Но разве это имело значение? Я не понимал своей вины и в страхе заходился криком и слезами, умоляя пощадить меня. Я видел, что даже наместник Кан был в ужасе от подобного истязания, но королева Ю, моя родная матушка, невозмутимо сидела в роскошном паланкине, рассчитывая на то, что её уродливого сына прикончит случайная стрела либо он лишится рассудка, чтобы навсегда забыть о ней и её преступлении, о Сонгаке и о родных.

Но я выжил, Су. Я, на свою беду, не сошёл с ума и не утратил память! И эти мучительные воспоминания прожигали меня пылающими стрелами при взгляде на несчастного ребёнка, которому предстояло, как и мне когда-то, стать заложником в чужой семье. Я смотрел на принцессу и видел себя, ощущая каждую её слезинку и жалобный стон, как свой собственный, понимая, что испытывает эта маленькая невинная девочка, которую швыряет в волчье логово родной человек!

И я бросился на её защиту. Я не мог поступить иначе, Су, пойми! Не мог! Слышишь ли ты меня, веришь ли?

Однако Хеджон сквозь пелену безумия увидел во мне не просто человека, заступившегося за его дочь, он увидел её мужа, преемника трона и опору королевской семьи и всего государства.

Я не сумею описать тебе, что почувствовал в тот момент, потому что я просто не помню. Осознав, что я сделал с собственной жизнью, защитив чужую маленькую жизнь такой непомерной ценой, я словно провалился во тьму.

Из этой чёрной бездны я смотрел, как ты идёшь по дорожке вдоль озера, как нетерпеливо оглядываешься в ожидании меня, и не мог решиться подойти к тебе.

Ведь мне больше нечего было тебе сказать…

Вечерний ветер перебирал волосы Хэ Су, уложенные в замысловатую причёску с длинными прядями, укрывающими плечи. Чудесное бело-голубое одеяние делало её похожей на невесомое облако, спустившееся на землю и нечаянно зацепившееся за длинные стебли травы и цветочные головки.

Ван Со уже очень давно смотрел на неё, борясь с желанием подойти и заключить это облако в объятия, чтобы оно больше не ускользнуло от него, чтобы принадлежало только ему одному. Навсегда.

Но… теперь он не имел на это никакого права.

Он видел, как замерла в ожидании Хэ Су, как радостное предвкушение на её лице постепенно сменилось растерянностью, затем разочарованием. А когда она прикусила губу и в её глазах блеснули слёзы, Ван Со больше не выдержал этой пытки. Покинув своё укрытие, он направился к ней, так и не решив, как себя вести и что говорить. Выйдя из-за старого платана, он словно шагнул в пропасть с обрыва, полагаясь на судьбу и милость ветра, который мог удержать его от падения на своих призрачных крыльях. А мог и ринуть вниз, ускорив гибель.

Заметив его, Хэ Су встрепенулась и склонилась в приветствии, и в это мгновение Ван Со почувствовал, будто у него самого за спиной раскрылись те самые невидимые крылья, способные поднять его к небесам: волосы Хэ Су украшала его шпилька, а это означало только одно.

Однако было уже слишком поздно.

Из жара озарения, что Хэ Су приняла его, Ван Со мгновенно бросило в леденящий холод отчаяния, стоило ему вспомнить сегодняшнее утро. Но, проглотив горький комок безысходности, он заставил себя улыбнуться и как ни в чём не бывало подошёл ближе.

– Как же так вышло? – с наигранным удивлением осведомился он. – Я ведь и не думал, что ты придёшь, поэтому не торопился. Ты долго меня ждала?

– Вы хотели сказать мне что-то важное, – напомнила ему Хэ Су без тени упрёка.

– Важное? – переспросил Ван Со и сделал вид, что задумался. – А… верно! Так и было, да. Вот только что я хотел сказать?

Он на миг отвернулся, чтобы не видеть смятения в погасших от его слов глазах Хэ Су, и продолжил:

– Никак не вспомню, что это было. Ты не напомнишь?

– Я? – опешила Хэ Су. – Почему вы спрашиваете об этом меня? Это же вы просили о нашей встрече здесь и собирались сказать что-то важное.

Ван Со улыбнулся:

– А ты надеялась услышать нечто значимое для тебя? Вот же… Теперь я чувствую себя виноватым.

На самом деле он чувствовал себя не просто виноватым. Ему было противно слушать самого себя и осознавать, какую чушь он несёт и как держится с Хэ Су, но главное – какую боль он причиняет ей своей откровенной ложью и фальшивым поведением, которые самому ему казались столь очевидными, что он едва держался. Но он больше ничего не смог придумать с ходу, и был вынужден продолжать это нелепое представление.

– Вовсе нет, – покачала головой Хэ Су и отвела взгляд.

– Правда? Но всё равно позволь мне загладить вину.

Ван Со привёл её к своей лодке и, усадив на скамью, оттолкнулся от берега. Вскоре они оказались на середине озера, и принц отложил вёсла, внимательно глядя на Хэ Су. Всё это время она подавленно молчала и смотрела на свои руки, сложенные на коленях. И ему вдруг захотелось сделать что-нибудь этакое, чтобы она оживилась, а не таяла, как снег на закатном солнце, которое золотило водную гладь вокруг них.

Не придумав ничего лучше, Ван Со вдруг резким движением качнул лодку, отчего Хэ Су ахнула и испуганно вцепилась в нагретый солнечными лучами борт. Её испуг был первым проявлением каких-либо эмоций с момента их встречи и странного разговора. От этого принцу сразу стало как-то легче, он даже рассмеялся и вновь взялся за вёсла.

Пусть ругает его, пусть дуется, пусть делает что угодно, только бы не замирала так безжизненно и не уходила в себя.

– Мы можем плыть быстрее? – очнувшись, капризно поинтересовалась Хэ Су. – Сидя в лодке, хочется ощущать хотя бы лёгкий ветерок.

Её ворчание обрадовало Ван Со, и он ответил таким же вредным тоном, демонстративно опуская вёсла:

– А сама погрести не хочешь?

Хэ Су поджала губы, а потом внезапно спросила:

– Мне всегда было интересно, эта лодка принадлежит вам?

– Да, она принадлежит мне. Я привёз её сюда ещё в юности. Когда я в лодке, я забываю о проблемах. Она моя самая любимая вещь во дворце.

– Но прежде я ни разу не видела, как вы плаваете на ней, – удивилась Хэ Су.

Ван Со долго молчал, прежде чем ответить.

– Я люблю её слишком сильно, – наконец сказал он изменившимся голосом. – Для меня она скорее символ всего того, что я желаю. Поэтому я не плавал на ней и берёг её.

Он взглянул на Хэ Су и похолодел. Неужели она догадалась, что он говорил вовсе не о лодке?

– Почему ты так смотришь на меня?

– Я думала, – тихо откликнулась она, – каково вам было отказываться от того, что вы любите. Но рада, что в этом больше нет необходимости.

От её ясной улыбки Ван Со стало совсем плохо.

Нет необходимости отказываться от того, что он любит? Нет необходимости?!

Если бы Хэ Су только знала, что утром он как раз это и сделал – отказался от той, которую любит, чтобы защитить ту, которую пожалел.

– Прости меня, – хрипло проговорил он, с усилием выталкивая из себя слова и обжигаясь спокойным удивлением в глазах Хэ Су.

– За что?

– За то, что забыл о том важном, что хотел тебе сказать.

«Прости меня за то, что не сделал это раньше. За то, что опоздал и не смог назвать тебя своей единственной женой, как собирался. За то, что обманул твои надежды и предал свои собственные…» – говорил его виноватый взгляд.

Но Хэ Су лишь мягко улыбнулась ему в ответ:

– Я уверена, вы скоро вспомните, не беспокойтесь.

Ван Со смотрел на неё, жадно впитывая её красоту, близость и доверие, любуясь ею, как тогда, ночью, под звёздами, и не знал, куда себя деть от душивших его сожаления, горечи и стыда.

Вот она, его любимая, его единственная желанная, улыбается ему в медовом ореоле закатного солнца, с той самой шпилькой в волосах – символом его любви, его обещанием и её ответом…

Она рядом – и при этом так бесконечно далеко от него, теперь уже недосягаемо далеко. И в этом его вина. Его боль.

Почему только Хэ Су вынуждена испытывать эту боль вместе с ним? Почему он не смог уберечь её от этой боли? Что с ней будет, когда она узнает правду, которую он так и не сумел произнести сейчас?

Что будет с ними обоими?

И главное – как ему всё исправить?

***

А Чхве Чжи Мон никуда и не исчезал.

Он делал то же, что и всегда: наблюдал и бездействовал, бездействовал и наблюдал, готовый при первой необходимости вступить в игру и вернуть всё на круги своя. Но пока его вмешательство не требовалось. Король, не выдержав бремени власти, угасал, как это было ни прискорбно, а принцы занимались своими привычными делами.

Ван Ын продолжал тиранить свою любящую жену, и делал это так по-детски, инфантильно, что просто руки чесались взять суровую хворостину и научить его уму-разуму. Или ещё лучше – загнать бы его в северную крепость, под начало тестя на месяцок-другой. Пусть на своей изнеженной шкуре попробует, каково это – защищать свою страну, семью, жену. Но Пак Сун Док и тут была выше Ван Ына на целую голову: уж она-то умела и воевать, и терпеть лишения, и преодолевать трудности. И что только она нашла в этом вечном мальчишке?

Вот Ван Чжон уж точно оказался на своём месте: в таком возрасте добиться настолько значимых военных успехов! Всего за какой-то год четырнадцатый принц полностью изменился: избрав военную службу, он превратился из импульсивного юнца в мужчину, и уже делал успехи на благо страны. А за то, как он расправился с пиратами, король и вовсе произвёл его в чин генерала.

Бэк А по-прежнему шарахался от дворца, где ему пришлось пережить горькие потери, и пропадал в путешествиях, безуспешно пытаясь забыться в чужих землях, заблуждаясь лишь в одном: куда бы он ни пошёл, где бы ни стремился избавиться от болезненных воспоминаний, туда они неизбежно придут вслед за ним. И не будет ему покоя, пока он не отыщет его в своей собственной душе.

Ван Вон оставался собой и продолжал по-крысиному обстряпывать свои тёмные делишки, прислуживая то одному, то другому властолюбивому брату-интригану. Если бы мог, Чжи Мон давно бы вывел его на чистую воду, но он – увы! – не мог: время девятого принца ещё не пришло. Да и мараться о такое презренное существо астроному, честно говоря, было до омерзения противно.

Всё его внимание сейчас было сосредоточено на Ван Со и Ван Уке. Оба они находились ближе всего к трону, но если первый защищал короля всеми доступными ему средствами, безоговорочно и преданно, то второй, а вернее, восьмой, уже давно превратился в бессердечного циничного манипулятора. Он так искусно плёл свою паутину интриг, что Чжи Мон не мог им не восхищаться, как в своё время королевой Ю, притом что осуждал и презирал их обоих не меньше.

А вот за Ван Со звездочёт наблюдал особенно пристально со дня неожиданного возвращения того из приграничья. Четвёртый принц шёл по лезвию судьбы, опасно балансируя между долгом и стремлениями собственной души. И любая мелочь могла толкнуть его в неверную сторону в неудачное время. Посему Чжи Мон старался ни на миг не упускать его из вида, при этом не попадаясь ему на глаза.

Но наступил момент, когда дольше оставаться в тени было невозможно: приближался очередной кризис власти в Корё, в котором Ван Со предстояло сыграть ключевую роль – и он это сделал, сам, без подсказок и наставлений, на благо государства поступившись собственным счастьем и надеждами.

И тем самым сделал ещё один серьёзный шаг к трону.

Когда Чжи Мон вслед за королём появился на ступеньках дворца, провожая принцессу Кён Хва Гён к паланкину, он поймал вспыхнувший негодованием взгляд четвёртого принца: ну как же, он столько бегал и прятался от Ван Со, что странно, как тот не пришиб его прямо на глазах Хеджона и его несчастного ребёнка. Но четвёртому принцу было не до астронома. Глядя, как старший брат жертвует своей родной дочерью, Ван Со терзался собственными воспоминаниями, которые таки привели его к единственно верному решению в тот момент, хотя оно и стоило самому принцу новых кровавых ран на сердце.

Чжи Мону практически ничего не пришлось для этого делать. Он лишь раз воспротивился королю, заявив, что неправильно отправлять столь юную принцессу во вражеский стан киданей – и его стрела, пущенная на самом деле не в короля, а в четвёртого принца, достигла своей цели: Ван Со поступил так, как следовало.

Но теперь, стоя за его спиной на верхнем этаже своей башни, Чжи Мон испытывал нешуточные угрызения совести. Он видел, как принц полночи мерил шагами балкон, как напряжённо сведены его плечи и неподвижен тусклый взгляд. Намертво привязав себя невидимой цепью долга и ответственности, Ван Со продолжал рваться с этой цепи к своей собственной мечте, которую предал, согласившись на брак с дочерью короля.

Дождавшись, когда принц перестанет метаться, Чжи Мон с тяжёлым вздохом вышел из своего укрытия и шагнул на балкон. В глубине души он побаивался, что, увидев его, Ван Со вновь вернётся к своим волчьим замашкам и схватит его за горло, но, видимо, те времена прошли и принц остепенился, перейдя к другим методам увещевания, или, что вернее, его скорбь достигла таких пределов, что ему было не до рукоприкладства, ведь он даже не обернулся на звук шагов астронома и не поинтересовался, где же его носило.

– Вы приняли серьёзное решение, – осторожно начал Чжи Мон, вставая рядом с замершим в тяжких раздумьях Ван Со.

– Если я вступлю в брак с принцессой, королева Ю, семья Кан и прочие кланы ошибочно станут думать, что я претендую на трон, – глухо отозвался принц. – Но так я смогу держать могущественные семьи под контролем и предотвратить нападение на короля.

– Вы всё просчитали, – уважительно кивнул Чжи Мон. – Ваши навыки ведения политической борьбы значительно улучшились.

Это была не лесть ради поддержки или утешения. Это была простая констатация факта.

– Но есть одна проблема, – надтреснутым голосом продолжил Ван Со, глядя куда-то в пространство. – Я что, снова стану псом на поводке у брата? Такова моя судьба?

Что Чжи Мон мог на это ответить?

Когда-то верность четвёртого принца нынешнему королю выросла из простой детской привязанности и благодарности за доброту. Ведь только Ван Му считал его не зверем, а человеком, и поначалу дикий волчонок, не знавший, что такое любовь и душевное тепло, и сам был готов безоговорочно отдать жизнь за наследного принца, за его сердечное отношение, как преданный пёс. Но те времена давно прошли, волчонок вырос и возмужал, превратившись не в волка – в сильного, умного и надёжного мужчину благодаря той, кем пожертвовал сегодня, повинуясь долгу перед тем, кто сам стремительно терял человеческий облик и разум.

На горле четвёртого принца неотвратимо затягивалась петля, и он, не желая мириться с этим, отчаянно боролся за каждый вздох.

– Мне уже невыносимо пренебрегать тем, что мне дорого, – продолжал Ван Со. – Но всё идёт прахом.

Услышав это, Чжи Мон почувствовал, как у него мгновенно пересохло во рту: что ж, было бы глупо рассчитывать на то, что принц отодвинет на второй план то, к чему столько лет терпеливо и упорно шёл, через жертвы и страдания, свои и не только.

– Скажи, – наконец-то пошевелился Ван Со, обратив на него давящий мрачный взгляд, – как мне избавиться от поводка и обрести свободу?

– Многие кусают руку, которая их кормит, и сами становятся хозяевами, – задумчиво проговорил Чжи Мон.

– Ты предлагаешь мне взбунтоваться? – принц недоверчиво всматривался в лицо звездочёта, силясь понять, шутит тот или нет.

– Конечно, нет, – усмехнулся Чжи Мон, но под тяжёлым взглядом Ван Со его натянутая улыбка быстро угасла. Он помолчал и заговорил искренне, веско, делая паузы между словами. – Я благодарю вас за защиту короля.

Не выдержав того, как на него смотрел Ван Со, астроном отвернулся к небу, которое заволокли грозовые тучи, предвещавшие суровые перемены, и вздохнул, чтобы наконец-то завершить этот непростой разговор:

– Возможно, вскоре всё изменится.

Ему ли было этого не знать!

Но сейчас он не мог позволить себе добить жестокой правдой Ван Со, и без того терзавшегося осознанием собственной вины и глубоко в душе сомневающегося в правильности своего сегодняшнего поступка.

Каким бы сильным ни был человек, если на него разом свалить всё то неизбежное, с чем ему предстоит столкнуться, он сломается.

Даже четвёртый принц.

А ему предстояло вынести ещё очень и очень многое.

***

Полночный лунный свет сочился в королевскую купальню сквозь узорчатые окна, размывая очертания предметов и наполняя пространство призрачными дрожащими тенями. С увядших утренних букетов осыпались лепестки и беззвучно падали на остывшую воду, белёсые доски пола и лестницы.

Таким же печальным лепестком на одной из ступенек замерла Хэ Су.

Ван Со обнаружил её далеко не сразу, не найдя ни во дворце, ни в Дамивоне. Лишь когда совсем стемнело, он догадался заглянуть в купальню и застыл на пороге, глядя на неподвижную маленькую фигурку, от которой веяло такой тоской, что у принца защемило сердце.

Хэ Су сидела в полной тишине, прислонившись головой к перилам, погасшая, как свеча за её плечом.

Сперва Ван Со решил, что она спит, но еле уловимые движения ресниц и горестные вздохи убедили его в обратном, а заодно подтвердили и его худшие опасения: Хэ Су всё знает о его условленном браке с принцессой Кён Хва Гён. Кто мог рассказать ей? Попробуй выясни: дворец постоянно полнился слухами, как русло весеннего ручья – водой с горных ледников, так что не стоило и гадать напрасно. Да и какая теперь разница…

Принц на миг закрыл глаза, собираясь с мыслями, и вновь увидел тронный зал и потрясённое лицо Ван Ука, с которым он столкнулся сегодня утром, явившись во дворец. Восьмой принц зачитывал бесконечные прошения, когда Ван Со принёс королю письмо от Чхве Чжи Мона, где указывалась благоприятная дата заключения брака с принцессой, пусть ей и предстояло стать всего лишь второй женой в силу юного возраста. Услышав это, Ван Ук побелел и едва не выронил свиток.

Однако настоящим ударом для обоих братьев, четвёртого и восьмого, стали слова Хеджона о том, что он собирается отречься от трона в пользу Со, как своего брата и зятя. Проглотив эту новость, Ук незамедлительно ударил в ответ, правда, не короля, а Ван Со, с ядовитой усмешкой заявив:

– Мои поздравления с браком! Надеюсь, ни одна девушка не станет лить слёзы, потеряв тебя?

Вся эта утренняя сцена пронеслась у принца перед глазами за один короткий миг. И пусть Хэ Су не лила слёзы, как предрекал Ук, но весь её вид свидетельствовал о такой безысходной тоске, что лучше бы она плакала.

Откладывать неизбежное смысла не имело, и Ван Со подошёл к ней, снова, как и накануне у озера, шагая в свою собственную пропасть.

– Ты уже слышала? – прямо спросил он у поднявшейся ему навстречу Хэ Су. Её огромные глаза были сухими и горячими и смотрели на него с такой отчаянной мольбой, что принц не сумел выдержать этот взгляд и отвернулся. – Можешь злиться и ненавидеть меня. Это моя вина.

– Зачем мне злиться или ненавидеть вас? – поникла Хэ Су. – Вы ничего не обещали мне.

– Я сказал, что увезу тебя из дворца, что хочу видеть тебя свободной. Всё, что я говорил, было моим обещанием, которое я не смогу выполнить.

– И вы даже не станете оправдываться? – её тихий голос дрогнул, и это оглушило Ван Со гораздо сильнее крика.

– Я уже причинил тебе боль и потерял твоё доверие ко мне, – он чувствовал, что ранит Хэ Су каждым своим словом, и казнил себя за это, но лгать и изворачиваться не собирался. – Больше мне нечего сказать.

– Я поняла вас, – прошептала Хэ Су. – Значит, я не буду ни о чём спрашивать.

Услышав слёзы в её голосе, Ван Со наконец-то посмотрел на неё.

– Поздравляю вас… со свадьбой, – сдерживаясь из последних сил, она поклонилась ему, и от этого движения слёзы всё-таки покатились из её глаз, оставляя на бледных щеках мокрые дорожки, а на сердце у Ван Со – выжженные полосы.

Он смотрел, как Хэ Су уходит, раздавленная и бесконечно несчастная, и даже не мог броситься за нею следом, потому что ему нечем было утешить и успокоить ни её, ни себя.

И вдруг по краю его сознания чёрной юркой змеёй мелькнула мысль – нужно было послушаться генерала Пака!

***

Молчание – весьма изощрённая пытка.

Вкупе с отчуждением оно способно вымотать все нервы и даже довести до помешательства, будь то кара от врага, друга или любимого человека. А когда молчанием наказываешь себя самого, тут надеяться на прощение и прекращение этой пытки не просто глупо, но и бессмысленно.

После подобия разговора с Хэ Су в полуночной купальне Ван Со замкнулся в себе и наглухо замолчал. Он открывал рот только в тронном зале, да и то если король обращался к нему напрямую, в иных случаях за него приходилось говорить Чжи Мону или Бэк А, который в этот раз задержался во дворце, отложив поездку к родным на юг. Состояние Ван Со тревожило его, и он неизменно находился рядом, стараясь не досаждать лишний раз своим обществом.

И без того нелюдимый, Ван Со избегал любого общения. Он мрачной тенью перемещался по дворцу, большую часть времени проводя в башне звездочёта, когда его присутствия не требовал король или дежурство в охранном карауле. Он не брал в руки меч и лук, не ходил на тренировки по рукопашному бою, давно не садился на коня, не интересовался происходящим вокруг и перестал нормально есть и спать.

Чжи Мон сетовал тринадцатому принцу на то, что служанки, принося в башню еду, каждый день забирали её нетронутой. Чем, кроме воздуха, питался четвёртый принц, укрывшись на своём балконе, было неизвестно. Когда он спал – тоже, поскольку всякий раз, выбираясь на крышу для наблюдений за звёздами, астроном видел неподвижную фигуру, застывшую у перил.

Он и Бэк А по очереди пытались пробиться сквозь апатию Ван Со, но ни один не преуспел: тот даже не поворачивал головы, когда кто-нибудь из них пробовал поговорить с ним. Какова бы ни была затронутая тема, на его посеревшем от переживаний лице застывала маска равнодушия, и можно было надрываться сколько угодно – это было равносильно диалогу со стеной.

Наблюдая за братом, Бэк А видел, с какой звериной тоской тот смотрит на Хэ Су, стоит ей появиться где-то неподалёку, однако не предпринимает ни единой попытки приблизиться к ней. Тринадцатый принц понимал, что Ван Со душит чувство вины, и именно это чувство не даёт ему поговорить с ней. Но дольше так продолжаться не могло: это самое чувство грозило сожрать четвёртого принца изнутри. Нужно было что-то делать, и делать немедленно.

Бэк А ломал себе голову, стараясь что-то придумать, чтобы изменить эту ситуацию. И однажды его осенило.

Он пришёл в башню Чжи Мона после захода солнца и, поднявшись наверх, увидел того за столом, заваленном ворохом бумаг, книг и звёздных карт. На его вопросительный взгляд астроном лишь пожал плечами и кивнул в сторону балкона – всё по-прежнему, никаких изменений.

А на что, собственно, можно было рассчитывать?

Бэк А вздохнул и решительно толкнул дверь.

Ван Со он обнаружил не сразу: ночь была безлунной и пасмурной, светильники на перилах не горели, а Чжи Мон за его спиной погасил весь свет в комнате и спустился вниз.

Недоумённо покрутив головой, Бэк А наконец-то сообразил, что тёмный выступ в углу – это не опора, как ему подумалось сначала, а закаменевший четвёртый принц, который стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

На этот раз Бэк А ничего не сказал, он даже не стал приветствовать брата, зная, что тот и так его видит, но до ответного кивка не снизойдёт. Вместо этого он просто подошёл и встал рядом.