Пиратские делишки

На Острове Пиратов: последний день

На Михаила бежал старик со спущенными штанами, держа двумя руками свой член. «Ну хорошо, поссы на меня, — подумал Михаил. — Так будет даже правдоподобнее». Теперь он помнил разговор с главой миссии и знал, что нужно делать. Старик остановился перед ним в недоумении. «Ты что, не боишься, что я поссу на тебя?» — спросил он обиженно, как маленький ребенок. «Я хочу обрести твою мудрость», — ехидно ответил Михаил. На мгновение взгляд старика стал серьезным, оценивающим. «Все-таки ты отнюдь не псих», — подумал весело Михаил. «А… ну тебя, иноземец поганый!» — обиженно проговорил старик, надевая штаны. «Как ты меня назвал, мерзкая дрянь?» — заорал Михаил, вскакивая. Он увидел себя через взгляды множества глаз, в том числе сзади, из кустов кипариса. Он схватил старика за шкирку и почувствовал импульс страха. Возникла жалость, захотелось впрыгнуть внутрь старика. Он выхватил кинжал, замахнулся широко…

Он ощутил дрожь в ногах и слабость в груди. Перед ним стояло его тело и два стража за его спиной. Одна рука перехватила горло его тело, три руки держали его руку с кинжалом. Еще один страж выпрыгнул из кустов кипариса и перемахнул через скамейку. По движениям они были совсем не такими неучами, какими казались. Два других старика что-то сказали ему на непонятном языке. Он не знал, как реагировать, и выбрал самый логичный вариант. Стал трясти головой, бормотать «Йо-хо-хо!» и шаткой походкой — тут не нужно было притворяться — направился к особняку. Два старика подхватили запев и двинулись за ним. Оглянувшись, на стук копыт, Михаил увидел, что к месту примчался полицейский патруль. Его тело заковывали в цепи и уводили, держа под руки. Тело не сопротивлялось.

По дороге к ним присоединились — он не уловил, откуда они появились — еще двое стражей. Когда они подошли к особняку, один из стражей открыл дверь, и они встали по обе стороны, почтительно склонившись. Внутри царил полумрак, горели свечи. Все окна были завешены плотной драпировкой. Дверь позади закрылась. Двое стариков взяли его под руки и провели вглубь. На столе в зале стояли корзинки с фруктами. Манера стариков разительно изменилась. Они смотрели на него выжидающе и серьезно. «Мне надо вниз, — сказал Михаил. — Оповестить». Они изумленно переглянулись. Один из них ответил: «Конечно, пойдем. А ты, — обратился он ко второму. — Дождись остальных и предупреди». Старик повел его через анфиладу комнат по периметру особняка. Во всех комнатах отсутствовала мебель, кроме деревянных лежанок вдоль стен. В дверь очередной комнаты старик постучал и стал ждать. «Значит, так нужно», — подумал Михаил. Дверь открылась, и навстречу вышли три стража. Старик сказал стражам непонятную фразу, и Михаила моментально схватили. Он вдруг осознал, в чем была ошибка всего плана. Старики использовали язык, которому не учили в Обучилище. Они пробормотали что-то непонятное сразу после того, как он перенесся из своего тела. Когда они вошли в особняк, он обратился к ним на языке пиратов. Ему такое обращение казалось очевидным, ведь, безобразничая, старики всегда ругались и пели на пиратском языке. Правительство Острова говорило на пиратском, председательствующие пираты в Доме Собраний говорили на пиратском. Но старикам показалось диким, когда один из них заговорил на экзотерическом пиратском. Поэтому они и переглянулись недоуменно. Они, однако, были чудовищно проницательны и великолепно владели собой. Они поняли, что имеют дело с другим человеком, хотя и в знакомом теле, и заманили его в ловушку — вглубь особняка, туда, куда он стремился сам.

Михаил закричал во всю глотку, но закашлялся. «Не кричите, поберегите чужое тело, — сказал ему старик, теперь на языке Конфедерации; у него было блестящее произношение. — Все равно вас не услышат, уж таковы здесь стены… Усадите его на лежанку, — сказал он двум стражам, держащим Михаила. — А ты принеси ему воды и пастилки для сердца. И мне принеси воды», — сказал старик третьему. Страж вышел.

«Вы готовы прямо сейчас объяснить Совету Острова в моем лице, каков механизм перемещения в чужое тело? — спросил он, присев на лежанку у противоположной стены. — Почему я спрашиваю… Мы не будем пытать вас в этом теле, нам слишком ценен человек, которого вы подменили. Но если вы не расскажете нам это, мы дождемся, когда вы вернетесь в свое тело, и, поверьте, вам будет очень больно» — «Не дождетесь», — сказал сквозь зубы Михаил. «Посмотрим», — сказал старик. Принесли воды, он напился и предложил Михаилу. «Я не хочу», — ответил он. «Придется, и пастилки съесть придется. В крайнем случае мы вас заставим. Мы не хотим, чтобы по вашей вине остановилось сердца в груди одного из нас». Михаил чувствовал слабость, головокружение, боль в груди усиливалась. «Все-таки плохо быть старым», — подумал он. Пастилки были сладкими на вкус. Вскоре отлегло от сердца, и головокружение почти прекратилось. Старик обратился к стражу на неизвестном языке. Тот выглянул в соседнюю комнату, вернулся к старику, они обменялись фразами. «Вам стало легче? — спросил старик. — Да?.. Хорошо». Он снова сказал что-то на непонятном языке. Страж распахнул дверь, и в комнату вошли сначала остальные старики, а затем стражи, волочащие под мышки его, Михаила, тело. «Умер молодым, познав старость», — вспомнил Михаил загадку из детства. Он нисколько не сомневался, что жить ему осталось несколько часов. Как только он переместится в свое тело, он раздавит вделанную в зуб ампулу.

«В какой зуб они обычно вшивают эту гадость?» — спросил на отличном языке Конфедерации один из вошедших стариков, взглянув с улыбкой на Михаила. «Внизу, третий левый от клыка», — ответил другой, с таким же безупречным произношением. «Интересно. А Краснолицые вделывают во второй справа. А Желтолицые вообще в верхний клык, — подал голос третий. — Зовите доктора». Все это был спектакль, для того, чтобы сильнее подействовать ему на нервы. Доктор — человек в костюме стражи, но лицом знакомым, кажется, один из стариков, вошел с ящичком и мехами. Раскрыл ящик с инструментами, вставил телу Михаила в рот роторасширитель, наклонил тело лицом вниз, одним рывком щипцов вырвал зуб, сразу же взял мехи и мощной струей воды промыл телу Михаила рот. Вытерев его лицо полотенцем, он извлек зуб из щипцов, расковырял его, и на его ладонь выкатился шарик, который он специально показал Михаилу.

Один из стариков и доктор обменялись несколькими фразами, старик отдал распоряжения стражам. Михаила подняли и повели дальше по анфиладе комнат. Кроме стражи, с ним пошел один старик и «доктор». Они прошли через кухню, мимо чистейших столов и блестящих блюд, пустых бутылей и холодной печи. Старик сказал что-то, стражи и доктор остановились. Старик зашел за угол, и раздался скрип двери. Несколько минут его не было. Вернувшись, он сказал на языке Конфедерации: «Стража остается здесь, а вы, доктор, идете со мной. Вдвоем мы с ним справимся, даже если он будет дергаться». Следом он отдал несколько непонятных команд. Стражи крепко связали Михаилу руки в запястьях, за спиной. Две петли на короткой связке закрепили на голенях. Скрипящая дверь за углом, как оказалось, вела в небольшой чулан, заставленный банками с сухофруктами, бутылями с соком и мешками с мукой.

В полу зияло отверстие. «Будь очень острожен, дорогой. Ступени крутые. Доктор, идите вперед и подстрахуйте, чтобы этот умник не попытался сломать себе шею». Лестница не была длинной. Они спустились на каменный пол. Старик отошел, скрывшись в темноте. Раздался щелчок и тихий скрип. Пламя вспыхнуло в нескольких лампах одновременно. Михаил увидел, что железная, почти отвесная лестница поднимается вверх метров на пять и упирается в каменную плиту. Его повернули, держа за локти. В другом конце небольшого зала начиналась винтовая лестница вниз, с которой слышались приближающиеся шаги. Появились два стража, их костюмы отличались от костюмов стражи на поверхности. Вместо просторного одеяния из черного щелка — облегающее из шерсти, тоже черной. Одного из стражей Михаил узнал. Несколько лет назад он держал мясную лавку, потом поплыл ночью в море и не вернулся. Кажется, это в его лодке обнаружили гору битых бутылок и озерцо загустевшего вина. Стражи посмотрели на связанные ноги Михаила, и на их лицах выразилось изумление. Старик заговорил с ними, один из них коротко ответил и остался стоять на месте. Другой — бывший мясник — аккуратно взял Михаила под руку и повел по шершавой лестнице вниз. Старик и доктор шли следом. «Это твоя лодка была напичкана вином, когда ты исчез?» — спросил у него Михаил на пиратском. Тот вздрогнул и не ответил. «Не смущайте человека, помощник посла Конфедерации Михаил Артемьев», — сурово сказал старик сзади.

Лестница была неплохо освещена. Где бы он ни находился, в поле зрения висела хотя бы одна масляная лампа. Их железные емкости были нанизаны на трубку, вьющуюся вдоль стены, повторяя ее изгибы. «А масло в лампы подается сверху или снизу?» — полюбопытствовал Михаил, но его не удостоили ответом. Спуск был долгим, Михаил насчитал триста одиннадцать ступеней. Воздух внизу имел отчетливый кисло-горький запах. Начался коридор с влажным шершавым гранитным полом. По стенам его также горели лампы, соединенные трубками. Они тянулись гирляндами в обе стороны, насколько хватало глаз. Коридор шел под наклоном, Михаила повели в сторону уклона. Вскоре стали слышны удары кузнечных молотов, скрежет металла, потом отдельные голоса и, наконец, плеск воды. Кислый запах усиливался, старики начали покашливать.

Михаил предполагал, что тайный подземный грот будет большим. Но тот оказался просто громадным. По высоте он превосходил купол Дома Министров в столице, который всегда поражал приезжих своим величием. Темно-серый камень его стенок во многих местах имел поверхность ровного среза. Почти весь свод грота, кроме самой верхней части, покрывала сеть балок. По балкам перемещались корзинки с людьми. Площадь грота была такова, что здесь вполне могла разместиться небольшая деревушка с окрестностями. Собственно, тут действительно был поселок. По стенам грота лепились каменные домики, вполне человеческие, с крышами, стенами и окнами, как будто строители думали, что над ними открытое небо. Центр грота занимало черное озеро. От берега в центр лучами уходили причалы, у каждого из которых стояло по два быстрохода. Между берегом озера и домиками громоздились дымящие печи, штабеля железных листов, колец, балок. Кое-где были видны оранжевые прямоугольники раскаленного металла. Здесь и там сновали люди с тряпичными масками на лицах. Михаил мог видеть одновременно человек сто. Процессия повернула направо и по мощенной дорожке двинулась к двухэтажному каменному зданию, ближайшему ко входу. Сандалии всех идущих вскоре покрылись тонкой черной пылью.

По поверхности пещеры между двухэтажным зданием и следующим за ним домом росли грибы, похожие на вёшенки, с такими же изогнутыми ножками и плоскими шляпками, только исполинских размеров. Шляпка имела толщину с платяной шкаф, а размах — с двуспальную постель. Они облепляли всю стену до высоты метров тридцать. В сплошной их массе зияли три вертикальных черных линии. На этих линиях, на разной высоте висели корзины с людьми. Средняя корзина находилась на самом верху грибного слоя. По шляпкам грибов, перепрыгивая с одной на другую, сновали люди с веревками. Михаил замер, наблюдая. Трое прыгавших по шляпкам вернулись в среднюю корзину, и она поползла вверх, еще выше. Веревки, идущие от ее дна и привязанные к грибам, натянулись. Грибы закачались, оторвались, вниз полетел дождь кусочков. Грибные шляпки стали раскачиваться маятниками на тросах под корзиной. Корзина поползла вниз. «Ну, ну, рот разинул, пойдем», — подтолкнул его старик, прокашлявшись. Они подошли к двери, и страж подергал шнурок звонка. Прошло несколько минут. Двери, обитые плотным и упругим материалом, они открылись с чмокающим звуком. Внутри было небольшое помещение и еще одни двери.

Они вошли внутрь. Страж дернул рычаг, и двери позади начали закрываться. Они замкнулись, и воцарился мрак. Раздался чмокающий звук, и впереди обозначилась узкая полоска света. Потянуло холодом и свежим воздухом. Михаил вдохнул полной грудью; после кислой вони грота дыхание доставляло наслаждение. Перед ними открылась прихожая, ярко освещенная масляными лампами на стенах. Стариков встречал в поклоне плотный мужчина в треугольной шляпе, овчинном тулупе, кожаных штанах и сапогах. На одном боку у него висела сабля, на другом — прямой меч в обшитых изумрудами ножнах. Из чехлов, нашитых на тулуп, торчали костяные рукояти ножей. Из-за спины виднелась рукоять арбалета. Он выглядел как настоящий пират с гравюр трехсотлетней давности. На фоне стариков в рубище и после картин мирной жизни на поверхности, «настоящий пират» выглядел комично. Михаил даже засмеялся, смех получился кашляющий.

Распрямившись и посмотрев на гостей, пират вцепился глазами в веревки на ногах Михаила. Михаил попробовал испытать удачу: «Измена! Они пленили меня и открыли проход для иноземцев». Проблема была в том, что Михаил говорил на простом пиратском языке. Изумление на лице пирата перешло в тупую ошарашенность. Старик быстро сказал что-то пирату презрительным тоном. Пирату потребовалось время, чтобы осмыслить сказанное. «А! — наконец воскликнул он, скривился в гнусной ухмылке и обратился к Михаилу на не очень хорошем пиратском: — Салют, посол Конфедерации. Не боись, не скоченеешь, щас надыбаем теплую шмотку». Пришел другой пират, одетый так же, как и первый, но значительно менее отягченный оружием. Он принес три пары меховых тапок и три шубы. Михаил даже не сразу вспомнил слово шуба, так он отвык от холодных зим детства. Пришедший пират тоже уставился на веревки, тоже изумился, стал слушать объяснение первого пирата, которого нетерпеливо перебил старик; пират, видимо, сказал что-то неправильно. Второго пирата Михаил узнал. Это был Уртосат, он работал когда-то помощником председательствующего пирата в Доме Собраний, а потом, как сообщалось в некрологе, сгорел в своем холостяцком доме. «В странных обстоятельствах мы встретились, Михаил», — сказал он с легким акцентом на языке Конфедерации. Пират, обвешенный оружием, захлопал глазами и потянул меч из ножен, но старик остановил его, сказав что-то успокаивающее.

Михаила провели в следующую комнату, со стенами завешенными коврами, с мягкими креслами и диванами, со шкурами незнакомых Михаилу зверей на полу. Насколько обстановка в Особняке Совета была строгой и пустой, настолько же это помещение утопало в излишестве и роскоши. Здесь было еще прохладнее; холодом тянуло из отверстий в потолке, закрытых узорчатыми металлическими решетками в форме переплетения осьминожьих щупальцев. Усадив Михаила в угол, Уртосат встал по стойке смирно посередине комнаты. Обвешенный оружием пират взгромоздился на подобие трона у противоположной стены, а старик с доктором уселись в мягкие кресла и начали разговор. Оба пирата отвечали коротко и быстро, старик же и доктор говорили неторопливо и, бывало, нетерпеливо перебивали пиратов. Вскоре принесли горячий кофе. Михаилу приказали пить, и он повиновался. Надо сказать, что напиток доставил ему удовольствие. Когда прислуга (в лице рослого пирата с голой женщиной, татуированной на лысом лбу) принесла новую порцию кофе, раздался звон колокольчика в прихожей. Уртосат вышел. Вскоре раздался чмокающий звук, и через несколько минут в зал вошли пятеро стариков. Пират следовал за ними, ведя под руку тело Михаила. Оно беспрестанно кашляло, и у него слезились глаза. Уртосат стал пояснять Михаилу, на этот раз на пиратском: «Воздух в гроте ядовит, и по непривычке…», — его перебил грубым окриком один из стариков, пират смолк и встал по стойке смирно. «Итак, — обратился доктор к Михаилу. — Будем ли мы ждать, пока вы вернетесь в свое кашляющее тело, чтобы вас пытать, или же вы ответите на все наши вопросы по доброй воле?» Михаил молчал, доктор начал увещевать, но осекся, вытаращившись на него. Михаил покачнулся, в глазах его стало темнеть, он услышал сонм непонятных испуганных возгласов, потом звуки исчезли.

Он ощутил горький вкус во рту. Тело пронзал чудовищный холод, каждая его клеточка болела, а голова почти не соображала. Его снедал гнев, и он упивался гневом. Он дернулся, чтобы встать и разгромить все вокруг, но широкие кожаные ремни крепко держали его.

Он разглядел перед собой лицо главы посольства. На лицо ложились слабые отсветы сзади, оттуда, куда Михаил не мог посмотреть. Лицо было совсем близко, он чувствовал теплое, причиняющее боль, дыхание своей кожей. Нельзя было понять, что мучительнее: мороз внутри или обжигающее тепло снаружи. Лицо что-то говорило ему, но Михаил не мог понять, и бесился еще больше. Он рычал, стонал и клацал зубами, мечтая только о том, чтобы вырваться и убить человека перед собой. Глава посольства поднял короткую дубинку и ударил Михаила по лицу, тот зарычал громче и получил новый удар. Удары прекратились, когда он замолк.

«Ты меня понимаешь? — стал настойчиво спрашивать глава посольства. — Ты понимаешь мои слова?» Михаил хотел ответить «Да», но вместо этого уныло зарычал. «Попробуй еще раз», — сказал глава. Михаил сделал усилие и произнес «Угу».

«Хорошо, — сказал глава посольства. — Ты чувствуешь гнев, потому что в тебе большая доза антидота. Гнев быстро пройдет. Еще ты чувствуешь холод и боль. Еще тебе тяжело думать. Еще у тебя не течет кровь из лица. Это потому, что ты в теле нежити. Мы находимся в хранилище нежити. Ты в подвале посольства Конфедерации. Ты в теле нежити. Нужна была очень большая доза антидота, понимаешь? Человек от такой дозы умирает. А меньшая доза не помогала, мы пробовали. Ты был очень далеко, и доза не помогала. Ты был в теле старика. Помнишь стариков? Старики бесились на площади, ты съел сверток, напал на старика, попал в его тело. Помнишь? Ответь, да, или нет» — «Да», — ответил Михаил. На самом деле, он плохо понял историю с первого раза, но глава посольства, несмотря на его «да», повторил объяснение. Гнев стихал, появлялся слабый страх, скорее беспокойство. Михаил помнил, что всегда боялся стать нежитью. Постепенно страх ушел и сменился вселенской тоской. «Когда старики забрали твое тело у полиции и увели в Особняк Совета, — продолжил глава посольства, — мы поняли, что ты в опасности. Мы попытались войти в особняк, но нас не пустили. Наш агент пробовал проникнуть через окно, но его убили. Ты понимаешь?» — «Да, — промычал Михаил и нашел в себе силы на длинную фразу: — Я не хочу быть нежитью» — «Никто не хочет. Но может статься, ты застрянешь в теле нежити. Нежить не имеет души. Твоя душа пришла в пустой дом. Ты можешь остаться в теле нежити навсегда. Но можешь и не остаться. У тебя есть шанс. Теперь мне нужно, чтобы ты рассказал о том, что видел. Я буду задавать вопросы, а ты отвечай „да“ или „нет“. Если сможешь сказать больше, говори больше. Ты меня понимаешь?» — «Да» — «В особняке есть тайный проход вниз?» — «Да» — «Где он находится? На первом этаже?» — «Да» — «В какой комнате?» — «В центре. На кухне. В кладовке» — «Очень хорошо. Внизу есть грот?» — «Да» — «Там есть быстроходы?» — «Да» — «Сколько?» — «Много. Десять. Десять. Десять. И еще. Много» — Михаил пытался рассказать все, что видел, но ничего, кроме простых фраз, у него не получалось; неспособность выразить мысли мучила его. — «Ты видел там людей с острова?» — «Да» — «Из правительства?» — «Нет» — «Из Дома Собраний» — «Да» — «Кого?» — «Помощника пре… предс… пре… Он сгорел. Холостяк» — «Понятно. Кого еще ты видел?» — «Мясник. Утонул» — «Понятно. Сколько людей ты видел в гроте?» — «Сто. Много. Город. Плавят металл. Вонь. Кашель» — «Понятно. Быстроходы грохотали? Ты слышал грохот?» — «Да. Один. Рычал. Грохот». Михаилу было невдомек, что его ответы казались внятными только ему самому. Глава посольства слышал невразумительное мычание. Он говорил «Понятно» только потому, что сидевший за спиной Михаила нежитевод, обученный разбирать мычание нежити, показывал жестом «да», «нет» и «повторить», записывая ответы. «Следующий вопрос… — начал глава посольства, но заорал вдруг: — Что с ним!!» Михаил успел увидеть, как его окружила толпа людей в черных халатах.

Чувство тела было ярким! Тело, горячее, послушное, не болело. Находиться в нем доставляло удовольствие. Таково было первое чувство. От невыносимой горечи во рту его, казалось, вот-вот сблюет. Это было второе. Его одолевала адская злость, которой он упивался. Это было третье. И, наконец, его ум был ясен и работал быстро. Но все эти чувства черной тенью накрывало послевкусие бездны, неизбывной тоски, которая хуже смерти.

Кто-то в комнате отчаянно кричал слова на незнакомом языке.

Перед собой Михаил видел доктора, а краем глаза нескольких стариков и пирата, обвешенного оружием. Михаил представлял себе, как это будет сладостно — убивать их. Расколошматить их головы, переломать им кости, размотать их кишки. Выйти из здания и изрубить всех рабочих в гроте. А потом потопить корабли и обрушить купол. Ах, как это будет великолепно! Предвкушая наслаждение бойни, он приказал руке вцепиться в горло доктора. Рука не шевельнулась, он снова приказал. И снова нет. Мышцы не напрягались. Он отлично чувствовал их, но они его не слушались. «Пир-р-р-р-атское от-р-р-р-р-одье!» — заорал Михаил в ярости.

Доктор запрыгал и радостно захлопал в ладоши. «Как вам удалось?» — раздался голос Уртосата, на пиратском. «Я просто вкатил им обоим самый мощный из доступных стимуляторов — экстракт…» — начал радостно доктор, но осекся и зажал рот ладонью, потом заговорил снова, уже на незнакомом языке.

Крики в другой части комнаты продолжалась. Михаил попробовал повернуть голову, и ему удалось. Он увидел старика, лежащего на диване, того самого, на которого он напал и в чье тело попал, казалось, целую угрюмую вечность назад. Старик глядел на Михаила, выкатив глаза, и выкрикивал что-то. Хотя язык был Михаилу незнаком, он чувствовал, что старик не говорит ничего осмысленного, а просто грязно ругается. Вдруг его крепко схватили за голову и запихнули в рот кляп. Только тогда он понял, что сам, разглядывая старика, не прекращал ругаться.

Ах, сколько удовольствия подарил ему кляп! Наконец-то нашелся выход его ярости! Можно было грызть тряпку, рвать ее зубами, давить деснами, причинять тряпке боль! Когда он начал биться головой о спинку дивана, подошел доктор с небольшой иголкой и уколол его в шею. Шея и нижняя челюсть перестали слушаться. Михаил мог теперь только сопеть носом. Но уж как он засопел! С каким напором, с какой мощью! Уж он-то им покажет, он их всех уничтожит. Он испепелит их одним своим дыханием. Господи, как он ненавидит ругающегося старика! Михаил погрузился в грезы об убийствах, они становились все ярче и, наконец, затмили реальность. В них он казался себе огневым драконом, он сжигал за раз целую деревню и разрушал замок ударом хвоста, и вся земля до горизонта была заполнена деревнями и замками. А за горизонтом были еще. Он мог уничтожать их бесконечно…

Очнулся он от грохота. Он лежал на койке, связанный. Койка мелко тряслась в такт грохоту. С потолка дула струя воздуха, для дыхания сносного, лишь с небольшим кисловатым привкусом. В стене у изголовья было маленькое круглое оконце. Сквозь оконце он увидел унылые пепельного цвета камни и вереницу людей, тянущуюся от входа в грот. Куда она стремилась, видно не было. У него пересохло во рту, и душу наполняло необъяснимое уныние и мысли о смерти. Он вспомнил, что таковы симптомы отравления экстрактом рыжего морского ежа, после того, как проходят гнев и эйфория. Но звучала внутри и другая, инородная ему нотка тоски, отдающая чернотой и бесконечностью.

Он повернул голову оглядеться. По круглым вогнутым стенам он понял, что находится в быстроходе. Длиной комната была несколько метров, огражденная плоскими металлическими стенами с люками по центру. Вдоль стен стояли узкие койки, в три уровня, занятые пиратами. Он узнал двух действующих членов Правительства Острова и нескольких ключевых персонажей из Дома Собраний. На верхней койке напротив лежал Уртосат. «Ну что, друг, поздравляю! Ты в классе люкс, — заговорил он. — Старикам, конечно, покомфортнее, но и нам с тобой повезло. Так-то, в основном, народ набит потеснее. А что ты хочешь? Когда в свое время вы дали деру с Архипелага, я думаю, условия в пути тоже были так себе» — «Идет эвакуация с острова?» — спросил Михаил. «А ты как хотел?! Конечно! Надо сказать, вы нарубили дров, господин помощник посла. Там наверху ад кромешный! Посольские развязали бой и дали весточки в море. К острову с трех сторон идут корабли…»

Слушая, Михаил изучил других людей в отсеке.

«Ребята наверху, — продолжал Уртосат. — Недооценили вас, надо признать. У всех вас оказалась хорошо припрятанная заначка в подвале. Твои соотечественники выпустили на улицы легендарную нежить. Она многих наших положила. Полицейское бюро, говорят, одной нежитью взяли. Впрочем, на этом она и иссякла». Услышав это, Михаил искренне порадовался, что госпожа удача вложила в голову доктора благословенную мысль «вкатить» ему экстракт рыжего морского ежа. Пират продолжал: «Красные с желтыми тоже себя показали! На улицу вышли все высшие чины Краснолицых, только они. Вначале наши подумали, что они свихнулись. Но те не так просты. В их культе людоедства что-то есть… — Уртосат смаковал свою историю; он очевидно дожидался, когда Михаил проснется, чтобы поделиться. Михаил подумал даже, что право рассказывать он выиграл у других в карты; пират продолжал: — За годы на острове они так отожрались человечинкой, что от них, от голой груди, отскакивали стрелы. Они не разменивались по пустякам, вроде Полицейского бюро: вдесятером чуть не взяли штурмом особняк. Неприступный особняк! Половину Островной Охраны уничтожили! Даже дверь выломали, голыми руками, представляешь! Но вдруг, — Уртосат ухмыльнулся — их чары — пфуф — иссякли. И каждому хватило одной стрелы. Но страшнее всех желтые! Говорят, из их посольства такие страшилища вылезли. Люди — не люди, не поймешь. Худющие, кривые, страшные, волосы до земли, ковыляют, на костыли опираются. Но рядом с ними наши становились сами не свои, начинали друг друга резать. Эти мерзкие отродья положили наших немеряно. Они вроде бы до сих пор несколько кварталов держат. Кто мимо пройдет — пират крутанул пальцем у виска, — привет, режет сам себя на месте. Я вот что думаю, как бы они к проходу не подобрались, тогда начнется…» — «Да уж! С проходом вы глупо сделали. Очередь там двое суток стоять будет, — злорадно перебил Михаил. — С такой узкой-то дырочкой…» — «Я тебе дам, с дырочкой! — повысил голос пират. — Думаешь, все через особняк идут?! А мы зачем, думаешь, Архив такой глубокий строили? Там, в самом низу ворота — прямиком в Большой Ход, а дальше, под горочку, прямо, не сворачивая, и сюда» — «О! Смотри! — оживился кто-то на койке под Михаилом. Народ кончился, теперь взрывать будут!» — «Наконец-то, — раздались голоса. — Скоро поплывем!» И несколько из них запели хором: «Море! Море!..»

Михаил прильнул к окну. Вход в грот опустел, последние люди бежали, исчезая за правым краем оконца. Яркая вспышка из глубины коридора ослепила Михаила, следом грохотнуло, да так, что пол грота, видный в иллюминатор, стал скакать. «О! Как лодку-то качает, ядрену мать!» — крикнул один из пиратов. Из коридора в грот вылезло свинцовое облако и стало растекаться в стороны. Вдалеке раздались новые взрывы, приглушенные. «Как туннель-то сейчас им завалит! — радовался Уртосат. — За десять лет не разгребут» — «А уж когда до Архива доберется, эти, желтые твари как раз внутри будут! Тут-то им и крышка!» — ответил ему другой.

Рычание усилилось, койка завибрировала мельче и быстрее. Следом послышались, один за другим, всплески рыка снаружи, с разных сторон. «Все, двигатели на полную мощность. Скоро погружение», — сказал Уртосат Михаилу, с улыбкой до ушей. «Двигатели?» — спросил Михаил. «Да, двигатели, — авторитетно покивал Уртосат. — От слова двигать, понимаешь? Вам такое в Конфедерации в голову не приходило? Из этого, как лингвист, я делаю вывод, что вы двигателей не имеете. А мы имеем. Такая штука, из металла. Превращает огонь в движение. Очень много движения, — пират поднял брови. — Ты не представляешь, какая это мощь. А сжигается совсем мало».

Пол грота, видный в окошко, стал подниматься. Скоро окно загородили балки причала, потом Михаил увидел воду, иссиня-свинцовую, заливающую окно. Казалось, она вот-вот хлынет внутрь. Его захлестнула паника. Он забился, пытаясь порвать ремни, и услышал собственный голос, как будто вдалеке: «Мы же утонем! Утонем! Остановите это! Нет!» — «Спокойно! — Уртосат положил руку ему на грудь. — Не дергайся, все будет путем». Синева воды сменилась чернотой. Черноту пробивали в разных направлениях световые лучи. «Видишь, это огни других лодок, чтобы мы с ними не столкнулись. Теперь они по одной зайдут в канал. Мы выстроимся в линию и выплывем в море. Мы отплывем на безопасное расстояние и через несколько часов поднимемся на поверхность. И ты увидишь солнечный свет и безбрежное море… Думаешь, ты один такой паникер? Думаешь, тебя одного связанным держат. В других лодках, где народ неграмотный, там тоже все пристегнуты» — «Но воздух! У нас кончится воздух!» — «У нас запас воздуха. Двигатель может не только двигать, он может очень плотно накачивать воздух в баки». Михаил начал успокаиваться. «Как это плотно? — спросил он. — Воздух — не пакля, он одной плотности!» Ответом ему был дружный смех. «Вот оно каково быть лингвистом и шпионом. С механикой у тебя, смотрю, очень плохо. А у нас хорошо и с лингвистикой, и с механикой. Ну да ладно, будет время научиться».

Успокоившись, Михаил спросил: «Откуда у вас такая техника? Как вы это придумали?» — «Мы не придумали, мы взяли», — ответил пират. Теперь подобрались на своих койках другие пираты в отсеке. «Откуда, Уртосат?», — спросил один из них. — «Оттуда, куда мы теперь плывем. С Архипелага, а именно, из подземного города…» Другие пираты издали испуганные возгласы: «А как же зеленый мор?!» — «Боитесь! — воскликнул Уртосат. — Я тоже боялся, пока первый раз там не побывал. Там нет давно никакого зеленого мора. Он вспыхнул один раз, уничтожил детей и всех, кто мог бы дать потомство. Остальное — выдумки историков Конфедерации, начиная с самого предателя Дениса, которого они называют Решительным. Немудрено: они убежали в разгар бедствия, ничего толком не поняв. А мы, пираты, жили потом на Архипелаге, бок о бок с теми, кто остался в живых. И не просто жили. Они нас учили. Но больше я сейчас говорить не буду, я могу сказать что-то не так. Я не все понимаю. Остальное, когда мы прибудем, расскажут старики».

«Теперь ваша очередь говорить, господин помощник посла Конфедерации, — обратился он к Михаилу. — У вас есть выбор. Или вас заставят говорить пытками, когда мы прибудем на Архипелаг, или вы станете добровольно отвечать на наши вопросы, и начнете прямо сейчас. Учтите, у вас есть шанс присоединиться к нам. На Архипелаге всегда нужны светлые головы, особенно, знатоки лингвистики. Решайте».

«Я готов отвечать на все интересующие вас вопросы», — сказал Михаил, а сам подумал: «Что-то вы темните, но уж я выведу вас на чистую воду».