Глава 14. Пиппа

Я проснулась с ощущением чего-то неправильного, непоправимого. Когда способность соображать вернулась, я поняла, что не так. Со мною не было Шорьки. Я настолько привыкла к тому, что он спит со мной, что, не обнаружив зверька на месте, испугалась. Сев рывком, я огляделась. Рыжий разбойник устроился на плече у Пончика и ел крошки с огромной ладони.

– Если вы его так кормить будете, дяденька Пончик, он себе пузо разожрет и уже прыгать не сможет.

– Хорошего зверя должно быть много, – заявил счастливый великан и погладил Шорьку пальцем.

Тот возмущенно заверещал, оторвавшись от еды. Шорёк не любил, когда его трогали. Но подлый предатель продался за булку.

– Нельзя потише? – пробурчал, накрываясь с головой, Дикий.

– Меня тут вообще уже нет, – заверила я и встала, потягиваясь затекшими конечностями. – Ты как знаешь, – обратилась я к шорьку, – а я на речку.

Я посмотрела на котомку и решила, что под присмотром Пончика и под носом у Дикого её можно оставить. Первые десять шагов мне дались с трудом. Шорька – мой. Он всегда был только мой, и я впервые в жизни испытала ревность. Думаю, это была она. Судя по тому, что о ней рассказывали другие. Но на одиннадцатом зверек отчаянно засвистел и скоро уже карабкался своими острыми коготками по моей спине. Он продолжал негодовать: хозяйка или булка – это очень сложный выбор. Но я радостно провела рукой по его шелковистой шерстке, чем вызвала еще больше свиста.

Ближе к приречным зарослям Шорька успокоился и сиганул в кроны. Никогда не знаешь, когда повезет в следующий раз попрыгать по веткам с такой хозяйкой. Убедившись, что за мной никто не идёт, я заглянула в кустики. В такой компании «кустики» могут стать проблемой, поэтому с питьем с утра нужно быть осторожнее.

Я умыла лицо ледяной водой и прошлась по берегу, приглядываясь к плавнику. Набрала охапку всякого и несколько небольших, крепких коряжин сунула в карманы. Когда вернулась, в лагере уже было оживленно. Котлы с водой, набранной с ночи, побулькивали ухой. Рядом с ними суетился Клык, и я пристроилась к нему в помощь. Котел вызывал уважение объемами. Всё же наготовить еды на шестерых здоровых мужиков – та еще задача. Лицемер Дикий с таким видом сетовал на необходимость кормить нас с шорьком… Да если просто соскрести остатки со стенок этого котлища, хватит и на меня, и на Шорьку, и на десяток его приятелей.

Утренние сборы шли неспешно и без лишних эмоций. Никаких разговоров про вчерашнего гостя. Если бы не рана Ровнялы, можно было бы подумать, что мне всё приснилось. Впрочем, теперь, в свете утра, стало видно, что и на других нечисть оставила следы. У Пса был подпален рукав, у Дикого – отчего-то штанина на коленке. По копоти на оружии можно было судить, кто нанес врагу больше всего ран. Меч Пса и топор Пончика особенно выделялись. Меньше всего повезло Ровняле, но это понятно. Рана, кстати, у него заживала буквально на глазах. Я было подумывала колдануть незаметно, но судя по тому, как затягивался ожог, необходимости в этом не было. Шаман оказался силён.

После завтрака мы тронулись в путь. Шорька вольготно устроился на плече Пончика. Это понятно: там и места больше, и обзор лучше, и точно никто не засунет подмышку. Я достала из кармана коряжину, ножик из котомки и привычно принялась стругать деревяшку, придавая ей форму. Заготовки под простейшие заклинания никогда не лишние. Особенно в дороге.

– Ого, какой нож! – громко заметил Ровняла. – Откуда он у тебя?

– Так, дяденька, я же сирота, – пояснила я.

– И что? – спросил он.

– Сироту всяк обидеть норовит.

– А ты?

– Я не обидчивый, дяденька Ровняла. Отомщу по-быстрому, – я старательно затачивала кончик изогнутой палки. – И забуду.

Воин хохотнул:

– Слышал, Пёс, что Пипка говорит?

– Пипка – плохо, – неожиданно заявил Пончик.

Я от неожиданности чуть не порезалась. Ножик-то заговоренный, полпальца отхватишь и не заметишь.

– Что тебе плохого Пипка сделал? – тоже удивился Дикий.

– Пипка хороший, имя плохое, – охотно пояснил великан, и у меня отлегло от сердца.

– Он не Пипка, он у нас настоящий Пипец! – съязвил Пёс.

– Имя не очень, да, – проигнорировал его Дикий и задумался: – Пусть будет Скалозуб.

– Длинно, – возразил Ровняла.

– Скала, – предложил прямой, как лом, Клык.

– Какой из него «Скала»? Так, Скалёныш, – фыркнул Пёс.

– «Скалёныш» – это в точку, – согласился Ровняла.

– Будышь Скалоныш, – шлёпнул мне плечу Клык со всей своей варварской дури.

– Хвала Защитнице, – буркнула я, пытаясь восстановить работоспособность конечности.

– Это за что? – спросил Дикий и злобно зыркнул на варвара. Тот сделал вид, что ничего не было и, цокнув, ускорил шаг коня.

– Что не Пончик, – пояснила я.

Скалёныш так Скалёныш. Я что? Могу и позубоскалить, могу и оскалиться, могу и упереться, как скала.

Мужчины заржали, а я вернулась к вырезанию фигурки. Всё лучше так, чем бездельничать.

Какое-то время мы ехали молча. Потом Пончик затянул песню таким низким голосом, что, казалось, даже повозка вибрировала. В песне говорилось о воине, который остался один против стаи цхерков, и они разевают свои огромные огненные пасти, а он вспоминает девушку, что его не дождется и выйдет замуж за другого, отчий дом, дерево у крыльца… Следом за Пончиком тоскливую песню подтянули Дикий и Пёс. И даже Клык, который не очень дружил со слухом и слова не особо знал. Душевно так. И чего они над книгой гадкой мамаши Беннет смеялись? Хотя, конечно, мужские страдания – это совсем не то же самое, что женские. Женщины же про всякие глупости страдают: про любовь, верность, смерть. Другое дело мужчины! Они про смерть, верность, любовь!

Дорога шла до ужаса скучно. Мы ехали, ехали, ехали. И всё! И даже не встретили никого. Людей можно понять. Кто захочет путешествовать, когда нешьессы на путников нападают? Понять-то можно, но очень скучно. Мы даже ни одной остановки не сделали. Воины время от времени отставали по своим делам, а потом нагоняли. Хоть какое-то развлечение.

Как выяснилось, остановок не было потому, что впереди ждало село, где нам предстояло заночевать. Ночёвка в селе – это просто замечательно! Когда в самый зной впереди показались крыши домов, я воспрянула духом и полезла в котомку прятать нож и вырезанные заготовки. Где-то на самом дне мешка валялись мелкие деньги, которые могли пригодиться. Я закопалась двумя руками в содержимое котомки, отмечая про себя, что неплохо было бы кое-что из ценного зашить в корсет. Перебирала вещи, и сама не знаю, как получилось, но конверт, который я забрала из тайника мэтра, внезапно открылся, и оттуда показался корешок записной книжки. Может, письмо никогда и не было заклеено?

Я перерывала мешок, а записная книжка высовывалась всё сильнее и сильнее. Любопытство выгрызало меня изнутри. Я открыла книжку прямо там, в сумке, чтобы не привлекать лишнего внимания. Внутри она была исписана мелким почерком.

Я с надеждой смотрела на приближающиеся дома. Если бы учитель хотел, чтобы я её не прочитала, он бы заклеил конверт, верно? А если не заклеил, то наоборот. Если удастся найти место, где я смогу уединиться, обязательно почитаю, что там.

Загрузка...