Пионерский гамбит

Глава 10

— Анна Сергеевна, но почему сразу мы? — Прохоров выступил из строя и посмотрел на строгую педагогиню с выражением крайне оскорбленной невинности. — Мы же выступать готовились, сценку репетировали, ребят, скажите!

— Да, Анна Сергеевна, — нестройным хором отозвался второй отряд.

— Да потому что всегда, когда в лагере случалось ЧП, кто-то из вас имел к этому отношение, — Анна Сергеевна вздохнула, сняла с носа очки и принялась протирать их платочком. Пальцы ее заметно подрагивали, ноздри раздувались. — Мамонов! Выворачивай карманы!

— Анна Сергеевна! — голос Мамонова даже потерял свой всегдашний тембр «у меня жвачка во рту и вертел я вас всех на…» — Да я вообще не подходил даже туда! Я с Еленой Евгеньевной разговаривал. Елена Евгеньевна!

— Может они правда ни при чем? — тихо сказала вожатая и втянула голову в плечи. — Ребята так готовились, старались. Зачем им срывать мероприятие?

— Да потому что… — Анна Сергеевна шумно выдохнула и водрузила очки обратно на нос и медленно обвела нас всех взглядом. — Потому что больше некому, вот почему!

— Римское право рекомендует прежде всего искать, кому выгодно, — раздался слева от меня спокойный голос Чичериной-Цицероны.

— Только вот мы не в Риме, Чичерина! — повысила голос Анна Сергеевна. — А в Советском Союзе. И в нашем лагере произошел вопиющий случай!

— Так чего же вы от нас хотите, Анна Сергеевна? — голос Чичериной не изменился, разве что стал еще равнодушнее. — Чтобы кто-то из нас вышел из строя и признался? Сказал, что это он, даже если он этого не делал? Просто потому что вы предвзято к нам относитесь?

— Слова-то какие выучила… Предвзято! — презрительно фыркнула педагогиня. — Я отношусь к вам так, как вы того заслуживаете! Мамонов! Я что тебе сказала? Выворачивай карманы немедленно! Марчуков! Тебя тоже касается. Мусатов! Помолчи, Чичерина, тебя никто не спрашивал!

Мамонов угрюмо вышел из строя. Сунул руки в карманы и высыпал на стол содержимое своих карманов. Там оказалось несколько плоских камешков, значок в форме компаса с синим ободком и белой стрелкой и надписью «Турист СССР», две мятых пластинки клубничной жвачки и маленький складной ножик с треснувшей накладкой.

— Анна Сергеевна… — начал Марчуков. Но она повернулась к нему и придавила его к полу многотонной плитой своего тяжелого взгляда. Он втянул свою рыжую голову в плечи. К нехитрому богатству Мамонова добавилось несколько разноцветных пластмассовых пробок, три больших металлических пуговицы и колода засаленных карт.

«Сын степей» Мусатов не стал дожидаться дополнительных понуканий и просто вывернул оба кармана. За исключением нескольких крошек в них ничего не оказалось.

— И тебе не стыдно, Марчуков?! — Анна Сергеевна посмотрела на рыжего хохмача поверх очков. — Карты! Мы уже сколько раз об этом говорили? Сколько, да?

— Анна Сергеевна, ну не мог же я картами серную шашку поджечь! — запальчиво выкрикнул Марчуков.

— То есть ты знаешь, что там дымило?!

— Да любой дурак знает, Анна Сергеевна!

— На даче такими штуками теплицу обдымляли…

— А почему карты-то нельзя? Мы же не на деньги играем, а на интерес!

— Потому что есть правила, и им нужно подчиняться, а не устраивать тут балаган!

— Но мы же этого не делали!

— А кто тогда сделал?

— Там еще бомбочка бахнула, из марганцовки и магния…

— Кто это у нас такой подкованный еще?

— Да я ничего! Мне батя рассказывал, они такие делали в экспедиции когда были и деревенский клуб взрывали!

— Нашел, чем хвастаться, Кузин!

— Да я не хвастался, я просто…

— Так, хватит! Тихо всем! — Анна Сергеевна грохнула ладонью по столу. — Сегодня никаких танцев!

— Но за что, Анна Сергеевна? — спросил Прохоров.

— Не заслужили, — отрезала педагогиня. — Проведете время с пользой — подумаете над своим поведением.

Она забрала со стола складишок Мамонова и колоду карт и ушла с веранды в свою комнату. Елена Евгеньевна проводила ее испуганным взглядом, потом посмотрела на нас, а потом бросилась ее догонять.

— Это несправедливо! — Коровина вышла из строя и села на диван. — За что нас вообще наказали?

Отряд рассыпался. Кто-то разбрелся по своим комнатам, кто-то остался на веранде. Все гудели, бухтели, переживали вслух. Кто-то предлагал устроить детективное расследование инцидента и найти настоящего виновного. А кто-то, как и Анна Сергеевна, тоже был уверен, что все устроил кто-то из нас. И то, что в карманах не нашли спичек и упаковки от серных шашек ничего не доказывает.

На самом деле, мне было совершенно наплевать на то, кто это устроил и почему. Я вообще был даже рад этому движняку в клубе, потому что смотреть концерт детской самодеятельности и слушать лекцию о внутренней политике пионерского лагеря мне в тот момент уже осточертело. Если бы я знал, кто это все устроил, я бы ему даже медаль вручил. «За спасение от скуки третьей степени». Или даже сразу первой, что мелочиться-то? Или наоборот, третья степень круче?

Гораздо больше меня волновала совсем другая тема. Когда я слушал тот ночной разговор, в котором скользкий тип Верхолазов ухитрился развести Мамонова на пари, то подумал, что Верхолазов отлично так макнул Мамонова. Потому что, ну, без шансов же! Четырнадцатилетний пацан — и роковой соблазнитель, способный развести девушку старше него на то, чего в этой стране еще нет. «Этсамое, ага», — вспомнил я.

Но видимо, у Мамонова или правда есть какой-никакой опыт, или он просто из тех парней, которые сразу такими родились, что от них девчонки всех возрастов млеют. От трех и до восьмидесяти.

Перед тем, как убежать вслед за Анной Сергеевной, вожатая обменялась взглядами именно с Мамоновым. Будто уже искала у него поддержку.

Елена Евгеньевна снова вышла к нам на веранду. В нерешительности остановилась, потому что никто не обратил на ее появление никакого внимания — все были заняты собственными эмоциями после случившегося.

— Ребята? — неуверенно сказала она.

— Эй, народ, ша! — гаркнул Мамонов, и все тут же заткнулись. — Говорите, Елена Евгеньевна.

— Нам разрешают пойти на дискотеку? — встряла Коровина.

— Ой, да кто там тебя ждет, Коровина? Новый инструктор по плаванью? — Марчуков показал Коровиной язык.

— Да уж точно не тебя, Марчуков!

— Ребята, сегодня после ужина у нас объявляется чистый час, — сказала вожатая. — Наводим порядок рядом с отрядом и в комнатах.

— Да второй день же всего, мы даже намусорить не успели!

— Это нечестно! Девочки точно не виноваты, за что нас-то не пускать?

— Елена Евгеньевна, а вы тоже считаете, что это мы сделали? — Мамонов подошел к вожатой, но остановился на почтительном расстоянии.

— Тот, кто это сделал поступили плохо, и они должны понести наказание.

— Ой, да конечно. Кто-то сделал, а мы отдувайся!

— Если мы все с вами сможем вывести виновных на чистую воду, то…

— И как мы это будем делать, интересно? Как Шерлок Холмс, методом дедукции?

— Мы ведь уже наказаны! И ни за что!

— Может, делегацию от девочек к Анне Сергеевне направить? Аникина, у тебя же была шоколадка? От сладкого добреют…

— Да не разрешит она!

— Да блииин! Ну кому понадобилось устраивать это идиотство в самом начале смены!

— А если это вообще был кто-то из вожатых? А нам теперь втык ни за что?

Мамонов что-то прошептал на ухо Елене Евгеньевне, она кивнула, и они вместе вышли на улицу. Через окно веранды было видно, что они сели на скамейку и о чем-то разговаривают.

Да, пожалуй, мне и правда стоит вмешаться. Жалко девчонку. Ей трудно сейчас, а тут неформальный лидер рассыпался в знаках внимания и поддержке. Разумеется, она ведется. С подачи Коровиной большинство девчонок смотрят на нее как на врага, Анна Сергеевна, прямо скажем, довольно сомнительная моральная поддержка. Бросили вчерашнюю школьницу в самое пекло — в отряд детей, которые выше ее ростом, такое себе счастье начинающего педагога. Как бы она потом документы из педа не забрала после такого дебюта…

Только что делать? Просто явиться и рассказать про спор прямым текстом? Она может не поверить, потребовать доказательств, все уйдут в отказ, потом мне устроят темную за то, что испортил такое хорошее развлечение… Нет, открывать правду надо только в самом крайнем случае, если другого варианта вообще не будет.

Пообщаться с Мамоновым и убедить его, что этот спор — ужасная идея? Ну, вдруг этот парень где-то в глубине души неплохой человек?

Сигнал горна прервал мои размышления, пора было топать на ужин.

Настроение у отряда было угрюмым, так что никаких креативных речевок никто изобретать не стал. Проорали дежурное: «Открывайте шире двери, мы голодные как звери!» и молча расселись за столом.

— Тебя же Кирилл зовут? — вдруг спросила девчонка, сидящая справа.

— Угумс, — кивнул я, пережевывая котлету. Тщательно, как советовали Ильф и Петров. Кстати, я же собирался смотреть на всякие надписи, но так ни на одну и не обратил внимания.

— А меня Галя! А ты в какой школе учишься?

— В двадцать третьей, — от балды ляпнул я.

— Ой, и я! А почему я тебя там не видела?

— Мы только переехали, со следующего года буду там учиться.

— А заполнишь мою анкету?

— Что, прости? — я опустил в тарелку ложку с рассыпчатой пшенкой обратно в тарелку.

— Я же говорю — детский сад! — хихикнула другая девочка, слева.

— Ничего не детский сад, а память! — обиделась Галя. Я посмотрел на нее повнимательнее. Она была темноволосая, с короткой стрижкой, в розовой кофточке, на шее — ожерелье из пластмассовых цветочков. — Кирилл, ну тебе же несложно?

— А что делать-то надо?

— Ты что, не знаешь, что такое анкета?

— На вопросы отвечать?

— Вот, возьми! — Галя сунула мне на колени школьную тетрадку, разрисованную фломастерами. — Только отвечай честно, хорошо? Когда ответишь, занеси в третью палату!

— Угумс, — буркнул я и вернулся к своей пшенке с котлетой. Ничего не мог с собой поделать, сжирал все до крошки. Хотя ту же пшенку я раньше не любил, например. В последний раз ел ее, наверное, еще в школе.

«Хлеба к обеду в меру бери. Хлеб — драгценность! Им не сори!» — прочитал я, когда мы прокричали дежурное «Спасибо нашим поварам за то, что вкусно варят нам!»

Подумал и ухватил с тарелки пару кусочков хлеба и сунул в карман. Чисто рефлекторно, наверное. Вдруг проголодаюсь перед сном.

Очевидно, другие отряды никто на уборку территории не оставил. Откуда-то из-за деревьев доносились звуки дискотеки, что ужасно нервировало Коровину. По дороге с ужина она обсуждала с девчонками план побега на вожделенную танцплощадку, но наш цербер Анна Сергеевна ни с кого не спускала глаз. Так что девчонкам во главе с Коровиной приходилось довольствоваться только отголосками, бродя вокруг корпуса и выискивая фантики.

— Если сегодня после отбоя я услышу хоть слово, вся палата будет отжиматься! — заявила педагогиня, стоя на пороге. — Дверь не закрывать!

Да уж, справедливость… Интересно, она знает что-то такое, чего никто не знает, и берет отряд измором, чтобы вывести виновных на чистую воду? Или ее просто бесит любое инакомыслие, и она не допускает даже малейшей возможности признать собственную неправоту?

Мамонов со своими миньонами о чем-то тихо шушукались в своем углу. Но довольно скоро затихли. Ну да, если не позволять болтать и стоять на ушах, то здоровые подростковые организмы довольно быстро отрубаются.

Я сел на кровати, сонно зевнул, сунул ноги в кеды и поплелся к выходу. В каком-то смысле даже хорошо, что в любое время дня и ночи у нас есть легитимный способ выйти на улицу. Даже если Анна Сергеевна сейчас сидит в коридоре и караулит, то вряд ли она вернет меня под одеяло и потребует, чтобы я терпел до утра.

Я обошел корпус и прикинул, которое окно принадлежит Елене Евгеньевне. Прикинул, что скорее всего то, в котором горит свет и задернуты занавески к коричнево-зеленую клетку.

Я забрался на деревянную приступочку и тихонько постучал в окно. Свет погас, и из-за шторы показалось взволнованное лицо Елены Евгеньевны. Я приложил палец к губам. Она сделала большие глаза, но дернула шпенек шпингалета, и открыла окно.

— Крамской? — прошептала она. — Что ты тут делаешь? Тебе давно пора спать!

— Мне надо посоветоваться, — начал импровизировать я.

— Анна Сергеевна может услышать, тогда нас обоих накажут!

— Я ненадолго, правда.

— Ладно, тогда входи! — она посторонилась, давая мне дорогу.

Я толкнулся ногами от приступочки и легко забрался на подоконник. Комната ее была совсем крохотной. Чуть больше ширины окна. Помещалась тут только кровать, такая же как и в палатах и простой квадратный стол со стулом. Над столом была прибита книжная полка, на ней стояли несколько учебников, книжка «Поднятая целина» и томик с потертой тканевой обложке тускло-оранжевого цвета. Вроде я такие видел. Библиотека фантастики? На столе светилась лампа на гибкой стойке, лежал раскрытый учебник, тетрадка и недоеденное яблоко.

На стене над кроватью висело несколько фотокарточек со смутно-знакомыми мужчинами и женщинами. Киноактеры? Или какие-нибудь знаменитые педагоги?

— Что у тебя случилось? — прошептала Елена Евгеньевна.

— Мне надо посоветоваться, — тоже тихо ответил я. — Я в этом лагере первый раз, друзей у меня тут нет, а мне позарез надо. Обращаться к кому попало не хочу, засмеют еще. И тут я вспомнил про наш пространственно-временной континуум и понял, что могу обратиться к вам.

— Конечно, можешь, я же здесь для того, чтобы вам помогать! — вожатая села на кровать, а мне кивнула на стул.

— Понимаете, мне нравится одна девочка, — начал выдумывать я. Твою мать, вот что мне мешало придумать легенду заранее, а не громоздить что-то из головы прямо на ходу. Я сделал вид, что смущаюсь, а сам быстро-быстро перебирал, кого вообще из девчонок я запомнил. Галя эта со своей анкетой в фломастерный цветочек? Коровина? Аникина? Хотя она все время с Кузиным… О, точно же! — Цицерона. Ну, то есть Чичерина Аня. Я вместе с ней в автобусе ехал, ну и вообще… Она такая умная и особенная. Я хочу к ней… ну… подойти. Но боюсь, что она меня отбреет. Она такая суровая… Скажите мне, как женщина, Елена Евгеньевна, что мне делать?

Настороженность стала потихоньку уходить из ее глаз. Похоже, я оказался прав, что решил именно просить помощи, а не предлагать всяческую поддержку.

— Во-первых, не надо так сильно переживать, — сказала она. — То, что тебе кто-то нравится — это нормально, кроме того, Аня действительно очень умная девочка.

— Да, и такая начитанная! — шепотом восхитился я.

— Давай мы сделаем так… — Елена Евгеньевна хитро посмотрела на меня. — Я осторожно поговорю с ней и узнаю, как она к тебе относится.

— Только не говорите, что это я попросил! — я сделал большие испуганные глаза и подался вперед.

— Не вонуйся, я буду очень аккуратно спрашивать и тебя не выдам раньше времени. А еще лучше, я спрошу, какие мальчишки ей нравятся, и что она любит. Например, какие цветы или какие конфеты…

Я слушал быстрый шепот вожатой и смотрел на ее лицо. Она выглядела немного уставшей, но как будто не упавшей духом, как в прошлый раз. Действительно, хорошая девочка. Искренне хочет помочь, даже сама предложила чуть ли не лучший в такой ситуации вариант, не пытается читать мне нравоучения. Молодец, правда. Может из нее и правда получится отличный учитель.

— Вы лучшая, Елена Евгеньевна! — прошептал я и встал. Но тут за дверью раздались тихие шаги и осторожный стук в дверь.

— Еленочка, вы еще не спите? Можно вас на пять минут? — тихонько спросила из-за двери Анна Сергеевна.