Глава 5. Борьба с ветряными мельницами.



- Роман Сергеевич Гончаров? - раздался голос за моей спиной, когда я подошел к проходной и собирался зайти на территорию института.

Я обернулся.

Высокий молодой человек, в темном костюме смотрел на меня и ждал ответа. Сзади, справа и слева стояли еще двое - парень в полуспортивном костюме (джинсы и какая-то курточка, которую обычно носят легкоатлеты) и девушка, тоже спортивного телосложения, но в легком платьице. Но стояли они так, что сразу было понятно - дергаться бесполезно. К моему потенциальному сопротивлению они готовы и блокировать будут жестко, не уйдешь.

- Возможно. А вы кто?

Он вынул удостоверение и махнул им перед моими глазами так, как обычно любят делать оперативники спецслужб, чтобы огорошить противника и вместе с тем не дать подробно рассмотреть фотографию на удостоверении и организационную принадлежность.

- Лейтенант Артонов, ФСБ. Пройдемте.

- А в чем дело?

- Пройдемте, Вам всё объяснят.

Да! Прав был Леха. Вот и настал момент истины. Сейчас возьмут и начнут потрошить. Вспомнят все прошлые прегрешения, придумают новые и незаметно подведут к тому, что теперь ты просто обязан сообщить всё, что знаешь и не знаешь. Если не хочешь быть обвинен в пособничестве... врагам Родины. А тему, которая им интересна, замаскируют так, что сразу и не поймешь, о чем же тебя спрашивают.

Пять шагов от проходной и открылась дверь резко подъехавшего микроавтобуса, с наглухо тонированными стеклами.

Меня, не спрашивая согласия, мягко, но твердо, направили внутрь салона и усадили на сидение так, что резко встать и выпрыгнуть при всем желании не получится. Тем более, что вся уличная команда расселась вокруг. Как только дверь автобуса закрылась, он сорвался с места.

- Это что, похищение?

- Вам все объяснят.

- Я вообще-то на работу шел...

- Там в курсе.

Задавать вопросы, как видно, бесполезно. Это, скорее всего, простые опера, которым дали приказ задержать и доставить, вот они и рвут... пятую точку. А для чего и как, сами не знают.

Минут десять со скрипом и визгом тормозов в поворотах, микроавтобус летел по улицам и вот мы остановились у красивого здания, без всяких вывесок и табличек.

Никогда бы не подумал, что в нашем городе могут быть такие строения. Два этажа, подъезд с колоннами, и роскошный парк вокруг. Чисто выметенные дорожки и старинная чугунная ограда в рост человека, отсекающая, прилегающую к крыльцу, территорию от шумной улицы.

Ну, прямо частный дом олигарха, не особенно желающего светить свои богатства.

Опер Мартонов (или Артов?) пошел вперед, а меня, опять же мягко, но так, что и не посопротивляешься, извлекли из микроавтобуса и направили следом. И направляли так, что сразу стало ясно - у сопровождающих большой опыт в таких делах.

Холл, поворот, несколько шагов по коридору и дверь в кабинет. Меня ввели внутрь.

Это был не кабинет. Кабинетище. Я даже и не мог предположить, что в этих неказистых хоромах может быть такая роскошь.

Стол для совещаний буквой 'Т', как любят все большие начальники, куча телефонов на пристольной тумбе, какие-то шкафы по стенам. Наверняка кабинет начальника этого заведения.

Мне указали на свободный стул около торцевого стола, рядом с руководящим креслом, дождались когда я сяду и сделали шаг назад.

В руководящем кресле сидел представительный мужик лет пятидесяти. Тот кивнул моей охране? конвою? сопровождающим? и когда она вышла, стал смотреть на меня, ничего не говоря. И взгляд был такой... как смотрят на жука, которого насадили на булавку, а теперь думают - в какую коробочку поместить. А приведших меня оперов сменили двое, которые расселись на свои места так, как будто этот кабинет был им очень хорошо знаком.

Мужик за столом, так и не представившись, продолжил смотреть на меня, оценивая и размышляя, что со мной делать? И в его глазах, я читал вопрос, который он не мог решить - убить сразу или достать ножи и начать потихоньку сдирать кожу, чтобы клиент сам вспомнил нужное и начал рассказывать.

Но, с другой стороны... Есть такой психологический момент: начавший разговор, всегда в проигрыше. И вынужден непроизвольно - открыться. А молчащий, может оценить его манеру говорить и выстроить систему защиты. Психологической, конечно.

Вот и посмотрим: кто кого!

А потом мне стало смешно. И я улыбнулся.

Прессуют как матерого уголовника. Ну-ну. Посмотрим, что вы сможете мне, как это там... а, инкриминировать. Вот!

Через минуты три, мужик проговорил:

- Вот значит как. Ну, хорошо...

Снова немного помолчав, заговорил:

- Я начальник отдела дознания ФСБ России, полковник Сердюков, Александр Иванович. Роман Сергеевич, вы доставлены сюда для того, чтобы дать пояснения по вашей работе в институте. И чтобы не терять времени, мне бы хотелось, чтобы вы максимально подробно рассказали нам о своей работе за последние два года. И ответили на возможные вопросы.

Я перевел взгляд на руки следака. Тот крутил ручку, самую обычную шариковую ручку, и ждал ответа.

- Вы, может быть, не в курсе, но специфика моей работы в нашем институте... накладывает на меня некоторые обязательства. И, без разрешения первого отдела, знакомить посторонних (специально уколол этого сноба) с подробностями моей работы, не имею права.

Полковник открыл папку, которая лежала у него на столе, извлек оттуда листок и положил его передо мной.

- Вот официальное согласие Вашего руководства на раскрытие сведений по работам, в которых Вы принимали участие.

Прочитал листок, отпечатанный на бланке нашего института, и обратил внимания на дату. Три дня назад.

Подготовились, значит.

А сам документ был достаточно банален. В нем руководство нашего института давало разрешение на проведения опроса меня по тематике работ нашей лаборатории.

Правда была и хитрая оговорка: в части меня касающейся.

Подпись директора и начальника службы безопасности, в ведении которого и был первый отдел.

- Хорошая бумага, - положил на стол, перед полковником, - Даже на бланке. Только вот я никаких указаний не получал. И этот документ нужен вам и руководству института. А мне будет достаточно указания начальника первого отдела.

Полковник усмехнулся. Повернулся к селектору, нажал кнопку и бросил:

- Пригласите.

Открылась дверь, и вошел институтский начальник первого отдел.

- Николай Матвеевич, вот ваш сотрудник выражает сомнение в подлинности полученного нами от вас документа и хочет лично удостовериться, что ваше руководство дало разрешение на открытие информации.

На меня укоризненно посмотрел вошедший. Я знал его. Это действительно был наш начальник первого отдела.

- Роман! Не валяй дурака. Мы дали согласие на твой опрос. И документ настоящий.

- Угу. А потом, без такой бумажки, вы меня со свету сживете: зачем рассказывал, да зачем показывал. Нет, уж увольте.

Следак посмотрел на меня и спросил:

- Затруднения сняты? Спасибо, Николай Матвеевич.

Солидно. На мой непроизвольный фортель, заранее готовое решение. И думаю, что меня теперь не отпустят. Будут 'доить' до последнего. И могли уже предварительно с кем-то поговорить и кое-что узнать.

- На Вашем опросе будут присутствовать два наших сотрудника.

- Ваше право. Хоть пятьдесят. Но вопросы только по тематике моей работы.

Следак опять ухмыльнулся. Ох, не нравится мне всё это, ох не нравится.

- Это, - указал он на одного из присутствующих (седенького дедка, затрапезной внешности), - профессор Преображенский, Михаил Наумович. Это, - рука показала на моложавого господина, в котором угадывался младший брат полковника (в смысле занимаемой должности), - капитан Ермолаев, Николай Георгиевич. Он будет вести Ваше дело.

О, как! Уже дело шьют!

Классика.

Ну что ж. Придется играть в эти игры.

И вдруг до меня дошло, что было написано в бумаге: раскрытие сведений по работам, в которых я принимал участие. Бумага официальная, а значит и работы, по которым могут опрашивать, тоже должны быть официальные. А всё что делалось в инициативном порядке, никого касаться не должно. По крайней мере, доказать, что я в них участвовал, у них не получится.

Или я слишком оптимистичен?

В этой конторе официальные работы никого интересовать не должны. В том смысле, чтобы выпытывать подробности проведенных исследований у лиц, их проводящих. По ним и так можно получить любую информацию. Официальным порядком. И для этого не нужно никого дополнительно опрашивать. Ведь опрашивают тогда, когда возникают нестыковки в этих самых работах... или результатах.

А это означает, что в папочке полковника, лежит еще один сюрприз для меня, в виде официальной справки из института, с подробным перечнем работ, в которых я принимал участие. С точным описание тематики и полученных результатах. Так что скрывать очевидное - бесполезно.

- Итак, расскажите нам о своей работе за последние два года.

Вы когда-нибудь пытались вспомнить, что делали последний год? И так, чтобы всё было разложено по датам, темам, времени отпуска, больничным, срокам командировок и тому подобное. Да еще без ваших черновых записей и возможности свериться с официальной и личной бухгалтерией.

Причем, 'вспомнить' всё нужно было так, чтобы у сидящих в этом кабинете не возникли лишние вопросы. Ответы на которые, породят новые вопросы. Потом уточняющие вопросы. Потом уточнения на уточнения. И вот... вы попались.

Не бьются даты. Или последовательность событий не соответствует реальным. Или еще какая-то мелочь.

Будет время, попробуйте.

Я почесал голову и сказал:

- Календарь есть?

- Зачем?

- А вы что, считаете меня Вольфгангом Мессингом? Он там мог запомнить несколько тысяч цифр, а потом выдать их по любому запросу. Я вот не могу все вспомнить так сразу. Мне нужно подумать и восстановить события.

- Хорошо. Тогда назовите нам работы, в которых Вы участвовали.

Ну вот. Так и думал. Первая проверка на вшивость.

- Ну, это просто, - и я перечислил всё, к чему удалось прикоснуться.

- Вот тут, пожалуйста, подробно поясните, для чего Вам потребовались консультации с Шихманом.

Ай! Прокол. Не мой, а полковника.

Или сверхтонкая игра: заметит или не заметит клиент подставу.

- Кроме обсуждения развлечений на вечер, я с Шихманом ни о чем не консультировался. Не его тематика. А вводить чужих в тему, у нас не положено.

- То есть, Вы хотите сказать, что ничего со своими коллегами не обсуждали?

- Не ничего, а конкретно относящегося к теме работ. Общие принципы и математические модели - безусловно, обсуждались.

И вот так три часа. Скажи как? А так? А видел? А если не знал, то тогда как?

Гора вопросов, чтобы притупить мое внимание. И вдруг:

- А где сейчас Шихман?

- В отпуске.

- То есть, проверить ваши слова у нас не получится?

- Ну почему? Выйдет из отпуска - проверите. Или отзывайте.

- А где он отдыхает?

- Я не настолько близко знаком с Алексеем Арнольдовичем, чтобы он посвящал меня в столь интимные подробности.

- То есть, знать, где он отдыхает, может только руководство института?

- Мне казалось, что наше обсуждение затрагивает несколько иные темы. А вопросы мест отдыха сотрудников, стоит обсуждать с их родными или начальством.

- Хорошо. Тогда продолжим...

И опять - что, где, когда?

Через час полковник решил, что я дозрел и задал вопрос, который поставил меня в тупик:

- Какие конкретно функции выполняет установка, которую Вы собрали в операционном зале?

Что-то в груди ёкнуло - началось.

- Что значит функции? Это установка служит для получения новых покрытий. И в этом её основная функция.

- А не основная?

- А нет у нее не основных. Всё остальное обеспечивает её функционал.

Полковник помолчал и задал следующий вопрос:

- А для чего вы начали снимать блоки с установки?

- Что значит для чего? Для её модернизации. И эти работы проводятся с установкой постоянно.

Следак посмотрел на меня долгим изучающим взглядом и спросил так, как будто уже нашел вредителя и теперь просто поясняет ему всю меру его заблуждения.

- Это Ваша личная инициатива?

- Что значит личная? Я на работе и подчиняюсь распоряжениям руководителя.

- И по чьему же указанию вы проводите эту работу?

- Алексея Арнольдовича. За время его отпуска я должен полностью очистить площадку. И подготовиться к монтажу нового оборудования.

- Значит, у Вас есть план размещения этого нового оборудования?

- Откуда? Все планы в голове у шефа... Алексея Арнольдовича. А я просто выполняю его распоряжения.

И вот тут в разговор вступил этот непонятный профессор.

И начал подробный допрос. И его вопросы были не такими простыми, а были составлены так, чтобы выяснить все нюансы работы нашего аппарата. И для того, чтобы не упустить что-то важное, он регулярно заглядывал в свой конспект и шпарил по нему.

Для чего нужны эти и эти узлы? Как работает этот блок? Что делает эта схема? Откуда берется питание на эти элементы?

Мне сразу стало понятно, что установку пытались изучить. Втихаря, с привлечением сторонних специалистов. Но полностью понять все тонкости её работы не удалось. И вот сейчас под видом опроса из меня пытались достать информацию об особенностях конструкции.

И большой бедой было то, что я знал, для чего предназначены все узлы этой установки и как они работают. Ведь я ее и собирал. По существу я был ее Главным конструктором. Да, вместе с Максом и Лехой, но делал всё я. Они только говорили, что должно получиться на выходе, как нужно ориентировать магнитное поле, где поставить ловушки, активаторы, каких характеристик поля нужно достичь...

А я всё это считал, собирал или заказывал готовое.

И самое страшное было то, что прокол гипера придумал я. Точнее, как сделать этот самый прокол. И реализовать в железе.

Правда, сейчас часть модулей установки отсутствовала. А часть была заменена на другие.

Но остались... как бы это сказать, определенные элементы, которые изначально не предназначались для трансмутации. И их использование было несколько нелогичным. Можно было бы использовать совсем иные технические решения, более оптимальные именно для задачи нанесения покрытий.

Но тут было самое банальное объяснение.

Научная мысль не линейна. И то, что вчера казалось полезным, сегодня может быть признано вредным. То, что использовалось вчера и выглядело верхом совершенства, сегодня может быть сделано совершенно иным образом.

И тогда, многие элементы снимаются, или заменяются. А часть блоков, в которых много лишних функций, остаются памятником бесхозяйственности. Кажущейся бесхозяйственности. Потому, что в ряде случаев переделывать макет гораздо дороже, чем временно, на 'соплях', изменить конструкцию и проверить полученный результат. А ради достижения эфемерной эффективности и промышленного дизайна курочить работающее железо и добиваться оптимальности, чтобы завтра бросить в корзину и переделать все заново - нонсенс.

Вот на это я и упирал.

Где-то врал.

Где-то импровизировал.

Иногда говорил правду.

- И как же всё это у вас работало? - вопрос профессора не поставил меня в тупик, а согрел внутреннее эго.

- Устойчиво.

- И вы сможете все это продемонстрировать?

- Нет.

- Почему?

- Потому, что перед отпуском шефа... в смысле, Алексея Арнольдовича, у нас пробило высоковольтный кабель. Выбило внутренние автоматы и по питающим проводам сожгло управляющие компы. Их нужно менять, ставить новую прогу и только тогда можно запустить установку. Да и часть блоков я уже снял.

- То есть, если заменить управляющие машины и вернуть блоки на место, то установка заработает?

- Нет. Вы меня не слушаете. Нужно восстановить выгоревшую проводку, установить новые программы, провести юстировку и только тогда можно будет запускать установку.

- Я так понимаю, что проводку Вы уже восстановили?

- Нет. Только в пункте управления. А есть еще часть проводки в операционном зале. Да и смысла восстанавливать её там - никакого. Всё равно нужно будет перекладывать.

- А управляющие программы?

- У шефа в сейфе. И это тоже, когда он вернется. Да и всё равно ставить некуда. Компов-то нет.

- А если мы найдем машины?

- И вскроете сейф шефа? Нет, без него ничего не получится. Программы писали Макс и шеф. В смысле, Гирневич и Шихман. А без них я не смогу их установить.

- То есть, помочь нам, Вы отказываетесь?

- Не понял? Я-то здесь при чем? Я занимался только установкой силового оборудования. А ответственный за все шеф. И он дает допуск.

Я помолчал и затем сказал, стараясь выказать свое пренебрежение этим торопыгам:

- И потом, зачем вам так срочно нужна эта установка? Ну, да! Она дает уникальное покрытие и может сделать то, что не делает никто в мире. Но это не означает, что нужно срочно её запускать ради каких-то непонятных ваших целей. Приедет шеф, и получите возможность на ней поработать. Чего так спешить-то?

Полковник и профессор как-то быстро переглянулись.

Следак, каким-то уж слишком изучающим взглядом оглядел меня и произнес:

- Роман Сергеевич! Боюсь, что в ближайшее время увидеть Алексея Арнольдовича Шихмана у Вас не получится. Впрочем, как и Максима Гирневича.

И сказано это было таким тоном, что я непроизвольно вздрогнул.

- Они что... погибли?

- Нам это неизвестно. Но никуда из города они не выезжали. И это совершенно точно установленный факт.

- И вы подозреваете меня в их смерти? - уж если меня пытаются привязать к этому делу, то надо, хотя бы, выяснить на что они рассчитывают.

- Отчасти. Пока вы проходите по делу об их исчезновении - как свидетель.

Помолчал и добавил с нажимом в голосе:

- Самый важный свидетель. И поэтому мы не можем отпустить Вас домой. И сегодняшнюю ночь Вы проведете в изоляторе.

- Не понял? - это вызвалось у меня совершенно непроизвольно, - Я что - арестован?

- Пока задержаны. До выяснения. А дальнейшую Вашу судьбу определит следствие.

Полковник кивнул капитану, который до этого времени молча сидел за столом и изображал предмет мебели, тот показал мне на выход и мы друг за другом вышли из кабинета.

Может быть специально, а может и непроизвольно, но капитан, прикрывая дверь кабинета, не закрыл ее на щеколду замка, она немного приоткрылась, и получилась небольшая щель.

В коридоре он остановился, задержал меня и кликнул сопровождающего.

А в приоткрытую дверь до меня донеслось:

- Что скажете, Михаил Наумович?

- Вы знаете, Александр Иванович, а он не производит впечатление знающего человека. Так, нахватался верхушек. И мыслит не современными представлениями, а какой-то фантастикой. При этом даже формулы может привести. Странно. Но, похоже, он действительно был всего лишь ассистентом... с кандидатской степенью. И его не очень-то допускали к тайнам.

Молчание. Какие-то шорохи, затем снова:

- Вы знаете, нужно искать Шихмана и этого... - пошелестела бумага, - Гирневича. Похоже, что авторы именно они. И я бы поставил на Шихмана. Все-таки доктор наук. А у нас, у докторов, идеи приходят совершенно неожиданно.

Кто-то подошел к двери и закрыл её. Голоса стихли. Но и сказанного было достаточно. Если это только не игра. Так что надо и дальше придерживаться той же линии поведения.

***

Оказавшись в новом кабинете, со своим новым интервьюером, я вновь был вынужден пройти через муки ада.

Только теперь всё то, что звучало у полковника, кратко писалось на бумагу. Естественно, после уточняющих расспросов.

Правда, все наукоподобные вопросы этот следователь благополучно пропустил. И в протокол были внесены только те моменты, которые интересовали следствие с точки зрения моей работы в институте и отношений с Максом и Лехой. А так же подробности нашего последнего свидания с пропавшими.

Затем меня препроводили в камеру и оставили одного.

Правда, предварительно тщательно обыскав.

Хотя и тут был смешной момент.

То, что у меня есть часы (мой браском), наверное, отметил еще следователь. И охрана попыталась его у меня изъять.

Ага! Изъяли!

Когда охранник потребовал у меня часы, я испугался. Но делать было нечего, спорить с силой бесполезно и я, задрав рукав пиджака... увидел, что браском исчез.

То есть, я его ощущал на руке. Но совершенно не видел.

- А нету! - сказал я и показал охраннику пустое запястье.

Злобно сверкнув глазами, тот охлопал мои карманы и завел в камеру. Может быть, вещи задержанных они потом делили между собой, кто их знает. И поэтому был так... невежлив.

Вот ведь гады!

Весь день выносили мозг, лишили всех мелочей и оставили как без обеда, так и без ужина.

В камере под потолком были установлены две видеокамеры, расположенные по диагонали помещения. Значит и здесь меня ни на секунду не оставят без пригляда.

Делать в этом месте заточения было совершенно нечего. Дико хотелось есть. Но нарываться на неприятности я не стал.

Как был в своей одежде, так и улегся на дощатые нары и попробовал уснуть.

Но и здесь меня не оставили в покое.

Через полчаса откинулось окошко в железной двери, и голос охранника произнес:

- Задержанный! Ужин! - и через узкий лючок двери мне задвинули поднос с едой.

Утром картина повторилась. В восемь утра меня разбудил охранник, громким голосом возвестивший о начале нового дня:

- Задержанный! Подъем! Завтрак!

А потом опять продолжение допроса у молодого следака.

И опять всё по новой.

Те же вопросы про Макса и Леху, те же подробности работы в институте. Но добавилось и нечто свеженькое. Кто нас курировал по нашим работам, кто определял нам направление исследований, кому мы отчитывались по результатам... Ну и так далее.

А после обеда за меня опять взялся неизвестный науке профессор. И слушая его вопросы, я всё никак не мог понять - в каком времени он живет? Что-то из теорий Эйнштейна, что-то из физики середины двадцатого века. И, судя по уровню его вопросов и стилю их воплощения, этот ученый (а, скорее всего, даже псевдоученый) если и смог что-то опубликовать, то написал это явно со слов своего шефа, которого подслушивал во время его лекций студентам сельскохозяйственной академии, которым физика нужна лишь с одной стороны: земля - это твердь, а вода - это жидкость. И, видимо, кто-то порекомендовал этого научного неандертальца на сладкую должность и вот теперь он старательно делал вид, что в данном туманном деле он единственный авторитет, и только он сможет 'добыть' секретные знания у молодого шалопая.

***

- Что вы знаете о времени, Роман? - прозвучал очередной вопрос профессора.

Ну, вот опять! Еще один теоретик, который решил проверить меня на вшивость.

Но, зная, для чего он это делает, я произнес:

- В смысле, сколько сейчас времени?

- Нет-нет. Ответ на этот вопрос мне не интересен. Меня интересует время, как физическая величина.

Профессор посмотрел на меня и усмехнулся.

И вот что он ожидает в ответ?

- Ну, время измеряется с помощью различных приборов и...

- Нет-нет. Меня интересует не то, что Вы знаете об измерение времени, а что Вы знаете о времени. Как координате единого пространства-времени.

- Вы хотите поговорить о теории относительности? - сыграв удивление, спросил я.

- Нет. Вы меня не понимаете, - Ага, как же, не понимаю, ты старый пень пытаешься меня развести на мои знания теории Макса и Лехи, и это твои начальные подколки, - меня интересует время, как форма протекания физических процессов.

- А что конкретно Вас интересует?

Ага, вон как глазки загорелись. Сейчас будет подсекать.

- Как вы используете время в ваших расчетах?

И почему сразу не спросить: в расчетах теории Шихмана-Гирневича?

- Да очень просто. Скалярная величина, которая позволяет определить длительность процесса...

Дальше я плел то, что помнил из институтского курса. Но там нам давали совсем не много, поэтому через минуту я иссяк.

- Дааа. И это всё?

- А что Вы хотите? Я ведь не физик-теоретик. И мне время нужно только в расчетах. И моих знаний о времени мне вполне хватает.

Профессор помолчал.

- А что вы можете сказать о теориях, в которых используются несколько... нестандартные определения времени.

- Вы знаете, для того чтобы ответить на Ваш вопрос, мне нужно понять, что Вы понимаете под стандартным определением времени?

Профессор задумался. Сам спросил и, наверное, не смог определиться с ответом.

А может он рассчитывал на то, что я, как молодой фанатик-ученый, брошусь с разъяснениями неправильности господствующих представлений и сам начну рассказывать, как должно быть устроено это самое пространство-время. С точки зрения тех постулатов, на которых и построена наша установка.

- Ну, к примеру, теория времени Козырева...

- Полная ерунда. Только для фанатов чего-то необычного.

Профессор опять задумался и начал перебирать все известные ему теории. Было их не так и много, но я избрал тактику, при которой о первой отзывался положительно, а о следующей - отрицательно. И при этом, не особенно задумываясь над смыслом вопроса.

Попрыгав по теоретическим вопросам, ученый муж решил перейти к практике.

- А в чем состоит особенность идеи, которую Вы применили для вашей установки?

- В её необычности.

- И в чем же проявляется эта необычность?

- В полученном результате.

- И все же, на каких принципах базируется ваша... - он посмотрел в бумажку и продолжил, - трансмутация.

- Сугубо на физических. Никакой мистики.

- А...

Еще полчаса он делал вид, что его крайне интересует тема нанесения новых покрытий и наша установка, реализующая именно этот подход. Впрочем, иногда он вставлял и вопросы об особенностях ее работы. Но они были сформулированы так, что становилось ясно - меня колют на тонкости работы нашей шайтан-машины. А всё остальное - необходимый флёр.

Но, по задаваемым вопросам я смог уловить главное.

На самом деле профессора интересовало всего лишь следующее.

Первое: откуда в нашей установке взялось там много энергии, что произошел взрыв (вот ведь гады, докопались до нашей первой неудачи).

И второе: кто автор идеи нашей установки.

На второй я смог ответить честно и откровенно. Вот и пусть попробуют использовать установку Карапетяна. И получить эту самую трансмутацию. Ну, или при удачном стечении обстоятельств - портал.

А вот первый... На первый я стал плести околонаучную чушь, рассказывая о том, что если 'накачать' материал кристаллической решетки электромагнитным полем, то при определенной частоте воздействия, это поле может перейти на самогенерацию. И тогда можно получить очень много энергии, которую будет вырабатывать сама материя. И вот эту энергию и можно использовать для преобразования атомов.

Мой слушатель кивал головой с умным видом, а мне оставалось смотреть на него и удивляться. Он на самом деле такой тупой, или прикидывается?

В общем, сейчас я во всю развлекался. Но и понимал каким-то задним умом (а, может, тем самым вторым потоком сознания?), что профессор просто раскидывает сети. Чтобы в них попался такой лох, как я.

Следом он проанализирует мои ответы и составит новый перечень вопросов. Уже куда как более конкретных. И я просто буду должен на них хоть что-то ответить.

Потом новая итерация и... попался.

Дальше будут конкретные вопросы, на которые нужны четкие ответы...

***

И всё же я никак не мог понять только одного.

Ну, вот меня два дня мучают совершенно бестолковыми расспросами. А согласно нашему уголовному кодексу (правда, тонкостей его я совершенно не знал, а только располагал общедоступными слухами) меня могут задержать на три дня.

Потом необходимо предъявить обвинение и суд должен дать санкцию на мой арест.

А для этого нужно собрать доказательную базу по моей виновности.

А сбора этой самой базы как-то не прослеживается.

Ну не понесут же они в суд мой околонаучный бред о трансмутации и на этом основании потребуют ареста меня как особо ценного лица, обладающего знаниями, интересующими иностранную разведку?

Да нет, конечно.

А значит, они чего-то готовят. И мое задержание нужно именно для того, чтобы я не сорвался с крючка и не сделал ноги. Лови меня потом по дебрям Великороссии. А там еще могут и пристрелить случайно. Если объявить в розыск, как особо опасного преступника.

Значит, что?

Единственное, в достаточной степени криминальное, что мне можно предъявить - это исчезновение Макса и Лехи с работы. Правда во всех фильмах и книгах говорят о том, что раз нет трупа, то доказать следствие ничего не сможет.

Но это следствие. Которому нужно списать 'висяки'.

А этим джентльменам на трупы плевать. Не интересуют они их. Совсем.

Им необходимо совершенно другое.

И навешивание на меня ауры потенциального злодея нужно лишь для одного - подготовиться и выжать из меня информацию по установке.

И боюсь, что они могут пойти на многие не совсем законные действия.

Что у нас, мало в тюрьмах умирает подследственных? Которые раскаялись в своих преступлениях?

Попробуй потом докажи, что ты умер не насильственной смертью.

Мертвые молчат.

А значит, всё это очень хреново.

***

Самые мрачные предчувствия начали сбываться.

Вечером меня вызвали на допрос к молодому следаку и предъявили обвинение.

Глупые, конечно же. Но, это с моей точки зрения. А для суда - более чем достаточные.

Злодей Гончаров лишил жизни двух сотрудников института.

Предположительно, из корыстных побуждений.

И факты этой самой корысти были на лицо. В портмоне Гончарова были обнаружены зарплатные карточки пропавших сотрудников. С пин-кодами, чтобы можно было обналичить деньги.

И для сокрытия следов своего преступного деяния, он вечером, через знакомого охранника, вернул пропуска пропавших сотрудников на место. Чтобы завести возможное расследование в тупик.

Предположительно, свой коварный умысел он осуществил на установке, которую создали в лаборатории, где и трудились означенные выше лица. А для заметания следов, совершил диверсию, выведя установку из строя. А на ней проводились совершенно секретные опыты, результатами которых должно было явиться создание новой прорывной технологии.

Ну, там еще по мелочи: нанесение материального вреда организации, путем уничтожения предметов, которые составляли коммерческую тайну (вот про что это они, я так и не понял).

Дааа. Факты упрямая вещь!

А жонглирование фактами - истинное мастерство.

И ведь со стороны и не подкопаешься.

Всё верно.

Победно смотря на меня, как только я ознакомился с перечнем предъявленных мне обвинений, следак произнес:

- Так что, Роман Сергеевич, как минимум три или четыре статьи уголовного кодекса Вы себе нарисовали. И по самой интересной, пятнадцать лет строгого режима Вам уже обеспечено. И это минимум. Плюс материальные выплаты, которые вы будете делать всё это время. Да и когда Ваш срок окончится, за Вами так и останется очень значительная сумма.

Вот зачем всё это было говорить? То, что всё сфабриковано, прекрасно понимал и я и он.

Но, всё же, мне подумалось, что маловато у них материала. Серьезный следователь поймет, что эти факты можно интерпретировать по-разному. Правда, вот он - серьезный. Сидит напротив меня. И прекрасно всё понимает. А значит, должен последовать и пряник. Уж слишком круто они меня пугают.

- Всё, что вы тут мне рассказали, можно представить и по-другому, - посмотрел в глаза следака, но никакого отклика там не увидел - мертвый взгляд снулой рыбы, - тем более, что фактов у вас никаких нет.

- Ну почему же нет. Вот есть биологическая экспертиза. Которая однозначно говорит о том, что обнаружены следы крови и борьбы на установке...

Это он имеет в виду те следы, которые мы все там оставили, когда меняли эффекторы. Порезались тогда все вместе знатно. Кто же знал, что они будут такие тяжелые и иметь столь острые грани.

- ...вот следы кислоты, в которой Вы растворяли трупы...

Нашли, значит, гады, остатки моего творчества по ликвидации блоков прокола гипера. А ведь я их на помойку вытащил и зарыл в мусоре. Так ведь нет, раскопали.

- ...вот ваши отпечатки на сейфе Шихмана...

Врет! Нет там моих отпечатков.

А впрочем... Нет, могут быть. Только очень старые. Леха иногда оставлял нам с Максом ключи, когда куда-нибудь уезжал.

- И кстати! - посмотрел на меня с интересом, - А зачем Вы уничтожили все записи Шихмана и Гирневича? Неужто, на самом деле, собирались сбежать на запад?

Ну, вот что на это сказать?

Что собирался сбежать? Сочтут за признание. Что не собирался? Так всё равно найдут удобную для них причину моего столь странного поведения. А то, что бумаги уничтожали все вместе и по вполне прозаической причине, так это их и не заинтересует.

Так что, оставим без ответа.

Следак замолчал.

И молчал достаточно долго.

Наверное, давал мне возможность проникнуться мыслью о моем незавидном положении.

Я отвернулся и смотрел на противоположную стену.

- Впрочем, - начал очередной заход мой визави, - у Вас есть возможность существенно смягчить вашу вину.

Здесь, по закону жанра, я должен был заинтересоваться и начать вымаливать снисхождение.

Ну что ж, не будем отступать от канона.

- И каким же образом?

- Вы должны чистосердечно ответить на все вопросы следствия. Тогда мы, учтя Ваше искреннее... именно искреннее раскаяние, будем ходатайствовать перед судом об уменьшении Вашего наказания.

То есть, меня делают козлом отпущения, и, так уж и быть, немного уменьшат срок, который мне назначат. Вместо пятнадцати лет, дадут четырнадцать... с половиной.

Стоп! А ведь меня совсем не простят. А только учтут 'моё раскаяние'. А это значит, что у ребят серьезные проблемы.

Хмм. Да они, наверное, получили по первое число.

Прошляпили Шихмана и Гирневича, а теперь имеют какого-то лаборанта, который в принципе ничего нужного знать не может. Так, отдельные детали, которые для понимания процесса совсем не существенны.

А значит...

- Ничего, сверх того, что я уже сообщил, мне не известно. Это, во-первых. А во-вторых - никакой моей вины в исчезновении (не в гибели, а именно исчезновении - ведь трупов-то не нашли) Шихмана и Гирневича нет. И все ваши попытки подтасовать факты, считаю должностным преступлением. И считаю, что суд в этом разберется и не я, а все вы, понесёте наказание.

Да! Давно я не видел такого удивления в глазах своего оппонента.

Ведь вроде уже всё! Вот он преступник - сидит и трясётся!

Спёкся!

Ща я его дожму...

И вдруг!

Гав-гав.

Удивление медленно сменилось злостью. И даже искорками ярости, которые мелькнули в глазах этого следака.

- Роман Сергеевич! Вы сами себе выбрали свою долю. Охрана! Проводите в камеру.

***

Никаких мыслей в голове.

Точнее, что-то там есть, но все какой-то сумбур.

Не спится.

Глаза закрыты и перед мысленным взором следак с удивленным лицом...

Левая рука ощутила небольшую дрожь в районе запястья. А следом за этим, пискнул браском. Лежа на нарах, поднял руку к глазам и увидел сообщение: 'На противоположной стене портал. Активация через...'. И строка времени, показывающая, сколько осталось до его открытия.

Я встал, подошел к стене и начал искать место, где может появиться портальное окно.

Странно, но именно сейчас, коридорный охранник откинул окошко, через которое оценивал мои безобразия в камере и заметил, что я стою у пустой стены и пытаюсь что-то на ней рассмотреть.

Загремели ключи, которыми он начал быстро открывать дверь моей кельи. В этот момент окно портала мигнуло и показало точное место перехода, и я понял, куда нужно идти.

Шаг в неизвестность и заполошный крик за спиной:

- Стой, су...



Загрузка...