Палата для больных раком

1

С недавних пор Каору стал выглядеть много старше своих двадцати. И вовсе не из-за выражения лица. Взрослым он был не только внешне, но и по своему внутреннему устройству. Люди, знавшие его, говорили, что юноша развит не по годам.

Сам Каору не считал это простой случайностью, с тринадцати лет ему пришлось взять на себя роль главы семьи. Десять лет назад, когда он был еще учеником младшей школы, невысокий щуплый мальчик выглядел, скорее, младше своих лет. Усвоивший от отца начала естественных наук, от матери — начала филологии, он считался умным ребенком. Его не беспокоили повседневные дела, основным его занятием было заставлять свое воображение работать над вопросом устройства мира.

Когда Каору вспоминал о том времени, ему казалось, что сейчас он живет совсем в другом мире. Тогда он ночи напролет проводил, болтая с родителями и играя на компьютере. Не было ни малейшего намека на нависшую над семьей тень. Его идея о том, что между расположением поселков долгожителей и магнитными аномалиями Земли, возможно, есть связь, подтолкнула его к замыслу поездки на границу североамериканских штатов Аризоны, Юты, Колорадо и Нью-Мексико, где отрицательный показатель магнитных отклонений был особенно высок. Он даже заставил отца подписать договор.

Это соглашение о поездке в Северную Америку Каору до сих пор бережно хранил у себя в столе. Договор, который в конце концов так и остался не выполненным. Хидэюки до последнего момента не отказывался от своего обещания, но учившийся на медицинском факультете Каору отлично знал, что выполнить его практически невозможно.

Каору не мог понять, когда и как в тело его отца вторгся вирус метастазного рака. Возможно, несколько лет тому назад, когда отец начал жаловаться на боли в желудке. Наверное, тогда вирус сделал паковой одну из клеток в его теле. Появившаяся раковая клетка начала свое первое деление сразу после того, как отец пообещал поехать в пустыню. А дальше опухоль стала разрастаться незаметно, но упорно, и путешествие всей семьей в Северную Америку превратилось в несбывшуюся мечту.

Запланированную поездку Хидэюки в лабораторию Нью-Мексико отложили, и только через три года после обещания поехать в Северную Америку ее внесли в рабочий план. Хидэюки должен был пробыть в исследовательских центрах Лос-Аламоса и Санта-Фе примерно три месяца. Он хотел привезти туда Матико и Каору, чтобы они посетили место с минусовой магнитной аномалией, которое все еще не давало Каору покоя.

В начале лета, когда Хидэюки заранее, за два месяца, забронировал места в самолете и уже готовился к путешествию в кругу семьи, он вдруг начал жаловаться на боли в груди. Обратись он тогда к врачу...

Но Хидэюки не слушал советов Матико и, решив, что это расстройство желудка, не стал менять свои планы.

Лето было в разгаре, а боль в желудке усиливалась, и вот за три недели до запланированной поездки у Хидэюки началась сильная рвота. Но, даже несмотря на нее, он продолжал говорить, что ничего страшного не происходит. И поскольку он считал, что нельзя отменять поездку, о которой так мечтала его семья, то продолжал отказываться от тщательного обследования.

Но симптомы перешли предел, до которого их можно было игнорировать, и Хидэюки наконец согласился пройти обследование у знакомого врача из университетской больницы. В результате тщательного осмотра тот обнаружил в привратнике желудка полипы, и Хидэюки пришлось лечь в больницу.

Поездку, разумеется, отложили. Но и Каору и Матико было уже не до поездки. От лечащего врача они узнали, что полипы оказались злокачественными.

Таким образом, каникулы для тринадцатилетнего Каору из рая очень быстро превратились в ад. Пришлось не только забыть о долгожданной поездке. Вся семья провела то жаркое лето в перемещениях между домом и больницей.

В следующем году я вылечусь, и мы, как я обещал, обязательно поедем в пустыню...

Оптимизм Хидэюки был единственным успокоением.

Матико верила словам мужа, так как от мысли, что шансов у него один на десять тысяч, ей становилось плохо, и она отдавалась этой слабости.

В этой ситуации Каору ничего не оставалось, как взять на себя обязанности главы семьи. Он готовил на кухне вместо матери, которая стала совсем мало есть. Каору не только насильно впихивал матери в рот еду, но и, основываясь на приобретенных им медицинских знаниях, пытался взрастить образ радостного будущего в ее сознании.

Операция по удалению двух третей желудка прошла успешно, оставалось только сделать пересадку. К концу лета — началу осени он смог вернуться в лабораторию.

С этого момента отношения отца и сына заметно изменились. Хидэюки стал уважать Каору как мужчину за то, что сын поддерживал его, пока он был в больнице; начал гораздо больше, чем прежде, общаться с ним. Он словно бы взялся за воспитание в Каору сильного мужчины: прекратил называть сына Бонзой, настаивал на том, чтобы тот больше занимался физическими упражнениями, а не играл на компьютере. Мальчик почувствовал, что отец отчаянно хочет передать ему что-то, что сам уже не может удержать. Он не стал сопротивляться и пошел отцу навстречу.

Каору ощущал любовь Хидэюки, чувствовал, что становится для него особенным человеком, наследующим отцовскую силу воли. Он все никак не мог забыть, какая гордость по этому поводу кипела в нем тогда.

Без особенных происшествий прошло два года, Каору ожидал свой пятнадцатый день рождения. Но у отца в организме снова начали происходить необратимые изменения. Изменения эти обозначили себя стулом с кровью.

Кровь — это та красная лампочка, которая со стопроцентной вероятностью сигнализирует о том, что рак начал свое движение. Хидэюки не задумываясь пошел к врачу. Выпив барий, он прошел рентгеноскопию. У него обнаружили признаки частичного зажимания s-образной ободочной кишки. Все, что не было удалено при операции, находилось в ужасном состоянии.

Существовало два варианта проведения операции: сохранить часть ануса или провести гораздо более обширные удаления и создать искусственный анус. В первом случае существовал риск, что будут упущены незаметно проникшие в организм раковые клетки и рак разовьется снова. Во втором s-образную ободочную кишку удалили бы полностью и можно было бы ожидать более надежных результатов. Врач считал, что гораздо лучше сделать полностью искусственный анус, но, учитывая последствия этого решения для повседневной жизни, окончательное решение оставили за пациентом.

Хидэюки, однако, с легкостью согласился на искусственный анус.

«Попытайтесь вскрыть, если не будет полной уверенности, что не произойдет инфильтрации, то без колебаний удаляйте анус». Так сказал он сам. Он решил пойти на риск, чтобы увеличить свои шансы на выживание.

И снова летом лег в больницу и перенес операцию.

При вскрытии степень инфильтрации оказалась меньше обычно ожидаемой в таком случае, и можно было оставить где-то пятьдесят процентов ануса, но хирург принял во внимание пожелание пациента и удалил всю s-образную кишку.

Выписывался Хидэюки, как и два года назад, в начале осени. Преследуемый нескончаемыми кошмарами о повторном возникновении рака, он привыкал к жизни с искусственным анусом.

Ровно через два года загорелся желтый сигнал тревоги. Хидэюки весь пожелтел, симптомы с каждым днем проявлялись все сильнее. Это были легко распознаваемые признаки желтухи, значит, не исключено, что раком поражена печень.

Врачам оставалось лишь разводить руками, хоть они и были уверены, что во время проведенных ранее операций рак не перешел на печень и лимфатические узлы.

С тех пор усилился интерес Каору к общей медицине. У него были сомнения насчет этой не очень понятной по своей природе болезни отца. Возможно, появилось новое заболевание, отличное от какой-либо из разновидностей рака. И вот в возрасте семнадцати лет, окончив высшую школу, он поступил на медицинский факультет того же университета, что когда-то закончил его отец.

* * *

Хидэюки прошел через третью операцию и потерял полпечени. Хоть он и выписался из больницы, но Каору и Матико уже не считали, что в этот раз он поправится. Вся семья, дрожа от страха, только и делала, что вычисляла, куда в следующий раз переместится враждебная сила, нельзя было и мечтать, как прежде, уютно посидеть всем вместе.

«Пока у него не вынут все органы до последнего, рак от него не отстанет», — вовсе не шутя повторяла Матико. Она уже перестала слушать Каору, несмотря на все его медицинские познания. Если кто-нибудь говорил, что открыли новую вакцину, пусть даже действенность ее еще не подтверждена, она прилагала все усилия, чтобы ее достать. Когда сказали, что действует лечение витаминами, она тут же опробовала его и, предоставив врачам лечить лимфатические узлы Хидэюки, сама искала панацею в новых религиозных течениях. Не важно что, лишь бы помогло. Чтобы спасти жизнь мужа, она бы даже продала душу дьяволу. Вид снующей туда-сюда матери, у которой на лице было написано, что она готова идти до последнего, навевал Каору мрачные мысли.

Вскоре Хидэюки стал проводить почти все время на больничной койке. Ему было только сорок девять лет, а посторонним он казался семидесятилетним стариком. Из-за противораковой терапии у него выпали почти все волосы, он исхудал, кожа поблекла, он постоянно шарил пальцами по телу, жалуясь на нестерпимый зуд. Правда, желание выжить не покидало его.

Держа за руки сидевших у кровати жену и сына, он через силу усмехался:

— Эй, вы не забыли? В следующем году мы поедем в Северную Америку, в пустыню.

Было что-то притягательное и патетическое в фигуре этого человека, который, борясь с болезнью, всерьез собирался выполнить обещание.

Пока отец выглядел оптимистически настроенным, отчаянье в душе Каору затихало. Каждый раз, когда самочувствие Хидэюки ухудшалось, ему казалось, что это последний бой отца с болезнью.

Тем временем рак с такими же симптомами принял характер синдрома, и, начиная с Японии, случаи заболевания им стали регистрироваться по всему миру. Среди врачей лишь несколько человек отважились выдвинуть теории относительно преобразований клеточного рака под воздействием нового вируса, но никому не было ясно, насколько он изменит будущее. Еще ниоткуда не поступало сообщений о том, что этот вирус начал размножаться, но в воздухе уже висел страх перед распространением рака, разносимого вирусом.

Стало понятным, что появилась какая-то странная зараза, но чтобы остановить вирус-убийцу, потребуется несколько лет. Неудивительно, что, когда рак, которым болел Хидэюки, поразил несколько миллионов человек, все подумали, что это изменившаяся форма рака, а не новая болезнь.

В мире постепенно росло беспокойство по поводу новой напасти.

И наконец через год в лаборатории университета К. удалось полностью воспроизвести митоз вируса. Выяснилось, что это совершенно новый вид.

У metastic human cancer virus — вируса метастазного рака у людей, как его назвали, были свои отличительные черты.

Прежде всего, инициировал болезнь, вызывая образование раковых клеток, ретро-вирус РНК. Потом, независимо от того, произошла ли абсорбция элементов, вызывающих заболевание, все зараженные вирусом люди становились уязвимы для рака. Хотя тут имелось небольшое отличие. Было подтверждено, что существует весьма небольшое число людей, которые, оставаясь носителями, сами не заболевают. Инкубационный период длится от трех до пятнадцати лет — у разных людей по-разному.

Следующей особенностью было то, что вирус, вследствие активности лимфатической системы, передается другим людям. Он передается не по воздуху, а половым путем, через переливание крови, материнское молоко и другие подобные виды контактов. В данный момент сила распространения была не велика. Но не существовало никакой гарантии, что в будущем он не сможет распространяться и по воздуху. Вирус способен изменяться снова и снова со страшной скоростью.

Были также ученые, которые, исходя из различных вариантов возникновения эпидемии, предположили, что, возможно, новый раковый вирус является результатом резких изменений, произошедших с вирусом СПИДа. Возможно, вирус СПИДа, предчувствуя, что со временем будет уничтожен вакциной, как-то очень ловко перестроился, замыслив стать новым раковым вирусом...

Действительно, оба вируса были поразительно похожи не только способом распространения, но и тем, как они обосновывались в человеческих клетках.

Сначала вирус метастазного рака, имеющий энзим изменяемой Редупликации, соединяется с элементами клеток человеческого тела и выделяет энзим на РНК, и в результате этих двух процессов синтезируется двойная цепочка ДНК.

Затем синтезированная ДНК соединяется с ДНК обычных клеток, клетки изменяются, и начинается их раковое деление. На этом можно и закончить. Но клетка, не различающая, где ее собственная ДНК, а где ДНК вируса, начинает быстро воспроизводить вирус и выводить его за свои пределы. Выведенный за пределы клетки вирус проходит по кровеносным сосудам и лимфатическим узлам и, умело избегая атак со стороны иммунных клеток, получает все шансы попасть в другие тела.

Третья особенность состояла в том, что вызванный вирусом рак практически неизбежно активно осуществлял инфильтрацию и давал метастазы. Само название: вирус метастазного рака — появилось благодаря этой особенности.

Изначально опухоли бывают доброкачественными и злокачественными, но это различие заключается в двух предельно неприятных признаках — инфильтрации и метастазе. Например, если появившаяся опухоль не расширяется и не проникает в кровеносные и лимфатические сосуды, то не стоит особо волноваться.

В случае же с метастазным раком его распространение сопровождается быстрым ростом и сильной инфильтрацией, и он имеет сильную устойчивость против иммунитета, полученного при циркуляции в кровеносных и лимфатических сосудах. У метастазного рака вероятность развития больше, чем у обычного, даже с учетом преград, создаваемых циркуляцией крови.

Так что в случаях с этим раком практически с абсолютной уверенностью можно прогнозировать метастазы. Фразу: «Вылечат рак или нет» — теперь можно было заменить фразой: «Предотвратят метастазы или нет». Кстати, почти стопроцентная вероятность возникновения метастазов заставляет признать невозможность излечения от метастазного рака в ближайшее время.

Четвертая особенность заключалась в том, что возникшая из-за нового вируса раковая клетка была, по сути, бессмертной, она продолжала жить до самой смерти хозяина.

Обычные клетки в человеческом теле могут делиться только определенное количество раз — точно так же и человеку изначально дано прожить только один жизненный срок. Например, нервные клетки с взрослением человека теряют способность к воспроизведению и больше не обновляются. Можно сказать, что продолжительность жизни нервных клеток совпадает с продолжительностью человеческой жизни.

Таким образом, продолжительность жизни клеток связана с продолжительностью жизни человеческого тела как такового, однако клетки, пораженные метастазным раком, даже если их удалить из тела и подпитывать, поместив в питательный раствор, будут делиться до бесконечности и никогда не умрут.

Появились религиозные деятели, затрагивавшие этот момент в своих «пророческих» речах.

Если удастся удачно привить способности раковых клеток клеткам обычным, то люди смогут обрести не стареющие и не умирающие тела.

Разумеется, все это было не более чем болтовней всяких проходимцев. А клетки, обретшие вечную жизнь, убивали своих носителей, правда, то, что они сами при этом умирали, воспринималось как противоречие.

2

Сезон дождей (на который в следующем году были запланированы государственные экзамены) Каору провел по горло в делах. Уход за больным отцом и приработки занимали слишком много времени. Было не до учебы. Да и психическое состояние матери требовало внимания.

Мать, если за ней не проследить, постоянно хваталась за все, что имело этикетку «особо эффективного средства от рака». Была опасность полностью потерять над ней контроль.

Хидэюки не нравилось, что сын постоянно занят. Ему все казалось, что время, которое следовало бы посвятить работе, тратится впустую. Когда он понял, что виновата его болезнь, он стал еще более раздражительным, начал выдавать Каору деньги только на университет и постоянно говорил, что нужно делать сбережения. Он до сих пор мог чваниться и хвастаться, Каору же, напротив, избегал даже шуток в таком духе.

Теперь, с точки зрения Каору, тянувшего на себе весь семейный бюджет, получалось, что средств становится все меньше и ничего другого не остается, кроме как работать, однако он не решался обвинить отца в развале семейного бюджета. Объяснить отцу всю серьезность ситуации не было никакой возможности. Поэтому он врал, говоря, что работает, чтобы получить деньги на развлечения.

Когда Каору был рядом с отцом, он всегда хотел успокоить его. Ни в коем случае нельзя было дать ему понять, что из-за его болезни доходы в семье снизились и жене с сыном стало тяжело жить. К счастью, как студенту медицинского факультета, юноше удавалось заработать немного денег репетиторством. В больнице при университете, где учился Каору, лечилось много школьников.

Родители хотели, чтобы их дети, вернувшись к учебе, могли нагнать упущенное, и Каору часто предлагали вакансию репетитора.

Однажды, незадолго перед каникулами, после занятий английским языком и математикой с одним из учеников, Каору поглощал свой скромный обед, сидя в больничной столовой. Его отец лежал в той же больнице, Каору только что узнал, что есть подозрение на метастазы в печени, и настроение у него было очень мрачное. Лето началось с любимой фразы отца.

В этом году всей семьей поедем в поселок долгожителей в Северную Америку, в пустыню.

Пустые слова. И как всегда, в ответ на эту выдавленную из себя фразу неотвратимо возрастала опасность метастазов в печени. Размышляя о симптомах отца и о том, что ждет семью, Каору глубоко вздохнул, и тут он заметил, что в столовую вошла женщина с ребенком, Сугиура Рэйко и ее сын Рёдзи.

Находящаяся на третьем этаже столовая имела форму буквы "П" и окружала стеклянной стеной внутренний садик. В садике бил фонтан, и струи воды поднимались высоко вверх. Невозможно убогий интерьер столовой и отвратительная еда наводили тоску, и, лишь глядя на вздымающиеся струи фонтана, Каору мог ненадолго отдохнуть душой.

Его взгляд естественно переключился на красивую женщину, которую препроводил до свободного места работник столовой. Почему-то она притягивала к себе Каору. Ее хорошо загоревшее тело в бежевом летнем платьице и лицо без косметики были словно созданы для того, чтобы привлекать взгляды. Не будь рядом с ней сына, она могла бы показаться десятилетней девочкой.

Проследовав за официантом, женщина и мальчик собрались сесть за стол перед Каору. Даже когда они сели, юноша не мог отвести от них глаз, его взгляд приковали к себе ноги, видневшиеся из-под маленького летнего платья.

Он вспомнил, что видел эту парочку две недели назад в больничном бассейне. Этим летом, еще до того как стать репетитором, он за успехи в учебе получил бесплатный абонемент в бассейн. В первый же день, когда он отправился туда, Каору увидел мать с сыном, сидевших в креслах у края бассейна.

Единственный взгляд, брошенный на эту женщину в зеленом купальнике, пробудил в нем уверенность, что он когда-то очень давно ее видел, но когда и где, он не помнил. Каору, всецело полагавшийся на свою память, не мог поднять с ее дна этот образ, поэтому видение оставило у него какой-то неясный горький привкус. Странно, что он не мог вспомнить столь красивую женщину. Возможно, он обознался и ему оставалось просто забыть о ней, но тут Каору вдруг подумал, а не актриса ли это из одного телевизионного сериала, который он часто смотрел в детстве.

У мальчика особенно сильно обращала на себя внимание фигура Нескладный, в ровно облегающей голову шапочке, очках, трусы в клеточку, первого взгляда на которые было достаточно, чтобы понять, что они не предназначены для плаванья; с маленькими пухленькими ножками и необычайно белой кожей, — он напоминал труп инопланетянина, который когда-то давно показывали по телевизору.

Женщина, которую он где-то видел, странно одетый мальчик — оба они произвели на Каору очень сильное впечатление.

Теперь они сидели за столом перед Каору — у окна, за которым рассыпались водяными брызгами струи фонтана, отчего их отражения на стекле казались размытыми, это не были их настоящие образы. Каору тайком наблюдал за этими отражениями.

Через некоторое время он понял, откуда появилось возникшее в самом начале ощущение нескладности мальчика. Это из-за волос. Когда Каору видел его у бассейна, то заметил, что на шапочке явно нет вздутия от волос.

Сев за стол, мальчик через некоторое время снял надетую на него шапку, и Каору увидел абсолютно лысую, без единого волоска голову.

Оправившись от удивления, он понял, что мальчик — один из пациентов, больных раком. Это не жена и ребенок пришли навещать больного, по-видимому, мать пришла проследить, как лечат ее сына. Хидэюки лечили таким же образом, от обширной терапии у него выпали почти все волосы, но у мальчика они выпали полностью. Теперь стало понятно, почему плотно облегающая голову шапочка выглядела так неестественно.

Каору, с отсутствующим видом подперев подбородок руками, наблюдал за тем, как красавица мать, которой, как ему казалось, было чуть больше тридцати, и ее сын школьник молча ели свой ленч. Он подсознательно провел параллели между мальчиком и лежащим в больнице отцом. Отцу сорок девять лет, мальчику одиннадцать. Оба они проходят противораковую терапию.

Женщина в бежевом летнем платьице, распространявшая вокруг себя сверкающий ореол, никак не сочетающийся с больничной обстановкой, иногда поднимала взгляд и лишь поворачивала глаза, чтобы выглянуть в окно. Склонившись над тарелкой, Сугиура Рэйко апатично ковыряла в ней с таким видом, словно ела только потому, что иначе было нельзя. Она взглянула на Каору с грустной улыбкой, выражение ее лица было ни с чем не сравнимо.

Ее рука с ложкой замерла в воздухе, женщина, словно передумав, опустила ложку назад на тарелку и уставилась перед собой. На ее лице Каору прочитал резкий вопрос: «Что ты все смотришь?» Но, встретившись взглядом с Каору, Рэйко тут же стала спокойней. А он все не мог отвести глаз.

Похоже, она тоже вспомнила, что видела Каору в бассейне. Ее взгляд как будто спрашивал о чем-то. Когда Каору немного наклонил голову, женщина ответила тем же.

Правда, в тот же момент она отложила ложку и палочки и начала укорять сына, бесцельно месившего пальцами еду. Она потеряла всякий интерес к незнакомцу.

Но Каору теперь смотрел только на них. И как он ни сопротивлялся, его давило что-то исходившее от них, похожее на затаенную злобу.

* * *

Несколько дней спустя, теперь уже в больничном саду, Каору представился случай поговорить с ними. Они уселись рядом на одной скамейке, и совершенно естественно сам собой завязался разговор.

Мать, как уже было сказано, звали Сугиура Рэйко, а мальчика Рёдзи. Рёдзи сказал, что у него подозрение на раковые клетки в печени, которые дают метастазы в мозг, и что, прежде чем начать лучевую и химическую терапию, он каждый день проходит через сплошные проверки.

Более того, причиной раковой опухоли был, по всей вероятности, недавно возникший вирус метастазного рака, и в этом отношении диагноз Рёдзи во всем, от начала болезни до возникновения метастазов, походил на диагноз Хидэюки.

Каору проникся симпатией к этим людям. Ему так хотелось объяснить им, что они похожи на друзей, борющихся плечом к плечу с одним врагом.

— Боевые товарищи!

Рэйко также употребляла эти слова. Но Каору, вспомнив, с каким видом эти двое сидели несколько дней назад в кафетерии, не смог ей поверить. Не исключено, конечно, что тогда на лицах матери с сыном отразилось отчаянье. Однако Каору не показалось, что это были лица людей, готовых серьезно, плечо к плечу, бороться с болезнью. Невозможно было забыть, с какой апатией они отправляли пищу в рот.

Раз возникла такая возможность, Каору решил разъяснить возникшее при первых встречах подозрение и спросил:

— А мы с вами нигде раньше не встречались?

Собственные слова напомнили ему о застенчивости, с которой произносящий подобные банальности мужчина стремится привлечь к себе женщину, но он не знал, как спросить иначе.

В ответ Рэйко слегка улыбнулась.

— Мне так часто говорят. Наверное, потому, что я похожа на актрису, игравшую в старом сериале, — застенчиво ответила она.

Каору опять усомнился в правдивости этих слов. Не может быть, что она не та актриса, а только похожа на нее. Но если она врет, чтобы избавиться от своего прошлого, стоит ли это проверять?

Стоя в дальнем углу сада, Рэйко сказала Каору номер палаты и добавила:

— Как-нибудь обязательно приходите. Я вас прошу.

Она легонько помахала рукой. Ее руки светились здоровьем, а от всего тела исходил тонкий аромат. После их третьей встречи Каору уже не мог отвести глаз от женщины по имени Сугиура Рэйко.

3

Приняв приглашение Рэйко, Каору на следующий день уже стучался в дверь палаты Рёдзи. Когда он вошел внутрь, встреченный улыбкой Рэйко, которая выглядела не очень искренней, Рёдзи, сидя на кровати и болтая ногами, читал книжку. Учившийся на медицинском факультете Каору уже на входе смог оценить стоимость палаты — она раз в пять превышала обычную. Здесь были даже отдельная ванная и туалет.

— Спасибо, что пришли.

Несмотря на слова благодарности, Каору понял, что накануне Рэйко пригласила его к ним в палату только из вежливости, но, похоже, его прихода она не ожидала. Рэйко явно была не в духе. Повернувшись к Рёдзи, она поторопила его:

— Давай, давай.

Каору наблюдал за происходящим. Рэйко, разумеется, позвала его, чтобы он составил компанию Рёдзи. Немного не то, чего ожидал юноша.

Каору больше тянуло не к Рёдзи, а к его матери. Он был неопытен в любви, но умоляющий не отвергать ее предложение взгляд Рэйко и ее аромат слились для Каору в одно целое. Дело было даже не в больших глазах, полных легкого кокетства, пухленьких губах и упругих грудях, а в том, что от Рэйко исходил аромат женственности.

В отличие от Рэйко, Рёдзи глядел более мрачно. Когда Каору, которому Рэйко предложила сесть на стул у кровати, оказался напротив, его поразило, как слабо светятся глаза мальчика. Он глядел и как будто ничего не замечал. Его взгляд проходил сквозь Каору и блуждал по стене у него за спиной. Словно никак не мог определить, где ему сконцентрироваться.

Сунув палец между страниц, Рёдзи положил книгу на колено. Каору нагнулся, чтобы посмотреть название, и, увидев заднюю сторону обложки, понял, что эту книгу он уже читал.

Книга называлась «Страх перед вирусами».

Считается, что больные хотят подробнее узнать о своей болезни. И Рёдзи не был исключением. Это естественно, когда человек обеспокоен тем, что внутри у него находится что-то постороннее.

Каору сказал, что он студент медицинского факультета, и задал Рёдзи несколько вопросов о вирусах. И получил от него на удивление четкие ответы: мальчику было только шесть лет, и он учился в младшей школе. Было ясно, что Рёдзи хорошо разбирается в вирусах. У него был не только такой же, как у Каору, взгляд на устройство ДНК, но и самый современный подход к феномену жизни вообще.

Во время беседы Каору начало казаться, что он видит себя самого, каким он был в детстве. Каору глядел на этого мальчика, вооруженного даже знаниями по химии, как когда-то на него самого глядел его отец.

Однако беседа длилась недолго. Когда они наконец-то разговорились, пришла медсестра и увела Рёдзи на обследование.

Оставшись вдвоем с Рэйко в маленькой комнате, Каору занервничал, но Рэйко оторвалась от окна, у которого сидела, и с невинным взором опустилась на край кровати.

— Я и не думала, что вам двадцать.

Похоже, из их беседы она уловила что-то, косвенно касавшееся возраста Каору.

— А на сколько я выгляжу? — Поскольку Каору всегда выглядел старше своих лет, то он часто задавал этот вопрос.

— Ну, старше лет на пять, не более... — Рэйко оборвала фразу, почувствовав, что, возможно, обижает Каору.

— Так я выгляжу старше?

— У вас очень сильный характер.

То, что он выглядел старше, могло бы его обидеть, но слова о том, что он сильный, были уже похвалой.

— Это потому, что у моих родителей были хорошие отношения.

— Хм, значит, если у супругов хорошие отношения, дети выглядят старше?

— Если родители счастливы уже оттого, что вместе живут, — это всегда заметно.

— Не-а! — Рэйко пустым взглядом уставилась на осиротевшую без сына кровать.

Каору подумал о муже Рэйко. Почему-то невозможно было представить, что у Рёдзи есть отец. Развод, смерть... а может быть, отца у Рёдзи никогда и не было, во всяком случае, казалось, что связь с ним у мальчика очень слабая.

— Наверное, он никогда не сможет жить самостоятельно, — сказала Рэйко, не отводя глаз от кровати.

Каору придал лицу подобающее выражение. Он и не ожидал, что она произнесет что-нибудь другое.

— Рак...

— Да? — сказал он, хотя сам именно так и думал.

— Три года назад умер его отец, но Рёдзи — он такой, он особо и не огорчился.

Каору догадывался об этом. Такой, как Рёдзи, и слезинки не уронит.

— Надо же... — Каору скрыл свои истинные чувства. Стоило ему только подумать о смерти отца, и в груди его рождалась необъятная грусть. У него не было уверенности, сможет ли он на самом деле смириться со смертью отца, стать до конца самостоятельным.

— Каору-сан, если вы не против... — Тут Рэйко на мгновение замолчала и доверительно посмотрела на юношу. — ...Не проследите ли вы за его занятиями?

— Вы насчет репетиторства?

— Да.

Обучение детей имело для Каору особый смысл. К тому же времени на это у него вполне хватало. Однако он сомневался в том, что Рёдзи нужен репетитор. Из короткой беседы с ним Каору понял, что по уровню развития он значительно превосходил сверстников.

Кроме того, Каору ясно понимал, что если рак даст метастазы в легкие и мозг, то, сколько ни нанимай репетиторов, вся учеба окажется впустую. Шансов на то, что Рёдзи вернется в школу, практически не было. Хотя, наверное, поэтому и стоит нанять репетитора. Чтобы заставить его готовиться к возвращению в школу, вселить в него надежду. Близкие своими действиями должны дать ему понять, что ни в коем случае не оставляют надежды на будущее.

— Хорошо, если заниматься часа по два в неделю, время найдется.

Рэйко приблизилась к Каору на два-три шага и поклонилась, сложив руки в ладонях.

— Спасибо. Какая уж там учеба. Думаю, ему будет радостно оттого, что он получит хорошего собеседника.

— Понятно.

Наверняка у Рёдзи совсем не было друзей. Каору хорошо его понимал. Он так и не смог ужиться со школьным сообществом. Однако, несмотря на это, не ощущал себя одиноким. У него были отличные отношения с родителями. Отец был странноват, но лучшего собеседника Каору и представить не мог. Благодаря тому что мать и отец были все время вместе, Каору не пришлось переживать кризис самоопределения и он не задавался вопросом, почему родился в этом мире.

Рэйко хотела, чтобы Каору заменил ее сыну отца. Разумеется, никаких помех для этого не было, он всегда достигал поставленных целей.

«А не хочет ли Рэйко, чтобы я заменил ей мужа?» — тешил он себя нелепыми надеждами. Каору не верил в это, но рядом с ней старался по возможности выглядеть как одинокий мужчина.

Договорившись о том, в какое время он будет приходить, Каору поставил номер палаты Рёдзи последним в своем расписании.

4

Но Каору общался с мальчиком и сверх отведенного времени. Тогда они в основном болтали на научные темы, Каору вспоминал детство, когда он с головой погружался в науку, всем сердцем стремясь познать устройство мира.

Когда-то Каору мечтал создать систему, которая смогла бы объяснить и охватить то, что считалось сверхъестественным, то есть ненаучным. Но чем глубже становились его познания, тем больше он убеждался в том, что в любой самой стройной теории обязательно возникало абсолютно не поддающееся объяснению явление. Когда же он приблизился к заветной системе, то из-за болезни отца все его глубокие устремления пришлось переключить на практические вопросы медицины.

Внезапно очнувшись от воспоминаний, Каору посмотрел на Рёдзи, который, как и он когда-то, мечтает познать устройство мира. Так старший товарищ смотрит на младшего.

Рёдзи, как всегда, сидел на кровати скрестив ноги и раскачивался. Рэйко, расположившаяся в кресле у окна и вроде следившая за их разговором, почти уснула и качала головой в такт движениям сына.

— Теперь тебя это интересует?

Рёдзи засыпал Каору вопросами о генетике.

— Ну, признаться...

Рёдзи уставился вечно пустыми глазами прямо перед собой и приосанился, сидя на кровати. Хоть в этом и не было ничего необычного, на его лице всегда блуждала улыбка. Нездоровая улыбка. Улыбка человека, знающего, что скоро ему придет конец, улыбка, исполненная насмешки над этим миром. Каору уже привык к этому, но все же сердился, когда видел ее. Появись у его отца на лице такое выражение, он бы его отбранил, хоть это и был его отец.

В случае с Рёдзи единственным способом убрать с его лица скорбное выражение было втянуть его в пламенный спор.

— А что ты думаешь о теории эволюции? — Раз уж они заговорили о генетике, то вполне естественно было перейти к вопросу эволюции.

— В каком смысле? — Рёдзи беспокойно завозился и, не поднимая головы, устремил взгляд на Каору.

— Ну, в общем, давай спросим так. Ход эволюции бесцелен, или все же есть какая то заданная цель?

— А ты, Каору-сан, что думаешь?

Это была дурная привычка Рёдзи: прежде чем напрямую выдать свое мнение, тщательно разузнать мнение собеседника.

— С определенной уверенностью полагаю, что у эволюции есть цель.

Каору не был склонен во всем соглашаться с мнением ортодоксальных дарвинистов. Хотя он и решил посвятить себя естественным наукам, он полностью не избавился от философского поиска смыслов.

— Я тоже согласен с теорией о преднамеренности эволюции. — Высказавшись, Рёдзи почти вплотную приблизился к Каору.

— То есть жизнь, по-твоему, с самого зарождения стремится к порядку?

— Зарождения? — с ужасом в голосе спросил Рёдзи.

— Вообще-то, существует большая проблема, что считать зарождением.

— Вот как! — Рёдзи, насупив брови, стремился показать, что хочет как можно скорее уйти от этой темы.

Каору не понимал, что случилось с мальчиком. Размышления о причинах возникновения жизни должны были стать для него веселой игрой. По крайней мере, Каору с отцом часто развлекались, связывая воедино вопросы, каким образом возникла на Земле жизнь и почему она получила возможность развиваться.

— Ну, продолжим. Как устроена жизнь, мы не знаем, но сначала она возникла, а потом... — Каору остановился, понуждая Рёдзи продолжить дальше.

— Я думаю, что сначала жизнь была как семечко. Из этого семечка появился росток. В него была заложена нужная информация, чтобы он в процессе роста стал как нынешнее древо жизни, включая человека.

— Но были же и отклонения?..

— Да. Совсем маленькое семечко, а превращается в большое дерево. Толщина ствола, цвет листьев, вся информация о самом виде заложена в изначальное семечко. Но разумеется, большое дерево подвергается природным воздействиям. Не будет солнца — оно завянет, станет меньше питательных элементов — истощится ствол. Ударит молния — ствол может развалиться. Сильный ветер может обломать ветви. Но сколько бы ни возникло непредвиденных воздействий, заложенные в семечке основные свойства не изменятся. Сколько бы ни лил дождь и ни сыпал снег, они не сделают из гинкго яблони.

Каору облизал пересохшие губы. У него не было желания возражать Рёдзи. Более того, мысли Рёдзи походили на его собственные.

— Иначе говоря, то, что животные вышли на сушу, а у жирафа вытянулась шея, было изначально запрограммировано.

— Да, так.

— Если так, то надо полагать, что перед возникновением жизни поработала чья-то воля?

— Воля? Чья? Бога? — простодушно отреагировал Рёдзи.

Но Каору подразумевал не божественную волю, а некую иную, функционировавшую как эволюционная лестница еще даже до появления жизни.

Внезапно ему представился косяк рыб, устремившийся на берег. В этих рыбах, окрасивших море в черный цвет, стремящихся на землю, выпрыгивающих из воды, чувствовалась всесокрушающая сила.

На самом деле морские животные самостоятельно не стремились на землю. Вероятно, в высохших в результате горнообразовательных процессов водоемах им неизбежно приходилось адаптироваться. Последователь Дарвина дал бы такое объяснение.

Но Каору представлялись пустые глаза рыб, каждый день стремящихся на сушу и умирающих на берегу, он видел растущие там горы трупов. Невозможно было поверить, что большая часть этих рыб адаптировалась к жизни на земле. Смена среды обитания сопровождалась изменением внутренних органов. Стал необходимым переход с жаберного дыхания на легочное. Каким же образом осуществлялись эти пробы и ошибки на пути к изменению внутреннего устройства? Один орган перерождался в другой, — если представить себе это, становится жутко.

Каору видел перед собой абсолютно лысую голову Рёдзи. Когда мальчик нагнулся, его затылок оказался там, где только что был нос. В этом исхудалом маленьком теле происходило грандиозное клеточное сражение. Такое же происходит в теле Хидэюки, отца Каору. Потеряны часть желудка, часть ободочной кишки, печень. А появившиеся взамен побежденных новые раковые клетки находят себе новое убежище и непрерывно копошатся в теле Рёдзи.

Каору вдруг осенило.

Раковые клетки, изменяя цвет и форму здоровых органов, создавая опухоль, приводят к дисфункциям органов и смерти человека. Эту свою противоречивость они используют для прикрытия, но, подумав, вполне можно догадаться, чем они на самом деле занимаются. Попав в кровь и лимфу, они провоцируют клетки и, частично отдавая им свойства нестарения и бессмертия, таким образом осуществляют эксперимент.

Но зачем?..

Чтобы создать в теле человека необходимые в будущем органы. Деятельность вируса метастазного рака — это пробы и ошибки на пути к созданию новых органов в теле человека.

В процессе умрет множество людей, так же как погибли почти все рыбы, оказавшиеся на суше. Возможно, как и в случае с морскими животными, которым за сто миллионов лет удалось, несмотря на бесчисленные жертвы, приспособиться к суше, останутся несколько человек с новыми органами. Тогда человечество эволюционирует. Да и возможен ли новый революционный этап, подобный переходу из моря на сушу, без обретения новых органов?

Когда же он наступит?

Количество людей, умерших от рака, в последнее время резко увеличилось, но так как не ясно, с какого момента раковые клетки начали свою деятельность, то и невозможно решить, начало ли человечество свой поиск путей к эволюционированию или уже заканчивает его. Ясно лишь, что времени до эволюционирования остается все меньше. На превращение обезьяны в человека потребовался гораздо меньший срок, чем на превращение рыбы в земноводное. Поэтому вполне возможно, что следующий скачок будет на порядок короче.

Каору хотелось так думать. Ему хотелось видеть пусть маленькую, но надежду. Быть может, отец не станет жертвой рака, а окажется одним из первых, кто шагнет через новую ступень эволюции.

Каору также хотелось, будь это возможно, переродиться заново. Такое желание есть у каждого — желание обрести вечную жизнь.

Если предположить, что вирус метастазного рака создает нестареющие и неумирающие клетки, значит, шансы есть и у Рёдзи.

Каору не стал говорить о такой возможности. Не исключено, что слова, по сути подтверждающие наличие болезни, могут ослабить волю мальчика к жизни.

Вскоре за их спинами раздалось легкое посапывание. Рэйко, которую с самого начала клонило ко сну, уже уснула по-настоящему, положив голову на стол. Каору и Рёдзи, переглянувшись, тихо засмеялись. Еще нет восьми, довольно рано. За окном из ранних сумерек, обычных для начала лета, возник вечерний пейзаж столицы. Шум машин, едущих по скоростному шоссе внизу, стал громче.

Рука Рэйко дернулась, словно от испуга. Из-за этого пустая банка из-под сока опрокинулась и покатилась по полу, но Рэйко не просыпалась.

Каору, привстав, сказал:

— Твоя мама уже спит, я пойду потихоньку.

Он и так уже пересидел отведенное для репетиторства время.

— Каору-сан, ты мне что-то недорассказал. — Все еще не наговорившись, Рёдзи состроил недовольную мину.

— В следующий раз дорасскажу. — Каору встал со стула и прошелся по комнате. Рэйко спала, положив под правую щеку руки. Глаза были закрыты, но рот слегка приоткрыт. Сложенные под щекой руки были мокрые от слюны. Милое личико.

Каору впервые почувствовал, что женщины постарше кажутся ему милыми. Каору очаровывало все тело Рэйко, внезапно ему сильно захотелось прикоснуться к ней.

Рёдзи, лежа на кровати, протянул руку и потрогал ее за плечо:

— Мама, мама.

Но она не просыпалась.

— Не надо, мама спит.

Рёдзи поднял невинный взгляд на Каору, затем перевел его на кровать, предназначавшуюся для тех, кто жил с больными.

— Поскольку мама присматривает за мной, она любит, когда я ее укладываю. И нельзя, чтобы сегодня ночью она проснулась, — как-то отстраненно, а вовсе не выпрашивая, сказал Рёдзи.

Каору почувствовал в себе странное жжение. Ему показалось, что мальчик каким-то образом угадал его желание.

Не будя маму, возьми ее и отнеси на кровать.

Именно этого, как показалось Каору, и хотел Рёдзи.

Чтобы заключить Рэйко в объятия, Каору достаточно было преодолеть расстояние меньше чем два метра. Торчавшие из-под коротких брюк ноги Рэйко были плотно сжаты, коленка к коленке, словно не желали, чтобы к ним прикасались. У Каору вполне хватило бы сил перенести женщину на постель. Но он не знал, как поведет себя, прикоснись он к ее коже, и сможет ли сдержаться.

— Мама тогда от ужаса не сможет двигаться, — сказал Рёдзи с многозначительным видом и отвел взгляд. И все же он будто бы видел Каору насквозь. Казалось, что он провоцирует его, зная, что Каору испытывает влечение к Рэйко.

Послушай, ты же хочешь коснуться ее. Давай, я разрешаю. Послушай, я даю тебе шанс.

Сдерживая смешок, Рёдзи продолжал провоцировать.

Каору молча расстелил постель. Он не поддался на провокацию. Если бы его чувства по отношению к Рэйко усилились от прикосновения к ее телу, то, вероятно, захватили бы Каору целиком. Юноша еще недостаточно осознал то влияние, которое таинственным образом оказывает прикосновение к плоти.

Он подвел руки под шею и коленки Рэйко, разом поднял ее и перенес на кровать.

Когда он опускал ее на кровать, Каору покачнулся, и губы Рэйко буквально на мгновение коснулись его шеи. Глаза женщины слегка приоткрылись, она уже хотела обеими руками с силой обнять его, но, улыбнувшись, снова уснула.

Теперь, если начать возиться, она точно проснется, и поэтому Каору все делал очень осторожно. Несколько секунд он укрывал ее. Его взгляд упал на промежуток между грудью и животом, и, представив гибкую плоть под одеждой, он, не поворачивая головы, взглянул на ее лицо. Он начал рассматривать ее лицо снизу. Тонкая линия подбородка, над ней два кружка ноздрей. Никогда еще он не рассматривал лицо под таким необычным углом.

На шее все еще теплилось место, которого коснулись ее губы.

— Ну, до следующей недели. — Словно не ощущая биения своего сердца, Каору, как этого требуют приличия, потянулся к дверной ручке.

Рёдзи, сидя со скрещенными ногами, завозил коленями и захрустел суставами. Но совсем не так, как обычно. С лица исчезло выражение. Он не провоцировал, не насмехался, он смотрел абсолютно пустым взглядом.

— Спокойной ночи.

Каору быстро вышел из комнаты. Он понял, что застывший взгляд Рёдзи даже после его ухода будет направлен на дверь.

Интуиция подсказывала Каору, что их встреча была не случайна. Что Рэйко и Рёдзи уже стали неотъемлемой частью его жизни.

5

Одним из развлечений Каору было посещение профессора Сайки, работавшего в патологоанатомической лаборатории. Он учился вместе с отцом на одном факультете, а теперь, когда болезнь отца оказалась столь некстати, помогал различными советами. Его, давнего друга семьи, Каору помнил с детства.

В частых посещениях Сайки у Каору была одна определенная цель: он под микроскопом рассматривал мучившие отца раковые клетки, которые хранились в питательном растворе у профессора.

Чтобы защититься от врага, нужно в первую очередь знать его в лицо.

Покидая на некоторое время больницу, Каору приходил в здание, где размещались патологоанатомическая, судебно-медицинская, микробиологическая и другие основные лаборатории. Внутри университетского больничного комплекса было понатыкано множество новых и старых зданий, это здание подходило под определение старого. Второй этаж занимала лаборатория судебно-медицинской экспертизы, а на третьем находилась патологоанатомическая лаборатория, куда и направлялся Каору.

Если подняться по лестнице и свернуть направо, то попадешь в коридор с дверьми, ведущими в маленькие лаборатории по обеим сторонам.

Каору остановился у лаборатории профессора Сайки и постучал в дверь.

— Входите.

В ответ на приглашение юноша просунул голову в дверной проем.

— А, пришел. — Сайки всегда встречал Каору одними и теми же словами.

— Я не помешал?

Сайки с полудня исследовал полученные клетки тканей пораженных органов и даже не взглянул на Каору. Того это, однако, вовсе не обидело. Он мог свободно наблюдать сам, не боясь никому помешать.

— Вы очень любезны.

Открыв дверцу работавшего на СО2 автоклава, по форме походившего на большой холодильник, он стал искать в нем клетки отца. То, что находилось внутри, было изотермически защищено, уровень диоксида карбона также соответствовал норме. Долго держать дверь открытой было нельзя.

Пластиковая емкость, где в питательном растворе хранились клетки отца, всегда находилась на одном и том же месте, поэтому Каору смог быстро найти ее.

Разглядывая клетки и думая о том, что он, возможно, смотрит на бессмертие, он в очередной раз поразился.

Удаленная печень, всегда красновато-розовая, стала покрываться белой порошкообразной сыпью. Залитая формалином печень хранилась уже три года. Возможно, это была галлюцинация из-за яркого освещения, но иногда казалось, что она начинает корчиться в судорогах.

Печень, разумеется, была мертва. Живыми оставались только клетки, плавающие в емкости с питательным раствором.

Питательная среда, содержащая менее одного процента сыворотки, провоцировала делимость отцовских клеток.

Обычные клетки, помещенные в сыворотку, в определенный момент прекращают деление. И даже если их все время подпитывать, они не станут нарастать в пробирке слоями. Такое свойство назвали свойством потери контакта. То ли у раковых клеток оно отсутствовало, то ли у них была предельно низкая зависимость от сыворотки, но они могли делиться, питаясь чем угодно, будучи плотно зажатыми в сколь угодно узком месте.

Если обычные клетки, делясь, не образовывали в пробирке более одного слоя, то раковые нарастали слой за слоем. По сравнению с размеренным делением обычных клеток раковым в большой степени свойственно стремление к бесконтрольному делению. Если обычная клетка может делиться определенное число раз, то деление раковых клеток бесконечно.

Бессмертие.

Каору с болью осознавал всю иронию того, что бессмертием, к которому с глубокой древности стремились люди, завладел тот, кто причиняет людям смерть.

Словно утверждая свою значимость, раковые клетки отца начали подниматься вверх в форме сферы — при тщательном наблюдении это изменение формы становилось заметным. Похоже, их надо было рассматривать как самостоятельное живое существо. Его хозяин на краю гибели, а этот урод все жаждет вечной жизни.

Каору закрепил пробирку с концентрированным противоречием в штативе микроскопа. Хоть максимальное увеличение составляло примерно двести к одному, можно было запросто сделать цветную фотографию. Правда, исследование чего-либо под электронным сканер-микроскопом отнимало много времени.

Забывшие жизненные правила раковые клетки составляли бесформенные аморфные образования. Отнимавшие у человека его жизнь, они то ли выглядели гротескными, то ли на самом деле являлись выражением гротеска.

Каору, отбросив первые впечатления и ненависть к терзающему отца негодяю, принялся за изучение проб.

После того как он увеличил изображение, стало понятно, что клетки скучиваются. Тонкие, вытянутые полупрозрачные клетки густо разрослись и были окрашены в светло-зеленый цвет. Правда, настоящий цвет клеток не был зеленым, просто на микроскопе стоял зеленый фильтр.

Обычные клетки не вырастали где попало, а росли слаженно, ровно, аккуратно. Раковые же клетки были там и сям разбросаны темно-зелеными пятнами.

Они в огромном количестве пузырьками появлялись на поверхности, распространяя вокруг мерцание. Это были клетки в процессе деления.

Каору несколько раз переходил от пробирки к пробирке и сравнивал здоровые и пораженные клетки. Главное отличие было налицо: в раковых клетках содержалось нечто, несущее хаос.

Каору мог наблюдать клетку только снаружи, чтобы увидеть ее изнутри — ядро, структуру ДНК, — оптического микроскопа было недостаточно.

Но Каору все равно продолжал без устали смотреть. Он все больше понимал бесполезность этого занятия. Что, в самом деле, он увидит, наблюдая со стороны? Но даже отчаявшись, он усердно разглядывал каждую клетку.

Все они, какую ни возьми, выглядели одинаково. Как будто строй бесчисленных идентичных лиц.

Одинаковые лица.

Каору оторвался от микроскопа.

Безо всяких логических связок он сравнил клетки с человеческими лицами. Эти одинаковые лица, скучившись, превратившись в какую-то ободранную толпу, смотрелись как пестрое покрывало.

Через некоторое время он уже не мог смотреть в микроскоп.

Верно, есть некая причина, по которой моя интуиция создала этот образ.

Поначалу Каору сомневался в этом. Но отец учил не пренебрегать даже интуицией.

Читал ли он книгу, гулял ли он, перед его внутренним взором всегда стояли образы, вроде бы не связанные с происходившим вокруг. Обычно он не выяснял причины появления таких образов. Как-то раз, идя по улице, он наткнулся на афишу знаменитости и вспомнил лицо человека, похожего на эту знаменитость. И в этом случае, если бы не осознание того факта, что он посмотрел на афишу, то могло бы показаться, что образ появился внезапно, сам собой, без цепочки ассоциаций.

Если предположить, что имеет место некая синхронизация, то что тогда синхронизируется и с чем? Каору попытался разобраться в этом.

Рассматривая клетки при увеличении в двести раз, он сделал новое открытие. Каждая клетка напоминала человеческое лицо. Есть ли, в конце концов, в этом какой-то смысл или нет?

Размышляя об этом, он не находил ответа. Каору снова припал к микроскопу. Должно же быть что-то, что приведет его к разгадке этого образа. Разрастающиеся широкими слоями, вытянутые, тонкие клетки. Сверкающие круглые горошинки. Каору продолжал бормотать: «Все-таки у них одно лицо».

Более того, это было явно не мужское лицо. Что-то женское исходило от лица овальной формы с гладкой и ровной кожей.

Странно, он впервые видел человеческое лицо, рассматривая клетки под микроскопом.

Каору сидел рядом с Рёдзи в палате. Рэйко закрылась в ванной, и там все это время текла вода. Но Рэйко не принимала душ, она стирала белье или делала что-то в этом роде. Занимаясь с Рёдзи, Каору видел, как Рэйко собрала в кучу разбросанное по комнате потное белье и отнесла в ванную.

Вопреки собственному желанию Каору стал рассказывать о болезни отца. Об этом его попросил Рёдзи.

Он говорил коротко, но мальчик всем своим видом показывал, что хочет услышать еще. Похоже, он пытался представить себе будущее, понять, как будет развиваться дальше его болезнь.

Каору не стал рассказывать о том, что болезнь может дать метастазы в печень, и решил прекратить разговор. Не стоило навевать Рёдзи дурные мысли, да и сам он не хотел говорить об этом.

Хидэюки в одну из редких минут душевной слабости возложил на Каору, в случае если метастазы в легких усилятся и он умрет, обязанность помогать матери.

«Прошу, позаботься о Мати».

Каору охватила злость на отца за то, что он позволяет себе такую слабость. Ему захотелось сказать, что успокоить мать, если он умрет, будет непосильной задачей.

Пока Каору сидел на кровати рядом с Рёдзи, рассказывая ему о болезни своего отца, у него в голове ярко прорисовывался образ Хидэюки, и от этого было еще тяжелее. Не обращая внимание на душевное состояние Каору, который незаметно для себя замолчал, Рёдзи, как будто нарочно, рассмеялся.

— Между прочим, я уже однажды видел твоего отца, Каору-сан.

Они оба болели одной болезнью, по нескольку раз лежали в больнице, так что не удивительно, что даже здесь, в огромной университетской больнице, они где-то пересеклись.

— Да?

— Из седьмой Б, высокий такой дедушка.

— Да.

— Сильный человек. Лапает медсестер за задницу. Всегда веселый. Ошибки быть не могло, это его отец. Среди некоторых больных ходили разговоры об этом несгибаемом человеке, борющемся с болезнью, не теряющем задора. Глядя на всегда бодрого и активного Хидэюки, который не выказывал ни малейшего страха перед маячившей впереди смертью, пациенты из соседних палат не теряли последней слабой надежды на выздоровление. Он потерял желудок, кишку, часть печени, ожидалось, что метастазы появятся у него в легких, жизнь его фактически подходила к концу. Но, несмотря на это, на людях он продолжал демонстрировать беззаботность и задор. И только лишь перед сыном раскрывал свою слабость...

— А как же мама? Твоя мама, Каору-сан? — не без некоторого беспокойства спросил Рёдзи.

Рэйко, которая уже вернулась из ванной и раскладывала на своей кровати белье, внезапно вскочила и снова направилась в ванную.

Каору проводил взглядом ее фигуру, но звука текущей воды из ванной не донеслось. Совершенно непонятно, почему Рэйко решила выйти. Наверное, потому, что зашел разговор о его матери.

Есть случаи заражения вирусом метастазного рака даже через контакт с лимфатическими узлами.

Услышав это от лечащего врача, Каору больше всего забеспокоился о здоровье матери. К тому времени, когда появилось предположение о возможности заражения через лимфатические узлы, мать и отец уже прекратили половые контакты, но все же нельзя было с полной уверенностью сказать, что болезнь не передалась матери. Послушав уговоры сына, Матико совсем недавно сдала кровь.

Результат оказался положительным. Болезнь еще не развилась, но вирус уже вошел в контакт с ДНК клеток матери. Иначе говоря, в ее хромосомах состоялись основные ретровирусные приготовления.

На этом этапе вирус пока затаился, но рост раковых клеток может начаться когда угодно. Даже нет! Можно вполне опасаться того, что рак уже начался, только он еще не заметен.

Когда и каким образом ретровирус начнет патологическое превращение клеток? Механизм пока не изучен, представить последующее развитие болезни практически невозможно. Если болезнь будет проходить последовательно, то клетки матери будут постоянно вырабатывать вирус.

«Если начнется болезнь, я совсем не хочу, чтобы меня оперировали». Так сказала мать, когда получила результаты. Если не удастся избежать метастазов, то любая операция будет бесполезна, она отлично понимала это. Операции делают только для того, чтобы замедлить продвижение болезни, способов излечиться не существует. Матико, которая наблюдала за болезнью мужа, было особенно противно думать о том, что ее будут резать.

Однако тяжелее всего было то, что мать совсем затерялась в мире загадок, ведь современные способы лечения оказывались бессильны и лишь вызывали к жизни еще большие загадки. Больше, чем свою (хотя она понимала, что заражена раком), ей хотелось спасти жизнь мужа, к которому все ближе подбиралась смерть.

С решимостью человека, готового даже продать душу дьяволу, мать изучала старинные книги об индейцах Северной Америки. Непонятно, откуда они взялись, но на ее столе стали накапливаться рукописные материалы.

«В фольклоре можно отыскать сведения о том, как вылечить рак», — как в бреду, повторяла мать.

В ванной, как будто нарочно, дважды булькнула вода. На каждый звук Рёдзи резко поворачивался в сторону ванной.

— Мама теперь носитель, — упавшим голосом сказал Каору.

— Так ведь Каору-сан тогда тоже?.. — апатично спросил Рёдзи. Но Каору тут же покачал головой. Он два месяца назад сдал анализ — результаты были отрицательными.

Когда он сказал об этом, Рёдзи засмеялся. В его смехе не было радостного сочувствия, напротив, это было уничижительное хихиканье. Каору стало не по себе, он уставился на Рёдзи.

— Что тут такого?

— Как мило, однако.

— Ты это обо мне? — Каору показал на себя, и Рёдзи дважды кивнул.

— Каору-сан, у тебя хорошая фигура, здоровье, да и жить наверняка долго будешь. Если подумать...

Под влиянием обожавшего мотоциклы отца Каору с шестнадцати лет начал заниматься мотокроссом. Получив от Хидэюки первоначальные навыки, он настолько натренировался, что даже мог участвовать в гонках. Когда он был маленьким, вряд ли кто поверил бы, что этот парень, с утра до ночи играющий на компьютере, так хорошо разовьется физически. Однако сейчас Рёдзи смеялся над мышцами Каору, которые явно проглядывали даже через футболку. Смеялся над тем, что Каору получил от отца. Каору необычайно серьезным тоном возразил ему:

— Жить не так уж и мило, как ты думаешь.

С другой стороны, он все-таки понимал, каково Рёдзи. Он даже не знает, когда и как заразился, а ему лишь двенадцать. Постоянные операции, химиотерапия, госпитализации — не жизнь, а сплошное страдание. Можно понять его желание навязать свою жизнь другим, чтобы им было так же плохо, как и ему.

— Люди ведь в конце концов умирают.

Рёдзи уставился в потолок пустыми глазами. Каору расхотелось что-либо возражать.

Здесь вокруг, везде была смерть. Каору видел перед собой маленькую, полностью облысевшую голову. Мрачное проявление реальности.

Страдания от химиотерапии не понятны тому, кто их не пережил. Человека постоянно рвет, аппетита нет, съеденное тут же возвращается наружу, невозможно даже чуть-чуть поспать. Что, в конце концов, можно возразить Рёдзи, который пережил это и, возможно, в ближайшем будущем закончит свою жизнь в страданиях.

Каору чувствовал усталость. Это не была усталость телесная. Душа сжалась, ему хотелось кричать, хотелось улететь отсюда, беззаботно рассмеяться от всего сердца. Хотелось полного жизнью момента, когда в акте любви сплетаются два тела.

— Я не хотел появляться на свет. — Рёдзи сказал это, не обращая внимания на молчание Каору. Тут из ванной вышла Рэйко, звук открываемой двери заглушил его слова. Не меняя выражения, она прошла через комнату и вышла.

Зачем ты меня родила?

Возможно, Рэйко были невыносимы слова сына, проникнутые этим укором, и она поспешила уйти, или она просто вышла по каким-то делам, — понять это было трудно.

Каору уже давно следил за всеми жестами Рэйко. У него тут же возникли два вопроса: заражена ли вирусом метастазного рака Рэйко и каким образом заразился Рёдзи? Эти вопросы касались семейной тайны, и их нельзя было задавать напрямую.

— Ну, я потихоньку пойду. — Присутствие Рёдзи стало невыносимо для Каору. К тому же ему хотелось пойти за Рэйко. Он встал с кровати Рёдзи и открыл дверь в коридор. Каору еще сильней захотелось прикоснуться к телу Рэйко, проникнуть в нее. Он сам не мог решить, был ли интерес к ней любовью или нет.

Ведомый инстинктом, Каору в поисках Рэйко вышел в длинный коридор.

7

Каору казалось, что он знает, где находится Рэйко.

На последнем этаже, откуда можно глядеть на Токио.

Несколько дней тому назад, вечером, она стояла у окна кафе на самом верхнем этаже больницы и, прислонившись к стеклу, смотрела наружу. Каору спросил ее:

— Что вы делаете?

Она отвечала, что в начале лета самые длинные дни в году. В эту пору солнце медленно заходит на западе, отбрасывая тень на контуры высоток в центре города, а потом они снова вырастают из темноты. Каору узнал, что Рэйко очень нравится в это время суток любоваться Токио.

Он поднялся на лифте до семнадцатого этажа и, свернув в левый коридор, заметил тень женщины, почти вплотную стоявшей у колонны. Каору беззвучно приблизился и незаметно встал рядом.

Освещаемое закатом лицо Рэйко стало кроваво-красным. Ее кожа превратилась в небесную палитру, щеки чарующе сверкали.

Увидев в оконном стекле отражение Каору, она улыбнулась ему:

— Простите.

Каору не понимал, почему она извиняется. Может, потому, что заставила его ухаживать за своим тяжело больным сыном. Он должен был бы сказать «не беспокойтесь», но, растерявшись, затруднился с ответом.

— Вам очень нравится там, где высоко? — Каору так и не отважился спросить, почему она извинялась.

— Нравится? Просто мне всегда приходилось жить у самой земли. — Вероятно, она жила в особняке. Каору же привык к совсем иной обстановке. Даже сейчас он жил с матерью в многоэтажном доме, выходившем окнами на Токийский залив.

Чтобы снять напряженность, Рэйко сменила тему и радостным голосом стала рассказывать о своих мечтах. Она говорила о том, что хочет сделать, когда поправится ее сын, а поскольку положение о том, что он поправится, было изначально неверным, Рэйко выдумывала самые невероятные мечты. Из них наиболее близким к реальности было путешествие за границу.

Поэтому, когда Рэйко, снова сменив тему, спросила: «А у вас какая мечта?» — Каору, не задумываясь, решил снова вернуться к запланированной еще десять лет назад поездке.

Он вкратце пересказал Рэйко тот разговор, который много лет назад глубокой ночью произошел в их семье. Он говорил о связи силы притяжения и продолжительности жизни, о тайне происхождения жизни и о вероятности существования поселков долгожителей.

Он вспоминал, как радовался обещанию отца поехать в североамериканскую пустыню, и как всерьез заинтересовался поселениями долгожителей, и как после знакомства с результатами проведенных исследований у него зародилось предположение, что между количеством раковых больных и поселками долгожителей существует связь.

Услышав это, Рэйко оторвалась от стекла и повернулась к Каору:

— Связь?

— Правда, я в этом еще хорошенько не разобрался, но есть определенная статистика, которую нельзя игнорировать. — Поскольку Рэйко слушала с большим вниманием, Каору продолжал говорить с жаром. — И то, что в ту ночь я подумал о связи силы притяжения с поселками долгожителей, было не случайно. Это произошло интуитивно. Почти так же, как при научном открытии. Сначала интуиция, обоснование уже потом. То, что случилось той ночью, было неким намеком.

С того момента, как у отца рак перекинулся на печень, я начал подробно изучать все, что связано с поселками долгожителей во всем мире. Собрав самую разную информацию об известных поселках — не выдуманных, а тех, чье существование подтверждено, — я хотел выяснить, нет ли между ними чего-либо общего. Особенно меня заинтересовали четыре самых известных поселка: в Абхазии на Кавказе, у побережья Черного моря; в священной долине Бирка-бамба на границе между Эквадором и Перу; в Фанских горах в Таджикистане и на острове Тасукунари архипелага Самэдзима.

Поскольку исследовать их по-настоящему на своих двоих было невозможно, я собрал все связанные с этими местами материалы, просмотрел их от корки до корки и попробовал сам составить статистику. И обнаружилась одна явная особенность: там вроде не было ни одного человека, умершего от рака. После исследований поселков долгожителей врачи и биологи со всего света составляли многочисленные доклады. Но ни в одном из них не зафиксирован ни один случай смерти от рака. В докладах это объясняется хорошим питанием. Но такое объяснение не только не проливает свет на механизм возникновения рака, но и вообще не выходит за рамки предположений. Да, люди там действительно питаются овощами, зерном и другой простой пищей, но есть информация, что табак и алкоголь там используются чаще, чем в других местностях. И нельзя сказать, что влияние веществ, способных вызвать рак, там меньше, чем где-либо.

Я все не перестаю удивляться. Почему в поселках долгожителей не болеют раком? И как быть с тем, что рак не стареет и бессмертен? Связаны ли как-нибудь оба факта? Более того, как можно объяснить то, что расположение поселков долгожителей точь-в-точь совпадает с местами с низким показателем силы притяжения? Должно быть какое-нибудь рациональное объяснение, но мне ничего такого в голову не приходит.

Каору остановился и почувствовал себя на подъеме.

Рэйко некоторое время молча смотрела на него, а потом, облизнув губы, неторопливо заговорила.

— А кстати, откуда взялся вирус метастазного рака? — совершенно некстати спросила она.

— Почему вы об этом спрашиваете?

Рэйко казалась ему непереносимо притягательной. Глядя в ее широко раскрытые глаза, Каору забыл о том, что собеседница на десять лет старше его. Ему захотелось обеими ладонями ласково взять ее за щеки и расцеловать.

— Не смейтесь, но я тут подумала, что, может, вирус зародился в тех самых поселках, о которых вы говорили.

Каору догадался, почему Рэйко так подумала. Он вспомнил роман, прочитанный когда-то. Там речь шла о человеке, все тело которого было поражено раком, но он не умер, а, наоборот, обрел бессмертие.

Жители в поселках долгожителей придумали способ сосуществования с раком и, следовательно, продлили себе жизнь.

Похоже, Рэйко именно так и думала.

— В поселках долгожителей рак не отсутствует, там все им поражено. Только вот не поэтому ли как раз никто и не умирает? И вирус как раз оттуда и пошел...

— То есть вы хотите сказать, что гены жителей поселков, несущие в себе рак, благодаря вирусу умножаются и разносятся по миру.

— В таких трудных вещах я не разбираюсь. Разумеется, я только придумала это, так что не обращайте внимания.

Рэйко устремила глаза куда-то в глубины невидимой преисподней. Там небо, мрачнея, меняло свой цвет, дробилось так, что глазам становилось больно. Эти метаморфозы отразились и на лице Рэйко. На нем, в пустоте глазниц, на выходе из ноздрей и под ободком глаз, появилась тень. Глубокая тень. В тот момент, когда снаружи стемнело, большая часть окон стала превращаться в зеркала. Лицо Рэйко отражалось в них на фоне высотных зданий столичного центра, казалось, что ее лицо вырастает из темноты.

— Большинство случаев заболеваний приходится на Японию и Америку.

Каору заметил еще одну специфическую особенность. Количество заболевших в Японии и Америке достигало примерно миллиона человек, в развитых странах Европы — около ста тысяч, в районах, прилегавших к поселкам долгожителей, очагов болезни зафиксировано не было. Каору решил отыскать несоответствия в этой гипотезе.

— В той местности, в североамериканской пустыне, о которой вы говорили... Там ведь большой отрицательный показатель магнитной аномалии, значит, не удивительно, если поселок долгожителей...

— Это только предположение.

— Значит, у вас нет никаких подтверждений?

— Как бы вам сказать... это не выходило за пределы просто игры.

Слово «игра» повергло Рэйко в шок, она заметно упала духом.

— Вот как? — Расстроенная, женщина демонстративно отвернулась от Каору.

— Что случилась?

— Теперь остается только полагаться на чудо, — поворачиваясь, сказала Рэйко.

Чудо! Как ему это все надоело! Рэйко попадает в ту же ловушку, что и его мать.

— Чудо? Не нужно никакого чуда.

— Нет, нужно!

— Есть другие неотложные дела.

Он хотел поддержать Рэйко. Но она не слышала Каору, да и вообще вряд ли способна была услышать что-либо.

— Вот вы сейчас предположили, что жители поселков в определенный момент подхватывают вирус. Но прежде чем раковые клетки нарушают функции внутренних органов, благодаря какому-то фактору они обретают свойства нестарения и бессмертия. Рак становится чем-то положительным, его отрицательная сторона пропадает. Как будто бы рак замыслил сосуществование с человеком. Поэтому клетки продолжают делиться, а в результате продлевается жизнь. Так ведь я объясняю?

Каору впервые увидел Рэйко столь решительной. Она не могла отличить правду от лжи. Что есть правда, а что ложь, решалось субъективно, в зависимости от ожиданий на будущее. Независимо ни от каких выводов, если она искала доказательства, исходя из желания: «Я хочу, чтобы было так», — то обязательно находила два или три. Так сыну она помочь не могла. Сейчас Рэйко понимала тех, кто полагался на Бога, но что ей делать со своим собственным предположением? Как гипотеза оно было интересным, но у смотрящего на все с позиции науки Каору не было времени искать серьезные обоснования для фантазий.

Рэйко же с присущей ей серьезностью готова была поверить в выдуманный ею самой мир. Каору пожалел, что заговорил о магнитных аномалиях и поселках долгожителей.

— Прошу, забудьте то, о чем я говорил.

— Не говорите так. Я не собираюсь забывать. Я уверена: то, что уничтожает плохую сторону рака и делает из нее хорошую, есть в той пустыне, куда вы хотели поехать.

Каору слегка приподнял обе руки, пытаясь урезонить Рэйко, но это было бесполезно. С невиданным ранее энтузиазмом она продолжала напирать.

— Все же вам следовало бы поехать туда.

— Да подождите...

Ее лицо приблизилось к его. Каору и моргнуть не успел, как она крепко схватила его за руку.

— Мне уже опротивела эта жизнь. Скоро у Рёдзи начнется четвертый курс химиотерапии.

— Это, наверное, тяжело.

— Если можно, я тоже хочу поехать.

Запланированная семейная поездка внезапно предстала в новом свете. Все внутри раскалилось от одной только мысли о североамериканской пустыне, которую они посетят вместе с Рэйко. Мощная магнитная аномалия, существующая на границах четырех штатов: Нью-Мексико, Аризоны, Юты, Колорадо. Возможно, глубинные пустоты там, образуя воронки, засасывают все вокруг. Его притягивала к себе отрицательная магнитная аномалия... Нет, сейчас Каору притягивали глаза, смотревшие на него.

Ее лицо, почти лишенное косметики (только губы густо накрашены), испускало какой-то природный аромат, смешивавшийся с запахом ее кожи. Предоставленные самим себе, Каору и Рэйко стояли в тени колонн, разделяющих освещенный лампами коридор. Окна перед ними теперь превратились в зеркала и отражали лишь изредка проносившиеся по коридору тени.

Неизвестно, как долго Каору держал Рэйко за руку. Переплетя пальцы, глядя друг на друга, они оба поняли, чего хотели.

Из коридора на семнадцатом этаже исчезли все тени и не слышны были звуки шагов. Словно улучив момент, когда наступила тишина, Каору и Рэйко сплелись телами. Они гладили друг друга по спине, яростно пульсирующая плоть не отделялась от плоти, пульс бился в одном ритме. Твердый член Каору вжимался в промежность Рэйко.

Захотев поцеловать ее, Каору на мгновение отвел голову, давая ей возможность поднять лицо, но Рэйко, не реагируя на движения юноши, все сильнее продолжала гладить его по спине. Упершись лбом в подбородок Каору, она стала отворачиваться, чувствовалось, что она стремится избежать поцелуя. Каору все пытался поцеловать ее, она отводила его лицо, и он наконец понял.

Она ведь тоже заразна?

Были же случаи, когда вирус метастазного рака передавался через слюну; не иначе, Рэйко, беспокоясь за здоровье Каору, избегает поцелуя. Он понял, о чем она умолчала. Недавно, когда Рёдзи сказал, что не хотел появляться на свет, Рэйко тихонько вышла из комнаты. Рёдзи, возможно, подцепил заразу еще в матке. И когда его слова напомнили матери о том, что заставляло ее так страдать, она больше не могла это слушать.

Но даже опасность заразиться не ослабила пыла Каору. Он нежно отстранил ее, приподнял ладонями лицо и, взглядом говоря ей, что он все понимает, не произнося ни слова, припал к ее губам.

Теперь Рэйко уже не пыталась сопротивляться.

Одной рукой обхватив женщину за шею, а другой за ягодицы, Каору притянул ее к себе. В этот момент с удвоенной энергией легонько застучали их столкнувшиеся зубы, раздался чавкающий звук — это слюна обволакивала и твердые зубы, и мягкую ткань губ.

Задержав дыхание, они на мгновение разъединили губы и коснулись друг друга щеками, и в этот момент у обоих изо рта вырвался тяжелый стон. Рэйко, вытянувшись, прильнула, насколько могла близко, к уху Каору и, прерывисто дыша, в отчаянье проговорила:

— Я прошу... — Но ни стон, ни ее пафос ничего не меняли, они были лишь пустым сотрясением воздуха. Рэйко хотела спасения не только сына, но и своей жизни. — Прошу... помоги.

— Я... не... Бог, — произнес он, собрав все силы. Каору не контролировал себя, в органах его бурлила кровь, а в голове не было ни одной ясной мысли, но он каким-то образом понимал, что уже сделал первый шаг по территории смерти. Он не сожалел, что безо всяких колебаний подчинился приказам своей плоти, что целовался с Рэйко, держа ее в объятиях. Он не сомневался, что, окажись он в любое другое время в такой же ситуации, поступил бы точно так же. От Рэйко исходила сила, подавлявшая любое сопротивление.

— Прошу, поезжай туда. — Теперь даже Рэйко настаивает на том, чтобы он ехал в эту зону магнитной аномалии с «предельно отрицательным магнитным показателем». Фикция, посеянная им самим и взращенная Рэйко, уже начинала пускать в него свои крепкие корни.

8

В тот момент, когда Каору входил в палату отца, профессор Сайки поднялся со стула, стоящего у койки.

Увидев Каору, он произнес:

— А... — И собрался уже выйти из комнаты. — Только, пожалуйста, потише, — сказал он.

Сайки не хотел мешать Каору, пришедшему навестить отца, но Хидэюки попытался его задержать.

— Я больше не могу, ты же знаешь, у меня здесь дела. — Сайки не был сиделкой из службы социальной помощи и уже весь извелся оттого, что ему действительно надо было идти.

— А, ну ладно.

— Да, меня ждут ... — сказал Сайки и бросил взгляд в сторону Хидэюки. — Ну... — Он взмахнул рукой и вышел. Каору проводил его взглядом и подошел к отцу.

— Отец, ты как?

Посмотрев на Хидэюки сверху, выяснив, какого у него цвета лицо и насколько впали щеки, он сел на тот же стул, на котором до этого сидел Сайки.

— Хреново, — безо всякого выражения выдавил из себя Хидэюки, уставившись в потолок.

— Что так?

— Этот Сайки припирается только с плохими новостями.

Сайки, выпускник того же факультета, что и отец, не участвовал в составлении диагноза, поскольку это не входило в его обязанности патологоанатома, а было задачей других специалистов. Поэтому Каору недоумевал, какие еще плохие новости тот мог принести.

— Плохие новости?

— Знаешь Накамуро Масато? — Голос отца звучал хрипло.

— Да, он твой друг.

Каору была знакома эта фамилия. Он работал вместе с отцом в проекте «Петля» и теперь, скорее всего, преподавал в местном университете на факультете инженерии.

— Умер, — резко произнес отец.

— Да?

— То же, что и у меня.

Для отца это было шоком: умер его коллега и ровесник, не будет ли он следующим?

— Но ты-то все еще в порядке. — У Каору не было иного способа поддержать отца, кроме как месяцами подбадривать его подобными фразами.

Лежа на кровати, Хидэюки медленно повернул голову и спросил — так, будто хотел сказать: «Ни к чему эти бессмысленные утешения»:

— Знаешь Комацу Дзаки?

— Нет. — Каору впервые слышал это имя.

— Неважно, он мой подчиненный по «Петле».

— Да?

— Тоже умер.

Каору сглотнул. Тень смерти шаг за шагом все ближе подбиралась к отцу.

Хидэюки назвал еще три имени, также опечатывая их словом «умер».

— Послушай, я уж и не знаю, что думать. Все эти люди — мои коллеги, которые проводили исследования на предмет искусственного продления жизни, все мы работали вместе.

— И все они умерли от вируса метастазного рака?

— Сколько сейчас заразившихся в Японии?

Если исключить людей вроде матери и Рэйко, которые подхватили вирус, но еще не заболели, то по статистике получалось где-то около миллиона человек.

— Миллион примерно.

— Выглядит внушительно, но это меньше одного процента от населения. А вот из тех, кого я знал, заболели многие.

При этом Хидэюки пристально посмотрел на Каору. Суровый, пронизывающий душу собеседника взгляд смягчился, и наконец на лице Хидэюки появилось выражение мольбы.

— Ты-то, надеюсь, в порядке? — Отец высунул из-под одеяла руку и дотронулся до обтянутой джинсовой тканью коленки Каору.

Возможно, он просто хотел пожать ему руку, но старался воздерживаться даже от прикосновения к коже. Он заразил жену, но сын-то пока не получил вирус, и у Хидэюки еще оставались силы для борьбы.

Каору отвел глаза от взгляда постепенно слабеющего отца.

— Санализами все в порядке?

— Ты беспокоишься?

Эта мысль пронзила Каору насквозь. Результат анализов двухмесячной давности был отрицательным. Но он не знал, каким будет результат в следующем месяце.

Каору отвернулся, притворившись, что его отвлекли шаги, раздававшиеся в коридоре. Он вспомнил недавний разговор с Рёдзи, его презрительный смех... Постепенно в нем ожили те переживания, импульсы, двигавшие им тогда.

Вчера вечером контакт с Рэйко не обошелся поцелуями. Каору помнил, как они стояли в коридоре, обнявшись, как удачно скрыл их интерьер больницы.

Когда он потом пришел в палату к Рёдзи, чтобы забрать забытый там учебник по медицине патологий, мальчика позвали на рентген. Каору не знал, что в это время проводят обследования, и Рэйко ему тоже об этом не говорила.

Он легонько постучал, и дверь тут же открылась. Он увидел влажное лицо Рэйко. Заметив в ее руках полотенце, он понял, что она им только что вытиралась. Дверь подалась влево, комнату освещала десятиваттная лампочка. Судя по звуку воды, лившейся не в ванну, а в раковину, Рэйко умывала лицо. Закрывшись полотенцем, она спросила приглушенным голосом:

— Ты за книгой пришел?

— Прости, что так неожиданно. — Голос Каору, также исказившись, понизился. В комнате ощущалось отсутствие Рёдзи.

— Заходи.

Взяв Каору за руку, Рэйко втащила его в комнату и закрыла дверь. Они вместе встали перед зеркалом у раковины. Рэйко закончила вытирать лицо полотенцем, которое было у нее в руках, и явила Каору свое лицо, уже полностью без косметики. В уголках глаз виднелись морщинки, свидетельствовавшие о возрасте, но это нисколько не уменьшало ее притягательности.

Каору подбородком указал на стоявшую в углу за ширмой кровать, как бы спрашивая, почему нет Рёдзи.

— Его только что увела медсестра.

— На обследование?

— Да.

— На какое?

— Сцинтилограмма. — Рэйко никак не могла привыкнуть к этому слову и выговаривала его с трудом.

Предшествующее химиотерапии сцинтилогическое обследование, во время которого в кровь вводятся необходимые препараты, занимает по меньшей мере часа два. До конца обследования никто не войдет в комнату, которая на некоторое время оказывалась в полном распоряжении Каору и Рэйко.

Сына увели на обследование, и Рэйко, поняв, что химиотерапия неизбежно приближается, упала духом. Начинались тяжелые испытания. Лекарства от рака не только боролись с раковыми клетками, но и наносили повреждения здоровым. Ей тяжело было глядеть на мальчика, страдающего от тяжести во всем теле, отсутствия аппетита и рвоты. Но даже перенесенные страдания вовсе не гарантировали исчезновения раковых клеток. Замедляя их рост, химиотерапия лишь оттягивала роковой момент. При новом раке возникновение метастазов было неизбежно.

Каору не знал, что сказать матери, теряющей сына. Явные попытки утешить ее вызовут лишь больший прилив депрессии.

Рэйко смотрела Каору прямо в лицо.

— Если ждать чуда, то оно придет. — Она схватила обеими руками руку Каору. Это, наверное, уже вошло у Рэйко в привычку: чуть что, хватать Каору за руки.

— Что?

— Мне уже опостылела эта жизнь.

— Мне тоже.

— Во что бы то ни стало, прошу: помоги сыну и мне. Ты ведь можешь!

«Я могу?!» — прокричал он в душе, но, разумеется, не вслух.

Несколько мокрых прядей из челки Рэйко прилипли ко лбу. Во влажных глазах горел огонек мольбы. Рот исказился, как будто она сейчас заплачет, и это еще сильнее притягивало Каору. Ему во что бы то ни стало захотелось помочь ей. Он не мог сложа руки смотреть, как она гибнет.

Тут из крана, который оказался не до конца закрыт, потекла тонкая струйка воды. Журчание наполнило маленькую комнату, пробуждая желание. Звук воды подталкивал к действию.

Рэйко обернулась, она хотела отпустить руку Каору, чтобы завинтить кран. Но юноша, наоборот, сжал ее руку и с силой прижал Рэйко к себе.

Поначалу она сделала вид, что сопротивляется, и ее лицо помрачнело. Прикоснувшись к ее коже, Каору ощутил, как борются в Рэйко противоречивые чувства. Материнские чувства с чувствами женскими.

Обнимая Рэйко, он оступился и повалился с ней на постель.

Подавленная видом кровати, лишившейся своего хозяина, в позе, как будто за плечами у нее была смерть, Рэйко боролась с накатывающим на нее оргазмом. Отовсюду, шелестя, надвигалась тень смерти. Вскипающее желание символизировало жизнь, но мысль о том, что сейчас, когда они этим занимаются, Рёдзи проходит обследование (пероксидами!), убивала возбуждение. Материнские инстинкты подавляли желание.

Совсем иначе чувствовал себя Каору. Его возбуждение вышло из-под контроля, душа, слившись с телом, устремилась к единственной цели.

Он не придавал особого значения тому, что Рэйко заражена. Сейчас его совершенно не волновало, что вирус скорее, чем через соприкосновение ртами, передастся через слизистые оболочки половых органов.

Когда они рухнули на кровать и лежали друг на друге, соединив губы, Каору принялся аккуратно расстегивать блузку Рэйко. Несмотря на небогатый сексуальный опыт, он вел себя как взрослый мужчина и чувствовал что-то необыкновенное.

* * *

Каору погрузился было в воспоминания о вчерашнем дне, а отец все говорил о том, как он не хочет, чтобы его сын подхватил этот вирус.

Отрицательный ли анализ?

Ты молод, осторожнее с женщинами.

Во всем будь очень внимателен.

Ты можешь поддаться минутному соблазну.

Эти слова впустую пролетали мимо ушей Каору. Он не мог смотреть отцу прямо в лицо. Казалось, такое безобидное дело — полюбить женщину, но оно полностью рушило все надежды отца.

— Эй, Бонза, ты меня слушаешь? — Хидэюки вывел из забытья блуждавшего мыслями где-то в пустоте Каору. Он уже давно не называл его Бонзой. Сознание Каору через силу вернулось назад.

— Не переживай, — сказал он, но Хидэюки продолжал смотреть на него с сомнением.

Некоторое время они молча глядели друг на друга. Наконец, когда обмен информацией, которую уже не выразить словами, был закончен, Хидэюки снова, как и в начале разговора, коснулся рукой коленной чашечки Каору:

— Послушай, ты понимаешь, ты же мое сокровище.

Каору положил ладонь на руку отца:

— Да, понимаю.

— Поэтому не сдавайся! Борись! Напряги весь свой ум и борись с этим гадом, который разрушает такие молодые тела.

Сначала Рэйко с ее просьбой о помощи, теперь отец с призывом к борьбе — он чувствовал, как «другие» оказывают на него давление. Но ведь если он заразится и окажется перед опасностью заболеть метастазным раком, эти люди перестанут быть «другими». Ему ничего не остается, кроме как бросить все силы на защиту собственного тела.

— Все не выходит из головы. Сайки сказал, что мои бывшие коллеги один за другим умерли от этой болезни. Таких, как ты, почти нет, — снова повторил Хидэюки.

— Возможно. — Каору пожал плечами. Отец и множество людей — кроме него — почему-то являлись носителями вируса.

— Должна быть какая-то причина.

— Ну, исследователям, например, легко заразиться, да и...

— Когда-то ты додумался сопоставить расположение поселков долгожителей с местами магнитной аномалии. Если сможешь, сделай карту плотности инфицированных в Японии и Америке. Или хотя бы собери информацию о профессиях заболевших. Собери всю информацию, какую сможешь. Сделай статистический анализ.

— Понял, попытаюсь.

— Мне кажется, такое большое количество заболевших не случайно. — Хидэюки, глядя в потолок, левой рукой потянулся к тумбочке и пошарил там. Он словно что-то искал.

Каору бросились в глаза несколько десятков бумажных листов, лежавших на тумбочке. Он взял их прежде, чем до них дотянулся отец.

— Это? — спросил он.

На первом листе был напечатан ряд букв:

AATGCTACTTACTATTAGTAGAATTGATGCCACCTTTTAGCTCGCGCCCCA...

Лишь мельком взглянув, он понял, что это запись базовой конфигурации гена.

— Эти распечатки принес Сайки.

— И что за гены здесь расшифрованы?

— А ты догадайся.

Сказав это, Хидэюки постучал себя по груди. У него было подозрение на метастазы в легких, и каждый свой день он проводил в обследованиях.

«Здесь же основная базовая конфигурация метастазного вируса!» Потрясенный, Каору разглядывал ряды букв. На нескольких десятках листов были напечатаны девять основных генных конфигураций. Испещрившие бумагу тысячи, десятки тысяч букв были чертежом дьявольского вируса.

9

Для начала Каору отправился в научно-исследовательский институт, где хранился значительный объем информации о проекте «Петля». Виртуальная история «Петли» хранилась в голограммах, поражающих воображение своим количеством: шестьсот двадцать на десять в двенадцатой степени. И даже сейчас, по прошествии двадцати лет, все это бережно сохранялось. До института удобнее было ехать на синкансене, чем на метро, и Каору, выйдя из здания университетской больницы, направился к станции.

Он прошел совсем немного, а на рубашке уже начал выступать пот. Часы показывали чуть больше двенадцати, и пассажиров было немного. Поэтому казалось, что кондиционеры работают с удвоенной мощью. Мокрая от пота рубашка тут же стала холодной. Каору почувствовал озноб.

Он достал из портфеля взятые у отца листы, на которых были напечатаны все базовые комбинации гена вируса метастазного рака. Сколько ни смотри на ряды из четырех букв ATGC, указывающих на тип такреотидов (основ), толку от этого никакого. Но Каору не знал, чем себя занять. Была бы у него с собой книжка, он хотя бы полистал страницы, но, к несчастью, он второпях ничего не положил в портфель.

Ген человека — это отдельный информационный блок, у вируса метастазного рака их было только девять. Между тем у человека их около тридцати тысяч, и можно представить, насколько вирус менее сложен.

Каждый ген может быть разделен на базовые комбинации, количество которых колеблется от тысяч до десятков тысяч. Первые три основы указывают на соответствующие им аминокислоты. Например, три тысячи букв ATGC образуют элемент, включающий в свой состав тысячи аминокислот.

* * *

Каору проглядел измятые страницы, а когда устали глаза, оторвался от них и стал смотреть на пейзаж за окном. Значки были мелко напечатанными, и оттого, что их приходилось рассматривать в трясущемся поезде, у Каору портилось настроение. Кроме букв встречались еще и цифры, чтобы сразу было понятно, с какой «основы» начинать.

С помощью этих чисел Каору быстро выяснил количество основ, составляющих все девять генов.

Первый ген — количество основ 3072

Второй ген — количество основ 393 216

Третий ген — количество основ 12 288

Четвертый ген— количество основ 786 432

Пятый ген — количество основ 24 576

Шестой ген — количество основ 49 152

Седьмой ген — количество основ 196 608

Восьмой ген — количество основ 6144

Девятый ген — количество основ 98 304

У разных генов количество основ было от нескольких единиц до сотен тысяч.

Каору встал с сиденья и направился к двери. Пока он сидел, поток воздуха из кондиционера обдавал ему левый бок, а Каору не любил холод. На ум шли мрачные мысли, и желание встать становилось все сильнее.

Прислонившись к двери вагона, он рассеянно рисовал в воображении лицо Рэйко. Но тут же перед его мысленным взором встало изможденное лицо отца.

В том отделении института, куда ехал Каору и где раньше работал отец, все оставалось без изменений.

Двадцать пять лет назад, получив ученую степень, Хидэюки был сразу взят на работу исследователем в проект «Петля». Пять лет у него ушло на исследование по созданию искусственной жизни.

Каору так точно и не знал, чем занимался отец до его рождения. Он пытался спрашивать, но Хидэюки почему-то сразу умолкал, и из его бурчания трудно было понять, к чему привели исследования. Обычно, когда отец брался за работу и она увлекала его, он всегда испытывал подъем, но при неудачах из него нельзя было вытрясти и слова. Поэтому, видя плохое настроение отца, Каору почти ни о чем не спрашивал.

Но, по-видимому, со временем из-за болезни Хидэюки начал сдавать. Сейчас, в больнице, когда Каору, взяв распечатки с расшифровкой генов вируса, уже собирался выйти из палаты отца, тот окликнул его:

— Послушай, Бонза... — И уже по инициативе отца Каору наконец узнал, чем тот занимался во время исследований.

«Я работал над компьютерной моделью зарождения жизни», — вкратце пояснил Хидэюки.

Это была его давняя мечта — объяснить, как на Земле зародилась жизнь.

Но, как Каору и предполагал, данная попытка успехом не увенчалась, и проект был заморожен. Отец не произнес слова «провал». Даже более того, он говорил, что исследования шли вполне успешно. Только до сих пор не понятно, почему это привело к такому результату.

— "Петля", как бы это сказать... Заболела раком.

«Заболевание раком» свело все формы к одной и уничтожило разнообразие.

Каору слушал похожие на стон слова отца, но никак не мог понять, что он имел в виду. А поскольку он не понимал, в чем состоял главный замысел, то уж тем более ему было не понять деталей.

Во-первых, Каору хотелось узнать, за какие исследования взялся в прошлом его отец, а во-вторых, ему важно было выяснить, случайно или нет почти все сослуживцы отца пали жертвой вируса.

Поэтому он заявил, что хочет поехать в институт. Отец назвал ему имена еще живых сотрудников и напряг всю свою память, чтобы объяснить сыну, как туда попасть.

От Каору требовалось сразу же передать людям из института весть от отца. Хоть отец там больше не работал, Каору должен был ожидать радушный прием.

Юноша безо всякой цели еще раз взглянул на распечатки.

Количество основ, которые составляли код всех девяти генов вируса, никак не выходило у него из головы. На бумаге было девять строк, в каждой из них — от четырех до шести цифр.

3072

393 216

12 288

786 432

24 576

49 152

196 608

6144

98 304

Тут бы Каору и пригодились его выдающиеся вычислительные способности. Благодаря своему таланту он уже начал предчувствовать послание, но пока из этих цифр ничего не выходило.

Как будто что-то общее есть в этих девяти строчках.

Это можно проверить. Каору надеялся на интуицию.

Чтобы развеяться, он выглянул в окно. По обеим сторонам, как деревья в лесу, выстроились высотные здания. И, пронизывая пространство, между этими чащами бесшумно несся состав обтекаемой формы.

Приближаясь к станции, поезд сбросил скорость. Рядом со стройплощадкой виднелось веселое разноцветное здание.

Четыре высотных здания, каждое высотой метров триста, органично соединенные между собой, образовывали небольшой городок.

Square building.

Square означает «квадратный». Кроме него...

Тут взгляд Каору снова упал на распечатки, все внимание его было сконцентрировано на девяти рядах цифр.

— Какой же я дурак! — чуть слышно произнес Каору.

У слова square было еще значение «вторая степень». Благодаря этой ассоциации он внезапно догадался.

3072 — это 2 в 10-й степени, умноженное на 3;

393 216 — 2 в 17-й степени, умноженное на 3;

12 288 — 2 в 12-й степени, умноженное на 3;

786 432 — 2 в 18-й степени, умноженное на 3;

24 576 — 2 в 13-й степени, умноженное на 3;

49 152 — 2 в 14-й степени, умноженное на 3;

196 608 — 2 в 16-й степени, умноженное на 3;

6144 — 2 в 11-й степени, умноженное на 3;

98 304 — 2 в 15-й степени, умноженное на 3.

Удивительно, но все девять чисел были равны двум в энной степени, помноженным на три.

Каору быстро посчитал в уме, какова вероятность того, что девять многозначных чисел, расположенных безо всякого порядка, все окажутся двойками, возведенными в некоторую степень и помноженными на три. Из всех чисел до шести знаков таких только восемнадцать.

Даже не вычислив все правильные числа, Каору понял — вероятность практически нулевая.

Почему в генах вируса все базовые основы — это двойки в некой степени, помноженные на три?

Все-таки не может оказаться случайностью, что эти несколько чисел выстроились столбиком, преодолев преграду почти нулевой вероятности. Видимо, в этом должен быть какой-то смысл.

Каору подумал, что десять лет назад, размышляя вместе с отцом, они пришли к такому же выводу. Разве что темой тогда была загадка возникновения жизни.

Там, в супе... посреди этой массы, существует нечто, что дергает за нитки...

Репродуктор оповестил, что поезд прибыл на нужную Каору станцию, голос доносился словно из другого мира.

Каору выскочил из дверей и встал на платформе. Если верить отцу, то от станции до института пешком минут десять.

Каору с изможденным, как у призрака, лицом двинулся по платформе. После вагонной прохлады на перроне можно было свариться, перемена температуры ощущалась болезненно.

Положив в портфель бумаги, которые до этого держал в руке, Каору двинулся в сторону института, следуя указаниям отца.

10

Идти пришлось недалеко, но дорога была неровной, и ко времени, когда он подошел к институту, Каору насквозь пропотел. Стоя перед старым зданием посольского типа, Каору сравнивал его с описанием, которое он записал на бумагу. Несомненно, это было оно, то самое здание, в котором на четвертом и пятом этажах хранится информация о «Петле».

Каору на лифте поднялся на четвертый этаж и попросил позвать человека по фамилии Амано. Эту фамилию ему назвал Хидэюки.

«Когда придешь в институт, сразу попроси позвать Амано и передай ему, что я тебе сказал». — Хидэюки несколько раз напоминал ему об этом.

Женщина у стойки сняла трубку внутренней связи и передала просьбу.

— Вас желает видеть господин Каору Футами, — кратко проговорила секретарша и, улыбнувшись Каору, показала на диван в холле. — Подождите, пожалуйста, немножко.

Каору сел на диван и стал ждать, когда придет человек по имени Амано. Оглядываясь по сторонам, он испытывал поразительное ощущение, ведь отец уже более двадцати лет назад поступил сюда на работу. До того как сам Каору родился, отец каждое утро подходил к стоике, на которую он сейчас смотрит, и шел в лабораторию.

— Простите, что заставил вас ждать. — Голос раздался совершенно неожиданно. Каору казалось, что Амано сможет появиться только из-за стойки, откуда-то из глубины этажа, но он подошел со стороны лифта. Каору встал и учтиво кивнул головой.

— Рад познакомиться, Каору Футами. Мой отец очень признателен вам.

— Ну что вы, что вы. Это я ему признателен. — Сказав это, Амано достал из визитницы карточку и протянул ее молодому человеку. Каору, будучи всего лишь студентом, не имел визитных карточек и не мог дать в ответ свою.

Под названием института стояла степень доктора медицины и имя Амано Тоору.

Поначалу могло показаться странным, что делает доктор медицинских наук в институте, специализирующемся на компьютерном программировании. Но если подумать, то и отец закончил медицинский факультет. Не так уж это и странно.

— Простите, какова ваша специальность?

Амано улыбнулся, на его щеках появились ямочки.

— Микробиолог.

Амано, небольшого роста, но прекрасно сложенный, был только на два года младше отца Каору, но выглядел значительно моложе. Казалось, ему около тридцати пяти.

— Извините, я вас отвлекаю.

— Нет, ничего подобного. Давайте я вам здесь все покажу.

Амано провел Каору в лифт и нажал кнопку последнего этажа. Наверху была такая же стойка, но Амано, ведя за собой Каору, прошел мимо нее.

Он показал юноше комнату площадью в двадцать тё. По стенам комнаты висели какемоно, а на столе стояло несколько компьютеров.

Амано опустился в свое кресло и указал Каору на кресло для посетителей.

— Вы хотите узнать поподробнее, чем занимался Футами-сэнсэй?

— Да.

— Кстати, как здоровье сэнсэя? — Было видно, что Амано спросил не из простой вежливости, а с искренним беспокойством. Каору не стал рассказывать о том, что если подтвердится наличие метастазов в легких, то ситуация станет почти безнадежной.

— Ну, так себе.

— Сэнсэй меня многому научил. — Лицо Амано приняло такое выражение, будто он загрустил о прошлом. — Но за несколько лет тут все изменилось. Стало свободнее.

Возможно, под «стало свободнее» подразумевалось здание института. По правде говоря, Каору не увидел никого, кроме Амано и секретарши за стойкой. У него появилось подозрение, что причиной этому вирус.

— Отец сказал мне, что многие из тех, кто принимал участие в исследованиях «Петли», умерли от рака.

— Да, верно.

— Была для этого какая-нибудь причина?

— Эх, пока я, к сожалению, ничего сказать не могу.

Каору не казалось, что это простая случайность. Если удастся отыскать какую-нибудь причинно-следственную связь, то, кто знает, может, найдется эпохальное решение в борьбе с раком.

— Вы знаете, где были зарегистрированы первые случаи заболевания?

Уж если Амано микробиолог, то должен хорошо это знать.

— Разновидности рака легко перепутать и поэтому создавать статистику трудно, но если говорить о вирусе метастазного рака, то первый пациент был американцем.

До Каору также доходили слухи, что местом появления вируса была Америка.

— Это произошло в Америке?

— Да, заболевший был инженером-компьютерщиком, он жил в городе Альбукерке, штат Нью-Мексико, — сказал Амано и горько усмехнулся. Бросалось в глаза странное совпадение. Факт, что впервые вирус метастазного рака был обнаружен в теле компьютерщика, и факт, что процент заболеваемости среди работников этого института заметно выше, чем в других местах. Быть может, это не выходило за пределы чистой случайности, но...

Усмешка продержалась на лице Амано не более секунды. Так, будто он, вздохнув, решил, что нет смысла искать некую особую причину, и отвергнул мысль о том, что совпадение не случайно.

Словно поддавшись своему душевному состоянию, Амано резко вскочил с места.

— М-да, м-да, кстати, вы не смотрели одно очень старое видео?

— Видео?.. — Каору почему-то насторожился.

— Его для более ясного разъяснения темы и принципов исследований записали подчиненные Футами-сэнсэя. Там они что-то делают, какие-то вычисления, в общем, заняты работой. Если хотите побыстрее разобраться, в чем состоит цель «Петли», лучшего вам не найти. Пожалуйста, сюда, — позвал Амано, вставая и выходя в дверь.

Пройдя половину похожего на галерею коридора, опоясывающего множество лабораторных помещений, они вошли в комнату смежную с приемной, где стояли диван и стол.

Возможно, потому, что комната располагалась в самом центре здания, в ней не было ни одного окна. В отличие от приемной тут было больше мебели, эта мебель придавала ей вид музейного зала. Стены украшали картины в рамах и художественные фотографии. Особенно выделялись четыре картины, висевшие абсолютно симметрично по одной на каждой стене, совсем как оберег от злых духов, в рамах одинакового размера.

Эти четыре картины современного жанра с применением фотографии приковали к себе внимание Каору. Если смотреть на них как на нечто деформированное и всунутое в фотографию, то могло показаться, что ты сам находишься внутри какого-то угловатого нечто. Удивительное ощущение. На самом этом предмете современного искусства было начерчено множество разорванных окружностей. Более того, интерес вызывала не только сама композиция, но и то, как ровно, сантиметр в сантиметр, были развешаны четыре ее элемента. Эта точность еще больше усиливала впечатление.

Подойдя поближе, Каору попытался прочесть имя автора. Имя оказалось иностранное, вдобавок написано было неразборчивым почерком. С... Eriot...

Пожалуйста, садитесь, — раздался из-за спины голос Амано. Каору тут же пришел в себя. Сев на диван, куда указал ему Амано, он увидел перед собой небольшой телевизор, похоже, только что извлеченный из шкафа. Амано, выдвинув из шкафа боковой ящик, достал кассету. На ней была наклеена бирка с крупно напечатанным названием. Каору успел прочесть: «Петля».

Да и как не заметить, когда оно было столь крупно напечатано.

11

Фильм начинался с объяснения общей концепции искусственной жизни. Он был рассчитан на широкую аудиторию, и его создатели весьма предусмотрительно учли необходимость подкрепить все базовой информацией.

Повернувшись к Каору, Амано со смехом спросил:

— Ну что, поехали?!

Сын Хидэюки Футами с волнением уставился в телевизор в надежде узнать наконец, чем же на самом деле является «Петля». Он нетерпеливо кивнул головой, прося побыстрее начинать. На экране появились какие-то научные схемы. Они менялись, одни пропадали, другие появлялись. Этот поток схем исходил из проектора.

Несмотря на термин «искусственная жизнь», цель проекта заключалась вовсе не в том, чтобы, произвольно переставляя цепочки ДНК, создавать искусственного монстра.

Не лишним будет сказать, что импульсом к созданию концепции искусственной жизни послужили распространенные в конце прошлого столетия компьютерные игры.

Поначалу все это очень напоминало игру в го.

На экране компьютера создавалось подобие двухмерной доски для игры в го. То множество клеточек, из которых она состояла, называли «клетками». Клетка могла находиться в двух состояниях: «живая» или «мертвая», что обозначалось черным цветом и отсутствием цвета соответственно. На доске изображались только живые клетки в виде черных точек. Каждая клетка была окружена восемью другими. Одна сверху, другая снизу, две по бокам и четыре по углам. Для всех клеток существовали правила. Например, если рядом с какой-нибудь «живой» клеткой соседствовали еще две-три «живые», то эти клетки могли «выжить» в следующем поколении. Если же «живых» клеток в этой окружности не было ни одной, или была одна, или четыре или более, то в следующем поколении такие клетки оказывались «мертвыми».

Итак, с самого начала определялось, какие клетки будут «живыми», а какие «мертвыми». Затем путем смены поколений: первое поколение, следующее, следующее после следующего — запускалось цифровое время, в течение которого в зависимости от поколения клетки могли как «умереть», так и снова «ожить». Если в окружности оказывались две или три «живые» клетки, то другие с их поддержкой выживали. При недостаче или переизбытке «живых» клеток клетки просто «умирали».

«Живые» клетки выделялись на «доске» своим цветом, и поэтому со сменой поколений на монохромной поверхности монитора изменялся узор.

Принцип на самом деле был простым, но при осуществлении могли возникнуть самые разные узоры, о том, каким окажется результат, можно было только гадать.

Со сменой какого-нибудь определенного поколения мог получиться узор в виде пересекающих доску диагоналей. Могло получиться лишь повторение предыдущих изгибов. Мог появиться устойчивый, неизменный узор. Узоры сплетались друг с другом, изображение на доске менялось, совсем как живое существо. Изменения происходили до тех пор, пока либо не «погибали» все клетки, либо не устанавливался узор, который продолжал существовать без изменений.

Развивая концепцию таких «игр в жизнь», исследователи стали замечать в компьютерной модели признаки, присущие живым существам. Главное отличительное свойство жизни — это самовоспроизводство. В процессе игры обнаружились узоры, порождающие подобные себе. Не спрятан ли здесь ключ к разгадке тайны возникновения жизни? Представители различных областей науки направили все свои интеллектуальные усилия на выяснение этого.

И то, что закончивший медицинский факультет Хидэюки Футами, как один из исследователей в проекте по созданию искусственной жизни, взялся за компьютеры, не было случайностью. В душе он чувствовал стремление к этому. Возможно, что и микробиолог Амано стал участвовать в этом проекте по тем же самым причинам. И если бы не пришлось им иметь дела со всевозможными преградами, не пришлось идти против стремительного течения, то у них получилось бы то, что было недостижимо для тогдашней науки.

Амано остановил стремительно развивавшееся на экране действие на определенном моменте, отмотал пленку назад и сказал:

— Итак, отсюда начинается, наконец, тема исследований «Петля».

На экране появилось изображение Хидэюки. Увидев молодое лицо отца, такое, каким оно было, когда он только женился, Каору ощутил распирающую грудь тоску. Волосы у отца были на месте, все тело излучало пыл и уверенность. А сквозь одежду угадывалась крепкая мускулатура.

По всей видимости, юноша впервые видел изображение отца, отснятое еще до его, Каору, рождения. Внезапно появлявшиеся картинки были явно лишними. Каору, уставший от неожиданностей, заерзал в нетерпении.

Картинка в очередной раз сменилась, и на экране появилось изображение широкой американской пустыни. Съемка велась со сверхскоростного самолета на протяжении примерно пятидесяти километров. Камера глядела на заброшенный пейзаж внизу. В нежилые длинные или круглые сооружения было помещено множество параллельных суперкомпьютеров. Точное количество «спящих» в пустыне компьютеров было шестьсот сорок тысяч. Вот уж действительно внушительное зрелище.

Внезапно на экране возник Токио, заросший высотными зданиями. Камера спустилась ниже, под землю. Теперь Каору видел заброшенный тоннель метрополитена, лабиринт, раскинувшийся во все стороны, словно паутина. В нем также размещены шестьсот сорок тысяч суперкомпьютеров. Незначительные колебания температуры в течение года и невысокий уровень влажности сделали это место наиболее подходящим для размещения аппаратуры.

Этот выходящий за рамки воображения компьютерный массив в сто двадцать восемь тысяч машин, созданный совместными японо-американскими усилиями, и являлся базой для проекта «Петля».

Снова на экране возникло лицо Хидэюки. Рассказав об аппаратуре для «Петли», он собрался перейти к программному обеспечению.

Указав на монитор, где происходило выраженное символами деление клеток, Хидэюки принялся вежливо, чеканя каждое слово, объяснять, что там происходит. Отец был из тех людей, кто обычно болтает без умолку, но человек, который был на экране, даже не изменяя собственной самоуверенности, все же отводил глаза от камеры, будто стыдился чего-то. Эта невинная деталь придавала ему определенный шарм.

То, что сейчас объяснял отец, Каору было уже известно. Не так уж и трудно оказалось понять, что за исследования проводились тогда, более двадцати лет тому назад.

С какими же методами подошли исследователи к интересовавшей их теме?

Это первое, что заинтересовало Каору при просмотре столь подробного фильма. Объяснение следовало дальше.

На мониторе, куда указывал отец, последовательно вырисовывался процесс появления живой клетки, рядом была изображена искусственно воссозданная при помощи символов схема того же процесса. Параллельно изображались и живая клетка, и искусственная. С течением времени обе они проходили практически одинаковые ступени формирования. Процесс формирования настоящей клетки переводился в символы и симулировался компьютером. Через многочисленные комбинации алгоритмов на экране появлялся образ живой клетки.

Итак, участники совместного японо-американского проекта «Петля» должны были смоделировать условия для зарождения жизни в виртуальном компьютерном пространстве и посредством передачи генетической информации через поколения создать самостоятельный мир, в котором повторялись бы земные эволюционные процессы с учетом даже таких механизмов, как мутация, паразитизм и иммунитет. Говоря проще, задачей «Петли» было создание мира, в точности копировавшего наш.

На этом месте Амано ненадолго остановил кассету и повернулся к Каору:

— До этого момента есть вопросы?

Каору кивнул.

— Так все-таки... — начал он. — В какой области эти исследования окажутся полезными?

Каору с самого начала мучил вопрос, откуда были взяты деньги на исследования и как потом можно было бы использовать их результаты. Здесь требовалось финансирование явно государственного масштаба, тогда как результаты исследования, позволявшего прояснить механизм эволюции и разрешить загадку появления жизни на Земле, удовлетворили бы разве только чей-то научный интерес. Трудно было представить, что такой проект мог принести какую-нибудь материальную выгоду.

— Я так и знал, что у вас возникнет подобный вопрос. Сфер, в которых можно было бы применить результаты, было без счету. Начиная с медицины и физиологии... Биология, физика, метеорология... Не применимо разве что в химии. А так во всем — от регулирования рыночных цен до социологии с ее проблемами увеличения населения, — сказал Амано и улыбнулся.

В реальности результаты исследований уже принесли огромную выгоду во многих областях. Был найден тот момент, когда может нарушиться баланс экосистемы и окружающей среды, и выработан ряд мер по его предотвращению, также исследования привели к эпохальному сдвигу в области понимания того, как в процессе развития тела и мозга возникает сознание. Были найдены методы лечения некоторых сложных болезней и, таким образом, сделан большой вклад в развитие медицины и физиологии.

Во второй части фильма в основном объяснялась методика работы. Реализуя теорию хаоса, теорию нелинейности, теорию L-систем, теорию наследственного алкоголизма, программа сама упражнялась и разъясняла различные схемы и запутанные механизмы.

К примеру, она в мельчайших подробностях показала процесс деления клетки. Вот делится клетка, потом снова, образуется живое существо, затем, замерцав, картинка меняется, словно пленку прокручивают очень быстро. Процесс динамического развития компьютерной сети выглядит совершенно как вырастание капилляров из раковой клетки. Симуляция, произведенная машиной, выглядит так, словно это живая клетка.

После объяснения методики на вводной части кассета закончилась. Казалось, остальное не стали показывать, чтобы сохранить в секрете процесс исследований.

Но и того, что он увидел, Каору было достаточно.

Само по себе воспроизведение зарождения жизни и эволюционных процессов на компьютере не было чем-то из ряда вон выходящим. Подобные эксперименты проводили по всему свету. Но настолько запутанная и в то же время продуманная, включающая в себя бесчисленное количество параметров система, по-видимому, испытывалась впервые. Каору был поражен.

Речь шла о попытке цифрового сжатия огромного отрезка времени, необъятной истории эволюции, которая берет свое начало от момента возникновения жизни около четырех миллиардов лет тому назад. Несколько миллиардов лет сжались в компьютере приблизительно до десяти лет, но все аспекты нашего мира были воспроизведены в точности.

Каору захотелось узнать о дальнейшей судьбе проекта.

— И до чего же дошла «Петля»? — спросил он у перематывавшего кассету Амано.

— Футами-сэнсэй вам разве не рассказывал?

— Я спрашивал. Схема привела лишь к появлению рака.

На лице Амано появилось выражение растерянности, смешанной с удивлением.

— Так вы насчет этого...

— Мне хотелось бы подробнее узнать о том, как проходил процесс.

— Понятно, давайте походим по комнатам, попьем кофе, поговорим. Я со своей стороны хочу узнать, что сейчас с Футами-сэнсэем.

Амано проводил Каору в другую комнату. Она отличалась от предыдущей. Видимо, это угрюмое помещение с железными столами и рядами стульев из металлических трубок использовали для встреч и для проведения экспериментов. Вместо авангардистской живописи стену украшала карта мира. Ничем не примечательная мрачная комната, похожая на маленькую школьную аудиторию.

Когда они сели друг против друга за стол, появилась девушка из комнаты со стойкой и поставила перед ними два кофе.

От одноразовых стаканчиков поднимался пар. Амано, взявшись обеими руками, поднес ко рту стакан с горячим кофе. В комнате без окон вовсю работал кондиционер, и, хотя расслышать речь собеседника было можно, звучала она словно во сне. Каору, по-видимому, был безразличен к институтскому холоду, но, взглянув на Амано, который подносил кофе ко рту так, словно замерз, он почувствовал, что и у него руки покрываются гусиной кожей.

Амано, попивая кофе, начал вспоминать историю виртуального мира.

Он говорил словно старик, рассказывающий сказки. Каору это не показалось странным. Какая бы это ни была компьютерная симуляция, речь шла об истории живого мира, и художественный элемент здесь вполне естествен.

Возможно, именно по этой причине у Каору улучшилось настроение, и он с восторгом слушал Амано, думая о том, как это захватывающе — вновь пережить всю историю Земли.

12

...И вот, как появились РНК, которые могли самовоспроизводиться, через некоторое время начал зарождаться и хаотично-разнообразный мир. Некоторые из сотрудников были настроены пессимистично: мол, все как было, так и останется.

Однако другие считали иначе. Все-таки и настоящая жизнь проходила те же этапы развития. Возникнув примерно четыре миллиарда лет тому назад, жизнь сперва не проявляла никаких признаков развития и почти все время оставалась на одноклеточном уровне.

Как и было предсказано, в один из дней, когда происходящие процессы достигли определенного предела, внезапно появились и начали развиваться сложные формы жизни, совсем как в кембрийском периоде, когда жизнь начала резко усложняться. Почему именно в это время жизнь становится настолько разнообразной и сложной, объяснить практически невозможно.

Процесс превращения крайне примитивных существ, подобных одноклеточным, в многоклеточных как две капли воды походил на такой же процесс, протекавший в реальности на Земле.

Возникшая жизнь впоследствии стала видоизменяться. Что-то, не меняя формы, естественным образом вымерло, что-то развилось в более сложную форму. Генеалогия усложнялась, выявились феномены мутации и симбиоза, появились очень интересные существа, выполнявшие различные роли. Подобия земляных червей рыли землю. Какие-то существа носились в глубине морских вод. Некоторые подобно птицам устремлялись в воздух. Имелись и формы жизни, не поддавшиеся никакому развитию, так и оставшиеся одноклеточными. Вероятно, они стали очень похожи на наши бактерии и вирусы. Формы жизни, которые, несмотря на свои большие размеры, совершенно не двигались, напоминали растущие из земли деревья.

Каждая форма жизни имела соответствующую генную информацию, в процессе размножения возникал определенный процент ошибок, внезапно происходила мутация, и развитие либо двигалось в лучшем направлении, либо заходило в тупик, либо вид вымирал. Была воспроизведена логика естественного отбора, иначе — борьбы за выживание.

Поражало в этом процессе явление, которое нельзя назвать иначе как «появление пола». В реальном мире разделение на мужской и женский пол является загадкой. В мире виртуальном возникновение половой дифференциации также осталось необъяснимым.

Примитивные существа могут размножаться и без спаривания. Но для более сложных форм жизни самовоспроизведение без него невозможно. Считается, что с появлением пола генетическая информация гораздо более динамично перегруппировывается и передается в поколениях, а с обретением разнообразия ускоряется эволюция.

Сам я ничего этого не видел, знаю лишь со слов старших товарищей. Странно все-таки, даже как-то не по себе: искусственные существа, развивающиеся в виртуальном пространстве, вдруг занимаются сексом.

Начиная с большого скачка в кембрии, жизнь с удивительным напором начала приобретать все более сложные формы. Стоило появиться гигантским организмам вроде динозавров, как они в мгновение ока исчезали.

Потом возникли организмы, у которых поколение родителей носило информацию о следующем поколении в себе. И по прошествии определенного срока организмы отделялись друг от друга. Вы понимаете? Появились млекопитающие!

Через некоторое время, наконец, появились существа, которых можно было назвать предками людей.

Представляете себе! И внешним видом, и движениями они походили на орангутангов. Они непрерывно совершенствовались методом проб и ошибок, со временем исчезла заметная прежде неуклюжесть. Объем генетической информации, заложенный в них, значительно увеличился. Наконец появилось существо, о котором можно было уже сказать: «А не человек ли это?»

Оно явно осознавало свою индивидуальность, имело разум. Это стало ясным еще и из того, что между особями наблюдалась тенденция к обмену сигналами.

Благодаря обмену сигналами в двоичной системе, при помощи цифр 0 и 1, заметно возрос объем информации, который эти существа могли использовать. И как результат этого увеличился процент выживаемости. Это было не что иное, как обретение языка.

Расшифровав ряды из нулей и единичек, которыми обменивались наши аналоги, мы смогли перевести ту информацию, которая от них исходила. Мы поняли, что их язык так же сложен, как и наш.

Язык мы расшифровали и с помощью автоматического переводчика смогли их понять. Их мир становился все интереснее. Какая бы сцена ни появлялась на экране виртуального шлема, возникало ощущение, будто ты стал героем фильма. Искусственные существа начали творить собственную историю. Те, что имели какие-то общие черты, образовывали группы, между государствами шли войны, плелись политические интриги. Развивалась культура. На наших глазах создавался мир. Некоторые из нас утверждали, что их история в точности воспроизводит нашу.

С развитием истории объем информации возрос, время стало идти медленнее. Был достигнут предел мощности компьютера.

На воссоздание первых трех миллиардов лет с момента зарождения жизни у компьютера ушло всего лишь полгода. Но скорость постепенно снижалась, и, когда эти существа по интеллекту сравнялись с современными людьми, компьютеру приходилось работать года два или три, чтобы в «Петле» прошло несколько сотен лет.

Для сотрудников института этот виртуальный мир был возможностью стать замеченными. Однако сами разумные существа, живущие внутри «Петли», никак не могли узнать о нас, своих создателях. Для них мы были не иначе как самыми настоящими богами. Ограниченные жизнью внутри «Петли», они не могли догадаться об истинном устройстве мира. Представилась бы им возможность, выбрались бы наружу. А иначе и быть не могло.

Культура достигла у них одного с нами уровня. На сделанных ими улицах замерцали неоновые вывески развлекательных заведений, везде яркие цвета, шум. Появились средства массовой информации, информация начала быстро распространяться, люди жили, наслаждаясь искусством, у них была и музыка, и литература. Их жизнь уже мало чем отличалась от нашей. У них были свои Моцарт и Леонардо да Винчи. Они выполняли те же роли, будто были вырезаны из нашей истории, сделали такой же вклад в культуру. С одной стороны, все это выглядело красиво, а с другой — вызывало депрессию. Некоторые сотрудники оторваться не могли от наблюдений, а другие в открытую заявляли, что предчувствуют нашу погибель.

Появлялись дурные предзнаменования, что произойдет что-то непредвиденное.

Впоследствии эти предчувствия во многом оправдались. Все в мире «Петли» стало заболевать раком.

Дойдя до этого места в своем рассказе, Амано вздохнул и поднес стаканчик ко рту. Он знал, что стаканчик уже пуст, но это движение компенсировало его неловкость. Будь он курильщиком, то давно бы уже опалил себе губы сигаретой.

— Раком?

Амано пожал плечами и развел руками. Так, словно поднял их, сдаваясь.

— Мир «Петли» оказался захваченным некими телами с одинаковым генокодом, разнообразие пропало, и он пошел по пути вымирания.

Каору, пытаясь осмыслить сказанное, по привычке уставился в потолок.

В сверхскоростном суперкомпьютере создано виртуальное пространство, названное «Петлей». Если смотреть с точки зрения существ, его населяющих, то это безграничное, космических масштабов пространство. Более того, оно зиждилось на тех же основаниях, что и древняя Земля. Совпадала форма земного шара, соблюдены были все законы физики. С математической точки зрения мир был построен по той же форме и логике, что и Земля. Совпадала не только сила земного притяжения и температура кипения воды, но и все остальное, вплоть до ландшафта.

Углерод (С), водород (Н), гелий (Не), азот (N), натрий (Na), кислород (О), магний (Mg), кальций (Са), железо (F) и другие сто одиннадцать элементов перемешивались соответственно их свойствам. Условия, что, например, два атома водорода и один кислорода превращались в воду, а вода, вступая в реакцию с азотом, образовывала аммиак, были строги и неизменны, как и космос, окружавший эту Землю.

Образование воды не произошло в этом мире однажды как следствие некой причины. То, что два атома водорода и один атом кислорода соединяются и образуют воду, было установлено заранее, как правило. Кто создал эти правила? Определенно, как его ни назови, это будет Бог.

Поскольку эволюция в «Петле» во всем совпадала с таковой в нашем мире, то можно было считать, что и там жизнь произошла от возникшей первой жизни на рибонуклеиновых кислотах. Даже более того, раз «Петля» была копией нашего мира и законы физики там совпадали с нашими, то, по-видимому, и вся эволюция там шла по тому же сценарию, что у нас.

Одной из-за задач проекта «Петля» было проследить процесс реальной эволюции. Предполагалось, что в результате это позволит предсказывать будущее.

Тут у Каору по спине пробежал озноб. В «Петле» уже предсказано будущее! Всеобщее поражение раком.

Так что же? Разве это сейчас и не происходит?

Раковые клетки растут безгранично, у них нет полового деления, хуже того, они бессмертны. Пока число заболевших по всему миру не превышает нескольких миллионов, но при внезапной мутации и при взрывных темпах роста вируса метастазного рака оно неизбежно возрастет. Причины случившегося в «Петле» те же. Это случайность? Или предсказания «Петли» точны?

Сидящий напротив Каору Амано, похоже, не мог связать научно результат «Петли» и реальность. Естественно. Не так уж легко поверить в столь абсурдную вещь.

Напрасно пытаясь скрыть волнение и стараясь выглядеть хладнокровным, Каору спросил:

— А в чем причина того, что жители «Петли» стали заболевать раком?

Амано невозмутимо ответил:

— Ну, как бы вам объяснить. Это результат действия RING-вируса. Он появился совсем непостижимым для нас дьявольским способом.

— То есть один-единственный вирус затронул всю «Петлю»?

— Да. Если взмах крыла одной бабочки может изменить всю картину мира, то невозможного нет.

Амано вспомнил «Эффект бабочки», принцип, согласно которому столь маленькое движение, как взмах крыла одной бабочки, могло повлиять на мироустройство. Так что не было ничего удивительного в том, что RING-вирус столь сильно повлиял на судьбу «Петли».

Однако загадкой оставалось возникновение самого вируса.

— Но все-таки есть ли какая-нибудь гипотеза, объясняющая его появление?

— Гипотеза?

— Например, кто-нибудь из сотрудников института вторгся в программу?

— Исключено, система защиты идеальна...

— Ну, тогда вторжение компьютерного вируса...

— Это возможно. Подобное предположение высказывали многие.

У Амано, похоже, тоже имелись какие-то соображения на этот счет, видно было, что он задумался.

— Скажите, пожалуйста, а с кем из принимавших участие в проекте сейчас можно связаться?

Амано еле слышно рассмеялся.

— Я один остался. Единственный выживший. — Сказав это, он со смущенным видом поднес ко рту руку. Ведь Хидэюки Футами был еще жив.

Чтобы сгладить неловкость, Каору с горечью улыбнулся.

Амано в смущении подыскивал слова.

— Собственно, я вошел в проект незадолго до его закрытия. В первую очередь стоило бы посетить отца основателя проекта, Кристофа Элиота, но он куда то запропастился... — Амано многозначительно взглянул на Каору, затем продолжил: — Да, знаю еще одного, он американский исследователь. Необычный был человек. Говорили, его выводила из себя работа в команде.

— Вы помните имя?

— Так, минутку. — Амано вышел из комнаты и вернулся с папкой под мышкой. Он стал листать ее... — А, вот, нашел, — пробормотал он и, посмотрев на Каору исподлобья, сказал: — Кеннет Росман.

— Кеннет Росман... — повторил Каору. Давний друг отца. Когда пять лет назад он приезжал к ним, они, стоя на балконе, вместе делали снимки Токийского залива.

Приезд Росмана совпал с публикацией результатов исследований. Он остановился у своего давнего друга Хидэюки Футами и провел в его доме несколько дней.

Эти несколько дней глубоко врезались в память Каору. С подбородка их гостя свешивалась похожая на козлиную бородка; если бы не руки и не голова, его можно было бы принять за колокол. При разговорах на научные темы в его голосе появлялись циничные нотки, создавалось впечатление, что его представление о грядущих событиях отдает крайним пессимизмом.

— Этот человек как-то связан с Футами-сэнсэем?

— Да. Он друг отца. Однажды, лет пять назад, я встречался с ним. У него очень впечатляющая внешность. Где он сейчас?

Амано вновь полистал папку.

— Согласно этим документам, десять лет назад он сменил место работы, уйдя из Кембриджа, и переехал в Лос-Аламос в Нью-Мексико.

Нью-Мексико, это название электрическим разрядом пронеслось у Каору в голове. Он стал водить взглядом по комнате, встал и подошел к висевшей на стене карте мира.

Штат Нью-Мексико, Лос-Аламос.

Каору ткнул пальцем в карту. Место неподалеку от границы штатов Аризона, Нью-Мексико, Юта, Колорадо. Десять лет назад они хотели отправиться туда всей семьей.

Кеннет Росман десять лет назад переехал в Лос-Аламос. Какое совпадение. К тому же первый человек, заболевший вирусом метастазного рака, был как раз из Нью-Мексико.

Каору с силой зажмурился. Ему казалось, что там должна быть скрыта очень важная подсказка.

— С ним можно связаться? — спросил он с мольбой в голосе.

— Это невозможно, — холодно ответил Амано.

— Почему?

— В последний раз я говорил с ним полгода назад. То, что он сказал тогда, не дает мне покоя. Но после связь оборвалась.

— Что же он сказал?

— Что ключ к разгадке у Такаямы и что Такаяма, похоже, понял, что это за вирус... Загадочные слова.

— Такаяма? Кто это?

— Попробую объяснить просто. Распространение рака началось с происшествия, связанного с появлением вируса неизвестной природы. Центральный персонаж этой истории — человек из искусственного мира по имени Такаяма[2]. Он и еще двое — Асакава[3] и Ямамура[4] — играли значительную роль в появлении рака. Вот что имеется в виду.

— У этих существ есть свои имена?

— А как же!

— Так Кеннета Росмана не стало, когда он произнес имя Такаямы?

— Ну-у, да, правда, связь оборвалась, но как бы там ни было, ему становилось хуже с каждой минутой, вирус метастазного рака атаковал тогда его уже в пятый раз. — Амано развел руками. — В общем, неудивительно, что его дыхание оборвалось, когда он продолжал исследования один в крохотном городке Уинсрок, отрезанном от остального мира.

— Уинсрок?

— Уинсрок в Нью-Мексико. Городишко посреди пустыни, почти одни руины.

Каору глубоко вздохнул и снова повернулся к карте. Он ткнул пальцем в одну из маленьких точек.

Уинсрок в Нью-Мексико.

* * *

Казалось, что в маленькой лаборатории этого города его ждет Кеннет Росман.

* * *

Не убирая пальца с карты, Каору повернулся к Амано.

— Амано-сан, вы видели все связанное с тем происшествием, в которое были вовлечены Такаяма и Асакава?

— Нет, — покачал головой Амано. — По-моему, это видела только часть сотрудников. А носителей с информацией у нас нет, они хранятся в Америке.

В Каору проснулось страшное любопытство.

— А я могу посмотреть?

— Это возможно, но боюсь, вы лишь впустую потратите время. Слушая Амано, Каору так и продолжал держать палец на карте.

13

Он уже давно не выходил на балкон у себя дома и не вглядывался в ночное небо. Несмотря на сотню метров, отделявших его от земли, он видел, что на черной поверхности залива совсем нет волн. Двигались лишь поднимавшиеся оттуда испарения. Безветренная, теплая ночь.

До сегодняшнего вечера, когда Каору узнал все подробности проекта «Петля», даже ночное небо, на которое он сейчас смотрел, производило на него совсем другое впечатление. Суждено ли ему узнать, как устроено мироздание? Подумав, что, возможно, достаточно только смотреть — и он поймет, Каору обратил взгляд к звездам.

Каким будет конец Вселенной?

Столь банальные вопросы нередко приходили ему в голову. Что станет с той видимой частью космоса, которую он сейчас обозревает? Он попытался представить, но эта область была слишком необъятна для его воображения.

Каору захотелось оказаться внутри «Петли». Положим, ему удалось бы стать существом, способным осознавать пространство и время так, как осознают их обитатели этого мира. Возможно, там кажется, что пространство расширяется. «Петля» с течением времени разрастается. Перед тем как запустили программу, там ничего не было — ни времени, ни пространства, лишь горы силиконовых чипов. С момента, когда сотрудники института запустили программу, пространство начало расширяться со скоростью взрыва.

Но в покоящихся под землей параллельных суперкомпьютерах не существует «Петли» как пространства. Так же в кинотеатре: на экране появляется огромное изображение действительности, но сам экран в себе это пространство не содержит. И в компьютерах, и вне их пространства нет. Это только обладающим сознанием существам кажется, что пространство есть. С развитием способности познания возрастают и пространство расширяется, словно стремясь убежать от глаз, пытающихся познать его.

Каору взглянул на настоящее небо. Внезапно в голове возник вопрос. Та Вселенная, на которую он смотрит сейчас, тоже расширяется. Но не только потому, что пытается уйти от познавательной способности нашего ДНК? Нельзя отмести и возможность того, что реальная Вселенная — такое же виртуальное пространство, как и «Петля». В конце концов, что такого в том, что он понял это.

Но поняв, что реальность — тоже виртуальное пространство, он ни на грамм не приблизился к истине. Издревле существовавший взгляд, что «форма есть пустота»[5], иначе говоря, идеалистический подход был практически неприменим в реальности.

Предположим, что эта вселенная виртуальна, возможно, ее обитатели наблюдают за нами, словно через широко распахнутое окно, подобно тому как люди имеют возможность наблюдать за «Петлей» Время и пространство запрограммированы, и на дисплей можно вывести трехмерную картинку любого момента времени.

Каору приложил руку к груди, потом к животу, потом спустил ее еще ниже.

Возможно, моя плоть мне только мерещится, а на самом деле там ничего нет.

Пониже середины тела у Каору находились небольшие органы. Исходившее от них желание вовсе не казалось нереальным. Водя ладонью по воздуху, он попытался нарисовать лицо Рэйко.

За окном, спиной к которому стоял Каору, никого не было. Телевизор показывал уже что-то новое. Мать Каору, закрывшись у себя в спальне, скорее всего, видела сейчас сны о коренных жителях Америки.

Каору осторожно развернулся. Повернувшись к окну, он напряг свои органы чувств и заставил бытие возникнуть.

Невозможно, что вот эта плоть — фикция. Невозможно, чтобы плоть Рэйко, которую я ласкал, была фикцией.

Он посмотрел на ночное небо и громко произнес это вслух.

14

В наступившей тягостной тишине Каору пытался осмыслить только что полученные известия. Чтобы успокоиться, он старался занять себя чем-нибудь. Он уже давно готовился к этому, он все знал, но ему стоило невероятных усилий взглянуть на отца.

Незадолго до этого Каору был у Рёдзи. После того как мальчика увели на обследование, Рэйко заперлась в одиночестве. Каору очень сильно переживал за нее, но то, что он услышал в палате отца, заставило его подумать, не воздаяние ли это за какое-нибудь неизвестно где совершенное чудовищное преступление. Запах кожи Рэйко все еще щекотал ему ноздри. Кое-где на теле еще не стерлось ощущение от прикосновения ее нежной плоти. Еще глубоко в клетках не затих этот импульс и эхом разносился по его телу, а он уже сожалел о том, что пришел к отцу в палату.

За последние несколько дней тело Хидэюки стало еще меньше. У фигуры, лежащей на кровати, грудь более не выдавалась над телом. С детства отец смотрелся гигантом. Когда, играя в дзянкен, Каору ударял его, бицепсы на широкой выдающейся груди не шевелились, словно каменные. Тело отца, прежде столь могучее теперь стало незаметной полоской между одеялом и простыней.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что подозрение на метастазы в легких подтвердилось. Это была плохая новость, из тех, о которых никто не хочет знать, ее слишком долго оттягивали, и, по мере того как правда становилась все яснее, прежде скрываемое чувство злости стало рваться наружу.

— Не вставай, сядь! — спокойно сказал Хидэюки, обращаясь к Каору, который с искаженным от злости лицом хотел приподняться. Как только Хидэюки произнес это, Каору понял, что сейчас услышит вторую плохую новость.

Послушавшись отца, он опустился на стул. Непонятно откуда, у него снова появились силы, да и злость начала спадать.

— Операцию будем делать? — Голос звучал словно из пустоты.

— Нет, не надо! — сразу же ответил отец.

Каору был с ним полностью согласен. Удаление метастазов из легких вряд ли могло продлить жизнь. Результат был очевиден. Операция могла только еще больше сократить оставшееся время.

— Да, согласен, — сказал Каору.

— Я-то еще ничего. Тут кое-что пострашнее случилось.

Как и в прошлый раз, отец сослался на известия от профессора Сайки.

В этот раз новости были связаны с результатами эксперимента на животных, который проводили одновременно в Японии и в Америке. До последней поры считалось, что вирус метастазного рака поражал только людей и воздействовал только на их клетки. Однако в результате многократных опытов над мышами и морскими свинками стало ясно, что эти животные также подвержены его воздействию.

Окончательный вывод относительно того, была ли это внезапная мутация, или способность вируса поражать животных просто не заметили раньше, пока не сделан. Важно то, что существует вероятность попадания вируса в организмы живущих рядом с людьми собак и кошек, а возможно, и более мелких животных, которые в таком случае станут переносчиками. Если это окажется правдой, то можно будет говорить о колоссальной, невиданной ранее эпидемии. Ирония заключается в том, что произошедшее в «Петле» и реальность все больше сближаются. Эпидемия рака в «Петле» захлестнула все формы тамошней жизни. И если следовать подобной аналогии, то можно предположить, что вирус не ослабит своего напора, пока не поразит все формы жизни на Земле.

Получалось, что если он даже не заразился от Рэйко, то вирус все равно неизбежно нападет на него.

Таким образом Каору пытался оправдать свое соитие с Рэйко. Он старался не думать о подстерегающей его опасности смерти...

Голос отца звучал откуда-то издалека.

— А? — переспросил Каору.

— Эй, ты, что, не слышишь?

— Извини.

— Ты ведь беседовал с Амано-куном, когда вы встретились. Какие у тебя впечатления от него?

Хидэюки любил спрашивать о впечатлениях.

— Ну, трудно сказать.

Хидэюки изо всех сил закивал головой.

— Да, пожалуй, — пробормотал он.

— Пап, то, что случилось с «Петлей»... Здесь ведь сейчас то же самое...

— Проект «Петля» начался тридцать семь лет тому назад и длился семнадцать лет. Через пять лет после того, как я подключился к нему, проект закрыли. Это было двадцать лет назад! Я сам закрыл программу. Все давно уже списано в архив истории. А кажется, что прошло несколько дней. То, что там произошло, все никак из головы не идет.

Эти слова не вызвали у Каору полного доверия.

Тем вечером, десять лет назад, Хидэюки увильнул от темы «Петли», видимо, его нежелание рассказать Каору, чем же все закончилось, объяснялось тем, что он был крайне расстроен. Вся виртуальная жизнь утратила свое многообразие и погибла от рака... Не стоило рассказывать это ребенку, которому и десяти-то не исполнилось. Хидэюки, вероятно, не хотелось думать о возможности столь ужасного конца, когда наш мир продублирует судьбу «Петли».

И все-таки результаты проекта не давали покоя Хидэюки.

— Причина рака, поразившего Петлю... — начал Каору, но Хидэюки договорил за него:

— Появление RING-вируса.

— Так, папа, возможно ли предположить, что кто-то влез в программу?

Хидэюки, как будто задумавшись, молчал некоторое время.

— Почему ты так считаешь?

— Совершенно не ясно, как появился RING-вирус. Невозможно представить, что он возник естественным образом. И если он не возник внутри, то не естественно ли предположить, что его занесли извне.

— Хм...

— Что?

— Если бы с того момента, как началась эволюция, можно было проникать в программу, то эксперимент потерял бы смысл. Система защиты была идеальна.

Тогда Каору назвал имя:

— Ты ведь помнишь Кеннета Росмана?

Продолжая не шевелясь лежать на спине, Хидэюки перевел глаза на сына.

— Как он поживает? — спросил отец так, словно его тошнило. Казалось, он уже приготовился услышать о смерти друга.

— А ты знаешь, где он сейчас?

— Я слышал, он по-прежнему занимается исследованиями искусственной жизни в Нью-Мексико, но...

— Да, он вроде как переехал в Нью-Мексико, в Лос-Аламос. Но что с ним сейчас, не ясно. Кстати, не так давно он сообщил, что понял суть вируса метастазного рака. Ключ к разгадке у Такаямы...

— Такаяма?..

— Папа, ты видел изображение Такаямы в «Петле»?

Вопрос Каору заставил отца призадуматься. Глаза его усиленно забегали, и в этом Каору виделось какое-то отчаянье перед надвигающейся смертью.

Выглядел Хидэюки плохо. Естественно, что после нескольких тяжелых операций память разбитого болезнью Хидэюки уже не была настолько ясной. Оттого что он ничего не мог вспомнить, очень страдала его психика.

— Нет, не видел, я так думаю.

Не желая причинять отцу боль, Каору сменил тему.

— А кстати, папа, генокод вируса расшифрован. В нем только девять генов.

— Три дня назад Сайки приносил распечатки.

— Он показывал тебе эти цифры? — Каору сунул отцу бумагу, на которой были напечатаны основные ряды. Числа, образовывавшие основы генов, были выделены маркером.

— Это зачем?

— Чтобы выделить числа основ: 3072, 393 216, 12 288, 786 432, 24 576,49 152, 196 608, 6144, 98 304.

Хидэюки смотрел на числа, но это не вызвало у него никаких ассоциаций, и он непонимающе уставился на Каору.

Тот громко и четко произнес:

— Видишь ли, папа, все девять чисел — это два в энной степени, помноженное на три.

Услышав это, Хидэюки снова взглянул на цифры. Несколько раз внимательно просмотрев их, он с восхищением сказал:

— Да, твоя сообразительность поражает.

В этот момент трудно было не заметить, что лицо Хидэюки озарилось, как в те минуты, когда он бывал увлечен научным спором. Это радовало и в то же время давило на сердце. Каору уже давно не ощущал исходящей от отца столь сильной энергии.

— Ты считаешь, что и это случайность?

— Нет, это не случайность. То, что несколько чисел, среди которых есть даже шестизначные, а уж тем более девять подряд будут двойками, возведенными в энную степень и помноженными на три, крайне маловероятно. А все, что выходит за пределы случайности, имеет смысл. Ведь ты сам сказал это однажды вечером десять лет назад. — Хидэюки слабо улыбнулся.

В мозгу Каору вспышкой промелькнули воспоминания о семейном вечере десятилетней давности. Такое же, как и сейчас, жаркое лето, ожидание поездки в североамериканскую пустыню, детская мечта... Цель этой изначально развлекательной поездки была предельно искорежена, но она все продолжала держать в своих тисках Каору.

В этот момент и Каору, и Хидэюки хотелось быть вместе. Внезапно из коридора донесся шум.

Бежали два или три человека, и, хотя звук их шагов доносился явно не со стороны палаты интенсивной терапии, они все равно вызывали очень неприятное ощущение. Каору охватило беспокойство, он стал прислушиваться.

К отрывистым, похожим на команды мужским выкрикам примешивался похожий на крик птицы женский голос. Голос показался знакомым. Ошибки быть не могло, это Рэйко.

— Подожди-ка. — Каору показал глазами на дверь и встал со стула.

Открыв дверь, он высунулся в коридор. Он увидел спину женщины, торопливо бегущей за людьми в форме охранников. Женщина была в домашней одежде желтого цвета... Даже молния на спине не была застегнута полностью. Та самая молния, которую он сам расстегивал недавно. Над молнией — та же белая шея... Да, это точно была Рэйко.

Голые ноги были всунуты в сандалии. Приглядевшись, Каору заметил, что только одна из них застегнута. От каждого сделанного шага одно плечо опускалось ниже другого. Рэйко была в страшном смятении.

Беспокоясь, не случилось ли чего ужасного, Каору окликнул ее по имени и побежал следом.

Она услышала, но даже не обернулась. Рэйко и двое охранников вместе завернули за угол коридора и влетели на лестничную площадку, где находился лифт.

Рэйко кричала что-то неразборчивое, казалось, она звала кого-то по имени, но ее голос терялся в общем шуме.

— Рэйко-сан!

Каору быстро догонял их; распахнув закрывшуюся у него перед носом дверь, он так же, как и они, влетел на лестничную клетку. В дальнем углу площадки был грузовой лифт, а прямо напротив него пожарный выход на запасную лестницу. Вход на лестницу, предназначенную для экстренных случаев, открывался и снаружи, и изнутри. Правда, всех, кто без надобности пользовался им, можно было увидеть на мониторе охраны, сама же охрана пользовалась запасной лестницей, чтобы быстрее добежать до нужного места. И разумеется, чтобы предотвращать попытки выброситься из окна.

В тот момент, когда Рэйко и охранники распахнули дверь, Каору разглядел за их головами маленькую человеческую фигурку. Окно, врезавшееся Каору в память, красный треугольник... На раме окна, которое также открывалось и снаружи, и изнутри, чтобы туда могли попасть пожарные, скрючившись, сидел... Рёдзи!

Мальчик полунасмешливо следил за суетой взрослых, по своей давней привычке он все елозил ногами.

Увидев Рёдзи, охранники остановились и в один голос принялись его убеждать:

— Успокойся...

— Не делай этого...

— Ну же, спускайся...

Рэйко сдавленным голосом, обращаясь не к сидящему на окне Рёдзи, а куда-то в потолок, произнесла:

— Рё-тян!

Похоже, даже через стоящую перед ним мать Рёдзи смог заметить Каору. Их глаза встретились. Рёдзи закатил зрачки кверху, показав белки, и начал переваливаться назад. Белки, последнее, что удалось увидеть, больше не принадлежали живому человеку.

Через мгновение Рёдзи бросил свое тело в темноту за окном и исчез в ней.

15

Сидя в ванне, Каору сделал воду прохладнее. Он подставил ладонь под теплую струю. Поначалу ему казалось, что вода горячая, но, привыкнув, он понял, что ее температура близка к температуре тела. Он погрузился в воду по плечи и сидел некоторое время не двигаясь. Когда Каору закрутил кран, наступила тишина. Редко удавалось ему вот так посидеть в ванне вечером в будний день.

Заведя волосы за уши, Каору откинулся, положил затылок на край ванны и закрыл глаза. Потом он подогнул коленки и сжался, приняв позу зародыша в матке. Биение его сердца разносилось под водой, казалось, оно может создать волнение и на поверхности.

Все попытки успокоиться ни к чему не приводили, перед глазами стояла одна и та же картина.

С тех пор как Рёдзи выбросился из окна пожарной лестницы, прошла уже неделя.

Я бы мог спасти Рёдзи.

Заслоняя собой мысли о Рэйко, перед глазами Каору возникала сцена самоубийства Рёдзи.

Все, что произошло до и после того, как Рёдзи выбросился из окна, глубоко врезалось в сознание Каору. Его пустой взгляд, когда он падал из окошка на лестнице. Вопль Рэйко. К несчастью для Каору, все звуки, все образы намертво засели у него в мозгу. За эту неделю не было и ночи, которая прошла бы без кошмарных сновидений.

Сразу после того как Рёдзи выбросился, Рэйко и Каору кинулись к окну. Они увидели тело мальчика, неестественно скрючившееся от удара о твердую землю. В сумерках ручейком струившаяся кровь мерцала красноватым блеском. Рэйко тут же упала в обморок, ее подняли. Рёдзи хотели отнести в реанимацию, но уже одного его вида было достаточно, чтобы понять, что это бесполезно. Выжить, ударившись о твердую поверхность при падении с двенадцатого этажа, невозможно.

Во сне также появлялись следы застывшей на земле крови. Реальности этот след так и остался в больничном садике. Ушедшая жизнь, став тенью, казалось, преградила путь Каору, ему не хотелось приближаться к этому месту.

Самоубийство Рёдзи было одновременно и спонтанным, и запланированным. Он знал, что только окно на запасной лестнице открывается изнутри. И если мальчик изо всей прыти побежал именно туда, значит, это место в какой-то мере могло быть заранее намечено.

Причина самоубийства была ясна. После обследования перед Рёдзи замаячила перспектива уже четвертого курса химиотерапии. Неужели снова придется начинать это тяжелейшее сражение? Рёдзи был сыт этим по горло. Более того, в этом сражении ему все равно не стать победителем. Он так и окончил бы свое существование в страданиях. Вероятно, он взвесил, что лучше: прожить чуть дольше, накапливая страдания, или сократить свой срок, уменьшив муки. Может быть, он также принял во внимание страдания матери, неустанно заботившейся о нем.

Каору до боли ясно понимал состояние Рёдзи, который, будучи зараженным, предпочел умереть. Он не был посторонним в этой истории, в совсем недалеком будущем ему неизбежно придется столкнуться с той же бедой. Сам Каору непременно будет бороться. И хотя он принимал выбор Рёдзи, но не собирался идти тем же путем.

Напряги всю силу своей мысли, бей врага, покусившегося на твое молодое тело.

Так говорит его отец. Думай, что ты избежишь смерти, борись с врагом, ты должен победить. Есть только одно оружие, как говорит отец, — сила мысли.

Каору очень глубоко погрузился в ванну. Горячая вода достигала мочек его ушей.

У меня есть эта сила.

Удивительно, но Каору совершенно не ощущал того, что находится в центре распространения вируса. Словно он был избранным для спасения этого мира и мог превозмочь собственное тело.

У меня слишком высокое самомнение.

Устав сидеть в горячей воде, Каору вылез из ванны.

Спасение мира — это звучало лестно. Он представил себя спасителем и по-настоящему почувствовал себя героем. Но пока что Каору нужно было разрешить одну личную проблему. Проблему вовсе не мирового масштаба, а относившуюся к гораздо более обыденной области. Сегодня у него свидание с Рэйко, которую он не видел уже неделю.

Аккуратно вытерев пот, Каору запаковал себя в новую рубашку и джинсы.

В последний раз он смотрел на Рэйко на похоронах Рёдзи. После она упрямо уклонялась от встречи. Наконец она согласилась уделить ему всего один час сегодня вечером. Такой удачный случай. Каору во что бы то ни стало должен был узнать, почему она закрыла свое сердце.

16

Дом, в котором жила Рэйко, — красивое трехэтажное здание со стенами из красного кирпича — располагался на краю покрытого зеленью холма.

На входе он набрал номер квартиры и подождал ответа, из колонки раздался тоненький голос Рэйко:

— Да?

Через секунду входная дверь открылась. Еще с того момента, как они встретились в больнице, Каору подозревал, что Рэйко не испытывает недостатка в деньгах. Пройдя от входа до лифта по коридору с паркетным полом, он понял, что не ошибся.

Разумеется, Каору не стал выяснять, откуда у нее столько денег. Напрямую у Рэйко он не стал бы спрашивать, а сама она не рассказывала. Из ее собственных слов он понял только, что ее муж был преуспевающим человеком. Он был старше ее и умер несколько лет назад от рака.

Квартира Рэйко находилась на третьем этаже. Каору не пришлось звонить в дверь — она открылась, как только он подошел. Рэйко рассчитала время и, наверное, смотрела через дверной глазок. В проеме появилось лицо Рэйко. Волосы, в которых проглядывала седина, были собраны на затылке и связаны резинкой.

— Входи, — сказала она слабым голосом.

— Давно не виделись.

Даже после того как она проводила его в гостиную и усадила на диван, оба некоторое время не произносили ни слова. Каору почувствовал себя неловко. Он не понимал, почему Рэйко охладела к нему, и, не зная, как и что сказать, все не мог начать разговор.

Рэйко молча поставила перед ним стакан с ячменным чаем и села напротив.

— Вот и встретились.

Каору уже потянулся, чтобы обнять Рэйко, но она отстранилась и передвинулась так, что теперь расстояние между ними увеличилось.

Подобным образом она вела себя и на похоронах, когда, одетая в траур, не позволила Каору обнять ее. Он уже протянул руку к ее плечу, полагая, что только он один может облегчить ей горе потери единственного сына, но вынужден был остановиться.

Как не был Каору неопытен с женщинами, заметив постоянно повторяющуюся реакцию, он наконец понял, что нужно отступить. Но он никак не мог понять причину столь упорного отказа. Хотя он и чувствовал, что разрыв с женщиной, которая была ему так близка, неизбежен, ему неприятно было думать об этом.

Словно обнимая саму себя, Рэйко скрестила руки на груди и терла кожу предплечий пальцами, ей было холодно. Комнатный кондиционер работал в охлаждающем режиме, но до холода было еще относительно далеко. А Каору было даже жарко.

Разглядывая Рэйко, он силился воспринять ее боль. Если она закрылась из-за горечи потери, то вряд ли он найдет способ успокоить ее.

Слова ободрения и успокоения... Слова, которые лезли ему в голову, казались ему слабыми, пустыми, постыдными. Вопрос о здоровье, просящийся на язык, задавать было нельзя. И из-за всего этого разговор не клеился.

— Ну и долго собираешься молчать? — опустив глаза, холодно спросила Рэйко.

Ее замечание задело Каору, будто бы невозможно было обращаться к собеседнику иначе как молча.

— А повежливее нельзя? — пробурчал он.

— Что?!

Рэйко обхватила руками голову. Ее трясло. Она, по-видимому, рыдала, иногда прорывались всхлипы.

— Я хочу облегчить твою боль, но как это сделать, не знаю.

Рэйко сквозь слезы смогла вымолвить: «А-а...», — подняла взгляд и закусила зубами нижнюю губу. Все лицо под красными заплаканными глазами было мокрое от слез.

— Лучше бы нам с тобой не встречаться.

Каору больно ударили эти слова.

— Ты теперь меня ненавидишь?

«Как же так!» — беззвучно прокричал он. Если бы она действительно разлюбила его, то отказалась бы встретиться. Если бы она стала игнорировать звонки с просьбами о встрече, то, в конце концов, не было бы этого неприятного момента. А ведь сегодняшнему свиданию отведен лишь один час. Рэйко что-то нужно обсудить, у нее имеется веская причина для встречи.

— Он знал. — Голос Рэйко внезапно стал мягче.

— Что?

— Про тебя и меня.

— Что мы занимались любовью.

— Занимались любовью? Это называется занимались любовью?

Рэйко усмехнулась.

Называется заниматься любовью.

Знал что?

Каору напрягся.

— Чем мы занимались в той комнате.

Фразы Рэйко не вязались друг с другом. Каору сглотнул.

— Не может быть, — сказал он.

— У него была очень развита интуиция. Я уже давно заметила. Мы поступили глупо, сделав это... Сделав это... — Казалось, у Рэйко сейчас разорвется сердце.

— Но...

— Он написал об этом в записке.

—???

— Что, ты думаешь, он там написал? — Каору снова сглотнул. — Я умру и стану свободным! — сказала Рэйко, воспроизводя интонацию Рёдзи.

Как артистично!

Перед его взором встало смеющееся лицо Рёдзи. В шапочке для плаванья мальчик стоит у края бассейна. И с видом, как будто ест пончики, повторяет:

Я умру и стану свободным! Я умру и стану свободным! Я умру и стану свободным!

Ему хотелось проявить свое участие. Смерть Рёдзи... Все произошло так быстро. Горе обрушилось на нее. Теперь они сидели и смотрели друг на друга со слезами на глазах. Шепча: «Люблю», он вытирал Рэйко слезы.

Рэйко резко вскочила, записка Рёдзи лишила ее самообладания. Наступил момент, когда она могла дать волю слезам. Ей нужно было выплакаться.

Каору вообразил себя на месте Рёдзи. Его мать с удовольствием предвкушает момент, когда ему придется пройти тяжелую процедуру обследования. С точки зрения Рёдзи, это выглядело как предательство. Его мать, с которой они вместе сражались в этой тяжелой битве, с позором отступила и предалась развлечениям. Естественно, его иллюзии рухнули. Каору решил, что это убило волю Рёдзи к борьбе и самоубийство означало капитуляцию, но он был далек от истины. Понимая, что Рёдзи все равно в ближайшем будущем умер бы, Каору не был сильно опечален его самоубийством. Где-то в глубине души он полагал, что, возможно, такой выход даже предпочтительнее для тех, кто вскоре будет призван в мир иной, а пока обречен влачить остаток жизни в бессилии.

Но если это поступок матери толкнул его на самоубийство, какое же смятение должен был испытывать Рёдзи, решившийся на смерть.

Но и у Рэйко состояние было не лучше. Она дорого заплатила за палату, наняла репетитора под предлогом гипотетической возможности возвращения Рёдзи в школу. Она всеми силами старалась показать ему, что хочет, чтобы он выжил. Своей готовностью бороться вместе с ним, знающим, что он умрет, она выказывала свою любовь. Но, несмотря на свое негласное обещание быть с ним до последнего момента, она, наоборот, подтолкнула его к смерти.

Естественно, что Рёдзи впал в отчаянье. И теперь Рэйко страшно переживала, что довела сына до смерти от отчаянья. И она направила свою злость на Каору, который был ее сообщником. Ему наконец стала понятна причина, по которой она так резко отстранилась, когда он на похоронах пытался ее обнять. Перед поминальной табличкой Рёдзи она не хотела даже на мгновение касаться его.

Ему требовалось хоть сколько-нибудь времени, чтобы поразмышлять. Он не знал, как ему лучше поступить. Реши он порвать с ней, и проблемы не стало бы. Но Каору не хотел этого. Он отчаянно искал средство исправить безнадежное положение.

— Может, дашь мне хоть немножко времени?

Он прямо попросил ее об этом, ему хотелось спокойно обдумать, как им обоим быть дальше.

— Нет! — Рэйко резко замотала головой.

— Я не знаю, что мне делать.

— Я тоже! Поэтому...

Это, по крайней мере, успокаивало. Не похоже было, что Рэйко действительно хочет разорвать их отношения. Она сама сообщала ему о своей растерянности. Она сама ничего не могла решить.

Они договаривались встретиться только на час, но за окном уже повисли августовские сумерки. Он познакомился с Рэйко в начале лета. С того момента прошло только три месяца, Каору же казалось, что прошла уйма времени. Большая часть времени — в молчании, иногда паузы длились более десяти минут. И все же Рэйко не говорила «уходи». Каору показалось, что она ведет себя неестественно. Она словно недоговаривала что-то.

— Рэйко-сан, вы что-то от меня скрываете?

Рэйко, побуждаемая Каору, в нерешительности подняла голову На лице ее было лукавое выражение.

— Похоже, случилось!

Прежде чем до Каору дошло, потребовалось несколько секунд.

— Случилось?

— Да.

Они посмотрели друг на друга, взгляд Рэйко подтвердил ее слова.

Волна шока пробежала по его спине. Это было выше его сил. В тесной больничной палате соседствовали жизнь и смерть. Каору был в бешенстве от издевательской реальности этого мира. Во всем этом ощущался чей-то злой умысел.

— Это правда? — вздохнув, спросил Каору.

— Да. И что же мне делать?

— Хочу, чтобы ты родила. — Каору подался вперед. Его намеренья относительно Рэйко были вполне серьезны, и, если уж так получилось, он бы хотел начать совместную жизнь с ней, хотел, чтобы она родила и они бы воспитывали ребенка.

— Да что ты говоришь! — Она достала с журнальной полки газету и протянула ее Каору, это был утренний выпуск.

Даже не глядя, Каору понял, что имеет в виду Рэйко. Сегодня он уже пробежал глазами колонку новостей в утренней газете, где была эта статья.

Текст был проиллюстрирован фотографией кустарника из пустыни американского штата Аризона. В статье говорилось, что этот кустарник случайно обнаружили на Сто Восьмидесятом шоссе, соединяющем Гранд-Стафф и Большой Каньон. На местных глинистых почвах росло множество травянистых растений и невысоких кустарников, но этот был очень странной формы, у него были неимоверно длинные ветви и огромные листья. Кусты были поражены вирусом, на них появлялись опухоли, стали усыхать листья, да и окружающий пейзаж навевал мысли о вирусной заразе, принесенной из пустыни. Изменившаяся форма ветвей и напоминает работу какого-то вируса. Есть предположение, что виновником является бушующий сейчас в мире вирус метастазного рака, который дотянулся своими щупальцами не только до животных, но даже и до растений. Появившиеся в пустыне кусты гротескной формы рассматривались как предвестники конца света. Даже сама статья была проникнута эсхатологическим настроением.

Рэйко еще не заболела, но уже была носителем вируса. А коль скоро угроза болезни распространяется теперь не только на животных, но и на растения, то в этом мире надеяться уже не на что. Скорее всего, зародыш в матке Рэйко тоже заражен вирусом.

Как мог Каору кидаться словами, желать, чтобы она родила ребенка!

— Где есть хоть какая-то надежда?

В «Петле» RING-вирус затронул все формы жизни, все они погибли. Каору это осознавал.

То, как гибла «Петля», напоминает день сегодняшний.

Может, все-таки подождем?

Оставалось только просить. Решать что-либо окончательно сейчас было совершенно бесполезно.

— Если мы не решим ничего сейчас, найдем ли мы выход? Ненавижу все это. Себя. Мне все осточертело. Я не хочу делать аборт, но... Пойми, вместо Рёдзи появится новорожденный. Я, конечно, буду о нем заботиться. Но ничего не выйдет. Я думаю, он разделит судьбу Рёдзи. Да, в мире станет на одну человеческую жизнь больше, но она окажется короткой, и в ней не будет ничего, кроме горя. Помоги, прошу. Что мне делать? Как? Я уже ничего не понимаю.

Каору захотелось придвинуться к Рэйко, шептать ей на ухо, обнять ее, забрать ее тяготы. Но сейчас это было бы неуместно, и Каору прогнал эту мысль.

— Так ты и не думала делать аборт?

Рэйко покачала головой:

— У меня даже на это сил не хватит.

Делать аборт она не собиралась, однако не могла решиться и родить. Заглянув через глаза Рэйко в ее душу, Каору смог уловить там слабый огонек решимости. Аборта не будет, как и родов. Не означает ли это, что она готова выбрать самоубийство?..

Каору хотел только одного — чтобы Рэйко жила. А для этого, вместо того чтобы разглагольствовать о ребенке, которого она может родить, следует внушить ей, что мир стоит того, чтобы в нем жить. Преодолев себя, заставить ее понять ценность бытия, понять, что существуют не только отвратительные вещи. Но если жизнь на земле будет гибнуть с той же скоростью, объяснить кому-либо ее ценность будет невозможно.

Нужно заставить ее согласиться.

Способ был только один: вот этими самыми руками столкнуть мир с пути к хаосу.

На это необходимо время, сколько же его потребуется?

Два или три месяца. Потом живот у Рэйко станет большим, и она, наверное, предпочтет смерть.

— Дай мне три месяца. Прошу. Доверься мне.

— Через три месяца будет поздно. Что, по-твоему, будет с моим животом?! — прокричала она срывающимся голосом.

— Ладно, два месяца.

— Я не могу обещать!

— Нет уж! Обещай! Так вот, два месяца. И что бы ни случилось, не убивай себя. — Каору, опираясь двумя руками о стол, навис над Рэйко. Под его напором она уступила, и после этого ее лицо немного изменилось, стало более спокойным. Похоже, ей стало немного легче. Даже принятие временного решения может хоть как-то облегчить боль. Пусть даже он вновь лишится близости с ней, но ему необходимо было на время ее покинуть. Каору казалось, что двух месяцев окажется как раз достаточно.

— Два месяца... — тихо прошептала Рэйко.

— Да, через два месяца встретимся. До этого, что бы ни случилось, держись.

— Было бы хорошо, если бы это удалось.

— Твое сердце бьется, ты дышишь, если бы еще обо мне хоть немножко вспоминала...

Рэйко выдавила некое подобие улыбки:

— А какое третье условие?

Впервые сегодня Каору увидел радостное выражение на лице Рэйко, это успокоило его.

Ему хотелось, ни о чем не спрашивая, просто верить ей. Доверял ли он самому себе? Он не мог не ощущать собственных сомнений. Почему основы вируса — это два в степени, помноженное на три? Шестое чувство тоже не бездействовало, подталкивая к мысли, не находится ли источник заразы где-то совсем близко. Если удастся установить источник, кто знает, может, найдется средство решения проблемы. Срок — два месяца. Каору не оставалось ничего, кроме как идти навстречу событиям, надеясь в будущем делить судьбу с Рэйко.

17

Поднимаясь в лифте на девятнадцатый этаж, Каору ощущал звон в ушах. Несмотря на то что лифт не изменял давления, сегодня у Каору что-то случилось с ушами, к тому же в голове мелькали запомнившиеся образы.

Тело Рёдзи ударяется об асфальт, слышится звук ломающихся костей, — этот звук так и остался в ушах Каору. На самом деле он не видел, как падал мальчик. Ему только казалось, что он слышал внезапно раздавшийся глухой звук после того, как тот выпал из окна. Однако звук этот никак не хотел покидать его память. Он пульсировал в мозгу, рождая галлюцинации.

Совершенно расстроенный, Каору открыл дверь своей квартиры.

— Я пришел! — крикнул он куда-то в глубь помещения.

Ответа не последовало. Он спокойно начал разуваться, поставил обувь на место, поднял голову и тут увидел, что перед ним стоит неизвестно откуда появившаяся мать.

— Пойдем, покажу. — Не ожидая возражений, она взяла его за руку и потянула в комнату. Похоже, что-то произошло.

— Мама, что случилось? — Смутившись, он, однако, уступил напору матери и не сопротивлялся.

В комнате Матико, куда он давно не заходил, беспорядочными кипами лежали книги, журналы и распечатки. Раньше там было более прибрано. Впрочем, мать и сама уже мало походила на себя прежнюю. Они жили вместе, а Каору казалось, что он давно не видел ее лица.

— Да что же случилось-то, в конце концов?! — Он и так пребывал в нервном напряжении, а тут еще и самоубийство Рёдзи. Каору не могло не беспокоить состояние матери. Правда, мать, казалось, совсем не замечала его беспокойства.

— Я хочу, чтобы ты взглянул на это.

Матико дала Каору номер журнала «Мир чудес».

— Что это еще такое? — Каору сразу заскучал. Название, как он догадывался, предвещало широкий охват тем, связанных с миром таинственного.

Матико выхватила журнал из рук сына и стала перелистывать страницы, дойдя до сорок седьмой, она снова сунула журнал Каору. Такое резкое поведение было совершенно на нее не похоже.

— Прочти эту статью!

Каору послушался. Статья называлась «Как пережить рак конца времен».

«Ах, вот оно что!» — подумал он.

Матико отдавала всю свою энергию поискам таких вот «эпохальных» методов лечения рака, просто бредила этим. Она пыталась извлечь зацепки из своего загадочного мира, основу которого составляли мифы и сказки. Если бы кто-нибудь сказал, что она занимается алхимией, то практически попал бы в точку. Но Каору, понимая, что для собственного покоя ему ничего не остается, кроме как угодить матери, пробежал статью глазами.

* * *

Бывший геодезист Франц Боа, живший в городе Портленд штата Орегон, несколько лет назад заразился метастазным раком. От врачей он услышал приговор. Из-за возникших в его теле метастазов жить ему оставалось месяца три.

Итак, он отказался от предложенного врачами лечения и отправился в путешествие, в одном месте он задержался на две недели. Когда Франц Боа живым возвратился к себе в Портленд, осмотревший его врач только головой покачал, не веря своим глазам. Непомерно разросшиеся раковые клетки исчезли подчистую. Более того, анализ взятых у пятидесятидевятилетнего Франца Боа клеток показал, что частота клеточного деления у него гораздо выше среднего показателя для его возраста.

В общем, побывав на том месте, Франц Боа убил сразу двух зайцев: отвратил неизбежную гибель от болезни и добился долголетия. К слову сказать, живший один Франц Боа так и не поведал людям, где обрел это свое чудо, так как просто-напросто погиб в автокатастрофе. Все просто с ума посходили, чтобы узнать, где он был и что делал.

Зацепок практически не осталось. Разве что в результате дотошного расследования, проведенного одним журналистом, выяснили, что, сразу после того как Франц Боа получил свой «смертный приговор», в Лос-Аламосе он взял напрокат машину. Но куда он на ней поехал, никому не было известно.

* * *

Вот о чем вкратце сообщалось в статье.

Матико терпеливо ожидала реакции Каору. Ничего необычного в этом сообщении о чудесном избавлении от апокалиптичного рака он не видел, подобных сообщений было пруд пруди. И лишь понимая душевное состояние Матико, чье сердце учащенно билось от ожидания, он с вопросительным видом поднял голову.

— Как? — Вопрос Матико касался статьи.

От Портленда до Лос-Аламоса Боа, скорее всего, долетел на самолете. Если он направлялся в пустыню рядом с Аризоной и Нью-Мексико, то естественно, что в Лос-Аламосе у него возникла потребность взять напрокат машину.

— Мама, я понял: ты хочешь сказать, что Франц Боа направлялся в поселок долгожителей в пустыне, о котором я тогда говорил, так ведь?

Мать, ничем не подтверждая это, со сверкающим взором приблизилась к Каору. О ее убежденности говорили глаза.

— На самом деле есть еще одно доказательство.

— Какое?

— Вот, посмотри.

Она достала том, который все это время прятала за спиной, и положила его перед Каору.

«Народные сказания североамериканских индейцев».

Под заглавием были нарисованы солнце и человек, словно в молитве протягивающий к нему руки. Фигура индейца с перьями в волосах была затемнена, словно он и вправду стоял против солнца.

По-видимому, книга была старая, обложка потемнела, страницы замусолились от частого использования.

Взяв у Матико книгу, Каору тут же открыл ее на оглавлении. Оно занимало три страницы и содержало семьдесят четыре раздела. Все они, до последнего, состояли из нагромождения совершенно незнакомых Каору слов. Например, он никогда раньше не видел слова hiaqua. С первого взгляда можно было догадаться, что таких слов нет в англо-японском словаре. Полистав книгу, Каору обнаружил несколько фотографий. На одной из них был изображен индеец в боевой позе, с натянутым луком.

Оторвавшись от книги, он взглядом потребовал у матери разъяснений.

— Это мифы североамериканских индейцев.

— Это я уже понял! Я хочу узнать, какая, в конце концов, все-таки связь между мифами североамериканских индейцев и статьей в «Мире чудес», которую я только что прочел.

Матико устроилась поудобнее, ее движения выдавали, как приятно ей преподать что-нибудь сыну.

— У индейцев Северной Америки было много разных мифов и преданий. Поскольку у них не было письменности, все сказания передавались изустно. — Матико взяла книгу из рук Каору и стала листать страницы. — И почти все эти семьдесят четыре сказания были собраны и записаны не индейцами. Смотри. — Она ткнула пальцем в одну из страниц. — Вот, после каждого названия помечено, где, когда и кем записано. Также есть название племени, из которого родом сказитель.

Каору прочел заглавия на той странице, куда ткнула пальцем Матико.

Как горные вершины дотянулись до солнц

(Племя сёпанках)

Далее шло описание того, как одному белому человеку удалось услышать и записать сказание, когда он жил в этом племени, и только после этого излагалось само сказание.

Оно было небольшим и занимало страничку-две. Такими же были все семьдесят четыре легенды. Многие из них были озаглавлены целым предложением, названия, состоящие из одного слова, практически не встречались.

— Каору-кун, я хочу, чтобы ты прочел вот это.

На странице, которую открыла Матико, должна была находиться легенда номер тридцать четыре, по крайней мере, над названием стоял этот номер.

Каору словно током ударило, когда он увидел название.

Это что? Тоже случайность?!

Взгляд бесчисленных глаз

Правда, из названия совершенно не ясно было, кто и под чьим взглядом находится.

Каору постепенно пришел в себя. Проверил, не подломится ли ножка стула, сел и начал читать. Сам того не заметив, он погрузился в мир, в который толкнула его Матико.

Взгляд бесчисленных глаз

(Племя таркит)

Тысяча восемьсот шестьдесят второй год, разгар войны Севера и Юга. Белокожий священник по имени Бенджамин Уиклифф, отставший от обоза, что направлялся с востока на запад по пустынным землям Великих равнин, был спасен племенем таркит и прожил вместе с ними несколько дней.

Однажды тихим вечером он услышал, как индейцы, собравшиеся у костра, рассказывают истории. Сидевший неподалеку от костра Уиклифф стал прислушиваться. Вздымавшийся в ночное небо столб огня и слова, произносимые с особой интонацией, произвели на него глубокое впечатление, и в ту же ночь он начал записывать.

* * *

Все живые существа в природе в незапамятные времена произошли из одного и того же, а их прародители, возлюбившие людей и животных, — моря, реки, земли, солнце, месяц и луна — были порождены более значительным существом. И душа каждого человека связана с его душой. Поэтому, когда люди творят зло, сердце большого существа наполняется болью, и на людей обрушиваются бедствия.

Однажды звезды, слившись с кровью большого существа, потекли по небу, одна из них сорвалась, упала и стала мужчиной по имени Таркит. Он взял себе в жены озеро по имени Рэнья, и у них родились двое мальчиков. На земле, которая плавала в животе большого существа, они жили в мире и согласии, не противясь воле духов.

Дети росли послушными и помогали отцу с матерью. Братья были отважны, умели превосходно охотиться и приносили родителям богатую добычу.

Однажды Таркит почувствовал боль в ногах и рассказал об этом жене и детям. Они забеспокоились, но только он знал, что означает эта боль.

С тех пор как прибыл он на эту землю, Таркит ощущал на себе взгляд бесчисленных глаз. Нет ничего плохого в том, что человек охотится и ест убитых им животных. Как нет ничего дурного и в том, что большие животные ловят маленьких и тоже едят. Но нельзя переедать. Нельзя и добывать больше, чем нужно. К добыче нужно испытывать почтение. Чтобы следить за всем этим, большое существо, отец всего сущего, поместило на вершине горы огромный глаз. Поскольку глаз был всего один, он не мог следить за всеми людьми, и люди, прячась от глаза, стали нарушать волю большого существа.

И тогда, чтобы люди не могли убежать от его взгляда, большое существо поместило глаза внутрь людей.

— Эти глаза и терзают сейчас меня, — объяснил Таркит жене и детям.

— Но невозможно даже помыслить, чтобы ты нарушил волю большого существа.

— Наверное, нарушил, сам того не заметив, — проговорил Таркит и умер.

Покинутые жена и сыновья сильно горевали и кляли большое существо за его поступки.

Через некоторое время у младшего из братьев заболела поясница, а потом и у старшего появилась боль в спине. Они осмотрели друг друга и увидели, что у младшего на пояснице, а у старшего на спине появились большие, размером с кулак, глаза. Они поразились этому и попросили свою мать Рэнью помочь им.

Рэнья призвала духов, что жили в лесу на берегах реки, и они поведали ей, как помочь сыновьям.

— Им нужно идти прямо на запад, пока не встретят воина. Пусть узнают его волю и следуют ей беспрекословно.

Раз так велели духи леса, братья тут же отправились на запад, ожидая встречи с воином. Глаз на пояснице младшего брата становился все больше и больше, а глаз на спине старшего начал плакать крупными слезами. Тут появился богатырь верхом на звере и повел братьев за собой.

Много рек пересекли они, поля сменились пустыней, и наконец впереди появилась огромная горная цепь. Повернув на север, поднялись они на невысокий холм и в долине между двумя горными грядами увидели гору, похожую на боевой лук. Два потока спускались с нее и, превратившись в реки, текли по равнине и впадали в большие моря на западе и на востоке.

Там, где подъем стал особенно крутым, воин слез со своего зверя, и они пешком добрались до водопада. Над водопадом оказалась черная пещера, широко распахнувшая свою пасть. Внутри жил Древний Человек. Древний Человек поведал братьям о сотворении неба и земли. Поскольку прошлое он знал так хорошо, словно пережил его сам, младший брат спросил, сколько Древнему Человеку лет.

— А ты посмотри хорошенько. Подумай и сам мне скажи.

Но ни младшему, ни старшему, сколько ни смотрели, ничего в голову не пришло, и ответить они не смогли.

А Древний Человек, так и не сказав, сколько ему лет, произнес:

— Я старше, чем все на свете.

Братья сказали ему, что хотят избавиться от глаз на пояснице и спине. Тогда Древний Человек ответил:

— Хорошо, только с этого дня будете присматривать здесь вместо меня.

Сказал так — и исчез.

Тут с тел братьев отвалились глаза и, упав, превратились в черные камни. Братья обрели вечную жизнь и стали следить за этой землей. А земля эта, с реками, впадающими в большие моря на востоке и западе, куда ни погляди, оказалась очень красивой.

* * *

Когда Каору дочитал, Матико начала теребить его:

— Ну, понял?

Каору не любил такие сказания. В принципе, он и романы особо не читал, но мифы и легенды воспринимал еще хуже. Им недоставало ощущения реальности, прочитанное плохо укладывалось в голове.

Так и тут: действие развивалось слишком быстро, и Каору даже не понял, о чем же идет речь. Возможно, из-за слишком многозначительных выражений и порядка изложения. Да и есть ли там, в конце концов, мораль? Он не знал, что сказать матери.

— А что, все остальные такие же? — ответил вопросом на вопрос Каору.

— Ну?

— "Древний Человек" — это, как я понимаю, старик?

Он попытался представить «Древнего Человека» и «множество глядящих глаз» как аллегорию. Возможно, «Древний Человек» означает поселок долгожителей, тогда что такое «множество глядящих глаз»?

— Проблема вот в чем. — Матико взяла карту Северной Америки, прилагавшуюся к книге, и разложила ее перед Каору. На карте были обозначены названия самых значительных североамериканских племен. — Понимаешь, мифы и легенды кажутся бессмысленными, но некоторые ученые считают, что они основаны на истории племени и на его устремлениях. По всей Земле сохранились следы великого потопа, так что можно вполне здраво утверждать, что легенда о ковчеге до некоторой степени базируется на фактах.

Поэтому, Каору-кун, если предположить, что легенда, которую ты сейчас прочел, до некоторой степени достоверна... А? Ведь таркит — это племя, входившее в группу племен окива, которые обосновались в западной части Оклахомы.

Тут Матико наконец-то нашла и отметила пальцем нужное место на карте. Там, где на самом деле жили индейцы племени таркит.

— В легенде сказано, что отсюда братья отправились прямиком на запад. — Матико провела пальцем по карте влево, на середине пути палец остановился. — Так куда же все-таки они пошли?

Если направиться на запад от места поселения таркитов, вскоре на севере встанет гора в четыре тысячи метров высотой. Там сейчас держала свой палец Матико.

Матико ногтем начертила крестик на пике дугообразной горы. Немного правее брала начало река Колорадо, впадавшая в Калифорнийский залив Тихого океана, а слева — река Рио-Гранде, впадавшая в Мексиканский залив в Атлантическом океане. Обе реки, несшие свои воды в Тихий и Атлантический океаны, близко сходились друг с другом и сжимали гору, превращая ее в высоченный водопад, обрушивавший потоки воды и на запад, и на восток.

И примерно там же находилась граница штатов Нью-Мексико, Аризона, Юта и Колорадо. В этой местности с предельно большим отрицательным показателем магнитной аномалии мог находиться поселок долгожителей. От Лос-Аламоса было недалеко, и именно там нашли «опухший» кустарник. Крестик точь-в-точь попадал на то место, куда десять лет назад хотел отправиться Каору.

У Каору закружилась голова. Ему показалось, что он стоит на вершине холма и видит, как несущиеся с вершины потоки воды стекают в океаны, рассекая иссушенную пустыню.

Потом перед ним возникла другая картина. Он представил себя на самом гребне: ноги стоят на разных склонах, фигура неустойчива. Каору никогда не был в этом месте, но смог представить его, глядя на линии, нанесенные на карту.

Разумеется, трясло его сейчас не только из-за этого. Он понял... Идея о существовании поселка долгожителей внезапно обрела привкус реальности, и, несмотря на то что он ждал этого, его охватил страх. Был ли миф простой выдумкой или нет, для Каору уже не имело значения. Важно, удастся ли ему создать собственный миф, выполнить поставленную перед собой задачу. Отец, Рэйко, все очень просили его. А теперь просит и мать.

Положив руку ему на колено, Матико тихим, но полным доверия голосом прошептала:

— Ну же! Поезжай туда...

Каору пока не знал, стоит ли это делать.

— Мама, ты думаешь, что это то самое место, которое нашей Франц Боа?

Матико многозначительно улыбнулась:

— Помнишь, что было написано в статье о профессии Франца Боа?

— Конечно помню! Геодезист на пенсии.

«Бывший геодезист Франц Боа, живший в городе Портленд штата Орегон...» Так начиналась статья.

— Скорее всего, ты не знаешь, — хотя основной его профессией была геодезия, он также являлся членом общества по изучению американского фольклора.

— Конечно, откуда мне знать.

— Кстати, эта книга... — Матико взяла «Народные сказания североамериканских индейцев». — В работе над ней принимали участие многие собиратели. Здесь напечатаны имена всех, кто занимался этими сказаниями.

В конце книги стояли шесть фамилий, под каждой указывались номера сказаний, собранных этим человеком. Номер тридцать четыре, «Взгляд бесчисленных глаз», относился к Францу Боа.

— Вот как!

Приговоренный к смерти через три месяца от апокалиптического рака, Франц Боа пришел в некое место в юго-западной части пустыни, вверив ей свое последнее желание. Предположим, он даже не рассчитывал найти там свое чудо. Франц Боа был исследователем-фольклористом, и, возможно, именно это место он мечтал посетить всю свою жизнь. Теперь, когда он знал будущее, откладывать поездку было уже невозможно, его время истекало. Однако по прибытии он нашел там чудо.

— Существует множество вариантов «Взгляда бесчисленных глаз». Здесь основной. В одном из вариантов встретились с «Древним Человеком» и обрели вечную жизнь брат и сестра, а в другом Рэнья почувствовала себя плохо после родов, и Таркит привел ее к «Древнему Человеку», а тот дал ей воды из источника, таким образом исцелив ее. Но в каждом из вариантов совпадает описание места. Также во всех вариантах это место обязательно обладает способностью исцелять. — Матико все продолжала тыкать пальцем в одно и то же место на карте. — Вот поэтому Франц Боа туда и направился.

— Туда...

— Каору-кун, помнишь, когда-то ты мамочке карту показывал? Карту с магнитными аномалиями. Ты там отметил пустыню где-то рядом с Аризоной. Ты не можешь еще раз ее показать?

Каору и самому хотелось проверить. Хотя и без карты было ясно, что места совпадают.

— Подожди-ка.

Каору ушел к себе в комнату. Он не видел карты распределения магнитных аномалий уже лет десять, и ее поиск занял время. Рытье на книжных полках и в столе результатов не дало. Нет ничего мучительнее, чем перебирать бумажки с распечатками. В конце концов, он решит проблему иначе: как и десять лет назад, залезет в базу данных, извлечет нужную информацию — и готово.

Каору включил питание компьютера. У него все еще была очень старая система. Однажды вечером, примерно десять лет назад, на ее экране возникла карта дисперсии магнитных аномалий.

Точно таким же путем, как и в ту ночь, он начал вводить информацию и с помощью диалогового окна зашел в базу данных. Потом...

Как же это ищется-то?

Выбор категорий, «Наука и техника». Потом «Сила притяжения», затем «Магнитные аномалии», затем из списка выбрать «мир».

На экране появилась хронологическая таблица. Компьютер спрашивал, за какой год нашей эры нужна дисперсия магнитных аномалий. Чтобы найти ту же карту, что он распечатал десять лет назад, Каору в поисках нужного года поднимался снизу вверх по списку.

Перед ним возникла карта дисперсии магнитных аномалий. Каору увеличил тот участок на территории Северной Америки, который до этого помечал на распечатках.

Его как ударило. На кривой магнитной аномалии не было знаков «плюс» и «минус». Десять лет назад зона пустыни была отмечена предельно высоким отрицательным показателем. Магнитная аномалия, словно дорожный знак, была видна совершенно ясно.

Однако сейчас эти данные полностью исчезли с карты. И отец, и мать тогда ясно видели показатель. При свете, включенном в гостиной, все трое могли убедиться в факте существования поселка Долгожителей в районе с крайне высокими отрицательными показателями магнитной аномалии.

Каору сделал все, как десять лет назад. Он несколько раз повторил операцию. Но сколько ни повторяй, на карте, которая появлялась на дисплее, пролегала линия без знаков, с рядом бессмысленных чисел.

Ошибки быть не могло, это та же самая карта десятилетней давности. Да и отец с матерью точно помнят. Отец тогда еще, взглянув на карту, пообещал путешествие в пустыню. Договор с отцом до сих пор лежит у Каору в столе.

Если ничего не было, как же тогда, десять лет назад, мог появиться такой документ?

У Каору заломило лоб. К чему был подключен компьютер десять лет назад? Когда он подумал об этом, ему стало не по себе.

Он отключил компьютер, закрыл глаза. Перед его внутренним взором постепенно вырисовывался столь расплывчатый до этого образ поселка долгожителей.

Ведь он на самом деле существует. Наверняка!

Очертания мира были хрупки, только ударь — он рассыплется. Но, глядя на эту хрупкость, Каору, напротив, верил.

Он представил, как поднимается на вершину холма, пьет воду стекающих с него рек. Он увидел с высоты ястребиного полета рассеченную надвое долину, а в ней буйство листвы на деревьях. Владеющий истоком обеих рек, что стремятся в Тихий и Атлантический океаны, «Древний Человек», наверное, до сих пор наблюдает за миром. Подобно тому как кровь и лимфа текут по телу, так и вода течет по земле. Плаванье по озеру неизлечимых болезней, нестарения, положительных и отрицательных магнитных аномалий, жизнь и смерть — все противоречия единой массой поднялись в пустыне. Все намекало, нашептывало, чтобы он ехал туда.

Матико встала. Каору, повернувшись к ней, сказал:

— Мам, поехали!

— Как?

— Привезем в Лос-Анджелес на самолете папин мотоцикл, а там в пустыню.

Матико долго кивала ему.

Загрузка...