Пест – Ломаный грош

Глава 3

Дом рода Подова

Уже давно стемнело, давно разошлись обитатели дома по своим местам, давно погашена лучина, но… В эту ночь в доме рода Подова снова никто не спал. Каждый усердно делал вид, что спит, но не спал…

Лита, сестра Песта, лежала на боку. В руках она сжимала шарик из льда. Он приятно холодил руки и слегка светился. Лежа головой на ногах Песта, она старательно делала вид, что уже уснула.

За печью, там, где раньше спали отец с матерью, лежала одна в кромешной тьме мать Песта. Она лежала не на привычном месте, а на месте отца. Она уже которую ночь не могла уснуть. Мать Песта, она же жена Пода, уже третью ночь плакала. Плакала беззвучно. То, что она плакала, выдавали лишь плечи, которые нет-нет да подергивались, и мокрое от слез супружеское ложе.

Дым и Огниво делали вид, что спят, на лавках в большой комнате. Каждый из двух близнецов прекрасно знал, как дышит во сне второй. Каждый понимал, что оба они притворяются. Каждый продолжал делать вид, что спит.

В этой странной полуночной картине, когда каждый старался сделать вид, что «вот уж он точно спит!», послышался голос Огнива. Он сдался первым.

– Дым, спишь?

– Нет.

– Что за дело думаешь? – задал вопрос Огниво, но Дым не спешил на него отвечать. Прошло не больше минуты полной тишины, когда Дым начал говорить.

– За предков думу думаю, – неуверенным басом начал Дым. – Чай, не на побегушках аль в ученье, чтобы каждый раз из могил вставать, когда враг в гости пожалует.

Наступила пара секунд тишины, которую прервал голос Огнива:

– Так сам же видал, что без предка не сдюжили бы!

– Видал, да что толку? Думаешь, ежели мы предка звать будем каждый раз, как вражина придет – не осерчает предок?.. Чего молчишь? На предка надейся, а сам не плошай! – Дым начал понижать голос и говорить четко, рублеными фразами: – С врагом надо поступать иначе. Села в защиту на несколько рук проводить надобно!

– Это как?

– А так! Надобно, чтобы пригляд за окрестностями был! – начал объяснять Дым, стараясь изложить все очень подробно. – Сие будет первая рука, самая дальняя. Я в ворожбе не ученый, но думаю, что этим должон Лесной хозяин ведать. Его птица далеко летит, его волк быстро бежит. С хозяином Лесным надобно обговорить, чтобы он мог без Песта нам сказать и указать, откуда врага ждать.

– Хозяина язык лишь Песту знаком, – заметил Огниво. – То ж ведовское дело!

– Не про то я! – попытался объяснить Дым. – Не надобно полностью письмена хозяина Леса читать. Нам токмо знать надобно, что вражина к нам идет, да с какой стороны! Я себе это так мыслю: бежит волк из лесу, тащит в пасти ветку. С этой веткой через деревню бежит, вой псин дворовых подымает, пробегает и кладет ее у околицы с той стороны, откель враг идет. А кто в гости жалует, то видно будет по ветви. Ежели ветвь хвойная, вся в иглах – бою быть! Коли на ветви листья – караван какой торговый с воями в охранении. А буде волк траву принесет, то без оружия путники идут.

– Эко ты придумал! – хохотнул Огниво. – Правда, с волком не выйдет! Псы дворовые к волку привыкнут, и воя не будет. Пробежится волк по селу, а в селе и не заметят. Что делать тогда? А когда зима? Где ж волк травы возьмет?

– Ну, я ж про волка так сказал, к слову. Как сие устроить, то Песту и хозяину Лесному виднее будет. Я про первую руку говорю, саму длинную!

– Ну, за первую руку понятно! А дальше?

– А дальше средняя рука! Эта рука к селам люд прохожий не пущает.

– Это как?

– А вот так! – с ухмылкой начал объяснять Дым. Он приподнялся на лавке и принялся толковать с размахиванием руками. – Ты вспомни, как нас леший по одному и тому же болоту гонял весь день кругами!

– Помню! Ежели б не твои зарубки – не видать бы нам света белого! Так бы и утопли там.

– А теперь думай, что было б, ежели б хозяин Лесной те двадцать три десятка воев в болото увел и там кругами их пустил седмицы на три? Много бы их тогда до села дошло?

– Не осталось бы никого за три-то седмицы!

– Вот и я про то же! – вздохнул Дым.

– Погодь-ка! Дым, а почему хозяин Лесной так не сделал? – тут же возмутился Огниво.

– Я за то Песта спрашивал. Хозяин Лесной наш хоть и не чета лешему, но слаб для такого. Его силой кормить надобно, чтоб он смог двадцать три десятка пар глаз отводить, а болотце он сможет и сам сделать, ежели силушки не жалеть.

– Вона как… – задумчиво протянул Огниво. – А где ж эту силу-то взять? Чем кормить хозяина Лесного?

– Пест мне камни показал, прозрачные как вода и крепче кости. В таких камнях маги силу свою хоронят. Вот такие камни надо будет в места силы носить. Там они три рассвета встретят и силой нальются так, что мутными станут и свет сквозь них не пойдет. Пест старшому все места в округе показал, где камни эти силой наполнить можно. Вот те камни и нужно носить хозяину, чтобы он силу с них забирал, и тут же обратно в место силы их воротить…

– Так, а почему хозяин Лесной сам тот камень в место силы унести не может?

– Нет его власти и воли в месте силы, – неуверенно произнес Дым. – Пест так говорил, что хозяин Лесной, аль хозяин Речной, без разницы, всю власть и силу свою в месте силы теряют. Мол, в таком месте даже маги столичные мало ворожить могут.

– Вот тебе и средняя рука… – задумчиво протянул Огниво. – Ну, а малая рука?

– А с чего взял, что малая рука будет?

– Ну, так дальняя есть, средняя есть… должна быть малая!

– Нет. Голова будет вместо малой руки, – усмехнувшись, ответил Дым. – Головой нашей будет Пест. Он у нас ворожбе ученый…

– А я так думаю, что придется все эти руки Песту самому стряпать, – начал Огниво. – Ты сам погляди! У нас каждый отрок на счету. Нет у нас лишних рук, чтобы камешки по лесам да оврагам носить. Тут Песту либо помощь в поле делать да запас на зиму со всеми готовить, либо самому руки на оберег села делать.

Вновь воцарилась тишина, в которой каждый задумался о своем.

– А ты? Ты о чем думу думаешь? – спросил брата Дым.

– А я думаю, как быть с родом? Кто в его голову встанет? – Огниво замолчал на пару секунд. – По уму – надо бы Песта во главе поставить, да у него свой род нынче. Средний. А коли мы с тобой старшие – нам решать, кто в голову пойдет. Я сначала сам хотел, да вот послушал тебя… думаю, тебе в главы рода идти.

В комнате повисла напряженная тишина. На улице послышалось завывание ветра, скрипнули доски на крыше.

– Меня слушайте, Огниво и ты, Дым, – послышался голос Песта во тьме над печью. Оттуда, где спала Лита. – Дыму в голову нельзя. Он хоть головой думать мастак, да не в том ум. Быть головой рода Подова Огниву, но с него зарок, что без слова от Дыма шага не сделает и слова не скажет!

Пест умолк и спустя пару минут добавил.

– Быть вам двум вместе по гроб жизни, пока жив один, будет жить второй. Дыма без Огня не будет, а Огня без Дыма…

Снова повисла тишина, сквозь которую стал слышен дождь, крупными каплями застучавший по крыше.

– Пестушка, а расскажи сказку! – послышался голосок Литы. – За магов с юга, что ворожбу, словно музыку искусную, слушать умеют!

Пест улыбнулся и начал рассказывать, поглаживая голову Литы.

– Люд живет везде. И в горах, где сеять негде, и в снегах, что никогда не тают, и в песках, где не было никогда ни травинки, ни деревца. На юге песок, словно водица до горизонта, да с волнами и гребнями. В тех песках люд живет не по-нашему. Дома строят из камня, полей не пашут и хлеба не сеют. То не от лени или праздности. То потому, что хлеб в песке не растет, а окромя песка там и нет ничего.

И в краях тех маги есть. Маги те ворожбу по слуху ворожат, и ворожат ее до того искусно! Что не пламя – то цветок, что не камень – то статуя дивная. Но есть беда в тех землях. Не урождаются там маги водные, чтобы из землицы воду выводить.

И пожаловали как-то тамошние маги к государю нашему батюшке. Челом били и слово молвили: «Продай нам, государь, магов своих, что водице наказ давать могут!»

Спустя пару дней

Дом старосты Ведичей

Посередине избы стояли два брата. Дым и Огниво. Огниво – чуть впереди, а Дым словно прятался за правым плечом брата. Оба стояли лицом к старосте.

Рядом со старостой сидели главы родов. И староста, и главы хмурились. Все ждали одного представителя от рода Подова, может быть двух, но они тогда должны стоять чуть дальше друг от друга. Так выходили два кандидата на место главы рода. Обычно это решалось внутри рода, но если разногласия были слишком велики, то оба кандидата становились перед старостой и главами, чтоб те решили «Кто за голову родову будет, а кто рта против головы не раскроет». Так же, как вышли Дым и Огниво, не выходил никто и никогда.

Молчание затянулось. По традиции Дым и Огниво должны были произнести традиционную фразу, обозначающую прошение двух кандидатов на место головы рода решить их спор. Вместо нее совершенно другую фразу произнес Огниво:

– Род Подов голову свою на совет привел, – с этими словами Огниво поклонился в пояс.

Дым за его спиной так же поклонился в пояс, но слова не сказал.

Староста и мужики недоумевающе переглянулись. Староста пробежал взглядом по лицам мужиков, еще раз – на Дыма и Огниво, а затем повернулся в темный угол, в котором сидел Пест.

– Правильно смотришь, старшой! – сказал Пест из своего угла. – Это мое слово.

Мужики начали гомонить, выражая недовольство.

– Не было такого…

– Голова одна…

– Цыц! – оборвал всех староста. – Выйди вон, род Подов, дабы ушами своими слово глав родовых не пугать….

В избе, пока выходили Дым и Огниво, воцарилась тишина. Как только они вышли, слово снова взял староста.

– Держи ответ тогда, Пест-ведун. Отчего во главе рода Подова двое?

– Голова у рода Подова одна. За голову Огниво будет, – начал объяснять Пест, выйдя из темного угла. – Но слова он не имеет, и делать дело не вправе, покуда не одобрит Дым.

От такой постановки вопроса мужики снова загомонили.

– Огниво на руку и слово горяч. Делает и говорит, а опосля думает, – начал рассказывать Пест. – Коли его в головы не поставить и ответ не заставить держать – чудить начнет. Может обиду затаить, а может и в скитальцы податься. Больно горяч он.

– Так и пусть ступает с миром, – влез кто-то из мужиков.

– А ну как не уйдет? А вдруг обиду затаит? Что делать будем? – начал Пест упрекать мужиков. – А ежели спровадить его решитесь, то ему как скажете? Мол, иди-ка ты подобру, Огниво, вон из села? Да и Дым при таком напутствии тоже с ним подастся! Они ж как две капли воды! Вся рознь в том, что у одного волос рыжий, как огонь, а второй с волосом серым, аки дым. Один без другого не может. А Дыма в головы ставить тоже нельзя! Он думу думать любит зело, да так, что крутить и вертеть дело будет седмицу, пока дело не остынет. А как остынет, так и не нужно то дело уже будет. Тут новое дело делать надо, а он над прошлым думу думает.

Мужики реагировали на слова Песта по-разному. Кто-то хмурился, а кто-то одобрительно кивал.

– Вот и решил я, что ежели Огнива без ярма головы никак не оставить, то пусть будет головою, но так, чтобы Дым успел своё слово сказать. Чтобы без совета не лез сломя голову, куда не надо!

– А ведь дело говорит Пест! – вмешался Лык. – Я-то давно за ними приметил! Как пошлем их морды ставить по одному – хорошо, если не с пустыми руками вертаются. А ежели вдвоем идут – полны кадки рыбы, а то и ягод принесут, аль рака какого. Не было, чтобы они вдвоем ходили и без улова вертались!

– Дым к грамоте тяготеет…

– А у Огнива кулак добрый! В вои его надо!

– Огниво хороший сруб рубил, а Дым резьбу режет – залюбуешься…

– Ну, коли так! – громко сказал староста, прерывая разговоры. – Коли близнецы они и вместе дело делают справнее, нежели порознь… Быть по-твоему, Пест! Огниво в голову рода Подова ставить будем, но пока Дым слова своего не скажет, не будет ни слова, ни дела Огнива и рода Подова. Сему быть!

Староста с размаху ударил кулаком по столу, отчего тот даже слегка подпрыгнул.

Мужики ответили стройным хором: «Быть!»

– Ну, чего тогда сидим? Айда на улицу, нового главу рода Подова ярмом порадуем!

Мужики поднялись и потянулись на выход. У избы уже было столпотворение. Событие редкое, и на него пришли посмотреть все, кто мог. Даже немногочисленные старики стояли и сидели, ожидая процедуры появления нового старшего в роду Пода.

Главы родов выходили из избы и становились в круг. Вместе с ними встал и Огниво. Дым сначала решил отойти, но его ухватил за плечо Лык и притянул в круг. Дыма поставили рядом с Огнивом. Мужики образовали круг, в центре которого никого не было. Первым заговорил Пест.

– Ярмо на тебе, Огниво, за род Подов, – Пест поднял с земли жидкую грязь.

В толпе зрителей в это время засыпал вопросами старого деда Дакрит.

– Дед! А почему в круг все встали? Кто в круге главный? Почему в круг никто не выходит?

– Дед? Ты на себя погляди! Седина в бороде, а вопросами сыплешь, аки малец дворовый! – начал ворчать в ответ дед, но на вопрос ответил: – Они оттого и встали в круг, что нет там углов и главных нет. А ежели ты в центр круга выйдешь, то, как ни крути, к кому-то спиной стоять будешь, обидишь кого-то.

– Так нельзя угодить всем… – начал было Дакрит.

– Нельзя, но не обидеть и чистоту помысла показать можно. Для того надо встать и говорить лицом ко всем, – дед говорил размеренно, подняв указательный палец вверх, словно старался придать торжественности своим словам. – Так, чтобы все твое лицо видели, и ты всех видел.

Тем временем в круге происходило довольно занятное зрелище. Пест поднял две горсти жидкой грязи с земли, подошел к Дыму с Огнивом и положил каждому на голову.

– Ярмо тебе права не дает, оно с тебя ответ за род требует, – приговаривал Пест, размазывая грязь по голове Огнива. – Ответ перед предком, перед родом твоим и селом!

Пест повторил свои слова, размазывая грязь по голове Дыма, и встал снова в круг. Тут же начал произносить слова следующий глава рода, так же нагибаясь за грязью.

– А зачем они на голову грязь кладут? – задумчиво спросил Дакрит, наблюдая за этим странным ритуалом.

– Как без грязи-то? – удивленно спросил дедушка Дакрита. – Когда за тобой не один рот, как дело ни делай, как думу ни думай, а всё едино кто-то не у дел останется. Недовольный всегда будет лихим словом тебя поминать, милое дело! На то слово злобу держать нельзя. Не будет хорошего головы у рода, коли злобу держишь за слово такое. Вот грязь на голову сразу и кладут, чтобы привыкал глава к лихому слову и обиде от родичей.

Дедок погладил длинную седую бороду и добавил:

– Погода нынче хороша, так что тут отроки нарочно воды натаскали, дабы грязь под ногами жидкой была… А еще грязь – она памятью для главы служит. То память, что глава рода – не место теплое, – старичок снова поднял указательный палец к небу, обозначая важность своих слов. – Глава рода – это ярмо, опека рода своего и дела его! Ответ за всех, кто в роду, глава держит, а не праздное место имеет, как у люда с кровью благородною.

Дакрит хмыкнул и улыбнулся странной трактовке старичка. От старика не укрылась его ухмылка.

– Думаешь, старшой села без грязи в старшие вышел? – с прищуром спросил дед.

– Что? И его грязью мазали?

– Не, его грязью не мазали, – старичок наклонился к Дакриту и полушепотом произнес: – Его с головой в бочонке с помоями недельными купали. Вонь така-а-а стояла!..

Тут старичок сморщился от воспоминаний.

– Но то поминать у нас не принято. Нынешнего старшого передергивает, кады мы за то ему напомним, – старичок улыбнулся беззубым ртом. – А первый год он совсем зеленел, когда помои упомянешь. Но то завет предков, не нами придуманный, а посему – завет чтить надобно…

Старичок еще много чего рассказывал. Про заветы, про поминовения предков, а порою начинал нести околесицу. Дакрит же слушал его вполуха. Он наблюдал за тем, как главы родов выходили с грязью в руках, и с традиционными словами размазывали ее по головам Дыма и Огнива. В конце ритуала они оба были по пояс перемазаны в грязи.

Отступление первое

Людвиг

Графское имение Сылестских

В главном зале, обставленном красивой монументальной мебелью, стоял Людвиг. Он склонил голову, уставившись под ноги.

Перед ним стоял высокий статный мужчина в дорогом, расшитом золотом камзоле.

– И это все? – спросил мужчина с неприкрытым гневом. Привычка держать осанку выдавала в нем дворянина. – Людвиг, я тебя спрашиваю! Это все, чему ты научился за год?

– Пап, учеба очень сложная…

– Людвиг, я уже разговаривал с вашими преподавателями. Ты знаешь, что мне сказал декан факультета воздуха? – мужчина наклонился к самому лицу Людвига. – Он тебе завидует, завидует твоей силе… Он готов многое отдать, чтобы у него была такая сила в начале его обучения. А ты? Ты только и делаешь, что пьянствуешь по кабакам…

– Это ложь и наговоры! – попытался возмутиться Людвиг.

– Да? И весь город так убедительно лжет! Тебя же в каждом борделе как облупленного знают! – От этих слов Людвиг склонил взлохмаченную голову, понимая, что уйти от ответа не получится. – Мне тут принесли все твои счета и долги… Ты что, решил меня разорить?

– Нет, папа, я все…

– Хватит! Все, Людвиг, мое терпение кончилось! – мужчина вздохнул и сел в кресло. – Я закрыл все твои долги, обучение я оплачивать продолжу, но… Людвиг, ты же знаешь, что я тебя очень люблю, несмотря на то, что ты мой бастард… и ты этим пользуешься. Поэтому я решил. Отныне ты платишь сам за еду и жилье.

– Пап, ты в своем уме? Мне идти работать с простолюдинами? – начал возмущаться Людвиг.

– Да, Людвиг. Именно! Идти и работать! Более того, этим летом ты едешь на северное побережье. Там у меня есть знакомый из берегового патруля. Все лето до самой учебы ты будешь служить в его отряде.

– Но ведь я не имею знака войны…

– Ты пойдешь как обычный солдат-простолюдин! С мечом и щитом! – оборвал возмущение Людвига отец. Людвиг открыл рот и тут же закрыл, еще раз и еще раз. Он словно изображал рыбу, выброшенную на берег. – И не делай такого лица. Или ты сделаешь, как я сказал, или я отказываюсь платить за твою учебу! Это мое последнее слово!

Людвиг перестал изображать рыбу на берегу и закрыл рот. Так закрыл, что скулы вздулись, а костяшки на сжатых кулаках побелели.

– Вот здесь – письмо, подтверждающее, что ты мой бастард. Адресат на конверте, – мужчина протянул письмо Людвигу. – Это мой старый друг, мы с ним в одно время хорошо служили вместе. Вот в этом мешке дорожные принадлежности и немного денег на дорогу. Все. До сентября я не желаю тебя видеть. Если узнаю, что ты не доехал или дезертировал – сюда и в Академию можешь не возвращаться.

С этими словами мужчина развернулся и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.