Песня зверя

Я вижу клочья рваных облаков -

Там, высоко, туда мне не взлететь

С тех пор, как стройный мой распался мир,

Утратил всю гармонию, и хаос

Его порвал своей когтистой лапой

На клочья…

Даже мысли неподвластны

Дракону пленному,

и неподвластно небо -

Мне не подняться до подзвездных высей:

К земле привязан, как презренный пес

На цепь посажен…

О позор и боль!

Я, властелин небес, ветров владыка,

И что же…

Не пускает алый коготь -

Язвит, терзает, мучит гнусный страж,

Смердящий смертью.

Грезить о полете

Бессмысленно.

О, мой народ летает

По-прежнему, но лишь у стражей-хларов

Язык их, будь он проклят, повернется

Назвать полетом это.

Еле-еле,

Медлительней улитки по листу

И ниже червяка, что роет землю

Летит дракон плененный — под седлом,

Во имя жалких войн двуногих этих.

О горе, горе племени крылатых!

Мы все познали униженье плена,

Мы все во сне бываем лишь свободны.

Немало лет прошло, а избавленья

Все нет.

А Всадник смеет говорить

На языке драконов. Горе, горе!

Пусть даже искаженные, слова

Напоминают мне о прошлом живо, -

И вот уже, как наяву, я вижу

Все, что утратил, чарами окован -

Простор, и солнце, и небес бездонность;

Прохладная услада облаков

Ласкает крылья, и трепещут ноздри

От ледяных ветров тех горних высей…

О небо, сколь мучительно и больно

Мне вспомнить, как, еще себя робея,

Парили в вышине, расправив крылья,

Ловили ветер отпрыски мои.

Но нет — к земле навеки я придавлен,

И эти злые чары… Темный ужас

Связал меня, подобно крепким путам.

Драконы все испробовали кровь

Уже давно. С тех пор постылый, липкий

И душный вкус нам голову кружит.

Уста мои, что пламя изрыгают,

Осквернены, а древнее наречье

Драконье Всадник запятнал навек.

О горе, горе племени драконов!

И все ж, чем больше я вкушаю крови,

Тем более желанна мне она.

Коварный Всадник мне приносит мясо,

Сочащееся кровью, — утоляю

Я жгучий голод — заглушает боль

И притупляет ноющую память:

Так яд, увы, становится лекарством.

А я, скользивший гордо в вышине,

Куда не поднимались даже птицы,

Все глубже погружаюсь в хаос… в бездну…

Ужель, себя теряя, я исчезну

Навеки… навсегда… во тьму… в ничто…

Но те слова, пускай в устах чужих,

Звучат опять и вновь напоминают

О прошлом — как учили мы летать

Детенышей на крыльях неокрепших…

Народ мой, сестры, братья, дети, где вы?

Лететь, лететь и складывать напевы

Ужели никогда не суждено…

Как холодно, и пусто, и темно

В глазах и на сердце, коль не подняться к солнцу

И не согреться нам в его лучах…

Но что это за тварь ко мне явилась?

Кто, кроме Всадников, посмеет говорить

На языке драконов? Нет, не Всадник,

Не чую я брони, пропахшей смертью,

Где алый коготь? Нет при нем бича

Кровавого — он голый, уязвимый,

Он бесчешуйный… Трапеза ль моя

Сама ко мне пришла? Но он не скот

Покорный; не крылатый неразумный,

Как птицы… Кто он? Что он говорит?

Не призрак ли детенышей печальный -

Тех самых, да, кого не зачинаем

Уж много сотен лет, томясь в плену?

Не птица, не дракон, не скот, не Всадник…

Но более всего напоминает…

Его я знаю.

Нет! Не может быть!

Но голос этот

Я, право, где-то слышал… Кровь и плоть

Пожрать, спалить… Сжигаем изнутри,

Я чую, сам он мучается болью…

Но пламя… почему я вспомнил пламя,

Слепящее и белое, в котором…

О чем он говорит?

"О Роэлан!"

…Назвал он имя

Мое. И голос будто бы знакомый…

"О Роэлан, о, вспомни, Роэлан!"

О небо, как натянутой струною

Звенит от боли весь — нет, не детеныш,

Они не знали ужаса и боли.

Другой, но кто? Он связан, как и я,

В плену, в оковах тяжких, но незримых.

Освободить его от этих пут.

"Эйдан, любимый!"

Эйдан? Любимый? Да, я вспоминаю…

Я узнаю, о да, я вспомнил, вспомнил,

Теперь я знаю, кто меня зовет -

Неужто ты, любимый и пропавший,

Вернулся отыскать меня в плену?

Тебя я белым пламенем одену

И вспомню то, что позабыл уже,

Любимый, утолю твои печали,

Иди ко мне, скорей, иди же, Эйдан,

О, говори со мной, еще, еще!