Песчинки прошлого

Глава 3. Сон

В палате с зарешёченными окнами и тусклым освещением, помимо мужчины, находилось ещё трое пациентов. Они без движений лежали на кроватях с провисающими сетками. Больные походили друг на друга не только пижамами, но и своей молчаливостью, чем сильно отличались от соседей по этажу сверху. Тишину в палате изредка нарушал шум переворачивающихся страниц книги, которую читал мужчина, и звук вставляемого в дверь ключа. Но на этот звук вся палата оживала.

На этот раз палату разбудили два санитара. Оба они обладали басом сибирской крови и такими же телами.

– Эй «потеряшка» вставай, да не ты, а тот у окна. Пойдем со мной, Иванова ждёт.

– А со мной ты, седовласый, на сеанс гипноза пора, – сказал другой санитар.

Постучав в дверь, санитар завёл мужчину в кабинет.

– Тамара Сергеевна, вот последнего привёл, как просили.

– Угу, спасибо, Семён, я позвоню, можешь идти, – улыбнувшись, сказала Иванова. – Прошу, вас присаживайтесь.

Мужчина прошёл и сел в кресло напротив врача. Он любил бывать в этом светлом пахнущем свежестью кабинете. Но в этот раз к аромату был добавлен резкий запах одеколона мужчины, сидевшего сбоку. Они встретились глазами, как только мужчину ввели в кабинет, и сейчас, он чувствовал и ощущал боковым зрением, что тот пристально его изучает.

– Вы не против, если сегодня при нашей беседе, будет присутствовать мой коллега? – спросила Иванова.

– Коллега?! – переспросил мужчина.

– Да коллега, – в глазах у Ивановой мелькнула искра. – Денис Петрович Цыбин, он из нашего же центра. Но если вы против то…, – женщина повернулась к Цыбину.

– Да нет, нет, Тамара Сергеевна. Я не против. Просто у меня возникло ощущение, что мы с вами… тоже коллеги, – покачал головой мужчина. – Но больше …

– Хм это интересно! А слова – ортопедия, гинекология, педиатрия – ничего не говорят?

– К сожалению…

– Ну ладно. К этому разговору мы ещё с вами возвратимся. А сейчас давайте вспомним тему, на которой мы с вами остановились в прошлый раз. Вы выбрали себе имя? – женщина поправила очки в старомодной оправе.

– Да. Из того списка, что вы дали, мне вначале понравилось Лев, а сегодня утром, я передумал и хотел бы, чтобы меня называли Антоном, – на лице мужчины появилась застенчивая улыбка. – И ещё я бы хотел, чтобы меня называли по отчеству – Львович.

– Да! – произнесла Иванова. – Вы делаете успехи. А фамилию ещё не подобрали?

– Нет пока.

– Хорошо. Вы работаете с тестами «Кто я»? – спросила Иванова и, получив утвердительный кивок, продолжила. – Ну, а какие-то новые ощущения эмоции у вас возникли? Может вам удалось что-то вспомнить?

– Вы знаете, – мужчина замялся и замотал головой из стороны в сторону. – Нет, я ничего не вспомнил, но сегодня ночью я видел странный сон, который сейчас меня, до сих пор, очень волнует! – обернувшись, мужчина посмотрел на Цыбина и продолжил. – Мне как-то неловко его рассказывать, – он опустил голову и стал теребить между пальцев бахрому накидки дивана. – Но я понимаю, что должен его рассказать, чтобы вы разобрались и помогли мне, – он на мгновение поднял взгляд и посмотрел на Иванову и Цыбина. – Это довольно странный сон, – мужчина закрыл глаза. – Я был в летнем благоухающем парке и читал интересную книгу. Этот парк был знаком мне раньше, я это чувствовал, – он опять на миг открыл глаза, продолжая перебирать бахрому накидки. – Я сидел на скамейке, наслаждаясь тёплым нежно-ласкающим ветерком, который колыхал страницы книги и испытывал какое-то человеческое счастье. Полноценность. Я упивался им в эти минуты! – мужчина снова открыл глаза и поднял взгляд на Иванову, но тут, же опустил его. – Услышав звук детского голоса, я оторвался от книги и увидел на соседней лавке, напротив, играющего погремушкой маленького мальчика – шести месяцев. Он гулил, смеялся, глядя на меня, отчего я вкусил ещё больший прилив нежности и счастья, – мужчина остановился. – Но вдруг с невероятной скоростью краски вокруг сменились! Всё моментально покрылось серостью, и подул сильнейший ветер, вырвав мою книгу из рук. Я нагнулся, чтобы поднять её и тут же почувствовал чьё-то приближение за моей спиной. А когда я вернулся в прежнее положение, то увидел, что с лицом ребёнка стал происходить какой-то ужас, – вспотевшие руки мужчины стали издавать скрипящий звук, перебирая бахрому. – Глаза на его окаменевшем лице испуганно смотрели за мою спину, а ветер… ветер, казалось, вырывает его жиденькие волосы с корнем. Малыш пытался кричать, но не мог, так же, как я не мог обернуться и посмотреть, что происходит за моей спиной. Я словно окаменел и мог видеть только мальчика, сидящего передо мной. В какой-то момент его глаза вдруг принялись стареть увеличиваться, вылезая из орбит, и наполняться кровью. Нос, раскрытый рот и щёки оставались такими же младенческими, но параорбитальная область стала как у старика. Глазные яблоки всё больше увеличивались и уже напоминали крашенные пасхальные яйца. В тот момент, мне кажется, я даже не дышал. А потом его глаза… они… они лопнули и забрызгали меня, – мужчину передёрнуло, и он издал странный звук.

В кабинете нависла тишина, которую нарушил голос Цыбина.

– Скажите, Антон Львович, а что такое параорбитальная область?

Тамара Сергеева сжала губы и с укором посмотрела на Цыбина.

– Это часть лица вокруг глаз. Я почему-то думал, что каждый медик это знает, – ответил мужчина.

– Да, да вы правы, – вмешалась Иванова. – Довольно странный сон. А как вы думаете, что видел этот мальчик? Чего или кого он так испугался? У вас не возникает никаких мыслей?

– Не знаю. И даже боюсь, почему-то об этом думать, но я чувствовал странную связь с этим, чего он боялся, – мужчина склонил голову, но было видно, как его глаза бегают из стороны в сторону. – Это как-то связано со мной, оно как – будто исходило – из меня. Изнутри! – Антон вывернул руки, как будто вытащил что-то из себя. – Сейчас меня, переполняет чувство вины. Как будто я мог, что-то сделать, как-то помочь мальчику, но не сделал. А утром! Утром! Я был абсолютно равнодушен. Мне казалось, что моё лицо до сих пор в крови, но…, – мужчина кинул беглый взгляд на Иванову. – Мне не хотелось её стирать.

В этот раз паузу нарушила Тамара Сергеевна.

– Да, в самом деле, очень странный сон! – произнесла Иванова. – На сегодня мы, пожалуй, закончим, – она встала и взяла со стола книги. – Вот возьмите, это классика, если вы их даже уже и читали, она не наскучит, – она улыбнулась. – Я благодарна вам за откровенность и обещаю помочь разобраться в вашем кошмаре.

– Спасибо, – ответил мужчина. – Я очень надеюсь на вашу помощь Тамара Сергеевна.

Иванова вызвала санитара, и тот вывел мужчину из кабинета. Как только дверь закрылась, она поднялась из кресла и направилась в сторону рабочего стола, обогнув Цыбина. Иванова села в привычное кресло и выключила спрятанный под папкой с историями болезней диктофон.

– Ну, ты, Денис, даёшь. Я тебе разрешила с условием, что ты будешь молчать, а ты «что такое параорбитальная область»! Да ты должен быть в курсе что это. Это обязан знать студент первого курса? А при твоёй профессии… пора бы знать такие вещи.

– Тома, ну прости, – Цыбин поднял руки, сложив их на груди. – Просто слушая его, я не совсем представлял, где это. Да и потом, попросту не нужно было лгать ему.

– Не нужно было лгать?! – глаза Ивановой округлились, и она привстала. – Да ты знаешь, что это мой самый особенный пациент. Ты видишь, что он образован. Ты слышал, как он рассказывает? Да он один, из всех с таким же диагнозом, читает и так, не таясь, разговаривает со мной, – она сняла очки и смахнула слёзы рукой. – Один из всех кто был с этим диагнозом. Ты видишь, я его прячу? – она ткнула пальцем на лежащий в раскрытой папке диктофон. – Это он меня попросил, чтобы я его не использовала при наших разговорах, а скажи я всю правду? Я не знаю, как бы он себя повёл, – Иванова упала на стол и расплакалась.

Цыбин соскочил.

– Ну, Тома, ну прости. Я не думал, что он так много значит для тебя. Он просто увлек меня своим рассказом, вот и всё. А единственного чего я не до конца представил – было это дурацкое слово, вот я и не сдержался. Ну, прости меня, пожалуйста, солнышко, – он вытащил белоснежный носовой платок из кармана пиджака. – Расскажи мне лучше про эту патологию. Что это новая эпидемия? Диверсия запада? Вирус? Что это? – Цыбин развёл руками и постарался изобразить улыбку.

Иванова подняла голову, и ещё всхлипывая начала вытирать слезы платком протянутым Цыбиным.

– Да нет! Это даже не новая болезнь. Вернее, она нова для нашей страны и возникла только в середине 90-х, – изредка всхлипывая начала Иванова. – В Америке эта патология проявила себя в 30-е в «Великую депрессию». Ой, извини! – она заметила следы от туши на белоснежной поверхности платка.

– Ничего, ничего, Тома, продолжай, – махнул рукой Цыбин.

– Так вот, к нам в центр стали поступать странные пациенты со всех концов нашей необъятной Родины. У них не было ни травм головы, ни отягощенного наследственностью анамнеза. Но они абсолютно не помнили о том, откуда они, где их родные, кем они работали, вообще, практически всё, что с ними происходило раньше. Это называется автобиографической амнезией. Тебе на будущее, – Иванова сделала ударение на последнем слове, успокоившись полностью. – Похожие пациенты бывали и раньше, но никто не обращал на них внимания, потому, что эти случаи были единичны и их считали казуистикой. А в 90–е наши «светила» засуетились. Никто из них никогда не сталкивался с этой патологией в таком объёме. Я тогда проходила ординатуру и меня очень заинтересовала эта тема. Так вот, за «круглым столом» светила науки выдвигали самые невероятные гипотезы. От зомбирования людей с помощью новейших психотропных препаратов спецслужбами для выполнения особых заданий до самых фантастических версий – похищения граждан инопланетянами и проведения над ними экспериментов. Уже много позже нам удалось обнаружить Американский след этой патологии и пролить свет на причину заболевания.

– Но ты сказала практически, значит, они не всё забывают? – перебил Цыбин.

– Да, знаешь, были случай, когда человек мог вспомнить, как водить машину, хотя ранее утверждал, будто не знает, что обозначает само слово – машина, пока не увидел. То же самое было с другим пациентом, пока он не зашёл в мой кабинет и не узнал компьютер. Так же был один музыкант, которого я подвела к роялю, и он тут же сыграл мелодию, хотя полностью позабыл нотную грамоту. Когда мы показали доктору экономических наук из Казани написанную им несколько лет назад диссертацию, он не признал ее. Но прекрасно понимал, о чем в ней идет речь. Так же и все привычки возвращаются автоматически. Если человек курил, то, не задумываясь, хватается за сигарету. Но эти случаи единичны. Большинство из них не могут вспомнить ничего, они просто замыкаются в себе, теряют себя всецело, – Иванова сделала паузу. – Теперь ты понимаешь, почему мне так дорог Антон.

– Подожди – подожди, так они безнадёжны? – произнёс Цыбин, заметив как Иванова опять начала киснуть.

– Не все, – промокнув глаза платком, продолжила Иванова. – У них ведь нет никаких повреждений психики, но единственной возможностью вернуть их к прошлой жизни являются родственники. Только по их рассказам, по фотографиям можно восстановить память таких больных, но и этот процесс занимает годы. А у кого нет родственников, если их не находят, они просто начинают жизнь с чистого листа и живут без прошлого, всё с начала, – её голос опять дрогнул.

– Слушай, а если нет травм – отчего это происходит? Я не совсем понял про Америку?! Мы, что пить меньше начали? – улыбнулся Цыбин.

– Да нет же! Просто схожи экономические ситуации в странах, – проговорила Иванова. – Вспомни начало девяностых, когда «зомбированным» людям дали свободу. Гласность, демократия. Помнишь, сколько изменений происходило в нашей жизни каждый день. Люди, стали видеть олигархов по телевизору покупающих самолёты, а сами поедали дома гуманитарную помощь. Кто-то покупал заводы, а кто-то не знал в чём завтра пойти на работу. Возник жуткий контраст. Многие стали понимать, что это время «взлёта», но пока трап не убрали нужно успевать. И пытаясь сколотить начальный капитал, такие люди, – Иванова приподняла папку с историями болезней. – Стали отказывать себе в простых жизненных удовольствиях: ни детей в кино сводить, ни жене – цветы, а только успеть с одной работы на другую. А, находясь в таком ритме, в постоянном напряжении, человек начинает задумываться о смерти. Он теряет смысл жизни, потому что материальные блага не являются смыслом. Со временем человек перестаёт понимать для чего это всё!? К чему он так стремился!? А мысли о самоубийстве, кажутся ему верным и единственным выходом из создавшейся ситуации, выходом из принуждённой суеты. Это далеко не то же самое, что, допустим, мысли алкоголика или малолетнего отвергнутого Ромео, нет – в этих случаях человек пытается покончить с собой сгоряча. А «потеряшки» – мы их так и называем между собой, они просто теряют интерес к жизни, поэтому мы их называем ещё и «холодными суицидниками».

– А что происходит дальше?

– Так вот, до какого – то момента жизни мозг только ищет выход. В нём происходит борьба желаний и возможностей. Но когда человек решается воспользоваться «выходом», – глаза Ивановой зажглись, и она приставила два пальца к виску. – Представляешь! В последние секунды, он, вдруг, бросает пистолет или вылезает из петли. Бежит из дома, садится на поезд или самолёт и уезжает, куда глаза глядят, – сквозь линзы очков Ивановой светились искры. – На вокзалах их обычно и находят в полном отчаянье.

На лбу Цыбина выступил пот. Он протянул руку и взял свой платок.

– Ну а что, что происходит с их мозгом, ну когда он хочет застрелиться или залезть в петлю? – спросил Цыбин, вытирая пот со лба.

– В этом-то собака и зарыта. Денис. Вот ты живёшь и думаешь, что ты захотел, скажем, поесть или погулять сегодня вечером, что ты контролируешь свой организм. Что ты хозяин, – Иванова посмотрела на Цыбина и он утвердительно кивнул. – А на самом деле, Денис, это только мелкие шалости дозволенные тебе. Понимаешь, в твоей голове есть субстанция, которая властна не только над твоим телом, но и мозгом. На самом деле она всем управляет! Усваиваешь? – Цыбин вновь кивнул, и Иванова продолжила. – Так вот когда этот центр анализирует, что твоя и соответственно его смерть неизбежна. Он просто стирает твою память, твою личность, твоё прошлое – спасая тебя. В лобной доле, где находиться центр личности, появляется пустой экран, чистый лист. Человек забывает, где был, кем был и конечно он забывает, что хотел убить себя и, соответственно, продолжает жить.

Цыбин сглотнул комок в горле, издав громкий звук. Иванова налила в стакан минеральной воды и протянула Денису. Он кивнул и спросил.

– Но подожди, а как, же они тогда потом вспоминают, ну с помощью родственников, если память стёрта? – Денис отпил из стакана.

– Конечно, мы пока не знаем весь патогенез этого нарушения. Хотя нарушение ли это – тоже вопрос. Память ведь вообще очень сложная штука. Знаешь, это происходит примерно так же как с компьютером, когда идёт процесс переформатирования жёсткого диска, но здесь конечно всё сложнее и информация является – личностью человека. Старые файлы при этом, как и в компьютере, никуда не исчезают, они становятся просто неактивными. Ты понимаешь? – Цыбин кивнул и поставил стакан на стол. – Если всё благополучно складывается, то есть находятся родственники, они постепенно активируют эти, так сказать, файлы памяти. Они восстанавливаются, и к человеку возвращается его прошлое.

– А они, ну «потеряшки», после этого – ну не хотят покончить с жизнью? Они же это тоже когда-то вспоминают, наверно, потом? – спросил Цыбин.

Иванова улыбнулась.

– Денис, а помнишь три года назад, когда ты не был ещё женат, мы с тобой ходили в кинотеатр, и нас обрызгала тогда иномарка? Ты знал её хозяина и обещал, расписать его в газете за всё, ты даже убить его готов был в те минуты, помнишь? – Денис кивнул. – Время идёт. И человек, конечно же, забывает о своём желании. Он остывает, но если опять, же сравнивать с компьютером – система переустановлена с дезактивацией файлов.

Иванова поправила очки и улыбнулась. Она протянула руку и коснулась импозантной бородки Цыбина снизу вверх, закрыв ему рот.

– Слушай, офигеть. И это произошло с этим мужчиной? Антоном?! – спросил Цыбин.

– Знаешь, если честно полной уверенности у меня пока нет. У него схожая симптоматика, но клинически, он не совсем вписывается в эту патологию. Он какой-то особенный, – Иванова улыбнулась, глядя в растерянные глаза Цыбина. – Ну, то есть, сказать с уверенностью, что это именно это нарушение я не могу, но автобиографическая память у Антона отсутствует.

– А его странный сон. Что значит его сон?

– Денис, я не гадалка, и его сновидение нуждается в серьёзном анализе. Но восстановление памяти происходит, так сказать, по острым моментам в жизни. То есть в первую очередь восстанавливаются неприятные эпизоды личности, в которые ему было плохо, из-за этого они так и вгрызаются в наше сознание. Через меня прошло много пациентов и практически все сначала вспоминали самое плохое из прошлого. А в случае с Антоном, я вижу положительную динамику, то есть, значит, его память стала просыпаться. Хотя прошло не так и много времени.

– Тома. А почему ты раньше мне об этом не рассказывала, ну о своей работе? – спросил Цыбин.

– Денис. А вспомни, когда мы виделись с тобой в последний раз? У тебя жена, ребёнок. Да ты и не спрашивал никогда, чем я занимаюсь.