Первый Волк Атиозеса

Глава 2. Братья

Олаф очнулся от того, что его потихоньку, но довольно настойчиво, тарабанит по лбу чей-то палец, легонько цепляя кожу когтем. "Когтем?" – лесник встрепенулся от этой мысли, открыл глаза и перекатился по земле на небольшое расстояние, случайно скинув с себя длинную куртку.

– Проснулся, приятель? Давай, приходи в себя, солнце уже высоко.

Рядом с Олафом на земле сидел болезненного вида юноша. Лицом был из чужих краев. Через тонкую белую кожу сероватого цвета, просвечивали синие жилы. Волосы были короткими, серебристыми, с несколькими черными прядями, будто бы парень вдруг резко поседел, и пролил на себя пузырек чернил. Рубахи на юноше не было, и Олафу сразу бросились в глаза знаки, полукругом покрывающие его грудную клетку. Парень дотянулся до уроненной лесником куртки, встал, встряхнул ее и начал надевать, находясь полубоком к Олафу, так что тот увидел прорези на спине у этого изделия. У лесника сразу возникла мысль: "не тот ли это крылатый, что ребенка сбросить тогда грозился?", – чувствуя гадкую неприязнь и вновь подступающий страх, подумал Олаф, но решил, что расспрашивать об этом своих пленителей не стоит.

– Сет, время есть: в деревне все по домам попрятались, носа за двери не кажут. Только отправили баб скотину кормить, – раздалось откуда-то сверху. Чувствовалось, что язык незнакомцам был не родным.

Олаф поднял глаза. На верхушке высокой сосны, стоя одной ногой на суку, а другой придерживаясь за ствол, вглядывался в сторону деревни мужчина. Пользуясь тем, что юноша отвернулся, Олаф просунул пальцы между кожей и цепью и попытался ослабить петлю.

– Конечно есть, они в лес ближайшие пару дней не сунутся, я тебе гарантирую, – хмыкнул Сет. – Спускайся уже, бессмысленно сейчас на стреме стоять.

Мужчина послушно сиганул вниз, легко приземлившись на землю, будто бы спрыгнул с невысокой табуретки, а не столетнего дерева. Олаф сразу одернул руки вниз, надеясь, что случай выбраться еще предоставится и внутренне напрягся. «Обычный человек бы расшибся насмерть» – от этой мысли у Олафа нехорошо засосало под ложечкой.

Спрыгнувший же бодрым шагом подошел к Олафу поближе, присел на корточки, заглянул к нему в глаза.

– Я Аэлдулин, – начал говорить он, выглядя вполне дружелюбно, насколько дружелюбно может выглядеть мужчина с грубыми длинными шрамами, пересекающими половину лица: четыре борозды брали свое начало на лбу, рассекали бровь и щеку, неравномерно заканчиваясь ближе к подбородку. Но глаз при этом был цел. – А этот, – незнакомец кивнул в сторону Сета, – мой младший брат.

Младший брат при этих словах зарычал, оскалился, обнажая клыки:

– Тебе давно уже пора забыть свое имя, как это сделал я. Чем чаще будешь вспоминать про эльфийскую жизнь, тем для тебя же хуже. Да и ни к чему этому рыжему, с нами знакомиться. Все равно он наверняка вздернется к вечеру.

Олаф пока молчал, переводя тяжелый взгляд с одного на другого. Братья были сильно похожи. Если бы не черные пряди младшего и не шрамы старшего, сошли бы за двойняшек, но разница в летах чувствовалась. Да и старший выглядел немного здоровее. Во всяком случае, кожа хоть и была бледна, но все же была ближе к человеческой, даже сохранила еле заметный загар. Старший сжал губы, немного поклонился и произнес нарочито смиренным бесцветным голосом.

– Мой господин, прошу простить мою ошибку.

Олаф, пользуясь тем, что пленители сконцентрировались друг на друге, стал тянуть цепь, стремясь освободиться.

Младший дернулся как от пощечины, поднес ладони к лицу, потер кончиками пальцев глаза возле переносицы:

– О Боги, только не ты! Джастин, прости! – парень открыл руки в примиряющем жесте. – Я сам не свой последнее время, нервы ни к черту, – взгляд юноши сильно смягчился и стал виноватым.

– Забудь, – старший печально улыбнулся. Видно было, что тема была достаточно болезненна для обоих.

Сет вновь обернулся к Олафу, когда тот еще не успел убрать от шеи руки. Он был уверен, что клыкастый заметил его попытки выбраться, и замер, ожидая нападения. Но юноша совершенно спокойно подошел и начал развязывать озадаченному Олафу руки, пока тот недоверчиво на него косился.

– Ответишь на вопросы, с шеи петлю тоже сниму, – продолжил Сет. – Можешь не рыпаться – цепь зачарованная, кроме владельца никому ее не снять.

– А если владельца задушить, к примеру? – буркнул Олаф.

– Можешь попробовать, – хохотнул Джастин. – Нам воздух нужен, только чтобы говорить. Спорим, надоест тебе это занятие быстрее, чем устанут руки?

– Не спорим. Верю на слово, – проворчал Олаф, оценивая сероватую кожу с синими венами у обоих братьев и почти не мигающие взгляды. Немного промолчал, обдумывая положение, представился, и согласился отвечать.

– Ты, как обернулся, кого-то укусить или когтями подрать успел? Так, чтобы не насмерть?

Олаф закрыл ладонями лицо, вспоминая события прошедшей ночи. Ярким пятном в памяти всплыл сверкающий пятками Бран и окаменевшая от испуга супруга.

– Герда… Герда! – в памяти Олафа, отдавая болью в висках вспыхнули воспоминая о прошедшей ночи. В нарастающей панике начало приходить осознание произошедшего. – Герда! Пустите! Я должен… – Олаф решительно вскочил на ноги и дернулся, стремясь как можно скорее рвануть бегом в сторону дома, но совершенно забыл о цепи. Та, перехватив его горло от рывка, с силой вонзилась в глотку, выбивая воздух, не давая закончить фразу.

– Э, друг, не спеши, – младший прищурился, и подождал немного, пока Олаф прокашляется, чтобы задать следующий вопрос, – Тебя кто-то видел? В смысле, кто-то видел, как ты шерстью покрылся и выжил при этом?

– Супруга моя видела и друг, – прохрипел Олаф, дрожащими руками хватаясь за цепь чуть ниже шеи, натягивая ее. – И не тронул я никого, сразу сбежать пытался – все целы, – Олаф собирался было дернуть путы, но осекся и застыл, памятуя соседа с кинжалом в глазу, вроде бы должен лежать неподалеку, и стал озираться.

– Ты мужика, который был с вилами ищешь? Я велел ему отойти к дороге поближе, а то труп вонять начнет скоро, погода то теплая, – подал голос Сет, будто бы это было само самой разумеющимся.

У Олафа пробежался холодок по спине. «На что еще они способны, если такой силой обладают?» Он округлил глаза, вновь ухватившись обеими руками за свой ошейник, пытаясь расширить петлю, вопрошающе глянув на Джастина. Тот покачал головой, будто прочитав его мысли:

– Нет, я так не умею. И вернемся к теме. Ты уверен, что никого не успел покалечить? Это важно, – и проникновенно заглянул к Олафу в глаза, усердно игнорируя его попытки освободиться.

Пленник замялся. Братья его пугали чуть ли не до икоты. Выбраться из передряги самостоятельно не предстояло возможным. Собственный страх был ему противен. Расхрабрившись, стараясь придать голосу как можно больше решимости, Олаф повысил голос, чувствуя как начинает злиться:

– Да уверен я! – Олаф вновь с силой потянул цепь, надеясь порвать или хотя бы растянуть звенья, но она не поддавалась. Братья флегматично наблюдали за его потугами ни капли не волнуясь, что пленник сможет сорвать путы. – У меня на руках крови нет человеческой и не будет никогда! Пустите! – Олаф почувствовал, как закипает. Кровь забурлила в жилах и суставы начало неприятно покалывать. Тогда он вновь с размахом дернул цепь, обдирая себе кожу. С дерева, к которому был прикреплен другой конец пут от рывка отлетели несколько кусочков коры.

– Но-но, остынь-ка, рыжий, а то могу и помочь успокоиться, – Сет шагнул вперед, кладя руку на рукоять меча, но Джастин остановил его, положив руку брату на плечо.

– Давай-ка лучше я. Олаф, сосредоточься, – Джастин начала щелкать пальцами перед глазами начинающего оборачиваться Волком лесника. – Глубокий вдох – выдох, вдох – выдох, будто при панике успокоиться пытаешься. Вдох – выдох,

К удивлению Олафа, это помогло. Щелчки и дыхание помогли отвлечься и сосредоточиться, останавливая превращение, но цепь из рук он так и не выпустил. Видя, что Олаф слушает и начинает успокаиваться продолжил:

– Герда, это кто? Супруга твоя? Мы же не просто так спрашиваем. Если утаил, что ранил ее – она в следующее полнолуние, как и ты, Волчицей обернется. Только ей, как тебе, не повезет – мы тут торчать так долго не собираемся. И тебе домой возвращаться нельзя – видели тебя в процессе превращения. Люди разбираться не станут, друг ты им был, сват или брат, – Олаф, чувствуя внутренний протест, и предугадывая, что Джастин скажет дальше, активно замотал головой в отрицании. И вновь рванул цепь, сдирая пальцы в кровь, чувствуя нарастающую панику теперь еще и за свою семью. Видя, что молодой Волк не может согласиться, тон старшего стал более назидательным:

– Для них ты со вчерашней ночи – чудовище. И переубедить испуганную толпу не получится. Контролировать себя ты пока особо не умеешь – уверен, что в следующий раз все целы останутся? Чаще всего новых Волков своя же родня и убивает, если сами живы остаются.

– С человеком всегда поговорить можно. У нас люди добрые живут, не бросят в беде, – рыкнул Олаф, зло переводя взгляд с одного брата на другого. Братья внушали животный ужас. Он нутром чувствовал, что с ними что-то неладное, но ни на одно из известных существ, даже из легенд, они похожи не были. Он совершенно не понимал, почему его до сих по не добили, и почему продолжаются расспросы. Одно только знал – они не люди и, вероятно, никогда ими и не были в отличие от него самого. Вновь подавшись панике, начал рваться на свободу, обдирая кожу, желая, чтобы произошло хоть что-нибудь, что может прояснить их намерения. Или увидеть в них каплю человечности.

– Ну да, – подал голос младший, скептически наблюдая за потугами Олафа высвободиться. – И твои добрые люди гнались за тобой в лес всего лишь, чтобы пригласить на кружку пива и поинтересоваться о здоровье, – с кислой миной, вкладывая в голос иронию парировал Сет.

Он явно хотел сказать что-то еще, но умолк на полуслове, прислушиваясь. Олаф тоже навострил уши, прерывисто дыша, опуская израненные о цепь руки. За шумом листвы от ветра, стрекотом насекомых и шуршанием мелких грызунов в траве расслышал тихие, несколько тяжелые шаги и чье-то дыхание.

– И кстати о людях, сюда кто-то идет, – прошептал юноша, обнажая клинок.

⋆☽ ◯ ☾⋆

Ночь Герда провела у соседей, заламывая руки и стараясь не выть от томительного ожидания неизбежной печали. Раз за разом в голове прокручивался момент превращения. Она пыталась себя то убедить в том, что все обойдется, и заклятие удастся снять… То мысленно хоронила мужа.

«Он же меня не тронул, может, не все потеряно? Вдруг душа и разум остались целы? У кого совета спросить?» – Герда хотела выскочить из избы и идти искать помощи, хоть у монахов, хоть у того же чёрта, но соседки в нее мертвой хваткой вцепились. Поняв, что просто так ей не вырваться, приняла смиренный скорбный вид, стараясь вспомнить все, что она знала из легенд об оборачивающихся в волков существ.

Память, увы, ничего толком не подсказывала. Если нимфы, русалки, гарпии и сирены были на Атиозесе в изобилии, то о случаях покрытия шерстью не по своей воле, она не знала. Даже дракайну – существо, обращающее в камень взглядом встретить было куда вероятнее, чем найти упоминание о подобных чудесах.

Версию с заколдованным вином она сразу отмела – Бран бы тогда тоже оборотился. Вероятнее всего дело было в незаживающем укусе. А раз у любимого теперь есть клыки и когти, вероятно, придется обороняться при встрече… С этой мыслью Герда сослалась на безумную усталость, тяжесть в животе и голод. Беременную сразу повели на кухню кормить. Внутренне передергиваясь от замысленного деяния, Герда незаметно стащила острый ножик у хозяев, клявшись себе, что обязательно когда-нибудь вернет, извинится и отблагодарит.

Кусок в горло не лез, но она сделала вид, что трапезничает. Страх за Олафа разрывал ее на части, но она решительно не представляла, как она может ему помочь, и что может делать. Если он сгинул, то она и ее малыш оставались без защиты – а значит ее могли легко отправить со следующей партией пленных, если чужаки вновь заявятся… Убедившись, что никто на нее не смотрит, несколько ломтей хлеба запрятала себе в карман.

Когда из лесу прибежали мужики, глава семейства, трясущимися руками запер дверь на засов, захлопнул ставни. Велел сыновьям дежурить поочереди. На все вопросы ответил только, что демонов в лесу встретили, и что ежели ее муж оборотился, назад ему дороги нет, коли жив еще. Так и просидели до утра в страхе перед нападением, недобро поглядывая на Герду. Но все было тихо. Поутру, поскольку коровы уже начали недовольно мычать, женщин выпустили заняться хозяйством, а сами, вероятно, берегли силы на случай необходимой обороны.

Герда слышала, как сплетничают бабы, что вдруг Олаф не один ликаон, а вся семейка чудовищ людьми прикидывалась. Соседи все еще изображали сочувствие и подбадривающие улыбки, сторонясь супругу оборотня, и ее уже колотило от предчувствия, что ни ей, ни малышу несдобровать. Дитя, которое она носила под сердцем, чувствуя тревогу матери, активно ворочалось внутри, будто бы пинками заставляя скорее шевелиться.

Герда, собрав свой завтрак в узелок и закончив с помощью подругам, поклонилась соседскому дому и родной земле, и, убедившись, что все заняты и за ней более не наблюдают, шмыгнула через задний двор и ушла из деревни. Из глаз блеснули непрошеные слёзы. Она их смахнула. Для них было еще слишком рано. Надежда еще была жива.

⋆☽ ◯ ☾⋆

Стоило из-за кустов показаться человеческой фигуре, как Сет тут же убрал клинок обратно, отвернулся и тихо выругался, увидев вышедшую к ним невысокую заплаканную девушку. Она явно не заметила чужаков, и сразу бросилась к их рыжему пленнику.

– Олаф! – воскликнула Герда, вне себя от счастья и облегчения обнаружить мужа живым, да еще и человеком. Кинулась ему на шею, не заметив братьев. Руки, сплетенные в объятьях, нащупали сковывающую его цепь. Она отстранилась и смогла разглядеть кровь и содранную кожу. Сердце ее затопило яростью. Герда начала осматриваться, в надежде найти спасение от пут, и ее взгляд наткнулся еще на двоих участников этой сцены. Замершие, как статуи, затаившие дыхание и с любопытством наблюдающие… Чувствовался от них потусторонний холод, хоть взгляды и отличались. Надменный вид того, что выглядел моложе, вызвал волну злобы и бессилия. Сжав кулаки, Герда сорвалась на крик:

– Это вы с ним сделали? За что? Отпустите, нелюди! Не сделали мы вам ничего. Расколдуйте обратно!

Джастин был готов провалиться сквозь землю, наблюдая эту сцену. Будучи живым, он вырос на убеждениях в исцеляющей силе добра и любви, в мире, когда еще не началась война и нашествие проклятых. Сет открыл проход между двумя мирами по приказу отца: их родным, погибающим, и Атиозесом – выбранный их правителями для переселения. И они притащили эту заразу с собой. История, едва они переступили порог нового мира грозила повториться. И вновь страдали ни в чем неповинные жители. С обращенным мужиком он еще как-то внутренне смирился, все-таки война по большей части было делом мужским, и глупо было бы считать, что обойдется вовсе без жертв. Но его добивал явно угадывающийся живот женщины. Обычно семьи пострадавших оставались где-то за стенами. Было легче отвернуться после битвы, представить, что их не существует вовсе, чем лицезреть семью обвиняющую их с братом в случившемся. Джастин все равно считал себя причастным к их беде, путь и косвенно, чувствуя безграничное сострадание и бессилие исправить положение. Не в силах выдавить из себя ни звука, виновато развел руками и посмотрел на брата в поисках поддержки.

Сет сердито скрестил руки на груди, хмуро оценивая супругу Олафа взглядом. С одной стороны, это было очень даже кстати. Кровью от девки не пахло, а значит велика вероятность, что заразы в ней нет. «Но ведь вместо того чтобы дома сидеть и дитя беречь, приперлась! Да еще и чуть ли не с кулаками на них накинется. Дура бесстрашная!» – ругался про себя Сет, чувствуя невольное уважение к ее поступку.

Олаф, чувствуя как тает от нежности и благодарности, мягко приобнял жену, успокаивая, тихо шепнул ей:

– Не серчай, любимая. Они меня спасли.

Герда потеряла дар речи от подобного заявления. В один миг чудовища стоящие перед ней превратились в двух незнакомцев. Явно родню, но с очень разными характерами. Тот, что старше, выглядел виновато и дружелюбно. Младший явно размышлял, и мысли его далеки от добрых. Про себя отметила, что дело иметь придется именно с младшим, удивляясь такому выводу.

Олаф всегда был весьма доверчив. Она прекрасно это знала, когда выбрала его. Облапошить наивного добряка было легче легкого – и большинство дел вела она. Супруг не сопротивлялся. Ее характер его восхищал, хоть злые языки частенько перемывали их семье кости. Но почему-то именно в этот момент незнакомцам верилось. Или очень хотелось верить. Кулаков она не разжала и с вызовом посмотрела в глаза скрестившему руки чужаку.

Сет, выждал паузу. Взгляд у него был, как и у Отца. Колючий, ледяной и тяжелый, особенно если это было нужно. Девица упорно смотрела ему в глаза, отражая его взгляд как зеркало, возвращая сторицей. Ему это несказанно понравилось. Не опуская глаза, ухмыльнувшись, скомандовал:

– А девка-то не из робкого десятка оказалась. Джастин, сними уже с него эту удавку, не силком же его за собою тащить.

Джастин моментально повиновался, будто ждал команды. Герда все еще недоумевала, отчего командует младший, но взгляд смягчила, искренне улыбнулась и поклонилась. Сет кивнул в ответ. Девица нравилась ему все больше. Особенно тем, что даже после обмена любезностями осталась настороженной. Мысленно он ее уже ассоциировал с лесной кошкой. Которую может медведь не испугать, если та решит, что ее семье угрожает опасность. Олафа же он уже мысленно окрестил тюфяком. «Пушистого волка стая разорвет в клочья, что же с ними делать?» – с досадой и сожалением продолжал размышлять Сет, перестав напрягать Герду взглядом и опустив руки.

Пока старший брат снимал с шеи Олафа цепь, тот недоуменно спросил:

– Вот так просто, отпустите и все? Неволить не станете?

Сет грустно усмехнулся. Прикидывая, кто же из этих двоих возьмет судьбу в руки.

– А какая мне польза тебя неволить? Мы с братом остались проследить, вдруг кто из стаи ослушался и обратил человека ненароком. Если бы таких, как ты, много оказалось – тут такое бы началось! Дикая стая может за первую ночь полгорода вырезать, а остальную половину заразить. И потом пойдет эта эпидемия дальше, а Отцу этого не нужно…

– Но все же нельзя вам домой возвращаться. Любит тебя жена сильно, вот и пошла за тобой, выручать. Только мы не в доброй сказке живем – если лекарство от проклятия и есть, то оно нам неведомо, – подхватил Джастин, всем сердцем желающий отмотать время назад и как-то выручить этих двоих. – Вы с женой можете подальше от города уйти, дом в лесу построить и зажить отдельным хозяйством. Или найти другое поселение, где вас не знает никто, и там осесть, только очень осторожными быть. Тебе, Олаф, не пить, в драки не ввязываться, вообще сердиться поменьше, авось справитесь.

Сет, услышав Джастина, чуть было не поперхнулся. Опять старшего заносило в романтический бред, будто бы не было войны.

– Джастин, разуй глаза – какой дом в лесу, какое другое поселение, романтик ты хренов? – возмущенно и уставше проговорил Сет. Затем обратился все-таки к Олафу. Никак не мог смириться с мыслью, что женщина руководить может.

– Да и ты, рыжий, вроде сообразительный мужик, что молчишь? У тебя жена на сносях, ниже тебя на полторы головы – ребенок крупным может быть. Может быть ты роды еще сам принимать собрался? А если что пойдет не так, знаний и умений не хватит – и жену загубишь, и дитя? – Сет впервые за это время смотрел в сторону Волка с сочувствием, отрицательно покачивая головой. – А в другом селении, если ты случайно при ком обернешься, или слух про тебя дойдет, думаешь, будут люди разбираться, что ты с обычными людьми живешь, а не с волчицей и волчонком? И как долго твои родные проживут в таком случае? Это я еще не говорю о том, вдруг ребенок волчонком родится сразу.

– Это с чего это вдруг? – удивился Джастин. – Он же только вчера обернулся впервые, а она уже давно беременна.

– А с того, что мы не в Вириди Хорте сейчас, а в другом мире. Кто знает, может у здешних людей процессы идут немного по-другому, – видя непонимающий взгляд Олафа и Герды, пояснил мысль:

– Оборотень в человеческом облике, как правило, не заразен. Проклятье передается только если в кровь человека попадет слюна или пот Волка, поэтому при ране от когтей шанс заразиться все-таки меньше. А в человеческом облике не кусаются обычно, поэтому и не проверяли толком, – Сет замялся, подбирая слова. Язык он хоть и выучил достаточно хорошо благодаря сатиру, но не был уверен в правильном оттенке некоторых значений. – Но у человека есть определенные… соки. В общем, ни за что не поверю, что после битвы вы с женой не… миловались. И если с ней все в порядке, вовсе не значит, что на ребенка это никак не отразилось.

Джастин скривился, и изобразил крайне скептический взгляд. Сет в ответ закатил глаза и снова скрестил руки:

– Да, вероятность маленькая. И скорее всего я ошибаюсь, но все-же она есть, – упрямо проговорил он.

– И что ты предлагаешь, клыкастый? За тобой пойти, к вашей стае прибиться? – с детской непосредственностью осведомился Олаф.

Джастин поддержал предположение, но Сет снова начал закипать:

– Не к нашей стае, а к Отцовской, это раз. Во-вторых, эти отморозки наверняка твою девку по кругу пустят, не посмотрят, что беременна. Можешь, конечно, попробовать ее отбить у вожака. Защитить свое право на единоличное обладание женщиной, но жив навряд ли останешься. Да и в таком случае для нее исход все-равно один будет.

Олаф покраснел от такого заявления, Герда насторожилась. Предполагать, что им ожидается теплый прием среди проклятых было бы глупо.

Джастин тихо, боясь снова вызвать всплеск ярости брата, от которых они оба уже устали, предложил:

– Не пустят, если ты за них заступишься. В конце концов мы сами им надежду подали, мы теперь за них и в ответе. К тому же, к чему им примыкать к отцовской стае? Создай свою в конце концов – это далеко не последний город, где отцовские Волки проштрафятся.

– И снова с ним поцапаться? Да и не смогу я постоянно рядом быть – отбиваться придется самим, – огрызнулся Сет.

– Почему же отбиваться, – пожал плечами Джастин. – Флаума же ты отстоял – и никто его трогать не рискует. Бегает себе, у всех под ногами путается, и все терпят.

– Так он мой пёс, моя собственность в конце концов. А эти, – Сет кивнул на замерших супругов, – на домашних питомцев как-то не тянут. Если я их на цепи приведу, им же хуже будет, – после этих слов Сет задумался. Объявить их своей собственностью, шансы, что не тронут повысятся весьма ощутимо. Но он внутренне протестовал такому развитию событий. Эта семья ему нравилась. Объявлять их своими рабами он не хотел.

– Над этим можно поразмыслить. Но, Олаф! Ты уже не человек, как не отрицай. Мы с братом тоже не люди. Случиться может всякое. Кровь проливать придется, если захочешь выжить и семью свою защитить.