Домой возвращались, глядя каждый в свою сторону. Вован двигал желваками, Лидуся недовольно поджимала ярко накрашенные губы. Зато Петька светился фонариком - еще бы, в такой клевый класс попасть! Это раньше попробуй скажи "уй-ё-о", сразу мать подзатыльник отвесит. А теперь фигу, теперь хоть целый день и громко.
Светофор возле старой школы, порушенной ремонтом, глумливо сверкнул красным глазом. Лида норовисто переступила острыми шпильками, одернула сына за руку.
– Стыдобища-то, - прошипела мужу сквозь зубы.
Вован упрямо повел плечами.
– Мам, а если 9-ю школу тоже закроют, то у нас класс "Й" будет? - деловито поинтересовался Петька.
– Молчи уж, горе мое, - неожиданно плаксиво прикрикнула Лидуся и рванула по зернистому асфальту навстречу зеленому огоньку. Вован молча поплелся следом.
За поворотом надвинулась тенью серая громада "сталинки", пахнуло теплым уютом подъезда, послушно расстелились прошарканные многими поколениями ступеньки. Дверь в квартиру захлопнуть не успели, а Петька уже радостно объявил:
– Бабуль, меня в первый "Ё" записали!
Теща появилась в дверях кухни, подбоченившись половником и заранее сверкая взглядом не хуже люминесцентной лампы.
– В который?
– "Ё-о-о", - радостно проорал Петька и умчался в комнату, загремел там игрушками.
Тещины брови съехались на переносице. Лидуся мстительно зыркнула на мужа - вот, мол, сам и объясняй, а у меня работа - и профырчала в ванную подкрашиваться.
Под обвиняющим тещиным взглядом Вован неловко поскреб шею, ссутулился.
– Тут, мама, дело такое... Школа, говорят, переполнена, - промямлил он, - восемь первых классов набрали уже. Старую-то ремонтируют, ну и...
Теща сощурила глаз.
– "Ё" - это седьмой.
– Чего, - не понял Вован.
– Восемь классов набрали, а "Ё" - седьмой.
Вован покраснел. Вот ведь недотыка - запиши он сына в другой, так все равно оказался бы кругом неправ.
Протюкали каблуки, щелкнула дверь: жена усвистела к своим мороженым курам и жалобным рыбьим мордам. Вован глубоко вдохнул, как перед прорубью.
– Ну, первый "Ж", оно как-то... Задразнят ведь жопами всякими...
В наступившей мертвой тишине оголтелая муха дзенькнулась в стекло, сама испугалась неожиданно громкого звука и затихла. Вован поежился, вдавливая голову в плечи.
Тещиным взглядом можно было отскрести пригоревшие к сковороде шкварки.
– Бабуль, я гулять, - пискнул из прихожей унюхавший грядущий скандал Петька и бесшумно притворил дверь. Муха коротко вжикнула из-под стола.
– Задразнят, говоришь? - зловеще просипела теща, перекрывая шипение выкипающего супа. - А теперь его как задразнят, что ты думаешь? Какими словами?
– Да ладно, - неуверенно пробормотал Вован. - Они и слов-то еще таких не знают...
– Не знают? - прогремела теща. - Щас, не знают они. Они вон надысь за Михалной подглядывать бегали, как она возле "Интима" рекламой ходит. Не знают они!
– Ну дык...
– Я тебе щас распишу "дык"! У тебя Петька к Федоренке бегает, ты хоть знаешь, что у того интернет?
– И чего? - не понял Вован.
– А того, что там одно это самое в разных видах! Не знают они! Жопы он испугался! У самого-то на плечах что?
Не на шутку разошедшаяся теща напирала, размахивая половником. Ткнувшись спиной в холодильник, Вован машинально заслонил рукой лицо.
– Ну вы, мама... прям ведьма...
Половник брякнулся об линолеум.
– Ах, ведьма я? - теща недобро ухмыльнулась, так что глаза утонули в круглых щечках. - Я тебе сейчас покажу, какая я ведьма!
Как у нее швабра в руках оказалась, уму непостижимо. Вовка стоял дурак-дураком, рот разинул и руки опустил, когда старушенция над полом поднялась. Только проводил очумелым взглядом мохнатые тапочки с веселенькими помпонами.
– Ведьма-ведьма, - злобненько хихикнула она.
Вот тебе и первый "Ё"...
Волосы из всегдашнего кукиша на затылке повылазили, глаза сверкают, сама бормочет нипойми-что, тапочка с ноги шлепнулась. Из-под потолка. Вован и дышать забыл.
Тут уж совсем чертовщина началась. Половник сам по себе с пола в воздух поднялся и давай его по загривку охаживать. У Вовки и вовсе разум отшибло: так и стоял столбом, только охал, когда получал звонкий подзатыльник. Потом переконтачило что-то в голове, ноги словно сами с места рванули.
Забился в туалет, задвижку дернул, еле успел крышку на унитаз уронить - коленки ослабли. В голове одна-единственная мысль заполошно металась, хлопалась об черепную коробку: "Если у меня теща ведьма, то кто тогда жена?.. Кто жена-то у меня?.."
Сердце бестолково дрыгалось, стукаясь то в желудок, то в переносицу. Вован обхватил голову руками и даже смотреть боялся на хлипкую задвижку, что охраняла его от разбушевавшегося существа, которое он наивно полагал собственной тещей. Он и сам не сказал бы, сколько сидел так, бессмысленно и безмолвно, пока не брякнуло тяжелым в стенку у соседей и мужской голос не заорал какой-то Ленке, чтоб несла полотенце.
Вован тяжело, как с дурного похмелья, поднял глаза и встретился со взглядом из-за вентиляционной решетки.
Не спеша просочилось сквозь облупленные прутья, продефилировало вдоль кафельной плитки зеленовато-прозрачное существо с развевающимся шлейфом, оглядело неказистый интерьер, покачало сокрушенно головой. Приглашающе махнуло призрачной рукой, и в туалет хлынули остальные.
Медленно, будто глаза боясь выронить, Вован посмотрел на руки. Пальцы запойно дрожали, колени подпрыгивали, и не стискивай он зубы, те выбивали бы сложный ритм в стиле кантри.
"Теща - ведьма", - медленно подумалось ему, - "сын - ёшник, а в вентиляции у меня привидения..."
Элегантная, несмотря на прозрачность, дама величаво проплыла мимо, с интересом разглядывая старенький деревянный шкафчик. Еще два привидения тихонько бормотали, свесив зеленоватые ножки с края ванной.
– Look at this exhibit, please, - донесся с потолка хорошо поставленный голос. - You can see Homo Afraid. ‹Посмотрите, пожалуйста, на этот экспонат. Это Человек Испуганный...›
Вован громко икнул.
Мелкое привидешко, радостное, как воздушный шарик, подлетело к самому его носу, топыря коротенькие ручки. На ходу оторвало клочок туалетной бумаги и бросилось к привидению побольше, счастливо размахивая трофеем.
– All of them become Homo Afraid when they see us. ‹Каждый из них становится Человеком Испуганным, когда они видят нас.›
Растрепанная призрачная девица прихорашивалась перед треснутым зеркалом, в котором ровно ничего не отражалось.
– I'm going to be a human, - доверительно чирикнуло вернувшееся привидешко, - when I'm seven hundreds. вЂ№Я собираюсь стать человеком, когда мне исполнится семьсот лет.›
Вовка с сипением протолкнул в легкие враз загустевший воздух.