Часть первая СЕРЫЕ За сорок три года до событий на Исстваане V
Тогда убей меня, Император. Лучше умереть на закате свободы, чем дышать при рассвете тирании. И пусть боги исполнят мое последнее желание: чтобы моя душа просуществовала достаточно долго и могла посмеяться, когда ваше безбожное государство наконец развалится.
Если человек держит в своих руках тысячу солнц… Если человек заселяет своими сыновьями и дочерьми сто тысяч миров и отдает им во владение саму Галактику… Если человек одной лишь силой мысли ведет среди бесчисленных звезд миллион кораблей… Тогда, прошу, скажи мне, если сможешь, как этот человек может не быть богом.
Нет более очевидного признака упадка государства, чем пренебрежение религиозными обрядами.
Пролог СЕРЫЙ ВОИН
Сестры заплакали, когда за ним пришел легион. В то время он не мог понять причины их слез. Не существовало большей чести, чем быть избранным, и их огорчение казалось бессмысленным.
Голос серого воина, звучавший из-под череполикой маски, дребезжал, как у машины, и потрескивал от помех. Он потребовал назвать ему имя мальчика.
Но мать, прежде чем ответить, задала свой вопрос. Это было вполне в ее духе: не сгибаться и не кланяться ни перед чем. Эту силу она передала своему сыну, и она останется в его крови, несмотря ни на какие перемены.
Она произнесла, улыбаясь:
— Я назову тебе его имя, воин. Но сначала назови свое.
Серый воин посмотрел вниз, на его семью, впервые встречаясь взглядом с родителями, прежде чем увести их сына.
— Эреб, — протянул он. — Меня зовут Эреб.
— Благодарю, господин Эреб. А это мой сын, — она указала рукой на своего мальчика, — Аргел Тал.
Я помню Судный День.
Вы можете себе представить, как на землю падают звезды? Можете вообразить, что с небес на мир льется не дождь, а огонь?
Вы скажете, что это возможно. Я вам не поверю. Я не говорю о войне. Я не говорю о едком маслянистом запахе прометия или о химическом запахе пламени ракет. Забудьте о беспощадной ярости сражений и ударах орбитального обстрела. Я не говорю о привычной жестокости, с которой люди идут друг против друга.
Я говорю о правосудии. О божественном правосудии.
О ярости бога, который смотрит на целый мир, и увиденное переполняет его сердце злобой. В гневе своем он посылает сонмы ангелов, чтобы обрушить свое проклятие. Он воспламеняет небо и сеет разрушение на шесть миллиардов запрокинутых лиц своих последователей.
А теперь повторите. Скажите снова, что можете представить, как звезды падают с неба. Скажите, что можете представить, как с небес вместо дождя на мир льется огонь, и город, пылающий так ярко, что вы уже ничего не в состоянии видеть, кроме его гибели.
Судный День лишил меня зрения, но я все же могу вас просветить. Я помню все, да и как можно это забыть? Это было последнее, что я видела.
Они опустились к нам на хищных птицах из голубого металла и белого пламени.
И они называли себя Тринадцатым легионом. Воинами Ультрамара.
Мы не произносим этих имен. Когда они выгоняли нас из наших домов, когда истребляли всех, кто осмеливался протестовать, когда они обрушили божественное проклятие на все, что мы создали…
Мы назвали их ложными ангелами.
Вы пришли ко мне, чтобы узнать, как моя вера пережила Судный День. Я открою вам секрет. Когда падали звезды, когда кипели океаны, когда горела земля, моя вера не умерла.
Именно тогда я уверовала.
Бог действительно есть, и он нас ненавидит.
Глава 1 ИДЕАЛЬНЫЙ ГОРОД ЛОЖНЫЕ АНГЕЛЫ СУДНЫЙ ДЕНЬ
Первая звезда опустилась в самый центр идеального города.
На площади, как обычно, шумел многолюдный ночной рынок, но, когда небо осветилось огненными штрихами и звезды стали медленно снижаться, все стихло.
Толпа расступилась, образовав плотное кольцо вокруг площади. И только когда звезда приземлилась, все осознали истину. Сияние рождали дюзы десантного челнока.
Приземляющийся корабль выбросил облако дыма, пахнущего сгоревшим маслом и инопланетными химикатами. Корпус корабля, окрашенный в кобальтово-синий и матово-золотой цвета, напоминал тело хищной птицы. Днище, еще не остывшее после спуска с орбиты, пылало оранжевым жаром.
Кирена Валантион, которой до восемнадцатого дня рождения оставалось еще три недели, тоже была в этой толпе. Вокруг нее стали раздаваться шепотки, постепенно перешедшие в декламацию, а потом и в молитву.
С соседних улиц и площадей донеслись прерывистые раскаты грома — рев мощных двигателей и хриплые вздохи ускорителей; с неба спускалось множество других звезд-которые-небыли-звездами. Воздух дрожал, и каждый вдох оставлял привкус выхлопных газов.
На темном корпусе небесного посланца имелся символ Священного Орла, тоже почерневший после спуска через атмосферу. У Кирены двоилось в глазах: она видела то, что происходило перед ней сейчас, и то, что запечатлелось в памяти с детства. Она не была слишком усердна в вере, но прекрасно знала этот корабль, тщательно изображенный на пергаменте яркими разноцветными красками. Подобные изображения имелись во всех священных текстах.
И она понимала, почему пожилые люди, оказавшиеся в толпе, плачут и причитают. Они тоже узнали корабль, но не по изображениям в священных книгах. Несколько десятилетий назад они сами были свидетелями того, как корабли опускались с неба на землю.
На глазах у Кирены люди падали на колени, поднимали руки к звездам, молились и плакали.
— Они вернулись, — бормотала рядом с ней пожилая женщина. Она на мгновение прервала свои причитания и дернула Кирену за ниспадающую накидку-шул. — На колени, нечестивая блудница!
К этому моменту молитву уже подхватила вся толпа. Старуха вцепилась в ногу Кирены, но на этот раз девушка стряхнула скрюченные пальцы.
— Не трогай меня, пожалуйста, — произнесла она.
По давней традиции никто не смел прикоснуться к женщине, носящей красный плащ-шул, не спросив предварительно ее разрешения. Но старуха в своем религиозном усердии пренебрегла старинным обычаем. Ее ногти сквозь тонкий шелк уличного платья царапнули кожу девушки.
— На колени! Они вернулись!
Кирена потянулась за кинжалом-кваттари, пристегнутым к бедру. Тонкая узорчатая сталь блеснула янтарем, отражая огни небесного судна.
— Не. Трогай. Меня.
Старуха прошипела ругательство, а затем еще истовее принялась молиться.
Кирена, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце, сделала глубокий вдох. Горячий воздух обжег горло и оставил на языке едкий привкус сажи. Значит, они все же вернулись. Ангелы Бога-Императора вернулись в идеальный город.
Она не испытывала ни капли благоговения. И не упала на колени, чтобы возблагодарить Бога-Императора за второе пришествие ангелов. Кирена Валантион уставилась на хищный металлический силуэт небесного судна, а в мозгу ее рождался вопрос.
— Они вернулись, — снова забормотала старуха. — Они вернулись к нам.
— Да, — сказала Кирена. — Но зачем?
Корпус корабля неожиданно пришел в движение. Массивная задвижка люка отошла в сторону, послышался свист пневматики, и на землю опустился трап. В толпе послышались восторженные восклицания и рыдания, молитва стала громче. Люди нараспев повторяли молитвенные строки из «Слова», и те, кто до сих пор еще стоял, тоже преклонили колени. Только одна Кирена продолжала стоять, выпрямившись во весь рост.
Облачко дыма быстро рассеялось, и появился первый из ангелов. Торжественность момента не помешала Кирене внимательно его рассмотреть, а затем прищурить глаза. Ее кровь леденило зарождающееся сомнение.
И, словно высказанный шепотом протест единственной женщины мог изменить происходящее, она выдохнула одно только слово:
— Подождите!
Массивная броня воина отличалась от знакомых по священным пергаментам изображений. На ней не было свитков, которые свидетельствовали о благочестии их носителя, и цвет не был похож на цвет серого зимнего неба, как у настоящих ангелов Бога-Императора. Как и корабль, из которого вышли воины, их броня отливала ярким кобальтом и была отделана полированной бронзой, сверкавшей, словно золото. А вместо глаз на бесстрастных масках виднелись только раскосые красные прорези.
— Подождите! — громче повторила Кирена. — Это же не Несущие Слово.
От такого богохульства старуха злобно зашипела и плюнула ей на ногу. Кирена не обратила на нее внимания. Ее взгляд был прикован к одетому в синие доспехи воину, так неуловимо и в то же время так явно отличавшемуся от иллюстраций к священному писанию, которое ей приходилось заучивать еще ребенком.
Из чрева корабля вышли собратья воина, и все они спустились на площадь. На всех была одинаковая синяя с золотом броня. Все несли в руках оружие, слишком тяжелое для обычного смертного.
— Это не Несущие Слово! — попыталась Кирена перекричать общую молитву.
Несколько стоящих неподалеку людей ответили сердитым шиканьем и крепкими ругательствами. Кирена уже набрала в грудь воздуха, чтобы высказать свое сомнение в третий раз, как вдруг воины, двигавшиеся с неестественной синхронностью, подняли оружие и направили его на толпу молящихся людей. При виде этого Кирена едва не задохнулась.
Затем заговорил первый из ангелов, и его голос, проходя через скрытые в лицевом щитке динамики, зазвучал глухо и отрывисто:
— Жители Монархии, столицы мира Сорок семь — десять, выслушайте эти слова. Мы, воины Тринадцатого легиона, верны своей присяге и намерены исполнить свой долг. В Десятый мир, приведенный к Согласию Сорок седьмой экспедиционной флотилией Великого Крестового Похода, мы принесли волю Императора.
И все это время дюжина ангелов продолжала целиться в коленопреклоненных горожан. Кирена видела, что дула орудий, предназначенных для стрельбы чудовищно большими снарядами, стали такими же закопченными, как и брюхо хищного корабля.
— Согласие с Империумом продлилось шестьдесят один год. С великим сожалением Император Человечества приказывает всем жителям немедленно покинуть Монархию. Правители вашей планеты получили точно такое же уведомление несколько минут назад. Город должен быть эвакуирован в течение шести дней. В последний день правителям планеты предоставят возможность отправить единственный сигнал бедствия.
Люди в толпе онемели, их взгляды вместо благоговейного восторга выражали теперь растерянность и недоверие. Ангел, словно уловив изменение в их настроении, поднял оружие и дал залп в воздух. В глубокой тишине звук выстрела прокатился по долине оглушительным раскатом грома.
— К рассвету седьмого дня в Монархии не должно остаться ни одной живой души. Расходитесь по домам. Собирайте свои пожитки. Освобождайте город. Сопротивление будет караться смертью.
— Куда же нам идти? — раздался в оцепеневшей толпе женский голос. — Это же наш дом!
Первый ангел развернул оружие и направил его прямо на Кирену. Девушке потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что голос принадлежал ей. Зато окружающим надо было гораздо меньше времени, чтобы разбежаться в разные стороны, оставив ее в одиночестве.
Ангел повторил свои слова, и их бесстрастный тон ничуть не изменился:
— К рассвету седьмого дня в Монархии не должно остаться ни одной живой души. Расходитесь по домам. Собирайте свои пожитки. Освобождайте город. Сопротивление будет караться смертью.
Кирена тяжело сглотнула, но промолчала. В толпе стали раздаваться выкрики и улюлюканье. Брошенная кем-то бутылка разбилась о шлем одного из ангелов и осыпалась стеклянным дождем. Затем несколько голосов потребовали объяснить, что происходит, а Кирена резко развернулась и пустилась бежать, проталкиваясь сквозь толпу.
За ее спиной раздался треск выстрелов; посланцы Бога-Императора открыли огонь по толпе возмущенных жителей.
Три дня спустя Кирена все еще оставалась в городе.
Как и многим другим людям, называвшим Монархию своей родиной, в наследство от предков, живших в экваториальных пустынях, ей достались смуглая кожа и красивые светло-карие глаза, блестящие, как каштаны. Выгоревшие на солнце волосы цвета лесного ореха непослушными прядями падали ей на плечи.
По крайней мере, так описывали ее наружность самые страстные поклонники.
Она была такой всего три дня назад, но нынче отражение в зеркале разительно отличалось от этого портрета. На измученном лице после нескольких бессонных ночей появились темные круги вокруг глаз, а на губах, ссохшихся от обезвоживания, постоянно ощущался привкус кислоты.
Как это получилось, оставалось для нее загадкой. Жители города оказали яростное сопротивление захватчикам, однако длилось оно всего около часа. Самая страшная бойня произошла у Врат Тофета, где протесты переросли в восстание, подавленное танками. Укрывшись в ближайшем храме, Кирена все видела, хотя смотреть было почти не на что. Жителей города, все преступление которых состояло в попытке защитить свои жилища, безжалостно выгоняли и расстреливали.
Орудие боевого танка в кобальтовой с золотом броне ударило по Вратам Тофета, и, хотя повальные расстрелы ужасали, этот выстрел стал настоящим надругательством. Гусеницы танка давили тела погибших, а его пушка била по величественной триумфальной арке. Каждый выстрел заставлял сжиматься сердце Кирены, но она не могла отвести взгляд.
Врата Тофета рухнули, и мраморная громада при ударе о мостовую рассыпалась на части. Драгоценный монумент из белого камня и листового золота, посвященный истинным ангелам Бога-Императора, пал под ударами захватчиков, называвших себя верными слугами Империума.
Кирене были видны неподвижные фигуры упавших статуй, еще недавно венчавших арку. Часто посещая ночной рынок на площади, она прекрасно их изучила. Все эти годы мраморные ангелы, высеченные в камне, взирали на нее с высоты. Раскосые бесстрастные глаза смотрели на нее не мигая. Бескрылые доспехи были изображены с особым тщанием. Не то что ложные пернатые ангелы из мифов древней Терры — эти фигуры были олицетворением настоящей святости, ангелами смерти, внушавшими трепет перед Богом-Императором. Его тени, его сыновья, Несущие Слово.
Силуэты еретиков, просвечивающие сквозь пелену поднятой пыли, придвинулись к танку.
— Воины Ультрамара, — прошептала тогда Кирена. — Тринадцатый легион.
Святотатцы, все до единого. И их сходство с Несущими Слово только усугубляет скверну.
Планетарная сеть вокс-связи была отключена. От уличного торговца она слышала, что захватчики еще до спуска в атмосферу уничтожили все спутники Кхура. Правда это или нет, но связь с другими городами и даже внутри самой Монархии осуществлялась теперь только силой человеческого голоса.
— Они восстали в районе Куами, — рассказывал торговец. — Не только в Тофете. И в Гальшии тоже. Сотни убитых. А может, и тысячи. — Он пожал плечами, словно передал какие-то любопытные сплетни, которым сам не очень-то верил. — Я ухожу сегодня вечером. Нет смысла сражаться с дьяволами, шул-аша.
Кирена ничего не ответила, лишь улыбнулась, услышав старинное уважительное обращение к женщине своей профессии. Да и что она могла сказать? Захватчики взяли город в кольцо. Сопротивление бессмысленно, попытки противостоять врагу бесплодны.
После этих первых столкновений начался исход из Монархии — район за районом. Как только открылись ворота, из города потек нескончаемый поток людей.
К заходу солнца массовая эвакуация жителей уже шла полным ходом. Самые состоятельные жители Монархии, по большей части торговцы и высокопоставленные священники, называемые Глашатаями Слова, переезжали в свои поместья в других городах. Утреннее небо над Монархией гудело от межпланетных шаттлов, уносивших богатых, важных и просвещенных к другим небесам, к другим убежищам.
Кирена еще не уехала. По правде сказать, она еще не решила, покидать город или нет. Она стояла на балконе второго этажа жилого блока апартаментов Джиро, расположенного в одном из самых дешевых районов города, где занимала комнатку не больше тюремной камеры. Ближайшие громкоговорители на башнях третий день бубнили одно и то же:
— Вес личного имущества, проносимого на эвакуационные корабли, строго ограничен. Всем жителям района Инага надлежит незамедлительно проследовать в космопорт Йаэль-Шах или к Двенадцатым Торговым Воротам. Вес личного имущества…
Кирена давно перестала прислушиваться к громкоговорителям и вместо этого наблюдала за заполнившими улицы людьми, за медленно двигающимися процессиями. Внизу, в конце улицы, один из воинов Тринадцатого легиона регулировал движение, погоняя жителей города, словно стадо скота. В руках ложного ангела было такое же оружие, как и у всех его собратьев: тяжелый болтер с полной обоймой разрывных зарядов. Кирена облокотилась на ограждение балкона и продолжала наблюдать за извечной драмой угнетателей и угнетенных, завоевателей и побежденных. Ее район подлежал эвакуации к завтрашнему утру. Процесс уже начался, и на молчаливых ложных ангелов обрушился неиссякаемый поток проклятий и ругательств.
— Вес личного имущества… — снова загудели громкоговорители.
Прежде из этих тарелок трижды в день лились молитвенные чтения, произносились слова о терпимости и просвещении, обращенные ко всем обитателям города. Теперь от святости не осталось и следа и громкоговорители стали рупорами врага.
Кирена слишком поздно поняла, что ее заметили.
Раскаленная струя, выбрасываемая двигателями, нагрела и сгустила воздух, и на высоте балкона на улице показался небольшой катер. Двухместное судно, закрытое синей броней, скользило по воздуху, поддерживаемое завывающими турбодвигателями. В рубке сидели два ложных ангела и сканировали вторые этажи зданий.
Кирена почувствовала озноб, грозящий перерасти в дрожь, но осталась стоять на месте.
Катер подлетел ближе. Из труб антигравитационной установки вырывались струи горячего воздуха. Ложный ангел, занимавший место стрелка, наклонился и коснулся ворота своего доспеха.
— Граждане! — Резкий окрик из вокс-передатчика перекрыл шум двигателей. — Этот район эвакуируется. Немедленно покиньте дома.
Кирена сделала глубокий вдох, но не сдвинулась с места.
Воин оглянулся на своего напарника-пилота, потом снова посмотрел на Кирену, застывшую в молчаливом протесте.
— Граждане, этот район эва…
— Я вас слышала, — сказала Кирена достаточно громко, чтобы ее голос не растаял в адском реве двигателя.
— Немедленно выходите на улицу, — повторил воин.
— Зачем вы это делаете? — спросила она, не понижая голоса.
Стрелок тряхнул головой и, схватившись за гашетку, направил крупнокалиберное орудие прямо на Кирену. Молодая женщина сглотнула — отверстие в дуле орудия было приблизительно такого же размера, как ее голова. Каждая косточка в ее теле заныла от панического страха, умоляя спасаться бегством.
— Зачем вы это делаете? — повторила она, стараясь превратить испуг в гнев. — Какими грехами мы все себя запятнали, что должны быть изгнаны из своих домов? Мы верные подданные Империума! Мы преданные слуги Бога-Императора!
Ложный ангел на несколько секунд неподвижно замер, и Кирена закрыла глаза, ожидая оглушительного грохота, который возвестит о ее смерти. Несмотря на ужас, она ощущала, как ее губы вздрагивают от улыбки. Это же чистое сумасшествие. От нее даже не останется ничего, что можно было бы похоронить.
— Гражданка.
Она открыла глаза. Воин отвел ствол орудия.
— Император, возлюбленный всеми, направил сюда Тринадцатый легион и предписал действовать именно так. Посмотри на нас. Посмотри на наши доспехи и на оружие, которое мы носим. Мы его воины и выполняем его волю. Спускайся на нижний уровень и покинь город.
— Бог-Император повелел, чтобы мы расстались со своей жизнью?
Из динамика послышалось рычание. Этот насыщенный треском помех механический звук свидетельствовал о человеческой ярости. И это было единственным проявлением эмоций, замеченным Киреной у захватчиков.
— Спускайся на улицу. — Воин снова положил палец на гашетку. — Немедленно. Если ты еще раз произнесешь свою языческую ахинею в адрес Императора, возлюбленного всеми, я уничтожу тебя на месте.
Кирена сплюнула вниз.
— Я пойду. Но только потому, что жажду истины. Я отыщу скрывающийся за всем этим смысл и буду молить о расплате.
— Истина будет открыта тебе, — сказал воин, разворачивая катер дальше. — На рассвете седьмого дня возвращайся и взгляни на свой город. И ты обретешь прозрение, которого жаждешь.
И наступил рассвет седьмого дня.
Небо только начало светлеть, когда Кирена Валантион поднялась на вершины предгорий Галахе. Ее традиционная одежда скрывалась под длинным, плотно запахнутым плащом, защищавшим от осеннего ветра. Волосы свободно развевались под его порывами, а Кирена пристально смотрела на восток, где в абсолютном безмолвии замер ее город. Несколько часов назад в небе появились огненные полосы, оставленные шаттлами Тринадцатого легиона. Все они возвращались в небо, воины завершили свою работу.
Солнце с ужасающей неотвратимостью показалось из-за горизонта. Бледное золото — холодное в своем неярком сиянии — разлилось над минаретами и башнями Монархии. Город несравненной красоты, все его десять тысяч шпилей позолотил рассвет.
— Святая Кровь! — прошептала девушка, не решаясь нарушить тишину и ощущая на своих щеках слезы. Подумать только, что человечество способно создавать такие чудеса. — Святая Кровь Бога-Императора…
День разгорался — но слишком быстро и слишком ярко. Рассвет едва наступил, а уже стало светло, как в полдень.
Кирена подняла голову и влажными от слез глазами посмотрела на облака, подсвеченные вторым рассветом.
Она увидела, как с небес на землю падает огонь и в город из-за туч вонзаются копья света невыносимой яркости. Но смотрела она недолго. Копья света, затмевавшие свет солнца, лишили ее зрения всего через несколько мгновений, оставив в темноте слушать стоны умирающего города. Мир покачнулся под ногами Кирены, и она упала на землю. Что еще хуже, перед тем как окончательно ее покинуть, зрение прояснилось, и последним, что увидела Кирена, была картина разрушенной Монархии и ее объятых пламенем башен.
Ее город горел, а ослепшая и преданная судьбой Кирена рыдала и молила небеса о возмездии.
Несущие Слово, услышьте нашу мольбу.
К нам сошли ложные ангелы, подобные вам обликом, но лишенные вашего сострадания. Они называют себя Тринадцатым легионом, воинами Ультрамара, и, с тех пор как неделю назад от их кораблей потемнели небеса, мы слышим от них только угрозы. Они прошли по улицам Монархии и заставили жителей покинуть город. Те, кто им воспротивился, были убиты. Мы будем вспоминать наших мертвых как мучеников.
Но не одна Монархия пострадала. Шестнадцать городов по всей планете опустели и стоят, лишенные признаков жизни.
Все эти дни мы были вынуждены молчать, не имея возможности воззвать к вашему милосердию. Тринадцатый легион позволил передать это послание лишь за несколько часов до последнего рассвета. Они поклялись, что с первыми лучами солнца сожгут наш идеальный город дотла. Мы умоляем вас вернуться. Вернитесь и заставьте их ответить за несправедливость. Отомстите за павших и восстановите то, что будет разрушено, когда посветлеет горизонт.
Несущие Слово, услышьте нашу мольбу.
Вернитесь к нам, сыны Бога-Императора, будь благословенно Его имя. Верни…
Глава 2 ЗУБЧАТОЕ СОЛНЦЕ РАЗРУШЕНИЕ АВРЕЛИАН
Ответ на мольбу Кирены прибыл только через два месяца. Почти девять недель длилась безудержная гонка по бесконечным просторам вне космоса, по океану Имматериума, без мыслей о безопасности и осторожности. Они теряли корабли. Они теряли жизни. Но не теряли времени, оставляя за собой содрогающуюся реальность.
Первый корабль вынырнул из варпа в реальность на пределе мощности истерзанных двигателей. На границе перехода он, словно брошенное серое копье, стал набирать скорость, и следом потянулись непереносимо яркие струи сгорающей плазмы. С рифленой возвышенности его хребта в звездную бездну смотрели многочисленные статуи из мрамора и золота. Покрытые броней храмы поднимались на поверхности корабля набухшими карбункулами. Стены этих сооружений венчали зубцы с бойницами, и десятки других, меньшего размера храмов украшали орудийные башни, установленные на самых высоких точках. Судно устрашающего размера и мрачного вида больше походило на крепость-монастырь, чем на корабль для космических странствий.
От резкого толчка его металлический костяк опасно вздрогнул, но корабль не снизил скорости. Огромные сопла, для создания которых потребовались десятки лет и миллионы часов труда тысяч рабочих, продолжали извергать быстро исчезающие голубовато-белые потоки раскаленных газов. Нос корабля украшала колоссальная фигура орла, отлитая из тяжелого металла и отполированная до серебристого сияния. Его когти сжимали открытую книгу, выкованную из стали, клюв на неподвижно замершей голове открылся в безмолвном крике, а глаза отражали холодный свет звезд.
В разрыве реальности стали появляться другие корабли, вышедшие из варпа такими же серыми штрихами — словно залп стрел, выпущенный по звездам. Сначала всего несколько судов, потом дюжина, затем целая флотилия и, наконец, армада… Сто шестнадцать кораблей, один из самых колоссальных флотов человечества. Но граница между царствами реальности и варпа продолжала содрогаться, и корабли продолжали прибывать, стараясь не отставать от величественного флагмана.
Серая армада двигалась в свободном строю, медлительные суда сильно отстали, но более сотни кораблей быстро приближались к одинокому голубовато-зеленому миру.
Миру, уже окруженному другой боевой флотилией.
Одним из кораблей армады — достаточно мощным, хотя и проигрывающим в сравнении с идущим впереди флагманом, — была боевая баржа «Де Профундис». На низком готике ее название означало «Из бездны», тогда как на колхидском диалекте домашнего мира корабля эти протоготические слова переводились как «Из отчаяния».
Вибрация корпуса постепенно уменьшалась по мере того, как реальное пространство принимало судно, и на смену перегретым варп-двигателям пришли маневровые ускорители. Как только корабль освободился от уз Эмпиреев, капитан «Де Профундис» поднялся с роскошного командирского трона. Великолепное кресло, выкованное из черненой стали и украшенное резной слоновой костью, все изголовье которого было увешано священными пергаментными свитками, возвышалось в центре мостика. На ведущих к трону ступенях стояли еще трое воинов, в одинаковой гранитно-серой броне. Все трое не сводили взглядов с обзорного дисплея, занимавшего всю переднюю стену рубки.
То, что разворачивалось на экране, можно было с полным основанием назвать хаосом. Порядок был нарушен еще до вступления в контакт с противником, корабли мчались, словно обезумевший табун. Капитанами правила ярость, и необходимая сосредоточенность уступила место бешенству.
Доспехи магистра ордена гудели от избытка энергии, подаваемой через наружные кабели из силового ранца. Броня, украшенная более замысловато, чем у любого Астартес, свидетельствовала о достижениях магистра. На наплечниках доспеха клинописью колхидского наречия в стихах перечислялись его военные победы и подвиги. На левом плече поверх письмен красовалась отлитая из бронзы книга с объятыми пламенем страницами. Каждый огненный язычок был вручную вырезан из красного золота, и при соответствующем освещении казалось, что металлические страницы дрожат, словно в раскаленном мареве.
Кроме всего прочего, одну из скошенных красноватых линз грозного шлема магистра окружала бронзовая остроконечная звезда. Тот же самый символ повторялся на корпусе корабля и всех надстройках, свидетельствуя о принадлежности боевой баржи к братству Зубчатого Солнца. Каждый корабль флотилии был отмечен особыми знаками — Трона из Костей, Полумесяца, Витой Плети… Множество символов, бесконечные потоки значений. Здесь, в пустоте, они были разбросаны, словно иероглифы на гадальных камнях шаманов.
Взгляды всех воинов, офицеров, слуг и рабов были обращены на планету Кхур и ее столичный город, который раньше можно было увидеть из космоса. Сейчас тоже можно было видеть черное пятно, расползшееся на четверть континента.
Черты лица Деймоса, словно высеченные из древних скал Гималайского хребта Терры, где он родился двести лет назад, никогда не искажала улыбка. Некоторые люди смеялись, кто-то смеялся часто. Деймос не принадлежал к их числу. Его юмор был черным.
Один из его подчиненных, в звании Седьмого капитана, однажды сказал, что лицо Деймоса — это летопись сражений, в которых никто не хотел бы принимать участие. Попытка Аргел Тала проявить остроумие магистру понравилась.
Прогнав непрошеные воспоминания, Деймос снова обратился к экрану, все еще не веря своим глазам. Прочие корабли армады рассыпались веером в свободном атакующем строю, и некоторые из них продолжали набирать скорость. Суда сопровождения и разведчики уже заметно замедлили ход и, выключив двигатели, двигались только по инерции.
— Что я вижу? — спросил Деймос. Слова вылетали из-под его шлема отрывистым лаем. — Ауспик, докладывайте.
— Первоначальные данные сканирования еще обрабатываются.
Офицеры, столпившиеся возле сканера, были облачены в форму такого же серо-стального цвета, как броня магистра. Старший из них, ауспик-мастер, заметно побледнел.
— Я… я…
Магистр ордена перевел на него взгляд.
— Говори, и говори быстро, — приказал он.
— Флотилия противника на геостационарной орбите над Монархией — имперская, сэр.
— Значит, это правда. — Деймос пристально уставился на ауспик-мастера, стареющего офицера с громким голосом, который лихорадочно подкручивал ручки настройки трехметрового дисплея. — Продолжай.
— Это точно корабли Империума. Это не враги. Сенсоры непрерывно принимают потоки кодов опознавания. Они объявляют о своей принадлежности всему флоту.
Напряжение, охватившее Деймоса, ничуть не уменьшилось. Оно только глубже проникло в его мысли и вызвало воспоминание о безумном послании. «Вернитесь к нам. Они называют себя Тринадцатым легионом. Умоляем, вернитесь».
Деймос заставил тревогу затаиться в дальнем уголке мозга. Сейчас необходимо сосредоточиться. На широком экране было заметно, как серые корабли снижают скорость и выбрасываемые их двигателями струи пламени теряют яркость. Некоторые суда свернули в сторону, нарушив элегантный атакующий строй. Все дело в сомнениях. Ни один капитан не может понять, что ему делать.
Безукоризненный рисунок атаки рассыпался на глазах, когда корабли стали останавливаться в нерешительности или покидать свои места в строю. Повсюду можно было видеть, как боевые баржи, готовые к сражению, прекращали подачу энергии на артиллерийские установки. Яростная целеустремленность сменилась растерянностью и нерешительностью. И снова возникало ощущение, что эмоции капитанов передаются их кораблям.
Сама планета была уже близко, настолько близко, что можно было различить нависшие над ней корабли. На таком расстоянии они казались темными пятнышками на низкой орбите, окруженными плотными облаками газов. Деймос повернулся к своим братьям, своим подчиненным, стоявшим на ступенях командирского возвышения.
— Теперь мы доберемся до истины.
— Сегодняшний день закончится во тьме.
Эти слова произнес Седьмой капитан; его левый визор тоже был окружен символом зубчатого солнца.
— Мы знаем истину, мы знаем, что совершили наши братья. Никакие объяснения не в силах смягчить горе примарха. Никакие доводы не в состоянии погасить его ярость. И тебе это известно не хуже, чем мне, магистр.
Деймос кивнул. На одно мгновение он позволил себе вообразить, что «Лекс» не замедлит хода, а серым клинком вонзится в сердце вражеского флота и его орудия вспыхнут огнем и пропоют свою смертоносную песню. Брат против брата. Астартес против Астартес.
Прежде он посмеялся бы над столь кощунственной идеей. Но не теперь.
— К нам поступил вызов! — крикнул из-за своего пульта офицер вокс-связи.
Наконец-то. Обращение ко всей флотилии, звук единственного голоса, который так ждали. Обращение транслировалось на капитанский мостик и, несмотря на помехи, звучало вполне отчетливо.
— Сыны мои. — Никакие искажения сети не могли скрыть боль и теплоту, звучавшие в этом голосе. — Сыны мои, мы достигли Кхура. Пришло время ответить на последнее воззвание Монархии. Сегодня мы воочию увидим то, во что наши братья превратили идеальный город.
Четверо Астартес на ступенях командирского возвышения обменялись взглядами, хотя выражения их лиц и были скрыты под шлемами доспехов «Марк III». Все они отметили дрожь в голосе своего отца.
— Сыны мои, — продолжил примарх, — кровь взывает к крови. До конца этого дня мы получим ответы на наши вопросы. И я клянусь…
Обращение не было завершено: оно было прервано. Более мощный сигнал заполнил вокс-сеть — настолько мощный, что заглушил слова примарха легиона.
Этот голос, ниже тоном и более бесстрастный, звучал так же искренне:
— Воины легиона Несущих Слово. Я Робаут Жиллиман, примарх Тринадцатого легиона, повелитель Макрагге. Вам предписывается без промедления спуститься на поверхность и собраться в центре разрушенного района, ранее известного под названием Монархия. Координаты будут переданы позже. Неподчинение этому приказу недопустимо. Ваш легион в полном составе соберется в указанном месте. Это все.
Голос умолк, и воцарилась тишина.
Почти сотня душ собралась на капитанском мостике «Де Профундис» — люди и Астартес, — но никто из них целую минуту не мог вымолвить ни слова.
Седьмой капитан, не обращая на остальных никакого внимания, вдруг повернулся и направился к выходу, громко стуча керамитовыми подошвами по пластальному покрытию палубы.
— Аргел Тал?
Деймос окликнул капитана по внутренней вокс-сети. Дисплей его визора отследил объект и белыми строчками вывел его биоритмы. Магистр мигнул в сторону периферической руны, и тактический дисплей очистился.
Седьмой капитан обернулся, и его руки в перчатках на фоне блестящего нагрудника сплелись, сотворив знамение святой аквилы, символа Бога-Императора.
— Я иду готовить Седьмую роту к высадке на поверхность, — сказал он. — Необходимые нам ответы мы найдем там, в руинах идеального города. Деймос, мне нужны эти ответы.
Воздух загустел от поднятой пыли, песка и дыма. Земля превратилась в черную пепельную пустыню с пятнами оплавленного стекла и мрамора, которые отражали солнечный свет и хрустели под ногами.
Аргел Тал вдохнул рециркулированный воздух, ощущая запах собственного пота и химических компонентов генетически усовершенствованной крови. Он не мог заставить себя полностью загерметизировать доспех, хотя каждый вдох приносил с разоренной земли угнетающий запах серы и выжженного камня.
От города ничего не осталось. Стоило Несущим Слово остановиться в центре Монархии, как пыль миллионов разбитых вдребезги мраморных зданий стала оседать на их броне. Свитки пергамента с клятвами и молитвами, прикрепленные к доспехам, уже покрылись тонким белесым налетом. Аргел Тал взглянул на своих воинов, стоящих посреди развалин. Кто-то оглядывался по сторонам, другие застыли в полной неподвижности, и он попытался найти для них нужные слова, но, если такие слова и существовали, сейчас они не приходили ему на ум.
Затрещал вокс-передатчик, и на краю ретинального дисплея Аргел Тала вспыхнула красноватая руна Ксафена.
— Мы стояли на этом самом месте шесть десятилетий назад.
Ксафен подошел к капитану. Его необычный, отделанный золотом доспех тоже стал серым от пыли. В этот момент капеллан Седьмой роты почти ничем не отличался от своих братьев, стоявших на обломках Монархии.
— Город превратился в слой пыли, но это то самое место, помнишь? — спросил Ксафен.
Аргел Тал окинул взглядом окрестности, и в тусклой пелене перед ним предстали призраки — шпили и купола уже не существующих соборов.
— Я помню, — ответил он. — Здесь была открытая площадь района Инага. — Капитан показал рукой на юг, хотя одинаково пустынный пейзаж окружал их со всех сторон. — Там стояли Врата Тофета, и у их подножия собирались проповедники и торговцы.
Ксафен кивнул. Вокруг его левого глаза имелся тот же символ, что и у Аргел Тала: зубчатое солнце, знак братства. Закрепленное магнитами на его спине оружие капелланов легиона Несущих Слово — священный крозиус — имело вид булавы, увенчанной шипами из темного металла с серебристыми прожилками.
Разговор, если это можно было назвать разговором, иссяк до тех пор, пока мрачную тишину не нарушила высадка другой роты. Десантно-штурмовые корабли, ревя двигателями, недолго кружили над развалинами, а затем впивались опорами в выжженную землю. Обычно резкий запах горящего масла неприятно ударял в ноздри, но среди развалин он уже почти не ощущался.
Открылись люки, и на землю спустились трапы. Еще сотня воинов в гравированной броне Семнадцатого легиона сделала первые шаги по мертвой земле. И без того нестройный порядок высадки мгновенно нарушился, когда Астартес разошлись, стараясь осознать то, что предстало перед их глазами. Аргел Тал мигнул, активировав руну общего канала вокс-связи. В сети послышались изумленные возгласы только что прибывших воинов, носивших знаки отличия Пятнадцатой роты. Их нагрудники были отмечены символами в виде горы человеческих черепов — братства Трона из Костей.
Аргел Тал негромко приветствовал братьев. Ближайшие к нему воины отсалютовали, отдавая дань уважения его рангу, несмотря на принадлежность к другому братству. Плотью и кровью каждый из них принадлежал легиону Несущих Слово, и это было важнее всего остального.
«Громовые ястребы» продолжали прибывать и проносились над головой, отыскивая свободные площадки для приземления. Все больше воинов и десантных кораблей оказалось на земле, и оставшиеся подразделения легиона уже испытывали трудности с высадкой. С востока на запад и с севера на юг небо дрожало от гула двигателей и раскаленных струй газа.
Каждые несколько минут небо темнело от спускающихся «Грозовых птиц». Эти могучие челноки перевозили целые роты и оглушительно завывали, на время затмевая солнце.
Аргел Тал бесцельно шагал, пиная обломки камней. Устав вдыхать серное зловоние могилы Монархии, он загерметизировал систему вентиляции. Запах оплавленных камней и сожженной земли никогда не доставлял капитану удовольствия, тем более что интенсивная вонь раздражала его обостренное обоняние. Вдыхая рециркулированный воздух, он продолжал шагать, не останавливаясь ни на минуту.
Орбитальная бомбардировка изрыла землю обугленными кратерами. Аргел Тал ощущал, как включаются стабилизаторы и гироскопы его доспеха, компенсируя неровности почвы. С легким гудением они настраивали коленные и голеностопные механические суставы брони, чтобы облегчить движение по пересеченной местности.
Даже не глядя на дисплей обзора, он знал, что Ксафен идет следом, и ничуть не удивился, снова услышав голос капеллана.
— У меня возникло такое ощущение, что мы проиграли войну, не сделав ни одного выстрела, — обратился к нему по воксу капеллан роты. — Посмотри-ка наверх, брат. Приближается наш отец.
Небо опять потемнело, и, подняв голову, Аргел Тал увидел над головой последнюю «Грозовую птицу». Ее золотистый корпус отражал лучи полуденного солнца и распространял яркое сияние. Визор капитана мгновенно потемнел, предохраняя глаза.
Но еще более ярким стало ощущение унижения. Несколько синих «Громовых ястребов» меньшего размера строем двигались параллельным курсом, конвоируя могучую «Грозовую птицу». Эскадрилья сопровождения; не почетная стража, а надсмотрщики. Ультрамарины сопровождали примарха легиона Несущих Слово на поверхность планеты с унизительной торжественностью, словно приговоренного к смерти пленника.
Визор Аргел Тала, реагируя на его прищур, включил приближение. На полсекунды его взгляд исказился помехами, а затем линзы настроились, и картина стала еще яснее.
Все до одного орудия кораблей Ультрамаринов были направлены на золотой корпус «Грозовой птицы» Несущих Слово.
— Ты видишь? — спросил он по воксу Ксафена.
— Такое оскорбление трудно не заметить, — ответил капеллан. — Если бы я не видел все своими глазами, ни за что бы не поверил.
Аргел Тал проводил взглядом транспорт, спускавшийся в глубине несуществующего города; не дожидаясь других сигналов, все Несущие Слово повернулись и зашагали туда, где опускался на землю огромный корабль.
— Похоже, что мы присутствуем при новом повороте истории, — пробормотал Ксафен. — Укрепи свою душу, брат. Обуздай свой нрав.
Такого отчетливого беспокойства в голосе капеллана Аргел Талу еще никогда не приходилось слышать. И оно еще сильнее пошатнуло его и без того нестабильное душевное равновесие.
— Ответы, — откликнулся он, попутно считывая с ретинального дисплея данные о комплектности боеприпасов в болтере и о температуре силовой установки. — Ответы. Ксафен. Это все, чего я хочу.
Аргел Тал и Ксафен возглавили Седьмую роту и повели своих братьев к центру бывшего города, где собирался весь легион.
Сто тысяч воинов безмолвно замерли под лучами заходящего солнца.
Сто тысяч воинов образовали идеальный строй, прижали к груди серыми перчатками болтеры и гордо подняли закрытые шлемами головы.
Сто тысяч пар красных линз смотрели вперед. Отделение за отделением под командованием сержантов. Рота за ротой под командованием капитанов. Орден за орденом под командованием магистров.
Перед каждой ротой, высоко подняв потускневшие от пыли штандарты, стояли знаменосцы. Символ братства Зубчатого Солнца, удерживаемый сержантом Малнором, реял над знаменами трех составляющих братство рот, превосходя их как по размеру, так и по значимости. Усеянный шипами круг из полированной бронзы повторял знак, окаймлявший левую глазницу шлема каждого из воинов, и его дополняли шестьдесят восемь выбеленных черепов, висевших на черных цепях. Черепа принадлежали как людям, так и ксеносам, но каждый был когда-то головой достойного упоминания противника. И левую глазницу каждого черепа тоже окружал символ Зубчатого Солнца, нанесенный кровью Астартес и благословленный ротным капелланом.
Подобные символы возвышались над всеми орденами собравшегося легиона. Они постанывали на ветру, и подвесы вызванивали грустную мелодию, в такт которой колыхались боевые ротные знамена.
Вместе с другими командирами ордена Аргел Тал вышел вперед, оставив за спиной стройные ряды воинов. Хотя орден был далек от того, чтобы занять ведущее положение рядом с примархом — эта честь принадлежала более крупным и прославленным орденам, состоявшим из двадцати и более рот, — командиры по своему рангу должны были занимать места впереди строя.
Проходя мимо застывших, словно статуи, Несущих Слово, Аргел Тал включил канал вокс-связи, выделенный Седьмой роте перед высадкой на поверхность:
— Держитесь, братья. Вскоре на нас снизойдет понимание.
Серия из десяти щелчков известила его о том, что каждый из подчиненных ему сержантов принял обращение.
Капитаны со значками своих орденов на шлемах и нагрудниках обменялись негромкими приветствиями через сеть вокса и выстроились в линию.
Перед ними на земле стояла золотистая «Грозовая птица», а вокруг расположились шесть «Громовых ястребов» Ультрамаринов. Края их керамитовых крыльев после входа в атмосферу местами почернели.
Один из капитанов нарушил строй. Он сделал еще один шаг вперед, и Аргел Тал почувствовал, как от этого движения слегка дрогнула земля под ногами.
Первый капитан Кор Фаэрон в громоздких доспехах терминатора, с серебристым нагрудником, словно вчера вышедшим из кузниц Марса, по праву стоял впереди своих собратьев. Элитный доспех легиона, состоявший из искусно обработанных пластин керамита, не уступавшего по толщине броне боевого танка, позволял ему возвышаться над остальными капитанами на целый метр. Он не носил другого оружия, кроме того, что было предусмотрено доспехом: огромных перчаток, каждый палец которых заканчивался когтем, длинным и острым, наподобие тех примитивных орудий, которыми в захолустных мирах Империума убирали урожай. Вдоль клинков проходили тонкие кабели, которые по желанию Первого капитана насыщали когти искрящейся энергией.
В отличие от остальных капитанов, Кор Фаэрон не надел шлем, и ни один поэт или художник не смог бы изобразить его красавцем, не погрешив против истины. Аргел Тал заметил, что по пальцам-лезвиям Кор Фаэрона пробегают разряды — верный признак раздражения. На лице огромного воина блуждала неизменная усмешка человека, который не чувствует ничего, кроме горечи пепла, и никакого другого выражения Аргел Тал у Кор Фаэрона никогда не видел. Несмотря на массивные доспехи, лицо Первого капитана было изможденным и бледным, словно у мертвеца.
— Я его ненавижу, — раздался на вокс-канале шепот Ксафена. — Он носит свою броню как щит от тысячи слабостей. Я ненавижу его, брат.
Аргел Тал не шелохнулся, и прижатый к груди болтер не дрогнул. Он слышал от капеллана эти слова уже много раз, но не мог найти способ унять эмоции своего друга.
— Я знаю, — ответил он, надеясь, что Ксафен замолчит.
Вряд ли сейчас подходящее время для подобных речей.
— Он не такой, как мы. Это фальшивый Астартес. — Ксафен впал в привычное исступление и шипел сквозь стиснутые зубы. — Он неполноценен.
— Сейчас не время для старых обид.
— Вот из-за этой своей слабости ты никогда не получишь крозиус, — сказал капеллан.
В назначении Кор Фаэрона Первым капитаном определенно просматривался протекционизм, и это ни для кого не было тайной. Этот человек, будучи духовным наставником и приемным отцом Лоргара в годы юности примарха, прошедшей вдали от Империума, помог подрастающему полубогу сформироваться, чего не мог сделать его настоящий отец. Они плечом к плечу выстояли в годы смуты и революции, в годы священной войны, грозившей разорвать Колхиду на части, пока мир не объединился под благословенной властью Лоргара.
И когда столетие назад Бог-Император посетил Колхиду и возложил на Лоргара командование Семнадцатым легионом, Кор Фаэрон был уже слишком стар, чтобы перенести имплантацию органов и генетическую модификацию, необходимую для превращения в настоящего Астартес. Вместо этого, в знак признательности со стороны примарха, Кор Фаэрон возвысился над людьми при помощи омолаживающей хирургии, искусной бионики и частичных генных улучшений.
Но, превзойдя людей, он так и не достиг положения истинного Астартес. Аргел Тал видел в нем величайший образец генетического компромисса, и если не восхищение, то уважение заставляло его придержать язык.
Кор Фаэрон сплюнул на обугленную землю. Кислотная слюна с шипением растеклась по обломкам камней. Тогда Аргел Тал снова активировал вокс-связь с Ксафеном, мигнув на его личную руну.
— Тебя раздражает только неполноценность Первого капитана? Или то, что он не подчиняется дисциплине легиона, а его успехи затмевают твои и мои достижения, вместе взятые?
Ксафен мрачно усмехнулся сквозь зубы. Его руки крепче сжали крозиус-молот, опущенный к земле.
— Он в каждой компании сражается бок о бок с примархом. Он командует Первой ротой, лучшей во всем легионе, и носит доспех терминатора. Надо быть дураком, чтобы потерпеть неудачу при таких обстоятельствах.
— Брат, я слышал его проповеди. И ты тоже их слышал. Я не испытываю к нему любви, но я его уважаю. Никому другому не под силу так проникновенно проповедовать Слово. Еще будучи простым человеком, жрецом, он добился победы в гражданской войне всепланетного масштаба. Не стоит недооценивать его способности.
Ксафен был неумолим:
— Нет прощения неполноценности.
— На него пал выбор примарха. — Голос капитана тоже зазвучал настойчивее. — Тебе это о чем-нибудь говорит?
— В суждениях отца я не могу сомневаться, — последовал неохотный ответ.
Аргел Тал был готов к продолжению, но Ксафен неожиданно умолк, вероятно отыскивая скрытый смысл в неодобрении брата.
— Приготовьтесь! — прорычал Кор Фаэрон. Его скрежещущий голос странным образом не соответствовал мертвенной бледности лица. — Примарх идет.
Едва слова стихли, трап золотистой «Грозовой птицы» стал плавно опускаться.
Аргел Тал медленно и с трудом выдохнул, чувствуя, как ускорился ритм основного сердца. Хотя он и не участвовал сейчас в сражении, второе сердце отреагировало на участившееся биение первого и тоже стало медленно сокращаться.
По трапу спускалась одинокая фигура, и Седьмой капитан ощутил резь в глазах, означавшую подступающие восторженные слезы, хотя смотрел при этом только в опустошенную огнем землю. Он не видел своего примарха почти три года. Лишиться возможности лицезреть его сияние, даже ради священного долга, означало блуждание в темноте безо всякого вдохновения.
Вокс ожил тысячами негромких голосов Несущих Слово, выдохнувших имя отца. Многие благодарили судьбу за возможность снова оказаться с ним рядом. Благоговейные восклицания заполнили каналы вокса, но были не громче шепота. Аргел Тал, один из немногих, остался безмолвен: он благодарил судьбу в молчаливом благоговении.
Три года. Три долгих, долгих года сражений во тьме, с молитвами о приближении этого момента. Биение двух его сердец разгоняло все сомнения, все тревоги, все подозрения по отношению к Ультрамаринам.
Шаги по обожженной земле замерли, и Аргел Тал понял, что примарх остановился.
И только тогда он заговорил. Он произнес единственное слово: имя, которое редко звучало от кого-то другого, кроме сынов-воинов, в чьих венах текла кровь Лоргара и кто покорял невежественную Галактику при помощи крозиуса и болтера.
— Аврелиан, — произнес Седьмой капитан, и его голос растворился в потоке множества аналогичных восклицаний.
Наконец Аргел Тал поднял взгляд и увидел сына бога, стоящего в центре мертвого города.
Глава 3 КРОВЬ ВЗЫВАЕТ К КРОВИ СИГИЛЛИТ ПОВЕЛИТЕЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
Семнадцатый примарх в зарождающемся Империуме был известен под многими именами. Жители миров, через которые проходил его триумфальный путь, звали его Помазанником, Семнадцатым Сыном, или, более изысканно, Несущим Слово.
Для братьев-примархов он был просто Лоргаром — этим именем нарекли его в домашнем мире, в смутные для Колхиды времена, до пришествия Императора.
И как многие другие примархи, он был награжден прозвищем — знаком уважения, принятым среди восемнадцати легионов. Так Фулгрима, примарха Третьего легиона, называли Фениксийцем; Феррус Манус, примарх Десятого легиона, носил прозвище Горгон; повелитель Семнадцатого легиона прозывался Уризеном, по имени героя полузабытых терранских мифов.
Но никто из ста тысяч собравшихся воинов сейчас не вспомнил о нем. Несущие Слово, стоящие во всем своем невероятном могуществе и великолепии, все до единого приглушенным шепотом протяжно, словно заклинание, выпевали его истинное имя.
— Аврелиан, — хором выдохнули они. — Лоргар Аврелиан.
Золотой Лоргар. Этим именем преданные дети называли своего возлюбленного отца.
Семнадцатый примарх обратил взор к океану воинов в серых доспехах, созданных для исполнения его замыслов. Величие увиденного, казалось, на мгновение ошеломило его. Те, кто стоял ближе к примарху, заметили, как в его глазах вспыхнули огоньки.
— Сыны мои, — заговорил он с улыбкой, тронутой оттенком скорби, — при виде вас моя душа наполняется радостью.
Смотреть на одного из сыновей Бога-Императора было все равно что смотреть на воплощенное совершенство. Человеческие чувства, даже улучшенное в лабораториях восприятие воинов Астартес, с трудом могли вынести такую нагрузку. После того как Аргел Тал, еще застенчивым одиннадцатилетним мальчиком впервые предстал перед Лоргаром, его целый месяц мучили кошмары, полные смятения и страданий.
Апотекарии легиона, наблюдавшие за детьми-рекрутами, были к этому готовы. Один из них, апотекарий Турион, наблюдавший за внедрением имплантатов в период созревания, объяснил ему это явление во время беседы в крошечной келье, предоставляемой легионом на время обучения каждому юному послушнику.
— Твои кошмары вполне естественны, и со временем они исчезнут. Просто твой разум не в силах воспринять то, что ты увидел.
— Я и сам толком не понимаю, что я увидел, — признался мальчик.
— Ты видел сына бога. Глаза и мысли смертных не предназначены для подобного зрелища. Чтобы приспособиться, тебе потребуется некоторое время.
— Я закрываю глаза, и мне становится больно. Больно вспоминать его.
— Эта боль не будет преследовать тебя вечно.
— Я хочу служить ему, — заявил одиннадцатилетний мальчик, все еще дрожавший от ночных видений. — Клянусь, я буду ему служить.
Турион тогда кивнул и стал рассказывать о смертельно опасных испытаниях, которые надлежит преодолеть рекруту, прежде чем заслужить право надеть доспех Астартес. Аргел Тал его не слушал, по крайней мере, в то утро, когда робкие лучи колхидского солнца принесли рассвет в его келью.
Потом он часто вспоминал о Турионе. Апотекарий погиб сорок лет назад, но Аргел Тал все еще хранил память о той битве. Даже теперь он не мог взять в руки сломанный кривой кинжал ксеноса, чтобы не вспомнить рассеченное горло Туриона.
По правде говоря, именно потому он его и хранил. Ради воспоминаний. Ужасная привычка, за которую его часто укоряли капелланы. Хранить оружие, убившее брата, говорили они, это признак больного разума.
Аргел Тал поднял взгляд.
— Кровь взывает к крови, — обратился Лоргар к своим воинам, собравшимся на изрытой воронками могиле Монархии. — Кровь взывает к крови.
Как и всегда в присутствии отца, Аргел Тал старался сосредоточиться на отдельных деталях его облика, а не пытаться осознать все величие примарха.
Глаза Лоргара — серые, как зимнее небо Колхиды, — были подведены сурьмой и от этого еще ярче выделялись на коже, которая могла показаться золотой, если смотреть невооруженным взглядом.
Линзы в шлеме Аргел Тала затемняли весь окружающий мир, сводя поток информации к темно-серым строкам сводок, но они не скрывали ни одной, даже самой мелкой детали. Он мог различить тысячи колхидских рун, нанесенных золотом на белую кожу примарха. Кое-кто говорил, что татуировка в виде письмен покрывает большую часть тела Лоргара. Их можно было видеть на лице, строчки рун змеились от выбритого черепа до самого подбородка, и каждая строка содержала искреннюю молитву, пророчество о будущем или призыв к высшим силам.
Там, где плоть Лоргара скрывалась под пышными одеяниями, письмена кислотной гравировкой продолжались на сияющих золотых пластинах брони. И при всем своем могуществе, семнадцатый примарх все же не подчеркивал собственное превосходство церемониальными доспехами. Его броня была позолочена, но украшений на ней было не больше, чем на доспехе модели «Марк III», который носили его капитаны. И свитки пергамента, закрепленные на нагруднике и наплечниках, говорили не о личных достижениях примарха, а о его преданности отцу и обязательствах служить народам Империума.
— И вот до чего мы дошли, — продолжал примарх. Его голос едва ли был громче шепота, но ему и не нужно говорить громче. Слова достигали ушей воинов в ближайших рядах и мгновенно транслировались по воксу для тех, кто стоял сзади. — Вот до чего мы дошли — нас заставляют ждать объяснений.
Человеческая речь не в силах передать пламенную, проникновенную уверенность, излучаемую Лоргаром. Его тонкие губы изогнулись в улыбке страстного поэта, несмотря на то что он стоял у могилы своего величайшего творения. Его руки в золотых перчатках словно нехотя сжимали оружие — гигантский крозиус в рост Астартес.
Иллюминариум был единственным предметом роскоши в убранстве примарха. Древко оружия, выточенное из слоновой кости, пересекали черные полосы железных накладок. Верхняя часть представляла собой сферу из адамантия, черненную мастером-кузнецом и украшенную рунами из листового серебра. Равномерно распределенные шипы длиной в руку человека торчали в разные стороны с поверхности булавы, придавая ей угрожающий вид, не слишком соответствующий облику философа-искателя, который нес Иллюминариум по Вселенной.
Несмотря на искусную отделку, крозиус Лоргара не был украшением. Его носитель бросал в огонь целые миры, и каждый капеллан легиона Несущих Слово был вооружен уменьшенной копией Иллюминариума.
Ни один из сыновей Лоргара, даже те, кто провел последние годы вдали от примарха, не мог не заметить беспокойство своего отца. Примарх искоса бросил взгляд в сторону приземлившихся «Громовых ястребов» Ультрамаринов, словно ожидая, что оттуда кто-нибудь выйдет. Вокруг изогнувшихся в улыбке губ кожа стала темнее от щетины, чего Аргел Тал никак не мог ожидать от своего внимательного к мелочам примарха.
Лоргар отвернулся от сыновей и теперь в упор смотрел на штурмовые корабли. Его шепот разнесся над легионом:
— Жиллиман, брат мой, если не по сердцу, то по крови. Приди и попробуй оправдать свое безумие.
Словно в настоящем спектакле, трапы кораблей тотчас начали опускаться. Легион еще вслушивался в последние слова отца, когда из кораблей наконец-то вышли Ультрамарины.
— Несущие Слово, — тихо произнес примарх, — будьте наготове и не пропустите малейшего признака предательства.
Ста тысячам воинов противостояла всего одна сотня. Единственная рота Ультрамаринов вместе со своим примархом высадилась на планету посреди целого океана серой брони. Аргел Тал даже в этот напряженный момент не мог решить, какое из двух испытываемых им чувств сильнее: изумление или оскорбление. Он решил, что они равны, и от этого его раздражение лишь усилилось.
— Девятнадцатая рота, — передал по воксу Ксафен, наблюдая, как легкий ветерок развевает знамя Ультрамаринов. На полотнище белый конь с огненной гривой поднялся на дыбы над серией чисел. — Любопытно.
Аргел Тал взглянул на штандарт, бьющийся на ветру, и попытался разгадать, о чем говорит присутствие именно этого подразделения. Конь на знамени постоянно двигался и казался живым. Слава роты Эфона, Девятнадцатой роты Ультрамаринов, гремела далеко за пределами легиона. Сам Эфон, по слухам, командовал целой имперской экспедицией вдали от своего примарха и слыл непреклонным представителем своего командира и искусным политиком. Как бы то ни было на самом деле, капитан имел больше доверия и независимости, чем любой Астартес.
— Они получили этот герб, — продолжил Ксафен, — в честь огнедышащего скакуна из мифологии древнего Макрагге. Эфоном звали коня, который вез по небу колесницу бога солнца.
Аргел Тал с трудом удержался, чтобы не покачать головой.
— При всем моем уважении, брат, это меня сейчас ничуть не интересует.
— Знание — сила, — заметил Ксафен.
— Сосредоточься, — бросил ему капитан. — Ты слышал приказ примарха.
Ксафен ответил условным знаком, подтверждающим согласие.
Трап последнего «Громового ястреба» коснулся земли, выпустив струи пара. Аргел Тал неподвижно замер, напрягая все мускулы. Тринадцатый примарх спускался со своим почетным караулом, а следом…
— Нет! — воскликнул Аргел Тал, едва не задохнувшись от изумления.
— Кровь Бога-Императора, — прошептал Ксафен.
Стоящий перед своим легионом Лоргар наблюдал за процессией все с той же усмешкой.
— Малькадор Сигиллит.
Рядом с примархом, облаченным в броню цвета лазури, шагал худощавый человек в простом полотняном одеянии. Ошеломляюще хрупкий рядом с массивной фигурой Жиллимана, Первый лорд Терры сжимал в руке жезл из темного металла, увенчанный звенящими цепями и двуглавым орлом.
Насколько маленьким казался Сигиллит, настолько огромным рядом с ним выглядел Жиллиман. Его доспехи, голубые, как давно испарившиеся океаны Терры из древних легенд, были отделаны золотом и жемчугом и ярко сверкали в лучах восходящей луны.
— Что за бред! — рыкнул Кор Фаэрон, не в силах сдержать эмоции.
— Спокойно, друг мой, — пробормотал Лоргар, не отводя взгляда от стоящих напротив воинов. — Необходимые ответы мы скоро получим. Капитаны, вперед.
По его команде сто капитанов дружно сделали шаг вперед, непринужденно держа болтеры и мечи в бронированных руках. Сто капелланов, выделяющиеся на фоне строя золотыми накладками на броне и крозиусами, остались на месте. А за их спинами наготове ровными рядами, несмотря на вздыбленную почву, стояли сто тысяч Несущих Слово.
Аргел Тал отвел взгляд от Жиллимана. На благородное лицо повелителя Макрагге смотреть было так же нелегко, как и на лицо Лоргара. Труднее всего было смотреть ему в глаза. В них не было ни сомнений, ни размышлений, ни любопытства — ничего, что выдавало бы человеческие чувства. Это лицо вполне могло быть высечено из обожженного солнцем камня. Олицетворение патрицианской холодности.
Седьмой капитан подавил зарождающуюся дрожь и сосредоточил внимание на Сигиллите. Слишком человек, чтобы его бояться, и слишком влиятельная персона, чтобы не брать его в расчет. Правая рука и доверенный советник Императора.
Здесь.
Здесь, и по всей вероятности, одобряет действия Ультрамаринов, уничтоживших идеальный город. Рука Аргел Тала крепче сжала рукоять болтера.
— Брат, — заговорил Лоргар, сохраняя внешнее спокойствие и почти не проявляя волнения и скорби, которые, как прекрасно понимали его сыновья, переполняли душу примарха. — И Малькадор. Добро пожаловать в Монархию.
При этих словах он широко развел руки, охватывая жестом разоренные окрестности. Его прекрасное лицо исказила гримаса.
— Лоргар.
Голос Жиллимана прогремел отдаленным раскатом грома, но, кроме имени своего брата, он не произнес ни слова. Такая невыразительность его приветствия заставила Аргел Тала озадаченно прищуриться. В Легио Кибернетика он видел автоматонов, которые проявляли куда больше эмоций, чем примарх Ультрамаринов.
— Примарх Лоргар, — заговорил Малькадор, отвесив приветственный поклон. — Нам всем очень грустно встречаться с тобой в подобной ситуации.
Золотой воин, держа на плече свой крозиус, шагнул вперед.
— В самом деле? Вам грустно? Брат мой, а по тебе этого не скажешь.
Жиллиман ничего не ответил. Несколько мгновений Лоргар продолжал смотреть на него, затем повернулся к Сигиллиту:
— Ответы, Малькадор. — Он сделал еще шаг и теперь стоял на одинаковом расстоянии от своего легиона и сотни Ультрамаринов. — Я хочу получить ответы. Что здесь произошло? Как могло подобное безумие остаться безнаказанным?
Сигиллит сбросил с головы капюшон, открыв лицо, настолько бледное, что оно казалось болезненно-серым.
— А ты не догадываешься, Лоргар? — Человек покачал головой, словно был искренне огорчен. — Это действительно стало для тебя неожиданностью?
— Отвечай мне! — взревел примарх.
Ультрамарины отшатнулись, а кое-кто, вздрогнув от неожиданности, поднял оружие.
Лоргар во второй раз распростер руки и обвел почерневшую пустыню, а потом закричал, так что с его губ полетели брызги слюны:
— Отвечай, чего ради вы это сотворили! Я требую!
— Что нам делать? — спросил по воксу Ксафен. — Что… Что происходит?
Аргел Тал не ответил. Внезапно болтер и меч показались ему чересчур тяжелыми. Он взглянул в сторону Ультрамаринов — они тоже не могли скрыть своего потрясения. Сотня воинов сохраняла строй, но было видно, что они до крайности возбуждены. И не зря.
— Что вы сделали с моим городом?
Голос Лоргара упал до шипящего шепота, и на его губах все так же играла фальшивая улыбка.
— Мир не был приведен к Согласию, — медленно и терпеливо ответил Малькадор. — Этот мир, это общество не было приведено к…
— Ложь! Кощунство! Это был образец Согласия!
Несколько Ультрамаринов сделали шаг назад, и Аргел Тал заметил, как они встревоженно переглядываются. Вокс-канал, перехваченный Несущими Слово, гудел от взволнованных переговоров Ультрамаринов. Только Жиллиман не шелохнулся. Даже Малькадор, ощутив ярость примарха, вздрогнул, широко раскрыл глаза и крепче сжал свой жезл.
— Лоргар…
— Они воспевали имя моего отца на улицах!
— Лоргар, они…
— Они славили его при каждом восходе солнца! — Лоргар подошел ближе, его сверкающие безумным блеском глаза держали лицо советника словно на прицеле. — Отвечай, человек! Оправдай это бесчинство, когда статуи Императора стояли на каждой улице и каждой площади!
— Лоргар, они поклонялись ему. — Малькадору пришлось поднять голову, поскольку он был вдвое ниже каждого из примархов. — Они возвели его в культ. — Он посмотрел на Лоргара, отыскивая малейшие признаки понимания на золотом лице гиганта. Ничего не обнаружив, Сигиллит вздохнул и стер со щеки каплю слюны примарха. — Они обожествляли его.
— Ты пытаешься оправдаться моими же доводами?
Лоргар уронил крозиус, и тяжелое оружие с глухим стуком ударилось о землю. Он опустил взгляд на свои руки, на согнутые пальцы, словно желая выцарапать себе глаза.
— Ты… Ты стоишь на руинах совершенства, и ты говоришь, что город был уничтожен напрасно? Ты пересек Галактику, чтобы сказать мне, что утратил свой хрупкий разум смертного?
— Лоргар…
Сигиллит попытался сказать что-то еще, но этим словам не суждено было слететь с его губ. Размашистый удар ладони примарха заставил его замолчать и отбросил в сторону. Малькадор отлетел и тяжело рухнул на каменистую землю, а стоящие поблизости воины услышали отвратительный хруст ломающихся костей.
Лоргар оскалился, оказавшись лицом к лицу со своим невозмутимым братом:
— Почему. Ты. Это. Сделал?
— Я исполнил приказ.
— Этого червя? — Лоргар со смехом махнул рукой в сторону лежащего в пыли Малькадора. — Этого ничтожества? — Примарх Несущих Слово покачал головой и повернулся к своему легиону. — Я со своим легионом отправляюсь на Терру и лично извещу отца об этом… безумии.
— Он знает.
Эти слова принадлежали Малькадору. Он с трудом поднялся на ноги и едва шевелил разбитыми в кровь губами. Жиллиман слегка наклонил голову, и этого едва заметного движения было достаточно, чтобы двое Ультрамаринов бросились на помощь советнику Императора. Малькадор встал, не в силах выпрямиться от боли, но жестом отослал воинов. Стоило ему поднять руку, как отлетевший при падении на десяток метров жезл поднялся с земли и прыгнул в его ладонь.
— Что? — переспросил Лоргар, неуверенный, что правильно понял его слова. — Что ты сказал?
Высший лорд Терры прикрыл глаза и оперся на свой жезл, словно на костыль.
— Я сказал, что Император знает. Твоему отцу все известно.
— Ты лжешь. — Лоргар стиснул зубы, его дыхание стало неровным и прерывистым. — Ты лжешь, и благодари судьбу, если я не убью тебя за эти кощунственные слова.
Малькадор не стал спорить. Подняв лицо к небу, прикрыв глаза, он беззвучно заговорил. И его обращение обладало такой силой, что мысли советника слышал каждый Несущий Слово, каждый Ультрамарин и каждое живое существо в радиусе десяти километров.
Он не послушает, мой повелитель. Не послушает меня.
Лоргар уже собирался поднять с земли свой крозиус, но замер. Жиллиман совершил самое энергичное движение с момента прибытия — он отвернулся от своего брата. Но не с отвращением, как в первый момент решил Аргел Тал. Он просто защищал свои глаза.
Глаза Малькадора остались закрытыми, лицо запрокинуто к небу. К висевшим на орбите кораблям.
Лоргар отступил на шаг назад.
«Нет, нет, нет», — беззвучно произносили его губы, словно слова могли изменить судьбу.
Мир погрузился в невыносимый свет.
Хлопок телепорта немногим уступал грохоту при преодолении звукового барьера, но не он заставил Аргел Тала покачнуться. Он видел, как работает технология телепортации — и даже сам перемещался этим неординарным способом, — но звук не могли отфильтровать до переносимого уровня даже системы регулировки его шлема.
И не сопровождавшая телепортацию вспышка заставила его зажмуриться. Ее тоже могли компенсировать внутренние сенсоры доспеха, мгновенно затемнившие линзы.
Однако он ослеп. Он был ослеплен золотым сиянием, пылавшим, словно расплавленный металл.
Вокс зазвенел от пронзительных возгласов его братьев, пораженных тем же недугом, но слова доносились приглушенно, теряясь в звуках, которых не должно было быть. И вины вокса в этом не было — шум возник в его голове — грохот волн, настолько громкий, что грозил сбить с ног.
Ослепший и почти оглохший Аргел Тал почувствовал, как болтер выскальзывает из его ослабевших пальцев. Ему потребовались все силы, чтобы не упасть.
Лоргар Аврелиан не испытал ничего подобного.
Он не видел ослепляющего золотого сияния и не слышал психического рева.
Он увидел шестерых человек. Пятеро были ему незнакомы, но одного примарх знал. Ультрамарины, не так сильно пострадавшие, как его воины, преклонили колени, не нарушив строя. Стоять остались только Жиллиман и Сигиллит.
Лоргар снова перевел взгляд на телепортировавшуюся группу. Пятеро воинов окружали знакомую фигуру, и, хотя примарх не знал их имен, ему было известно, кто они такие. Невероятно искусные доспехи из чистого золота. Плащи торжественного алого цвета на плечах. Длинные алебарды в руках, которые не дрогнут.
Кустодес. Телохранители Императора.
Лоргар смотрел на шестого, который выглядел сейчас обычным человеком. Несмотря на юношескую энергичность, время оставило свой след в виде морщин на лице одновременно строгом и великодушном. Внешность этого человека зависела от того, к какой грани его характера было обращено внимание смотрящего. Он мог показаться стариком и молодым атлетом. Полководцем с неподвижным лицом и холодным взглядом и эмоциональным поэтом, готовым расплакаться.
Лоргар сосредоточился на его глазах, видя в них тепло любви и доверия. Но вот человек моргнул, и когда его глаза открылись вновь, в них мерцал холод с отчетливым оттенком разочарования, смешанного со льдом отвращения.
— Лоргар, — произнес человек.
Его голос, негромкий, но сильный, терялся в бесконечности, разделяющей любовь и ненависть.
— Отец, — приветствовал Лоргар Императора Человечества.
Глава 4 ЛЕГИОН НА КОЛЕНЯХ ЕСЛИ УЛЬТРАМАР СГОРИТ СЕРЫЕ
Зрение восстановилось и прогнало ужасное ощущение беспомощности. Подобные чувства были проклятием для Аргел Тала и терзали его, словно укусы тысячи насекомых.
Сквозь затемненный визор он сумел разглядеть могучую фигуру, окутанную языками ослепительно-белого пламени. Воины в золотых доспехах и алых плащах с привычной легкостью держали удивительные алебарды. Каждый из них ростом не уступал Астартес, и ни один Астартес не мог не узнать этих солдат.
— Кустодес, — прохрипел Аргел Тал сквозь стиснутые зубы.
— Это же… — пробормотал Ксафен. — Это…
— Я знаю, кто это. — Аргел Тал по-прежнему выдавливал слова сквозь зубы.
И в то же мгновение его сразил голос, сразил их всех:
На колени.
Негромкий шепот ударил, словно молотом по лбу. Сопротивляться ему было невозможно. Мышцы отреагировали мгновенно, несмотря на то что сердца многих отказывались повиноваться. Аргел Тал был одним из упрямцев. В прозвучавших словах не было требования верности или уважения. Голос требовал покорности, рабской покорности, и все существо Аргел Тала протестовало, но он не мог не подчиниться.
Сто тысяч Несущих Слово опустились на колени посреди города, стертого с лица земли приказом Императора.
Легион встал на колени.
Лоргар оглянулся через плечо на океан коленопреклоненных воинов. Когда он снова обратил взгляд на Императора, в его глазах вспыхнуло пламя.
— Отец… — заговорил Лоргар, но человек покачал головой.
— На колени, — повторил он.
На его неподвластном времени лице проступила такая же темная щетина, как и у Лоргара. Каков отец, таков и сын.
— Что? — переспросил примарх.
Он перевел взгляд на стоящего позади Императора Жиллимана — гордого и непреклонного. Снова взглянув на отца, он протер глаза кончиками пальцев, будто прогоняя навязчивое видение.
— Отец?
— На колени, Лоргар.
Скрипя зубами, Аргел Тал смотрел, как Лоргар опускается на одно колено.
Ярость сопротивления теперь немного поутихла, и на смену ей пришли здравый смысл и вера. Перед Богом-Императором необходимо преклонить колени. Капитан заставил успокоиться оба своих сердца и призвал самого себя к смирению, несмотря на оскорбленные чувства.
Но спустя мгновение вновь пробудившийся гнев вызвал прилив адреналина. Он увидел, как по знаку Жиллимана Ультрамарины встают. Он увидел, как их скучающие взгляды скользят по рядам коленопреклоненных Несущих Слово. Один легион в присутствии Императора стоял во весь рост с благословения своего примарха, тогда как другой оставался на коленях в руинах мертвого города.
Этот момент всколыхнул волну воспоминаний, поскольку Несущие Слово не раз оказывались в таком положении под чужими небесами. Легионы, не придерживающиеся такой строгой дисциплины, могли по достижении Согласия бить себя кулаками в грудь или выть на луну, но среди сынов Лоргара было принято отмечать победу с достоинством и благоговением. Победители преклоняли колени в центре завоеванного города и внимали словам своих капелланов.
Ритуал Памяти. Время вспомнить павших братьев и задуматься о своем месте в Слове.
По лбу и щекам Аргел Тала побежали холодные струйки пота. Перенапряженные мускулы угрожали сорваться в неконтролируемую дрожь. Сочленения доспехов гудели от прибывающей энергии, подстегнутой возбуждением, пока Аргел Тал заставлял себя терпеть это надругательство над самым священным ритуалом легиона.
Голос раздался снова. И на этот раз он озвучил ответы, которых так жаждал Семнадцатый легион.
Император говорил, а Лоргар смотрел в его непостижимое лицо.
— Сын мой, ты полководец, а не первосвященник. Ты был создан для войны, для завоеваний во имя объединения человеческого рода под сенью истины.
— Я…
— Нет. — Император прикрыл глаза, и перед мысленным взором Лоргара предстало видение великолепной Монархии, такой, какой она была совсем недавно. — Это культ, — сказал Император. — Это искажение истины. Ты говоришь обо мне словно о боге и заставляешь миры страдать от той же самой лжи, которая раз за разом ставила человечество на грань гибели.
— Люди с радостью…
— Люди обмануты. И когда ложь вскроется, люди сгорят.
— Мои миры верны тебе. — Лоргар больше не мог стоять на коленях. Он поднялся во весь рост и возвысил голос: — Мой легион выковывает самую крепкую преданность твоему Империуму.
Это не мой Империум.
Слова взорвались в мозгу Аргел Тала залпом болтерных снарядов. В ненавистный момент слабости он даже взглянул на ретинальный дисплей, чтобы проверить жизненные показатели. Он был уверен, что умирает, и если бы уже не стоял на коленях, наверняка упал бы сейчас.
Это Империум Человечества. Империя людей, просвещенных и озаренных истиной.
На этот раз он услышал ответ Лоргара:
— Я не лгу. Ты — бог.
Лоргар.
— Я не буду молчать лишь потому, что тебе не по нраву это слово. Ты управляешь тысячей миров! По твоей воле миллионы судов странствуют в космосе. Ты бессмертен, ты видишь и знаешь все, что происходит во Вселенной. Отец, ты бог, только отказываешься это сказать. Пора признать эту истину.
Лоргар.
Теперь голос обрушился стеной водопада и был почти осязаемым. Он обжигал, как струя пламени из реактивного двигателя, раскаляя доспехи и повергая ниц. Несущие Слово распростерлись в пыли.
Лоргар, не отступая перед ураганом невидимой энергии, срывавшей пергаментные свитки с брони, поднял руку и указал на своего отца:
— Ты бог. Признай это и давай покончим с обманом.
Император качнул головой:
— Сын мой, ты слеп. Ты придерживаешься древних понятий и тем самым подвергаешь опасности всех нас. Давай покончим с этим, Лоргар. Ты прислушаешься к моим словам, и все будет закончено.
Психический ветер утих с последним раскатом грома.
Лоргар стоял как вкопанный. Он дрожал, хотя его воины не могли понять причины этой дрожи, и по его татуированной щеке из одного уха медленно вытекала струйка крови.
— Я слушаю тебя, отец.
Седьмой капитан с трудом поднялся на ноги, покачнулся, но выпрямился, не дожидаясь, пока активируются стабилизаторы доспехов. Он был одним из первых Несущих Слово, кто смог встать. Остальные, еще дрожа, оставались на четвереньках, а то и бились в конвульсиях, загребая пыль руками и ногами.
Аргел Тал помог подняться Ксафену, услышав в благодарность его невнятный стон.
Несущие Слово, слушайте меня внимательно. Вы единственные из моих легионов, кто потерпел неудачу. У вас больше воинов, чем у всех остальных, за исключением Тринадцатого легиона. Но ваш поход идет слишком медленно, а ваши победы неполноценны.
Подобные грому слова, произносимые человеком, окутанным ослепительным сиянием психического сияния, причиняли непереносимую боль.
После завоевания вы на долгие годы остаетесь в приведенных к Согласию мирах и насаждаете среди населения религию, множите культы, основанные на наивных и фальшивых убеждениях, возводите лживые монументы. Все ваши достижения в Великом Крестовом Походе ничего не стоят. Другие одерживают победы и способствуют процветанию Империума, и лишь вы меня подвели.
Лоргар отступил на шаг назад и только теперь поднял руки, загораживаясь от невыносимо яркого света.
Ведите войну, для которой вы были созданы. Несите службу Империуму, для которой вы рождены. Усвойте сегодняшний урок. Вы преклонили колени в конце ложного пути. Пусть этот день станет днем перерождения вашего легиона.
Примарх тихо выдохнул: «Отец…» — но его возглас унесся в пустоту. Еще один хлопок телепорта возвестил о возвращении Императора на флагман.
Ультрамарины остались на своих местах и в полном молчании наблюдали за коленопреклоненными Несущими Слово. Кустодес замерли рядом с Жиллиманом, и примарх что-то обсуждал с их командиром, чей шлем был увенчан плюмажем того же цвета, что и плащ.
Аргел Тал увидел, что Кор Фаэрон с большим трудом поднимается на ноги, несмотря на помощь гудящих сервоприводов терминаторского доспеха. Но ни Аргел Тал, ни Ксафен не стали ему помогать. Они оба бросились к своему примарху.
В то время как Несущие Слово постепенно поднимались с земли, Лоргар все же упал на колени.
Сверкающий золотом сын Императора оглядывал окрестности с отсутствующим видом, словно не узнавал это место и не понимал, как он здесь оказался. Помертвевшие глаза, слишком безучастные, чтобы плакать, взирали на опозоренный легион и пепел города, который должен был стать его уроком.
Аргел Тал первым приблизился к нему. Инстинкт подсказал ему снять шлем, и он отстегнул зажимы на вороте, чтобы предстать перед примархом с открытым лицом.
— Аврелиан, — негромко окликнул он.
Аргел Тал впервые вдохнул воздух Монархии, не очищенный милосердными фильтрами. Пахло сожженной нефтью. Недавние слова Ксафена ужалили его своей правотой: это был запах проигранной войны.
Аргел Тал не осмелился дотронуться до Лоргара, протянутая рука замерла рядом с плечом примарха, и губы снова прошептали имя отца.
Лоргар повернул голову, но в его взгляде не было и тени узнавания.
— Аврелиан, — снова окликнул его Седьмой капитан. Неподалеку по-прежнему маячили фигуры Жиллимана и Кустодес. — Мой лорд, надо идти, пора вернуться на корабли.
Его рука наконец легла на закрытое броней плечо примарха, где еще недавно был прикреплен свиток пергамента. Лоргар, не обращая внимания на прикосновение, вдруг запрокинул голову и закричал. Капитан сжал золотой наплечник, изо всех сил стараясь успокоить полубога.
Лоргар продолжал кричать в равнодушное небо, и его оглушительный вопль длился куда дольше, чем могли бы позволить легкие смертного человека.
А когда крик отчаяния все же затих, примарх набрал пригоршни пепла и дрожащими пальцами размазал по лицу прах.
Раздался негромкий, но настойчивый голос Ксафена:
— Ультрамарины наблюдают за нами. Надо увести его в безопасное место.
По пепельной маске Лоргара протянулись неровные дорожки. Двое воинов объединили свои силы в попытке поднять золотого гиганта на ноги. К их удивлению, он оказался не таким слабым, как можно было ожидать. Лоргар сплюнул на сожженную землю и с их помощью поднялся во весь рост. Оба Астартес заметили, что его конечности еще дрожат, но никто из них не проронил ни слова об этом.
— Жиллиман.
Примарх с нескрываемой злостью произнес имя своего брата. Одно движение плеч отбросило в стороны Аргел Тала и Ксафена.
Взгляд Лоргара снова наполнился смыслом. Его взгляд был прикован к Жиллиману — настолько же бесстрастному, насколько возбужденным был сам Лоргар.
— Ты доволен? — усмехнулся повелитель Несущих Слово. — Ты рад видеть мой позор?
Жиллиман не отвечал, но Лоргар не собирался отступать.
— Тебе это нравится? — настаивал он. — Тебе нравится смотреть, как все мои труды растерты в пыль, когда все похвалы отца достаются тебе?
Жиллиман медленно вздохнул, но остался таким же невозмутимым. Он заговорил так, словно не слышал вопросов Лоргара:
— Наш отец поручил мне передать тебе еще кое-что.
— Так говори и убирайся отсюда.
Лоргар нагнулся и поднял с земли свой крозиус. С шипов потекли струйки пепла.
— Здесь стоят пять воинов Легио Кустодес. — Примарх Ультрамаринов кивнул в сторону телохранителей Императора. — Еще пятнадцать находятся на моем флагмане. Отец приказал им сопровождать тебя, брат.
От этого финального оскорбления Аргел Тал даже зажмурился. После стояния на коленях в пепле, после слов Императора о тщетности всех их достижений… Еще и это.
Лоргар презрительно расхохотался:
— Я отказываюсь. Они мне не нужны.
— Наш отец считает иначе, — возразил Жиллиман. — Эти воины станут его глазами в твоем легионе, когда вы вернетесь к Великому Крестовому Походу.
— А к тебе наш отец не засылает ищеек? Или они уже обосновались в твоем драгоценном Ультрамаре и докладывают ему о каждом твоем шаге? Я вижу на твоих губах улыбку. Никто другой не знает тебя так хорошо, как я, брат. Твои сыны могут не заметить удовлетворения в твоем взгляде, но я не слепой.
— Ты всегда отличался богатым воображением. И сегодня это доказал.
— В моей набожности моя сила. — Лоргар стиснул безупречно ровные зубы. — А у тебя нет ни сердца, ни души. — Ангельские черты исказила презрительная ухмылка. — Я молюсь, чтобы тебе когда-нибудь довелось испытать то же, что чувствую сейчас я. Как ты будешь улыбаться, если один из миров Ультрамара погибнет в пламени? Тарентус? Эспандор? Калт?
— Тебе пора возвращаться к своей флотилии, брат. — Жиллиман развел скрещенные на груди руки, открыв золотую аквилу, украшавшую его нагрудник. Распростертые крылья орла сверкнули, отражая свет солнца. — Тебе многое предстоит сделать.
Удара никто не увидел. Но воздух зазвенел от удара металла о металл, подобного звону огромного соборного колокола. Это было почти великолепно.
Примарх лежал в пыли, окруженный своими воинами. Никому из присутствующих еще не доводилось видеть ничего подобного. Аргел Тал мгновенно поднял свой болтер и нацелился в Ультрамаринов, которые, со своей стороны, в точности повторили его движение. Сотня стволов обратилась против ста тысяч. Седьмой капитан смог заговорить только после третьей попытки.
— Не стрелять, — приказал он по общему вокс-каналу. — Не стрелять раньше, чем они откроют огонь.
Лоргар положил свою огромную палицу-крозиус на золотое плечо. Оскалившись, он обернулся к поверженному повелителю Макрагге, и в его взгляде мелькнуло непонятное выражение.
— Ты больше никогда не посмеешь надо мной насмехаться, брат. Это понятно?
Движения поднимавшегося Жиллимана казались неуверенными. Золотой орел на его броне раскололся, и символ перечеркнула глубокая трещина.
— Ты зашел слишком далеко, — раздался негромкий голос. Малькадор, Высший лорд Терры, все так же сжимал свой жезл. Только с его помощью он и мог оставаться на ногах. — Ты зашел слишком далеко.
— Помалкивай, червяк. В следующий раз, когда ты истощишь мое терпение, ты не отделаешься простым шлепком.
Жиллиман уже встал на ноги и повернул бесстрастное лицо к брату.
— Ты уже выплеснул свое недовольство, Лоргар? Мне пора возвращаться к Великому Крестовому Походу.
— Идем, сын мой. — Мертвенно-бледное лицо Кор Фаэрона было обращено к Жиллиману, хотя его слова предназначались Лоргару. — Идем. Нам еще многое предстоит обсудить.
Лоргар резко выдохнул и кивнул. Его гнев угас и больше не защищал от стыда.
— Да. Возвращаемся на корабли.
— Всем ротам, — отрывисто бросил Кор Фаэрон в общий канал вокса. — Возвращаемся на орбиту.
— Слушаюсь, Первый капеллан, — вместе с остальными ответил Аргел Тал. — Как прикажешь.
«Громовой ястреб» Аргел Тала стоял в тени полуразрушенной стены. Этот почерневший от сажи обломок здания был едва ли не единственным в пепельной пустыне. Последняя память о сооружении, которое никогда не будет отстроено заново. Капитан направился к руинам в сопровождении Ксафена и младших командиров — братьев-сержантов Малнора и Торгала. Отделения грузились на свои корабли в подавленном молчании.
— Не будет никакого восстановления, — сказал Торгал. — Город превратился в могилу. Здесь не осталось ничего, что можно было бы перестраивать.
— Во многих исторических хрониках, — произнес Ксафен, — говорится о том, что даже в наиболее развитых из примитивных цивилизаций доимперской Терры после разрушения вражеского города его землю было принято посыпать солью. Чтобы на ней ничего не могло расти в течение нескольких поколений. И жителям побежденных селений ничего не оставалось, как искать для жизни другие места, а не восстанавливать пепелище.
— Очень интересно, — пробормотал Малнор.
— Помолчи, — одернул его Торгал. — Продолжай, пожалуйста, капеллан.
— Я уверен, что никто из вас не слеп настолько, чтобы не отметить отголосков тех древних традиций. Сколько орбитальных бомбардировок произвели мы сами? Сколько раз сражались на развалинах обстрелянных с орбиты городов? Это не просто разрушение. Это искоренение. Ультрамарины сделали то, что и собирались сделать. Они стерли с лица планеты все сколько-нибудь значительные следы цивилизации Кхура. Это урок для нас и для людей тоже.
Аргел Тал подвел группу к открытому люку грузового отсека «Громового ястреба», и керамитовые подошвы загрохотали по трапу.
— Я целился в воина Тринадцатого легиона, — наконец заговорил он. — Целился ему в шею. — Он постучал пальцем по гибкому многослойному участку своих доспехов, где проходила связка кабелей. — Если бы я нажал на курок, он был бы мертв.
— Ты не нажал на курок, — сказал Торгал. — И никто из нас не нажал.
Аргел Тал кивнул проходящему мимо них отделению Седьмой роты и нажал рычаг герметизации, который привел в действие поршни трапа. Гидравлическая система с механическим скрежетом стала медленно поднимать сходни.
— Да, не нажал, — сказал капитан. — Но хотел нажать. После того, что они сделали с нашим городом. После того, как они смотрели на нас, стоящих на коленях под тяжестью ложных обвинений. Я очень хотел выстрелить и почти сделал это. Отдавая приказ, я в душе надеялся, что кто-то из вас его нарушит.
Малнор не шелохнулся. Ксафен промолчал. Через несколько секунд Торгал нерешительно окликнул капитана:
— Сэр?
Аргел Тал смотрел в сужающуюся щель между трапом и корпусом корабля. Внезапно, не говоря ни слова, он стукнул кулаком по контрольной панели, прервав герметизацию. Трап, подрагивая, снова стал опускаться, и капитан побежал вниз, не дожидаясь, пока он остановится.
— Сэр? — снова окликнул его Торгал.
— Я что-то увидел. Какое-то движение вдали, на краю северного кратера.
Его визор загудел, приближая неровный горизонт. Ничего. Меньше, чем ничего.
— Только пыль и мертвые скалы, — сказал Малнор.
— Я скоро вернусь. — Аргел Тал был уже в самом конце трапа.
Он не потянулся ни за болтером, ни за парными мечами, закрепленными на спине.
— Капитан! — крикнул ему вслед Ксафен. — Нам приказано возвращаться на орбиту. Стоит ли из-за этого задерживаться?
— Стоит. Там есть кто-то живой.
По неровной земле, пошатываясь, ковыляла женщина. Зацепившись ногой за обломок скалы, женщина без звука повалилась вперед и тяжело ударилась о землю. Некоторое время она так и оставалась распростертой в пыли и пепле, тяжело и неровно дышала и, вероятно, собиралась с силами, чтобы подняться.
Судя по кровоточащим ссадинам на ее руках и коленях, она проделывала одно и то же не один раз и уже не один день.
Ее ярко-красное платье испачкалось и истрепалось, хотя было заметно, что оно и раньше не отличалось роскошью. Аргел Тал издали смотрел, как прихрамывающая фигура продолжает свой мучительный путь по разоренной земле. Казалось, что она не придерживается какого-то определенного направления, часто поворачивает назад и останавливается передохнуть после каждого падения.
Астартес подошел ближе. Голова незнакомки моментально дернулась вверх.
— Кто здесь?! — воскликнула она.
Шлем Аргел Тала превратил его голос в раздраженное механическое рычание.
— В самом деле, кто?
Капитан выставил закованные в перчатки руки ладонями наружу — так обитатели Кхура выражали свои добрые намерения. Молодая женщина смотрела в его сторону… но не на него. Ее взгляд как-то неопределенно блуждал.
— Ты один из них.
Женщина отпрянула, оступилась и опять упала в пыль. Она оказалась моложе, чем Аргел Тал определил с первого взгляда, впрочем, он не слишком полагался на свое суждение в отношении возраста смертных. Восемнадцать. Может быть, меньше. Но никак не больше.
— Я Аргел Тал, капитан Седьмой штурмовой роты братства Зубчатого Солнца Семнадцатого легиона Астартес.
— Семнадцатого. Так ты… Ты не ложный ангел?
— Я был в этом мире шесть десятков лет тому назад и тогда не был ложным, как и теперь.
— Ты не ложный ангел, — повторила женщина.
Она не скрывала своего замешательства и по-прежнему не смотрела на Астартес, пока поднималась на дрожащих ногах. Аргел Тал сделал еще шаг вперед и протянул ей руку. Женщина не приняла помощь. Она, похоже, даже не заметила руки.
Дисплей шлема замерцал бегущими строчками первоначального анализа ее жизненных показателей, но Аргел Тал в них не нуждался. Состояние женщины можно было определить по выступающим костям на ее лице, пятнам омертвевшей кожи на теле и дрожи в конечностях, которую нельзя было приписать испугу.
— Тебе угрожает полное истощение, — сказал капитан. — И раны на руках и ногах опасно гноятся.
Последнее было явным преуменьшением. Учитывая травмы ног ниже коленей, было удивительно, что она вообще способна ходить. Вполне вероятно, что единственным выходом могла стать ампутация.
— Какого цвета твои доспехи, ангел? — спросила девушка. — Ответь, умоляю тебя.
Несущий Слово отдернул протянутую руку.
— И ты слепа, — сказал воин. — Прости, что не заметил сразу.
— Я видела гибель города, — сказала девушка. — Я видела, как он горел в пламени, пролившемся со звезд. Небесный огонь лишил меня глаз в Судный День.
— Это называется ослепление вспышкой. Твоя сетчатка повреждена слишком ярким светом. Со временем зрение может вернуться.
Аргел Тал положил руку в перчатке на ее исхудавшее плечо, но девушка испуганно вскрикнула и отшатнулась. Она неловко попыталась отпрыгнуть, но рука Астартес удержала ее, не дав упасть.
— Пожалуйста, не убивай меня.
— Я не собираюсь тебя убивать. Я отведу тебя в безопасное место. Шестьдесят лет назад мы спасли этот мир, кхурианка. Мы никогда не совершили бы ничего подобного. Как тебя зовут?
— Кирена. Но… Но какого же цвета твои доспехи, ангел? Ты мне так и не ответил.
Аргел Тал взглянул в ее невидящие глаза.
— Скажи, прошу тебя.
— Серые.
Женщина разразилась слезами и позволила проводить себя на борт катера Несущих Слово.
Глава 5 СТАРЫЕ ПУТИ ТОПЛИВО ДЛЯ ДУШИ НОВЫЕ ГЛАЗА
В силу воинствующего высокомерия, свойственного поистине невежественным людям, эта война была названа Последней.
Последняя война — война, которая положит конец всем войнам.
— Я все помню, — пробормотал Кор Фаэрон. — Я помню каждый день и каждую ночь в объятой пламенем войны Колхиде.
— Шесть лет. — Лоргар горько улыбался, не отрывая взгляда от мраморного пола зала для медитаций. — Шесть долгих, долгих лет гражданской войны. Целый мир разрывался на части во имя веры.
Кор Фаэрон провел языком по заостренным резцам. Зал освещался только горящими свечами, и воздух загустел от удушливого запаха ладана.
— Но мы победили, — продолжал он.
Кор Фаэрон в сером одеянии правящей касты жрецов Колхиды сидел напротив примарха. Без терминаторских доспехов он выглядел точно таким, каким его всегда знал Лоргар: стареющим, несмотря на все ухищрения медицины, мужчиной, очень худым, но с горящим взглядом.
На самом Лоргаре не было никакой одежды, кроме набедренной повязки из простой ткани, оставлявшей обнаженным его мускулистый, но стройный андрогинный торс. Ритуальные клейма клинописью колхидских рун покрывали его спину, и самые старые уже побелели. Плечи после самобичевания были покрыты свежими рубцами от плети, образовавшими похожий на паутину рисунок.
Эреб, одетый в черное облачение капеллана легиона, сидел на полу вместе со своим примархом и командиром. Запах крови Лоргара затруднял дыхание. Примархи не получали ран в сражениях. Проливать кровь для них считалось святотатством.
— Да, — произнес Лоргар, почесывая покрытый щетиной подбородок. — Мы победили. Мы победили и распространили свою веру по всему домашнему миру. — Прокушенным языком он увлажнил золотые губы. — И посмотрите, куда привел нас этот триумф. Прошло столетие, и в нашей власти остался только легион — единственный, не оправдавший надежд моего отца.
— Мой лорд, ты всегда учил нас…
— Говори, Эреб.
— Ты всегда учил говорить правду, даже если при этом дрожит голос.
Лоргар поднял голову, встретил серьезный взгляд капеллана, и его потрескавшиеся губы слегка шевельнулись в улыбке.
— И мы так и поступали, верно?
— Время для сомнений закончилось.
— Император — бог, — сказал Эреб. — Мы понесли эту истину к звездам и сеяли ее по всему Империуму. Нам нечего стыдиться своих действий. Ты не должен испытывать чувство стыда, мой лорд.
Примарх тыльной стороной кисти провел по лбу, смахнув с лица часть пепла и открыв золотистую кожу. После того как почти неделю назад они покинули Кхур, Лоргар каждый день покрывал свое лицо пеплом Монархии. Его подведенные сурьмой глаза еще больше потемнели от усталости и щурились от стыда. Но этот жест в глазах его воинов стал единственной попыткой очиститься после унижения перед Императором.
— Все началось на Колхиде, — сказал он. — И с того самого момента мы пребывали в заблуждении. Мои видения о прибытии Императора. Битвы Последней войны. Все началось с убеждения, что божественность достойна преклонения только в силу своей божественности. — Он невесело усмехнулся. — Даже теперь я не могу без боли в сердце вспоминать о той вере, которую мы разрушили ради своих убеждений.
— Мой лорд, — Эреб наклонился вперед, пристально глядя в глаза примарха, — мы стоим на грани краха. Легион… его вера расшатана. Капелланы проявляют стойкость, но их осаждают воины, одержимые сомнениями. И после того, как ты удалился от нас, лишившись путеводного света, носители крозиуса не в силах ответить тем, кто носит серую броню.
Лоргар моргнул, с его ресниц на колени упали хлопья пепла.
— Я не в силах помочь капелланам найти ответы на вопросы, — признался он.
— Возможно, это так, — согласился Эреб. — Но ты слишком глубоко погружен в скорбь. «Ищи вдохновение в прошлом. Используй его для создания будущего. Не поддавайся стыду».
Лоргар фыркнул, но без злобы.
— Эреб, ты цитируешь мои же труды?
— В них содержится истина, — сказал капеллан.
— Ты слишком погружен в размышления о Колхиде.
В глазах Кор Фаэрона сверкнуло пламя отраженных свечей. Эреб почему-то испытал внезапный приступ страха. В глазах пожилого воина сверкал неутолимый голод, пожиравший его изнутри. Абсолютно чуждый благородству.
— Сын мой, если ты хочешь о чем-то поговорить… — Тонкая рука Кор Фаэрона опустилась на золотое, истерзанное плетью плечо Лоргара. — Выскажись.
Примарх взглянул на своего старинного союзника, на его мертвенно-бледное и всегда мрачное лицо. Но в глубине его глаз, куда мог заглянуть далеко не каждый, он видел доброту и заботу.
Отеческую любовь к оскорбленному сыну.
Впервые за три дня Лоргар искренне улыбнулся и положил свою татуированную руку поверх таких по-человечески слабых пальцев приемного отца.
— Ты помнишь день прибытия Императора? Помнишь, как ликовали наши сердца от сознания собственной правоты? Помнишь это неопровержимое оправдание после шести лет праведной войны?
— Я все помню, — кивнул старик.
Юноша с золотой кожей преклоняет колено, и на его лице священным елеем сверкают серебристые капельки слез.
— Я знал, что ты придешь, — шепчет он, едва сдерживая рыдания. — Я знал, что ты придешь.
Бог в Золоте протягивает коленопреклоненному юноше закованную в броню руку.
— Я Император, — говорит он с улыбкой.
Безграничное милосердие разбивается вокруг него ослепительным сиянием, причиняя боль глазам свидетелей этого события. На улицы высыпали тысячи людей. Сотни жрецов в сизо-серых одеяниях экклезиархов Завета вместе с Лоргаром встали на колени перед Богом-Императором.
— Я знаю, кто ты, — говорит золотой примарх, роняя слезы восторга. — Я мечтал о тебе много лет и предвидел этот миг. Отец, Император, мой повелитель… Мы — Завет Колхиды, и мы покорили этот мир, поклоняясь тебе, во имя тебя.
Лоргар поворачивается и встречается взглядом с Кор Фаэроном.
— То утро. Когда я опустился на колени перед Императором под пение всех жрецов моего домашнего мира… Когда рассвет залил янтарем красные купола Варадеша… Видел ли ты все так же, как и я?
Кор Фаэрон отвел взгляд:
— Лоргар, тебе не понравится мой ответ.
— Мне многое не нравится в последнее время, но все же я хочу знать. — Лоргар неожиданно мягко рассмеялся. — Говори правду, даже если твой голос дрожит.
— Я видел бога в золотых доспехах, — сказал Кор Фаэрон. — Он был очень похож на тебя, хотя и старше, но, в чем это выражалось, я не мог понять. Я никогда не замечал в нем особого великодушия. Его психическая сущность резала глаза, и от него исходил запах кровопролития, владычества и многих миров, обращенных им в пепел. Уже тогда я опасался, что мы напрасно вели войну на протяжении шести лет, что напрасно искореняли истинную веру, чтобы заменить ее ложной. В его глазах — так похожих на твои — я видел бесконечную алчность и жажду наживы. Но все остальные не видели в нем ничего, кроме надежды. Даже ты… И тогда я подумал, что, вероятно, ошибаюсь. Я доверял твоему сердцу, Лоргар. Не своему.
Лоргар кивнул и опять отвел в сторону задумчивый взгляд. Эреб не решался заговорить: не так часто Несущим Слово выпадала возможность услышать о жизни примарха до легиона.
— Из всех сынов Императора ты больше всех похож на своего отца лицом и фигурой. Но ты никогда не мог с улыбкой на устах совершать жестокие поступки. Другие — твои братья — на это способны. В этом отношении они больше похожи на Императора, чем ты.
Лоргар опустил голову.
— Даже Магнус? — спросил он.
Рядом с Императором стоит гигант; он облачен в цвета неземных океанов. Один глаз смотрит вниз на коленопреклоненную фигуру. Второго глаза нет, вместо него впадина зарубцевавшегося шрама.
— Приветствую, Лоргар, — говорит мускулистый гигант. Он превосходит ростом даже Бога в Золоте, а его длинные волосы образуют пышную красную гриву, как у вожака львиного прайда. — Я Магнус. Твой брат.
— Даже Магнус. — Кор Фаэрон признал это с явной неохотой, и его лицо осталось напряженным. — Я отношусь к нему с глубоким уважением, но его сущность пронизана жестокостью, порожденной отсутствием терпения. Я прочел это в его лице в тот день и видел каждый раз при последующих встречах.
Лоргар посмотрел на свои испачканные пеплом руки с ободками засохшей крови под ногтями.
— Мы все сыновья своего отца, — промолвил он.
— Вы все воплощаете в себе отдельные грани Императора, — уточнил Кор Фаэрон. — Вместе с генами прародителя вы унаследовали и черты его характера. Лев олицетворяет рациональность вашего отца, его аналитический ум, не отягощенный совестью. Магнус — его психический потенциал и пытливый ум, не обузданный терпением. Русс — его ярость, лишенную логики. И даже Хорус…
— Продолжай, — сказал Лоргар, подняв голову. — Что ты скажешь о Хорусе?
— Амбиции Императора, не ограниченные скромностью. Вспомни все те миры, где мы сражались рядом с Лунными Волками. Ты все видел так же хорошо, как и я. Хорус скрывает свое высокомерие, но оно остается внутри него и пеленой окутывает душу. Гордость пульсирует в его теле, словно кровь.
— А Жиллиман?
Лоргар снова опустил руки на колени, на его лице проявилась легкая улыбка.
— Жиллиман. — Тонкие губы Кор Фаэрона, в противовес реакции примарха, неприязненно скривились. — Жиллиман представляет собой эхо своего отца, его сердце и душу. Если что-то случится, он унаследует Империум. Хорус — ярчайшая звезда, ты повторяешь его внешне, но душу и сердце Императора получил Жиллиман.
Лоргар кивнул, но продолжал улыбаться, видя такую озлобленность своего советника.
— Моего братца с Макрагге легко читать, словно открытую книгу, — сказал он. — А что ты скажешь обо мне, Кор Фаэрон? Я наверняка не только внешне похож на своего отца. Какую грань личности Императора унаследовал я?
— Мой лорд, — вмешался Эреб, — позволь мне?
Лоргар в знак согласия наклонил голову.
— В тебе воплотилась надежда Императора. Ты олицетворяешь его веру в лучшую жизнь и желание возвысить человечество. Ты посвятил себя достижению этих целей, добросовестно и самозабвенно сражаясь ради всеобщего блага.
В глазах примарха, так похожих на глаза Императора, блеснуло веселое изумление.
— Поэтично, но слишком возвышенно, Эреб. А как насчет моих недостатков? Если я не настолько высокомерен, как Хорус Луперкаль, и не так нетерпелив, как Магнус Красный… Что скажет история о Лоргаре Аврелиане?
Эреб вдруг утратил невозмутимость. На его лице мелькнула тень сомнения, и он оглянулся на Кор Фаэрона. Это вызвало у примарха негромкий смех.
— Да вы сговорились! — воскликнул он. — Но не бойся моего гнева. Эта игра мне нравится. Она меня просвещает. Давай попробуй просветить меня еще раз.
— Господин, — заговорил Кор Фаэрон, но Лоргар заставил его замолчать, коснувшись руки приемного отца, лежащей на его плече.
— Нет. Ты прекрасно знаешь, Кор, что для тебя я не господин. И никогда им не был.
— История скажет, что у Семнадцатого примарха имелась одна слабость — это его вера в других. Его бескорыстная преданность и нерушимая верность не раз причиняли ему страдания, которых не вынес бы ни один смертный. Он верил слишком легко и безоглядно.
Несколько мгновений Лоргар молчал, не соглашаясь, но и не возражая. Его плечи поднимались и опускались в такт тихому дыханию, ссадины от плети жгло от пота, выступившего по всему телу. Свежие ожоги на спине уже начали чесаться.
Наконец он заговорил, прищурившись:
— Мой отец во мне ошибся. Я не генерал, как мои братья. И я не приемлю эту судьбу. Я не намерен вслепую шагать по уже пройденной ими дороге. Я никогда не смогу разбираться в тактике и стратегии с той же легкостью, как Жиллиман или Лев. И никогда не овладею искусством фехтования, как Фулгрим или Хан. Разве я унизил себя, признав свои недостатки? Мне кажется, что нет.
Он снова опустил взгляд на свои руки. Кисти с тонкими пальцами, почти без мозолей, вполне могли принадлежать художнику или поэту. Его палица — крозиус арканум из вороненого железа — была не столько оружием, сколько символом его власти.
— Неужели я не прав? — обратился он к своим ближайшим советникам. — Неужели нельзя следовать путем провидца и искателя, а не оставаться простым солдатом? Что заставляет отца постоянно искать кровопролитий? Почему на каждый заданный ему вопрос он отвечает лишь разрушениями?
Кор Фаэрон крепче сжал плечо Лоргара:
— Это потому, сын мой, что он не безупречен. Он несовершенный бог.
В сумраке зала взгляд примарха встретился со взглядом его приемного отца — пронзительным и холодным.
— Не произноси тех слов, которые ты собираешься сказать.
— Лоргар… — попытался настаивать Кор Фаэрон, но взгляд примарха заставил его умолкнуть.
В его глазах сверкала не ярость, а только мольба.
— Не говори этого, — попросил Лоргар. — Не говори, что много лет назад мы разрывали наш домашний мир на части ради ложной веры. Я этого не перенесу. Одно дело, когда Император плюет на все достижения легиона, но это совсем другое. Сможешь ли ты осквернить Завет и мирную Колхиду, построенную нами после шести лет гражданской войны? Сможешь ли назвать моего отца ложным божеством?
— Говори правду, — произнес Эреб, — даже если твой голос дрожит.
Лоргар уронил голову в испачканные пеплом руки. В тот же момент его советники переглянулись. Кор Фаэрон кивнул Эребу, и Первый капитан заговорил снова:
— Лоргар, ты же знаешь, что это правда. Я бы никогда не осмелился тебе солгать. Нам придется это признать. И искупить этот грех.
— Капелланы не отступятся от тебя, мой лорд, — поддержал Кор Фаэрона Эреб. — Сердце каждого воина-жреца нашего легиона бьется в унисон с твоим сердцем. Мы готовы действовать по одному твоему слову.
Лоргар пожатием плеч отмахнулся от их доводов, а заодно стряхнул и руку своего приемного отца. От резкого движения рубцы на заживающих ранах полопались, и по золотой спине побежали струйки темной крови.
— Вы говорите, что вся моя жизнь была основана на лжи.
— Я говорю, что мы заблуждались, сын мой. Вот и все.
Кор Фаэрон погрузил руку в чашу с пеплом, стоящую рядом с Лоргаром. Прах Монархии просыпался сквозь согнутые пальцы, в воздухе запахло сожженным камнем и поражением.
— Мы молились ложному богу по праведным причинам, и Монархия заплатила за нашу ошибку. Но никогда не поздно искупить свои грехи. Мы очистили домашний мир от Старой Веры, и теперь тебе стало страшно, как и всем нам: Колхида процветала, следуя Старым Путям и легендам, пока мы не уничтожили все это во имя лжи.
— Это ересь.
Лоргар дрожал всем телом, едва сдерживая эмоции.
— Это искупление, сын мой. — Кор Фаэрон покачал головой. — Наше заблуждение было слишком долгим. Но теперь необходимо вырвать корни наших ошибок. И начинать надо с Колхиды.
— Хватит! — Пепел на щеках Лоргара пересекли дорожки слез. — Вы оба… оставьте меня.
Эреб поднялся, чтобы выполнить приказ, а Кор Фаэрон опять положил руку на плечо примарха.
— Сын мой, ты меня разочаровываешь. Твоя гордыня настолько сильна, что мешает тебе признать свои ошибки и исправить их.
Лоргар стиснул идеально ровные зубы, на губах блеснула слюна.
— Ты предлагаешь вернуться на Колхиду, в колыбель нашего легиона, и извиниться за два миллиона смертей, за шесть лет войны, за то, что мы целое столетие заставляли домашний мир поклоняться ложному богу?
— Да, — ответил Кор Фаэрон. — Потому что признак истинного величия — это способность искупить свои ошибки. Мы перекуем Колхиду, так же как и каждый мир, завоеванный за время Великого Крестового Похода.
— И каждый мир, который покорим в будущем, — добавил Эреб, — должен следовать новой вере, а не поклоняться Императору.
— Нет никакой новой веры! Вы оба несете чушь! Вы считаете, что легион, преклонивший колени в пепле, меня опозорил? Монархия ничего не значит по сравнению с ложью, осквернившей мой домашний мир.
— Истина не принимает в расчет наших желаний, мой лорд, — сказал Эреб. — Она просто есть.
— Ты же изучал Старую Веру, — продолжил Кор Фаэрон. — И ты следовал ей, будучи молодым искателем, пока не появились видения об Императоре. Тебе известен способ выяснить, была ли она ложной или истинной.
Лоргар смахнул с лица слезы.
— Ты хочешь, чтобы мы искали миф среди звезд. — Его взгляд, яркий и сосредоточенный, метался от одного собеседника к другому. — А теперь давайте будем откровенны, как никогда. Вы хотите, чтобы мы отправились в идиотскую одиссею через всю Галактику в поисках тех самых богов, существование которых мы отрицали не одно десятилетие? — Лоргар громко и презрительно расхохотался. — Я прав, не так ли? Вы хотите организовать паломничество.
— Мы ничто, если нет веры, — заметил Эреб.
— Человечество, — Кор Фаэрон молитвенно сложил перед собой ладони, — должно во что-то верить. Ничто так не объединяет людей, как общая религия. Никакие конфликты по своей ярости не могут сравниться со священными войнами. Ни один воин не убивает с убежденностью крестоносца. Ничто не порождает таких уз и амбиций, как связи и мечты, рожденные из веры. Религия дает надежду, объединяет, заключает в себе законы и определяет стремления. Вера не что иное, как опора для любых разумных наций, возвышающая их над животными, автоматонами и ксеносами.
Эреб плавным движением обнажил свой гладиус[1] и, развернув рукоятью вперед, протянул его Лоргару.
— Мой лорд, если ты и впрямь отказываешься от своих верований, возьми этот меч и закончи мою жизнь. Если ты уверен, что в старых обычаях нет истины, если ты уверен, что человечество может процветать без веры, вырежи из моей груди оба сердца. Я не хочу жить, если все принципы, которые вели наш легион, будут растоптаны твоими ногами.
Лоргар принял меч дрожащей рукой. Повертев его из стороны в сторону, он посмотрел на отражение огня свечи на поверхности клинка — золото в серебристой стали.
— Эреб, — заговорил он, — мой мудрейший и благороднейший сын. Моя вера ранена, но мои убеждения остаются. Поднимись с коленей. Все хорошо.
Капеллан, сохраняя привычную невозмутимость, повиновался и занял свое прежнее место напротив Лоргара.
— Вера необходима человечеству, — сказал примарх. — Но вера должна быть истинной, иначе она приводит к разрушению — как, к несчастью, доказали наши собратья из Тринадцатого легиона. И… и как мы сами убедились за шесть лет безрассудной войны до пришествия Императора на Колхиду. Пора учиться на наших собственных ошибках. Мне пора учиться на моих ошибках.
— Есть еще кое-кто, к кому ты можешь обратиться, — продолжал Кор Фаэрон, стараясь поддержать растущую решительность примарха. — Это твой брат, с которым вы обсуждали природу Вселенной. Ты часто рассказывал о тех вечерах, когда вы во дворце Императора обсуждали вопросы философии и веры. Ты ведь знаешь, о ком я говорю.
Эреб кивнул, соглашаясь с Первым капитаном.
— Мой лорд, у него могут найтись веские доказательства. Если в Старой Вере содержится истина, он мог бы подсказать, откуда начинать странствие.
— Магнус. — Лоргар задумчиво произнес имя брата.
Это предложение имело смысл. Психические способности и неукротимый разум его брата могли посрамить кого угодно. Они часто беседовали в Зале Лэнга — в этом холодном и величественном кабинете на далекой Терре они спорили о природе Вселенной, демонстрируя друг другу свитки с доказательствами.
— Ладно. Я встречусь с Магнусом.
Кор Фаэрон наконец-то улыбнулся. Эреб склонил голову, а Лоргар продолжал:
— И если наши подозрения оправдаются, мы отправимся в паломничество. Необходимо узнать, правы ли были наши колхидские предки, когда создавали свою веру. Но следует соблюдать осторожность. Вокруг нас кружат целые стаи ищеек. А мой отец, при всей своей мудрости, оказался слеп к сокровенным тайнам Вселенной.
Кор Фаэрон, повторяя жест Эреба, тоже поклонился.
— Лоргар, сын мой. Это и будет нашим искуплением. Мы сможем донести свет этих истин до всего человечества и смыть позор прошлого. Должен признаться, я… опасался этого момента.
Лоргар облизнул потрескавшиеся, пахнущие пеплом губы.
— Если так, то почему ты медлил поделиться своими опасениями? Каждый крепок задним умом, но ни ты, ни я не могли предусмотреть того, что произошло.
В глазах Кор Фаэрона блеснул огонь. Старик подался вперед, словно его ноздри уловили запах преследуемой дичи.
— Я должен кое в чем признаться, мой лорд, — произнес он. — Время пришло, и тебе следует узнать об этом.
Лоргар с угрожающей медлительностью повернулся к приемному отцу.
— Мне не нравится твой тон, — процедил он.
— Мой повелитель, мой примарх, я не солгал, когда говорил, что опасаюсь прихода этого дня. Я готовился к нему и предпринял необходимые меры…
Слова замерли в горле, перехваченном могучей рукой его повелителя. Лоргар почти без усилий сжал тонкую, слабую шею старика и лишил возможности дышать и говорить. Эреб заметно напрягся и тревожно переводил взгляд с одной фигуры на другую.
Лоргар подтащил Кор Фаэрона ближе. Он медленно и глубоко дышал, словно издеваясь над судорожными попытками старика схватить глоток воздуха.
— Довольно признаний, Кор Фаэрон. Мы и так признали достаточно грехов за этот вечер.
Он немного ослабил хватку, дав возможность Кор Фаэрону прохрипеть несколько слов.
— Давин, семнадцать лет назад, — зашептал старик. — Коросса, двадцать девять лет назад. Увандер, восемь лет назад…
— Это же приведенные к Согласию миры, — прошипел Лоргар в лицо приемному отцу. — Миры, где ты лично оставался, чтобы начать процесс внедрения Имперского Кредо.
— Они в согласии с Имперским Кредо. Но угли их культур… не затушены.
— Какие угли? — Лоргар уже рычал.
— Верования… похожие… на Старую Веру… нашего домашнего мира. Я не мог… уничтожить… потенциальную истину.
— Неужели я не в состоянии контролировать своих воинов? — Лоргар порывисто вздохнул, и что-то негромко хрустнуло в шее Кор Фаэрона. — Или я, как мой брат Курц, вынужден управлять легионом лжецов и мошенников?
— Мой лорд… я… — Глаза Кор Фаэрона закатились, почерневший язык вывалился между тонких губ.
— Мой лорд, ты убьешь его, — осторожно вмешался Эреб.
Лоргар повернул голову в его сторону, но Эребу показалось, что примарх его даже не узнает.
— Да, — наконец заговорил Лоргар. — Да. Мог бы убить. — Он разжал пальцы, позволив Кор Фаэрону бесформенной грудой рухнуть на пол. — Но не стану этого делать.
— Мой лорд… — Старик хватал воздух посиневшими губами. — Эти культуры… позволят нам многое узнать… Все они… отклики веры наших далеких предков. Я… не мясник, как и ты сам… Я хотел сберечь… знания человеческой расы.
— Поистине время откровений, — вздохнул примарх. — И я не настолько слеп, чтобы не понять причины твоих поступков, Кор Фаэрон. Жаль, что я не проявил такой же проницательности и милосердия.
Ему ответил Эреб:
— Мой лорд, ты сам задаешь себе этот вопрос. А вдруг в культурах, которые мы искореняем, содержится истина? Кор Фаэрон спас немногих, но Великий Крестовый Поход уничтожает их тысячами. Что, если мы снова и снова повторяем грех Колхиды?
— И почему, — Кор Фаэрон, потирая онемевшее горло, выдавил слабую улыбку, — во многих культурах проявляются отголоски веры нашего домашнего мира? Уверен, где-то здесь кроется истина…
Семнадцатый примарх кивнул, и это неторопливое движение было исполнено искреннего чувства. Еще до последнего откровения его разум, перебирая бесконечное множество вероятностей, уже устремился в будущее. Таков был его генетический дар: оставаться мыслителем и мечтателем, когда его братья были воинами и убийцами.
— Мы больше ста лет молились перед ложным алтарем, — сказал Кор Фаэрон, вновь обретая голос.
Лоргар запустил руку в чашу, набрал еще горсть пепла и растер его по лицу.
— Да, — его голос зазвучал с прежней силой, — это так. Эреб?
— К твоим услугам, мой лорд.
— Передай капелланам мои слова, расскажи обо всем, что произошло за эти дни. Они заслуживают того, чтобы знать, что творится в сердце их примарха. А когда ты завтра вернешься на следующий совет, принеси пергамент и перо. Мне предстоит многое записать. Это займет дни. Недели. Но это должно быть записано, и я не нарушу уединения, пока все не исполню. А вы, вы оба поможете мне завершить великий труд.
— Какой труд, мой лорд?
Лоргар улыбнулся и в этот момент, как никогда, стал похож на своего отца.
— Новое Слово.
Глава 6 СЕРВИТОР КЕЙЛ РАССЕЯНЫЙ ВОИН-ЖРЕЦ
Она поняла, как трудно спать, не имея возможности узнать, когда заканчивается день и начинается ночь. Окружающие ее звуки ни на мгновение не утихали; в комнате постоянно слышался гул, хотя порой он был совсем тихим — от работы удаленных двигателей. В постоянной темноте и шуме она коротала время, сидя на кровати, ничего не делая и ничего не слыша, кроме случайно раздававшегося за дверью голоса.
Слепота принесла с собой сотни трудностей, но самой страшной была скука. Раньше Кирена много читала, а ее профессия требовала частых перемещений и посещений общественных мест города. С утратой зрения оба эти занятия для нее почти полностью исключались.
В самые мрачные моменты она размышляла о жестокой насмешке судьбы. Быть избранной Астартес, находиться среди ангелов Императора… Ходить по переходам их огромного железного военного корабля, вдыхать запахи пота и машинного масла… и ничего этого не видеть.
Да. Очень весело.
Первые часы на борту корабля дались ей нелегко, но они хотя бы оказались богатыми на события. Во время медицинского обследования в холодной до боли палате, с иглами, воткнутыми в ее руки и ноги, Кирена слышала, как один ангел говорил другому что-то насчет обесцвечивания пигмента сетчатки и влияния истощения на внутренние органы и мышцы. Она пыталась сосредоточиться на его словах, но мысли рассеивались, разум был не в силах осознать, что произошло и где она оказалась.
Два предыдущих месяца на поверхности планеты оказались для нее неимоверно тяжелыми. Шайки бродячих бандитов в предгорьях вокруг города не испытывали ни малейшего уважения к священному одеянию шул и не проявляли привычного почтения.
— Нашему миру пришел конец, — со смехом сказал один из них. — Старые обычаи теперь ничего не стоят.
Кирена так и не увидела его, но в сновидениях перед ней мелькали жестокие насмехающиеся физиономии, одна из которых могла бы принадлежать ему.
Все время, пока продолжался осмотр, она не могла унять дрожь, как бы ни напрягала ослабевшие мускулы. На странствующем среди звезд корабле ангелов было так холодно, что зубы продолжали выбивать дробь, даже когда она говорила. Кирена была почти уверена, что изо рта у нее вылетают облачка пара.
— Ты все понимаешь? — спросил ее ангел.
— Да, — солгала она. — Понимаю. — И добавила: — Спасибо, ангел.
Вскоре пришли какие-то люди, чтобы ей помочь. От них пахло душистым ладаном, а голоса звучали приглушенно и заботливо.
Она не знала, как долго они шли. Может быть, пять минут, а может, и все тридцать — в окружающей ее темноте время казалось растянутым. В коридорах было довольно многолюдно. Время от времени она слышала механический лязг доспехов проходивших мимо ангелов. Но гораздо чаще рядом раздавался шелест одежды.
— Кто вы? — спросила она на ходу.
— Слуги, — ответил один из людей.
— Мы служим Несущим Слово, — сказал второй.
Они продолжали идти. Время шло, секунды отмерялись шагами, минуты — случайно услышанными голосами.
— Вот твоя комната, — сказал один из провожатых и повел вперед, прикладывая ее дрожащие пальцы к кровати, к стенам и контрольному пульту на двери.
Он терпеливо обошел с ней все помещение. Ее новую камеру.
— Спасибо, — поблагодарила она.
Комната оказалась небольшой и обставленной весьма скудно. Ей не хватало уюта, но Кирену не тревожила перспектива остаться здесь в одиночестве. Это было своего рода благом.
— Поправляйся, — хором пожелали оба ее провожатых.
— А как вас зовут? — спросила она.
В ответ послышалось только шипение гидравлического привода закрывающейся двери.
Кирена села на кровать — матрац оказался тонким и жестким, как в тюремной камере, — и начался долгий, лишенный всяких событий процесс ничегонеделания.
Монотонность ее существования ежедневно нарушалась лишь приходом сервитора, который приносил ей пищу три раза в день, но отличался нежеланием или неспособностью вдаваться в подробности. Еда всегда была одной и той же: жидкая синтетическая кашица.
— Это отвратительно, — сказала она однажды с улыбкой. — Должна ли я полагать, что в пище содержится достаточное количество питательных и прочих полезных элементов?
— Да, — последовал ответ, произнесенный сухим бесцветным голосом.
— И ты тоже этим питаешься?
— Да.
— Я тебе сочувствую.
Молчание.
— Ты не очень-то разговорчив.
— Нет.
— Как тебя зовут? — сделала она последнюю попытку.
Молчание.
— А кем ты был? — спросила она.
Империум перестал охранять секреты создания сервиторов еще шестьдесят лет назад, и в Монархии они давно стали привычным явлением. Для предназначенной еретикам и преступникам участи употреблялся термин «искупление». Так или иначе, это означало, что мозг провинившегося лишали жизненной силы, а его тело дополняли бионическими устройствами, определявшими дальнейшую деятельность.
Ее вопрос остался без ответа.
— До того, как ты стал этим, — она постаралась, чтобы ее голос звучал как можно дружелюбнее, — кем ты был?
— Нет.
— «Нет» означает, что ты не помнишь, или же «нет» — ты не желаешь говорить?
— Нет.
Кирена вздохнула:
— Ладно, иди. Встретимся завтра утром.
— Да, — ответил сервитор.
Послышалось шарканье ног, и дверь с шипением закрылась.
— Я буду звать тебя Кейл, — сказала она пустой комнате.
Дважды после ее появления на корабле Кирену навещал Ксафен, и Аргел Тал заходил три раза. Каждая встреча с капитаном проходила одинаково: неуклюжие попытки беседы, прерываемые неловкими паузами. Насколько понимала Кирена, флотилия легиона двигалась в направлении мира, который предстояло завоевать, но приказа начать штурм еще не поступило.
— Почему? — спросила она, радуясь хотя бы этой ограниченной компании.
— Аврелиан до сих пор пребывает в уединении, — ответил Аргел Тал.
— Аврелиан?
— Это имя нашего примарха, редко используемое вне легиона. Это колхидское слово, из нашего домашнего мира.
— Странно, — заметила Кирена, — что у бога есть прозвище.
Аргел Тал на некоторое время погрузился в молчание.
— Примарх не бог. Порой сыновья богов, даже унаследовав все его силы, остаются полубогами. И это не прозвище. Это семейное обращение. Оно приблизительно переводится как «золотой».
— Ты сказал, он остается в уединении.
— Да. В своих покоях, на нашем флагмане «Фиделитас Лекс».
— Он скрывается от вас?
Она услышала, как Астартес напряженно сглотнул.
— Мне не совсем удобно это обсуждать, Кирена. Могу лишь сказать, что ему многое надо обдумать. Осуждение Богом-Императором легло на наши души тяжким бременем. Примарх страдает, как страдаем и мы.
Перед тем как заговорить, Кирена долго и напряженно размышляла.
— Аргел Тал?
— Да, Кирена.
— Ты не выглядишь страдающим. И не похоже, чтобы ты был расстроен.
— Разве?
— Нет. Ты разозлен.
— Я понимаю.
— Ты зол на Императора за то, что он сделал?
— Мне пора идти, — сказал Аргел Тал. — Я получил вызов.
Астартес поднялся.
— Я не слышала никаких вызовов, — заметила молодая женщина. — Прости, если чем-то обидела тебя.
Аргел Тал, не говоря больше ни слова, покинул ее комнату. И после этого ее никто не навещал четыре дня.
Аргел Тал на мгновение оцепенел, увидев обезглавленное тело. Он не собирался этого делать.
Тело сервитора упало на бок и осталось лежать на железном полу тренировочной камеры, подергиваясь в предсмертных конвульсиях. Но капитан проигнорировал содрогающийся труп и уставился на голову с полуоткрытым ртом, пролетевшую между прутьями клетки и ударившуюся о стену учебного зала. Она и сейчас смотрела на него мертвыми глазами, подрагивая отвисшей бронзовой челюстью.
— Разве это было необходимо? — спросил Торгал.
Сержант был по пояс обнажен, и его торс демонстрировал географию вздувшихся многослойных мышц, сформированных пластической тектоникой, определяемой его генетическим кодом. Соединенные между собой ребра, равно как и грубая мощь мускулатуры, лишали его большей части признаков принадлежности к человеческому роду. Если в выведенной в лаборатории физиологии Астартес и было нечто привлекательное, эти черты у Торгала отсутствовали. Большую часть его темной кожи покрывали шрамы: ритуальные клейма, татуировки на колхидском языке и узкие полоски, оставленные за долгие годы попавшими в цель клинками.
Аргел Тал опустил свой тренировочный гладиус. Растекшаяся по всей поверхности алая жидкость влажным блеском отразила свет потолочных светильников.
— Я рассеян, — сказал он.
— Я это заметил, мой лорд. И тренировочный сервитор тоже.
— Уже две недели. Две недели мы болтаемся на орбите и ничего не предпринимаем. Две недели продолжается уединение Аврелиана. Я не для этого создан, брат.
Аргел Тал ударил по кнопке механизма, раздвигающего полусферы тренировочной камеры, и вышел наружу. Сердито фыркнув, он бросил на пол окровавленный меч. Клинок скользнул по полу и остался лежать рядом с трупом раба.
— Следующей была моя очередь, — пробормотал Торгал, глядя на обезглавленного сервитора.
Все шесть его бионических рук заканчивались лезвиями, но ни на одном не было и следов крови.
Аргел Тал вытер полотенцем пот с шеи и швырнул его на ближайшую скамью. Он почти не обратил внимания на вспомогательных сервиторов, которые поволокли тело убитого в камеру для сжигания.
— Я разговаривал с Киреной, — сказал он. — Несколько дней назад.
— Да, я слышал. Я и сам собираюсь с ней повидаться. Ты не заметил, что ее общество действует успокаивающе?
— Она видит слишком много.
— Какая ирония.
— Я говорю вполне серьезно, — настаивал капитан. — Она спросила, не злюсь ли я на Императора. И что я должен был на это ответить?
Взгляд Торгала охватил тренировочный зал Седьмой роты. Боевые братья, пришедшие поупражняться, понимали, что настроение капитана оставляет желать лучшего, и потому предпочитали держаться от него на почтительном расстоянии. Деревянные шесты с треском ударяли друг о друга; кулачные бойцы награждали своих противников звучными ударами; силовые щиты приглушали звон сталкивающихся клинков. Затем Торгал снова повернулся к капитану:
— Ты мог бы сказать правду.
Аргел Тал покачал головой:
— Правда оставляет на языке противный привкус. Я не хочу ее произносить.
— Другие произнесут, брат.
— Другие? Такие, как ты?
Торгал пожал обнаженными плечами:
— Я не стыжусь своей злости, Аргел Тал. Мы были обмануты и шли ложной тропой.
Аргел Тал потянулся, расправляя затекшие плечи. Он воспользовался этим моментом, чтобы обдумать ответ. Торгал слыл болтуном, и капитан понимал, что все сказанное им будет известно всей роте, а может, и всему братству Зубчатого Солнца.
— Здесь дело не только в том, ошибается Император или нет. Для нашего легиона вера всегда была главной опорой, и вдруг мы ее лишились. Злость естественна, но это не выход. Я дождусь, пока к нам не выйдет примарх, услышу его мудрые слова и только тогда определю свой путь.
Торгал не смог удержаться от улыбки:
— Послушай, что ты говоришь. Ты уверен, что не хочешь носить крозиус? Я думаю, Эреб не откажется вновь стать твоим наставником. Я не раз слышал, как он говорит Ксафену о своем сожалении.
— Ты коварный искуситель, брат.
Привлекательное лицо капитана омрачилось. Его глаза были синими, как летнее небо Колхиды, а лицо — не изуродованное шрамами, как у многих собратьев, — до сих пор хранило черты того человека, которым он мог бы стать.
— Корабль странствует уже давно, — сказал капитан. — Я сделал свой выбор, а Первый капеллан сделал свой.
— Но…
— Довольно, Торгал. Старые раны тоже могут причинять боль. Нет ли известий о возвращении примарха?
Торгал пристально вгляделся в лицо Аргел Тала, словно отыскивая в его глазах какие-то тайны.
— Нет, я ничего об этом не знаю. А почему ты спрашиваешь?
— Ты и сам знаешь. Ты не слышал, о чем говорят на своих собраниях капелланы?
Торгал покачал головой.
— Они связаны обетами молчания, которые не могут нарушить несколько невинных вопросов. А ты не разговаривал с Ксафеном?
— Не один раз, но и он рассказывает немного. Эреб пользуется вниманием примарха, и он доносит слова Аврелиана до воинов-жрецов. Ксафен обещал, что нас скоро просветят. Уединение примарха продлится недели, а не месяцы.
— Ты в это веришь? — спросил Торгал.
Аргел Тал коротко и мрачно рассмеялся:
— Решить, во что верить, — это для нас самое трудное.
Следующий заслуживающий внимания гость пришел к Кирене, когда она спала. Звук открывающейся двери поднял ее из глубины сновидений, но не разбудил окончательно.
— Уходи, Кейл. Я не голодна.
Она перевернулась и накрыла голову тонкой подушкой. Похоже, что по-монашески скромный образ жизни воинов легиона распространялся и на слуг тоже.
— Кейл? — переспросил глубокий звучный голос.
Кирена сбросила подушку. Под языком собралась отдающая медью слюна, и сердце забилось быстрее.
— Привет, — откликнулась она.
— Кто такой Кейл? — спросил тот же голос.
Кирена села в кровати, ее невидящие глаза инстинктивно, хотя и тщетно, забегали по сторонам.
— Это сервитор, который приносит мне еду.
— Ты дала имя сервитору?
— Так звали уличного торговца с площади Тофет. Его уличили в том, что под видом баранины он продавал собачатину, и за это приговорили к искуплению.
— Понимаю. Вполне логично.
Легкий шорох одежды подсказал ей, что посетитель прошелся по комнате. Несмотря на слепоту, Кирена по движению воздуха определила, что посетитель обладает величественной и массивной фигурой.
— Кто ты? — спросила она.
— Я думал, ты узнаешь меня по голосу. Я Ксафен.
— А-а. Голоса ангелов для меня звучат одинаково, все очень низкие. Здравствуй, капеллан.
— Здравствуй и ты, шул-аша.
Она едва не поморщилась. Даже это уважительное обозначение ее профессии в устах ангелов вызывало ощущение стыда.
— А где Аргел Тал?
Послышалось ворчание, похожее на рык загнанного в угол шакала. Только через несколько секунд Кирена поняла, что так звучал смех Астартес.
— Капитан на собрании командиров легиона.
— А почему ты не с ним?
— Потому что я не командир и у меня свои обязанности. Например, участие в конклаве капелланов братства на борту «Неоскверненной святости».
— Аргел Тал говорил мне об этом.
Улыбка Ксафена затронула и его голос, так что следующие слова прозвучали почти добродушно:
— Вот как? А о чем еще он тебе рассказывал?
— О том, что примарх общается с кем-то по имени Эреб и этот Эреб передает его слова воинам-жрецам.
— Все верно, шул-аша. Мне сказали, что пока нет никаких признаков восстановления твоего зрения. Адепты рассматривают вопрос об аутентической замене.
— Заменить мои глаза? — У нее по коже поползли мурашки. — Я… Я хотела бы подождать, может, они еще исцелятся.
— Решение за тобой. Аугментика таких деликатных органов дело редкое и тонкое. Если ты решишься, придется ждать несколько недель, пока все будет готово для имплантации.
Его беспристрастный тон почему-то нервировал Кирену, а понятные и доброжелательные фразы звучали с обходительностью бьющего по голове молота.
— А почему они занялись этой проблемой? — спросила Кирена.
— Потому что их попросил об этом Аргел Тал. На тот случай, если потребуется помощь ценному члену экипажа, в апотекарионе на борту «Де Профундис» имеется все необходимое для аугментации человека.
— Но я не представляю никакой ценности. — Она сказала так не из жалости к самой себе, просто слова вырвались от смущения. — Я не представляю, чем могу быть полезна легиону.
— Разве?
Ксафен на некоторое время замолчал. Возможно, он осматривал ее безликую комнату. Когда его голос раздался снова, он звучал еще мягче:
— Прости мою небрежность, шул-аша. Я мог бы посещать тебя чаще, но последние дни выдались довольно тяжелыми. Позволь мне пролить свет на твое положение.
— Я рабыня?
— Что? Нет.
— Слуга?
Ангел усмехнулся:
— Дай мне закончить.
— Извини, капеллан.
— На руинах Монархии обнаружено еще несколько потерянных душ, так что ты не единственная уроженка Кхура, которая присоединилась к легиону, когда мы улетали. Но все они оказались в других орденах, и лишь ты попала в братство Зубчатого Солнца. Ты говоришь, что не знаешь, как можешь принести пользу легиону. Но ты уже оказалась нам полезной. Аргел Тал — мой брат, и мне известен ход его мыслей. Он взял тебя с собой как напоминание, как символ прошлого. Ты живое свидетельство величайшего краха нашего легиона.
— Идеальный город не был пристанищем греха. — Она постаралась, чтобы ее слова нельзя было счесть за оскорбление. — Почему вы все время о нем так говорите?
Последовало долгое молчание. Потом глубокий вздох.
— Сам город не содержал в себе греха. Дело в том, что он собой олицетворял. Я уже говорил тебе, что приказал в тот день Бог-Император. У тебя острый ум, девочка. Не задавай вопросов, ответы на которые можешь найти сама. А теперь о твоем желании служить легиону. Скажи, что это для тебя означает?
Она никогда об этом не задумывалась. Это казалось единственно правильным решением после того, как ее привели на корабль. Но была еще и более глубокая причина, необъяснимое желание, которое возникло в бесконечные часы, проведенные в тишине.
— Я обязана легиону жизнью, — сказала Кирена, — и считаю, что это правильное решение. Это было бы справедливо.
— И это все?
Она покачала головой, хоть и не знала, смотрит ли Ксафен в ее сторону.
— Нет. Должна признаться, что чувствую себя очень одинокой и мне скучно.
Ксафен опять усмехнулся:
— Тогда мы решим эту проблему. Скажи, на Кхуре ты была верующей?
Кирена в нерешительности провела языком по пересохшим губам.
— Я слушала проповеди на площадях и ежедневные молитвы, транслируемые по всему городу. Но они не проникали в мою душу. Я верила и знала писание, но все это меня не…
— Не затрагивало.
Кирена кивнула и тяжело вздохнула.
— Да, — призналась она.
А когда тяжелая рука Ксафена опустилась на ее плечо, девушка не смогла удержаться и вздрогнула.
— Мне жаль, — сказала она, — что моя вера не слишком сильна.
— Не жалей. Ты была права, Кирена.
— Я… Что?
— Ты проявила проницательность и силу духа, позволившие усомниться в традиционной вере. Во имя веры человечество за многие столетия достигло небывалых высот. Вера есть топливо для странствия души. Без веры в великие идеи мы несовершенны, лишь единство тела и духа поднимает нас над животными и нелюдями. Но ошибочное поклонение? Почитание недостойного идола? Это грех величайшего невежества. И в этом грехе тебя нельзя обвинить. Гордись этим, женщина.
Подобная похвала из уст ангела наполнила все ее тело теплом, и в ее голосе, впервые после гибели города, прозвучала страсть:
— Как может кто-то почитать недостойного идола?
Снова возникла пауза. Задумчивый вздох, а затем ответ:
— Возможно, люди были обмануты. А возможно, они лицезрели божественность и поклонялись ей, считая достойной поклонения.
— Я не понимаю. — Ее брови в смятении сошлись над невидящими глазами. — Поклоняться можно только божеству, и нет других богов, кроме Императора.
Она услышала еще один вздох Ксафена. Капеллан снова заговорил, и теперь его слова звучали почти вкрадчиво:
— Ты в этом уверена, Кирена?
Глава 7 СОГЛАСИЕ МЕЧИ ИЗ КРАСНОГО ЖЕЛЕЗА КАРФАГЕН
Мир имел два названия, но значение имело только одно из них. Первое было в ходу у местного населения — этому имени было суждено в скором времени затеряться на страницах истории. Второе имя было присвоено завоевателями, и оно должно было сохраниться на века, словно выжженное клеймо, означавшее принадлежность мертвой планеты Империуму.
Шар вращался по орбите с медлительной грацией, напоминавшей о далекой Терре, и его голубовато-зеленая поверхность тоже могла принадлежать младшему собрату самого известного мира. Но океаны Терры высохли до дна за долгие столетия войн и тектонических сдвигов, а океаны Сорок семь — шестнадцать кишели организмами, приспособленными к жизни в соленой воде, и были так глубоки, что могли поразить даже воображение поэта. Возможно, в будущем этот мир был бы востребован, чтобы стать бастионом-метрополией вроде Терры, где земли уже не было видно под дворцами, замками и многолюдными башнями-ульями. Но сейчас его материки были окрашены в зелено-коричневый цвет девственных лесов и серо-белые краски горных хребтов. На континентах точками виднелись города из хрусталя и серебра со шпилями, пронзающими небо и опирающимися на смехотворно хрупкие фундаменты. Города соединялись между собой старинными торговыми путями — пульсирующими венами, по которым вместо крови перемещались грузы.
Таким был Сорок семь — шестнадцать, шестнадцатый мир, который была готова привести к Согласию Сорок седьмая экспедиционная флотилия.
Спустя четыре недели после того, как флотилия Несущих Слово покинула руины Кхура, корабли вошли в эту систему и рыскали вокруг Сорок семь — шестнадцать с угрожающей неторопливостью древних морских разбойников.
Серые боевые корабли восемь часов провели на орбите, не включая двигателей и ничего не предпринимая.
На девятый час все корабли охватило оживление. На капитанском мостике «Фиделитас Лекс», сопровождаемый Эребом и Кор Фаэроном, появился примарх. Оба Астартес вышли в боевом облачении: один в серой броне легиона, второй в грозных доспехах терминатора.
Пикт-трансляция в режиме реального времени передавала изображение на мостики всех остальных кораблей, и за возвращением своего примарха могли наблюдать тысячи и тысячи воинов.
В гранитно-серых блестящих доспехах, лишенных каких-либо украшений, Лоргар выглядел еще более величественно, а его кривая улыбка предвещала какие-то приятные известия, которыми примарху не терпелось поделиться со своими сыновьями.
— Я надеюсь, что вы простите мне столь долгое отсутствие. — Фраза закончилась сдержанным смешком. — И уверен, что вы с пользой провели время — в веселье и размышлениях.
Стоявшие вокруг него Астартес разразились смехом. Кор Фаэрон опустил взгляд ввалившихся глаз и мрачно усмехнулся. И даже Эреб слегка улыбнулся.
— Сыны мои, прошлое осталось в прошлом, и сейчас мы смотрим в будущее. — Серый кулак Лоргара сжимал рукоять крозиуса, непринужденно заброшенного на плечо. — Те воины, которые приписаны к другим экспедиционным флотилиям, вскоре получат возможность туда вернуться, но сначала мы обновим узы братства единого легиона.
Новый вал радостных возгласов пронесся по палубам сотни кораблей.
— Перед вами Сорок семь — шестнадцать. — Задумчивая улыбка Лоргара не исчезла, но выражение меланхолии лишило ее некоторой доли убедительности. — Мир чрезвычайной красоты.
Свободной рукой он провел по короткой каштановой бородке, еще почти щетине.
— Я не верю, что люди этого мира безнадежно заражены скверной, но, как мы все недавно видели, мои суждения подвергаются критике.
Снова смех. Кор Фаэрон и Эреб переглянулись, и их усмешки потонули в веселье легиона. Такое легкомыслие могло быть вызвано только желанием избавиться от воспоминаний об отвратительном унижении, и оба воина это прекрасно понимали.
— Все вы ознакомились с планом боевых действий, — продолжал примарх. — Первый капеллан и Первый капитан доложили мне, что лидеры орденов встречались сегодня утром, чтобы обсудить поставленные задачи и зоны высадки, так что я не стану тратить на это ваше драгоценное время. — Его сдержанная улыбка еще держалась на лице, но радости в ней не осталось. — Император пожелал, чтобы завоевания Семнадцатого легиона проводились более энергично. Если мир не удается быстро привести к Согласию, значит, он должен быть очищен до самого основания. Вот этим мы и займемся.
Эреб поднял крозиус, и в тот же миг между когтями перчаток Кор Фаэрона проскочила молния.
— Сыны мои, — улыбка повелителя легиона исчезла так быстро, словно ее и не было вовсе, — простите меня за слова, которые мне повелевает произнести долг.
Лоргар вскинул черную железную булаву и показал на планету, медленно вращающуюся на обзорном экране. На глазах легиона сильнейшие бури закружились по поверхности в медленном метеорологическом балете — флотилия перешла на низкую орбиту и нарушила движение потоков в слоях атмосферы.
— Несущие Слово, — сказал примарх, — убейте всех мужчин, женщин и детей этого погрязшего в ереси мира.
Кирена ждала, пока не поняла, что Аргел Тал не собирается продолжать рассказ. Только тогда она заговорила сама.
— И что дальше? — спросила она. — Вы так и сделали?
— Разве ты не почувствовала, как задрожал корабль, когда начался обстрел?
Капитан прошелся по комнате, и Кирене стало любопытно, шагает ли он просто так, чтобы отвлечься, или рассматривает те немногие личные вещи, которые у нее имелись.
— Я ни за что не поверю, что ты проспала все двенадцать часов, пока продолжалась орбитальная бомбардировка.
Кирена вообще не спала. Когда два дня назад взвыли сирены и комната содрогнулась, она поняла, что происходит. Боевые корабли Несущих Слово начали вторжение с артиллерийского обстрела, длившегося целый день. Иногда, когда мириады механических процессов совпадали по времени, главные батареи флагмана извергали зажигательные снаряды единым залпом. После этого у нее в ушах в течение полуминуты гремел гром, и это было мучительно: она стала не только слепой, но и глухой. Кирена, оказавшись в плену собственного воображения, падала на свою неудобную кровать и молилась, чтобы не ощутить на лице прикосновения незнакомых пальцев.
— Я не это имела в виду, — сказала она. — После обстрела с небес вы спускались на поверхность?
— Да. Мы высадились поблизости от единственного уцелевшего города. Его следовало уничтожить с земли, поскольку корабельные орудия были не в состоянии пробить оборонительный барьер.
— И вы… уничтожили целый мир за один день?
— Мы Легио Астартес, Кирена. Мы исполняем свой долг.
— Сколько же людей погибло?
Аргел Тал видел сводки авгуров. Они полагали, что в тот день было принесено в жертву около двухсот миллионов душ.
— Погибли все, — сказал капитан. — Все люди, обитавшие в этом мире.
— Я не понимаю, — сказала она, прикрыв невидящие глаза. — Все люди. Почему они должны были умереть?
— Некоторые культуры не желают меняться, Кирена. Если цивилизация основана на неверных принципах, бесполезно надеяться на спасение. Пусть лучше они сгорят, чем живут в нечестивости.
— Но почему они должны умереть? Какие грехи они совершили?
— Потому что так повелел Император. Все остальное не имеет значения. Эти люди отвергли наши предложения о мире, посмеялись над нашим намерением ввести их в состав Империума и открыто продемонстрировали тяжкий грех невежества, создав целые группы из искусственных структур. Производство фальшивой жизни, имитирующей человеческую, — это осквернение нашего рода, и такое нельзя оставлять безнаказанным.
— Но почему?
Эти два слова в последние дни стали для Кирены почти мантрой.
Аргел Тал вздохнул:
— Тебе известна старая пословица: «Суди человека по его вопросам, а не по ответам»?
— Я ее слышала. Нечто подобное говорили и на Кхуре.
— В той или иной форме она в ходу по всей Вселенной. Это древнее изречение с Терры. А есть и колхидский эквивалент: «Благословен разум, в котором нет места сомнениям».
— Но почему? — повторила Кирена.
Аргел Тал удержался, чтобы не вздохнуть снова. Ему было трудно: девушка невероятно наивна, а он не может считать себя учителем. Но просвещение должно с чего-то начинаться. Если утаивать истину, ничего хорошего не получится.
— Ответ надо искать среди звезд, Кирена. Наша раса молода, и мы разбросаны по множеству миров. Пространство между звездами таит в себе бесчисленные опасности: тысячи видов враждебных ксеносов, ведущих хищный образ жизни. Те, которые не нападают сразу, чтобы сожрать или просто уничтожить, представляют опасность по другим причинам. Их древние цивилизации пришли в упадок или из-за слабости и неспособности стабилизировать рост, или же из-за пренебрежительного высокомерия в отношении технологий, что тоже нередко приводит к гибели. Эти расы ничему не могут нас научить, и история вскоре сбросит их со счетов. И как же нам поступить: оставить колонии людей на потребу хищным чужакам или присоединить бесценные миры к Империуму и тем самым сделать его еще сильнее? Можно ли позволить людям и дальше прозябать в невежестве, когда они рискуют причинить вред себе — и нам, — или сокрушить их, пока еретическая угроза не стала слишком сильной?
— Но…
— Нет, — холодным, словно камень, тоном прервал ее Аргел Тал. — На этот раз не может быть никаких «но». «Империум прав в силу своего могущества». Так говорят итераторы, так записано в Слове, значит, так оно и есть. Мы добились успеха там, где любые другие расы потерпели неудачу. Мы возвышаемся над всеми ксеносами. Мы сокрушаем любые солнечные системы и одиночные миры, которые отказываются от благословенного союза. Какие еще доказательства нужны, чтобы убедиться, что мы, и только мы идем верным путем?
Кирена долго молчала, покусывая нижнюю губу.
— Это… Это разумно.
— Конечно. Ведь это истина.
— Значит, они все убиты. Население целого мира. Не мог бы ты рассказать мне, как выглядел их последний город?
— Расскажу, если хочешь.
Аргел Тал окинул девушку долгим взглядом. За прошедшие четыре недели ей стало гораздо лучше, и теперь Кирена была одета в серое бесформенное одеяние слуги легиона. Когда он впервые увидел ее в этой одежде, женщина спросила, какого она цвета. «Серая», — ответил он. «Хорошо». Она улыбнулась, но ничего не стала объяснять.
Сейчас Аргел Тал всматривался в ее лицо. Девушка вперила в него слепой взгляд, не испытывая ни смущения, ни сомнений.
— Почему тебя интересует этот город? — спросил он.
— Я помню Монархию, — сказала Кирена. — И было бы хорошо, чтобы и этот город кто-то запомнил.
— Вряд ли я его забуду. Высокие шпили из стекла и воины из движущегося хрусталя. Приведение к Согласию было не долгим, но отнюдь не легким.
— А Ксафен был с тобой? Он очень добр ко мне. Он мне нравится.
— Да, — ответил Аргел Тал. — Ксафен был со мной. Он первым из Седьмой роты увидел кощунство врага, когда пал оборонительный щит.
— Ты мне расскажешь, как это было?
— Капитан, — окликнул его по воксу Ксафен. — Ты себе представить не можешь, что я вижу.
Аргел Тал в сопровождении штурмового отделения Торгала продвигался по развалинам. Его боевые братья, закованные в серую броню, шагали по улицам, хрустя осколками рухнувших стеклянных зданий. Бездействующие цепные мечи тихонько гудели в руках воинов, но на каждом зубчатом лезвии уже виднелись следы крови.
— Это Аргел Тал, — отозвался капитан. — Мы находимся к западу от вас, никакого достойного упоминания сопротивления не встретили. Доложите обстановку.
— Искусственные существа. — Голос Ксафена искажали помехи, но его отвращения они скрыть не могли. — Они используют искусственных существ.
Аргел Тал повернул на восток, где город из стекла и черного с прожилками камня уже начинал рушиться и разваливаться. Вдоль дорог, ведущих к центру города, беспрепятственно распространялось пламя — верный признак наступления легиона.
— Штурмовое отделение Торгала, приготовиться к атаке, — передал он по воксу. — Несущие Слово, за мной!
Громоздкие двигатели прыжкового ранца за спиной гортанно взревели и подняли Аргел Тала высоко над землей.
Датчик высоты на дисплее шлема замигал, быстро меняя обновляемые голубоватые цифры. Внизу проплывали невысокие башенки из витого стекла и петляющие улицы. Местная культура создала архитектуру, которая исполняла собственный танец. Капитан не мог даже определить, что перед ним — произведения искусства или продукт рационального подхода. Но город из закаленного чужеродного стекла… Дороги, вымощенные черным камнем…
Он был по-своему красив. Безумие часто обладает особой привлекательностью.
— Я тебя вижу, — передал он по воксу Ксафену.
Внизу под ним отряды Несущих Слово продвигались сквозь развалины разгромленного городского квартала, и воинам в серой броне противостояла какая-то серебристая гадость, изрыгающая потоки разрушительной энергии. Рецепторы шлема уловили его недоумение и увеличили изображение вражеских воинов.
Аргел Тал не мог поверить своим глазам.
— Вниз, — скомандовал он отделению Торгала.
Вокс-канал затрещал от подтверждающих сигналов. Аргел Тал инстинктивным мысленным импульсом отключил двигатели, и светящаяся колхидская руна на дисплее его визора сменила цвет с красного на белый. Основные ускорители прыжкового ранца завибрировали и отключились. Затем сопла выпустили струи дыма, свидетельствуя о том, что вспомогательные двигатели активировались, чтобы погасить скорость спуска до не представляющей опасности для жизни.
Приземление получилось жестким. Удар керамитовых подошв расколол мостовую, и по камню разбежалась паутина трещин. В реве двигателей и с громким треском рядом с ним опустились на землю остальные воины отделения.
— Высокие звезды! — воскликнул Торгал, обводя руины своим гудящим цепным мечом. — Теперь я понимаю, о чем говорил капеллан.
По проходу между полуразрушенными стеклянными стенами к ним на трех паучьих ногах приближалось одно из искусственных существ противника. Все его конечности имели множество суставов и оканчивались острыми лезвиями, вонзавшимися в землю при каждом шаге. Туловище вполне можно было бы назвать человекоподобным, если бы оно не состояло целиком из подвижного стекла. Под прозрачной кожей виднелись электрические цепи, заменявшие вены, и металлический остов скелета.
— Это наверняка какое-то украшение, — сказал Торгал, глядя на приближающееся существо, плавно скользившее на ногах-лезвиях. — То есть… Только посмотрите на них!
— Ты зря тратишь свое время, — ответил Ксафен. — Прячься в укрытие, пока оно снова не выстрелило.
Аргел Тал пробежал до ближайшей стеклянной стены, где уже притаились бойцы Ксафена. Их было видно со всех сторон, но стена все же представляла какую-то защиту.
— Оно еще и стреляет? — удивился Аргел Тал. — Ты уверен, что это не движущаяся статуя и что мы не собираемся атаковать произведение местного искусства?
— Оно стреляет, — удивился Ксафен. — И не желает умирать. Посмотри сам. Отделение Малнора, огонь!
Из находящейся чуть впереди воронки с привычной синхронностью поднялись Несущие Слово и открыли стрельбу из болт-пистолетов. Снаряды забарабанили по корпусу стеклянного создания, покачнули его, но не причинили никакого видимого ущерба. В каждой точке, где болт достигал цели, вспыхивал электрический разряд, и снаряд детонировал, ограничивая воздействие минимальным кинетическим толчком.
— Прекратить огонь и отступить, — приказал Ксафен.
— Этот приказ уже начинает мне надоедать, сэр, — хрипло буркнул Малнор, но стрельба стихла.
Искусственное существо немедленно восстановило равновесие и повернулось в ту сторону, где скрывались воины отделения Малнора. Энергетические цепи, заменявшие ему внутренности, вспыхнули злобным сиянием, и из открытой пасти вырвалась ослепительная молния, заплясавшая на краю воронки и оплавившая черные камни.
— Оно сделано из непробиваемого стекла, — передал по воксу Торгал, — и плюется электрическими разрядами. Примарх не напрасно приказал истребить этот народ. Эти люди не просто еретики — они облекают свое безумие в физическую форму.
Аргел Тал прослушал вокс-донесения от других подразделений и тихо выругался — воины сталкивались с подобными существами по всему городу. Преодолев оборонительный щит столицы, он рассчитывал быстро справиться с задачей. Руководство планеты должно быть уже мертво. Проклятие, почему не прекращается сопротивление?
— Отделение Торгала, подняться на верхние позиции.
— Как прикажешь, капитан, — послышались ответы воинов.
Громоздкие прыжковые ранцы снова активировались, и воздух задрожал от жара двигателей. Вокруг них разнесся сильный запах горящего топлива.
Аргел Тал, словно брошенное копье, взмыл вверх и приземлился на балконе, нависавшем над улицей. Остальные воины отделения Торгала последовали его примеру и разместились по краю ближайших крыш. Как будто серые горгульи, наблюдающие за идущим внизу боем.
— Сколько таких созданий вам удалось уничтожить? — спросил Аргел Тал.
— Трех, но двух из них подбил «Поборник» из Огненного Шторма.
Ксафен говорил о танковом батальоне братства Зубчатого Солнца.
— Только не говори мне, что танк при этом был уничтожен.
Вместо Ксафена ему ответил Малнор:
— Я тебе этого не скажу, капитан. Но его больше нет.
Аргел Тал посмотрел, как искусственное создание приближается на многосуставчатых ногах, балансируя на неровной поверхности с нечеловеческой ловкостью. Визор шлема на мгновение помутнел от искажений, а затем приблизил изображение. Весь корпус существа пронизывали серебристые вены, пульсирующие энергией. Кожа двигалась, словно жидкое стекло, но болты отскакивали от нее, причиняя не больше вреда, чем дождевые капли.
— Ты сказал, что уничтожено три этих создания, а танк успел убить только двух.
— Третьего я убил своим крозиусом, — пояснил Ксафен. — Похоже, что существо уязвимо для силового оружия.
— Понятно. Этого оставь нам. — Аргел Тал переключил визор. — Отделение Торгала, приготовиться. Ответим огнем на огонь.
— Как прикажешь, капитан, — снова раздался хор голосов.
Аргел Тал обнажил оба меча. Под каждым лезвием из красного железа в эфесе слоновой кости был скрыт силовой генератор. Пальцы привычно легли на триггеры, расположенные вдоль обтянутой кожей рукоятки, и клинки с негромким гудением ожили, окутавшись зигзагообразными разрядами.
— За примарха!
Оглушительный призыв, прокатившись по всей улице, привлек внимание машины. Ничего не выражающее лицо поднялось вверх. На том месте, где у человека располагался рот, от нарастающего жара раскалилось стекло.
Аргел Тал сделал два стремительных шага; от первого задрожал балкон, а вторым он оттолкнулся от перил, разбив их вдребезги, и взвился в воздух. Двигатели за его спиной взревели, выбрасывая струи дыма и огня. За парными клинками потянулся шлейф искр.
— Аврелиан! — Воины отделения Торгала с криками покинули свои позиции вслед за капитаном и понеслись вниз, завывая двигателями прыжковых ранцев. — Аврелиан!
Аргел Тал возглавил атаку, уклоняясь от огненной дуги, выброшенной искусственным существом. Секундой позже он приземлился на спину машины, развернулся и нанес удар бронированной ногой по стеклянной голове. Сверкнул фонтан блестящих осколков, и голова дернулась назад. Через мгновение последовал удар обоими мечами, и лезвия врезались в стеклянное лицо. Град осколков стал гуще.
Сержант Торгал прыгнул сзади на плечи робота, и его цепной меч заскрежетал и завизжал по поверхности стекла. Послышался одиночный выстрел из болтера, но снаряд отлетел в сторону и взорвался в воздухе, не причинив ни малейшего ущерба.
Напряженное рычание, вылетавшее из динамиков шлема птичьими криками, сопровождало приземление остальных воинов отделения, и вскоре все Астартес поддержали атаку своими мечами. Они набрасывались волнами, взлетали вверх, уступая место собратьям, а затем снижались для очередной серии ударов. Искусственное существо содрогалось под их мощным натиском, не имея возможности отразить нападения всех противников сразу.
Аргел Тал спикировал в третий раз и свел клинки вплотную, так что силовые поля, соприкоснувшись, зашипели и стали разбрасывать искры. В этом выпаде он нанес колющий удар обоими мечами в стеклянное горло, и по щитку шлема снова застучали сверкающие осколки.
Машина умерла мгновенно. Серебристые вены почернели, и корпус, не удержавшись на подогнувшихся конечностях, рухнул на землю.
Воины штурмового отделения Торгала неторопливо приземлились вокруг своего капитана. Они ослабили хватку на рукоятках цепных мечей, и гул оружия постепенно затих. Двигатели, остывая, выбрасывали последние струи выхлопных газов.
Ксафен и Малнор с болтерами наперевес вывели свое отделение из развалин.
— Отличная работа, — произнес капеллан. — Двигайся вперед, если хочешь, брат. Мы расчистим дорогу к центру города. Не ждите нас.
Аргел Тал кивнул, все еще не успев привыкнуть к изменениям в броне Ксафена. Доспех капеллана стал черным — потемнел в память о пепле Монархии, недавно покрывавшем доспехи каждого воина. Аргел Тал ничего не сказал, когда впервые столкнулся с этим нововведением, но при виде его все еще испытывал раздражение. Некоторые неприятности лучше побыстрее забыть.
Из шипящего вокс-приемника прорвался новый искаженный помехами голос:
— Капитан, это Даготал.
Аргел Тал взглянул на шпили в самом центре города. Там что-то было — какое-то скрытое устройство, которое вносило неразбериху в работу связи.
— Я слушаю, Даготал.
— Прошу разрешения вызвать Карфаген.
Ксафен и Малнор переглянулись, хотя под щитками шлемов выражения лиц разобрать было невозможно. Торгал нажал на триггер цепного меча, и зубья несколько секунд яростно перемалывали воздух.
— Подробнее, Даготал.
— Это искусственные существа, сэр. У них есть свой король.
Отделение Даготала двигалось по улицам, не опускаясь на землю и не переставая вести наблюдение. Для моторизованного отряда Седьмой роты, проникавшего во вражеский город далеко впереди основных сил капитана, это было делом привычным.
Но в данном случае противник преподнес несколько неприятных сюрпризов. Армия искусственных существ, наводнившая обреченный город, оказывала яростное сопротивление — и это еще до того, как передовые отряды Несущих Слово столкнулись с Обсидианами.
Даготал одним из первых засек такое создание. Он наклонился вперед в седле и переключил визор шлема на максимальное приближение, чтобы рассмотреть величественно вышагивающее по улице черное сооружение.
— Кровь Уризена! — воскликнул он.
Это существо достигало второго этажа — машина на шести конечностях с корпусом не из прозрачного стекла, а из непроницаемо-черного.
Он немедленно доложил о своей находке капитану, а воины отделения тем временем открыли огонь. Установленные на каждом байке болтеры выдали оглушительные очереди. Но шестиногий робот даже не соизволил обратить на них внимания. Несмотря на значительный вес, машина двигалась, не вонзая в землю клинки на ногах.
— Отступаем, — приказал Даготал своим братьям.
И они отступили, и отступили быстро.
Серые байки зарычали, поворачивая под самыми невероятными углами, покрышки с визгом цеплялись за гладкие камни. Мчавшийся впереди Корус вильнул и резко затормозил.
— Осторожнее, — предостерег его Даготал.
— Тебе легко говорить, сержант, — огрызнулся Корус.
Даготал сновал между байками своих братьев, легко их обгоняя. Его гравицикл парил в двух метрах над дорогой и устремлялся вперед под вой двигателя при малейшем нажатии на акселератор. Реактивный байк работал намного чище, чем его кузены — наземные мотоциклы остальных воинов отделения Даготала.
Несущий Слово наклонился вправо, проходя очередной невероятный поворот извилистой улицы стеклянного города. Он притормозил — едва заметно, только чтобы его братья не отставали. Впереди между двумя шпилями вдруг показался еще один огромный шестиногий робот, и его безликий черный череп уже окутался ореолом молний.
— Еще один Обсидиан, — доложил по воксу Даготал, пользуясь услышанным в других донесениях Несущих Слово обозначением противника.
— Нас зажимают в клещи, — заметил подъехавший Корус. — Будем атаковать?
— Зачем? Только напрасно потратим снаряды.
Даготал нажал на акселератор, его двигатель взвыл громче, и руки ощутили знакомую тягу.
— За мной.
Он качнулся влево, сворачивая на боковую улицу.
— Мы не можем без конца убегать, — проворчал Корус. — Если так будет продолжаться, у нас кончится горючее.
Разведчики Даготала скрылись за ближайшим углом, и тогда он в гудении своего байка тоже услышал нетерпение. Корус прав: двигатели требуют топлива, а оно подходит к концу после долгих часов игры в кошки-мышки на улицах города, пока отделение занималось разведкой для главных сил братства Зубчатого Солнца.
— Мы не убегаем, — произнес он.
Улица внезапно потемнела, и воздух наполнился ревом мощных двигателей. Затмившее солнце судно несло на корпусе изображение бионического черепа — символа жрецов Марса.
На лице Даготала под щитком шлема появилась улыбка.
— Мы просто ищем место, где мог бы приземлиться Карфаген.
Из-под красного капюшона на горящий город взглянули три зеленых глаза-линзы. Все три зрительных рецептора постоянно вращались и меняли фокусировку, обеспечивая невероятную четкость и широту обзора, недоступные зрению человека.
— Обработка, — произнес обладатель этих линз. А затем, через несколько секунд молчания, во время которого линзы не переставали двигаться, добавил тем же самым тоном: — Информация получена.
Разведчики Даготала тем временем воспользовались случаем дозаправить свои машины, и каждый Астартес залил в бак по канистре прометия, извлеченного из грузового отсека спускаемого модуля Механикум.
Даготал остался в седле гравицикла, его гравитационные подвески, не подвергаясь нагрузке, почти затихли.
— Два Обсидиана, — сказал он трехглазому человеку. — Направляются сюда. — Вокс-приемник раскалился от рапортов отступающих отделений, требований помощи Карфагенской когорты и танкового батальона. — Эти искусственные существа очень опасны, Кси-Ню.
— Я проинформирован, сержант Даготал.
Кси-Ню-73 был худым как палка и лишь отдаленно напоминал человека. Полы его красного одеяния хлопали на горячем ветру, открывая аугментированное тело из матового металла, опутанное силовыми кабелями. Его руки, поднятые сейчас, чтобы снять капюшон, представляли собой скелет, собранный из формованных пластин брони с бронзовыми кистями и множеством тонких пальцев. Лицо, если его можно так назвать, только что появившееся из-под капюшона, представляло собой переплетение тонких проводов над с шумом втягивающей воздух дыхательной маской и не имело никаких отличительных черт, кроме зеленых глаз-линз, образующих равносторонний треугольник.
Приблизительно столетие назад Кси-Ню-73 был человеком и в этом состоянии ограниченной хрупкости провел около двух десятилетий. Подобно остальным механикумам Марса, он был вынужден все эти годы мириться с оболочкой из теплой плоти и жидкой крови, пока не приобрел достаточно опыта, чтобы себя облагородить.
С тех пор он значительно улучшил свой организм.
Техножрец стоял перед трапом и наблюдал за выходом нескольких высоких и массивных созданий. Каждое из них было облачено в прочную броню, покрытую грубыми мазками алой краски. Механические сооружения высотой почти пять метров даже не пытались имитировать движения людей. Две первые машины, уже спустившиеся по трапу, были неуклюжими на вид «Крестоносцами», и их снабженные лезвиями конечности неловко раскачивались при каждом движении плечевого яруса. Вдоль каждого из лезвий тянулись мощные кабели, соединяющие оружие с силовым генератором, расположенным в корпусе машины.
— Сангвин, — произнес первый робот лязгающим металлическим голосом, — готов.
— Ализарин, — вторил ему другой, — готов.
Следующая машина, ступившая на трап, была по меньшей мере вдвое шире предыдущих, и рядом с долговязыми «Крестоносцами» казалась грузной, верхние конечности ее были отлиты в форме осадных молотов. От нее еще сильнее пахло промасленным металлом и смазкой. Из-за покатой массивной брони этот робот казался сутулым и двигался с еще меньшей грацией, чем остальные.
— Вермиллион, — протянул он, с лязгом останавливаясь рядом с «Крестоносцами», — готов.
Глаза-линзы Кси-Ню-73 повернулись в сторону последней машины, выкатившейся из грузового отсека. Этот робот, казалось, был компромиссным вариантом своих собратьев, фигурой и походкой сильно смахивал на человека, точно так же был закрыт броней, а вместо рук имел мощные орудия. Третья пушка поднималась над его плечом, а ленты со снарядами спускались вдоль спины, и бронзовые оболочки звенели при каждом шаге. Даготал знал каждого из подопечных Кси-Ню и уже двенадцать лет сражался плечом к плечу с ними. Эта последняя машина принадлежала к классу «Завоеватель» и была главной ударной силой в группе. Плечо робота покрывал штандарт легиона, а на броне были выгравированы колхидские руны.
Несколько Несущих Слово приветствовали последнего механического воина салютом. Он никак на это не отреагировал.
— Инкарнадин, — абсолютно безучастным голосом объявил «Завоеватель», — готов.
Кси-Ню-73 повернулся к Несущим Слово и мгновенно перенастроил свои линзы.
— Приветствую, сержант. Девятая манипула Карфагенской когорты ожидает твоих приказов.
Аргел Тал приземлился и сразу пустился бегом, не дожидаясь, пока стихнут двигатели ранца. Оба меча остались в ножнах, а искусно украшенный болтер в его руках непрерывно дергался, извергая снаряды. Вместе с несколькими воинами своего отделения он укрылся на нижнем уровне стеклянной башни и вел огонь через витражные окна. Неизвестно, что было изображено на цветных стеклах: Несущие Слово разнесли витражи, чтобы обеспечить линию огня.
Стоящий снаружи Обсидиан возвышался над всеми Астартес и щедро поливал дорогу потоками электричества, вырывавшегося из безликого черепа. Аргел Тал перезарядил болтер и, вставляя в магазин свежую обойму, мельком глянул в осколок у своего ботинка — в стекле отразилась фигура в золоченой броне.
Отделение Даготала оказывало сопротивление, скрываясь под ногами огромной машины, петляя и уворачиваясь, чтобы не попасть под струи смертельного огня. Болтерные снаряды, летевшие с той стороны, где укрылись люди Торгала, впивались в механические соединения робота, но все эти усилия лишь раздражали противника.
— Кси-Ню-73, — передал по воксу Аргел Тал, — мы на позиции. Поторопись.
— Принято, Седьмой капитан.
Они вышли из переулка за спиной искусственного существа. Сангвин и Ализарин, пошатываясь, словно нищие попрошайки, выскочили вперед, представляя удивительный контраст по сравнению с текучей грацией вражеской машины. Оба «Крестоносца» открыли огонь из наплечных лазерных орудий, и на поверхности Обсидиана появились свежие шрамы — потеки расплавленного стекла на черном фоне. Затем пришли в действие и их руки-лезвия: механические приводы направили размашистые выпады на опоры конструкции.
Обсидиан быстро отреагировал на новую угрозу и развернулся лицом к боевым машинам Механикум. Он тотчас оказался под шквальным огнем: тяжелые наплечные болтеры мощными разрывными снарядами выбивали осколки из лица и корпуса машины. Инкарнадин, величественный по сравнению с собратьями, отслеживал каждое движение вражеской машины. Он ни на секунду не прекращал стрельбы, и ни один снаряд не проходил мимо цели. Роботам Механикум быстро удалось лишить равновесия огромную конструкцию, и следующий залп Обсидиана пропал зря, устремившись в небо.
«Катафракт» Вермиллион, массивный, словно дредноут Астартес, обладал еще более мощными двигателями. Приземистая и неуклюжая на вид машина быстро приблизилась к противнику, пока Обсидиан пытался выровняться на оставшихся четырех конечностях. Осадные молоты взметнулись вверх и с оглушительным звоном обрушились на стеклянное сооружение чужаков. Из четырех ног осталось три, и конструкция рухнула наземь.
— Прикончим его, — скомандовал по воксу Аргел Тал.
Его прыжковый ранец снова ожил, и двигатели отозвались мощным ревом.
— Как прикажешь, — услышал он ответ своих товарищей.
Мечи стремительно и плавно покинули ножны, короткий рывок ускорителей мгновенно поднял Аргел Тала вверх. Обсидиан, даже поверженный, не собирался уступать. Несущие Слово, подлетевшие к его спине, предпочитали не опускаться на могучую конструкцию, а держались в воздухе. Мечи стучали и скрежетали по корпусу машины, но только силовые клинки Аргел Тала наносили противнику хоть сколько-нибудь заметный урон, разбрызгивая во все стороны осколки темного стекла.
Обсидиан, уже на пороге гибели, все еще полз, протягивая хватательную конечность к ближайшему противнику. Инкарнадин отступил назад, прицелился из автопушки в вытянутую руку и одним залпом отделил пальцы от кисти. Кси-Ню, стоя позади имперской боевой машины, с неослабевающим вниманием наблюдал за боем и время от времени подкручивал диски приборов на своем нагруднике. Зачем он это делал, никто из Несущих Слово так и не смог узнать, несмотря на десятилетие, проведенное в общих сражениях.
Когда Обсидиан наконец окончательно затих, Аргел Тал и Даготал подошли к техножрецу. Поверженная конструкция приобрела сходство с подтаявшей ледяной статуей, так сильно был поврежден ее корпус тысячами болтов, ударами мечей и лучами лазеров. Под ногами обоих Астартес хрустели осколки темного стекла, усыпавшие всю улицу.
— Приветствую, капитан, — произнес Кси-Ню-73. — Девятая манипула Карфагенской когорты ждет твоих приказов.
Кирена, положив руку на предплечье Аргел Тала, прервала повествование:
— Вы и сами использовали разумные машины?
Он ожидал этого вопроса.
— Легио Кибернетика — это драгоценная грань Механикум. Боевые машины Легио Титаникус выручают Великий Крестовый Поход в самых тяжелых ситуациях, но и Кибернетика для благородных легионов Астартес играет не менее важную роль. Их разумные машины представляют собой робототехнические оболочки, в которых живет дух машин. Техножрецы Кибернетики создают органо-синтетические разумы из биологических компонентов.
Кирена потянулась за стаканом с водой, стоящим на прикроватном столике. Ее пальцы скользнули по металлической поверхности, потом наткнулись на стакан и только тогда обхватили его. Она мелкими глотками прихлебывала воду и, казалось, не имела никакого желания говорить.
— Ты не видишь разницы, — произнес Аргел Тал не вопросительным, а утвердительным тоном.
Она опустила стакан и обратила на него незрячий взор.
— А она есть?
— Только не задавай этого вопроса Кси-Ню-73, если вам вдруг доведется встретиться. Он будет так оскорблен, что, того и гляди, убьет тебя, а я так рассержусь, что в ответ убью его. Достаточно сказать, что разница в сознании. Органический разум, даже если он синтетический, все равно связан с превосходством человеческой расы. В искусственном разуме этого нет. Многие цивилизации усваивают эту истину только в тот момент, когда подчиненные им машины начинают бунтовать, как наверняка взбунтовались бы Обсидианы против людей Сорок семь — шестнадцать.
— Ты всегда говоришь, что мы превосходим всех остальных. Я имею в виду людей.
— Так написано в Слове.
— Но Слово со временем меняется. Ксафен говорит, что оно меняется даже сейчас. Неужели люди действительно совершенны?
— Мы покоряем Галактику, верно? Разве это не свидетельствует о нашей чистоте и предназначении?
— Другие расы покоряли ее до нас. — Она сделала еще глоток нагревшейся воды. — Возможно, мы совершим ошибку, и тогда покорять Галактику будет кто-то другой. — Потом она улыбнулась и убрала с лица упавшую прядь волос. — Ты так уверен во всем, что делаешь. Я тебе завидую.
— Разве ты не была уверена в своем жизненном пути, живя в Монархии?
Она склонила голову, и в ее позе Аргел Тал заметил некоторую напряженность — пальцы босых ног были слегка подогнуты, руки легонько перебирали ткань серого одеяния.
— Я не хочу об этом говорить, — произнесла она. — Мне просто стало интересно, как ты можешь жить, не испытывая ни сомнений, ни сожалений.
Астартес не сразу нашелся, что ответить.
— Это не уверенность. Это… долг. Я живу согласно Слову. То, что записано, должно свершиться, иначе вся наша жизнь окажется напрасной.
— Для меня это равносильно великой жертве. Судьба превратила тебя в оружие. — Улыбка Кирены выражала нечто среднее между восхищением и печалью. — Что-то подобное в своих предрассветных молитвах говорили проповедники идеального города. «Идите единственно верным путем, ибо все остальные ведут к гибели».
— Это цитата из Слова, — сказал Аргел Тал. — Часть мудрости примарха, оставленная нам, чтобы направлять ваш народ.
Она подняла руку, словно отмахиваясь от его склонности к деталям.
— Знаю, знаю. Ты расскажешь мне конец истории? Я хочу больше узнать о городе. А примарх тоже сражался рядом с вами?
Капитан набрал полную грудь воздуха. Мысли девушки стремительно перескакивают с одной темы на другую.
— Нет. Но мы увидели его на рассвете. А до этого встретились с Аквилоном.
— Расскажи, как это произошло. — Она легла, положив голову на скрещенные руки. Неизвестно зачем, но она все время держала глаза открытыми. — Я не сплю. Продолжай, пожалуйста. Кто такой Аквилон?
— Его титул «Оккули Император», — ответил Аргел Тал. — «Очи Императора». Мы встретились перед закатом, когда горел уже почти весь город.
Глава 8 КАК ДОМА ЗОЛОТЫЕ, НЕ СЕРЫЕ В СЕРДЦЕ ПАВШЕГО ГОРОДА
На руины города опустился сумрак. Аргел Тал в изрядно потрепанных доспехах стоял и смотрел, как янтарный диск опускается за горизонт. Этот великолепный закат навел его на размышления о Колхиде, о доме, о мире, которого он не видел уже почти семь десятилетий. В его памяти, почти эйдетической, собрались картины закатов двадцати девяти миров. Сегодняшний был тридцатым, и он был почти так же прекрасен, как первый.
Небо, возвещая о скором наступлении ночи, из голубого становилось фиолетовым.
— Капеллан! — крикнул он. — Ко мне.
Ксафен оставил производивших перегруппировку Несущих Слово и прошел в другой конец улицы, где стоял капитан.
— Брат, — приветствовал он Аргел Тала. Капеллан снял шлем и наблюдал заход солнца невооруженным взглядом. — В чем дело?
Аргел Тал кивнул на темнеющие небеса:
— Напоминает мне о доме.
Негромкое гудение сочленений доспехов подсказало ему, что Ксафен пошевелился. Возможно, пожал плечами.
— А где Торгал и его штурмовое отделение?
— Ведут разведку в окрестностях шпилей, — сказал капитан. — Я буду рад, когда мы приведем этот мир к Согласию, Ксафен. Несмотря на то что нам всем необходимо было увидеть сражение, это бесполезная война.
— Как скажешь, брат. Так что ты хотел?
Аргел Тал по-прежнему не смотрел ему в глаза.
— Ответов, — сказал он. — До того, как мы вернемся на орбиту. Примарх не показывается уже целый месяц, а воины-жрецы молчат после своих собраний. Что происходит на встречах тех, кто носит черное?
Ксафен, уже отворачиваясь, сердито фыркнул:
— Сейчас не время. Нам надо еще привести этот мир к Согласию.
— Не уходи, капеллан.
Их взгляды скрестились — раскосые линзы капитана и прищуренные глаза капеллана.
— Что случилось? — спросил Ксафен. — Почему ты так рассеян?
Его голос, сохраняя твердость, зазвучал умиротворяюще. Аргел Тал хорошо знал этот тон. Так Ксафен разговаривал с воинами, которые поверяли ему свои сомнения. По непонятной причине такая манера говорить сильно раздражала Аргел Тала.
Капитан кончиком меча показал в конец улицы, где два отделения помогали своим раненым. Большую часть дороги занимали труп еще одного Обсидиана и байки Даготала, проходившие ремонт под присмотром Кси-Ню-73.
— Мы все слепы, — сказал капитан. — Все, кроме тебя. Мы сражаемся, получив приказ, и уничтожаем еретическую цивилизацию. И Аврелиан прав — это освобождение от прошлого и очищение крови. Пережив незабываемый провал, легиону необходимо было добиться победы. Но после гибели идеального города, после месяца молчания мы по-прежнему слепы.
— Что же ты хочешь от меня услышать?
Ксафен снова подошел к капитану, и его закованная в перчатку рука поднялась, но в то же время по лицу пробежала тень сомнений. Капеллан опустил руку, сознавая, что прикосновение к плечу послужит не напоминанием о братстве, а поводом к еще более сильному раздражению.
— Я хочу, чтобы ты ответил на вопросы и просветил своих братьев, как предписывает твой долг.
Ксафен резко выдохнул, и вместе с воздухом его покинули остатки терпения.
— Тайна собраний тех, кто носит черное, священна и нерушима. Никто из нас не вправе говорить о том, что там происходит. Тебе это прекрасно известно, и все же ты продолжаешь задавать вопросы. А как же традиции, брат?
Аргел Тал опустил меч.
— Какие традиции? — усмехнулся он. — А как относиться к тому, что легион преклонил колени в прахе, а примарх ничего не говорит нам уже целый месяц? Всем нам необходимы ответы, Ксафен. Мне необходимы ответы.
— Как прикажешь, капитан. Но все, что я могу сказать, я уже говорил раньше. Мы изучаем Слово и ищем новые пути. Легион заблудился, и мы ищем ответы, чтобы снова его направлять. Можно ли нас за это осуждать? Должны ли мы и дальше плутать во тьме, лишившись света Императора?
Аргел Тал ощутил, как едкая слюна покалывает язык.
— А тем временем легион, слепой во всех отношениях, ждет и ведет войну. Нашли ли капелланы ответы, которые они искали?
— Да, брат. Мы верим, что нашли.
— И когда вы планируете поделиться этой истиной с нами?
Ксафен обеими руками поднял свой крозиус и повернулся лицом к собравшимся воинам.
— А как ты думаешь, зачем мы сюда пришли? Только ли затем, чтобы покончить с несчастными святотатцами? Чтобы стереть со страниц истории эту ничтожную империю одинокого мира?
— Если ты находишь, что я недостаточно проницателен, — стиснув зубы, произнес капитан, — тогда просвети меня.
— Спокойно, брат мой. Лоргар прекрасно понимает символизм и чистоту цели. Мы шли по ложному пути, и он закончился в городе, обращенном в пепел. В другом разрушенном городе мы сделаем первые шаги по пути истинному. Он укажет нам дорогу, и мы проведем Ритуал Памяти как положено, искренне и с достоинством. И Император не будет держать нас за ошейник и оскорблять, словно провинившихся псов.
Аргел Тал ждал чего-то в этом роде. Не надо было быть пророком, чтобы предсказать, что скажет примарх после приведения мира к Согласию, но то обстоятельство, что этот момент станет первым шагом в новой одиссее, тревожило его и в то же время внушало любопытство.
— Мне жаль, что братство капелланов так долго держало нас в неведении, но благодарю, что ты наконец со мной поговорил.
— До возвращения примарха мне почти не о чем рассказывать. По правде говоря, это никакой не секрет. — Ксафен улыбнулся, и улыбка добавила тепла чертам его обветренного лица. — Я полагаю, по легиону уже и сейчас распространяются слухи. Аврелиан встретится с нами в центре города, как только мы уничтожим все остатки нечестивой жизни этого мира. И когда легион опустится на колени в пепле, это будет означать, что город погиб в пламени очищения.
Вокс с треском ожил:
— Сэр? Сэр?
— Это Аргел Тал. Говори, Торгал.
— Капитан, прошу меня простить за очередной неприятный сюрприз, но ты себе представить не можешь, что я вижу.
Аргел Тал выдохнул колхидское ругательство, не предназначенное для канала связи. Необходимость употребления таких слов в этом мире начала его утомлять.
Пятеро воинов убивали молча, их мечи вращались со скоростью и силой турбинных лопаток, рассекая конечности и тела, словно клочья тумана. Легион наконец проник вглубь города, и здесь силы Империума столкнулись с сопротивлением людей. Армия искусственных существ, вероятнее всего, была уже разбита и сократилась до разрозненных малочисленных групп. Настал черед милиции и гражданского ополчения выйти на улицы с фактически бесполезным оружием и принять смерть, предпочитая ее капитуляции.
Малокалиберные заряды отлетали от золоченой брони воинов, прорубавших себе дорогу в толпе, заполнившей улицу. Противостоявшие им отряды милиции вели огонь из винтовок, которые стреляли пулями не крупнее самого мелкого калибра болтера. Связь цивилизации с человечеством доимперской эпохи не подлежала никаким сомнениям, но эти люди сбились с пути и тем обрекли себя на гибель.
Несмотря на неэффективное оружие, они упорно защищались в укрытиях или держали боевой строй, пока их не уничтожали. Их миру пришел конец, и последний из городов уже был объят пламенем. Бежать было некуда, да они и не пытались. Солдаты в серой, как здания города, униформе просто умирали. Щитки из обычного стекла не выдерживали даже ударов копий, и воины опрокидывали одну фалангу милиции за другой.
Командира Кустодес, возглавляющего атаку, было невозможно не узнать по коническому шлему, украшенному красным плюмажем в виде конского хвоста. Огромный двуручный меч в его руках описывал стремительные полукружья, поднимался и падал, рубил и колол. Люди шарахались от него, некоторые успевали закричать, но все, кто попадался ему на пути, неизменно разваливались на части. Он убивал, убивал и убивал, не упуская ни единого шанса нанести смертельный удар и ни на секунду не останавливаясь. Дорога под его ногами покраснела, давая начало реке, питаемой кровью.
— Аквилон, — сказал Аргел Тал, глядя сверху на поле боя. Произнося это имя, он покачал головой, и в его голосе прозвучало искреннее восхищение. — Никогда раньше не видел, как сражаются Кустодес.
На краю крыши, нависавшей над улицей, притаилось несколько Несущих Слово: Аргел Тал, Торгал и его штурмовое отделение. Золотые воины с непревзойденной ловкостью продвигались вперед, и танец их клинков превосходил все, на что были способны смертные.
— Никогда не видел ничего подобного, — признался Торгал. — Может, мы к ним присоединимся?
Снизу над полем боя раздался клич «За Императора!» — клич, который после Монархии ни разу не срывался с губ Несущих Слово. Странно, но теперь Аргел Талу он казался совершенно чуждым.
— Нет, — ответил капитан. — Пока нет.
Торгал, рассеянно поглаживая пальцем триггер активации цепного меча, понаблюдал за боем еще несколько секунд.
— В их манере сражаться что-то не так, — заметил он. — Какая-то странность, которой я никак не могу уловить.
Аргел Тал взглянул на Аквилона: меч кустодия по-прежнему неустанно обрывал жизни людей, и ничего странного в этом он не увидел, о чем и сообщил Торгалу.
Торгал покачал головой, все еще не спуская глаз с кустодия.
— Я не могу сформулировать… Но им чего-то не хватает… Они сражаются… неправильно.
На этот раз, стоило Аргел Талу снова посмотреть на уличное сражение, он мгновенно увидел. В целом Кустодес вели бой почти так же, как и Астартес, и только опытный глаз мог бы заметить различия. В первый раз капитан сосредоточил свое внимание на одиночном воине, но стоило взглянуть на сцену целиком…
— Точно! — воскликнул Аргел Тал. — Я тоже это вижу.
Но недостаток ли это? Возможно, по стандартам Астартес, которые жили и вели войны в соответствии с понятиями братства, заложенными в их генетический код, так оно и было. Но Кустодес были созданы более сложным и длительным способом — при помощи биологических манипуляций, в результате чего появились на свет телохранители Императора, не связанные узами верности ни с кем, кроме их верховного владыки.
— Они не братья, — сказал Аргел Тал. — Посмотрите, как они двигаются. Взгляните, каждый ведет свой собственный бой, в одиночку, без чьей-либо поддержки. Они не такие, как мы. Это не солдаты, а воины.
От этой мысли у него по коже поползли мурашки. Торгал, похоже, испытывал то же самое, поскольку он озвучил вертевшиеся в голове капитана мысли.
— Львы, — произнес сержант. — Они львы, а не волки и охотятся в одиночку, а не стаей. Золотые, — добавил он, постукивая пальцами по своей броне, — не серые.
— У тебя зоркий глаз, брат.
Аргел Тал продолжал внимательно следить за Кустодес. Теперь, когда он заметил их разобщенность, он больше не мог сосредоточиться ни на чем другом. Это был недостаток, причем серьезный, и компенсировало его только героическое мастерство воинов и слабость противостоящих им противников.
Глядя на идущий внизу бой, он непроизвольно вздрогнул. В памяти всплыли давно знакомые слова Императора, впоследствии ставшие основным принципом легионов Астартес: «Да не познают они страха».
Аргел Тал был одним из тех, кто воспринимал это изречение в буквальном смысле и полагал, что чувство страха отсутствует в его генокоде. Но поведение его кузенов, не имеющих братьев, вызвало в груди леденящий холод. При всем своем личном совершенстве они оказались лишены слишком многого.
— Не поддерживая братства, — сказал он, — они проигрывают в силе. Им недоступна тактика стаи. Вера в тех, кто сражается рядом. Я подозреваю, что секрет таится в их природе и генетический механизм запрограммирован только на один вид преданности, — возможно, их единственным братом является сам Император.
Наблюдательность не подвела Торгала и на этот раз.
— Они больше не вызывают у тебя восхищения, — сказал он. — Я понял это по твоему голосу.
Аргел Тал только улыбнулся, полагая молчание достаточным ответом.
Внизу на улице Кустодес продолжали сражение.
— Похоже, у них неприятности.
Один из воинов штурмового отделения показал на дальний конец дороги. Они увидели, что из проулка появилась стеклянная машина и направилась навстречу золотым воинам.
На этот раз Аргел Тал поднялся на ноги.
— Пошли, братья. Посмотрим, как волки могут охотиться рядом со львами.
— Как прикажешь, — послышался дружный отклик, и десять ускорителей взревели одновременно.
Приветствие Аквилона было сдержанным. Он воспроизвел знак аквилы на фоне нагрудной брони, где уже красовался выгравированный двуглавый имперский орел.
— Приветствую, капитан.
Аргел Тал ответил другим салютом: он ударил себя кулаком по груди, в том месте, где билось сердце, — таким был символ верности Империуму еще в период Объединительных войн.
— Кустодес. Рад был оказать услугу.
Аргел Тал одним из мечей показал на поверженную машину. Стеклянная конструкция неподвижно лежала на дороге, разбитая и окруженная трупами ополченцев.
— Любопытно, капитан. Ты приветствуешь меня салютом, вышедшим из употребления еще до начала Великого Крестового Похода.
Несущие Слово выстроились позади и вокруг капитана, и Кустодес тоже окружили своего командира. Это еще не было противостоянием, однако никто из воинов не был настолько наивен, чтобы не заметить сгустившуюся напряженность.
Аргел Тал не попался на приманку.
— Вам вроде бы нужна была помощь, и я рад, что мы оказались неподалеку.
Аквилон усмехнулся и, не сказав больше ни слова, зашагал прочь. Остальные Кустодес последовали за ним, не соблюдая строя. Похоже, что Аквилон тоже не собирался заглатывать наживку.
— Сэр? — окликнул капитана Торгал. — Мы пойдем с ними?
Аргел Тал невольно усмехнулся:
— Да. Хоть здесь и осталось сделать совсем немного, мы будем воевать рядом с ними.
К рассвету утихли последние предсмертные судороги стеклянного города.
Площадь, выбранная для сбора легиона, была более чем вместительной, но в то же время располагалась в самом центре города. Хрустальные башни после проведенной терминаторами зачистки остались нетронутыми и окружали огромный парк. Под гусеницами танков и сапогами сотни тысяч Астартес земля вскоре превратилась в грязь. Парк тянулся во все стороны на многие километры. В мирное время он служил горожанам местом отдыха и проведения праздников; теперь здесь праздновалось их истребление, и ирония происходящего доставляла Аргел Талу некоторое удовольствие.
Седьмая рота прибыла к месту сбора — не первой, но и далеко не последней — и заняла отведенный ей сектор. Кси-Ню-73 и четыре его боевых робота знали свое место и не пытались приблизиться к месту построения Несущих Слово. Капитан и его младшие командиры попрощались с техноадептом на краю площади, и Аргел Тал, оглянувшись напоследок, увидел, что жрец Механикум стоит рядом с Инкарнадином. Робот слегка ссутулился рядом со своим господином, но все равно намного возвышался над аугментированным человеком. Безжизненные глаза-линзы с постоянством камеры двигались из стороны в сторону, а рука Кси-Ню-73 рассеянно поглаживала броню машины, словно мягкий мех домашнего любимца.
Они стояли отдельно от Астартес, но далеко не в одиночестве. Карфагенская когорта состояла из десятков манипул, в одну из которых входили четверо подопечных Кси-Ню-73. В строй гордо встали около сотни роботов в красной с черным броне, а значит, помощи у отряда Легио Кибернетика, приписанного к Семнадцатому легиону, запросили многие подразделения. Но лишь у нескольких боевых машин, особо отличившихся в сражениях, имелись пергаментные свитки с клятвами и молитвами. Все эти роботы, хоть и принадлежащие к различным классам, были занесены в архивы «Фиделитас Лекс» как почетные члены легиона Несущих Слово.
Инкарнадин был одним из них. На его лбу красовался еще и золотой символ Зубчатого Солнца.
Аквилон и Кустодес покинули их, когда Аргел Тал и его братья начали строиться.
— Всего хорошего, капитан, — сказал их командир и отдал салют.
Аргел Тал ограничился кивком:
— И тебе тоже, «Оккули Император».
После этого Кустодес прошли сквозь строящийся легион и встали отдельной небольшой группой. Сотни серых шлемов повернулись в их сторону, следя за каждым движением воинов, наблюдая, осуждая и ненавидя.
Аргел Тал и Ксафен направились в передние ряды, где стоял магистр ордена Деймос и другие командиры Зубчатого Солнца. Несмотря на одержанную победу, приветствия звучали довольно сдержанно. Аргел Талу потребовалось всего мгновение, чтобы понять причину.
— Сколько времени ты провел с ними? — чуть ли не обвиняющим тоном спросил Деймос.
Аргел Тал взглянул на табло хронометра своего визора:
— Восемь часов и сорок одну минуту.
Деймос не надевал шлем, и на его морщинистом лице застыло выражение выжидания.
— Ну?
— Что, ну? — спросил Аргел Тал. — Я сделал что-то не так?
— Нет, конечно. Тебе есть о чем доложить?
— Да, сэр. — Аргел Тал смотрел ему прямо в глаза. — Но это может подождать.
— Посмотри на них, брат. — Деймос был слишком осторожен, чтобы позволить себе даже жест, но значение его слов не нуждалось в толкованиях. — Посмотри, как они стоят в стороне от нас и все же надеются услышать слова примарха.
Кустодес, прямые, как копья, выстроились в две шеренги по десять человек. Их плюмажи развевались на ветру, а алебарды были подняты, как в присутствии Императора. Они были продуктом усовершенствованного процесса по сравнению с массовым производством Астартес, и было легко вообразить этих золотых рыцарей лучшими представителями человечества, уступающими только примархам. Для неопытных и нетренированных глаз такое предположение стало бы естественным, но тот, кто заметил их недостатки, относился к Кустодес более сдержанно.
Аргел Тал все еще не мог решить, как вести себя с ними. Они великолепно сражались, хотя их боевое искусство имело серьезный изъян. Аквилону было поручено наблюдать за легионом и докладывать о его действиях Императору, и все же он, невзирая на раздражение, вызывал симпатию все то время, пока они сражались рядом, и проявил себя отличным воином.
Несущие Слово уже выстроились под густо исписанным знаменем Седьмой роты и символом Зубчатого Солнца, ожидая, пока их собратья тоже займут свои места.
— Карфагенцы тоже стоят в стороне от нас, но они будут внимать словам примарха, — заметил Аргел Тал.
— Это другое дело, — проворчал Деймос. — Верховное духовенство Карфагена еще сто лет назад принесло присягу и подписало обязательства. С тех пор почти дюжина их машин зачислена почетными членами нашего легиона. Попомни мои слова: Аврелиан прикажет им удалиться, но они, по крайней мере, заслужили право стоять рядом с нами.
— Со временем Аквилон тоже мог бы его заслужить.
Деймос рассмеялся, так что в их сторону повернулись головы ближайших воинов.
— Ты сам-то в это веришь, капитан?
Аргел Тал отвел взгляд от строя Кустодес:
— Нет, мой лорд. Ни капли.
Ослепительная вспышка телепортации еще не рассеялась, а каждый воин уже заметил удивительную деталь. Лоргар появился не в доспехах командира Несущих Слово, а в одеянии архижреца их домашнего мира. Кор Фаэрон и Эреб, как все и ожидали и как того требовала традиция, стояли по обе стороны от примарха. Но и они были одеты в облачения колхидского жречества, и аугментированные тела скрывались под многослойными одеяниями пепельного цвета.
От порыва перемещенного воздуха на плече Аргел Тала взвились и затрепетали пергаментные свитки. Ряд за рядом, начиная с переднего и заканчивая самым последним, сто тысяч воинов встали на колени. Каждая шеренга, опускаясь, громко стучала керамитом о землю. Над океаном гранитно-серых доспехов остались только высоко поднятые знамена.
Лоргар, повторяя жест каждого капеллана в построенном перед ним легионе, поднял на плечо свой крозиус. Ритуальное оружие, несмотря на свою угрожающую мощь, ничуть не противоречило мирному облику примарха.
Отсутствие доспехов лишало Лоргара возможности обращаться к воинам через вокс. Вместо этого слуги легиона запустили сервочерепа — лишенные кожи, отбеленные и аугментированные черепа бывших слуг легиона, избранных для продолжения службы и после смерти. Гудящие антигравитационные установки удерживали их в воздухе, в глазницы были вставлены пиктографы, а зубы заменили решетки громкоговорителей.
Один из них неспешно проплыл по воздуху мимо Аргел Тала и навел капитана на беспокойные мысли. Когда-нибудь такая же судьба может ожидать и Кирену. Если ее желание служить легиону в ближайшие десятилетия не пропадет… Аргел Тал, поражаясь собственному беспокойству, повернул голову вслед улетающему сервочерепу. Большинство смертных были бы рады даже такому подобию бессмертия, но Кирена…
— Что с тобой? — прошипел Ксафен. — Сосредоточься.
Аргел Тал снова повернулся лицом к примарху и вытянулся в струнку. Лоргар с особой тщательностью выбрал место своего появления и теперь стоял на небольшой возвышенности перед рядами поклявшихся ему в верности воинов.
Капюшон медленно сполз с его головы, открыв сильное и прекрасное лицо — лицо его отца, но расписанное золотом и с подведенными сурьмой глазами. Он словно сошел с фрески Древнего Гипта — верховный жрец фараона, обращающийся к верующим.
— Мои верные сыны, раньше во время Ритуала Памяти вы всегда преклоняли колени, как преклонили и сейчас. Но это было в прошлом. Несущие Слово… встаньте.
Забыв о дисциплине, Астартес, ошарашенные приказом примарха, начали переглядываться. Церемония только началась, и вдруг такой неожиданный приказ. Изумленные и смущенные Астартес медлили с его выполнением.
— Встаньте, — повторил Лоргар, коротко рассмеявшись. — Встаньте все. Сейчас не время демонстрировать свое почтение.
Ксафен тут же поднялся. И остальные капелланы тоже встали. Аргел Тал, глядя на своего друга, немного помедлил, но поднялся на ноги.
— Что происходит? — спросил он.
— Сейчас увидишь, — ответил Ксафен.
Следующие слова Лоргара были обращены не к его сынам. Его поднятая рука блеснула золотом в рассветных лучах и указала на небольшую группу воинов на краю площади.
— А это что? — спросил примарх. Сервочерепа донесли его слова до каждого воина легиона, передавая мягкость голоса даже сквозь треск помех. — Приставленные к нам наблюдатели. От имени Семнадцатого легиона я благодарю вас за помощь в приведении к Согласию этого еретического мира.
Два десятка Кустодес вразнобой поклонились.
Аргел Тал находился слишком далеко, чтобы услышать ответ Аквилона, но увидел, что командир Кустодес поклонился ниже, чем его товарищи, а потом показал рукой на выстроенный легион.
Ответ Лоргара прозвучал с той же вежливостью и мягкостью, что и слова благодарности:
— Ты прав, кустодий Аквилон. Ваши отношения с Семнадцатым легионом были омрачены. Но сейчас я должен принести тебе свои извинения. Слова, с которыми я хочу обратиться к своим сыновьям, не предназначены для ушей посторонних.
И снова у Аргел Тала не было ни малейшего шанса услышать ответ Аквилона. А Лоргар улыбнулся и воспроизвел символ аквилы. Когда примарх сформировал символ, его золотые руки на фоне серого одеяния изобразили орла, в точности повторявшего того, что украшал нагрудники телохранителей Императора. Аргел Тал ничуть не сомневался, что все присутствующие уловили символичность этого жеста.
— Мои сыны были посрамлены и пережили крах своей веры. Я привел их в этот мир не только для того, чтобы перековать в битве, но и для разговора о будущем. Взгляни на юг, даже наши союзники Механикум удаляются в знак уважения.
Аргел Тал оглянулся и увидел, что слова примарха исполняются и воины Механикум удаляются. Осталось лишь несколько роботов, удостоенных чести быть зачисленными в легион. Инкарнадин неподвижно замер, и знамя Несущих Слово спадало с его плеча, подобно королевской мантии.
Лоргар улыбнулся точь-в-точь как его отец и не дал Аквилону возможности ответить.
— У каждого легиона есть свои обычаи и традиции, Аквилон. Ритуал Памяти как раз из их числа. Не станешь же ты навязывать свое присутствие Волкам Русса, когда они оглашают воем каменные курганы своих павших? Посмеешь ли нарушить медитации сынов Просперо, когда они размышляют о человеческих возможностях?
После этого Аквилон шагнул вперед. Пролетавший сервочереп подхватил его ответ и передал слова всему легиону:
— Если Император, возлюбленный всеми, поручил бы мне наблюдать за этими легионами…
Лоргар всплеснул руками, а выражение его лица стало настолько снисходительным, что граничило с насмешкой.
— Я присутствовал, когда мой брат Жиллиман передавал тебе приказ, Аквилон. Твой долг убедиться в том, что Несущие Слово целиком и полностью следуют принципам Великого Крестового Похода. И я, и все мы благодарим тебя за поддержку. Но сейчас ты нарушаешь приличия. Ты проявляешь неуважение к нам и попираешь наши традиции.
— Я не хочу никого оскорбить, — возразил Аквилон, — но мой долг обозначен предельно ясно.
Лоргар кивнул, изобразив сочувствие. Это было явной показухой, и Аргел Тал никак не мог решить: смеяться ему или стыдиться.
— Но давай не будем нарушать пределы полномочий, — сказал примарх. — Ты не имеешь права постоянно следить за мной, словно тюремный надзиратель. Я сын Императора, созданный его искусством и призванный творить его волю. А вы все — стая генетических игрушек, собранных в лаборатории из ошметков биомассы. Вы настолько ниже меня, что я не помочусь на вас, даже если вы будете корчиться в пламени. Итак… во избежание будущих недоразумений буду говорить предельно ясно.
Аквилон сделал еще шаг вперед, но Лоргар заставил его остановиться, произнеся одно лишь имя:
— Кор Фаэрон.
Как только слова отзвучали, на канале вокса заскрежетал голос Первого капеллана:
— Всем Несущим Слово, взять на прицел Кустодес.
В отличие от приказа встать с колен, этот не вызвал ни малейших сомнений. Тысячи и тысячи Несущих Слово подняли болтеры и активировали цепные мечи.
— Прощайте, — сказал Лоргар, сопровождая слова отеческой улыбкой отца. — До скорой встречи на орбите.
Два сервитора подняли громоздкий телепортационный маяк, размерами и формой напоминающий усиленную нефтяную бочку. Бионические рабы выкатились из передних рядов Астартес и бесцеремонно сбросили на землю шедевр инженерной мысли, воплощенный в бронзе и черном железе. Пока Аквилон, не шелохнувшись, смотрел на Лоргара, маяк покачнулся и опрокинулся в траву.
— Можете воспользоваться этим для возвращения на «Фиделитас Лекс», — предложил примарх. — Идите с миром.
— Хорошо. — Аквилон, нерешительно помедлив, наклонился и поставил маяк вертикально. — Как прикажешь.
— И он просто так ушел? — спросила Кирена.
Ее нос наморщился, но Аргел Тал не понял, было ли это выражением смущения или недовольства.
— У него не было выбора, — ответил капитан.
— А что случилось потом?
— А потом… Примарх смотрел на легион так долго, что, казалось, прошла целая вечность. И прежде чем снова заговорить, он улыбнулся.
— А о чем он говорил?
— О двух вещах. — Аргел Тал отвел взгляд от ее лица. — Во-первых, о древнем обычае паломничества в поисках того места, где смертные встречаются с богами. И еще он говорил о Колхиде.
— О твоем домашнем мире? — В ее голосе прозвучало благоговение. — Колхида. Колыбель ангелов.
— Да, — сказал Аргел Тал, наблюдая выражение восторга на ее лице. — Мы возвращаемся домой.
Глава 9 АЛЫЙ КОРОЛЬ ГОРОД СЕРЫХ ЦВЕТОВ БЛАЖЕННАЯ
«Колхида — страдающий от жажды мир».
В зависимости от говорившего эти слова произносились либо с усмешкой, либо с проклятиями. В любом случае они были правдивы: континенты постоянно испытывали жажду, и сам мир был отмечен воспоминаниями.
Планета втрое превосходила Землю размерами, но далеко не так густо населена, и на один оборот вокруг безжалостного солнца ей требовалось почти пять терранских лет. Она и сама вращалась очень неторопливо: один день длился целую терранскую неделю, а неделя была равна месяцу.
С орбиты ее поверхность выглядела картиной, составленной из суровых горных хребтов и золотисто-коричневых пустынь, пересекаемых тонкими нитями рек. В таких же засушливых землях, которые впоследствии назовут колыбелью цивилизации, появились на свет древние прародители человечества — первые мужчины и женщины мира, больше не называемого Землей.
Колхида сохранила свою первобытность. Поскольку человечество зародилось на похожих просторах, Колхида была похожа на Землю, какой она могла стать, а не на Терру, какой она стала.
На протяжении многих поколений население распространялось по засушливым континентам, но большинство городов вырастали вдоль побережий. Города-государства поддерживали между собой связь посредством океанских и воздушных торговых путей, поскольку путешествия по пустынным плато были бы безрассудной глупостью.
В отличие от большинства других миров Империума, Колхида не была защищена огромными орбитальными платформами. И что более показательно, вокруг планеты почти не было промышленных космических станций, предназначенных для снабжения и дозаправки паразитических экспедиционных флотилий во время их крестовых походов по Галактике.
Колхида еще не избавилась от шрамов, оставленных эрой чудес, окончившейся в пламени. В этом отношении она была эхом будущего, уже сошедшего на Кхур. На поверхности планеты чернели руины погибших городов, уничтоженных в незапамятные времена и не восстановленных с тех пор. Новые города возводились в других местах, и в них зарождалось новое, более простое и спокойное общество. Судя по древним руинам, в Колхиде когда-то царила технократия, хотя покинутые развалины почти ничего не могли рассказать о причинах ее падения. Наследие утраченного царства можно было увидеть и на орбите, где парили мертвые обломки космических доков, прикованные к планете и не распадающиеся окончательно уже на протяжении нескольких тысячелетий.
В окрестностях Колхиды редко появлялись межзвездные флотилии, и причина тому крылась не в недостатке горючего для дозаправки. Ходили упорные слухи о неблагоприятных условиях ближайших маршрутов, и их подогревал тот факт, что неподалеку полностью исчезла Две тысячи сто восемьдесят восьмая экспедиция. Взгляд Колхиды был обращен внутрь, а возможно, и в прошлое, и правители планеты отказывались убрать с орбиты свидетельства Темной Эры Технологии и игнорировали все имперские эдикты о строительстве новых орбитальных баз. Единственной уступкой стало разрешение Механикум Марса посещать эти безмолвные кладбища и забирать оттуда все, что им понадобится.
Что те и сделали — с большим энтузиазмом и с неменьшей для себя выгодой.
Этот мир не был заколдован. Да ни один имперский служащий и не позволил бы себе употребить это смехотворное суеверное утверждение из прошлых времен. Но связи Колхиды с другими мирами Империума все же оставались весьма скудными, а ее нежелание снабжать Великий Крестовый Поход — неизменным.
Многие говорили, что подобное небрежение могло происходить только от самого Лоргара, семнадцатого сына Императора, поскольку ни один служащий Империума, независимо от его ранга, не мог бы позволить миру оставаться настолько странным и провинциальным. В столичном городе планеты Варадеше на огромных воротах, что вели к Башенному храму Завета, висела золотая табличка. На ней были выгравированы приписываемые Лоргару слова, произнесенные во время разговора с отцом. Сам примарх никогда не признавал их авторства, но и не опровергал его.
«Забери меня из моего дома, и я стану странствовать между звездами твоей империи. Но оставь Колхиду такой, какой я ее создал: планетой спокойствия и процветания».
Кроме того, те немногие, кто был очевидцем подобных событий, утверждали, будто примарх, каждый раз проходя мимо этой таблички, улыбался и проводил пальцами по гравировке.
Но Колхида не была лишена технологических благ. Несмотря на нежелание ее правителя снабжать армии Императора, планета пользовалась всеми достижениями Империума. Ауспики в наблюдательных башнях Варадеша быстро засекли бурную активность на орбите, и пульты сканеров замигали от обилия полученных сигналов.
Прошло немало лет, прежде чем Уризен вернулся домой.
И на этот раз его кое-кто поджидал.
Корабль носил гордое имя в честь легендарного города из мрачных глубин сложной мифологии Просперо. В небесах Колхиды «Секхемра» был единственным живым кораблем и оставался на орбите, но не активировал ни орудий, ни оборонительных щитов. Неприхотливый боевой крейсер, казалось, не возражал против молчаливого ожидания на геоцентрической орбите и спокойно купался в яростных лучах местного солнца.
Реальность открылась рваной раной, и из бездны вырвалась флотилия Несущих Слово. Мощные двигатели, разгоняя тьму, понесли корабли к домашнему миру.
Повелитель Несущих Слово, пребывая в стратегиуме «Фиделитас Лекс», увидел на экране приближающийся красный корабль. Лоргар улыбнулся и закрыл глаза, сдерживая нахлынувшие чувства.
— Приветственное послание, — доложил вахтенный офицер.
— Предоставить канал, — приказал Лоргар.
Не переставая улыбаться, он открыл глаза и увидел на мониторе зернистое изображение с капитанского мостика другого корабля.
Экран явил его взору гиганта в ничем не примечательном черном кольчужном доспехе и окружавших его членов экипажа. Его кожа потемнела до цвета меди, словно после многих дней, проведенных под чужими солнцами, а шлем венчал плюмаж из пучка красных волос. Один глаз отсутствовал, и на его месте виднелся сморщенный шрам. Второй глаз сверкал цветом, не поддающимся определению из-за плохого качества связи.
— Это смахивает на мелодраму, брат, — приятным баритоном произнес гигант. — У тебя так много кораблей, а я привел всего один.
— Ты пришел, — откликнулся Лоргар, не переставая улыбаться.
— Конечно пришел. Но ты заставил меня пересечь половину Империума, и я хотел бы узнать причину такой спешки.
— Я все тебе объясню, обещаю. Встреча с тобой радует мое сердце.
— И я тоже рад тебя видеть. Прошло немало времени. Но… брат, — гигант нерешительно помедлил, — до меня дошли слухи о Монархии. Это правда?
Улыбка исчезла.
— Не сейчас, — сказал Лоргар. — И не здесь.
— Хорошо, — согласился Магнус Красный. — Встретимся в городе Серых Цветов.
Жизнь в пустыне — это всегда борьба за существование.
На Колхиде, как и во множестве других засушливых миров Империума, местным обитателям тоже приходилось всеми силами бороться с климатом. Для людей это означало возведение прибрежных городов, колоссальных водоочистительных станций, ирригационное земледелие и необходимость приспосабливаться к сезонным разливам быстрых рек, пронизывающих пустыни кровеносными артериями.
Варадеш, Святой город, являлся средоточием всех этих усилий. Обширные орошаемые поля тянулись от его стен, знаменуя победу человеческой изобретательности над природой. Колхида страдала от жажды, но величие человеческого разума проявлялось здесь в полном блеске.
Для других форм жизни, неспособных влиять на окружающие их условия, приспосабливание и эволюция шли рука об руку. В измученных засухой равнинах многие растения обзавелись опушенными тонкими волосками листьями, что помогало удерживать больше влаги во время редких дождей и противостоять иссушающим ветрам. Колхида выдвигала строгие требования к своей флоре и фауне.
Все эти формы жизни за прошедшие годы были занесены имперскими учеными в каталоги и мгновенно забыты. Все, кроме одного дикого цвета, произраставшего в сыпучих пустынях, — цветка, имевшего для жителей Колхиды слишком большое значение, чтобы его проигнорировать.
Лунная лилия обладала серебристыми листьями, способными отражать большую часть лучей жестокого солнца, и это позволяло пожертвовать фотосинтезом во имя выживания. Хрупкая и прекрасная лилия служила подарком влюбленным, украшала все свадьбы и празднества. А тех, кто овладел искусством разведения и ухода за этими цветами, уважали наравне с учителями и жрецами.
На всех городских балконах, особенно на башнях Завета, огромные грозди белых цветов и серебристых листьев выделялись на фоне стен из желтоватого камня. Название Варадеш было принято в документах Империума, во время религиозных церемоний правящей касты столицу называли не иначе как Святым городом.
А для большинства жителей Колхиды Варадеш всегда оставался городом Серых Цветов.
В честь возвращения легиона в домашний мир все улицы заполнили толпы народа, и когда первая «Грозовая птица» — золотой гриф — с ревом приземлилась неподалеку от Башенного храма, люди уже с нетерпением ждали возможности увидеть возвратившегося мессию и прибывших с ним пилигримов.
Аргел Тал подходил к проблеме аккуратно и издалека. Он не мог предугадать реакцию Кирены.
— На поверхности планеты тебе придется соблюдать осторожность, — сказал он.
Путь от руин Сорок семь — шестнадцать занял четыре месяца. Четыре месяца полета по спокойным просторам варпа, четыре месяца молитв и тренировок, четыре месяца рассуждений Ксафена о Старой Вере и о скрытых истинах, возможно содержащихся в легенде о паломничестве. Аргел Тал сам не мог определить, во что он верит, и чужие сомнения его не волновали. Он проводил много времени с Киреной, поддерживал боевой дух Седьмой роты, а также проводил учебные бои с Аквилоном. Кустодий оказался сущим кошмаром для любого противника, и оба воина получали немалое удовольствие от каждого сражения. Их никак нельзя было назвать друзьями, но невольное восхищение стало достаточным поводом для частых встреч в тренировочных отсеках.
С учетом этих четырех месяцев перелета на Колхиду Аргел Тал и братство Зубчатого Солнца уже больше полугода отсутствовали в своей экспедиционной флотилии. Немногие дошедшие до них сообщения свидетельствовали о том, что Тысяча триста первая экспедиция продолжает слать братству Зубчатого Солнца призывы вернуться, поскольку упорное сопротивление Согласию очередного мира требовало помощи Астартес. Флотилия была не слишком большой и без контингента легиона полностью увязла в конфликте.
Одно из таких посланий было адресовано лично ему как командиру роты. Оно пришло от командующего флотилией Балока Торва, ветерана космических войн, но, как он сам признавал, не обладающего даром предвидения в операциях на поверхности.
«Мы направляем основные силы на штурм одной из горных крепостей, но они пользуются любым преимуществом ландшафта, а продвижению наших отрядов бронетехники препятствуют бесконечные засады в предгорьях. Жаль, что здесь нет тебя, командир роты. Клинки Седьмой могли бы быстро и эффективно выполнить всю работу».
Аргел Тал сохранил послание в памяти информационного планшета в качестве епитимии. Время от времени он открывал страницу и перечитывал его, получая горькое удовлетворение от чувства бессилия.
Ждать осталось недолго. Посетив Колхиду, они вернутся к Великому Крестовому Походу. У примарха здесь имеется какое-то дело, и, говоря откровенно, побывать в домашнем мире было очень приятно. Аргел Тал не ступал на его землю уже три десятилетия.
— Как я сказал, тебе придется соблюдать осторожность на поверхности, — повторил он.
Кирена сильно изменилась. Изможденная тень, с рыданиями покидавшая развалины идеального города, бесследно исчезла.
— Я не понимаю, — сказала она.
Ее невидящие глаза были закрыты — эту манеру она неосознанно приобрела за последние несколько месяцев. Беседуя, Кирена укладывала волосы в прическу, казавшуюся Аргел Талу излишне сложной. Ее руки двигались медленно и то, что не видели глаза, познавали прикосновениями. Он смотрел на нее с удовольствием, и эта привычка стала чем-то вроде запретного наслаждения. Хотя между ними не было никакого влечения, он часто ловил себя на том, что любуется ее движениями, такими мягкими и осторожными, словно женщина постоянно опасается повлиять на окружающий мир. Казалось, что она старается не оставлять отпечатков пальцев ни на одном предмете. Но ни страха, ни сомнений в ее поведении не было. Только внимание и осторожность.
Капитан пришел в полном боевом облачении, но без шлема, с непокрытой головой, чтобы Кирена слышала его собственный голос, а не динамики. Она понемногу училась отличать его голос от голоса Ксафена в основном благодаря разнице в акцентах. Гортанный говор Аргел Тала звучал отрывисто, почти грубо, тогда как Ксафен, выходец с Урала на Терре, нередко превращал «с» в «з». Капеллан говорил как иностранный дипломат, а капитан — словно бандит или уличный мальчишка.
— Чего ты не понимаешь? — спросил он.
Она поиграла прядью волос, упавшей на щеку.
— Я не понимаю, почему мне надо быть осторожной.
Это был непростой вопрос. Население домашнего мира проявляло огромный интерес к Астартес и испытывало гордость по поводу новых завоеваний своих высоких покровителей, и потому из легиона на Колхиду постоянно поступали известия. Отцы и матери внимательно прислушивались к новостям в надежде получить хоть крохи информации о своих сыновьях, забранных из семьи еще в детстве для преобразования в Астартес. Духовенство Завета черпало в словах примарха вдохновение для своих проповедей.
Связь поддерживалась через астропатов, посылавших короткие психоимпульсы своим напарникам в домашнем мире. С башен Святого города несколько раз в неделю транслировались новости о продвижениях легиона, и эти передачи неизменно привлекали толпы слушателей. Каждый раз, когда легион приводил к Согласию очередной мир, Завет устраивал в городе празднества для всех его обитателей.
Все, абсолютно все слышали донесения из Монархии. Знали об унижении легиона. Несущие Слово на коленях. Император безвозвратно разрушил Имперское Кредо.
Возвращение флотилии в домашний мир на этот раз было отмечено мрачной серьезностью, поскольку все понимали, что речь идет не только о посещении родной планеты.
И кроме того, были еще и выжившие жители Монархии. Легион обнаружил несколько живых людей в развалинах города, и Кирена стала одной из семи спасенных. Известия об этих святых беженцах распространились по всей Колхиде. Они стали живыми мучениками, извлеченными из праха и унижения легиона. Завет слал во флотилию легиона страстные прошения, умоляя примарха позволить беженцам ступить на землю Колхиды и, возможно, даже стать членами святого ордена.
Семь имен уже звучали в ежедневных молитвах наравне с именами святых. Все это трудно поддавалось объяснению, и даже Аргел Тал узнал о популярности беженцев только час назад. Братство Трона из Костей высадилось на планету вскоре после примарха, и четверых прибывших с ним беженцев встречали восторженные толпы жителей. Каждое их слово тщательно записывалось, имена скандировали на улицах, и люди стремились к ним прикоснуться в надежде получить частицу их божественного везения.
На корабли флотилии немедленно были отправлены послания, предупреждавшие все ордена, в которых появились беженцы, что в городе Серых Цветов их ждут не меньше, чем самого примарха.
— Тебе надо быть осторожной из-за того, что на поверхности планеты могут встретиться люди, желающие получить твое благословение и приблизиться без предупреждения. Это может сбить тебя с толку.
Ее одежда слуги была очень простого покроя, но Кирена аккуратно разгладила ее.
— Все равно я не понимаю. Почему они так хотят нас увидеть?
— Ты икона, — сказал он. — Живая икона. Мученик, но не мертвый, а выживший. Ты заплатила за невежество Колхиды и тем самым заслужила наше общее огромное уважение. Мне передавали, что вас семерых связывают с судьбой всего легиона. Отражение неудачи, надежда на будущее. Твоя жизнь — это урок, который все мы должны усвоить.
Она повернула лицо в его сторону, хотя и не видела собеседника.
— Это весьма поэтично для тебя, капитан.
— Лучше объяснить я не в силах.
— Так я икона для них?
Он надел шлем. Все вокруг окрасилось синевой, и на дисплее появилась информация о цели. Голос превратился в рычание вокса:
— Не только для них.
Спуск на Колхиду длился не больше двадцати минут.
В рубке «Громового ястреба» Аргел Тал стоял за спиной Малнора, занявшего место пилота. Они спустились к иссохшей земле и уже приближались к глинобитным стенам города, оставив позади пустыню. От встававшей на горизонте панорамы города захватывало дух. Повсюду, насколько доставал глаз, поднимались желтоватые здания и кирпичные башни. На юге текла великая река Франес — широкая сапфировая дорога, сверкавшая в солнечных лучах. В просторной акватории неторопливо двигались речные баржи и громоздкие грузовые суда.
— Десантный катер легиона «Восходящее солнце», говорит контрольный пункт западного сектора. Ответьте, пожалуйста.
Аргел Тал нахмурился под шлемом. Это не предвещало ничего хорошего.
— Бдительные стражи, — заметил Малнор, протянув руку к кнопке активации вокс-передатчика.
— «Восходящее солнце» на связи.
— «Восходящее солнце», подтвердите, пожалуйста, присутствие на борту Блаженной Леди.
— Кого? — Малнор отключил канал связи и через плечо оглянулся на Аргел Тала. — Капитан?
Аргел Тал пробормотал колхидское ругательство.
— Я думаю, они имели в виду…
— Это, наверное, шутка, — проворчал Малнор.
— У меня мурашки по коже, — сказал Аргел Тал. — Это не шутка.
— Говорит «Восходящее солнце», — произнес в микрофон Малнор. — Повторите, пожалуйста.
— «Восходящее солнце», говорит контрольный пункт западного сектора. Подтвердите, пожалуйста, присутствие на борту Блаженной Леди.
— Не знаю, — проворчал Малнор. — Это зависит от того, что вы имеете в виду.
Голос на другом конце вокс-канала выдал пояснения и координаты приземления.
— Ситуация выходит из-под контроля, — заметил Малнор.
Капитан кивнул:
— Будь наготове. Ты сам вызвался в отряд сопровождения.
— Как прикажешь.
«Громовой ястреб» лишь слегка вздрогнул, коснувшись посадочной платформы.
— Я что-то слышу, — сказала Кирена.
Она стояла в грузовом отсеке между Ксафеном и Торгалом.
— Двигатели снижают обороты, — пояснил Торгал, отлично зная, что это не так.
Он уже выглядывал из окна рубки перед самой посадкой и, как всякий другой Астартес, обладал усиленным слухом, позволявшим легко отличить уменьшавшийся рев двигателей от звуков за бортом катера.
— Нет, — возразила Кирена. — Это голоса. Я слышу голоса.
Аргел Тал вышел вперед и приготовился открыть люк и опустить трап. Малнор выскочил из рубки и торопливо спустился в грузовой отсек. Отсалютовав Аргел Талу, он занял позицию за спиной уроженки Монархии.
— Кирена, ты можешь растеряться. — Прошедший через вокс-канал голос Аргел Тала зазвучал почти угрожающе. — Но не бойся. Мы все четверо постоянно будем окружать тебя: Малнор сзади, Торгал слева, Ксафен справа. А я пойду впереди. Нам предстоит небольшой переход до монастырской башни, где ты и останешься.
— А что происходит? — спросила она. Все четверо воинов отчетливо слышали, как участилось ее сердцебиение, гулко отдававшееся в грудной клетке. — Что случилось?
— Тебе не о чем беспокоиться, — заверил ее Ксафен. Это было все, что он произнес, пока не надел шлем. — Мы будем рядом.
— Но…
— Все будет хорошо, — пообещал Аргел Тал и открыл люк.
В грузовой отсек хлынули потоки солнечного света. И приветственные возгласы многотысячной толпы.
— День будет долгим, — вздохнул Торгал.
Предсказание Торгала полностью сбылось.
События этого дня, несомненно, потрясли Кирену, но все Астартес утверждали, что она держалась прекрасно. На Колхиде всегда царили мир и порядок, и жители города Серых Цветов превыше всего почитали своих духовных лидеров. В менее цивилизованных мирах восторженная встреча беженцев из Монархии могла перерасти в бурные празднества, граничащие с беспорядками. Но здесь люди приветствовали Астартес криками, стоя по обе стороны дороги, и бросали под ноги лепестки лунных лилий.
Сразу после выхода из катера Кирена невольно поднесла руку к губам, потрясенная обрушившейся на нее стеной звуков. Латная перчатка Ксафена ободряюще коснулась ее плеча. В нескольких шагах впереди Аргел Тал выругался на непонятном ей языке.
А затем они пошли.
В оглушительном шквале приветствий Кирена лишилась своего второго чувства. Она уже привыкла воспринимать окружающий мир на слух, но волна громких приветствий смыла все остальные звуки, и это испугало ее. Несколько раз она протягивала руку, чтобы кончиками пальцев прикоснуться к холодному металлу силовой установки на спине Аргел Тала.
— Они близко? — спросила она.
Кирене казалось, что толпа подступила вплотную.
— Они до тебя не дотронутся. — Вроде бы эти слова произнес Торгал, но из-за фильтров шлема Кирена не могла определить точно. — Мы стоим между ними и тобой, маленькая госпожа.
Точно, это Торгал. Только он один так ее называет.
— А они будут прикасаться к вашей броне? — спросила она. — На счастье?
— Нет. Это противоречит нашим традициям.
На этот раз она решила, что ответил Ксафен, но больше он ничего не сказал.
Крики не утихали. Толпы людей скандировали то ее имя, то присвоенный ей титул.
— Сколько их здесь? — ослабевшим вдруг голосом спросила Кирена.
— Тысячи, — ответил один из Несущих Слово.
В вихре криков было трудно определить, с какой стороны раздавался голос.
— Мы уже почти пришли. — Это определенно Аргел Тал.
Несмотря на шлем, она сумела распознать акцент.
Капитан никак не мог справиться со своей тревогой. Он ощущал во рту ее едкий медный привкус. Аргел Тал постоянно сканировал толпу, и рамки прицела перескакивали с одного крестьянина на другого. Встречающие выстроились вдоль обочин улиц ряд за рядом. Их слишком много для обычного возвращения домой.
— Сэр? — окликнул его по воксу Малнор. — А свитки с обетами?
— Действуй.
— Благодарю, сэр.
Малнор покинул строй и направился в толпу. Горожане тут же стали падать на колени и опускать взгляды. Без особой торжественности, но весьма аккуратно сержант отстегнул пергамент с правого наплечника. Он скатал его в рулончик и протянул одному из стоявших на коленях обывателей. Старик принял его дрожащими руками. Тряслись ли они от волнения или просто от старости, было неясно, но сверкнувшие влагой глаза свидетельствовали о его восторге.
— Благодарю, высокий господин, — сказал старик и в знак уважения прижал свиток ко лбу.
На голени Малнора имелся еще один свиток. Он снял и его и предложил молчаливо плакавшей женщине.
— Да снизойдет на тебя благословение, — прошептала она и прижала пергамент ко лбу, как до этого сделал старик.
— Из пламени праведности, — нараспев произнес Малнор, — через кровь очищения. Мы несем Слово Лоргара.
— Истинно, — хором отозвались стоявшие поблизости горожане.
Малнор в знак признательности склонил закрытую шлемом голову и вернулся к своим братьям.
— Что случилось? — спросила Кирена. — Почему мы остановились?
— Получить свиток с доспехов Астартес считается благословением, — пояснил Аргел Тал.
Спустя несколько минут Аргел Тал опять остановил процессию и протянул свиток с обетом молодой матери, державшей на руках ребенка. Она приложила пергамент ко лбу сына, потом к своему лицу.
— Как твое имя, воин? — спросила она, задрав голову, чтобы на него посмотреть.
— Аргел Тал.
— Аргел Тал, — повторила она. — С этого дня мой сын будет носить это имя.
Если фигура, облаченная в боевой доспех, могла выражать смущение, капитан выглядел именно так.
— Я польщен, — сказал он. — Всего хорошего, — добавил он и вернулся к небольшой группе.
Торгал сверху вниз посмотрел на хрупкую фигурку Кирены.
— А ты примешь мой свиток с обетом, маленькая госпожа? — предложил он.
— Я теперь не слишком много читаю. — Она улыбнулась открыто и искренне. — Но спасибо тебе, Торгал.
После недолгой прогулки по улицам, которых она не могла видеть, остаток дня Кирена провела в одном из храмов Завета. Аргел Тал и его офицеры находились с ней все время, пока чрезмерно ревностные жрецы задавали ей бесконечные вопросы. Вместо стула ей, словно царственной особе, предложили прилечь на кушетку со множеством подушек. Но великолепное ложе оказалось неудобным, и Кирена долго ворочалась, пытаясь найти подходящее положение. В конце концов она села и выпрямилась, как на обычном стуле.
— Что ты увидела в последний момент, перед тем как лишиться зрения? — спросил один жрец.
— Опиши огненный дождь, — настойчиво требовал другой.
— Расскажи, как падали городские башни.
Вопросы продолжались без конца, и Кирене стало любопытно, сколько человек ее расспрашивают. В комнате было холодно, а наличие слабого эха говорило о том, что они находятся в огромном зале. Кроме голосов, вокруг постоянно слышался гул, от которого ей хотелось стиснуть зубы, — одно дело узнать гудение работающих доспехов Астартес, но совсем другое — к нему привыкнуть.
— Ты ненавидишь Императора? — спросил жрец.
— Что произошло после крушения города? — задал вопрос второй.
— Ты убила кого-то из своих обидчиков?
— Как тебе удалось ускользнуть?
— Будешь ли ты служить Завету в качестве верховной жрицы?
— Почему ты не приняла предложение легиона заменить глаза?
Ответ на этот вопрос очень заинтересовал жрецов.
Кирена притронулась пальцами к своим глазам и стала объяснять:
— В моем мире существует поверье, что глаза — это окна души.
В ответ послышалось негромкое перешептывание, не предназначавшееся для ее слуха.
— Как странно, — заметил один из них. — Неужели ты опасалась, что душа покинет твое тело через пустые глазницы? И из-за этого отказалась?
— Нет, — ответила Кирена. — Дело не в этом.
— Тогда просвети нас, пожалуйста, Блаженная Леди.
Она все еще смущенно ежилась и вспыхивала всякий раз, как только слышала этот титул.
— У нас говорили, что те, кто носит чужие глаза в этой жизни, никогда не попадут в рай. Наши жрецы заверяли нас, что в искусственных глазах сервиторов видят души проклятых и осужденных.
На некоторое время воцарилась тишина.
— И ты веришь, — заговорил потом один из жрецов, — что твой дух останется запертым в твоем мертвом теле, если ты откажешься от своих, пусть и слепых глаз?
От такого предположения она невольно вздрогнула.
— Я не знаю, во что верить. Но я еще подожду, может, зрение вернется. Такая вероятность еще сохраняется.
— Довольно, — прогудел голос из вокс-динамика. — Вы смущаете ее, кроме того, я дал слово Уризену, что к полуночи доставлю ее в Башенный храм.
— Но времени еще достаточно, чтобы…
— При всем моем уважении, жрец, тебе лучше помолчать. — Аргел Тал подошел ближе, и у Кирены свело зубы от гула его доспехов. — Идем, Кирена. Примарх ждет.
— Сможет ли Блаженная Леди посетить нас завтра? — раздался им вслед тонкий голосок одного из жрецов.
Ни один из Астартес даже не потрудился ответить.
Снаружи ее снова поджидала толпа. Кирена улыбнулась, повернувшись на крики, и слегка помахала рукой, хотя щеки запылали от смущения и неуверенности. Первым и главным для нее стало желание скрыть свою неловкость. Она никогда к этому не привыкнет. И будет ненавидеть это, пока все не закончится само собой или пока они не покинут Колхиду.
— Мы могли и не уходить, — сказала она. — Я бы смогла ответить еще на какие-то вопросы. Я все правильно сделала?
Ответ Аргел Тала донесся сквозь шум толпы.
— Приношу свои извинения за то, что воспользовался твоим именем как предлогом, — сказал он. — Но тянуть допрос дальше не имело смысла. Некоторые вопросы были абсолютно бесцельными, на другие мы давно ответили в рапортах из легиона. Они просто скучные и самодовольные бюрократы.
— Разве это не кощунство? Противиться воле Завета?
— Нет, — сказал капитан. — Это было тактическое отступление перед лицом превосходящей скуки.
Кирена улыбнулась этим словам, и Астартес повели ее дальше.
Меньше чем через три минуты, когда Кирена уже набрала в грудь воздуха, чтобы отметить теплоту ночного ветерка, дувшего из пустыни, сверху вдруг раздался грохот, как будто сразу разбились сотни окон.
Она не могла этого видеть, но четверо ее провожатых немедленно замерли и уставились на Башенный храм — спиральную башню из желтоватого камня, самую высокую в городе и расположенную в его центре.
Приветственные крики толпы сменились шепотками и всхлипами. Двое Астартес, кто именно, она не смогла определить, стали монотонными вокс-голосами читать молитвы, прославляющие примарха.
— Что случилось? — спросила она.
— Идем, — приказал Ксафен.
Кто-то схватил ее за локоть и потянул вперед, так что Кирене пришлось бежать. Доспехи, приспосабливаясь к другому темпу, отозвались недовольным рычанием.
— Что происходит? — снова попыталась она выяснить. — Что это был за грохот? Взрыв?
— Это обсерватория примарха наверху центральной башни, — ответил Аргел Тал. — Что-то неладное.
Глава 10 ПРАВО ВОЗГЛАВИТЬ ЛЕГИОН ЭМПИРЕИ СТРАДАНИЕ
Часом ранее Лоргар, прислонившись к перилам балкона, смотрел на город. Из Башенного храма Ковенанта открывался ни с чем не сравнимый вид на Варадеш, и до примарха, наблюдавшего за опускающимся к горизонту солнцем, доносились запахи пряностей, цветов и горячего песка.
Магнус стоял рядом, все в той же черненой кольчуге, и на его медной коже местами поблескивали капельки пота. Из двух братьев Магнус был более высоким и даже до потери глаза мало напоминал их царственного отца. Лоргар же являл собой образ Императора в его неведомой юности — вечно тридцатилетний.
— Ты здесь славно поработал, — сказал Магнус, обозревая Варадеш.
Спиральные башни, украшенные покатыми спусками, словно изогнутые рога… море красновато-желтых зданий… Огромные плантации лунных лилий, растущих в неплодородной почве, готовых разбросать свои цветы по улицам и балконам города…
— Я видел Тизку. — Лоргар искренне улыбнулся. — И я польщен, что ты, покинув свой Город Света, еще хвалишь работу моих людей в этом мире.
Магнус рассмеялся так раскатисто, словно сошла далекая лавина.
— Подумать только, такая красота создана из речного песка и прессованной грязи. Город Серых Цветов кажется мне раем, Лоргар. Ты с непревзойденным искусством соединил технологии и древность. Это наводит меня на мысль о тех первых городах, возведенных человечеством в пустынях, которые они были вынуждены называть своим домом.
Лоргар тоже засмеялся и покачал головой:
— Брат, я не видел ничего подобного в свитках.
— И я тоже, — улыбнулся одноглазый король. — Только в видениях. Во время медитаций. Во время странствий по волнам и глубинам Великого Океана.
Улыбка Лоргара стала шире. Считая остальных своих братьев ограниченными, он сильнее всего был привязан к Магнусу. И не только потому, что он был первым встреченным братом, а потому, что Магнус был одним из немногих, на кого повелитель Несущих Слово мог положиться. Остальные братья в той или иной степени были жестокими дикарями, хладнокровными орудиями войны или тщеславными полководцами.
Кроме Хоруса, конечно. Ненавидеть Хоруса было невозможно.
Он любил Магнуса, потому что с ним было приятно поговорить, но никогда не считал себя равным ему. Психические способности Магнуса были исключительны — братья часто обсуждали то, что Магнус видел во время духовных путешествий по бесконечности. Прошлое. Будущее. Сердца и мысли людей.
— Кайрус, — произнес Магнус более мягким тоном. — Аликсандрон. И в первую очередь Бабалун, поскольку там имелся огромный висячий сад вроде тех, что венчают твой город наподобие серебряной короны.
Эти слова согрели душу Лоргара. Красоты прошлого, возрожденные благодаря человеческому вдохновению.
— Как я уже говорил, — сказал он, — это не мой город. Я приложил руку к его устройству, но нельзя приписывать все здешние чудеса мне одному.
— Опять твоя вечная скромность. — В голосе Магнуса прозвучал тончайший оттенок раздражения, возможно предвещавший очередную нотацию. — Лоргар, ты тратишь свою жизнь на других. Но есть черта, за которой самоотверженность становится пагубной. Если ты занят только тем, что поднимаешь из невежества народы, где ты найдешь время, чтобы самому узнать больше? Если ты стремишься только к великой цели, какая радость от твоей жизни? Смотри в будущее, но цени настоящее.
Лоргар кивнул в ответ на слова брата и продолжал наблюдать заход солнца. Над самым горизонтом светило немного потускнело, но оставалось еще достаточно ярким, чтобы причинять боль глазам смертных. Лоргара же подобные мелочи ничуть не беспокоили.
— Еще одна процессия, — сказал он, увидев, что дальняя улица запружена толпой гуляющих.
— Ты говоришь об этом с грустью, — заметил Магнус. — Люди радуются твоему возвращению домой, брат. Разве тебя это не воодушевляет?
— Говоря откровенно, воодушевляет. Но эта процессия не в мою честь. Шествие посвящено беженцам из Монархии. Я приказал привести их сюда после заката. Судя по размеру толпы, могу предположить, что эта процессия чествует Блаженную Леди.
Магнус оперся огромными руками на ограждение балкона, словно так мог лучше рассмотреть далекую улицу.
— А почему одного из беженцев почитают больше, чем остальных?
— Так получилось. — Лоргар кивнул в сторону процессии. — Она — единственная женщина и, как мне говорили, необычайно красива. Кроме того, она стала единственной очевидицей крушения Монархии. Орбитальная бомбардировка лишила ее зрения. Такие жертвы привлекают внимание масс.
Патрицианское лицо Магнуса посуровело.
— Брат, в твоих словах я слышу отголоски размышлений Кор Фаэрона. Я уже предупреждал, чтобы ты не слишком внимательно и не слишком часто прислушивался к его речам. Горечь сжигает его изнутри.
Лоргар покачал головой:
— Его беспокоит собственная неполноценность, только и всего. Но ты ошибаешься, эти беженцы не имеют к Кор Фаэрону никакого отношения, хотя, я подозреваю, что Завет сильно надеется извлечь выгоду из их популярности. Я приказал привести их сегодня сюда только потому, что хотел с ними встретиться. Ни больше ни меньше.
Это объяснение удовлетворило Магнуса. В комнате установилась тишина. Как часто бывает между братьями, это было спокойное молчание, не менее важное, чем слова, которыми они обменивались.
Осталось решить лишь одну неприятную проблему.
— Как такое могло произойти? — после долгой паузы спросил Магнус. — Мне известно о религиозных войнах Колхиды. Помню тот день, когда прибыл сюда вместе с отцом и ты предложил ему мир, преисполненный благоговения. Но падение было таким стремительным и глубоким… Как могло дойти до этого?
Лоргар не встретил на взгляд брата. Он продолжал смотреть на раскинувшийся внизу город.
— Весь этот мир горел в пламени крестового похода, начатого мной два столетия назад. Я грезил пришествием бога. Меня терзали галлюцинации, видения, кошмары и обмороки. Ночь за ночью, без всякого перерыва. Порой я просыпался на рассвете и видел, что из ушей и глаз течет кровь, а в мозгу пылал облик отца. Конечно, я был слишком молод и наивен, чтобы понять, кто я. Откуда мне было знать, что за сила бурлит во мне и рвется наружу? Я не такой, как ты, и не мог с рождения контролировать свое шестое чувство. И я не Русс, чтобы на мой вой отвечали все окрестные волки. Мои силы проявлялись внезапными приступами, то во время празднеств, то в периоды уныния. Лишь в возрасте восьми лет я узнал, что люди могут видеть не только бесконечные кошмары, но и приятные сны. Это открытие потрясло меня до глубины души.
Магнус молчал. Несмотря на их близость и частые беседы, он никогда не слышал от брата подобных откровений.
Лоргар, продолжая, прикрыл глаза.
— Во имя своего отца я вел священную войну, а он спустился с небес, увидел океаны крови и слез, пролитых в его честь, но едва ли обратил на это внимание. Всю свою молодость я корпел над писаниями и религиозными уставами, готовясь к приходу мессии. Я верил, что он придаст смысл человеческой жизни — смысл, который пытаются отыскать тысячи цивилизаций. Но я ошибся.
— Император принес смысл, — сказал Магнус. — Но не тот, на который ты надеялся.
— Он принес столько же вопросов, сколько и ответов. Отец полон тайн. И я ненавижу в нем эту особенность. Это существо, которому невозможно доверять.
Снова повисло молчание.
Спустя некоторое время Лоргар уныло усмехнулся:
— Возможно, он и в самом деле открыл смысл. Но человечество нуждалось не в этом, вот что важно.
— Продолжай, — сказал Магнус. — Закончи свою мысль.
— С тех пор я колесил по его Империуму, воздвигал в его честь монументы и распространял веру, но возразил он только сейчас. Прошло больше столетия, и лишь сейчас мне говорят, что я поступал неправильно?
Магнус по-прежнему хранил молчание, и лишь в его прищуренном глазу сверкало сомнение.
— Магнус. — Переживание, отразившееся на лице брата, вызвало у Лоргара улыбку. — Только истинный бог отрицает свою божественность. Так утверждают бесчисленные религиозные учения. Но он не отрицал своей причастности к сонму богов, когда впервые появился на Колхиде, чтобы забрать меня к звездам. Ты ведь был там. Он смотрел, как в его честь неделя за неделей проводятся празднества, и ни разу не упрекнул меня за то, что его прославляют как бога. Он наблюдал, как я участвую в Крестовом Походе, и ни словом не выразил своего неодобрения. И только в Монархии обрушил на меня свою ярость, когда решил разрушить мою веру, хотя прошло уже больше века.
— Вера — неприятное слово, — сказал Магнус, рассеянно поглаживая пальцами переплет огромной книги, всегда пристегнутой цепью к его поясу.
— Почему мы были рождены, чтобы стать воинами?! — неожиданно воскликнул Лоргар.
— Наконец-то, — рассмеялся Магнус. — Наконец-то мы добрались до причины, по которой ты вызвал меня на Колхиду. Почему мы стали воинами? Хороший вопрос, и ответ очевиден. Мы стали воинами, потому что Императору, возлюбленному всеми, для покорения Галактики потребовались именно воины.
— Безусловно. Но это величайшая эпоха в истории человечества, а вместо философов и провидцев… впереди идут воины. Магнус, в этом есть нечто отвратительное. Нечто… скверное. Это неправильно.
Магнус пожал плечами, отчего его кольчуга негромко зашуршала.
— Наш отец и есть провидец. И ему нужны генералы.
Лоргар скрипнул зубами.
— Ради Трона, меня тошнит от этих слов. Я не воин. И не имею ни малейшего желания им быть. Я не разрушитель, Магнус. Не такой, как другие. Почему, как ты думаешь, я так много времени тратил на то, чтобы привести к Согласию другие планеты и создать идеальные миры? Мое призвание в созидании. Что же касается разрушения, то я…
— Не солдат?
— Не солдат, — устало кивнул Лоргар. — Есть более достойные занятия, чем колоссальные кровопролития.
— Если ты не солдат, ты не имеешь права стоять во главе легиона, — заявил Магнус. — Астартес — это оружие, брат. Не ремесленники и не строители. Это пламя, пожирающее города, а не руки, которые их возводят.
— Э-э, так мы перешли к лицемерию? — Лоргар вымученно улыбнулся. — Твои Тысяча Сынов создали прекрасную Тизку, не говоря уж о просвещении Просперо.
— Верно. — Магнус тоже улыбнулся в ответ, хотя и более искренне. — Но еще они безукоризненно привели к Согласию множество миров. А вот о Несущих Слово этого не скажешь.
Лоргар промолчал.
— Это все из-за Монархии? — спросил Магнус.
— Все из-за Монархии, — подтвердил Лоргар. — Брат, в одно мгновение все изменилось. И мое представление о завоеванных нами мирах тоже. И надежды на будущее. Все.
— Могу себе представить.
— Не смей говорить таким покровительственным тоном, — огрызнулся Лоргар. — При всем уважении, ты не можешь себе этого представить, Магнус. Это не на тебя обрушился гнев повелителя всего человечества, не твои величайшие достижения обратились в пепел и пыль, и не тебя, одного из всех, назвали неудачником. Он ведь не бросил твоих драгоценных Тысячу Сынов на колени, чтобы объявить, что все, носящие эти доспехи, зря прожили свои жизни.
— Лоргар…
— Что? Что? Десятки лет на Колхиде я мечтал о том дне, когда явится бог и поведет человечество в Эмпиреи. В его честь я основал религию. И больше столетия распространял эту веру, воображая себе, что он соответствует моим мечтам, пророчествам и мифам о восхождении человеческой расы. Теперь мне говорят, что вся моя жизнь была обманом; что мои братья, насмехавшиеся над моими стремлениями к высшей цели, были вправе смеяться над единственным глупцом в нашем роду.
— Брат, успокойся.
— Нет! — Лоргар инстинктивно потянулся за отсутствующим крозиусом, и пальцы его скрючились от сдерживаемой ярости. — Нет… Не называй меня братом с таким снисходительным видом. Ты мудрейший из всех нас, но и ты не понимаешь истины.
— Тогда объясни мне. И умерь свой пыл, я не желаю выслушивать твое нытье. Или ты ударишь меня, как ударил Жиллимана?
Несколько мгновений Лоргар еще колебался. Затем золотая ладонь смахнула с ограждения балкона белый лепесток. Пока лепесток, покачиваясь в воздухе, падал вниз, гнев утих, хотя и не испарился полностью. Лоргар встретил взгляд Магнуса.
— Прости меня. Я поддался гневу и ослабил контроль. Ты прав.
— Я всегда прав, — усмехнулся Магнус. — Такая у меня привычка.
Лоргар снова обратил свой взгляд на город.
— А что касается Жиллимана… Я и понятия не имел, что этот удар доставит мне такое огромное удовольствие. Он держался невероятно высокомерно.
— У нас имеется множество братьев, которым изредка не помешала бы такая встряска. — Магнус улыбнулся. — Но об этом поговорим в другой раз. Вернемся к нашей теме. Ты напуган.
— Да, — признался Лоргар. — Я боюсь, что Император уничтожит Несущих Слово — и уничтожит меня. И мы присоединимся к тем братьям, чьи имена больше не произносим.
Последовавшее молчание уже не было таким умиротворенным.
— Ну? — спросил Лоргар.
— Он мог, — ответил одноглазый гигант. — Об этом был разговор, еще до событий в Монархии.
— Он приходил к тебе, чтобы узнать твое мнение?
— Приходил, — подтвердил Магнус.
— И к остальным братьям тоже?
— Думаю, да. Но не спрашивай, кто чью сторону занял, потому что я и сам не знаю большинства мнений. Но Русс поддержал тебя, и Хорус тоже. По правде говоря, это был первый случай, когда Король Волков и я приняли одинаковое решение по важному вопросу.
— Леман Русс меня поддержал? — Лоргар рассмеялся. — Вот чудеса.
Магнус не разделял его веселья. Его единственный глаз льдисто-голубого цвета в упор смотрел в лицо Лоргара.
— Он это сделал. Космические Волки — религиозный легион, хотя их религия довольно примитивна. Но Фенрис — суровая колыбель, отсюда и их вера. Русс это понимает, хотя ему не хватает сообразительности, чтобы озвучить свои мысли. Вместо этого он заявил, что уже лишился двух братьев и не имеет ни малейшего желания потерять третьего.
— Двоих уже нет. — Лоргар продолжал смотреть на город. — Я до сих пор помню, как они…
— Хватит, — оборвал его Магнус. — Сдержи слово, данное в тот день.
— Вы все так легко забываете о прошлом. Никто не желает говорить о том, что утрачено. А ты сможешь сделать то же самое еще раз? — Лоргар посмотрел в лицо Магнуса. — Сможешь вместе с Хорусом и Фулгримом забыть мое имя только из-за данного обещания?
Магнус не поддался на его уловку.
— Несущие Слово не пойдут дорогами забытых и искорененных. Я верю в тебя, Лоргар. Я уже слышал, что Согласие на Сорок семь — шестнадцать было достигнуто с похвальной быстротой. Флотилия переселенцев уже в пути, не так ли?
Лоргар проигнорировал риторический вопрос.
— Магнус, мне необходимо твое руководство. Я должен увидеть вещи, которые видишь ты.
Златокожий примарх проследил за шествием горожан по извилистым улицам, приближавшимся с каждой минутой.
— Тебе известна мифология Колхиды, и ты знаешь о паломничестве к тому месту, где смертные встречаются с богами. И ты знаешь, что это соответствует верованиям множества других миров. Эмпиреи. Изначальная Истина. Царствие Небесное. Десять тысяч названий в десяти тысячах миров. Если шаманы и колдуны множества цивилизаций разделяют одно и то же верование, это не может быть простым суеверием. Возможно, отец ошибается. Возможно, звезды скрывают больше тайн. Возможно, за ними действительно прячутся боги.
— Лоргар…
Магнус предостерегающим жестом поднял руку. Он развернулся и вышел с балкона в просторную комнату на вершине Башенного храма. За стеклянным прозрачным куполом открывалось захватывающее зрелище ночного неба. На сапфировом небосклоне мерцающими огоньками уже появились звезды.
— Не ищи себе объект для поклонения, — сказал Магнус, — лишь потому, что твоя вера оказалась ложной.
Лоргар последовал за братом, рассеянно перебирая тонкими пальцами край рукава своего серого одеяния. Примарх Несущих Слово провел немало времени в этой обсерватории на вершине башни, наблюдая за звездами. Именно здесь десятки лет назад он ждал и мечтал о пришествии Императора, напрасно веря, что встретит достойного преклонения бога.
— Так вот что ты обо мне думаешь? — спросил он Магнуса еще более ласковым тоном. В его взгляде вместе с затаенным гневом проявилась боль. — Вот как ты судишь о моих поступках? Ты думаешь, что в силу своего невежества я смотрю по сторонам в поисках любого, кто мог бы прислушаться к моим молитвам?
Магнус тоже наблюдал за появляющимися звездами. Он уже узнал несколько созвездий — их очертания и названия стали символами орденов легиона Несущих Слово. Там — неясный силуэт крозиуса, увенчанного черепом; здесь — высокое кресло, олицетворяющее Трон из Костей, а вот пылающее кольцо Зубчатого Солнца.
— Именно так рассудит о тебе история, — сказал Магнус, — если ты не сойдешь с этого пути. Никто не вспомнит о твоем стремлении возвысить человечество или направить людей на путь просвещения. Они отметят лишь твои унижение и слабость и отчаянное желание во что-то верить.
— Человечество без веры — ничто, — прошептал Лоргар.
— Но для объяснения Вселенной нам все же не нужна никакая религия. Светоч Императора делает видимым все.
— Вот этого ты никогда не хотел понять. — Лоргар перешел к столику, на котором стояли хрустальные бокалы. — Ты считаешь, что вера сродни страху. Что это способ объяснить положение вещей невежественным умам. Вера — это величайший сплачивающий элемент в истории человечества. Только вера тысячелетиями поддерживает пламя надежды в тех мирах, которые мы завоевываем заново в своем Крестовом Походе.
— Это твои слова, брат, — пожал плечами Магнус. — Подобные высказывания не принесут тебе никакой пользы.
Лоргар налил себе бокал темного вина с сильным запахом специй, добавленных во время брожения. Климат Колхиды не позволял разводить виноград, и большая часть вина здесь производилась из фиников. Горьковатый напиток после первого же глотка окрасил его губы.
— Мы ведь бессмертны, — сказал Лоргар. — Зачем же беспокоиться о будущем, если мы в любой момент можем вмешаться и изменить его?
Магнус ничего не ответил.
— Ты что-то видел, — настаивал Лоргар. — Видел в Великом Океане. В варпе, куда ты так часто заглядываешь. Что-то… Какой-то намек на то, что может произойти. Вероятное будущее?
— Нет, брат, так не пойдет.
— Ты лжешь.
Магнус оторвался от созерцания потемневшего небосклона.
— Иногда ты видишь и слышишь только то, что тебя устраивает. Ты ошибаешься, Лоргар. Отец не бог. Богов не существует.
Лоргар улыбнулся с таким видом, словно только и ждал этих слов.
— Или он волшебный небесный дух, пребывающий в мифическом раю? Нет. Я не дурак. Это не тот бог, каким его представляли когда-то примитивные цивилизации. Но Император есть бог во всем, кроме имени, Магнус. Он есть психическая мощь, заключенная в физическую оболочку. Когда он говорит, его губы не шевелятся и звуки не вылетают из горла. Его лицо одновременно может быть тысячью разных ликов. Он только внешне похож на человека, и то, полагаю, лишь когда ему это нужно.
— Весьма мелодраматичное восприятие.
— Это правда. Нас с тобой различает лишь то, что ты называешь его отцом, а я — богом.
Магнус вздохнул, и в его груди зарокотало сдерживаемое рычание.
— Я понимаю, к чему ты клонишь. Теперь я вижу, для чего ты меня позвал. И, Лоргар… я ухожу.
Лоргар протянул к брату золоченую руку:
— Магнус, прошу тебя. Если Император таков, как он есть, значит, должны быть и другие существа, обладающие подобными силами. Иначе как объяснить множество легенд о божественности и силах по ту сторону границы, существующих в самых различных цивилизациях? Во Вселенной должны быть боги. Врожденные инстинкты нашей расы не могут так лгать.
— Это уже похоже на отчаяние. — Магнус вздохнул. — А ты не думал, что отец предупреждал тебя не зря?
— В поисках истины нет ничего постыдного, Магнус. И тебе это должно быть известно, как никому другому. Не видел ли ты чего-нибудь подобного во время странствий по Великому Океану? Не встречал никаких существ, которых люди могли бы назвать богами или демонами?
Магнус ничего не ответил, только обжег брата испепеляющим взглядом.
— Мой разум кипит от вопросов, — признался повелитель Несущих Слово. — Где в Галактике могут встречаться боги и смертные?
Губы гиганта скривились.
— Лоргар, в глубинах Великого Океана скрывается много тайн. Мы с тобой оба бывали в таких мирах, где варп просачивается в реальный мир, и тогда еретики-заклинатели пытаются им манипулировать и называют это магией. Неужели и ты опустишься до их уровня?
— Подожди, — взмолился Лоргар. — Помоги мне!
Магнус покачал головой.
— Помочь тебе заглянуть в бездну? Ты хочешь, чтобы я повел тебя по тропе примитивных варваров?
Прежде чем ответить, Лоргар судорожно вздохнул.
— Помоги мне отыскать истину, скрытую среди звезд. А вдруг мы ведем ложный Крестовый Поход? И это богопротивная война… Может, мы душим истину — истину, в которую в той или иной форме верят бесчисленные цивилизации… Мы… Мы… Я днем и ночью слышу, как что-то взывает ко мне. Что-то из бездны. Это судьба? Так постигается будущее? Через шепот неизбежности?
Магнус подошел к Лоргару и обнял его за плечи, и повелитель Несущих Слово умолк. Позолоченные губы примарха дрожали, пальцы словно свело судорогой.
— Брат, ты бредишь, — сказал Магнус. — Посмотри на меня. Успокойся, Лоргар. Успокойся. Смотри на меня.
Лоргар послушался. Магнус Красный, Алый Король, уставился на брата своим единственным глазом.
— Цвет твоего глаза изменился, — пробормотал Лоргар. — Магнус, я слышу, как они меня зовут. Судьба. Рок. Я слышу тысячи голосов судьбы…
— Сосредоточься на мне, — медленно и протяжно произнес Магнус. — Внимательно слушай мои слова. В тебе говорит страх. Страх новой неудачи. Страх перед тем, что отец может приказать искоренить третий легион и третьего сына.
— Страх развеялся. Я больше не боюсь. Осталось лишь вдохновение.
— Брат, ты не сумеешь скрыть от меня свои чувства за простыми словами. И ты не напрасно боишься того, что может произойти. Ты стоишь на пороге разрушения, но все еще не сошел с пути, который ведет к падению. Я понимаю твои страдания. Все твои достижения на Колхиде оказались посвященными ложной вере. Каждый мир, приведенный к Согласию твоим легионом, придется посетить снова и перестроить. Но ты не можешь жить в страхе перед очередной ошибкой.
Несколько мгновений Лоргар стоял молча, потом его плечи поникли.
— Ты мог бы мне помочь, Магнус. — Примарх Несущих Слово освободился от рук брата и вернулся к столику с вином. — Мы могли бы вместе предпринять паломничество и разыскать место, где божественное сияние затмевает свет звезд. Ты лучше, чем кто-либо другой, видишь в Великом Океане. Ты мог бы стать моим проводником.
Единственный глаз Магнуса прищурился. От этого движения наморщился и шрам в пустой глазнице.
— Что ты намерен делать, Лоргар? Ты же не имеешь представления о том, что ищешь.
— Я продолжу Великий Крестовый Поход. — Лоргар улыбнулся и снова отпил глоток темного вина. — Я поведу свой флот по Галактике и приведу к Согласию каждый мир, который встретится по пути. Но во время странствий среди звезд мы станем пилигримами, ищущими святую землю. Если в легендах бесчисленных миров есть зерно истины, я его найду. А после этого буду просвещать человечество.
Магнус ничего не ответил. Не в силах поверить словам брата, он лишился дара речи.
Лоргар осушил бокал, и его золотые губы снова потемнели.
— Я брошу на Великий Крестовый Поход все силы своего легиона и больше никогда не воздвигну монумент в честь Императора. Все это я буду делать под бдительным присмотром его боевых псов Кустодес. Но ведь нет никакого греха в том, чтобы записывать древние легенды тех миров, которые нам встречаются, не так ли? Ты сам убеждал меня, что все они — сплошная ложь. И отец говорил то же самое.
— Я ухожу, — заявил Магнус и прошел в центр комнаты.
Положив закрытую перчаткой руку на переплет висевшей на бедре книги, он оглянулся на брата. Им не суждено встретиться раньше, чем через сорок лет, когда Галактика станет совсем другой.
Они оба чувствовали это. Предчувствие пронеслось между ними в последнем продолжительном взгляде — наполовину осуждающем, наполовину умоляющем.
— Что такое таит Великий Океан, что ты всегда от нас скрываешь? — сквозь стиснутые зубы спросил Лоргар. — Какие секреты таит варп? Почему ты проводишь большую часть жизни, исследуя его глубины, если там ничего нет? А что, если бы я спросил отца о твоих тайных странствиях в эфире?
— Прощай, Лоргар.
Повелитель Несущих Слово откинул капюшон, и его прекрасное лицо вспыхнуло в лучах свечей настоящим золотом.
— Существует ли место, где реальный мир сходится с нереальным? Эмпиреи или Царствие Небесное, которое никогда не могли отыскать люди? Царство, где смертные встречаются с богами? Магнус, ответь мне.
Магнус покачал головой, разгоняя начавшие сгущаться вокруг него искорки света. Луч телепортации с его корабля. Неведомо откуда налетел ветер.
— Что это за голоса?! — закричал Лоргар, перекрывая усиливающийся ветер. — Кто взывает ко мне?!
Лоргар замер, ожидая ответа, но Магнус, прежде чем исчезнуть в яркой вспышке света и поднявшемся шуме, произнес одно только слово:
— Страдание.
Глава 11 СЛУЖЕНИЕ БОГУ ИСПОВЕДЬ ПАЛОМНИЧЕСТВО
Верхушка Башенного храма взорвалась в ослепительной вспышке, и на много километров вокруг участники шествия в ужасе замерли, глядя вверх. С башни обсерватории посыпалась мелкая пыль — стеклянный купол испарился и оседал дождем крошечных мерцающих кристаллов.
Гулкий грохот телепортации быстро затих, и потревоженный воздух успокоился.
Непострадавший Лоргар остался стоять после громоподобного ухода Магнуса. Вечерний ветер развевал его одеяние, свитки и листы пергамента с его записями разлетались по всему городу, но он почти ничего не замечал. Хрустальные бокалы, как и огромный прочный купол, были уничтожены, и по столу растекалась лужа горького вина.
Не сознавая течения времени, он продолжал смотреть на Варадеш, пока не услышал настойчивый стук по железной двери в единственной оставшейся стене. В задумчивой рассеянности он едва обратил на него внимание.
— Входите, — произнес Лоргар.
Подъем на храмовую башню стал настоящим испытанием, поскольку жрецы Завета были до крайности взволнованы как присутствием Блаженной Леди, так и произошедшим десять минут назад взрывом обсерватории повелителя. Несущим Слово несколько раз пришлось прибегать к угрозам, чтобы заставить перепуганных жрецов освободить дорогу.
— Он не откроет двери! — завывал один из священнослужителей с отчаянием самобичевания.
— Мы поговорим с примархом, — заверил Ксафен столпившихся жрецов. — Он посылал за Блаженной Леди и откроет нам двери.
— А вдруг он ранен? — захныкал другой, тучный детина с трясущимися щеками, в пышном бело-сером одеянии дьякона. — Мы должны помочь Уризену!
— Держи себя в руках и уйди с дороги! — зарычал на него Аргел Тал. — Или я тебя убью!
— Ты же не можешь это говорить всерьез, господин!
Быстрее молнии, так что человеческий глаз не мог за ними уследить, мечи из красного железа с шипящими вздохом покинули ножны. Кончики обоих клинков уперлись в толстые щеки дьякона, не дав ему времени даже моргнуть. Похоже, что господин говорил всерьез.
— Да, — пролепетал жрец. — Да, я…
— Шевелись, — прервал его Аргел Тал.
Дьякон, сдерживая слезы, выполнил приказ. Но как только он сдвинулся с места, в воздухе распространился едкий животный запах, заглушивший запах пота и кислое дыхание перепуганных жрецов.
— Сэр, — Торгал не стал говорить вслух, а переключился на вокс-связь, — жрец обмочил свои одеяния.
Аргел Тал сердито заворчал и, приподняв Кирену, перенес ее через теплую лужицу на деревянной ступени.
Оставшиеся жрецы разбежались, и воины со своей подопечной поднялись по широкой винтовой лестнице.
— Входите, — раздался голос.
Аргел Тал не убрал мечи в ножны. Он первым вошел в обсерваторию примарха, которая теперь превратилась в каменную платформу, открытую ночному бризу. На полу в беспорядке валялись пергаментные свитки и книги, ветерок мягко покачивал их и переворачивал страницы.
Примарх стоял на краю платформы и смотрел на город. На обнаженной татуированной голове не было видно никаких ран, и на серо-белом одеянии иерарха Завета не выступило ни капельки крови.
— Сэр? — окликнул его Аргел Тал. — Что здесь произошло?
Лоргар медленно повернулся. На его лице мелькнуло мгновенное замешательство, как будто примарх ожидал увидеть кого-то другого.
— Аргел Тал, — громко произнес он, — капитан Седьмой штурмовой роты, младший командир братства Зубчатого Солнца.
— Да, мой лорд. Это я.
— Приветствую, сын мой.
Капитан, говоря, постарался скрыть свое волнение:
— Сэр, вокс-сеть перегружена. Могу я проинформировать легион, что все в порядке?
— А почему должно быть иначе? — спросил примарх, все еще сохраняя на лице следы растерянности.
— Взрыв, сэр, — ответил Аргел Тал. — Девять минут назад. — Он обвел рукой остатки обсерватории. — Купол, — с запинкой добавил капитан.
— А-а. — Лоргар улыбнулся. Улыбка получилась великодушной и подкупающей, словно он приглашал посмеяться и остальных. — Мне придется поговорить с братом относительно методов телепортации в хрупких сооружениях. Капитан, ты намерен меня убить?
Аргел Тал опустил мечи, только сейчас осознав, что держал их словно перед боем.
— Прости, мой лорд.
Лоргар рассмеялся, окончательно избавившись от рассеянности.
— Пожалуйста, извести легион о том, что все в порядке, и передай мои извинения за то, что я не сделал это сам. Я слишком глубоко задумался.
Из темноты ночи с воем двигателей вынырнули два истребителя и пронеслись рядом с башней. Порыв ветра сбросил вниз оставшиеся свитки, а лучи прожекторов уперлись в платформу, осветив примарха и Аргел Тала с его спутниками.
Капитан моргнул в сторону горящей руны на ретинальном дисплее.
— Говорит Седьмой капитан. Отбой, отбой. Ложная тревога.
Лучи прожекторов погасли, и башня погрузилась во тьму.
— Как прикажешь, — ответил Аргел Талу один из пилотов. — Операция отменяется.
Лоргар проводил взглядом корабли, возвращавшиеся на свои посадочные площадки на окраине города. Весь воздушный флот и даже военные патрули легиона базировались в пустыне, за пределами города. Варадеш больше не будет осквернен войной. Никогда. Хватит и гражданской войны, сокрушившей Старую Веру и обеспечившей власть Лоргара над всей планетой много лет назад.
— Мой лорд, — отважился подать голос Аргел Тал. — Мой лорд, ты хотел увидеть Кирену, уроженку Монархии.
Лоргар как будто впервые заметил присутствие спутников капитана. Его лицо осветилось приветливой улыбкой, и примарх шагнул им навстречу.
— Я как раз размышлял, капитан, не забыл ли я вас поблагодарить.
Аргел Тал убрал мечи в ножны и снял шлем. Теплый ветерок приятно овевал лицо и вспотевшую шею.
— Поблагодарить меня, мой лорд?
— Да. — Примарх кивнул. — Разве не ты и не твой капеллан подняли меня из праха идеального города и поставили на ноги?
— Да, мой лорд. Это были мы. Но при всем уважении я не думал, что ты об этом вспомнишь.
— Кор Фаэрон притворился, что не запомнил ваши имена. У старика странное представление о юморе. Но я очень хорошо запомнил этот момент и благодарен вам. Вскоре я отдам распоряжение, чтобы моя признательность была выражена в более существенной форме.
— Нет, мой лорд… — запротестовал Ксафен.
— В этом нет необходимости, повелитель… — подхватил Аргел Тал.
Лоргар поднял руку, отметая их возражения:
— Ах, не надо напрасно скромничать. Ну а это, должно быть, и есть Блаженная Леди. Подойди, дитя мое.
Торгал и Малнор, вставшие на колени в присутствии своего повелителя, поднялись и подвели Кирену.
Перед лицом примарха большинство смертных ощущали глубочайшую растерянность. Перед ними представало физическое воплощение величия. Биологические манипуляции, изменение свойств плоти и генетические преобразования, применяемые при появлении на свет каждого из сынов Императора, были уникальными и неповторимыми процессами, основы которых хранились в невероятной секретности. Даже если какое-то разумное существо и смогло бы проникнуть в лаборатории-инкубаторы, ему не удалось бы понять, что в них происходит. Каждая частица в телах примархов была создана с особой тщательностью — выверена на квантовом уровне, чтобы соответствовать общему замыслу. Процесс опирался на научные исследования, принципы алхимии и психическое колдовство, но вместе с тем намного превосходил пределы каждой из этих отраслей знаний.
В присутствии примархов людей настигали апоплексические удары и сердечные приступы. Почти все, за редким исключением, падали на колени, многие беспричинно плакали, сами того не сознавая.
Кирена же стояла на том месте, где ее остановили, и улыбалась Лоргару. Улыбалась прямо ему в лицо.
— Приветствую тебя, Блаженная Леди, — с усмешкой сказал сын бога.
Голова Кирены находилась примерно на уровне его пояса.
— Я… Я вижу тебя. — Она почти смеялась от радости. — Я вижу твою улыбку.
Лоргар заметил, что его воины подошли ближе, намереваясь удостовериться, что ее зрение вернулось. Он остановил их взмахом руки и покачал головой.
Аргел Тал. Голос примарха послышался в мозгу капитана свистящим шепотом.
Несмотря на генетическую связь между ними, подобное общение было неприятно — словно в мозг проникала холодная игла. Капитан ощутил, как напряглись его мускулы, а оба сердца забились быстрее.
Несущий Слово кивнул, надеясь, что повелитель не заметил его неловкости, хотя знал наверняка, что примарх все понял.
Мне говорили, что на Кхуре ей пришлось нелегко. Голос примарха снова зазвучал у него в голове.
Несущий Слово еще раз кивнул.
Что за существо человек? В негромком шепоте Лоргара прошелестел вздох. Большую часть своей жизни он тратит на то, чтобы добиться превосходства над окружающими.
Аргел Тал, ободренный дружеским тоном, каким сегодня говорил примарх, приложил кончики пальцев к нижним векам, сначала с одной стороны, потом с другой.
Нет. Неслышимый голос Лоргара окрасился искренним чувством. Она не может меня видеть. Она чувствует мою ауру, а ее мозг ошибочно принимает это за изображение. Ее глаза все еще мертвы. И навсегда останутся такими. Испепеляющая ярость Жиллимана навсегда лишила ее зрения.
Весь этот разговор занял время, требуемое для трех ударов двух сердец Аргел Тала. При этом Лоргар даже не взглянул в его сторону.
— Да, — произнес примарх, обращаясь к Кирене, и опустился на одно колено.
Теперь их лица оказались почти на одном уровне. Ее невидящий взгляд последовал за его движением, и Лоргар улыбнулся, заметив, как действует на женщину его присутствие.
— Да, — повторил он. — Ты можешь меня видеть.
— Я вижу тебя ясно, как само солнце, — прошептала Кирена, неожиданно заплакав. — Я вижу золото, золото и золото.
Рука, размером с ее голову, с призрачной легкостью коснулась лица девушки, огромные пальцы скользнули по щекам, смахивая слезы. Из груди Кирены вырвался невольный вздох — нечто среднее между рыданием и смехом.
— Кирена. — Голос Лоргара звучал в ее ушах гулкими раскатами. — Мне говорили, что для моих воинов ты стала своего рода талисманом. Счастливым амулетом, если угодно.
— Я не знаю об этом, мой повелитель.
— Я не повелитель тебе. — Лоргар легонько провел рукой по ее лицу, касаясь кончиками пальцев ее носа, скул, подбородка. Как будто он сам был слепым и должен был ощупать лицо, чтобы составить себе представление о нем. — Твоя жизнь принадлежит тебе, а не мне и не кому-то другому.
Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова из-за слез, заливающих сияющее лицо.
— Кирена, тебе известно, почему я хотел тебя видеть?
— Нет, — задыхаясь, вымолвила она.
— Я хочу тебя кое о чем попросить. Об одолжении, которое только ты можешь мне оказать.
— Все, что угодно, — выдохнула она. — Все.
— Ты даруешь мне прощение? — спросил примарх. Он взял ее руку в свои ладони, и золотые пальцы полностью скрыли ее миниатюрную кисть. — Простишь ли ты меня за то, что я сделал с твоим миром, с идеальным городом и с твоими драгоценными глазами?
Она кивнула, отвернувшись от золотого света, воспринимаемого только ее мозгом.
Лоргар поцеловал ее пальцы, едва коснувшись кожи губами.
— Благодарю тебя, Блаженная Леди. После твоих слов моей душе стало намного легче.
Он выпустил ее руку и поднялся, чтобы отойти.
— Погоди, — попросила она. — Разреши служить тебе. Разреши служить твоему легиону. Прошу тебя.
Аргел Тал подавил дрожь. Слова Кирены были до боли похожи на те, что он сам произнес при первой встрече с примархом. Как удивительно, что прошлое с невероятной отчетливостью проявляется в настоящем.
— Тебе известно, кто такой исповедник? — спросил Лоргар. — На Кхуре было нечто подобное?
— Да, мой лорд, — запинаясь, ответила Кирена. Она еще не полностью овладела своим голосом. — Они называли себя Слушателями, выслушивали наши прегрешения и прощали их.
— Точно, — со смехом сказал Лоргар. — Кирена Валантион из Монархии, твоя жизнь принадлежит только тебе. Но если ты хочешь остаться с моими воинами и странствовать среди звезд, эта роль подходит тебе идеально. Ты выслушала о моих грехах и простила их. Готова ли ты сделать то же самое для моих сынов?
В ответ она опустилась на колени и в порыве благодарности склонила голову. Вместо слов она начала бормотать почтительные молитвы, точно как в писании, которое она твердила в детстве.
Примарх еще раз окинул Кирену благосклонным взглядом, а затем повернулся к Аргел Талу.
— Капитан, — обратился он к своему воину.
— Мой лорд.
Аргел Тал отсалютовал, ударив кулаком по нагруднику брони.
— За тот месяц, что я провел в уединении, Эреб не раз говорил о тебе. И как только я стал вспоминать, кто поднял меня с коленей перед братом Жиллиманом, он снова завел о тебе речь.
— Это… удивляет меня, мой лорд.
Смущение в голосе Аргел Тала не укрылось от Лоргара.
— Я полагал, что ваши трения с Эребом остались в прошлом. Или я ошибаюсь?
Аргел Тал тряхнул головой:
— Нет, мой лорд. Прости мою минутную растерянность. Все наши противоречия давно разрешены.
— Рад это слышать. — Лоргар усмехнулся. — Учиться у самого Эреба и все же предпочесть клинок, а не крозиус… Твой выбор другого пути нанес удар по его гордости. Но он тебя простил. Я хотел бы знать, относится ли это и к тебе? Ты простил его?
«Выбор другого пути». Аргел Тал мог сказать, что эта фраза чересчур деликатна.
— Здесь нечего прощать, — сказал он. — Его ярость по поводу моего решения вполне понятна.
Лоргар пристально наблюдал за ним, и, несмотря на всю доброжелательность, взгляд его серых глаз оставался оценивающим.
— Ты всегда отличался великодушием, Аргел Тал.
— Твое мнение льстит мне, мой лорд.
— Ну а теперь мы подошли к тому вопросу, который послужил причиной вашего вызова. Прежде чем мы вернемся к Великому Крестовому Походу, в братстве Зубчатого Солнца произойдут некоторые изменения. Наблюдателей-кустодиев я распределил по четырем братствам — в каждом будет присутствовать по пять воинов из двадцати. С сожалением должен сообщить, что братство Зубчатого Солнца в их числе. Как я слышал, ты встречался с Аквилоном в стеклянном городе? Я удовлетворил его просьбу позволить одной из групп Кустодес странствовать с Зубчатым Солнцем. Не вредно будет бросить эту кость сторожевым псам Императора.
— Как прикажешь, мой лорд, — ответил Аргел Тал.
— Боюсь, это еще не все. — Лоргар снова улыбнулся, совсем как тот обворожительный золотой иерарх, что встал во главе революции на этой планете. — Мое доверие к тебе далеко превосходит рамки служебного долга. Ты поднял меня с колен, поднял из праха, и я благодарен тебе за это. И потому обращаюсь к тебе, Седьмой капитан Аргел Тал, со смиренной просьбой оказать услугу.
Слова и тон, которым они были сказаны, заставили Аргел Тала благоговейно опуститься на одно колено. Кто еще из примархов — из богоподобных существ — мог бы обратиться к одному из своих сыновей с просьбой об одолжении? Сознание принадлежности к его роду наполнило душу Аргел Тала смиренной гордостью.
Ночной ветерок разнес мелодичный смех Лоргара. Стоявшая в десяти метрах Кирена услышала этот звук и вновь ощутила подступившие слезы.
— Поднимись, — с улыбкой приказал Лоргар. — Разве ты не достаточно стоял на коленях, Аргел Тал?
Он встал, но не смел поднять взгляд выше ступней примарха.
— Проси о чем угодно, мой лорд. Я все исполню.
— Я не одно десятилетие странствовал с тысячами тысяч своих воинов, изображая генерала и адмирала. И я устал от этих игр. Легион продолжит странствия среди звезд, но я сейчас не имею никакого желания встречаться со своими братьями. Их праведное негодование разрушит остатки моей нервной системы. Ты мог бы сказать, что я хочу спрятаться, но это было бы ложью. Я просто не хочу, чтобы меня нашли. Между этими двумя понятиями имеется не слишком заметная, но существенная разница.
— Я понимаю, мой лорд.
— Скажи, к какой экспедиционной флотилии ты приписан?
— К Тысяча триста первой, господин. Ею командует мастер флота Балок Торв, и сейчас она находится в субсекторе Атлас.
«И ждет подкрепления», — мысленно добавил он.
— Да-да. — Лоргар кивнул. — Тысяча триста первая. С самого начала Великого Крестового Похода я путешествовал с восемнадцатью орденами. А сейчас, когда наше будущее не ясно, я прошу твоего позволения отправиться в путь с тремя сотнями воинов Зубчатого Солнца.
Аргел Тал через плечо взглянул на Кирену, потом на Ксафена и снова повернулся к Лоргару. Капеллан кивнул ему, исповедница прижала руки к губам, по ее лицу снова струились слезы.
— Прости, мой лорд, — произнес Аргел Тал. — Я не уверен, что правильно понял тебя.
— Сын мой, я прошу тебя об этом одолжении. Кор Фаэрон в мое отсутствие возглавит Сорок седьмую экспедиционную флотилию. Я не в силах скрыться от «Оккули Император» — они последуют за мной, куда бы я ни направился, — но я могу искать Эмпиреи вдали от глаз моих братьев. И пока этого достаточно.
— Ты… ты будешь странствовать с нами?
— Я был бы рад, — ответил примарх. — Я знаю, я мог бы попросить об этом любую из моих флотилий. Но именно ты поднял меня на ноги, когда мое невежество погубило целый мир. И потому я обращаюсь с этой просьбой к тебе.
— Я… Повелитель, я…
Лоргар снова рассмеялся, и его золотые руки удержали Аргел Тала от очередного коленопреклонения.
— Это означает согласие?
— Как прикажешь, Аврелиан.
— Благодарю. Аргел Тал, мы вступаем в новую эру. Эру прозрения и открытий. Каждая флотилия Несущих Слово будет следовать за своим ветром судьбы. А мы удалимся от Терры дальше, чем любой из легионов, и с каждым новым миром будем раздвигать границы Империума.
Аргел Тал понимал, к чему это приведет. Только к одному. Он почувствовал, что сзади к нему подошел Ксафен, но капеллан не произнес ни слова.
— Мы искатели. — Лоргар улыбался, смакуя это слово. — Мы ищем место, где встречаются боги и смертные, — ищем божественность в Галактике, которую мой отец считает лишенной богов.
Лоргар свел перед собой ладони и склонил голову, готовясь к молитве.
— Легион совершит паломничество.
Безликие карты лишены изображений — это сделано намеренно, и это придает им особую ценность, поскольку они отзываются на воздействие незримого чувства, не ограниченного воображением художника, и реагируют лишь на сознание толкователя.
В хрустальных пластинках содержится психореактивная жидкость, и, когда толкователь Таро берет карту в руки, в смоле цвета морской волны проступают образы.
В свое время он надеялся, что эти карты заинтересуют каждую психически одаренную личность в Империуме отца. Вместо этого к его творению отнеслись с пренебрежением — даже Магнус (который в подобных фокусах не нуждался) и Леман Русс (который высмеивал карты, хотя сам, пытаясь увидеть будущее, раскидывал рунные камни и кости).
Скоро наступит время покинуть Колхиду.
Он переворачивает первую карту. На молочно-мутной поверхности он видит факел, зажатый в сильной руке, — Истина.
Меня что-то зовет. Это Истина, которую я начинаю постигать только сейчас. Что-то зовет меня издалека.
Я не обладаю силой Магнуса, чтобы заглядывать в бездну и без труда ощущать пульсацию мироздания. Мои таланты нельзя сравнивать с одаренностью любимого брата и царственного отца. Но я всегда слышал чей-то зов. В юности он проникал в мой разум видениями, ночными кошмарами и галлюцинациями. А теперь…
Эреб и Кор Фаэрон — своими терпеливыми наставлениями — помогли мне отчетливее услышать этот зов.
Они были моими учителями в Завете, а теперь стали духовными родственниками. Мы вместе медитировали, сосредоточенно изучали тексты Заветов, и мы определили судьбу легиона.
Что-то неведомое зовет меня и возбуждает мое шестое чувство, словно эхо среди звезд.
Он переворачивает вторую карту и видит самого себя — в одеянии с поднятым капюшоном, смотрящего в сторону, словно избегающего собственного взгляда. Это известная карта — Вера.
Человечество без веры — ничто.
Вера возвышает нас над бездушными и проклятыми. Это топливо для души, движущая сила, за которой стоят тысячелетия выживания человечества. Без веры мы пусты. Существование в безбожной Галактике исполнено холода и непостоянства — вера формирует нас и поднимает над другими формами жизни, совершенствует наше сознание.
В те эпохи, когда веру душили, общество было подвержено слабости и разложению, пожиравшему его изнутри. Император, возлюбленный всеми, всегда это знал, но отказывался признавать.
Но он знает и потому соответствующим образом строит свою империю. Самое важное — это превосходство, и мой отец добивается превосходства над всеми смертными в Галактике: бог во власти, бог в ярости, бог в предвидении.
Бог во всем, кроме имени.
Старая Вера Колхиды своими корнями связана с тысячами цивилизаций тысяч миров. Даже одно это свидетельствует о том, что в непостижимом сплетении мифов и истории содержится ядро абсолютной истины.
И самая прекрасная легенда гласит об Эмпиреях, об Изначальной Истине.
Безусловно, она известна и под тысячами других названий. Эмпиреи — это название, принятое на Колхиде. В других мирах существует понятие Небесного Царствия — вечной обители душ после кончины смертной оболочки. Царство неограниченных возможностей: рай вероятностей, где вьются вокруг друг друга души всех когда-либо живущих на земле.
Даже мне известно, что все это мифы, истории, не слишком точно передаваемые из уст в уста через бесчисленные поколения.
Но… представьте себе. Представьте реальность, скрытую в этих мифах. Вообразите такое место в Галактике, где встречаются боги и смертные. Жизнь заканчивается со смертью, но бытие бесконечно.
Если в Старой Вере сокрыта истина, я ее отыщу.
Он переворачивает третью карту. Над изломанной линией башен и соборов дрожат волны раскаленного воздуха. Колхида. Город Серых Цветов. Дом.
Люди Колхиды всегда искали ответы среди звезд. И легион, родившийся в этом мире, Несущие Слово, не стал исключением. Многие братства легиона названы именами созвездий, сияющих в ночном небе. Даже присвоенное мне имя, имя, которое упоминается только внутри легиона, происходит из древности. «Аврелиан!» — восклицают они, отправляясь в бой. «Золотой».
Однако лингвистические корни ведут глубже, к другому значению, принятому нашими предками, которые издревле искали вдохновения в небе.
Аврелиан. Солнце.
Для нас естественно искать ответы среди звезд. Оттуда пришла жизнь. Оттуда снизошел Император. И легион поднимается к звездам.
Там ждет нас судьба.
Легенды Колхиды рассказывают о примитивных космических кораблях, которые покидали мир в поисках богов, почти так же, как отправлялись на поиски божества африкаранские и грецианские народы Древней Земли. Я прочел фрагменты записей, оставшиеся от тех цивилизаций, и я прошел дорогами прошлого со своим братом Магнусом. Путешествия Осайриса и Одиссеона из терранских мифов — это странствия Кхаана, Тезена, Сланата и Нарага — пророков, рожденных на Колхиде, великих искателей, затерявшихся в пелене прошлого.
Их скитания в поисках обители богов известны нам как паломничество.
Он переворачивает четвертую карту. Психореактивная жидкость под его пальцами создает архитектурные чудеса — изогнутый мост, вьющаяся через огромный сад, мощенная камнем тропинка… Странствие… Паломничество.
Легенду о паломничестве считают в Завете самой древней и самой распространенной среди человеческих цивилизаций, разбросанных по всей Галактике. Потребность в вере — естественная черта большинства людей. Изначальная Истина: небеса, рай… Все это в какой-то форме где-то существует — обитель богов, преисподняя демонов. Уровень вне границ естественной реальности. И в тех пределах возможно все.
И паломничество — это не что иное, как путешествие с целью увидеть все своими глазами. Чтобы оценить, где заканчивается мифология и начинается вера.
Небеса. Преисподняя. Боги. Демоны.
Я получу ответы, которые ищу.
Он переворачивает пятую, последнюю карту. Император во всем своем великолепии. С поразительной ясностью проявляются все детали его облика. Все, кроме самой важной детали — его лица. Золотой владыка.
Я был воспитан на старых свитках — тех самых, которые мы впоследствии отвергли ради поклонения Императору. Теперь я не могу не оглядываться на уроки моей юности, не могу не размышлять о легендах и зернах истины, в них содержащихся.
В древних трудах грубыми штрихами указано на пятно среди звезд — шрам на поверхности реальности, где во Вселенную из плоти и крови, костей и дыхания проникла Изначальная Истина. И в каждом из этих трудов имеется предсказание о пришествии золотого владыки, существа, обладающего божественной силой, который и поведет человечество к совершенству. Этим существом должен был стать мой отец. Император. И я верил в это до последнего момента, когда осознал свою ошибку.
Он не был золотым владыкой. Император может повести нас к звездам, но не за их пределы. И если золотой владыка не восстанет, все мои мечты окажутся ложью.
Сейчас я смотрю на звезды, а в мозгу пылают огнем руны из старинных свитков. И я смотрю на свои руки, когда пишу эти строки.
Эреб и Кор Фаэрон были правы.
Мои руки.
Они тоже золотые.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ