Первый элемент

Глава 6. Противостояние

Он лежал на знакомой мне постели, обхватив живот перебинтованной рукой, а вторая (рука) лежала вдоль тела. Кожа была очень бледной, практически прозрачной, а если присмотреться, то можно было увидеть, как по магическим протокам медленно течет еле заметная чёрная нить магии; дыхание было рваным и хриплым, словно при тяжёлой болезни лёгких. Я нервничала, кусала губы, заламывала руки, боялась услышать то, что может сказать доктор, несмотря на то, что местной медицине совсем не доверяю.

В тёмной комнате со слабым освещением у постели проректора, стоял достаточной привычный мне, а от того ещё больше неприятный, вызывающий подсознательно ещё большие опасения, запах спирта, спирающий дыхание. Гробовая тишина, нарушаемая неразборчивым шёпотом доктора, и, кажется, моим неровным дыханием, давила со всех сторон. Ректор сидел на кресле у окна, сложив ногу на ногу, и руки у подбородка, внимательно следил за движениями лекаря, проректором и, кажется, мной. Почему-то никто не спрашивал, что я здесь делаю и не просил выйти. Возможно, на моём лице было написано слишком много и явно, но именно сейчас мне было совсем не важно, что подумают обо мне остальные. Мне почему-то очень важно было скорейшее выздоровление магистра Эшфорда, словно от этого моя собственная судьба решается.

Не смотря на общий фон моего самочувствия, я просто не могла присесть, поэтому предпочитала стоять и ждать того, что скажет доктор, которого так любезно вызвал ректор. Я дождусь его слов и выпью отвар для восстановления магического резерва.

Когда, наконец, врач выпрямился, внимательно посмотрел сначала на меня, а потом на ректора, я забыла, как дышать. И вот он наконец, своим тихим и спокойным голосом делает вердикт:

— Вы, Камелия, хоть и передали ему магию, но всё равно здесь практически полное истощение через внутренние протоки. Пока он не проснется. Но следует обеспечить полный покой. Желательна попеременная подпитка зельями. Организм молодой, стихия редкая и сильная — поправиться быстро — недельки и две, и будет бегать, как новенький! — Очень весело добавляет мужчина, посмотрев почему-то на меня.

У меня задёргался левый глаз, а в ответ чуть не вырвались чисто русские, душевные слова! Я всё это прекрасно знаю, вы можете мне сказать что-то новое?!

Ректор, видимо, завидев моё состояние, перехватил инициативу на себя. Поднялся с кресла, очаровательно улыбнулся горе-врачу, рукой указал ему на дверь.

— Спасибо вам, доктор. Думаю, девушку стоит оставить. Пройдёмте, пожалуйста. Заодно обговорим сумму оплаты приёма.

Меня даже затрясло от злости. За трехминутный осмотр и два слова о состоянии пациента, этот толстощекий глупец ещё что-то просит? Да я б ему пинка отвесила и за учебники посадила! Устало прикрываю глаза, прикасаясь пальцами к виску. Больно…

Когда довольный собой донельзя доктор (какая всё-таки ирония) и ректор вышли из комнаты, я потерла глаза и медленно выдохнула. Оставаться в полной тишине с болеющим проректором, было выше меня.

Но я сжимаю кулаки (что имею от них, точнее), зубы и медленно подхожу к постели и магистру Эшфорду. Он всё также хрипло и рвано дышит. На лице всё ещё видны чёрные протоки магии. Я не удерживаюсь и провожу по линии носа кончиком указательного пальца. Опускаю руку к его ладони, слегка сжимаю длинные, но такие бледные пальцы, по которым паутиной ползут насыщенно голубые, явно выступающие больше нормы, вены, вперемешку с также ясно проступающими черными магическими сосудами.

— Представляете, какая слабая всё-таки в вашем мире медицина и какие бессовестные врачи. — Возмущаюсь и вслух, рассматривая бледную кожу лица и рук. — Он оставил вас в практически полном истощении совсем одного. Неужели так было всегда?.. Я не хочу, чтобы вы так долго лежали в таком состоянии… Вы мне жизнь всё-таки спасли… я сама возьмусь за ваше лечение. Обещаю, не травить и тело ваше не трогать! За исключением груди, конечно. её придется перебинтовать…

«Совсем чокнулась», — проносится единственная разумная мысль в моей голове, подытоживая всё выше сказанное. Я вздыхаю, прикрываю лицо рукой и мелко смеюсь, чувствуя, как глаза горят от подступивших слёз. Кажется, меня довели до истерики. Прекрасно.

Но когда в дверь постучали, мне пришлось взять себя в руки. Я вытерла влагу с глаз, проморгалась, посмотрела в потолок, сложила руки на груди.

В комнату вошёл ректор. Он подходит ко мне, смотрит на проректора со всем своим отцовским волнением и вполне серьёзно спрашивает:

— Как он?

Я теряюсь. Смотрю на дверь, но больше никого не вижу, возвращаю взгляд на магистра Хильдса, пальцем указываю на себя и вопросительно поднимаю брови. Он действительно меня спрашивает, или что??

— Да-да, я у тебя спрашиваю. — Кивает абсолютно честно и искренне.

Я окончательно теряюсь.

— Тут только что был врач, и он только что рассказал о состоянии пациента. Даже если что-то было не понятно, вы могли переспросить. Почему не сделали этого?

— Потому что он не целитель и не адепт моей академии. Ну так как он? Только не ври, что не можешь ответить.

Наверное, как-то глуповато смотрю на ректора, перевариваю информацию, его то ли недоверие к местным врачам, то ли глупую мысль, что мои знания нужно проверять. Потом опускаю взгляд на проректора, отвечаю:

— Ранение в плечо не смертельно опасно, как вы и сами понимаете. Магистру Эшфорду повезло с тем, что меч не задел бронхиальную артерию. Проблема не в самой ране и потери крови, а в том, что меч был артефактом. Не будь проректор магом, восстановился бы достаточно быстро… а рану я зашью.

— Зачем? — Искренне недоумевает ректор.

Смотрю на пожилого мужчину волчком.

— Чтобы красиво выглядело, а не торчало. — Поясняю терпеливо, не вдаваясь в подробности необходимости наложение шва.

— Ну, да. Грех для своего счастья не постараться… — Задумчиво отвечает, понятливо кивая.

— Что? — Поднимаю глаза.

— Нет-нет, ничего. Работай, не буду мешать. Если что — я у себя.

И ректор склоняет передо мной голову, прощаясь, разворачивается и уходит.

— Постойте. А «у себя» — это где? — Спрашиваю вполне разумную вещь.

— М. По коридору, где находится кабинет Кристофера и направо. Там справа мой кабинет.

Киваю, благодарю и прощаюсь с магом Воды. Он уходит.

И я остаюсь один на один с проректором. Я стою над ним, прислушиваясь к хриплому дыханию, смотря на бледное лицо, ещё несколько минут. Меня чуть не пробивает на слёзы, но я беру себя в руки, не позволяя плакать, глубоко вздыхаю, медленно выдыхаю и иду за всем необходимым для того, чтобы зашить рану в мед. пункт.

Мне там кое-как отдают бутылочку со спиртом (странно, что это бутылочка, а не баночка), бинты, вату, иглу и нить. Здешней нити не доверяю совсем, понимаю все риски, возможность воспаления раны, но всё равно решаю, что рана слишком большая — выше риски попадания инфекции. Буду следить за состоянием пореза.

Я долго и тщательно готовлюсь к операции. В первую очередь, завариваю себе восстанавливающий отвар, выпиваю его, несколько минут заставляю себя посидеть на кресле, где сидел ректор, тупо уставившись на лежащего проректора. Когда чувствую, что сил на операцию достаточно, приступаю к работе — максимально аккуратно зашиваю рану, перед этим залив проректору снотворное зелье. Наложив пять швов, заканчиваю. Сверху закрепляю магической закупоркой, чтобы его магия не уходила через повреждённые каналы. Потом всё это дело обрабатываю и перевязываю. Красота!

— Сам себя не похвалишь, никто не похвалит. — Улыбаюсь я спящему проректору.

Благо (вовсе нет), магистр Эшфорд не отвечает, я укрываю его одеялом и со спокойной душой ухожу. Перед сном ещё зайду, пока он точно не очнётся.

Сама плетусь на самый верхний этаж, заваливаюсь в свой родной чердак, устало падаю на кровать и моментально засыпаю.

Это продолжалось бесконечно долго. Магистр Эшфорд все лежал, не приходя в состояние, я все переживала, тысячный раз перебирая у себя в голове разные исходы событий. Всё пыталась понять, почему в тот день он бросился прикрывать меня собой, а не отбил меч каким-нибудь пульсаром. Почему не бросился на противника? Почему не сделал что-то более разумное и правильное? Зачем прикрывать глупую адептку первого курса, жертвуя собственной жизнью? Он прекрасно видел это странное свечение, я уверена, он знал, что с этим мечом не так. Он прекрасно знал и понимал всё, но почему-то поступил так глупо…

Мой организм, кажется, сильно устал за это время. Я плохо спала, даже если очень хотела. Поэтому в основном варила зелья для проректора и перечитывала параграфы в учебнике. Чаще удавалось списываться с Женевьевой. Единственное, я всё никак не решалась рассказать о том, что произошло. Я сама это никак переварить не могу, не то что кому-то рассказывать. Виолетта, спасибо ей огромное, не настаивала на том, чтобы я рассказала об этом подробнее. По академии и так ползут разные слухи, и все уже знают о том, что произошло в общих чертах. Узнала я об этом как всегда, очень неожиданно.

Сидела в столовой, вяло помешивая суп в тарелке. Есть не очень хотелось, я просто понимала, что организму нужно поесть, потому что последний прием пищи был вчера вечером, а сейчас уже обед. Если я упаду, то кто магистра Эшфорда на ноги поставит? Тот доктор, который осматривал его тогда? Даже вздрагиваю от этой мысли.

— Можно я присяду? — Доносится весьма любезное сверху.

— Рискни. — Отзываюсь моментально, даже не подняв головы. Мне совершенно не было интересно, кто там, даже желания смотреть не было — не хочу никого видеть и на разговоры не настроена совершенно.

Через пару секунд ошарашенного молчания, попытка повторяется:

— Цветочек, за что ты так со мной?

Цветочек?

Поднимаю глаза на мага. Это Мейл. Какая же я противная…

— Ох, Мейл, прости, пожалуйста, я… немного не в духе. — Говорю я. Стыдно было жутко, почему же я даже не посмотрела?..

— Да ничего. — Улыбается маг любезно, и глазами показывает на место напротив меня. — Так можно я сяду?

Коротко киваю. Может, хоть разговор пойдет мне на пользу.

— Я слышал, что произошло на турнире. Как магистр Эшфорд? — Спрашивает маг, приступая к трапезе. Завидовала его аппетиту, если честно.

— Потрясающе. — Отвечаю ровным тоном.

Мейл поднимает на меня глаза неестественного синего цвета, внимательно смотрит, понимает, что разговаривать на эту тему я не хочу, поэтому только кивает чему-то своему. Ложка таки достигает его рта, когда он всё-таки делает свои умозаключения.

В столовой раздаются свои шумы и звуки, адепты куда-то спешат, кто-то смеётся и шутит, жизнь вокруг, оказывается, идет. Кажется, только я снова отстаю от этой молодежи, забившись в свои проблемы и недовольства. Но жизнь словно издевается надо мной — если не одно, то другое, даже радоваться больше не хочется, честно.

Я так хочу домой.

— Откуда ты слышал? — Спрашиваю через некоторое время, всё-таки откладывая суп. Есть расхотелось окончательно.

— Турнир целителей весьма популярен. Родители многих адептов побывали на нем. — Отвечает просто, грустно проследив за тем, как я отодвигаю от себя тарелку.

Дальше объясняться и не нужно было. Слухи, особенно про то, что кто-то где-то поранился, или вообще умер, разносятся весьма быстро.

— А сама ты как? — Спрашивает ещё через некоторое время Мейл, внимательно смотря на меня.

— Нормально. — Отзываюсь просто, даже не задумываясь особо над вопросом. Не знаю, насколько звучало убедительно. Я некоторое время смотрю в окно, потом на часы, висевшие на стене. Нужно приготовить микстуру, иначе потом будет поздно. Беру поднос за ручку, закидываю сумку на плечо и встаю: — Прости, мне пора. Пока.

Мейл не успевает ответить, как я уже ухожу.

Я откинулась на спинку стула. Допила кофе, потёрла глаза, сняла с огня микстуру, перелила её в колбу. Есть зелья, которым нужно время настояться, а есть такие, которые лучше использовать в течение дня. Вот мне не очень повезло, потому что как раз одноразовых и было зелье для проректора. Я накидываю мантию, беру колбочку и учебник, и выбегаю из комнаты.

Комнаты проректора за это время стали для меня уже родными. Мне приходится очень часто находится тут, особенно сейчас — спустя три дня лечения, потому что скоро комплекс моих стараний должны дать плоды. Я всё жду и надеюсь на лучшее.

— Здравствуйте. — Поздоровалась по привычке, скидывая сумку у входа в спальню. — А вы всё лежите? Плохо. Пора бы просыпаться уже. Вы всем нужны: и ректору, и академии, и мне, конечно же… Не обольщайтесь, мне нужно ваше скорое выздоровление. Может, посплю хоть нормально.

Я говорила какой-то несвязный поток мыслей, чтобы не было такой нагнетающей тишины. В комнате всё это время царил полумрак, я лишь иногда проветривала.

Откидываю одеяло, оголяя только плечо, смотрю на повязку.

— Такая красота, даже снимать жалко. — Говорю вслух. — Но снять придется, иначе магия так и будет утекать через эту рану.

Перевязываю рану, рассматриваю шов, радуюсь, что не воспалился и выглядел куда лучше, обрабатываю микстурой, всё, как надо. Довольная собой сажусь на край кровати, прикрываю плечо одеялом. В комнате стоял густой травяной запах микстур, зелий и спирта. Чем-то отдаленно (скорее всего, из-за спирта) мне это напоминала мой дом и университет. Поэтому каждый мой поход к проректору был морально тяжелее, чем предыдущий. Мне было безумно страшно. Он не просыпался и всё это напоминало родной дом — как в самом жутком кошмаре.

Сжимаю зубы, закупориваю колбочку, ставлю её на тумбочку рядом. Многострадальный предмет мебели был обставлен колбами, баночками, бинтом, ватой и бутылочкой со спиртом. Я надеюсь, проректор, когда проснётся, не станет меня ругать.

— Я у вас такая молодец. — Хвалю себя, зевая. Прикрываю ладонью рот. — Но вы долго лежите, я начинаю переживать. Имеет, наверное, смысл ещё немного магии вам отдать.

Я поднимаюсь, откидываю одеяло ровно настолько, чтобы был доступ к основному потоку магии. Сканирую. Уже лучше, но было не плохо ещё дать, чтобы поток был быстрее и восстановление шло также быстро. Кладу ладони на грудь проектора, сосредотачиваюсь на магических каналах, передаю свою энергию, чувствуя, как взметнулись волосы, словно от ветра. Передаю ровно столько, сколько считаю достаточным для ускорения процесса, и, открываю глаза, медленно убирая ладони. Укрываю мага обратно.

Чисто на вскидку, может очнуться через несколько часов, может, под утро. Мне, наверное, смысла уходить нет, придется переночевать тут. Если не проснется до завтра, нужно будет переходить к более решительным действиям: и магии передать больше, и дозу увеличивать. Но этого не должно случиться. Надеюсь.

Я помыла колбочку, заварила себе кофе, не спеша выпила за столом с учебником. Потом резко подумала о том, что, если совместить кровь саламандры и корень Мандрагоры, то может очень даже неплохое зелье для восстановления уровня крови выйти, и даже свежей крови не нужно. Дальше в моей голове творился творческий бардак, я начала навскидку придумывать рецепты. Мне стало слишком интересно, поэтому я пошла за проректорский стол, взяла у него перо и бумажку и начала всё это записывать. Не знаю через сколько, но почти весь листок был исписан.

Интересно, а вот если в микстуру ускоренной регенерации добавить живую воду, то получится ли увеличить её срок использования?.. А если ещё и…

Я сама не заметила, как заснула за столом.

Он не успел пожелать ей удачи.

Не успел даже слова сказать, как комментаторы пригласили целителей сражаться дальше, как она легко поднялась с лавочки и решительно направилась к противнику. Кристофер прекрасно понимал, что она просто хочет закончить это всё, как можно скорее. Он прекрасно понимал, сколько боли ей приносят все их действия, но ничего не мог с этим поделать.

Трибуны взвыли, как и всегда, услышав имя мага с Земли, закричали так громко, что Крис поморщился от неприятных ощущений, желая закрыть уши. Он привык к гулу в его голове, но слышать подобные крики просто так было буквально невыносимо.

Но народ перестал взвывать и радостно улюлюкать, когда бой всё-таки начался. Кристофер почему-то впервые за весь день, сжал помимо зубов ещё и кулаки, внимательно наблюдая за всеми действиями. Меч Зака показался ему максимально ярким для подобного мероприятия, особенно учитывая, каким было остальное оружие. Проректор полностью растворился в битве, вздрагивая каждый раз, когда меч оказывался слишком близко к Камелии.

— Магистр Эшфорд. — Позвал его совсем рядом тихий, но приветливый голос.

Кристофер опустил голову, наткнулся на ярко-синие, но почему-то взволнованные глаза. Он пытался вспомнить имя этого мальчишки, но ничего, кроме глупого «Пончик» в голову не приходило. Не то, чтобы он хотел запоминать его имя, но сейчас пожалел об этом.

— Что-то случилось? — Нахмурился маг Эфира, отмечая про себя, что не может прочесть мысли этого мелкого водника. Глаза сразу же упали на серебряный браслет с гравировкой — явно артефакт, созданный магом Эфира.

Парень еле заметно кивнул, повернув голову к полю. Камелия уверенно нападала на противника, но тот также уверенно уворачивался. Кристофер снова скрипнул зубами.

— Его меч кажется мне странным. — Поделился маг Воды. — Я переживаю за Камелию. Что вы думаете?

«Что тебе не стоило говорить о том, что ты за неё переживаешь», — хотел было ответить Кристофер, но вовремя прикусил язык.

— Почему? — Напряженно спросил проректор, также внимательно следя за ходом битвы.

Он и без этого мальчишки понимал, что дело не чисто, но озвучивать это не считал нужным. Кристофер всегда относился к тем, чьи мысли ему недоступны, более насторожено. Возможно, это и было предвзято, но некоторых всё-таки стоит проверять.

— Он слишком яркий. — Охотно ответил адепт. — Я посещал каждый турнир целителей с момента своего рождения, но ещё ни разу не видел ничего подобного.

Кристофер насторожился ещё сильнее. Он коротко глянул на мага Воды. Последний тоже посмотрел в глаза проректору. Его яркие глаза от чего-то потемнели, взгляд стал внимательным, ожидающим чего-то, и каким-то грустным. Кристофер не выдержал этого взгляда, сжал челюсть до боли в висках, вернул своё внимание на Камелию и её противника.

И именно в этот момент Зак замахнулся слишком ярким мечом над Камелией. Кристофер попытался прочесть его мысли, но кроме жестокого «Убить» в его голове ничего не было. Проректор не стал рассуждать, чем это было, — его желание, помутнение рассудка, или приказ извне — он просто резко, не подумав, по инерции шагнул в сторону, перемещаясь в пространстве.

Он не стал думать о том, можно ли было поступить иначе. А ведь более безопасных выходов было куда больше. Не стал думать о том, что делать дальше. Не стал думать об этом мальчишке с факультета Воды.

Единственное, что его волновало — маленькая девочка, на которую замахнулись огромным мечом-артефактом.

Резкая боль в плече и испуганный, до боли знакомый выдох совсем рядом, означали лишь одно — он всё-таки успел.

Кристофер проснулся в холодном поту, резко вздрогнув, ощущая тупую, ноющую боль в районе плеча, руки и шеи. Несколько секунд он просто смотрел в потолок, пытаясь собрать обрывки мыслей в единую картину. Голова сильно болела, неприятно стреляя в правый висок.

Маг облизнул пересохшие губы сухим языком, и прикрыл глаза, мечтая просто о стакане воды. Такое он переживал не впервые, прекрасно понимая, что именно с ним произошло.

Взгляд глупой надежды был брошен на тумбочку рядом с кроватью, и — о, чудо! — на ней стоял стеклянный стакан, почти до краев наполненный водой. Кристофер сразу же потянулся к нему правой рукой, тут же поморщившись от дикой боли. Сбросил одеяло в сторону, опустил взгляд ниже и наткнулся на аккуратно наложенный бинт и отсутствие какой-либо верхней одежды. Понятно. Придётся на время стать левшой.

Крис не знал, сколько пролежал в беспамятстве, но явно прилично, ибо одного стакана воды было мало. Он собрался с силой, духом, мыслями и всё-таки встал с постели, морщась от неприятных ощущений в правой стороне тела. Придётся терпеть — телепортироваться ему всё равно можно будет не скоро.

Маг вышел из комнаты, сделал буквально пару шагов в сторону кухни, и наткнулся взглядом на Камелию, спящую прямо на его рабочем столе, заваленном какими-то бумаги. Они явно принадлежали ей, потому как у самого Кристофера всё всегда лежало на своих местах (почти).

Девушка аккуратно сложила руки, положила на них голову, и сладко спала. Ей не мешал даже яркий солнечный свет, падающий на её отчего-то слишком бледное лицо. Кристофер подошёл к девушке ближе, прикрыв своим телом от солнечных лучей и внимательно рассматривая безмятежное во сне лицо. Длинные, изогнутые ресницы казались мягкими, бледная кожа была гладкой и нежной на вид, искусанные в кровь губы всё ещё были налиты ярким цветом — заснула совсем недавно. Проректор затаил дыхание, чувствуя, как в груди что-то щемит от нежности к девушке.

Пора признаться самому себе.

Он просто влюбился в эту маленькую девочку.

Я так чутко спала, что почувствовала лёгкое касание подушечек пальцев к моей щеке. Пальцы скользнули выше и убрали волосы на лице за ухо.

— Нет-нет, я не сплю! Я просто читаю! — Вскочила я со стула моментально, попеременно открывая то один, то второй глаз. Вместе они открываться не хотели — оба очень горели и жгли, это было пыткой. Я с трудом, но всё-таки подняла глаза: передо мной стоял босой магистр Эшфорд, в одних только брюках, с перебинтованной рукой, чуть склонивший голову к плечу. Взгляд его было спокойным, но несколько обеспокоенным. Мне пришлось задрать голову, чтобы увидеть его изумрудные глаза. Скулы выступали ещё сильнее, на них виднелась трехдневная щетина, на голове было месиво из черных волос.

— А… Магистр Эшфорд. — Я зевнула, прикрыв рот ладонью. — Рада вас видеть. Как себя чувствуете?

— Спасибо, замечательно. — Ответил тихим, немного хрипловатым голосом. Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке, я была очень рада его слышать. — Только несколько проголодался.

Я понятливо кивнула. Тяжёлые времена, согласна.

— А ты что тут делаешь? Выглядишь уставшей. — Говорит он, слегка наклоняясь ко мне, чтобы заглянуть в глаза.

Я улыбаюсь, поджимаю губы, смотрю вниз, на стол, на котором лежал исписанный листок с записью различных ингредиентов и клякс от чернил.

— Да я вот… Зелье для вас придумывала…

И я молча уставилась на письменный стол. Пронеслось некоторое понимание. Наклоняюсь назад, заглядывая на кухню — там всё ещё стояла кружка, из которой я пила кофе. Медленно возвращаюсь в исходное положение, закусываю губу. Нерешительно поднимаю глаза на проректора. Медленно выдыхаю.

— Это правда вы?

Улыбается искренне в ответ, треплет меня, как ребёнка, по голове. И…

И я не выдерживаю. Глаза почему-то наполняются слёзами, я срываюсь с места, и резко обнимаю проректора, прижимаясь щекой к горячей коже. К черту приличие, я очень волновалась! Надеюсь, в этом мире объятье не значит желание выйти замуж.

— Ээ… Адептка, вы что делаете? — Спрашивает без особого возмущения, неуверенно накрывая руками мои плечи. Длинные, сильные пальцы слегка сжимают ткань мантии.

— Секунду. Сейчас. — Шепчу неразборчиво, пытаясь взять себя в руки, но только сильнее прижимаясь к магу. Нужно его отпустить, он — проректор, я — адепт. Отпусти, хватит.

Но я слишком волновалась. Очень сильно. И всё его лечение было на мне. А если бы он не выздоровел? А если бы не помогло? А если бы я сделала что-то не так? Он мне жизнь спас, в конце концов!

Я стояла, уткнувшись носом в голую кожу проректора, обхватив его спину руками, слегка сжимая пальцы. Дыхание его было быстрым и сбивчивым, совсем не ровным. От него пахло всеми моими микстурами и зельями, с примесью его личного, терпкого, мужского запаха. Я зажмурилась и прижалась чуть крепче. Нет, всё-таки, если бы он не очнулся…

— Не нужно плакать, всё хорошо. — Вдруг шепчет Кристофер, обнимая меня полностью.

Я киваю, чувствуя, как по щеке катиться очередная слёза. От его слов только хуже становится — закусываю губу, жмурюсь и начинаю плакать сильнее.

Меня резко отрывают от груди, вытягивая руки и выставляя меня на расстояние от себя. Точно, личное пространство. Вот я глупая.

— Камелия, пожалуйста! — Голос повышается, кажется, что немного дрожит. — Не плачь, очень тебя прошу.

И его рука поднимается, ладонью он очень нежно стирает влагу с щек.

— Я совсем не хочу видеть тебя в слёзах. — Голос снова падает до шёпота. Рука опускается к подбородку и линии скулы, большой палец надавливает на губы, оттягивает нижнюю и освобождает её из плена зубов. Я краснею просто моментально. Неосознанно касаюсь большим пальцем основания указательного — кольца нет. Что? В смысле его нет?? Опускаю взгляд на руку, судорожно пытаясь вспомнить, где могла его оставить. Видимо, в душе.

Чувствую себя куда неувереннее.

— Всё в порядке, я постараюсь не читать твои мысли. — Говорит проректор, скользя горячей ладонью до моей кисти. Берет ладонь в руку, слегка сжимает. Такое нежное, приятное прикосновение. Отчего-то хочется ему верить. — Да и не так это легко на данный момент.

Смотрю в изумрудные глаза, всё-такие же яркие и ясные, как и до болезни. Только лицо слишком бледное, осунувшееся, под красивыми глазами темные тени и мешочки.

— Зачем же вы встали? — Спрашиваю тихо, без особого возмущения. — У вас ослаблен организм, а вы его так мучаете. Идите лягте, пожалуйста. Я сварю вам бульон. А пока сделаю чай. И… оденьтесь, пожалуйста, не смущайте совестливую девушку.

Почему-то улыбается. Совсем немного, по-доброму, даже несколько нежно. Понятливо кивает, не отрывая взгляда и не отпуская руки и плеча. Послушно отступает, уходит в комнату, пока я пытаюсь собраться с силами и мыслями. Мне мои чувства совсем работать мешают, так нельзя. Кусаю губы, ломая руки, ухожу на кухню, по инерции ставлю чайник, открываю шкафчики, достаю травы, прохожу обратно в зал, беру свою сумку, микстуру комплексной регенерации, кладу сумку на пол, поднимаю глаза и вижу выходящего из спальни проректора. Вопросительно приподнимаю брови, смотря, как он поправляет воротник только что надетой кофты.

— Я же попросила вас лечь, вам нужен отдых…

— Не хочу оставлять тебя одну. — Бросает нервно, почему-то неприлично перебив. Злой какой-то не понятно почему. Голодный что ли? Ладно, сейчас накормлю.

Пожимаю плечами, показывая, что мне всё равно, разворачиваюсь, прохожу на кухню. Проректор идет за мной и просто садится за стол. Достаю всё необходимое для легкого куриного бульона, начинаю готовить, мурлыкая себе под нос какую-то незамысловатую песенку. Когда чайник вскипает, завариваю чай, добавляю пару капель микстуры, ставлю кружку на стол перед магистром.

— Пока так. Подождите минут сорок. Вот ещё чёрный шоколад. Его много нельзя, но немного будет на пользу.

— Спасибо. — Отвечает тихо, обхватывая длинными пальцами кружку. Сжимаю зубы. Не смотреть! Готовь суп!

Отворачиваюсь, начинаю быстро нарезать лук. Отсутствие кольца напрягало жутко, раньше я не задумывалась о том, что мои мысли могут читать, было спокойно, сейчас же без артефакта было откровенно говоря, страшно. Вдруг, о чём лишнем подумаю.

— А вы не думайте о лишнем. — Бурчит почему-то злой проректор.

Обиженно фыркаю, закатываю глаза. Чисто из вредности могла бы подумать, чего лишнего, но совсем не хотела. Продолжаю в голове напевать песенку, стараясь не думать ни о чем.

— Сколько я пролежал? — Спрашивает маг.

— Почти четыре дня. — Отвечаю, не отрываясь от нарезания овощей.

— Как мало… — Задумчиво говорит проректор так, словно и не мне это было адресовано.

— Мне хватило. — Отвечаю обиженно, содрогаясь от мысли о том, что раньше он мог пролежать куда больше. — Вы и раньше получали подобные ранения?

— Нет, скорее, просто магический резерв уменьшался, таких больших ран ещё не было. Я не настолько стар, Камелия. — В словах слышится улыбка.

— Я рада.

Споласкиваю руки, стряхиваю излишки влаги и сажусь рядом с проректором за стол. У меня есть некоторое время, пока бульон закипит. Магистр Эшфорд внимательно следит за моими действиями, разглядывает руки и лицо. Натыкаюсь на пронзительный взгляд, вопросительно приподнимаю брови:

— Что такое?

— У тебя очень тонкая кожа, видны даже магические протоки. — В шоке поворачиваю голову к Кристоферу, но он только внимательно смотрит мне в глаза и также задумчиво говорит: — И синяки под глазами глубокие и тёмные… когда в последний раз ты ела? И сколько ты спишь?

Складываю руки перед собой, слегка наклоняясь к проректору.

— Почему вас это так волнует? — Спрашиваю, слегка улыбаясь. — На данный момент я — врач при исполнении. Вас не должны волновать такие мелочи.

И он вдруг злиться.

— Это не мелочи. — Отвечает коротко, но с нажимом. А потом резко выдыхает, словно заставляет себя успокоиться и добавляет: — Посмотри на себя! В попытках вылечить меня, сводишь себя в могилу.

— Магистр Эшфорд, вы восстановились менее, чем за пять дней. Какие ко мне претензии? Вас что-то не устраивает? Я плохо выполняю свои обязанности?

Я искренне недоумеваю.

— Да, меня не устраивает! Ты совсем не думаешь о себе. — Рычит уже в злости. Да что с ним такое?

— Почему вас это волнует? — Откровенно не понимаю, смотря в злые глаза.

Изумрудные глаза сначала буравят меня, смотрят прямо в душу, даже мысли читают, но потом проректор выдыхает сквозь сжатые зубы, смотрит сквозь меня и сухо отвечает:

— Мы обсудим это позже, когда я полностью восстановлюсь… потому что сейчас у меня проблемы со сдерживанием эмоций.

— Побочные от лекарств и микстур? — Задумчиво спрашиваю у самой себя, смотря перед собой. — Вполне возможно… Да, если нужно будет поговорить, то давайте недельки через две, когда ваш организм полностью восстановиться, а действие всех препаратов закончиться.

Кивает, соглашаясь с моими словами, кладёт шоколад в рот и запивает чаем. Победно улыбаюсь и возвращаюсь к готовке.

Я позвала проректора, когда суп был уже готов. Однако он не пришел, чем несколько напугал. Складываю еду на поднос, прохожу в комнату со стуком ноги, но без ответа.

Он лежал на кровати, внимательно смотрел в потолок, словно именно на нем решаются все важные проблемы мироздания, а я его совсем не интересую.

— Как это понимать? — Спрашиваю тихо, ставя поднос на тумбочку рядом. — Вам нужно поесть.

— Не хочу есть. — Отвечает всё также угрюмо.

Прелесть какая. Мысленно матерю мага, но только спокойно улыбаюсь и сажусь рядом на край кровати:

— Вы читаете мои мысли сейчас?

— Мне не до этого. — Отвечает как-то безразлично.

Я пожимаю плечами. Так даже лучше, на самом деле. Складываю пальцы веером, смотрю на проректора. Он все также смотрит на меня. Внимательно, но не строго, мне не становится страшно под этими ярко-зелёными глазами. Он просто смотрит, рассматривает моё лицо, особенно задерживается на глазах. Я тоже просто смотрю на него в ответ, не в силах отвести взгляда. Меня просто сковало, я не ощущала времени, просто смотрела. Глаза проректора, как изумруды — яркие, но у зрачка и по краям становятся темнее, поэтому взгляд кажется глубже, он проникает в самую душу, в прямом смысле читает изнутри, как раскрытую книгу. Невероятные глаза, узор по радужке… Кажется, я тонула в этих глазах и моё собственное отражение в зрачках меня совсем не волновало.

— Вам… Вам правда нужно поесть. Это я вам, как врач говорю. — Говорю тихо, почти шёпотом, пытаясь держать себя в руках.

Лия, хватит уже. Тебе никогда не быть с этим мужчиной, ты, если не совсем скоро, то, когда закончишь обучение, вернешься домой. Нельзя привязываться к другим, тебе же самой будет очень больно.

Слегка кивает, не отрывая взгляда.

— Прости. — Просит тихо, чуть хриплым голосом. — Я просто…

Маг запнулся и о чем-то своём задумался. Молчит совсем недолго, а потом спрашивает:

— Вы наказали того участника?

— Какого участника?.. — Спрашиваю, но натыкаюсь на очень выразительный взгляд. — А… вы про это. Ничего не знаю. Возможно, ректор с этим разобрался. У меня были другие заботы.

Ничего не говорит, снова смотрит в потолок. В комнате так тихо. Пространство освещает мягкий свет ночника. Пахнет микстурами, травами и немного спиртом.

— Поешьте, пожалуйста. Я завтра ещё приду, перевяжу рану, может, даже швы уже сниму… Вы быстро лечитесь, приятно работать с такими пациентами… особо не напрягайтесь, работать я вам запрещаю… вы меня слышите? Магистр Эшфорд?

Поворачиваюсь к магу, но глаза его уже были закрыты. Болезненная усталость дала о себе знать — Кристофер заснул. Я проверила — действительно спал. Выдохнула и улыбнулась, укрыла проректора одеялом, почему-то провела пальцами по щеке проректора, собрала свои вещи, убрала еду, зашторила окна тёмными шторами и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

Спустя три дня.

— Кристофер! — Улыбается ректор, подняв на ученика всё ещё молодые глаза. — Рад видеть тебя в здравии.

Кабинет встречает молодого проректора всё тем же запахом бумаги и приятным теплым светом. Как и ожидалось — ничего не изменилось, совсем ничего. Разве что сам Кристофер. Он теперь точно не будет таким, как прежде.

Маг встает, чтобы поприветствовать ученика, но тот лишь искажает губы на подобие улыбки, коротко кивает.

— Что-то случилось? — Спрашивает Никандор, не заставляя молодого мага проявлять более нежные чувства. Мальчишка рос на глазах ректора, поэтому он понимал его буквально с полуслова. Но, кажется, не в этот раз.

Проректор, почему-то очень напряженный, садится на стул напротив места ректора и поднимает на последнего уставшие глаза.

— Вы разобрались с тем, почему на конкурсе был артефакт? — Сразу по делу начинает маг Эфира. Видно, что это до сих пор сильно его волнует. Ректор хмурится, понимая, что так просто Кристофер не отступит, отворачивается к окну, напряженно играет желваками.

— Тот маг слишком жаждал победы, вот и воспользовался самым простым способом достижения триумфа.

Проректор в бешенстве резко вдыхает, чем привлекает внимание Никандора. Ректор поворачивается к ученику. Но тот откидывается на спинку стула, поморщившись от неприятной боли в плече, а потом возвращается в прежнее положение, пристально смотря пожилому магу в глаза.

— И вы в это верите? — Спрашивает он так, что начинает волноваться даже ректор АС.

— А почему не должен? — Отвечает он вопросом на вопрос.

— Потому что это бред чистейшей воды! — Рявкает вдруг Эшфорд, теряя всякое самообладание. Что-то сильно тревожило молодого мага, буквально съедало изнутри.

— Ты хочешь сказать, что этот парнишка специально пронес на охраняемую зону меч, чтобы убить Камелию? — Предположил ректор, скептически глянув на ученика. Ему казалось, что Кристофер окончательно потерял голову. В частности, из-за этой девчонки.

— Как зовут того парня? — Глухо спрашивает маг Эфира.

— Зак Беркли, он совсем недавно открыл в себе дар целителя, заканчивал Университет Колдовства, сейчас уже давно работает боевым магом в крупной компании. Это всё, что я могу тебе сказать.

Ему больше и не нужно было.

— Он никогда не пересекался с Камелией, она была ему не нужна. И победа ему была не нужна. Если он давно закончил обучение в Университете Колдовства, начал работать, то явно имеет все, что хочет.

Ректор не перебивал, внимательно слушая мага, полностью ему доверяя. Таким напряженным Никандор Кристофера ещё никогда не видел. Видимо, это всё произошло действительно не случайно.

— За Беркли стоит кто-то ещё. — Говорит вдруг очень уверенно проректор.

Его слова звучали, как гром средь ясного неба.

— И кто же? — Вкрадчиво спрашивает ректор, немного наклонившись к молодому магу.

Но тот только откидывает голову, смотрит в потолок и шумно выдыхает.

— Этого я не знаю.

Кажется, это не только гром, но и молния средь ясного неба.

— Ты… не знаешь?.. — Ректор откидывается на спинку стула, складывает руки у груди, внимательно смотрит на молодого мага.

Кристофер возвращает взгляд на Хильдеса.

— Во время боя, я был сосредоточен только на нём. Возможно, из моего внимания ускользнули чьи-то мысли. Они давно стали просто шумом на фоне, на который можно не обращать внимания. Возможно, в этот раз мне стоило сосредоточится на ситуации вокруг.

— Постой. Не гони коней. — Останавливает его ректор, серъёзно задумавшись над ситуацией в целом. Всё это казалось чем-то жутко запутанным. — Если это было действительно покушение, то из тех, кому Камелия могла перейти дорогу… её выходки многим жизнь подпортили. Хотя бы взять того адепта, которому она на голову вылила баночку с чернилами.

— Это не он. — Отрицательно качает головой проректор. — И никто из тех, кому она, как вы выразились, подпортила жизнь.

— Неужели адептка Трисгольд?? — Вскакивает с места ректор, ошеломлённый догадкой.

Но и на это проректор качает головой. Рассуждает уже вслух:

— Это тот, чьи мысли я не могу прочесть…

В голове сразу всплывает образ друга Камелии из первого курса факультета Воды. Его мысли Кристофер никогда не мог прочесть. Особо он никогда об этом не задумывался, ведь вокруг столько магов, что думать о том, почему он не слышит мысли одного из них, вполне себе безобидного, было глупо. У проректора и без того забот выше крыши. Особенно их прибавилось с появлением адептки Васильченко.

И тут он неожиданно вспомнил, что говорил с этим самым водником на турнире. И именно во время их разговора произошло нападение. И весь этот разговор был до безобразия странным, потому что адепт словно специально направлял всё внимание Криса на «странный» меч. Так сильно волновался за Камелию? Но если даже предположить (как бы то неприятно для Кристофера не было), что он влюблен в нее, то вряд ли его гордость позволила бы подойти ему к мужчине, с которым возлюбленная (теоритическая, естественно) довольно близка (Крису хотелось на это надеяться). Если только…

Если только этот самый адепт не хотел поставить под удар Кристофера.

На сколько было предсказуемо то, что он прикрыл бы Камелию собой? «На много. Процентов на семьдесят так точно», — честно ответил самому себе Крис. А если на это еще и сконцентрировать внимание, при этом отвлекая от собственных мыслей? Вероятность возрастет многократно!

Но зачем этому мелкому воднику Кристофер? Ему-то он чем успел насолить?

— Адепт с первого курса факультета Воды, который вертиться вокруг Камелии. — Задумчиво говорит маг Эфира, поднимая глаза на ректора. — Знаете его?

— Адепт Каффер? Его отец подходил ко мне на турнире целителей. А что такое?

— Демоны! — Выругивается проректор, ударив кулаком здоровой руки по столу, и вскакивает с места, чуть не опрокинув стул.

Ректор вздрагивает от неожиданности. Медленно поднимает глаза на молодого мага. Что это значит?

Весна пришла очень рано. Снег растаял, солнышко грело землю и растения. Я даже и не заметила, как вокруг всё стало зеленым — не таким пышным и ярким, но совсем молодым, живым. Мне всё больше нравилось выходить на улицу, садиться на лавочки у столиков, и долго читать. И всё равно, что именно читать — всё было одинаково интересным. Я хотела находится вокруг природы, ощущать, как она набирается сил, как просыпается каждый листочек, тянется к родному солнечному теплу.

— Лия! — Окликает меня знакомый голос. Поднимаю глаза с чуть пожелтевших листов книги и искренне улыбаюсь.

Маг Воды подходит ко мне, опускается рядом на лавочку. У него явно хорошее настроение.

— Привет. — Здороваюсь я, прикрывая книгу ладонью. — Что ты здесь делаешь?

— На самом деле, искал тебя, цветочек.

— Меня? — Удивляет просто сильно. — Что-то случилось?

Парень в ответ на моё беспокойство только смеётся, отводя взгляд в сторону.

— Нет, ничего. Я просто по тебе соскучился.

Я улыбаюсь. Пора бы мне уже успокоится и расслабится, ничего плохого больше не произойдет.

— Тогда ясно. — Я закрываю книгу, показывая, что полностью готова слушать и внимать друга. — У тебя закончились пары?

Тот просто кивает, рассматривая территорию академии. Думаю, все стихийники чувствуют мощные изменения в природе, когда происходит смена времен года. После переводит взгляд на обложку книги, которую я прикрыла ладонью.

— Красивое кольцо. — Говорит он вдруг. — На нем магические руны?

Я перевожу взгляд на свою руку. Указательный палец, а точнее, блестящее на солнце кольцо, было видно очень хорошо. Хоть сейчас на витрину ювелирного. Но я даже и не знала, что нужно ответить Мейлу. Кольцо всё-таки принадлежало проректору, кто-то ещё может знать, что оно является мощным амулетом?

— Да так. Очередная побрякушка. Ты же знаешь, как я люблю такие вещи. — Улыбаюсь немного неловко.

Но маг Воды лишь улыбается, демонстрируя красивые ямочки на щеках, снова кивает. А потом вдруг начинает говорить, смотря вдаль:

— Просто понимаешь… мне тоже нравятся разного рода «побрякушки».

Не знаю почему, но я начинаю нервничать.

— Кольцо не отдам! — Говорю почему-то, прижав руки к груди, тем самым спрятав подарок магистра Эшфорда. В голос добавляю, как можно больше чертят, чтобы всё превратить в шутку.

И Мейл действительно смеётся:

— Мне оно не нужно.

А потом добавляет уже тише и несколько серъёзнее:

— У меня уже есть нечто подобное.

— Кристофер! — Пытается вразумить ректор ученика. — Что это всё значит? Объясни, наконец!

Кафферы — заклятые враги магов Эфира. Поколениями они занимались тем, что продавали амулеты и артефакты. Большинство подобных украшений создавали маги Эфира, однако ни о каком авторском праве не идет речь — Кафферы воровали подобные артефакты (да вообще все), нелегально продавали их за неслыханные деньги и тем самым добились большого влияния в обществе.

— Это его мысли я не могу прочесть из-за амулетов, которыми он пользуется. Это он протащил меч на конкурс. — Отвечает тот, стуча пальцами по поверхности стола.

— Но зачем ему убивать Камелию?

— А он и не хотел убивать её. — Глухо отвечает маг Эфира, понимая, насколько был слеп и глуп всё это время. Нужно было догадаться сразу, нужно было…

— А кого тогда? — Заводится уже и ректор. Всё это походило, по его мнению, на цирк на выезде, где каждый никак не разберётся со своей ролью.

— Меня.

В кабинете на несколько секунд повисла гробовая тишина. Кристофер просто думал о чем-то своём, а ректор никак не мог понять суть дела. Что этот мальчишка вообще несет?

— Зачем адепту первого курса факультета Воды убивать проректора по научной деятельности? — Медленно, отчеканивая каждое слово спросил Хильдес, не веря в смысл этого предложения никоем образом. Цирк на выезде — не более.

— Для него я не проректор академии, в которой он учится, а враг семьи.

Ректор устало провел ладонью по лицу. Глубоко вздохнул. Пазл медленно сошёлся. Кафферы хотели отомстить Кристоферу самым подлым способом — угрожая жизни любимой. Не зря Мейл постоянно находился рядом с Камелией, он явно знал об особом отношении Криса к девушке с Земли. На прямую вызывать проректора на бой глупо, куда проще и безопаснее для Кафферов заставить самого мага Эфира прыгнуть под удар. А если бы не высокий рост проректора, то удар действительно стал бы смертельным. Элементарное везение, не более.

— Нужно предупредить Камелию. — Сорвался с места ректор, понимая, что находится с таким психопатом адептке своей академии не позволит. С адептом Каффером он разберется позже.

— Чего ты застыл? Телепортируй нас к ней. — Торопит Никандор ученика, подходя к нему ближе.

Но тот лишь смотрит в окно, нервно играя желваками и сжимая кулаки.

— Я не знаю, где она сейчас.

— Ты проголодалась, цветочек? — Учтиво спрашивает Мейл через некоторое время. — Может, возьмем еды из столовой и пройдемся до леса? Устроим что-то вроде пикника.

— Чем тебя не устраивает перспектива перекусить в столовой? — Спрашиваю я, уже складывая книгу в сумку. Без шуток — проголодалась я сильно.

— Тем, что здесь много людей. — Улыбается маг Воды.

Он встаёт и протягиваем мне руку. Без задней мысли принимаю помощь, встаю, и возвращаю свою ладонь себе. Киваю в знак благодарности, краем глаза заметив, как он сжал ладонь до побелевших костяшек… Я что-то сделала не так?..

— В каком смысле ты не знаешь, где она? — Никандора уже жутко бесила вся эта ситуация. Почему они ведут себя, как малые дети?

— Я отдал ей кольцо. — Простой ответ глухим голосом.

— Что ты сделал? Ты с ума сошел??

Казалось, ректор мог бы действительно врезать своему ученику, настолько его действия стали глупыми и непредсказуемыми. Что произошло с вечно собранным, серъёзным, а главное, расчетливо-холодным магом Эфира? Неужели та девчонка настолько смягчила его?

— А что мне оставалось делать? — Завелся уже и проректор. — Она догадалась.

Маг Воды нервно проходит из угла в угол кабинета, усиленно думая над тем, что произошло и происходит. А самое главное — должно произойти. Ощущение того, что это далеко не конец не покидало ректора. Он сильно переживал за своего ученика и адептку с Земли.

— Так и скажи, что влюбился в адептку по уши. Я бы отстал. — Пробурчал себе под нос ректор.

И наткнулся на взгляд очень злых малахитовых глаз. Оттенок радужки потемнел, свидетельствуя о том, что шутить молодой маг был не настроен. Между длинных пальцев перекатывалась чёрная дымка, все сгущаясь и увеличиваясь.

— Мы начнем поиски с её комнаты.

Видимо, плохое предчувствие было не только у ректора. Он успел только кивнуть, как чёрный дым и холод накрыли его, телепортируя на чердак главной башни.

Я с трудом разлепила глаза, ощущая тяжесть головы и то, как сильно болят руки. Мне хватило всего пары секунд, чтобы понять, что я связана. Легче жить от этого осознания не стало, даже как-то наоборот.

Осматриваюсь. Понимаю, что нахожусь всё на той же поляне, на которую мы пришли с Мейлом пообедать. Рядом, всё также лежит мой плед, посуда и недоеденная еда. Я сама привязана к дереву, рядом с которым мы приземлились. К мантии приколота странная брошка из зелёных драгоценных камней в виде листочка. Что это?

Мага Воды нигде не было. Где он? С ним всё в порядке? Или его тоже связали??

Пару рывков были очень болезненными. Дерево не очень большое, если бы Мейл был привязан сзади, мы бы явно пересеклись руками, либо были связаны по-другому.

Еще рывок.

Чёрт.

Понимаю, что кричать, привлекая внимание — глупо. Понятия не имею, кто меня связал, поэтому от этой затеи отказываюсь сразу. И ждать кого-то — еще глупее. Я всё-таки в лесу, так и состариться можно. Также понимаю, что привязана к дереву, значит, можно обратить его жизненные процессы вспять, оно уменьшится, и я просто спокойненько выберусь.

Главное, без паники, Лия. Спокойствие, только спокойствие.

Успокаивая саму себя, вспоминаю нужное заклинание. Жизненно необходимо хорошо учиться, уже который раз в этом убеждаюсь. Сосредотачиваюсь на магическом резерве, зачитываю про себя заклинание, пытаюсь пальцами коснуться дерева. Получается не очень, но, надеюсь, этого будет достаточно.

Но ничего не получается. Я не чувствую, как магия проходит от меня к дереву. Её что-то блокирует. Эта брошка?

Вот теперь самое время паниковать.

Начинаю вырывать руки куда сильнее, игнорируя жжение кожи.

Что происходит с моей магией? Куда она делась? Почему ничего не работает? Кто меня связал? Что происходит вообще?

Я даже пытаюсь снять кольцо проректора, чтобы позвать магистра Эшфорда на помощь, пока не натыкаюсь на верёвку и на пальце. Чёрт. Кому пришло в голову связать палец?

— Уже проснулась? — Раздаётся сзади приторно нежно, вкрадчивым голосом.

Мейл?..

Я застываю на месте, прекращая все попытки вырваться. Маг выходит из-за дерева, медленно показывая себя, встает передо мной. Слегка наклоняет голову к правому плечу, внимательно меня рассматривая глазами неестественно синего цвета.

Паника усиливается. Неосознанно. Мне просто дико страшно, и я даже не понимаю, почему именно.

— Мейл?.. что происходит? — Спрашиваю я неуверенно, пытаясь вернуть того милого парня, с которым мы часто обедали вместе.

Но тот лишь усмехается, страшно искривив в этой усмешке красивые губы. Что-то внутри подсказывает, что выпустят меня не скоро.

— Я что-то не так сделала?.. Прекрати молчать! Ответь мне! — Паника взяла всё в свои руки, я снова начинаю вырываться, как бы то глупо не было.

— Я сделал это, потому что хотел… — маг на секунду задумался, рассматривая лес вокруг, но потом снова вернул взгляд на меня и продолжил: — отомстить Эшфорду.

Я замерла, пытаясь понять о какой именно мести говорит Мейл, понять вообще хоть что-то, но, благо, тот, видя то, что я не перебиваю и внимательно слушаю, медленно продолжил:

— Вообще он должен был умереть. Но всё вышло из-под контроля. Прости, что пришлось связать тебя. И спасибо, что доверяла мне. Скоро всё закончиться, тебе не стоит переживать.

Кажется, все мое тело было напряжено до предела. Внутри клокотала злость. В первую очередь на саму себя — как я могла довериться кому-то из этого мира? Тихо спрашиваю, разделяя каждое слово:

— Что ты задумал?

Мейл посмотрел на меня исподлобья холодным, уверенным, злым взглядом. Я никогда не видела такой взгляд, выражающий тихую, безжалостную ярость. И я сама ответила на свой ответ — ему нужно было отомстить Кристоферу. Но за что? И причём тут я?

Маг воды сложил руки за спину и начал медленно ходить из стороны в сторону, попеременно внимательно смотря мне в глаза и рассказывая, что именно задумал. Видимо, шансов на спасения у меня не было — слишком уверенная поза, да ещё и в планы свои посвящает.

— Ты наверняка не знаешь, но моя семья много поколений торгует артефактами. И год назад твой многоуважаемый магистр Эшфорд поспособствовал тому, чтобы моего отца (а, значит, и весь наш род) лишили права заниматься этим делом.

— Почему?

Мейл останавливается передо мной, внимательно смотрит с высоты своего роста, словно сам не знает ответа на этот вопрос, но потом садиться на корточки и спокойно отвечает:

— На самом деле, отец занимался этим нелегально. Знаешь кто такие охотники за сокровищами?

Медленно киваю.

— Его идея.

Вздрагиваю.

Охотники за сокровищами — маги-наёмники, в чьих головах нет понятия справедливости, жалости, честности и благородства. У них есть одна цель — украсть, как можно больше артефактов, забрать себе или продать, как можно дороже. Их совершенно не волнует права собственности создателя той, или иной магической вещи, не волнует ничего, кроме возможности заработать большие деньги.

Я молча смотрела Мейлу в глаза. Он всё сразу понял и продолжил объяснять:

— Да, отец был не прав. Однако, и магистру Эшфорду не нужно было совать свой нос в чужие дела. Из-за него мы лишились титула виконтов, влияния в обществе, работы, слуг и денег.

Это точно слова самого Мейла? Или то, что ему пытался донести отец?

— …Пришлось переехать на юг страны, в родные земли моей мамы, выращивать фрукты на плантациях, доставшиеся ей по наследству.

Говоря это, Мейл не выглядел несчастным.

Его лицо сохраняло прежнее ледяное выражение, словно всё, о чем он говорил, вообще его никак не касалось. Словно, всё это было бессмысленным набором слов, который ему пришлось заучить и проговорить сейчас передо мной.

— Мы, конечно же, не смогли справиться с этой утратой, поэтому я поступил в Академию Стихий, чтобы стать ближе к Эшфорду. Как забавно, что в первый же день нашего с тобой знакомство, я также столкнулся и с проректором. Последующие мои действия были легки — быть ближе к тебе, потому что проректор из-за твоего «потрясающего» поведения обязан был следить за тобой. Немного терпения, и вот вы уже вместе готовитесь к турниру целителей. Ещё время — сам турнир, на котором появляется возможность отомстить.

Найти меч было плёвым делом, подчинить себе мага, сражавшегося с тобой — тоже не сложно. Только отец сомневался, что Эшфорд всё-таки броситься тебя спасать, но я был абсолютно прав. Такой ответсвенный мужчина, да еще и настолько влюблённый, разве мог оставить тебя без защиты? Естественно, он телепортировался ровно между тобой и Заком… однако, проректор оказался более везучим, чем мы планировали — рана была не смортельной. Да ещё и ты со своими целительскими способностями, вся такая заботливая. — Мейл демонстративно закатил глаза. — Смотришь на вас — и приторно во рту становится. Противно.

Я проигнорировала все ненужные мне комментарии, пытаясь уловить суть действий водника и его семьи (судя по рассказу, только отца). Но некоторых вещей я всё равно не могла понять.

— То есть, до этого у вашего семейного бизнеса не было никаких проблем, верно? — Задала я первый вопрос.

Мейл нахмурился, внимательно смотря мне в глаза, но всё равно напряжённо, словно его мышцы окаменели, кивнул.

На второй вопрос ответ я дала себе сама. И дураку ясно, что на Мейла повлиял отец.

Я неотрывно смотрела в эти синие глаза и не могла понять одного — почему всё это время он шёл на поводу своего дорогого родителя? Его взгляд, поза, тон… он напоминал ребёнка, которого напугали, поставили на кривой путь, а тот храбриться, говорит, что всё сможет сделать, но глубоко внутри понимает, что всё, что он делает — совершенно не правильно.

— Почему ты так смотришь? — Спрашивает маг Воды, спустя несколько мгновений. — Всё ещё меня не поняла?

— Поняла. — Отвечаю уверенно я. — Я поняла всё, что ты сказал. Ты хочешь отомстить магистру Эшфорду, но в любом случае — это не правильный путь.

— Не правильный путь?! — Вдруг восклицает Мейл, резко поднимаясь с корточек и делает шаг ко мне. — Тогда скажи, какой путь правильный? Из-за влияния Эшфорда моя семья потеряла всё, что имела! Сын графа, приближенный к королевской семье, маг Эфира, проректор Академии Стихий — не много ли всего для одного только мага?!

— Ты сказал, что твоя семья потеряла всё, что имела из-за магистра Эшфорда! — Перебиваю я Мейла, заглядывая в глаза цвета моря во время шторма. — Но так ли это на самом деле?

Маг отводит глаза в сторону, словно, что-то вспоминая, или усиленно о чем-то думая. Я молчу несколько секунд, но потом от досады дёргаю руками и качаю головой:

— Я так злюсь на себя! Если бы я пригляделась, то заметила, что ты что-то замышляешь против него. Нужно было сразу остановить бой после того, как я заметила подозрительно яркий меч для турнира! А ты… ты готов был убить Кристофера ради мести своего отца! Это даже не твоё собственное желание!

— Это и моё желание тоже! — Рявкнул маг в ответ.

— Ты уверен? — Моментально спрашиваю. Внутри разрывает злость и непонимание. — Я не знаю, что делать и как тебе можно помочь своей семье восстановить титул и всё, что ты перечислил, но это точно не это, Мейл.

И именно в этот момент, ударная волна чёрного цвета сносит Мейла в сторону. Я вздрагиваю так, словно ударили меня. Смотрю в сторону источника пульсара и вижу проректора академии. Облегчённо выдыхаю, понимая, что теперь всё будет хорошо.

Но не тут-то было.

Ответ последовал также быстро, причем не менее мощный. Я такой силы в заклинании никогда не видела. Волна сносит проректора с ног, ветки даже крепких деревьев ломаются с неприятным треском… а потом вдруг покрываются коркой льда. До меня доходит очень холодный ветер, заставляя дрожать уже не от страха и нервов, а от холода.

Откуда у адепта первого курса такая сила? Но это была отдаленная мысль, потому что я сильно начала переживать за магистра Эшфорда. После ранения его магический фон восстановился не полностью, такой удар явно выбил больше сил, чем мог бы. Сможет ли он вообще встать? Я начинаю дергаться с утроенной силой.

— Уже без разницы, чьё это было желание… — Медленно говорит Мейл, нарочито пафосно отряхиваясь от несуществующей пыли. — Главное, что теперь всё в моих руках.

— Нет!! — Вырывается совсем отчаянное у меня. По щекам снова бегут горячие слёзы.

Проректор, хрипло дыша, попробовал приподняться, но Мейл не позволил, подняв его за ворот рубашки и ударив по лицу кулаком. Магистр Эшфорд был настолько ослаблен, что даже от такого удара снова упал.

— Нет, Мейл, остановись! Прошу тебя!! Не нужно, остановись!

Но тот только безумно улыбаясь, снова и снова бил проректора по лицу.

— Ты не понимаешь, цветочек! — Рассмеялся он, держа Кристофера за ворот и смотря в его лицо. Этот смех был таким несчастным, фальшивым, он звучал, как плач. У меня внутри что-то больно ёкнуло. По лицу текли слёзы, я не могла перестать плакать и вырываться. — Мстить за своего отца делает меня по-настоящему счастливым!

Я увидела, как Мейл что-то стер со своей щеки и глаз, не переставая улыбаться. Кристофер приоткрыл глаза, посмотрел ему в лицо и тихо спросил хриплым, ослабленным голосом:

— Разве это лицо счастливого человека?.. если не хочешь этого делать, то просто не делай.

После этих слов Мейл громко выругался, бросил проректора на землю, отскочил на несколько шагов назад, запустил руки в волосы, сильно за них потянул, рассмеявшись. Это была уже истерика. Я понятия не имела, что ему пришлось пережить из-за своего отца, я и представить не могла, какой же он несчастный. Всё, что я понимала — Мейл не хочет этого. Сейчас у него на руках столько амулетов и артефактов, что от одного только удара он может убить Кристофера, но вместо этого, он бьёт его кулаками, словно боится использовать магию. Боится действительно сделать то, о чём так долго просит его отец. Боится становиться таким же, как и он.

Но влияние отца было таким, что после истеричного смеха, Мейл спокойно и тихо спросил у леса:

— Если не хочешь, то не делай?.. Как у вас всё просто… — Снова смех, от которого по спине поползли мурашки. Я пугаюсь так, что начинаю вырывать руки с тройным усилием. — «Если он не умрёт «случайно», то убьешь ты»… хорошо, отец. Убью я.

Мейл медленно поворачивается к вновь потерявшему сознание проректору. Пользуясь данным ему временем, медленно шел на мага Эфира, перекатывая в руках какие-то цветные камни. Очередные амулеты? Плевать! Мне абсолютно всё равно, чем он собирается убить Кристофера! Я ему в принципе этого не позволю.

Между пальцев мага Воды появляется дымка белой магии.

Становится очень холодно.

По молодой траве ползёт тонкая корка льда, чёрный плащ проректора покрывает иней.

У меня нет сил кричать, я лишь пытаюсь выбраться. С каждым шагом Мейла появляется всё больше сил сопротивляться верёвке и ему самому. В руке мага уже готовый пульсар белого цвета, который он всё накачивает слой. Ослабленному проректору хватит одного удара.

Я не знаю, как именно, но, видимо, от моих трепыханий и многочисленных попыток, верёвка спускается ниже к пальцам. Вытаскиваю пальцы, отрываю с мантии брошку в виде листочка, которая всё это время блокировала мою магию, уменьшаю дерево до того, чтобы было возможно выбраться, чудом вылезаю из-под веревки, вскакиваю на ноги и срываюсь с места к проректору и Мейлу, который уже поднял руку с пульсаром, чтобы ударить. Проректор тяжело открывает глаза, слегка приподнимается на локтях.

Но уже слишком поздно.

Воздух свистит, рассечённый сгустком магии.

Удар.

Но мне не больно.

Я тяжело дышу, пытаясь унять бешено стучащее сердце. Жутко болят колени и ладони — я приземлилась ими прямо на лед. Рука Мейла остановилась прямо в нескольких сантиметрах от моей спины, которой я прикрыла ослабленного Кристофера. Я не знаю, что именно его остановило, но единственное, что я ощутила — дикий холод. Очнувшийся проректор внимательно разглядывал моё лицо, но я на это не обращала никакого внимания. Меня всю трясло.

— Мейл, пожалуйста. Ты можешь остановить это. Остановись, пожалуйста. — Тихо говорю я, тяжело дыша.

Поднимаю на него глаза. Его трясет, пульсар рассеивается в руках, он, шатаясь, отходит на несколько шагов назад, медленно оседает на холодную землю, смотрит на свои дрожащие руки глазами, полными слёз.

Дальше я просто не стала смотреть.

Медленно поворачиваюсь к проректору. Он смотрит на меня очень обеспокоенным взглядом, глаза бегают по моему лицу. Отодвигаюсь, сажусь на колени, складываю дрожащие руки на ноги. Магистр садится удобнее, не отрывая от меня глаз. Я смотрю на него и лишь вымученно улыбаюсь:

— Теперь мы точно квиты.

И обессиленно падаю назад, теряя сознания. Успеваю только ощутить, как проректор всё-таки успевает поймать мою бедную тушку. Надеюсь, сделал он это не раненной рукой.

Когда я очнулась, то обрадовалась тому, что всё-таки нахожусь в своей комнате. Мозгу дали время, чтобы собраться с мыслями и воспоминаниями. Вспомнила. Даже частично проанализировала, сильно удивилась, решила, что дальше думать об этом не хочу. Порадовалась своим крепким нервам, но горячий чай на травах выпить всё-таки необходимо.

Сладко потягиваюсь в кровати, стараясь не думать о том, что с проректором и Мейлом. А вообще надеюсь на то, что это просто глупый сон, а тело болит из-за неудобного положения во сне. Но всё вокруг кричит об обратном, в частности, магистр Эшфорд, сидевший у моей постели прямо на полу. Он устало склонил голову к плечу, прикрыл глаза, согнул правую ногу в колене, положил на него руку, а левую ногу вытянул на полу. Лицо осунулось сильнее, скулы в ссадинах, уголок губы разбит. Сердце невольно сжалось при виде побитого проректора. В голове сразу же всплывают воспоминания о том, что произошло на поляне. Становится резко плохо.

Пытаюсь бесшумно встать, отметив, что на мне без шуток три одеяла. Получается не очень, потому как проектор всё-таки просыпается (если, он спал, конечно), обеспокоенно тянет руки, чтобы укрыть, и только потом натыкается на мой удивлённый взгляд.

Секунда неловкого молчания.

— Ты очнулась. — Делает он вердикт.

Потрясающая наблюдательность!

— Долго лежала? — Спрашиваю по делу.

— Часов семь.

— Не так много. — Киваю, удивляясь своему организму. А он у меня крепкий орешек, оказывается!

— Мне хватило. — Бурчит магистр себе под нос, возвращаясь в прежнее положение.

Я лишь улыбаюсь. Где-то я это уже слышала.

— Как вы себя чувствуете? — Спрашиваю по делу, вспомнив и про удар, и про то, что он явно телепортировался, а я ведь запретила.

— Получше тебя явно. — Снова недовольное бурчание.

— Ну, с этим я могу поспорить. — Смеюсь искренне. Безумно рада, что с ним всё в порядке. И чувствую я себя не так плохо, как могла бы. Поэтому все хорошо.

Но маг только качает головой, явно со мной не соглашаясь. А потом неожиданно приближается ко мне и, серъёзно смотря в глаза, говорит:

— Никогда больше так не делай.

Недоуменно хлопаю глазами, немного отодвигаясь назад.

— Как именно?.. — Спрашиваю неуверенно. А потом уже, не вытерпев, добавлю: — Слушайте, можно сделать взгляд попроще? Если вы сейчас ещё свяжите меня и начнете затирать про какую-то месть, то моя тонкая душевная организация точно не выдержит.

— Да не собираюсь я тебя связывать! — Говорит в сердцах проректор, послушно отодвигаясь назад.

А значит, про месть затирать собирается?

Я усмехаюсь. На удивление, у меня было хорошее настроение. Внутри словно был штиль после бури. Возможно, я просто выплеснула все эмоции в лесу, а сейчас немного осталась без них. Но грустно мне не было — абсолютно все равно.

Сползаю с кровати, вниз, на пол, сажусь рядом с проректором.

— Ты даже ничего не спрашиваешь. — Смотрит на меня магистр сверху вниз. Я даже сидя была ниже почти на голову.

— А надо? — Тяжело вздыхаю.

— Придётся. — Отвечает тихо. — Магистр Хильдес просил прийти в его кабинет, как только ты очнешься.

Так вот почему магистр Эшфорд всё это время сидел тут. Понятливо киваю, осознавая, что этот тяжёлый для меня разговор всё равно придётся пережить.

— Но, наверное, сначала стоит поесть. — Добавляет маг Эфира через некоторое время.

— Пока не хочу есть. Отвар только сделаю, и пойдем, хорошо?

Просто кивает. Я поднимаюсь, не обращая внимания на неприятную боль в ладонях и коленях, небрежно отряхиваюсь, отмечая, как сильно хочу в душ. Такое чувство, что на всём моём теле слой грязи. Да и эмоционально хотелось избавится от этого всего. Вода имеет удивительную способность смывать неприятные ощущения, эмоции и даже мысли. Отмечаю, что мантии на мне нет, нахожу её взглядом на спинке стула. Почему-то улыбаюсь, умиленная заботой проректора. Подхожу к книжному шкафу, перебираю стоящие на нём скляночки и баночки, нахожу нужные травы, ставлю кастрюльку на маленькую плиту, на которой обычно варю зелья.

— Почему у Мейла было столько силы? Это из-за амулетов, верно? — Спрашиваю спокойно, наливая в кастрюлю воды. Всё-таки отмечаю легкую головную боль и общую усталость, словно и не лежала без сознания всё это время.

— Верно. — Отвечает проектор.

Понятливо киваю, поворачиваюсь к проректору лицом. У меня есть немного времени, пока вода не закипит.

Маг смотрит в окно, всё также сидя на полу. Вид из чердака действительно потрясающий. Закатное солнце окрасило небо в фиолетовые и оранжевые оттенки, облака словно светились ярким жёлтым цветом. Окна соседних башен отражали красоту природы, дублируя и приумножая. Я грустно улыбаюсь, вспоминая, как Оникс любил сидеть со мной на подоконнике, наблюдая за тем, что происходит за окном.

— Ты такая спокойная. — Вдруг тихо говорит проректор.

Я медленно перевожу взгляд на него. Мужчина смотрит на меня внимательно, но мягко. Его взгляд не кажется страшным, наоборот, внутри становится ещё спокойнее.

— Было бы чего психовать. — Искренне улыбаюсь я, не понимая, что его так удивило.

Но он только вопросительно приподнимает бровь. Я смеюсь, отмечая, какое же всё-таки смешное у него выражение лица, когда он чего-то не понимает.

— Всё закончилось. И вполне хорошо. Сейчас ещё с ректором переговорим, и вообще всё будет прекрасно.

— Врёшь. — Неожиданно отвечает он.

Вскидываю на него глаза. Смотрит прямо и уверенно, маг явно знает, о чём говорит. Молча поднимаю руку, показываю кольцо:

— Откуда вы знаете, вру я или нет?

Опускается взглядом до самых ног, останавливается на секунду, а потом также медленно возвращается к лицу, смотрит прямо в глаза.

— Знаю.

Резко выдыхаю.

Вру. Он прав. Где-то глубоко внутри, мне всё ещё очень грустно и плохо. В голове всё никак не укладывается, как Мейл мог так поступить. Я ничего не понимала, а самое ужасное — понимать не собиралась. Горько и больно очень сильно. Если понимание ситуации сделает мне ещё больнее, то я не хочу ничего знать в принципе. Всё это просто перекрывается облегчением и радостью от того, что в итоге никто не пострадал.

— Вода закипела. — Отвечаю глухо, отворачиваясь к кастрюльке.

Вода действительно начала бурлить. Уменьшаю огонь, добавляю трав, отщипывая их, словно в этом есть смысл.

— Вам я тоже сделаю. — Просто перед фактом ставлю. — Не помешает.

Ничего не отвечает. Ну и к демонам вас, магистр Эшфорд!

Через меньше, чем пятнадцать минут, мы уже вышли в коридор. Я только наскоро выпила отвар, переоделась в ванной комнате, причесалась, умылась и помыла руки. Обрабатывать царапины и ссадины на коленях и ладонях не было времени, я хотела закончить со всем этим, как можно скорее. Проректор, конечно, глянул на меня как-то странно, когда я вышла из ванной, но ничего не сказал. Понятия не имею, что происходит в его голове.

— Вашу рану нужно будет обработать после этого всего. — Оповещаю, как бы между делом. Но и на это маг ничего не отвечает — только кивает.

Ректор был в своем кабинете (открыла Америку, да), перебирал какие-то бумаги. Нашего появления он действительно ждал, поэтому, когда мы вошли, то сразу же отложил все свитки в сторону, улыбнулся и рукой указал на стулья напротив. Я не знала, куда себя деть, поэтому сразу же села. Магистр Эшфорд предпочел постоять у окна, внимательно наблюдая за нами серьёзным взглядом. Давно не видела в его глазах таких злости, холода, сосредоточенности.

— Зачем вы меня хотели видеть? — Спрашиваю я, чувствуя, как портится настроение. В частности, из-за выражения моськи проректора.

— Обговорить произошедшее. — Улыбается магистр Хильдес. — Может, вам нужно будет выплатить моральную компенсацию?

Я удивленно приподнимаю брови. Они издеваются?

— Нет, спасибо. — Отвечаю, возможно, немного грубее, чем следовало бы. Но ректора это не обижает, он даже в лице не меняется. — Если считаете себя виноватыми в произошедшем, то отчислите и верните домой. Деньги мне не нужны.

Ректор лишь коротко смеётся, словно я рассказала несмешной анекдот, а вот Кристофер фыркает и отворачивается к окну, скрывая свое лицо. Презирает мою настойчивость? Впрочем, до этого мне нет никакого дела.

— Из-за глупости одного адепта вас отчислят я не буду. — Поясняет ректор. Можно подумать, я сама этого не понимаю. Но я ничего не отвечаю.

Зато проректору есть, что сказать:

— А вот над отчислением адепта Каффера стоит задуматься.

— Что? — Переспрашиваю я вдруг осевшим голосом. Откуда-то изнутри поднимается жгучая волна злости. Даже не знаю, на что именно, на все сразу, наверное. — Что вы сказали?

Проректор медленно поворачивается лицом ко мне, смотрит, как всегда, прямо и внимательно, словно заглядывает в душу.

— То, что сделал этот мальчишка не может остаться безнаказанным. Его нужно отчислить. Вдруг, это повторится?

Нет, я всё прекрасно понимаю — проректор просто себя защищает, но отчисление из такого элитного учебного заведения только испортит впечатление о семье Кафферов, что ещё сильнее разозлит отца Мейла. Там, возможно, он захочет отомстить не только проректору, но и ректору. А там и до меня уже не далеко. Мне эти родовые проблемы совсем не нужны.

В моих глазах, наверное, было слишком много злости и желания наброситься с кулаками на магистра Эшфорда, поэтому ему на помощь пришел ректор:

— Да, Камелия, Кристофер действительно прав. Подобное поведение не может остаться без нашего внимания. Адепт Каффер опасен для общества, его стоит отчислить.

Голос его звучал мягко, объяснял он так, словно я была ребёнком, терпеливо и вкрадчиво. Но его слова меня только насмешили. Если бы не паршивое настроение (спасибо магистру Эшфорду), я посмеялась от души.

— Адепт Каффер опасен для общества? — Переспрашиваю я, приподняв бровь. — Вы себя слышите хотя бы? Какое ещё отчисление?

Ректор только тяжело вздыхает, а вот проректор медленно и верно начинает закипать. Он делает шаг в сторону стола, то есть, прямо ко мне, смотрит мне в глаза уже постепенно звереющим взглядом, и спрашивает:

— То есть, ты не хочешь, чтобы его наказывали?

— А должна хотеть? — Отвечаю вопросом на вопрос, также в упор смотря на магистра Эшфорда.

Тот лишь усмехается, зло прищурив глаза.

— Ты должна быть первой, кто этого хочет! — Нет, действительно не на шутку заводится маг Эфира, явно намекая на связывание.

— А я не хочу! — Копирую тон, вскакивая с места. Как можно усидеть на месте, когда этот злющий маг отключил тормоза? Ему можно, а мне — нет? Что он о себе возомнил вообще?

Шумно выдыхает, скрипя зубами.

— Почему? — Очень спокойно спрашивает, играя желваками.

Я медленно выдыхаю, опустив на мгновенье взгляд, чтобы собраться с мыслями. Когда поднимаю глаза на мага, то голос становится тише и спокойнее, а слова, кажется, идут от самого сердца.

— Потому что он мой друг.

Но вот проректора эти слова злят ещё больше. Он делает ещё шаг, приближаясь:

— Это значит, что ему можно спустить всё с рук? Он тебе навредил, а ты его всё равно защищаешь?

— Это значит, что я верю в то, что он исправится. — Отвечаю спокойно, не изменившись в лице. — И да, я привыкла защищать тех, кто мне дорог.

Проректор морщиться так, словно его мучила сильнейшая зубная боль. Но я продолжила гнуть свою линию:

— Я понимаю, что Мейл совершил действительно ужасную ошибку. Понимаю, что так просто его никто не простит. Но поймите и вы меня — он не хотел этого делать. Его заставили! К тому же, вы сами приложили руку к тому, чтобы всё это произошло!

— Я приложил руку только к тому, чтобы прекратить нелегальную продажу артефактов, угрозу жизни мирного населения и увелечению количества охотниками за сокровищами! — Гневный выдох и ещё шаг ко мне. Естественно, нагибаюсь назад, потому что стул, стоявший в ногах мешал отступить полноценно. — И что такого плохого я сделал?

Я даже на секунду опешила, пытаясь понять, почему именно так взъелась на магистра Эшфорда. Наверное, из-за психологического давления (и физического тоже).

— Я не говорила, что вы сделали что-то плохое, а только напомнила о вашей причастности ко всему этому. Единственный, кто, как мне кажется, действительно виноват — это отец Мейла. Но ведь вы мне не поверите, если я скажу, что это он всё подстроил, и что Мейл просто шёл у него на поводу всё это время.

— Как бы то ни было, адепта Каффера нужно отчислить.

Я тяжело выдыхаю и закатываю глаза, чувствуя уже дикую усталость от этого разговора. Но сдаваться я всё ещё не собираюсь, поэтому на эмоциях трясу ладонями в воздухе и откровенно ною уже, потому что бесит жутко:

— Магистр Эшфорд!.. если вам нужны извинения, то я могу попросить прощения за него!..

Дальше я просто ничего не успеваю сказать, потому что обе руки были перехвачены в воздухе за запястья, и вытянуты выше, на уровне моего лица. Тянет на себя, вынуждая подойти ближе. Мужчина демонстрирует мне мои собственные ладони, покрытые ранками и покрасневшими ссадинами.

— Неужели тебе мало этого? — И куда мягче и тише, даже несколько шутливо, чуть ли не с улыбкой, смотря прямо в глаза: — Когда ты успела в мазохисты записаться?

Несколько секунд просто пытаюсь переварить ситуацию — слишком близко, слишком. Успеваю отметить, как сердце сначала пропускает удар, а потом начинает биться с утроенной силой. Глаза бегают по красивому лицу, мозг пытается вспомнить, о чем мы говорили. А, точно… Мейл.

— Вы еще поцелуйтесь. — Вдруг доносится ехидное сбоку.

Ректор. Точно. Я совсем забыла о нём.

Естественно, после его слов, отскакиваю назад, как ошпаренная, вырывая руки из плена проректора. Последний только очень выразительно смотрит на пожилого мага.

— Магистр Хильдес, будьте добры воздержаться от своих замечаний. — Приторно вежливо шипит Кристофер.

Ректор, хихикая, поджимает губы и прикрывает их ладонью. Но потом снова становится серъёзным:

— В любом случае, нам нужно обсудить с Камелией мотивы поступка адепта Каффера, чтобы она решила сама, как считает с ним поступить.

Глубоко вздыхаю и киваю, присаживаюсь на прежнее место, если честно, не особо желая стоять рядом с магистром Эшфордом. Он плохо на меня влияет.

— Что ты знаешь? — Спрашивает сначала магистр Хильдес.

Я перечислила всё, что услышала от Мейла. Ректор понятливо кивнул.

— Род Кафферов действительно занимался импортом и экспортом артефактов в стране. Это были влиятельные, известные маги из благородного рода виконтов. Однако отец Мейла — Тейнар Каффер — родился особенно безжалостным и беспринципным магом. Имея в руках достаточно власти и влияния, доставшееся ему благодаря известности предков, он подкупал охотников за сокровищами, поднимал цены на артефакты, продавал всё больше подделок за цены, выше, чем за оригиналы. За это он получал неслыханные деньги. До того момента, пока его охотники не начали нападать на живых магов Эфира, в том числе и на Рональда.

Кристофер не мог оставить это без внимания. Имея титул графа, а, значит, влияние и знания (на тот момент он уже был проректором), он поговорил с королём, и тот выдал ему боевых магов, работающих в магическом патруле. Лавочка рода Кафферов была прикрыта в кратчайшие сроки благодаря весомым доказательствам, предоставленных Кристофером.

В итоге, Тейнар Каффер остался без титула виконта, работы, слуг и денег. Пришлось пользоваться влиянием жены — она принадлежала к роду известных баронов, имеющих свои плантации на юге страны, куда, собственно, и пришлось переехать Кафферам. Так о них и забыли — злобный глава семейства, его удивительно добрая жена, старший сын, которому пришлось терпеть всё, что давал ему отец, и маленькая дочка.

А дальше всё то, что ты знаешь — их дикие планы для мести Кристоферу.

Я, кстати, видел их на турнире целителей, они что-то обсуждали, но потом Тейнар подсел ко мне и вёл себя, как обычно. Я бы и подумать не мог, что он что-то замышляет.

Я невольно поморщилась, вспоминая тот день. Но потом спросила у ректора:

— Что вы сами планируете делать?

— Посадить Тейнара и отчислить Мейла.

— Хотя, и его тоже можно было бы посадить. — Недовольно пробурчал проректор.

Я лишь перевела очень красноречивый взгляд на мага, но говорить ничего не стала.

— Это всё-таки крайняя мера, Крис. — Мягко улыбается ректор. — Ты прекрасно понимаешь, что Камели права. Если бы он действительно хотел тебя убить, то сделал это сразу, а не оттягивал момент. И он бы убил вас двоих разом, но остановился буквально в сантиметре. Думаю, в этом мальчике больше несчастья, чем желания мстить.

Магистр Эшфорд поиграл нервно желваками, будто специално демонстрируя свой непробиваемый характер и отвернулся к окну:

— Делайте, что считаете нужным.

Ректор подмигивает мне и улыбается так, словно подшучивает над ребёнком. Я не могу сдержать ответной улыбки.

— На том и порешили. Передаём разбирательство в руки магического патруля, отчисляем Мейла и живём дальше со спокойной душой.

Всё-таки отчислять будут. Я невольно тяжело вздохнула, но понимала, что сделать с этим ничего не могу. Возможно, так даже будет и лучше.

— Значит, я могу идти? — Спрашиваю, наконец.

— Да. — Медленно кивает. — Спасибо. — Мягко улыбается магистр Хильдес, встает, как только встаю я, и — Боже мой! — кланяется мне.

Я недоуменно хлопаю глазами, не понимая, что делать мне.

— За… за что вы меня благодарите? — Заторможено спрашиваю я.

Ректор поднимает голову и по-хулигански молодо улыбается:

— За веру в моих адептов. И за то, что спасла жизнь моему глупому ученику. Причем дважды.

Я от смущения совсем не знаю, куда себя деть.

— Пустяки. — Говорю какую-то глупость неуверенно. — Пойду я…

Перевожу взгляд на магистра Эшфорда. Он смотрит на меня как-то очень странно, но спокойно. Вопросительно приподнимает бровь в ответ на мой взгляд. Кое-как собираю себя в кучу и отвечаю:

— Нужно рану перевязать. Когда удобно будет?

— Через час-полтора буду ждать тебя в комнате. Успеешь все свои дела сделать? — Отвечает просто, словно понимает, что мне действительно нужно время отойти от произошедшего и посидеть немного в тишине. И в душ, наконец, сходить.

— Да. — Улыбаюсь довольно.

— Поесть только не забудь. — Напоминает, словно переживающая мама.

— Сами не забудьте. — Отвечаю ворчливо, но беззлобно уже у двери. — До свидания. — Прощаюсь с ректором, и выхожу из кабинета.

Как же это было эмоционально.

Мне нужен кофе.

За это время я действительно успела сделать все, что хотела, даже немного поплакала в душе, и посидела, смотря в одну точку несколько минут. Решила, что после того, как перевяжу рану проректора, вернусь на чердак, и никуда сегодня не пойду вообще. Хватит с меня приключений.

Магистр Эшфорд уже ждал меня, поставив чайник. Теперь, когда он знал, когда я приду, то разогревал чайник, чтобы я смогла заварить какой-нибудь отвар, или просто предлагал чай. В этот раз он зашел дальше — предложил кофе.

— Ты так и не выпила его. — Поясняет в ответ на мой вопросительный взгляд.

Мои глаза увеличиваются раза в два, я в откровенном шоке смотрю на мужчину, суетившегося на кухне. Откуда он знает, что мне так и не разрешили взять вторую за день чашку кофе?

— Это кольцо точно работает? — Спрашиваю я, скептически рассматривая сомнительное украшение. — Какое число я загадала?

— Ммм… восемь? — Спрашивает, так и не повернувшись лицом ко мне.

— Ага! Вот вы и попались! — Подпрыгиваю я на месте, словно поймала его за воровством моих любимых печенек.

Удивленно смотрит на меня. По глазам сразу ясно — сам в шоке от того, что попал. Я лишь улыбаюсь:

— Шучу. Шесть я загадала… так откуда знаете про кофе?

— Видел, как ты препиралась с поварами в столовой. — Отвечает, заваривая кофе. — С молоком же, да?

Он запомнил, какой кофе я пью? Настолько удивляюсь этому, что магистр сам поворачивает ко мне голову, не дождавшись ответа. Его взгляд такой мягкий и теплый, даже какой-то домашний, уютный. Когда я коротко киваю, то красивые губы расплываются в легкой полуулыбке, такой же доброй и приятной.

Последний раз мне кофе заваривала мама, когда я еще жила с родителями. Папа уходил на два часа раньше, поэтому мы вставали вместе с мамой — я на учебу, она на работу — и завтракали, соответственно, тоже вместе. Я часто задерживалась в ванной, в жалких попытках замаскировать бессонные ночи, поэтому мама сама готовила что-нибудь легкое, по типу, омлета, или яичницы, заваривала кофе. Я сейчас даже почувствовала этот приятный утренний запах на нашей кухне, рассвет за окном, или шум включенных конфорок зимой.

От воспоминаний о родительском доме, в глазах снова появляются слёзы. Но в этот раз я улыбаюсь, закрыв глаза, чтобы проректор не заметил излишка проявления эмоций. Но он все равно замечает, обеспокоенно спрашивает:

— Камелия? Я что-то сделал не так?

Я лишь улыбаюсь, пальцами вытираю слезы.

— Нет-нет, всё хорошо. — Отвечаю торопливо. — Спасибо большое… пусть он остынет, давайте я вам раны обработаю.

Молча указываю магистру Эшфорду на стул, начинаю раскладывать предметы на стол. Благо, он совсем не был против того, чтобы я разложилась на его кухонном столе. Сам он садится на стул, расстёгивает рубашку. Каждый раз, как в первый, борюсь с жутким стеснением и волнением. Как бы не привыкла взглядом к его телу, всё равно нервничаю, тело само напрягается, как струна.

Снимаю старый бинт, касаясь чуть холодными пальцами горячей кожи. Повезло, что рана сама по себе выглядела не плохо, как и повязка, а вот магический фон пострадал.

Не успев как следует накопится, он потратился больше, чем на половину. Спасибо Мейлу, конечно, да. Самостоятельное восстановление будет долгим, поэтому я принимаю решение передать немного магии проректору, чтобы не бегать с его состоянием ещё больше времени, чем может потребоваться.

Перебинтовываю рану, но, видимо, с очень серъёзным лицом, потому как проректор смотрит на меня через плечо, мешая своим мельтешанием, и спрашивает:

— О чем ты думаешь?

— О вашем лечении, магистр Эшфорд. Больше мне думать не о чем. — Отвечаю сосредоточенно, завязывая бинт в узел.

— Ты же знаешь, что можешь мне рассказать.

Застываю на мгновенье, пораженная искренностью и желанием мне помочь. Он правда хочет знать, что меня так беспокоит?

— Я подумала о том, как живут без меня родители. — Говорю спустя некоторого времени молчания. — Вспомнят ли они меня, если я появлюсь в их жизнь снова?

— Не вспомнят. — Коротко отвечает проректор, так и не повернув ко мне головы, несмотря на то, что перевязывать я уже закончила. — Ты для них не существуешь и никогда не существовала.

Я сжимаю челюсть до боли в висках. Знала это и до его слов, но сейчас стало просто ужасно неприятно. Словно, мне последнюю надежду перекрыли. Лица проректора я не видела, не знала, что он думает, но его голос меня не порадовал — говорил он серъёзно, понимая, сколько боли мне это принесет. И я знала. Но всё равно спросила.

Беру проректора за подбородок, поворачиваю его лицо ко мне, внимательно рассматриваю, игнорируя шокированный взгляд. Беру ватку, прикладываю её к ранам. Проректор неожиданно шипит, словно я не ранки ему обрабатываю, а ножом режу. Пугаюсь подобной реакции, начинаю активно дуть.

— Что такое? Неужели так больно? — Сокрушаюсь я, не переставая дуть на лицо мага. Зрелище не из приятных, да.

— Неожиданно просто. Не думал, что ты и за эту мелочь возьмешься.

Что за камень в мой огород? Я вообще-то очень ответственный врач!

Хмурюсь и отодвигаюсь назад, чтобы обработать чистые раны специальной мазью на целебных травах.

— А зачем ещё мне хватать вас за лицо? — Меланхолично спрашиваю.

И натыкаюсь на очень выразительный взгляд изумрудных глаз.

— Это был риторический вопрос, отвечать не обязательно. — Отмахиваюсь моментально.

Проректор улыбается не повреждённым уголком губы и подставляет лицо так, чтобы мне было удобно. Вот сразу бы так.

— Ты всё ещё хочешь вернуться? — Спрашивает тихо через некоторое количество времени, внимательно разглядывая моё лицо.

Я уже думала, что он забыл, о чём мы говорили.

Убираю все уже ненужные предметы, чтобы занять собственные руки.

— Почему не должна? — Отвечаю моментально, не задумываясь над вопросом.

— Здесь у тебя, вроде, всё налаживается… и попытки отчислиться больше не предпринимаешь.

— То, что я устаю и чисто физически не могу больше крушить академию, не значит, что я не хочу домой. Здесь мне делать точно нечего.

— Почему же нечего? Ты — целитель, тебе в любое место двери будут открыты. Найдешь работу, выйдешь замуж, родишь детей и все такое по списку.

У меня вырывается какая-то странная усмешка:

— У нас список точно такой же. Так какой смысл оставаться тут, если на Земле меня ждет тоже самое?

— Возможно… но окружение будет совсем другим.

Почему он так печётся об этом? Какая ему разница, останусь я или нет? Но тема знатно раздражает, поэтому я отвлекаюсь на работу — кладу ладонь на плечо, предупреждая:

— Передам вам немного магии, не брыкайтесь.

Послушно не дёргается. Я сосредотачиваюсь на своем магическом фоне, пускаю магию. По рукам ползут лианы, под ладонями образовывается круг с рунами, волосы взметаются. Я передаю магу половину своего резерва. Этого должно хватить, чтобы не задерживать его лечение на долго. Это все жутко не выгодно. Когда заканчиваю, проректор почему-то говорит:

— Я бы и сам восстановился.

— Это ваше «спасибо»? — Скептически приподнимаю бровь, отпив кофе. Жить становится в разы легче и приятнее. — Без этого, вы бы ещё месяц восстанавливались, а так за две неделе будете, как огурчик.

— Мое «спасибо» — это кофе. — Поясняет он, натягивая рубашку на место. В смысле, снова на тело.

Я лишь улыбаюсь. Как угодно.

Убираю все свои вещи, всё думаю над тем, сколько же у семьи Мейла может быть амулетов и артефактов. И где они их берут? А тот амулет, который скрывает мысли Мейла от тех, кто может их прочесть… Думала, это очень редкая и сильная вещь. Впрочем, чего я удивляюсь, видимо, Кафферы действительно очень влиятельная семья.

— А теперь, о чем думаешь? — Улыбается проректор, рассматривая то, как я убираю предметы в сумку.

— М? — Переспрашиваю по инерции и поднимаю на мага глаза. Его взгляд чуть усмехающийся, но вопросительный и несколько обеспокоенный. — С чего вы взяли, что это касается чего-то другого?

— Выражение лица другое. — Поясняет всё с той же улыбкой. Какая удивительная внимательность!

— Я просто думала про то, откуда Кафферы берут амулеты и артефакты. Сами их создают?

Проректор вздыхает так, словно я показала ему противных червяков или ещё кого похуже. Отводит на несколько секунд взгляд, а потом снова смотрит на меня, словно хочет спросить, надо ли мне вообще это знать. Но любопытство перевешивает разум — хочется.

Я присаживаюсь на стул, обхватываю пальцами горячую кружку, отпиваю вкусный напиток. Приятно вдвойне от того, что его магистр сделал специально для меня.

— Они имеют в подчинении магов, которые занимаются созданием амулетов. Также закупают их в соседних странах. Потом продают в своих магазинах и ювелирны. Это просто бизнес, не думай так много.

— Получается, и это вы купили у них. — Я поднимаю левую руку и показываю кольцо. — Но зачем оно вам?

Магистр Эшфорд слегка улыбается и отрицательно качает головой.

— Это кольцо я сделал сам.

Я давлюсь кофе. Вполне натурально, от шока. Небеса, есть хоть что-нибудь, чего этот маг не может??

— Вы сами?? — Поясняю свою выходку вслух, пытаясь откашляться. — Но зачем?

Проректор всё улыбается, словно я была маленьким ребёнком, который элементарных вещей не знает. Затем берёт салфетку, тянется ко мне достаточно близко. Медленно вытирает мои губы.

Я замираю, скованная ещё большим шоком. Буквально несколько секунд рассматриваю невозмутимое мужское лицо, а потом словно просыпаюсь. Смущаюсь, отодвигаю красивую руку подальше от своего лица (в частности, от рта), беру другую салфетку и говорю:

— Я сама могу.

И демонстративно вытираю, наверное, уже чистое лицо.

Проректор только улыбается, и снова садится на своё место, лишь размыто ответив:

— Да… Я знаю.

Так раз знает, то зачем это делает?.. Хмурюсь, решив, что сейчас об этом думать мне совершенно не нужно, поэтому сразу перевожу тему:

— Так что там относительно ваших способностей ювелира?

Улыбается и качает головой, словно ему не очень приятно об этом говорить.

— Ты, видимо, не совсем понимаешь, как создаются артефакты?

— А что там понимать? В ювелирное украшение, орудие или камень вкладываешь свою магию, или магию, находящееся в сфере.

Нам об этом поверхностно рассказывал профессор Виртель. На самом деле, он много, о чём рассказывает, жаль, что большинство из этих тем затрагиваются не основательно.

— Да, примерно так это и происходит. Но, понимаешь, амулеты с силами Эфира тоже нужны в этом мире, они очень дорогие и ценные. И так как Эфир не поддаётся никому, кроме магов, собственно, Эфира, поэтому, помимо всего остального, нас обучают и ювелирному делу, чтобы мы создавали такие амулеты. Это кольцо было первым, которое я сделал, поэтому оно максимально простое.

— То есть, тот амулет, который скрывает мысли Мейла?..

— Нет, Камелия. — Мягко улыбается проректор. — Его сделал не я. Но точно маг Эфира… и, кстати, листочек, который он нацепил на тебя, тоже сделал маг Эфира. Кажется, это был Рональд… но точно не скажу, не присматривался особо.

— Рональд продавал сделанные амулеты Кафферам?

Да, я всё пытаюсь понять эту систему.

— Нет. — Качает головой маг и чему-то смеётся. — Он их терял.

Хмурюсь, окончательно запутавшись в этом всем.

— В смысле, он их терял?

Кристофер смеётся и откидывается на спинку стула.

— Да абсолютно в прямом. Он был гением, а гениев, как известно привлекает только то, над чем они работают. Очень много амулетов он терял, будучи на различных экспедициях, на самом деле, почти что всё. А если говорить совсем откровенно, то это кольцо, которое сделал я, он тоже потерял. Я отдал его ему, как только закончил, а он почти сразу собрался в очередной поход, и, конечно же, там и оставил.

— Но как тогда?.. — Спрашиваю, но недоговариваю, потому что взгляд проректора резко меняется. Становится серъёзнее, даже как-то печальнее.

— Ты никогда не спрашивала, где был Оникс в ту ночь. — Почему-то говорит он, подняв на меня глаза.

Замираю, оцепенев от вопроса на эту тему. Мы оба, после того утра, не говорили об Ониксе, зная, сколько боли это может принести. Но почему он спрашивает о таком сейчас?

— Вы вернулись целыми, я подумала, что ничего не узнали, и… не хотела спрашивать. — Отвечаю тихо. Делаю глоток кофе, пытаясь скрыть лицо.

Проректор медленно кивает, словно по тем жалким словам, что я сказала, понял меня.

— После смерти Рональда, Оникс посвятил всю свою жизнь поиску предметов, которые он потерял. А их было очень много. Кот путешествовал по всему миру, обыскивал каждый уголок, проходил там, где бывал хозяин, и контактировал с теми, кто был близок магу… в ту самую ночь, Оникс нашел это кольцо, но на него также наткнулись и охотники за первым элементом.

— Охотники за первым элементом? — Эхом переспрашиваю я, погрузившись в магию рассказа.

Эта история казалось такой захватывающей, магической, старой, словно я листала пожелтевшие страницы книги про приключения бесстрашного кота и пила теплый чай с медом.

— Их так называют в народе, по сути же, это те же охотники за сокровищами, которые ищут или воруют у других амулеты, сделанные исключительно магами Эфира. Стоят они, как правило, очень дорого.

— Значит, в народе, Эфир называют «первым элементом»?

— Только необразованные его так называют. — Проректор несколько раздраженно повел здоровым плечом. — Остальные, имеющие представление о мире и магии, не ставят ни одну из стихий выше других.

— Почему же? Разве в Эфире не создались другие стихии?

— Да, но разве не благодаря другим стихиям появилась жизнь? Разве не благодаря им, мы можем жить в комфорте и красоте? Эфир просто начал эстафету, это не значит, что нужно ставить его во главе мира, или называть «первым». Не настолько он «первый», если подумать.

Ничего себе. Имею в руках такую власть, проректор всё ещё отрицает её «первость». Удивительный чело… в смысле, маг.

— Возвращаясь к рассказу… — Напоминаю я.

— Да. — Кивает коротко маг, а потом снова продолжает: — Оникс опередил их буквально на пару шагов и спрятал кольцо в укромном месте. Их ожесточенные войны стали постоянными, однако, в этот раз охотники зашли слишком далеко — использовали магию, данную им амулетом. Им, кажется, очень нужно было кольцо… Оникс успел только открыть портал и вернуться к тебе. Он словно знал, что ты обратишься за помощью именно ко мне, поэтому, пока ты его лечила, тратил остатки своего магического резерва на то, чтобы рассказать мне о том, где находится кольцо… когда мы появились на месте, там уже никого не было. Зато кольцо я нашел быстро.

Казалось, мне потребуется минимум тысячелетие, чтобы понять и принять данные слова. Наверное, я никогда не смогу понять мужчин, а особенно — магов. Их, как маленьких мальчишек, привлекали битвы, мощные артефакты, магия, опасность. Единственное — в этом мире всё это по-настоящему, куда страшнее, и умереть можно было вполне реально.

— Почему Оникс не мог подождать своего выздоровления и сразу рассказал вам о кольце? — Глухо спрашиваю, рассматривая ровную поверхность стола. Кот буквально сгубил сам себя. Зачем?..

— У него не было времени. — Отвечает быстро.

И я хотела задать еще вопросы, понять, что проректор имеет в виду, что произошло на самом деле, и почему я всё ещё ничего не понимаю, но магистр Эшфорд поднимается со своего места, гладит меня по голове и заглядывает в глаза:

— Не думай о том, что уже произошло. Оникса, к сожалению, не вернуть. Но он бы очень возмутился, узнай о том, что ты сейчас переживаешь о таких пустяках.

— Но это не пустяки! — Возмущаюсь я, искренне недоумевая, почему Эшфорд так ко мне не справедлив.

— Уже пустяки. Кольцо у правильного владельца, те бандиты его не заполучили — Оникс сделал всё, что хотел и мог. Рано или поздно это должно было случиться. Лучшие друзья снова вместе, как они того и хотели.

На это мне уже нечего ответить, я только обессиленно опускаю голову под тяжестью ладони проректора и замедленно киваю. Маг улыбается, опускает руку и собирается отойти, но я его останавливаю:

— Магистр Эшфорд.

— Да? — Отзывается, остановившись и посмотрев на меня. И почему-то добавляет очень нежно: — Камелия.

— Я… — Мнусь в нерешительности, боясь признаться даже самой себе. — Я хочу, чтобы вы знали.

Вопросительно вскидывает брови, поворачивается ко мне всем корпусом, показывая, что внимательно слушает.

— Я очень сильно злюсь на Мейла. Думаю, что даже сильнее, чем вы… он поступил ужасно. Я, даже после всех объяснений магистра Хильдеса, не понимаю, как можно было так поступить. Но меня учили, что всегда нужно верить в добро. А он совсем не плохой, и я не хочу злиться или обижаться. Как говорится: враг — это друг, которого ты ещё не обнял.

— То есть, ты его обнимать собираешься? — Возмущается ни с того, ни с сего проректор.

— А что такого? В вашем мире это считается чем-то неприличным? — Спрашиваю неуверенно. Почему он снова недоволен? Суть моих слов была совсем другой!

Магистр Эшфорд резко выдыхает, на секунду прикрыв глаза.

— Да, считается! — Говорит с вредностью ребёнка.

— Правда? — Меня это сильно удивляет. И совсем неуверенное: — Но ведь тогда я вас обняла… вы вообще без рубашки были! И ничего же не сказали…

Шипит какое-то ругательство, машет на меня рукой и уходя, ворчит:

— В могилу меня скоро сведешь!

— Эй, я только недавно вас оттуда вытащила! Не смейте туда возвращаться! — Отвечаю, улыбаясь.

И с некой грустью отмечаю, что мне нравится даже его упрямство и ворчливость.

Через несколько дней, я шла по коридору в комнату проректора, чтобы проверить его состояние. Несмотря на то, что в мою повседневную рутину добавился пункт о посещении магистра Эшфорда, теперь у меня больше времени на себя: проректор шел на поправку очень быстро, я уже сняла швы, теперь оставалось только обрабатывать и перебинтовывать рану, микстуры и отвары маг принимал самостоятельно строго по времени. Он даже вернулся к своей работе, не смотря на всё моё возмущение и негодование. Его счастье, что вышел не на полный рабочий день, а так — по мелочи разобраться с документами, обсудить что-нибудь с ректором и всё в таком духе. Большую часть времени, он всё равно сидел в комнате и отдыхал. Отдыхала и я: больше гуляла с Виолеттой, чаще переписывалась с Женевьевой. Теперь мы обсуждали абсолютно всё — начиная от любимого блюда и заканчивая политикой. Приятная девушка, даже очень.

Закатное солнце заливало небо яркими, оранжевыми цветами, на академию медленно наступали сумерки.

В воздухе пахло весной: свежая листва, влажность, приятные запахи щекотали нос. Я только хотела подняться по лестнице ко входу в главную башню (бежала с пар), как заметила спускающегося Мейла.

Увидеть его здесь было неожиданно, после того случая мы так и не пересекались, поэтому я вздрагиваю и застываю на месте, чувствуя странное волнение внутри. Видимо, это были те чувства, которые я так старательно подавляла — злость, недоумение, жалость и дружеская теплота. Всё-таки с ним мы проводили много времени вместе, нельзя же забыть всё это за несколько дней.

Мейл сначала меня не заметил, видимо, был погружён в свои мысли. В левой руке он держал какой-то свиток, а правую, как обычно, засунул в карман брюк. Когда он, наконец, заметил меня, то между нами было буквально три ступеньки. Маг Воды также растерялся, как и я, поджал губы и отвёл взгляд в сторону, взъерошив синие волосы пятернёй.

— Привет. — Тихо здороваюсь, прислушиваясь к себе. Нет, злости, а уж тем более ненависти я к нему не испытываю. Скорее, к его отцу (хоть и никогда с ним не виделась).

— Привет… — Отвечает с небольшой запинкой так, словно вообще не ожидал, что я с ним заговорю. Снова убрал руку в карман, смотря на меня внимательно и серьёзно.

— Как ты? — Спрашиваю, не давая вставить ему что-то ещё.

В ответ — смешок и красивая улыбка.

— Отчислен по всем статьям. — Поднимает на уровне лица свиток.

Так вот как выглядит документ об отчислении в АС.

— Ну, хоть кто-то исполнил мою мечту. — Смеюсь я.

Мейл тоже коротко смеётся, но потом мягко улыбается и спрашивает:

— А ты сама как?.. после того дня.

Он явно намекает на тот самый день, о котором уже вспоминать не хотелось.

Но я вытягиваю руки, демонстрируя уже заживающие, но всё ещё красные полосы от верёвки вокруг запястьев. Мейл шумно выдыхает и сжимает зубы.

— Уже скоро пройдёт. И шрамов не останется. Всё хорошо. — Улыбаюсь я подбадривающе.

— Прости. — Голос его падает до шёпота.

Я только киваю и убираю руки:

— Прощаю.

— Как у вас всё просто. — Усмехается маг себе под нос, спускаясь ко мне, чтобы хотя бы не быть выше на две головы. Облокачивается, как и я, на перила спиной. Мы оба смотрим вдаль, рассматривая, как попеременно из столовой кучками выходят адепты и расходятся в разные стороны.

Я долго молчу, поэтому Мейл выдыхает и говорит чуть громче:

— Я заходил к магистру Эшфорду.

Поворачиваю голову к парню и вскидываю на него глаза. Но он всё также смотрит куда-то в горизонт, слегка улыбаясь уголками губ.

— Он не выгнал тебя мокрым веником? — Приподнимаю бровь.

Тот смеется:

— Удивительно, но нет. Только почти слушать не стал, отмахнулся и сказал, что всё в прошлом.

Зная проректора, ещё добавил какой-то мотивирующей, мудрой фразы по типу: «Путь родителей — не равно твой путь, ищи его сам», или что-то в таком духе. Но я только улыбнулась, не стала это озвучивать.

— И что ты будешь делать дальше?

Я понятия не имела, чем же можно заниматься дальше в этом мире, особенно после отчисления из Акакдемии Стихий. По словам окружающих оставалось только вешаться. Ну, или топиться.

— Поеду домой.

Он сказал это с такой тёплой улыбкой, таким мягким, слегка мечтательным взглядом, что мне оставалось только порадоваться за него. Добрая зависть растеклась теплом в груди, я не могла перестать улыбаться.

Мейл вытянул шею, внимательно разглядев обстановку и убедившись, что никого поблизости нет, продолжил:

— Так как отца посадили, а маму признали невиновной (а она вообще ни о чём не знала), теперь мы будем жить втроём: мама, я и сестрёнка. На юге страны, там тепло, в двух шагах огромное озеро, противоположный берег которого даже и не видно. И мы выращиваем невероятно вкусные фрукты! Это просто сказка. Будешь в наших краях — обязательно заезжай, я сорву всё самое спелое специально для тебя.

— О-о, я так тронута! — Умилилась я. Видимо, он действительно очень любит свою семью. Слушая, как он рассказывает о доме, я теперь окончательно убедилась в том, что он правда хороший, я не обманывала себя всё это время, и он не обманывал меня, втираясь в доверие. — Спасибо.

И тут Мейл глубоко вздыхает.

— Это я должен благодарить тебя, цветочек. Ректор мне всё рассказал. Если бы не ты, то меня посадили бы вместе с отцом.

Я улыбаюсь.

— Все мы совершаем ошибки — это нормально. Главное правильные выводы сделать и набраться опыта. Ты с этим справился. И даже я чему-то научилась. Поэтому мы оба молодцы.

— Ты не просто научилась, а сильно изменилась. И я. — И Мейл почему-то добавляет так, словно знает какой-то секрет: — И магистр Эшфорд.

Я закатываю глаза:

— А он-то тут причём?

Мейл смеется и пожимает плечами:

— Да так… Раньше он таким не был. Уж поверь мне, я всё о нём знаю.

Я пожимаю плечами.

— Людям свойственно меняться. Взрослеть, в конце концов.

— Да. Только просто так никто не изменится. Что-то должно произойти такое, что заставит самого тебя захотеть перемен.

Делаю наигранно удивленное лицо.

— О-о, да ты умные вещи изрекаешь.

И фыркаю от смеха. Мейл тоже смеётся.

Но он действительно прав. Меняться, выходить из зоны комфортно — очень тяжело. Но, если ты правда этого хочешь, если есть тот, кто верит в тебя, то перемены не заставят себя долго ждать. Главное — оставаться верным себе, бороться изо всех сил и никогда не сдаваться.

— Ну, что ж. — Вздыхает маг, после недолгой паузы. Отталкивается от перил, отходит на несколько шагов и поворачивается ко мне уже лицом. — Мне пора, цветочек.

Я вдруг поняла, что он отчислен, и мы больше не увидимся в академии. А если я еще и вернусь на Землю, то не увидимся больше никогда.

Видимо, на моём лице было написано слишком много, потому что Мейл сразу же перепугался и попытался подбодрить:

— Только не плачь! Мы обязательно ещё увидимся. Особенно если останешься здесь, потом как-нибудь приедешь на каникулы к нам в гости. Можешь даже не одна…

— О, можно с Виолеттой! — Вдохновляюсь я.

Мейл на секунду опешил, словно это было совсем не то, чего он ждал. Но потом он улыбается, обречённо покачав головой.

— Да, Лия, можно с Виолеттой. Или с кем-нибудь другим…

Я тупо похлопала глазками:

— Не понимаю о ком ты.

Ну, уж нет. Так просто вы не заставите меня случайно признаться в любви проректору.

Мейл коротко смеётся и кивает:

— Как скажешь… Мне пора. Не люблю прощаться. Ещё раз спасибо, цветочек. До встречи.

Он мило улыбается, как умеет только он, машет мне рукой, разворачивается и уходит.

А я стою у перил, долго смотрю ему вслед, чувствуя, как щиплет в носу от желания расплакаться. Маг, повернувшись ко мне во второй раз не выдерживает и машет рукой в направлении башни. Всю картину испортил, честное слово. Я машу ему на прощание и тоже ухожу, не переставая улыбаться.

В воздухе пахло весной: свежая листва, влажность, приятные запахи щекотали нос. Я торопливо бежала по лестнице, в покои проректора, чтобы перебинтовать ему рану. Легко взбираюсь на третий этаж по винтовой лестнице, стучу костяшками пальцев по двери из благородного тёмного дерева. Не дожидаясь ответа, открываю, потому что магистр Эшфорд отвечать и не будет.

— Магистр Эшфорд, это я. — Оповещаю задорно. Поднимаю глаза на диван и удивлённо застываю.

На низком диване восседало нечто в чёрном плаще. Наверное, я слишком грубо сказала — «нечто» было мужского пола, но с таким каменным лицом холодной красоты. Полы плаща спадали до пола, особо не прикрывая голого торса, опять-таки, словно высеченного из камня. Смущаюсь и отворачиваюсь, заметив лишь блеск в чёрных глазах. В смысле, абсолютно чёрных. Без белка.

— З-здравствуйте, — здороваюсь, прикрывая лицо ладонью. А вдруг это сам магистр Эшфорд от моих экспериментных зелий стал таким? Судорожно соображаю, что же делать в таком случае, как возвращать проректора, и жить дальше, потому что никто в академии мне после такого жития точно не даст.

— Здравствуй, дитя. — Усмехаясь отвечает «нечто». Голос его низкий, обволакивающий, очень красивый. Наверное, таким голосом нужно читать сказки, именно под такой голос хочется засыпать.

— Камелия, — вдруг раздается со стороны кухни, — думал, ты уже не придёшь.

Я аккуратно поворачиваюсь на голос, немного отодвигаю ладонь и открываю один глаз. На меня смотрит проректор, с кружкой в руке, но без рубашки, только с перебинтованным плечом… Моментально закрываю глаз ладонью.

— Может, хоть кто-нибудь из вас оденется?? — Вырывается возмущенное.

— Скучно. Лучше ты раздевайся. — Урчаще смеётся «нечто».

— Танатос! — Призывает его совесть магистр Эшфорд.

— Ладно-ладно, ты прав. — Сдаётся незнакомец. А потом задумчиво добавляет: — Смотреть-то не на что. (Я при этих словах выглядываю из-за ладоней и возмущенно смотрю в наглые чёрные глаза). Слишком худая, маленького роста, и…

Благо, в комнате был проректор, потому что дальше он слушать не стал, телепортнулся к дивану, и отвернул голову Танатоса в другую сторону. Каменный мужчина недоуменно похлопал большими глазами, усмехнулся и чему-то своему кивнул.

Магистр Эшфорд также небрежно захлопнул полы его плаща. Я почувствовала себя несколько увереннее, всё-таки вид проректора без рубашки был как-то привычнее из-за необходимости перебинтовывать плечо, а этого мужчину я не знала, было несколько страшно. Да и сам он внушает какой-то подсознательный страх. Кто он вообще такой?

— Прости. Боги Смерти не умеют шутить. — Извинился магистр.

— Извольте, однако с чувством юмора у меня всё прекрасно. — Возразил моментально…

— В каком смысле Бог Смерти?.. — Мой голос как-то сам упал до шёпота.

Танатос повернул голову, снова посмотрел на меня бездонными глазами и как-то очень нехорошо усмехнулся, продемонстрировав идеальные белые зубы.

— Доброе утро, дитя! — Смеётся он. — Очень приятно, Танатос, Бог Смерти. Про тебя я много чего знаю, можешь не представляться.

Мои глаза, наверно, были больше, чем блюдца в этот момент. В голове просто на просто никак не укладывалась информация о том, что боги реально существуют. И ведь мало того, что существуют, так ещё и напрямую взаимодействуют с жителями. Или магистр Эшфорд сам по себе такой невероятный, что даже Боги сходят с Небес, чтобы побеседовать с ним?

— А… за кем Вы пришли? — Задаю более логичный вопрос. Мельком смотрю на проректора. — Я Вам его просто так не отдам! Столько сил вложила, он идет на поправку!

Танатос снова урчаще смеется.

— Признаю, такой риск был… но ты его спасла, поэтому я пришел к другу отпраздновать то, что он практически заново родился. Вот вино. — И Бог Смерти кивает на столик напротив дивана, на котором красовалась открытая бутылка алкогольного напитка.

Моментально вспоминаются слова магистра Эшфорда про Смерть: «Каждые выходные встречаемся и открываем бутылку хорошего вина».

— Сегодня какой день недели? — Спрашиваю непослушными губами.

— Суббота. — Отвечает проректор.

Я нервно хихикаю, откидываюсь спиной на дверь, от которой так и не отошла далеко.

— Да, магистр Эшфорд, удивлять вы умеете… — Лепечу я. — Только не говорите, что вы тоже пили. Вам нельзя.

— Не пил. — Отзывается проректор.

Понятливо киваю. Это уже не так плохо. Хотя, мне кажется, у меня едет крыша.

— Вам нужно перебинтовать плечо. Сегодня последний день.

Последний день, и я больше не буду сюда приходить.

— Главное, пока не пейте. — Задумчиво добавляю, опуская глаза на Танатоса. Нет, всё-таки удивительно. Интересно, как он работает? И как успевает за всеми?

— Да ладно. Если ему нужно будет умереть, то он умрёт и без алкоголя.

Я демонстративно поморщилась. Что, что, а разговор о смерти проректора меня не особо радовал. Про Оникса пыталась вообще не думать.

— Что-то ты совсем кислая какая-то. Может, выпьешь со мной? А то я совсем себя алкоголиком чувствую. — Бог Смерти даже протянул мне второй бокал, стоявший рядом. Наверное, он там стоял как раз-таки, чтобы избавиться от горького чувства одиночества.

— Она не будет с тобой пить. — Отчеканил вдруг проректор, особенно выделяя «с тобой». Нет, я его понимаю. Мало кто решится пить с Богом Смерти.

— Не решай за девочку. — Спокойно отвечает ему Танатос, уже наливая мне вино. Ставит бокал на край стола, глазами приглашая к себе на диван.

Я мягко улыбаюсь и отрицательно качаю головой.

— Простите, но я всё-таки врач при исполнении. На работе пить нельзя.

— Ещё одна! — Танатос от возмущения откидывается на спинку дивана. Смотрит на магистра Эшфорда и добавляет: — Вы прямо два сапога пара!

Тот лишь пожимает плечами, мол, ничего не знаю.

— Но ладно-ладно, настаивать я не собираюсь. — Поднимает Бог руки вверх, в знак того, что напирать не будет. А потом он почему-то становится серьёзнее и добавляет: — Не хотелось бы, но я отложу ваше голубиное воркование и попрошу Камелию переговорить со мной на одну тему.

Что? Со мной? О чем со мной хочет поговорит сам Бог Смерти? Судорожно пытаюсь вспомнить, кому и когда могла насолить настолько сильно, но кроме как, праздника Небес ничего крупнее в голову не приходит. Магистр Эшфорд внимательно смотрит на Танатоса, между ними происходит какой-то немой разговор, после которого проректор переводит взгляд на меня, ободряюще улыбается и… уходит в спальню. Просто уходит!

Прелесть какая. Просто восхитительно!

Я смотрю вслед удаляющейся спине и злобно думаю о том, что жизнь невероятно жестока, а некоторые индивидуумы попросту очень неблагодарны. Так и хотелось бросить в спину проректора подушку, или чего-нибудь покрупнее.

— Камелия, не злись на Кристофера. — Улыбается чему-то Бог. — Он бы не оставил тебя просто так. Он мне доверяет, поэтому и тебе бояться нечего.

— А кто сказал, что я ему доверяю? — Отвечаю ворчливо. Вру, конечно. Доверяю. И уже очень давно.

Ничего не отвечает, только улыбается чему-то своему и внимательно смотрит. Я мнусь на месте, заламывая руки.

— Так о чем Вы хотели со мной поговорить? — Спрашиваю, нервничая.

— О том, что тебя до сих пор волнует.

Вскидываю на мужчину вопросительный взгляд. Что это значит?

— Я хочу поговорить об Ониксе.

Что?.. Зачем ему со мной об этом говорить?

— Не смотри на меня так. — Улыбается Бог Смерти, обнажая белоснежные зубы и слегка выступающие клыки. — Я обычно не говорю на эту тему со смертными, считай, что это благословение, данное Богом.

Прекрасно, мне, значит, ещё и радоваться нужно? Хмурюсь, надеясь, что не заплачу во время разговора.

— Я следовал за Ониксом с начала битвы и всё ждал своего часа. Но вместо того, чтобы погибнуть на поле боя, он открыл портал, потратив кучу сил, и пришел к тебе. Что будет дальше мог предсказать даже мышонок, поэтому я сразу пошел к Кристоферу. Он понимал, что я не в гости чай попить пришел.

— Раз сразу понял, то почему мне ничего не сказал? Зачем поддержал желание помочь Ониксу? — Искренне недоумевала я. А ещё даже несколько злилась. В частности, на проректора — почему же он ничего мне не сказал?

— А как бы ты на это отреагировала? — Отвечает вопросом на вопрос Танатос. Его чёрные глаза посмотрели на меня с усмешкой и еле заметным сожалением. — К тому же вы, смертные, так свято верите в то, что надежда умирает последней.

Откидываю голову на стену. Как же я уже устала от этого всего.

— Зачем вы мне всё это говорите?

— Затем, чтобы ты уже это всё отпустила и перестала винить себя.

В мире есть вещи, на которые ты не сможешь повлиять. Смерть — одна из них. Знаешь, меня многие Боги не возлюбили просто потому что со мной невозможно договорится. А я всего на всего не хочу отступать от правил.

— Вы сказали, что и магистр Эшфорд мог погибнуть. Это правда?

— Вы, смертные, так легко можете умереть. — Бог неопределенно проводит рукой в воздухе. — В жизни Кристофера было столько ситуаций, когда он мог бы погибнуть. В день турнира, я пришел уже после удара, так как его магический резерв был почти опустошен… и на поляне я тоже был. Не думал, что Мейл остановится… За смертными так интересно наблюдать. Некоторые личности порой кардинально меняют ходы историй, даже от Смерти спасают.

Танатос опустошает бокал вина одним глотком. Я лишь подмечаю про себя, что Бог Смерти просто оказывается там, где есть риски, за судьбу он никак не отвечает. Как же всё сложно, никогда бы не подумала.

— Ну, что ж. Мне пора, долг зовет. — Оповещает Бог, поднимаясь с кресла. — С Крисом прощаться не буду, он привык. Скажи, что у меня дела, он такой понимающий и добрый стал в последнее время — меня даже воротит иногда… вот это, кстати, говорить не обязательно.

Мужчина смотрит на меня, улыбается и добавляет:

— До встречи, Камелия… Надеюсь, что не до скорой.

— До встречи. — Отвечаю эхом, понимая, что рано или поздно мы увидимся.

Бог делает шаг в сторону, его охватывает чёрная дымка, и он исчезает, словно его здесь никогда и не было.

Я стою ещё некоторое время у двери, пока полностью не прихожу в себя после разговора. Он действительно прав, надеюсь, Оникс сейчас в лучшем месте. Беру сумку с пола, стираю с щеки слезу и целенаправленно иду в комнату проректора. Перебинтовку никто ещё не отменял, да и после этого разговора мне ещё сильнее захотелось осуществить задуманное.

Он ждал меня в положение полусидя, откинувшись на подушки у основания кровати и прикрыв глаза. Прохожу к тумбе, раскладываю всё необходимое.

— Как всё прошло? — Спрашивает учтиво, внимательно следя за моими движениями.

Закусываю нижнюю губу, мельком смотрю на кольцо, успокаиваюсь, понимая, что мысли мои не читает.

— Лучшим образом. — Отвечаю, несколько нервно улыбнувшись. — Он просил передать, что у него дела, и ему жаль, что он уходит, не попрощавшись.

— Врёшь.

— М? — Смотрю удивленно на мага.

— Танатос никогда бы не сказал, что ему жаль из-за того, что он не попрощался… прощания для него не столь важны — он всё равно ещё встретит своего собеседника.

— Ну, возможно, я немного добавила от себя… вы давно знакомы?

— Достаточно, чтобы я привык не прощаться с ним.

Понятливо киваю, немного улыбнувшись. Беру ножницы, выдыхаю, поворачиваюсь к проректору. Намек понят — садится, чуть наклоняя корпус вперёд, подставляя плечо.

— Сегодня последний раз перевязываю, походите сутки с бинтом и можете уже снимать. Специальные зелье и микстуру принесу вам завтра.

Никак не реагирует, но я надеюсь на понимание, поэтому спокойно продолжаю своё дело.

Менять бинты для меня становится с каждым днём все большей пыткой. Слишком близко к нему, слишком много его в моей жизни. Я уже поняла, что со мной происходит, и мне совсем это не нравится. Точнее, нравится, но этого не должно быть, это неправильно. Мне этого хочется, кажется, что даже очень сильно, но оно мне совсем не нужно. Не здесь, не в этом мире…

Два десятилетия прожила в мечтах найти «того самого» на белой иномарке, а в итоге встретила мага в другом мире. Страшно жизнь меня потрепала, конечно.

— О чем думаешь? — Спрашивает тихо, чуть хрипло.

Я, наверное, слишком глубоко ухожу в свои мысли, потому что от одного только вопроса прикрываю глаза и сжимаю зубы, ощущая, как в груди что-то зажигается от этого глубокого голоса. Выдыхаю, не отрываясь от работы искреннее отвечаю:

— О том, чтобы отомстить вам.

— В каком смысле? — Не понимает мужчина и даже поворачивает голову ко мне.

Недовольно шиплю что-то неразборчивое, пальцами отворачиваю мешающий подбородок обратно.

— В том смысле, что вы долгое время пользовались своими способностями и читали мои мысли без разрешения. Не считаете ли вы это подлым? — Отвечаю после небольшой паузы.

Солнце окончательно скрылось за горизонтом, наступили сумерки. В комнате царила приятная приглушенная темнота, чтобы работать, мне пришлось зажечь магический фонарь прямо над нами. Опускаюсь чуть ниже к плечу, чтобы нанести мазь на уже почти затянувшуюся рану.

— Тебя это обижает? — Спрашивает через некоторое время почему-то шёпотом.

— А вас бы не обижало? — Отвечаю вопросом на вопрос, не отрываясь от работы. Бинтом прикрываю рану, пальцами прохожусь по горячей коже, оборачиваю его вокруг плеча.

— Никогда не задумывался. — Отвечает несколько сухо, словно выбрасывает ругательство. — Что ты хочешь сказать? Что за месть?

— Вам не понравится. — Усмехаюсь горько. Понимаю, насколько же мне сложно об этом говорить.

— Месть не может нравится… Я слушаю.

Тяжёло вздыхаю. Заканчиваю с перевязкой, кладу всё лишнее на тумбочку. Проректор устало откидывается на подушки, но я ладонью показываю на то, что собираюсь сесть рядом. Отодвигается, присаживаюсь на край кровати. Однако, смелости поднять глаза не набираюсь и говорю, уже смотря на собственные пальцы:

— Я узнала, что целители умеют стирать память. Для этого есть специальное заклинание.

Молчание в ответ.

Гробовая тишина длится секунд десять, после чего, проректор тихо спрашивает:

— Ты хочешь стереть мне память?

— Нет. — Отвечаю моментально, поднимаю взгляд и смотрю прямо в изумрудные, уставшие глаза. Выдерживаю паузу, пытаясь успокоить бешено стучащееся сердце, а потом объясняю: — Я хочу сделать то, после чего нужно будет стереть память.

Кристофер слегка хмурится, из-за чего меж бровей появляется маленькая, упрямая складка. Он явно пытается понять, что в моей голове происходит, мельком смотрит на руку, проверяя на наличие кольца. И потом только поясняет:

— Я не совсем понимаю.

Криво усмехаюсь, переводя взгляд в сторону. Закусываю губу, судорожно пытаюсь привести мысли в порядок. Ненормальная идея, ненормальная ситуация, и я сама ненормальная! Пора уходить, чтобы я совсем дел не натворила.

— Не нужно понимать, Магистр Эшфорд. — Улыбаюсь всё также криво, большим пальцем крутя кольцо, словно желая его снять. — Я завтра принесу вам мазь, сами будете мазать на плечо. В перебинтовке оно больше не нуждается. Я, пожалуй, пойду.

И я только решила встать, как горячая ладонь с длинными, красивыми пальцами обхватывает мою кисть, не давая уйти. Роняю взгляд на сие недоразумение, вопросительно смотрю на проректора.

— Это вся твоя месть? — Спрашивает несколько недовольно.

— Её и не было… — Отвечаю как-то растерянно, глазами рассматривая свой единственный путь к отступлению. Лезть через мужчину или кровать пока не хотелось.

— Я жду. — Говорит напряжённо.

Недоуменно перевожу взгляд на Кристофера.

— Чего вы ждёте? Чуда?

— Возможно. Зависит от того, что творится в твоей голове. — Отвечает куда мягче и добрее. Рука ослабляет хватку до того, что просто греет, а не сжимает. — Я сейчас не в силах следить за ходом твоих мыслей.

— Вас это расстраивает? — Фыркаю недовольно.

— Заинтересовывает. — Отвечает тихо и резко смотрит мне прямо в глаза.

Чёрт… Снова этот омут…

Время останавливается и больше ничего нет, кроме этих невероятных зелёных глаз и прикосновения горячих пальцев к моей почему-то очень чувствительной коже. Над нами всё также в темной комнате горит мой магический фонарь. Теперь свет приглушённый, не такой яркий, как при работе.

— Что ты задумала? — Спрашивает очень тихо, слегка прищурив глаза.

— Я… — Начинаю заторможено. Большой палец гладит моё запястье, и я совсем забываю обо всём. Поэтому ответ мой также тих и не уверен: — Забыла…

— Даже не знаю, радоваться мне, или грустить. — Улыбается по-доброму.

Огорченно пожимаю плечами, задумчиво щипаю свободной рукой нижнюю губу, думая о том, что же делать дальше.

— Ты собралась мне мстить. — Напоминает мягко. — Если сотрёшь память, то я не против. — И добавляет, усмехаясь: — Главное — в живых оставь.

Наверное, это была шутка и способ разрядить обстановку, но я расстроилась ещё больше. Почему он такой? Зачем он это делает? Зачем всё больше в себя…?

Поднимаю глаза на Кристофера и искренне отвечаю почему-то тихим голосом:

— А я не знаю, хочу ли стирать вам память, и стоит ли это делать…

Шумно выдыхает через нос, подтягивается, садится ровнее, но всё равно устало откидывается на подушки. И тихо шепчет, обращаясь явно не ко мне:

— Как странно…

— Что именно? — Спрашиваю также шёпотом, медленно садясь рядом, но смотря куда-то в одну точку на стене.

Чувствую внимательный взгляд на себе, но никак не реагирую, не мигая, продолжаю смотреть на стену. Проректор же поясняет:

— Мы так много говорим. Всё, что угодно. Но о самом важном почему-то молчим.

Я усмехаюсь, а потом искренне смеюсь:

— Вы что! Если люди научатся разговаривать, так это же жить станет в разы легче! А кому это нужно?

И меня сотрясает мелкий, кажется, истеричный смех. Магистр Эшфорд фыркает, отворачивается и молчит, выражая немое согласие. Я прикрываю улыбку пальцами, закрываю глаза, чувствуя в них влагу. Как много эмоций, им явно нужно выбраться наружу.

Однако в следующую секунду, мой смех резко прекращается, потому что проректор неожиданно подтягивается ко мне, и мягко, но уверенно убирает мою ладонь, скрывающую улыбку. Улыбка застывает на лице, но я сама коротко хихикаю по инерции, а потом удивлённо смотрю на мага, требуя объяснений. Он не отпускает моей руки, смотрит в глаза, опускается взглядом ко рту, и снова в глаза.

— Глупая шутка, согласна. — Улыбаюсь несколько виновато, и еле заметно пожимаю плечом левой руки, запястье которой теперь держал Кристофер. Это короткое движение только обострило ощущение «захвата».

— Не скрывай больше улыбки. У тебя красивый смех и приятная, нежная улыбка. — Говорит вдруг очень серьёзно, смотря прямо в глаза.

Краснею просто моментально. Улыбка стирается с лица, смотрю в изумрудные глаза удивлённо и несколько возмущённо. Он смотрит в ответ серьёзно, но почему-то мягко.

— Не нужно мне такое говорить. — Отвечаю тихо, отворачиваясь и скрывая лицо. Точнее, пытаясь скрыть, потому что руками его не закрыть — проректор держал оба запястья.

— Почему? — Тихий вопрос.

Жмурюсь, не в силах ответить. И не собираюсь, велика честь.

— Камелия… — Зовёт упрямо.

— Магистр Эшфорд… — Отвечаю, чуть не плача. Нужно уходить, серьёзно. Это всё неправильно: и его руки, держащие меня, и мои желания, и всё это вместе.

— Посмотри на меня, пожалуйста. — Просит мягко. Так спокойно и трепетно, что я не в силах отказать — поднимаю глаза на мага. Он продолжает: — Я разрешу стереть тебе память в замен на то, что сейчас мы оба будем честны. Такой расклад тебя устроит?

На секунду задумываюсь над словами проректора. Это что же получается? Он просит быть искренней, зная, что я могу обмануть? Ведь мои мысли для него сейчас закрыты. Я могу говорить всё, что хочу сказать…

Еле заметно киваю и слегка улыбаюсь. В ответ Кристофер прикрывает глаза и мягко улыбается, словно, не веря в то, что я так спокойно согласилась на что-либо. Сама в шоке, честно.

Маг Эфира открывает глаза, смотрит теперь внимательно и серьёзно, но очень тепло мне в глаза, поднимает свои руки вместе со своими на уровне груди, слегка тянет на себя. Медленно и неуверенно поднимаюсь, подтягиваюсь к мужчине. Он медленно откидывается на подушки, тянет за собой. Перекидываю ногу через проректора, сажусь ему на колени, чувствуя жар мужского тела. И всё это не отрывая взглядов.

Смущаюсь и закусываю губу, опускаю глаза на свои руки. Оказывается, я давно их сжала в маленькие кулачки. Кристофер замечает мой взгляд — теперь длинные пальцы медленно и нежно поднимаются по чувствительной коже запястья, к ладони, неторопливо переплетаются с моими. Я задыхаюсь, когда наши руки оказываются в замке.

— Я… думала, мы будем говорить… — Признаюсь тихо, всё ещё боясь смотреть в изумрудные глаза.

— Вряд ли сейчас мы поймем друг друга верно. Я не хочу, чтобы ночью ты плакала потому что я как-то неверно высказался. Будешь думать, что я тебя обманываю…, впрочем, как и все люди вокруг.

— Хотите сказать, что люди врут каждый раз, когда открывают рот?

— К сожалению. — Отзывается глухо.

Настолько возмущаюсь, что даже перевожу взгляд на проректора и смотрю ему прямо в глаза. Сжимаю его руки чуть сильнее и, нахмурившись, прошу:

— Поясните теперь!

Тепло улыбается, сжимает мои руки в ответ и отвечает:

— Люди не умеют описывать чувства. Как бы они не старались — всего не передашь, возможно, только запутаешь собеседника, или обманешь его. Поэтому весь диалог сводится к тому, что всё, кроме сухих фактов — ложь. Когда люди говорят, они делают это далеко не так, как думают, а так, как их могут понять. Даже тебе я порой могу соврать, что уж говорить о том, где стремление говорить правду не первостепенно?.. Язык, в принципе, машина по изготовлению фальши.

— Поэтому вы предпочитаете молчать? — Спрашиваю тихо, задумываясь о сказанных словах. В ответ — медленный кивок и взгляд, пронизывающий душу.

— Поэтому я предпочитаю читать мысли. — Добавляет спустя секунду размышлений.

— Кольцо снимать не буду! — Отвечаю моментально и недовольно хмурюсь.

Смеётся. Искренне и легко. И добавляет, чуть подтягивая к себе:

— Я и не заставляю.

Улыбаюсь и еле заметно киваю в ответ. Знаю, что не заставляет, за что и благодарна. Немного посидели в тишине, под приглушённым светом, держась за руки, смотря друг другу в глаза. Подумали. Точнее, я подумала и решила высказать свою мысль:

— Возвращаясь к вашей речи. Парадокс, но чем больше человек скажет, тем больше вероятность правдивости его слов. Чтобы поддерживать здоровые отношения (абсолютно любые), стоит много говорить о своих чувствах — это будет правда, которая приведёт к чему-то хорошему… Получается, и молчание может быть ложью.

— Только если оно не искреннее. Изначально я говорил о том, что мысли могут передаваться неправильно — это своего рода ложь, ты же свела к отсутствию искренности — это тоже ложь.

— Значит, правда в искренности?

— И в желании понять и быть понятым.

Киваю, соглашаясь с его мыслью. Отвожу взгляд в сторону, кусаю губы.

— Искреннее молчание… — Говорю в слух то, что меня смутило. Перевожу взгляд на проректора, опускаю руки ниже, потому что уже устали и продолжаю: — Наверное, это какое-то чудо — правильно понять молчание другого человека.

Усмехается уголком красивых губ, и очень медленно приближается своим лицом ко мне. Расстояние критически сокращается, дышать становится нечем, но я не в силах отвести взгляда от этих глубоких, изумрудных глаз…

— Что вы делаете?.. — Шепчу, замечая, как сбилось дыхание от одного только его взгляда.

Поднимает заметно потемневший взгляд с расширенными зрачками, заполнившими почти всю радужку, с моих, кажется, губ, смотрит прямо в глаза, и усмехается:

— Жду.

Его губы еле шевелятся, когда он говорит это слово, и я ловлю себя на том, что тоже смотрю туда, куда смотреть, наверное, мне нельзя. Смотрю ему в глаза:

— Чего?

И ещё ближе на пару сантиметров…

И он уже наклоняет голову вправо, серьёзно, но в то же время нежно улыбается:

— Очевидно, чуда.

И я вздрагиваю от этих простых слов. И мы снова смотрим друг другу в глаза. И весь мой мир сужается до того, что я сижу на коленях у проректора академии в которой учусь, и меня это никак не волнует. И мне очень приятно слышать его дыхание, еле ощутимо сжимать тёплые пальцы, чувствовать жар его тела, и этот бесконечно нежный, пронизывающий, завораживающий взгляд на себе.

И я почему-то снова улыбаюсь. Наверное, из-за его слов, или просто так, от эмоций. Но потом снова становлюсь серьёзной, дыхание сбивается, и я закусываю нижнюю губу, словно уже переживая то, что может наступить…

И свет резко тускнеет, как только я об этом думаю, комната практически в полном мраке, но мужчину это совсем не волнует. Его почему-то волнует моя губа, потому что он аккуратно расплетает наши пальцы, убирает руку. Я расстроилась, опустила взгляд, но мужская кисть поднимается к моему лицу, пальцы скользят по подбородку, касаются губы, и большой палец надавливает на нижнюю губу и оттягивает её вниз. Жмурюсь. И уже даже не знаю зачем: чтобы попытаться успокоить бешено стучащееся сердце, или чтобы впитать каждую секунду этого прикосновения.

И вот рука уже скользит по скуле и щеке, я неосознанно тянусь к мужским губам, а они, кажется, тянутся в ответ к моим. И я чувствую горячее дыхание на щеке и губах, нежное прикосновение кончиков пальцев к лицу, и то, как аккуратно и бережно мы сжимаем руки… Секунда неуверенности. Мы замерли, в ожидании того, что кто-то остановится, давая друг другу шанс всё это прекратить сейчас. Но я почему-то отрицательно качаю головой, словно протестуя остановке, и пододвигаюсь ещё ближе, почти дыша в его губы…

И, видимо, это было последней каплей.

Потому что платина была успешна сорвана.

Нетерпеливое соприкосновение губ, как лёгкий удар током… Почему-то кружится голова, сердце сначала резко останавливается, а потом начинает биться с утроенной скоростью, в висках стучит кровь. По всему телу разливается тепло, кожа становится чувствительной. Свет ярко вспыхивает, а потом также резко тухнет, оставляя нас в полумраке.

В момент, когда его губы коснулись моих, я задохнулась и ответила тем же. Горячее прикосновение заставило пылать лицо и всё тело, дрогнули пальцы, я почувствовала, как его длинные пальцы зарываются в моих волосах. Не знаю зачем, то ли, чтобы оттолкнуть, останавливая безумие, то ли чтобы, наоборот, прижаться сильнее, кладу ладонь ему на оголенную грудь, чуть ниже ключицы. Очередное движение губ, углубляющее поцелуй, и я сжимаю кончиками пальцев горячую кожу, чуть царапая её ногтями.

И тут Кристофер резко выдыхает мне в рот, одной рукой фиксирует шею, пальцы второй расплетает, отпускает мою, тянется ею к спине, прижимаясь сильнее ко мне, кладет на талию, нетерпеливо сжимает. С моих губ вырывается стон, спина прогибается в позвоночнике, я прижимаюсь грудью к телу мужчины. Всё происходит по инерции, неосознанно, я практически полностью теряю контроль над телом, всё кажется таким правильным и естественным, что сложно этому противиться. Остается лишь невыносимое желание остановить время, чтобы это могло длится как можно дольше.

Но это невозможно.

И до меня, наконец, доходит осознание происходящего.

Нет. Нельзя. Не здесь. Не с этим мужчиной. Не в этом мире.

Рука на груди теперь не сжимает, а пытается мягко оттолкнуть. Кристофер, естественно, не отпускает. Прижимает к себе, не хочет отпускать. И мне так хочется сдаться, обнять, остаться… и так больно становится, горько и противно на душе, что я не в силах сдержать эмоций — по щеке скатывается слеза.

Длинные, сильные пальце замирают на моём лице, Кристофер открывает глаза, отодвигается от меня, внимательно смотрит в глаза.

Опускаю взгляд, шмыгаю носом, чувствуя, как пылают щеки… да и всё тело в общем.

Проректор тяжёло дышит, всё тело напряжено до предела, рука на талии сначала сильно сжимает, а потом отпускает и нежно поглаживает спину через плотную ткань мантии. Но даже так я чувствую жар ладони.

— Простите… — Шепчу, не поднимая глаз.

— Тебе не за что извиняться. — Отвечает, вопреки моим ожиданиям.

Неуверенно киваю, прикрывая глаза и очень стараясь не заплакать. Почему-то то, что я хочу сделать кажется неправильным.

Но я всё равно это сделаю.

— Тише-тише, не нужно плакать. — Говорит маг почему-то очень нежно. И обнимает уже полностью, аккуратно прижимая к себе. — Тебе не обязательно делать это прямо сейчас. Если хочешь, то можешь остаться. Лично я совсем не хочу, чтобы ты уходила.

— Но ведь вы это забудете!

— Зато ты будешь помнить. — Отвечает мягко на мой жалкий протест. — К тому же, какая разница, что будет потом, если сейчас у меня есть возможность не отпускать тебя?

Шокирует сильно. Настолько, что что-то адекватное, или хотя бы язвительное, в ответ на это придумать я уже не могу. Только неуверенно киваю, прикрыв влажные от слёз глаза, и перекатываюсь на кровать, под бок магу. Устраиваюсь поудобнее, утыкаюсь щекой в плечо, обнимаю двумя верхними конечностями руку проректора.

— Я останусь на час. — Оповещаю нагло, позволяя себе насладиться этим временем.

Ничего не отвечает, только треплет другой рукой меня по затылку, опускается ниже, тянет ко мне больную руку. Переплетаю наши пальцы свободной рукой, прикрываю глаза, почему-то вдыхаю полной грудью и также шумно выдыхаю.

— Тебе не холодно? — Спрашивает шёпотом, очень нежно и учтиво.

Отрицательно качаю головой:

— Вы — горячий.

Резко выдыхает и сквозь зубы отвечает:

— Когда-нибудь ты перестанешь мне выкать!

На это я уже не отвечаю, потому что понимаю, что этого никогда не будет. Так зачем же об этом говорить, или тратить время на споры? Я всё равно рано, или поздно покину академию, а вместе с тем, и проректора.

Нам явно не по пути.

Магистр Эшфорд заснул буквально минут через двадцать. Общая усталость организма и эмоциональный всплеск дали о себе знать. Я хотела уйти, но он не позволил — прямо во сне повернулся ко мне на здоровый бок, и обнял левой рукой, укрыв от всего мира. Пришлось остаться в плену этих рук, лежа на спине, через силу заставляя себя не заснуть. Хотя, плакать сейчас мне хотелось куда больше, чем спать.

Поворачиваю голову к магу, смотрю на красивое, безмятежное во сне лицо. Сейчас он был просто ребёнком, уставшим и немного болеющим. Улыбаюсь сквозь пелену слёз, застывшую в глазах. Нет, определённо это не просто интерес, так тепло на душе от одного взгляда на спящего человека не бывает.

Упрямо фыркаю, боясь быть честной даже с самой собой, и поднимаю глаза к потолку.

Встать у меня получается только когда проректор крепко засыпает — аккуратно убираю тяжёлую руку и перекатываюсь к другому краю кровати. Спрыгиваю вниз, тяжёло выдыхаю. Смотрю в окно с видом на красивое ночное небо в россыпи звёзд и большую, круглую луну. Потираю меж пальцев магическую искру, подкидываю в воздух небольшой, тусклый фонарик. Аккуратно встаю, чтобы не разбудить мага.

— Только не говори, что собираешься уходить. — Слышу тихий, слегка хриплый голос сзади.

Чёрт.

Останавливаюсь, боясь повернуться к нему лицом. Не хочу, чтобы он видел все мои эмоции, я и так очень много ему сегодня показала. Прикрываю глаза, пытаясь унять бешено стучащее сердце и тепло, появившееся в груди от его голоса. Но усталость и холодные мысли берут вверх.

— Нет. Собираюсь стереть вам память. — Голос звучит холодно и отрешённо, на губах — страшная усмешка.

Молчит. Не смотря, на желание сорваться с места, и накинуться на мага с объятьями, прижаться, как можно крепче, медленно огибаю кровать, поворачиваюсь к проректору. Он сидит уже прямо, не смотрит на меня. В ответ на мой взгляд сухо кивает.

Собираю все вещи в сумку, игнорируя дрожащие руки.

— Есть смысл пояснять? — Поворачиваюсь к нему лицом, ставлю сумку на пол.

Он прекрасно понимает, что я говорю про своё поведение, прекрасно понимает вообще всё, но снова отрицательно качает головой.

— Я не отпущу тебя, если ты скажешь что-то. Стирай, что хочешь стереть и уходи.

Кристофер сжимает зубы и отворачивает лицо к основанию кровати, не желая смотреть мне в глаза. То ли потому что злиться, то ли потому что действительно боится, что, если посмотрит, то не отпустит.

Сжимаю зубы до боли в висках, а кулаки до того, что ногти больно впиваются в ладони. Закусываю губу, а когда начинаю говорить, то голос звучит глухо, даже не дрожит:

— Посмотрите мне в глаза, пожалуйста.

Кривая улыбка искажает его лицо, и также быстро исчезает, как и появилась. Проректор поднимает голову, смотрит прямо мне в глаза.

На секунду я задыхаюсь от глубины изумрудных глаз, но ледяной разум берет своё — наклоняюсь чуть вперед, чтобы наши взгляды были на одном уровне, фиксирую их и почему-то, криво усмехнувшись, говорю совсем не то, что хочу сказать:

— Не бойтесь, больно не будет.

Фыркает в ответ и также самодовольно усмехается, перенимая моё настроение.

И я всё-таки начинаю это делать: глубоко вдыхаю, словно в легких не хватает воздуха и начинаю зачитывать сложное заклинание про себя. Каждый звук — шипящий, словно шёпот змеи, я только смотрю в глаза, понимая, что мои начали светится ярким, зеленым, и чувствуя, как волосы взметнулись вверх, по рукам поползли изумрудные руны.

Я стирала всё до своего прихода. Оставила лишь то, что перебинтовала рану. Все взгляды, прикосновения, слова стерла, словно их и не было никогда.

Проректор застыл на месте, не моргая, не закрывая глаз и ничего не говоря. Это была нужная мне реакция, она означала, что я всё сделала правильно. Убеждаться в этом я не стала. Моргнула, останавливая заклинание, снова чувствуя предательскую, жгучую влагу в глазах, медленно выпрямилась, игнорируя застрявший ком в горле. Подошла к магу, прикрыла его глаза ладонью, мягко толкнула на подушки, укрыла одеялом. Сейчас он пролежит какое-то время без сознания. У меня есть время уйти.

Закусываю губу, кажется, до крови, беру сумку, смахиваю слезу… смотрю на Кристофера, наклоняюсь, почти касаясь губами его щеки, но отрицательно качаю головой, запрещая себе даже этот жест, резко выпрямляюсь, разворачиваюсь на пятках, и почти выбегаю из комнаты, блокируя магический канал, питавший тусклый фонарь.

Теперь спальня утопает в мягком свете одинокой луны.

На следующий день, после пар, я забежала к себе, убрала из сумки тетради, учебники, закинула внутрь баночку с заживляющее мазью, пузырек с восстанавливающим общий фон зельем, и также быстро выбежала из неё, чтобы как можно быстрее покончить уже с походами к проректору. Они влияют на меня слишком сильно, нужно сокращать время нашего общего времяпровождения, может, хоть тогда у меня получится забыть обо всём и отвлечься.

Интуиция фыркнула, давая знать, что идея глупая и совершенно не поможет. Но я лишь упрямо сжала губы и лямку сумки. С глупыми чувствами я обязана справится, определенно!

Когда я стояла напротив большой двери из тёмного дерева, то кровь гудела в висках, сердце билось очень быстро, в горле пересохло. Я прикрыла глаза и глубоко вздохнула, чтобы унять это глупое, нервное состояние… Затаив дыхание, стучу костяшками пальцев по двери.

— Войдите. — Короткий, глухой приказ.

Какой уставший голос… Видимо, после затяжного отсутствия дела накопились, и теперь он пытается со всем разобраться.

Молча приоткрываю дверь, смотрю на мага.

— Адептка Васильченко. — Говорит он, словно резко вспомнив, что я должна была прийти. — Добрый день.

— Здравствуйте. — Отвечаю глухо, опуская взгляд. Волчком захожу, прикрываю за собой дверь. — Я вам мазь и зелье принесла.

Подхожу к столу, вынимаю из сумки два пузырька, ставлю их перед магом и скептически приподнимаю бровь:

— Не перепутаете же?

Фыркает и откидывается на спинку стула. Как-то нервно смотрит на пустую чашку кофе.

— Какого вы обо мнения, адептка Васильченко?

Устало пожимаю плечами. Я думала, у представителей этого мира в принципе нет интереса учитывать моё мнение.

— Самого наилучшего, магистр Эшфорд. — Отвечаю абсолютно серьёзно, смотря на два пузырька с изумрудно зелёными жидкостями. Точнее, мазь была гуще, насыщеннее цветом, а зелье отливало каким-то химическим лимонадом. Потираю меж пальцев грубую, коричневую, плотную нить, которой повязала крышечки, прикрепив тем самым бирки с названиями.

— Совсем забыла, что подписала их. — Говорю глухо и тихо.

Проректор ничего не отвечает, я также молчу. Секунд десять в кабинете была тишина. Я глубоко вздыхаю и прерывая её, говорю:

— Хорошо. Дальше вы справитесь без меня. Не забывайте отдыхать. Если будут вопросы — всегда к вашим услугам. Я пойду. Всего доброго.

И я разворачиваюсь, закидываю лямку сумки на плечо, иду к выходу, сжимая кулаки. Почему-то на душе скребли кошки, хотелось плакать. И покушать.

— Камелия… — Зовёт меня маг тихо. Да так, что мне кажется, что это слуховая галлюцинация.

— Лия. — Поправляю по привычке устало, по инерции.

— Камелия. — Меня словно и не слышат.

— Лия. — Уже требовательнее, даже останавливаюсь и голову поворачиваю к плечу.

— Камелия. — Также требовательно и уверенно.

«Зачем? Зачем он меня так упрямо исправляет?» — думаю я, а сам магистр Эшфорд откидывается на спинку кресла и, словно читая мои мысли (мой нервный взгляд на кольцо), отвечает:

— У тебя очень красивое имя. Нежное, томное и благородное.

Я запаниковала. Откровенно и полностью запаниковала. Даже повернулась всем корпусом и уставилась на магистра, требуя объяснения за эти слова. Мне никто подобного никогда не говорил…

Проректор приподнимается, пальцы проводят по воздуху, их окутывает чёрная дымка, которая спускается вниз, под стол, стул отодвигается, маг встаёт. Я так внимательно за ним наблюдала, что заметила, как длинные пальцы небрежно, но вместе с тем профессионально двигаются в воздухе, как перебирают собственную магию, как она послушна и покорна в руках опытного мага. Встаёт он медленно, словно хищник, вот-вот готовый прыгнуть на жертву… В смысле, на меня.

Как только я это поняла, начала пятиться назад, но сзади была только стена и дверь. Которая, естественно, была закрыта. И я бы открыла, честно, я бы сделала что-нибудь, но тело оцепенело, глаза неотрывно смотрели на то, как медленно приближается магистр Эшфорд к беззащитной мне. А я беззащитная перед ним, это было понятно с первой встречи.

— М-магистр Эшфорд… — Шепчу я, когда чувствую спиной холодную дверь. Не могу под этим взглядом изумрудных глаз. Просто не могу.

— И ты сама очень нежная. — Продолжает проректор, не обращая внимания на мой жалкий лепет. — Не смотря на всю агрессию, озорство, упрямство, язвительность, желание кому-то насолить, испортить жизнь, как, например, мне. Ты все равно маленькая, нежная девочка.

Обморок, пожалуйста! Хочу в обморок! Мне никто-никто, никогда-никогда такого не говорил, и я вполне спокойно жила без этих слов… Которые, почему-то казались очень нужными для маленькой девочки внутри меня.

— К чему вы всё это говорите? — Спрашиваю на выдохе, когда он подходит достаточно близко для того, чтобы я задрала голову, лишь бы не отводить взгляда от этих удивительно ярких, зелёных глаз. И он смотрит на меня сверху. И, кажется, если он наклониться, а я привстану на носочки, то…

Я же стёрла ему память, почему он всё ещё продолжает?..

— Зачем вы подошли? — Спрашиваю уже увереннее, лишь бы не думать об этом всём. Впрочем, у меня и не получается думать.

А проректор смотрит на меня с высоты своего роста, очень серьёзно смотрит, не смотря на все те слова, что говорил только что, а потом отвечает на мой вопрос всё-также серьёзно:

— Чтобы открыть вам дверь, адептка Васильченко.

И действительно тянется к ручке левой рукой, чем вынуждает меня ещё сильнее сжаться, потому что мне становится очень страшно. Но он лишь обхватывает ручку длинными пальцами, дёргает её и толкает дверь, тем самым открывая последнюю. Рука, с явно выступающими венами, медленно опускается обратно, а я почему-то только на неё и смотрю.

С открытой дверью становится как-то спокойнее, поэтому я несколько нервно киваю и отвечаю:

— Д-да, спасибо.

А потом ещё и волю всю в кулак собираю (каким-то чудом, честно), расправляю плечи, приподнимаю подбородок и, стараясь добавить максимум равнодушия в голос, спрашиваю:

— Я могу идти?

А магистр Эшфорд почему-то усмехается, а я почему-то вздрагиваю, смотрю на него волчком, боясь увидеть злую усмешку, но вместе этого вижу тёплую улыбку. И почему-то он поднимает правую руку, дотрагивается кончиками пальцев моих волос, из-за чего я практически задыхаюсь, и также тепло отвечает:

— Прости… — Проникновенный шёпот… И следующее уже серьёзно, но как-то глухо: — Можешь идти.

Сжимаю зубы, на секунду прикрываю глаза, пытаясь унять бешено стучащееся сердце, открываю, стараюсь не смотреть на проректора вообще, коротко киваю, разворачиваюсь и ухожу, не закрывая за собой двери.

Магом, который могу разрядить обстановку и разбавить мои серые или чёрные будни, стала Виолетта. Она выгуливала меня, показывала, как меняется природа, как это всё прекрасно и чудесно. Угощала разными вкусными десертами, даже повела меня за пределы академии, в ближайший городок, в таверну, мол, вкусно покушать. Город был не очень большим, но я всё равно с детским интересом рассматривала замысловатые постройки в два, максимум, три этажа и чувствовала себя туристом маленького европейского города. Однако, украшения, декор, растения, казалось, прибыли из востока. Удивительное сочетание.

Ничего ужасного, или очень приятного там не произошло, даже вернулись мы до заката, поэтому ещё погуляли по саду на территории академии. Я была очень благодарна ей, поэтому что таких приятных и спокойных дней у меня давно не было. Мне не нужно было переживать за то, что кто-то лежит на постели без сознания, или, что меня саму связали, или что совсем скоро нужно участвовать в конкурсе, где будет присутствовать даже королевская семья. Это был просто спокойный день, благодаря Вите. Это было то, чего мне так давно не хватало.

Я проводила Виту до комнаты, уже пошла к себе, когда было достаточно темно. Всё ещё темнело рано, поэтому я хотела зайти с таким хорошим настроением и в кабинет проректора, узнать, как у него дела. Иначе утром ни у него, ни у меня времени и желания говорить не будет, а спросить всё-таки нужно было.

И вот я уже вполне довольная жизнью, подхожу к кабинету проректора, и хочу постучаться, как вижу, что дверь немного приоткрыта и слышно, как магистр Эшфорд беседует с кем-то. Я очень хотела развернуться и уйти, чтобы не прерывать диалога, пока не услышала уже практически рык:

— Танатос, прекрати! — Видимо, Бог знатно потрепал нервы магистру Эшфорду, раз он даже голос так повысил. — Между нами ничего не было, нет и быть не может!

«Между нами» — это между ним и… кем? Сердце почему-то неприятно гуда-то падает, я уже сильно жалею, что решила проведать проректора сегодня. И подслушивать очень плохо.

— А Камелия об этом в курсе? — Ещё один вопрос ехидным голосом.

Я?.. речь правда обо мне? Это у меня и проректора «ничего не было и быть не может»?

За дверью сначала становится очень тихо, словно проректор действительно задумался над словами, но потом он начинает говорить так уверено, что даже меня пронимает:

— Более чем. Она прекрасно понимает, что из наших, даже теоретических, отношений ничего не выйдет. Это все временное ребячество с её стороны и короткий интерес — с моей. Не стоит ничьего внимания.

Всё.

С меня хватит.

Я больше не хочу ничего слышать.

Ухожу так быстро, как, кажется, не ходила никогда. Каменные стены вокруг закрывали пеленой слёзы, казалось, дай им волю — зальют всё вокруг. Но почему мне так больно?.. Сама же прекрасно понимаю, что всё это не имеет будущего, что говорит он правду, сама так хотела верить… Но услышать столь грубые слова, сказанные таким глухим голосом, стало ударом. Причем сильным, и, что самое обидное, от того, от кого я никак не ожидала получить этот удар.

Из наших отношений ничего не выйдет, магистр Эшфорд? О да, я это понимаю… Временное ребячество с моей стороны и короткий интерес — с вашей? Как угодно. Не стоит внимания? Всё верно. Это действительно не стоит ни вашего, ни моего внимания. Моя влюбленность в вас, проректора академии ненавистного мною мира — пустяки. Ошибка, которой не должно было быть.

И я обещаю, её не будет.

Я очень не хотела думать об этом, но сейчас в голове было лишь одно — свиток телепортации в кабинете проректора.