Первый день на Марсе

В бездне вселенной и звезды не смеют мигать

Все дальше уходит голубой кружочек Земли со сверкающим ободком воздуха. А Марс пухнет, наливается багрянцем, становится выпуклым. Длинные расплывчатые полоски каналов отчетливо рассекают его оранжевое северное полушарие. На стыках каналов — темные круги.

Словно по линейке, разграфлена поверхность.

Против кресла пилота — большой смотровой экран водителя. Он вогнут. На нем отображается пространство вселенной. Рядом экран кругового телескопа.

Ракета приближается к орбите Марса. Скоро на пересечении орбит она нагонит планету и опустится на Марс, Оранжевый серп его пламенеет в утренних лучах солнца.

Но чем яснее видит Васильчиков давно знакомые по телескопическим снимкам темные пятна, чем ближе радиоактивный пояс Марса, тем сильнее растет тревога. Утонувший в кресле под силой тормозной перегрузки пилот с трудом шевелит пальцами длинных ног, чувствуя, как тяжелеет тело. Он беспомощен, словно спеленат в колыбели.

При посадке на Луну тоже было тревожно на душе. Но тогда сознание победы над пространством одолевало тревогу. Здесь само понятие пространства исчезло. Земной шар не отличить от звезд, и находится он не там, откуда летит ракета.

Пилот с большим усилием подавил безотчетное желание повернуть ракету. Пальцы так и тянутся к кнопке. Свернуть в сторону от набухающего, теперь уже желтого полумесяца с огромным расплывающимся пятном материка, похожего на осьминога. Свернуть, облететь кругом, посмотреть.

Кажется, материк шевелится. Поворачиваясь к ракете, осьминог гипнотизирует пилота своим багровым глазом. Это Крабовидная туманность. Взорвавшаяся девятьсот лет назад сверхновая звезда еще двигает языками газов, ее рваные волокна, кажется, шевелятся.

Васильчиков отвел глаза от телескопа и осторожно взглянул на обзорный экран. Марс отодвинулся. Материк потерял очертания, щупальца исчезли. Пилот улыбнулся: «Так-то спокойней. О человечья натура!»

В этом круглом глазу «Осьминога» два года назад лунные обсерватории наблюдали синие круги и дуги. Они передвигались, суживались. С Земли дали ответный сигнал — те же синие кольца. Писки в телерадио усилились, круги на Марсе задвигались быстрее.

Марсоведы не разгадали происхождения этих явлений. Беспилотная ракета-зонд, запущенная на планету, ничего не показала, подготовка экспедиции на Марс была ускорена.

И вот три ракеты одна вслед за другой, огибая Солнце, движутся к оранжевой планете. Впереди малая ракета Васильчикова — экипаж в четыре человека, — легкая, она сядет на Марс.

Долог полет на Марс! Все томительнее ожидание. Неизвестен путь, нет зримых ориентиров измерения пройденного. Еще не проверены силы взаимного тяготения небесных тел. Пилоты заставляли себя не думать о прямом попадании метеоритов в стены ракеты. Каждое мгновенье может оборваться траектория полета. Метеоры заставят ракету свернуть с намеченной на Земле орбиты. Плутать по космической целине, где ночь при ярком свете Солнца, где нет атмосферы и свет не рассеивается. Попасть в тучи космической пыли распадающихся звездных ассоциаций!

Далекая Земля! Только удаляясь от твоей цветущей поверхности, понимаешь, как ты прекрасна!

Для посланцев Земли создана земная обстановка. Ведь их ракета — кусочек Земли здесь, в космосе. В ракете — свой микроклимат, растительность. Голубой потолок, светлые стены и темный пол всегда указывают по-земному, где верх, где низ, как бы ни вертелась ракета.

Светящиеся пластинки в стенах кабины прикрыты зелеными шторами. Они льют притушенный свет, как бывает днем под густой листвой. Тени гамаков и тени четырех ростков сибирских пихт — подарок якутов — переплетаются на смолистых матах влажного пола.

Все влажное, сырое напоминает Землю в мертвом, без воздуха и воды, космосе. Опахала имитируют ветер. Ростки пихт — лес. Магниты на полу — земное притяжение. Но если человека заключить надолго в оранжерею, будет ли он чувствовать себя в лесу? Ни ветер опахал, ни магниты, удерживающие ноги у пола, не помогают.

Человек ошеломлен могуществом пространства и немой пустотой космоса. Пустота кругом, пустота под ногами. Человек ощущает ее инстинктивно все время. Даже во сне он чувствует пустоту, бессознательно отыскивает всем телом опору.

Поднимешь руку к голове, чтобы пригладить волосы (все кажется, что они стоят дыбом), и подпрыгнешь: забываешь, что рука почти ничего не весит. При резком движении сам поднимаешься на воздух, если не нацепил железных подков.

Да и подковы не помогают. Ноги прилипают к намагниченному полу, а сам качаешься, будто водоросль в воде. Шевелишь, перебираешь ногами, а пола не чувствуешь, как бывает во сне. Подошвы словно в тине.

Пилоты привыкли чувствовать силу своих мышц. А тут отвратительное, непреодолимое ощущение беспрерывного падения. Расслабленные мускулы, словно тряпки. А в ушах шум, непрерывный шепот.

Васильчиков меньше товарищей оказался подверженным болезни мирового пространства — мучительному ощущению потери точки опоры, потери веса. Но все же и ему было нелегко, тем более что самовращение ракеты, создающее силу тяжести, замедлилось к концу полета, тяжесть тела катастрофически уменьшилась.

А нужно двигаться. Пилоты дежурили в штурвальной посменно. Лучшие часы полета! Далекие миры светятся перед тобою на экране. И ты хозяин среди планет! Ракета летит. На объемном изображении экрана это ясно видно по растущему шару Марса, по меняющемуся облику неба, по расположению звездочки Земли. Пространство покоряется воле пилота, и клешни Краба застывают в ожидании.

Космонавты следили за работой автоматов управления, фиксировали маршрут, исследовали насыщенность космоса межпланетным веществом, действие световых и космических лучей. Они выращивали подопытные растения, проверяли влияние полета на состояние здоровья людей.

Только лежа, прикрепленные широкими эластичными лентами к гамакам, отдыхали космонавты у вентиляторов-опахал. Они молчали. Трудно говорить. Язык, почти невесомый, так и прыгает во рту. Да и о чем говорить, когда впереди все неведомое, неземное? О кругах на Марсе, виденных с Земли? Какие существа могут жить на обезвоженной планете?.. Но зачем заранее внушать себе предвзятые земные представления о Марсе?..

А жизнь все же на Марсе есть. Теперь, когда диск планеты рос не по дням, а по часам, пилоты видели игру лучей в атмосфере, обволакивающей Марс тоненькой каемкой. Планета живая! Значит, обитаема!

Но какие же они, жители Марса, проложившие каналы через материки? Какие города в их круглых оазисах?..

«Вечерами» пилоты пели о далекой Земле, каждый пел на своем языке. Петь хором в кабине невозможно: поющий захватывал слишком много воздуха, регуляторы поступления свежего воздуха давали тревожные сигналы.

С полузакрытыми глазами слушали разведчики пение товарища «под музыку космоса».

Вибрация корпуса ракеты и постоянное напряжение при слабой весомости вызывали непрерывный шум в ушах. В этом шуме пилотам мерещился шепот, голоса близких людей, пугающие своей реальностью, как при слуховой галлюцинации. Их нужно перебить, прервать. Иначе не собрать мыслей, не сосредоточить внимания.

Назойливый, постоянный шум! К нему не привыкнуть, и проглоченные шарики гармоничности не помогают при слабой весомости. Чтобы заглушить этот шепот, нужно самому шептать, говорить, петь.

А можно и почитать. Не надо к кнопке тянуться. Кибернетическая библиотека откликается на голос. Распрямляясь, от стены отделяется овальная ракетка на стержне, становится прямо перед глазами.

Так жили космонавты в своей земной ракете. День прошел. Все! До завтра, космос! Теперь выдавить себе в рот из эластичных сосудов пеммикан, полужидкую еду — кашицу из мясного порошка, жира и ягод, добавить космическую, или, как говорят пилоты, «микро-космическую», порцию воды и спать или продолжать дневник, лежа в гамаке на магнитных роликах-рессорах. Эти ролики будут нужны при падении в атмосферу, они смягчат вибрацию движения ракеты и перегрузку веса, когда тело наливается свинцом.

— Лови!..

Бумага начинает бродить по стенам кабины, обдуваемым вентиляторами. Ее не поймать.

Что ж, пора спать. Но ведь опять не заснешь. Тело не укладывается плотно в гамак. Еще не устал до предела, когда организм сам выключается из действия и сон «валит» человека, как говорят на Земле. Здесь же и спишь — движешься, а спина словно чуть парит над гамаком, пока упругие ленты не уложат тебя в постель. И снова громко запоет в тишине космос, навевая тоскливые, тревожные мысли, как вечер в лесу, когда погаснет последний луч заката и в темной чаще зашумит листва.

Вентиляторы ровно гудят. Стучат капли дождя по крыше, шумит листва деревьев, ветер свистит — это заводятся записанные на Земле усыпляющие звуки, смягчающие тягостное чувство отдаленности от родной природы…

Кто-то включил фонограф. Женский голос поет о весне, о цветущей природе, о лучистых звездах.

Обыкновенная песенка, но она неузнаваема здесь, в мертвом космосе, где нет ни неба, ни вод, отражающих блеск звезд; где не бывает весны, заката солнца, земных, ласково мигающих звезд. Здесь звезды угрожают человеку отточенными холодными лучами.

Это там, на еще видимой звездочке Земле, на тончайшей оболочке, покрывающей земной шар, существует голубое небо, ласковое солнце, цветущая природа. Мертвый космос шлет туда смертоносные космические лучи. Но прозрачная пелена воздуха не пропускает их к полоске жизни.

Снизу осадочные пласты Земли защищают эту полоску от убийственных излучений космического ядра планеты.

Только на этой трепетной каемке Земли существует жизнь. Оттуда доносится песня.

А здесь мертвая, бархатно-черная пустота, где нет ни границ, ни ориентиров, ни верха, ни низа, кругом бездонность. Ощущение пространства осталось на Земле, здесь оно неизмеримо.

А космос пищит в ушах комариком. Ракета летит в слепящих лучах Солнца. Взглянешь, и долго-долго горят где-то в глубине глаз разноцветные пятна. Лучи Солнца, не прикрытые атмосферой, опасны. Если бы иллюминаторы не были пропитаны окислами металлов, солнечное излучение убило бы космонавтов.

Летит ракета, и ничего не меняется: те же неизменные хороводы неимоверно далеких звезд и светлых туманностей. Они все так же туго закручены в необъяснимые спирали, и так же далеки застывшие клешни Крабовидной туманности, угрожающие кому-то во вселенной.

Вдруг усилились взрывы на Солнце. Протуберанцы, извиваясь, как щупальца, высоко поднялись над фиолетовым шаром. Вся солнечная система наполнилась смертоносными лучами. Двадцать часов автомат межпланетной погоды не снимал с ракеты защитных покровов. Значит, и на Земле неладно!

Какими-то своими, неопределимыми оттенками красок горят затерянные в бесконечности древние сферические галактики, где вокруг остывающих солнц движутся по избранным орбитам планеты, управляемые людьми.

Какой сказочный рельеф создают разумные существа этих галактик на поверхности своих планет! Какие же они собой, эти наши старшие братья?

Но люди не скоро увидят эти планеты. Потолок ракет ограничен солнечной системой. Люди заворожены Солнцем, привязаны к нему. О, если бы выйти на засолнечные просторы вселенной!

Васильчиков участвовал в запуске сверхскоростной ракеты-звездолета. Уже давно летит эта ракета без людей к 61-й звезде Лебедя. В звездолете — фонетические записи речи, звуков, шумов Земли; схемы (в разных цветах) солнечной системы, снимки Земли, картины природы, большие города; графическое объяснение устройства телекоммуникаций, радио, телевидения.

Звездолет уже где-то на подступах к системе планет 61-й звезды Лебедя. Его скорость приближается к скорости света. Если вестник Земли благополучно миновал все пороги и омуты в пучинах космоса — какие фантастические снимки, какие планеты на пленках его аппаратов!

Первый вестник не вернется на Землю. Он улетит туда, откуда фотоаппараты не уловят даже лучей нашего Солнца. Может быть, разумные существа высокой культуры притянут звездолет, расшифруют наглядные схемы и путевые снимки, услышат и поймут земные звуки, догадаются, откуда прибыл гость, и отзовутся?

Уже с утра Гарри Смейлс и Ибрай Кербаев готовились к празднику, значительно поглядывали на вожатого.

— Приближаемся к орбите Марса! За половину пути перевалили.

— Ты слышишь, Василек? Смейлс говорит, что мы пересекли экватор. Понял? — Ибрай улыбнулся просительно. — Как бы это нам отметить? А-а?

Васильчиков рассмеялся.

— Я бы вас обоих посадил для праздника на гауптвахту в шлюзовую, да скучно нам с Басрой будет…

Насвистывая, младший пилот Ибрай Кербаев, невысокий, с квадратными плечами памирец, подошел к зеркалу из пластмассы. Всей фигуры не видно. Кербаев попятился, шаркая утяжеленными подошвами сапог, и, наткнувшись на откидное кресло, выругался по-казахски:

— Жых соккыр!

На родном языке лучше получается. Хотя Международный астронавигационный совет постановил в экспедиции на Марс говорить всем на одном языке, иначе не может быть согласованных действий и связи с другими летящими на Марс ракетами. В этой экспедиции все говорили на русском языке, потому что русские — инициаторы полета на другую планету.

— Ну как? — обернулся Ибрай к товарищам.

— По-моему, вверх ногами ты бы лучше выглядел, — проговорил Смейлс. — Будешь похож на пробку от графина, из которого пьют гигантские жители Юпитера.

— На Юпитере жителей нет, а вот марсиан мы увидим, под гору пошли, — рассмеялся Ибрай, — Скоро поговорим с ними о космосе.

— Как же ты с ними говорить будешь, если они ничем не похожи на людей? Может, у них и ушей нет. Там атмосфера так разрежена, что звук, наверно, не распространяется, — возразил Смейлс.

— Правда, какой он, этот марсианин? Быть может, он летает или прыгает. Великан он или маленький, как сказочный гном? Прекрасен он, как женщина Земли, или уродлив? — задумчиво проговорил Басра. — Какие города в их круглых оазисах? Почему они не летят на Землю?..

— Пожалуй, неразумно лететь на планету с большим притяжением, — уже серьезно возразил Ибрай. — А мощный мир бактерий? Микробы убьют марсиан. Людям будет легче освоиться на маленьком высушенном Марсе. Но лучше не гадать…

— А почему бы и не погадать? Я еще раз объявляю! — Смейлс торжественно вытянул руку и на мгновение поднялся с кресла. Костлявый длиннорукий американец был смешон. Его согнутые ноги и вытянутая, как для клятвы, рука были так забавны, что Кербаев рассмеялся.

— Для праздника космос подшутил.

— Итак, — продолжал Смейлс, опустившись в кресло, — на Марсе нет каналов. Это тектонические трещины. Марсиане, если они и существуют, менее цивилизованны, чем люди. При меньшей силе тяготения замедляются все процессы в организме, в том числе и мышление. Марсиане сами не могут пересечь космоса. Жила слаба, — усмехнулся американец. На его длинном узком лице шевелились рыжие до красноты брови и тонкие губы кривились, будто он сердился. Хотя это был добрейшей души человек.

— Неверно, Гарри! — вмешался Басра. — Марс дряхл. Он старше Земли на сотни миллионов лет. На Марсе уже нет расчлененного рельефа, его поверхность ровна как доска. И трещин быть не может. — Египтянин, волнуясь, произносил все слова с ударением на последнем слоге и растерянно улыбался. Его короткие черные волосы, блестящие даже после долгого заточения в ракете, топорщились при слабой весомости, как у неряхи из детской книжки — Деятельность его коры давно прекратилась. Каналы возведены марсианами. Их культура развивается десятки миллионов лет. Их мозг…

Но Басре не удалось закончить. Наклонив вперед голову, в кабину влетел Васильчиков. Он словно плыл по воздуху, отталкиваясь ногами от пола. Пилоты дружно засмеялись.

— Това-ри-щи! — закричал Васильчиков, задыхаясь от волнения — На черных областях Марса, за полумесяцем… Ог-ни! Огни городов! В телескопе — светло-синие пятна!..

Стало тихо. Все насторожились. Царапанье лап ящерицы по стене казалось громовым, точно ящерица раздирала на части ракету.

— Смотрите, — Васильчиков вложил скатку цветных снимков в проекционный аппарат.

— Очень похоже на огни наших городов, отраженные в облаках…

— На Марсе редки облака. Откуда же эти блики на ночной поверхности планеты?

— Вчера их не было.

— Что бы это ни было, но зонд опускать нельзя, — решил Васильчиков, — планета может быть населена. Взрывная волна опасна для марсиан. Будем садиться на поверхность без проверки. Авось не сгорим.

— Полезем в воду, не зная броду, — проговорил Смейлс.

Васильчиков погрозил ему пальцем. Осторожно передвигая длинные ноги в тесной кабине, он повернулся к статьям приказа, выгравированным на вогнутой доске рядом с барельефом Можайского, изобретателя самолета, имя которого присвоено ракете.

— «Приказ командующего Первой астроэскадрой всем экипажам снарядов, отправленных за лунные форпосты.

Линейные пилоты дальних рейсов! Трудности, лишения и опасность движения в космосе возмещаются результатами ваших исследовательских полетов.

Стремление человечества познать вселенную вызвано неотложной потребностью дальнейшего развития науки на Земле. Не мечта влечет человека в космос, а призыв разума, необходимость выйти за пределы родной планеты, чтобы понять космическое тело самой Земли.

Сравнительное изучение родственных планет раскроет тайны жизни космической материи Земли, поможет разгадать загадку зарождения жизни на поверхности планеты», — прочел Васильчиков.

— Все к аппаратам! — скомандовал он. — Начинаем определение магнитных полей и силы притяжения Марса.

Пилоты направились в кабину автоматического управления, где мигали светящиеся стрелки приборов, работающих без устали, где к стенам были привинчены плоские хронометры-контролеры и счетно-решающие машины-интеграторы. На космической скорости человеку непосильны быстрые расчеты и мгновенная реакция.

Мышцы не успевают среагировать на команду мозга. Ответная реакция человека — 1,5 секунды. За это время ракета далеко улетит. Машины следят и за давлением, за составом воздуха в ракете, предупреждают о его утечке, регулируют температуру.

Радарные установки сигнализируют о близости метеоритов. Исполнительная ракета мгновенно меняет курс. Автоматический звездный компас, направленный на отдаленные звезды, вернет ракету на заданное направление. Космическая радиолокация опять замерит координаты Марса.

«Может быть, на Марсе раскроется тайна моей находки?» — думал Васильчиков.

Девять лет назад, когда Васильчиков начинал работать на антрацитной шахте, он нашел в куче обвалившейся слоистой породы плиту с каким-то странным отпечатком. Он долго с изумлением рассматривал отпечаток. «Что это? След ноги гигантской птицы или ящера? Но пальцы тонкие и длинные, прямые».

Геолог, которому Васильчиков показал плиту, был не менее поражен. Похоже на оттиск кисти руки.

— Рука мумии! — подсказал Васильчиков. — Но какие же мумии за триста миллионов лет до появления человека!

Геолог долго рассматривал отпечаток в лупу.

— Да! Это костлявая, необычно тонкая кисть руки, плотно обтянутая перчаткой, — глухо проговорил он. — На запястье перчатка герметически скреплена с рукавом… Но если эта рука пропорциональна сложению всего существа, то такое тонкое существо должно было сломаться. Его кости не могут выдержать земного притяжения.

Бригада опытных горняков была снята со срочной работы для розыска в обрушенной лаве других следов. Но горняки больше не нашли отпечатков. Тайна «кисти руки» так и осталась нераскрытой.

В Геологическом управлении установили, что болотный ил, частью которого была плита, залит изверженной магмой двести восемьдесят миллионов лет назад…

Редакция «Энциклопедии горного дела» на фронтисписе тома тогда, девять лет назад, перед титульным листом «Энциклопедия» поместила снимок с плиты и четыре строчки: «Отпечаток в иле каменноугольного периода. Плита найдена в Донбассе на глубине 968 метров молодым шахтером Андреем Васильчиковым».

Находка воодушевила Андрея. Он всюду искал объяснения, разгадку отпечатка. Много читал, обращался к разным ученым, даже к астрономам. Может быть, это отпечаток руки существа с другой планеты? О, если бы так!

Скоро о находке Васильчикова забыли. Только горняки помнили о ней. Когда Министерство геологии и охраны недр утвердило план глубинной разведки Большого Донбасса, первым маршрутом горняки наметили экспедицию в те подземные участки под шахтой, где Васильчиков обнаружил загадочный отпечаток.

Теперь разведчики Донбасса подходят к земной коре. Они уже пронизали тонкую оболочку осадочных пород. В скафандрах, управляя вездеходами, разведчики движутся в космические недра Земли. Может быть, там найдут они разгадку таинственной кисти руки?

— А-а-ах! — Васильчиков обхватил лицо руками.

На командном экране отразился огненный луч, такой яркий, что Васильчиков застонал от боли. Иголки света колючи, как занозы. А на экране в бешенстве рвутся немые, прямые, как копья, молнии. Пояс астероидов близок. Сталкиваются куски распавшейся планеты Фаэтона.

И все погасло. С черного экрана только пристально смотрят звезды, окружающие гигантский полумесяц Марса.

Играет черный космос. Всю дорогу шутит. Как только Земля сжалась, превратилась в комочек, в еле видимый шарик, ожили косматые завихрения спиралей туманностей. Крабовидная туманность засверкала ярче. Ее клешни зашевелились.

Космос играет. Он то ослепит огненными лучами, то непроницаемым мраком закроет звезды и Солнце, словно сажей залепит экран. Недалеко прошел астероид. И опять ослепило яркой вольтовой дугой взрыва на Солнце.

А вселенная, как залитая тушью сплошная стена, совсем рядом. Нет ощущения глубины. Еще миг, и ракета врежется в черную стену!..

Васильчиков откинулся назад, сжимая пальцы, чтобы не нажать на аварийный тормозной рычаг, но уже нет огненной дуги, и стена словно отошла от ракеты.

И далеко между звезд катится, растет новое чудище. Громадный выщербленный астероид будто рвет блестящую паутину волокнистой туманности Возничего. Он уже закрывает Марс. Он уже рядом, поворачиваясь, катится по экрану.

Пустые мертвые ущелья астероида и сверкающие скалы с черными тенями словно нарисованы тушью и серебром. Щербатый астероид уже далеко от ракеты, но Васильчиков Tie решается взглянуть на экран. Нет ничего ужаснее для космонавта, как очутиться на таком безжизненном кусочке планеты.

Тоскливое, удручающее чувство одиночества, заброшенности охватило Васильчикова. А может быть, и Марс такой же безжизненный? И его каналы — такие же мертвые ущелья?

Как беспредельна мировая пучина, полная галактик и туманностей! И среди них провал в космос — черная неизмеримо громадная пустота в форме лошадиной головы! Неподвижная. Застыла среди закрученных кольцами галактик.

Светлеющие облака газов плывут далеко за Лошадиной головой.

Пилот перевел глаза на экран-телескоп. В большом Магеллановом облаке что-то блестело, словно мелькали летящие искры, и разгоралась кольцевая туманность Водолея. Что же там происходит, среди звезд, громадных, как орбита Земли? Почему, как пики, угрожающе вытянулись сгустки горячих звезд галактик? Почему загнулись хвостом перемычки, словно обожженные или ужаленные?

Космос, неподвижный и в то же время стремительный, как морские течения, незримые, но ощутимые, космос, немой и оглушающий, наступал со всех сторон. Всем организмом Васильчиков ощущал рев и гул. Усилители внешних звуков молчали, но человек, видя на Солнце взрывы, извергающие протуберанцы на сотни тысяч километров, не может не ассоциировать взрывы с гулом.

А Марс все ближе. Васильчиков опять отвернулся от экрана. Лежа в кресле у командного щита управления, он закрыл на мгновение глаза. Облик чужой планеты, рассеченной кабалистическими фигурами, вызывал ощущение угрозы, неведомой опасности.

Когда пилот, вздрогнув от слепящего снежного блеска полюса, открыл глаза, ракета уже шла на посадку. Чудовищного разгорающегося серпа не было на экране.

Притяжение Марса усилилось, ракета повернулась. Марс оказался внизу. Серп стал диском с размытыми, шероховатыми краями. Он надвигался на ракету. Все отчетливее вырастала на желтом северном полушарии паутина узловатых каналов. Меж них катился Фобос.

— Лечу, как куропатка в тенета, — прошептал Васильчиков пересохшими губами.

Ему казалось, что ракету преследуют два прозрачных синеватых пятна. Он даже уловил мелькнувший на экране синий диск.

Галлюцинация? В центре диска серп и молот — эмблема труда на Земле. Чего не рисует тоскующее о Земле воображение!

Вот она, полоска канала Физон! На стыке каналов Физон-Астаборас оазис — место посадки. Пилот зафиксировал показания звездного компаса. Нажатием кнопки он передал их счетной машине и чуть коснулся кнопки «Тормозные плавники». Ракета послушно выдвинула крылья.

Снижаясь, ракета спиралью полетела вокруг Марса, все суживая круги, все ближе к планете. Много раз дневной свет на одной стороне планеты чередовался с тьмой на другой ее стороне. Скорость все уменьшалась. Пилот повел ракету в верхние слои атмосферы, и снова на планете сменяются день и ночь.

Управляемая звездным компасом ракета подошла к месту приземления.

Округленными глазами, не мигая, Васильчиков искал темное пятно оазиса на перекрестке больших каналов и в ужасе потянулся пальцем к тормозной кнопке.

Вот оно! Непредвиденное! У Марса не два, а десятки спутников!..

Но Васильчиков не верил глазам: спутники уходили с пути ракеты. Нет, это не спутники! Иллюзия, отображение пятен оазисов в дымке атмосферы.

Ракета еще раз облетела планету и снизилась.

— Восемнадцать тысяч!.. Пятнадцать пятьсот… Тринадцать… — шептал пилот, не сводя глаз с прицела на раме экрана. — Десять… шесть…

В глазах зарябило. Марс стал пестрым, мозаичным. Тысячи цветистых бликов покрыли планету: разноцветные пятна, овалы, кружки, площадки, дуги, полоски, ровные и волнистые, как змейки.

Края планеты поднялись. Диск превратился в чашу. Пятна покатились вниз. Они росли, двигались, меняли оттенки.

Непомерная тяжесть наваливалась на грудь пилота. Он задыхался. Черные круги заслонили глаза. Голову сдавил невидимый обруч.

— Только бы не потерять сознание!.. Где же оазис Физон-Астаборас? Куда садиться?

Все сливалось. Перекресток каналов исчез.

Пилот чуть двинул бровями. Очки опустились на глаза.

Стекла призматических очков дают отчетливый абрис. Васильчиков перевел дыхание, он увидел зыбкую линию каналов и темный кружок оазиса. Неужели все это происходит в действительности?

— Включить тормозную аппаратуру! Закрепиться вниз лицом в гамаках! — хриплым голосом крикнул Васильчиков в микрофон. — Иду на посадку…

Ракета, сверкая багровыми бликами на гладких боках, летела к пламенеющему шару.

Много раз выводил пилот громадный снаряд в верхние слои атмосферы планеты. Как полосатая щука, выскакивала и снова ныряла в атмосферу шестидесятиметровая ракета, раскрашенная серебристыми и черными полосами.

Двигаясь под углом относительно поверхности Марса, ракета скользила из высоких разреженных слоев атмосферы в более плотные.

Васильчиков включил второй гаситель скорости. Все же многослойная обшивка корпуса ракеты так накалилась, что вконец измученный пилот «одеревенел», как говорят космонавты.

Автоматическое управление точно на указанной высоте развернуло крылья-парашюты. Двигатель, захлебываясь, боролся с притяжением планеты. Автомат-штурман вел ракету по азимуту звездного компаса к месту приземления.

Опускаясь на бушующем огненном выхлопном столбе, ракета села на свои четыре ноги, ушедшие в рыхлую почву до самых крепительных углов.

От мощного удара сорвалась скоба вентилятора и раздробила прозрачный колпак над водорослями. Осколки застучали по пульту управления.

Покрытая окалиной, порыжевшая ракета остывала, изборожденная взрывами метеоритов, словно кора гигантского дерева. Кусочки пережженной жаростойкой пластмассы щелкали отскакивая.

Внизу перекатился баллон с жидким кислородом. Он сорвался с закрепов, обломил перегородку и придавил эластичные контейнеры — баки с водой. Потянуло сыростью. Заплескалась вода, выбиваясь из лопнувших баков. С визгом свернулись в рулоны накаленные ребристые крылья тормозов. Ракета чуть накренилась и замерла.

Но космонавты в жилой кабине не шевелились. Все трое — казах, американец и египтянин — лежали в полуобморочном состоянии.