Однажды я прятался в бетонной трубе под шоссе, и ее «круглость» была вполне ощутима. Но вогнутые стены «патрубка» отстояли друг от друга метров на двадцать, и дорога посередине была ровной, присыпанной тяжелой синей пылью – следы шин и ботинок четко отпечатывались на ней.
Чем дальше я удалялся от широченного «входа», тем заметней делался сквозняк, а вот свет пригасал. Зато шуму прибавилось – рокот, буханье, рев моторов, человеческий гомон…
И вот я попал, наконец, в нутро ТБ. Здесь поднимались две решетчатые мачты с прожекторами, но полностью рассеять мрак они не могли – лучи не доставали до сводов.
Гирлянды мощных ламп свешивались из громадных прорех в перекрытиях, перекидывались между обваленными стенами.
Лахин сказал правду – внутри ТБ делился на несколько горизонтов, я насчитал восемь, но они были почти полностью обрушены, образуя гигантскую пустоту в районе «патрубка». Выработку.
– Налево! Налево! – заорали гвардейцы, помахивая фонариками.
И толпа бомжей, подчиняясь конвоирам, повернула к пандусу, широкому, как проспект. Пандус вывел нас на третий или четвертый уровень, если считать снизу. С обеих сторон тянулись аркады, уходящие в перспективу. Глухие шумы, наплывавшие на меня, стали слышны четче, выделяясь из общего хора.
Посветлело – и мы вышли в громадный зал, величиной с Красную площадь. Повсюду долбили ручные перфораторы, пробуривая в стенах и перекрытиях отверстия-шпуры. Стены многометровой толщины поддавались неохотно, а клубы пыли неожиданно быстро опадали. Тяжел здешний прах.
Я обратил внимание, что все работали в касках, только одни бурильщики были в изгвазданной спецодежде, а другие зачем-то обрядились в меховые куртки и штаны.
Взрывники на иных участках уже закладывали «колбаски» взрывчатки, а несколько погрузочно-доставочных машин нагребали в ковши отбитую породу и с грохотом наполняли ею кузова самосвалов. Вот один из них заворчал, вывернул и покатил прочь – на обломках в кузове плясали синие блики.
В сторонке был выстроен целый поселок – домики из металлических контейнеров, дощатые сараи и бараки, навесы, под которыми работали дизель-генераторы, цистерны с топливом, баки с водой, ангары, склады.
– Стой!
Навстречу «нашим» гвардейцам вышли другие – в рабочих спецовках, в касках, но с теми же «Калашниковыми».
– Новая группа?
– Так точно, господин лейтенант!
– В комендатуру. Мохов!
– Сержант Мохов по вашему приказанию…
– Отставить! Сбегай за Кузьмичом, пусть принимает пополнение.
– Есть!
Здание комендатуры было сколочено из досок и брусьев лет десять тому назад, если судить по объему выбранных «стройматериалов», но по-прежнему отливало свежей желтизной – здесь никогда не шли дожди и не палило солнце.
– Смотри, – негромко сказал Эдик, кивая на исполинскую колоннаду, поддерживавшую верхний горизонт.
Опорные столбы были как заводские трубы в обхвате, но Лахина заинтересовали явно не размеры – на поверхности колонн выделялись пушистые наросты, покрывая многие десятки квадратных метров. Ворсинки наростов еле заметно шевелились на фоне слабого свечения.
Сияние пробивалось изнутри наростов, высвечивая какие-то перепонки и мембраны.
– Это моховища, – шепотом сказал Лахин, – они тут везде. Раньше светящийся мох покрывал все стены и потолки, а теперь…
Он поддел усохшую пластину моховища, и она отломилась, треснув, как вафля.
– Это тоже работа мангиан – моховища давали свет, очищали воздух, выделяли кислород. Но миллионы лет… За такой срок что угодно выродится!
– Новоприбывшим собраться у комендатуры! – залязгал голос в рупоре.
– Пошли, – буркнул я.
Нас встретило человек десять, оторванных от буро-взрывных работ. Отдельно кучковались работяги в меховых одеждах.
Я заморгал в уверенности, что меня подводит зрение, но нет, глаза не врали – то были не люди. Существа с нас ростом, все покрытые бурой шерстью, словно Чубакка из «Звездных войн», только не морды их отличали, а вполне себе гуманоидные физиономии.
Не красавцы, ясное дело, но и отвращения, отторжения они не вызывали. Прикиды у гуманоидов были просты, как набедренная повязка – все носили кожаные шорты со множеством карманчиков и по паре широких поясов.
– Эдик! – позвал я шепотом. – Это кто? Тоже пришельцы?
– Нет, аборигены! – пришатнулся ко мне Лахин. – Цверги, так мы их называем. Уровень у них первобытный – духовые ружья, огниво, горшки…
– Я не понял… Неужто эволюция так быстро закрутилась, что уже и до разумных существ дошла?
– Да ну, куда там… Цверги – гориллоиды, отдаленные потомки мангиан. А те так и не выбрались из своих туннелей… Что-то у них с самого начала пошло не так, не «по сценарию».
Я целый месяц работал с одним палеонтологом, дядей Мишей. Вот его как раз похитили, привезли сюда. Дядя Миша сначала в позу стал, обижался, ни с кем даже разговаривать не хотел, но… Самому же интересно! Тут один разлом есть, и по нему вся история видна – сначала мощный культурный слой, потом толстый пласт сажи, потом тонкая прослойка наносов – и снова эволюция в рост пошла. В общем, получается, что мангиане чуток запоздали – планета не успевала вовремя ускориться, чтобы отойти на орбиту подальше. Местное солнце выросло в красного гиганта и спалило все леса и степи, уничтожила жизнь на суше. Миллиарды тонн сажи окутали Мангу, ослабляя напор светила, а потом, когда закипели верхние слои океана, всю планету закрыли тучи.
– А потом?
– А потом они ждали несколько веков, когда же их звезда схлопнется в карлика. Представляешь себе жизнь десятков поколений в убежищах? Мангиане просто не могли не деградировать! Дядя Миша вообще был уверен, что в обратный путь, поближе к солнцу, уже к белому, Мангу направили автоматы. Очень даже может быть…
– А жизнь? Что она, сама, что ли, восстановилась?
– Сама бы она просто не успела. Природе на это потребовались бы сотни миллионов лет, чтобы обратно из моря на сушу… из той ухи, в которую превратился мировой океан, на просторы глобальной гари… Нет, тут и растения высаживались, скорее всего, и какие-то животные выращивались, но, опять-таки, кто всем этим занимался? Мангиане? Или их долговечная техника, пережившая одичавших хозяев?
– Разговорчики в строю! – прикрикнул на нас комендант, толстый важный дядька в потрепанной форме.
Расписавшись на куче всяких бумаг, он сунул весь ворох своему помощнику и сделал знак седому человеку в каске:
– Принимай, Кузьмич!
Тот кивнул и вразвалочку приблизился. В чересполосице света и теней, как во всяком подземелье, трудно было оценить возраст Кузьмича. Но лет шестьдесят ему стукнуло, это точно. Его щеки покрывала неопрятная седая щетина, зато усы были подбриты прямо-таки щегольски. Близко посаженные синие глаза, словно искавшие защиты у хрящеватого с горбинкой носа, смотрели прямо и с прохладцей. Подбородок Кузьмича казался вялым, но лишь до той поры, когда сжимались губы, и челюсть выдавалась вперед в извечном порыве упрямства.
– Значится, так, – начал он свою речь. – Фамилия у меня смешная – Бунша, но все зовут по отчеству, Кузьмичем. Отрабатывать будете здесь. Как это строили, – Бунша похлопал ладонью по капитальной стене, – никто даже понятия не имеет, но в этой синей гадости полно редких земель – всякого, там, иттрия, эрбия и прочего иридия. Наша задача – наковырять обломков побольше. Их, значится, отвезут на фабрику, разотрут на мельницах – и отправят на Землю, вроде как, концентрат. Вот и все.
– И долго нам ковырять? – послышался голос из толпы.
– Год, – усмехнулся Кузьмич.
В толпе зароптали.
– Или пару лет, – хладнокровно добавил Бунша. – Это уж, как себя покажете. Будете нормально вкалывать здесь, безо всяких закидонов и вытребенек, тогда вас могут послать на дальний участок. Если повезет, там можно найти эти… как их… артефакты. Сдаете такую находку в комендатуру, и вам заменяют отработку – отправитесь на ферму, на свежий воздух. Вот и все. Только не думайте, что на курорт попали! Зря, что ли, оргнаборы идут? Вон, у меня в бригаде был полный комплект. И что? Двоих упыри задрали, еще одна парочка решила деру дать, и гвардия их задержала. Ну, как задержала… Пустили длинную очередь, и всего делов. А еще одного мне всех жальче было. Главное, настоящий проходчик был!
– И что с ним? – напряженным голосом спросил Лахин.
Кузьмич зловеще усмехнулся.
– Каменюкой по башке – и ага! Летальный исход. Так что каски не снимать! И популярно объясняю местные правила.
Выполняешь норму до полудня – обедаешь. Справляешься с делом до вечера – ужинаешь, а назавтра тебе и завтрак подадут. Не выполняешь, не справляешься? Тогда и жрать не проси – не получишь. Кто не работает, тот не ест. Вот и все. Вопросы есть? Вопросов нет.
Подозвав помощников, Бунша быстро распределил бомжей по бригадам. Он никого не выбирал – отсчитает десяток душ слева направо и подзывает одного из помощников – забирай, мол, твои.
Последний десяток с правого краю, и меня в том числе, Кузьмич взял в свою бригаду. Вместе со мной оказались Лахин и Полторашка.
– В столовую, – сказал Бунша, – обеденный перерыв. За мной.
Тут все воспряли, да и я повеселел – последний-то раз на Земле ел.
Столовая находилась неподалеку – длинное, приземистое сооружение, от которого накатывало весьма аппетитными запахами. Наша бригада оказалась первой и тут же заняла длинный стол, который принято называть монастырским. Я присел с краю – терпеть не могу, когда кто-то сидит по обе стороны от меня.
Что сказать… На первое подали борщ. Наваристый, с куском мяса – ни единой жилочки, сплошная мякоть! На второе было пюре с котлетой, а в большой кружке стыл компот.
Такую каторгу и потерпеть можно! Другое дело – зачем терпеть? На что мне это все вообще сдалось? Нет, бродить по ТБ, разыскивая артефакты, – это мне было крайне любопытно, но выполнять и перевыполнять план по добыче… Да идут они все… туда!
Долго ковыряться в зубах и отдуваться Кузьмич не позволил.
Нажрались? Молодцы. Тогда вперед – вы ж еще не наработались!
– Вон ваши спецовки и каски. Давайте, по-быстрому!
Бунша привел нас в «забой» – к толстенной стене, изгрызенной так, что возвышалась всего на два человеческих роста. Вместе с людьми работали два цверга, выглядевшие забавно в касках.
– Такка, – сказал им Кузьмич, делая ударение на последний слог, – сака-так хтэ катта-токо шух-га таккат-кат.
– Катта-кат, Кузами, – покивали цверги, надувая щеки совсем по-земному. Гордились оказанным доверием.
Прикрепив новичков к опытным «отработчикам», Бунша подошел ко мне.
– Звать как?
– Александр.
– Ты, случаем, не ксенофоб, Санек?
– В смысле?
– В смысле, что твоим напарником будет Тука. Тука, кат те!
Здоровенный цверг отставил перфоратор и вразвалочку приблизился, куда больше напоминая не гориллу вовсе, а худого медведя.
– Тука кат, Кузами, – прогудел он, стукнув себя в гулкую грудину кулаком.
– Тука сах катта-токко ко Аексанта. Took?
– Took, Кузами.
Тука развернулся в мою сторону, с любопытством меня разглядывая, и воздел правую лапищу – наверное, в транскосмическом жесте приветствия. Я не придумал ничего лучшего, чем протянуть цвергу свою руку. Напарник все же.
Тука даже пошатнулся от потрясения (если я верно распознал испытанные иномирцем эмоции!), оглянулся на Кузьмича и как-то робко пожал мне руку. У него и пятерня была лохматой!
– Александр, – представился я.
Цверг замешкался, но понял и тоже отрекомендовался:
– Тука.
– Очень приятно, Тука.
– Сэх тоокко-тэ, Тука, – перевел, ухмыляясь, Бунша.
Вот так и состоялся первый контакт с представителем внеземной цивилизации. А дальше пошла работа. Тяжелая или очень тяжелая.
Поболтать по душам с Тукой не получалось – цверг, щеря острые зубы, налегал на перфоратор, набуривая дырки в стене, а я загребал лопатой обломки и перекидывал их в вагонетку.
Маленьких электровозиков, которые бегают по штольням земных рудников, тут не было – отработчики сами толкали вагонетку до приемного бункера. Не графья, чай.
Часа через два Кузьмич скомандовал отбой.
– Значится, так, – сказал он внушительно. – Самосвалов до вечера не будет, но норму на сегодня выдать нужно. Поэтому часика три отдохнем и выйдем на доделку…
– А ужин как? – с тревогой спросил Полторашка.
– Не боись, – усмехнулся Бунша, – накормим.
И мы всей гурьбой потопали в поселок. Как оказалось, бригада Кузьмича занимала половину барака нумер пять, куда даже крылечко вело, что выглядело немного странно – неба-то не было над нами. Только свод исполинской «трубы» чуть отблескивал в вышине – Останкинская башня сюда точно не влезет, а вот «Эмпайр стейт билдинг» впишется вполне.
Перед входом в барак тянулась стойка с умывальниками. Сняв каску и повесив ее на гвоздик, я умылся и вытерся рукавом – полотенец нам не выдавали.
У крыльца уже кучковались человек пять половозрелых особей мужского рода в возрасте от двадцати до пятидесяти. Двое держались наособицу – пришибленные какие-то затюканные, зачморенные, зато трое «колотили понты» изо всех сил.
Когда мы крушили стену, я что-то не замечал эту троицу в рядах передовиков производства. Судя по татушкам, все трое отсидели небольшие сроки, но держали себя с напыщенностью авторитетов – в одних штанах, синие от наколок, они играли накачанными мышцами, смолили сигаретки и цедили матерщину.
Равнодушно скользнув по троице глазами, я поднялся на крыльцо и открыл дверь – внутри было прохладней. Упарился я в своем термобелье…
– Куда прешь? – заорал один из троицы, небритый, коротко стриженный тип с очень тонкими губами – словно их с рожденья не было, а доктор прорезал рот с помощью скальпеля.
Надо полагать, этот губастик метил в вожаки, чтобы «держать зону». Обойдется.
Я даже не обернулся на ор – вытер ноги и закрыл за собой дверь. Внутри «блок» оказался даже просторней, чем я ожидал, – тут вместились десять двухъярусных кроватей, куча каких-то ящиков, а у стены тянулся ряд шкафчиков.
Ну, я не особо-то осматривался, памятуя, что безгубый наверняка рванет сейчас дверь, срочно требуя сатисфакции. Будет тебе сатисфакция, дождешься ты у меня…
Дверь, сколоченная из толстых досок, распахнулась, и внутрь, привечая меня и моих родичей самой гнусной лексикой, влез этот… «вор в законе». Глаза как у бешеного таракана.
– Ты че, падла? – прохрипел он. – Я тут «гражданин начальник»!
– Был, – холодно ответил я и провел тот самый удар ногой, который Кириллыч называл «йоко-гири». Йоко-гири так йоко-гири, спорить не буду. Главное, что очень способствует выбиванию лишнего дерьма из организма.
Моя пятка ударила «гражданина начальника» в грудь, прямо в то место, где была бездарно вытатуирована нагая женщина, привязанная к столбу на костре. Безгубый с размаху ударился спиной о дверь и выпал наружу, скатываясь по ступенькам, а я осмотрелся и занял нижнюю койку справа. Здесь находилось окно, заделанное толстым стеклом и решеткой из арматурин, как в автозаке, а неподалеку стоял бидон с холодной водой. Набрав полную кружку, я попробовал, и мне понравилось – вкусная водичка.
За окном все успокаивалось.
«Блатные» бушевали сдержанно, косясь на гвардейцев, реявших в отдалении, зачморенные жались к крыльцу, а те отработчики, которых я записал в нормальные, не спеша умывались.
Кузьмич, заметив меня в окне, ухмыльнулся.
Я почему-то сразу вспомнил Кириллыча.
И снова никаких эмоций – ни злости, ни жалости, ничего. Наоборот, я даже испытал стыдное облегчение – «фактор непреодолимой силы» снял с меня ответственность за девушку и старикана…
Вторым после меня зашел Лахин.
– Привет! – жизнерадостно сказал он. – Видели мы, как отсюда одна… м-м… птица вылетела. Низко так парила! К чему бы это?
– К дождю, – улыбнулся я.
– А можно мне наверх? – показал он на второй ярус.
– Располагайся.
Тут повалила вся бригада, сразу стало шумно и тесно. Не выношу казарм и общаг, вот только никто меня не спрашивает о предпочтениях.
Кузьмич первым залег, устроился, кряхтя, на скрипучей койке и сказал, подкладывая руки под голову:
– Давайте, мужики, сразу договоримся – работать как полагается. Тебя, Димон, это касается в первую очередь.
– А чего сразу я? – набычился тот самый Губошлеп.
– А того! – голос Бунши приобрел жесткость. – Я тут никого не прошу вкалывать, и даже не требую! Мы просто идем и работаем, как надо. А лодырей я буду отправлять к «никчемушникам»! Их в пустой ангар поселили – будут дворы мести, воду качать и говно выгребать из мест общего пользования! Это куда легче, чем припахивать на добычном участке. Хотите такой жизни? Ради бога, шуруйте!
Повисло молчание, а я ждал продолжения – не похож был Кузьмич на ударника комтруда, для которого «выполнение плана – закон, а перевыполнение – честь».
– Вы не подумайте чего, – проворчал бригадир, ерзая, – я не для Доски почета стараюсь. Хочу на дальние участки попасть, а туда можно только всей бригадой. Там, конечно, опасно и сложно, зато шаришься насчет артефактов. Там же город начинается! Найдем чего стоящего – переведемся к фермерам, еще и премию получим.
– Я с тобой, – спокойно сказал Лысый, разлегшийся напротив моей койки.
– И я! – крикнул Эдик сверху.
– Поддерживаю, – поднял я руку.
– Да я че? – промямлил Димон, тушуясь. – Я ниче…
Его толстый и румяный «кент», похожий на розового кабана, а прозванный Кащеем, ухмыльнулся:
– Базара нет!