Перси Джексон и лабиринт смерти

Глава вторая Подземный мир шлет мне шуточный вызов

Долгая поездка на такси с рассерженной девочкой – прекрасное завершение прекрасного утра!

Я пытался разговаривать с Аннабет, но она вела себя так, словно я ударил ее любимую бабушку. Все, что мне удалось из нее вытянуть, – это что она провела весну в Сан-Франциско, где полно чудовищ; что она с Рождества дважды возвращалась в лагерь, но почему – она мне не сказала (я слегка разозлился: она мне даже не сказала, что приезжала в Нью-Йорк!); и что о местонахождении Нико ди Анджело она так ничего и не узнала (это долгая история).

– Про Луку ничего не слышно? – спросил я.

Она покачала головой. Я знал, что для нее это больная тема. Аннабет всегда восхищалась Лукой, бывшим старостой из домика Гермеса, который предал нас и присоединился к злому титану, владыке Кроносу. Она в этом бы ни за что не призналась, но я знал, что он ей до сих пор нравится. Прошлой зимой, когда мы сражались с Лукой на горе Тамалпаис, он каким-то чудом пережил падение с шестнадцатиметрового утеса. И теперь, насколько я знал, он по-прежнему путешествовал на своем круизном лайнере, кишащем демонами, а его изрубленный владыка Кронос тем временем мало-помалу восстанавливался в золотом саркофаге, выжидая, пока наконец накопит достаточно сил, чтобы бросить вызов богам Олимпа. По-нашему, по-полубожески, это называется «проблемы».

– На горе до сих пор полным-полно чудовищ, – сказала Аннабет. – Близко подойти я не рискнула, но не думаю, что Лука там. Мне кажется, если бы он был там, я бы знала.

Легче мне от этого не стало.

– А как насчет Гроувера?

– Он в лагере, – ответила она. – Мы с ним сегодня увидимся.

– Ему удалось добиться успеха? Я имею в виду, в поисках Пана?

Аннабет принялась теребить свое ожерелье, как всегда, когда она была чем-то озабочена.

– Увидишь, – сказала она. А объяснить отказалась.

Пока мы ехали через Бруклин, я взял у Аннабет телефон, чтобы позвонить маме. Полукровки по возможности стараются не пользоваться мобильниками: для нас выходить в эфир – все равно что вывесить объявление для чудовищ: «Вот он я! Нате, ешьте меня!» Но я решил, что это важно. Я оставил сообщение на домашнем автоответчике, попытавшись объяснить, что случилось в школе Гуд. Наверно, у меня не очень хорошо получилось. Я сказал маме, что у меня все в порядке, пусть она не беспокоится, но я лучше побуду в лагере, пока страсти не улягутся. И попросил передать Полу Блофису, что я извиняюсь.

После этого мы ехали молча. Город растаял вдали, мы свернули с магистрали и покатили через сельскую местность северного Лонг-Айленда, мимо садов, виноделен и лотков со свежей зеленью.

Я смотрел на телефонный номер, который нацарапала у меня на руке Рейчел Элизабет Дэр. Я понимал, что это сумасшествие, но меня терзало искушение позвонить ей. Может, она сумеет мне помочь понять, о чем говорила эмпуса – о сожжении лагеря, о пленении моих друзей. И почему Келли обернулась столбом пламени?

Я знал, что чудовища никогда не умирают по-настоящему. Рано или поздно – через несколько недель, месяцев или даже лет – Келли возродится вновь из первозданной мерзости, клубящейся в подземном мире. Но тем не менее чудовища обычно не дают так легко себя уничтожить. Если только она и впрямь уничтожена.

Такси выехало на шоссе 25А. Мы катили через леса вдоль северного побережья. Наконец по левую руку появилась невысокая гряда холмов. Аннабет сказала водителю свернуть на проселочную дорогу номер 3.141 и остановиться у подножия Холма Полукровок.

Таксист нахмурился.

– Мисс, тут же ничего нет! Вам точно сюда надо?

– Да, пожалуйста.

Аннабет протянула ему пачку денег смертных, и водитель решил не спорить.

Мы с Аннабет пешком поднялись на вершину холма. Юный дракон-хранитель дремал, обвившись вокруг сосны, однако, когда мы приблизились, он приподнял свою медную голову и дал Аннабет почесать себе шейку. Из ноздрей у него с шипением валил пар, как из чайника, и глаза закатились от удовольствия.

– Привет, Пелей! – сказала Аннабет. – Ну что, все в порядке?

В последний раз, когда я видел этого дракона, в нем было два метра росту. Теперь он вымахал почти вдвое, и толщиной сделался с само дерево. У него над головой, на нижней ветке сосны, сверкало золотое руно. Его магия оберегала границы лагеря от вторжений. Дракон выглядел спокойным – видимо, все было нормально. В лежащем внизу Лагере полукровок на вид все тоже было тихо и мирно. Зеленые луга, лес, ослепительно-белые греческие домики. Четырехэтажное здание фермы, которое мы звали Большим домом, горделиво возвышалось посреди полей, засаженных клубникой. К северу, за пляжем, блестел на солнце пролив Лонг-Айленд.

И все же… что-то было не так. В воздухе висело напряжение, будто сам холм затаил дыхание в ожидании чего-то нехорошего.

Мы спустились в долину и обнаружили, что летний сезон в самом разгаре. Большинство ребят заехали еще в пятницу, так что я уже чувствовал себя чужаком. На клубничных полях играли на свирелях сатиры, помогая растениям своей лесной магией. Ребята упражнялись в верховой езде на крылатых конях, кружа над лесом. Из кузниц вздымался дым, звенели молоты: кто-то ковал себе оружие на занятиях по искусству и ремеслу. На стадионе команды Афины и Деметры состязались на колесницах, а на озере на греческой триреме сражались с оранжевым морским змеем. Типичный день в лагере.

– Мне надо поговорить с Клариссой, – сказала Аннабет.

Я уставился на нее так, будто она сказала «Мне надо съесть большой, вонючий сапог».

– Зачем?

Кларисса из домика Ареса была одной из тех, кого я больше всего недолюбливал. Неблагодарная, драчливая злюка. Ее папа, бог войны, хотел меня убить. А она регулярно пыталась сделать из меня котлету. А так ничего, хорошая девочка.

– Есть у нас одна задумка, – сказала Аннабет. – Увидимся!

– А что за задумка-то?

Аннабет посмотрела в сторону леса.

– Я скажу Хирону, что ты здесь, – произнесла она. – Он захочет с тобой поговорить перед слушаниями.

– Какими еще слушаниями?

Но она уже, не оглядываясь, трусцой припустила по тропе, ведущей к стрельбищам лучников.

– Ага, конечно, – буркнул я. – И мне тоже было очень приятно с тобой пообщаться!

Идя через лагерь, я успел поздороваться кое с кем из друзей. На дорожке, ведущей к Большому Дому, Коннор и Тревис Стоуллы из домика Гермеса замыкали провода в лагерном внедорожнике. Селена Боргард, староста из домика Афродиты, помахала мне со своего пегаса, проносясь мимо. Я высматривал Гроувера, но его нигде видно не было. Наконец я забрел на арену для боя на мечах – я туда всегда прихожу, когда я в дурном настроении. Фехтование меня успокаивает. Может быть, потому, что только фехтование дается мне как следует.

Я зашел в амфитеатр, и у меня чуть сердце не остановилось. Посреди арены, задом ко мне, лежала самая здоровенная адская гончая, какую я когда-либо видел.

Ну, то есть, я видывал достаточно больших адских гончих. Одна такая, размером с носорога, пыталась меня убить, когда мне было двенадцать. Но эта псина – она вообще была как танк! Я не представлял, как ей удалось миновать магические границы лагеря. Она явно чувствовала себя как дома: валялась на брюхе и, довольно урча, отгрызала голову учебному манекену. Меня она пока не заметила, но стоит мне издать малейший звук – и она меня обнаружит! За помощью бежать было некогда. Я выхватил Анаклузмос и сдернул колпачок.

– Ий-я-а-а-а-а!

Я уже готовился вонзить меч в необъятный зад чудовища, как вдруг, откуда ни возьмись, другой клинок остановил мой удар.

ДЗЫН-НЬ!

Адская гончая насторожила уши.

– ГАВ!

Я отскочил и инстинктивно ударил человека с мечом: седого, в греческих доспехах. Он без труда отразил мой выпад.

– Эй, полегче! – сказал он. – Мир!

– ГАВ! – арена содрогнулась от голоса адской гончей.

– Это же адская гончая! – вскричал я.

– Она безобидная, – сказал человек. – Это Миссис О’Лири.

Я поморгал.

– Миссис О’Лири?

Услышав свое имя, адская гончая гавкнула еще раз. Я понял, что она не злится. Просто возбуждена. Зверюга сунула мокрый, измочаленный манекен человеку с мечом.

– Хо-ро-ошая девочка! – пропел он. Свободной рукой он схватил куклу в доспехах за шею и швырнул ее в сторону трибун. – Хватай грека! Хватай!

Миссис О’Лири поскакала следом и напрыгнула на манекен, расплющив на нем доспех. И принялась грызть его шлем.

Человек с мечом холодно улыбнулся. Ему было лет пятьдесят, на голове ежик седых волос, подстриженная седая бородка. Для такого пожилого мужика он был в недурной форме. На нем были черные туристские штаны и бронзовый нагрудник, надетый поверх оранжевой лагерной футболки. У основания шеи виднелась странная отметина: сизое пятно, вроде родинки или татуировки, – но прежде, чем я успел его как следует разглядеть, он поправил ремни доспеха, и отметина скрылась под панцирем.

– Миссис О’Лири – моя ручная зверушка, – объяснил он. – Не мог же я позволить тебе воткнуть меч ей в задницу, верно? Она могла напугаться.

– Вы кто?

– Обещаешь меня не убивать, если я уберу меч?

– Наверно, да…

Он вложил меч в ножны и протянул мне руку.

– Я Квинтус.

Я пожал ему руку. Ладонь была жесткая, как наждачка.

– Перси Джексон, – представился я. – Извините, что я… А как вы, собственно…

– Завел себе ручную адскую гончую? Долгая история. Там присутствует несколько встреч со смертью лицом к лицу и куча изъеденных гигантских погрызушек. Кстати, я ваш новый инструктор по фехтованию. Буду помогать Хирону, пока мистер Д. в отъезде.

– А-а…

Я пытался не пялиться на то, как Миссис О’Лири оторвала манекену щит вместе с рукой, к которой он был приделан, и принялась трясти его, как фрисби.

– Стоп, а мистер Д. что, уехал?!

– Ну, да… У всех нынче дел по горло. Даже Диониса припрягли. Он отправился навестить кое-кого из старых друзей. Убедиться, что они на той стороне, что надо. Больше мне, наверное, говорить не стоит…

Если Дионис и правда уехал, это лучшая новость за весь сегодняшний день! Он сделался директором лагеря только потому, что Зевс отправил его сюда в наказание за то, что он чересчур назойливо преследовал какую-то лесную нимфу. Ребят из лагеря он ненавидел и делал все, чтобы отравить нам жизнь. Теперь, когда он уехал, нас, возможно, в самом деле ждет славное лето! Но, с другой стороны, если уж Дионис поднял задницу и действительно принялся помогать богам набирать воинство для борьбы с титанами, значит, дела и впрямь плохи.

Слева донесся грохот. Неподалеку стояли шесть деревянных ящиков размером со столы для пикника, и в них что-то гремело. Миссис О’Лири склонила голову набок и помчалась туда.

– Эй, девочка! – окликнул ее Квинтус. – Это не тебе!

И он отвлек ее фрисби из бронзового щита.

Ящики грохотали и тряслись. На них было что-то написано, но из-за своей дислексии я не сразу сумел разобрать, что именно:

«РАНЧО «ТРИ Г»

ХРУПКОЕ

ВЕРХ»

И внизу, буковками помельче: «Открывать осторожно. Ранчо «Три Г» не несет ответственности за причиненный ущерб, травмы и мучительную смерть».

– А что там, в ящиках? – спросил я.

– Маленький сюрприз, – ответил Квинтус. – Для завтрашней тренировки. Тебе понравится.

– Э-э… ну, хорошо, – сказал я, хотя мысль о «мучительной смерти» мне не нравилась.

Квинтус метнул бронзовый щит, и Миссис О’Лири помчалась за ним.

– Вам, молодежи, не хватает трудностей в жизни. Вот когда я был мальчишкой, у нас таких лагерей не было.

– А вы… вы полукровка?

Вопрос получился слишком уж удивленным, но я просто не сдержался: никогда раньше не видел пожилого полубога.

Квинтус хмыкнул.

– Видишь ли, некоторые из нас действительно доживают до зрелых лет. И не обо всех нас существуют ужасные пророчества.

– А вы знаете про пророчество обо мне?

– Кой-чего слышал.

Мне хотелось спросить, что именно, но тут на арену, цокая копытами, вышел Хирон.

– А, Перси, вот ты где!

Он, видимо, только что вернулся со стрельбища. Поверх футболки с надписью «КЕНТАВР № 1» висели лук и колчан. Он подстриг на лето свои курчавые каштановые волосы и бородку, и нижняя половина его тела, туловище белого жеребца, была испачкана землей и зеленью.

– Я смотрю, ты уже познакомился с нашим новым инструктором.

Хирон говорил непринужденно, но смотрел с тревогой.

– Квинтус, ты не против, если я позаимствую у тебя Перси?

– Пожалуйста, наставник Хирон!

– Вовсе ни к чему звать меня «наставником», – ответил Хирон, хотя, судя по тону, ему это польстило. – Идем, Перси. Нам нужно многое обсудить.

Я еще раз бросил взгляд на Миссис О’Лири, которая теперь отгрызала манекену ноги.

– Ну, увидимся, – сказал я Квинтусу.

Мы пошли прочь. Я шепотом сказал Хирону:

– Мне кажется, Квинтус какой-то…

– Загадочный? – предположил Хирон. – Непроницаемый?

– Ага.

Хирон кивнул.

– Очень опытный полукровка. Великолепный боец. Я только хотел бы понять…

Но, что бы Хирон ни собирался сказать, он явно передумал.

– Ладно, Перси. Главное сейчас не это. Аннабет мне сказала, что ты встретил эмпус.

– Ага.

Я рассказал ему про сражение в школе Гуд и как Келли превратилась в огненный столп.

– Хм… – произнес Хирон. – Да, наиболее могущественные из них способны на такое. Она не умерла, Перси. Просто сбежала. Демоницы зашевелились, это нехорошо.

– А что они там делали? – спросил я. – Меня ждали?

– Возможно, – Хирон нахмурился. – Удивительно, что ты выжил. Они умеют так хорошо завораживать… едва ли не любой герой мужского пола поддался бы заклятию, и его бы сожрали.

– Меня бы и сожрали, – сознался я. – Если бы не Рейчел.

Хирон кивнул.

– Да, тебя спасла смертная, как ни смешно это звучит. Теперь мы перед ней в долгу. Насчет того, что эмпуса сказала про нападение на лагерь, – об этом мы побеседуем позже. А пока идем. Нам нужно в лес. Гроуверу потребуется твое присутствие.

– Где?

– На суде над ним, – мрачно ответил Хирон. – Совет козлоногих старейшин собрался, дабы решить его судьбу.

Хирон сказал, что надо спешить, так что я сел к нему на спину. Проносясь галопом мимо домиков, я бросил взгляд на обеденный зал: открытый павильон в греческом стиле, на холме над морем. Я увидел это место в первый раз с прошлого лета, и оно пробудило неприятные воспоминания.

Хирон углубился в лес. Нимфы выглядывали из чащи, провожая нас взглядами. В сумрачной чаще бродили громадные тени: чудовища, что жили там, как вызов обитателям лагеря.

Я думал, что неплохо знаю лес после того, как два лета подряд играл там в захват флага, но Хирон вез меня путем, который я не узнавал: мы миновали тоннель из старых ив, небольшой водопад и очутились на поляне, устланной ковром полевых цветов.

На траве кружком сидело множество сатиров. В центре стоял Гроувер. Напротив него на тронах, сделанных из художественно выстриженных розовых кустов, восседали трое сатиров, очень старых и очень толстых. Этих троих старых сатиров я никогда прежде не видел и решил, что это, должно быть, и есть совет козлоногих старейшин.

Гроувер, похоже, о чем-то рассказывал. Он теребил подол своей футболки и нервозно переступал козлиными копытцами. С прошлой зимы он не особо изменился – возможно, потому, что сатиры взрослеют и стареют вдвое медленнее людей. Прыщей стало побольше. Рожки отросли так, что они уже торчали из курчавых волос. Я с удивлением понял, что сделался выше него.

Чуть поодаль, за пределами круга, стояли Аннабет, еще одна девочка, которую я никогда прежде не видел, и Кларисса. Хирон спустил меня на землю рядом с ними.

Спутанные каштановые волосы Клариссы были стянуты камуфляжной банданой. Она выглядела еще мускулистей прежнего, если это возможно, как будто занималась в качалке. Она покосилась на меня и буркнула: «Чмо!» Значит, настроение у нее хорошее. Обычно она просто пыталась меня убить вместо приветствия.

Аннабет обнимала за плечи другую девочку – та, похоже, плакала. Девочка была маленькая – просто крошка, – с пушистыми волосами янтарного цвета и миленьким личиком эльфа. Одета она была в зеленый хитон и шнурованные сандалии и промокала глаза платочком.

– Все так ужасно получается! – всхлипывала она.

– Нет-нет! – Аннабет похлопала ее по плечу. – Все будет в порядке, Можжевела.

Затем она взглянула на меня и одними губами проговорила: «Девушка Гроувера!»

По крайней мере, мне так показалось. Но это же фигня какая-то. Девушка, у Гроувера? Потом я взглянул на Можжевелу и обнаружил, что ушки у нее слегка заостренные. И глаза были не красными от слез, а зеленоватыми, под цвет хлорофилла. Это была древесная нимфа – дриада.

– Господин Ундервуд! – прогремел старейшина справа, перебив Гроувера на полуслове. – Ты всерьез рассчитываешь, будто мы этому поверим?

– Но-о, Силен, – промямлил Гроувер, – ведь это же правда!

Тот дядька из Совета, Силен, обернулся к своим коллегам и что-то буркнул. Хирон мелким галопом вышел вперед и встал рядом с ними. Я знал, что он почетный член Совета, но никогда не думал, что это важно. Старейшины выглядели не особенно внушительно. Они были похожи на коз из детского зоопарка: пузатые, сонные, с остекленевшим взглядом, не интересующиеся ничем, кроме очередного угощения. Я не понимал, чего Гроувер так нервничает.

Силен натянул на пузо желтую тенниску и устроился поудобнее на своем зеленом троне.

– Господин Ундервуд, мы вот уже шесть месяцев – шесть месяцев! – внимаем возмутительным утверждениям, будто ты слышал самого лесного бога Пана.

– Но я же его слышал!

– Какая дерзость! – сказал старейшина слева.

– Терпение, Марон, – произнес Хирон. – Терпение.

– Именно, что терпение! – возразил Марон. – Я по самые рога сыт этим вздором. Как будто лесной бог стал бы беседовать… с этим!

У Можжевелы сделался такой вид, будто она вот-вот кинется на старого сатира и примется его лупить. Но Аннабет с Клариссой ее удержали.

– Не время драться, девочка, – вполголоса сказала Кларисса. – Погоди.

Даже не знаю, что удивило меня сильнее: Кларисса, которая считает, что не время драться, или тот факт, что они с Аннабет, презиравшие друг друга, сейчас как будто бы были заодно.

– Целых полгода, – продолжал Силен, – мы были снисходительны к тебе, господин Ундервуд. Мы отпускали тебя в странствия. Мы позволили тебе сохранить лицензию искателя. Мы ждали, когда ты предъявишь доказательства своего абсурдного утверждения. И что же ты нашел за полгода странствий?

– Мне просто не хватило времени! – жалобно воскликнул Гроувер.

– Ничего! – провозгласил тот старейшина, что сидел посредине. – Ничего ты не нашел!

– Но, Леней…

Силен вскинул руку. Хирон подался вперед и что-то сказал сатирам. Тем это явно не понравилось. Они что-то забубнили, принялись спорить между собой, но Хирон проговорил что-то еще, и Силен вздохнул и нехотя кивнул.

– Господин Ундервуд, – объявил Силен, – мы дадим тебе еще один шанс!

Гроувер просиял.

– Ох, спасибо!

– Еще неделю.

– Как?! Но послушайте! Это же невозможно!

– Неделю, господин Ундервуд. А потом, если ты так и не предоставишь доказательств, придется тебе выбрать себе другое ремесло. Что-нибудь, что соответствует твоим актерским дарованиям. Можешь открыть театр марионеток. Или школу чечеточников.

– Но послушайте! Я… я не могу лишиться лицензии искателя! Вся моя жизнь…

– Собрание Совета объявляю закрытым! – сказал Силен. – А сейчас приступим же к нашей полуденной трапезе!

Старый сатир хлопнул в ладоши, и из леса выпорхнула стайка нимф с блюдами овощей, фруктов, жестянками консервов и прочими козьими лакомствами. Кружок сатиров рассыпался и накинулся на еду. Гроувер уныло побрел в нашу сторону. На его выгоревшей голубой футболке был нарисован сатир, а под ним – надпись: «А У ТЕБЯ ЕСТЬ КОПЫТА?»

– Привет, Перси! – сказал он. Он был в таком унынии, что даже руки мне не пожал. – Ну как, все нормально, да?

– Старые козлы! – воскликнула Можжевела. – Гроувер, они же просто не понимают, как ты старался!

– Есть и другой выход, – угрюмо произнесла Кларисса.

– О нет! Нет! – Можжевела замотала головой. – Гроувер, я тебе не позволю!

Лицо у него посерело.

– Ну, я… я подумаю. Но мы ведь даже не знаем, где искать!

– Вы о чем? – спросил я.

Вдали прогудела труба, сделанная из раковины.

Аннабет поджала губы.

– Перси, я тебе потом все объясню. Нам лучше разойтись по домикам. Сейчас начнется осмотр.

Вообще-то это нечестно, что я должен участвовать в осмотре домиков, когда я только что приехал в лагерь, но так уж полагается. Каждый день один из старост обходит лагерь с папирусным свитком. Лучший домик первым принимает душ – это значит, что вам наверняка хватит горячей воды. А худший домик вечером дежурит по кухне.

Моя проблема в чем: в домике Посейдона я, как правило, один, а я не то чтобы чистюля. Гарпии-уборщицы прилетают только в последний день лета, так что мой домик, по всей вероятности, остался в том же виде, как я бросил его в зимние каникулы: со всеми фантиками и пакетами от чипсов, раскиданными по кровати, с доспехами, в которых я играл в захват флага, валяющимися по всему домику…

Я помчался к центральной площади, вокруг которой буквой П выстроились двенадцать домиков – по числу олимпийских богов. Дети Деметры мели дорожку и выращивали на окнах живые цветы. Они одним щелчком пальцев могли вырастить над дверью плети жимолости и усеять крышу маргаритками. По-моему, так нечестно! Они-то, наверно, никогда не занимали последнего места при осмотре. Ребята из домика Гермеса лихорадочно суетились, прятали грязное белье под кровати и обвиняли друг друга в пропажах. Раздолбаи те еще, но они меня опережали.

Из домика Афродиты как раз выходила Селена Боргард, проверяя свой свиток. Я выругался про себя. Селена – она славная, но жуткая чистюля. Самая противная из всех инспекторов. Она любит, чтобы все было миленько. А я «миленько» делать не умею. У меня заранее заныли руки при мысли обо всех тех тарелках, которые мне придется отскребать нынче вечером.

Дом Посейдона стоял в конце ряда домиков, принадлежащих «богам-мужчинам», по правой стороне лужайки. Он был построен из серого морского камня, усеянного ракушками, и выглядел приземистым, как бункер, но зато его окна смотрели на море, и в них всегда дул славный морской бриз.

Я шмыгнул в домик, надеясь, что, может быть, успею по-быстрому затолкать под кровать весь мусор, как ребята Гермеса, и обнаружил, что мой сводный брат, Тайсон, уже подметает пол.

– Перси! – взревел он, бросил веник и устремился ко мне. Если к вам никогда не кидался взволнованный циклоп в фартуке в цветочек и резиновых хозяйственных перчатках, могу сказать одно: бодрит!

– Привет, верзила! – сказал я. – Осторожно, ребра! Ребра!

Мне как-то удалось выжить в его медвежьих объятиях. Тайсон отпустил меня, придурошно ухмыляясь. Его единственный глаз, карий, как у теленка, светился восторгом. Зубы у него были такие же желтые и кривые, как и прежде, и прическа смахивала на крысиное гнездо. Под фартуком в цветочек на нем были драные джинсы размера XXXL и поношенная фланелевая рубашка, но мне все равно было приятно его встретить. Мы не виделись почти год, с тех пор, как он ушел на дно морское, работать в кузницах циклопов.

– Ну что, ты в порядке? – спросил он. – Не сожрали тебя чудовища?

– Даже не надкусили! – сообщил я, продемонстрировав ему обе руки и обе ноги в комплекте. Тайсон радостно захлопал в ладоши.

– Ура! – воскликнул он. – Теперь мы можем лопать бутерброды с арахисовым маслом и кататься на рыбах-лошадках! Мы будем сражаться с чудовищами, мы увидимся с Аннабет, мы чего-нибудь взорвем!

Надеюсь, не все это сразу и одновременно? Но я ему ответил, что да, лето обещает быть очень прикольным. Я невольно улыбался: Тайсон ко всему относился с таким энтузиазмом!

– Но прежде всего, – сказал я, – нас ждет осмотр. Надо…

Тут я огляделся по сторонам и понял, что Тайсон потрудился на славу. Пол был выметен. Койки застелены. Коралловый фонтанчик с морской водой отмыт до блеска. На подоконниках Тайсон расставил вазы с водой, с морскими анемонами и странными светящимися растениями со дна океана, куда более прекрасными, чем любые букеты, которые могли бы набрать дети Деметры.

– Ох, Тайсон, как тут стало… здорово!

Он просиял.

– А рыбок-лошадок видел? Я их на потолок подвесил!

С потолка на проволочках свисала стайка миниатюрных бронзовых морских коньков. Казалось, будто они плавают в воздухе. Просто не верилось, что Тайсон, с его ручищами, способен создавать такие тонкие вещицы. Потом я взглянул на свою койку и увидел, что на стене висит мой старый щит.

– Ты его починил!

Щит сильно пострадал в результате нападения мантикоры прошлой зимой, но теперь он снова был как новенький – ни царапинки! И все бронзовые изображения наших с Тайсоном и Аннабет приключений в море Чудовищ были отполированы до блеска.

Я посмотрел на Тайсона. Я не знал, как его и благодарить.

И тут кто-то у меня за спиной сказал:

– Ну надо же!

Селена Боргард стояла в дверях со своим свитком. Она вошла в домик, развернулась на месте, посмотрела на меня и вскинула брови.

– Хм, я ждала совсем другого… Но вы отлично прибрались, Перси. Я это запомню.

Она подмигнула и вышла.

Мы с Тайсоном провели вторую половину дня, обмениваясь новостями и просто болтая обо всем на свете – это было очень приятно после того, как с утра на меня напали эмпусы-чирлидерши.

Мы сходили в кузницу, помогли Бекендорфу из домика Гефеста в работе по металлу. Тайсон показал, какое магическое оружие он научился делать. Огненную двулезвийную секиру он выковал так быстро, что даже Бекендорф удивился.

За работой Тайсон нам рассказал про тот год, что провел на дне морском. Сверкая единственным глазом, он описывал кузницы циклопов и дворец Посейдона. Но рассказал он и о том, какое напряженное положение складывается. Древние морские боги, что правили во времена титанов, объявили войну нашему отцу. Когда Тайсон уходил оттуда, битвы шли по всей Атлантике. Узнав об этом, я занервничал: ну, мне же вроде как надо быть там, помогать! – но Тайсон меня заверил, что отец хотел, чтобы мы оба остались в лагере.

– На суше тоже гадов хватает, – сказал Тайсон. – Мы их всех взорвем!

После кузниц мы пошли на озеро вместе с Аннабет. Девочка была искренне рада видеть Тайсона, но я заметил, что ей не до нас. Она все оглядывалась на лес, как будто не переставала думать о проблемах Гроувера. Я ее понимал. Гроувера было нигде не видать, и я тоже из-за него переживал. Отыскать пропавшего бога Пана – цель всей его жизни. Его отец и дядя оба пропали, ведомые той же мечтой. Прошлой зимой Гроувер услышал голос: «Я жду тебя!» – голос, который, как он был уверен, принадлежал Пану, – но все его поиски, по-видимому, так ни к чему и не привели. Если Совет отберет у него лицензию искателя, его это убьет.

– А что это за «другой выход»? – спросил я у Аннабет. – Ну, то, о чем говорила Кларисса?

Она подобрала камушек и запустила по воде «блинчики».

– Одна штука, Кларисса ее разнюхала. Я ей кое в чем подсобила прошлой весной. Но дело будет опасное. Особенно для Гроувера.

– Побаиваюсь я этого козлика, – буркнул Тайсон.

Я изумленно уставился на него. Тайсон не боялся ни огнедышащих быков, ни морских чудовищ, ни великанов-людоедов.

– Чего его бояться, это же Гроувер?

– Рога, копыта… – нервно пробормотал Тайсон. – И еще у меня нос чешется от козьего меха.

Тем и закончился разговор о Гроувере.

Перед ужином мы с Тайсоном пошли на арену для боя на мечах. Квинтус нам обрадовался. Он по-прежнему не желал признаваться, что у него в деревянных ящиках, но зато научил меня нескольким новым приемам. Мужик был крут. Он фехтовал, как иные люди играют в шахматы: будто все ходы у него просчитаны наперед, и ты не поймешь, что он замышляет, пока он не сделает последний взмах и его меч не упрется тебе в горло.

– Недурная попытка, – сказал он мне. – Блок низковат.

Он сделал выпад, я парировал.

– А вы всегда фехтовальщиком были? – спросил я.

Он отбил мой верхний удар.

– Я много кем был.

Он коротко пырнул мечом, я уклонился вбок. Ремень у него на плече съехал на бок, и я снова увидел ту отметину: сизое пятно. Это была не просто родинка. Она явно имела форму: птица со сложенными крыльями, вроде куропатки.

– А что это у вас на шее? – спросил я, хотя это, наверное, было невежливо. Ну, что поделаешь, у меня же СДВГ. Вечно я ляпаю что-нибудь не подумавши.

Квинтус сбился с ритма. Я ударил по гарде меча и вышиб клинок у него из руки.

Он потер пальцы. Потом поправил доспех так, чтобы прикрыть метину. Я понял, что это не татуировка. Это старый ожог… как будто клеймо.

– Памятка.

Он подобрал меч и натянуто улыбнулся.

– Ну что, давай еще?

Он принялся меня теснить, не давая времени задавать вопросы.

Пока мы фехтовали, Тайсон играл с Миссис О’Лири. Он называл ее «собачечкой». Они долго отбирали друг у друга бронзовый щит и играли в «Хватай грека!». К тому времени, как зашло солнце, Квинтус даже не вспотел, что было довольно странно – а вот мы с Тайсоном оба были липкие и запыхавшиеся. Мы сбегали в душ и стали готовиться к ужину.

Мне было хорошо. Почти что обычный день в лагере. Пришло время ужина, все ребята построились у своих домиков и строем пошли в обеденный зал. Большинство из них не обращали внимания на заделанную трещину в мраморном полу у входа: трехметровый извилистый шрам, которого прошлым летом не было, – но я старательно переступил через нее.

– Какая здоровая дырка, – сказал Тайсон, когда мы сели за наш стол. – Что, землетрясение было?

– Нет, – ответил я. – Не землетрясение.

Я даже не знал, говорить ему или нет. Это была тайна, которую знали только мы с Аннабет и Гроувером. Но я посмотрел в широко раскрытый глаз Тайсона и понял, что от него я это скрывать не буду.

– Нико ди Анджело, – сказал я вполголоса. – Тот пацан-полукровка, которого мы привезли в лагерь прошлой зимой. Он… э-э… попросил меня защищать его сестру, а у меня не вышло. Она погибла. И теперь он винит во всем меня.

Тайсон нахмурился.

– И он из-за этого сделал дырку в полу?

– На нас напали скелеты, – пояснил я. – Нико велел им убираться, и земля просто разверзлась и поглотила их. Нико… – Я огляделся, чтобы убедиться, что никто нас не подслушивает. – Нико – сын Аида.

Тайсон задумчиво кивнул.

– Бога мертвых.

– Ага.

– И этот парень, Нико, теперь исчез?

– Н-наверное… Весной я пытался его разыскать. И Аннабет тоже. Но у нас ничего не вышло. Только это тайна, Тайсон. Договорились? Если кто-нибудь узнает, что он сын Аида, ему будет грозить опасность. Даже Хирону не говори, понял?

– Дурное пророчество, – сказал Тайсон. – Титаны могут использовать его, если узнают.

Я уставился на него. Тайсон такой здоровый и ребячливый, что иногда забываешь, какой он сообразительный. Он знал, что тому отпрыску Большой Тройки богов – Зевса, Посейдона или Аида, – кому в ближайшее время должно исполниться шестнадцать, предрешено спасти либо погубить гору Олимп. Большинство предполагало, что в пророчестве говорится обо мне, но, если я погибну, не дожив до шестнадцати, то это вполне может относиться и к Нико.

– Именно, – сказал я. – Так что…

– Рот на замок! – пообещал Тайсон. – Мои уста запечатаны, как эта трещина.

В тот вечер я никак не мог уснуть. Я лежал в кровати, слушая шум волн, набегающих на берег, и голоса сов и чудовищ в лесу. Я боялся, что, если усну, у меня начнутся кошмары.

Понимаете, у нас, полукровок, сны – это не просто сны. Мы получаем вести. Мы прозреваем то, что происходит с нашими друзьями или врагами. Иногда даже прошлое или будущее. А в лагере сны мне снились особенно часто, и всегда были особенно правдоподобными.

И вот я лежал без сна почти до полуночи, глядя на матрас верхней койки. И тут я осознал, что комната озарена странным светом. Фонтанчик с морской водой светился.

Я сбросил одеяло и опасливо подошел. Морская вода была горячая, от нее шел пар. Струйка воды переливалась всеми цветами радуги, хотя никакого света в комнате не было, только луна за окошком. Потом из клубов пара послышался приятный женский голос: «Пожалуйста, бросьте одну драхму».

Я оглянулся на Тайсона – тот по-прежнему храпел. Он спит крепко, как слон, накачанный транквилизаторами.

Я не знал, что и думать. Мне никогда еще не приходилось получать послания Ириды. На дне фонтанчика блестела золотая драхма. Я достал ее и бросил в клубы пара. Монетка исчезла.

– О Ирида, богиня радуги, – прошептал я, – покажи же мне ныне… Ну, то, что ты собираешься мне показать.

Пар замерцал. Я увидел темный речной берег. Над черной водой ползли клочья тумана. На берегу валялись осколки вулканической породы. У реки сидел на корточках мальчик, поддерживая костерок. Пламя имело неестественный голубой оттенок. Потом я увидел лицо мальчика. Это был Нико ди Анджело. Он бросал в костер листочки бумаги: карточки из «Мифов и магии», игры, которой он увлекался этой зимой.

Нико было всего десять – теперь, наверно, уже одиннадцать, – но выглядел он старше. Волосы у него отросли. Они были спутанные и растрепанные и почти доставали до плеч. Глаза темные. Оливковая кожа побледнела. На Нико были драные черные джинсы и потрепанная пилотская куртка, на несколько размеров больше, чем надо. Куртка была расстегнута, под ней виднелась черная рубашка. Лицо чумазое, глаза слегка безумные. Нико был похож на уличного беспризорника.

Я ждал, когда он посмотрит на меня. Наверняка сейчас разозлится, примется упрекать меня за то, что я позволил его сестре умереть… Но он меня как будто не замечал.

Я стоял тихо, не смея шевельнуться. Если это послание Ириды отправил не он, то кто же тогда?

Нико бросил в голубое пламя еще одну карту.

– Бесполезная штука, – буркнул он. – Просто не верится, что когда-то мне это нравилось.

– Ребячья забава, хозяин, – поддакнул другой голос. Он вроде бы доносился откуда-то от костра, но мне было не видно, кто это говорит.

Нико смотрел за реку. За ней виднелся черный берег, одетый туманом. Я узнал его: это был подземный мир. Нико сидел на берегу Стикса.

– Ничего не вышло, – пробормотал он. – Назад ее никак не вернешь.

Другой голос ничего не ответил.

Нико нерешительно повернулся в его сторону.

– Ты тут? Отвечай!

Что-то замерцало. Я было подумал, что это просто отсвет костра. Потом понял, что это человеческая фигура: клочок голубого дыма, тени. Если смотреть на него в упор, ни за что не увидишь. Но если взглянуть краешком глаза, то становятся видны очертания фигуры. Призрак.

– Такого еще никто не делал, – ответил призрак. – Но, возможно, способ все же есть.

– Рассказывай! – велел Нико. Глаза у него яростно сверкали.

– Обмен, – сказал призрак. – Душа за душу.

– Я предлагал!

– Нет, не твоя, – сказал призрак. – Ты не можешь предложить своему отцу душу, которую он и так получит, рано или поздно. К тому же смерть сына его не порадует. Я имею в виду душу, которой давно пора умереть. Кого-то, кто сумел обмануть смерть.

Лицо Нико помрачнело.

– Ну вот, опять ты! Ты говоришь об убийстве.

– Я говорю о справедливости, – возразил призрак. – О мести.

– Это не одно и то же.

Призрак сухо рассмеялся.

– Подрастешь – узнаешь, что это не так.

Нико смотрел в огонь.

– Но почему у меня не получается хотя бы призвать ее? Я хочу с ней поговорить. Она бы… она бы мне помогла.

– Я тебе помогу! – пообещал призрак. – Не я ли спасал тебя уже не раз? Не я ли провел тебя через лабиринт и научил использовать свою силу? Так ты хочешь отомстить за сестру или нет?

Не нравился мне тон этого призрака. Он мне напоминал одного мальчишку из моей бывшей школы, задиру и забияку, который вечно подначивал других ребят делать всякие глупости: воровать оборудование из кабинетов или портить машины преподавателей. Сам-то он никогда не попадался, а вот других ребят из-за него поисключали уйму.

Нико отвернулся от огня, чтобы призраку не было видно его лица – зато мне его было видно. По щеке сползла слеза.

– Ну ладно. У тебя есть план?

– Да, конечно! – сказал призрак, ужасно довольный. – Но нам предстоит пройти немало темных дорог. Пора в путь…

Изображение замерцало. Нико исчез. Женский голос из тумана произнес: «Чтобы прослушать следующие пять минут, пожалуйста, бросьте еще одну драхму».

Других монет в фонтанчике не оказалось. Я полез в карманы – но на мне была пижама. Я бросился к тумбочке за мелочью, но послание Ириды уже мигнуло и выключилось. В комнате вновь сделалось темно. Связь прервалась.

Я стоял посреди домика, прислушиваясь к журчанию фонтанчика и шуму океанских волн за окном.

Нико жив. Он пытается вернуть свою сестру из мира мертвых. И у меня было такое ощущение, что я знаю, чью именно душу он намерен предложить взамен. Того, кто обманул смерть. Из мести.

Нико ди Анджело явится за мной.