Основание

Отчего-то сборники фантастики принято начинать с предисловий. Должно быть, редакторы опасаются, что читатель чего-то не поймет или поймет не так, как надо, если ему заранее все не объяснить, не разложить по полочкам. Такой уж это сомнительный род литературы — фантастика, даже если она украшена строгим и многообещающим определением «научная». Пусть и научная, но все в ней от начала до конца придумано, так что никто ни за что не отвечает. Недаром фантастику любят дети.

Если принято предисловие, пусть будет. Но — короткое.

В этой книге есть все, что такой книге положено. Четвертое измерение, машины времени, иные цивилизации, свидания в космосе, пришельцы на Земле и еще многое в том же роде. И представители далеких цивилизаций, само собой, в смысле науки и техники развиты настолько, что шастают по Галактике, как по собственной квартире. А иногда и наши братья-земляне вытворяют такое, что не приснится никакому пришельцу.

К чему же, скажите, все эти небылицы? И дозволительно ли с чистым сердцем присоединять подкупающее строгостью определение «научная» к легкомысленному понятию «фантастика»?

Сборник, за чтение которого вы сейчас приметесь, вряд ли может претендовать на высокую роль — служить ориентиром научной мысли и предсказывать развитие нашей технической цивилизации. На это он, честно признаться, не потянет.

Тут попутно надо бы заметить вот что. Есть любители фантастики, которые ищут в ней научные и технические прогнозы, черновые наброски машин и прочих полезных устройств ближайшего и даже отдаленного будущего. На наш взгляд, напрасно ищут. Авторы, которые охочи до таких прогнозов и набросков, обычно попадают пальцем в небо, а если и предскажут что-то путное, то поди воспользуйся предсказанием — ни тебе чертежей, ни точных технических описании, ни технологических карт. Вот, скажем, бластеры, которые кочуют из одной фантастической книги в другую, или там фотонные движители… Ведь и в производство их не запустишь, сколько ни листай научно-фантастический опус. Писали бы лучше патентные заявки — ясные и логичные тексты, не замутненные образами и прочим литературным вздором. Кстати, о литературе, о том, что зовется художественной. Не ее все-таки это дело — технические прогнозы и описания. А фантастика, как мы уже говорили, — род литературы — не технической, но художественной.

Однако вернемся к нашему сборнику. По части науки-техники на многое он, право же, не претендует. Возьмем хотя бы обе машины времени, которые в нем появляются. Одна из них, сделанная из некондиционных радиодеталей, не может быть воспроизведена, ибо описание ее утеряно в дальних странствиях, другая же натворила такое, что ее и воспроизводить не хочется.

Для чего же тогда эта книга?

Есть в ней нечто такое, что в суровой научной фантастике встретишь нечасто. Своего рода недостающее звено. А именно — ирония и даже больше того — самоирония. Они, как критика и самокритика, вполне функциональны, во всяком случае не менее полезны, нежели чертежи завтрашних машин и описания инопланетных аппаратов. Ибо они позволяют подремонтировать и привести в порядок некоторые важнейшие механизмы — вполне земные и принадлежащие сегодняшнему дню.

Пример? Пожалуйста — повесть Кира Булычева, которая дала название всей книге.

Обитателей города Великий Гусляр мы знаем теперь не только по именам и характерам, но и в лицо: Корнелия Удалова и жену его Ксению, корреспондента Мишу Стендаля, старика Ложкина и прочих замечательных горожан запечатлел кинематограф. И вдруг мы с тревогой узнаем, что эти симпатичные герои из уютного, такого своего и родного Гусляра попадают в его кривозеркальную копию, в мир не параллельным, сто крат в фантастике пройденный и проезженный, а в перпендикулярный. Страшный. Какой-то скособоченный. Нелепый. Но, как ни странно, немного знакомый.

Небылица? Очередная выдумка фантаста, не способного или не желающего предложить читателю ни одного сколько-нибудь полезного для будущего научно-технического прогноза? Но ведь еще совсем недавно и мы жили в некоем подобии этого перпендикулярного мира и только сейчас возвращаемся, преодолевая вязкую среду привычек и боязни, в реальный мир — мир человечности, доброты, чести, уважения и самоуважения.

Сделаны только первые шаги, и путь предстоит непростой и нелегкий — это только в ироничной сказке первобытный бульон за неделю-другую может пройти все этапы эволюции…

Чтобы спрямить дорогу, чтобы не петлять заячьим следом по давно уже пройденному, чтобы не останавливаться в благодушном созерцании немногого содеянного, чтобы никогда не возвращаться к зловещим нелепостям прошлого, надо помнить, твердо помнить о перпендикулярном мире.

Прямую, на которую опускают перпендикуляр, в геометрии называют основанием. Если нелепый, лицемерный, античеловечный мир пупыкиных — перпендикуляр, то наш и есть основание. Хорошее слово, хорошее понятие… Вековой опыт учит: ирония губительна для всего ненастоящего, противного человеческому естеству. Но ироническая встряска никогда не повредит основанию, не разрушит устоев основного мира, в котором мы так хотим жить, а, напротив, укрепит его, подобно тому как вибрация упрочняет бетон.

Загрузка...