Периферийные устройства

14. Траурный гагат

Тлен, белая как мел, оттянула нижнее веко на левом глазу Недертона. Рука у нее была черной от татуировок – буйство рогов и крыльев, все птицы и звери антропоценового вымирания, штриховой рисунок, трогательный в своей выразительной простоте. Недертон знал, кто она, но не знал, где находится.

Она склонилась над ним, глядя почти в упор. Он лежал на чем-то плоском, холодном и очень твердом. Ее шею охватывало черное кружево – той черноты, которая поглощает свет, – застегнутое камеей с черепом.

– Что вы делали в сухопутной яхте Зубова-деда?

Зрачки в ее серых глазах были двойные, один над другим, маленькие черные восьмерки, – манерность, которую он ненавидел всеми фибрами души.

– И зачем выпили самый старый виски мистера Зубова, который я собственноручно законсервировал инертным газом? – произнес за ее спиной Оссиан. Было отчетливо слышно, как хрустнули его пальцы. – «Лишь пинта портера твой друг»[1], ведь я же вам говорил, мистер Недертон?

Ирландец и впрямь частенько повторял эту фразу, хотя сейчас Недертон решительно не мог понять, к чему она относится.

Оссиан принадлежал к типу дворецкого-громилы: накачанные плечи и ляжки, темная косичка, перевязанная черной лентой. Техник, как и Тлен. Они были партнеры, но не в сексуальном смысле. Обслуживали хобби Льва, приглядывали за его полтерами. А значит, должны были знать про Даэдру и Аэлиту.

Насчет виски Оссиан попал в точку: неэтаноловые компоненты в темных напитках. Следы, но способны вызвать тяжелое похмелье. Собственно, и вызвали.

Тлен отпустила его нижнее веко. Изображения животных, напуганные резким движением, вбежали по руке к белому плечу и пропали. Недертон отметил, что ноготь у нее ярко-зеленый и обломан по краям. Тлен что-то сказала Оссиану – обрывок фразы, похожей на итальянскую. Оссиан ответил на том же языке.

– Это невежливо, – заметил Недертон.

– Когда мы говорим между собой, шифрование обязательно, – ответила Тлен.

Их шифр менялся поминутно, чтобы не порождать фрагментов, достаточных для взлома: фраза, звучащая вначале как испанская, перетекала в псевдонемецкую. Не человеческая речь, а птичье чириканье, которое Недертону было сейчас еще отвратительнее речи. На каком бы языке ни говорила Тлен, Оссиан ее понимал, и наоборот.

Светлый деревянный потолок был покрыт глянцевым лаком. Где это? Повернув голову набок, Недертон понял, что лежит на полированном черном мраморе с толстыми золотыми прожилками. Сейчас мрамор как раз начал подниматься, потом остановился. Оссиан мощными руками схватил Недертона за плечи и перевел в сидячее положение.

– Держитесь крепче, любезный, – сказал Оссиан. – Завáлитесь назад – раскроите себе череп.

Недертон заморгал. Он видел, что сидит на краю черного мраморного стола, но и стол, и помещение выглядели совершенно незнакомыми. Где это, в Ноттинг-Хилле? Он и не знал, что у Льва в доме есть такие маленькие комнаты. А уж тем более в подвале. Стены были того же цвета светлого шпона, что и потолок. Тлен что-то вынула из сумочки: пластмассовую треугольную пластинку, бледно-зеленую и матово-прозрачную, вроде окатанного морем стеклышка. Как во всех вещах Тлен, была в этой пластинке какая-то нарочитая затертость. Тлен пришлепнула ее к правому запястью Недертона с внутренней стороны. Тот нахмурился, почувствовав, как мягкий треугольник закопошился, бескровно проталкивая невообразимо тонкие щупальца между клетками его кожи. Двойные зрачки Тлен задвигались, читая видимые лишь ей показания.

– Он кое-что вам вводит, – сказала она. – Но алкоголя при этом нельзя нисколько. И впредь не берите спиртное из машин.

Недертон мысленно отметил сложную текстуру ее бюстье, которое видом напоминало микроминиатюрную модель чугунного свода над викторианским вокзалом – бесчисленные просветы словно подернуты дымом крошечных паровозиков, – однако эластично растягивалось при каждом ее вдохе. Вернее, отметил, что зрение обретает четкость, – спасибо «медичи» с его все более приятными манипуляциями.

– Мистер Зубов, – сказал Оссиан (имелся в виду отец Льва) и кашлянул в кулак, – может в любой миг затребовать родительскую сухопутную яхту.

И чего он привязался? Лев не станет переживать из-за одной-единственной бутылки, пусть даже очень старой.

«Медичи» отцепился, и Тлен убрала его назад в сумочку, расшитую – как Недертон заметил только сейчас – бусинами траурного гагата.

Он резко встал. Недоумение полностью рассеялось. Они в сухопутной яхте «мерседес», которую дед Льва заказал для поездки по монгольским пустыням. В ричмондском доме она не помещалась, поэтому Лев держал ее здесь. Бутылка из-под виски, вспомнил Недертон, в туалете, где-то справа. Впрочем, это Оссиан и Тлен наверняка знают и без него. Может, надо поставить себе этот, как он называется… от похмелья.

– И не думайте, – отрезала Тлен, словно читая его мысли. – Больше месяца-двух не проживете.

– Вы ужасно мрачная, – сказал Недертон и тут же улыбнулся, поскольку она и впрямь была такая.

Нарочито мрачная. Волосы той же наночерноты, что кружева на шее, бюстье из залитого дождем стекла и чугуна, расплывчатого, будто смотришь в подзорную трубу с другого конца, многослойная юбка – словно более длинная и темная версия балетной пачки главного мусорщика. А теперь еще штриховой рисунок одинокого альбатроса, медленно, словно вдалеке, кружащего по ее белому горлу.

Недертон вновь оглядел стол, на котором спал, пока тот был утоплен в полу. Теперь здесь можно было бы позавтракать, сыграть в бридж или разложить карту Монголии. Интересно, осуществил ли дед Льва задуманную поездку? Он вспомнил, как смеялся над вульгарностью того, что Лев называл «гобивагеном», – в тот единственный раз, когда показывал ему яхту. Тогда-то Недертон и приметил в ней основательный запас спиртного.

– Теперь будет под замком, – сказал Оссиан, демонстрируя собственную степень телепатии.

– Где вы были? – Недертон перевел взгляд с Оссиана на Тлен, словно подразумевая нечто недолжное. – Я спустился сюда, чтобы вас найти.

Оссиан поднял брови:

– Вы рассчитывали обнаружить нас здесь?

– Я был вымотан, – сказал Недертон. – Нуждался в подкреплении.

– Устали. Эмоционально, – заметил Оссиан.

Появилась эмблема Льва:

– Полагаю, шестнадцати часов довольно, чтобы проспаться? Жду тебя на кухне. Прямо сейчас.

Эмблема исчезла.

Тлен и Оссиан, не слышавшие ни слова из того, что сказал Лев, сурово смотрели на Недертона.

– Спасибо за помощь, – сказал он Тлен и по трапу спустился в подводную биолюминисценцию гаража: низких широких арок с уходящими вдаль автомобилями.

Чувствуя движения Недертона, живое покрытие арки прямо над ним сделалось ярче. Он обернулся на выпуклый борт автомобиля. Оссиан по-прежнему следил за ним из наблюдательного отсека, самодовольно ухмыляясь.

Покуда Недертон шел к лифту вдоль бесконечного ряда машин, свет провожал его: фотофоры на арке позади темнели, на следующей разгорались.