Переводчик «Переводчика»

Я, Ирина Труба и Наум Семеныч Гольц

Машину Наума мы заметили еще издали по метущемуся свету фар, нащупывающих в подлеске нашу проселочную дорогу. У него были самые обыкновенные «жигули» седьмой модели, невзрачного серого цвета. Хотя он и мог позволить себе приобрести автомобиль гораздо выше классом.

«Зачем вызывать зависть и раздражение окружающих?» — говорил он обычно на это с многозначительной усмешкой. В этом был весь Наум Семеныч Гольц.

Возле нашей скамейки он мягко затормозил, опустил стекло и высунулся наружу.

— Здорово, господа! Примчался, как и обещал. Невзирая, между прочим, на поздний час и пониженное атмосферное движение, — произнес он и вопросительно взглянул на мою спутницу.

— Здорово, товарищ Наум! — откликнулся я. — Рекомендую: это — Ирина, моя хорошая знакомая.

— Я — Наум. Польщен. Клянусь, Ирина, что приглашу вас в китайский ресторан. На салат из медуз. Завтра или послезавтра. Как получится. Отдохнем, развеемся.

— Спасибо, я буду ждать, — улыбнувшись, сказала она.

— Не верь ему, Ирина. Он тебя беспардонно обманывает, — вставил я.

— Не спорю. Но девушкам приятнее верить в романтическую ложь, чем в суровую правду. Знаю по опыту, — парировал Наум. — Так что там, Засолов, с тобой стряслось?

— Объясню позже. Сначала мне нужно тебе кое-что показать, — ответил я, устраиваясь около него на переднем сиденье. Ирина, без слов, заняла в машине место сзади.

— Как прикажешь, — проворчал он.

Все несколько сот метров, что отделяли мой дом от ворот в дачный поселок, мы хранили гробовое молчание. Но видно было, что дается оно Науму ценой немалых усилий.

Я же, напротив, расслабился — и смотрел, как горящие фары автомобиля выхватывают из темноты бани и туалеты, сараи и хозблоки. Поражаясь, как может ночь, размывая четкие очертания, наполнять такой значимостью и таинственностью столь банальные строения.

— Так что с тобой произошло? Выкладывай, Засолов, ради чего я сюда тащился, невзирая на поздний час? — спросил Наум, едва мы поднялись на мою веранду.

Предложив жестом следовать за собой, я провел его в комнату, где находилось два мертвых тела. От их вида Наум покачнулся и икнул.

— Боже мой, какой ужас! Третьяковская галерея. Васнецов «Утро Куликовской битвы», — пробормотал он. — Кто это?

— Супруги Штукка. Ты с ними не знаком, но я тебе много о них рассказывал.

— Как же, помню. Господи, что за несчастье!

— Вот именно, — согласился я.

Наум, с тяжелым вздохом, присел на корточки подле Артура и, отдернув простыню, пощупал пульс на его шее и приоткрыл веко. Затем потыкал зачем-то пальцем ему в грудь. Похожую процедуру он проделал и с Дианой.

— С твоими друзьями, Валентин, все кончено. Супруги Штукка приказали долго жить, — авторитетно заявил Наум. На авторитетность тона он имел законное право — его папа некогда был известным московским врачом-гинекологом.

— Я того же мнения.

— Хотя я и недоучился в медицинском институте, но, по-моему, у мадам Штукка существовали некоторые проблемы в области гинекологии. Однако проблемы — не страшные. Они были вполне излечимые, — заметил он.

— Как ты это определил?

— Есть некоторые профессиональные секреты. Впрочем, в данной ситуации все это уже не актуально. Как говорится, поздно пить «Боржоми».

— Более чем, — подтвердил я. — Но эти проблемы Дианы могли каким-то образом повлиять на ее поведение?

— Еще бы, разумеется. Весь род человеческий во многом зависит от проблем женской гинекологии, — процитировал, безусловно, Наум любимое папино изречение. — Извините, Ирина, за откровенность.

— Ничего, все правильно, — кивнула она. — Но я лучше оставлю вас одних. Пойду на веранду.

— Валентин, как это все случилось? И почему они оказались в твоем доме? — провожая Ирину взглядом, спросил он.

— Артур и Диана приехали ко мне отдохнуть. Хотели с приятностью провести время. Проводили-отдыхали, ну и учинили потом грандиозный скандал с мордобоем.

— Случается. Излишний отдых бывает людям вреден. Провоцирует на различные преступления. Но ты, конечно, тут совершенно не причем?

— К сожалению, не совсем так.

— А как?

— Я косвенно к этому причастен.

— Да, положение у тебя щекотливое. Весьма, — поморщившись, проговорил Наум. — Кто в курсе этих ваших событий?

— Мы с тобой и Ирина.

— Получается, что уже многие. Плохо. Но думаю, ты позвал меня не ради того, чтобы я полюбовался на твоих покойных друзей. Верно? Что конкретно тебе от меня нужно?

— В принципе, ничего такого обременительного — обычного товарищеского разговора, — сказал я. — И отнюдь не на медицинские темы.

— Пожалуйста, я весь к твоим услугам, — пожал плечами Наум.

— Что ж, отлично.

Казалось, он не слишком удивился моей просьбе. Да и вообще всему тому, что произошло в моем доме. Или мне это только так представлялось? Понять Наума иногда было крайне сложно. На все вещи и явления у него имелась своя собственная точка зрения. Но, как правило, точка зрения — выгодная для себя.

Мы набросили на мертвые тела простыни, погасили свет и плотно затворили за собой дверь комнаты. На веранде я и Наум опустились на стулья за столом с таким видом, словно вернулись с трудной и опасной работы.

Ирина стояла к нам спиной, у моей газовой плиты. Она развела прямо-таки кипучую деятельность. Открывала и закрывала кухонные полки. Что-то там пересыпала из банки в банку, передвигала с места на место кастрюли и сковородки. Бряцала столовыми приборами.

— Извини, Валентин, я у тебя здесь, без спросу, занялась хозяйственными делами. Они всегда меня успокаивают, — обернувшись, сообщила она.

— Понимаю, — кивнул я.

— Я приготовила нам чай-кофе и кое-что перекусить.

— Сердечно тронут.

— Конечно, неудобно есть, когда за стеной лежат покойники. Но не умирать же нам самим по этой причине с голоду, — здраво рассудила Ирина. — Кстати, в твоем баллоне кончается пропан.

— Не беда. У меня есть электроплита.

— Тогда, Валентин, ты не пропадешь. По мне, электричество лучше газа, — заметила она. — Я случайно обнаружила у тебя виски и водку. Так что если желаете, мужчины, то не стесняйтесь.

— Спасибо. Но я не буду — я за рулем, — отказался Наум и показал, как он умеет мастерски управлять машиной и делать сложные виражи, крутя воображаемым рулем.

— Да, пожалуй, что не стоит. Нам сейчас необходима трезвая голова. Хотя, возможно, что и совсем наоборот, — вздохнув, произнес я и отпил из чашки горячего чая. — Наум, проясни для меня один вопрос.

— С удовольствием. Что тебя интересует? — устало улыбнулся он и откусил бутерброд.

— Помнишь вчера, точнее, позавчера ты дал мне рассказ и просил поскорее его перевести?

— Как же, чудесно помню. Ты его уже перевел? — спросил Наум, прекращая жевать.

— Не успел, осилил где-то меньше половины. Но для меня и этого с лихвой хватило. Видишь ли, это какой-то необычайно странный рассказ. Все, что в нем описывалось — происходило со мной в реальной жизни, — сделал я паузу и поочередно посмотрел на Наума и Ирину. Затем второй раз за последние часы рассказал о событиях прошедшего дня.

— Словом, эта вещица напрямую связана с моей реальной жизнью. И не с одной моей, косвенно и с вашей жизнью. Но это еще цветочки. Мне думается, что эта вещица непосредственно на нее влияет, — сказал я в заключение.

— Чересчур мудрено уж ты загнул, — заметила Ирина. — Хотя кто знает — на свете порой и не такое творится.

— Тебе, Засолов, никто не поверит, — проговорил Наум, скатывая в пальцах хлебные крошки. — В твоем дачном доме двое убитых. И не бомжей, а добропорядочных граждан, с заметным положением в нашем обществе. Вот единственный и неоспоримый факт. Все остальное же, извини, из области твоих домыслов и фантазий.

— Но вы-то мне верите? — спросил я.

— Ну… — замялась Ирина и отвела глаза.

— А я, например, верю. От начала до конца, — тихо произнес Наум. — На то у меня есть веские причины.

— Какие? Ты что был свидетелем?

— Нечто в этом роде. Потому как в подвале моего дома тоже лежат два трупа.

— Что? — переспросил я, посчитав, что ослышался.

— Повторяю: в подвале моего дома тоже лежат два трупа. Но уже не такие свежие. С воскресенья. Хотите, поедем хоть сейчас — убедитесь сами. Дело в том, что со мной, Засолов, приключилась аналогичная история.

— Не может быть!

— Может или не может, однако это так, — печально усмехнулся Наум.

Мы с Ириной не нашлись, что сказать, и молча сидели за столом.

— По-моему, на прошлой неделе я просматривал наш редакционный портфель, — собравшись с духом, заговорил Наум через минуту. — И наткнулся на рассказ этого Блейна-младшего. Причем никто из наших сотрудников не сумел мне толком объяснить, откуда он появился. Никто раньше его не видел. Ну, я и взял сглупа полистать рассказ на выходные. Открыл его в воскресенье — неожиданно зачитался, а после…

— Что после? — поторопил я.

— После? Да все как у тебя! Ближе к вечеру на «ниссане» подкатила Регинка-дизайнерша, моя бывшая пассия. И не одна — со своим мертвым любовником в багажнике. Упросила вдвоем с ней его где-нибудь закопать… Хотя что переливать из пустого в порожнее. Вы и так это прекрасно знаете. Ее мертвый любовник ожил. Даже смешно — ха-ха — до чего, Валентин, у нас все сходится. Разве лишь я вытащил их тела из комнаты. Отволок в подвал — подальше от посторонних глаз.

— В подвал? Дельная мысль, — заметил я. — Я как-то не сообразил.

— Экая мелочь! Какое, собственно, это имеет значение? — Наум снял очки, протер толстые стекла о край своей рубашки и снова водрузил на нос. — И не передашь словами, что я тогда чувствовал. Шутка ли? Оказаться вдруг ни с того, ни с сего замешанным в двойном убийстве. В тюрьмах у нас сидят люди и за меньшие провинности. Причем подолгу. Всю ночь не спал — лежал и ворочался, — пожаловался он. — Но я так же, как и ты, уловил связь между собой и этим рассказом. И под утро решил поручить тебе, Засолов, его перевод.

— Постой, Наум. Получается, ты догадывался, что, возможно, и со мной произойдет нечто подобное?

— Да нет же. У меня были только смутные предположения. Требовалось их проверить.

— Значит, ты проверял свои предположения на мне. Я служил тебе в качестве подопытного кролика.

— Погоди, ты не понял.

— Ага, как не понять. Ты ставил на мне, так сказать, научный эксперимент. Благодарю, Наум. Низкий тебе поклон! Ну, ты и фрукт! Выходит, что это все твои еврейские штучки! Вечно вы считаете себя умнее всех на свете! Для вас мы пыль под ногами! Насекомые!

— Причем тут мои еврейские штучки?! Причем тут вообще моя национальность?! Приплети еще до кучи всемирный семитский заговор! — возмутился Гольц. — Любой нормальный человек на моем месте поступил бы точно так же, как я. Пойми, Засолов, мне нужно было убедиться, что между рассказом и его читателем и впрямь существует связь. Природу которой нельзя никак объяснить. В противном случае мне бы непременно грозила либо тюрьма, либо сумасшедший дом.

— Все равно ты паразит! Натуральный паразит! Надо же, подсунул мне этот мерзкий рассказец! Экспериментатор недоделанный, черт тебя побери! — негодовал я.

— Валентин, не сердись. Не стоит. Конечно, он поступил не очень красиво. Но у него не было иного выхода, — произнесла Ирина, поглаживая меня по руке.

— Вот девушка правильно меня поняла. Женское мышление куда более тонкое и гибкое, чем мужское. У красивых девушек — в особенности, — улыбнулся ей Наум. — Засолов, голубчик, я элементарным образом запаниковал. Струсил. Потом, мне не удается сомкнуть глаза уже третью ночь подряд.

— Сочувствую. Но я-то чем перед тобой провинился? Что, взял денег в долг — и год не возвращаю? Вовсе нет. Отдал бы этот рассказ для своей проверки кому-нибудь другому. Кто того более заслуживает.

— Извини, что я не отыскал никого другого. Просто никого другого не оказалось поблизости. Да и ты сам сегодня к кому в первую очередь обратился за помощью? Давай-ка вспомни, Засолов? Ко мне — Науму Гольцу. То-то и оно.

— Ладно, проехали, — буркнул я. Действительно, не имело смысла сейчас злиться на Наума. Что случилось, то случилось. Его не переделаешь, как, впрочем, и меня. Однако все же следовало треснуть разок Гольца по уху. Хотя бы в целях профилактики на будущее.

— Шут с тобой. Чего уж там, — сухо произнес я. — Теперь нам нужно уточнить некоторые детали. Ты говорил, что у тебя тоже все совпадает с рассказом?

— Ну, почти все. Не сходятся отдельные штрихи.

— В рассказе у Стоуна, если помнишь, была соседка Джейн. Миловидная молодая особа.

— Да, по-моему, хранительница местного музея, — ответил он и покосился на Ирину. — Это во вкусе современных американских авторов. У них обязательно провинциальная героиня — либо хранительница музея, либо библиотекарша, либо воспитательница детского сада.

— Я спрашивал не о профессии героини рассказа, — перебил я Наума. — А о том, есть ли у тебя такая соседка?

— Неужели я не понял, Засолов? Отлично я все понял. Разумеется, что есть. Примерно, как и твоя Ирина. Очаровательная разведенная женщина, владеет придорожным кафетерием.

— Занятие, бесспорно, прибыльнее, чем у Джейн.

— Во сто крат, — с усмешкой добавила Ирина.

— Правильно, — кивнул Наум. — Я же не из благотворительной организации. Зачем мне бедная бюджетница из краеведческого музея?

— С твоей соседкой — ясно, — кивнул я. — Заедем после как-нибудь перекусить в ее кафетерий. Но у тебя, Гольц, не все сходится с твоей работой. Ведь фирма Стоуна накрылась медным тазом, и он остался на мели.

— Нет, сходится. Ты просто не знаешь. Я больше не работаю главным редактором. У журнала были крупные неприятности с налоговой инспекцией, и мне пришлось уйти. Вышибли, короче, коленом под зад. По типу того, как и тебя с твоей фармацевтической фирмы. Сейчас я сижу дома и тоже занимаюсь переводами.

— Ты мне об этом не говорил.

— Люди делятся на две категории. Одни любят рассказывать о своих неудачах и невзгодах. Вторые — нет. Я отношусь ко второй категории.

— Принадлежи, ради бога, к кому угодно. Но меня ты бы мог поставить в известность. Меня же это касается напрямую, — с упреком произнес я. — Ты мой работодатель.

— Я учту, Засолов. Согласен с твоим замечанием. Чрезмерная скрытность иногда не приводит ни к чему хорошему. Но у каждого свои тараканы в голове. Вот ты постоянно твердишь, что вырос в семье обычных железнодорожников. Но так ли это? Твой отец был начальником станции, а мамаша заведовала центральными железнодорожными кассами. Стыдно сказать. Мой покойный родитель — царство ему небесное — уникальный специалист, кандидат наук, ходил к ней кланяться, чтоб раздобыть билетик на кавказские минеральные воды.

— У нее, к счастью, не было проблем с гинекологией, а то бы она сама ходила ему кланяться.

— Потом, Валентин, тебе нравится повторять, что ты жил на рабочей окраине города. Но почему-то ты не добавляешь, что жил в собственном частном доме, — усмехнулся он.

— Ну да, в частном. Но в деревянном и одноэтажном, — заметил я.

— Но по тем временам для Москвы это была великая редкость. На дворе же был социализм.

— Должность моих родителей и домик в Марьиной роще — детский лепет по сравнению с махинациями, которые проворачивала твоя семейка. Вроде той, как она сплавляла в Израиль старинные бриллианты в обмен на афганские дубленки.

— Какие еще бриллианты?! Какие еще дубленки?! — возмутился Наум. — Я говорил о том, что ты, Валентин, вечно придумываешь про себя всякие небылицы — и сам в них свято веришь.

— Что-то, мужчины, я перестала вас понимать, — вмешалась Ирина. — Ну, понесло людей. С чего это вы ударились в воспоминания? Ведь столько лет минуло. Или, полагаете, что ваши воспоминания сейчас вам чем-либо помогут?

— Да, милая девушка, простите. Мы несколько отвлеклись от темы, — сказал Гольц.

— Наверное, мы просто пытаемся разобраться в самих себе. Но это разговор долгий, — заметил я и обратился к Науму: — Ты слышал прежде об этом Блейне-младшем?

— Нет, никогда. Но у меня был тот же ход мыслей. Наш мистер Блейн — весьма загадочная личность. Любопытно, откуда он взялся? — в раздумье произнес он, взбалтывая в своей чашке остатки кофе. — Кстати, ты до какого места дочитал рассказ?

— До того, как к Стоуну приехала его бывшая жена с трупом убитого любовника в багажнике. И как после он сидит и ломает голову, как бы ему ловчее выпутаться из возникшей ситуации.

— И я, примерно, — сказал Наум. — Хотя нет, точно. Читать дальше я не осмелился.

— Может быть, не нужно, мужчины, — попросила Ирина, догадываясь, что мы собрались сделать. — Выпейте лучше виски — в бутылке еще много осталось. Я приготовлю для вас изумительный фруктовый салат. Поговорите там о политике, футболе и женщинах.

— Я не возражаю. Но позже, — сказал я.

— Позже, и с проясненным сознанием, — кивнул Наум. — Но только не о футболе. Чтобы не расстраиваться.

— Да бросьте вы свою затею. Зачем ворошить снова эту историю? Нам может не поздоровиться.

— Это самый скверный вариант. Однако нельзя все оставлять, как есть сейчас, — ответил я.

— Вероятно, нельзя, — согласилась Ирина. — Но как бы не было еще хуже. Я не уверена, что вы поступаете правильно. Я просто боюсь, Валентин.

Мы с Наумом чувствовали себя тоже не самым лучшим образом. Но, немного поколебавшись, все же решили, что необходимо узнать продолжение рассказа о Гарри Стоуне. И вдвоем с ним поднялись в мансарду. Чуть погодя, не выдержав одиночества, к нам присоединилась и Ирина.

— Предлагаю читать с прерванного мною места, — сказал я, усаживаясь удобнее на своем продавленном стуле.

— Само собой, давай с него. Не с начала же, — проговорил Наум, заняв место, справа от меня.

— Как желаете. Мне лично все равно. Но, как мне кажется, вы совершаете большую ошибку, — произнесла Ирина и опустилась на коврик на полу.

— Значит, приступим, — заключил я.

Глубоко вздохнув, я принялся читать вслух рассказ, сразу переводя его с английского языка на русский.

И опять в нем описывались события, на удивление напоминающие те, что недавно происходили с нами в действительности. И то, как, придя в сознание, мнимый покойник выбрался из багажника автомобиля, проник в комнату для гостей и убил монтировкой Мелиссу. И то, как Стоун, защищаясь, нанес ему смертельный удар в висок. И как на шум к нему в дом прибежала соседка Джейн. И то, как вскоре к Гарри приехал его приятель-редактор Кайл и поведал, что и с ним происходит точно такая же история.

— Стоп, Валентин. Один момент, — прервал меня Наум, прикоснувшись к моему плечу. — Кое-что не ясно. Поначалу мне представлялось, что главным героем являюсь я. Что в рассказе повествуется именно обо мне. Теперь же я, вроде бы как отодвинулся на второй план. Я превратился в приятеля Стоуна Кайла.

— Верно, здесь есть определенная нестыковка. Похоже, что у тебя поменялась роль, — почесав в затылке, подтвердил я. — Но ты, как и раньше, принимаешь активное участие в действии.

— По-моему, никакой нестыковки здесь нет, — возразила Ирина. — Сначала рассказ читали вы, Наум, и, естественно, были главным героем. Но потом отдали его Валентину, и главным героем автоматически стал он. Все логично.

Мы с Наумом с нескрываемым восхищением посмотрели на Ирину — до чего же умело она смогла свести концы с концами. Прав Гольц, говоря, что женщины обладают более гибким мышлением, чем мужчины.

— Однако извини, Валентин, меня никак не покидает ощущение, что все это сочинил ты сам, — сказала она.

— Послушай, Ирина, я — не сочинитель, а пе-ре-вод-чик. Я перевожу иностранные литературные произведения на наш язык. Делаю непонятное — понятным. Недоступное — доступным.

— И наоборот.

— В принципе, да. По отношению к носителям переводимого языка. В данном случае — языка английского.

— Но я желаю добавить, что при любом переводе невольно теряются смысловые оттенки и полутона первоначального текста. А при переводе с перевода, бывает, иногда теряется и основная идея, — заметил Наум. — Богохульство, разумеется, но вызывает сомнение перевод той же Библии. Возникает естественный вопрос: насколько точно она дошла до нашего времени?

— Ладно, не будем трогать Библию. Теологических диспутов сейчас нам только не хватало. Экзегезой, толкованием Библии, пускай занимаются специалисты, — перебил я его. — Повторяю, Ирина, я — не сочинитель. Я — переводчик. Да и нет у нас с Наумом ни малейшей охоты тебя разыгрывать. Зачем? С какой стати?

Мне хотелось доказать Ирине, что она глубоко заблуждается — вовсе не я написал этот странный рассказ. Но не успел.

Внезапно снизу до нас долетело множество громких звуков — будто бы кто-то расхаживал по веранде, натыкаясь на стены и предметы. Падали стулья, табуретки, коробки со старым барахлом. Гремели кастрюли, сковородки, ведра. Билась посуда и нещадно трещала моя древняя мебель.

— Кто там у тебя хозяйничает? — шепотом поинтересовалась Ирина, стискивая мой локоть.

— Сам в толк не возьму, — с хрипотцой отозвался я.

— Может быть, это мой кот — Мурзик?

— Вряд ли.

— Коты, как правило, ходят тише, — согласился со мной Наум. — Засолов, ты ждешь кого-нибудь в гости?

— Шутишь? Кого я могу ждать в гости в полтретьего ночи? У меня же не дом свиданий. У меня — обычная летняя дача.

— Наверное, кто-то ошибся домом, — предположил он.

— Но зачем ему тогда ломать чужую мебель? — возразила Ирина.

— Ну, мало ли придурков на свете.

Заскрипели ступени под тяжестью неизвестного, который грузно и неспешно поднимался по лестнице. Сбившись в тесную кучу, мы замерли и затаили дыхание.

Сначала появилась голова, с серыми всклокоченными волосами. Вот черт! Это был никто иной, как Артур Штукатуренко! Иссиня-белое лицо успешного предпринимателя искажала омерзительная ухмылка, обнажавшая длинные неровные зубы. На виске, ухе и щеке черной коркой запеклась кровь.

Резкими рывками Артур повел головой, и устремил свои выпученные глаза на нас. Потом сфокусировал их — на одном мне. Помедлил и неторопливо продолжил подъем. От него исходил леденящий холод, быстро заполнивший всю мансарду. Стало холодно едва ли не как зимой в Якутии. Или это только казалось? Холод пробивал меня изнутри.

«Все — нам конец», — обреченно подумал я, когда он вырос по пояс от уровня пола. Но вдруг меня словно что-то подтолкнуло — я подскочил к Артуру и двинул его ногой в грудь. Удар получился сильный и точный. Честно сказать, я никак не ожидал от себя подобной прыти!

Удерживая равновесие, Штукатуренко, как заводная игрушка клоуна, замахал руками. Но не сохранил его, и с грохотом покатился по лестнице, пока не растянулся внизу на потертом линолеуме веранды.

Я тотчас захлопнул деревянный люк, ведущий в мансарду. Затем, призвав на помощь Наума и Ирину, взгромоздил на люк комод и столик с компьютером. К сожалению, очень не доставало той мебели, которую я выкинул отсюда во время недавней генеральной уборки. Но что теперь о ней жалеть.

Мы были потрясены и напуганы всем случившимся. В течение нескольких минут никто из нас не мог проронить ни звука.

Первой овладела собой Ирина. Хотя мою соседку все еще колотила нервная дрожь, со слабым подобием улыбки она поблагодарила меня:

— Спасибо тебе, Валентин. Ты нас прямо-таки спас. Я чуть не умерла от страха.

— Короче говоря, ты молодец. Я бы, например, не решился к нему приблизиться. Жуть настоящая, — произнес Наум и проглотил пригоршню успокоительных таблеток.

— Ерунда. Для меня это раз плюнуть, — смутившись, пробормотал я. И, протягивая раскрытую ладонь, попросил у него: — Одолжи парочку. Коль под рукой нет ни виски, ни водки.

— Но почему он ожил? — спросила Ирина.

— Да, Засолов, почему? — подхватил Наум. — Я осматривал твоего приятеля-бизнесмена. Ощупывал даже — он был мертвее мертвого. У Артура начиналось трупное окоченение. Обычно оно наступает через два часа после смерти.

— Шут его разберет. Сами видели — окоченение бесследно прошло. Он восстал, словно птица-феникс, — заметил я. — Как я понимаю, сейчас мы с вами живем по логике этого дьявольского рассказа, а не по логике нормального мира. И в нем наверняка описывается появление злобного воскресшего мертвеца.

— Ведь говорила же вам — не читайте рассказ дальше! Не читайте! Не нужно! — вспылила Ирина. — Что будет только хуже! Так нет, вы уперлись как два упрямых осла! Иного варианта, дескать, у них нет! Ну и получили! По полной программе!

— Мы же не думали, что все так обернется, — вставил я замечание.

— Нужно было думать!.. Ой, мамочки! — отпрянула она с визгом в сторону. Артур принялся снизу сильно колотить в люк, пытаясь его приподнять. Зашатался комод и столик с компьютером, грозя вот-вот с него свалиться и разбиться вдребезги.

Вместе со всеми я в ужасе отбежал в дальний угол мансарды. Но, пристыдив себя, быстро вернулся назад и встал на люк.

— Ой, этот монстр Артур Штукка очухался. Он хочет к нам проникнуть. Мы все погибнем, — проговорила Ирина и разрыдалась.

— Не бойтесь. Здесь, наверху, мы в полной безопасности. Ему до нас не добраться — руки коротки у паршивца. Да угомонись ты, гад! — прикрикнул я, топнув в сердцах ногой по люку. На какое-то мгновение скрежет прекратился, но вскоре возобновился с удвоенной силой.

— Засолов, есть у тебя что-нибудь, пригодное послужить нам оружием? — спросил Наум.

— Неплохая идея. Но откуда? — покачал я головой. — Я же не готовился к отражению штурма собственной мансарды. Все мои инструменты в сарае. В нем у меня лопаты, топоры, вилы. Есть даже бензопила «Дружба».

— Твой Артур может всем этим воспользоваться, — сквозь слезы произнесла Ирина.

— Сомневаюсь. Не воспользуется, — не слишком уверено ответил я, еле-еле удерживаясь на ногах — люк подо мной ходил ходуном.

— Зря сомневаешься, Валентин. Если он сумел ожить, почему бы ему не сбегать в твой сарай за топором? Или за той же бензопилой? — возразила она.

— Мозгов у него не хватит.

— У Артура нарушена мыслительная функция, — вставил Наум. — И потом не сравнивай живых людей с мертвыми.

— Хотя пускай сбегает в сарай — может, шею себе там, в темноте сломает, — сказал я.

— А вот и не сломает, — не согласилась Ирина. — А вот и не сломает. Он пришелец из загробного мира — там у них свои правила.

— Ну и шут с ним и его загробными правилами. Дом у меня крепкий и прочный — из старого качественного бруса. Сворованного еще со стройки коммунизма. Папаша мой лично таскал. Поэтому до утра мы с вами как-нибудь продержимся.

— А что, по-твоему, изменится утром? — скептически поинтересовалась она.

— Как что? По всей вероятности, Штукатуренко устанет и отправится отдыхать. Днем, при свете солнца, у покойников не принято появляться на людях, — ответил я.

— Ночью, между прочим, тоже, — буркнул Наум. — На то они и покойники, чтоб пребывать в вечном покое.

— Скажи об этом Артуру, как и где ему следует пребывать. Он тебя с удовольствием послушает, — хмыкнул я. — Погодите, не шумите! Мне кажется, он перестал к нам рваться.

— Верно, перестал, — кивнула Ирина. — Но это к худшему. К очередной его пакости. Он замыслил что-то новое.

— Полагаешь, пустит газ?

— Нет, газа в баллоне мало.

— Валентин, голубчик, где твой мобильный телефон? — с надеждой спросил Наум. — Нам, ребята, надо срочно позвать кого-нибудь на помощь. Хоть кого — милицию, пожарных, службу спасения. Без разницы.

— Понял. Телефон у меня в пиджаке. Пиджак висит на вешалке, на веранде. А где твой?

— Да позабыл в машине.

— А мой телефон лежит у меня дома. Не думала, что мне он здесь понадобится. Я же зашла к тебе всего на минуту-другую, — с досадой произнесла Ирина.

— Эх, как неудачно все складывается! Ни у кого нет мобильника! Но ничего — переживем. Главное — не волнуйтесь. Давайте наберемся мужества. Он же один, а нас трое. Мы с ним справимся. В общем, нападем сами на Артура, — предложил я.

— Ничего у нас не получится, — буркнул Наум.

— Угу. Мы — не герои, — присоединилась к нему Ирина.

— Значит, станем ими. Скрутим, паразита, в бараний рог. Он у нас пикнуть не успеет, — преувеличенно бодро проговорил я, и услышал, как с внешней стороны моего дома приставляется лестница. Вот это да! У меня тотчас отвисла нижняя челюсть, и почему-то нестерпимо зачесалось под мышкой. Наум, побледнев, суетливо зашарил по карманам — наверное, в поисках затерявшегося в них оружия. Ирина, сжавшись в комочек, часто облизывала пересохшие губы.

— Так и есть. Говорила же вам — он что-то замышляет, — слабым голосом произнесла она.

— Спокойно.

Я поднял указательный палец, призывая к тишине, подкрался к окну и осторожно посмотрел вниз. Посмотрел — и обомлел. Из ночной тьмы на меня глядела с совершенно жутким оскалом моя любимая женщина — убитая сегодня вечером Диана Штукка. Ее роскошные каштановые волосы, с налипшими на них сгустками крови, развивались на ветру. На голове виднелись страшные открытые раны. Из носа текла какая-то тягучая отвратительная жидкость. Левое веко подрагивало, словно она, не переставая, подмигивала мне. В такт этому подмигиванию колыхалась ее полная грудь, выпавшая из лифчика.

Друг от друга нас отделяло лишь одно тонкое непрочное стекло.

Диана протянула ко мне руку со скрюченными пальцами — и я, отпрянув, неуклюже шлепнулся на пол, не понимая, как только не потерял сознание от всего увиденного. Потом, с бешено стучащим сердцем, поминая святых мучеников, начал задом отползать от окна.

За моей спиной громко визжала Ирина. Что-то там рушилось, громыхало, трещало.

— До утра нам не дожить, — подвывая, повторял Наум. Своим телом он прижимался к дальней стене так, будто хотел вдавиться в нее. Слиться со стеной воедино.

— До утра нам не дожить, — зациклило Гольца. Он был совсем невменяем.

— Наверное, что не дожить, — единственное, что смог я произнести.

— Рассказ!! — проорала мне в ухо Ирина.

— Что рассказ?! — прокричал я в ответ.

— Его необходимо сжечь! Быстрее!

— Почему?!

— Да потому!

— Я не понимаю!

— О, Господи! Сейчас, Валентин, мы живем, подчиняясь логике рассказа. Если его уничтожить, то мы возвратимся в нормальный мир, — скороговоркой произнесла она.

Я хлопнул ладонью себя по лбу — вот олух царя небесного! Ну разумеется! Переводчик, называется, хренов! Как же я сам не додумался раньше до столь очевидного шага!

Диана неловкими движениями, ломая длинные накрашенные ногти, пыталась открыть окно. Артур же принялся опять яростно колотить снизу по люку. Мертвая супружеская пара действовала в редком единодушии и согласии. Браво, Шкукки-Штукатуренки! Удачный дебют! Оказывается, что иногда смерть укрепляет узы брака.

Мы были окружены! Через считанные секунды покойные супруги должны были до нас добраться! Тогда, без сомнения, наша песенка была бы спета!

Я вскочил на ноги, подбежал к столику, схватил рукопись и, отыскав в одном из карманов зажигалку, подпалил ее. К великой досаде, разгоралась она медленно и неохотно. Но разве могло быть иначе? Закон подлости никто не отменял. Сейчас он проявлялся во всей своей красе.

Ирина давала мне какие-то бессмысленные советы. Наум и вовсе нес полную околесицу.

Разбилось стекло, и множество осколков со звоном разлетелось по всему полу. Диана, по-змеиному извиваясь, начала влезать в мансарду. Острые осколки, торчащие из рамы, рвали в клочья нижнее кружевное белье ожившей покойницы и вонзались в ее матовое тело. Но Диане это было безразлично. Это ни на мгновение не отвлекло ее от намеченной цели. Намеченной целью были мы — я, Ирина и Наум.

От частых толчков комод сдвинулся, что позволило приподняться люку. В образовавшуюся щель просунулась оголенная мускулистая рука Артура…

Я лихорадочно, с жаркими молитвами, потряс рукописью. Наконец она разгорелась сильнее — ярким потрескивающим пламенем. Обжигая пальцы, я бросил остатки рукописи в миску с яблочными огрызками. И вскоре вся она превратилась в огромную груду черного чадящего пепла.