Перевал Дятлова

Рассказывает доктор Басков [9]

— Он все врет, — сказал следователь Комар, когда мы вернулись в мой кабинет после сеанса.

— Вы так думаете?

Комар посмотрел на меня удивленно.

— Конечно! Как иначе все это объяснить? Я имею в виду неправильные созвездия и тому подобное. Это полная чушь!

— Может быть, у них была общая галлюцинация? — спросил я скорее самого себя, чем следователя. — Или Константинов с Черниковой попросту ошиблись?

Комар покачал головой:

— Сомневаюсь, что Константинов мог ошибаться в таких вопросах. Или Черникова. Она же физик. Невозможно, чтобы она не узнала ни одного созвездия на небе. Хотя странно, что до последнего момента рассказы Стругацкого всегда подтверждались фактами.

— Вы имеете в виду обнаруженные документы проекта «Сварог»?

Он кивнул:

— Даже существование антипризмы подтверждается документами. А мы установили, что они подлинные. Но это лишь значит, что они не фальшивка, а достоверность их содержания — это уже совсем другой вопрос.

— По словам Стругацкого, Алиса Черникова предполагала, что документы могли быть частью сложного психологического эксперимента…

Комар фыркнул в ответ:

— Это было бы не впервые.

— Однако, — продолжал я, — думаю, нужно учитывать, что все это может оказаться правдой.

— Вы шутите?

— Вовсе нет.

Я открыл шкаф с документами, достал копии бумаг из досье Лишина и протянул следователю один снимок. На нем была надпись: «Ночное небо над лесом к югу от Холат-Сяхыл. Возможно, неудачная попытка заснять необъяснимое явление».

— Вот хотя бы это фото, — сказал я.

Комар взял в руки снимок.

— Здесь же ничего нет, кроме черноты! Вряд ли его можно использовать в качестве доказательства, что с небом что-то не так.

— Согласен, но я больше обратил внимание на описание снимка, чем на сам снимок. Не кажется ли оно вам странным: «Возможно, неудачная попытка заснять необъяснимое явление». Кто бы ни подписывал фото, либо точно знал, либо догадывался, почему именно был сделан этот снимок.

Тут я открыл ящик стола, вытащил статью Валерия Уварова, которую прочитал прошлым вечером и распечатал, после того как ушел Комар.

— Взгляните, — сказал я, протягивая ему статью.

Он пролистал ее.

— И что это?

— Еще доказательства того факта, что на Северном Урале может существовать некий необъяснимый феномен.

Он с сомнением посмотрел на бумаги у себя в руках.

— Просто прочтите… и не забывайте, что трое ваших человек явно подверглись радиоактивному облучению.

Он сурово взглянул на меня:

— Могу вас заверить, что я об этом помню.

— Хорошо, хорошо. Извините. Как они, кстати?

— Я утром звонил в больницу. Их состояние до сих пор тяжелое… врачи делают все, что в их силах, но признаются, что никогда ничего подобного в своей практике не встречали.

— А как остальная группа?

— Я приказал доставить им приборы для обнаружения радиации и защитные костюмы. До получения этой экипировки операция приостановлена.

— Мудрое решение.

Выдержав паузу, Комар сказал:

— Хорошо, доктор, предположим, что Стругацкий говорит правду о том, что случилось во время их первой ночевки на Холат-Сяхыл и что небо на самом деле стало неузнаваемым. Но как такое могло произойти?

Я нервно рассмеялся:

— Вы это у меня спрашиваете?

Следователь широко развел руками и осмотрелся вокруг:

— Других здесь нет — вы единственный, кого я могу спросить.

— Черникова работала в техническом университете. Полагаю, вы уже опрашивали ее коллег…

Комар согласно кивнул.

— Может, вам спросить кого-нибудь из них?

— Да? — пропыхтел он. — Чтобы надо мной посмеялась вся лаборатория?

— Не думаю, что вас обсмеют. Вам не обязательно рассказывать все. Сделайте акцент на том, что высказываете чисто теоретическое предположение, они захотят над этим поразмышлять. Ученые в этом отношении ведут себя как все остальные люди — они любят говорить о вещах, которые их интересуют. Даже не сомневаюсь, что коллеги Черниковой пойдут вам навстречу, если вы будете задавать вопросы правильно.

Он вздохнул.

— Думаю, это неплохая идея. Вот это я тоже посмотрю, — сказал он, помахав статьей Уварова, после чего свернул ее и убрал во внутренний карман пальто. — Когда следующая беседа со Стругацким?

— Завтра в то же время.

— Хорошо. Тогда увидимся.

После ухода Комара я прослушал запись разговора. Мне было жалко следователя: дело, поначалу казавшееся стандартным случаем пропажи людей с возможным убийством, становилось все запутаннее и невероятнее. Надеюсь, что и он входил в мое положение.

Действительно, на первый взгляд то, что рассказал Стругацкий про изменившееся ночное небо, выглядело абсолютно непостижимым. Нелепым даже для научно-фантастического сюжета. И все же… Я вспомнил интервью с американским писателем, которое читал несколько месяцев назад. Он говорил, что мир становится фантастическим романом. Я улыбнулся, вспомнив его слова: они оказались еще ближе к истине, чем он предполагал.

И я вновь принялся раздумывать о странном, угнетающем гуле, который слышал Стругацкий и его спутники в Юрте Анямова. Можно предположить, что вспышки в небе были всего лишь разрядами молнии — достаточно далекими, чтобы сопровождавший их гром был заглушен этим загадочным гулом, доносящимся с гораздо более близкого расстояния.

Это, в свою очередь, напомнило мне случай, о котором я прочитал несколько лет назад. Сейчас я уже не помнил точно ни о чем статья, ни ее подробностей, только то, что произошло это в Соединенных Штатах. Поэтому я зашел в Интернет и набрал в Google ключевые слова: ЗАГАДОЧНЫЙ ГУЛ.

На первой же странице выданных результатов взгляд выхватил название: «Таосские шумы».

Именно это я и искал.

Таос, городок в штате Нью-Мексико, стал известен как место, где появился так называемый «феномен гула»: низкочастотный звук с ритмической пульсацией. Потом его наблюдали во многих точках земного шара, но чаще всего в Америке, Великобритании и континентальной Европе. В 1993 году этот гул настолько стал раздражать жителей Таоса, что они обратились с петицией в Конгресс, прося расследовать это явление, которое описывали как звук включенного двигателя, работающего холодильника или отдаленных раскатов грома.

В конце концов Конгресс согласился удовлетворить просьбу жителей Таоса и пригласил подключиться к расследованию многих ученых из разных научно-исследовательских институтов, в том числе из Лаборатории военно-воздушных сил Филипса и Национальной лаборатории Лос-Аламос. Согласно Томасу Бегичу, признанному писателю и политическому активисту, ведущему нью-эйдж-страницу Earthpulse.com, неофициальный отчет по делу расследования таосских шумов был написан Джо Маллинсом из университета Нью-Мексико и Хорасом Потитом из Национальной лаборатории Сандия.

В отчете указывались цели расследования: во-первых, расспросить людей, утверждавших, что слышали этот гул, на предмет описания его частоты и влияния на реципиента; во-вторых, определить широту диапазона этого гула посредством измерения плотности заселения города и ближайших окрестностей, установить места, где был и где не был слышен гул; и наконец, попытаться выделить источник этого гула.

Исследователям удалось установить следующие ключевые моменты этой проблемы: гул всегда начинался внезапно, как будто его производило некое включаемое механическое устройство; его слышало совсем небольшое количество людей (всего 2 % населения города); частота его была невероятно низкая (на шкале частот между 30 и 80 герц).

Опрашиваемые группой исследователей люди часто жаловались на тошноту и головокружение, которые возникали всегда, когда они слышали гул; среди жалоб также отмечались головные боли, дезориентация в пространстве, бессонница и кровотечение из носа. Само по себе наличие этого шума угнетало психику — людей сильно беспокоило его искусственное происхождение, многие связывали его с действиями военных на базах в штате Нью-Мексико и за его пределами. Другие предполагали, что виновато министерство обороны США или крайне низкочастотные передатчики военно-морского флота США в северном Мичигане.

На этом этапе к исследовательской группе присоединился Джеймс Келли, специалист по изучению слуха из Научного центра здоровья при университете Нью-Мексико. Он заявил, что ни один из известных акустических сигналов не может являться источником этого гула, точно так же как не существует сейсмических явлений, способных его объяснить.

Тогда группа ученых решила обследовать внутреннее ухо людей, слышавших гул, чтобы выяснить, не страдают ли они некой формой низкочастотного тиннита (шума в ушах). Результаты, однако, полностью исключили такую возможность.

При отсутствии конкретных фактов для объяснения таосского шума Джо Маллинс сделал вывод: «Мы сами незаметно создаем электронный шумовой фон… мы переходим на беспроводные приборы, каждый из которых является электромагнитным передатчиком. Является ли это причиной гула — неизвестно, но эту версию нельзя списать со счетов».

Я с удивлением обнаружил, что некоторые веб-страницы предлагали загрузить аудиофайлы с таосским шумом. Почему-то мне даже в голову не приходило, что этот звук возможно записать и что я могу вот так запросто услышать этот феномен.

Я открыл один из файлов и увеличил громкость на компьютере. Звук оказался настолько невероятно зловещим, что я, даже сидя у себя в кабинете, почувствовал необъяснимый страх. Звук был искусственным — в этом можно было не сомневаться. Я содрогнулся, просто представив, что услышал бы его, идя по улице или находясь дома. Ритмическая пульсация, сопровождавшая металлический гул, угнетала и пугала, и, признаюсь, я почувствовал облегчение, когда через полминуты запись закончилась.

Я сохранил файл на флэш-карте, намереваясь включить его для Стругацкого на следующем сеансе. Я хотел узнать, похоже ли это на тот звук, который он и его товарищи слышали в Юрте Анямова.

Как обычно, когда сидишь в Интернете, я начал кликать на разные ссылки по теме «таинственные звуки». Их оказалось невероятно много. Два из них, которые привлекли мое внимание, имели место не на земле, а в глубинах океана. Им дали названия «Замедление» и «Вой».

«Замедление» зарегистрировали 19 мая 1997 года гидрофоны, расставленные в Тихом океане. Во время холодной войны военно-морской флот США использовал огромное количество подводных прослушивающих устройств для обнаружения советских атомных подлодок. Так называемая звуковая система контроля (ЗСК) состояла из гидрофонов, установленных с интервалом 3000 км на «глубине залегания звукового канала», где сочетание низких температур и высокого давления позволяет звуковым волнам распространяться на огромные расстояния. После окончания холодной войны эту систему стали использовать для научных исследований.

Итак, «Замедление» было обнаружено тремя гидрофонами на расстоянии 2000 км от берега. В течение 7 минут частота этого звука постепенно снижалась (отсюда и его название). Датчики смогли определить координаты его источника — примерно 15 градусов ю.ш. и 115 градусов з.д. Подобный сигнал ни раньше, ни позже не регистрировался. Природа его остается абсолютно непонятной.

Спустя несколько месяцев система ЗСК обнаружила и несколько раз зарегистрировала еще один загадочный низкочастотный звук. Теперь его координаты соответствовали 50 градусу ю.ш. и 100 градусу з.д. Частота этого звука в течение минуты очень быстро нарастала. Его источник находился, по всей видимости, на расстоянии 3000 км от ближайшего датчика. Не имея ни малейшего представления о происхождении этого звука, исследователи назвали его «Вой».

Многие ученые утверждают, что по своим характеристикам «Вой» похож на звуки, издаваемые живыми существами. Однако учитывая дальность расстояния, следует предположить, что и само животное должно быть просто колоссальных размеров — гораздо больше голубого кита, самого крупного из известных человеку животных на Земле.

Я уже собирался выйти из Интернета, но в глаза мне бросилось необычное название: «Инцидент Вела». Заинтригованный, я перешел по ссылке и начал читать и вдруг понял, что, возможно, это каким-то образом связано со странными вспышками света, которые видел Стругацкий в Юрте Анямова.

Инцидент Вела произошел рано утром 22 сентября 1979 года, когда американский спутник «Вела-6911» с программой системы обнаружения атомной энергии, оснащенный двумя кремниевыми фотодиодными датчиками, зафиксировал серию световых всплесков над Индийским океаном. За этими всплесками тут же последовали резкое волнение в ионосфере, которое зафиксировали в Обсерватории Аресибо в Пуэрто-Рико, и приглушенный звук, зарегистрированный американской системой ЗСК, которой в то время еще пользовались для обнаружения советских подлодок.

Эта серия вспышек могла означать, что над Индийским океаном произошел ядерный взрыв, поскольку никакое другое явление не способно создать подобную серию. Для атомного взрыва в атмосфере характерен двойной световой импульс: первый длится не больше миллисекунды, за ним следует второй, более долгий.

Данные, полученные спутником «Вела-6911», позволили предположить, что взрыв произошел в районе острова Буве, который находится между Южной Африкой и Антарктидой. Согласно обнаруженной тут же в Сети информации, на этом крошечном, покрытом льдом необитаемом острове находилась норвежская автоматическая метеостанция, а в 1964 году здесь нашли оставленную кем-то спасательную лодку с запасами продовольствия.

Мощность взрыва была оценена в 2–4 килотонны, и поскольку ни одна страна, обладающая ядерным оружием, не взяла ответственность за него, в донесениях разведки как наиболее вероятный кандидат фигурировал Израиль. Однако последующие разведывательные полеты американских военно-воздушных сил в зоне предполагаемого эпицентра не обнаружили никаких продуктов распада, характерных для атомного взрыва.

Специально созданный президентом Джимми Картером для расследования «инцидента Вела» комитет ученых заключил, что взрыв атомного устройства ничем не подтверждается. Два фактора были названы спорными: с одной стороны, продукты атомного распада отсутствовали, с другой — вспышки, зарегистрированные датчиками «Вела-6911», сильно различались по интенсивности (до настоящего момента ученые не могут дать никакого объяснения подобному несоответствию).

Однако комитет предположил, что спутник мог столкнуться с микрометеоритом, частицы которого затем отразили солнечный свет в датчиках. Было также высказано предположение, что непосредственно в океан могла ударить супермолния, произведя эффект, внешне очень похожий на ядерный взрыв (хотя, по признанию самих же ученых, это маловероятно, учитывая тот факт, что вспышки, зафиксированные «Вела», по энергетическому выбросу были в 400 раз сильнее самого мощного удара молнии).

Я сидел за столом и размышлял над всеми этими загадками. До настоящего момента я рассматривал трагедию на перевале Дятлова и дело Стругацкого совершенно отстраненно, профессионально беспристрастно, в рамках своей работы в Первоуральской психиатрической клинике. Но всего за несколько минут самого беглого и случайного поиска в Интернете я нашел упоминания о таких же сверхъестественных явлениях, как и те, что описывал Виктор. И это еще не касаясь деятельности проекта «Сварог». Я вдруг почувствовал, что и сам оказался в таком же затруднении, за которое только что посочувствовал Комару: то, что началось как обычная оценка психического состояния подозреваемого в убийстве, превратилось в сложный пазл — пугающий отсутствием объяснений и глобальный по своим масштабам.

На следующий день я ждал следователя, чтобы вместе начать очередной, десятый сеанс бесед со Стругацким. Однако Комар не пришел, и я позвонил ему на мобильный — узнать, все ли в порядке. Учитывая его решительный настрой присутствовать на каждой встрече со Стругацким, я опасался, что могло случиться что-то серьезное, может быть, это касалось трех его человек, пострадавших во время пребывания на Холат-Сяхыл.

Комар на звонок не отвечал, поэтому я отправил сообщение, в котором выражал надежду, что с ним все в порядке, и просил пройти сразу в палату, если он приедет в больницу в течение часа. Санитаров я предупредил, чтобы они пропустили следователя.

Стругацкий посмотрел на меня недоуменно, когда я зашел к нему в палату один.

— Что, доктор, сегодня без милиции?

— Кажется, следователя задержали дела.

— Правда? Вы не знаете, что именно?

— Боюсь, что нет.

— Впрочем, можно догадаться.

— Вы имеете в виду его людей?

Стругацкий кивнул:

— Поверить не могу, что их отправили на операцию без всяких мер предосторожности.

— Они ведь не ожидали… такого, — ответил я. — Это вполне объяснимо.

— Они знали, что произошло на перевале Дятлова с туристами. Они знали, почему мы отправились туда. О чем они только думали, черт возьми?

— Они не осознавали, насколько все действительно серьезно и необъяснимо.

— Но вы-то понимаете? Сейчас вы это понимаете? — Тут он заметил ноутбук у меня в руках и спросил: — Зачем вы это принесли?

Я поставил компьютер на стол и включил. Пока он загружался, я начал объяснять Стругацкому:

— Вчера я кое-что прочитал в Интернете про аномальные звуки. Меня заинтриговал гул, который вы слышали в Юрте Анямова. Вы что-нибудь знаете о таосском шуме?

Он отрицательно покачал головой.

Я вкратце рассказал ему об этом, попутно отыскивая нужный файл и открывая его.

— Я хочу, чтобы вы послушали сейчас и сказали, похож ли этот звук на тот, который слышали вы и ваши спутники.

Из колонок компьютера раздался зловещий металлический звук. Лицо Стругацкого не дрогнуло, но я заметил, как он побледнел.

— Ну? — спросил я, когда запись кончилась.

— Это… — он замешкался, — это не совсем похоже… но и мало чем отличается. Пульсация очень похожа. — Он нахмурился. — И вот этот шум слышали в Нью-Мексико и других местах?

Я утвердительно кивнул:

— Происхождение звука никому неизвестно, но очевидно, что это достаточно распространенное явление.

Стругацкий откинулся на спинку стула и потер лоб рукой.

— Я даже не думал, что такое возможно, — прошептал он.

— Что возможно? Что вы хотите сказать? Ваша экспедиция там что-то обнаружила, Виктор?

Он, не отвечая, посмотрел пристально сначала на меня, потом на экран компьютера.

— Хотите еще раз послушать?

— Нет! — громко сказал он. А потом уже тише: — Спасибо, доктор, не надо. Один раз достаточно.

Я взглянул на часы:

— Похоже, Комар сегодня к нам не присоединится. Расскажите подробнее о вашей первой ночевке на Холат-Сяхыл, — попросил я, — о звездах: чем именно они отличались от обычных.

— Да нечего уже рассказывать. По крайней мере, про это.

— Но ведь похоже, что Игорь Дятлов и его друзья видели то же самое и попытались сфотографировать.

— Да, думаю, так и было.

— А вы понимаете, почему могла произойти такая странная вещь? Может, дальнейшие события дали вам ключ к разгадке?

Стругацкий рассмеялся:

— Да уж, доктор, ключей получилось хоть отбавляй.

— Тогда расскажите.

Глава пятнадцатая

Никто из них не спал спокойно в ту ночь. Палатка была достаточно просторная, чтобы в ней поместились пять человек, но комфорт беспокоил их меньше всего. Из головы не выходило странное небо и необъяснимое расположение звезд. Конечно же, это была чушь — и Виктор с Вероникой несколько раз пытались убедить Вадима и Алису, что те ошиблись.

Безрезультатно. Все-таки Алиса была физиком, уж она-то отлично знала расположение созвездий и стояла на своем, утверждая, что они неузнаваемы. В конце концов Виктор и Ника оставили попытки ее переубедить. Сам Виктор, как и большинство людей, имел смутное представление только о самых известных созвездиях — вроде Ориона и Большой Медведицы. Но и их он не смог найти. Их просто не было на небе. Алиса показала примерные области, где они должны были находиться, но звезды там представляли абсолютно незнакомые глазу скопления. Словно бы на них смотрели не с Земли, а из какой-то совершенно другой части Галактики. По крайней мере, так заявляла Алиса.

Теперь они поняли, что именно это и пытался запечатлеть Дятлов своим фотоаппаратом — «неудачная попытка заснять необъяснимое явление», как говорилось в подписи к снимку. Но ведь они находились на Земле, на склоне одной из вершин Уральских гор, рядом с палаткой. Они оставались на месте — но само небо сдвинулось.

Если такое возможно, подумал Виктор, тогда возможно все, что угодно.

Вероника установила свой фотоаппарат на треножнике под максимальным углом и поставила самую долгую выдержку, чтобы можно было сфотографировать свет звезд. Вадим похвалил ее за спокойствие и самообладание, сказал, что получившийся снимок неопровержимо докажет, что аномальную зону № 3 не просто так назвали: здесь существует нечто, опровергающее известные человеку физические законы. Он добавил, что при наличии достаточно прописанной программы возможно будет даже определить положение в Галактике, из которого созвездия предстают в таком виде.

Один только Прокопий Анямов ничего не говорил и не делал — просто сидел и смотрел вверх. Если он и знал что-то, что было неизвестно остальным, это был его секрет. Виктор поглядывал на него с намерением спросить, что все это значит, но внутренний голос подсказывал, что спрашивать бесполезно. Почему-то он был уверен, что Прокопий лишь молча улыбнется.

Прокопий же единственный не ворочался всю ночь. Вероника лежала рядом с Виктором. В какой-то момент она дотянулась до его руки, схватилась за нее и уже до самого утра не отпускала.

Под утро на Виктора наконец напала легкая, но беспокойная дремота, в голове проносились обрывочные сны, мелькали смутные образы, исчезавшие в тот самый миг, как он пытался их разглядеть.

Сначала возникла гора, одиноко возвышаясь в центре большой и безжизненной долины… и что-то мерзкое, аморфное сыпалось с незнакомого неба… Потом он увидел дятловцев: как неожиданно они просыпаются в своей палатке, как в безумной панике разрезают ее и бегут сквозь снег, задирая головы вверх. Их лица так искажены страхом, что они перестали быть похожи на людей — в них проступило что-то нечеловеческое и примитивное.

Виктор проснулся, и тихо лежал в темноте, слушая дыхание — свое и остальных — и чувствуя, что ему душно в спальном мешке, но расстегнуть его он не мог из-за холода. Он напряг слух, стараясь расслышать в морозной ночи особые звуки — звуки чего-то надвигающегося, приближающегося, звуки, от которых его пронзит панический ужас.

Но все было тихо.

Только темнота и дыхание, иногда чей-то вздох во сне. И рука Ники в его руке.

Начало светать, и он расслабился, чувствуя, что неизвестный враг отступил. Сейчас бы он даже нормально смог заснуть, но было слишком поздно. Константинов зашевелился, расстегивая свой спальный мешок, и сел.

— Доброе утро, — пробормотал он вяло.

Алиса зевнула, потянулась и потерла глаза:

— Как всем спалось? Хорошо?

— Куда уж там, — ответил Виктор.

— Ничего удивительного, когда ночуешь в незнакомом месте, — сказал Константинов. — Не беспокойтесь, следующей ночью будет по-другому. Впереди у нас целый долгий день и даже целая неделя. Сегодня ночью выспимся.

— А где наш друг? — спросила Алиса.

Виктор в недоумении посмотрел на нее.

— Прокопий где?

В палатке был только его пустой спальный мешок.

— Я не слышала, как он выходил, — сказала Алиса.

Константинов расстегнул палатку (и Виктору подумалось: как, черт возьми, шаману удалось сделать то же самое так, что никто не заметил?) и выбрался наружу.

— Ты его видишь? — спросила Алиса, вылезая из своего спальника. — Он там?

— Нет.

Они вылезли из палатки, осматриваясь и пытаясь разглядеть что-то за деревьями.

— Его нужно найти, — твердо сказал Виктор.

— Зачем? — спросила Алиса.

— Что значит «зачем»? — резко ответил он. — Вдруг он попал в беду? — Он повернулся к Вадиму. — И как он сумел неслышно выйти из палатки?

— Может, он перенесся в страну сновидений? — пробормотала Алиса.

— Алиса, бога ради, — попросил Вадим, — сейчас не до этого.

Она громко и театрально вздохнула:

— А может, он ушел за хворостом для сегодняшнего костра. Может, он знает, что мы вернемся затемно, и хочет приготовить все заранее. Как вам эта идея?

Вадим улыбнулся:

— Я как-то не подумал об этом.

— Тогда давайте, пока его ждем, займемся завтраком.

— Хорошая мысль, — сказала Вероника и зажгла газовую плитку.

Но Виктора объяснение Алисы не удовлетворило. В любом другом уголке дикой природы планеты оно бы прозвучало разумно, и он бы даже волноваться не стал, — но не здесь. Он прекрасно помнил, что они видели вчера, и чувствовал, что отныне и впредь никакому логическому объяснению происходящего доверять нельзя, как бы сильно оно ни походило на правду.

Он взглянул вверх, но небо было снова затянуто серой, унылой пеленой туч. Он покричал Прокопия — раз, второй, третий, не обращая внимания на удивленное лицо Алисы. Поглощенный снегом крик звучал тускло и глухо и падал камнем в холодной тишине. Виктор всмотрелся в глубину леса, пытаясь уловить хоть какие-нибудь признаки движения.

И вдруг увидел шамана — метрах в пятидесяти. Тот вышел из-за дерева и просто стоял в лесу, глядя на них.

— Вон он! — сказал Виктор.

Константинов вгляделся и замахал Прокопию.

Но тот не двинулся с места и сам замахал им.

— Думаю, он хочет нам что-то показать, — предположил Вадим. — Виктор, пойдемте со мной.

Виктор пошел следом, а Прокопий все стоял на месте, поджидая, когда они приблизятся. Его старое морщинистое лицо было абсолютно невозмутимым, и, когда они подошли к нему и Вадим спросил, ходил ли он собирать дрова, шаман покачал головой.

— Вы спрашивали, что я имел в виду, когда говорил, что смогу провести вас и помогу обойти самые опасные места.

— Да, верно, — сказал Вадим. — Я спрашивал.

— Вот что я имел в виду, — произнес Прокопий и показал куда-то вверх.

Они задрали головы.

То, что там находилось, было скрыто ветками — поэтому они не сразу заметили это. Поначалу Виктор даже не понял, на что он смотрит. Когда же наконец до него дошло и в голове возник зрительный образ, он только выдохнул и непроизвольно отступил назад.

— Боже мой! — прошептал Константинов. — Боже мой…

Среди веток достаточно высоко висело то, что когда-то было медведем. Но теперь это даже тушей медведя сложно было назвать. Отдаленное сходство сохранила только голова, но даже она была деформирована, искорежена и непонятным образом разорвана. Обледенелое тело было одной сплошной массой окровавленных костей и клочков шерсти, в которой невозможно было различить конечности.

Но что больше всего перепугало Виктора, от чего захотелось сию же минуту бежать прочь из леса, — это нижняя часть туши. То, что раньше было брюхом и задними лапами, теперь было растянуто в длинную, тонкую ленту, которая свисала среди ветвей подобно виноградной лозе из страшных снов.

— Что с ним случилось? — Он переводил взгляд с Прокопия на Константинова, который уставился вверх, раскрыв рот и не веря своим глазам. — Что, черт побери, с ним случилось?!

— Он пришел в опасное место, — ответил шаман.

— Что за чертовщина… — прошептал Виктор.

— Что происходит? — крикнула Алиса. Она и Вероника пробирались к ним сквозь деревья.

— Предупреждаю, зрелище не из приятных, — ответил им Константинов и показал вверх.

Обе женщины подняли глаза, куда он показывал. Вероника тут же отвернулась и согнулась пополам — ее затошнило. Виктор подошел к ней, кладя на плечо руку, но она молча ее скинула.

Алиса повернулась к Прокопию:

— Вы знаете, в чем дело?

— Я сказал Виктору: зверь зашел в опасное место.

— Что за место? Где оно? Здесь?

— Там все не так, как здесь.

— И как это понимать? Перестаньте говорить загадками!

— Вы до сих пор думаете, что нам он не нужен, Алиса? — спросил ее Виктор.

Он видел, что она готова накинуться на него, но она сдержалась и снова, задрав голову, посмотрела на останки медведя.

— Не знаю, что и предположить, — сказала она. — Его нужно спустить на землю, чтобы я могла осмотреть его поближе.

— Что?! — воскликнула Вероника, вытирая дрожащей рукой слюну с подбородка. — Такое ощущение, что его пропустили через чудовищную мясорубку. Что еще надо знать?

Алиса удостоила ее едкой ухмылкой:

— А вам не кажется, что не плохо бы узнать, что именно это была за мясорубка?

— Насколько я вижу, — сказал Константинов, — это был взрослый медведь. И конечно же, то, что мы видим, оставили не зубы хищника. Так что же могло до такой степени изувечить взрослого сильного зверя?

— А после закинуть его останки на дерево метров на двадцать, — добавил Виктор.

— Может, его туда не закидывали, — предположил Вадим, — может, он туда сверху упал.

— От этого, конечно, намного легче, — заметила Вероника и, повернувшись, зашагала прочь.

— Ника, ты куда? — крикнул Виктор. — Нам сейчас нельзя расходиться!

— Успокойся, Витя, — бросила она, даже не обернувшись, — я за фотоаппаратом. Вам ведь будут нужны фотографии.

Алиса показала на растянутую в ленту нижнюю часть медведя:

— Выглядит очень странно. Словно лопнувший пузырь из жвачки. — Ее голос перешел в бормотание — она больше говорила сама с собой, чем обращалась к собеседникам. — Это что-то совершенно невиданное, нигде в мире… ни одно животное не способно на такое… ни одно известное животное, то есть… ни одно земное существо не могло бы сотворить с медведем даже что-то приблизительно похожее. Так что… если это не животное, значит, это какая-то сила.

— Неизвестная сила непреодолимого характера, — произнес Вадим. — Эта фраза уже не звучит так расплывчато, как раньше.

Алиса, не отвечая, все смотрела на дерево.

Вернулась Вероника с фотоаппаратом. Алиса протянула руку, но Ника, проигнорировав ее жест, начала сама щелкать затвором.

— Постарайтесь снять со всех углов, — сказала Алиса.

— А я что делаю, — буркнула под нос Ника.

Виктор смотрел, как она работает, чувствуя неожиданную гордость за нее, за то, что она так быстро справилась с охватившим ее страхом и отвращением.

Алиса подошла к стволу, обхватив его руками, словно собиралась вскарабкаться наверх.

— И как мы спустим его? — спросила она.

— Не думаю, что это хорошая мысль, — произнес Прокопий.

— Почему? — метнула в него взгляд Алиса.

— Он находится там по какой-то причине. Нельзя трогать его. Иначе может что-то произойти.

Виктор видел, что она хотела задать следующий вопрос, но, очевидно, догадалась, что не получит вразумительного ответа, и промолчала.

— Я согласен с Прокопием, — сказал Константинов. — В любом случае, медведь оледенел, а здесь мы не сможем его оттаять. Остановимся на фотографиях, по крайней мере пока. Бедняга… Как же его угораздило?

— Сказать вам, что я думаю? — спросила Вероника, не прерывая своего занятия.

Виктор посмотрел на нее:

— Что?

— Знаю, это звучит дико, но Дятлов и его группа еще легко отделались.

После этого никакой завтрак не лез в горло, поэтому они забрались в джип и поехали туда, где по координатам должна была находиться станция зоны № 3. Алиса снова села на переднее сиденье — она никогда не спрашивала, хочет ли кто-нибудь сесть вперед. Видимо, она считала, что это место причитается ей по праву ветерана, уже побывавшего в экспедиции на перевале Дятлова.

Местами они двигались очень медленно: деревья росли так плотно, что машине было не проехать, так что Константинову то и дело приходилось выискивать участки для объезда. Иногда Прокопий говорил: «Не туда», — и Константинов, бросая на него взгляд в зеркало заднего вида, тут же поворачивал руль, меняя направление.

Когда Вадим сделал это в третий раз, Вероника осмелилась спросить шамана, откуда он знает, каких мест избегать.

— Я здесь был раньше, — ответил он.

— Я думала, для манси это место запретное, — сказала она.

— Я был здесь не в моем физическом теле. Я отправлял сюда свой дух, это было частью моей инициации.

— Это такое испытание, чтобы стать шаманом? — спросил Вадим.

— Да.

— И что тогда было? Что вы видели? — спросила Ника.

— Нельзя рассказывать об этом другим. Простите, но большего я сказать не могу.

— Хорошо, — смирилась Ника. — Я поняла.

— Я тут все думаю о медведе, — заговорила Алиса, словно не слушая Прокопия.

— И что? — спросил Константинов.

— То, как он деформирован… есть только одна известная мне сила, которая действует подобным образом.

— И какая же? — спросил Виктор.

— Сила гравитации.

— Гравитации?

— Сильная разница между гравитационными полями, которая возникает в очень маленьком пространстве. Только это, думаю, могло так растянуть тело медведя.

— Не понимаю, — сказала Вероника, — как гравитация это делает?

Алиса помедлила, прежде чем ответить, и в голосе ее поубавилось самоуверенности, словно она и сама не верила в то, о чем говорила:

— Гравитация могла бы это сделать, если бы оказалась достаточно сильной… но единственное место во Вселенной, где она настолько сильна, — это горизонт событий черной дыры.

Все молчали.

— Черная дыра? — наконец осмелилась произнести Ника.

— Знаю, звучит как бред.

— Это еще мягко сказано.

— Ничем другим это разрушительное растяжение и компрессию объяснить невозможно. Черт, если бы прямо сейчас доставить эту тушу в лабораторию и как следует изучить!

— Извини, Алиса, — перебил ее Константинов, — ты говоришь, что на Земле, в этом лесу, может существовать черная дыра?

Она вздохнула, проведя рукой по волосам.

— Нет, этого я не говорила. Это невозможно. Если бы что-то подобное здесь было, мы бы об этом знали, поверь мне. А на деле она бы уже давно ушла под землю из-за своей колоссальной массы. На поверхности она никак бы не смогла удержаться. Но все же…

— Все же?

— С медведем произошло абсолютно то же самое, что произойдет с любым объектом, исчезнувшим внутри горизонта событий черной дыры.

— А что такое горизонт событий? — спросила Ника.

— Это воображаемая граница вокруг сингулярности черной дыры — точки, в которой пространство-время искривляется в бесконечность. Горизонт событий — это граница, попав за которую ничто, даже свет, уже не сможет преодолеть гравитационное поле сингулярности. В нем невозможно было бы ничего увидеть — отсюда и название. Когда объект проходит эту границу, разница гравитационных сил, действующих на разные его части, растягивает его в длинную струну. В итоге, попадая в сингулярность, объект распадается на составляющие его атомы.

Все молчали, пытаясь осмыслить сказанное.

Первым заговорил Константинов:

— Хорошо, Алиса, предположим, ты права и с бедным зверем случилось нечто подобное. Но как это возможно? Ты же сама сказала, что настоящей черной дыры здесь быть не может, хотя налицо ее эффект. Так что же это тогда?

— Какая-нибудь аномалия: что-то вроде области высококонцентрированной гравитации. Это лучшее, что я могу придумать, пока останки зверя даже толком не осмотрены.

Виктор вспомнил о Людмиле Дубининой, Александре Золотареве и Николае Тибо-Бриньоле.

— А может, — высказался он вслух, — дятловцы, умершие не от переохлаждения, погибли от чего-то подобного?

— Не думаю, — ответила Алиса. — Их раны были далеко не такими серьезными. Их убило что-то другое. Но бесспорно, группа Дятлова обнаружила примерно то же самое, что и мы.

— Вы имеете в виду фотографию, где туристы с тушей какого-то животного?

Она кивнула:

— Очевидно, что этот феномен уже имел место в этом лесу в 1959 году.

— И как он мог произойти?

— Точно не естественным образом, — ответила она.

— Но тогда это дело рук разумных существ?

— Скорее всего, да.

— Враждебных нам?

— Сомневаюсь.

— Почему?

Обернувшись, она посмотрела на Виктора и безрадостно улыбнулась:

— Потому что человечество до сих пор существует.

Рассказывает доктор Басков [10]

Я мог только удивляться решимости участников экспедиции, оставшихся в лесу после увиденного. Кто-то сочтет их действия безрассудными и глупыми, и, должен признаться, та же мысль промелькнула и у меня. Честно сказать, сам бы я и минуты лишней там не пробыл, если бы наткнулся на эти останки медведя. Но команда Константинова продолжала свой путь, несмотря на явную опасность, таящуюся в лесу. Их можно назвать безрассудными, но, безусловно, и храбрыми тоже.

Читателю уже, наверное, ясно, что я начал освобождаться от своего первоначального скептицизма в отношении слов Стругацкого. Меня тоже легко счесть глупым или чересчур доверчивым — за то, что я поверил показаниям человека, чье психическое состояние пытался оценить. Тем не менее я чувствовал, что могу это сделать.

Фотографии, сделанные группой Дятлова в 1959 году, доказывали, что в лесу вокруг Холат-Сяхыл существуют паранормальные явления. Если к этому прибавить остальные документы из досье Лишина, сходство между звуками в Юрте Анямова и загадочным гулом, зарегистрированным в других местах по всему миру, и облучение неизвестной формой радиации трех человек из команды Комара, — все это только подтвердит правдивость слов Стругацкого.

И даже после этого мне все равно было страшно трудно поверить и в то, что звезды каким-то образом поменяли свое положение, и в то, что медведь подвергся воздействию колоссальной гравитационной силы. Не существует таких механизмов — по крайней мере, известных современной науке, — которые бы могли объяснить эти явления.

Когда я об этом подумал, признаюсь, меня охватило сильное тревожное чувство. Мы привыкли мыслить о Вселенной как о чем-то существующем где-то там, вне нашего мира, вне связи с человечеством, привыкли считать, что от всех ее тайн нас отделяют бесконечные расстояния. Но так ли это на самом деле? Наша планета находится в самом центре Вселенной, и кто сказал, что ее тайны не касаются нашего мира, как и всех прочих миров, существующих на бесконечных просторах космоса?

Именно тогда меня начало беспокоить, как я буду писать отчет для криминалистов. Они ждали моего вывода, чтобы решить, привлекать ли Стругацкого к суду. Какова будет их реакция, если я заключу, что Стругацкий не только психически абсолютно здоров, чтобы предстать перед судом по обвинению в убийстве, но и что сам я лично считаю его невиновным. Конечно, решать вопрос его виновности была уже не моя работа. Но такое заключение станет само собой очевидным, если я заявлю, что Стругацкий отвечает за все свои действия и говорит правду о случившемся с экспедицией в лесу.

Как это ни прискорбно, в тот момент меня беспокоила больше моя репутация и потенциальная опасность ее испортить. К тому же мой отчет должен был попасть не только к криминалистам, но и на стол директора Первоуральской больницы, доктора Плетнера, и я сомневался, что он отнесется к нему с пониманием.

Такие вот мысли, сменяя одна другую, преследовали меня после десятой беседы со Стругацким. Тут в дверь постучали — моя секретарша доложила, что старший следователь Комар пришел и хочет меня видеть. Я попросил пригласить его в кабинет.

Комар вошел, закрыв за собой дверь прямо перед лицом секретарши. Выглядел он ужасно, как будто явился после бессонной ночи, не побрившись и не переодевшись.

— Здравствуйте… — начал было я, но он решительно покачал головой и подал знак, чтобы я молчал. Затем он вытащил из кармана пальто маленький электронный прибор и принялся водить им по всем углам и поверхностям кабинета.

Через пару минут, очевидно убедившись в чем-то, он убрал прибор обратно в карман и тяжело опустился на стул напротив меня.

— Что происходит? — спросил я.

— Я просто проверил комнату на наличие жучков. Все чисто. Теперь мы можем говорить.

— Жучки? Господи, о чем вы говорите? Что случилось? Я ждал вас утром, но…

— Знаю, знаю. Непредвиденные обстоятельства.

— Очевидно, что-то серьезное?

— Можно и так сказать. Эдуард Лишин пропал.

— Пропал? Что? Как вы об этом узнали?

— Об этом сообщила женщина, которая сдает ему квартиру. Она живет в том же доме. Раз в неделю, по пятницам, они играют в шахматы. Но когда она поднялась к нему в квартиру в очередную пятницу, он ей не открыл. Она подумала, что он занят, и забыла об этом на время. Но и на следующую неделю она не смогла к нему попасть, и еще через неделю тоже. Между тем он задолжал за аренду, а раньше, по словам женщины, всегда платил аккуратно, поэтому она начала беспокоиться, что с ним что-то случилось. Она открыла квартиру, воспользовавшись собственным ключом. Лишина там не оказалось, и она обратилась в милицию. Она заявляет, что просто так исчезнуть совершенно не в его характере, и я верю ей.

— У вас есть предположения, что с ним могло случиться?

— У меня предчувствие. И оно мне подсказывает, что бывшие начальники Лишина узнали о его самодеятельности.

— Вы имеете в виду, то, что он передал документы Стругацкому и Константинову и предоставил им антипризму?

— Которые сначала выкрал у них. Это ясно.

— Боже мой, вы правы. Конечно! Чтобы иметь доступ к таким артефактам, Лишин сам должен был входить в проект «Сварог». Если причастные к проекту виновны в его исчезновении, то где они могут его держать — как вы думаете?

— Понятия не имею, да и, по правде говоря, не особо хочу знать. Но можете быть уверены, что они уже вытрясли из него все подробности. Поэтому я и проверил ваш кабинет. Мы не можем рисковать.

Внутри меня все сжалось от страха и ощущения наступившей неизбежности — ведь изначально было понятно, что рано или поздно «Сварог» разоблачит намерение Лишина передать секретную информацию по делу Дятлова и прижмет его к стенке. Возможно, они уже давно его подозревали, но ждали, когда он выдаст себя своими действиями.

Тут я вспомнил о Стругацком, о себе, о Наталье… и меня прошиб холодный пот.

— И что теперь будет? — спросил я. — Ко мне тоже придут из «Сварога»? Сюда? Домой?

— Сомневаюсь. Одно дело — одиноко живущий старик. А Стругацкий все-таки находится под надзором психиатрической больницы и криминальной милиции. Конечно, это не значит, что им до него не добраться, но сделать это будет сложнее. В больницу они не заявятся, потому что тогда возникнет много вопросов. Скорее всего, они будут выжидать, как сложится ситуация, и действовать в соответствии.

— Знаете, вы меня все-таки не убедили, — ответил я.

— В таком случае, вам не понравится то, что я сейчас скажу. Лишина, по всей вероятности, похитили сразу же после того, как он передал досье Стругацкому. Разумеется, его тут же начали допрашивать. Какое-то время он держался, именно поэтому Стругацкому и компании удалось без помех организовать свою экспедицию на Холат-Сяхыл. Но надолго его не хватило, и в конце концов он сломался…

— И рассказал им все, — закончил я. — По-вашему выходит, «Сварог» узнал, для чего Стругацкий и его группа находятся на Северном Урале?

— Именно, — ответил Комар. — А как вы думаете, мог ли «Сварог» позволить им совать свой нос в этот лес?

— Думаю, нет, — согласился я.

— Похоже, Стругацкий нам не все рассказывает.

— Может, просто еще не успел рассказать, — уточнил я.

В тот момент у следователя зазвонил мобильный. Он ответил. В трубке заговорили; он слушал, и лицо его все больше и больше хмурилось.

— Хорошо, я буду, — сказал он наконец и отключился. Заметив вопрос в моих глазах, пояснил: — Звонил мой начальник.

— Прокурор Глазов?

Он кивнул:

— Хочет видеть меня немедленно.

— По поводу?

— Он не сказал. Но мне не понравился его тон. Когда у вас следующая встреча со Стругацким?

— Сегодня в два.

— Хорошо, постараюсь успеть к этому времени.

— А если нет?

— Начинайте без меня. Расскажете потом.

Комар ушел, а я так и остался сидеть за столом, думая о Лишине. Само собой разумеется, что он был причастен к проекту «Сварог». Иначе как он смог получить доступ к антипризме? Интересно, когда именно он выкрал ее и спрятал в банковском хранилище? И каким образом он был связан с Белорецком-15, где она изначально находилась? Судя по названию, это где-то на Южном Урале, в Башкортостане, но где точно, понятия не имею. Ясно, что это один из закрытых городов — их существовало и существует множество по всей стране. По таким местам много информации выложено на общедоступных интернет-сайтах, поэтому я снова полез в свой компьютер.

Даже после всего, что мне открылось за время изучения случая Стругацкого и трагедии на перевале Дятлова, я оказался не готов к тому, что обнаружил.

Город Межгорье, образованный из двух закрытых городов Белорецк-15 и Белорецк-16, находится в Белорецком районе республики Башкортостан на Южном Урале. Он является одним из самых старых горно-металлургических центров в регионе.

16 апреля 1996 года газета «Нью-Йорк Таймс» написала, что под горой Ямантау, к юго-западу от Межгорья, происходит нечто странное.

По сообщениям официальных западных лиц и российских источников, в России по секретному проекту, напоминающему о самых «холодных» днях холодной войны, идет строительство огромного подземного военного комплекса в Уральских горах.

К спрятанному внутри горы Ямантау в районе Белорецка на Южном Урале огромному комплексу подведена железная дорога и автомагистраль, на нем задействованы тысячи рабочих.

Гора Ямантау находится на расстоянии 500 км к юго-западу от Екатеринбурга и 1500 км к юго-востоку от Москвы. Название переводится с башкирского как «злая гора». Согласно статьям, которые я прочитал, комплекс под Ямантау поистине огромен — более 1000 квадратных километров; это, грубо говоря, целый подземный город, способный поддерживать жизнедеятельность более 60 тысяч человек в течение нескольких месяцев при достаточном запасе пищи и воды. Фотографии со спутника показывают, что строительство надземной части комплекса идет полным ходом.

Естественно, американцев этот факт сильно обеспокоил, и они потребовали объяснений по поводу сооружения объекта в Ямантау. Россия ответила уклончиво, предложив несколько разных вариантов назначения объекта: горнодобывающий комплекс, сокровищница художественного фонда, продовольственный склад и правительственный бункер на случай ядерной войны и иных катастроф.

В архивах газеты «Вашингтон Пост» я нашел статью Брюса Блэра, опубликованную 25 мая 2003 года, в которой говорилось следующее:

Порывшись еще в Сети, я наткнулся на статью журналиста Рона Розенбаума «Возвращение машины Судного дня».[2] Согласно статье, Брюс Блэр — бывший представитель управления запуска межконтинентальных баллистических ракет и эксперт в области российского вооружения, а ныне президент Института мировой безопасности — либерального научного центра в Вашингтоне (округ Колумбия). В 1993 году Блэр обнародовал информацию о том, что лидеры Советского Союза еще в начале восьмидесятых санкционировали установку автоматизированной коммуникационной сети, способной выдержать ядерный взрыв. Эта сеть управлялась сложной компьютерной системой, под кодовым названием «Периметр», которая, как отмечает Розенбаум, поразительно напоминает «машину Судного дня» из шедевра режиссера Стэнли Кубрика — сатирической комедии «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал волноваться и полюбил бомбу».

Сюжет «Доктора Стрейнджлава» завязан на том, что Советский Союз якобы разместил тайно по всему миру 50 кобальтовых водородных бомб. Они автоматически детонируют, если системные датчики зарегистрируют любую попытку ядерного нападения на страну. Как только систему запускают, остановить ее уже невозможно. И когда стратегический бомбардировщик Б-52, оснащенный ядерной бомбой, пытается атаковать советский стартовый ракетный комплекс, машина Судного дня взрывает все эти бомбы, а выпавшие радиоактивные кобальтовые осадки уничтожают все живое на Земле.

По мнению Розенбаума, Блэра и многих других, включая историка по атомному веку Д. Смита из лондонского Юниверсити-Колледж, советская система «Периметр» — реальный аналог «машины Судного дня» из фильма Кубрика, так называемая система «мертвой руки». Если она регистрирует ядерный взрыв на территории России и не получает никаких указаний из Москвы, это означает, что правительство либо уже мертво, либо свержено, и тогда полномочия по запуску всего ядерного арсенала страны передаются одному-единственному человеку. Скорее всего, человек этот будет находиться в том самом центре управления внутри горы Косьвинский.

Отвечая на вопросы журнала Aviation Week & Space Technology, представитель из Пентагона заявил, что Вашингтон до сих пор не знает точно, что происходит под горой Ямантау, добавив следующее: «Русские неубедительно уверяют нас, что никакой угрозы против США не представляют». Однако они выстроили целый комплекс, чтобы выдержать десятки ударов атомных бомб.

В онлайн-версии издания Congressional Record[3] от 19 июня 1997 года я нашел еще одно подтверждение тому, насколько серьезно правительство США воспринимает существование комплекса Ямантау. Под заголовком «Для обсуждения в Палате представителей — Распорядительный акт Министерства обороны на 1998 финансовый год» я прочитал следующее:

И тут я наткнулся на сайт, где рассматривалась версия, в которой я все больше уверялся, страница за страницей просматривая информацию о Ямантау. Там был поставлен прямой вопрос: «А что, если предназначение секретного подземного города вовсе не в том, чтобы стать правительственным бункером в случае ядерной войны?»

Что, если он должен стать укрытием от какой-то иной угрозы?

На сайте предлагалось три альтернативы: грядущая экологическая катастрофа, столкновение с астероидом или кометой, которое также приведет к катастрофе, и неясная угроза из космоса…

Я откинулся на спинку стула и дрожащей рукой провел по волосам. Неясная угроза из космоса, думал я, о Боже…

Те, кто знал о комплексе Ямантау, подозревали, что он является частью плана России пережить я дерную войну — неважно, случайную или нет. Похоже, что даже в самых высоких правительственных кругах Соединенных Штатов были твердо уверены, что подземный комплекс должен обеспечить укрытие российскому правительству в случае подобной катастрофы.

Сама по себе эта версия показалась довольно разумной; но если рассматривать ее в контексте гибели туристов на перевале Дятлова, проекта «Сварог», исчезновения людей из экспедиции Константинова и теорий Валерия Уварова… то, все факты уводили совсем в другую сторону.

Они свидетельствовали, что российское правительство чего-то боялось — страшно боялось, но не Америки или любой другой страны на Земле. Последние тридцать лет оно усиленно к чему-то готовилось.

К чему-то, о чем не знал остальной мир.

Когда через пару часов следователь Комар вернулся, я рассказал ему о том, что прочитал о Белорецке и комплексе Ямантау. Но было видно, что слушает он рассеянно. Тогда я спросил, что случилось.

— Прокурор Глазов распорядился, чтобы я закрыл это дело, — вяло ответил он.

— Что? Закрыть дело? Но почему?

— Это не его собственное решение. Приказ поступил сверху — с очень большого верха. Сам он рвет и мечет, но видно, что руки у него связаны. Он сказал мне, что дело Константинова передали в другое ведомство…

— В ФСБ?

— Возможно, официально туда… Но думаю, мы с вами знаем, кто здесь замешан.

— Проект «Сварог».

— Вот именно.

— А как же ваши люди, которые сейчас в лесу?

— Их отзовут обратно и тут же переведут на другое дело.

— Так, а что Стругацкий?

Комар вздохнул и посмотрел на меня с мучительным выражением на лице:

— Его выпустят из больницы. Все обвинения снимаются. Скоро доктора Плетнера известят об этом.

— Бог ты мой! Стругацкий был прав.

— Прав? В каком отношении?

— Во время одной из наших бесед он сказал, что если ваши люди найдут то, что ищут, уже через час его отсюда выпустят, а после, возможно, с ним произойдет несчастный случай. И что же? Ваши люди так и не нашли то, что искали, и, кажется, не найдут, но Стругацкий уже покидает эти стены.

Следователь кивнул:

— Мы с вами мыслим в одном направлении, доктор. Стругацкий знает больше, чем положено, и, разумеется, видел больше, чем должен был. Лишин, очевидно, сломался во время допроса и все выложил «Сварогу». И уж они-то не позволят Стругацкому разгуливать свободно, будто ничего не произошло.

— А милиция не сможет приставить к нему охрану?

— Вряд ли.

— Но вы же можете пойти к прокурору Глазову и сказать, что Стругацкий в опасности.

— Он захочет узнать почему.

— Ну так скажите ему, ради бога! — закричал я.

— Вы думаете, так он мне и поверит? — сердито возразил Комар. — Да я окажусь в палате на месте Стругацкого, и ваши люди будут вправлять мне мозги.

— Я буду на вашей стороне.

Комар сухо рассмеялся:

— Вы? Да вас уволят за это. А может, что и похуже.

— Но мы не можем так поступить, — упорствовал я. — Мы не можем просто взять и отдать Стругацкого на растерзание волкам.

— Вы думаете, меня такая перспектива радует? У нас просто нет другого выбора!

— Тогда давайте его отпустим. Прямо сейчас! Не будем ждать, когда поступит приказ его освободить. Тогда мы успеем его спрятать в безопасном месте.

— Даже если это ваше «безопасное место» существует, сама больница находится под видеонаблюдением. Как далеко нам удастся убежать?

Конечно же, он был прав: нас арестуют, как только мы переступим порог больницы. Я беспомощно взглянул на следователя.

— Что же нам делать?

Комар молча смотрел на меня. И наконец произнес:

— Я хочу дослушать историю Стругацкого до конца. Хочу знать все подробности того, что произошло в лесу. Хочу знать, почему исчезли Константинов и остальные, — хочу знать все.

— Вы полагаете, у нас есть для этого время?

— Передача расследования из одного ведомства в другое и оформление выписки пациента из клиники — это не дело пяти секунд. Они захотят все сделать официально, а это волокита. Стругацкий успеет все рассказать. А потом…

— Что потом?

Комар вздохнул:

— Потом я решу, что нам делать.

Стругацкому достаточно было одного взгляда на наши лица, чтобы догадаться:

— Так, так… Вижу, что со времени нашей последней беседы много чего произошло. Рад вас снова видеть.

После того как мы со следователем уселись, я сказал:

— Виктор, эту беседу нужно провести без всяких проволочек, и вы должны рассказать нам обо всем, что произошло дальше на Холат-Сяхыл.

— Почему так?

— Не важно почему, — вмешался Комар, — просто рассказывайте.

— Что-то случилось, ведь так? — спросил Стругацкий.

Я наклонился к нему:

— Виктор, похоже, вас скоро должны выпустить.

Он посмотрел на меня молча, потом прошептал:

— Черт!

— Дело о экспедиции Константинова передается в другие руки, поэтому и наши сеансы тоже прекращаются.

— Эдуард Лишин пропал, — сказал следователь. — Я полагаю, что его забрал «Сварог» сразу после того, как он передал вам документы, после чего его допрашивали — не знаю, с применением каких методов, — но он все им рассказал.

Стругацкий вздохнул:

— Значит, это они были в лесу. Вот кто нас нашел. Не могу обвинять Лишина в том, что он сознался. Кто знает, что они вообще с ним сделали.

Комар и я переглянулись.

— О чем вы говорите, Виктор? — спросил следователь.

Стругацкий сел прямо и тяжело выдохнул:

— Вы хотите знать остальное? Хорошо. Я расскажу.

Глава шестнадцатая

Алиса считала, что сила, убившая медведя, тем не менее, не была враждебна человеку, раз человечество до сих пор живо. Но Виктор не был так в этом уверен — о чем он и заявил.

— У вас есть аргументы против? — спросила Алиса.

— Возможно, медведя убили не так же точно, как группу Дятлова, но результат один — они мертвы. Кто знает, сколько еще в этом лесу животных, изувеченных этой неизвестной силой? Может, их трупами усеяно все вокруг.

— Сомневаюсь.

— Откуда вам знать?

— Вы оба можете быть правы, — сказала Вероника. — Что бы это ни было, оно может причинять вред ненамеренно: это может быть просто настолько отличная от всех известных нам форма жизни, что сближения с ней не переживет ни одно существо.

Алиса бросила на нее взгляд через плечо и сказала:

— Вероника в чем-то права.

— Так что нам теперь делать? — спросил Виктор.

— Довериться Прокопию, — сказал Константинов, многозначительно посмотрев на Алису.

— Ты можешь сколько угодно полагаться на мистику, Вадим, — ответила она. — Я полагаюсь на научное знание. Любой источник такой силы не сможет остаться незамеченным, он проявит себя через мощное электромагнитное поле, которое мы сможем обнаружить с помощью моих приборов, и через сильный шум.

— Шум? — переспросил Виктор. — Тот, что мы в деревне слышали?

— Вот именно. Кроме того, будет слышно его воздействие на окружающую среду — треск ломающихся деревьев, например. Он оставит знаки, по которым мы сможем его выследить.

— Если мы вообще хотим его выследить…

— Интересно, — сказал Константинов. — Но я не припомню, чтобы в том месте, где мы обнаружили медведя, были какие-нибудь сломанные деревья.

— Да, — согласилась Алиса. — Это действительно выглядит так, словно животное сбросили с большой высоты. Но сам феномен должен был произойти на земле, чтобы задеть медведя.

— Что это там? — внезапно спросила Вероника.

Константинов тут же остановил машину:

— Где?

Она ткнула в окно слева:

— Там что-то есть между деревьями. — Виктор, сидевший между ней и Прокопием, почувствовал, как сильно она напряглась, повторяя: — Там что-то есть!

Он приблизился к стеклу, пытаясь хоть что-то рассмотреть вдали среди мерзлых рядов деревьев. На расстоянии около ста метров он различил что-то круглое, тускло-серебристого цвета и абсолютно плоское. Это что-то находилось во впадине, имевшей достаточно правильную и симметричную форму перевернутого конуса.

Константинов сверился с картой, затем с показаниями автомобильного GPS-навигатора и покачал в задумчивости головой:

— Если бы я не знал точного места, сказал бы, что мы наткнулись на ртутное озеро. Но оно не здесь должно находиться.

— Может, оно не одно? — предположил Виктор.

— Должно быть, так и есть, — согласился Вадим.

Тут Алиса открыла дверь машины и вышла.

— Что вы, черт возьми, делаете? — закричал Виктор.

— То, для чего мы приехали, — прокричала она в ответ, открывая откидной борт автомобиля и доставая большую холщовую сумку.

Константинов вопросительно посмотрел на шамана:

— Прокопий?

— Пусть идет, — ответил тот.

— Это не опасно?

— Пусть идет.

Не очень это было похоже на одобрение, но Виктор потянулся и открыл дверь со стороны Вероники. Она выскочила первой, он — следом за ней.

Алиса уже захлопнула борт и, перекинув сумку через плечо, спросила Веронику, взяла ли та свой фотоаппарат. Получив утвердительный кивок, она сказала:

— Тогда пойдем.

Вадим и Прокопий тоже вышли из машины. Все вместе двинулись сквозь деревья к впадине, останавливаясь каждые двадцать метров, чтобы Ника сфотографировала «озеро».

Когда до края озера оставалось метров десять, Алиса открыла сумку и вытащила маленькую коробочку, на верхней панели которой находились кнопочки и шкала со стрелкой; коробочка соединялась тонким шнуром с прибором, напоминающим головку душа.

— Что это? — спросил Виктор.

— Счетчик Гейгера. Он регистрирует источники альфа- и бета-излучения.

— Вы думаете, здесь может быть радиация?

Она не ответила, но пошла медленнее.

«Озеро» было метров пятнадцать в диаметре и абсолютно круглое. Его поверхность была настолько ровной и гладкой, что Виктор засомневался: может, это всего лишь застывшая масса обычной воды — хотя и настораживающе идеальной формы?

— Похоже на кратер от сильного удара, — почти шепотом отметил Константинов.

— Но что произвело такой удар? — спросила Вероника.

Ей никто не ответил. Они двигались дальше, и хруст снега под ногами был единственным звуком, нарушавшим первобытную тишину леса. Алиса медленно водила датчиком взад-вперед, наблюдая за движением стрелки. К счастью, она ни разу не шелохнулась. Явно довольная результатом, Алиса остановилась и, убрав счетчик в сумку, вытащила другой прибор.

— Это многоканальный анализатор, — сказала она, опережая вопрос Виктора.

— Да? И что он делает?

— Автоматически определяет и распознает различные типы радиоактивных веществ, если таковые присутствуют. Очень полезен, если имеешь дело с неизвестными источниками радиации.

— Так все-таки вы думаете, что здесь есть радиация?

— Не знаю, но я знаю, в каком состоянии были найдены туристы из группы Дятлова. Я лишь хочу убедиться.

От упоминания о Дятлове перед глазами Виктора всплыли фотографии из досье Лишина — и ярче всего та, на которой Рустем Слободин бежит прочь от так называемого ртутного озера. Он вспомнил его перекошенное страхом лицо и содрогнулся.

Алиса посмотрела на него и ухмыльнулась:

— Холодно, правда?

— Не в холоде дело. Я думаю, что так напугало Рустема Слободина, когда он подошел к подобному озеру?

Виктор перевел взгляд на Прокопия, пытаясь угадать, что тот думает по этому поводу. Но лицо шамана было невозмутимым, он не сводил глаз с озера. Что ж, в такой ситуации молчание шамана было лучшим знаком — к тому же он был рядом и шел вперед. «Все нормально, — думал Виктор. — Пока он здесь, все в порядке… но как только он повернет назад, я тут же последую за ним».

Он и сам не заметил, как доверился способностям шамана, полагаясь на него больше, чем на показания приборов Алисы. У него было чувство, что ее наука вряд ли поможет больше, чем знания старика о мире, который его народ избегал веками, но в котором они были большими чужаками, чем он.

Они подобрались к самой кромке озера, и, заглянув в него, Виктор понял, что, конечно, это никакой не лед. Это не могло быть водой ни в каком ее состоянии.

Это было нечто.

Тот, кто назвал это ртутным озером, нашел удачное сравнение: поверхность его имела яркий металлический, почти зеркальный блеск. Но при этом каким-то странным и необъяснимым образом она не выглядела твердой. Казалось, достаточно просто подуть на нее — и пойдет рябь, как по воде. Снеговые шапки деревьев вокруг и серые в крапинку облака отражались без всякого искажения на совершенно ровной глади этого озера. Осторожно подойдя вплотную и заглянув в него, они увидели собственные отражения.

— Очень похоже на ртуть, — согласился Константинов.

— А она жидкая или твердая? — спросила Вероника, вцепляясь в руку Виктора. Про фотоаппарат, висевший у нее на плече, она, похоже, совсем забыла.

— Выглядит так, будто она одновременно жидкая и твердая, — ответил он.

— Мы можем проверить, — сказала Алиса.

Она наклонилась и набрала в руку пригоршню снега.

— Что вы делаете? — спросил Виктор, прекрасно зная ответ, но не одобряя саму идею.

— Она хочет бросить снег в озеро, — произнес Прокопий тихо и спокойно. — И это будет ошибкой.

Константинов резко повернулся к нему:

— Почему?

— Потому что озеро спит… Если туда что-то бросить, оно проснется.

Алиса смотрела на Прокопия, катая в руках снежок. Она едва заметно ухмылялась — не то удивленно, не то презрительно, а скорее всего, чувствуя и то и другое одновременно.

— Снова ваши сказки, Прокопий? Что будет, если я его разбужу? Оттуда вылетит Баба Яга в своей избушке на курьих ножках?

Шаман ответил ей той же улыбкой:

— Возможно, нет. Могу я о чем-то попросить?

— О чем?

— Пусть остальные вернутся обратно в машину и отъедут немного в лес, прежде чем вы бросите снежок. Я обещаю, что мы вас дождемся. — Прокопий испытующе, не мигая, смотрел ей в глаза. — Хорошо?

Алиса смотрела на свой снежок так, словно держала в руках гранату с выдернутой чекой.

— Вы меня дразните? — спросила она.

— Вовсе нет, — сказал он, не сводя с нее своего немигающего взгляда. — Скажите, чего вы хотите этим добиться?

По лицу Алисы Виктор мог бы легко определить, что сейчас творится у нее в голове. Ей страшно хотелось кинуть снег в озеро, чтобы проверить его плотность, хотелось бросить вызов авторитету шамана — авторитету, который она отказывалась признавать, хотелось доказать, что она не боится этого места, не боится того, что здесь находится, что она может заставить его раскрыть свои тайны. И она знала, что все это можно решить одним взмахом руки.

Она снова посмотрела на шамана.

— Все, чего я прошу, — произнес он, — это дать нам пару минут, чтобы уйти на безопасное расстояние.

— Я думала, что вы здесь для того, чтобы защищать нас, — сказала она.

— Я предлагаю вам свою защиту. Вам выбирать, примете вы ее или нет.

Алиса перевела взгляд на Виктора, и он увидел, что она колеблется и злится за то, что начала сомневаться.

Он сам обратился к Прокопию:

— А что будет, если мы потревожим озеро?

— Вы его разбудите.

— Да, вы уже это говорили. Но что произойдет, если мы его разбудим?

— Трудно сказать.

— Алиса погибнет, если бросит снег?

— Трудно сказать.

— Да вы что, бредите? — почти прорычала Алиса.

Прокопий посмотрел на озерную гладь и нахмурился, словно что-то придумав.

— Алиса, я покажу вам кое-что, и вы поймете, что я не выживший из ума старик, который верит во всякие глупости. Пожалуйста, — обратился он к остальным, — отойдите на несколько шагов от края.

Виктор заметил встревоженный взгляд Константинова — было видно, что он очень не хочет, чтобы Алиса бросала снег, и надеется, что Прокопий убедит ее не делать этого. Конечно, можно было просто схватить ее за руку. Но где гарантия, что она не опередит их, просто чтобы доказать свою правоту?

— Ника, Виктор, пойдемте, — сказал Константинов.

Они все трое отступили на несколько шагов и теперь стояли поодаль, наблюдая за Прокопием и Алисой.

Шаман обратился к ней:

— Загляните в озеро, Алиса.

Она наклонилась, всматриваясь.

— Что вы видите? — спросил он спокойно.

То, что произошло дальше, стало абсолютной неожиданностью для Виктора.

Алиса вскрикнула, выронила свой снежок и сломя голову побежала прочь от озера. Ее гнало такое отчаянное желание убежать, что громоздкая холщовая сумка сползла с плеча и упала на землю, но она даже не взглянула на нее, карабкаясь по склону к машине.

— Что за черт… — начал было Виктор, когда к ним подошел Прокопий.

— Нам надо уезжать, — сказал шаман, — кажется, само наше присутствие разбудило его.

Константинов подхватил сумку Алисы и сказал:

— Хорошо, поехали.

— Быстрее, пожалуйста, быстрее, — торопил их Прокопий.

— Что она там увидела? — спросил Виктор, пока они торопливо взбирались наверх по склону. Алиса уже была в машине — он видел ее: она сидела прямо, глядя куда-то перед собой. — Что вы ей показали? — повторил он свой вопрос.

— Что-то, что я заметил перед тем, как попросил вас отойти. Я сделал так, чтобы она больше не сомневалась.

Они дошли до машины, запрыгнули в нее, и Константинов завел мотор.

Ника наклонилась вперед и тронула Алису за плечо. Алиса дернулась, словно ее ударили.

— Да расслабьтесь же! — сказала Ника. — Что вы там увидели?

Алиса повернулась к ним. Ее голос дрожал:

— Я увидела наши отражения. Все мы стояли там, даже после того, как вы отошли от края… ваши отражения были там, на поверхности… ваши отражения были там…

В этот момент из сумки Алисы раздался громкий писк. Она схватила сумку и, пошарив рукой, достала еще один датчик. На нем мигала красная лампочка, а цифровой дисплей, казалось, сошел с ума.

— Что это? — спросил Вадим, переключая скорость.

— Электромагнитный датчик, — ответила Алиса, — обнаружил мощное электромагнитное поле… и похоже, его источник в озере. Вадим, увози нас отсюда скорее, ради бога!

Вероника вдруг схватила Виктора за руку:

— Боже мой, смотри! — Она показывала в сторону озера.

Повернувшись, он увидел, как металлическое вещество озера поднималось высокой и тонкой башней, как будто резиновую пленку изнутри растягивал какой-то острый предмет. Но Алиса тут же опровергла эту аналогию, сказав:

— По-видимому, над озером есть что-то, что тянет его вверх… какой-то источник огромной гравитационной силы…

В тот же момент их практически оглушил мощный звук со стороны озера, который толкнул их массивный внедорожник, словно тот был игрушечным, — скрежещущий металлический звук, словно прямо над их головами столкнулись и протаранили друг друга два военных самолета.

Вадим до упора жал на газ, и Виктор чувствовал, как из-под колес летит снег. Но машина совсем не двигалась.

— Не надо, — закричал он, стараясь перекричать нестерпимый звук, — так мы увязнем!

— Знаю, — ответил Вадим, — я не подумал. — Он сбавил скорость и тихонько жал педаль. Машина дергалась вперед рывками, но соскальзывала обратно. — Наверное, мы уже увязли.

— Попробуйте еще раз! — кричал Виктор, через плечо следя за тем, что происходило на озере.

Серебристая башенка все еще возвышалась там метров на пятьдесят и выглядела как небоскреб инопланетного города. Он не понимал, откуда она возникла, но был готов согласиться с предположением Алисы.

Вадим снова и снова пытался тронуться с места, но каждый раз колеса соскальзывали обратно в рыхлую колею.

— Бесполезно! — вскричал он. — Нам надо выбираться и бежать.

Алиса отчаянно замотала головой:

— Нет, так у нас не будет шансов!

— У нас будет больше шансов, если мы… — Вадим осекся, взглянув в сторону озера.

Серебристая башенка клонилась в их сторону, словно щупальце подводного монстра, пытающегося схватить свою жертву.

— Почему? — кричала Вероника. — Что она делает?

— Это источник гравитации, — прокричала ей в ответ Алиса. — Он движется сюда, увлекая за собой вещество из озера.

Вадим снова завел мотор, но даже на маленькой скорости выехать не получилось. Они прочно засели. Он обернулся к Виктору с паническим блеском в глазах:

— Здесь больше нельзя оставаться, нужно бросить машину и попробовать убежать.

Виктор снова взглянул на приближавшееся блестящее острие башни и заметил за задними сиденьями среди прочего снаряжения кое-что еще.

Это было запасное одеяло.

— Черт, — сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к другим, — должно получиться.

И перегнувшись через сиденье, он схватил одеяло и выскочил из машины.

— Что вы делаете? — вскрикнула Алиса.

Времени отвечать не было. Он бросился к передним колесам машины, шатаясь от бьющего в него звука. Ничего более громкого он в жизни не слышал. Даже рев реактивных истребителей, воздушное шоу которых он наблюдал с родителями в детстве, не шел в сравнение. Ему хотелось зажать уши, хотя он знал, что лучше от этого не станет. Этот звук заполнял собой весь мир — и поглощал его. Он врезался в голову, Виктор чувствовал, как вибрирует нижняя челюсть. Ему казалось, что мозг вскипит и вытечет из черепа.

В глазах начало двоиться, и он подумал, что сейчас потеряет сознание, но каким-то образом успел добраться до капота. Через ветровое стекло на него смотрели три пары полных ужаса глаз. Именно три — Прокопий не выглядел напуганным. Его лицо было невозмутимым… отрешенным. Казалось, он готов ко всему, что бы ни случилось.

В памяти Виктора всплыл образ медвежьей туши — с ее вытянутой в струну нижней частью, и ему представилось, что то же самое сейчас произойдет с Никой, Алисой, Вадимом, Прокопием… с ним… и решил, что он лично к такому не готов.

Он встряхнул, расправляя, одеяло и, бросив взгляд на приближающееся острие, заметил, что деревья вокруг клонятся в его сторону и снег летит с них белыми потоками к невидимому источнику гравитационного поля.

— Боже!

Он сел на корточки и подоткнул край одеяла под передние колеса, после чего, спотыкаясь, почти ползком добрался до открытой задней двери. Ника и Прокопий затащили его внутрь. Он дернул дверь на себя, крича Вадиму:

— Попробуйте сейчас!

Константинов снова завел двигатель, и мягко нажал на педаль газа, готовый тут же отпустить ее, как только почувствует пробуксовку. Но колеса, попав на одеяло, уже нашли твердую опору и рванули вперед.

— В лес, — скомандовал Прокопий.

Вадим повел машину, выжимая полный газ. Ртутное озеро осталось позади, но звук не только не стал тише — теперь к нему примешался непонятный треск. И тут Виктор через заднее стекло увидел, в чем дело: деревья за ними вырывало из земли и крошило в щепки какой-то непонятной штуковиной, реявшей в воздухе.

Алиса торопила Вадима:

— Быстрей, быстрей, если эта штука окажется над нами…

— Я знаю! — кричал он, выворачивая руль и лавируя между деревьями.

Виктор крепко зажмурил глаза и молился: «Боже, пожалуйста, дай нам уйти! Что бы это ни было, спаси нас!»

Он услышал, как застонала Ника, и открыл глаза, чтобы прижать ее к себе, но увидел, что она смотрит в окно и мотает головой, приговаривая:

— Нет, нет, нет, нет!

Тут он и сам увидел это и в первый миг ничего не понял, но когда после шока в мозгу сложился образ, он почувствовал, что его сейчас стошнит.

Это была собака — она бежала через лес за машиной метрах в десяти от них. Виктору показалось, что это борзая — длинная и ухоженная, темно-серая шерсть лоснилась. Но это была не борзая. Ее лапы были слишком длинными и тонкими, скелетообразными, морда тоже была слишком вытянутой. Она передвигалась широкими, мощными скачками, словно в замедленной съемке, не сводя крошечных черных глаз со стоявших впереди деревьев.

Это была собака — и в то же время не собака.

Чуть дальше между деревьев двигалось еще что-то. Это существо напоминало большую кошку — рысь, судя по черным кисточкам на кончиках ушей. В отличие от собаки, она была абсолютно нормальных пропорций для большой дикой кошки. Но когда она повернулась мордой…

У нее были слишком большие глаза, и даже на расстоянии Виктор мог разглядеть, что это человечьи глаза.

Увидев их, Вероника вскрикнула. Виктор прижал ее к себе, заставляя отвернуться от окна. Она начала всхлипывать у него на груди:

— Что это? Кто это?

— Не знаю, — отвечал он, — не знаю.

Алиса тоже видела их, и Вадим, петляя среди деревьев, успевал взглянуть мельком. Виктор хотел спросить у Прокопия, знает ли он, что это такое, но шаман вдруг подался вперед, схватившись обеими руками в подголовники передних сидений, и словно пытался что-то высмотреть сквозь ветровое стекло. Было очевидно, что в этот момент его лучше не отвлекать.

Алиса посмотрела в свое окно и крикнула:

— С этой стороны тоже что-то есть!

Виктор увидел бегущих рядом с машиной зайцев. Как и собаки, они делали неправдоподобно длинные прыжки. «Что за чертовщина?» — подумал он.

И вдруг Прокопий закричал:

— Впереди! Впереди!

Впервые Виктор услышал панику в голосе шамана и вскоре понял ее причину.

Прямо впереди из мерзлой земли торчало что-то большое, метров десяти в диаметре, полукруглое и вогнутое, внутреннюю его часть скрывала черная тень.

Это был «котел».

— Уезжайте от него! — кричал Прокопий.

Вадим резко крутанул руль вправо, меняя направление, так что их всех по инерции швырнуло влево.

А потом стало слышно только шум работающего двигателя.

Звук, раздирающий воздух вокруг, прекратился внезапно, как будто кто-то щелкнул выключатель. Вадим остановил машину на заносе и тяжело дышал, вцепившись в руль. Все сидели, боясь шелохнуться, слушая холостой ход двигателя. Виктор чувствовал, что в ушах звенит, но это был лишь остаточный эффект преследовавшего их невыносимого звука.

— Все целы? — нарушил наконец всеобщее молчание Вадим.

— Куда исчезли животные? — спросила Вероника, игнорируя его вопрос. — Где они? Они тут, рядом?

— Я их не вижу, — сказала Алиса, озираясь по сторонам.

— Не следовало вам вообще видеть их, — сказал Прокопий.

Виктор повернулся к нему:

— Что вы имеете в виду?

— То, что сказал. Людям вроде вас нельзя такое видеть.

— Вроде нас? То есть не шаманам?

— Именно. Но вы их увидели.

Виктор слышал смятение в его голосе. В первый раз за все время пребывания в лесу Прокопий казался по-настоящему потрясенным и потерявшим самообладание. Плохой знак.

— Вы видели их раньше? — спросил Вадим. — В смысле до того, как все это произошло? Когда мы только въехали в лес?

Шаман отрицательно покачал головой:

— Так не бывает. Мы не видим такие вещи просто так. Мы видим их, только когда наш дух путешествует, когда мы вступаем в иной мир. Ни вы, ни я не могли увидеть этих животных без особой подготовки. Я не понимаю, как это произошло… это очень странно.

— Да, это странно, — произнесла Алиса, все еще всматриваясь в окно. — Но еще страннее, что та штука, в которую мы чуть не въехали, исчезла. Этот котел исчез.

Они вышли из машины и огляделись. Не было ни странных животных, сопровождавших их сумасшедший побег от ртутного озера, ни «котла». Все снова выглядело нормальным, если, конечно, это место можно было назвать нормальным.

— Как могла такая громадина так быстро уйти под землю? — спросила Вероника. — В смысле она ведь должна была уйти под землю? Судя по легендам…

— Да, — ответил Константинов, — должна была.

Он прошелся по следу, оставленному колесами на снегу, до того места, где они круто свернули направо, чтобы избежать столкновения с «котлом». Остальные пошли за ним, и все вместе осмотрели место, где торчал «котел». Даже снег там лежал нетронутый.

— Эта штука не ушла под землю, — заключила Алиса.

— В таком случае куда? — спросил Виктор.

Она пожала плечами:

— Я могу поразмышлять логически, если хотите.

— Давайте.

— Итак, если бы я не видела его собственными глазами… как и все остальное… я бы сказала, что все это смахивает на оптическую иллюзию. Но, разумеется, сейчас я так не скажу. Единственное объяснение: чем бы ни являлась эта штука, она способна мгновенно перемещаться из этого места куда-то еще.

— Телепортация? — сказала Вероника.

— Да, как бы невероятно и неправдоподобно это ни звучало. Но что-то подсказывает мне, что дело здесь не только в телепортации.

— А в чем тогда?

Алиса показала на нетронутый снег в том месте, где несколько минут назад стоял «котел», наполовину уходящий в землю.

— Если «котел» отсюда был телепортирован, должен был остаться полукруглый след, но, как вы видите, абсолютно ничего — словно его никогда не было. Это ставит меня в тупик. Если только…

В напряженном молчании все ожидали продолжения, но она задумчиво смотрела себе под ноги.

— Если только что? — не выдержал Виктор.

— Если только это не связано со временем. Да… со временем.

— Я не понимаю. Что вы хотите сказать?

— Я запаниковала там, на озере, — ответила она, — когда Прокопий показал мне… Это был такой шок — увидеть все наши отражения, когда вы уже отошли от края. Может, Рустем Слободин видел то же самое… Во всяком случае, на той фотографии он выглядел напуганным не меньше меня. Такое ощущение, что в озере время движется медленнее, чем вокруг.

— Смещение во времени? — задумчиво сказал Константинов.

— Точно, — подтвердила Алиса. — Когда Прокопий попросил меня заглянуть в озеро, я увидела ближайшее прошлое. — Ее голос стал взволнованнее. — И то же самое могло произойти с «котлом». Сейчас его здесь нет, но он мог быть здесь в прошлом.

— Но не в ближайшем прошлом, — добавил Виктор, — ведь речь идет не о минутах?

— Конечно, определенно не о минутах, может быть, даже о столетиях.

— Господи, неужели такое возможно? Смещение во времени?

— Это единственное, что приходит в голову, и единственное хоть отдаленно похожее на правду. И… возможно, это объясняет то, что произошло с небом прошлой ночью.

Она многозначительно посмотрела на Вадима и Нику, и до Константинова наконец дошло, что она имеет ввиду.

— Ты хочешь сказать… что мы не узнали созвездий, потому что смотрели не на «наше» небо, а на небо, каким оно было в далеком прошлом?

Алиса кивнула:

— Конечно, мы всегда видим только то небо, каким оно было в прошлом, поскольку скорость света — величина конечная. Если мы видим звезду, которая находится на расстоянии ста световых лет от нас, мы видим ее не такой, какая она есть сейчас, а какой она была сто лет назад, так как свету требуется время, чтобы дойти до нас. Однако то, что прошлой ночью вообще не было известных созвездий, означает, что мы видели небо, каким оно было в очень далеком прошлом, возможно миллионы лет назад.

— А животные? Они откуда?

— Не уверена точно, — ответила Алиса, — может, то же самое касается и их.

— Но как происходят эти смещения во времени? — спросил Виктор. — По какому принципу?

— Не знаю. Обычно, когда говорят о путешествии во времени, мы представляем, как человек перемещается сквозь время в прошлое или будущее. Но никогда не думаем о перемещении промежутков времени.

— Что бы ни происходило сейчас, мы к этому не готовы, — сказал Виктор.

Алиса пристально посмотрела на него:

— Что вы имеете в виду?

— То, что мы оказались в чертовски опасной ситуации, и я думаю, нам не стоит здесь задерживаться.

— Хотите сказать, что мы должны все бросить? — спросила Алиса недоверчиво.

— Да. Не знаю, что я здесь ожидал найти, но, черт возьми, уж точно, не это. Это слишком ненормально. — Он посмотрел на Вадима. — Мы не справимся с тем, что происходит.

— Виктор прав, — поддержала его Вероника. — Мы едва не погибли… еще чуть-чуть — и были бы сейчас как тот медведь. Уж не знаю, что это за штука, но она деревья выдирает, как сорняки, и крошит их в щепки. И нас бы она размолотила точно так же. Мы не можем больше здесь оставаться.

Алиса посмотрела на нее с недовольством:

— Значит, вы хотите просто развернуться и уехать домой? Оставить все как есть, плюнуть на все эти тайны и укатить в Екатеринбург — как ребенок, которому надоела игра?

— В том-то и дело, что это не игра, Алиса! — закричала Ника. — Дело не в том, хочу или не хочу я продолжать игру, а в том, что я хочу выйти отсюда живой! — Она повернулась к Константинову. — Виктор прав, мы больше не можем здесь оставаться.

Взгляды всех обратились на Вадима — что скажет он? Он долго молчал, и Виктору было ясно, что его мучает дилемма: остаться и продолжать разведывать этот лес с его опасными загадками — или вернуться в безопасный город. Если бы решать приходилось Виктору, он бы не сомневался. Он не подписывался на такое и с удовольствием рванул бы домой. Максимов, конечно, будет не в восторге от его истории и, вероятнее всего, тут же его уволит — тем лучше. Это было не важно — главное, убраться отсюда, пока их не расплющили до молекул, как бедного медведя.

Вадим, безусловно, был главным в «экспедиции Константинова» (сейчас это название звучало по-глупому самонадеянно), и окончательное решение оставалось за ним. Виктор попытался представить, как поведет себя, если профессор решит остаться. Может, он и Ника устроят бунт? Займут машину и поставят ультиматум: либо они все вместе уезжают, либо упрямцы остаются и идут прямой дорогой в ад? А что, если после этого Алиса и Вадим все равно решат остаться? Сможет ли он так просто взять и уехать, бросив их в лесу — даже по их собственному выбору? Позволит ли ему совесть?

Такие мысли бились в голове у Виктора в ожидании ответа Вадима. Наконец, глубоко вздохнув, Константинов заговорил:

— Мне очень тяжело. Вы не представляете, как я ждал этого — оказаться здесь и увидеть то, что видели они… наконец-то, наконец-то после пятидесяти лет сплошных вопросов без ответа быть так близко к разгадке их смерти… — Он посмотрел по очереди на каждого и покачал головой, опуская взгляд. — Но я не могу просить остаться тех, кто не хочет… Я не смогу жить с этим грузом, если что-то случится… если они…

— Вадим… — начала было Алиса.

Он жестом остановил ее:

— Все. Решение принято: мы немедленно возвращаемся в Екатеринбург.

— Но ведь ты вернешься сюда, — сказала Алиса.

— Конечно вернусь… очень скоро.

Алиса посмотрела на Виктора и Нику.

— И я вернусь с тобой, — сказала она.

Вероника выдержала ее презрительный взгляд и пожелала:

— Удачи. Вам она понадобится. — Потом повернулась к Прокопию, который молча слушал их, стоя в сторонке, и обратилась к нему: — А вы готовы ехать сейчас домой?

Он не ответил, но просто повернулся и пошел к машине.

— Видимо, это «да», — пробормотала Вероника.

Остальные устало потянулись вслед за ним — ничего не говоря и даже не глядя друг на друга. Константинов занял водительское место и завел двигатель, Алиса снова села рядом, хлопнув дверью сильнее, чем требовалось. Ника обменялась взглядами с Виктором и слегка улыбнулась ему, и у него потеплело на душе. Тот факт, что это она настояла на своем участии в экспедиции на Холат-Сяхыл, не менял дела — ведь если бы изначально Виктор ей не позвонил, ее бы здесь сейчас не было. Поэтому он чувствовал огромное облегчение, оттого что они воспользовались возможностью и повернули назад. Если бы с Никой что-то случилось, он бы никогда себя не простил. А что касается его самого, для него происшествие на перевале Дятлова навсегда останется неразрешенной загадкой. Но ему уже было все равно. «Пусть прошлое остается прошлым, — думал он. — Я не хочу ничего об этом знать, не хочу знать, что за чертовщина здесь творится. Я хочу просто обо всем забыть. Малодушно? Ну и прекрасно! Значит, я трус, и катись оно все к чертовой матери!»

Потом он подумал о Вадиме, и ему вдруг стало его ужасно жалко — не потому, что тот принял такое решение из-за него, а потому, что Константинов скоро вернется сюда, чтобы встретиться лицом к лицу с тем, от чего они сейчас убегали. Что с ним будет и какая судьба его ждет? Удастся ли ему найти разгадку? Или она погубит его? Но пока они двигались назад к лагерю, разбитому у кромки леса на перевале Дятлова, то, что сначала ощущалось как облегчение, постепенно сменилось унынием.

Первое легкое подозрение, что что-то не так, закралось после слов Алисы:

— Мы уже давно должны быть на месте.

Вадим остановился, сверился с GPS-навигатором — ведь он еще утром завел в систему координаты их лагеря.

— Что-то не так? — спросил Виктор.

— Странно, — ответил Вадим, — навигатор показывает, что мы находимся в лагере. Но я его не вижу…

Вероника подвинулась вперед.

— А он правильно работает?

— Вроде да. Наш лагерь должен быть прямо перед нами, но…

— Его нет, — констатировала Алиса.

— Вот дерьмо собачье! — выругался Виктор, вылезая из машины.

Он огляделся вокруг — куда ни глянь, во все стороны простирались могучие деревья. Его осенила догадка, но он постарался отмахнуться от нее — понимая, что она верна, но не желая в этом себе признаваться. Однако выбора не было. Он снова сел в машину и сказал, обращаясь ко всем:

— Никаких признаков лагеря, зато есть кое-что другое.

Вадим повернулся к нему:

— Что другое?

— Вы уверены, что навигатор работает нормально?

— Да, абсолютно уверен.

— Тогда у нас проблемы.

— Почему?

— Потому что мы разбивали лагерь на краю леса, но здесь края леса нет — нигде.

— Ерунда какая-то, — прошептала Алиса.

— Вовсе нет, — произнес Прокопий, не сказавший ни слова за всю дорогу от озера.

— Что вы хотите сказать? — спросила Алиса.

— Вы правда думали, что сможете так просто покинуть лес? Вы правда думали, что после всего, что вы увидели в нем, сможете развернуться и уйти? Он вас заметил и не отпустит вас так скоро и по вашей воле.

— Вы хотите сказать, что это лес не позволяет нам уехать? — спросила Алиса.

— Да, это я говорю, — подтвердил шаман. — Ваше присутствие здесь — это вопрос, заданный лесу, и он отвечает вам; а то, что вы больше не хотите получить его ответ, — уже не важно. Он все равно даст вам ответ.

— Мы умрем? — спросила Ника еле слышно. — Этот ответ будет стоить нам жизни?

— Не мне отвечать. Я сам ничего не знаю. Откуда мне знать? Наш народ сотни лет сторонился этого места. Отортен и Холат-Сяхыл хранят свои секреты, и мы это понимаем.

— Но ваш дух был здесь во время обряда инициации, — сказал Вадим, — если вам что-то известно об этом месте, вы должны нам рассказать…

— Я сам буду решать, что вам рассказывать. Но обещаю, что сделаю все, что в моих силах, чтобы вы остались в живых, когда лес даст вам свой ответ. Но сейчас мы должны ждать здесь.

— Чего ждать? — спросила Алиса.

— Того, что случится. Виктор прав: края леса нигде не видно.

— Но как далеко он отсюда?

— Очень далеко, чтобы дойти до него — ни этой, ни следующих жизней не хватит.

Виктор хотел было в очередной раз спросить Прокопия, что тот, черт возьми, имеет в виду, но, уже открыв рот, остановился. Он вдруг с совершенной очевидностью осознал смысл слов шамана. Глядя в окно на окружавший их лес, он абсолютно точно понимал, что имел в виду Прокопий, и был больше чем уверен, что тот прав.

Он был уверен, что лес этот не кончится никогда.

Глава семнадцатая

Итак, они ждали. И снова ждали. Время ползло, и невидимое солнце медленно катилось за горизонт, а лес сначала дышал сумерками, а потом окутал их темнотой. Никто не был настроен на разговор; время от времени кто-нибудь из них выходил из машины на несколько минут, чтобы размять ноги.

В очередной раз Вероника, уже выходя из машины, взяла Виктора за руку, давая понять, что хочет, чтобы он пошел с ней. Она обошла машину и оперлась на багажник. Он стоял рядом, засунув руки в карманы своего пуховика.

— Витя, — сказала она, — что с нами происходит? Что это за место?

— Не знаю.

— В мире такого не бывает. Такого не может быть. Не может!

Он увидел, как ее глаза наполняются слезами.

— Прости меня, Ника. Прости, что втянул тебя во все это.

— Я сама захотела ехать.

— Все равно я виноват. Я не должен был тогда звонить тебе и просить встретиться.

Она усмехнулась, вытирая слезы:

— Ты же не знал, что произойдет. Откуда тебе было знать, что начнется это безумие? Ты не виноват.

— Мы выберемся отсюда, Ника, я тебе обещаю, мы выберемся.

— Спасибо за эти слова, Витя. Но ты не больше меня знаешь, что происходит.

— Прокопий нам поможет.

— Ты правда думаешь, что он сможет помочь?

— Я верю. Странно, я никогда раньше не интересовался такими вещами… всеми этими народными поверьями, шаманской культурой и прочим. Никогда этого не понимал — считал примитивной ерундой. Всегда смеялся над теми, кто увлекается нью-эйджем. Сейчас я понимаю, что ошибался.

— Почему мы расстались, Витя? — спросила она вдруг так неожиданно, что он не нашелся, что ответить. — Я ужасно из-за тебя страдала… я ненавидела тебя за это. Это было так странно — чувствовать вместо любви ненависть — так внезапно. Я как будто вдруг стала другим человеком, сама того не желая и не понимая, что со мной происходит… И за это еще больше ненавидела тебя.

Виктору захотелось плакать — не столько от ее слов, сколько от того потока мыслей, которые она разбудила: о ее слезах и ненависти к нему, о Дятлове и его товарищах, замерзших в ледяном аду, о Людмиле Дубининой, лежавшей в овраге с вырванным языком, о Николае Тибо-Бриньоле с размозженным черепом, о неведомой и тошнотворной силе, изувечившей медведя, о невероятных животных, настигавших их огромными прыжками по дороге от озера…

Сколько еще потрясений выдержит человек, прежде чем сломается? Стоя рядом с женщиной, которую он когда-то любил — и знал, что любит до сих пор, — в дебрях леса, из которого не было выхода, Виктор понял, что не может больше держаться.

— Боже мой, — только и вымолвил он, крепко сжимая ее в объятиях и чувствуя, как у самого текут слезы. — Боже мой, Ника…

Она обняла его и сказала:

— Я люблю тебя, Витя.

— Я тебя тоже люблю, — прошептал он. — Мы выберемся отсюда. Я обещаю, что выберемся.

Алиса первой заметила, как вернулся их лагерь — или как они вернулись к лагерю. Не произошло никакого движения, никакой перемены — она просто выглянула в окно и изумленно вскрикнула:

— Вон наш лагерь!

Палатка стояла справа от них, метрах в пяти, чуть дальше виднелась кромка деревьев, за которой в темноте возвышалась круглая вершина Холат-Сяхыл.

Алиса схватилась за ручку двери, но Константинов остановил ее.

— Погоди немного, — сказал он, опуская стекло и направляя фонарь на палатку.

В узком луче света она казалась абсолютно нетронутой и целой. Хотя почему бы ей не быть целой? Все это время она находилась здесь: это они были в другом месте — что бы там ни показывал навигатор.

— Думаете, это не опасно? — спросила Ника.

— Есть только один способ узнать, — ответил Виктор, выходя из машины.

Ника выбралась вслед за ним — и они вместе пошли к палатке. Перед ней все так же чернели на снегу остатки их вчерашнего костра. Виктор огляделся. Вокруг стояла морозная тишина; его дыхание, клубившееся густым паром, было единственным, что ее нарушало. Он понимал, что никогда бы не смог привыкнуть к этой тишине — и дело не в зловещих событиях. Для того, кто провел всю жизнь в обстановке города, где все и всегда издает какие-нибудь звуки, эта абсолютная тишина слишком неестественна и тревожна, слишком таинственна и загадочна — она словно дышит призраками.

Однако ничего необычного не наблюдалось. Тогда Виктор и Ника замахали остальным — те поспешно вылезли из машины и подошли к ним. Константинов тут же занялся газовой горелкой, Алиса вытащила из палатки два фонаря и зажгла их.

И их лагерь снова превратился в уютный уголок — по крайней мере, Виктор пытался настроить себя на это. Но после ужина и пары кружек горячего крепкого кофе он и впрямь почувствовал себя лучше, хотя ощущение, что они стоят на краю пропасти и земля крошится под ногами, осталось…

Остальные, видимо, чувствовали то же самое — судя по тому, что за ужином все молчали и то и дело всматривались в окружавшую их темноту. Зато к Прокопию, похоже, наоборот, вернулась его привычная невозмутимость — он кивком головы поблагодарил за еду, которую ему предложили, и все поглядывал на небо, пока ел. Небо снова затянуло облаками, но Виктор подумал, что Прокопию это не мешает, что шаман видит сквозь облака — вот только что он видит?

По вполне очевидным причинам они решили дождаться утра, чтобы свернуть лагерь и двинуться назад в Екатеринбург. Приняв окончательное решение, Вадим, казалось, немного повеселел — наверняка глубоко в душе он тоже чувствовал радость оттого, что жуткое место остается позади. Конечно, он сдержит слово и вернется сюда, но сейчас он слишком устал от всего этого.

Когда, прибравшись после ужина, они забрались в палатку, Вадим сказал это вслух:

— Знаете, чем больше я думаю, тем больше уверяюсь, что вернуться в город — самое лучшее решение.

Виктор посмотрел на Алису, ожидая услышать какое-нибудь колкое замечание, но она молчала. Наверное, она тоже устала от этого места.

— Нужно о многом подумать, — продолжал Вадим, — обобщить полученную информацию, сформулировать гипотезы, сравнить с тем материалом о перевале Дятлова, который у нас был. Это была предварительная поездка, небольшая разведка — но если учесть то, что мы испытали, она прошла исключительно успешно.

— Не поспоришь, — заметила Алиса, ухмыльнувшись.

Виктор повернулся к Прокопию:

— А вы что думаете? Вы сказали, что лес нас не отпустит. Вы до сих пор так думаете?

Шаман задумался на секунду и ответил:

— Лес задержал наш отъезд, он не хотел, чтобы мы уехали сегодня. А что будет завтра — я не знаю. Посмотрим.

Вероника вздохнула:

— У кого-нибудь есть предположение, какого чёрта творится в этом месте? — Она посмотрела на Алису. — Вы физик, у вас должны быть какие-то идеи, хотя бы догадки.

— Единственное, что пока приходит в голову, — это то, что местные явления могут подтверждать М-теорию.

— Что за М-теория? — спросил Виктор.

— Сокращенно «мембранная теория», но… ее надо долго объяснять.

— Мы не торопимся, — заметила Ника.

Алиса закурила. Никто не стал возражать.

— Хорошо. Эта теория касается происхождения Вселенной. На данный момент физики почти единодушно принимают так называемую стандартную модель ее возникновения, согласно которой Вселенная появилась после мощнейшего взрыва примерно четырнадцать миллиардов лет назад.

— Это теория Большого взрыва, — прокомментировал Константинов, — первым ее выдвинул Эдвин Хаббл.

— Да, но только Хаббл вовсе не был первым. Эта честь принадлежит бельгийскому астрофизику Жоржу Леметру, который, по иронии судьбы, был к тому же священником. В двадцатые годы прошлого века Леметр сделал предположение, что Вселенная возникла из «изначального атома», или «космического яйца», примерно 20–60 миллиардов лет назад. Он полагал, что это была сфера, диаметр которой в тридцать раз превосходил диаметр Солнца. В этом отношении, а также в оценке возраста Вселенной он ошибся, но сама идея была верной. Ее быстро подхватили другие ученые, включая Хаббла, который заметил, наблюдая звезды и галактики, что чем дальше находится звезда, тем большую длину волны имеет ее световое излучение. Ее свет смещается в красную часть спектра. Хаббл рассчитал, что красное смещение галактики пропорционально ее расстоянию от Земли: другими словами, чем дальше от нас находится галактика, тем быстрее она убегает от нас. Это наблюдение известно как «закон Хаббла», и из него неизбежно следует, что в силу своего расширения Вселенная должна была иметь сингулярную точку возникновения в далеком прошлом — четырнадцать миллиардов лет назад, если быть более или менее точными. Тогда вся материя и энергия космоса были сжаты в пространстве гораздо меньших размеров, чем «космическое яйцо» Леметра. Оно было бесконечно малым и бесконечно плотным, и никто не знает, каким образом и откуда оно возникло и как ему удалось расшириться вовне, учитывая бесконечную силу гравитации, характерную для таких объектов.

— Все это очень интересно, — произнес Виктор, — но как это соотносится с мембранной теорией?

— Терпение, Виктор, сейчас я почти до нее дошла. Эта идея о первоначальной сингулярности, способной расшириться до размеров Вселенной, является серьезной проблемой для астрофизиков. Такого расширения не должно было бы произойти, ведь сила гравитации в этой сингулярности слишком велика.

— Это похоже на черную дыру, — сказала Ника.

— Именно. Как только мы затрагиваем что-то «бесконечное» — так сразу возникают проблемы. Современное понимание физики не позволяет нам сказать ничего определенного о процессах, происходящих в пространстве бесконечно малых размеров и бесконечной плотности… поэтому астрофизики предпочитают считать, что Вселенная возникла из пространства размеров планковской длины.

— Что такое планковская длина? — спросил, наморщив лоб, Виктор.

— Это самое маленькое расстояние, которое наша физика способна описать: 10‾³⁵. Идея изначального расширения Вселенной дополнилась идеей ее «раздувания»: это была сила, давшая Вселенной сильный толчок вовне, ускоривший ее расширение, прежде чем сила гравитации смогла остановить процесс и вернуть ее в сингулярность. Вот здесь и появляется мембранная теория. Она дала начало появлению новой модели возникновения Вселенной, которая уходит от необходимости «раздувания». Она называется экпиротической моделью, от греческого «экпиросис», «большой пожар» — в философии стоиков так назывался процесс, посредством которого Вселенная периодически сгорает и возрождается заново. Согласно теории, наша Вселенная представляет собой четырехмерную мембрану, внедренную в область пятимерного пространства.

— Кажется, вы меня окончательно запутали, — признался Виктор.

— Хорошо. Тогда представьте Вселенную в виде листка бумаги, плавающего в пространстве комнаты.

— Представил, — кивнул он.

— Этот лист бумаги имеет два измерения — длину и ширину. А комната, в которой он плавает, имеет еще одну, дополнительную величину — высоту. Теперь если вы добавите одно измерение этому листку бумаги и одно измерение комнате, то получите нашу Вселенную, плавающую в многомерном пространстве. Наша Вселенная является «мембраной», плавающей в безгранично-многомерном пространстве. И то, что мы называем Большим взрывом, было вызвано столкновением двух мембран. При этом кинетическая энергия столкновения превратилась в фундаментальные частицы, которые составили нашу Вселенную и оказались запертыми в трехмерном пространстве мембраны.

— Ладно, логику я вроде бы уловил, — сказал Виктор. — Но как это связано с тем, что мы видели?

Алиса бросила окурок в кружку, из которой пила кофе, хотела закурить еще, но передумала.

— Эта теория объясняет возникновение, исчезновение, изменение. И чем больше я об этом думаю, тем больше подозреваю, что смещение во времени здесь ни при чем. Что, если М-теория верна? Что, если Вселенная и в самом деле встроена в четырехмерную мембрану, которая, в свою очередь, движется через пятимерное пространство? И что, если существует бесчисленное множество подобных мембран и они не только сталкиваются друг с другом, но и могут взаимодействовать каким-нибудь иным способом… более мягким, скажем так? Что, если они могут пересекаться без катастрофического высвобождения энергии, которое и привело к образованию нашей Вселенной?

— Слишком много «если».

Алиса вздохнула.

— Сама знаю. Но не могу забыть небо прошлой ночью — на котором все созвездия были незнакомы. Я предположила, что, возможно, мы наблюдали за небом из другого временного периода нашей истории… но ведь возможно, мы смотрели на небо из другого измерения, через пересечение нашей мембраны и какой-нибудь другой.

— А «котел»? — спросила Вероника. — Каким образом он исчез? Вы говорите, что это не из-за смещения во времени, а…

— А в результате еще одного пересечения мембран. Да, я это хочу сказать. «Котлы» и инсталляции — что бы они собой ни представляли, принадлежат другому измерению…

Все какое-то время молчали, пытаясь переварить информацию. Все это было настолько фантастично и невероятно. Смещающиеся измерения пространства-времени, которые пересекаются друг с другом через многомерное пространство… Господи боже! Но логика в этом была. Виктор вспомнил, что кто-то однажды сказал, что экстраординарные заявления требуют экстраординарных доказательств. Но тогда и экстраординарные явления требуют экстраординарных объяснений.

Вероника выразила его сомнения кратко и ясно:

— Если это правда, почему это происходит только здесь? Почему не во всем мире? Не все время?

Алиса ответила не задумываясь:

— Может, и происходит. Подумайте о появлении НЛО: за все время их были тысячи — в основном шарообразные объекты вроде тех, что видели лыжники в ночь гибели группы Дятлова. На самом деле, форма здесь не главное: это может быть шар, диск, сигара — не важно. Важно то, что люди веками, а может быть, тысячелетиями наблюдают в небе странные объекты. Не слушайте скептиков, которые говорят, что это чушь — многие из них даже не интересуются доказательствами. Факт остается фактом: что-то такое существует, но это не космические корабли с других планет галактики, а нечто иное, гораздо более необычное. Да и на самой Земле есть много странных объектов, которые очевидцы и исследователи принимают за следы приземления космических кораблей… но это может быть совсем другое. А еще сферы…

— Сферы? — переспросил Виктор, замечая, как устраивается поудобнее Константинов с расползающейся по лицу улыбкой.

— Вот уже много лет на фотографиях людей проявляются странные сферические объекты размерами обычно несколько сантиметров в диаметре. Иногда их видят в так называемых паранормальных зонах вроде домов с привидениями, но чаще — в самых обычных ситуациях и местах. Эти объекты видны на проявленной пленке. Их часто списывают на блики в объективе или случайную двойную экспозицию, но я думаю: так ли уж верно это объяснение? То же самое и с шаровой молнией: это признанный феномен, но его невероятно сложно воссоздать в лабораторных условиях…

Алиса говорила все быстрей, следуя за потоком собственных мыслей и размышлений.

Виктор поднял руку:

— Подождите, подождите минутку! Предположим, что вы правы и что мембраны пересекаются, позволяя, скажем так, различным вещам проходить через другое измерение. Получается, что это движение в одну сторону. Почему все время только их объекты проникают к нам, а наши в их измерение проникнуть не могут?

Алиса посмотрела на него с выражением крайнего удивления:

— Виктор, не могу поверить, что вы такое спрашиваете!

Видимо, он только что сморозил глупость, по крайней мере с точки зрения Алисы. Нисколько не смутившись, он сказал:

— Ну так просветите меня.

— Вы удивлены, что из нашей мембраны ничего не попадает в другую при пересечении? Вы хоть представляете себе, сколько людей пропадает по всему миру ежегодно? Сотни и тысячи. Ну да, разумеется, многие их них рано или поздно находятся, живыми или мертвыми, но все равно остается внушительное число тех, кто исчезает бесследно — это полная загадка, как и сами обстоятельства их исчезновения.

— Но это не значит, что они проваливаются в другое измерение, — возразил Виктор, чувствуя странное нежелание верить теориям Алисы. Казалось бы, после всего, чему они стали свидетелями в этих местах, он должен быть благодарным за любое возможное объяснение происходящего. Но ее «объяснение» было еще более невероятным, чем сами явления, — и он отказывался верить, отказывался принять подобный мир.

Алиса вздохнула:

— Хорошо, я приведу пример. Этот случай широко известен в литературе о паранормальных явлениях. Зимой 1873 года в Англии, в Бристоле, на вокзале была арестована молодая пара за поведение, нарушающее общественный порядок: они явились на станцию одетыми в пижаму и потребовали вызвать полицию. Уже в полицейском участке они рассказали, что поселились в отеле недалеко от вокзала. В Бристоле они были проездом из Клифтона в Уэстон-Сьюпер-Мэр и рано утром собирались продолжить путешествие, чтобы оказаться на месте в нужное время. Они легли спать в полночь, но не прошло и часа, как их разбудил странный шум, и тут же пол их гостиничного номера превратился в вихревую воронку, в которой, кроме темноты, ничего нельзя было разглядеть. Мужа едва не засосало, и жене пришлось его спасать. Глядя, как в воронку затягивает вещи, они поняли, что через дверь им не выбраться, и решили выпрыгнуть в окно с высоты четырех метров. В панике они прибежали на вокзал, где и были арестованы за неприличное поведение.

— Интересно, — заключил Виктор и хотел уже выразить свои сомнения по поводу правдивости этой истории, но вдруг сообразил, что в свете всего, что они пережили в этом лесу, она выглядит не более странной. Поэтому он спросил: — Так вы считаете, что эти люди стали одними из первых свидетелей… э-э… пересечения двух космических мембран?

— Именно, — ответила Алиса, — я думаю, что между нашим миром и тем, что находилось с «той стороны», была разница в давлении. Атмосферное давление в том измерении более низкое, возможно вообще вакуум, поэтому воронка засосала несколько вещей из комнаты и чуть не затянула человека. Но это лишь одна из массы историй, не говоря уже про случаи исчезновения самолетов и кораблей по всему миру в местах вроде Бермудского треугольника — это тоже происходит на протяжении десятков, если не сотен лет.

— Ну, — сказала Вероника, — если все, о чем вы говорите, хотя бы частично правда, тогда нам тем более следует скорее убираться отсюда. Да, возможно, такие вещи могут случаться в любой точке Земли, но такое чувство, что здесь их какая-то немыслимая концентрация.

— Разница давления… — пробормотал Константинов себе под нос.

— Что? — переспросила Ника.

— Алиса, ты сказала, что могла возникнуть разница давления между комнатой молодоженов и миром по ту сторону пересечения?

— Да, сказала. Это достаточно логичное объяснение эффекта засасывания.

— А что, если такое пересечение откроется в среду с большим атмосферным давлением?

Алиса пожала плечами:

— Будет обратный эффект — поток воздуха будет уходить не в воронку, а из нее.

— Значит, если давление на… на другой стороне, как ты сказала, будет во много раз больше, чем в нашем мире, произойдет мощный взрыв?

— Верно. А теперь подумайте, что произойдет, если разрыв между измерениями откроется в область планеты-гиганта с давлением в тысячу земных атмосфер?

— Тот, кто окажется вблизи, будет смят и погибнет на месте, ведь так? — спросил Константинов.

Алиса смотрела на него, не отвечая. До всех вдруг начало доходить, что он имеет в виду.

— Боже мой! — воскликнул Виктор. — Травмы Дубининой, Тибо-Бриньоля, Золотарева, Колеватова… травмы, похожие на те, что получают в автокатастрофах на большой скорости!

— «Неизвестная сила непреодолимого характера»… — сказал Константинов. — Возможно, сейчас нам удалось приоткрыть истинное значение этой загадочной фразы.

— Это может объяснить произошедшее с туристами, — согласилась Алиса. — И не только их многочисленные травмы, но и цвет кожи и волос. Вероятно, они оказались под воздействием атмосферы, радикально отличной от нашей по своему химическому составу.

— А как же проект «Сварог»? — спросил Виктор. — Ясно, что они давно тоже все это выяснили. Ведь здесь у них была полностью оснащенная исследовательская станция, так?

Константинов кивнул:

— Отсюда возникает вопрос: почему они бросили ее? Потому что получили ответы на все свои вопросы? Маловероятно. Даже если Алиса права всего лишь наполовину, то и половины этой хватит для исследований на сотни лет вперед. У них не было причин сворачивать свою деятельность в этих местах.

— Может, дело в опасности? — предположила Ника. — Ведь от того, что здесь происходит, нет защиты. Может, они и хотели остаться, но потеряли много людей, оборудования. Помните останки, которые вы тут обнаружили в прошлый раз и которые Юдин назвал «захоронением металлических отходов»? А может, они и правда ответили на все свои вопросы или нашли что-то такое, что сделало продолжение исследования нецелесообразным.

Константинов добродушно рассмеялся:

— Вот мы и снова столкнулись с главной проблемой перевала Дятлова: каждая версия порождает больше вопросов, чем ответов. — Он зевнул. — Знаете, в одном я уверен — я устал, да и вы все тоже. Думаю, нам пора на боковую.

Все согласились. День был длинным и полным событий — всем нужно было отдохнуть. Они забрались в свои спальные мешки, Вадим пожелал всем спокойной ночи и погасил фонарь.

И тогда они услышали звуки.

Глава восемнадцатая

Сначала они были очень тихими — откуда-то издалека слегка нарушавшими лесную тишину, как слабое дуновение ветерка, когда проваливаешься в сон. Виктор сел и начал вслушиваться, затаив дыхание.

Постепенно звук нарастал, становился громче.

Кто-то из них прошептал:

— Что это?

Кто-то ответил:

— Тсс!

В кромешной тьме они сидели и слушали.

Звуки не были похожи на те, что они слышали в Юрте Анямова или в лесу, когда убегали от ртутного озера. Они были мягче и органичнее — как будто что-то огромное дышало. Это дыхание сопровождалось еще одним звуком — словно в густой и вязкой жидкости вскипали и лопались пузырьки. Был звук, напоминавший стрекотание сверчков или цикад, раздававшееся эхом на многие километры вокруг, хотя было понятно, что в студеном лесу их просто не может быть. И был звук голосов, говоривших на незнакомом языке; он становился то громче, то тише — словно его транслировало плохо настроенное радио.

Виктор сидел, не смея пошевелиться, парализованный страхом. Рядом слышалось прерывистое дыхание Ники. Она изо всех сил пыталась сдержать крик, шумно и судорожно сглатывая.

Он сам крепко зажмурился, когда услышал такое же громкое сглатывание снаружи палатки. Ника застонала от ужаса, и Виктор прижал ее к себе, чувствуя, как ее колотит дрожь.

Но тут вдруг, к всеобщему облегчению, все смолкло.

Ника понемногу успокаивалась в объятиях Виктора и дышала ровнее.

Кто-то прошептал:

— Оно ушло?

Никто не ответил — все наслаждались благословенной тишиной, впитывая ее, как пьют воду умирающие от жажды.

Виктор уже чуть было не ответил: «Да, оно ушло», но слова замерли на языке, когда в палатку проник новый звук.

Хруст шагов по снегу.

Они слушали, как этот мягкий хруст приближается к палатке, и Виктор хотел умереть, хотел, чтобы сознание оставило его и он погрузился в бесчувственное забытье. В первый раз в жизни он молил Бога дать ему умереть, умолял о быстрой и безболезненной смерти.

Но, конечно же, она не наступила.

И вот он лежал живой, слушая шаги, медленно обходившие палатку. Самым страшным была их совершенная нормальность — после необъяснимых и призрачных звуков, которые они только что слышали. Виктор понятия не имел, откуда могли взяться те звуки, но эти… вне всяких сомнений, это были шаги человека.

Но какого человека? Откуда ему тут взяться ночью?

Да, можно было открыть палатку и посмотреть. Но делать этого не хотелось. Господи, только не это! Он слишком боялся того, что мог увидеть.

Ника всхлипывала и шептала:

— Кто это? Кто это?

Казалось бы, проще простого было встать и расстегнуть палатку, проще простого выйти наружу, чтобы встретиться с нарушителями их покоя лицом к лицу и выяснить, что им здесь надо.

Да, это было бы проще простого, если бы не один вопрос, сверливший Виктору мозг: а что, если это вовсе не человек?

Он услышал, как Константинов прошептал:

— Нужно выйти… выйти и посмотреть, кто это.

— Ты с ума сошел? — зашипела Алиса.

— Может, это кто-то заблудился в лесу и ему нужна наша помощь.

— Тогда почему он молчит?

— Судя по шагам, это человек.

А если не человек?

Сколько можно просто лежать и трястись от страха! Будь мужчиной, сделай уже что-нибудь!

А-если-это-не-человек?

Шаги были медленными, осторожными. Палатку обошли еще три раза. Затем шаги остановились… и стали удаляться в сторону леса, постепенно становясь тише и неразличимее.

— Оно уходит, — сказал Константинов, и слово «оно» предательски выдало его тайные мысли и страхи.

Внезапно он пополз к выходу.

— Что ты делаешь? — запротестовала Алиса.

Услышав звук расстегиваемой палатки, Виктор почувствовал, как бешено заколотилось сердце. Но тут он понял, что Вадим сделал лишь щелочку, чтобы посмотреть, что происходит снаружи.

— Вы что-нибудь видите? — спросил он, не зная, хочет ли получить ответ.

Вадим не отвечал. Тогда Виктор подполз к нему, но голова Константинова, прильнувшего к щели, закрывала весь обзор.

— Видите что-нибудь? — повторил он свой вопрос.

— Вижу… — начал тот и, набрав в грудь воздуху, сел прямо. — Мы правильно сделали.

— В каком смысле?

— Правильно сделали, что не вышли.

— Что вы там увидели, Вадим? Скажите же!

— Я успел увидеть мельком, прежде чем оно исчезло в лесу, и это был не человек.

Остаток ночи они провели в состоянии между тревожным бодрствованием и беспокойным сном. Разумеется, они по очереди несли вахту, хотя никто не знал, что делать, если повторятся звуки или вернется их незнакомец. И эти несколько часов Виктор пытался отделаться от мыслей о группе Дятлова, разрезавшей свою палатку и сбежавшей в панике ночью пятьдесят лет назад.

Никогда время не шло так медленно, никогда прежде он не молился про себя с таким жаром, чтобы наступил день, в то же время страшась наступления этого дня.

Все снова молчали — отчасти потому, что остерегались выдать себя тому, кто мог находиться снаружи, но больше потому, что никакие слова не могли принести хоть немного облегчения.

Так они и пролежали до рассвета.

Когда через щели в брезенте палатки забрезжили первые лучи солнца, Виктор поднялся, садясь и благодаря Бога, что все живы. Остальные тоже закопошились, собираясь в дорогу — прочь из этого жуткого и странного леса.

Застегивая рюкзак, Виктор заметил, что Прокопий сидит к ним спиной у самого входа в палатку, уставившись на брезентовый полог, хотя, разумеется, смотреть там было не на что. У Виктора возникло подозрение, что он чего-то ждет или хочет, чтобы они узнали то, что уже понял он. Между коленей у него, словно талисман-оберег, был зажат его шаманский барабан.

Константинов пополз к выходу.

— Прокопий, подвинься.

Но шаман даже не шелохнулся.

Непонимающим взглядом окинув остальных, Вадим неловко пролез мимо него и открыл застежку палатки. Он уже начал вылезать, как вдруг остановился и замер на четвереньках, словно что-то снаружи его парализовало.

Виктор посмотрел на Алису и Нику — они тоже непонимающе переглянулись, и глаза их были полны тревожного страха, который он и сам чувствовал в этот момент.

— Что такое, Вадим? — окликнул он Константинова.

Тот, не ответив, сдвинулся с места и выполз из палатки. За ним скрепя сердце последовал Виктор и, выйдя, встал как вкопанный с разинутым ртом оттого, что увидел перед собой метрах в десяти.

Прошлой ночью на поляне, где была разбита их палатка, не было ничего, кроме нескольких деревьев.

Сейчас здесь возвышалась инсталляция.

Глава девятнадцатая

Она была не похожа на инсталляции с фотографий из досье Лишина — эта почти полностью уходила под землю, так что только самый верхний купол и второй купол, поменьше, торчали из снега. Виктор и Константинов стояли рядом, разглядывая ее, и вдруг почувствовали, что с ними стоит и Прокопий.

— Она появилась ночью, — прошептал Виктор.

Факт, разумеется, был очевиден, но он произнес это вслух, чтобы хоть немного уяснить то, что отказывался принимать его мозг.

Вероника и Алиса вышли из палатки и вскрикнули от испуга.

— Боже, боже мой! — повторяла Ника. — И что нам… что нам теперь делать?

— Мы осмотрим ее, — тут же ответила Алиса.

— Что значит «осмотрим»?

Алиса показала на купол поменьше и отверстие в нем:

— Мы посмотрим, что внутри.

— Вы с ума сошли? — воскликнула Ника. — Я не собираюсь лезть в нее — вы меня не заставите туда лезть, понятно?

Алиса кинула на нее испепеляющий взгляд:

— Думаете, у нас есть выбор?

Все посмотрели на нее.

— Что за ерунду вы несете? — возмутился Виктор.

Она кивком головы показала на Прокопия:

— Вот он знает.

— Полагаю, Алиса права, — заговорил шаман. — Вчера, когда вы приняли решение уехать, лес спрятал ваш лагерь и сделался бесконечно длинным, чтобы помешать вам уйти. Теперь он принес прямо к вашему порогу этот железный дом. Он требует, чтобы вы оставались здесь.

— Вы шутите, — сказала Ника, — не может быть, чтобы вы…

— Уверяю вас, я говорю серьезно, — ответил Прокопий, не сводя глаз с инсталляции. — Не думаю, что лес позволит нам уехать, пока мы не войдем в железный дом. Приехав сюда, вы задали вопрос. Думаю, что это и есть ответ на него.

— Я тоже думаю, что инсталляция появилась здесь по какой-то причине, — согласился Константинов.

— Дело в антипризме, — произнес Виктор, — он знает, что мы привезли ее обратно.

Прокопий резко повернулся к нему:

— Что вы привезли обратно?

— Одну вещь, — сказал Виктор, — которую много лет назад достали из точно такой же инсталляции. Мы не знаем ее назначения, но она точно не из нашего мира… Здесь ее место.

— Тогда я ошибался, — сказал шаман, — вы не задали вопрос — вы сами дали ответ.

— Почему бы нам просто не оставить ее здесь? — спросила Ника. — Не обязательно заносить ее внутрь. Оставим ее рядом и уберемся отсюда.

— Этого будет недостаточно, — ответил Прокопий. — То, что взято, должно вернуться на то место, где его взяли.

Собачий холод зимнего утра пробрался сквозь одежду Виктора и сжал его ледяным кулаком. Он почувствовал себя в ловушке — как лабораторная крыса, запущенная в незнакомый лабиринт, без малейшего представления о том, что таится внутри. И в то же время его возбуждала перспектива попасть внутрь и исследовать этот невероятный артефакт, созданный необычайно развитой цивилизацией. По крайне мере, он полагал, что, какая бы непостижимая алхимия ни приводила к переходам через измерения и разрывы между мирами, это вряд ли некий естественный феномен, а скорее, результат грандиозного научного эксперимента.

С одной стороны, ему хотелось поддержать предложение Ники — оставить антипризму рядом с инсталляцией и вернуться в Екатеринбург, навсегда забыв о своем пребывании в этом месте. Но с другой стороны, он хотел попасть внутрь инсталляции — прямо сейчас, чтобы раскрыть ее тайны вместе с Константиновым, которого всю жизнь преследовали призраки девяти человек, столкнувшихся с той же чертовщиной. Сама мысль о том, что в результате они погибли, наполняла его ужасом… но и ребенок, когда лезет на дерево, знает, что может упасть и разбиться, и все равно лезет выше и выше, не желая спуститься на безопасную землю.

Он услышал умоляющий голос Ники, зовущий его словно откуда-то издалека:

— Витя, пожалуйста…

Он посмотрел на нее и покачал головой:

— Прости, Ника, я думаю, у нас и правда нет выбора.

Она побледнела и уронила взгляд вниз, на мерзлую землю. Она выглядела так, словно только что выслушала свой смертный приговор и смирилась с судьбой.

Это сравнение пронзило Виктора, и он взял ее лицо в свои ладони:

— Тебе не надо туда ходить, ты останешься ждать в лагере.

Она накрыла его руки своими и отрицательно покачала головой:

— Нет, я не останусь, я пойду с тобой, Витя. Я ведь этого хотела. — Она измученно улыбнулась. — Я ведь этого хотела.

И тогда он понял, что вовсе не из любопытства поехала она с ним в экспедицию. Нет… вовсе не из любопытства…

Они стояли, обнявшись, и Виктор видел, как посмотрел на них Прокопий, как кивнул ему и снова повернулся лицом к инсталляции.

В рюкзаки они положили энергетические батончики и фляжки с водой — неизвестно, сколько времени они проведут внутри. Кроме того Алиса взяла наплечную сумку со всеми своими приборами, а Вадим достал кварцевый контейнер с антипризмой из бардачка машины и упаковал его в свой рюкзак.

Уже стоя у основания купола, Виктор вспомнил фотографию из досье Лишина и представил скрытые под землей части инсталляции. Цилиндрическая конструкция высотой примерно двадцать метров в окружении опор, похожих на колонны, но скошенных, как лезвие клинка. Главный полусферический купол был около пятнадцати метров в диаметре, но наполовину находился в земле, поэтому они без особого труда смогли вскарабкаться на него. Их подошвы отлично держались на поверхности бронзового цвета, так что они относительно легко забрались и на второй купол, поменьше, метров трех в диаметре.

Вход, высотой в два метра и шириной в один метр, зиял полнейшей темнотой. Константинов встал на пороге и очень медленно заглянул внутрь.

— Что ты видишь? — спросила Алиса.

— Кажется, лестницу, — ответил он, высовывая голову. — Выглядит как винтовая и спускается в темноту. — Он достал кварцево-галогенный фонарик из кармана, включил его и обвел глазами их всех. — Итак…

Алиса улыбнулась и показала на вход:

— Думаю, честь быть первым принадлежит вам, профессор.

Он улыбнулся ей в ответ и, глубоко вздохнув, шагнул в отверстие.

Друг за другом они последовали за ним: Алиса, потом Виктор, Вероника и последним Прокопий. Виктор достал собственный фонарик для дополнительного света. Алиса тоже хотела включить свой, но он остановил ее, сказав, что батарейки лучше поберечь. Согласившись, она убрала фонарик обратно в карман.

— Ты был прав, Вадим, — сказала она, — это на самом деле лестница, и она свидетельствует о том, что построившие ее гуманоиды практически одного с нами роста.

Спускаясь, Виктор почувствовал, что ступеньки слегка пружинят, как будто покрыты чем-то похожим на резину. Лестница и ее опоры были того же бронзового цвета, как и купол снаружи, и, скорее всего, это был один и тот же материал.

Алиса провела рукой по стене и сказала:

— На обратном пути постараюсь взять этот материал на пробу. Непонятно, что это такое… гладкий, но чувствуются вкрапления, похоже на тефлон.

Что-то привлекло внимание Виктора, и он присмотрелся к стене.

— Уберите, пожалуйста, свой фонарь на секунду, — попросил он.

— Зачем? — спросил Константинов.

— Что-то такое в этом материале… пожалуйста, выключите.

Они выключили фонари и остались в кромешной тьме.

За спиной у Виктора раздался испуганный голос Вероники:

— Витя, что ты делаешь? Пожалуйста, включи фонарик.

— Смотрите! Смотрите на стенку!

Вкрапления, которые нащупала Алиса, слабо светились.

— Неужели встроенный источник света? — удивилась Алиса.

— Но я их не заметил, когда заглядывал снаружи, — сказал Константинов.

— Может, их просто не было видно из-за дневного света, — предположила Алиса.

— А может, они среагировали на наше присутствие, — сказала Вероника. — Может, эта штука понимает, что мы внутри нее.

Постепенно освещение становилось ярче, пока они не начали довольно четко различать лестницу. Но обстановка оставалась совершенно незнакомой, поэтому Виктор предложил Вадиму снова включить фонарики, чтобы видеть отчетливо, куда они идут.

Еще через пару минут спуска раздался голос Прокопия:

— Мы уже под землей.

Виктору показалось, что никому из них даже думать об этом не хотелось.

— Ты что-нибудь видишь внизу? — спросила Алиса.

— Пока нет, — ответил Вадим. — Нет, подожди, я что-то различаю.

Он замолчал, так что Алиса не выдержала:

— Вадим, боже мой, что ты там видишь?

— Конец лестницы. Все ждите, где стоите. Виктор, идемте со мной. Надо проверить.

— Я ценю ваши рыцарские замашки, но я тоже спускаюсь, — ответила Алиса.

Константинов вздохнул:

— Извини, Алиса. Конечно, спускайся.

Замечание Алисы о рыцарстве не оставило Виктору иного выбора, кроме как поспешить за ними.

Через узкий арочный проход они попали в просторную, шарообразную комнату; закрытая лестница, по которой они спускались, служила центральной колонной, поднимавшейся до самого купола. Алиса достала свой фонарик, так что теперь по стенам заплясали три луча, высветив еще несколько арок — видимо, ведущих в другие комнаты.

— В диаметре эта комната такая же, как и верхний купол, — отметил Константинов.

— Это значит, что инсталляция — не просто цилиндр, — добавила Алиса, — и под землей она гораздо больше. Только вот интересно, насколько больше…

В этот момент в комнату спустились Вероника и Прокопий. Увидев их, Константинов вздохнул и пробормотал с легким раздражением:

— Я же просил оставаться на лестнице!

— Да, — ответила Ника. — И что теперь — отправите нас домой в наказание?

— Здесь могло быть что-то опасное, — продолжал он ворчать.

— Если здесь есть что-то опасное, тогда нам всем крышка, — парировала она, — хоть здесь мы будем, хоть там.

Вадим не нашелся, что возразить, поэтому сказал примирительно:

— Ладно, вы правы. Думаю, надо лучше держаться всем вместе.

— Вот именно, — заключила Ника, огладывая комнату и стены с арочными проходами. — Что это за место?

— Думаю, что-то вроде вестибюля, — ответил Вадим. — Нужно продолжить осмотр.

— Пойдем через какой-нибудь вход? — спросил Виктор. — Через какой?

— Они все выглядят одинаково, — заметила Алиса. — Вадим, тебе выбирать.

Вадим показал на проем прямо перед ними:

— Сюда.

Алиса достала свой датчик электромагнитного поля и последовала за Константиновым.

Они прошли в арку и ступили на что-то вроде пандуса, некруто уходившего вниз. Константинов посветил фонариком вверх и по стенам вокруг, и в этих пляшущих пятнах света они различили резьбу — ничего подобного Виктор раньше не видел. Стиль был исключительно своеобразный, и это тревожило. От круглых стен во все стороны отходили нервюры и миниатюрные контрфорсы; причудливо ассиметричные поверхности были испещрены знаками, напоминающими сложные иероглифы или мифические ландшафты, изображениями, похожими на звезды или галактики, — и все это в невообразимых завитках и переплетениях.

Удивительная вещь — тишина! Полное отсутствие звуков может восприниматься совершенно по-разному в зависимости от ситуации и настроения человека. Тишина, которой их встречала эта комната, пока они спускались по пандусу, была совершенно не похожа на тишину в лесу. Она была совсем другого характера и плотности, она не шла в сравнение с ночной тишиной удаленных мест, она была глубже могильной тишины — молчание неизвестности, где останавливается всякая мысль и просыпаются низшие биологические инстинкты, словно внутри человека тревожно оживает первобытное мышление.

Они продолжали спускаться, Константинов освещал фонарем пол, а Виктор — стены и потолок. Он показал на стены, заметив любопытный элемент, который проходил наискось вдоль всего прохода, разделяя резные плиты надвое. Он имел форму волны, в углублениях которой находились яйцевидные панели с изображением звезд и галактик.

— Как вы думаете, что это? — спросил он Константинова.

— Могу ошибаться, — ответил тот, — но, вероятно, океан.

— Космический океан, — предположила Алиса, — или лоно Вселенной: видите, звезды связаны с ним, словно от него зависит их существование.

— Как фрукты на ветках дерева, — добавил Прокопий.

Наконец они дошли до конца пандуса и оказались в длинном арочном коридоре. Странные резные изображения и барельефы исчезли. Стены коридора были сильно рифлеными, с глубокими впадинами, куда не доходил свет их фонарей.

Виктор почувствовал, как страх внутри него усилился — кто знает, что таится в этих углублениях?

Они шли по коридору, ступая осторожно, словно водолазы, шагающие по предательски опасному дну океана. Виктор то и дело косился на черные ниши в стенах, но они ничем себя не проявляли.

Дойдя до конца коридора, они поняли, что он переходит в следующую комнату.

Константинов прошел в проем и неожиданно остановился.

— Что там? — спросил Виктор.

— Не знаю, просто у меня какое-то очень странное ощущение.

Виктор осветил лицо профессора.

— Что за ощущение? — Насколько было известно Виктору, Вадим обладал отменным здоровьем, но все-таки он был уже немолод, и пережитый стресс вполне мог его подкосить. Он вдруг представил, как Вадим падает с сердечным приступом. — Что-то болит?

— Нет, — покачал тот головой в растерянности, — нет, нет, я просто почувствовал, как что-то прошло сквозь меня или я сам прошел сквозь что-то.

— Не понимаю.

— Это похоже… — он с трудом пытался найти сравнение, — похоже на то, как проходишь сквозь паутину. — И он осмотрел притолоку проема.

Виктор прошел вслед за ним и заметил:

— Я ничего не почувствовал.

Вадим улыбнулся:

— Думаете, это у меня воображение разыгралось? Что ж, все может быть…

Виктор сказал извиняющимся тоном:

— Не мудрено в таких ненормальных обстоятельствах.

Вадим, подумав, согласился:

— Да, конечно, вы правы.

Первым впечатлением от комнаты, в которой они оказались, было странное замешательство, и через несколько секунд Виктор сообразил, что она напоминает естественную пещеру. Стены ее были угловатыми и напоминали сгруженные беспорядочно массивные каменные блоки, между которыми в образовавшиеся проемы кто-то затолкал камни поменьше. Если это было сделано намеренно, то разум, задумавший такую конструкцию, был совершенно лишен человеческого рационального подхода. Виктор вовсе не был набожным человеком, но в этих хаотичных линиях ему почудилось что-то богохульное, что-то целиком и полностью принадлежащее таким глубинам космоса, куда не осмелится и никогда не сможет попасть ни одно человеческое существо. Они шли совершенно вразрез с их представлениями об инсталляции, но, вне всяких сомнений, были ее частью.

Виктор хотел было высказаться по этому поводу, но тут вдруг Вадим вскрикнул и скинул с себя рюкзак на пол.

— Что случилось? — испуганно спросила Алиса.

— Это антипризма, — задохнулся он, — я почувствовал, что она пошевелилась.

Глава двадцатая

Все взгляды обратились на валявшийся на полу рюкзак. В нем и вправду чувствовалось шевеление. Это было очевидно. Словно внутри сидел зверек, пытавшийся освободиться.

— Открой, открой быстрее! — потребовала Алиса.

Вадим не решался — на лице его были написаны ужас и растерянность.

— Мы из-за этого сюда пришли. Открывайте же, — добавил Виктор.

Вадим осторожно присел на корточки рядом с рюкзаком, расстегнул молнию и быстро отпрянул назад.

Тонкая красная нить вырвалась из сумки, словно лазерный луч и остановилась прямо в центре комнаты, метрах в трех от пола.

А потом появилась сама антипризма, и все они — в удивлении, оцепенении и ужасе — смотрели, как она двигается по красной нити, словно ткацкий челнок вдоль нити, медленно, но верно подбираясь в центр комнаты. Это уверенное движение сопровождалось слабым гулом, отчасти электрическим, отчасти органическим, похожим на женский голос, пропущенный через искажающий его акустический прибор.

Когда антипризма оказалась в центре комнаты, красная нить уползла обратно в нее, и гул прекратился. Какое-то время антипризма висела без движения, а потом словно вспыхнула, и внутри нее и снаружи все заиграло переливами пересекающихся граней и невообразимых огней.

В ее глубине Виктор видел ландшафты, целые миры, составленные из танцующих геометрических фигур, то и дело разбивающихся и принимающих новые формы. Она тянула к себе; он смутно осознавал присутствие своих товарищей, которые тоже двигались к центру комнаты, где зависло это непостижимое нечто.

Виктор остановился прямо перед ней и заглянул в ее бескрайние глубины. Ему казалось, что он пролетает насквозь всю Вселенную и перед его глазами раскрывались одна за другой все новые и новые большие и малые скопления звезд. Он увидел отливающие перламутром галактики других вселенных, замершие на своих плоскостях, словно дождевые капли на бесконечных стеклянных листах.

«Космические мембраны, — подумал он, — неужели это космические мембраны?»

Он увидел сам великий акт Сотворения в его законченности, уходящий в бесконечность многомерного пространства: мембрана на мембране, плавающие в вакууме, каждая из которых представляла собой отдельную вселенную, усыпанную островками галактик и крошечными точками дрейфующих между ними блуждающих звезд. Каждая мембрана пространства-времени располагалась под своим углом, плавая в бесконечном движении.

Перпендикулярно бесконечному горизонту своей вселенной еще две мембраны, усыпанные светом галактик, плыли по направлению друг к другу, излучая столбы бесконечного света. Виктор наблюдал, как чуть заметно росло, образуя две неглубокие выемки, искривление каждой мембраны, приводимой в возмущение большим количеством флуктуаций в вакууме в рамках собственного пространства-времени. Они двигались навстречу друг другу и столкнулись, образуя огромную световую вспышку, их кинетическая энергия при этом моментально преобразовалась в бессчетное количество триллионов частиц, расширяющихся вдоль плоскости каждой из мембран.

Рождение новой вселенной…

Постепенно бесконечные мембраны начали бледнеть, свет их галактик становился все слабее — словно молоко растворялось в воде. И вот они совсем исчезли из поля зрения, и Виктор смотрел уже на бесконечную пустоту насыщенного темно-синего цвета. Но он все равно чувствовал, что в этой пустоте присутствует что-то, что в ней кипит невидимая квантовая жизнь, так же как вакуум нашего пространства-времени кипит бесконечными субмикроскопическими событиями.

Но эта пустота казалась иной — не говоря уже о том, что он ощущал ее внутреннюю структуру. Он чувствовал в ней упорядоченность — изначальную и прекрасную, полную противоположность квантовой «пене» нашей Вселенной, которая пузырится и расплывается по космической мембране.

Он ощущал беспорядочные отголоски всевозможных вселенных, движущихся через спектр потенциала: от определенности и вероятности до невероятности и невозможности. Он видел вселенные: и те, которые существовали, и те, которые не могли возникнуть — не успев сформироваться, они исчезали, не имея ни малейшего шанса, как нет его у обреченной материи, устремляющейся в гравитационный колодец черной дыры.

Но вот и этот бесконечный синий цвет пустоты начал бледнеть — его прекрасный свет понемногу затухал и погас вконец.

Вместо него появился ужас.

Виктору казалось, что он плывет в центре огромной сферы, образованной искривляющейся, зловонной, омерзительной темнотой. На границах этой сферы миллионы тел разнообразных форм извивались, ползали, метались и рвались. Они были повсюду, по всем направлениям. От них нельзя было скрыться.

Он хотел закричать, а может, и закричал — он не мог понять, настолько сильны были омерзение и ужас, разрывавшие его мозг и доводящие его до безумного отчаяния.

Сфера смыкалась вокруг него, сужая свои стенки, и тела становились ближе и ближе. Темнота сладострастно трепетала, словно чувствовала его беспомощность.

Сфера продолжала смыкаться — или это расширялось его сознание? Он перестал что-либо понимать. Он знал лишь, что расстояние между ним и ужасом, обступавшим его со всех сторон, стремительно уменьшается.

До него вдруг донеслись крики людей, и он понял, что это кричат Вероника, Алиса, Вадим, Прокопий и он сам.

А потом ему показалось, что стенки сферы обхватили его вплотную и прошли сквозь него. Но боли не было, и взрыва мозга, которого он ожидал, тоже не случилось. Однако что-то изменилось — он чувствовал перемену в своем сознании, глубокую и колоссальную перемену.

Ощутимая враждебность существ, которые извивались и корчились на границах шара, исчезла — в них не было больше ни мерзости, ни ненависти, ни жадной дрожи, ни безумных вспышек агрессии. Даже внешне они неузнаваемо изменились. Виктор все еще чувствовал присутствие сферы, но теперь она расширилась до необъятного космоса, который мог бы вместить в себя миллиарды вселенных.

Существа по-прежнему были на поверхности сферы — на безмерно далеком расстоянии, но он осознавал, что они там, словно расстояние не имело никакого значения. Он воспринимал их новым сознанием, изменившимся вместе с пространством, в котором он теперь находился. И эти существа были прекрасны в своем совершенстве.

И Виктор заплакал.

Он плакал о каждом живом существе в своей вселенной, о хаосе, первоначально принятом за упорядоченность, о гармонии, которую всегда искали, но никогда не находили, потому что она была иллюзией и не могла существовать. В первый раз он так остро и невыносимо осознал всю хрупкость материи, которая составляла его существо, ее катастрофическую непредсказуемость, отчаянное перекручивание суперструн и печальную музыку реальности, которую они играли.

А потом это видение исчезло, и он снова стоял в странной угловатой комнате, глядя на плавающий в ее центре предмет, который переливался невероятных цветов гранями и лучами. Его тошнило, он смутно видел, что Вероника, Алиса и Вадим упали на пол и что Прокопий попытался подойти к нему, но не устоял и упал на колени.

Ноги Виктора тоже подкосились, и, падая навзничь, он успел заметить, как в комнату вошел кто-то, отдаленно напоминавший человека, но не человек. Существо было высокого роста и очень тонкое и двигалось медленно и размеренно на своих невероятно тонких и длинных ногах. Увидев его лицо, Виктор хотел закричать, но крика не получилось — страшная слабость и тошнота вконец лишили его сил.

Лицо существа было безобразно вытянуто и больше напоминало морду животного — возможно, лошади или собаки. Цвет его кожи был красно-коричневый, а само оно было практически голым, если не считать каких-то лохмотьев на плечах. Волосы были редкими, серебристо-белыми. Глаза… глаза были человеческими, но совершенно неуместными на этом лице, как у рыси, которую они встретили в лесу, убегая от ртутного озера.

Существо останавливалось и осматривало каждого из них по очереди, но Виктор не мог пошевелиться, не мог даже попытаться отползти. Он покосился на Нику, которая, загипнотизированная ужасом, не сводила глаз с этого существа.

Когда оно подошло к нему, он смог лучше рассмотреть свисавшие с его плеч тряпки. Это были грязные обрывки лабораторного халата с бейджем, на котором была напечатана фамилия.

Фамилия была СОЛОВЬЕВ.

И прежде чем окончательно потерять сознание, Виктор все же нашел в себе силы закричать.

Глава двадцать первая

Открыв глаза, он сразу понял, что уже не находится в комнате со странноугольной, немыслимо переливающейся антипризмой. Тошнота слегка отступила, но он все еще чувствовал ужасную слабость, так что не мог двигаться. Он лежал на чем-то мягком, скорее всего на кровати. Перед собой он видел лишь белый потолок с голой мигающей лампочкой, висевшей прямо над ним. Он открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, но звука не было. В горле так пересохло, что он некоторое время лежал, собирая слюну.

Когда ему наконец удалось проглотить сухой комок, он вымученно произнес:

— Где я?

Откуда-то слева до него донесся голос, мало похожий на человеческий, словно у говорившего были повреждены или каким-то образом изменены связки: глубокий и скрипучий с прищелкиванием, как будто в горле было что-то порвано.

Голос поскрежетал:

— Вы в больничном изоляторе станции зоны № 3.

Виктор покосился в сторону, откуда шел голос, и к нему вернулся прежний страх, от которого он снова чуть не закричал.

Он крепко зажмурился и невероятным усилием воли подавил приступ паники.

— Как я сюда попал? — прошептал он.

— Станция зоны № 3 теперь является частью инсталляции.

— Почему?

— Инсталляция захотела более детально ее исследовать. Она часть инсталляции уже много лет.

— Кто… кто вы?

— Я доктор Антон Соловьев, номинально управляю станцией.

— Проект «Сварог»?

— Да.

Виктор почувствовал движение вне поля зрения и набрался смелости посмотреть в ту сторону. Перед глазами предстала удлиненная лошадиная голова, и он снова почувствовал, как из груди рвется крик.

— Пожалуйста, не бойтесь.

— Вы Соловьев?

— Да.

— Боже мой, что же с вами произошло?

Узкий рот растянулся — видимо, это была попытка улыбнуться.

— Слишком долго пробыл в инсталляции… слишком долго без других людей… слишком долго в других местах. Все это меня изменило.

— Где остальные?

— Остальные?

— Люди, с которыми я сюда пришел.

— Они здесь.

Виктору наконец удалось сесть и осмотреть комнату — это было лучше, чем наблюдать перед собой высохшего полуголого призрака. Изолятор находился в полном запустении: пол был усыпан осколками и обломками разбитых стеклянных шкафчиков, стоявших вдоль стен. Тут и там в беспорядке стояли тележки со всевозможным медицинским инструментом. Это место, очевидно, не использовалось годами, а может, и десятилетиями.

Рядом с кроватью Виктора находилось еще четыре — на них лежали с закрытыми глазами его товарищи. Все, кроме Прокопия, который сидел на своей койке и, склонив голову набок, чуть ли не с улыбкой рассматривал существо, некогда бывшее Антоном Соловьевым. Прокопий казался абсолютно спокойным — и Виктор догадывался, что за всю свою шаманскую жизнь он повидал столько странных вещей, что даже теперешнюю ситуацию мог воспринимать невозмутимо. Виктор ему завидовал.

— Ты и шаман очнулись первыми, — сказал Соловьев скрежещущим, щелкающим голосом, — поэтому, когда остальные придут в сознание, вы им поможете спокойнее воспринять ситуацию. Я же понимаю, что такое трудно перенести… по крайней мере, в первый момент.

Виктор встал и, шатаясь, побрел по замусоренному полу к кровати Вероники, а Прокопий встал между Вадимом и Алисой, хотя смотрел на Алису.

Когда глаза Ники приоткрылись и тут же широко распахнулись в припомнившемся ужасе, Виктор взял ее руку и нежно сжал.

— Ника, — прошептал он ей, — все в порядке, я здесь.

Она посмотрела на него, открывая рот и готовясь закричать, но он покачал головой, отчаянно надеясь, что она сдержится. Если бы она закричала, тогда и он вместе с ней, потому что внутри него все еще вскипала паника, и достаточно было малой капли, чтобы превратить ее в неостановимый поток.

— Ника, не надо. Я здесь, мы все здесь…

— Витя, что за бред происходит? — застонала она. Она посмотрела на Соловьева, стоявшего в другом конце комнаты. — О боже, боже мой!

Ее тело напряглось, и Виктор понял, что если бы не парализующий ее страх, она бы давно вскочила и побежала.

— Не бойся, — сказал ей Соловьев.

Она зажмурилась и просипела:

— Боже, оно разговаривает. Эта тварь умеет говорить!

— Он человек, Ника, — успокаивал ее Виктор, — его зовут Антон Соловьев. Ты же помнишь, это имя упоминалось в документах.

Она снова посмотрела на Виктора и, заметив в его взгляде тот же страх, почувствовала некое родство и поддержку, поэтому молча кивнула и крепко сжала его руку.

Алиса и Вадим начали просыпаться. Виктор видел, что они справляются с ситуацией лучше, чем Ника. Прокопий что-то тихо им говорил, и они кивали, не сводя глаз с Соловьева.

— Где мы? — наконец спросила Алиса.

Виктор повторил ей слова Соловьева о том, что станция зоны № 3 сейчас часть инсталляции.

— Что ж, по крайней мере, сэкономили на дороге.

В первый миг Виктор поверить не мог, что она шутит, тем не менее ее слова чудесным образом притупили его страх. Он улыбнулся ей:

— Да, очень удобно.

— Я пить хочу, — сказала вдруг Ника, и Виктор вспомнил о своем пересохшем горле.

— Ваша вода там, — произнес Соловьев, показывая своей длинной, тощей рукой на рюкзаки, сваленные кучей на столе.

Виктор подошел к ним, достал фляжки и раздал всем.

— Хорошо, — сказал он, напившись, и хотел что-то добавить, но Соловьев оборвал его на полуслове:

— Я знаю, у вас много вопросов. Нам будет удобнее в конференц-зале. Пожалуйста, идите за мной.

Он двинулся к двери своей странной, насекомообразной походкой, и остановился, дожидаясь остальных.

Ника не отпускала руку Виктора, пока они шли за доктором Соловьевым по коридорам станции зоны № 3. Теперь Виктор понял, что имел в виду Соловьев, когда сказал, что станция стала частью инсталляции. Стены и потолок в коридорах местами были повреждены, и сквозь зиявшие дыры были видны еще одни стены — тусклого бронзового цвета. Станцию, похоже, буквальным образом вырвали с корнем с ее прежнего места и поместили внутри инсталляции и, очевидно, в процессе этого сильно разрушили.

Из досье Лишина Виктор помнил, что станция была построена из готовых модулей, доставленных на Северный Урал сразу после гибели группы Дятлова. Это было особенно заметно на стыке коридоров, где болты были выдраны из крепежных колец, обнажая сломанные вентиляционные трубы и покореженную арматуру. Идти приходилось очень внимательно, следя за каждым шагом, и осторожно переступать через разошедшиеся модули.

Наконец они дошли до конференц-зала и Соловьев, открыв дверь, нагнулся, чтобы войти. Там был такой же кавардак, как и в изоляторе: по всему полу валялись бумаги и чьи-то личные вещи. В центре стоял круглый стол с восемью стульями вокруг; в одну из стен были вмонтированы девять телевизионных экранов, сломанных и уже не работающих, а на противоположной стене был нарисован символ проекта «Сварог»:

— Садитесь, пожалуйста, — пригласил Соловьев.

Когда все расселись, Виктор взглянул на Нику, чтобы удостовериться, что она держит себя в руках. Лицо ее было белым как мел, она сидела такая напряженная и скованная, как будто была начинена взрывчаткой. Он чувствовал, что она вот-вот сорвется в истерику. Но Виктор ее понимал — на существо, бывшее Антоном Соловьевым, и впрямь было жутко смотреть, у него самого это с трудом получалось. Слишком тяжело было осознавать и слишком трудно поверить, что некий процесс может так изменить, так изуродовать и деформировать человека, оставив при этом ему жизнь и здравый рассудок.

Сам Виктор уже не испытывал того первоначального отвращения и ужаса и был достаточно спокоен. По-видимому, из-за шока его мозг перешел в режим отстраненного наблюдения, как это часто бывает в особенно стрессовых, травматичных ситуациях. Ему не раз приходилось брать интервью у очевидцев катастроф или жестоких нападений, и он понимал, что с ним сейчас происходит. Ситуация, в которой они оказались, находилась за такой гранью мыслимого и правдоподобного, что он и впрямь перестал осознавать себя участником происходящего и словно наблюдал за всем со стороны.

Он посмотрел на своих спутников, пытаясь понять, в каком они состоянии. Вадим, похоже, чувствовал то же самое: он сохранял внешнее спокойствие, но глаза его, не мигая, следили за стоящим перед ним существом. То же творилось и с Алисой, хотя после ее шутки он был уверен, что ее страх уступил азартности и любопытству ее натуры. При взгляде на Прокопия он в очередной раз убедился, что шамана трудно удивить сверхъестественными обстоятельствами. «Для него такое в порядке вещей», — подумал Виктор.

И все же, несмотря на отстраненность от происходящего, Виктора мучили вопросы, требовавшие незамедлительного ответа, поэтому он спросил:

— Что произошло в той комнате? Что с нами сделала антипризма?

Соловьев, все так же стоя (при его трехметровом росте обычные стулья были неудобны), ответил:

— Антипризма? Да, так мы называли эти вещи. Их так обозначили, потому что не знали, как назвать то, у чего нет названия. Вы вернули ее туда, где ей следует быть. Это хорошо.

— Что они вообще такое?

— Каждая антипризма принадлежит своей инсталляции, хотя само слово «инсталляция» неподходящее название для этого места. Насчет того, что с вами произошло в ее присутствии… Могу сказать лишь, что вы ее увидели, заглянули в ее разум, вжились на время в ее процесс мышления.

— Я видел весь процесс сотворения мира — бесчисленные вселенные, заключенные в свои космические мембраны… Алиса, вы были правы! Вы были правы! Я видел, как рождается вселенная, а потом очутился в другом месте, наполнившем меня ужасом, затем этот ужас сменился печалью, мне стало невыносимо грустно… за мою собственную природу, за природу всего сущего во вселенной и…

Виктор замолк, чувствуя, что не может продолжать.

— Я тоже это видела, — произнесла Аписа.

Остальные просто закивали.

— Вы увидели мельком то, что пришло в этот мир, в эту вселенную, — сказал Соловьев. — Но не пытайтесь понять то, что видели. Не пытайтесь проанализировать его природу или природу увиденных вами сооружений: инсталляций, «котлов», ртутных озер и вихревых сингулярностей. Ваш мозг просто не имеет возможностей постичь, что они на самом деле представляют собой.

— Что вы хотите этим сказать? — возмутился Виктор. — Мы разумные существа, мы развитая в технологическом отношении цивилизация, и, естественно, мы сможем понять, если вы нам объясните.

— Нет, не сможем, — вмешалась Алиса, — я всегда подозревала, что именно таков будет результат соприкосновения с внеземным разумом. Трагедия полного непонимания, наша абсолютная невозможность понять, с чем мы столкнулись. Это все равно что показать компьютер неандертальцу — он даже задуматься не сумеет о том, что это за штука, будет сидеть и пялиться на нее, а может, испугается и разобьет вдребезги. Так и мы. — Она грустно усмехнулась. — Наша цивилизация и писать-то умеет лишь несколько тысяч лет! Как нам понять существ, которые не только в технологическом плане стоят неизмеримо дальше нас, но и чей разум и процесс мышления в самой сути своей для нас непостижимы?

— Но я хочу попытаться, — упорствовал Виктор едва ли не с отчаянием в голосе, — я просто хочу попытаться понять. Я проделал весь путь сюда не для того, чтобы это услышать. Я пришел сюда не для того, чтобы мне сказали, что я слишком глуп, чтобы понять ответы на свои вопросы! — Он повернулся к Соловьеву. — Что такое инсталляции и «котлы»? А ртутные озера? И эти… как вы их назвали… вихревые сингулярности? Что все это такое?

Соловьев задумчиво опустил свою лошадиную голову, а потом внимательно посмотрел на Виктора человеческими глазами.

— Вы можете считать их компонентами машины и транспортом. Да, транспортом для путешествий между вселенными, хотя слово «путешествие» здесь не совсем годится, как, впрочем, и «транспорт» или «машина». Не спрашивайте о них больше, потому что ни один ответ не удовлетворит вас.

— Я хочу кое-что выяснить, — заявила Алиса. — Вы сказали, что антипризмы принадлежат инсталляциям, но они созданы не гуманоидами. Почему тогда лестницы, по которым мы спускались вниз, сконструированы как у людей?

Соловьев попытался ей улыбнуться:

— Это не лестницы.

— Что тогда?

— Это просто часть конструкции. Я не знаю их точного предназначения, но это не лестницы, как и ртутные озера — это не озера и вихревые сингулярности не сингулярности. Вы сами привели очень удачную аналогию с неандертальцем и компьютером. Представьте, что вы даете компьютерный диск человеку, живущему в шестнадцатом веке. Возможно, он рассмотрит его и подумает, что это зеркальце, и ни за что не догадается о его истинном назначении, а если вы ему расскажете, он сочтет вас безумцем или посланником дьявола! Так же и всё, что вы здесь видели. Вы просто не знаете истинных функций и назначения этих вещей… просто не знаете.

— Ладно, — согласился Виктор. — Что такое антипризмы? Это исследователи? Ученые?

— Нет. Исследование и наука — это человеческие понятия, которые принадлежат этому миру. Антипризмы — это ни то ни другое. Они даже не живые — в том смысле, в котором вы понимаете это слово. Вы находитесь в плену собственного разума, собственной природы — ваше мышление безнадежно антропоцентрично, как и у меня когда-то. Вы пытаетесь наделить человеческим образом и подобием то, что далеко от человеческого, как и сам человек далек от амебы — и даже бесконечно дальше… Вы никогда не задумывались, что конечная цель этой или любой другой вселенной не имеет ничего общего с жизнью? Вы никогда не думали, что жизнь во всем ее многообразии может быть всего лишь побочным продуктом какого-то другого процесса, который находится за пределами физического разума?

Тот, кто некогда был Соловьевым, задавал эти вопросы без всякой злобы: его голос звучал тихо, сочувственно, почти умоляюще, словно он безумно хотел, чтобы они его поняли.

Виктор готов был возражать и дальше, но слова застряли в горле. Ему вдруг стало очень страшно, но по-другому — не так, как раньше. Если то был утробный, животный страх ощущения опасности, то сейчас он испытывал чисто ментальный ужас, отвратительное чувство беспомощности перед лицом вечной непроницаемой тайны. Поэтому он промолчал.

Заговорил Вадим — в первый раз, после того, как они очнулись:

— А что случилось с военными и учеными, которые работали на этой станции? Где они сейчас? И что случилось лично с вами? Или мы этого тоже не поймем?

Соловьев долго молчал, потом глубоко, шумно вздохнул и начал рассказывать:

— Проект «Сварог» не был научным предприятием с самого начала. Он был основан в тридцатые годы как антропологическая исследовательская программа с целью изучения системы верований традиционных этнических сообществ по всему Советскому Союзу. Была собрана огромная информация в виде мифов и легенд, включая и мифы якутов в Восточной Сибири.

Туда были направлены экспедиции, записавшие рассказы якутов о «железных домах» и «котлах», об огненных шарах, появляющихся из-под земли и вступающих в небесную битву с врагами. В одной из таких экспедиций выяснилось, что это не просто легенды. Экспедиция обнаружила «железный дом» — инсталляцию на дне замерзшего болота. И стало понятно, что в наш мир откуда-то извне, откуда-то издалека приходит нечто.

Конечно, на тот момент все это мыслилось в пространственных категориях, что не верно. Но оно стало изучаться.

В конце сороковых цель проекта коренным образом изменилась — организация больше не занималась антропологией и изучением древних обществ; она превратилась в научно-исследовательскую группу, задачей которой было обнаружить внеземной разум и по возможности вступить с ним в контакт.

Они понятия не имели, чем на самом деле является инсталляция, — знали только, что она построена не людьми. Все попытки исследовать инсталляцию сошли на нет, когда она исчезла вскоре после того, как ее обнаружили. С того момента руководители проекта задались целью найти подобные сооружения. Для этого — а совсем не для того, чтобы продемонстрировать силу инженерной мысли СССР перед США, как считают многие, — в октябре 1957 года был запущен спутник. Спутник был дистанционным датчиком — примитивным, да, и всего лишь первым из многих последующих, — но его основной целью было обнаружение присутствия этих незваных гостей в нашем мире.

Третий спутник, запущенный в мае 1958 года, первым обнаружил признаки их деятельности на Северном Урале. Прикрепленные к проекту «Сварог» военные отряды несколько раз прочесывали этот район, но результаты оказались неудовлетворительными. А потом, спустя девять месяцев, в феврале 1959 года, на перевале погибла группа Дятлова — это произошло недалеко от места, где располагался небольшой военный отряд с исследовательской целью. Военные были готовы к встрече с инсталляцией и связанными с ней объектами, потому что их хорошо проинструктировали. Чего они не ожидали, так это появления девяти гражданских лиц, которых попытались предупредить, чтобы они покинули это место, но не успели — и тоже погибли.

Проект «Сварог» тут же взял под контроль расследование инцидента. Тела погибших военных было приказано вывезти в закрытый город Белорецк-15 для дальнейшей экспертизы.

Тогда же в лес на Холат-Сяхыл приехали первые исследовательские группы и начали собирать доказательства деятельности внеземной цивилизации: странным образом убитых животных, локальные источники сильной гравитации — все то, что вы и сами видели. Поэтому район был объявлен закрытой зоной, на которой построили исследовательскую станцию.

Рискованность такого предприятия понимали все — и ученые, отправленные для изучения местных феноменов, и военные, которые, как самонадеянно полагали власти, должны были защитить нас от любых возможных опасностей. Да, мы знали, на что шли — примером была смерть группы Дятлова.

Да, они погибли, но мы считали, что силы, убившие их, не враждебны человеку: это не оружие, оно не было создано с каким-то злым умыслом. Вы, Алиса, правильно догадались, что травмы туристов были вызваны разницей давления между нашей средой и другой — одновременно бесконечно далекой и бесконечно близкой. Туристы стали жертвами того, что не собиралось причинить им вреда, поскольку «вред» — понятие нашего мира, но не имеет смысла для пришельцев. С определенной точки зрения можно сказать, что смерть группы Дятлова оказалась либо абсолютно бессмысленной, либо абсолютно возвышенной. Полагаю, что однажды я смогу узнать, что они думают по этому поводу, потому что они продолжают существовать…

Вы смотрите с недоумением, но это правда, потому что здесь мы поняли, в частности, что сознание — это глобальный феномен, оно не зависит от мозга; мозг является скорее медиатором, нежели «производителем» сознания, позволяя ему существовать.

Вы спросили, что случилось с нами, учеными и военными, которые здесь жили и работали… В течение трех лет мы изучали инсталляцию, «котлы», ртутные озера, зоны высокой гравитации, шары. Каждый день, отправляясь со станции зоны № 3 в неизвестное, мы надеялись на новые открытия, но осознавали опасность. Мы резюмировали свои вопросы и версии, обсуждали их друг с другом в таких вот конференц-залах и пересылали в Москву.

Но как часто происходит с людьми, уверенность перерастает в самоуверенность: мы начали воспринимать эти объекты как собственные. Они появились в СССР, значит, они принадлежат исключительно СССР. Это было нашей самой большой ошибкой. Ошибкой было решение доктора Козерского, приказавшего извлечь антипризму. Козерский полагал, что антипризма — не более чем деталь инсталляции, в то время как мне казалось, что это что-то вроде ее разума или души… или даже партнера. Мои возражения были выслушаны, но отвергнуты. Думаю, мне повезло, что мне позволили работать в проекте дальше, позволили остаться здесь. Хотя, судя по вашим лицам, вы не считаете, что мне повезло — учитывая мое теперешнее состояние.

Когда антипризму извлекли, инсталляция покинула этот мир, но перед этим она поглотила станцию зоны № 3. Я до сих пор не знаю зачем. В качестве компенсации за свою потерю? Сомневаюсь. Из мести? Определенно нет. Из любопытства? Тоже нет. Правда в том, что ни одно действие инсталляции нельзя интерпретировать с точки зрения человеческого разума — а возможно, и любого разума, принадлежащего нашему пространственно-временному континууму. В тот момент на станции находилось десять человек — пятеро ученых и пятеро военных, и она забрала нас с собой.

Она забрала нас в другие измерения, другие мембраны, по которым путешествуют эти инсталляции. Мои товарищи закончили плохо, несмотря на суровую подготовку. Один военный посмотрел не в том направлении не в тот момент и сошел с ума, а вскоре умер от остановки сердца. Трое просто исчезли, а пятый покончил жизнь самоубийством.

Мои коллеги-ученые пытались зафиксировать наше перемещение при помощи оборудования, которое еще функционировало. Это было смело, учитывая, что они могли так же легко расстаться с жизнью.

Так и получилось.

Сам я заглянул кое-куда вне станции. Я не знаю, ни что я такое сейчас, ни каким образом изменился, ни как мне удалось выжить после путешествия инсталляции по мембранам. Но я здесь… все еще здесь.

Завершая свой рассказ, Соловьев сделал паузу и спросил:

— Но вы… ведь вы не имеете отношения к проекту «Сварог»? Как вы нашли антипризму? Где она была?

— На нас вышел некий Эдуард Лишин, — ответил Константинов. — Он указал, где находится антипризма, которую он украл, или лучше сказать, вывез из Белорецка-15. Мы предположили, что он хочет, чтобы мы вернули ее на место.

Соловьев закивал своей большой лошадиной головой:

— Вы сделали правильный вывод. Эдуард всегда считал, что антипризмы не просто технические устройства. Он считал, что это непосредственное проявление разумного управления инсталляцией. Но, в таком случае, почему его нет с вами?

— Думаю, он испугался. Скорее всего, он понимал, что «Сварог» за ним следит. Мы никогда не встречались с ним и не знаем сейчас, где он может быть.

— Жалко, — сказал Соловьев, — мне бы очень хотелось его снова увидеть.

Виктор задал мучивший его вопрос:

— А где была инсталляция все то время, пока антипризма отсутствовала?

— Она путешествовала по вселенным, без всякой определенной цели, — ответил Соловьев.

— А сейчас что будет?

— Не знаю. Но здесь она не останется.

— Она покинет пределы нашей планеты?

— И планеты, и Вселенной.

— Когда?

Соловьев поднял свою тяжелую изуродованную голову, словно прислушиваясь к чему-то, чего никто из них не мог слышать.

— Прямо сейчас.

Глава двадцать вторая

Виктор так ничего и не услышал, хотя Соловьев, похоже, слышал прекрасно — или чувствовал, — что инсталляция готовится к отбытию.

— Я не хочу, — произнесла Вероника, в ужасе вскакивая со стула.

— Сколько времени у нас есть? — спросил Виктор у Соловьева.

— Если вы хотите выйти отсюда, вам надо уходить прямо сейчас.

Алиса и Вадим тоже вскочили. Прокопий остался на месте.

— Пойдемте, Прокопий! — воскликнул Вадим. — Надо убираться отсюда. Живей!

Шаман улыбнулся и покачал головой:

— Думаю, я лучше останусь.

Виктор посмотрел на него потрясенно:

— Господи, вы… вы уверены?

— Уверен. До свидания.

Вадим похлопал его по плечу:

— Ну, тогда удачи вам.

Виктору захотелось что-то добавить — попытаться его переубедить или просто поблагодарить за все. Он не мог развернуться и убежать, не сказав ему ничего. Но в тот момент единственная мысль, владевшая им, была «бежать» — перспектива повторить судьбу Соловьева лишила его всякой способности думать.

— Как отсюда выбраться? — обратился он к Соловьеву.

— Я вам покажу, — ответил он, направляясь к двери, — пойдемте.

Виктор схватил Веронику за руку, и они побежали к двери, Алиса и Вадим за ними. Пока они торопливо пробегали по коридорам станции, Алиса спросила:

— Почему Прокопий хочет остаться в этом месте? Почему он хочет отправиться в другие места?

— Разве не очевидно? — ответил, задыхаясь, Вадим. — Инсталляция собирается уйти в миры, которые он за свою шаманскую жизнь видел лишь мельком. Другое пространство-время, другие измерения, другие вселенные — даже представить сложно, что он увидит и испытает… В какой-то мере я ему завидую.

— Но не настолько, чтобы захотеть присоединиться к нему?

— Да, не настолько.

Когда они вошли в комнату с антипризмой, Виктор опять почувствовал внезапный приступ тошноты, и ноги его подкосились. Невыносимый объект был здесь, спокойно висел в центре комнаты непонятной формы. Но теперь он как будто бы стал больше, а его непрерывно плавающие плоскости и лучи доходили до самых стен.

— Мы не сможем пройти, она заблокировала выход! — задыхаясь, крикнул он.

— Нет, вы можете пройти сквозь нее — она не причинит вам вреда. Идите дальше, — сказал Соловьев.

Прижав Нику к себе, Виктор прошел сквозь «тело» антипризмы, ощутив легкий поток воздуха, словно кто-то выдохнул ему в лицо. В мозгу словно бы отразились геометрические формы — кубы, пирамиды, шары, многогранники, которые пересекались друг с другом в темном вакууме, который обступали какие-то огромные, освещенные сооружения…

Он тряс головой, пытаясь сконцентрироваться на выходе из комнаты. Он не хотел оглядываться, не хотел видеть Соловьева, не хотел говорить с ним — только выйти!

Вот они уже бежали по коридору к пандусу, ведущему наверх. Тошнота и странные видения прекратились. У самого пандуса Виктор оглянулся, чтобы проверить, идут ли за ним Алиса и Вадим. Все вместе они в последний раз оглянулись, чтобы попрощаться с Соловьевым, оставшимся в комнате. Он поднял тощую руку на прощание, а потом повернулся и пошел — навстречу новым тайнам.

Виктор думал о Прокопии и надеялся, что тот будет счастлив в мирах, которые раньше являлись ему только вспышками озарения.

Глава двадцать третья

Пока они карабкались по конструкции, которую изначально приняли за винтовую лестницу, уши начал раздирать скрежещущий гул, ставший еще сильнее, когда они, изможденные, выбрались из купола и упали на землю.

— Не останавливаться! — кричал Виктор. — Нужно отойти как можно дальше!

Когда они бежали в лес, он краем глаза заметил их палатку, а металлический гул все нарастал, и воздух, казалось, трескался от разрядов чего-то более мощного, чем электричество. Виктор представил себе, как в свою последнюю ночь Дятлов и его друзья так же в слепой панике бежали из палатки вниз по склону Холат-Сяхыл.

Сколько сами они бежали — Виктор не помнит. Но они вконец выдохлись и остановились, свалившись на землю и задыхаясь, жадно глотая воздух и выдыхая густой пар.

— Думаете… мы достаточно далеко… убежали? — спросил Виктор, рвано дыша.

Вадим хотел ответить, но в этот момент его грудь разорвало, и хлынула кровь. Через долю секунды поверх скрежета инсталляции раздался громкий щелчок. Вадим успел только посмотреть на отверстие в своей груди, потом поднял глаза на Виктора и рухнул в снег.

Алиса вскрикнула, бросившись к нему, перевернула его на спину. Снег под ним был ярко-красным от крови.

— Что произошло? — кричала она. — Что, черт возьми, произошло?

— Господи… — сказал Виктор, — наверное, его застрелили…

И тут же ствол дерева рядом взорвался фейерверком щепок. Виктор упал на землю, потянув за собой Нику.

— Пригните голову! — кричал он, пытаясь разглядеть за деревьями, откуда идет стрельба.

— Кто в нас стреляет? — плакала Вероника.

— Не знаю, они стреляют высокоскоростными снарядами.

Вдруг он заметил какое-то движение вдалеке — кто-то в белом быстро перебегал от дерева к дереву примерно в ста пятидесяти метрах от них. Через несколько секунд фигура снова показалась — полностью в белом, на лице черные очки и что-то вроде маски. Увидев поднятую винтовку, Виктор еще сильнее вжался в землю. Снова раздалась громкая очередь, и на них снова посыпался деревянный дождь.

— Мы в ловушке, — сказала Алиса.

— Он наверняка не один, — заметил Виктор.

Алиса повторила вопрос Ники:

— Кто это такие?

— Думаю, это и есть «Сварог», — ответил Виктор. — Наверное, они вычислили, что мы здесь и что инсталляция вернулась. Им не нужны свидетели…

— Но как им удалось нас обнаружить? Люди сюда десятки лет ходят! Почему именно сейчас и почему именно мы?

— Это Лишин, — произнес Виктор, — видимо, он им рассказал. Мы предполагали, что он боится общаться с нами напрямую, потому что подозревает слежку. И видимо, он был прав. Они, наверное, схватили его.

— И что же нам теперь делать, Виктор? — спросила Алиса. — Они уже убили Вадима…

— Не знаю, — сказал он, посмотрев на Веронику, в широко распахнутых глазах которой читался ужас.

Алиса поднялась на колени:

— Нам надо бежать.

— Алиса, нет!

Но она уже рванулась вперед. Не успела она пробежать и нескольких метров, как раздалась очередная очередь — и пуля прошила ее левое бедро. Она вскрикнула и упала. В следующую секунду — еще одна очередь, и из головы Алисы брызнула фонтаном кровь.

— Боже, боже! — кричал Виктор, чувствуя, как к горлу подходит тошнота.

Поглядев в сторону, откуда шла стрельба, он заметил среди деревьев еще троих, бегущих к ним и наставляющих на них винтовки. Он бросился к Нике, закрывая ее своим телом в жалкой попытке защитить.

— Прости, Ника, — прошептал он.

А потом снег вокруг них словно вспыхнул огнем. Подняв глаза, они увидели три шара над инсталляцией. Их свет озарял весь лес, пронизывал воздух — но на него можно было смотреть, даже не щурясь. Это было похоже на обычный дневной свет, только более разреженный. Эти три шара вращались вокруг того места на земле, где находилась инсталляция, и когда в своем движении они задевали деревья, раздавался глухой треск и деревья ломались как спички. Виктор и Ника видели, как кружится под каждым шаром ураган расщепленного дерева и, ярко вспыхивая, исчезает.

Люди, бежавшие к ним, тоже посмотрели вверх и, очевидно пораженные происходящим, бросились в укрытие. Однако это было бесполезно: они оказались слишком близко к эпицентру, чтобы убежать от него. Одного за другим их сбила с ног некая сила. Была ли то гравитация или что-то совсем другое — это не имело значения, главное было в том, что увидели Ника и Виктор: трое нападавших были растянуты, сжаты и проглочены невидимыми сингулярностями под шарами. Остальным удалось отбежать на несколько шагов, но тут возникла мощнейшая ударная волна от покинувшей этот мир инсталляции. Они, как тряпочные куклы, взлетели на воздух и повисли на деревьях.

— Вставай! — закричал Виктор, вскочив на ноги и поднимая Нику.

Он почувствовал, как ее тело обмякло в его руках, и только потом услышал прокатившуюся эхом в затихшем лесу последнюю автоматную очередь.

— Ника? — окликнул он.

Она ответила ему тем же непонимающим взглядом, что и Вадим, а изо рта потекла струйка крови.

— НИКА!

Он оглянулся, чтобы увидеть, как стрелявший рухнул на землю — нажать на курок он успел из последних сил и сам погиб от полученных ран.

Ника опустилась на колени, и Виктор осторожно положил ее на землю. И, вытащив руку из-под ее спины, в ужасе увидел ярко-красное пятно на своей ладони.

Господи, только не это!

— Ника, все хорошо, я донесу тебя до машины… мы выберемся отсюда… я отвезу тебя в больницу…

Он заглянул в остекленевшие глаза Ники и понял, что разговаривает сам с собой.

Ника умерла.

Глава двадцать четвертая

Виктор долго сидел, обнимая тело Ники. Он уже больше не плакал и только чувствовал застывшие на лице слезы. Где-то в глубине сознания тихий голос шептал ему, что если он задержится еще, то замерзнет насмерть. Но ему было все равно, его не волновало, что с ним произойдет. Он останется здесь, пока не оледенеет, будет сидеть с Никой на руках, с лежащими рядом Алисой и Вадимом, а потом составит им компанию…

Однако постепенно голос внутри нарастал, становясь все настойчивей — он хотел, чтобы его услышали. Виктор положил Нику на землю и попытался встать, но его ноги уже окоченели, и он рухнул лицом в снег. Он готов был сдаться, ему хотелось просто лежать, ожидая, что холод превратится в приятное тепло и он потеряет сознание. Но внутренний голос начал кричать — он требовал, чтобы Виктор еще раз попытался встать.

И Виктор попытался, и в конце концов ему удалось сначала подняться на колени, а потом встать на ноги. В тот момент он не мог рассуждать логически — иначе бы он просто доковылял до лагеря, разжег плитку, чтобы отогреться, а потом дотащил тела своих друзей до машины и поехал назад, в цивилизованный мир…

Но ничего этого он не сделал. Шатаясь, он шел все дальше в лес, не зная куда и зачем. Очень скоро он окончательно заблудился. Его качало из стороны в сторону, тело трясло от холода, а в мозгу безжалостно крутилась лента событий и образов последних недель. Смутно мелькнула мысль: не это ли то самое предсмертное состояние, когда перед глазами проносится вся жизнь?

Наконец, он остановился, привалившись к стволу — тяжело и громко дыша. И заметил собаку — ту самую собаку, которую они видели у ртутного озера. Она стояла чуть поодаль, наблюдая за ним своими черными глазами, а ее неестественно вытянутое тело и костлявые ноги не двигались.

— Кто ты такая? — прошептал он.

Собака сделала несколько шагов к нему, потом повернулась и медленно побрела обратно, остановившись только раз или два, чтобы обернуться. А внутренний голос, который уже заставил Виктора отказаться от смерти, заговорил снова, подсказывая следовать за собакой, которая вовсе не собака. И он пошел за ней. Время от времени она останавливалась и оглядывалась на него, словно проверяя, идет ли он за ней.

Виктор плохо помнил дальнейшее — только не связанные между собой белые картины и стволы, стволы. Последнее, что он отчетливо запомнил, — как вдруг среди деревьев открылась широкая поляна, на которой стояли, прижавшись друг к другу, домики…

Рассказывает доктор Басков [11]

— Это была Юрта Анямова? — спросил я.

Стругацкий кивнул.

— А волосы частично поседели оттого, что вы какое-то время находились рядом с шарами во время перемещения инсталляции?

— Думаю, да.

— Ясно, что ваших друзей убил «Сварог» — сказал Комар. — Мои поздравления, Стругацкий, теперь вы вне подозрений.

Стругацкий уловил мрачную интонацию следователя и ответил:

— Спасибо. Хотя неуверен, как долго я протяну на свободе.

— Не долго, — уверил его Комар.

— А как ваши люди, — спросил его Виктор, — те, что попали в Новую больницу? Если «Сварог» узнает, что они видели шары и попали под их облучение… Вам нужно забрать их оттуда и увезти в безопасное место.

— И как прикажете это сделать? — спросил следователь, удивляя меня добродушным тоном. — Как, думаете, можно вывезти трех больных людей из больницы, которая, скорее всего, находится под наблюдением?

Тогда Стругацкий покачал головой:

— Прошу прощения.

— Я тоже, — сказал Комар и тут же спросил: — Вы знаете что-нибудь про гору Ямантау?

Вопрос был неожиданным для меня, да и Стругацкий посмотрел недоуменно.

— Расскажите ему, доктор Басков, — попросил Комар.

И я рассказал Стругацкому все, что знал о комплексе Ямантау:

— Его строят уже тридцать лет, но никто не знает зачем. Он огромный и может вместить по меньшей мере шестьдесят тысяч человек. Это целый город в кварцевой горе, но назначение его неизвестно общественности.

— Похоже на убежище, — заметил Стругацкий. — Но шестьдесят тысяч человек?..

— Существуют четыре возможные причины строительства такого огромного укрепления, — продолжал я, — среди них ядерная война, экологическая катастрофа, падение астероида или кометы… или же неопределенная угроза извне.

— Извне… — повторил Стругацкий.

— Ясно, что мы не знаем и половины той информации, которой владеет проект «Сварог», — сказал Комар.

— Они чего-то боятся, — добавил я, — чего-то, о чем никто не знает… возможно, о чем-то, что становится частично неактивным в присутствии тригональных кристаллов типа кварца.

— А гора Ямантау содержит кварц, — подхватил Стругацкий, — значит, этот комплекс — убежище, но не от стандартных опасностей вроде падения метеорита или ядерной войны. — Он замолчал ненадолго, затем задумчиво покачал головой. — Если вы имеете в виду предстоящее вторжение пришельцев, я в это не верю. Я не верю, что они враждебны нам.

— Судя по тому, что вы нам рассказали, Виктор, — сказал я, — понятие «враждебность» тут вообще не годится. Они ни добры ни злы, так как это исключительно человеческие понятия. Я полагаю, проект «Сварог» знает, что многие из них прибывают по причинам, которые нам не понять.

— Но ведь их присутствие на Земле может оказаться катастрофическим для планеты, — сказал Комар, — и правительству об этом известно, но оно не хочет разглашать информацию.

— Боже мой, но почему? — спросил Стругацкий.

— Возможно, они считают, что этот внеземной разум, как его называют, в итоге окончательно покинет Землю, и тогда российское правительство получит безграничную власть над тем, что останется от планеты. Имея в запасе генофонд шестидесяти тысяч человек, оно сможет заново заселить ее.

— Если это правда, — сказал Стругацкий, — тогда нужно предупредить людей… остальной мир о надвигающейся угрозе.

В этот момент у следователя зазвонил телефон. Он ответил:

— Да, понятно, спасибо, что позвонили мне. — И, нажав отбой, посмотрел на меня и Стругацкого. — Это был прокурор Глазов. Сказал, что трое моих людей были переведены из Новой больницы…

— Переведены? Куда? — спросил я.

— Он не знает, ему не сообщили, — ответил Комар.

— Эти ублюдки пытаются заткнуть всем рты, — сказал Стругацкий. — Я следующий на очереди.

— Мы не можем этого допустить, — обратился я к следователю. — Мы должны потихоньку вывезти Виктора отсюда.

Комар помолчал минуту, затем взглянул на меня:

— Ваша копия досье Лишина… где она?

Я подошел к ящику с документами, вынул бумаги и передал ему.

— Дома у вас есть еще что-нибудь имеющее отношение к этому делу?

— Только несколько файлов на компьютере, которые я скачал из Интернета.

— Хорошо. Когда доберетесь до дома, восстановите конфигурации компьютера до исходного состояния. Я полагаю, вы понимаете, что я имею в виду?

— Конечно, я удалю с жесткого диска все, кроме программ, установленных изначально.

Комар кивнул.

— Вы уверены, что дома больше ничего нет?

Я подтвердил:

— Уверен. Но что вы хотите сделать?

— Я собираюсь увезти Стругацкого. Вам не нужно знать, как я это сделаю, хотя, могу поспорить, вы об этом скоро узнаете.

— Куда вы его повезете?

Комар улыбнулся:

— Вы правда думаете, что я вам скажу?

— Нет, — ответил я, смутившись от собственной глупости. — Полагаю, что нет.

Комар встал, прошел к двери и, чуть приоткрыв ее, поглядел в щелку.

— Отлично, — сказал он. — Ваша секретарша еще на обеде. К сожалению, есть еще кое-что, что я вынужден сделать перед тем, как попрощаться. Вы поймете зачем, когда проснетесь. До свидания, доктор Басков.

Я успел только увидеть взмах руки следователя, и его кулак ударил мне в лицо, после чего наступила темнота.