Переработка

Переработка. Чарлз Стросс

Все бюрократы подчиняются железным законам, и вот один из старейших: подавай заявление на отпуск заранее, если не хочешь быть затоптанным в спешке позже.

Я нарушил правило в этом году, и теперь плачу цену. Не моя ошибка, что я вовремя не завизировал рождественский отпуск — я был в госпитале и под снотворным. Но безжалостная политика зловредных бюрократов не делает послаблений тем, кто пал в битве. Когда я попытался возражать, из отдела кадров пришел ответ: «Вы должны были предвидеть вашу госпитализацию и планировать с ее учетом». В чем-то они правы, и я решил, что в следующий раз буду подавать заявление перед тем, как меня похитят кровожадные культисты или вражеские шпионы.

Я мельком рассмотрел возможность больничного, но у Бренды из администрации золотое сердце — вместо этого она посоветовала мне взять ночное дежурство. Так я смогу не только получить внеочередные выходные, но и тройную оплату. Кроме того, я буду выполнять обязанности на три ранга выше своего. Отметка об опыте работы всегда добавляет очков в карьерной игре, куда даже меня умудрились вовлечь. Так я оказался в офисе в канун Рождества, играя бюрократического Покемона, пока холодный дождь стучит по крыше.

(Должно быть вам интересно, что Мо об этом думает? Она уехала в гости к своей клуше-матери в Гластонбери. После прошлого раза мы договорились, что для меня будет хорошей идеей вести себя тихо. Рождество — единственный день в году, когда ты не можешь избежать тараканов в мюслях своей семьи. Но я отвлекся.)

Рождество — время доброты к людям: кроме служащих банков, агентств по оценке кредитоспособности, всех, кто делает поздравительные открытки, и подозрительных мужчин в красном, обитающих в магазинах игрушек и запугивающих детишек криками «хо-хо-ХО!» Когда я выписался из госпиталя в сентябре, в магазинах уже были сезонные рождественские витрины: омела и остролист и позолоченная мишура вытесняли последний летний лосьон для загара и гавайские рубашки.

Не могу сказать, что мне хоть когда-нибудь нравилось Английское Рождество в Пригороде. Сначала ты играешь в «сведи концы» с неоперационными днями и остатками отпуска, чтобы получить как можно больше отгулов на работе. Затем, вместо того, чтобы сделать со своим временем что-нибудь полезное и конструктивное, ты предаешься обжорству, набивая живот индейкой до помутнения, пьешь слишком дешевую бормотуху, ссоришься с родственниками жены и вырубаешься на диване во время просмотра семейного чепухи, которую BBC выбрасывает на экран каждое 25 декабря, на случай, если мелочь смотрит. В наше время мелкие все в своих комнатах, играют в Телки против Зомби 8.0, где кишки сползают по стенам. Сейчас только взрослые тратят свое время на телевизор, но разве тетушка Биб[1] заметила? Конечно нет! И вот, на экране паршивые пантомимы и Мэри Поппинс, и повторы «Двух Ронни» — все для тебя, сынок, хочешь или нет. Будто навсегда заперт в 1974 — и можешь забыть о побеге в интернет: у всех остальных та же идея, и труба забита.

Или можно провести Рождество на работе, где, во всяком случае, тихо, после того, как остальные ушли домой. Ты можешь закончить работу, или почитать книгу, или тайком сыграть в Телки против Зомби 8.0, с подходящими для взрослого настройками кишок, сползающих по стенам. Ну, или так должно происходить… кроме случаев, когда получается совсем иначе. Как сейчас.

Давайте перемотаем на неделю назад:

Я клюю носом над формой оценки качества на моем рабочем компьютере, когда раздается стук в дверь. Я поднимаю глаза. Это Билл из Охраны.

- Вы сейчас заняты? — спрашивает он.

- Эмм. — мое сердце почти пропускает удар. — Не особо?..

Билл один из наших сотрудников безопасности: бывший летчик, усы соль с перцем, седой зачес на голове, но всегда держит себя в порядке и марширует повсюду, словно все еще в армии.

- Это насчет вашей рождественской смены, — говорит он, чуть заметно усмехаясь и приподнимая связку ключей размером с небольшую гранату. — Я должен показать вам входы и выходы, вы в курсе? Учитывая, что вы выходите в ночь на следующей неделе, — он звякнул ключами. — Уделите полчаса?

Мое сердцебиение возвращается в норму. Я бросаю взгляд на имейл на мониторе.

- Ага, давайте.

У меня занимает около пяти секунд, чтобы от средней степени ужаса перейти к жалкому успокоению; он здесь не для того, чтобы крутить хвост по поводу тренеров.

- Отлично, сэр. Вас не затруднит пройти со мной.

От Билла даже вежливая просьба звучит как приказ.

- У вас еще не было ночной смены, так сэр? Особых сложностей здесь нет — обычно. Вы обязаны оставаться в здании и регулярно отзваниваться. Кхм, в разумных пределах, конечно: перерывы на туалет разрешены — по расписанию — и есть койка. Скорей всего вам не придется ничего делать, но в маловероятном случае, ну, вы офицер ночной смены.

Мы поднимаемся по лестнице, проходим сквозь пару одинаково потрепанных пожарных выходов, и продолжаем свой быстрый марш по красно-коричневому коридору с высокими противоударными окнами, чьи петли намертво закрашены. Билл достает ключи широким жестом:

- Знакомьтесь — комната наблюдения дежурного офицера.

Мы в Новом корпусе, депрессивном куске бетона в стиле необрутализма, расположенном у ветхого магазина где-то к югу от Темзы: с электрическим подогревом, плохой изоляцией, и ни одна оконная рама не сидит в проеме как положено. Мой департамент переместили сюда почти год назад, пока перестраивали Данси-Хаус (что, скорей всего, займет десяток лет, поскольку они поручили это частно-государственному объединению). Как бы то ни было, инвентарь и оборудование офиса ОНС заставляет выглядеть остальную часть Нового корпуса как футуристическое чудо. Окрашенные в хаки стальные рамы коек, накрытых зелеными шерстяными одеялами, выглядят выходцами из военных фильмов — на стене даже есть плакат с надписью «БОЛТУН — НАХОДКА ДЛЯ ШПИОНА!»

- Вы шутите? Правда же? — Я тыкаю пальцем в терминал с зеленым экраном на столе, и огромный дисковый телефон рядом с ним.

- Нет, сэр. — Билл откашливается. — К сожалению, бюджет офиса ОНС был неправильно занесен в реестр много лет назад и никто не знает правильный код для запроса нового оснащения. Здесь хотя бы тепло зимой: вы прямо над секретной комнатой для сжигания документов, а в здании только один дымоход.

Пока я осматриваю оборудование, он демонстрирует различные аспекты сомнительного архитектурного наследия. Я тычу пальцем в ржавый электрический чайник:

- Кто-нибудь будет против, если я принесу свою кофеварку?

- Думаю они скажут, что это прекрасная идея, сэр. А теперь, если вы готовы оказать внимание, позвольте рассказать о протоколе управления телефонными вызовами и что делать в случае чрезвычайного происшествия.

Прачечная, как любое государственное учреждение, работает с 9 до 5 — кроме тех неудачных случаев, когда это не так. Обычно, последние — это полевые операции, где, если что-то идет наперекосяк, не хотелось бы услышать запись автоответчика, говорящую «Мы занимаемся вторжением сверхъестественных поедателей мозгов только в рабочие часы. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала». (Сверхъестественное? Разумеется — мы часть правительства Ее Величества, которая занимается оккультными технологиями и угрозами. Некоторые замысловатые ветви чистой математики могут радикально повлиять на реальный мир — мы называем их «магией» — вызывая трудноописуемые ужасы, с которыми мы, к сожалению, делим мультиверс [и платоновскую реальность математической правды]. Учитывая, что компьютеры — это тот инструмент, с помощью которого вычисления можно произвести по-настоящему быстро, никого не должно удивлять, что Практическая Компьютерная Демонология — это область, которая быстро растет в последние годы.)

Моя работа в качестве офицера ночной смены — сидеть на месте и отвечать на телефон. В том маловероятном случае, если он зазвонит, у меня есть список номеров, по которым я могу обратиться. Большинство из них принадлежат офицерам смены других департаментов, но по одному из них можно дозвониться до армейских казарм в Херефорде, еще один соединит с ОБС НАТО в Брюсселе, и третий приведет прямиком к переговорной подразделения КОБРА на Даунинг-стрит. Никто и никогда в Прачечной не поднимал премьер-министра с кровати в ранние часы, но всегда случается первый раз: более того, сделать подобный звонок, это работа ОНД, если достаточное количество дерьма попадет в вентилятор на его смене.

Еще мне выдали тонкую папку (с надписью СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО и пугающими чарами, мерцающими на обложке, словно электрифицированные мушки на краю поля зрения), содержащую напечатанный список кодовых слов, относящихся к секретным операциям. В нем не говорится, что это за операции, но перечисляются ответственные за них руководители — люди, которым надо звонить, если один из агентов нажмет на тревожную кнопку.

Еще есть офис, где можно зависать. Офис с койкой, будто из фильма пятидесятых о жизни новобранцев в армии «Так держать», труба, чтобы ветру было где свистеть (тем лучше, не засну), стол с древним компьютерным терминалом (сгруженным на пол, чтобы освободить место для моего ноутбука) и чайник (еще есть ванная с раковиной, туалетом и душем, из которого сочится жалкая струйка едва теплой воды). Есть даже переносной черно-белый телевизор с дешевым старым ресивером (как раз прекратили аналоговое вещание), если вдруг мне захочется посмотреть повтор «Двух Ронни».

Другими словами, все современные удобства…

Офисная вечеринка назначена на среду, с 13:00 до 17:00, без опозданий.

Пусть и необычные, но все же государственные служащие, мы не получаем столько, чтобы соперничать с банкирскими и корпоративными Иокастами и Тарквиниями, заполнившими большинство офисных зданий в этой части города; даже в наши кризисные времена они могут себе позволить выбросить несколько сотенных купюр на бутыль шипучки. Так что никакого нам дорогого ресторана: вместо этого мы набиваемся в служебную столовою, украшенную блестками, искусственным снегом на окнах и линяющей сосной в горшке у пожарного выхода.

Пинки и Брейн великодушно установили свое домашнее стерео — домашнее, в смысле самодельное — в лекционном зале номер два, для обязательного танца; Элинор и Бет (с подачи Надзора) отыскали поставщика провизии со съестными припасами, подходящими для вечеринки, и совершенно неизвестными служебной столовой (которая могла бы справиться с кексами и хересовыми трайфлами, но чья идея о пицце или карри далеко за пределами человеческого понимания).

Все мероприятие проходит в духе Дюнкерка: с новым правительством за рулем, занесшим бензопилу над бюджетными отчислениями, у нас осталось не так много роскоши. Но в своем департаменте мы умеем довольствоваться малым — это в наших бюрократических костях — и с помощью пяти сотен фунтов (на сотню с лишним народу, работающего здесь) мы сумели все устроить.

В каждом английском офисе существует рутинный ритуал для рождественской вечеринки. За день до нее работа становится вялой. Линейки заканчиваются к 11 утра, планы обновляются, фильтры электронной почты уходят в отпуск. Некоторые ребята — везунчиков немного — начинают чистить ящики своих столов, зная, что до следующего года они на работу не придут. По коридорам власти растекается пьяный воздух фестиваля, словно несущий за собой влажноватую праздничную ленточку.

- Боб?

Я отвлекаюсь от сессии Сапера: это Энди, мой иногда начальник, облокотившийся на дверной проем.

- Ты идешь на обед?

Я потягиваюсь, затем блокирую монитор.

- Уже пора?

Сейчас я уже не работаю на Энди, но у него, кажется, собственнический интерес к моим успехам.

- Да. — его голова качается вверх и вниз. Он выглядит слегка виноватым, будто школьник, которого ловят рядом со вскрытой банкой варенья слишком часто. — А Мо?..

- У нее сегодня выходной.

Я поднимаюсь. На самом деле она в Исследовании и Развитии, дудлит портвейн с высоколобыми, блин — всяко интересней того, чем я занимаюсь.

- Мы планировали встретиться позже.

- Ладно, пошли тогда. Не хотелось бы упустить нормальное место для представления.

- Представления? — закрываю за нами дверь.

- Да, у нас гости из Отдела Прогнозов. Я получил имейл пару дней назад. Др. Крингл снизойдет и принизит себя до какой-то болтовни о следующем году.

- Крингл? — моя щека дергается. Имя мне незнакомо. — Из отдела прогнозов? Кто они…

До меня доходили слухи, но ничего конкретного: скорей всего одно из закисающих в изоляции болот. Чего ради они решили отправить кого-то для разговора с нами сейчас?

Да, именно. — Энди бросает на меня косой взгляд. — Не спрашивай, все что я знаю, нашел в почтовом ящике. Письмо из отдела кадров, с просьбой дать ему произнести мотивирующую речь на вечеринке. Не волнуйся, — добавляет он тихонько, — в конце все сложится лучшим образом. Увидишь. Просто сиди тихо и прикуси язык.

Я понимаю. Энди надел маску посланца с плохими новостями и подгоняет меня к скамье младших офицеров. Что-то вылетит из трубы, и вся рождественская радость мира не сумеет прикрыть вонь навоза. Как менеджер, пусть и младший, я обязан продемонстрировать солидарность. Отсюда и все эти телодвижения.

Я начинаю задумываться, что бы это могло быть.

Комната дежурного офицера находится наверху, прямо под слегка наклоненной крышей Нового корпуса. Сквозь запертый с помощью проволоки люк можно слышать бормотания и завывания ветра: иногда раздается звук, будто щебень по бетону — это резкий порыв швыряет пригоршни замерзающей холодной воды в стекло, сопровождаемый пустым, гулким шумом из трубы. Труба и правда теплая, но быстро остывает: думаю, они закрыли комнату для сжигания документов на праздники. Всего одиннадцать часов ночи, и черта с два я смогу заснуть под звуки шторма.

Когда праздники выпадают на выходные (как День Рождественских Подарков в этом году) все получают дополнительный выходной в начале следующей недели. Кроме офицера ночной смены, который работает до четырех дней по тройной оплате — так долго, как позволит скука.

Я был на дежурстве шесть часов и уже разобрал рабочую почту — во всяком случае, ответил всем, кому нужно, и я хорош в игнорировании всех презентаций, которые нужно игнорировать — а игры мне успели надоесть. Телевизор бормочет фоном, но там все та же семейная чепуха. Я не хочу слишком рано начинать два толстых романа, которые припас на выходные, так что остается только одно. Я покидаю свою чашку чаю, беру фонарик, айфон, служебное удостоверение и отправляюсь вперед — совать свой нос куда не следует.

Ночь перед Рождеством, офис закрыт,

Захлопнуты ставни, персонал — дома, спит;

Носки развесив с заботой на трубы,

Но Санта на санках не прилетит, не будет чуда,

потому что Место Особой Национальной Секретности

в соответствии с параграфом 4.12 секции 3 Секретного

Официального Акта (Исправленного) не подлежит несанкционированному

проникновению, под угрозой ареста…

Уже надоела моя поэзия? Вот почему они платят мне за борьбу с демонами, а не стихотворческий дар.

Одно из преимуществ офицера ночной смены в том, что я могу совать свой нос, куда захочу — в конце концов, я ответственен за безопасность здания. Фактически, я могу заходить в места, где обычно мой назальный аппендикс был бы отчекрыжен тут же, имей я безрассудство явиться без авторизации. Я могу заглянуть в офис Ангелтона, пробраться между подозрительно активными египетскими урнами и зачарованными оптическими верстаками Полевой службы, пройти по устланным коврами, пыльным коридорам начальственного этажа, и докучать зомби из ночной смены (прошу прощения, конечно я имел в виду Остаточные Человеческие Ресурсы) в подвале. На самом деле, меня даже поощрили приглядывать за всем, пока я нахожусь в пределах досягаемости телефона офицера смены.

Вы можете думать, что здесь есть подвох, но телефон офицера смены — как только вы отобьете с него толстый слой бакелита — замечательно простой кусок винтажной электроники из пятидесятых. Он даже не заскремблирован: шифрование ведется на уровне обмена. Так что после пятнадцати минут программирования, я перенаправил сигнал на офисную АТС, чтобы звонок шел на мой айфон. Я свободно могу исследовать.

(Вы правда думали, что я собираюсь провести трое суток нянчась с кабелем, по которому не звонили шестнадцать лет?)

Рецепт для офисной рождественской вечеринки в сезон урезания бюджета:

Возьмите:

28 младших административных и секретарских работников

17 клерков и учетчиков

12 старших офицеров

4 шпиона

5 менеджеров отдела кадров

6 офицеров техподдержки

9 демонологов

(опционально: 1 или более двойных агентов, таящиеся древние ужасы из далекой вселенной и зомби)

Добавьте: бумажные шляпы, свистки, праздничные хлопушки, блестящие декорации, китайские фонарики, подушки-пердушки, коктейльные закуски, сладкие пирожки из супермаркета, а также дешевое вино и спиртные напитки по вкусу.

Яростно смешайте (отметка на миксере «до-Диско») и вылейте в служебную столовую, которую срочно нужно отремонтировать с 1977 года. Сядьте на скамейки. Пунш снова и снова (не больше 10% алкоголя), подают индейку, поджигают рождественский пудинг, выясняют, что огнетушитель шесть месяцев как должен был пройти обязательную проверку ТБОЗ и ООС, тушат.

Постоять, пока пьяный Мартин из Техподдержки предлагает Кристин из Учета проаудировать его хозяйство (как раз в один из тех моментов, когда гвалт утихает, все другие разговоры прекращаются и можно услышать, как падает булавка); Вера из Логистики спрашивает Аишу из Отдела кадров, означает ли ее присутствие на вечеринке, что она наконец нашла Иисуса; а Джордж из Безопасности блюет в кадку с елкой.

А потом…

Энди стучит ножом по бокалу до тех пор, пока все наконец не замечают, что он пытается добиться их внимания, и в этот момент он встает. Я грустно смотрю на поднос в центре стола со слегка залежалыми пирожками и отдергиваю руку.

- Тихо, пожалуйста! Первым делом, я бы хотел воспользоваться возможностью и поблагодарить Хозслужбу за организацию вечеринки в короткие сроки и со значительно урезанным бюджетом — бюджетом, гораздо меньшим, чем на прошлогодние праздники. Спасибо Амбер и Ли за организацию внешней поставки продуктов, и др. Кринглу за любезное согласование развлекательного бюджета — очень щедрого, учитывая текущую стратегию Казначейства по уменьшению дефицита.

(Аплодисменты.)

- А сейчас др. Крингл попросил разрешения сказать несколько слов всем нам о предстоящем году…

Я иду по затемненным холлам.

Новый корпус появился раньше увлечения крысиными лабиринтами одноместных кабинок в офисах, но это никогда и никого не останавливало. Результатом стала любопытная смесь малюсеньких замкнутых офисных ульев в коридорах с искусственным освещением, сменяющихся напоминающими стойла залами, наполненными дешевыми столами и слабенькими компьютерами, чьи корпуса пожелтели от времени.

Вот необозримое пространство того, что было когда-то машинописным бюро — называемое таким образом, потому что в прежние дни были офицеры, не умевшие печатать. Сейчас здесь административный центр, место, куда государственные служащие приходят умирать. Прачечной приходится находить работу для многих свободных рук — рук каждого, кто попадает в поле нашего внимания и кому необходимо предложить работу, от которой они не смогут отказаться. К счастью, бюрократия разрастается, и понадобится много линеек, чтобы справиться с возросшей сложностью администрирования, вызванной нашим хронически раздутым штатом. Есть люди, знакомые мне только по их календарям Outlook, у которых постоянно пропадают пароли. Целые отделы бобровыми стаями выстраивают бумажные дамбы, чтобы не дать реальному миру прорваться. Я освещаю фонарем пустые лотки для входящих, пошарпанные стулья, столы, от которых тянет экзистенциальной бессмысленностью. Я тоже мог быть здесь заперт, понимаю я. Вздрагиваю и продолжаю движение. Зачисление в активную службу Прачечной приводит к своим бедам: но смерть от скуки в их число не входит.

Я поворачиваю налево и срезаю через начальственное крыло. Здесь толстый ковер, а дерево полированное, не крашеное. Индивидуальные офисы с огромными дубовыми столами и глубокими кожаными креслами, стены увешаны потемневшими портретами старых кадров в военной униформе. Никто не видел людей в этих офисах — по слухам все они вознеслись или изначально не были людьми — этих зловещих и едва узнаваемых старших офицеров, которые управляли организацией с самого начала.

(В моей теории о начальственном крыле, оперативники, которым предстоит здесь работать, еще не существуют. В глубинах надвигающегося кризиса, когда звезды выстроятся в космическую шеренгу, и Древние вернуться угнетать Землю, организация вырастет до невероятных размеров, возьмет на себя новые обязательства и персонал — в каковой момент, те из нас, кто выживет, переедет в эти кабинеты, чтобы управлять военными действиями. Это если предположить, что у новой силы будет больше здравого смысла, и она не заполнит администрацию обычными взаимозаменяемыми чинушами. Если же заполнит, то да помилует Ктулху их души.)

Когда я поворачиваю за угол, мимо служебного туалета, и подхожу к пожарной двери, у меня появляется характерное ощущение. Почему мне кажется, что за мной наблюдают? думаю я. Откашливаюсь.

- Офицер смены, — я достаю из кармана удостоверение. — Покажитесь!

Удостоверение слабо светится в темноте бледно-зеленым; ничего не происходит.

- Хух.

Я прячу его, чувствуя себя глупо. Ночная стража уже работает, но они не должны сюда подниматься. Ветер и дождь свистят и стучатся в офисные окна.

Я толкаю дверь. Еще один административный корпус, предположительно для секретарей администрации. У одного из копиров бумаги на печать, лежащие в выходном лотке. Это кажется мне странным: учитывая природу нашей работы, Безопасность недобро смотрит на документы, оставленные лежать, где попало. Но Безопасность не будет проводить обходы несколько дней. Наверное, лучше взять распечатки и сунуть их в корпоративную почту, чтобы они пришли к оставившему их — или в запертый сейф, для последующего разноса, если это что-нибудь конфиденциальное.

Я переворачиваю первый лист и бросаю взгляд, потом смотрю еще раз. Задница! Причем чертовски волосатая. Значит кто-тонаслаждался вечеринкой. Следующая страница демонстрирует другую задницу, и куда менее мужскую, судя по хорошо наполненным чулкам и другим идентифицирующим характеристикам. Я качаю головой. Начинаю задумываться о реакции — нужно пришпилить их на служебную доску объявлений, с анонимной припиской, чтобы ребята протирали стекло в копире после каждого использования — когда добираюсь до третьего листа.

Кто бы ни взобрался на аппарат в этот раз, у него не было задницы, волосатой или какой-либо другой — или вообще признаков млекопитающего, если на то пошло. Я держал в руках фотокопию какой-то части тела гигантского таракана.

Возможно, я все-таки не один…

После того, как Крингл сбросил свое дерьмо в чашу с пуншем, вечеринка официально перестала быть веселой, даже по меркам корпоративного веселья. Мой аппетит тоже испарился: пусть оставят себе свои пирожки. Я хватаю бутылку «Голубой монахини» и крадусь к своему боксу в подразделении Контродержимости.

Твою мать. Мо здесь нет; она уже уехала к маме. Но она бы поняла. Я на дежурстве с завтрашнего дня и до утра понедельника, и мне нельзя покидать здание. Я собирался поехать вечером домой — запустить стиралку, собрать сумку с чистыми вещами на выходные, в этом духе — но прямо сейчас меня поглотило желания нажраться до полной отключки.

Потому что это последняя рождественская вечеринка в Прачечной.

Я достаю телефон, чтобы позвонить Мо, но останавливаюсь. Она и без того занята мамой сейчас. Зачем заставлять нервничать еще больше? Кроме того, этот голосовой терминал не защищен: я не могу свободно рассказать все, что нужно. (Навязчивое желание конфиденциальности въелось глубоко, поддерживаемое моей должностной присягой. Сознательно ее нарушить чревато неприятными последствиями.) Я готов отложить телефон, когда Энди откашливается. Он стоит прямо позади меня, незажженная сигарета между двумя пальцами.

- Боб?

- Да? — я делаю еще один глубокий вздох.

- Хочешь поговорить?

- Где? — киваю я.

- В клубной комнате…

Я следую за ним, сквозь дверь на бетонный балкон, выходящий на заднюю сторону Нового корпуса, который приводит к наружной пожарной лестнице. Мы в шутку называем ее клубной комнатой: здесь ошиваются курильщики, открытые погоде. У двери стоит наполовину утонувшее в бычках ведро с песком. Я жду, пока Энди подкуривает. Вижу, что его пальцы немного дрожат. Он худой, высокий и где-то на пять лет старше меня. И еще на четыре ранга. Он занимается управленческой частью разных оперативных отделов, спрашивать о которых неразумно. Носит костюм, на мир смотрит со слегка презрительным выражением академической насмешки, будто ничто его особо не заботит. Но его отчужденность исчезла, ее сдуло, как дым на ветру.

- Что ты об этом думаешь? — прямо спрашивает он.

Я смотрю на его сигарету, на мгновение пожалев, что не курю.

- Выглядит нехорошо. Если говорить о признаках апокалипсиса, то последняя рождественская вечеринка похожа на красный флаг.

- От всей души надеюсь, что нет. — Энди прячет кашель за кулаком.

- Что есть на Крингла? — спрашиваю я. — Наверняка он устраивает фокусы с кроликами достаточно давно, чтобы мы смогли провести байесовский анализ и посмотреть, насколько он… — я осекся, видя выражение лица Энди.

- Мне говорили, что он один из лучших прекогнитивов из всех, что у нас были. И его слова подтверждаются исправленным интервалом времени др. Майка для КОД КОШМАРНЫЙ ЗЕЛЕНЫЙ. (Конец света, когда — по словам безумного пророка — звезды правильно выровняются. Вообще, этот интервал продлится семьдесят лет, в течение которых сила магии чудовищно умножится, а инопланетные ужасы из темных эпох перед большим взрывом, станут доступны каждому придурочному священнику, желающему побеседовать с дьяволом. Мы думали, у нас есть несколько лет форы: но судя по др. Майку, наши вычисления ошибочны и окно начало открываться девять месяцев назад.)

- Что-то по-настоящему плохое идет. Если Крингл не может предвидеть следующее 24 декабря, ну, его, скорей всего, не будет в живых.

- Значит он смотрит в бездну, а бездна смотрит в ответ. Может это он не выживет, — я цепляюсь за соломинку. — Я полагаю, шансов на то, что его попросту переедет автобусом, у нас нет?

Энди бросил на меня Взгляд, того типа, что я стал лучше узнавать после дела в Бруквуде — бесконечная экзистенциальная тоска с хорошей долей злости на неминуемое, запертые за чисто английской невозмутимостью. Если быть честным, я и сам веду себя в том же духе.

- Я без понятия. Честно говоря, все это туманно. Приступы прекогов не детерминированы, Боб. Хуже того, часто они нарушают процессы, чей исход предсказывают. Вот почему Отдел Прогнозов так серьезно относится к статистическому анализу. Если Крингл говорит, что мы не увидим следующую рождественскую вечеринку, можешь быть уверен, они бросали кубики больше, чем необходимо для заполнения доверительного интервала.

- Так упредите его предсказание! Используйте слабый антропный принцип: если мы отменим следующую рождественскую вечеринку, его пророчество будет отсрочено на неопределенный период. Верно?

- Не будь долбанным кретином, — закатил глаза Энди.

- Попытаться стоило. Что будем делать?

- Мы? — поднимает бровь Энди. — Я отправлюсь на Рождество домой, к жене и детям, и попробую ненадолго забыть об угрозе самому нашему существованию. Ты — он глубоко затягивается — поиграй в офицера ночной смены, патрулируй сумрачные коридоры, чтобы защитить наше рабочее место от чудовищной угрозы Наполнителя Носков, что проникает сквозь трубы и вентиляцию в каждый день рождения Мертвого Бога, а затем совершает неописуемое действо с чулочными изделиями. Попробуй не принимать это к сердцу — о, и хороших праздников, раз уж мы о них заговорили.

Моя жажда ночных исследований угасает, сдерживаемая пониманием, что я могу быть не единственным, кто отрабатывает этой ночью сверхурочные. Я тянусь к своему амулету — висящему на шее, как и удостоверение — и притрагиваюсь к нему. Он холодный и покалывает, как обычно. Хорошо. Если бы он был горячим, светился, или дрожал, я бы ждал компании. Пришло время вернуться в комнату ОНС и перегруппироваться.

Яростно размышляя, я крадусь назад.

Условие: Это ночь перед Рождеством и на подмогу почти нет шансов

Условие: Можно всех одурачить на вечеринке с помощью гламура третьего класса, но с копиром этот номер не пройдет.

Условие: Предсказание Крингла.

Условие: У нас КОД КОШМАРНО ЗЕЛЕНЫЙ, и вещи, в которые верят слишком многие люди, имеют скверную тенденцию становиться настоящими; магия, это ветвь прикладного вычисления, нейронных сетей и вычислительных приборов, здесь слишком много людей и звезды выстроились правильно (из-за чего гораздо проще добиться внимания сущностей, которые считают нас хрустящими и хорошо сочетающимися с кетчупом).

Условие: Какого типа неприглашенная сущность может захотеть послушать небольшую речь Крингла?..

Я на полпути через начальственное крыло и я пускаюсь в бег.

- Всем добрый вечер.

Когда Крингл говорит, он заламывает руки; они занимательно анемичные и бледные, будто принадлежат Глубоководному, но ему не хватает согбенной спины или жабров: только блеклые, свалявшиеся волосы и толстые роговые очки, за которыми скрывается единственный слезящийся голубой глаз — второй прикрыт кожаной повязкой — заставляют его выглядеть странно. Но взгляд…

- Это будет добрый вечер, пока я не закончу говорить. — его улыбка похожа на распахнувшийся люк виселицы. — Так что пейте и радуйтесь, потому что это будет последняя рождественская вечеринка в Прачечной.

До этого момента большинство людей игнорируют его или слушают с вежливым непониманием. Но внезапно можно услышать топот мышей.

- Вам не стоит бояться уплотнения или урезания бюджета. — его улыбка угасает. — Я говорю о более фундаментальных, необратимых изменениях.

- Мой департамент прогнозов занимается попытками оценить эффективность предложенных активных инициатив, направленных на достижение целей организации — в частности, предотвращения вторжения таинственных ужасов из-за грани пространственно-временного континуума. Стратегии создаются, выдвигаются — и мы рассматриваем их последствия. Это неточная профессия, но наша способность вглядываться в бездну будущего позволяет иногда избежать худших катастроф.

Крингл продолжает в том же духе еще некоторое время. У него до странности убаюкивающий голос, и мне требуется время, чтобы понять почему: он напоминает синоптика на радио BBC. Они всегда запускают прогноз погоды перед новостями, и как бы я ни пытался, я всегда вырубаюсь прежде чем они доберутся до новостей региона, которым я интересуюсь, а просыпаюсь только когда заканчивают. Есть в этом что-то сверхъестественное. Крингл явно говорит о чем-то весьма важном, но мой разум скользит по поверхности его слов, как оса по витринному стеклу. Я трясу головой и начинаю оглядываться, когда несколько слов попадают в фокус.

- Клаус, или Santé Klaas, как его называли в средневековой Голландии, дружелюбная фигура в красном костюме, приносящий подарки в середине зимы, может быть гораздо более зловещей сущностью. Можно вспомнить не только северные легенды Одина, с которым ассоциируется фигура Санта Клауса, но и шаманские ритуалы древнего Лаппи, проводимые святым человеком, который пил мочу оленя, съевшего священную поганку, Amanita Muscaria, — одетого в окровавленную кожу отравленного животного, чтобы получить предсказание о следующем году — мы, с современными статистическими методологиями, можем быть куда точней, но за это придется заплатить…

Эх? Я снова трясу головой, затем делаю еще один глоток бормотухи из бумажного стаканчика. Слова свистят мимо, словно предназначены для внимания кого-то другого. Что странно, ведь я пытаюсь следить за его речью: у меня особое чувство, будто он говорит что-то важное.

- …точней, определенные факты неоспоримы. В следующем году у Прачечной не будет рождественского ужина. Мы не можем сказать почему, но в результате событий, которые, как я считаю, уже имели место, это будет последняя вечеринка. Реальность такова, что в этом году попытки отследить все возможные развития событий после этого вечера закончились полным провалом: конец этой вечеринки, это последнее событие, которое Отдел Прогнозов способен предсказать с хоть какой-то долей уверенности…

Я возвращаюсь в Комнату дежурного офицера с покрытой пленкой холодного пота спиной. Лампы включены, отбрасывая приветливый свет на матовое стекло дверного окна, и ТВ радостно продолжает трескотню. Я юркаю внутрь, закрываю за собой дверь, хватаю свободный стул и подпираю дверную ручку. Память о речи Крингла выглядит, на мой вкус, пугающе похожей на сон: даже разговор с Энди кажется удивительно смутным. У меня уже был похожий опыт, и единственное, что можно сделать в подобном случае — провести проверку.

Я шлепаюсь на пол, позади стола, и открываю ящик, затем достаю телефонную книгу. Дождь стучит по окну над моей головой, пока я открываю ее, электрическое покалывание в пальцах напоминает, что чары на обложке очень даже активны. Давай, где же ты… я провожу дрожащим пальцем по странице. Здесь нет того, что я ищу: собаки, которая молчала. Я сглатываю, затем возвращаюсь и просматриваю другой раздел в поисках домашнего телефона Энди. Да, он здесь есть — и у него защищенный номер. Проверка времени: без двадцати двенадцать, недостаточно чтобы казаться по-настоящему невоспитанным. Я берусь за телефон и начинаю крутить диск. Телефон звонит три раза.

- Энди?

- Привет? Кто это? — отвечает женский голос.

- Эм. Это Боб, из офиса. Не подскажете, Энди может подойти? Это быстро…

- Боб? — телефон берет Энди. — Говори.

Я прочистил горло.

- Извини, что звоню в такое время, но это по поводу офисной вечеринки. Парень, который произносил речь, из Отдела Прогнозов. Помнишь ли ты его имя и доводилось ли сталкиваться с ним раньше?

Пауза.

- Отдел Прогнозов? — Энди звучит озадаченным. Мой желудок сжимается. — Кто они? Я не слышал ни о каких прогнозах… что происходит?

- Ты помнишь наш разговор в клубной комнате? — спрашиваю я.

- Что, насчет курса саморазвития? Это не может подождать до следующего года?

Я смотрю на телефонную книгу.

- Ух, я перезвоню. Мне кажется, у меня здесь ситуация.

Я аккуратно ложу трубку, будто она сделана из гремучего студня. Затем я снова перелистываю телефонную книгу. Неа, Отдела Прогнозов здесь нет. И Энди не помнит ни др. Крингла, ни его лекции, ни нашего разговора на площадке.

У меня очень плохое чувство по этому поводу.

Как сказал знаменитый безумный философ, когда вы смотрите в бездну, бездна смотрит в ответ; но если вы попали в бездну, вы получаете ошибку преобразования типов данных (Это демонстрирует, что Ницше не был С++ программистом.) Др. Крингл говорил, его отдел проверяет новые стратегии, затем анализируют будущее и быстро меняет планы, если они не срабатывают оптимально. Бросают сценарии в бездну.

Что если у нас был отдел прогнозов… и после того, как они слишком часто смотрели в бездну, произошло что-то плохое? Что-то настолько плохое, что они невзначай вычеркнули себя из существования?

Я бросаю взгляд на ТВ. Время фильма, и сегодня они крутят «Кошар перед Рождеством»: Джек Скеллингтон поет, стоя перед порталом в город Рождества, который он открыл…

И вот тут я и понял, что происходит.

Это канун Рождества и звезды выстроились правильно.

В другом мире родители все еще рассказывают детям, что, если они будут хорошими, Санта принесет подарки.

В бездне скрываются существа, голодные существа, спрятанные в разрывах между вселенными, которые приходят, когда их зовут. Этой ночью сотни миллионов невинных детей зовут Санту.

Кто на самом деле спустится по трубе сегодня ночью?

В комнате дежурного офицера отчетливо холодно. Что странно, потому что снаружи не холодно: там ветрено и сильный дождь, но таков уж Лондон. Я поворачиваюсь и смотрю на алюминиевый воздухопровод, идущий от пола до потолка. Это труба комнаты для сжигания, так ведь? Она покрыта каплями конденсата. Я протягиваю к ней руку, а потом быстро отдергиваю пальцы. Холодный воздух выплескивается из трубы холодными волнами. Бросаю взгляд на пол, где вижу бледный туман. Я оставил почти пустую чашку чая на столе, перед тем, как отправился в ночной обход: сейчас я поднимаю ее и выплескиваю содержимое на трубу. Кусочки льда звенят, падая на пол, и мой амулет внезапно наливается жаром у основания шеи.

Я на ногах и с другой стороны стола прежде, чем успел подумать. В моем офисе аномально холодная труба. Достаточно холодная, чтобы на ней конденсировался воздух. Достаточно холодная, чтобы высосать жар из теплого чая в миллисекунды. Но что это означает? (Помимо того, что у меня большие неприятности. Это уж само собой.)

Это значит, что… происходит вторжение. Что-то спускается по трубе, что-то из темной антропной зоны — из угла мультивселенной, лишенной всякого смысла и энергии. Украдем игривую фразу у Энди и назовем это Наполнителем Носков: Наблюдатель в Каминах, Подноситель Даров. (Один, Йоульнир, Король в Красном. Выберите свою культуру — приготовьтесь к смерти.) Все, что оно знает, это холод, и оно голодно — и хочет внутрь.

Эти существа получают энергию из веры. Этот офис, эта организация — мы первые цели, потому что мы знаем этот древний вид. Если оно получит зацепку хоть где-то, оно будет здесь, но я еще его не вижу, так что мне можно в него не верить — проклятыйКрингл с его приездом и речью! Если у меня получится не пустить его в Новый корпус до рассвета, для Подносителя Даров будет слишком поздно разорвать стену между мирами, во всяком случае в этом году. Но если оно уже в трубе комнаты для сжигания…

Я убираю стул из-под дверной ручки, достаю фонарь и торопливо иду.

Ночные выходки и разведка офиса становятся куда более значимыми, когда знаешь, что до полуночи восемнадцать минут и — по традиции — скоро что-то голодное и невыразимо чужое собирается прорваться в комнату для сжигания в подвале, ожидая найти чулки и какую-нибудь закуску, чтобы чуть приглушить ненасытный аппетит.

Это обратная сторона уже уснувших верующих в Санту, предоставивших лазейку в наш космос для чего-то ужасного: они ожидают, что он снова уйдет, после того, как оставит игрушки. Вызов происходит с подразумеваемым ритуалом изгнания. Но ритуал нужно провести правильно. Если вы ошибетесь, если нарушите свою часть сделки, другая сторона вольна поступать как вздумается.

Семнадцать минут до полуночи. Я снова в административном крыле, и здесь есть большой шкаф. Конечно он закрыт, и я трачу драгоценную минуту, отыскивая в связке ключей подходящий. В шкафу я нашел что искал: коробочку с канцелярскими кнопками. Я продолжаю движение, не заботясь о том, чтобы его запереть — если у меня получится, время прибраться еще будет.

Я прохожу начальственный этаж со спящими призраками будущего управления и направляюсь в столовую. Максина и ее друзья вложили много усилий в приготовления к вечеринке, и если мне повезет…

Да, везет. Никто не стал убирать декорации. Я включаю свет, и начинаю искать, пока не замечаю его: полосатый красно-белый чулок с маленькими картонными коробочками, повешенный на пробковый щит туповатым официантом. Я хватаю чулок и вытаскиваю коробочки, почти падая в спешке. Столовая пуста, но кухня рядом, и я снова перебираю ключи, ругаясь под нос (почему эти штуки не подписаны?), пока не открываю дверь. Холодильник еще гудит. Я открываю его и нахожу то, на что надеялся — поднос с остатками еды, покрытый пленкой.

Десять минут. Я бегу к лестнице, сжимая чулок, коробку с канцелярскими кнопками, и поднос со сладкими пирожками. В моих карманах: маркер с токопроводящими чернилами, iPhone с последним набором контрмер Прачечной, и несколько базовых предметов первой необходимости для практикующего компьютерного демонолога. У меня еще есть время, пока я спускаюсь на два этажа. И вот я у дверей подвала. Ненадолго останавливаюсь, чтобы проверить свой план.

Условие: Добраться до комнаты для сжигания и не дать себя остановить (опционально: быть съеденным) во время ночной смены.

Условие: Повесить чулок над сжигателем, и положить рядом пирожки.

Условие: Нарисовать лучшую удерживающую систему, на которую способен, вокруг всей этой катастрофы, и до чертиков надеяться, что она выдержит.

Что может пойти не так? Я ставлю поднос на пол, достаю кольцо с ключами и открываю дверь в подвал.

Забавно, как многие центральные события моей жизни происходят под землей. От погреба в секретном оплоте нацистов, до склепа в крупнейшем некрополе Европы и шпигатов океанского корабля-шпиона: посмотри мир — получи футболку. Я даже один или два раза бывал в подвале Нового корпуса. Но он меняется ночью, с холодным присутствием приближающегося мертвого бога, сжавшего струны твоего сердца.

Я спускаюсь по темному проходу с низким потолком, увитому трубами и кабелями; мимо дверей и чуланов, и пугающе похожей на гроб комнаты, где ночная охрана ждет незваных гостей. Ни одна немертвая конечность не поднимается, чтобы остановить меня — я не идиот, я включил свет, прежде, чем спустился. Но все равно жутковато. Я не уверен, где находится сжигатель документов, так что проверяю дверные таблички, когда чувствую рукой порыв холодного воздуха. Посмотрев вверх, я вижу покрывшуюся инеем трубу, за которой иду, пока она не исчезает в стене. Передо мной дверь с армированным стеклом, уютно подсвеченным изнутри.

Похоже, у меня компания.

Я собираюсь поставить поднос и начать перебирать ключи, когда невидимый компаньон экономит мои силы и открывает дверь. Я поднимаю поднос перед собой, делаю шаг вперед и говорю:

- Кто, черт возьми, ты такой на самом деле?

- Проходите, мр. Говард. Я ждал вас.

Существо, называющее себя др. Кринглом, отступает назад, в комнату для сжигания, делая знак проходить. Я сдерживаю раздраженное фырканье. Он нашел время переодеться в плащ с капюшоном, который полностью спрятал его лицо — только скелетообразная рука показывается из рукава, и я сразу замечаю, что на ней неправильное количество суставов. Облизываю губы.

- Хорош в Диккенса играть, Крингл — я на это не куплюсь.

- Но я действительно призрак Рождества, которое, возможно, еще придет!

Ох, обидчивый!

- Да, а я зубной фей. Слушай, мне надо повесить чулок, и у меня мало времени. Ты ясновидящий, так что скажи: сейчас ты попытаешься съесть мою душу или завербовать меня в свой культ или что там у тебя, и нам придется сражаться, или ты просто останешься в стороне и позволишь закончить работу?

- Делайте, что хотите. Это не изменит будущего.

Крингл оскорбленно скрестил руки. Во всяком случае, я думаю, что это руки — они худые и в них слишком много локтей, а сейчас, обратив на них внимание, я осознал, что у него их две пары.

Сжигатель, это большая электрическая печь, с загрузочным ящиком, рядом с ним, на раме — мешочки, в которых обычно лежат обрезки конфиденциальных документов. Я ставлю поднос на печь (которая уже настолько холодна, что я рискую получить обморожение, если притронусь к ней) и вешаю пустой чулок на один из крюков рамы.

Леденящий душу голод, за пределами человеческого понимания, постоянный порок внеизмеренческих кошмаров — если бы они ставили приоритеты лучше, они могли бы стать куда успешней. По моему опыту, вы можете быть почти уверены, что если Дж. Произвольный Ужас только выбрался из заключения в ледяной бездне на протяжении неисчислимых тысячелетий, ему будет хотеться подзакусить. Отсюда искушающий поднос со съестными припасами.

Я смотрю на часы: без четырех минут. Затем я осматриваю контрольную панель печи. Позади нее стоит Крингл.

- Так что произошло? — спрашиваю я.

- Вы уже знаете большую часть. В ином случае вас бы здесь не было. — он говорит скучающим голосом и, наверное, ему действительно скучно. — Почему бы вам не рассказать, пока мы ждем?

- Ладно. — я указываю на него. — Ты здесь, потому что попал во временной парадокс. Давным-давно, в Прачечной был Отдел Прогнозов. Но когда играешь в шахматы с будущим, рискуешь матом — не говоря о том, что можешь быть поглощен объектом изучения. Скорее всего, первым, что Отдел Прогнозов спрогнозировал, было его катастрофическое пленение — чем-то. Так что его распустили. Но нельзя распустить подобное подразделение, не оставив эхо, так ведь? Так что ты всего лишь эхо несбывшегося будущего.

Призрачная тень в оборванном плаще склонила голову — или что там вместо головы.

- Рождественское вторжение — я снова смотрю на печь, потом на часы — убило бы тебя. Но без Отдела Прогноза, который может об этом предупредить, это в любом случае бы произошло, так?

Три минуты.

- Так что тебе пришлось побудить кого-то к действию, даже если тебя самого не существует.

Я помню, как сидел на странной и бесконечной лекции на рождественской вечеринке. Но кто еще помнит? Энди не помнит речь Крингла. И могу поспорить, что помимо моих воспоминаний, и странной размытой фотокопии — непредвиденный результат нарушенных электронных орбиталей в покрытом самарием цилиндре — нет никаких доказательств, что призрак Рождества, ставший выдуманным из-за темпорального парадокса, когда-либо посещал Прачечную в одну дождливую и тоскливую ночь.

Толку от этой срочной телефонной книги…

Две минуты.

- Как далеко в будущее ты можешь заглянуть прямо сейчас? — спрашиваю у Крингла. Делаю шаг вперед, прочь от лотка печи. — Отойди. — добавляю я.

Крингл не двигается.

- Будущее здесь. — говорит он с чувством такого полного, отчаянного ужаса, что волосы на моем загривке поднимаются.

В печи раздается рокот, стук. Я щурюсь: что-то извивается в маленьком, закопченном обзорном окошке. Мои часы отстают! Времени нет. Я подхожу ближе к контрольной панели и, наклонившись, торопливо вычерчиваю вокруг себя круг.

- Подождите, откуда взялись пирожки? — спрашивает Крингл.

Я заканчиваю круг.

- Кухня. Это важно?

- Но вы обречены! — он звучит озадачено.

Что-то спускается по трубе, но оно не закутано в меха с ног до головы, у него нет веселого блеска в глазах и пухлых щечек.

- Неа. — настаиваю я. Показываю на приманку. — И я намерен это доказать.

- Но оно вас съело! — горячо возражает Крингл. — Затем мы все умерли. Я пришел предупредить вас, но разве вы слушали? Неееет…

Проблема с предсказаниями вашей кончины в том, что, как и с оценкой риска, если вы уделяете им слишком много внимания, они становятся самореализующимися. Так что я игнорирую возмущенного призрака и рассматриваю как появляется толстая, зеленая псевдоподия и сокращаясь, слепо тянется к замороженным пирожкам на печи.

Кажется, я наблюдаю за ней часы, но на самом деле проходит только пару секунд. Затем, в одно мгновение, щупальце бросается и одновременно поглощает все пирожки — рты-воронки возникают из кожного покрова и смыкаются вокруг них.

Наполнитель Носков очевидно не исключение из голодного правила. После еды шевеление щупальца замедляется, возможно, затрудненное вздутиями по его длине: оно лениво тянется к висящему, покрытому льдом чулку. От него раскатываются волны холода. При каждом вздохе кажется, будто я вдыхаю бритвенные лезвия. Температура в комнате падает на полградуса каждую секунду.

- Что? — говорит Крингл. В его голосе удивление: это явно не то будущее, на которое он подписывался на своей призрачной станции. — Кто съел все пирожки?

Я поворачиваю рукоятку главного выключателя в позицию АКТИВНЫЙ, и тыкаю в зеленую кнопку ВКЛ быстро немеющими пальцами.

- Там довольно много осталось, — отвечаю я, — после того, как ты всем испортил аппетит своей речью.

- Нет, этого не может быть…

Раздается глубокое гудение и треск воздуховодов, и сжигатель включается. За ними следует обжигающая вспышка и завывающий вопль боли и ярости. Наполнитель Носков сопротивляется, пытается выпутать свои отростки из газовых горелок. Для многогранных, мы, убогие сущности, заключенные в трех плюс одном измерениях, довольно безобидны; все-таки, даже обитатели флатландии могут иногда нанести болезненный бумажный порез невнимательным.

Мой амулет светится, сияет как импульсная лампа, прижигая кожу на моей груди: щупальце, торчащее из загрузочного ящика, сгорает во вспышке пламени и ужасной вони кальмара. В то же время тень др. Крингла кружится и уносится из поля зрения, вкручиваясь в загрузочный ящик, к переливчатому сиянию, поджидающему внутри, где странные, мелькающие образования переплетаются и корчатся, словно цветные черви.

Вой затухает, переходя в глубокий вздох, оставляя слабый звон в моих ушах, будто отдаленный церковный колокол. Я делаю глубокий вдох, пока мой амулет угасает, пытаюсь вернуть свой скачущий от ужаса пульс в норму.

Что-то на полу. Я щурюсь и наклоняюсь, озадаченный. И через мгновение вижу, что Наполнитель Носков оставил мне уголь.

Переведено для канала "Фантастика" в телеграмм. https://t.me/fantasy_sf