О`Санчес Перепутье второе

Его светлость маркиз Короны Хоггроги Солнышко, повелитель удела, глава собственной семьи и верный слуга Его Величества Императора, лично изучал свойства копья, нового предполагаемого оружия. Наиболее привычным и удобным местом для всех воинских забав и упражнений был отгороженный высоким забором от посторонних глаз участок заднего двора при замке, а сам замок, главное жилище семейства маркизов и его окрестности, назывались в народе просто и уютно: Гнездо.

Учебное ристалище, представляющее собой четкий прямоугольник, простиралось на полтораста локтей в длину и на сто в ширину. Места много, все туда вмещалось: чучела для рубки мечами, большие и малые мишени для стрельбы из луков, перегородки и ямы для верховой езды, грузы-отягощения для воинов, упражняющих силу и гибкость рук, ног и спины… Теперь вот его светлость новую забаву испытывает.

Маркиз взял в руку громадное копье, обликом похожее на помесь стрелы, дротика и рогатины, разбежался за два полных шага и метнул. Копье с мягким свистом пролетело через все ристалище и попало точно в грудь деревянной мишени, одетой в кольчугу и в шлем…

Грузно топоча, но прытко, немногим медленнее полета копья, промчался туда и обратно дюжий ратник, на это утро выбранный его светлостью в помощники.

– Насквозь, ваша светлость! Вот настолько со спины вылезло! – Ратник развел ладони на три четверти локтя.

– Ну что, Кари? Убедился?

Рокари Бегга, сенешаль и главнокомандующий войсками его светлости, негодующе помотал головой:

– Никак нет, ваша светлость! Не убеждает!

Не-е-ет, Рокари Бегга, полжизни проведший подле его светлости, ровесник и товарищ еще детских его игр, отнюдь не сумасшедший, чтобы так вот, запросто, перечить маркизу Короны, но он хорошо знает порядки и обычаи маленького удельного «двора»: пока решение не принято, пока идет обсуждение, совет, деловой спор – сколько угодно говори вразрез светлейшему мнению, отстаивай свое, упорствуй, низвергай слова и мысли повелителя… Ведь что они сейчас делают, чем занимаются? Это обычный военный совет, да, малый военный совет – его светлости со своим сенешалем. Только не в походе, не во время войны, не в чистом поле, а дома, где можно чуточку расслабиться, отдохнуть после зимней войны и весеннего воспитательно-истребительного похода в земли варваров-туроми… не забывая, разумеется, о повседневных обязанностях, которые с сенешаля и рыцаря Рокари Бегга никто не снимал. А коли обсуждение идет – разрешено, даже поощряется не соглашаться и приводить свои доводы. Но когда военный совет уже подытожен последними словами и решением его светлости – храни тебя боги от поперечных слов!

– Почему не убеждает? По-моему, я был достаточно убедителен.

– Ой-ой-ой, ваша светлость! Я не хочу сказать – наивность, но, порою, ваша снисходительность и доброта к людям переходят все пределы! Разрешите, я возьму свободное копье? Так называемое оружие!

– Охотно разрешаю, можешь метнуть его туда же, мишень широка.

– Нет уж, покорно благодарю! Вот – копье. Вот – я, не самый слабый человек в нашей дружине. – Рокари Бегга повел крутыми плечами, закатал по локоть рукав легкой черной, вышитой серебром, сорочки и коротко полюбовался собственным кулаком и жилистым предплечьем, прежде чем ухватиться за середину выданного ему копья. Росту в рыцаре было четыре локтя и два пальца, в учебных схватках и упражнениях он действительно был равен по силе и ловкости лучшим своим бойцам, а мечом и секирой владел лучше любого из них. – Но – как мне с этаким чудищем наперевес воевать??? Не говорю – метать, но даже таскать его с собою – и то тяжело. Ну, ладно, мое конь увезет, а пехоте как быть? Вы метнули копье к дальнему богу за уши, и рады, а я вот уже надорвусь повторить ваше упражнение.

– Да? Ну-ка… Метни. Вперед.

Рокари пожал могучими плечами – пока еще в этом жесте не было дерзости, ибо совет не закончен – встал на черту для разбега, примерился… Рокари старался изо всех немалых сил, что в нем были, но копье не долетело до мишени одного полного шага, то есть двух поочередных – левой ногой и правой.

– Мало каши ел, Роки.

– Угу. Это вы, ваша светлость, не вполне понимаете своего отличия в силе от простых смертных. Тяжело копье. Наконечник стальной – это понятно, это как в стреле. А вот тело копья… Тоже, кстати, как в стреле, лучше бы ему быть легким. Посмотреть у тех же туроми.

– У туроми дрянь копье: на него плюнь – оно сломалось. И получается, что в ближнем бою оно ненадежно, хлипко, а в дальних швырках его любой чих за окоем отгонит. Неужели это – так тяжело?

– Безусловно, ваша светлость. Даже для меня – тяжело. Да и дорого встанет нам – все копья сплошняком из железа делать.

Вот это был мастерский удар со стороны сенешаля, в самую болевую точку его светлости угодил: дорого очень выйдет.

– Гм. Зато… в полете протыкает неплохо. Да, с металлом у нас… Не надо бы сорить.

– Вот я и говорю, ваша светлость, кроме вас некому такие копья метать. Вы тогда совершенно верно про накладки говорили…

– Про костяные, что ли? Как на рогатинах? Это я про новые стрелы думал… Чтобы им подлиннее и попрочнее…

– Да, но копья как раз подходят. Узенькие накладочки по телу копья, схваченные легенькими двойными обручами, увесистые наконечники, в ладонь длиною, обоюдоострые… Наконечники нынешние, на мой вкус очень хороши, в переделке не нуждаются. Но они должны быть насадными и коваться отдельно. И хорошее дерево на копья подобрать бы. И можно будет дальше пробовать. Чтобы в итоге получилось прочно, длинно и относительно легко.

С десяток слуг и приближенных слушали сей высокоученый спор – его светлости со своим сенешалем – и почтительно молчали. Вероятно, будь у кого-нибудь из них светлая мысль в голове и отвага, чтобы ее высказать, его светлость принял бы в свой круг обсуждения и мысль, и советчика, но… мыслителей среди молчаливых верноподданных не нашлось.

– Такое не метнешь, как ты описываешь, смысла не будет. Это все равно, что зубочистками кидаться. Придется копья постоянно в руках держать, а, стало быть, придумывать им иные способы применения. Чтобы не как у тупых варваров. Отряд копейщиков, что ли, отдельно придумывать?.. Ладно, пробуй. Только первую очередь наконечников сам скуешь, лично. Дабы мы с тобой могли бы перебирать отличия: чуть того больше, чуть того меньше… Ну ты понимаешь. А я пока подумаю, где бы заказать дрова…

– Какие дрова, ваша светлость?

– Не столбеней, Кари, это я шучу так. Дерево надобно искать, которое может пойти на древки для копий, чтобы ровное, прочное, чтобы устойчивы поставки были…

– Ваша светлость! – через весь учебный двор к его светлости промчался бывший паж, а ныне, после зимних и весенних боев, уже оруженосец маркиза, по имени Лери.

– Что такое, Лери? Тише, тише, сейчас глаза ведь выскочат!

– Гонец Его Величества! К вам! Только что! У ворот!

– Придворный из тебя – никудышный, Лери. Твой удел – бивак, поход, шатер и общество неграмотных вояк.

– Виноват, ваша светлость.

– Где он у ворот – уже во дворе? Или у ворот – еще за воротами?

– Так точно, ваша светлость, согласно артикулу! Во дворе!

– Иду. Переоденусь только. А кто он?

– Рыцарь Докари Та Микол, ваша светлость! Судя по изломанному гербу – княжеской фамилии, второй сын.

– А-а-а… – Хоггроги фыркнул полуулыбкой, и всем сразу стало понятно, что сие известие весьма приятно повелителю. – Отлично. Тогда я так иду, не переодеваясь. Рыцарь рыцаря всегда поймет. Небось, и зверюга при нем?

– О да, ваша светлость! У-ух! Это настоящий охи-охи! Так вы его знаете?

– Встречались однажды. Сгоняй к ее светлости, предупреди. Ну… чтобы то, се, завтрак получше, понаряднее. Узнай у егеря – есть ли что стоящее на нынешний день?.. И на завтрашний. Керси разыщи или пошли за ним. Побежал!

Гонец Его Величества действительно был рыцарем, а золоченые шпоры, золотая цепь на груди, цвета на парадном княжеском щите безошибочно указывали на некие обстоятельства его жизни, а именно: юноша – гонец был весьма и весьма молод – второй сын князя, он не женат и он рыцарь.

Едва завидев маркиза Короны, гонец спрыгнул с лошади и приготовился, было, к приветствию по всей форме, но…

– Оставьте, оставьте, сударь! И наденьте свой берет. А хотите – снимите его, в пределах замка не зазорно ходить простоволосым. Видите? – маркиз Короны провел вдоль себя пальцами сверху вниз, как бы давая императорскому гонцу ознакомиться со своим внешним видом, несовместимым, по его мнению, с пышными придворными церемониями. И действительно: голова непокрыта, густые светлые волосы буйно торчат вовсе стороны, словно бы никогда не имели дело с гребнем, драгоценностей на одежде нет, важности в манерах – ни малейшей… Но зато широченная длинная рубаха-безрукавка навыпуск то и дело потрескивает под напором могучих мышц плеч, груди и живота. А руки у его светлости маркиза… А ноги, а сапожищи… Вот таков он и есть – знаменитый маркиз Короны.

– Гвоздик, сидеть. – Диковинный и зловещий на вид зверь вздыбил шерсть на мощном загривке и, вероятно подумав, что приближающийся человек таких размеров и с таким громким басом – это нешуточная угроза, решил вступиться за своего доверчивого и неосторожного хозяина… Нет, увы, раз вожак приказал сидеть – значит, знает, что к чему.

– Да, пусть посидит, я его не обижу. Но я слышал, сударь, что у вас поручение ко мне?

Все верно. Сначала – дело. Все изъявления дружбы и взаимной приязни – после.

– Так точно, сударь! Его Величество Государь, Великий Князь, Великий Герцог и Император всея Океании… – Юноша сделал короткую паузу, все присутствующие на дворе – приближенные, ратники и даже слуги – заслышав малый императорский титул, замерли навытяжку… – приказал мне сообщить, что второго числа сего месяца этого года…

Да, это было формальное прощение: от Императора – крепко провинившемуся перед ним маркизу Короны, который хотя и оказал Его Величеству ценнейшую услугу, на свой лад обуздав и уладив едва не вспыхнувшую войну между двумя странами, но который, тем не менее, создал для этого скорбного случая условия, ибо именно в его доме едва не пролилась кровь дуэлянтов, а ведь оба они были сыновьями своих отцов, монархов двух соседних государств, причем, его Высочество Токугари – даже престолонаследником Империи.

Свои люди из столицы еще загодя предупредили маркиза о грядущем прощении, однако он не ожидал, что гонец прибудет так скоро. Тем более не знал он, что это будет тот самый юноша, с которым он тепло познакомился мимоходом на Плоских Пригорьях.

– Отлично сударь! Немилость Его Величества была мне огорчительна, весьма и весьма, и я безуспешно пытался искупить хотя бы малую часть вины своей долгими и искренними покаяниями. Однако, сходу вопрос: насколько срочно вам потребуется возвращаться на этот раз? Почему спрашиваю: надеюсь, что вы у нас погостите.

Юноша осмотрел запыленный берет, отстегнул перо из пряжки и совершенно не по-придворному выколотил пыль об колено.

– Разве что до завтрашнего захода солнца, сударь. Время у меня есть, но мне предписано особо не задерживаться…

– Его Величеством? Поздравляю, вы востребованы.

Юноша заливисто засмеялся в ответ, и все присутствующие тоже улыбнулись неизвестно чему, ибо не было в юноше ни страха, ни угроз, ни желания уязвить кого бы то ни было.

– Его Величество действительно оказывает мне честь, давая те или иные поручения, но на сей раз предписания исходят совсем от другого лица, и они для меня ничуть… почти столь же ценны, как и благорасположение Его Величества! Прошу меня извинить, что я говорю загадками, но надеюсь, что у нас с вами все же найдется время их разрешить…

Маркиз шагнул вперед и протянул руку. Юноша горячо пожал ее, польщенный столь радушным приемом со стороны знатного и прославленного воина.

– Мало – но хоть что-то. Милости прошу к завтраку, о вашей лошади позаботятся. Керси! Ты как оруженосцем стал – вконец обленился. Ты где был?

– В отъезде, у родителей, вы же отпустили… Только что вернулся, ваша светлость, часу еще не прошло.

– А, да, извини. Пришла тебе пора опять уезжать, но до этого… Вот что, ты хотя и не паж, но пока еще и не сенешаль. Короче, сопроводи посла Его Величества… с питомцем… в его покои – и обустрой: сообразишь сам, где, что и кому поручить… Ванну обязательно. А потом – к завтраку проводишь.


Его светлость легко согласился с ее светлостью и, по светлейшему повелению обоих, завтрак был накрыт в покоях ее светлости, на самый малый стол: маркиз с супругой, их сын, их гость – и все. Его сиятельство маркиз Веттори по малолетству своему за столом почти не присутствовал, но был очень деятелен: с громким и веселым гугуканьем ползал на четвереньках по всему пространству покоев. Толстая нянька Нута и две мамки-кормилицы – его сиятельство всего лишь месяц назад окончательно отняли от груди – с беспокойством посматривали на свирепого охи-охи, которому его светлость почему-то разрешил присутствовать при хозяине, но вмешиваться не решались. Впрочем, охи-охи вел себя смирно, а его сиятельство благоразумно обходил, вернее будет сказать – обползал кошмарного зверя стороной.

Неожиданно маркизу поступили донесения с границы, и он, попросив извинения у присутствующих, отлучился, «буквально на несколько мгновений».

Тем временем его сиятельство развил бурную деятельность, он взялся гоняться за легкими разноцветными шарами, которые во множестве появились вокруг него: желтые, красные, синие, зеленые, белые, побольше, поменьше… Это маркиза Тури прочла заклинания, чтобы хоть как-то отвлечь отпрыска от исследования попавшегося на пути камина и его пачкотных летучих недр. Внезапно шары выстроились в длинную разноцветную цепочку и сами стали по очереди подлетать к его сиятельству. Тот мгновенно укрепился на полу, приняв сидячее положение, и стал увлеченно гасить шары ударами маленького кулачка. Ее светлость утратила на миг дар речи, видя все происходящее, но потом догадалась:

– Сударь, сие… вы так устроили?

– Да. О, прошу прощения, сударыня, это вышло совершенно неожиданно, я просто хотел помочь его сиятельству…

– Извинения совершенно излишни, сударь, ничего плохого здесь нет, но… Вы так запросто, походя, справились с чужим колдовством… Видимо, ваши способности необычайно велики!

Юный рыцарь улыбнулся смущенно:

– Если и есть во мне способности, которые вы изволили похвалить, то моей заслуги в этом немного, или почти нет: природные задатки к магии у меня от матушки, светлейшей княгини Ореми, а знаниями я обязан своему несравненному учителю и наставнику, рыцарю Санги Бо.

– Как вы сказали – Санги Бо? Имя вашей прекрасной матушки у всей Империи на слуху, а вот имя вашего наставника мне ничего не говорит, к великому моему стыду…

– Что? Что, мой птерчик? – неожиданно и громогласно в покоях очутился его светлость маркиз Короны, и маркиза Тури немедленно заткнула пальчиками уши. Зато его сиятельство совершенно не испугался громоподобных рыков своего отца и быстро пополз к нему навстречу, мгновенно забыв и про шарики, и про каминную золу. – Ты не слышала про Санги Бо??? О, богини и боги, пылиться вам в дороге!.. Вот и совершай после этого бессмертные подвиги во славу Империи и прекрасных дам!.. Хвать молодца! – и к небу!

– Хогги, потише…

– А что – потише, когда тут на моих глазах затирают имена героев! Э-э, сынок, нос мне самому пригодится… и глаз тоже… Так вы что тут, не ели? Ах, меня ждали? Признателен. Нута, прими его сиятельство… и срочно переодень, а мы тут пока…

Взаимная симпатия рыцарей, таких разных по облику и манерам, обещала быстро перерасти в дружбу, тем более, что выяснилось: не только отец, но и наставник юного князя дружил с дедом маркиза Хоггроги, маркизом Лароги Веселым, и они все вместе избывали в тюрьме немилость покойного Государя… Выяснилось, к общему смеху, что князь Докари любит вино еще меньше маркиза Хоггроги, который свой кубок опорожнил едва ли на одну пятую часть, предпочитая вину цветочный взвар и простую воду…

– …А Тури в это время отлучилась переодеться к ужину.

– Хогги, ты меня пугаешь.

– Слушайте же с терпением, судари и сударыни! Он ползет, лопочет что-то такое детское, а я смотрю, что дальше будет… Но, на всякий случай, ножны все-таки надел…

– Хогги, о, Владычица Земная!..

– Да перестань ты меня перебивать, друг мой!.. И вот он подползает поближе… А ведь там много чего лежало: и камешек правежный, и масленка, и кисточки шелковые… Не-ет, он сразу хвать за рукоять! И в рев! Меч-то жжет непривычную руку, можете поверить мне на слово. И стрекочет, и студит, и…

– Хогги, ты хочешь, чтобы у меня был разрыв сердца!

– Моя светлость! Глянь на молодца – он ведь жив здоров, при чем тут сердце? Он в рев, руку отдернул… а потом – цап еще раз!

– О, мой бедный птерчик! Нута, дай его сюда! Вот почему у него была красная лапка, ему было больно! Жестокие дикари! Тори, иди скорее к маме, мама тебя пожалеет!..

– Что значит больно? Он мужчина и воин, и был рад, что уже способен взять меч в руки!

– Да, но своим криком ты можешь распугать весь мир, включая дорогого гостя, нас с Тори, и прислугу. И даже охи-охи, который, в отличие от тебя, ведет себя тихо и посуду не бьет.

– Я тоже не бью, просто кубок под руку попал…

В покои время от времени входили слуги, одетые по-охотничьи, шептали что-то на ухо его светлости, и он, на правах главы дома, отвлекался с извинениями, а потом опять входил в общую беседу.

– Как… В таком юном возрасте, князь? Не рановато ли?

– Можно подумать, Хогги, что ты, когда на мне женился, был намного старше… Так вот чьи предписания вы выполняете, сударь Докари? И вы ее искали столько лет?

– Да, сударыня. Как выяснилось – и она меня. Она была невольно введена мною в заблуждение и разыскивала меня в гладиаторских отрядах и цирках по всей Империи. А я ее по всему городу Шихану. Гм… почти по всему. Шихан – это столица одной из наших провинций.

– Боги! Как красиво люди живут!.. Видишь, Хогги, а ты говоришь, что чудес на свете не бывает!

– Чудеса как раз бывают, и одно из них я хотел бы предложить его сиятельству Докари, сразу же после завтрака, если, конечно, он не предпочтет теплую и мягкую постель травле матерого цуцыря!

Докари Та Микол широко раскрыл глаза, в ответ на слова хозяина замка, и даже охи-охи Гвоздик заерзал, завозился под столом, пополз наружу.

– Простите, маркиз, мое тугодумство… но мне послышалось… Охота?

– Да, сударь. Там, в пещерах, буквально в нескольких долгих шагах от замка, выслежен и обложен матерый цуцырище. Хоть он и горный демон, а деваться ему некуда. Так что…

– О-о, сударь! Я и Гвоздик… неудобно, право, злоупотреблять… мы в столице отнюдь не избалованы хорошей… Ну конечно, я был бы счастлив! От такого удовольствия простой смертный отказаться просто не в силах! Цуцыря в охотничьих угодьях маркизов Короны! Да я буду хвастаться этим годами! А как – на рогатину, горулями, либо в мечи? Ох, сударыня, однажды, на большой дороге, мне посчастливилось изучать на половинках одного невероятно огромного цуцыря удар мечом вашего несравненного супруга! Мне он потом снился, этот удар, я так ему завидовал!

– Да что вы говорите? Наверное, это было целое произведение искусства?

– О, да, сударыня! Но конечно же мне, увы, никогда не повторить…

Маркиз Хоггроги самым решительным образом прервал восторги молодого князя:

– Как угодно! Хоть на рогатину, хоть как. Наверное, вы хотите взять вашего Гвоздика?

– Если только это не против местных правил и не составит вам неудобств.

– Ни малейших, сударь! Берите, конечно, он мне симпатичен. Однако, от горулей тогда придется отказаться, иначе в пылу охоты они с цуцырем порвут их всех, прежде чем доберутся друг до друга… если я правильно понимаю повадки этого милого создания… Решено: с вашим Гвоздиком, с рогатинами – но! С мечами за спиною: вы мой гость, вы почти молодожен, вы посланник Его Величества, цуцырь здоров и зол… Я должен заботиться о вашей безопасности. Но зато, если повезет, добудем попутно пару нафов. Расплодились, твари.

– Боги! Как я мечтал отдохнуть на охоте. И вдруг! Это как в сказке!

Маркиза Тури поочередно смотрела то на одного рыцаря, то на другого, даже и не пытаясь скрыть сожалеющей улыбки.

– Что с тобой дорогая? Что ты на нас так смотришь, как будто мы стянувшие столовое золото домовые?

– Нет, ничего. Просто я подумала… Когда великие боги, на заре времен, создавали мужчину, они совершенно не позаботились о том, чтобы напитать разнообразием его чаяния и помыслы, уделив основное внимание крепости рук, ног и спины. Или, уж совсем кратко: все мужчины одинаковы… А я так надеялась, что мне дадут угостить нашего юного князя мирной и красивой птериной охотой…

– Но я к вашим услугам, сударыня, вам стоит только пожелать…

– Ну уж… Кто я такая, чтобы встревать между двумя сударями, исполненными благородного охотничьего пыла, и их цуцырем… Пойду, прикажу собрать вам походный обед, если, конечно, вы не вздумаете зажарить добычу на углях…

– Ого, мой друг! Вот ты чего нам возжелала, чтобы мы цуцыря ели? Демоны несъедобны!

– Да знаю уж. Мой дорогой, ты не против вареньица на сладкое? Есть еще старые запасы, и до нового урожая близко, но только, чур, вишневое – птерчику… Ох! – Маркиза внезапно перешла на испуганный шёпот:

– Боги… Хогги, Докари…

Мужчины оглянулись туда, куда показывал дрожащий пальчик маркизы..

Это было удивительное зрелище: его сиятельство, маленький маркиз Веттори, постепенно освоился с пространством вокруг грозного охи-охи и подполз к нему вплотную. Гвоздик лежал на боку, весь якобы недовольный: клыки в палец выпущены наружу, когти выпрыгивают из подушечек лап и прячутся, чтобы тотчас снова выпрыгнуть, в опасной близости от ребенка… Мамки и няньки – белы от ужаса и боятся даже пискнуть, к тому же они в почтительном отдалении от господского стола… Однако, юный князь Та Микол поспешил успокоить родителей:

– Не волнуйтесь, ради всех богов… Гвоздик необычайно тонко чувствует мое настроение, состояние… А я чувствую его. Он очень хорошо знает, что я испытываю по отношению к вам, к его сиятельству… Слово дворянина: он не причинит ему вреда.

Родители успокоились. И все-таки это смотрелось странно: маленький маркиз сидел перед охи-охи, широко расставив пухлые голые ножки и для верности укрепившись в пол правою рукой, а левою терпеливо, раз за разом, пытался схватиться за хвост этого чудовища. Хвост же его, как это и положено у охи-охи, заканчивался маленькой «сторожевою» головой, точным подобием большой. Маленькая голова скалилась, пищала, думая, что рычит, вроде как нападала на ребенка, раскачиваясь перед самым носом, но в самый последний миг хвост отдергивался и пальчики его сиятельства захватывали пустоту.

– Удивительно! Они понимают друг друга, они играют! И все-таки, дорогие судари, его сиятельству пора баиньки. Вам на охоту, а ему в кроватку.

– Да! Что-то мы засиделись тут! Докари, вы готовы?

– Да, сударь.

– Просто Хоггроги. Тогда к конюшням, там переоденемся – и вперед!


– Вперед! Ишь, Черника, не притворяйся, хитрюга, ты даже не вспотела! Керси, вы не устали?

– С чего бы, сударь Докари? Такие переходы – для меня с детства забава!

– И отлично. Дальше по тракту очень хороший постоялый двор. Там мы и поужинаем, и переночуем.

Для двух юных всадников, одна и та же дорога – из удела в столицу – воспринималась совершенно по-разному: для князя Докари это было возвращение домой по привычному пути и предвкушение собственной свадьбы, а для дворянина Керси, оруженосца его светлости маркиза Короны, это было волнующее приключение, первая самостоятельная поездка в столицу, не в составе многочисленной свиты при его светлости, а вдвоем, на равных со знатным спутником, рыцарем и князем.

Дело в том, что пажи его светлости, Керси и Лери, достигли шестнадцати лет, то есть, год прошел от их совершеннолетия, и они вышли из пажеского возраста. Однако оба они очень хорошо проявили себя в зимней войне и в весенних походах, поэтому оба были удостоены звания оруженосцев. Но при этом Керси умудрился захватить вражеское знамя, первым обнаружить крупную засаду, без единой царапины выпутываться из любой мечевой кутерьмы… И однажды, на поле боя, его светлость проревел во весь голос: достоин в рыцари!

Это было признание! Это было желаннее для Керси, чем любой дар небес!!!

Но его светлость, зная тщеславный нрав своего пажа, а ныне оруженосца, решил, что посвящение в рыцари на скорую руку, прямо на поле боя, хотя и не менее почетно, нежели в императорском дворце, но куда менее зрелищно. Его светлость списался с главным герольдом Двора, тот немедленно записал юного воина в очередь – и вот, пора пришла! Да еще невероятно удачно, что они коротают путь вместе.

Лошади шли ходко, дорога не размокала даже от частых летних дождей, а сами дни были достаточно длинны, чтобы переходы получались большими. Князь Докари уверил, что знает более короткий путь в столицу, нежели тот, по которому приходилось идти огромной свите его светлости маркиза Короны.

Впереди обоих всадников (оба путешествовали налегке, без слуг, без заводных лошадей) легко, почти лениво, трусил охи-охи Гвоздик, тем не менее, он не только не отстал ни разу, но ревниво следил за тем, чтобы лошади его не опережали. Зато сам он то и дело нырял в густые травы вдоль дороги, вламывался в кустарники, разгоняя в стороны каждый раз целые выводки мелких животных и птеров.

Такое складывалось впечатление, по крайней мере у Керси, что зверь никогда не устает и не выдыхается.

– …Если прикажу – да, добудет, но чаще я напротив, запрещаю, иначе он передавит всю живность в округе.

– Изумительно. А… сударь Докари… нескромный вопрос…

– Просто Докари.

– О, нет, вот когда Государь повенчает меня в рыцари… о, я сейчас умру от одной этой мысли!.. Вот тогда я позволю себе эту фамильярность, но не раньше.

– Хорошо. Но вы хотели задать вопрос? Нескромный.

– Да. Он ведь – взрослая особь. Как он обходится… Или вы держите пару?

– Нет. Гвоздик у меня один такой. – Князь расхохотался своим воспоминаниям. – Было тут дело с полгода назад. Охи-охи всюду могут прижиться, но любят север, им почему-то лето круглый год подавай. Как раз государь дал мне одно из первых поручений, и именно на севере. Ехал я налегке – вот как сейчас: Я, Черника и Гвоздик. И вдруг, в одно ужасное утро, мой Гвоздик пропал! Черника знает, но молчит. Я – следы читать! Вижу – плохо дело: много-много пушистых и когтистых лапок наследило в округе, а среди них – Гвоздиковы лапищи, я же все его четыре отпечатка наизусть помню… Проходит день, и второй… Благо, я до конца выполнил порученное и возвращался, мог себе позволить подождать… И все равно – сердце мое уже настолько кровоточило, что я готов был идти на те пустоши, в предгорья, где у охи-охи целое норное стойбище было вырыто… Да, да не смейтесь, идти и умолять: «О, где же мой бедный Гвоздик, сударыни охи-охи, не видели ль вы рослого и красивого мальчика охи-охи, с ленточкой на шее, судари и сударыни охи-охи!»

Керси закрутил головой, не выдержал и покатился со смеху.

– И что, и действительно отправились спрашивать?

– Хвала богам, до этого не дошло, иначе бы я не дожил до нашей с вами беседы. Местные красавицы подержали его в сладком плену, однако же отпустили. И он вернулся.

– И что он сказал?

– Да ничего, похныкал для виду, махнул пару раз хвостом и предложил забыть. Но мне вперед наука: надо будет, не дожидаясь самовольных отлучек и дезертирства, хотя бы раз в год предоставлять ему законный воинский отпуск… Суток на трое…

– По-моему, разумно.

– И я одного с вами мнения. О… Что это, Керси? Нет, наш трактир дальше, но давайте узнаем, что тут стряслось?.. Тем более, что они сами к нам направляются.

Юноши придержали лошадей и остановились, а подскакавшие к ним воины дорожной стражи, увидев, что имеют дело с двумя приличными молодыми дворянами, слегка расслабились и опустили оружие.

– Сотник дорожной стражи Ларки Вокул, судари!

– Рыцарь Докари из рода Та Микол, сударь! Со мною дворянин Керси из рода Талои, следуем в столицу по личному распоряжению Его Величества.

Да, тут не могло быть ни умысла, ни ошибки, эти дворяне совершенно ни при чем.

– Прошу простить за беспокойство, судари, служба. Все вижу: гербы и воспитание, у меня нет к вам претензий и вопросов… хотя… Так, на всякий случай: не доводилось ли вам встретить по пути здоровенного малого, толстого, молодого, с усами, но безбородого, без меча, но с секирою и дубиною? На толстой серой лошади. Зовется он что-то вроде – Хряк… Хвак… Как-то так?

– Нет, сударь Ларки, такого человека мы не встречали, и имени такого не слыхивали. Но чем он виноват перед властью и законом?

– Да… сами изволите видеть: целое кладбище нам настрогал. Повздорил с маленьким отрядом… а вернее будет сказать – с шайкою отставных ратников, не поделили баб продажных. Все были пьяны в стельку, все до единого, мужчины и эти… Ругались площадно. И сей толстомордый хряк Хвак не придумал ничего лучше, как поубивать всю дюжину этих обормотов, и одна из девочек тоже… под чью-то руку подвернулась. Трактир вверх дном, посуду и мебель перебили, только что не сожгли, мне дежурство завтра сдавать, а со мною тринадцать мертвых тел, которых за сие краткое время следует успеть опознать и похоронить… Одним словом, судари, если встретите сего Хвака, одного или с сообщниками – рубите на мелкие ломтики, я покажу в вашу пользу, и вам ничего за это не будет, кроме горячей благодарности от нашего наместника! Ух, какой зверина! Не укусит?

– Представителя власти??? Помилуйте… Хорошо, тогда мы следуем своим путем, а ваши слова непременно учтем. Прощайте, сударь.

– И вам легкой дороги.

– Какое счастье, сударь Докари, что это не тот трактир, в котором мы с вами рассчитывали остановиться.

– Да уж… Знаете, Керси… У меня такое ощущение, что я солгал только что.

– Как это? Что вы такое говорите?

– Будь я проклят, если это имя мне ранее не встречалось… Хвак…Чуть ли не в далеком детстве, когда и у меня самого было совсем другое, тоже простонародное имя: Лин. Знаете, как это бывает: вот-вот, вот-вот вспомнишь – и не вспомнить.

– И всё? И только-то? Полно вам, сударь Докари. Лучше расскажите мне еще о столичной жизни, о светской жизни, я имею в виду… О женщинах… ну, вы понимаете…

Князь Докари расхохотался, но он умел делать это совершенно не обидно для собеседников.

– Извольте. Только оговорюсь сразу: мой личный опыт крайне мал и недостоин упоминания. Рассказывать о невесте я, вы уж извините, не стану, да это и неинтересно никому, кроме нас двоих. Также увольте меня от разглашения тайн, которые мне поверяли мои друзья и знакомые, ибо секреты и сведения сии не мне принадлежат… Во всем же остальном, я волен рассказывать, передавать дальше известное всему свету или, говоря иначе, распространять светские новости, альковные, военные, затхлые, свежие… все, чем располагаю. И сделаем поправку на то, что я уже около месяца не был в столице, а следовательно отстал от жизни и от моды, как и всякий провинциал. Итак… Перо нынче модно закладывать в пряжку берета чуть наискось, влево, вправо, по вкусу, но ни в коем случае не прямо!

Керси тотчас сорвал шапку и поправил перо, согласно требованиям столичной моды.

– Далее, любой благородный дворянин, в столице или в уделе, предпочитает занимательную, необременительную беседу во время трапезы и после нее… А вот как раз и наш трактир. Вы знаете, столько лет живу, а до сих пор не научился приструнивать особо ретивых трактирщиков… и трактирщиц.

– Ну, сударь Докари, за этим дело не станет, предоставьте мне сии заботы… Я у его светлости такому научился…

– Охотно. Итак, устраиваемся сами, устраиваем питомцев, умываемся и ужинаем! А за ужином беседуем. Как вам мое предложение, дорогой Керси?

– Оно превосходно.

И так все и было, в первый вечер первого дня путешествия: лошадей разместили на просторной и чистой конюшне, Гвоздик был загнан наверх, в комнату князя Докари, и брошен, оставлен страдать… один на один с ящерным окороком…

А молодые люди далеко за полночь все сидели за столом и все не могли наговориться… О чем они беседовали в уголку небольшого трактирного зала, совершенно опустевшего по ночному времени? Всего не упомнить, молодежь любопытна и любознательна… Скорее всего, о женщинах, о дуэлях и войнах, о лошадях… ну и, разумеется, о Гвоздике… Не забыли маркиза Короны и Его Величество, обсудили женские коварства и вероятность неведомой беды, грядущего конца света, о котором стало модно поговаривать в придворных кругах…

Но оба встали с рассветом, бодрые и отдохнувшие, к тому же нетерпение – у каждого оно было свое, заветное – подгоняло их двигаться дальше, не медля ни единого лишнего мига.

На четвертый день они окончательно сдружились, однако, несмотря на тепло отношений, Керси упрямо отказывался обращаться к рыцарю Докари накоротке…

– Вот если бы я выбрал от его светлости удар мечом по плечу на поле боя, то был бы я сейчас полноправный «рыцарь поля битвы», но его светлости угодно было снизойти к моему тщеславию… Да, вот вам смешно, сударь Рока… прошу прощения, оговорился… сударь Докари, ибо вы государя видите ежедневно… и принцесс…

– Храни нас боги – встречать Его Величество так часто, как вы говорите! Нравом он крут и переменчив. Кстати, и не пристало рыцарю шастать по передним, в надежде снискать случайную благосклонность от сильных мира сего…

– О нет, сударь Докари, вы неправильно меня поняли: я не собираюсь натирать штанами скамейки в монарших передних, но – удостоиться лицезреть, хотя бы однажды, государя и его семейство… А пуще того – принять из высочайших дланей рыцарский венец!.. Это великое счастье, отсутствие которого, вам, столичным вертопрахам, просто не понять. У нас в провинции на многое смотрят совсем иначе, нежели у вас…

– Я считаю, что его светлость маркиз Хоггроги был несомненно прав насчет вас, дорогой Керси, ибо вы вполне заслужили принять рыцарство непосредственно из рук Его Величества…

– А Лери только на будущий год сие светит… Ух, как он мне завидовал, мне даже совестно перед ним стало… сам не знаю за что…

– Через год вы сравняетесь, и все загладится. Какой, все же, отвратительный постоялый двор… Жаль, что темнеет, иначе…

– Пустяки, сударь Докари, переночуем, а с утра в путь, не впервой.

И все-таки предчувствие не обмануло князя Докари, и они едва не попали в неприятную переделку.

Трактирный зал был не то чтобы забит постояльцами, но полон шумом, который они создавали: пятеро полупьяных дворян, одетых по-военному (скорее всего, это были так называемые добровольные ополченцы, а проще говоря – дворяне наемники, следующие в точку сбора к одному из местных властителей) не придумали ничего лучше, как затеять игру в «тук-тук», а именно укрепили на входной двери мишень и поочередно метали туда кинжалы, нимало не смущаясь, что кто-то может эту дверь открыть и попытаться войти во время очередного броска.

Так и случилось, дверь распахнулась – кинжал уже летел.

Дверь открывали юные путешественники, впереди шел князь Докари. Он мгновенно выставил руку и перехватил крутящийся в воздухе кинжал прямо за рукоятку. Бешенство, хлынувшее к нему в сердце, никак не проявилось ни в выражении его лица, ни даже в громкости его голоса.

– Осторожнее, сударь, по-моему, вы обронили ножик.

Докари завел руку за спину и, не оборачиваясь, воткнул кинжал в дверную притолоку. Керси, вошедший следом, обшарил обстановку шустрыми черными глазами, все понял, но проявил себя чуть менее сдержанно:

– Тупое село на пьяном отдыхе! Хозяин! Будьте добры, две комнаты для ночлега, моему другу и мне.

Прибежал хозяин и горячо заверил, что комнаты будут готовы через несколько мгновений, а пока сиятельные судари могут освежиться здесь же, за счет заведения.

– Говорит учтиво, а, Керси? Придется малость потерпеть. Два отвара на костях зверей молочных…

Все события развивались стремительно: половины минуты не прошло, как оба путешественника уже сидели за отдельным столом, в ожидании отвара и комнат. Наученный долгими путешествиями, Гвоздик смирно ждал снаружи, сидя возле коновязи, рядом с хозяйскими кобылами, Черникой и Волной.

Оба юноши были хорошо сложены и развиты, росту в Докари было четыре локтя без двух пальцев, Керси на палец пониже – он хорошо вымахал за последний год.

Это только рядом с маркизом Хоггроги Солнышко оба они смотрелись худосочными и тщедушными, среди обычных же людей – никак не выделялись в слабую сторону, скорее, даже напротив. Но лица, лица их выдавали крайнюю молодость, которая слишком часто сочетается с неопытностью и робостью… Вот именно их юные лица, а также принятые внутрь горячительные напитки подстегнули обиду пятерых дворян, игравших в «тук-тук».

Обозвать ножиком боевой кинжал… сказать на них «тупое село»! За такие слова можно вырезать целую провинцию, причем совершенно бесплатно.

Один из дворян, все еще стоявших у «швырятельной» черты откашлялся:

– По-моему, два щенка нуждаются в порке. И я лично наме..

– Ваши милости! Комнаты готовы!

– Князь Докари соизволил услышать только слова трактирщика, поблагодарил кивком и свистнул. Дверь бухнула, открываясь, и с размаху, настежь отворенная, хрястнула о каменную стену: это Гвоздик вбежал, улыбаясь люто и счастливо.

– Тихо, Гвоздик. Хозяин, счет с утра пораньше, и позаботьтесь о лошадях.

Путешественники пересекли мертвую тишину зала, чинно взошли наверх и там уже, наверху, оба вошли в комнату, предназначенную князю Докари.

– Побудьте у меня несколько минут, Керси, ибо они все же дворяне: дар речи неминуемо к ним вернется, и они придут за разъяснениями, либо, напротив, с разъяснениями.

Керси молча кивнул, за время путешествия он привык доверять старшему другу.

И точно: осторожное пошкребывание, извинительное бормотание…

– Что такое, любезный хозяин?

– А… я… они… просют выйти к ним… Вон там…

В нескольких шагах от двери их ждал один из этих дворян, как раз тот, который так неосторожно швырнул кинжал.

– Да, сударь?

– Гм… Я Итахи Сотика, пожизненный виконт!

– Рыцарь князь Докари Та Микол. У вас есть ко мне обиды?

Дворянин, пришедший за вызовом, тем временем стремительно трезвел. Он вспомнил вдруг, как это юное сиятельство обращается с летящим кинжалом, он вдруг увидел в дверях страшенную морду обуреваемого любопытством Гвоздика, он понял вдруг, что юноша, стоящий напротив него, носит золотые шпоры, ничуть не ниже ростом, а в плечах пошире, и вообще глаза его светятся отнюдь не страхом перед ссорой…

– К вам, сударь? Ни малейших. Но вот к вашему спутнику… признаюсь… – У Итахи Сотиха был очень быстрый и изворотливый ум, он даже успел вспомнить «тупое село», слова, которые якобы и привели его на второй этаж, к дверям путешественников.

– А… разумеется Позвольте представить: дворянин Керси Талои, оруженосец маркиза Короны сударя Хоггроги Солнышко, за бесстрашие и удаль, за многочисленные подвиги на поле боя представленный им к венчанию в рыцари.

Друзья, Керси и Рокари, успели отъехать довольно далеко от владений маркиза, но репутация его и слухи о нем разошлись еще дальше. Вполне возможно, что виконт Итаки Сотика, не на шутку струхнувший, но, тем не менее, движимый долгом чести, не решился бы отступить открыто, однако в разговор вмешался Керси.

– Послушайте, сударь Докари! Вы напрасно тратите столько времени на этого вонючего кабана!.. Виноват! Прошу прощения за оговорку – борова! Уступите мне место, и я враз обрублю ему уши.

– Что-о? – Итаки Сотика оторопел, весь уже трезвый как стеклышко.

– Да. А вслед за ушами руки, а потом ноги. Язык отрежу, а губы сохраню, чтобы он мог с их помощью зарабатывать себе на жизнь, высвистывая и вышлепывая для постояльцев веселые песенки на заказ. Боги милосердные! Он еще здесь!

Керси ударил пришедшего кулаком в живот, схватил за шиворот, чтобы тот не мог согнуться и упасть, подволок к лестнице и пинком спустил его вниз.

Друзья, во главе с Гвоздиком, вернулись в комнату князя, а разгоряченный Керси тотчас предложил князю побиться об заклад:

– На одну, буквально на одну серебряную монету, сударь Докари! Что они не побеспокоят нас больше!

Докари расхохотался.

– Но это был бы заведомо проигрышный для меня заклад, сударь Керси!

– Просто Керси.

– Осмотрительнее было бы нам провести эту ночь в одних покоях, перенеся сюда кровать, так меня учил мой наставник на подобные случаи, но – уверен: вы правы, и мы спокойно можем выспаться каждый у себя. Хотите, я зашлю к вам Гвоздика, на чуткость и охрану?

– Не стоит… Хотя, этот парень мне очень… и очень, и очень нравится… – Керси запустил пальцы в загривочную шерсть Гвоздика и опять удивился тому, что на вид – шерсть, а под пальцами, скорее, как чешуя… Гвоздик презрительно рычал сквозь клыки, оскаленные по самые десна, показывая, насколько он недоволен проявленной по отношению к нему фамильярностью, но никуда почему-то не отходил, а напротив, украдкой подставлял под скребущие пальцы то один кусочек спины, то другой…

Керси оказался прав: больше их в этом трактире никто не побеспокоил.


Столица встретила путешественников жарой и пылью, пожухлыми деревьями, весьма ощутимой вонью из обмелевшей реки Океанки, криками офеней, грохотом телег, назойливыми нищими…

– Ох, никак не привыкнуть мне ко всему этому… Особенно после цветущих и благоуханных провинций. Я ведь тоже провинциал, дорогой Керси, если определять сие по внутреннему мироощущению. Тем более, что детство и ранняя юность мои прошли вдали от всех этих миазмов и придворных страстишек.

– А я тогда напротив – прирожденный столичанин! Куда мы сейчас?

– Время к полудню… Едем ко мне: ванна, отдых… портные. Вас следует слегка переодеть, согласно придворным требованиям… Познакомлю вас с матушкой, она должна быть сейчас в столице. А вечером – во Дворец.

– Уррррра-а-а!!!

– Погодите радоваться, дорогой Керси! Венчание в рыцари будет чуть позже, на днях. А сегодня я лишь представлю вас Его Величеству. Если, конечно, он принимает сегодня… Хотя – должен, он во всем любит порядок.

– Меня? Сегодня? Его Величеству??? Боги, кажется, я сейчас лопну от… от…

– Но – вот мы и приехали. Да, матушка здесь! Ура!


Двое молодых людей ждали своей очереди в аудиенц-зале, не замечая, или, вернее сказать, делая вид, что не замечают, всеобщего любопытства и перешептываний в свой адрес… И юный незнакомец с провинциальными манерами – тоже вызвал свою долю внимания и домыслов, но большая их часть, конечно же, касалась молодого рыцаря Та Микол.

– Да-а?.. Ну так расскажите же, я за весну и лето совершенно одичала в своих поместьях и ровно ничегошеньки не слыхала об этой истории, уверяю вас! Милая Таши, рассказывайте же!

– Извольте. Итак, представьте себе картину: малый прием у Ее Величества…

– У государыни, не у государя?

– Именно, дорогая графиня, именно. Этот юный выскочка, Та Микол, чем-то потрафил государю, но на этом не успокоился и стал обивать пороги у Ее Величества…

– Ох, не говорите… Эти хваткие молодые люди… из провинций…

– Справедливости ради, юноша, скорее всего, к сим интригам не причастен. Это его матушка, милейшая княгинюшка Ореми… Она ведь, если ей надо, в алмазной стене дыру прогрызет. А уж в своем младшеньком вообще души не чает! И ради него…

– Ах, вот оно что…

– Именно. Вы ведь должны помнить ее еще по фрейлинам…

– Я? Я только-только успела ею стать, когда она уже выходила замуж и покидала двор… У нас с нею изрядная разница в возрасте, дорогая моя… Это чтобы вы знали…

– О, да, конечно же. Но я продолжаю. Малый прием у Ее Величества, подходит очередь нашего Докари Та Микол. А он прекрасно воспитан, обаятелен, всегда хорошо одет… гляньте..

– Да, согласна.

– И вот он произносит приветствие государыне своим звучным, звонким и чистым голосом, и одна из фрейлин…

– Влюбилась!

– Пуще того, дорогая графиня! Одна из фрейлин, новенькая, Уфани Гупи, третья дочь наместника одной из провинций, вдруг замирает при виде нашего героя, смертельно бледнеет, словно покрытая инеем неведомого проклятья, и падает… Да не просто без чувств – а под ноги государыне!

– О Боги!

– Слушайте же дальше! Добрейшая государыня в смятении, а наш Та Микол бросается вперед, подхватывает на руки бесчувственное тело фрейлины и громовым голосом…

– Громовым…

– …На весь Дворец восклицает: Уфина, я тебя обрел! И отныне даже воле бессмертных богов не разлучить два любящих сердца!

– Да вы что!

– Слово в слово! Именно так все и было! Оказывается, они видели друг друга еще в детстве, поклялись любить друг друга до гроба и связали себя смертными заклятьями! Втайне от родителей!

– Боги! А почему – Уфина?

– Потому что, когда они встречались, оба играли роль простолюдинов!

– Невероятно! Какая красота! Есть еще в мире место утонченной поэзии! Это словно какая-то волшебная сказка! И дальше? Они..

– На днях свадьба. Не уверена вполне на счет Его Величества, но Ее Величество обещает быть…

– Это… это невероятно. А тут не знаешь – как своих кобылищ пристроить достойным образом… А оказывается, вот как бывает в этом мире… Изумительно… Но почему же они были под видом простолюдинов?

– О-о, вы и этого не знаете? Сие отдельная история, и я вам ее сейчас расскажу… Тише!..

В огромном аудиенц-зале шум стих, словно по волшебству, и тут же наполнился торжественным ревом труб.

Распахнулись двери, вбежали и встали по местам два десятка лейб-стражей дворца, вслед за ними вошли два герольда, следом тяжело вступил главный церемониймейстер дворца:

– Судари! Сударыни! Его Величество Император!!!

Загрузка...