Переполох на Буяне

Сказка о том, как изменились сказки

Эту историю можно бы начать величественно, эпично и грозно:

«Один-Вседержитель, владыка Асгарда и повелитель богов, опираясь на копье, называемое Гунгнир, встал у входа в пещеру. Два ворона сидели на его широких плечах. Два волка легли к его ногам. Голосом, от которого содрогнулись древние скалы, Всеотец возгласил:

– Мудрая вёльва-пророчица! Восстань из мертвых, поведай о грядущих битвах, о конце мира и гибели богов!..»

Можно бы так написать, да… тем более что все так и было… но это же не начало!

Эту историю можно бы начать весело:

Да, и так можно написать, ведь тоже все было, избушка об этом до сих пор забыть не может… Увы, и это не начало!

А началось все в читальном зале. Да-да, есть люди, которые и сейчас туда ходят. Наташа, например, не любила читать с экрана. Вот и работала над дипломом, обложившись книгами по фольклористике. Поверх научных работ лежал раскрытый том русских сказок, зачитанный так, что страницы едва держались.

У Наташи в детстве был именно такой том. И «Сказки» были раскрыты на иллюстрации, которую Наташа терпеть не могла.

Крепкая старуха, морщинистая и седая, с кривым носом и совиными глазами, стояла перед печью, держа в руках лопату, на которой сидел ребенок. Малыш глядел на людоедку удивленными круглыми глазами, словно пытался понять, во что с ним играет эта бабушка. На печи устроился здоровенный ворон, одобрительно взирая на злодеяние.

Когда-то маленькая Наташа до слез боялась этой картинки…

«Какая все-таки нудная у меня дипломная тема, – вздохнула девушка. – Образ Бабы-Яги в русских народных сказках. А что там за образ? Живет в лесу и ест людей. Детей ворует. И всё! Даже ворон, уж на что мрачная птица, может павшему богатырю живой воды принести. А эта… эта… эта злыдня монотонная! Про нее все сказки на одну колодку сшиты. Вся разница, что в одной сказке ребенок от нее убежит, а в другой она его все-таки съест. Нет, я, конечно, распишу… персонификация первобытных ужасов человека… Но скучища же!»

– Наташа, – окликнула девушку библиотекарь Зоя Павловна, – мне уходить пора. Ставь книги на полку, запираю дверь… Нет-нет, по отделам не расставляй, поставь их все вместе вон туда. Завтра утром придешь – снова их возьмешь.

Наташа сгребла книги, кое-как сунула их на полку, вышла за библиотекарем и так хлопнула дверью, что Зоя Павловна на нее неодобрительно покосилась.

Откуда было Наташе знать, каким приключениям положит начало этот неосторожный жест – и что он изменит в сказочном мире. Девушка ведь не видела, как от хлопка с полки упали две книги: «Мифы народов мира» и «Русские народные сказки». Старенький сборник сказок рассыпался на листки, и они попали меж страниц огромного тома «Мифов»…

За несколько мгновений до катастрофы Баба-Яга сидела на прогнившем, хлипком крыльце, лениво перебрасывала с руки на руку волшебный клубочек, краем уха слушала стоящего перед избушкой царевича (тот нес что-то про больного батюшку, жар-птицу и молодильные яблоки) и от скуки прикидывала: самой съесть этого юнца или со Змеем Горынычем поделиться?

Ежели есть самой, то больше достанется. Но тут надо слезать с крылечка, топить баньку, чтобы попарить добра молодца (немытую еду бабка не уважала), заниматься стряпней… а это лень. Если послать царевича с приветом к Змею Горынычу, стряпать не придется. Горыныч дыхнет огнем из пасти – и кушанье уже жареное. Но этот проглот ползучий добычу честно делить не любит, оставит Яге рожки да ножки…

Рядом с Ягой на крылечке сидел старый Ворон Воронович. Он тоже откровенно скучал и, зная хозяйку не первый век, прикидывал: что она в конце концов выберет?

Принять решенье бабка не успела: далеко-далеко, в ином мире, хлопнула дверь.

Гром прокатился по лесу. С плеском вынырнул из озера водяной, тревожно огляделся – и тут же прямо ему на руки упала с ветви дуба потерявшая сознание русалка. На болоте пошли по трясине пузыри, но ни сам болотник, ни его дочери болотницы высунуться не посмели. На кладбище за опушкой среди бела дня зашевелилась земля, приоткрылась крышка гроба. Выглянул старый упырь, бросил настороженный взгляд по сторонам, сплюнул, выругался и захлопнул над собой крышку.

На поляне перепуганная избушка подпрыгнула, взбрыкнула курьими ногами в воздухе. Изнутри послышался грохот, словно сундук погнался за столом – или они оба напали на кадку с водой. Оступившись, избушка села на шпагат – и угодила на большущий муравейник. Разъяренные муравьи облепили сбесившееся жилище. Избушка тряслась, пытаясь сбросить с себя насекомых. Мох клочьями летел из пазов меж бревнами. Из оконца выпорхнули друг за другом овчинный тулуп, пара валенок, засиженное мухами зеркало, связка змеиных шкур и серебряное блюдечко. Последним вылетело наливное яблочко, догнало в полете блюдечко и шлепнулось на него…

Но все утихло. Пришла в себя русалка. Уснул упырь. Болотник и болотницы вылезли из трясины, начали сплетничать и хвастаться своей отвагой. Избушка тоже прекратила выделывать скоморошьи коленца, утихомирилась.

Царевич, отошедший к краю поляны, чтобы его не затоптали мосластые курьи ноги, теперь вернулся – и с удивлением смотрел на опустевшее крыльцо. И хозяйка избушки, и ее ворон куда-то исчезли.

Баба-Яга огляделась настороженно, как волчица, даже воздух нюхала.

Не по-лесному пах воздух: солью, морем, заплесневелыми шкурами и мертвечиной. Значит, никто не напустил морок. Не привиделись Яге скалы, о которые бьются холодные пенистые волны, низкое серое небо и черная пещера, из которой и несло тлением.

В шаге от старухи на камнях зашевелился ком перьев. Поднялся на лапы, открыл клюв, потрясенно каркнул:

– Мидгар-рд!

Яга вскинула голову. Она слышала это слово от Ворона Вороновича, который в древние времена вместе с крылатыми собратьями прилетел на Русь вслед за викингами. Вороны и совы – птицы особые, кочуют из мира в мир, и пернатый вещун, прибившийся к избушке на курьих ножках, много рассказывал хозяйке о своей суровой родине.

Ворон пришел в себя. Спросил сипло:

– Возвр-ращаемся?

Яга развела руками. Ответила глухо:

– Лети куда хочешь. Ищи дорогу назад или тут падаль жри. А я силу потеряла. Не колдунья я здесь. Жалкая старуха…

Ворон насмешливо каркнул:

– Жалкая стар-руха? Так жалей себя сама, больше никто не пожалеет! Чар-ры растер-ряла? А мозги тоже обр-ронила в пути? Нор-ров свой растр-рясла? Тогда садись на камни и хнычь, пока не окочур-ришься!

– Поговори у меня, петух крашеный! – вскинулась Яга. – Перья повыдеру и по ветру пущу!

– Вот так вер-рнее! – отозвался довольный ворон. – Что в р-руке дер-ржишь?

Яга опустила глаза:

– Ох! Клубочек мой! Как я его не обронила-то? Как думаешь, Ворон Воронович, найдет он дорогу назад, к избушке?

– Пр-роведет!

– Так и пойдем. Только я в пещеру загляну, полюбопытствую…

В пещере было темно, но Яга и во мраке видела, как кошка. Разглядела и кучу сопревших, разлезшихся шкур, и лежащую меж них мертвую старую женщину. У покойницы было умное, решительное лицо с жесткими, почти мужскими чертами.

Что-то трепыхнулось рядом. Яга обернулась к влетевшему в пещеру ворону:

– Сейчас, выхожу уже…

– Нет, ты не выйдешь отсюда, смертная, посягнувшая на тайны богов!

Да, лишь сумрак помешал Яге спутать старого друга с этой птицей! Ворон был так же огромен, но говорил резко, четко, без раскатистых «р»:

– Я, Хугин Думающий, и брат мой, Мунин Помнящий, – священные птицы Одина, Отца Богов. Каждый день мы облетаем мир и возвращаемся на плечи господина, чтобы поведать об увиденном. Сейчас я полечу и расскажу ему про мерзкую старуху, которая тревожит сон вещей вёльвы…

– Не р-расскажешь! – раздалось от входа. И Ворон Воронович бросился на Хугина.

Два оперенных сгустка ярости заметались по пещере. Бойцы были достойны друг друга и, наверное, приходились друг другу роднёй: оба могучи, неистовы, железноклювы, крепки когтями. Но Хугин не ожидал встретить достойного противника – и короткая растерянность дорого ему обошлась. Меткий удар Ворона – и Хугин, завалившись на левое крыло, рухнул вниз. Возможно, он взмыл бы и продолжил бой, но Яга, словно рысь, метнулась на птицу, схватила обеими руками:

– Шею сверну, как курчонку! Говори, коль жить хочешь: далеко ли твой господин?

Хугин не зря носил имя «Думающий». Ему хватило мозгов сообразить, что хозяин еще не прибыл, а бешеная старуха рядом. И действительно может свернуть пленнику шею. А потому без лишних уговоров рассказал, что великий Один сейчас будет здесь, чтобы вопросить мертвую пророчицу о судьбах мира.

– Сматываемся, – приняла решенье Яга.

– Удир-раем, – полностью согласился с мудрым решеньем Ворон Воронович.

Не выпуская пленника из рук, старуха подбежала к выходу из пещеры… и поняла, что опоздала.

По воздуху, как по незримой горной тропе, уверенно спускался восьминогий конь с могучим всадником в седле. Рядом бежали два волка – уверенно, словно под лапами была не бездна, а твердая земля.

Да, Ворон был прав. Баба-Яга утратила возможность творить чары – но хитрость и уменье быстро соображать остались при ней.

Она кинулась в угол, где лежала вёльва, и забросала покойницу шкурами. Сама схватила еще одну шкуру – кажется, оленью – и, растянувшись на полу, укрылась ею. Хугина она сунула под шкуру и, сжав его левой рукой, предупредила:

– Кукарекнешь – задушу! И не трепыхайся!

Отсюда ей виден был спешившийся воин, высокий, одноглазый, с копьем в руке. Волки шли рядом с ним, шаг в шаг. Сверху свалился ворон, сел на плечо. Надо полагать, Мунин.

Умница Ворон Воронович метнулся навстречу, сел на второе плечо – со стороны пустой глазницы.

Один-Вседержитель, владыка Асгарда и повелитель богов, опираясь на копье, называемое Гунгнир, встал у входа в пещеру. Два ворона сидели на его широких плечах. Два волка легли к его ногам. Голосом, от которого содрогнулись древние скалы, Всеотец возгласил:

– Мудрая вёльва-пророчица! Восстань из мертвых, поведай о грядущих битвах, о конце мира и гибели богов!..

Яга чуть откинула шкуру – так, чтобы не видно было пленного Хугина, – и капризно спросила:

– Кто прервал мой вечный сон? Кто взывает ко мне из мира живых?

– Я, Один, Отец Богов. Я хочу знать, каковы приметы конца времен. Хочу знать, кто будет сражаться в последней битве и кто в ней победит. Хочу знать, какова будет гибель этого мира и встанет ли после него мир иной.

Баба-Яга сразу представила себе засыпанный снегом лес, спящих в норах зверей, укрытое льдом озеро. Мертвый мир, царство безжалостного Карачуна.

– Первой вестью о близком конце света будет страшная зима, – твердо заявила она. – Долгая. На три года. А потом грянет бой.

– Расскажи про битву, – деловито, без тревоги потребовал Один.

Яге сразу представилась голодная волчья стая, рыщущая по заснеженному лесу.

– Волки, – сказала она страшным голосом. – Огромные. Грозные. Один волк сожрет солнце, второй – луну. А третий, их отец и вожак, самый грозный и страшный…

– Фенрир-р, – негромко подсказал Ворон Воронович.

Мунин со своего плеча бросил на соседа пристальный взгляд – узнал чужой голос. Но Ворон Воронович так сверкнул на него взглядом, что Мунин предусмотрительно заткнулся. А Один ничего не заметил.

– Да, Фенрир, – поймала подсказку Яга. И мстительно добавила: – Вот он-то и загрызет тебя, Вседержитель.

Один нахмурился. Яга за долгую жизнь видела много мужчин такого склада (не богов, а людей, но велика ли разница?) и понимала, что его угнетает не мысль о смерти, а то, что он проиграет бой и останется неотмщенным. И поспешила добавить:

– Но твой сын этому волку пасть порвет и моргалы выткнет!

Лик бога прояснился.

– Который из сыновей? Тор? Видар? Вали?

– Видар. Но и на долю Вали хватит чудовищ.

С этого мгновенья предсказанье пошло на ура. Любая выдумка Яги охотно подхватывалась богом. Когда старуха вывела на сцену «такую змеюку, что крупнее и на свете нет», Один тут же признал в этой твари мирового змея Ёрмунганда.

– Во-во, Ёшкин гад, – подтвердила Яга. – Его тоже убьет твой сын… уже другой… Тор, да.

А когда бабка пришпорила фантазию и подогнала к месту действия корабль, сооруженный из ногтей мертвецов, оба ворона разинули клювы.

Завершила Яга свой яркий рассказ описанием пожара, в котором сгорает старый мир и возрождается новый, где будет счастливо молодое поколенье богов.

Один вдруг вспомнил нечто маловажное, почти забытое:

– Да, а люди? Все погибнут?

– Так людишки – что тараканы, – хмыкнула Яга. – Парочка уцелеет, от них сызнова пойдет людской род.

Один кивнул.

– Благодарю тебя, мудрая. Вернись к вечному сну и храни свои тайны.

Яга закрыла глаза. Один вышел из пещеры. Было слышно, как он приказывает воронам отправиться в полет вокруг мира.

А старуха внезапно почувствовала, что она счастлива. Так счастлива, как не была за долгие-долгие годы скучной жизни в лесной трущобе.

«Да, – подумала она, – это тебе не гусей-лебедей посылать детишек воровать. Тут не затоскуешь!»

Вскоре вернулся Ворон Воронович – и обнаружил, что Яга сидит на шкуре, держит за глотку Хугина и смеется нервным смехом. От удивленья верный птах растерял слова и лишь вопросительно каркнул.

– Я представила себе, – кивнула Яга в сторону шкур на мертвой вёльве, – что было бы, проснись она от голоса Одина. И если бы мы хором спросили, кто нам спать мешает…

Женщина справилась со смехом и строго сказала Хугину:

– Если ты не дурак – ничего не скажешь своему господину. Такие, как он, не любят побежденных. Как бы он не захотел сменить птичку у себя на плече!

Ворон по-человечески кивнул. Яга выпустила его из рук.

– Бер-ри клубок, – подсказал ей Ворон Воронович.

Но Яга не шевельнулась, глядя вслед улетающему Хугину.

– А правда, почему ты не остался с Одином? Он и впрямь уважает победителей. Был бы ты сейчас священной птицей.

И тут Ворон Воронович вдруг заметно смутился.

– Мы вр-роде… др-рузья…

– Друзья… – выговорила Баба-Яга непривычное слово. – Ладно, пошли. Где он, клубочек мой?.. А, вот!

Переход с одной страницы на другую оба путника почти не ощутили: пахнуло пыльной бумагой, вот и все. А на той странице их встретили такие же скалы и такое же море – только стояла непроглядная ночь, а впереди на камнях горел костер.

– Это все еще Мидгард? – негромко спросила Баба-Яга.

– Но др-ругое пр-редание, – так же тихо ответил Ворон.

Оба тихо приблизились к костру – настолько, чтобы разглядеть сидевших у огня, но не потревожить их. Как-то не хотелось беспокоить здоровенных, грубых, покрытых шрамами верзил с мечами.

– Викинги? – шепнула Яга. И разглядела во мраке кивок Ворона.

Клубочек нетерпеливо дергал нитку, тянул мимо костра. Но на огне жарилась коза, и мясной запах дразнил женщину и птицу. Оба были голодны.

Подойти к костру и попросить у воинов кусочек мяса? Нет, вряд ли от них дождешься этого самого… как его… «Милосердия и сострадания», – с трудом вспомнила Баба-Яга знакомые понаслышке слова.

А викинги не заметили подошедшую довольно близко путницу. Они были увлечены легендой, которую им рассказывал детина с перебитым носом:

– И тогда великаны сказали, что хотят проверить силу и ловкость Тора, сына Одина. Они велели ему поднять с пола кошку. Как Тор ни старался, а не сумел оторвать лапы кошки от пола. Тогда они дали Тору рог вина и велели его осушить. Тор пил-пил, но рог все равно остался полон. Тогда великаны заявили, что пришла пора испытать гостя в борьбе… но прежде пусть Тор сумеет победить старушку. Как ни старался Тор, но не мог он повалить старую женщину. А та дала ему подножку и поставила на одно колено.

– Ух ты! – дружно воскликнули викинги.

Рассказчик продолжил значительно:

– Не знал Тор, что был обманут. Великаны отвели ему глаза. Рог, из которого он пил, концом был соединен с морем, а кто может выпить море? Кошка, которую он пытался поднять, на самом деле была змеем, опоясавшим землю, а кто бы осилил такую тяжесть? А женщина, с которой он боролся…

Рассказчик замолчал, выдерживая паузу.

И тут из тьмы прозвучал твердый женский голос:

– Это была сама старость!

Викинги похватались за мечи.

Из мрака к огню вышла старуха с огромным вороном на плече. Одежда ее была поношена, как у нищенки, но глядела она, словно жена могущественного ярла.

– Эта женщина была старостью, – спокойно и уверенно повторила она. – Кто может потягаться со старостью? Ты? Или ты? Может, ты?

Она переводила взгляд с одного воина на другого, и матерые «ясени битв» подавались назад под этим взором.

Лишь рассказчик набрался храбрости, спросил хрипло:

– Кто ты?

– А не спрашивай у гостя имя, – холодно улыбнулась старуха. – Корми гостя.

Тут же несколько ножей отхватили от козлятины куски. На кончиках ножей мясо было протянуто загадочной старухе. Ворон без спроса цапнул один из кусков.

Гостья улыбнулась – и страх оледенил сердца вояк: у незнакомки были острые железные зубы! Этими зубами она принялась рвать козлятину. Все молчали.

Насытившись, женщина поднялась с места. Сказала ровно, без благодарности:

– Вы все сделали правильно. Поэтому останетесь живы. И вам будет сопутствовать успех в боях.

И пошла прочь, унося на плече ворона.

Не сразу викинги решились негромко заговорить:

– Кто это был? Старость? Смерть?

– Зубы-то, зубы видел?

– Да что зубы?.. Видел у нее в руке нитку, смотанную в клубок?!

– Точно! Одна из норн, что прядут нити человеческих жизней!

– Чья жизнь была у нее в руке? Твоя? Моя?

– Хорошо, что клубок в костер не кинула! А ведь могла бы!..

– Им понр-равились твои зубы, – сказал Ворон, когда странники отошли подальше.

Баба-Яга сдержанно ухмыльнулась. Эти железные клыки она в свое время заказала кузнецу, чтобы перегрызть сосну, на которой прятался сбежавший из избушки мальчишка. Правда, пока обалдевший кузнец выполнял заказ, мальчишка слез с сосны и сбежал… Вот почему Яга тогда не подумала, что такое запросто может случиться?

И сама себе призналась: обленилась, отупела от сытой людоедской жизни. А встряхнула ее судьба – сразу мозги на место встали. И Одина вокруг пальца обвела, и покушать раздобыла… Пожалуй, Баба-Яга и без колдовства не пропадет!

– Бумагой пахнет! Не знаешь, вещун, что дальше?

– Др-ревняя Гр-реция!

Грецию, солнечную, яркую и зеленую, такую теплую после Скандинавии, странникам не удалось толком посмотреть: клубочек упорно тянул их к следующей странице. Но в одно неприятное приключение Баба-Яга все-таки вляпалась…

Шла старуха по каменистой пустынной дороге, бегущей среди зарослей лавра. Лапти давно истрепались, шла босиком. Но лицо было куда бодрее, чем в лесу, у избушки, когда она слушала царевича и соображала, с какого бока его вкуснее жрать. Яга весело болтала с вороном, а когда услышала за спиной конский топот – просто сошла с дороги, чтобы колесница пролетела мимо.

Но лошади почему-то испугались старой бродяжки, рванули в сторону, вломились в кусты. Возница управился с ними, остановил… но богато одетый мужчина зрелых лет, стоявший позади возницы, от внезапного рывка не удержался и свалился на дорогу. Если и ушибся, то легко: тут же вскочил, бешено глянул на Ягу и выхватил у возницы бич.

– Как посмела ты испугать моих лошадей, нищая дрянь?! – рявкнул он и с размаху хлестнул старую женщину.

Удар пришелся по плечу. Яга не вскрикнула, не дрогнула, не поднесла руки к ушибленному месту. Она шагнула к обидчику. Встретила его взором, полным яростного огня. Подбоченилась и сказала жестко, словно колдовская сила была при ней:

– Ты поднял руку на старуху? Да чтоб тебя за это убили твои же дети!

Таким грозным и властным был ее голос, что бешенство в глазах противника сменилось страхом. Он выронил бич и, не сказав ни слова, вернулся в колесницу. Возничий поспешно подобрал бич, занял свое место и хлестнул лошадей.

Выйдя на дорогу, Баба-Яга молча глядела вслед уносящейся колеснице. Она не сделала ни шагу, словно ждала чего-то.

Чутье не подвело старуху.

Чистое, яркое небо вдруг потемнело, затянулось облаками. Огромная туча опустилась к дороге, нависла перед Ягой.

На туче восседал мощный, широкоплечий, с бычьей шеей мужчина без возраста. Молод ли он, стар ли – сказать было нельзя. Властью, грозной силой веяло от него. А в правой руке он держал нестерпимо сверкающую молнию.

Звучно и четко выговаривая каждое слово, мужчина произнес:

Яга не отвела взгляда, словно не молнию держал бог-тучегонитель, а простую свечу. Только чуть дрогнула ее бровь: мол, ты так? А и мы так умеем! И заговорила нараспев:

Сначала Зевс-Громовержец опешил от наглости смертной женщины. Потом вслушался в ее слова. А когда Яга замолчала, молния скользнула в тучу. Зевс чуть подался вперед и заговорил иначе – просто, очень по-человечески:

– Бабушкой своей я горжусь. Моя бабушка – Гея-Земля. Мать мне – дочь ее, богиня Рея. А вот с отцом, знаешь, не повезло. Нет, бог-то он был сильный, властный. Кронос – само время! Понимаешь ли, что это значит?

– Понимаю, – серьезно кивнула Яга, тоже оставив былинный распев. – Кто же с временем-то потягается!

– Вот-вот… А он все-таки боялся, что его погубят потомки. И глотал своих детей – одного за другим. Мать рожала, а он жрал! И меня бы не пощадил. Но мать его перехитрила, подсунула ему камень в пеленках. А потом мать и бабушка прятали меня на далеком острове, пока я не вырос и не смог с отцом поговорить по-мужски… – Зевс нахмурился. – Помню ли я мать? Да. И если бы кто-нибудь не то что ее посмел бы оскорбить, а хотя бы от ее священного дуба щепочку отколол, я бы его…

Громовержец сжал кулаки, борясь с волнением. Старуха молчала, глядя на него с сочувствием.

Успокоившись, Зевс продолжил:

– Ладно. Проклятие твое, конечно, страшное. Но и Пелий, честно сказать, дрянь человечишка. Хоть и сын Посейдона, а дрянь. Брата согнал с престола, племянника на верную смерть послал – золотое руно добывать… Что ж, коли убьют его родные дочки, мир это переживет.

Туча поднялась в небо и медленно поплыла прочь.

– Вот ведь – бог, а соображает, – тихо сказала Баба-Яга ворону. – Ладно, пойдем-ка мы за клубочком…

Мир, куда угодили странники, не был знаком ворону, а уж Бабе-Яге – тем более.

Он мог бы поразить своей красотой, этот мир, словно выписанный тонкой кисточкой на шелке: гора, деревья, люди у горной пещеры. Увы, он был тосклив и мрачен, полон даже не тьмы, а серых унылых сумерек, сочащихся то ли с бесцветного неба, то ли из пещеры. Деревья в полном безветрии склонились, словно под ураганом, и умоляюще тянули ветви к горе. Птицы не пели. Но и тишина не царила в мире: он полон был тихими рыданьями. У подножья горы, возле пещеры, собрались мужчины и женщины в странных одеяньях, плакали и негромко причитали.

Клубочек тянул мимо, на другую страницу. Но чтоб Яга прошла мимо чего-то непонятного… да сроду с нею такого не бывало! Ворон только неодобрительно каркнул, но отговаривать спутницу не стал. Умная птица хорошо знала свою хозяйку.

Когда Баба-Яга приблизилась к пещере, ворон встрепенулся на ее плече и тревожно, тихо произнес одно слово:

– Боги.

Это Яга уже сама поняла. И не только потому, что видала когда-то своих, славянских богов, а в странствии и с чужими познакомилась. Нет, просто собравшиеся у пещеры мужчины и женщины держались не так, как простые смертные. Они горевали искренне, но красиво. Они не бились в истерике, а произносили негромкие жалобные речи, изящно простирали руки к пещере, отирали слезы длинными рукавами…

Только теперь Яга разглядела, что дальше по склону, в стороне от группы богов, простерлась ниц огромная толпа людей. Эти тоже рыдали, не поднимая голов, тихо, безнадежно. «Смертные», – прикинула Яга.

Она бесстрашно подошла к богине, стоявшей чуть в стороне от остальных. Красивая, с добрым лицом молодая женщина, державшая в бессильно опущенной руке белую маску, печально посмотрела на странницу:

– Кто ты, бабушка? Откуда ты пришла, чтобы разделить наше горе?

– Люди зовут меня – Баба-Яга. А ваше горе я разделю, когда узнаю про него.

– О Бабаяга-сама, ты и впрямь пришла из дальних краев, если не знаешь, что солнце удалилось от нас в эту пещеру, оставив мир медленно погибать…

– Серьезная беда, – согласилась Яга. – А дозволь спросить, внучка… не знаю, как тебя зовут…

Молодая богиня пристально взглянула на странную старуху, которая осмелилась назвать небожительницу внучкой:

– Прости мою неучтивость, Бабаяга-сама. Мое имя – Амэ-но удзумэ. Еще недавно я была богиней радости и танцев. Но какая теперь радость? Кому нужны танцы?

– А скажи-ка, солнце у вас – кто? Мужчина или женщина?

– Несравненная Аматэрасу Омиками, прекраснейшая из богинь… Ее оскорбило неучтивое, недостойное поведение бога Сусаноо…

– Женщина?! – весело охнула Яга. – И вы ее вызываете мольбами и слезами?

На бодрый голос обернулись остальные боги, подошли ближе, обступили странную пришелицу.

– Ваша Аматэрасу, небось, уже сама соскучилась в той пещере, – разъяснила Баба-Яга. – И рада бы выйти, но как же не послушать мольбы да просьбы? Вы плачете, уговариваете ее вернуться… А ведь любую бабу, будь она хоть трижды богиня, надо на любопытство ловить! С любопытством ни одна не справится, по себе знаю!

– Любопытство? – медленно повторил пожилой бог с тонкими чертами лица, странной продолговатой головой и глазами мудреца.

– Ну да! Ее надо удивить – сама из пещеры выскочит! И вот еще… найдется ли у вас зеркало побольше?

Вскоре подножие горы преобразилось. Люди, ничком лежавшие в стороне, перестали плакать и робко приподняли головы, украдкой глядя на невероятное зрелище.

У всех богов откуда-то появились в руках миски, блюда, длинные ложки, а в середине их круга встал перевернутый чан. Рядом с чаном стоял длинноголовый мужчина, держа в руках петуха, вестника рассвета.

Петух заорал, пытаясь вырваться из рук бога. И тут же все небожители ударили ложками по блюдам, выбивая веселую мелодию. Амэ-но удзумэ легко вскочила на чан – и принялась плясать так отчаянно и легко, как может плясать только богиня танца. Ноги ее выбивали лихой ритм, подчинивший себе сумасшедшую «музыку», и боги хохотали, и петух орал…

Яга, не выдержав, сорвала с головы платок, взвизгнула: «И-иэх!» – и пошла в пляске вокруг чана. Коленца старухи нелепо смотрелись рядом с искрометным танцем молодой богини, и от этого боги хохотали еще заразительнее, хохотали так, что сами уже не могли остановиться…

И вот из пещеры заструился поток света. Прекрасная женщина, окруженная ореолом лучей, осторожно выглянула из пещеры и негромко спросила:

– Что здесь происходит?

Эти тихие слова не потерялись в хохоте. Яга пронзительно завопила в ответ:

– А мы, ясно солнышко, другую богиню нашли! Чай, краше тебя будет! Вон, глянь, ее портретик висит! Глаз не оторвешь!

Изумленная богиня шаг за шагом отошла от пещеры. За нею след в след крался самый сильный из богов, чтобы помешать вернуться. Но ему не потребовалось удерживать солнечную красавицу. Аматэрасу взглянула в зеркало – и расхохоталась так звонко и радостно, что на мир хлынул солнечный свет. Небо стало голубым, деревья распрямили ветви, птицы запели, люди поднялись с колен – и жизнь вокруг показалась всем такой прекрасной, словно не было в ней ни горя, ни смерти.

В честь возвращенья солнца был устроен пир. Яга и ворон уплетали странные блюда из риса и рыбы, Яга хлестала сакэ, чашечку за чашечкой, и тихо бормотала, что разве ж из наперстков пьют, дали бы ковш…

Про мудрую Бабаягу-сама было сказано немало хороших слов, а длинноголовый бог (даже сакэ не помешало Яге запомнить его имя – Фукурокудзю) раскрыл веер, кисточкой написал на нем несколько странных знаков и протянул Яге.

– Какие прекрасные стихи! – воскликнула сидящая рядом богиня, взглянув на веер.

Прочесть стихи Баба-Яга не могла. Но знаки были чудесны. Один походил на летящего журавля, другой – на странное деревце… Все вместе они складывались в тонкий и сложный рисунок. Принимая подарок, Яга с удивлением почувствовала, что руки ее дрожат.

– Мне предлагали остаться, – сказала Яга Ворону, идя за клубочком.

– Р-размякла? – съехидничал Ворон.

Яга сквозь одежду тронула спрятанный за пазухой веер и тихо сказала:

– Про меня всегда говорили: хитрая. А сегодня сказали: мудрая. И еще… до сих пор меня никто никогда не хвалил…

Новый мир встретил их шумом ветра в редких кривых соснах, веселым пеньем неглубокой горной речки, скачущей по камням, щебетом птиц и запахом разогретой на солнце сосновой коры.

– Славно тут, – сказала Баба-Яга, примериваясь, как по камешкам перейти на другой берег. – Интересно, как называется эта земля?

– Мы зовем ее Страной утренней свежести, – раздался сзади мужской голос.

Яга в тревоге обернулась – и сразу успокоилась. Наверняка этот добродушный молодой человек в синей одежде не собирался сделать ей ничего плохого. В раскосых темных глазах светилось дружелюбие.

И еще Яга сразу поняла, что перед ней не царевич и не княжич. Достаточно было взглянуть на его большие мозолистые руки.

«Мужик – он повсюду мужик», – сказала себе Яга и совсем перестала тревожиться.

А молодой человек вежливо предложил:

– Почтенная женщина, ты собиралась на тот берег? Давай я перенесу тебя на спине!

– А перенеси! – охотно согласилась старуха.

Молодой человек согнул широкие плечи, Яга тут же очутилась у него на закорках, и он двинулся по камням через реку. Ступал юноша уверенно, твердо, ношу свою нес легко, словно перышко.

– Как тебя зовут, такого учтивого да вежливого? – поинтересовалась Яга.

– Добрая женщина, меня зовут Ван Дон, а живу я в деревне вон за тем леском, на морском берегу. Там меня ждет больная матушка, и каждый день в разлуке с нею был для меня годом.

– Что ж ты, добрая душа, мать больную одну оставил?

– Я искал белый персик со столетнего дерева, чтобы исцелить матушку. А что долго искал – так путь был трудным. Приходилось драться то с тигром, то с речными драконами. Но теперь все будет хорошо. Феи из волшебного сада пообещали, что матушка дождется меня и исцелится.

Яга разбиралась в людях – и сразу поняла, что парень не врет.

«Так ты, стало быть, из добрых молодцев? – подумала она. – Знакомо. Мы таких и видали, и едали…»

Тут Ван Дон перешел реку и вышел на тропу. Старуха дернулась было слезть с его спины.

– Сиди, добрая женщина, – откликнулся Ван Дон. – Тут только одна тропа, нам по пути. А я не устал. Я до этой речки летел на спине волшебного журавля.

– Понятно, что ты о матушке печешься, – проворчала Яга, глядя на клубок, который бойко катился по тропе впереди, – а вот почему о чужой женщине заботишься?

– Так как же не заботиться о старых людях? Кто мудрее старого человека? Кто в беде даст умный совет? Мне вот столетний старик подсказал, где найти волшебное персиковое дерево. Не зря у нас говорят: «Старая лошадь хорошо знает дорогу». И еще: «Столетнюю лису не проведешь…»

«Ага!» – с гордостью подумала Баба-Яга, которой было куда больше ста лет.

– А какая ужасная история вышла у наших соседей, в Поднебесной империи, в провинции Синано… Не доводилось тебе слышать?

– Нет.

– Тамошний князь велел всех стариков увозить на пустынный остров – пусть, мол, там своей смертью помирают, нечего на них зря рис переводить. Только один крестьянин вырыл в подполе яму и спрятал там свою почтенную матушку. И кормил ее тайком…

– Погоди-ка, – прервала его Яга. – Я, кажется, смекнула, что случилось дальше. На провинцию посыпались беды. И спастись удалось лишь благодаря умным советам, которые давала единственная уцелевшая старуха.

– Так ты все-таки слышала эту историю?

– Нет. Но разве трудно догадаться?

– Вот видишь! Старому человеку ума не занимать… О, вот тут мне надо свернуть с тропы. Моя хижина там, за холмом. Пойдем со мной, матушка обрадуется гостье.

– Пошла бы, да домой спешу, – откликнулась Яга, вдруг испытав острую зависть к больной крестьянке, которой сын несет лекарство, добытое в битве с драконами.

– Да, верно, – согласился Ван Дон, бережно поставив женщину на землю. – Тебя, должно быть, ждут дети и внуки – с таким же нетерпеньем, как моя матушка ждет меня.

Яга промолчала.

– Добр-рели, – сообщил ворон, глядя вдаль. – Там наша стр-раница!

Яга остановилась, не сделала шага вперед.

Ворон вопросительно глянул на хозяйку: мол, ты чего?

– Слышь, птаха, – задумчиво сказала Яга, – а может, мне ученицу завести? Выращу могучую чародейку…

– Кр-рря! – потрясенно откликнулся ворон.

Лес, знакомый и родной, приветливо шумел вокруг возвратившейся Бабы-Яги. Не вовремя проснувшийся филин выглянул из дупла и уважительно ухнул. Леший высунулся из-под коряги, махнул рукой и тут же укрылся под шатром старой ели – кто знает злыдню старую, в духе она нынче или нет?

А Яга была счастлива. Она чувствовала, что волшебная сила заполняет ее всю, до кончиков сухих желтых пальцев. Глаза сверкнули кошачьим зеленым огнем. Согнутые плечи распрямились.

– Тыщу не тыщу, – поведала она ворону, – а лет пятьсот я точно сбросила!

– Кр-расавица, – поспешил подольститься к ней ворон.

Раздвинув кусты, Яга вышла на поляну. Избушка, завидев хозяйку, без приказа повернулась к лесу задом, к Яге передом. И от наплыва чувств даже сделала что-то вроде неуклюжего книксена.

Яга ахнула: крылечко, еще недавно подгнившее и хлипкое, белело свежетесанными досками.

Рядом с избушкой стоял царевич с топором в руках.

– Вернулась, бабушка? – обрадовался он. – А я, тебя дожидаючи, крылечко… того… подновил.

Крылечко вышло славное. Но Яга не умела благодарить. Сказала ворчливо:

– Ты ж царевич, по чину ли тебе топором махать?

– Царевич не царевич, а ремесло в руках лишним не будет, – гордо откликнулся парень.

Яга глянула на гостя искоса:

– Позабыла я: что тебе надо-то?

Парень вновь начал рассказ о жар-птице, клевавшей у них в саду золотые яблоки, и о царе-батюшке, заболевшем от желанья заполучить эту птицу.

Светлое лицо, голубые глаза, золотые кудри кольцами… нет, не похож был царевич на смуглого, чернявого, раскосого Ван Дона. Но голос звучал так же мягко. И слово «батюшка» царевич произносил с той же нежностью, с какой Ван Дон говорил о больной матери.

Яга поймала себя на странном ощущении: она улыбалась! Не скалилась ехидно, не ухмылялась хитро – просто улыбалась.

– Жар-птица сидит в клетке у царя Афрана, – сказала она. – Держи клубочек, как раз до дворца доведет.

– Спасибо, бабушка, – радостно поклонился царевич. – Не зря в народе говорят: старая женщина худого не присоветует! Тут неподалеку мой конь пасется, сейчас сыщу его да поскачу жар-птицу добывать…

Яга долго смотрела в ту сторону, где скрылся в подлеске царевич. Встрепенулась лишь тогда, когда слева послышался хруст.

Над кустами возвышалась громадная волчья башка.

– Привет, старая, – баском сказал Серый Волк. – Я тут, в кустах, чуть от хохота не сдох. Коня он пойдет искать! Косточки он найдет…

– Ты съел его коня? – медленно, тяжело спросила Яга.

– Ага, – сыто рыгнул зверь и вылез из кустов. Он и сам-то был в холке чуть ли не с лошадь.

– А раз съел, – так же тяжело и размеренно сказала старуха, – так ступай за ним следом. Служи ему конем и во всяком деле помогай.

В волчьих глазах вспыхнула злоба.

– Ты что, старая, трухлявый мухомор съела? – рыкнул Серый и подобрался для прыжка.

Еще недавно Баба-Яга не стала бы с ним спорить – зачем ей это надо? Им добычу не делить, лес прокормит. А неприятности ей, старой, не нужны, она лучше другим эти неприятности устроит…

Но сейчас у нее за спиной было путешествие сквозь миры – и там она встречала кое-кого поопаснее паршивого волка!

Размахнувшись, Яга врезала хищнику клюкой промеж ушей.

– Шавка ты блохастая! – рявкнула колдунья. – С кем спорить вздумал? Я ж с тебя шкуру спущу и навыворот напялю! А ну живо догоняй царевича! Если не добудет он того, за чем в путь пустился, – ты передо мной ответ будешь держать. – Тут в ее памяти всплыли непонятные, но сильные слова, клубившиеся на страницах чужой книги. – И неча корчить из себя хтонического зверя! Тоже мне Фенрир выискался!

Чужеземные слова добили Серого Волка. Он склонил голову в знак повиновения, а затем беззвучно повернулся и пустился по следу царевича.

Старуха знала, что на этом дело не закончилось. Волк со временем постарается устроить ей пакость. Ну и что? Если есть враги – жить не скучно!

Баба-Яга подняла лицо к небу, подмигнула сама не зная кому – и с удовольствием рассмеялась.

– Какая у меня интересная дипломная тема! – блестя глазами, рассказывала Наташа библиотекарю Зое Павловне. – Образ Бабы-Яги в русских народных сказках! С детства люблю Бабу-Ягу! Она такая… такая разная! В одних сказках – страшная, хоть под одеяло прячься! В других – помогает богатырям, советы им дает, не боится против Кощея Бессмертного идти! Я в дипломе так и напишу: с одной стороны – персонификация первобытного ужаса, хозяйка зверей и мира мертвых, а с другой стороны – воплощение вековой мудрости, образ матриарха племени, вещая старая женщина… Ой, а вот эта картинка мне в детстве больше всех нравилась!

На странице книги, раскрывшейся в руках девушки, была цветная иллюстрация: крепкая старуха, стоя рядом с кудрявым синеглазым царевичем, клюкой в вытянутой руке указывает ему путь.

Показалось Наташе или нет, что Яга ей подмигнула?