Цусимские хроники. Перелом

Глава 3

Определившись со своими координатами и скорректировав курс, конвой изо всех сил продолжал тянуться к северной оконечности Цусимы. Волна теперь была почти попутной, нагоняя караван с левого борта. Но мягче от этого не стала. Все три эсминца продолжали жестко страдать от качки, к которой теперь добавилось еще и периодическое частичное оголение винтов, с резкими ударами под корму. Радовало, что хотя бы скорость движения возросла. Всего на полтора узла, но все же! Вдобавок свой берег, которым уже стали совсем недавно отбитые у японцев острова, теперь был рядом. Скоро начали обмениваться светограммами с сигнальными постами.

Оттуда сообщали, что японцев, кроме уже известных дозорных судов и большой тучи дыма от чего-то большого, но пока еще далекого на севере, в округе не видно. Тральщики прошли весь фарватер от Озаки и ждут за мысом Горосаки. До этой самой северной точки Цусимы оставалось не более восьми миль, когда с «Богатыря», шедшего в голове конвоя, углядели их дымы, сносимые резким ветром прочь от берега. Но сами тральщики еще скрывались за утесами отходивших к западу от мыса небольших скалистых островков.

Сновавшие вокруг мелкие японцы, видимо, встревоженные этими дымами, начали отбегать, позволив спокойно начать огибать рифы, тянущиеся больше чем на милю к северу. Судя по всему, ожидаемой массированной минной атаки в ближайшее время можно было не опасаться. В этот момент с конвоя разглядели справа, румба на два впереди траверза, то самое подозрительно дымное облако. Судя по всему, это было «дыхание» котлов нескольких крупных кораблей, приближавшихся с севера, и довольно быстро.

На берег передали приказ немедленно отводить тральщики и их медлительный эскорт по фарватеру к югу, чтобы они не задерживали конвой. А флот начал перестроение для боя. Пароходы перешли на левый борт броненосцев, а впереди них встал «Донской». В то время как «Богатырь» со «Светланой» по-прежнему держались в голове строя главных сил. Общий ордер разделился на две равные колонны, начавшие удаляться друг от друга.

Живописный цусимский берег теперь хорошо просматривался всего в двух милях слева по борту. Острова закрыли, наконец, своим массивом русские корабли от шедшей с юго-востока волны. Качка совершенно прекратилась, только резкий ветер продолжал срывать хлопья пены с бежавших по воде барашков, бросая их вместе с веерами мелких брызг на борта и надстройки.

Все три эсминца спешно откачивали из корпусов набранную за переход воду и готовились вступить в непосредственное охранение транспортов, держась на их правом траверзе. Транспорты тем временем переговаривались фонарями с ними и между собой, а флагманский «Александр» – с береговым постом на Горосаки, запрашивая последнюю сводку о противнике.

В 15:08 пароходы начали склоняться к югу, огибая рифы Митсусимы, направляясь к входу на огражденный свежими вехами фарватер, который обозначали две стоявшие на якорях миноноски, едва видимые в дымке с такого расстояния, да и то исключительно по дымам. А броненосцы и бронепалубные крейсера продолжали движение курсом на запад-северо-запад, идя наперерез приближавшимся с севера дымам, чтобы прикрыть конвой. Расстояние между транспортами и броненосцами начало увеличиваться.

Рожественский приказал снизить ход до самого малого, надеясь, что когда дальность уменьшится, японцы за его дымом уже не разглядят караван, спешно уходивший под самый берег. К тому же, имея ветер в спину, удерживая позицию как можно ближе к островам и к югу от противника, можно было стрелять со спокойной воды, заставляя его преодолевать воздействие качки и встречной волны, заливающей нижние порты и забрызгивающей оптику. До японцев, явно спешивших, было около 13–14 миль. Над горизонтом показались пока только верхушки мачт, едва различимые на фоне густых темнобурых клубов. Они шли в двух группах. В дальней было три, а в ближней четыре корабля.

К этому моменту пришлось увеличить ход. При столь сильном ветре и значительной парусности борта на малом ходу броненосцы переставали управляться. Видимо, определив направление их движения, мачты на горизонте приняли к западу, быстро вырастая в высоту и выходя им наперерез.

Расстояние стремительно сокращалось, и скоро удалось разглядеть, что к нам приближаются две четкие боевые колонны. Ближайшая из них, несомненно, являлась главными силами супостата. Несмотря на довольно острый угол сближения, в головном был однозначно опознан «Якумо» под адмиральским флагом. За ним шел «Адзума», сразу узнаваемый по оригинальной комбинации труб. Третьим держался двухтрубный, вероятно, «Токива». Но того, кто замыкал главную колонну, никак не удавалось разглядеть за дымом шедших перед ним крейсеров, так что все на мостике флагмана терялись в догадках, что за четвертый броненосный корабль появился у японцев.

Чуть отстав от главной, шла вторая колонна, состоявшая всего из трех, скорее всего, легких крейсеров. Она пока еще едва угадывалась, и опознать в ней никого не смогли. Ни миноносцев, ни истребителей видно не было. Но они вполне могли скрываться где-то за большими кораблями. Однако довольно свежая погода оставляла им не много шансов для успешной атаки. Это позволяло надеяться, что дело ограничится чисто артиллерийской схваткой и удастся применить на практике последние наработки по этой части.

По мере своего продвижения на запад броненосцы резали курс японцам, ставя классический кроссинг «Т». Видимость в северном направлении вполне позволяла действовать по их большим крейсерам главным калибром на предельную дальность. К тому же они достаточно быстро приближались, так что тянуть с этим не стали. Едва головной оказался в зоне досягаемости, грянул залп.

В 15:36 с восьми миль «Александр III» начал пристрелку. Он бил двухорудийными залпами поочередно, из носовой и кормовой башен с минутными интервалами. Снаряды сразу легли хорошо, но из-за большой скорости сближения первые две пары ушли перелетами, упав недалеко от «Адзумы». Попаданий отмечено не было.

Шедшие за флагманом «Бородино» и «Орел» огня не открывали, чтобы не мешать. Установки прицела и целика сразу передавали на них, где все это тут же пересчитывали для своих пушек, в соответствии с позицией и назначенными целями. Так что вся русская колонна постоянно сопровождала их стволами пока молчавших башен.

Разрывы тяжелых фугасных снарядов от удара о воду было хорошо видно из артиллерийских рубок, а стереодальномеры позволяли не нащупывать противника, а вычислять его место. Новая немецкая техника обслуживалась нашими офицерами, хотя их инструкторы и были все время рядом.

Рассчитывая использовать по максимуму свое преимущество в виде хорошо освоенной точной стрельбы на предельную дальность, Рожественский распорядился сразу после накрытия пустить в дело новые тротиловые снаряды и бить как можно чаще. Вероятность добраться до уязвимых потрохов броненосных крейсеров через их тонкие палубы миль с семи – восьми считалась гораздо большей, чем через достаточно хорошо защищенные борта на обычных дальностях ведения боя. Так что именно на стадии сближения на обычные дальности имелся реальный шанс одним – двумя результативными попаданиями нанести достаточно серьезный ущерб, чтобы заставить противника отступить. В этом случае удалось бы избежать появления хронически нежелательных повреждений на своих кораблях. Но это были только планы.

Уже третий залп дал накрытие по головному, и тут же на фалах взвился сигнал вступить в бой обоим другим броненосцам. Это произошло настолько быстро, что японцы даже не начали маневра уклонения от залпов. Совсем скоро на них посыпались тяжелые снаряды со всей нашей броненосной колонны. «Бородино» и «Орел» стреляли по второму и третьему японским крейсерам с максимальной частотой, какую только могли обеспечить хорошо натасканные расчеты башен.

Достаточно длительные и затратные тренировки, подкрепленные последними усовершенствованиями, позволили достичь заметного роста именно боевой скорострельности главного калибра, что в сочетании с резко возросшей прицельностью на таких дистанциях наверняка стало для противника неприятным сюрпризом. Теперь с трех броненосцев с их дюжиной двенадцатидюймовок в среднем каждые двадцать секунд навстречу японским броненосным крейсерам уходила пара тяжелых фугасов. Причем постоянные накрытия просто не могли считаться случайными.

Условия видимости назначенных броненосцам целей сразу оказались различными. Головному не мешал никто и ничто, так что основательнее всех отремонтированный «Александр», за работой систем подачи и наведения которого приглядывал инженер Дукельский с «Металлического завода», руководивший всеми последними модернизациями башен линкоров, неизменно выдавал приличный результат.

Зато шедший в середине строя «Бородино» с самого начала потерял из вида выделенный ему «Адзуму», поскольку пороховой дым от частых залпов флагмана закрыл обзор. Из-за этого он не мог корректировать собственную стрельбу и использовал только переработанные под себя данные, продолжавшие передаваться с «Александра». Вдобавок его пушки, изношенные, но так и не замененные, поскольку менять их было просто нечем, элементарно не могли закинуть свои снаряды на предельную дальность. По этой причине они вынужденно пропустили несколько залпов, выжидая, пока сократится дистанция. Не пристреливаясь, а потом и подпуская противника, он надымил заметно меньше, чем облегчил жизнь концевому кораблю в колонне.

На замыкавшем «Орле» находился немецкий наблюдатель фрегаттен-капитан фон Шпее. По его словам, к моменту открытия огня этим броненосцем с его мостика головной «Якумо», окруженный высокими всплесками, был не очень хорошо виден за дымом впереди идущих русских кораблей. Но направление на три других японских крейсера главной колонны оставалось открытым. Однако и их серые силуэты временами терялись на фоне дыма, но уже из труб японских кораблей. По этой причине, даже находясь на палубе выше боевой рубки, совершенно не было возможности оценить эффективность стрельбы по «Токиве», ставшей его целью. Но, судя по постоянно поступавшим поправкам из артиллерийской рубки, оттуда все же видели его достаточно хорошо, хотя бы иногда, так же как и свои всплески.

В 15:44 наши броненосцы продолжали маячить чуть левее курса японцев, явно намереваясь все так же неспешно пересечь траекторию их движения слева направо. Четкое распределение целей и достаточно разомкнутый строй противника исключали возможность накладок при корректировке огня даже на таких непривычно больших дистанциях. Но, несмотря на то что русские пушки стреляли с регулярностью метронома, заметных результатов пока не было.

Возглавлявший вражескую колонну «Якумо» буквально продирался сквозь всплески плотных накрытий, а вот дальше за ним такой точности добиться уже не удавалось. С «Александра» хорошо видели, что огонь «Бородино» по «Адзуме» имеет лишь психологический эффект. Хотя все исходные данные были однозначно верны, а вносимые поправки учитывали, насколько это возможно, расстрелянность стволов, высоченные гейзеры от падений его парных залпов могли вздыматься одновременно за самой кормой «Якумо» и перед носом «Токивы», давая сразу и недолет, и перелет, с сопоставимым разбросом по целику. Фугасы «Орла» ложились неизменно кучно и не очень далеко от «Токивы». Но не каждый раз давали накрытия. Возможно, из-за скверной видимости хвоста японской колонны.

Японцы не отвечали, продолжая приближаться большим ходом. Казалось, что они разгадали наш замысел, и намерены максимально быстро проскочить самые опасные для их слабой горизонтальной защиты мили. Ради этого они даже намеренно встали к нам вообще носом, приняв румба на два влево, осознанно лишившись возможности вести огонь со всех своих тяжелых кораблей, кроме флагмана.

Этим маневром они ненадолго ушли из-под огня. Но, вопреки ожиданиям, даже не пытались уклониться от полного охвата головы своего строя и лечь на параллельный курс. Таким образом, наша попытка сразу заставить их отказаться от преследования конвоя или хотя бы отвернуть к западу явно провалилась. «Якумо» стойко терпел продольный огонь, все еще не имея видимых повреждений. Еще немного, и он должен был начать «резать» корму броненосцам.

Дистанция уже позволяла использовать даже шестидюймовки, что было отмечено дружными залпами башен правых бортов «Бородинцев», но противник упорно молчал. Хотя на таких острых углах со всех трех броненосных крейсеров в ответ на наш огонь могли стрелять только две восьмидюймовки из носовой башни и одна шестидюймовка из верхнего переднего каземата сначала левого, а потом только правого борта «Якумо», но японцы почему-то не использовали даже этой малой возможности.

Из-за значительного расстояния и неудобного ракурса было еще невозможно как следует разглядеть, но похоже, амбразуры казематов на батарейной палубе кораблей противника оставались задраенными по-походному. Учитывая постоянно облизывавшие их пенные гребни, это было не удивительно. Встречная волна захлестывала даже палубы больших японских крейсеров в носу, обдавая башни и надстройки каскадами брызг, вплоть до верхних мостиков.

Скоро все, шедшие за головным, вообще оказались не видны за его корпусом и дымом, и их временно оставили в покое, целиком сосредоточившись на «Якумо». Неприятельская колонна, буквально засыпаемая снарядами, все так же молча, медленно смещалась в корму от траверза. Даже когда их флагман, наконец, озарился ярким разрывом первого отмеченного попадания, разметавшего куски настила палубы и обшивки на баке впереди надстройки, они не открыли огня, хотя к этому времени уже снова могли бить со всех четырех своих кораблей.

Учитывая изрядную скорость, их зловещее, молчаливое, целеустремленное движение начинало казаться каким-то мистическим, неотвратимым. Всего за четверть часа они смогли прорваться на стандартную дистанцию ведения прицельного огня, без видимого ущерба пройдя сквозь многочисленные плотные накрытия, каждое из которых могло и даже должно было стать роковым для любого из них. Наша позиция, совершенно обоснованно считавшаяся безупречно выгодной, в итоге так и не позволила в полной мере воспользоваться преимуществами нового приема ведения артиллерийского боя. Точнее говоря, японцы не позволили этого сделать.

В 15:49 броненосные крейсера начали последовательно ворочать влево, явно намереваясь проскочить под кормой наших броненосцев. Как только «Якумо», склонившись почти на два румба к востоку, лег на новый курс, японцы наконец начали пристрелку. Дальность в этот момент определялась в 42 кабельтова.

В боевой рубке «Александра», куда заблаговременно спустилось все командование эскадры, оставив открытый мостик ходовой рубки, стояла тяжелая тишина, нарушаемая лишь работой приборов да непрекращающимся бубнежом артиллерийских офицеров в их телефонные трубки. Никто не ожидал, что казавшийся гарантированно убойным и надежным на тренировках и учениях, новейший артиллерийский прием на деле окажется вовсе не таким смертоносным. Конечно, стальная посудина водоизмещением под 10 000 тонн, да еще и обвешанная броней со всех сторон, намного крепче старых деревянных шхун, забитых пустыми бочками, что успели наколотить десятками, пока учились. Но чтобы вот так! Считай, совсем безрезультатно! Это обескураживало!

К тому же с «Бородино» и «Орла» семафорили, что из-за сотрясений от такой частой стрельбы отходят контакты в приводах наведения и подачи, что вызвало пропуски залпов. На «Александре» подобных проблем не было. Переделанная проводка, выполненная по проекту и мастерами питерского завода «Дюфлон и Константинович», исправно терпела такую интенсивную работу, в то время как французская, даже только что отремонтированная своими создателями с фирмы «Сотте-Арле», начала сыпаться с самого начала.

Все это еще больше усиливало общее разочарование. Теперь вместо благородно-эстетичного отстрела крейсеров противника почти на пределе видимости, к приятной мысли о котором уже успели привыкнуть, снова предстояло влезть в яростную бойню на выживание, причем желательно на пистолетных дистанциях. Да еще при этом не допустить расползания японских отрядов дальше к югу и постараться избежать их охватов. Этим, кстати говоря, уже следовало озаботиться незамедлительно.

Еще до начала японского маневра наблюдатели на флагмане совершенно потеряли из вида колонну японских бронепалубников. Опасаясь за конвой, все еще находившийся слишком близко к месту разгоравшегося боя, в 15:51 Рожественский распорядился отправить «Богатыря» и «Светлану» к нему, чтобы прикрыть от возможной атаки с кормовых углов, отразить которую, если она случится, одному «Донскому» с эсминцами будет затруднительно. Броненосцы же могут просто не успеть выдвинуться на перехват, связанные боем.

Так и не вступившие до сих пор в бой оба наши трехтрубных крейсера, дав полный ход, развернулись на юг и направились к берегу, быстро догоняя караван, уходивший на своих максимальных тринадцати узлах по обвехованному фарватеру. К моменту, когда тот миновал траверз мыса Саозаки, они встали в его хвосте, уравняв скорости и пристроившись в кильватер оттянувшемуся на арьергардную позицию «Донскому».

За это время в сражении главных сил уже много чего произошло. Компактная колонна броненосцев почти сразу после ухода крейсеров начала разворот на обратный курс, круто ворочая «все вдруг» через левый борт. Предотвратить охват своего строя и прорыв к каравану Рожественский теперь мог только таким резким маневром. Временное прекращение собственной стрельбы под огнем противника должно было вскоре компенсироваться сохранением выигрышной позиции по волне и ветру.

В этот момент с концевого «Орла» обнаружили «пропавшие» японские бронепалубные крейсера, оказавшиеся немного восточнее своей основной колонны. Они уверенно обогнали «Якумо» на южном курсе и продолжали увеличивать разрыв. Их явно пустили в погоню за транспортами. Слишком поздно отправленные «Богатырь» со «Светланой» уже не успевали встать заслоном.

Если не вмешаться немедленно, отряд контр-адмирала Уриу имел хорошие шансы догнать свою цель. Учитывая взрывоопасный груз, в большом количестве имевшийся на каждом из пароходов, длительного обстрела для их уничтожения не потребуется. Нужно было срочно принимать какие-то дополнительные меры по пресечению этих поползновений.

В течение следующих двух-трех минут с «Орла» удалось надежно опознать все японские корабли. С облегчением разглядели, что замыкал отряд главных сил неприятеля всего лишь бронепалубный «Касаги», а в строю их легких крейсеров явно не хватало еще одного вымпела. Головным в растянувшейся дальней колонне шел «Цусима», выжимавший все из своих машин, чтобы быстрее проскочить мимо броненосцев. За ним тянулись «Акаси» и еще больше отставший старичок «Такачихо». Его двойника «Нанивы» нигде не было видно. Обо всем этом тут же сообщили на флагман и получили приказ «после завершения разворота в первую очередь бить по головному бронепалубнику».

Тем временем японцы уже могли прицельно стрелять со всех своих кораблей, хотя пока и не полными залпами. Ограниченные углы обстрела казематных пушек все еще не позволяли использовать средние и кормовые плутонги, а заливаемые встречной волной нижние орудийные порты действительно оказались задраены наглухо, по-походному. Это теперь было хорошо видно в бинокль, так как японцы все больше поворачивались к нам своим правым бортом, а расстояние продолжало уменьшаться.

Огонь броненосных крейсеров был точным и быстро усиливался, в то время как наша стрельба вообще сошла на нет из-за предпринятого маневра. Броненосцы, грузно кренящиеся от резкой перекладки руля, шли, окруженные частыми всплесками. Двенадцатидюймовые башни, натужно гудя приводами, разворачивались на противоположный борт, готовясь возобновить стрельбу при первой возможности. Но с этим пришлось повременить. В 15:56, как раз к моменту окончания нашего разворота, главные силы противника начали снова менять курс, уходя теперь вправо и ложась почти на чистый зюйд, правя практически поперек курса нашей броненосной колонны. При этом они продолжали вести частый огонь башенными орудиями по «Орлу», ставшему головным. Однако, по причине своего очередного поворота, сбили прицел и себе и пока толком пристреляться еще не успели.

В то же время их бронепалубники продолжали нестись к берегу, уже выйдя на левую скулу «Орла». До них было чуть менее трех миль, и они тоже часто били, скорее всего, по среднему «Бородино». Но пальба их скорострелок, возможно, из-за хлесткой встречной волны, оказалась бестолковой. Снаряды ложились на большой площади много левее нашей колонны, словно их слали горстью, не глядя, в размах. Попаданий не было.

Встав на восточный курс, броненосцы сразу дали максимальные обороты на винты, начав медленно набирать потерянные узлы и без того невысокой скорости. Еще оставалась надежда успеть отсечь отряд Уриу от Цусимы. Пристрелку начали сразу, но теперь дым от двух головных, растаскиваемый ветром влево, мешал уже «Бородино», а еще больше – «Александру», безусловно, являвшемуся лучшим стрелком в эскадре. Хорошо видел все цели только «Орел». Но их было сразу семь на него одного.

Из-за всего этого первые минуты на новом курсе пристреливался только он один, ведя весь броненосный отряд снова поперек курса отрядов противника. Кормовые башни били по «Якумо», а все остальное – по «Цусиме». По всем статьям выходило, что пристрелка много времени не займет, и тогда мощь всей броненосной колонны обрушится на самураев.

Они не могли этого не понимать, но уклониться даже не пытались. Опять японцы, против всякой логики и здравого смысла, умышленно подставлялись под полный «охват головы», причем теперь сразу обеими своими колоннами. Они явно осознанно рисковали в самое ближайшее время упереться своими крейсерами в бок русской броненосной колонны, ритмично озарявшейся вспышками залпов.

Найти объяснение таким странным маневрам никак не удавалось. Казалось, что они бездумно прут напролом, надеясь, может быть, выйти на дальность прицельного минного выстрела, чтобы использовать даже большие броненосные крейсера как миноносцы, а потом бить наверняка, в упор своими скорострелками, в том числе и тяжелыми.

Но едва удалось добиться накрытия и возобновить прицельную стрельбу всем отрядом, головной «Якумо» резко положил право руля, ложась на курс 280 градусов. То есть на контркурс броненосцам. Следом за ним, традиционно «последовательно», ворочали «Адзума», «Токива» и «Касаги». При этом возглавлявшие колонну корабли на время перекрывали остальным сектора стрельбы. Только начавший набирать силу их ответный огонь снова стал беспорядочным и не точным.

Зато русские броненосцы получили возможность дать несколько залпов из всех шестидюймовых башен по створившимся целям, чем немедленно и воспользовались, выдав максимальный темп стрельбы. Были отмечены попадания во все броненосные крейсера, впрочем, снова не ставшие фатальными. Совсем рядом с «Касаги» тоже упало несколько снарядов, но это было чистой случайностью. Отвлекаться на него пока никто не собирался, так что он просто едва не стал жертвой шальных перелетов.

Двенадцатидюймовки воспользоваться моментом уже не успели. Все так же шедшая большим ходом японская колонна слишком быстро завершила маневр, так что ей удалось избежать тяжелых повреждений. Судя по всему, все корабли в ней до сих пор сохранили полную боеспособность, и после короткой индивидуальной пристрелки противник снова навалился всей мощью своей более производительной артиллерии.

Шимозные снаряды градом обрушились на броненосцы. А наши башни, уже выдавшие все свои резервы еще на первых минутах, теперь отвечали заметно реже. Всплесков вокруг «Бородинцев» вставало едва ли не вдвое больше, чем вокруг их противников. Так же соотносились и яркие вспышки разрывов в случае попаданий. Кстати говоря, в таких случаях русские тротиловые снаряды теперь не исчезали бесследно для своих авторов в чужих потрохах, а давали хорошо заметные выбросы черного дыма, вперемешку с обломками, что неплохо стимулировало комендоров.

Общим результатом столь сложных маневров в завязке боя стало резкое сокращение дистанции между быстро сходящимися отрядами главных сил, сейчас с завидным энтузиазмом лупивших друг друга в полную силу уже всего с 18 кабельтовых. Причем обе колонны уверенно перли навстречу друг другу, но поскольку уже почти вышли на траверзы, расстояние практически не менялось.

Хотя броненосную колонну противника, все же так и не рискнувшую сойтись с нашей на пистолетный выстрел, удалось не пустить под берег, «Цусима» и прочие из его отряда продолжали двигаться полным ходом на юг немного восточнее района схватки главных сил. Они вели огонь полными залпами правым бортом.

Их уже не раскачивало на волне, поскольку достигли тихой воды, что сразу сказалось на точности стрельбы. Так же как несколько минут назад это сделали наши броненосцы, японские крейсера реализовали классический охват головы отряда Рожественского и нагло стегали частым продольным огнем гораздо более сильного противника, на первых порах почти ничего не получая в ответ.

Но, несмотря на все преимущества позиции отряда контр-адмирала Уриу, свежая погода не позволила японцам воспользоваться этим в полной мере. Ветер оставался встречным и продолжал забрызгивать оптику, не давая достоверно определять дальность. Ее приходилось все время уточнять пристрелкой. О большом числе попаданий в таких условиях нечего было и мечтать. Из троих броненосцев страдал только «Орел», словивший несколько снарядов с «Цусимы». Но ему быстро удалось за это поквитаться.

Закончив разворот, он пристреливался шестидюймовками по «Якумо». Но сразу был вынужден уделять гораздо больше внимания назойливому бронепалубнику, обстреливая его из носовой и средней башен левого борта. Заставить отвернуть этого шустрого и упорного японца всего четырьмя пушками среднего калибра не удалось, а отсечь его от конвоя своими корпусами броненосцы уже явно не успевали, поскольку были гораздо медлительнее. Оставалось только постараться достать артиллерией.

Двухорудийные залпы патронных пушек быстро нащупали дистанцию до нового противника, и тут же изрыгнула огромные языки порохового дыма носовая двенадцатидюймовая башня. Однако не удачно. Дульными газами сбило один из якорей с полки, уже покореженной от разрыва японского фугаса на обшивке борта прямо под ней, а попаданий не последовало.

Дистанция между головным русским броненосцем и самым наглым японским бронепалубником быстро сокращалась, и обе стороны сейчас посылали друг в друга снаряды с предельной частотой. Широкая туша «Орла» полностью закрыла «Цусиму» от остальных, а тянувшиеся за своим флагманом «Акаси» и «Такачихо» считались второстепенными целями и продолжали оставаться в тепличных условиях необстреливаемых кораблей, пользуясь чем, дружно били по «Бородино», давая накрытия. Броненосные крейсера целиком сосредоточились на концевом «Александре», шедшем под адмиральским флагом.

Благодаря такому стечению обстоятельств в самом восточном секторе сражения на несколько минут сложился бой один на один. Как бы все ровно, если не учитывать разницу в весовых категориях противников. Но, как это ни странно, страдал пока только гораздо более сильный из оппонентов. Он поглощал своим утюгообразным профилем снаряд за снарядом, разбрасывая в стороны и вверх всполохи пламени и дыма от разрывов, кувыркавшиеся и дымящие куски разодранной стали или снопы искр рикошетов, отбиваемых толстой броней.

К 16:01 «Цусима» оказался от него всего в 8 кабельтовых прямо по курсу. К этому времени носовая и средняя шестидюймовые башни правого нестрелявшего борта уже были развернуты по носу и готовы принять эстафету сопровождения цели. Но тут японца, наконец, достал очередной залп 305-миллиметровой башни с высокого полубака броненосца.

Было прекрасно видно, как, получив одно или два попадания тяжелых снарядов, он выбросил пар из-под палубы и из вентиляционных раструбов впереди грот-мачты и, резко сбавляя ход, покатился влево. Сначала казалось, что крейсер потерял управление и вот-вот выскочит на камни, широкой грядой отходившие к западу от Митсусимы. Их было хорошо видно по пенным гребням перекатывавшихся через них волн. Но он благополучно обошел отмель, все дальше уходя влево, постепенно разворачиваясь на обратный курс и заметно замедляясь.

Тем временем отряды тяжелых кораблей продолжали обмениваться залпами на контркурсах. Они уже проскочили траверз друг друга, и дистанция начала увеличиваться. Броненосные крейсера приняли немного влево, направляясь теперь строго на запад. Опасаясь, что таким образом, имея превосходство в скорости, они могут проскочить за кормой броненосцев к конвою, Рожественский снова приказал ворочать «всем вдруг» на обратный курс. На этот раз через правый борт.

Предстояло снова минут пять молча терпеть быстро учащавшиеся попадания, особенно во флагман. А потом отбиваться в кормовых секторах от легких крейсеров, а в носовых – от броненосных, при этом находясь под продольным огнем с тех и других. Избежать охвата все же не удалось. Оставалось надеяться, что хотя бы получится не пустить никого дальше к югу.

На циркуляции с броненосцев отвечали, и то невпопад, только противоминные батареи. А Като все так же усердно бил всеми своими главными силами по «Александру», которого прекрасно видел всего в 19 кабельтовых на юго-востоке. На такой дистанции даже начатый нами разворот не слишком затруднял стрельбу. Бронепалубники тоже не терялись и подходили все ближе. Упиваясь безнаказанностью, они регулярно попадали по обеим своим целям.

Хотя весь маневр был выполнен безупречно и максимально быстро, после завершения своего второго разворота русские оказались позади японской колонны, уже начавшей охват головы нашего строя и резко усилившей нажим на флагмана. Всплески близких разрывов окружали его со всех сторон.

Чтобы уйти от этого, Рожественский почти сразу принял на два румба влево, ложась на параллельный с противником курс и приказав снова дать самый полный ход.

Дистанция по дальномеру определялась в 29 кабельтовых. Японцы явно не спешили ни увеличивать ее, ни сокращать и собирались максимально использовать преимущества своей позиции. Они усердно пристреливались и все больше забирали влево, вынуждая броненосцы еще сильнее склоняться к югу.

В итоге довольно скоро обе колонны оказались на чуть сходящихся юго-западных курсах и прекратили резкое маневрирование. Причем теперь уже наши броненосцы немного опережали японцев. Като, похоже, это вполне устраивало. Словно устав от постоянных метаний, теперь он вел свой отряд большим ходом как по нитке, ведя частый, но не очень точный огонь. Судя по всему, брызги все еще мешали ему взять верный прицел, что вынуждало нащупывать дальность ритмичными залпами, ложившимися все с меньшими перелетами.

Пароходы конвоя сейчас едва видели с мостика «Александра III» более чем в восьми милях южнее. Они уже обогнули покрытый густой зеленью мыс Саозаки и продолжали удаляться на юг-юго-запад вдоль заросших лесом гористых склонов. С тыла их прикрывали все три крейсера, чьи серые силуэты выделялись на фоне берега, а в голове держались эсминцы. Их место указывал лишь дым, поднимавшийся из-за горизонта, да едва торчавшие над ним самые верхушки мачт.

Еще дальше к югу, уже у входа в бухту Ната, поднимались дымы «Олега» и ведомых им пароходов и миноносцев трального каравана, коптивших небо трофейным углем за целый флот. Все эти шлейфы почти створились для наших наблюдателей, сливаясь в сплошной широкий хвост, сносимый ветром к северу-северо-западу. Причем, по мере удаления от берега, образовавшееся серое облако садилось к воде. И хотя его изрядно раздергивало ветром, мутная хмарь больше расползалась в ширину, чем вверх. По этой причине видимость впереди по курсу оказалась гораздо хуже, чем на западных и северных румбах.

Японцы снова пристрелялись довольно быстро, оставив главной целью «Александра», и опять начали бить сосредоточенным огнем исключительно головного. Но из-за свежей погоды они не могли использовать почти половину своих шестидюймовок. К тому же их стрельба стала реже, хоть и оставалась такой же точной. Наши башни сейчас никаких проблем со стрельбой не ощущали, ни из-за волн, ни по техническим причинам. За время разворотов многочисленные и капризные французские контактные группы, уже изученные вдоль и поперек, успели исправить, так что частота залпов с обеих сторон сравнялась.

Русские предпочли распределить наиболее опасные цели между всеми своими кораблями линии. Флагманский «Александр» бил по «Якумо», «Бородино» – по «Адзуме», а «Орел» – по «Токиве». Суммарное число наших попаданий примерно соответствовало японским, но из-за размазанности, чисто визуально создавалось впечатление большей результативности противника.

Замыкавший японскую колонну «Касаги» не обстреливался никем, поскольку сейчас не представлял реальной опасности. Явно перегруженное артиллерией детище завода Крампа, в разы уступавшее в размерах творениям европейских корабелов, волнами трепало больше всех. Хотя обе колонны шли в «тени» островов, отголоски свежей погоды с пролива все же заметно сильнее доставали дальнюю от берега шеренгу броненосных крейсеров. Глядя на то, как «Касаги» зарывался распухшим от казематов носом даже в такие небольшие волны, с трудом можно было представить себе, что он может в этих условиях еще и прицельно стрелять с подветренного борта. В самом деле, вспышки выстрелов с него сверкали заметно реже, чем с остальных, а куда уходили выпущенные им снаряды, вообще было непонятно.

В отличие от первого получаса сражения, когда японцы удивляли раз за разом, действуя совсем не так, как от них ожидали, и вынуждая Рожественского изворачиваться на пупе, чтобы купировать угрозы, в начале пятого часа пополудни оно, по сути, перешло в более спокойную фазу усердного пропускания через стволы пушек содержимого артиллерийских погребов. Размеренная работа людей и механизмов, сопровождавшаяся вздрагиваниями корпуса от собственных залпов и чужих попаданий, сдобренная запредельным выбросом адреналина, подстегиваемого гулом появившегося кое-где пламени, запахом гари и вонью сработавшей шимозы или тротила, да воем разлетавшихся осколков с криками боли и предсмертными хрипами тех, кто оказался у них на пути.

Ведя теперь бой с главными силами японцев правым бортом, все три броненосца одновременно пытались остановить левыми шестидюймовыми башнями упрямо рвавшиеся к конвою два оставшихся бронепалубника. Но успеха не добились. Брызги, подхватываемые ветром, залепляли башенные прицелы, а высоко стоявшие дальномеры работали только на основные цели.

Несмотря на обстрел, «Акаси» и «Такачихо» продолжали рваться на юг и все сильнее жались к берегу. Было хорошо видно, что теперь они совершенно не страдали от погоды и порой довольно точно укладывали свои залпы. Однако эффективной стрельбе мешало их собственное активное маневрирование под градом шестидюймовых снарядов, сыпавшихся с носовых углов. С дистанции примерно в 35–40 кабельтовых ни мы, ни они никак не могли добиться попаданий.

Осознав, что таким манером их не отбить, даже если Като не выкинет какого-нибудь фортеля, Рожественский распорядился передать прожектором на «Богатырь» и «Светлану», уже огибавших мыс Тариозаки, приказ развернуться и встретить настырных японцев подальше от конвоя. Но после двух повторов светограммы никакого отзыва не было. Только после передачи этого приказа по радио, наконец, приняли положенный ответ.

Выполняя распоряжение, крейсера первого ранга в 16:26 круто положили право руля, развернувшись на север-северо-восток, и дали полный ход. С «Акаси», а тем более с «Такачихо» их еще не могли видеть за мысом Саозаки, так что у Добротворского имелись хорошие шансы «приятно удивить» своего противника.

Тем временем в бою с главными японскими силами явно обозначился наш успех. В 16:10 после очередного залпа главного калибра с «Орла» на «Токиве» был отмечен сильный взрыв в районе носового двухъярусного каземата левого борта. Высокий столб дыма с прожилками огня выбросило вверх, раскинув в стороны крупные обломки, после чего на темном силуэте мелькнули длинные и яркие языки пламени, а из обеих труб вырвались струи пара. Сразу прекратив огонь, крейсер выкатился вправо, быстро пропав из вида в собственном дыму и дыме из труб остальных кораблей.

На броненосцах решили, что на нем рванули погреба. Кто-то даже утверждал, что видел в дымных разводах, как он переворачивается и тонет. Но спустя всего три минуты, когда «Орел» уже бил по «Адзуме», покинувший свою колонну японец снова открыло взорам – горящий, явно замедлившийся, тем не менее на ровном киле и на ходу.

А спустя пять минут уже «Адзума» после нескольких кучных накрытий начал травить пар из второй и третьей трубы, заметно сбавляя ход. Рухнула фок-мачта, срубленная снарядом, и явно наметился крен на левый борт. Вскоре он тоже вывалился из строя, но отвернул влево. Сначала решили, что пытается подрезать нам корму, однако он продолжил левую циркуляцию и лег на обратный курс, чем временно перекрыл директрису стрельбы замыкавшему колонну «Касаги», и без того не очень преуспевшему.

Видя это, «Бородино», лишившийся оппонента, и «Орел», только-только пристрелявшийся, сразу перенесли огонь на «Якумо», чередуя залпы с флагманом. Но вскоре «Бородино» начал стрелять по «Касаги», чтобы не мешать собратьям с новыми пушками своими всплесками, упрямо не поддававшимися точным математическим прогнозам.

К этому времени русскую и японскую колонны разделяло всего 20 кабельтовых. Против трех эскадренных броненосцев, из которых видимые повреждения имел только флагман, оставалось всего два японских крейсера, причем один из них – бронепалубный, исключительно из-за своего бронепробивающего главного калибра включенный в линию баталии.

Когда ему, наконец, уделили серьезное внимание, он почти сразу оказался накрыт шестидюймовым залпом, получив снаряд в батарейную палубу у второй трубы. Чрезвычайно плотная компоновка снова вышла японцам боком, так как русский фугас, полноценно рванувший среди пушек и приготовленных к бою снарядов, существенно сократил расчеты и вызвал крупный и опасный пожар.

Но японец в долгу не остался. Сразу два его стодвадцатимиллиметровых снаряда наконец достигли цели. Но поскольку попадания обеих гранат пришлись в броню батареи и верхнего пояса «Орла», от их взрывов пострадала только краска, да появилось несколько небольших осколочных пробоин выше брони.

О них забыли сразу после получения доклада об отсутствии значимых повреждений. Но когда спустя меньше минуты в правый борт на уровне жилой палубы угодил уже 203-миллиметровый бронебойный снаряд с того же «Касаги», похоже, вошедшего во вкус, преимущества крупного калибра были продемонстрированы со всей наглядностью.

Пройдя через каюты кондукторов, он ударился в бимс и рикошетом ушел вниз, проломив 27-миллиметровую защиту крыши средней батареи. Разорвался он уже на броне палубы. Его осколки разбили ограждения вентиляционной шахты правой машины и пробили броневую палубу (два слоя судостроительной стали по 19 миллиметров), проникнув в машинное отделение. Там они пробили масляную цистерну, а дым от разрыва тут же втянуло вентиляцией в машину, выведя на время из строя всю вахту. От удушья в жарком отсеке шесть человек даже потеряли сознание и были вынесены наверх. В результате машина начала сбавлять обороты, что привело к снижению хода. В самой машине также имелись некоторые повреждения от осколков, из-за чего она больше не могла выдавать полной мощности.

Учитывая условия, в которых оказался «Касаги», даже столь результативное попадание можно целиком приписать неизбежным случайностям. Тем более что после этих трех снарядов, настигших броненосец всего за одну минуту, других результатов и не было. Оказалось, что это все, чего он смог добиться в том бою, ставшем последним и для него.

Дуэль почти не бронированного крейсера с броненосцем не могла продолжаться долго, даже учитывая расстрелянные двенадцатидюймовки «Бородино». Уже в 16:25, после еще нескольких попаданий средним калибром, не давших видимого результата, в «Касаги» прилетела и трехсоттридцатикилограммовая стальная бомба. Сразу же все ростры захлестнуло паром, быстро сползшим на корму. И в этот момент его накрыло следующим двухорудийным полузалпом главного калибра.

С броненосца хорошо видели, как один из снарядов ушел серьезным перелетом, а второй вошел в борт чуть ниже главной палубы между трубами. Но никаких новых видимых внешних результатов этого попадания так и не проявилось. Прокатившись по инерции еще пару кабельтовых вперед, «Касаги» окончательно остановился. Волнами его начало разворачивать лагом к ветру и все сильнее раскачивать. Он быстро уходил за корму, впустую частя из уцелевших пушек. По нему больше не стреляли.

Столь быстрая развязка с выходом из боя троих из четырех основных противников стала не меньшей неожиданностью для всех в боевой рубке «Александра», чем прокол с дальней стрельбой. Окончательная победа теперь казалась совсем близкой. Оставалось только додавить японского флагмана да порвать двоих бронепалубных нахалят, если, конечно, броненосный крейсер не отступит, а легкие недомерки не сбегут, что казалось самым логичным в сложившихся обстоятельствах. Долго им втроем против пятерых точно не продержаться.

Начиная с половины пятого пополудни уже все три броненосца били с 15–17 кабельтовых только по «Якумо», удивительно стойко державшемуся под таким огнем. Несмотря на попадания, он сохранял ход и продолжал отвечать из обеих башен и кормового каземата. Все остальные шестидюймовки замолчали после сильного взрыва в районе первой трубы, отмеченного еще в 16:24, после чего там начался мощный пожар, а вскоре последовало несколько ярких вспышек на палубе. Они были очень похожи на взрывы боезапаса, и после них пожар распространился дальше в корму.

Дальнейшее его распространение, судя по всему, остановили, но спустя несколько минут после очередного разрыва тяжелого снаряда в районе третьей трубы произошло новое возгорание. Почти сразу эти пожары слились в один огромный костер, охвативший почти всю середину крейсера. Но все же японец германского происхождения не останавливался, не тонул и не взрывался, хотя и начал замедляться. Да и стрелял он теперь заметно реже и много хуже.

Но к этому времени он и выбывшие напарники уже вполне достойно отметились по своему непосредственному оппоненту. В «Александра» попало не менее десятка только тяжелых снарядов, большей частью именно с «Якумо». Вторая труба оказалась сильно разрушена в задней части двумя последовательными попаданиями 203-миллиметровых снарядов, из-за чего дым из нее широким саваном заволакивал ростры. Во втором отделении кормовой кочегарки пришлось вывести из действия три котла, поврежденных осколками. Шестидюймовая башня на правом срезе была намертво заклинена клочьями разодранной обшивки после попадания крупного снаряда в задний край ее ниши. Правую якорную полку разворотило на всю длину, а якоря с нее выбросило в море. Обрывок якорной цепи теперь свисал из клюза и волочился по волнам, взбивая пену. От взрыва снаряда на мостике у первой трубы загорелись ящики с сигнальными флагами и ракетами, а также разбитые осколками трехдюймовые патроны в носовой противоминной батарее правого борта. Сами орудия, закрытые коробчатыми щитами, не пострадали, но в расчетах были тяжелые потери. Еще четыре больших снаряда ударили в поясную броню, однако защиту не пробили. Из 16 попаданий средним и противоминным калибром самое неприятное пришлось в мамеринец кормовой шестидюймовой башни, заклинив ее. Имелась сквозная пробоина в первой трубе и многочисленные повреждения фальшборта. Правую заднюю грузовую стрелу перебило и отбросило за гротмачту, и в нескольких местах разворотило небронированный надводный борт. Остальные снаряды почти безвредно разорвались на броне башен, носового и кормового казематов, средней батареи и бортового пояса. Кроме густого чада от пожара на мостике и клубов угольной гари из разорванной трубы, дым валил и из-под палубы бака, где смрадно горело масло из расколотого большим осколком редуктора шпилевой машины.

Когда «Якумо» остался один, интенсивность обстрела резко снизилась. Вполне логично, что и попадания во флагман Рожественского почти прекратились. Но, как выяснилось, самые тяжелые повреждения были еще впереди. В 16:32 снаряд из очередного залпа японца угодил в стык крыши и лобовой плиты носовой башни, чуть правее амбразуры правого орудия. Уйдя рикошетом вверх и влево от своей первоначальной траектории, он разорвался над леерами второго яруса мостика, на уровне смотровых щелей боевой рубки.

При этом часть обломков брони проникла через командирский колпак в саму башню, после серии рикошетов вызвав возгорание порохового полузаряда на лотке левого орудия. Правое было уже заряжено, и его затвор успели закрыть. Загоревшийся порох поджег и второй полузаряд, уже поданный в ствол, ударивший тугой огненной струей внутрь башни. Вспышка яркого пламени выплеснулась из ее амбразур, сразу сменившись тяжелым бурым дымом. Весь расчет погиб на месте, а сама башня оказалась выведена из строя.

Одновременно в боевой рубке проникшими туда осколками были убиты командир броненосца капитан первого ранга Бухвостов и лейтенант Церетелли из штаба адмирала. Штурман лейтенант Северцов и младший артиллерийский офицер лейтенант Демидов получили ранения. Сам Рожественский тоже был ранен в грудь и в голову. Штурвал резко перебросило влево, после чего привод руля вышел из строя. Неуправляемый броненосец покатился в циркуляцию и прекратил огонь.

К этому времени «Акаси» и «Такачихо», уже отбитые Добротворским, очень некстати начали отход от конвоя на северо-запад, именно в его сторону. Не преуспев в попытке прорыва к транспортам, являвшимся их главной целью, теперь они увидели перед собой прекрасную возможность отыграться.

До половины пятого часа дня японские легкие крейсера рвались по следам конвоя, как гончие за кабаном. Обстрел с броненосцев их так и не остановил. Медленно опережая наши главные силы, они уверенно продвигались вдоль берега на максимально возможной для них скорости. При этом старичок «Такачихо» все больше оттягивался за корму более молодого «Акаси». Поэтому когда головной японец, едва миновав мыс Саозаки, угодил под очень плотный обстрел откуда-то с юга, со второго бронепалубного крейсера все еще не видели его обидчиков и не могли помочь.

Тем временем крейсер капитана первого ранга Усико уже открыл ответный огонь всем левым бортом. Быстро поняв, что путь на юг наглухо перекрыт, так как к уже видневшимся вдалеке транспортам мимо двух больших русских бронепалубников точно никак не проскочить, в 16:32 Усико приказал круто повернуть вправо. Ситуация была еще далека от критической. Дистанция позволяла организованно отступить. А к моменту завязки полноценного боя «Такачихо» успевал подтянуться.

Но японцам не повезло. Хотя дальномер выдавал сорок кабельтовых до «Богатыря», а до шедшего ему в кильватер «Светланы» еще больше, уже в третьем русском залпе последовало попадание в корму, где сразу начался пожар. Из-за дыма этого пожара с «Такачихо» не смогли разобрать поднятый на фалах сигнал и морзянку сигнального фонаря с мостика «Акаси», сообщавшего о противнике. Но довольно скоро и с отстающего увидели открывшиеся за мысом трехтрубные силуэты.

При этом из-за своего резкого маневрирования в ходе прорыва, предшествовавшего этой стычке, оба японца лишь ненамного смогли опередить нашу главную колонну. А поскольку шли сходящимся с ней юго-западным курсом, дистанция от броненосцев до них в момент начала отворота не превышала 27 кабельтовых, и их прекрасно видели чуть впереди правого траверза головного «Александра». Из-за этого оставалось только с максимальной поспешностью отступить в северном направлении, проскочив у Рожественского под кормой, продолжая бой с крейсерами на отходе.

Однако еще до завершения их разворота русский флагман неожиданно вывалился из строя, явно потеряв управление. Тут же оба японских легких крейсера бросились к нему. «Акаси», хотя и горел в корме, резвости еще не потерял и активно отстреливался. Первое почти случайное попадание в него так и оставалось до сих пор единственным. Продолжавшие преследование «Богатырь» со «Светланой» мазали, хотя дистанция продолжала уменьшаться. А «Такачихо» вообще до сих пор не был под огнем и после разворота сразу продолжил бить по броненосцам, оказавшимся для него заметно ближе.

Получив «контузию», сам «Александр» уже не имел реальной возможности полноценно отбиваться от двух небольших крейсеров. Руль все еще не действовал, а наводить уцелевшие башни на быстроходные цели с кренящегося в крутой циркуляции броненосца было явно безнадежным делом, так что японцы расстреливали его почти безнаказанно. Часто тявкавшие трехдюймовки никак не могли считаться адекватным ответом. Тем более что и они мазали.

С флагмана не подавали никаких сигналов, поскольку роковым попаданием не только спалило башню и выбило командный состав, но еще и вымело мостик, свалив укрывавшуюся за броней рубки с неподбойного борта сигнальную вахту. Но и так было совершенно очевидно, что такой резкий бросок в сторону от почти добитого врага вовсе не маневр, а следствие повреждений. Поэтому «Бородино», шедший вторым в русской колонне, продолжил движение прежним курсом, чтобы отжать огрызавшегося и не желавшего тонуть «Якумо» от подранка. А замыкавший строй «Орел», с которого скоро углядели явно обозначившуюся японскую атаку, так же круто положил «лево руля». Теперь для него главными целями снова оказались легкие крейсера, уже встречаемые башнями левого борта с «Бородино». «Акаси» почти закрыло всплесками пристрелочных полузалпов.

Японцы правильно поняли маневр корабля, замыкавшего русскую колонну, и обрушились всеми своими скорострелками на «Орла», вынужденно молчавшего в развороте. Теперь даже ветер не мешал им, и огонь с короткой дистанции оказался весьма эффективным с самого начала. За те долгие несколько минут, что потребовались капитану первого ранга Юнгу, чтобы лечь на восточный курс, его корабль получил целых девять попаданий, снова с носовых ракурсов.

Сначала был пробит фальшборт под левой носовой противоминной батареей за мостиком. Затем в течение десятка секунд три снаряда разорвались на небронированной обшивке позади средней башни и еще один – на лобовой плите кормовой башни главного калибра. Его осколки изрубили надстройку между кормовыми шестидюймовыми башнями, но на боеспособности броненосца это никак не отразилось, так же как и несколько разрывов на бортовой броне.

Но когда снарядом, влетевшим в амбразуру носового трехдюймового каземата, подожгло разбитые осколками беседки со снарядами, вспыхнул сильный пожар, сопровождающийся детонациями. Перегородки разбило взрывом и сбитой со станка пушкой. За считанные секунды оказались повреждены все четыре трехдюймовки, стоявшие в нем, немногие выжившие получили ранения и ожоги. Дым, быстро проникший в подбашенное отделение, затруднял обслуживание носовых орудий главного калибра, заставляя нервничать прислугу погребов. Там почувствовали очередной резкий маневр, а потом услышали резко участившиеся удары вражеских снарядов по корпусу и большой «бабах» где-то рядом, но толком не знали, что творится наверху.

В дополнение ко всему в этот момент откуда-то из дыма вдалеке на северо-западе неожиданно появился «Токива», тут же открывший огонь по обоим створившимся для него русским броненосцам. Ответить этому недобитку оказалось уже некому. Утешало, что это пока было не слишком опасно.

К тому времени как «Орел» встал на восточный курс и смог снова наводить свою башенную артиллерию, быстро приближавшийся «Акаси» оказался всего в девяти кабельтовых от него прямо по носу. Все пушки, способные простреливать эти сектора, сразу разрядили, фактически прямой наводкой. С мостика видели, как рвущийся к подбитому броненосцу крейсер ловил снаряд за снарядом.

Но первый эффект от них оказался близок к нулю. Несмотря на несколько достоверных попаданий из бортовых башен, отлично видимых с такого расстояния, разрывов или хотя бы какого-то иного их воздействия отмечено не было. Даже когда удачно лег в цель один из снарядов носовой 305-миллиметровой башни, ничего не изменилось. Все в боевой рубке хорошо видели, как он вошел в борт под кормовым мостиком, выбив сноп искр, но за этим абсолютно ничего не последовало. Бронебои, поданные к орудиям для боя с тяжелыми кораблями, просто прошивали узкий корпус крейсера третьего ранга насквозь без разрыва.

Только когда в дело пошли поднятые из погребов фугасы, появились видимые повреждения. Тротиловые гранаты эффектно разорвались в носу и в середине корпуса недалеко от ватерлинии, но в азарте атаки «Акаси» их не почувствовал. Он продолжал нестись вперед и часто стрелять из всего, что было. Вполне благополучно пересек курс и, выходя в позицию для торпедной стрельбы по «Александру», оказался в секторах стрельбы кормовых башен «Орла». Тут он сразу получил еще одно достоверное попадание тяжелым снарядом куда-то в борт позади второй трубы. Опять бронебоем, поскольку пушки там уже были заряжены еще для «Якумо». И снова ничего!

Шестидюймовки не выпускали «Акаси» из-под кучных накрытий, уже полностью перейдя на фугасы, но остановить его так и не смогли. Вместе с часто тявкавшими трехдюймовыми батареями левого борта они лишь еще больше подпалили корму да выбили пару орудий.

Но в 16:42 его везению все же пришел конец. Когда он уже почти настиг все так же беспомощно кружащийся русский флагман, тяжелый фугас из перезарядившейся носовой башни «Орла», выпущенный вдогонку, дал, наконец, результативное попадание. Дистанция в этот момент уже начала увеличиваться, но еще не превышала полумили, то есть оставалась в пределах прямого выстрела.

Хотя сам взрыв снаряда, проткнувшего борт снова за второй трубой, так и остался не виден, взметнувшийся сразу за этим столб пара из трубы и вентиляторов второй кочегарки дал понять, что до хрупких и жизненно важных внутренностей крейсера он все же смог добраться. «Акаси» начал быстро замедляться и тут же получил залп из кормовой башни, успевшей заглотить толстыми казенниками уже фугасы. Они оба очень хорошо легли под самым бортом, прямо в ватерлинию.

Когда всплески от взрывов опали, стало видно, что всю середину японца заволокло паром, густо валившим из-под палубы и всех дефлекторов. Он окончательно встал, начав заметно клониться влево и почти перестав стрелять. Не меняя курса, «Орел» прошел за его кормой, уже сильно горевшей и совершенно разрушенной, еще какое-то время продолжая выметать палубы частым продольным огнем противоминных пушек из бортовых батарей и кормового каземата. Все серьезные калибры к этому моменту уже было приказано наводить на более приоритетную и опасную цель, которой в данный момент, несомненно, стал «Такачихо».

Но для этого еще нужно было развернуть тяжелые бронированные башни на носовые углы, что требовало некоторого времени. А пока по японцу с остервенением били башни и немногочисленные трехдюймовки правого борта, способные простреливать носовые сектора, до того, как он ушел за диаметраль влево, успевшие сделать всего несколько прицельных выстрелов. Несмотря на смешную дистанцию, остановить бронепалубный крейсер почти в четыре тысячи тонн водоизмещения это, конечно, не могло. Даже на его стрельбу заметным образом не повлияло.

Пытаясь уклониться от почти состоявшейся атаки, Юнг приказал положить «право руля». Но на такой бандуре мгновенно руль не перекинешь, и огромный тяжелый корпус броненосца явно не успевал уйти с линии возможного торпедного залпа. Дистанция стремительно сокращалась. Противоминные батареи левого борта хлопали с максимальной частотой, начав мазать из-за того, что палуба качнулась под ногами комендоров от резкого изменения курса.

«Такачихо», пользуясь тем, что с самого начала этой атаки по нему вообще никто не стрелял, спокойно держал максимальные обороты на винтах и методично обстреливал «Орел» с острых носовых углов. Его снаряды вскрыли надводный борт слева от форштевня выше брони, разбили правое крыло мостика и повредили обе трубы.

Но, самое главное, отсутствие какого-либо противодействия и хороший обзор всего поля боя позволили экипажу довольно медлительного старого крейсера как следует осмотреться и, срезав угол, занять максимально выгодную позицию для минной атаки сразу обоих русских кораблей аппаратами разных бортов.

Когда подстрелили почти прорвавшегося к цели «Акаси», он уже вышел на финишную прямую, находясь чуть справа по носу от «Орла», и быстро приближался к нему, завершая поворот влево и вставая на встречный западный курс. Теперь первая намеченная жертва сама бежала под выстрел. Дальше предполагалось проскочить между вражескими линкорами на минимальной дистанции, побортно отстрелявшись из траверзных аппаратов. Их уже подготовили, тщательно осмотрев и проверив мины.

С броненосца прекрасно видели открытые минные порты и выдвинутые в боевое положение совки. А башни, тяжело гудя моторами и редукторами, безнадежно запаздывали с разворотом и теперь уже точно никак не успевали захватить такую близкую и опасную цель до точки минного выстрела.

В этот момент в бой вновь вступил «Александр». Описав менее половины своей уже третьей циркуляции, он наконец восстановил работу рулевого привода, встав почти строго на восточный курс. Теперь появилась возможность нормально стрелять из того, что осталось. Его пострадавшая носовая башня хотя уже и меньше дымила, все еще не действовала. Так и замерла, развернув стволы вправо, чуть за траверз. Но для кормовых пушек и всего правого борта угол доворота, чтобы привести «Такачихо» в сектор стрельбы, оказался минимальным, так что почти сразу после восстановления управления три шестидюймовые башни и кормовая главного калибра смачно разрядились в упор.

Для японца неожиданный залп с русского флагмана оказался почти мгновенным концом. Ни с «Орла», ни с «Александра» так и не успели разглядеть, сколько и каких снарядов попало. Видели только, как в 16:43 в районе грот-мачты из его правого борта вырвался вверх и в стороны сноп огня и обломков. Тут же рядом с яркой вспышкой рвануло еще что-то, после чего последовало несколько гораздо более мощных взрывов, закрывших сначала корму, а потом и весь крейсер облаком дыма и пара. Одна за другой упали мачты. Вокруг падали в воду обломки. Это был явно конец для него.

А спустя меньше минуты очнувшийся от нокдауна «Александр», проходя совсем близко за кормой «Акаси» и наверстывая пропущенное, вогнал залп из шестидюймовых башен уже своего левого борта еще и в эту неподвижную мишень. Промахов почти не было. Снаряды взбили столбы воды под самым бортом или вошли в корпус с острых кормовых углов. Взрыватели сработали штатно. И без того уже накренившийся крейсер дрогнул, но этим весь видимый эффект и ограничился. Он так и не начал стремительно валиться набок или проваливаться в воду кормой, как ожидали, хотя этот залп наверняка прикончил его. Трехдюймовки, еще раньше принявшиеся обильно сыпать бронебоями, заставили замолчать немногие последние уцелевшие орудия.

Дать второй залп уже не успели. Очнувшийся флагман тоже начал круто ворочать через правый борт, выходя на пересечку курса все еще довольно далекого «Токивы», до сих пор сильно дымившего из огромного провала в борту слева от командирского мостика. Несмотря на это, он продолжал посылать залп за залпом по скучившимся русским броненосцам.

К этому времени «Бородино», сцепившийся с «Якумо» на предельно малых дистанциях, совершенно скрылся в дыму юго-западнее. На месте гибели «Такачихо» все еще продолжало клубиться, поднимаясь вверх и закручиваясь, грязное серое облако, полностью закрывшее для «Орла» с «Александром» агонизирующего «Акаси». Примерно в трех милях строго на юг виднелись наши бронепалубники, все еще несшиеся на выручку атакованным броненосцам, но так и не успевшие принять участие в ликвидации угрозы.

Вдруг над ними взвились три ракеты цветного дыма. По своду сигналов это означало минную опасность. Судя по всему, с них обнаружили мины в воде. Это объясняло маниакальное упорство японцев при сближении, а потом в сохранении своими главными силами именно юго-западного курса. Похоже, они надеялись загнать броненосцы на минное поле.

Сейчас единственным реальными досягаемым противником для «Орла» и «Александра» оказался подбитый, но отнюдь не беззубый «Токива». Правда, он явно был не в лучшей форме. С него стреляли, причем совсем не часто, только башенные орудия и верхний кормовой каземат. Но все их снаряды на такой дальности ложились с большим разбросом, и попаданий он все еще не добился, хотя на нервы действовал.

Подходить ближе к двум броненосцам на нем явно не спешили. А после того как «Александр» и «Орел» уверенно легли на западный курс, так и не справившийся с повреждением броненосный крейсер и вовсе постарался уклониться от боя. Едва поняв, что безнаказанности пришел конец, прекратил обстрел и начал активно маневрировать, заметно ускоряясь.

С первых минут преследования стало ясно, что он явно превосходит в скорости «Орла», а особенно «Александра», заметно севшего носом из-за затопленных на всякий случай погребов носовой башни. Довольно быстро ему удалось затеряться в дыму, сносимом ветром от ушедших на юго-запад кораблей.

В 17:12, поняв бесперспективность продолжения погони, броненосцы прекратили преследование, развернувшись на юг. Туда, откуда еще совсем недавно доносился гул тяжелых залпов, теперь почему-то стихший. Видимость в южной части горизонта совсем испортилась. Ни своих, ни чужих кораблей теперь не было видно, а волна, ставшая встречной, захлестывала в имевшиеся на обоих пробоины выше броневого пояса. Для их заделки пришлось снизить ход до малого. Радио не работало из-за поврежденных антенн. Ситуация оставалась неясной.

После выхода из строя нашего флагмана, а следом и «Орла», для его прикрытия против «Якумо» остался только «Бородино». Поскольку главный калибр был изношен уже до предела и не мог стрелять точно, к тому же все тротиловые снаряды для него успели израсходовать, командир броненосца капитан первого ранга Серебренников не надеялся быстро прикончить своего противника, оказавшегося невероятно живучим. Для ускорения дела он распорядился призвать сигналом бронепалубники Добротворского, так как считал, что оставшиеся где-то в дыму за кормой два броненосца вполне в состоянии постоять за себя в борьбе с небольшими японскими крейсерами.

К моменту получения вызова Серебренникова «Богатырь» и «Светлана» уже несколько минут не могли стрелять по своим японским собратьям, слишком близко подошедшим к нашим броненосцами. Четыре серых силуэта почти сливались друг с другом и серой стеной ложившегося на воду дыма позади них в двух с половиной милях севернее.

С мостика «Богатыря» видели, как откуда-то из этого столпотворения выбросило облако белого пара. Что стало тому причиной, никто не знал. А немного погодя сигнальщики радостно завопили, что «Алекандр» правит прямо и снова стреляет. Причем, судя по сильной вспышке, высветившей профиль «Орла», и поднявшемуся где-то за ним характерному грибообразному облаку, стало ясно, что стреляет неплохо, и кто-то из японцев, похоже, вообще взорвался.

На отправленные с «Богатыря» запросы ответов с броненосцев не было, так что Добротворский понятия не имел, что именно там творится. Когда разобрали сигнал с «Бородино», его крейсера все еще продолжали нестись полным ходом к флагману, надеясь все же успеть отметиться.

Рассчитывая, что корабли линии, отразив атаку, немедленно вернутся к своей главной задаче и оставят покалеченные японские крейсера ему на добивание, он не спешил исполнять приказ Серебренникова, бывшего с ним равным по званию, и пусть назначенного младшим флагманом, но всего лишь командиром корабля первого ранга, а не начальником отряда. К тому же впереди маячила реальная возможность записать именно на свой счет достаточно увесистого японца. Но как лучше обставить подобное игнорирование, еще не решил.

Недолгие колебания Леонида Федоровича с принятием решения прервал доклад сигнальщика. С шедшей следом «Светланы» обнаружили плавающую мину, скорее всего, сорванную с якоря, о чем сразу подали условный сигнал ракетами и отмигали ратьером на головного.

Тут же и с «Богатыря» увидели эту опасность всего в полукабельтове справа по корме от крейсера. В свете такой новости взрыв японца мог иметь совершенно другую причину. Хотя встречавшие конвой тральщики в этих водах мин и не нашли, вполне могло оказаться, что и крейсера, и маячившие впереди броненосцы уже находились на минном поле, выставленном дальше от берега. Им просто везло до сих пор, а вот кто-то из японцев нарвался на свою же мину.

Вполне возможно, что это совсем новое заграждение, и о нем был извещен только японский командующий, а их легкие крейсера, из-за превратностей боя оторвавшиеся от главных сил, оказались в неведении. Путь на север для добора подранков теперь казался опасным. Вообще было желательно срочно убраться подальше от берега.

Как только «Орел», а следом и «Александр» закончили разворот через правый борт, выходя на западный курс, Добротворский тоже повернул на юго-запад и начал нагонять далеко оторвавшийся от всех головной броненосец. Он собирался обогнать его и занять позицию прямо перед японским флагманом, откуда и начать громить его продольным огнем. Там мин точно не должно было оказаться. Более короткий путь на аналогичную позицию позади «Якумо» не давал преимуществ, так как бить его с кормы будет мешать дым и ветер, закидывающий брызгами оптику.

Начать стрелять сразу возможности не имелось. Сначала было далеко, а потом противника почти полностью закрыло корпусом «Бородино». Только спустя четверть часа гонки на полном ходу, еще даже не встав в голову формируемой колонны, большие бронепалубные крейсера смогли наконец открыть огонь. К этому времени Добротворский уже изложил свои соображения Серебренникову семафором и получил «добро».

В 16:49, находясь впереди и левее «Бородино» и быстро его обгоняя, «Богатырь» дал первые пристрелочные залпы по «Якумо» с 14 кабельтовых. Японский флагман уже ничем не мог ему ответить. Продолжая двигаться наперерез, быстро пристрелялись, по мере сокращения дистанции перейдя на беглый огонь. Ход снизили, чтобы сохранить удобную позицию, обстреливая горящий броненосный крейсер фугасами продольным огнем с прямой наводки. Корректировка больше не требовалась.

Броненосный крейсер, уже заметно замедлившийся к этому времени после очередного попадания тяжелого снаряда куда-то в середину корпуса, сопровождавшегося выбросом пара, начал набирать дополнительные повреждения еще и от многочисленных скорострелок обоих русских крейсеров первого ранга.

В его теперешнем положении это становилось весьма опасно, поскольку вся защита в постоянно омываемой волнами носовой части уже ушла под воду, и новые пробоины быстро увеличивали поступление воды. С ней уже явно не справлялись насосы. Вполне возможно, что прекратись бой сейчас, до ближайшего своего берега он бы и так не добрался. Однако окончательную точку в карьере «Якумо» поставил следующий нашедший его двенадцатидюймовый снаряд.

В 16:58 после попадания снаряженной пироксилином стальной бомбы в борт напротив первой башни перед командирским мостиком поднялся высокий столб огня, в котором сразу совершенно исчезли сама башня и передняя часть надстройки. В воздух взлетели какие-то обломки, а нос начал еще сильнее зарываться в волны. Весь мостик быстро заволокло дымом, вырывавшимся откуда-то из потрохов, и от разраставшегося пожара, в котором продолжали сверкать вспышки отдельных, уже не таких мощных взрывов, ход падал. Быстро нарастал крен на левый борт. Уцелевшая артиллерия замолчала.

С «Бородино» и крейсеров тоже прекратили огонь, поскольку всем стало ясно, что противник тонет. Оставленный в покое японец тут же двинулся к цусимскому берегу, развернувшись к обогнавшим его русским крейсерам своим правым, не пострадавшим в бою бортом. На «Бородино», оказавшемся в семи кабельтовых у него перед носом, сначала решили, что он пытается ввести в дело свой штевневый минный аппарат, и дали еще один залп. Но ответа не последовало. Да и крышка этого аппарата уже глубоко ушла под воду, что исключало возможность его использования. Достать наши крейсера, оказавшиеся у него теперь совсем рядом справа, «Якумо» тоже не пытался. Да и не мог этого сделать из-за увеличивающегося крена влево.

По нему больше не стреляли, давая остаткам экипажа возможность спастись. Там, где не было огня, люди уже толпились на палубе, готовясь бросить в воду все, что могло плыть. Но таких безопасных островков, зажатых со всех сторон огнем, на избитом японском флагмане осталось совсем немного. Кто-то, не выдержав, прыгал в воду.

Не имея времени для организации спасательных работ, командир «Бородино» капитан первого ранга Серебренников приказал идти на север, а крейсерам следовать за ним. Оттуда доносились раскаты не таких уж и далеких залпов. Небольшой отряд двинулся назад, но, учтя сведения о минах, полученные от Добротворского, приняли мористее. «Александра» и «Орла» постоянно вызывали по радио, но те молчали, хотя никаких помех не было. Канонада тоже стихла. Крейсера запросили о повреждениях и потерях, но таковых не оказалось.

Вскоре смог стал редеть. Справа, примерно в семи милях к северо-востоку, открылся район недавнего боя между японскими легкими крейсерами и броненосцами, где угадывался силуэт одинокого горящего парового судна. Из-за неудобного ракурса опознать его не смогли, но на броненосец оно было не похоже. Да и по докладу Добротворского наш флагман и его опекун смогли отбиться и удалялись на запад, когда он их видел последний раз.

Спустя еще пару минут хорошего хода уже различили в серой мгле прямо по курсу характерные высокобортные двухтрубные силуэты. Они стояли без хода. Приблизившись, обменялись опознавательными и сообщили об агонии «Якумо», запросив дальнейших инструкций с флагмана. В ответ узнали, что «Такачихо» взорвался, а «Акаси» разбит, не имеет хода и не боеспособен.

Активно обменивались семафорами. Выяснилось, что на «Орле» и «Александре» повреждены растяжки антенн, поэтому они не могут использовать свой беспроволочный телеграф и вызовов с «Бородино» не слышали. Из всех трех броненосцев больше всего пострадал, естественно, флагман. Он все еще горел, а носовая часть сидела в воде заметно глубже обычного. Однако выяснилось, что подводных пробоин все же нет, а изменение осадки вызвано вынужденным затоплением носового погреба главного калибра из-за произошедшего возгорания в башне. Его уже начали осушать. Потери в людях оказались большими. Только теперь на «Орле», «Бородино» и крейсерах узнали, что тяжело ранен и сам адмирал Рожественский.

Так сложилось, что после выхода из строя флагмана русской эскадрой фактически никто не командовал. Броненосцы разделились и не видели друг друга, действуя индивидуально. «Орел», чей командир являлся младшим флагманом в броненосном отряде, находился рядом с «Александром», прикрывая его и не имея возможности видеть все поле боя. «Бородино» добивал остатки японской броненосной колонны, и его командир также не обладал достаточной информацией для отдачи каких-либо распоряжений. А к тому времени, когда все сошлись вместе, бой, можно сказать, уже кончился.

В соответствии с пунктом боевого приказа, доведенного до всех офицеров еще во Владивостоке, в командование отрядом теперь вступил капитан первого ранга Серебренников. И сейчас ему нужно было срочно принимать решение, начать отлавливать японских подранков либо идти к Цусима-зунду, следом за конвоем, для его защиты.

Но дальше к югу даже в самом проливе было полно мин, так что соваться туда считалось слишком опасно. Свежая погода не позволяла организовать встречу непосредственно из Цусима-зунда. Да и готовых к выходу тральщиков там уже не осталось. Единственный безопасный путь в Озаки в сложившихся обстоятельствах начинался от Окочи, поскольку фарватер от Цусима-зунда туда уже был пробит и проверен.