Перекресток

12 Ночь

Когда Джиневра, наконец, ушла, Белинда опустилась на кровать и замерла в безмолвном ожидании. Она не собиралась спать в эту ночь.

Она сидела, рассеяно гладя рукой прохладные простыни, прислушиваясь к писку и шелесту крыльев летучих мышей на чердаке; всматриваясь в блекло-жёлтые огни оплывающих свечей.

Она ждала.

Наконец её тело натянулось, точно тетива. Чёрные ветви в окне затрещали, подожжённые белым кипящим маслом луны. В спальню ворвался безумный ветер, несущий запах жасмина и морской воды. Нездешний ветер, ветер её тёмного мира, скрытого за тонкой гранью времён и измерений. Он смёл отовсюду жалко мигнувшие свечи. Только струйки лилового дыма взвились к потолку отлетевшими душами.

Старый дом ожил — и тут же застыл, — каждой рассеянной тенью, каждой паутиной, каждой фигурой на запылённых картинах, — застыл, разделяя её ожидание.

Где-то в ночном лабиринте коридоров и комнат, опутанном неводом лунных лучей, с хрипом и кашлем забили часы.

Один… два… три…

Полночь.

Наступило её время.

Белинда встала, поглощая всем телом, — всей ледяной светящейся кожей, каждым огненным волосом, вставшим дыбом, — эту ночь, колдовство луны и смертельный искрящийся холод нездешнего ветра.

Этот ветер в шальном нетерпении рванул створки двери; она распахнулась.

Лунный луч серебряной кистью начертал на полу пентаграмму. Белинда ступила в неё.

…Карие глаза на кошачьей мордочке смотрелись дико. Но она никогда не меняла цвет глаз во время превращений.

Она потянулась, осваивая мягкую кошачью плоть, и чёрной ртутью выскользнула вон.

…Она шла по коридорам и скрипучим ступенькам старого дома, пружиня когтистыми плюшевыми лапками о лунную дорожку. Шорохи и запахи вились вокруг, точно дым от пожара — или стая ночных мотыльков.

Жаль, в этом доме не было призраков. Они бы о многом смогли ей рассказать. Лишь тишина выступала из углов, почтительно приветствуя принцессу Тьмы.

Но зато ей встретились сны.

Во снах Эдгара была она, ещё раз она и снова она. Это было, конечно, лестно, но не слишком занятно. Сны Джиневры… Белинда на миг присмотрелась. Что ж, этого следовало ожидать. Джиневре снились всадники на чёрных скакунах, морские черти, костры и алые плащи. Белинда, довольная, утробно замурлыкала. Значит, она не ошиблась насчёт Джиневры.

А вот сны Анны… Белинда невольно выгнула спину и зашипела, выпустив когти. Сны Анны были скучные и серые, как шкура слона, как небо в плаксивый бессмысленный день; и всё же Белинде они не понравились. Нет, совсем не понравились…

Впрочем, с Анной она разберётся потом. Сейчас её ждала иная цель…

Она шла; усы напряженно дрожали, чутко ловя настойчивый тихий зов. Зов силы.

Вот она, детская. Лунный луч — указующий призрачный перст — лёг на порог. Дверь была заперта.

Белинда была чёрной кошкой без тени; теперь она стала тенью без кошки и без труда оказалась по ту сторону двери.

Тень вошла в темноту, словно река в океан; а затем она вышла из тьмы уже в своём истинном облике.

Она подошла к детской кроватке, возвышавшейся, точно алтарь в домашней часовне. Заскользил под рукой облаком тюля пышный покров… вернее, полог.

Из раковины влажной темноты вспыхнули прозрачные зелёные глаза, в которых не было и следа сна.

Девочка смотрела на Белинду, и в чёрной глубине зрачков зародился отблеск узнавания.

Белинда протянула руку — белую руку с чёрным кольцом. И ребёнок — неотвратимо, как отражение — потянулся к кольцу, а его глаза отражали лицо Белинды — два тёмных зеркала, два окоёма дремлющей силы и сочной лиственной зелени.

Это был миг торжества. Белинда нашла то, что искала.